Серена Блит-Темплтон проснулась на рассвете от грохота, производимого, казалось, целой армией людей, вбивавших в землю колышки для огромных шатров. Застонав, она перевернулась и накрыла голову подушкой. Сегодня был самый длинный день в году. Сегодня поместье Бедингхэм готовилось принять «Роллинг Стоунз», «Энималз», дюжину менее популярных групп и одному Богу известно сколько тысяч поклонников.

– О черт, о Господи, – вслух произнесла она. – Не надо было возвращаться домой на ночь глядя. Уж лучше бы я осталась в городе.

Но ей не захотелось торчать в их доме в Челси, и она отправилась в путь по пустынным дорогам, изрядно накачавшись шампанским, накурившись марихуаны. Судьба, как обычно, оказалась благосклонна к ней. Серена не попала в аварию и не угодила в лапы полицейских. Она сама не знала, радоваться этому или огорчаться. Жизнь так скучна, и Серене казалось, что ночь в каталажке добавила бы пикантности ее унылому существованию. И уж конечно, такое событие немало попортило бы крови отцу ей на потеху, а может, даже произвело бы впечатление на Лэнса.

Лэнс, брат-близнец Серены, придерживался крайне левых взглядов. Он бунтовал против аристократии, против собственного отца, против наследственных привилегий, против дорогостоящего образования. Последним объектом его ненависти стали полицейские, хотя Серена в глубине души была уверена, что Лэнс ограничивается проклятиями в адрес патрульных, когда те вежливо просят его убрать свой «астон-мартин» из пешеходной зоны в Чини-Уолке. И все же минувшие два месяца Лэнс продолжал называть всех полисменов и даже сотрудников весьма либеральных местных органов правопорядка не иначе как «фашистскими свиньями».

Стремительным легким шагом Серена приблизилась к окну и раздвинула занавески. Яркая зелень газона, который раскинулся перед особняком и простирался вдаль до холма, переходя в трехмильную вязовую аллею, была почти не видна под платформой, заполненной техниками и постанывавшей под грузом дорогостоящей звукоаппаратуры.

Серена улыбнулась. Невзирая на свое безразличие ко всему и вся, она искренне любила Бедингхэм. Ее семья владела поместьем с шестнадцатого века, когда Мэттью Блит, наемник и авантюрист, в награду за свои сомнительные заслуги получил от Генриха VIII позволение приобрести и заселить земли заброшенного аббатства Бедингхэм в Кембриджшире. Мэттью взялся за дело с небывалой энергией и превратил Бедингхэм в поместье, достойное самого короля.

Серена погладила старинный каменный подоконник. В свое время здесь гостили Тюдоры, Стюарты, Саксен-Кобурги и Эдуард VII, а теперь Бедингхэм готовился принять «Роллинг Стоунз».

– Вы немало повидали, – любовно сказала она увитым плющом кирпичным стенам, – но за четыре века здесь не было ничего подобного!

Послышался стук в дверь. Не дожидаясь разрешения войти, в комнату вбежал брат Серены. Его большие пальцы были засунуты в карманы джинсов, волосы разметались по плечам.

– От этого шума можно оглохнуть, – жизнерадостно заявил он. – Старичок решил открыть ворота в восемь часов, чтобы унять суматоху в деревне. Судя по всему, местные дороги уже давно забиты до отказа. Ночью на окрестных полях стали лагерем сотни людей, приехавших на концерт. Думаю, наши фермеры будут очень недовольны.

Серена пожала плечами, ей не было никакого дела до гнева крестьян, арендовавших земли Бедингхэма.

– В котором часу начнется концерт?

– В десять, но тебя, наверное, больше интересует, когда прибудет Джаггер? – Лэнс шлепнулся лицом вниз на разворошенную постель сестры и подпер ладонями подбородок. – Предполагают, это произойдет в два часа. До тех пор нам придется удовольствоваться простыми смертными.

– Он останется в поместье? – спросила Серена, отворачиваясь от окна и роясь в комоде времен Георга III в поисках джинсов и футболки. – Я имею в виду – останется ли он на прием?

– Его пригласили, и ходят слухи, что он согласился, но мне трудно представить Джагтера на приеме. А тебе? – спросил Лэнс, испытующе глядя на сестру и ухмыляясь. Серена натягивала джинсы под полупрозрачной ночной рубашкой. С тех пор как она вернулась на каникулы из швейцарского колледжа, Серена всеми силами демонстрировала брату, какой сексуальной и раскрепощенной она стала. Лэнса удивляло, что ее эротическая свобода почему-то не распространяется также и на него и она все еще держится с ним с сестринским целомудрием.

