Она постаралась уверить себя в том, что американка ничего не поняла. В непривычном климате люди частенько испытывают недомогания, а в Сингапуре жара была чудовищной. Должно быть, она просто съела или выпила что-нибудь, что желудку не понравилось. В этом все дело.

Но на следующее утро все повторилось. И так изо дня в день.

– О Боже! – шептала она, исторгая из себя еду, которую с трудом впихнула, лишь бы только доказать себе, что с ней все в порядке. – О Господи, что же делать?! Что же мне делать?!

Она с трудом вышла из ванной и, усевшись за туалетный столик, открыла ящик и вытащила записную книжечку. Вот уже три года она делала записи, как ей рекомендовал гинеколог, которому она пожаловалась на то, что никак не может забеременеть. В книжечке все дни менструаций были аккуратно выделены. Трясущимися руками она пролистала страницы, заранее догадываясь о том, что увидит.

Ее последние месячные закончились незадолго до того, как она впервые была близка с Рифом. Элизабет упрекнула себя за то, что сразу после возвращения не отдалась Адаму. Ну а потом они с Адамом уехали в Сингапур.

Во время путешествия она была очень внимательна к мужу, изо всех сил стараясь загладить свою измену. Но любовью на корабле они не занимались. Адам чувствовал усталость и недомогание, у него была сильная простуда, и вообще от плавания ему сделалось нехорошо. Они гуляли по палубе, держась за руки, танцевали, обнявшись, много часов проводили на прогулочной палубе, но близости между ними так и не случилось.

Элизабет отложила книжку. С прибытием в Сингапур не было нужды вычислять дни. Хотя Адам и пытался несколько раз добиться от нее близости, она всегда находила причины для отказа. Ей хотелось подольше чувствовать на своем теле прикосновение рук Рифа, чувствовать его губы на своих губах.

Элизабет уставилась на свое отражение в зеркале, стоявшем на столике. Она выглядела ужасно, отвратительно: синяки под глазами, бледное лицо... Было очевидно, что с ней не все в порядке, и ей пришлось сказать Адаму, что скорее всего она подцепила по пути сюда какой-то вирус и он теперь разошелся. Адам был так озабочен услышанным, что Элизабет почувствовала себя еще отвратительнее.

– Ох, Адам... – выдохнула она в отчаянии. – О, дорогой, дорогой Адам! Я вовсе не думала, что будет так плохо. Я не хотела портить тебе отдых.

По ее лицу потекли слезы. Она надеялась, что сможет, как и прежде, окружить мужа вниманием и заботой. Что их совместная жизнь пойдет своим чередом. И что ее страсть к Рифу ничему не помешает. Но сейчас Элизабет поняла всю тщетность своих надежд. Ее жизнь развалилась на две части, и удержать их в равновесии она не сможет. Не получится у нее продолжать спокойную и обеспеченную жизнь с Адамом, чувствуя, как изнутри ее сжигает неуемная любовь к Рифу. Нужно было выбирать, помня, что под сердцем она носит ребенка от Рифа. Элизабет прикрыла лицо руками. Слезы продолжали капать у нее из глаз, стекая между пальцев на пеньюар.

– Черт... черт... черт побери! – всхлипывала она. Ей столько лет хотелось сделаться матерью. Она считала и пересчитывала дни возможного зачатия, месяц за месяцем на что-то надеялась. И вот наконец свершилось. Она зачала. И человек, от которого ожидает ребенка, горячо любим ею. Но это не муж, и, стало быть, не о таком ребенке Элизабет мечтала. Этот ребенок не сделает Адама счастливым. Он не будет венцом их супружества. – О Господи, Адам! – упавшим голосом прошептала она, роняя голову на руки. – Мне так жаль, дорогой... Я ужасно сожалею, что все так случилось!

– Стало быть, ты теперь другого мнения и больше не хочешь в Куала-Лумпур? – спросил Адам за обедом.

