…Темнота. Замкнутое помещение. Очень маленькое. Я уже всё это проходила.
Это конец. Очень непростой и неблизкий. Днём, обезумев от шока и усталости, я даже не тревожилась по этому поводу. Меня охватило тупое и слепое безразличие, и только постепенно, к вечеру, до меня стало доходить, насколько худо моё положение… Я не смогу отрешиться от страданий. Они будут со мной. Настоящие. И никакого выхода отсюда. А ещё — и это, конечно, было хуже всего — понимание, в какой же я на самом деле заднице. Я же не аллонга.
Не то, чтоб днём меня сильно мучали. Нет, ересь и всякие глупости — это, конечно, не подозрение в шпионаже на Горную Страну. Унижения, которые на меня свалились, и ледяное бездушие конвоиров, охраны, допросчика — это, в общем-то, пустяки. Но именно психологическое давление подрубало мои силы. Трудно держать себя в руках, когда впереди только темнота. Я твердила себе всякие успокаивающие глупости целую ночь, но ноющие ссадины и затёкшие руки не давали мне сосредоточится на «свете в конце туннеля». Я понимала, что света нет. И не будет.
В коридоре я увидела арестованного Тайка. Он был испуган и очень мало походил на того грубоватого, сильного и чувствительного парня, которого я знала уже много месяцев. На побледневшем лице мулата застыл ужас, и он едва переставлял ноги, хотя и понукаемый конвоирами. А потом он увидел меня, и глаза его окончательно потухли.
Больше мы не виделись ни в этой жизни, ни в следующей…
Когда меня приволокли в это пыльное и колючее здание, я даже не знала, чего я хотела бы больше: свободы или чтоб с меня просто сняли перетянутые наручники. Мне тут не понравилось — хотя что может понравиться в здании охранки? Но в таком положении начинаешь различать детали. Некоторые виды задницы отвратительнеее прочих. Но это было казённое, гадкое, убогое место. Дешёвые столы, затасканный плиточный пол, глаза тётки, в кабинет которой меня зашвырнули — пустые, безэмоциональные. «С недоделком будем говорить, — не поднимая лица от бумаг, — А её для начала вниз. К кому? Да всё равно, — в поднятых на меня глазах чудятся какие-то сомнения, и она с недовольством добавляет, — только не к Сарги, пожалуй. У меня и так проблем по горло».
Это машина. Перемалывающая машина власти. Я на самом донышке Системы, где никто никого не интересует. От них даже ненависти не дождёшься. Они просто шлифуют неровности на лице Мира. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно.
Вниз по ступенькам меня вынудили спусться самой. Уж лучше бы тащили.
«Только пятнадцатый блок свободен».
«Так она сказала — не туда», — липкий смешок.
«А куда ж её? В туалете держать? Перебьётся эта рыжая…»
Конвоиры снова захихикали.
Мне было страшно. Почему они ржут? Почему пятнадцатый блок — это проблемы даже для сучки-начальницы? Я плохо соображала.
До утра следующего дня я пришла в состояние непрерывного шока.
Интерлюдия. Сейчас.
— У нас аврал. Выплыло оружие, из которого, предположительно, стреляли в да Жиарро, — устало сообщила да Федхи, запирая двери на ключ, — Ригорра, — напомнила она, заметив отсутствие света в его глазах. Ещё бы — столько работы, как теперь, на него ещё сроду не наваливалось. Мозг… проскальзывал. Но он вспомнил, и Лайза удовлетворённо продолжила, — Как мы и предполагали, пистолет самозащиты. Отпечатки даже не пытались стереть. Паренёк из клана да Луна, о котором уже шла речь. Тот, что оставил «пальцы» в гараже особняка в Ругорре. Мар, вроде бы. Материалы передо мной.
— Мне поехать с проверкой? — сообразил он. Устал. Смертельно, чудовищно устал.
Она кивнула.
— Держи этот вопрос открытым. Я урегулировала со старшим, что вешаю дело на тебя, потому как… сам понимаешь, — хмыкнула бриган.
— Полномочия?
— Бери милицию за яйца, бери собак, бери что угодно. Оцепляй район. Им нужна тушка или клиент, но порка должна быть показательной и страшной. Найдёшь паренька — тебе, я думаю, зачтётся.
— А если это подстава? — сухо уточнил он, — Меня тревожат целые отпечатки. До сих пор эти люди не делали промашек. Оружие могло быть подброшено кем-то, кто хочет навести нас на этот след.
— Ты в это веришь? — скукожилась да Федхи.
— Логически это возможно. Но, конечно, мало данных.
Лайза покачала головой.
— В любом случае, этот паренёк теперь в розыске по подозрению в ереси и социально-опасных воззрениях, как член общины Тер-Карел, — злорадно сообщила она.
— Вот как? — удивился он. И едва ухватил себя за язык, который уж хотел спросить, отчего это старые связи Мара с Тер-Карелом так неожиданно выплыли наружу? Ведь он якобы не знает никакого Мара да Луну иначе, кроме как по рассказам Лайзы да Федхи.
Физиономия бригана на миг отразила лёгкое недовольство. Затем она ухмыльнулась.
— Эта история с Ригоррой и смертью да Жиарро действительно связана с Тер-Карелом. Паренёк по имени Мар жил там до зачистки. Так что, увы, да Лигарра, ты был прав… — сказала да Федхи таким тоном, что он почёл за лучшее сгладить ситуацию.
— Откуда данные?
— Свежак, — мгновенно осклабилась Лайза, — Горячий-прегорячий. Вот материалы, заберёшь. У нас в Южном Отрио попался некий бездомный мулат, официально беглый коммунальный хупара Тайк. Оказалось, из улизнувших тер-карельцев. В бегах, само собой… Занимались им стажёры. Вроде ерунда. Но утром на первичном допросе этот недоделок, перечисляя жителей общины, первым после убитого главы посёлка назвал именно такое имя — Мар да Луна.
— Ого… — отозвался он.
