Эббра не стала ждать одобрения или критики Пэтти Майн по поводу завершенного плана книги. Одно лишь сознание того, что она пишет, вдыхая жизнь в персонажей, которые до сих пор существовали в ее сознании в виде расплывчатых образов, словно распахнуло шлюзы ее воображения. Она как одержимая трудилась по восемь-девять часов в день, у нее было чувство, будто она создает новый мир – мир волшебный и столь притягательный, что Эббра не могла оторваться от него даже на несколько дней. К тому времени, когда Пэтти прислала ободряющее письмо, в котором говорилось, что предварительные наброски превзошли все ожидания и теперь ей нужны три первые главы, чтобы заинтересовать издателя, Эббра уже закончила вторую главу.
– Неужели ты не можешь дать себе отдых хотя бы на уик-энд? – спросил Скотт, по своему обыкновению позвонив Эббре в четверг вечером.
Футбольный сезон завершился, а Розали Бернстейн уже давно получила отставку. Одна за другой ее сменяли многочисленные преемницы, но их торжество длилось столь же недолго. Скотту нужна была только Эббра.
– Я бы с радостью приехала в Лос-Анджелес на выходные, – искренне отозвалась Эббра. Скотт раздобыл билеты на премьеру кинофильма, и она знала, что получила бы огромное удовольствие от просмотра. – Но я написала лишь три страницы третьей главы, и дело идет так здорово, что мне невыносима даже мысль о том, чтобы бросить книгу хотя бы на пару дней.
Скотт разговаривал, стоя в телефонной будке в Беверли-Хиллз. Он закусил губу, изо всех сил стараясь унять досаду. Он заключил сам с собой договор. Несмотря на то что ему не хватило воли избегать общения с Эбброй, он дал себе слово не навязываться ей. А пытаться отвергнуть возражения Эббры означало бы поступить именно так.
– Как скажешь, – произнес он с легким безразличием, которого вовсе не ощущал. – Встретимся в другой раз. Когда третья глава окажется у тебя в кармане.
Эббра негромко рассмеялась. Облегчение странным образом переплеталось в ее душе с разочарованием.
– Буду ждать с нетерпением, – откровенно призналась она. – Я до смерти испугана тем, что может случиться, когда будет закончена третья глава. Пэтти полагает, что ей удастся добиться заключения контракта на основе плана и первых трех глав. А вдруг она не сумеет? Что, если моя книга никому не нужна?
– Пэтти Майн – профессионал высокого класса, – отозвался Скотт, сожалея о том, что может поддержать Эббру одними лишь словами. – Если она рассчитывает заинтересовать издателей, не сомневайся – все будет в порядке.
– Но Пэтти еще не видела первых двух глав. А вдруг они ей не понравятся? – В голосе Эббры звучал панический ужас.
Скотт хмыкнул, воочию представляя выражение на ее лице, ее темно-синие испуганные глаза.
– Ты слишком строго себя судишь, – заговорил он, надеясь, что Эббра воспримет прозвучавшую в его голосе любовь как выражение братской заботы. – Те же опасения терзали тебя, когда ты писала план. И они оказались беспочвенными. Твою книгу ждет успех. Тебе лишь нужно расслабиться и получать удовольствие от того, что ты пишешь.
Эббра рассмеялась. Безграничная уверенность Скотта неизменно побеждала ее сомнения.
– Ладно, профессор. Я сделаю все как вы велели, вдобавок я действительно получаю удовольствие, какого не испытывала в жизни. Стоит мне сесть за машинку и бросить взгляд на бумагу, как мой мозг отключается от действительности. Я чувствую себя Алисой, попавшей в Зазеркалье, и совершенно теряю ощущение времени.
С лица Скотта сбежала улыбка. Он знал: Эббра не преувеличивает. За последние месяцы она обрела уверенность в своих способностях и теперь ставила их превыше всего. Скотт был готов мириться с увлечениями Эббры, ведь он любил и понимал ее, но как к этому отнесется Льюис? Поймет ли ее Льюис, по долгу службы вынужденный переезжать с места на место, когда Эббра попросит оставить ее в покое, потому что она, видите ли, находится на середине главы?
– Ты уже написала Льюису о книге? – небрежно поинтересовался Скотт, уверенный в том, что Эббра и не думала этого делать.