Она ковыряла палочками в тарелке с креветками под вкусным остро-сладким соусом. Отложив палочки, Элизабет сказала:

– Решай сам. Если хочешь, я с удовольствием отправлюсь вместе с тобой. Но что-то мне расхотелось ехать в Куала-Лумпур.

С утра Адам отлично поиграл в теннис и превосходно себя чувствовал. Жизнь казалась ему прекрасной и удивительной. Сейчас же, глядя на жену, он озабоченно нахмурился.

– У тебя все в порядке, Бет? То есть, может, ты не хочешь ехать туда, потому что неважно себя чувствуешь?

Она покачала головой и отодвинула тарелку.

– Нет причин для беспокойства, Адам.

Она понимала, что с мужем нужно поговорить, но не чувствовала в себе достаточно душевных сил. Она даже не представляла, какими словами можно было бы объясниться с Адамом. Да и как обрушить на голову кому-то вот так, с бухты-барахты, такую чудовищную новость? Тем более что Адам был ей отнюдь не безразличен, и она очень любила его. Он еще больше нахмурился.

– Мне кажется, что тебе нужно обязательно сходить к врачу. Не думаю, что через день-другой ты будешь в полном порядке, потому что ты ведь, в сущности, не ешь, да и вид у тебя ужасный, но...

Она с трудом выдавила из себя улыбку.

– Не самый большой комплимент, который можно сказать даме!

Адам улыбнулся:

– Ну, ты отлично понимаешь, что я хотел сказать. Тут такой опасный климат, что нельзя не обращать внимания на свое самочувствие.

На Адаме сейчас были расстегнутая на груди полотняная рубашка и шорты. Но, несмотря на легкую одежду, на лбу и на висках блестели капельки пота. Он обернулся, чтобы подозвать официанта, и жестом показал, что хотел бы еще виски с содовой.

– Если не хочешь ехать на север, – продолжал Адам, вновь повернувшись к Элизабет, – то самое время возвратиться в Гонконг.

– Хорошо бы, – ответила она, стараясь не встречаться с ним взглядом. Она отвернулась к окну, наблюдая, как рыбаки-малайцы извлекают из сетей свежий улов. Чем скорее она вернется в Гонконг, тем раньше сообщит Рифу о ребенке. И уже тогда можно будет обо всем рассказать Адаму.

Официант-китаец ловко нес поднос со спиртным; он легко лавировал между столиками, пробираясь к Адаму. Взяв бокал и отхлебнув виски, Адам сказал:

– В таком случае мы отплываем первым же рейсом домой, в Гонконг.

Рыбаки шли по пляжу, унося свою свежайшую добычу. В лучах яркого солнца далекие зеленые острова казались миражем. Оторвавшись от окна, Элизабет посмотрела на мужа.

– Ты и вправду считаешь Гонконг домом?

Он пожал плечами.

– А как же! Там ведь теперь наш с тобой дом.

– А как же «Фор Сизнз»? – поинтересовалась Элизабет и подумала: доведется ли ей еще вернуться в Англию и станет ли тот особняк вновь ее настоящим домом?

– Ну, строго говоря, я никогда и не воспринимал «Фор Сизнз» как свой дом, – со своей обычной откровенностью признался Адам. – Я всегда думал о нем как о твоем доме.

– Но ведь тебе нравилось там жить? – не унималась она, пытаясь понять, был ли он в «Фор Сизнз» доволен и счастлив. А вдруг она очень многого раньше не понимала, неправильно воспринимая отношение к ней мужа?

– С тобой мне всюду хорошо, – сказал он и взял ее через стол за руку. – Во дворце ли, в хижине, какая разница? До тех пор, пока ты со мной, я счастлив.

При всем желании она не смогла ничего на это ответить.

Он стиснул ее руку и решительно сказал:

– Стало быть, мы все решили. Из отеля сразу же свяжемся с пароходством и закажем билеты на обратный рейс. Интересно, изменилось ли там что-либо за время нашего отсутствия? Наверное, Алистер все пытается уговорить Элен выйти за него, а она, должно быть, еще раздумывает.

