Крик Берка заглушал даже шум прибоя, раздаваясь по всему судну. Только что уснувшие было люди вскочили со своих коек, но одних сейчас же подхватило водоворотом, другие, будучи невменяемы от выпитого вина, утонули или были смыты и разбивались насмерть об острые камни скрытого рифа. Некоторые же цеплялись за спасательную веревку или привязывали себя к вантам и таким образом переносили удары волн.

Полная неизвестность относительно того, далеко ли спасительный берег, глубоко ли на мели, еще более увеличивала ужас несчастных.

Небо было по-прежнему темным. Гигантские волны, гонимые северо-западным ветром, разбивались о риф, покрывая его пеной, или пускали серебристые фонтаны в ночном мраке, или с дикой силой забирались между скалами. А надо, всем этим раздавался дрожащий голос бури; рыдание неба и погребальная песнь океана соединились в один жалкий и продолжительный вопль.

Когда первый выстрел попал в яхту, Мессенджер, Кеннер и Фишер были в общей каюте, завернувшись в одеяла и стараясь заснуть, несмотря на пронизывающую сырость. Они перестали думать о золоте, так как обладание им было слишком очевидной насмешкой перед надвигавшейся опасностью. При первом же толчке они проснулись и, вскочив на ноги, увидели себя борющимися с потоком воды, который ворвался в каюту и угрожал потопить их. Они стояли, почти захлебываясь. Голос Фишера послышался первым.

– Принц, – закричал он, – где вы? Боже мой, что это такое?

– Здесь, – ответил ему Мессенджер, дайте мне вашу руку! Слышали ли, как ударило в судно? Где Кеннер?

– Тону! – простонал Кеннер, захлебываясь.

– Достаньте лестницу! – закричал Мессенджер, напрягая свои силы с большим трудом. – Хель, держитесь за меня! Если мы теперь не встанем на ноги, то потонем, как собаки! – Потом стал звать: «Берк!», как будто тот мог его слышать при шуме моря.

Борьба была жестокая, но Фишер, к которому вернулась храбрость, боролся с водой изо всех сил. Схватив, наконец, своего товарища, он поднялся наверх и вытащил Кеннера. Но американец, падая на скользкий пол, очутился внизу лестницы и растянулся там, обдаваемый новыми волнами. Тут ему и был бы конец, если бы не юноша, который, придя на палубу, тотчас же увидел, в каком положении находились его товарищи.

– Где Кеннер? – спросил он.

– Я думал, что он с вами! Значит, он, наверно, умер! – задыхаясь от плескавшей в лицо воды и держась окоченевшими руками за перила кормы, проговорил Мессенджер. – Каждый за себя! Какой конец! Боже, какой конец!

Но юноша уже не слышал его, снова бросившись в общую каюту.

Войдя туда, Фишер почти тотчас же был сбит с ног потоком хлеставшей в окна воды. Вода попадала в глаза, в горло, так что он почти захлебывался. Наконец ему удалось встать на ноги; вода доходила почти до груди. Но, сделав шаг вперед, он ударился головой о что-то и был отброшен почти без чувств на промокшие подушки. Однако это падение спасло Кеннера. Когда юношу отбросило назад, он наступил на тело американца и, тотчас же схватив его на руки, пошел к лестнице. Он не знал, что Кеннер жив, до тех пор, пока не положил его на палубу, а затем и сам упал тут же, изнемогая от усталости…

Приближался рассвет; окружающая мгла немного прояснилась, клокотание волн прекратилось. В это время трое лежащих в полном оцепенении услыхали звук голоса Берка, чистый и твердый по-прежнему. Они увидели громадную фигуру человека на мостике; сильный его голос раздавался над утихавшим морем.

– Осторожно! – кричал он, – мачта падает, берегитесь!

В это время слабый свет распространился на море и потерпевшие крушение увидели на расстоянии мили темные, крутые скалы берега. Но между ними и разбитой яхтой бешено бурлил прибой. Положение было отчаянное.

– Сойдите с мачты, я вам говорю! – закричал Берк во второй раз.