Прежде чем ответить, Эббра выдержала паузу, столь короткую, что ее мог заметить только Скотт.
– Нет, – неохотно ответила она. – Я хочу подождать. Прежде чем рассказать Льюису, надо посмотреть, что из этого получится.
Скотт прислонился к стенке будки. Его выжженные солнцем брови сошлись на переносице. Еще ни разу Эббра даже не намекнула, что испытывает к Льюису какие-либо чувства, кроме горячей беззаветной любви, и все же она не желала делиться с ним тем, что составляло смысл ее жизни. Скотт гадал: понимает ли она, что Льюис не одобрит ее литературные занятия? А если понимает, что она будет делать, когда ее муж вернется домой?
Чтобы закончить третью главу, Эббре потребовался месяц. Вообще-то в основном глава была завершена менее чем за две недели, однако предстоящие отправка рукописи и ожидание отзыва Пэтти так пугали Эббру, что она вновь и вновь исправляла написанное, до тех пор пока не начинало рябить в глазах.
– Прежде чем отсылать, сделай копию, – посоветовал Скотт, когда Эббра позвонила ему и сообщила, что наконец закончила главу. – А когда отправишь, попытайся выкинуть работу из головы хотя бы на несколько дней. – Поколебавшись, он нерешительно добавил: – В ближайшие выходные в Нью-Йорке состоится марш протеста. Я лечу туда, чтобы принять участие. Не хочешь составить мне компанию?
Эббре не нужно было спрашивать, о чем идет речь. Во время рождественских праздников, когда президент Джонсон приказал прекратить бомбардировки Северного Вьетнама, появился проблеск надежды на то, что война может завершиться мирными переговорами, однако об этом пришлось забыть, когда в конце января американские реактивные бомбардировщики возобновили налеты. В течение февраля-марта практически каждую неделю в крупнейших городах страны проходили антивоенные демонстрации.
– Нет, – ответила она спокойным голосом, но без малейших колебаний. – Ты сам понимаешь, я не могу этого сделать.
Скотт в отчаянии помотал головой. Война во Вьетнаме, а также положительные и отрицательные моменты американского военного присутствия там были единственной темой, в которой они с Эбброй не могли достичь согласия. Скотт отлично знал, как Эббра относится к войне. Знал он и то, что, если бы не брак с Льюисом, Эббра непременно участвовала бы во всех без исключения антивоенных маршах. В прошлом году она была в первых рядах студентов своего колледжа, выступавших в защиту прав человека в Сельме. Но как только речь заходила о Вьетнаме, ее истинные чувства отступали на второй план.
Пока в Вашингтоне, Нью-Йорке и студенческих городках по всей стране проходили антивоенные выступления, Льюис ежедневно рисковал жизнью ради тех целей, которые манифестанты отвергали. И если бы Эббра приняла в них участие, это, с ее точки зрения, была бы самая вопиющая демонстрация неверности мужу, какую она только могла себе представить.
– Значит, мне придется маршировать в одиночку, – угрюмо произнес Скотт.
Эббра усмехнулась:
– Вряд ли. «Вашингтон пост» утверждает, что это мероприятие соберет невиданные массы людей.
Четыре дня спустя наутро после шествия она убедилась в том, что «Вашингтон пост» не ошиблась. Демонстранты наводнили улицы Нью-Йорка, а на одной из внутренних полос газеты была помещена фотография юного светловолосого англичанина, который, даже попав в объятия полиции, продолжал сжимать в руках плакаты с надписями: «Джонсона – в экс-президенты!» и «Куда запропастился Ли Харви Освальд, когда он так нужен своему народу?». Юношу звали Лэнс Блит-Темплтон, и в газете была еще одна фотография, на которой его везли в международный аэропорт Кеннеди, чтобы депортировать в Англию.
Во время недавней писательской лихорадки Эббра до такой степени погрузилась в свой воображаемый мир, что и думать забыла о прессе. Теперь она с жадностью поглощала «Вашингтон пост» и «Лос-Анджелес таймс». Обе газеты были полны сообщений о демонстрациях в Хюэ и Дананге. Более всего Эббру потряс ужасающий фоторепортаж о монахине, которая сожгла себя у пагоды.