— Вот именно, что «ого». ЗабирАешь клиента на себя, ведёшь по Тер-Карелу. Судя по протоколу Эниша, там что-то очень крупное по «легендам» и прочей ереси. Нужны хорошие мозги, чтоб бережно взломать этого недоделка. Но заодно ты выясняешь причины столь высокого положения Мара да Луны в иерархии этого Тенью битого посёлка. Уяснил? Выполняй.
Он бесстыдно опустил уставное «принято» и медленно вышел в коридор. Ощущение, что он всё-таки захлебнётся в работе. Но — бывает. Надо…
Это курируется с самого верха. Лайза страхует себя от аварий, поручая столь щепетильные вопросы ходячему трупу, который некогда был очень недурным спецом. Со всеми вытекающими. Опасно.
В следующих течение полутора суток я не раз пожалела, что я живая и что я не могу умереть по собственному желанию.
Нет, ничего смертельно. Даже ничего непоправимого. Но…
Мне было страшно, и так много неприятных ощущений сыпалось отовсюду. Стул был ледяным, пол — грязным. Пластиковый ремень, стягивавший мои руки за стулом — драл кожу. А тип, который попеременно занимался мною и ещё какими-то невидимыми для меня арестантами — жутко пах. Мне казалось — так должны пахнуть трупы. Явный тонкий запах гниющей органики, слабо перебитый одеколоном. Вряд ли начальница имела ввиду это обстоятельство. Ведь было что-то более серьёзное — но мне было страшно об этом думать. Сказать по правде, «мой» допросчик вызывал у меня жестяную оторопь. Это был коротко бритый мускулистый мужик, с крупными плечами и бедрами, в сползающих здоровенных штанах и зелёной майке. Форменную куртку он держал на стуле. Он часто пил чай и облизывал сальные губы. Вот же незадача — бывает же, чтоб настолько противен был человек, а? — так что сам по себе чудовищный и унизительный процесс обработки арестанта превращался для меня в муку почти невыносимую. Я не могла дышать в его присутствии.
И он ни о чём меня не спрашивал. Только с видимым удовольствием оскорблял и причинял боль. Не слишком сильно — по правде говоря, это была бы ерунда, но я ощущала, как тормоза меня покидают. Но для этого всё и затеяно. Чтоб твои мозги сварились вкрутую. Санда, держи себя в руках — повторяла я себе. Однажды тебя могут вытащить отсюда и дать тебе нормального следователя, который будет говорить, а не просто бить. Может быть, если не забудут обо мне…
Ледяная мысль. Тайк. Он где-то там. И Тайка могут сломать. А Тайк видел, как я… Нет. Нет, пожалуйста, нет, только не контрразведка, неееееет.
Ты же даже не представляешь, что они делают с такими, как ты. Без соблюдения прав и обычаев человеческого общества. А это подразумевает… мне даже не хватало сил помыслить о том, что это может подразумевать.
От бессилия я тихо выла в темноте. Создатель, помоги мне. Просто убей меня тихонько.
Но Создатель, похоже, обо мне забыл…
Интерлюдия. Сейчас.
Правая нога закинута на левую, колено над столом — эта поза стала его любимой уже много месяцев. С одной стороны, она выказывала презрение к подследственным, демонстрировала хамство и власть. Не слишком удобное сочетание для его манеры вести дела — в стиле вежливого холодного интеллектуала. Но пришлось подстроиться. Основной же причиной сформировавшейся привычки был тот факт, что в этой позиции он мог сидеть достаточно долго, не мучаясь вечной тянущей болью в поврежденой пояснице. Хотя через несколько часов боль всё равно вынуждала встать или даже лечь. Подследственные боялись его чуть ли не больше прочих — кривая гримаска, иногда мелькавшая на его лице, возникала в совершенно неожиданных местах беседы.
Кризис, подступивший в кабинете бывшего шефа, удалось протянуть, но он хорошо понимал, что это был предпоследний звонок. Теперь он ощущал себя более или менее спокойно, но осознание того, насколько тонка стала грань до слома, было холодным и ясным. Он был слишком измотанным для полноценного анализа ситуации. Хотя его поведение выглядело безупречно, но это была точность пьяного хирурга. Отработанные до уровня спинного мозга сложные нестандартные действия. Впрочем, это как раз профессионализм.
— Продолжай.
Обманчиво мягкий голос не ввёл жертву в заблуждение. На жертву глядели абсолютно холодные глаза.
Попытки разговорить арестанта на тему да Луны он прекратил ещё вчера. (Он вызвал мулата на допрос поздно вечером, уже после организации прочёсывания Города. К тому времени сам он держался в сознании только на лошадиных дозах кофеина, а потому был очень-очень-очень зол. До ледяной звериной невменяемости). Но прекратил — с визой «глупое сведение личных счётов».
О чём и должил Лайзе с утра. Бриган не верила. Она металась по кабинету, крича и бранясь на чём Мир стоит. «Но он там хотя бы жил?!» — наконец спокойно уточнила она, остановившись посреди вытоптанного пятна на паркете. «Мар да Луна? Я так понял, что да. Но да Луна и наш мулат что-то не поделили. Он на него здорово обижен». Глаза Лайзы на время ожили: «А по какой причине? Нельзя ли приклеить этого бычка-полукровку к делу по Ригорре?» Он пожал плечами. «До причины я пока не докопался. Но парень перепуган. Попробуем. Вообще моё такое впечатление, что он бы с этим да Луной на одном поле гадить не сел». Лайза брезгливо поморщилась, насторожилась. «Чтоб ты — да не смог выяснить такого простого вопроса? Да Лигарра, это что-то очень серьёзное, если он выдержал твою беседу и не раскололся за раз!» А то он сам этого не понимал. Но — раз так — приходилось сбавить темп и перейти на более человеческие способы общения и отвлекающие шаги.
— Ты наверное, здорово натерпелся за время пути сюда, в Город? На автостопе ехал?
Мулат недоверчиво уставился на него, сбитый с толку неожиданной сменой темы. Потом издал какой-то невнятный звук и замолк. Он терпеливо ждал.
— Да…
Он молчал. Ждал.
— На фургоне. Но водитель нас не видел.
