Ловким движением локтя Гефест столкнул со стола глиняный килик с остатками вина (Эпей вздрогнул и горестно воззрился на мучителя), а затем осторожно водрузил на столешницу кипу тонких пергаментных листов.

— Смотри сюда. Ты должен будешь вот по этим чертежам сделать секретное оружие. И тогда ваши наконец победят.

— Я?.. Оружие?.. — простонал Эпей и судорожно глотнул пересохшим ртом. — Великий Гефест, да я в жизни ничего сложнее крыши не делал!

— Ну так это же и есть самое главное изделие! — ободряюще хлопнул его по плечу бог-искусник. — Четыре крыши торчком поставил, сверху пятой накрыл — уже дом. Две крыши соединил под углом, сзади закрепил маленькой крышечкой — уже лодка. А здесь даже проще — ни о чём думать не надо, с расчётами можно не возиться — прочитал, собрал, сколотил; прочитал, собрал, сколотил.

— А я и так ни с какими расчётами не вожусь, — проворчал себе под нос Эпей, но Гефест, к счастью для него, не расслышал сказанного и продолжал:

— Тут видишь, какое дело… Эта война уже всем поперёк горла стоит: не только вам, но и нам тоже. Надо с ней завязывать побыстрее. Но просто всех переколошматить ни с того ни с сего нельзя, история не простит: Клио потом сотню лет на всех дуться будет. Нужен эффектный штришок. Короче, мы тут немного позанимались творчеством и вместе состряпали на скорую руку пророчество о том, что троянцы примут смерть от деревянных коней. Мол, не выдержат незыблемые укрепления их натиска, ворвутся всадники в город через бреши в стене и лишь тогда падёт доблестная Троя… Вот ты и начнёшь этих коней клепать. Бери себе сколько надо воинов в подмастерья, я с Агамемноном договорился. Завтра с раннего утра и приступай.

Кучка черепков на полу дразнилась длинным ароматным языком фалернского. Эпей надрывно вздохнул.

— Так мы сразу двух горгон убьём: и город возьмём, и заодно Посейдона ублажим, — тем временем размышлял Гефест. — Любимого дядюшку. Жеребца эдакого — чтоб у него уши завяли на время нашего разговора! Вот уж у кого на редкость подходящее священное животное: ни одной кобылы не пропускает. Он же с первых дней троянскую сторону принял, так что вашей победе точно не обрадуется — вот и задобришь старика. Эх, жаль, мне нельзя поучаствовать, — с досадой стукнул по столу бог. — Мы все клялись, что больше не будем помогать ни троянцам, ни ахейцам. Короче, ты всё понял?

— А чего тут не понять? Воины в своих деревянных лошадях…

— Не «в лошадях», а «на лошадях», — нахмурился Гефест.

— Ну да, — удивился Эпей, — а я как сказал? Да сделаем, не сомневайся. Лишь бы дерева хватило.

— Учти, специально для этого проекта разобрали по доскам две галеры, — сообщил Гефест, поигрывая циркулем. — Испортишь материал — тебя отдадут экипажам этих кораблей…

Эпей попятился, замахав на бога руками. Тот сурово поглядел на мастера, погрозил ему пальцем и вышел из шатра.

Оставшись в одиночестве, Эпей попытался осторожно помотать головой для обретения резкости в глазах, тихо взвыл и еле удержался, чтобы не упасть. Проклятые цифры плавали по гладкому пергаменту, как водомерки по озёрной глади.

Очертания конских ляжек до боли напоминали перевёрнутые амфоры.

— А мы лучше на глазок… — задумчиво пробормотал он, отодвигая в сторону пергамент. — У настоящего мастера должен быть только один чертёж: вдохновение!

* * *

Василиск зашипел, серая короста побежала вниз по лапе, поднятой в угрожающем жесте. Через миг он осел в песок неподвижным изваянием. Проклятие! Я так надеялась, что хотя бы это мясо сможет сопротивляться подольше!

Будь ты проклят, Дионис. Самая большая сволочь из всех богов. Нельзя было у него выигрывать. Тем более такую опасную вещь как желание. Больше никогда не буду с ним спорить.

Впрочем, мне и так уже никогда не придётся спорить. В изнеможении падаю на колени, затем — лицом в песок. Усилием воли заставляю себя думать о чём угодно, только не о еде.

Нет, ну какой всё-таки он козёл, а? Всё предвидел — и молчал. А я ещё смеялась над ним после исполнения желания. Уже непобедимая и самая опасная на свете дура.

Козёл он. Карать надо красиво. Ведь мог же сделать, чтобы всё превращалось, скажем, в золото, а не в камень. И не от взгляда, а от прикосновения. Тогда и смерть была бы не в пример изящнее. Слышишь, козёл?

Слышит. Ветерком проносится приглушённый смешок, и опять тишина сдавливает голову. По всей пустыне полдень. По всему миру пустынный полдень. И изящная смерть стоит рядом.

Нет, смерть изящной не бывает.

Вдали слышится глухой лязг. Меня идут убивать. Наконец-то. Дионис, не хочешь проститься? Ну покажись же, хотя бы напоследок покажись, козёл!!!

Труднее всего сейчас будет преодолеть любопытство и не разлепить веки.