Прекрасно зная о его мыслях и причинах, которые их вызвали, Серена вызывающе сняла ночную рубашку через голову, победно обнажив груди, и с нарочитой медлительностью потянулась к футболке, даже не позаботившись повернуться к Лэнсу спиной.

– Почему бы ему не согласиться? – спросила она. – Даже его королевское высочество принял приглашение.

По телу Лэнса пробежала горячая волна, словно от электрического удара. У Серены были маленькие торчащие груди, а соски казались такими бледными, что были почти незаметны. Чтобы придать им должную окраску, их нужно было хорошенько помять. Сама мысль об этом представлялась извращенно-эротичной, и Лэнс удивился тому, что до сих пор не думал об инцесте.

– Да, – ответил он. – Принц Чарлз собирался приехать.

Прием по окончании концерта обещал стать одним из тех событий, к которым был привычен Бедингхэм. Среди приглашенных были отпрыски знатнейших семейств Англии, а тщательно отобранные звезды сцены и экрана должны были прибавить вечеру блеска.

Серена натянула футболку. Гадая, почему он до сих пор не сознавал силу сексуальной притягательности сестры, Лэнс сказал:

– Не понимаю, отчего ты думаешь, будто присутствие Чарлза гарантирует приятный вечер.

Серена осмотрела себя в огромном зеркале в подвижной раме из орехового дерева.

– Мне нравится Чарлз, – неожиданно призналась она. – Может, он и чванлив, зато чванлив от души.

Позабыв на мгновение о том сладостном направлении, которое приняли его мечтания, Лэнс перекатился на спину и воскликнул, заливаясь смехом:

– О Господи, Серри! Так вот куда ты нацелилась! Только этого нам не хватало – королева Серена! Избави Боже!

– По-моему, я была бы отличной королевой, – сказала Серена, собирая густую гриву золотистых волос и пристраивая их на затылке. – Корона была бы мне к лицу.

– Чепуха! – пренебрежительно отозвался Лэнс. – Времена, когда Блит-Темплтоны заигрывали с королевской семьей, давно миновали. Чего не хватает нашей семейке – так это капельки здоровой, не тронутой разложением революционной крови!

Серена распустила волосы по плечам. Она всегда боготворила Лэнса. Он был самым главным человеком в ее жизни, но политические жесты брата внушали ей скуку. Чуть нахмурившись, она принялась копаться в нижней части комода, разыскивая свои белые кожаные сапожки на высоком каблуке. Скука – не то слово. Скорее, обида и разочарование. До той поры, когда брат ударился в левацкие эскалады, они с Сереной сходились буквально во всем.

В детстве им подолгу приходилось оставаться на попечении гувернанток и слуг, пока родители бороздили Средиземное море, катались на лыжах в Швейцарии или стреляли тетеревов в шотландских горах. Лэнс и Серена очень любили друг друга и росли в непоколебимой уверенности, что они вдвоем противостоят окружающему миру. Чувство единства, возникшее между ними в детстве, по-прежнему играло важнейшую роль в их взаимоотношениях, и Серена всеми силами старалась разделить бунтарские устремления Лэнса. Это ей не удалось. Политика, даже революционная, нагоняла на нее тоску.

Отыскав сапожки, Серена надела их. Если не считать политики, они с Лэнсом по-прежнему почти во всем походили друг на друга. Оба были высокие, стройные, белокожие и светловолосые. Эти черты придавали облику Лэнса налет женственности, и Серена подозревала, что он примкнул к экстремистам потому, что думал: левацкие воззрения помогут ему выглядеть крутым, суровым парнем.

Серена сняла с дверцы шкафа два платья и повесила их рядом с прочей одеждой, которую разворошила в поисках обуви. Оба платья были белые. Одно из них, с ярлычком «Мери Квоит», было коротким – что называется, на грани приличия. Второе, от Нормана Хартнелла, длиной до лодыжек, было скроено из плотного атласа и расшито тысячами крохотных жемчужин. Серена собиралась надеть «Мери Квонт» на концерт, а «Нормана Хартнелла» приберегала для приема. Она еще раз осмотрела их с радостным предвкушением. Платья как нельзя лучше отражали ее индивидуальность. Они соответствовали противоположным полюсам направлений моды, но Серена находила их одинаково восхитительными. Она обожала крайности. Чего она не терпела – так это умеренности и сдержанности.

– Пока ты вчера ночью прохлаждалась в городе, к нам приехали гости, Андерсоны, – сообщил Лэнс, гадая, испугают Серену его похотливые мысли или же она разделит его мучительные эротические фантазии. – Ничтожные янки из захолустья, хотя и кичатся тем, что относятся к числу старейших семейств Бостона.