— Нас? — невинно уточнил он. В попытке уберечь незнакомого водителя мулат случайно засветил приятелей?
Мулат посерел, вздрогнул.
— Были другие убежавшие, — прошептал он, — Но их всех поймали…
— Перечисли имена.
Мулат зажмурился и начал что-то бормотать. Ему показалось, что он не называл имена, а клял себя.
— Громче.
Это легко проверить. Кто арестован, а кого не было на свете. Мулат был не один, само собой. Но с кем — важно ли это? Или — очередной дохлый след?
Никаких эмоций. Ледяное спокойствие — лишь маска для нечеловеческой усталости. «Выспаться бы… выспаться. Боги, только дайте мне поспать…»
— Мар да Луна предал тебя до или после посещения городка Ригорра?
Мулат стал чёрным. Как же он напуган. Боги. Давно не видел такого ужаса.
— Я не был с ним…
Врёт. Однозначно. Лайза права, стерва, почти ласково подумал он.
— Значит, в Ругорре ты всё-таки был?
В глазах мулата ночь. Бездонное отчаяние.
— Я ехал через Парейра-Хиха.
— Ты не ехал через Парейра-Хиха, — безжизненно отозвался он, — Там был расквартирован полевой штаб Южного линейного второго отдела. По делу зачистки Тер-Карела.
Мулат опускает голову.
— Зачем ты был в этом месте?
— Я хотел жить…
— А сейчас?
— И сейчас хочу…
…Глупо ненавидеть расофилов. Кучка безобидных дураков, на которых сами же хупара возложили хвост. К тому же, дураков, собранных в одно место. Точно известное и в пространстве чётко локализованное. Впрочем, это уже не так, и место снова опустело. Как было уже не раз. Потом они снова придут туда. Лет через пять-десять. Ему никогда не удавалось понять, за какой Тенью Тер-Карел уничтожали целых одиннадцать раз. Не то чтоб их не стоило держать в рамках. Но он считал, что внимания этой кучке заведомых аутсайдеров всегда уделялось неоправданно много. И почему Бмхати перепахали именно сейчас? Любопытно. Вот-вот грянет настоящая война. Уничтожить потенциальных раскольников? Возможно. Общинники славились достаточно — чтоб не сказать преступно — мягким отношением к потенциальному противнику. Но они находились слишком далеко от Гор и, на его вкус, слишком плохо представляли себе, с чем они мечтают иметь дело. Или даже хотят мечтать. Большинство из них кинулись бы наутёк при виде летающего человека. А уж покажи им бойру или что-то другое из обычных вещей Адди-да-Карделла..!
Он хмыкнул и поднял глаза на подследственного. Несчастный мулат, застывший в наручниках посреди кабинета, побелел — на его неравномерно-смуглой мордочке это выглядело жалко. А ведь парень отнюдь не тряпка. Сильный физически, уверенный, но весьма подверженный пропаганде.
— Хочешь жить? Хорошо. Тогда помоги мне с одним вопросом, — он дождался искреннего и глубокого внимания на лице жертвы, — Кажется, мы с тобой оба хотим набить морду одному и тому же человеку. И его зовут Мар да Луна, — он цепко наблюдал за лицом арестанта, — Расскажи мне, что он мог делать в доме по улице Ногра-Да, собственности Семьи да Рионно, в Ригорре?
Мулат застыл в раздумьях.
— Я не был с ним в таком месте, — уверенно заявил он, — Он сказал, что ему нужно куда-то пойти без меня. Может быть, он был там. Но я не знаю точно…
Он едва сдержал улыбку. Есть контакт.
— Пойми меня верно. Речь идёт об очень серьёзном преступлении, и в нём подозревается твой бывший товарищ, а ты был в городке в это же время… ты понимаешь меня? Другие следователи могут оказаться не столь добрыми и терпеливыми, как я. И куда более подозрительными, так что все подвиги твоего Мара свалят на тебя. Их надо на кого-то свалить, понимаешь? Так что подумай.
Глаза мулата расширены, как терелки. Они такого размера, что в них почти отражается труп старшего офицера внутренних дел да Жиарро… Сваленный на него. А это чуть больше, чем смертная казнь.
— Подумай, — с нечеловеческим терпением говорит он, — Не можешь ли ты рассказать мне что-то важное об этом доме? Может быть, оговорки или следы на одежде да Луны? появившееся оружие или другие незнакомые предметы?
Мулат яростно кивает. На лице облегчение, ужас, отчаяние.
— Я… буду стараться вам помочь…
— Пока стараешься, помоги мне ещё в одном вопросе. — Мулат напряжён до судорог, ждёт. — Где можно найти Мара да Луну сейчас?
Лицо светлеет.
— Мне кажется… он ушёл под «крышу» кого-то из тех… ну… Которые важные. Десять Первых. Но я не уверен. Только он всё время уточнял, насколько… — испуг в глазах. Он снова утешительно кивнул. — Насколько они могут быть сильнее вас. Ну… Комитета…
Мулат мало что не падал в обморок. Пожалуй, на первый раз хватит.
Он немедленно предложил вернуться к вопросу о «легендах».
— Но я же говорил, — всхлипнул мулат, — я их никогда не слышал… толком.
— Подумай, — равнодушно посоветовал сидевший за столом человек. На его лице снова была написана брезгливость, — Я пока не спешу.
Мулат сглотнул. Что ж, сегодня удастся вернуться домой пораньше… Почти доказано, что Мар был в Ругорре, свидетель выстрела вот-вот заговорит (даже если не свидетель — неважно), Мар ушёл искать защиты. На территории Города он мог найти её только у одной Семьи Десятки. Да Райхха.
Тень. Тень размером с Предгорье.
Но уже всё равно.
Он слишком, запредельно, безумно устал.
Он не испытывал к арестанту никаких эмоций. Он делал свою работу, причем механически, как яму копал. Глупо ненавидеть мулатов, расофилов и чудаков. Да и кто б говорил.