Когда они поднялись из-за стола, у Элизабет даже закружилась голова при мысли о том, как же все переменилось. Ее жизнь и жизнь Рифа изменилась – решительно и бесповоротно. А у нее недоставало мужества сказать об этом Адаму.

Они вышли из отеля к стоянке, где их дожидался «мерседес». Адам скоро понял, что езда по сингапурской жаре не такое уж удовольствие, и уже через несколько дней после приезда нанял шофера-малайца. Тот сейчас сидел на корточках в тени автомобиля. При появлении хозяина он поспешно вскочил и ловко открыл дверцы машины.

– Жюльенна, должно быть, поменяла за это время не менее трех любовников, – сухо предположил Адам, усаживаясь на горячее сиденье с невольной гримасой отвращения. – Ума не приложу, на чем только держится брак Ледшэмов. Если кто и может это понять, то только не я.

И опять Элизабет ничего ему не ответила. Да и что она могла сказать? Они заехали в пароходную компанию и заказали два места на рейс в ближайший понедельник. Элизабет хотела как можно скорее уехать, и вместе с тем ей делалось дурно при мысли о предстоящем отплытии. Чувства ее были так же противоречивы, как и перед отъездом из Гонконга.

– Я что-то устала, Адам, – искренне пожаловалась она мужу, когда они вышли из прохладного здания конторы, в которой вовсю трудились кондиционеры, и опять оказались в привычной раскаленной духоте улицы. – Не знаю, какие у тебя виды на сегодняшний день, но если ты не против, мне бы хотелось полежать в номере часок-другой.

Он взглянул на ее изможденное лицо и был очень расстроен, увидев еще более темные тени под глазами.

– Давно бы сказала, – заметил он и, обняв Элизабет, повел ее к автомобилю. – Провожу тебя, а сам ненадолго съезжу в бассейн.

Малаец вывел машину на шоссе и вписался в дорожный поток. Несмотря на обилие наглых рикш, шофер умело и сдержанно вел машину, не позволяя рикшам согнать себя на обочину, что здесь почиталось особой ухарской доблестью.

– Если к моему возвращению из клуба тебе не сделается лучше, – продолжал Адам, – я сам вызову врача, что бы ты ни говорила.

Элизабет приехала в отель и выпила горячего молока. Когда Адам вернулся, она смогла сказать, не слишком покривив душой, что ей гораздо лучше. И стало быть, во враче нет необходимости.

В следующий понедельник они отплыли в Гонконг. Адаму казалось, что жена притихла и ведет себя странно из-за того самого вируса, от которого раньше он и сам немало намучился. Поездка в Сингапур понравилась ему куда больше, чем он ранее предполагал. Но, покидая этот город, он, как ни странно, не испытывал особого сожаления. Ему хотелось в числе первых примкнуть к одному из добровольческих соединений Гонконга, чтобы никто потом не смог обвинить его в трусости. Адам спешил домой. Ему хотелось сидеть на веранде с бокалом в руке и любоваться своим садом и открывающимся оттуда видом: горным склоном в тропической зелени, искрящимися водами пролива и далекими живописными холмами Цзюлуна.

Как только корабль оказался в проливе, зажатом между двумя крошечными островками, Адам с удовольствием произнес:

– Ну, вот наконец мы и дома.

Элизабет стояла рядом, держась за поручни. Она так сильно сжала руки, что костяшки ее пальцев побелели. Она была сбита с толку и не знала, что именно следует считать своим домом. Вечерело. На Пик уже сползали перистые облака. Они отбрасывали тени на землю, всю в ложбинах и трещинах. Сильный аромат гибискуса и щитовника чувствовался даже на борту корабля.

Она не сообщила Рифу о своем возвращении. И если он не позвонит в сингапурскую гостиницу «Рэффлз», то будет думать, что она еще в Сингапуре. Он наверняка не поджидает ее на причале, да, впрочем, это и ни к чему. Элизабет и не хотела подобной встречи. При встрече ей хотелось бы чувствовать себя уверенно и владеть ситуацией. Что бы она ни решила о своем будущем, Элизабет хотела, чтобы это было ее собственное решение. А не решение Адама. Или даже Рифа.