В письмах Льюиса не было и намека на попытки оппозиции свергнуть премьера Ки. Льюис с прежним воодушевлением исполнял обязанности ко ван чуонга, прилагая все силы для улучшения жизни крестьян. В апреле он написал о деревенской девушке, от которой отказалась семья и которая теперь работает у него уборщицей. «Ее зовут Там, – писал Льюис крупным почерком, аккуратности которого можно было лишь позавидовать, – и она на редкость смышленая. Я учу ее английскому всего несколько недель, но она уже почти овладела разговорной речью!»
Такие письма Эббра любила больше всего. В них не говорилось о засадах, операциях поиска-уничтожения, о смерти и убийствах, и она представляла Льюиса скорее тружеником Корпуса мира, помогающим людям справиться с нищетой, нежели грозным воином.
Миновало несколько недель, прежде чем раздался долгожданный звонок Пэтти.
– Простите, что заставила так долго ждать, Эббра, – оживленно произнесла она. Пальцы Эббры стиснули трубку так крепко, что побелели костяшки. – Я была в Лондоне и вернулась пять дней назад. В Англии я показала ваши наброски своему другу издателю, и он весьма заинтересовался. Он сказал, что если начальные главы столь же хороши, то он хотел бы первым ознакомиться с вашей книгой.
– А они хороши? – хрипловатым от волнения голосом спросила Эббра.
– Они бесподобны! – Тревога Эббры забавляла Пэтти, и в ее грудном голосе зазвучал смех. – Как правило, первые произведения нелегко пристроить, но мне кажется, у нас не будет затруднений с поиском издателя. Я отправлю по экземпляру своему лондонскому другу, а также в Нью-Йорк, одному издателю, который как раз составляет каталог на следующий год и проявил интерес к вашему роману.
Эббра бессильно привалилась к стене. Все получилось именно так, как предсказывала Пэтти. Издателям понравилась ее книга, которая даже еще не написана.
– Вы меня слушаете? – подала голос Пэтти. Эббра рассмеялась:
– Да. Я просто пытаюсь заставить себя поверить в происходящее. Как вы полагаете, сколько времени понадобится вашему приятелю в Лондоне, чтобы дать ответ?
– Может, неделя, а может, месяц, – рассудительно отозвалась Пэтти. – Я сама позабочусь об издателях и контрактах. А ваша задача – написать книгу и постараться, чтобы оставшиеся двадцать или двадцать пять глав были так же хороши, как и первые три.
Следующие полтора месяца Эббра не виделась со Скоттом. Она вообще ни с кем не встречалась. Ко всевозраставшему неудовольствию матери, она практически безвылазно сидела в своей спальне, перенося на бумагу живые образы, возникавшие у нее в голове, и порхая пальцами по клавишам машинки.
– Я рад, что все складывается так удачно, – сказал Скотт, по своему обыкновению позвонив Эббре в четверг вечером. – Сколько глав ты уже закончила?
– Семь.
– Сколько это страниц?
– Сто сорок. Скотт присвистнул:
– Стало быть, примерно треть пути позади?
Когда они обсуждали книгу на начальных стадиях, Эббра сказала ему, что предполагает написать примерно четыреста страниц.
– Не могу точно сказать. Чем больше я пишу, тем больше хочется. Кажется, роман будет длиннее, чем я рассчитывала. Как ты думаешь, это имеет значение?
– Вряд ли, если, конечно, ты не превысишь заявленный издателю объем на несколько сотен страниц. Ты уже готова показать мне то, что написала?
До сих пор Эббра давала ему прочесть все, что выходило из-под ее пера, – план книги, первые главы.
– Да. – Ей очень хотелось, чтобы Скотт прочел написанное. Его замечания неизменно били не в бровь, а в глаз, а безграничное воодушевление поднимало дух Эббры. – Я собиралась послать тебе последние несколько глав, но была так загружена работой, что у меня не нашлось времени снять копию.
– Даже и не думай отправлять их по почте, – решительно заявил Скотт. – Привезешь сама. В субботу у меня день рождения, и ко мне прилетает отец. Я заказал столик на троих в «Поло-лонж».
По его голосу Эббра поняла, что отговорки бессмысленны, да она и не хотела отказываться.
– Хорошо, я приеду на машине и остановлюсь в отеле «Ямайка-Бей», – пообещала она.
– Отлично. Я заеду за тобой в шесть часов, и, прежде чем встретиться с отцом, мы отправимся куда-нибудь выпить.