Поскольку последние несколько месяцев Лэнс нападал на Америку и американцев с тем же яростным пылом, что и на британскую полицию, его мнение о гостях ничуть не удивило Серену.

– На чем они сколотили капитал? – с интересом осведомилась она.

Способность американцев выбиваться из грязи в миллионеры на протяжении одного поколения неизменно очаровывала Серену. Ее собственный прапрадед прибыл в Штаты нищим шведом-эмигрантом, но после смерти оставил дочери такое громадное состояние, что Бедингхэм и его обитатели и поныне существовали на эти деньги.

– Банковская сфера, – ответил Лэнс. Он пожал плечами и уселся на кровати, спустив ноги на пол. – Но основой их капитала была торговля спиртным. Их дед приобрел лицензию на вывоз виски из Шотландии в последние дни «сухого закона», а когда тот благополучно скончался, он за ночь стал миллионером.

– Здорово рискуя при этом, – заметила Серена, проводя гребнем по блестящим гладким волосам. – А если бы закон не отменили? Что бы этот смельчак делал со своей лицензией?

– Он якшался с политиками и точно знал, что закон отменят, – сухо отозвался Лэнс.

Серена издала низкий грудной смешок.

– Полагаю, я бы нашла с дедулей общий язык. Ну а что его внук?..

Лэнс опять пожал плечами, вдруг сообразив, что Серена найдет общий язык и с внуком. Это ему совсем не понравилось.

– Он закончил юридический колледж, поступил в Принстон и теперь считает Англию анахронизмом.

– Студент Принстона не может быть таким тупицей, – заявила Серена, укладывая гребень в ящик туалетного столика. – Впрочем, если он действительно считает Англию старой развалиной, то ты полностью с ним согласишься. В конце концов, не кто иной, как ты вознамерился поставить нашу страну на колени и возвести на улицах баррикады.

– Да, но для этого мне не нужна помощь чертовых янки! – воскликнул Лэнс, швырнув в сестру подушкой.

Серена с легкостью увернулась.

– Идем, милый братец, – сказала она и торопливо двинулась к двери. Ее груди победно колыхались под тонкой материей футболки. – Я хочу убедиться в том, что Бедингхэм готов встретить свой звездный час!

Они спустились по лестнице, миновали холл и прошагали по вестибюлю, пол которого был выложен плитками с изображением герба Блит-Темплтонов. До начала концерта оставалось еще два часа, но с улицы уже доносились звуки музыки.

– Это играют транзисторные приемники, – сообщил Лэнс, спускаясь вместе с Сереной по каменным ступеням южного входа. – О Господи! Ты только взгляни на толпу, которая валит в ворота! Что же будет, когда начнется концерт?

– Это будет сказка! – отозвалась Серена и сбежала по ступеням к гаревой дорожке, отделявшей дом от газона. Ее глаза сияли.

Ворота, которые по приказу отца распахнулись в восемь часов, находились так далеко, что были почти не видны, однако счастливцы, прошедшие через них первыми, уже миновали аллею вязов и устремились к лужайке и сцене.

– Хочешь дернуть? – крикнул Серене длинноволосый юнец в вязаной куртке и пестрой головной повязке, одним из первых добравшийся до особняка.

– Еще бы! – с воодушевлением отозвалась девушка и, взяв из его рук сигарету с марихуаной, глубоко затянулась сладковатым дымом. Лэнс смотрел на нее, не зная, смеяться ему или сердиться.

– Не лучше ли сперва позавтракать? – спросил он. – Ведь утро только начинается.

Серена вновь набрала полную грудь дыма.

– Вероятно, так было бы разумнее, – сказала она, – но уж очень скучно. А я сегодня не потерплю скуки! Сегодня я хочу одного – веселиться, веселиться и еще раз веселиться!

В десять часов отец возвестил о том, что концерт начнется в ближайшие минуты, но при этом он был похож на утопающего, потерявшего последнюю надежду на спасение.

Бескрайняя масса кричащих, поющих, танцующих тел заполонила лужайку вокруг сцены, зеленый холм и аллею, видневшуюся вдали. Дом был взят в плотное кольцо охраны. У каждого подъезда стояли полицейские в форме, на каждой двери красовался огромный знак «Вход воспрещен». Промямлив вступительное слово и официально объявив бедингхэмский рок-фестиваль открытым, хозяин поместья укрылся в особняке, не в силах поверить тому, что незамысловатое предприятие, призванное пополнить семейный бюджет, вылилось в чудовищную вакханалию. Он не мог даже представить, что в Бедингхэм хлынут многие тысячи молодых людей. Ему и в голову не приходило, чем обернется эта затея. И уж конечно, он не догадывался, что музыка бывает такой раздражающей и зубодробительно-громкой.