Их ожидала внушительная пачка писем. Деловые послания для Адама. Открытки и приглашения. Полдюжины конвертов с гербом принцессы Луизы Изабель.

Адам уселся в удобное кресло, взял бокал с коктейлем и принялся просматривать почту.

Элизабет отложила адресованные ей письма. У нее не было сейчас ни сил, ни желания читать приглашения в гости или переваривать новую порцию сплетен. Она не распечатала даже писем Луизы Изабель, хотя послания принцессы всегда были выдержаны в приятном легком стиле. Чувствуя усталость, она прошла наверх. Мей Лин разбирала ее белье и одежду, чтобы кое-что отправить в стирку, что-то выгладить, а остальное просто сложить в шкаф.

– Мне никто не звонил, Мей Лин? – поинтересовалась она.

– Я записала все звонки, мисси, – сказала Мей Лин, даже порозовев от удовольствия в связи с возвращением хозяйки.

– А больше ничего? – не унималась Элизабет. – Может, были какие-нибудь записки на мое имя? – спросила она, пробежав глазами аккуратный столбец имен и фамилий, среди которых Рифа не было.

– Я все записала очень тщательно, – немного обидевшись, ответила ей Мей Лин. – Каждую фамилию, ни одной не пропустила.

Стало быть, он не звонил. Впрочем, для этого не было никаких причин. Она ведь сама обещала связаться с ним по возвращении. Элизабет услышала, что Адам зовет ее, и поспешила спуститься.

– Тут письма от Лея, – сказал Адам. – Судя по всему, я должен как можно скорее увидеться с ним. Так что я на часок отлучусь.

Как только дверь за Адамом закрылась, Элизабет с бьющимся сердцем осторожно подошла к лестнице: в кои-то веки она оказалась одна, и этим обстоятельством следовало непременно воспользоваться. Нужно позвонить Рифу прямо сейчас, пока Адам не вернулся.

– Я послала прачке записку, что вы вернулись и для нее есть работа, – сказала Мей Лин, с усилием внося огромную корзину для грязного белья на кухню. – Через час она уже придет.

– Спасибо, Мей Лин.

Некоторое время Элизабет смотрела на телефон, стоявший в холле на столике. Затем уверенно прошла в гостиную, где можно было разговаривать спокойно, не опасаясь быть подслушанной. По телефону она не расскажет Рифу о своей беременности. Просто сообщит, что вернулась и очень без него соскучилась.

На том конце провода трубку снял слуга.

– Могу я поговорить с мистером Эллиотом?

– Сожалею, – сильно коверкая слова, ответил слуга, – но его сейчас нет дома. Может, ему что-нибудь передать?

Это известие сильно расстроило Элизабет, и она тяжело прислонилась спиной к стене.

– Передайте, что звонила миссис Гарланд, – сказала она, чувствуя, как слезы подступают у нее к глазам. – Что я приехала. Я в Гонконге.

– Да, мисси. Очень хорошо, передам, мисси. Она вдруг почувствовала себя униженной! Должно быть, слуга за последнее время передавал Рифу сотни телефонных посланий от разных женщин. От миссис Хэрли. От Алюты... Мало ли... От множества других женщин, чьи имена Элизабет даже никогда не слышала, да и слышать не желала. Унизительное чувство пришло – и ушло. Едва ли какая-нибудь женщина прежде чувствовала себя так, как она, пока Риф любил ее.

Элизабет подошла к широкому, выходящему на Пик окну и посмотрела на далекий залив. Несмотря на то что вскоре ей предстояло сделать жизнь Адама адом, ее переполняла неуемная радость. Как бы там ни было, а через несколько минут или часов Риф неизбежно позвонит ей. И они встретятся опять.