Он целовал бриза…
…И на долгое, страшное, неописуемое, как нырок в бездну, мгновение Мир исчез. У него застучало в голове, дыхания не хватило, и перед глазами встало что-то такое, чему там — сейчас и здесь — было не место. Лицо. Руки. Ребёнок, которому никогда не быть. Стояли, как вода в бескрайней пустыне, как утёс среди бурного моря… как последняя, недостижимая надежда среди слепого отчаяния…
…Чтобы вернуть себе дыхание, восстановить лицо, он резко дёрнулся на стуле, нарочно тревожа спину. Защемленный нерв выстрелил в ногу, как крупнокалиберная пуля. Едва сдержав крик и покрывшись испариной, он вздрогнул и как впервые увидел бледного мулата в центре кабинета.
Что он делает, Тень его порви на кусочки?! О чём он смеет думать? Хрень. Проклятие. Нервы ни к Тени, руки дрожат.
У него мало времени. Он разваливался. Мозги текли из ушей. Его вот-вот пустят под нож. Он же это знал. Но даже с этим можно протянуть ещё немного. А потом ещё чуть-чуть. «Столько, сколько нужно, Тень тебя порви!»
— Дурак шоколадный, — проговорил он, — ты что, правда не понимаешь?
По его виску ползла капля пота. Стало морозить.
Последний звонок. Последний. Вот теперь. Он и был.
Он неожиданной смены тональности арестант ошалел. Он явно не ожидал от жуткого типа за столом человеческого голоса. Злого и усталого, но человеческого.
— Ты правда не понимаешь, что вечером, если ты сейчас не поговоришь со мной по-хорошему, тебя начнут «разговаривать» по-плохому? Вместо сказочки на ночь. На пару недель. Хотя тебе, поверь мне, хватит этой ночи. Ты всё равно расскажешь. Нет такого человека, который бы не рассказал. Просто выложи мне это сам и отправляйся в тюрьму с полным комплектом частей тела. И шансом выжить.
— Да, — хрипло прошептал мулат, — Я… попробую.
Он смотрел на арестанта и не видел. Её лицо. Руки. Боги, прекратите это. Он не мог вернуться в реальность…
— Господин офицер. Я правда хочу рассказать. Но мастер Горранн не говорил со мной про эти легенды. Он их только некоторым рассказывал. Аллонга, в основном, и кое-кому из хупара, кто с высшим образованием, понимаете? А я-то кто..? — мусор. Меня бы и не считали, не живи я в общине. Говорил он только Кайру… Суррану да Ритто… Мар и так что-то знал, он же жил у нас раньше, Дилану да Ругга… ну их уже и нет никого, я видел… Вот… Санде ещё.
…кипяток по коже.
— Она спрашивала у мастера Горранна про эти легенды. И не раз спрашивала. Я слышал. А что он ей сказал, не знаю. Но они часто закрывались и говорили…
Он остановил мулата жестом и поморщился от уже стихшей боли.
Достать пачку таблеток из ящика. Встать. Пройти через кабинет к столу с графином воды.
— Подожди.
Мулат сглотнул и понимающе замолк.
«Тень бы их взяла с этим пониманием… Чтоб тебе и не узнать, что такое полная «четвёрка» с применением…»
Он замер напротив окна и опрокинул в себя стакан воды. Ощущение, что это не арестанту посреди кабинета, а ему самому не хватает мощности для переваривания всех происходящих событий…
Конечно же. Тер-Карел. Где же ещё.
В какой-то степени он всегда это знал. Совпадение? Нет. Просто все вещи связаны друг с другом. Единственный вариант. Единственное место. Знал — но не смел двинуться в том направлении. Изгою больше некуда бежать. Это любой поймёт.
Боги слышат наши молитвы. Наши безмолвные, слепые молитвы. Только не слишком-то жалуют два ревнивых демиурга своих единоутробных (по версии Адди-да-Карделла) братьев. Рыжих бризов, детей Создателя. Подгаживают. Вот и сейчас. И как заткнуть пасть человеку, которого он сам же напугал до икоты?
— В общем, — медленно проговорил он, — ты опять мне ничего толкового не сказал. А только попытался переложить вину за распространение тлетворных басен об Отродьях на своих товарищей. По большей части мёртвых, к тому же. Думаешь, твоя совесть так будет спокойнее? Вот эта женщина, которую ты упомянул как особую любительницу ваших бредней… она ведь тоже мертва, не правда ли?
Мулат съёжился под его ледяным взглядом, когда он обернулся.
— Н…еет, — прошептал он, — Она… ттт…ут…
Мулату было гомерически страшно. И невероятно стыдно. И чудовищно обидно. Его переполняли ненависть и отчаяние. Его трясло так, что он вполне мог начать каяться в смертных грехах прямо здесь. Цедя сквозь сведённые судорогой зубы ещё что-нибудь ценное — про ещё живых.
Холодное осознание. Он что-то знал про неё. Что-то такое, о чём, даже будучи напуган за свою шкуру, из последних сил не рисковал говорить. Дабы не встретить ещё бСльшую беду. Были ли они вместе на всём пути от общины?
Он молниеносно, отстранённо и холодно подумал, а не подошла бы её рука под им же самим составленный портрет второго стрелка? Но она не умеет стрелять. Не умела. Но могла выучиться. Чтоб он её не знал. Нет. Больше ни шагу в эту сторону. Ни звука для магнитофонной записи допроса.
Мулата нельзя отдавать в подвал. Он лопнет до утра. Или не лопнет, но тогда выйдет ещё хуже. Чем больше человек держится, тем сокрушительнее обвал.
Вот как у него… Спокойно, он ещё жив и цел. Ещё ничто не проиграно.
— Ладно, я сегодня добрый, — проговорил он тихо, — Хотя зря, наверное, — мстительно добавил он, — Сейчас тебя вернут в камеру, и ты будешь тщательно и спокойно припоминать. По нашему с тобой общему вопросу. Меня сейчас интересует только это, ты понял? Никаких отмазок. Никакой воды про посторонних и выдуманных тобой людей. А я пока разберусь с теми данными, что есть.
Он подошёл к столу и вдавил кнопку звонка.