– Не верю собственным глазам, – осевшим голосом сказал он Серене, поднимаясь вместе с ней по лестнице. – Море немытых полуголых существ расплескалось до самого горизонта!

– Денек обещает быть тяжелым, – деловито отозвалась Серена. – Как только эти существа начнут действовать тебе на нервы, сразу вспоминай о горах денег, которые они с собой принесли.

Отец уже вспомнил об этом. Горы денег были для него сейчас единственным утешением.

– А как же лужайка? – простонал он, приваливаясь к перилам. – К тому времени, когда все это кончится, на земле не останется ни травинки!

Серена похлопала его по плечу.

– Бедингхэм пережил Гражданскую войну, переживет и «Роллинг Стоунз», – ободряюще произнесла она. – Не расстраивайся, папуля. Веселись! – С этими словами она двинулась прочь.

– Серена! – крикнул ей вслед отец. – Наши гости! Ты уделяешь им внимание?

– Я даже не видела их, – ответила Серена, продолжая шагать к двери. – На твоем месте, папуля, я бы хлебнула виски, – добавила она, обернувшись. – Спиртное успокаивает нервы.

Отец застонал и отправился в кабинет. Предложение дочери показалось ему самым разумным с той поры, когда начался этот кошмар.

Серена легко сбежала по широким ступеням южного подъезда мимо полицейского, стоявшего на посту. Отсюда открывался вид на заднюю часть сцены. Платформа была забита оборудованием и музыкантами сопровождения, и один из них, высокий, томный на вид парень примерно одного с ней возраста, был так красив, что сразу приковал к себе внимание девушки.

Он стоял у самого края платформы, опираясь на усилитель, скрестив ноги и засунув руки в карманы джинсов.

Его небрежная поза, скучающее, безразличное лицо, выделявшиеся в разгоряченной толпе, напомнили Серене Лэнса, хотя сходство на этом и кончалось. У музыканта были иссиня-черные волосы, спускавшиеся до бровей, и, несмотря на худощавое телосложение, в нем чувствовалась скрытая сила, какой-то животный магнетизм, которого так недоставало Лэнсу. Вряд ли он был известным музыкантом, но этот недостаток с лихвой возмещали иные достоинства, и Серена не видела причин, почему бы не познакомиться с ним.

– Я – Серена Блит-Темплтон! – крикнула она распорядителям, преградившим ей путь. – Пропустите меня!

Они почти немедленно подчинились ее повелительному тону, и все же к тому времени, когда Серена пробралась к краю сцены, темноволосый парень исчез.

– Только что здесь стоял молодой человек. Вы не видели, куда он ушел? – перекрикивая гром аплодисментов, спросила она музыканта одной из групп, выступавшей перед «Энималз».

– Понятия не имею, крошка, – ответил тот, смерив ее одобрительным взглядом. – Не могу ли я его заменить?

Он был все еще потный после выступления, на его лице из-под сценического грима проглядывали пятна, а изо рта разило перегаром.

– Нет, – сказала Серена, смягчая отказ улыбкой. – Нет, вы не годитесь.

На смену утру постепенно приходил день, и жара становилась почти невыносимой. Серена стояла бок о бок с крепышом-австралийцем. Они обнимали друг друга за талии, приплясывая в такт музыке.

– А я думал, в Англии всегда идет дождь! – крикнул ей австралиец.

– Чаще всего так и бывает! – крикнула Серена в ответ. – Но иногда у нас случается лето! Вот как сейчас!

Несколько девушек разом стянули с себя футболки и теперь плясали с обнаженной грудью и весело визжали, когда кто-нибудь окатывал их холодным пивом из бутылки. Серене захотелось сорвать с себя мини-платье, в которое она переоделась перед началом концерта. В любом другом месте она так бы и поступила, и лишь уважение к Бедингхэму сдержало ее порыв.

Громкоговорители возвестили, что «Роллинг Стоунз» уже приехали и выйдут на сцену примерно через двадцать минут. Огромная толпа взревела, скандируя: «Мы хотим Мика!»

Серена высвободилась из потных объятий австралийца. Ей хотелось в туалет, но не было ни малейшего желания забираться в одну из передвижных кабин, тут и там разбросанных по полю. Она протиснулась сквозь толпу, выбралась на открытое пространство и побежала к дому, ныряя под установленные вокруг ограждения. К ней метнулся полицейский, и она, запыхавшись, крикнула:

– Я – Серена Блит-Темплтон! Я живу здесь! Полицейский узнал ее и поднял последний барьер, пропуская девушку к особняку.