Времена, когда Скотт постарался бы уговорить ее остановиться не в отеле, а у него на квартире, уже давно канули в Лету. Жить рядом с Эбброй было бы для него невыносимой пыткой.
– Ну? Что скажешь? – срывающимся от волнения голосом спросила она, как только Скотт перевернул последнюю страницу.
За последний час Скотт не проронил ни слова. Они сидели за столиком в «Поло-лонж», и пока Эббра расправлялась с тихоокеанскими креветками, запивая их калифорнийским «Шардоннэ», Скотт изучал очередные главы романа.
Он положил отпечатанные страницы на стол и посмотрел на Эббру, широко улыбаясь:
– Скажу, что вы весьма незаурядная женщина, миссис Эллис. Если не остановитесь на полпути, вас ждет такой успех, что вам можно будет навсегда поселиться в отеле «Беверли -Хиллз».
Эббра откинулась на спинку кресла и с облегчением рассмеялась:
– Тебе действительно понравилось? Я так сроднилась с женщиной, о которой пишу, что мне порой кажется, будто я – это она! Действие следующих глав будет происходить в Бостоне, и я собираюсь отправиться туда на пару дней, чтобы, как говорится, изучить все на месте.
– Отличная мысль. – На ближайшие недели у Скотта не было сколь-нибудь серьезных планов, и он вполне мог бы поехать в Бостон. Однако его близкие отношения с невесткой и без того уже стали притчей во языцех, и Скотт жил в постоянном страхе, что сплетни достигнут ушей Эббры. Он достаточно хорошо знал ее, чтобы понимать: случись такое, Эббра постарается встречаться с ним еще реже. – Ты до сих пор не поздравила меня с днем рождения, – с напускной веселостью произнес он, преодолевая соблазн предложить ей свое общество в бостонском путешествии.
Ее глаза широко распахнулись, на лице отразилось смятение.
– О Господи, Скотт, прости! Я с таким нетерпением дожидалась твоего отклика на книгу, что совсем забыла!
Скотт с шутливым негодованием втянул в себя воздух и помотал белокурой головой.
– Ну, не знаю, Эббра. Я воздействую на тебя, словно Свенгали, без моего совета не обходится ни одно слово в твоем романе, я кормлю и пою тебя в самых дорогих и престижных заведениях страны – и что я имею за все свои хлопоты? Ровным счетом ничего, даже открытки на день рождения!
Эббра рассмеялась. Со Скоттом ей всегда было весело.
– Глупенький, – ласково улыбнулась она. – Я принесла не только открытку, но и подарок. – С этими словами она протянула руку к сумочке, которую предусмотрительно держала под столом, и вынула оттуда открытку и коробочку в золотистой обертке, перевязанную красной ленточкой с бантом. – Поздравляю тебя с днем рождения, – произнесла Эббра мягким голосом, который так любил Скотт. – Надеюсь, тебе понравится моя безделушка.
Даже если бы она купила ему пластинку жевательной резинки за десять центов, Скотт хранил бы ее как зеницу ока до гробовой доски.
В коробочке лежали золотые запонки с черными камеями.
Скотт низко склонился над коробочкой, опасаясь выдать взглядом охватившие его чувства. Когда он наконец поднял голову и посмотрел на Эббру, его карие глаза лучились беззаботным смехом.
– Огромное вам спасибо, сестрица, – сказал он, подавляя желание привстать и, склонившись над столиком, поцеловать Эббру. – Теперь я буду застегивать рукава стильно и с шиком.
Стиль и шик были неотъемлемой частью его натуры, и Эббра вновь рассмеялась.
– Я рада, что тебе нравится, – сказала она и повернула голову, увидев, как на столик упала длинная тень отца Скотта.
– Эббра, дорогая, ты отлично выглядишь. Как дела у Льюиса? Пришлись ли ему по вкусу обязанности ко ван чуонга? – спросил полковник, усаживаясь рядом с невесткой.
Эббра кивнула:
– Да. У него появилась возможность улучшить жизнь крестьян, попавших под его опеку.
Полковник удивленно приподнял брови.
– Льюис отправился туда бороться с Вьетконгом, а не играть в благотворительность, – с грубоватой прямотой заметил он.
Скотт протестующе взмахнул рукой.