Фишер и его товарищи подняли глаза и тотчас поняли, в чем дело. На одной из уцелевших мачт, судорожно ухватившись за марс, сидело 8 матросов, не видя, что их убежище давно уже готово рухнуть. И действительно, не успел Берк договорить своих слов, как мачта с треском упала в волны, и несчастные с жалобными воплями упали в воду…

Но спасти их было некому: каждый боролся за себя.

Между тем Берк ходил по капитанскому мостику, как зверь в клетке: под ним повсюду была вода и никакой надежды на то, чтобы перебраться на более безопасное место на корме. Увидев позади себя Фишера и двух его товарищей, он спросил.

– Видите вы сушу?

– Ничего, кроме мыса и холмов! – отвечал Мессенджер и спросил в свою очередь:

– Что это, отлив или прилив?

– Отлив, мне кажется, – послышался ответ Берка. – Нас разбило во время прилива; что, ваш конец держится еще, или наполнился водой?

– Держится! – ответил Мессенджер.

– Я направляюсь к берегу, – прокричал Берк, – пусть я умру, но больше ничего не остается!

Берк был довольно спокоен. Он схватил спасательный круг с мостика и надел его на плечи. Он стоял нерешительно над водяной пропастью некоторое время и снова заговорил.

– Где Кеннер?

– Умираю! – простонал Кеннер, который пришел в себя и сидел теперь напротив люка, но его хриплый голос не был слышен в завывании ветра.

– Что, он умер? – повторил шкипер, не расслышав.

– Нет, но ему очень худо! – закричал Мессенджер, приложив ко рту руки в виде рупора.

– Мне кажется, мы все получим в аду наш желтый груз!

Он собирался еще что-то сказать, но мостик под ним вдруг обрушился от бесконечных волн и исчез в одну минуту, уносимый быстрым потоком, который протекал между скал. Бывшие на корме видели, как Берк боролся с прибоем, потом он исчез между островками, и прежде чем они могли подумать о нем, их внимание было обращено на свое собственное положение и на наклон кормы яхты.

Фишер первый заметил это.

– Принц, – сказал он, – нам придется последовать за ним, корма тонет!

– Я это заметил!

– Можете ли вы доплыть до берега, если минуете скалы? – спросил Фишер. – Один из нас должен остаться с Кеннером!

Мессенджер повернулся, чтобы взглянуть на американца, который сидел почти без сознания, и сказал:

– Кеннер, мы собираемся переплыть!

При этих словах американец поднял свою голову и, пытаясь встать на ноги, жалобно проговорил:

– Вы меня не покинете, я не могу умереть один! – И начал плакать, как женщина. Наконец, собрав свои силы; он направился было к двери лестницы, но поскользнулся и покатился по наклонной плоскости палубы, пока не был подхвачен потоком в середине судна и увлечен в водоворот. Фишер инстинктивно последовал за ним и смог схватить его раньше, чем тот успел погрузиться в воду. С этой минуты началась борьба за жизнь с рифом.

– Два раза, – рассказывал впоследствии юноша, – я чувствовал, как море покрывало мне голову. Потом поднялась огромная волна и увлекла меня вглубь с ужасным завыванием. Каждый раз, когда я вставал, держа Кеннера, который, к моему удивлению, не обременял меня в воде, – я видел скалистые верхушки, возвышающиеся (они казались далекими) надо мною, и меня отнесло водоворотом так близко к ним, что я каждую минуту думал, что ударюсь головой. Не могу сказать, как было в действительности, но вдруг, когда Кеннер начал ослабевать, а я тратил все свои силы, чтобы поддерживать его, мы были увлечены на такое место, где не было волнения, и с этой минуты я мог плыть спокойно. Проплыв еще немного, я заметил, что могу достать дно ногами. Опасность миновала. Через полчаса мы вышли из моря и опустились, задыхаясь от усталости, на кучу песка у подножья громадной скалы.

Между тем Мессенджер, взглянув с сожалением на погибшую яхту, где оставались его надежды, смело нырнул с кормы и легче, чем другие, достиг сравнительно спокойного места в заливе. Затем уже небольшого труда стоило добраться и до берега, где он, подобно двоим, почувствовал, что силы оставили его, и без чувств повалился на песок.