Серена ринулась вверх по широкой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Все ее тело было покрыто испариной, и, прежде чем вернуться к сцене, она хотела быстро принять холодный душ. Даже в доме музыка звучала оглушающе. Из окна спальни Серены открывался живописный вид на пологие склоны холма и аллею вязов; каждый дюйм пространства был занят танцующими, аплодирующими, вопящими поклонниками. Над их головами развевались плакаты с надписями: «Мы любим Мика!», «Миру – да, войне – нет!» и «Американцы, вон!».

Серена фыркнула, сбросила одежду и, выделывая ногами кренделя, танцующим шагом отправилась в ванную, надеясь, что Андерсоны не примут близко к сердцу лозунги, протестующие против американского присутствия во Вьетнаме, которое неуклонно усиливалось в течение лета. А Лэнс хотя бы на день окажется в окружении тысяч своих единомышленников.

Серена стояла под душем, пустив воду на полную силу и запрокинув голову. Сегодня жизнь не казалась ей скучной. Совокупное действие спиртного и марихуаны, которой с ней столь щедро поделились, привело ее в отличное расположение духа. Через несколько минут на сцену выйдет Мик. Позже начнется прием, и, может быть, Джагтер почтит его своим присутствием. Серена встретится с ним... и как знать, что из этого получится.

Она выбралась из душа и, прошагав по брошенному белому платью, вынула из шкафа другое, лимонно-желтое, но такое же короткое.

– В этом году – «Роллинг Стоунз», в следующем – «Битлз», – сказала она, словно обращаясь к стенам, после чего выскочила из ванной, захлопнув за собой дверь.

Когда она торопливо спускалась по лестнице, распахнулась дверь, ведущая в холл, и оттуда как ни в чем не бывало выступил высокий темноволосый незнакомец. Он шагнул к двери гостиной.

– Какого черта вы здесь делаете? – возмущенно крикнула Серена, бегом преодолевая последние ступени. – Дом закрыт для посетителей. Вы что, не видели запрещающих знаков? Не видели ограждение?

Незнакомец лениво повернулся, по-прежнему держась за дверную ручку.

– Их не заметил бы только слепой, – сухо отозвался он.

Серена замерла на нижней ступеньке, чувствуя, как забилось ее сердце. Рассматривая его издали, она безошибочно уловила в нем ошеломляющую мужественность. Сейчас, на близком расстоянии, ее пронизывали волны чувственности, которую он, казалось, излучал.

– Дом закрыт для посетителей, – повторила она, шагнув к молодому человеку.

– Я не посетитель, – отозвался он, переводя бесстыдно-оценивающий взор с волос Серены на ее глаза, грудь, ноги и вновь возвращаясь к ее лицу.

Стоило ему заговорить, Серена сразу поняла, что он американец с весьма щедрой примесью кельтской крови. Высокая стройная фигура, цвет волос и глаз изобличали в нем ирландца. У него было гибкое тело заядлого драчуна, и что-то в его облике подсказывало Серене: он не задумываясь вступит в любую схватку.

– Я отлично знаю, кто вы такой. – Серене хотелось впиться зубами в его шею, почувствовать во рту вкус его пота, увидеть, так ли он красив без одежды, как в джинсах и белой рубашке с открытым воротом. – Вы музыкант. Я видела вас раньше, за сценой. А теперь будьте добры покинуть дом. Как я уже сказала, сегодня мы не принимаем посетителей.

Она приблизилась к молодому человеку вплотную, готовая оторвать его пальцы от дверной ручки. Как только он покинет дом, она выйдет вместе с ним и уж тогда не упустит его. Но она не позволит никому, даже такому красавчику, шататься по Бедингхэму.

– Я не посетитель, – повторил молодой человек, прислонившись спиной к двери и небрежно скрестив руки на груди. – И уж конечно, не музыкант.

– Так кто же вы такой, черт побери? – требовательно осведомилась Серена. Внезапно ее глаза расширились, и она сказала прерывающимся от смеха голосом: – Черт возьми! Не надо ничего говорить. Я сама знаю. Вы – Андерсон.

– А вы – Темплтон. – Его глаза улыбнулись, но Серена уловила в его взоре тот же огонек, который, как она прекрасно знала, горел и в ее собственных глазах, – огонек неприкрытого, мгновенно воспламенившего кровь желания.

– Блит-Темплтон, – поправила она, рассматривая молодого человека с тем же откровенным восхищением, с которым он глядел на нее.