– Ни слова о Вьетнаме, – добродушно, но твердо произнес он. – Мы празднуем день рождения. Это мой день рождения, и я не позволю испортить его препирательствами.
– Между мной и Эбброй нет разногласий, – резким тоном отозвался полковник. – Она отлично понимает, ради чего мы затеяли войну во Вьетнаме и что там делает Льюис. Между прочим, ему там приходится несладко, не то что тем болванам, которые шляются по Нью-Йорку с антивоенными лозунгами!
По лицу Скотта заходили желваки, он напрягся всем телом и налег на столик, подавшись к отцу.
– Послушай меня хотя бы минуту, папа. Я...
– Осторожнее, Скотт, – торопливо вмешалась Эббра. – К нам подъезжает тележка с тортом. Ты должен задуть свечи.
Скотт ошеломленно вытаращил глаза.
– С днем рождения, сэр, – произнес официант, подкатывая к столику тележку.
Торт был покрыт лимонно-желтой глазурью и украшен фигуркой игрока в футболке «Рэмсов» с номером Скотта. По окружности торта выстроились мерцающие свечки.
– Кому, черт возьми, могло прийти в голову... – начал было Скотт, тут же забыв о размолвке с отцом.
На какое-то мгновение Эббре показалось, что она ослышалась.
– Но ведь каждому человеку на день рождения полагается праздничный торт... – промолвила она.
Скотт расхохотался и, взяв ее руку, крепко стиснул:
– Я мог бы и сам догадаться! Черт побери, у меня не было торта с тех пор, как мне исполнилось восемь лет!
– Не хотите ли задуть свечи? – спросил официант.
– Ты должен загадать желание, – подсказала Эббра. Скотт нехотя выпустил ее руку. На секунду улыбка на его лице стала несчастной. Он слишком хорошо знал, что не может пожелать того, чего на самом деле хочет.
– Ну давай же! – смеясь, настаивала Эббра. – И помни: ты должен задуть их все разом!
Скотт набрал полную грудь воздуха и без труда задул свечи, так и не загадав заветного желания, которое состояло в том, чтобы Эббра стала его женой. Вместо этого он загадал, чтобы она вместе с ним встретила его следующий день рождения и все последующие.
– Не желает ли ваша супруга ломтик торта? – спрашивал тем временем официант.
Скотт вытаращился на него, изумленный тем, сколь точно эти невинные слова отвечают его затаенным мечтам.
Эббра слегка покраснела. Ошибка была вполне понятной и простительной. Она заказала торт на свою фамилию, а ведь ее фамилия была тоже Эллис. Однако предположение о том, что она – жена Скотта, почему-то смутило ее.
И только полковник воспринял недоразумение с полным спокойствием.
– Миссис Эллис – супруга моего старшего сына, который служит во Вьетнаме, – сказал он, не замечая напряженной гримасы, внезапно исказившей черты Скотта. – Хотите ломтик торта, Эббра? Или отложим десерт до окончания обеда?
– Отложим, – согласилась она. Ее щеки постепенно приобретали обычную окраску.
– Прошу прощения, мадам, – сказал официант. – Приношу свои извинения, сэр.
Он укатил тележку с тортом прочь, и Эббра попыталась поймать взгляд Скотта, собираясь вместе с ним посмеяться над ошибкой официанта. Она понимала, что сумеет справиться со смущением, только обратив недоразумение в шутку.
– Как можно было брякнуть такую глупость? – легкомысленным тоном заговорил Скотт, беря со стола меню. – Неужели я мог показаться кому-нибудь таким везунчиком? – Несмотря на беззаботность тона, он не смеялся и старательно избегал встречаться с Эбброй глазами, отчего та еще долго ощущала непонятную тревогу.
– Вы ездили в Бостон одна? – спросила Пэтти Майн. Лондонский издатель благосклонно отозвался о первых двухстах страницах романа, и они решили отметить это событие в изысканном французском ресторане неподалеку от конторы Пэтти.
Эббра кивнула:
– Да. Я решила, что, если поеду с кем-нибудь, это будет меня отвлекать, однако мне то и дело хотелось показать Скотту места, о которых я пишу.
Пэтти отложила вилку и откинулась на спинку кресла. Задавая вопрос, она имела в виду мать или подругу Эббры. Ей и в голову не приходило, что Эббра могла поехать с братом своего мужа.