– О, как же я тебя люблю! – прошептала она, обхватив себя за плечи и устремив взгляд на Викторию. – Риф Эллиот, как я люблю тебя!

Риф Эллиот получил информацию от одного из китайцев-осведомителей, которые на него работали. На этот раз речь шла не о делишках Ямашиты, парикмахера из отеля «Гонконг», и не о японцах, которые маскировались под местных фотографов либо официантов.

– Ваш друг мистер Николсон в опасности, – сказал знакомый голос, немного растягивая английские слова. – Мистер Шенг узнал о том, что его дочь состоит с ним в интимной связи. Тонги уже получили задание, Николсона повсюду разыскивают.

Риф даже побледнел. Тонги, наемные убийцы, принадлежали к китайскому уголовному миру. И если Шенг выяснил, что его дочь давно уже не девственница, совершенно ясно, что он задумал расправиться с Николсоном.

– А вам известно местонахождение мистера Николсона? – резко поинтересовался он. – И где сейчас Ламун Шенг?

– Не знаю. – В голосе собеседника не слышалось ни сожаления, ни даже простого любопытства. – Известно, что час назад Шенгу рассказали о романе его дочери с англичанином. И сразу после этого тонги были посланы по следу мистера Николсона.

Риф сдержанно выругался и посмотрел на часы. Именно сегодня у Ламун Шенг занятия на курсах медсестер. К половине пятого Том постарается доставить ее в больницу, чтобы она могла вовремя выйти из главного входа и усесться в поджидающий ее лимузин. Но сегодня у больницы вместе с шофером ее будет ждать убийца.

Риф быстро открыл ящик письменного стола и вытащил револьвер в кобуре. Спешно спрятав его под пиджак, он выскочил из комнаты. У Тома скорее всего нет оружия, да он и не ожидает никакого нападения. Дай-то Бог, чтобы бандиты получили приказ всего лишь избить Тома. Но едва ли убийц подошлют с подобным заданием. Риф был уверен, что за содеянные грехи отец Ламун пошлет на смерть человека, запятнавшего честь его дочери.

Усевшись в «лагонду», Риф завел двигатель. Шины заскрежетали, машина сорвалась с места, устремившись в поток многочисленных после полудня автомобилей. Слава Богу, что он был дома, когда раздался этот телефонный звонок. Неизвестно, как все обернулось бы, окажись он в этот час на Пике. Тогда уж точно никто не спешил бы на помощь Николсону. Риф подрезал нерасторопного таксиста и, резко нажав на клаксон, прогнал с дороги зазевавшихся рикш.

Какая у Тома машина? «Мерседес» или, может, «опель»? Нет, у него «паккард», точно, «паккард». Риф изо всех сил жал на газ, краем глаза замечая, как водители и велосипедисты вокруг вынуждены резко тормозить. Четыре часа двадцать девять минут. Должно быть, Том уже у больницы. Он никогда не опаздывал, всегда старался привезти Ламун вовремя. Он никогда не предпринимал ничего, что могло бы вызвать подозрения у отца девушки. Объезжая большую клумбу в центре площади, Риф едва не задавил несколько оказавшихся поблизости рикш. Каким же наивным идиотом оказался Том! Он был уверен, что можно долго встречаться с женщиной, не опасаясь, что кто-то донесет об этом ее отцу или увидит ее с любовником.

Больница выросла справа по ходу движения. Риф сразу же заметил роскошный голубой «роллс-ройс» Шенга, стоявший напротив входа. На бешеной скорости, чуть ли не на двух колесах Риф свернул в ближайший проезд: он сразу сообразил, что киллеры подкарауливают свою жертву у служебного входа, а не у главного. Они, разумеется, дождутся, пока Ламун Шенг скроется в здании больницы, а затем уже налетят на Тома. Наверняка им велено не вовлекать девушку в кровавую разборку. И если только в эту минуту Ламун не выходит из здания больницы...