При росте пять футов десять дюймов Серена была лишь чуть ниже Андерсона. Ее глаза скользнули по его лицу, по оттопырившейся застежке джинсов, по его загорелой шее и губам, уголки которых приподнялись в самоуверенной ухмылке. Потом они встретились глазами и смотрели друг на друга не отрываясь. Серену охватило сладостное предвкушение.

– А дальше? – спросил он. – Сабрина? София? Селина? Что-то не припомню.

– Серена. А ваше имя?

– Кайл.

Серена кивнула. Итак, она не ошиблась насчет его кельтских корней.

– Я думала, вы из Бостона. Но не из бостонских ирландцев, – сообщила она. Кайл стоял так близко, что она чувствовала тепло его дыхания на своей щеке.

– Моя семейка под стать вашей, – отозвался он, сверкнув белыми зубами в слепящей, чуть кривоватой улыбке. – Мы готовы закрыть глаза на все что угодно... если нам чего-нибудь хочется.

Из уст Серены вырвался грудной смешок.

– И сейчас как раз такой случай? – спросила она, уперев руку в бок и призывно выгнув бедро.

– Почему бы и нет? – отозвался Кайл, небрежно отделяясь от двери. – Не желаете ли показать мне дом?

За окном яростно взревела толпа. «Роллинг Стоунз» взяли первые аккорды, и на сцену выскочил Мик Джаггер.

Серена улыбнулась еще шире. Как ни странно, Джаггер больше ни капли ее не волновал.

– С удовольствием, – сказала она и, приглашающе взмахнув рукой, открыла дверь гостиной. – Сюда, прошу вас.

– Это королевская опочивальня, – произнесла Серена, распахивая дверь и входя в огромное, залитое солнцем помещение, в центре которого на невысоком возвышении стояла роскошная кровать с четырьмя столбиками и балдахином. – Ее называют так потому, что, по преданию, когда-то здесь спала королева Елизавета Первая, а в 1712 году, как доподлинно известно, – королева Анна.

– Впечатляюще, но тесновато, – заметил Кайл, подходя к кровати и опираясь рукой о белый с золотом столбик.

– Когда королева Анна ночевала здесь, она спала одна, – объяснила Серена, остановившись по ту сторону кровати. Она облизнула губы кончиком языка. От вожделения она с трудом держалась на ногах.

– Несчастная Анна. – Блестящие черные волосы Кайла прикрывали его брови, голубые кельтские глаза продолжали неотрывно смотреть в лицо девушке. – Кто-нибудь спал здесь с тех пор?

От звука его низкого, глубокого голоса по спине Серены пробежали мурашки.

– Королева Виктория, – ответила она, чувствуя, как между ног возникает мучительная тянущая боль. – И еще несколько менее знатных особ.

– А в последнее время? – Его голос чуть охрип, глаза горели жарким огнем.

– На моей памяти – нет, – сказала Серена, гадая, сколько времени потребуется им, чтобы сорвать с себя одежду, и выдержит ли кровать испытание, которое ей предстояло. Под рев и аплодисменты толпы, которые, пожалуй можно было услышать в соседнем графстве, «Роллинги» закончили «Не уходи» и заиграли «Хочу быть твоим парнем». Глаза Кайла сверкнули демоническим блеском.

– Так давай исправим это упущение, – сказал он и положил руку на пояс. Пряжка его ремня уже была наполовину расстегнута.

Ему не пришлось даже пальцем прикоснуться к Серене. Без лишних слов, не дожидаясь уговоров, она сбросила сапожки, расстегнула молнию платья, с яростным нетерпением сбросила его с плеч, отшвырнула ногой в сторону и дрожащими пальцами сорвала с себя трусики.

Кайл снял джинсы и рубашку и негромко присвистнул.

– Я знал, что ты должна потрясающе выглядеть обнаженной, – срывающимся голосом произнес он, – но действительность превзошла все мои ожидания. – Не теряя времени, он перепрыгнул через кровать, схватил Серену, повалил ее и подмял под себя.

Она широко раскинула ноги, впиваясь ногтями в его спину. Она не нуждалась в любовной игре, в предварительных ласках и нежных словах. Ее тело было готово к схватке уже в то мгновение, когда она увидела Кайла у подножия лестницы.

– Давай же! – яростно крикнула она, обвивая его ногами и с первобытной жадностью бросая свое тело навстречу ему. – Давай! Ну же!

Губы Кайла крепко прижались ко рту Серены, и в ту же секунду он не колеблясь вонзился в ее тело, мгновенно добравшись до самых потаенных глубин. На улице Мик Джаггер запел «Вперед!», пятнадцать тысяч поклонников разразились воплями и визгом, старинная кровать заскрипела, раскачиваясь, и горячая сперма Кайла захлестнула Серену, словно поток расплавленного металла. Ее охватил оргазм, от которого она едва не лишилась чувств.