– Вы часто путешествуете вдвоем со Скоттом? – спросила она, заинтригованная.
– Нет, изредка, – простодушно отозвалась Эббра, подцепляя вилкой гриб. – Только если речь идет о поездке куда-нибудь в Денвер или Сан-Диего на матч с его участием.
– Но вы полагаете, ему было бы приятно съездить с вами в Бостон? – допытывалась Пэтти.
Эббра пригубила вино и улыбнулась:
– Да. Мне кажется, моя Мэдди стала для него таким же реальным человеком, как и для меня.
Обед может подождать, подумала Пэтти. Ее уже давно интересовали отношения Эббры с прославленным Скоттом Эллисом, и она решила удовлетворить наконец свое любопытство.
– А что думает о Мэдди Льюис? – спросила она.
Эббра отодвинула тарелку и откинулась в кресле, однако в ее позе не угадывалось и следа неспешной непринужденности, которой отличалась Пэтти.
– Мне не хватает духу рассказать Льюису о книге. Он так поглощен своими делами во Вьетнаме, что ему может показаться... – Она помолчала и нехотя добавила: – Мне отчего-то неловко писать ему о такой мелочи, как мой роман.
Лицо Пэтти выразило удивление.
– Но для вас роман – не мелочь.
– Нет. – На лице Эббры появилась широкая улыбка. – Для меня книга – самое значительное событие в жизни. Разумеется, если не считать замужества.
– Да, разумеется, – чуть суховато согласилась Пэтти. Ее любопытство продолжало разгораться. – Льюис и Скотт, вероятно, очень похожи? Не потому ли вы так много времени проводите со Скоттом, что вам кажется, будто это то же самое, что быть с Льюисом?
Эббра разразилась смехом:
– Господи, конечно, нет! Они совершенно разные люди. Льюис – военный до мозга костей, пунктуальный и педантичный. Скотт – его полная противоположность, эдакий бесшабашный рубаха-парень. Сомневаюсь, что Льюис когда-либо ходил на футбол. А для Скотта спорт – смысл жизни. Откровенно говоря, мне кажется, между ними нет ничего общего.
Пэтти поставила локти на подлокотники кресла, сцепила пальцы и опустила на них подбородок. Занимавшая ее загадка не только не разрешилась, но стала еще сложнее.
– В таком случае прошу меня простить, Эббра, – заговорила она с обычной своей прямотой, – но я никак не возьму в толк, почему вы проводите так много времени со Скоттом.
Эббра смотрела на нее широко распахнутыми глазами.
– В этом нет ничего удивительного, – ответила она наконец, пытаясь сообразить, почему Пэтти так занимают ее отношения со Скоттом. – Я хочу сказать – мы ведь одна семья. Скотт – мой деверь. Что странного в том, что я езжу смотреть его матчи?
Пэтти склонила голову набок.
– Скотт всегда был мишенью для сплетен, – задумчиво произнесла она. – Где бы он ни появлялся, за его локоть цепляется роскошная фотомодель или кинозвезда. В последние полгода не было ни одной. – Пэтти помолчала и добавила, стараясь, чтобы ее слова не прозвучали намеком: – Кроме вас, разумеется.
Лицо Эббры побелело.
– Неужели это выглядит именно так? – спросила она наконец натянутым голосом. – Так, будто в наших отношениях есть что-то... недостойное?
Пэтти почувствовала укол совести. Она не хотела огорчать Эббру – лишь намеревалась выяснить, что ее связывает со Скоттом. Но поскольку Эббре было невдомек, какие слухи возбуждают ее отношения с братом мужа, Пэтти ничуть не жалела, что заговорила об этом. Со временем кто-нибудь непременно задаст ей подобный вопрос, и уж лучше этим человеком окажется она, а не какой-нибудь назойливый журналист.
Эббра вскочила и схватила сумочку дрожащими пальцами.
– Пожалуй, мне пора, Пэтти. Обед был чудесный, и я не могу выразить, как я счастлива услышать добрую весть из Лондона. Но мне еще предстоит немало потрудиться над книгой, и я хочу побыстрее вернуться в Сан-Франциско, чтобы взяться за работу.