Была ровно половина пятого. По боковой улочке спешили домой многочисленные клерки. Тут же сновали велосипедисты и лотошники в традиционных черных одеждах. Торговец нефритом стоял у самого служебного входа. Риф уже было с облегчением вздохнул, поняв, что успел оказаться тут прежде Тома, но вдруг увидел, как в глубине стоянки из «паккарда» вышел широкоплечий Том и, слегка расталкивая прохожих, двинулся к служебному входу. Рядом с ним семенила миниатюрная Ламун.

Они находились сейчас в полусотне ярдов от Рифа. Улица кишела машинами. Риф резко затормозил и нажал на сигнал, при громком звуке которого многие прохожие повернули головы и посмотрели на него так, будто водитель «лагонды» внезапно спятил. Но Том был увлечен беседой с Ламун и совершенно не обратил внимания на призывно сигналившую машину. Риф выскочил из автомобиля, окликнул Тома по имени и, расталкивая многочисленных прохожих, торговцев и туристов, заполнивших тротуар, бросился к нему.

– Том!!! Том!!! – крикнул он.

Китайцы на велосипедах теперь ловко двигались позади Тома, приближаясь к служебному входу в больницу. Один из торговцев бросил свой лоток и не обращал внимания на возможных покупателей.

Том и Ламун уже были у самого входа. Какой-то китаец подошел и встал у капота принадлежащего Тому «паккарда», чтобы перекрыть Николсону путь к отступлению.

– Том! – изо всех сил закричал Риф, и на этот раз Николсон услышал его.

Он повернул голову, и его глаза удивленно расширились при виде бегущего ему навстречу Рифа. Ламун обернулась в дверях ее лицо тоже выражало недоумение. Прохожие, еще несколько секунд назад беспечно двигавшиеся по тротуару, внезапно ощутили опасность и рассыпались в разные стороны, так что пространство перед служебным входом оказалось почти пустым, если не считать Тома, Рифа и поджидающего их китайца.

– За тобой охотятся тонги! – крикнул Риф.

В это мгновение торговец нефритом, понимая, что нельзя допустить, чтобы Ламун исчезла в дверях больницы, и что пора выполнять задание, бросил поднос в Рифа, а сам кинулся к Николсону.

Поднос попал Рифу в грудь, и Эллиот рухнул на колени. Но тотчас же вскочил на ноги и глотнул воздуха. Через розовую муть, застлавшую глаза, он увидел, что в руке китайца сверкнул нож, но Том нанес нападавшему сильный удар, отчего торговец нефритом растянулся на асфальте.

Риф отчаянно пытался пробиться к Тому, но чьи-то руки держали и пытались душить его, оттаскивали, норовя выколоть глаза. Он отчаянно отбрыкивался, наносил удары налево и направо, стараясь не потерять равновесия и не оказаться на земле. Наконец Рифу удалось вытащить из кобуры револьвер.

Тома почти не было видно: его свалили и били руками и ногами сразу несколько человек. Какой-то китаец схватил с земли оброненный торговцем нефрита нож, кинулся к распластанному Тому и попытался ударить его в сердце.

Удар рукояткой револьвера лишил нападавшего чувств. Лезвие ножа только поцарапало грудь Тома. Риф отдаленно, как во сне, услышал истошный крик Ламун. Завыла полицейская сирена. Раздался топот ног убегавших китайцев. Том тяжело отдувался, стараясь высвободиться из-под своего противника. Из груди у него сочилась кровь. Риф хотел было сказать Тому, чтобы тот не шевелился и лежал спокойно, но, к собственному удивлению, из его горла вырвались какие-то невнятные звуки, ноги вдруг подкосились, и Эллиот грохнулся на тротуар. Грудь пронзила незнакомая резкая боль, сделалось трудно дышать. Риф потрогал там, где болело, и посмотрел на руку. Его пальцы были в крови. Значит, не одному Тому досталось.