Несколько минут они молчали, не пытаясь даже шевельнуться. По шее и спине Кайла стекали капли пота, его сердце гулко билось у груди Серены.

– Это... – заговорил он наконец, отделяясь от нее и перекатываясь на спину, – ...это было что-то особенное.

Серена глубоко, удовлетворенно вздохнула.

– Я знала, что так будет, – невозмутимо произнесла она. – Я поняла это в ту самую минуту, когда увидела тебя впервые.

Кайл повернулся на бок и приподнялся на локте.

– Да ты ясновидящая, – сказал он. – Вздумай ты заняться предсказаниями, могла бы сколотить кучу денег.

Серена хихикнула и сладострастно потянулась.

– Прежде чем мы повторим, мне нужно выпить и покурить. Оставайся здесь и береги силы, а я отправлюсь в поход за провизией.

– Если хочешь продолжать в том же духе, принеси чего-нибудь покрепче, – дразнящим тоном произнес Кайл.

Серена уселась на кровати и прильнула к нему, взасос целуя в губы. Каскад ее золотистых волос окутал их обоих плотной завесой. Когда она наконец отпрянула, ее глаза горели от возбуждения.

– Обязательно, – сказала она. – Потому что я действительно хочу. Еще и еще раз, вновь и вновь.

Кайл с притворным ужасом застонал. Серена спрыгнула с кровати и, заливаясь смехом, натянула лимонное платье.

– Вернусь через пять минут, – сообщила она. – Лежи и не двигайся.

– Не могу, даже если бы и захотел, – отозвался Кайл, подставляя свое жилистое худощавое тело жарким лучам полуденного солнца. – Кажется, я уже никогда не смогу двигаться.

– Сможешь, – пообещала Серена и выбежала из комнаты под первые аккорды песни Джагтера «В последний раз».

Кайл ухмыльнулся. Он и сам знал, что сможет. Его пыл и энергия были под стать ненасытности Серены. К тому времени, когда она вернулась, при одном лишь воспоминании о ней его плоть начинала твердеть и пульсировать. Серена казалась ему сказочной амазонкой, безупречно сложенной и совершенно бесстыдной.

– Где ты научилась так быстро укладывать мужчин в постель? – спросил он, пока Серена раздвигала стаффордширские статуэтки, освобождая на прикроватном столике место для бутылок «Марго» и бокалов.

– Я вовсе не торопилась, – лукаво ответила она, снимая платье и протягивая Кайлу косячок. – Если бы я спешила, то изнасиловала бы тебя еще на лестнице!

Кайл рассмеялся, глядя, как она наполняет бокалы. Волосы на ее лобке отливали золотисто-пшеничным цветом.

– Спешила ты или нет, – заговорил он, затягиваясь, – но опыта тебе не занимать. Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, – ответила Серена, шагая к кровати с полными бокалами в руках. – А тебе?

– Девятнадцать. – Ему не хотелось говорить о себе. Он хотел побольше узнать о Серене. – Откуда такая сноровка? Небось шалила с крестьянами по сеновалам?

– Нет, конечно. Я училась в одной весьма привилегированной швейцарской школе.

Кайл выразительно поднял бровь.

– А я думал, там совершенствуют французский язык и овладевают навыками принимать у себя дома иностранных послов.

– Да, но еще там учат кататься на лыжах, – ответила Серена таким тоном, будто этим все объяснялось.

Кайл сверкнул белозубой улыбкой:

– Ладно. Сдаюсь. Какое отношение имеют лыжи к сексу?

Серена чуть хрипло рассмеялась, дивясь его простодушию.

– Сами по себе лыжи – никакого. Но швейцарские инструкторы... О-о-о, это настоящие мужчины! Красивые, сильные, сексуальные, отчаянные!

– Если так, предлагаю тост за швейцарских лыжников, – сказал Кайл, высоко поднимая бокал. Когда он опустил его и заговорил, один звук его голоса заставил лоно Серены увлажниться от вожделения. – Допивай вино. Теперь моя очередь удивлять тебя.

Серена подчинилась, и Кайл не обманул ее ожиданий.

– Ох.„ – стонала она, широко распахивая глаза, чувствуя, как где-то внутри нее словно взрывается бомба. – Ох... О-охх!!!

И вновь они долго молчали. За окном Мика Джаггера сменили Питер и Гордон, потом – Джерри с «Миротворцами».