Арестанта увели. Хоть бы он не начал каяться ночью.
Он сел, жалея, что всё-таки бросил курить. Боль медленно стихала. Хорошо, что она есть. Такой повод.
Потом он встал и медленно, прихрамывая, вышел в коридор. Боль в спине казалась холодным душем, напоминанием, что он всё-таки живой… Вторая дверь налево.
— Привет, — мрачно проговорил он, входя в кабинет коллеги, — У нас кто-то ещё проходит по Тер-Карелу, кроме этого черного недоделка?
Мальчик вошёл в круг его общения за те полгода, пока он ещё посещал курилку линейного отдела. Горячий максималист, весь в иделах и лозунгах. Но такого «продавить» — раз плюнуть. Он бы очень хотел узнать, когда тот наживёт себе неприятности. А если вдруг не наживёт — кто, в таком случае, его покрывает. Коллега поднял бесцветные глаза с вечным лихорадочным блеском. Он думал, что гордо снисходит к странному изгою, и упивался собственнной значимостью.
— Здравствуйте. Двое, — проговорил он важно, — Недоделок и белая. Её шеф сразу вниз спустил. В агрессию ушла. Никто её не курирует. Только отдел дознания.
— Жаль, — поморщился он.
— А что так?
— А мой недоделок забрехался, — пожал он плечами.
— Сверить хотите? — понимающе сощурился мальчик. Думает, что знает в Комитете всю подноготную, бедняга. С таким самомнением и длинным языком… не доживёт паренёк до курсов.
— Ага, — он неопределенно повел плечами и пошёл к двери. Обернулся.
— А как фамилия этой белой?
— Всё-таки проверите? — ещё более понимающе улыбнулся мальчик и полез в бумажки, — Да Кун. Санда Киранна. Да Кун. Уж не родственница ли того самого математика да Куна?
Он пожал плечами.
— Ну не математикой же я тут занимаюсь!
Они доверительно посмеялись. Он вышел.
Коридор. Чёрная дверь с постовым. Ещё одна. Ещё одна.
— Шеф у себя? Сам? К нему можно?
Он вздохнул и толкнул дверь ладонью. Всё начинается, правда?..
Серый свет через рифлёные стекла полуподвала. Запах гниющей органики. Он везде. Слишком близко. Царапины на столешнице. Грязь на полу.
Мне очень больно. Везде. Тошнит. Спать. Если бы он дал мне отдохнуть. Но только утро.
Вонь его тела. Тошнит. Он слишком близко.
— Я тебе не по вкусу?
Как же у него воняет изо рта. Не ощущаю себя.
Меня толкают. И неожиданно мои руки пронзает жгучая боль. Я только через миг я понимаю, что ремень с запястий сорван, а через миг он швыряет меня на пол. Его колено на моём бедре, боль в суставе, крик почти из живота… Но голова закинута, руки крепко сжаты жирной лапой, и он бьёт меня по лицу — беспрерывно, яростно, жестоко. Не могу дышать, рвусь из-под его рук и ног, хриплю и плачу, бью ногами. Но он сильнее, а я уже ничего не понимаю от боли и слабости.
Блузка разорвана. Холод пола. Не могу сомкнуть колени, не могу отстраниться. Он сверху. Он на мне. Он воняет. Он снова бьёт. Всё переворачивается. Не могу дышать. Он повсюду. Безумие. Удушье.
Наверное, я кричала. Разум покинул меня. Я не могла находиться в Мире, где это начиналось. Темнота.
…и только где-то далёко, на краю земли, как из тумана — резкий, далёкий звонок телефона…
…но было уже всё равно…
Он шагнул через порог, и шеф поднял голову.
— Господин да Лорро?
Вопросительно поднятые глаза шефа были ясными и едкими.
— Я… хотел бы с вами посоветоваться, — серьёзно сказал он.
— Я вас слушаю, Карун.
По какой-то причине шеф любил называть подчиненных по имени. И даже позволял вот так запросто, минуя непосредственных начальников и отдел пропусков, входить в его кабинет. Но горе было тому дураку, который начинал этим злоупотреблять. А ещё у них с шефом было нечто общее — у обоих излюбенной техникой допроса был «тонкий бархат», элитарная, сложная манера, где за безукоризненно приличным поведением скрывался изощренный циничный интеллект. И удар наносился, когда жертва, расслабленная и уставшая, теряла всякую осторожность. Под тонким бархатом лежала смерть. Техника для благовоспитанных интеллектуалов. С обоих сторон. Именно поэтому ему так мешало выставленное над столом колено. Иногда приходилось даже «жаловаться» жертве на радикулит. Чтоб не сбивать настрой.
— Я прошу вас сменить меру дознания для заключенной да Кун.
Поднятая бровь. Блеск в ясных глазах. Шефу любопытно. Шеф знает, что с доброй дури он не стал бы поднимать такой невероятный вопрос. Что есть серьёзный повод — и его расскажут, но не в первую очередь.
— Причин две. Та, что на поверхности — у меня есть основание полагать, что со мной она пойдёт на контакт без принуждения.
Цепкий блеск.
— Вы знакомы?
— Совершенно верно. Да Кун проходила как свидетель в одном из моих дел в прошлом. — Любопытство в глазах шефа становится явным, — Женщина эмоциональная и чувствительная. Знаю, что клюнет на знакомое лицо. Дальше… дело техники, — сухо подытожил он, — Могу гарантировать, что разговорю её.
— Она… поддастся? Потому что у отдела дознания проблемы, — проговорил шеф, складывая руки на животе.
— А куда она денется?
Наверное, шеф что-то вспомнил про их любимый «тонкий бархат». Он на миг осклабился. В способности бывшего спецоперу уничтожить арестанта, не прибегая к насилию, он ни мгновения не сомневался. Хорошая вещь репутация. Он и вправду мог.
— Вторая причина?