Пэтти кивнула. Она понимала, что заставило Эббру обратиться в бегство, но, если бедняжка не осознавала, к каким последствиям для ее репутации могут привести отношения со Скоттом, ей только пойдет на пользу этот разговор.
– Если вам потребуется мой совет, звоните не стесняясь, – сказала Пэтти, поднимаясь из-за стола и ласково целуя Эббру в щеку.
Эббра заставила себя улыбнуться.
– Спасибо, Пэтти. Обязательно. До свидания.
Она торопливо покинула ресторан, провожаемая восхищенными взглядами дельцов, сидевших за соседним столиком. Она приехала в Лос-Анджелес вчера вечером и заказала номер в «Ямайка-Бей» на двое суток. После обеда с Пэтти она собиралась пройтись по магазинам, а потом, в пять часов, встретиться со Скоттом в Музее изящных искусств. Оттуда они должны были поехать в кино или в театр.
Эббра поймала такси у входа в ресторан, но вместо того, чтобы отправиться на Родео-драйв за покупками, велела водителю ехать в отель. Она не решалась встретиться со Скоттом. По крайней мере сейчас. Она устроилась на заднем сиденье машины, стиснув побелевшие пальцы в кулаки.
Она познакомилась с Пэтти совсем недавно, но уже успела понять, что та никогда не бросает слов на ветер. И если Пэтти увидела в ее отношениях со Скоттом что-то дурное и сочла необходимым ей об этом сказать, другие могут увидеть то же самое. Эббра вспомнила об официанте из «Поло-лонж» и его простодушном заблуждении. Знаменитые спортсмены всегда были мишенью для сплетен, и ничто не доставило бы прессе большей радости, чем возможность донести их до ушей как можно более широкой аудитории. Эббре становилось дурно при одной лишь мысли о газетных заметках, утверждающих, будто бы Скотт забросил своих бывших любовниц ради невестки. Люди, знающие Эббру и Скотта, ни на мгновение не поверят подобным домыслам, но для тестя и родителей Эббры они окажутся тяжелым ударом.
Она выскочила из такси у отеля и торопливо пересекла холл, направляясь к своему номеру. Внезапно ей стало понятно многое – испытующие взгляды товарищей Скотта по команде, смешки, мгновенно стихавшие, как только они со Скоттом появлялись за общим столом.
Эббра швырнула жакет и сумочку на кровать, взяла трубку телефона и попросила соединить ее с городом. Она вспомнила еще один случай, произошедший несколько месяцев назад, когда Скотт ввязался в драку. Это было так непохоже на него, добродушного и уравновешенного. Тогда Скотт объяснил лишь, что парень, которого он ударил, сказал нечто, чего он не мог вытерпеть. Внезапно Эббре стало совершенно ясно, о чем шла речь.
Она дрожащими пальцами набрала номер Скотта. Им нельзя больше встречаться. Рано или поздно падкие на сплетни журналисты разнюхают об их дружбе и выжмут из этой истории все, что возможно. Эббра знала, что Скотт отнесется к этому спокойно, но не могла допустить, чтобы его имя трепали газеты.
– Офис господина Эллиса, – ответила помощница Скотта.
У Эббры сжалось горло. На мгновение ее охватило желание бросить трубку и перезвонить позже, но она понимала: проволочка может отнять у нее решимость.
– Это Эббра, – сказала она, стараясь говорить ровным голосом. – Пожалуйста, передайте Скотту, что я не останусь ночевать в Лос-Анджелесе. После обеда со своим агентом я поняла, как много мне еще предстоит сделать, и решила на время уединиться, чтобы поработать над книгой.
Собеседница повторила поручение и дала отбой. Эббра крепко зажмурилась. Теперь она не скоро увидит Скотта. Может быть, их разлука продлится несколько месяцев, а ей так многое хотелось ему сказать. Она хотела поговорить с ним о контракте с британским издательством, показать ему очередную главу, которую закончила в пятницу.
Чего уж проще – она хотела быть рядом со Скоттом.
Мысль об этом поразила Эббру словно удар грома. Она замерла, сжимая трубку и устремив перед собой невидящий взгляд. Ради всего святого, как это получилось? Когда?
Она неловко уронила трубку на аппарат.
– О Боже, – шептала она, застыв, словно соляной столб. – Господи Боже мой! – По ее щекам потекли слезы, оставляя блестящие дорожки и капая на руки и блузку.