Весь день напролет Серена и Кайл занимались любовью с ненасытностью и пылом двух диких молодых зверенышей. Сначала Кайл двигался неторопливо, прекращая ласки, как только она была готова кончить. Потом он ублажал Серену одним лишь языком, не давая ей шевельнуться, не позволяя даже прикоснуться к себе, вынуждая ее застыть в мучительной неподвижности. К тому времени, когда они, окончательно изнуренные и взмокшие от пота, наконец оторвались друг от друга, солнце уже клонилось к закату, парчовые покрывала наполовину сползли с кровати, а обе бутылки «Марго» опустели.

Они лежали, окутанные сладковатым дымом марихуаны. Голова Серены покоилась на груди Кайла.

– Какую самую дикую выходку ты совершал в жизни? – спросила она.

Кайл прищурился, рассматривая балдахин с гербом принца Уэльского.

– Любовная схватка на кровати, в которой спали королевы Елизавета Первая и Анна, в пятидесяти ярдах от которой поют Мик Джаггер и другие знаменитости, – это, пожалуй, самое невероятное из моих безумств, – отозвался он.

Серена томно провела губами по его гладкой загорелой коже под подбородком.

– А кроме этого?

Кайл нахмурился. От спиртного и марихуаны мысли разбегались, и он никак не мог сосредоточиться.

– Как-то раз я промчался на самолете своего дядюшки под Бруклинским мостом.

Серена хихикнула, осторожно затянулась марихуаной из его косячка и не менее осторожно положила окурок на столик у кровати.

– Ну а ты? – спросил Кайл. – Или твои выходки столь невероятны, что в них невозможно поверить?

– Вряд ли, – призналась она. – В последнюю ночь семестра ко мне в постель забралась школьная староста, немка, напоминавшая телосложением Валькирию. – Серена опять хихикнула, и ее рука скользнула вниз по животу Кайла. – Это было что-то потрясающее!

Кайл был бы не прочь расспросить ее подробнее, но ему было нелегко совладать с языком.

– Я хочу устроить с тобой на пару что-нибудь из ряда вон выходящее, – продолжала Серена, наклоняя голову к пенису Кайла и медленно обводя его языком.

– Имеешь в виду, чтобы мы вдвоем улеглись в постель с твоей немецкой подружкой? – спросил Кайл, подумав о том, как ошибаются люди, считающие англичанок холодными.

Серена оторвалась от своего занятия.

– Нет, это было бы глупо. Я не стану размениваться на мелочи. Мне хочется выкинуть что-нибудь эдакое с далеко идущими последствиями, что-нибудь потрясающее.

– Мы можем сбежать и тайно обвенчаться, – сказал Кайл, решив, что если бы ему достало сил еще раз заняться любовью, он мог бы претендовать на место в Книге рекордов Гиннесса.

– Бегством никого не удивишь, – промурлыкала Серена и оседлала Кайла, придерживая его поднявшийся член рукой и настойчиво, дразняще поглаживая кончик.

– Уж поверь, для моих родителей это будет страшный удар, – возразил Кайл, гадая, долго ли он выдержит ласку, прежде чем взяться за дело. – Откровенно говоря, я даже не представляю, что могло бы шокировать их больше.

Серена приложила головку его члена к входу в свое лоно.

– Ты прав, – заплетающимся от вина и марихуаны языком отозвалась она. – Мои предки тоже будут взбешены. Это вызовет страшную шумиху. – Она уселась на плоть Кайла, зажмурив в экстазе глаза. – Что же нам мешает? Почему бы действительно не сбежать?

Кайл обхватил Серену руками и, перекатившись, подмял ее под себя.

– Потому, что у меня нет ни одного знакомого кузнеца, – объяснил он, глубоко вонзаясь в ее тело.

Серена рассмеялась и обвила Кайла ногами, внезапно ощутив уверенность, что любит его и всегда будет любить.

– Глупо, – сказала она. – Венчания в Гретна-Грин у кузнечной наковальни уже много лет запрещены.

– Почему же люди бегут туда? – Кайл судорожно вздохнул, крепко зажмурив глаза, и его лицо исказилось напряженной гримасой.

– Потому... – ответила Серена, судорожно дыша, – ...что в Шотландии с шестнадцатилетнего возраста можно жениться, не спрашивая родительского благословения.

– Мне уже исполнилось шестнадцать, – напомнил Кайл, словно в этом была нужда. Он чувствовал приближение оргазма, ему казалось, что это будет самое острое наслаждение, которое он когда-либо испытывал в жизни. – Давай плюнем на сегодняшний прием и вместо этого отправимся в Шотландию.

– С удовольствием, – отозвалась Серена, забрасывая ноги ему на плечи. – Ох, Кайл! О Господи! А-а-ах!