Как же сухо во рту. Сейчас он даст в руки этой умной и опасной твари все фишки. Чтобы сыграть на свою — и её — жизнь. Со всем Комитетом. Нет, ни о чём не думать. И… только бы не стартовал нервный тик на щеке…
— Вопрос крайне сложный, — он пожевал губами, — Год назад эта женщина числилась внештатником третьего отдела, — спокойно произнес он. Лицо шефа застыло, — У меня есть… основания… полагать, что ситуация… не изменилась. Или даже… усугубилась. Как это обычно бывает.
Шеф прожёг его долгим и всепонимающим взглядом.
— У нас накладка, — полуувердительно, с непонятным постороннему удовлетворением произнес он, сложив руки на животе.
Странные отношения с шефом линейного отдела были его тайным оружием. У них и впрямь было много общего. Он правильно рассудил, что да Лорро ухватится за шанс незаметно для отдела внутрених расследований приласкать изгоя из отдела-конкурента — для своих целей. Шеф ненавидел контрразведку. Сухо и выдержано. Она не раз и не два уводила из-под его носа лакомые куски. Шеф был смертельно опасным союзником. Но лучше такой, чем никакого.
Да то сказать, как бы не грызлись третий отдел со вторым — четвертый, «крыс», ненавидели все.
— Похоже на то, — с едва заметной полуулыбкой ответил он.
Какое-то время шеф молчал. Глумливая тень на его губах была слишком явной. Вот же хрень — он что, понял..?
— Карун. Я наводил о вас справки, знаете?
У него отличные связи. Оценил. Понимаю…
— По этим данным… вы… курировали защиту какого-то из Институтов, — шеф тревожно пожевал губами. Да. И по званию он был равен замначальника линейного отдела. А по полномочиям… начальнику. Причем третьего.
А вот про это не надо. Это лишь прибавит шефу подозрений. Такую змею пригрел, а? С вырванными зубами, а потому особо опасную.
Но на его лице ничего не дрогнуло.
— Карун, скажите мне. Сейчас вы на чьей стороне?
— Боюсь, что, кроме вашей, никакая другая мне уже не светит, — с нажимом сказал он, — Для них я… отработанный материал.
— За что вас так? — с любопытством спросил шеф, — Гм… можете не отвечать, само собой. Но неужели вы не хотели бы всё вернуть?
— Я реалист, господин да Лорро. Если я чего-то и хочу, так это тщательно разобраться и очистить своё доброе имя перед лицом Комитета. Неважно, в каком отделе. Это дело принципа.
— Девушка может знать что-то такое, что может вам помочь? — наконец удовлетворенно осклабился шеф. Кушай, кушай…
— Возможно, — медленно кивнул он, — По крайней мере, она могла бы быть свидетелем неких действий неких лиц. Очень влиятельных лиц, если вы понимаете, о чём я.
Какое-то время оба смотрели друг на друга. Очень понимающими глазами.
Десять Семей. Мало кто во втором не мечтал до них добраться — были основания думать, что награда была бы огромна. Мало кто во втором отделе мог простить, что именно третьему — почему-то, безо всяких на то оснований, передавали большинство выходов на это дело. Формально — ввиду близости комплексов «Белой Башни» к форпостам противника. А ещё мало кто не держал на них зуб — так что подставленный ими офицер автоматически переходил в ранг великомученика. Даже будучи отставным контрразведчиком.
«Ну, глотай же… Глотай, потому что иначе мне придётся идти через бюро с оружием в руках. У меня нет иного выхода». И только бы не тик на лице, БОГИ…
И шеф… проглотил.
Он лениво потянулся в селектору и набрал номер отдела дознания.
— Сарги. К вам сейчас зайдёт да Лигарра. Отдайте ему девицу из вашего блока. Вопросов не задавать. У него полномочия на любые действия.
Сбросив контакт, он кивнул.
— Выполняйте. Принесёте её сюда. Поговорим с ней вместе. Здесь будет… безопаснее — с учетом ваших обстоятельств. Потом переведём её в гостевой — а там видно будет. И… я надеюсь на ваше благоразумие, — шеф усмехнулся одними зубами, — Если это окажется интересно — позднее я разрешу вам с ней побеседовать… без лишних крысиных ушей.
— Мое благоразумие в вашем полном распоряжении, — сухо улыбнулся он. Кажется, правдоподобно.
«Только не подавись от радости.»
Он медленно вышел в коридор. Нет, не спешить. Не бежать, как испуганный школьник на первое свидание. «Потерпи ещё немного, Рыжая. Каждый синяк, который ты получишь за эти минуты — это плата за жизнь.» Там Сарги да Кордоре, напомнил он себе. Сарги — это не только синяки.
Любитель восьмого пункта, вот же Тень. Пункта, разрешающего насилие над женщинами-заключенными. Беда, с его точки зрения, была не в том, что Сарги был любителем оного пункта — когда-то он и сам часто пользовался им — а в том, что тот практиковал восьмой пункт в лёгких схемах допроса, первого-второго уровня, что возбранялось самым жёстким образом. «Как бы удержаться и не убить его..? Если он тронул её».
Ярость — как изжога, как прободная язва, запертая под каменной плотиной, глубоко внутри. Боль в левой щеке. Сейчас тик начнётся.
Он тормознул и свернул в буфет. Успокоиться. С момента, когда он заберет её, у него не будет времени восстанавливать душевное равновесие. А впереди беседа с шефом. На поле всё. Буквально.
Нет, не думать об этом. Вообще ни о чём.
Все силы, что ещё оставались в резерве, всё, что не удалось продавить следователям четвёртого отдела — всё пошло в ход. Он медленно выпил чашку кофе. Служитель буфета второго линейного, расторопный башкастый хупара, доносил шефу, а ещё стучал во внутренние расследования. При этом, в строгой, давящей и холодной атмосфере отдела, умудрялся изображать ровно столько покорности и радушия, чтобы не получать по мозгам от офицеров.
Да Кордоре. Это проблема.
Полгода назад он и Сарги лишь чудом не подрались. Допросчик имел неосторожность ляпнуть кое-что о его пути во второй отдел.
Тогда, не меняя позы, он спокойно произнес: «А теперь скажи это ещё раз». «Это зачем?» — осклабился оппонент. «Я покажу тебе, что значит по-настоящему нарушать устав». Лайза, старая комитетская стерва, ощутила его настроение куда раньше прочих. Смертоубийственное настроение человека, которому уже плевать на последствия, потому что хуже быть не может, а честь надо отстаивать любой ценой. Она взлетела со стула, рассекая их руками. «Сарги! Не смей его задевать! Оба — не с места!» — закричала она. Но он и не думал вставать с дивана. «Это что ж ты мне покажешь?» — насторожился Сарги, чуть не капая тестостероном на ковёр и хамски игнорируя начальство. «Я тебя убью», — с мертвенным спокойствием ответил он. Это была не угроза — это был факт. Пока взгляд Сарги метался к куче оружия, по традиции сваленного на входе в курилку, он глумливо скривился: «Ты думаешь, мне для этого… пистолет нужен?» Дело замяли — угрожая, он не шевельнулся, а вот Сарги хамил при свидетелях, порочил честь четвёртого отдела, да ещё и рвался в бой. К тому же, о половых злоупотреблениях в отделе дознания второго линейного Города Мудрости все отлично знали. Как и маниакальной правильности да Лигарры, кабинетного палача, вежливой скотины, привычного убивать словом, а не прямым насилием.
Пялясь в окно, он медленно восстановил дыхание. Это неважно. Даже Сарги, если он уже успел. Ничего такого, что могло бы убить или серьёзно покалечить. Рыжая не девочка-школьница. Она не была ею и до него. А это будет ещё один повод увести её из-под внимания шефа. Под предлогом стресса.
Это было в известной степенью ложью. Что неважно. На самом деле её придётся откачивать от потрясения пару недель. Но даже если Сарги уже отметился, сразу отомстить ему не удастся. А если всё пойдёт, как он задумал — то не удастся никогда.
Это не такая уж большая цена за выигранный бой с… Не думать про это.
«Если мы прорвёмся, я ей это скажу. Клянусь. Она стСит этого.
И что ты будешь делать, когда она ответит? Как после этого ты её вынудишь уйти самСй? Что ты будешь делать тогда?
Я буду делать то, что должен. И да помогут нам тогда все силы Мира».
Толкнув дверь ногой, он пошёл к лестнице. Широкие бетонные ступени, серые, в подозрительных пятнах, должны были сами по себе оказывать влияние на психику подследственных. Пролёт, ещё пролёт. Ни одной мысли в голове. Длинный коридор, мощенный казённым, гнусным кафелем. Третья дверь направо.
— Где она? — по-деловому спросил он, заходя в блок допросов.
САрги да КордСре, невысокий мужчина с крупными руками, мясистым лицом и влажным ёжиком белых волос, флегматично наливал чай из термоса, опираясь о край стола. В поднятых глазах сверкнула тщательно скрытая ненависть. Она не любила таких. Её бы вырвало.
— Там, — слишком равнодушно сказал он.
Взгляд в угол — тщательно отмерянные холодные полсекунды. Вспотел, да?
— Не успел, скотина? — неожиданно глумливо уточнил он, — Не встало с перепугу?
Не сдержался. Не выносил такого ярого и наглого непрофессонализма. Сарги явно слышал на курсах про постулат Даррека, однако фактически ничем, кроме грубых силовых методов, воздействовать не хотел. Он наслаждается махонькой ущербной властью, удовлетворением своих потребностей. Мало того, что после такого «дознания» клиент уже ни на что не годен, а про вербовку уже и речь не идёт — так работа страдает. Потому что неэффективно. Да Лорро, ясное дело, держит его на привязи для личных целей, однако же рыба гниет с головы, итак, может быть, Сарги ему «кукол» подгоняет или ещё что-то в том же духе. Пять лет назад в Дорхе за такие дела кое-кого отправили под трибунал. Заигрался в большого начальника. Хотя случай был не единичный — так что даже там начали чистку подсобок начальников линейных отделов. Он подозревал, что головы всё ещё летели, только уже тише, чем в Дорхе.
— И что тебе до этой девки, да Лигарра? — опасно процедил допросчик.
— Как дорастёшь до СантСри, так и будешь мне вопросы задавать, — с мёртвым блеском в глазах ответил он. Сарги поперхнулся. На его лице шевельнулись желваки. Сарги явно посетили сомнения — цеплять ли наглеца, посмевшего послать его по этому, жутковатому даже для Комитета, адресу? Ну и купайся в оных сомнениях. До икоты.
Отодвинув Сарги, он пересёк камеру.
— Что-то вроде простыни у тебя есть?
Проворчав что-то невразумительное, Сарги полез в шкафчик.
— На.
Приподняв с пола бесчувственную женщину, он завернул её в ткань — не слишком чистую, но лучше, чем ничего. Одежды на ней почти не осталось, зато синяков и кровоподтёков тянуло на неделю «дознания-три». Скотина бездарная. Он таких барышень убеждал на добровольное за полчаса, не вставая со стула.
Нестерпимая головная боль ударяет по вискам. Сдержаться. Неважно. Рыжая. Хорошо, что живая.
РЫЖАЯ.
— Воды дай, — холодно произнес он.
— Облить?
— Стакан, — сухо уточнил он.
— И с какой стати такие нежности? — уже примирительно, по-деловому, поинтересовался Сарги. Испугался. Мда. А как он сам-то себе язык не откусил, помянув то место..?
— А ты думаешь, я её в таком виде шефу покажу? — прохладно уточнил он.
До куриных мозгов допросчика, кажется, начало доходить. Что дело под контролем шефа. Промычав насчёт преград его работе, он пошёл за водой.
Вовремя…
Она пришла в себя.
Коротко вздохнув, распахнула глаза на отёкшем от побоев лице — и остолбенела. Слабый крик на губах, искра безумия, неверия, слёзы… Боги, она же думала, что он умер. Мда. Неувязка.
Он успел закрыть ей рот — всей ладонью, едва качнув головой — молчи…
Задрожав всем телом, она снова потеряла сознание. Скомкав его рукав и припав щекой к запястью.
От нежности и животного желания защитить её сводит под ложечкой. Санда. Немножко рыжая. Не аллонга. Тёплая, живая… рядом… Унести её отсюда на край Мира — чего бы это ему не стоило…
Но так и будет. Её жизнь будет стоить ему всего. И это последнее, что он сможет сделать, чтобы исправить хоть что-то. Она нашлась. Ожидание подошло к концу.
Он растолкал её, влил воды в сжатые зубы.
— Тише, да Кун, тише… всё, спокойно!
— Она идти не сможет, — дружелюбно прокомментировал вернувшийся Сарги, явно воспринимающий его поведение как очередную покупку на «доброго следователя». Красивую, но не слишком, по мнению допросчика, уместную — Сарги знает про его спину и намекает, что волСчь заключённую ему придётся на себе. Ну и Тень ему на хрен. Ставить на ноги человека, только что вытащенного из отдела дознания… он ощутил что-то вроде укола совести.
— Да уж как-то управлюсь с одной бесчувственной девицей, — он пожал плечами.
Подхватив женщину под колени и за плечи, он поднял её на руки.
— Дверь открой.
Оказавшись в кольце его рук, я «поплыла»…
Карун.
Не подделка, не ошибка… настоящий живой Карун да Лигарра.
Боги, что со мной… я брежу?!
Холодно. Это плохо. Я потеряла все силы. Чёрная вода затопила моё сознание. И он, эта жирная тварь, собирался меня… наверное, я бы сейчас закричала, задним числом, в истерике — если бы не слабость… Нет, я уже не там, оборвала я себя… Но как же мне было худо… И грязно.
— Санда! Санда, очнись же!!! — еле ощутимым шёпотом зарычал мне на ухо голос, от которого меня словно выдернули на поверхность за уши. Его голос. Что происходит?! Я ощущала, что схожу с ума. Меня встряхнули изо всех сил, а потом снова, шёпотом, — САНДА!!!
С трудом разлепив глаза, я ткнулась носом в его шею и застонала. Его руки вокруг меня. Запах гадкого, казённого, кофе и бесконечной усталости. Ощущение дома. Наверное, я просто уже мертва. Карун.
— Санда, девочка, Рыжая, очнись… ты слышишь меня?! скорее!!!
Голос в такой тональности. Почти в панике. Это же не зря. Это должно быть что-то чудовищное. И…
«Рыжая»…
«…Можно, я буду звать тебя так?»
Мне нужно прийти в себя… Любой ценой. Я же в бюро КСН. Я же всё-таки ещё жива!
— Да, — прошептала я.
— Слушай внимательно. Вопросы — потом.
Он говорил, не двигая губами, пока нёс меня на руках, прямо мне в ухо — и чего мне стоило при этом держаться в сознании..? чего мне стоило… осознавать всю эту ситуацию..?!
— Ты — внештатный сотрудник третьего отдела. В Тер-Карел тебя отправили на «первую пробежку». По результатам ты получала (или не получала) звание. Задание — отслежка каналов информации по так называемым «сказкам» — в них в последнее время просочилось слишком много правдивой информации. Именно потому ты не смела рассказать, кто ты такая. Ты поняла, почему?!
Сглотнув, я кивнула.
Правдивая информация могла быть получена жителями общины или от засланцев, или через утечку данных от контрразведки — итак, вопрос был до Тени щекотливый. Это было бы внутреннее расследование…
…как холодно… как гадко… как всё болит…
— Если ты его убедишь, тебя выпустят. Ещё лучше — зацепи его на интерес, только бережно. Плети что хочешь, только думай. Из членов общины топи любого. Они, считай, мертвы. Тебя ещё можно спасти. Возможно.
— Да, — тихо прошептала я, цепляясь за его ларго. Карун. Это правда… Маленький, невозможный, бредоносный луч света в обступившей меня темноте. Почему — это потом… Роняя голову, я не сознавала всего окружающего, а ведь мы куда-то шли.
— Помни, что мы еле знакомы и что ты меня боишься!!!
Я заставила себя разжать пальцы на его воротнике. Еле ощутимый шёпот:
— Умница. Я буду рядом. Но смотри в другую сторону. Не смей на на меня глядеть!
Я потеряла сознание…
Новая вспышка света. Где я? Что происходит? Снова эта тварь..? Хотя через миг моё сознание восстановило последние события, я была как в тумане.
Так. Отдышаться. Меня уже не пытают. Я получила если не спасение, то хотя бы передышку. С причинами я потом разберусь… Или это неправильный шаг? И с причинами-то как раз..?
Отдышаться, повторила я себе. В любом случае. Я должна испытывать отчаяние. Я агент-новичок на испытательном, видимо, сроке, с чудовищно скользкой задачей. Я не смела пикнуть про неё никому, потому что мне не велели, но в результате я оказалась в слишком глубокой заднице. В подвале второго отедела. Итак, я в отчаянии и держусь из последних сил. Это слишком походило на правду, чтобы я не смогла это сыграть.
Я заставила себя осознать то, что меня окружало.
Как холодно… и как гадко всё ещё ощущать на себе следы рук этой беловолосой вонючей твари… Но я задвинула эти мысли в угол. Потом.
Я лежала на просторном кожаном диване, с круглым подлокотником под затылком. Поверх условно чистой простыни (неуловимо пахнущей сладковатым, тошнотворным духом блока дознания) меня укрывал тёмный полосатый плед, не слишком аккуратно подоткнутый мужскими руками. Тень. Подо всеми этими тряпками на мне практически не осталось одежды, и от этого я чувствовала себя очень скверно.
Мне нужно выжить. И даже не просто так, ради жизни как таковой. Мне нужно выжить, чтобы понять. Что происходит. Что случилось. Боги, я чего-то не понимала.
Он был тут. Рядом со мной. Моё сердце стучало, как молот, ноздри трепетали… Что это было?
«Если ты его убедишь, тебя выпустят»… Если ты его убедишь… Здесь ключ. Здесь знак внимания. Кого я должна убедить, чтобы меня отсюда выпустили..?!
Как холодно… как же мне было худо. Я снова ушла во тьму…