Звук полицейской сирены быстро приближался. Ламун устремилась к мужчинам, ее глаза от ужаса были широко раскрыты. Тут Риф заметил, как шофер Шенга выскочил из-за угла больницы. Риф хотел было крикнуть, чтобы Ламун бежала в сторону приближавшейся полицейской машины, но ничего толком не смог произнести. Казалось, еще немного, и он потеряет сознание.

– Черт! – выдохнул Риф, ткнувшись лицом в лужу собственной крови.

Шофер лимузина схватил Ламун и, несмотря на ее крики и сопротивление, потащил в сторону.

Едва раздался телефонный звонок, Элизабет ринулась к аппарату, чувствуя, как тяжело забилось сердце. Адам был сейчас на теннисном корте, желая до захода солнца проверить, правильно ли натянута сетка.

– Слушаю! – выдохнула она. – Это Элизабет Гарланд.

Но на том конце провода прозвучал не низкий звучный голос, который она так жаждала сейчас услышать.

– Это Элен, – раздался голос ее подруги. – Я только что узнала, что ты вернулась. Видела Адама и Лея Стаффорда в баре «Пенинсулы». Часа два назад.

– О, Элен, как я рада тебя слышать! – начала Элизабет, стараясь отключиться от мыслей о Рифе. – Я как раз сама собиралась позвонить тебе...

– Тут кое-что случилось...

Рука Элизабет инстинктивно сжала телефонную трубку. Только теперь она заметила, что в голосе Элен была подозрительная сдержанность, но не из-за обиды на Элизабет за то, что та не позвонила сразу же по приезде из Сингапура. В голосе подруги слышались глухие рыдания.

– О Господи... – выдохнула Элизабет, чувствуя, как напряглось ее тело. Она первым делом решила, что с Джереми или с Дженнифер что-то случилось. – Что произошло, Элен? Говори!

– Кто-то рассказал Кайбонг Шенгу о романе Тома и Ламун. – Она замолчала, пытаясь взять себя в руки. – Он приказал убийцам расправиться с Томом... – Элен не выдержала и зарыдала.

Элизабет сидела окаменев, изо всех сил прижимая трубку к уху.

– Да, Элен... – сказала она, надеясь услышать продолжение и страшась того, что еще Элен может рассказать.

– Бандиты поджидали Тома у больницы, куда он привозил Ламун. Они пытались его зарезать...

Элизабет обратила внимание на слово «пытались».

– Но это им не удалось? – переспросила Элизабет. – Надеюсь, Том не пострадал? Он жив, с ним все в порядке?

– Да. – Затем наступило длительное молчание. Элен громко высморкалась. – Никак не могу успокоиться, слезы так и текут. Это от нервного напряжения. Как только подумаю о том, что этот мерзкий старик приказал убить Тома!

– А еще что произошло? – спросила Элизабет. – Том привез Ламун к больнице, а там его уже поджидали убийцы. А дальше?

– Какой-то неизвестный, я сама не знаю, кто именно, позвонил Рифу и рассказал о готовящемся нападении. Риф примчался к больнице как раз в ту минуту, когда еще можно было предупредить Тома. Он крикнул ему...

Элизабет почувствовала, как кровь отлила у нее от лица.

– Прямо на тротуаре произошла ужасная потасовка. Тому перебили нос, два ребра и ударом ножа ранили в грудь. – Голос Элен дрожал. – Но все могло быть гораздо хуже. Риф спас ему жизнь...

– И он тоже пострадал? – с трудом спросила Элизабет.

Элен заплакала.

– Его ударили ножом. Лезвие пробило поджелудочную железу. Его прооперировали час назад.

– Боже... – Комната пошла кругом перед глазами Элизабет. – Я должна его увидеть. Где он сейчас? В какой больнице?

– Он в частной клинике, но тебе сейчас туда нельзя. Подумай об Адаме! Я как раз сейчас иду в больницу. И обязательно увижусь с Рифом, а потом расскажу тебе, как он.

– Нет! – Элизабет отчаянно покачала головой. – Мне во что бы то ни стало нужно поехать туда самой!

Она бросила трубку и выскочила из комнаты.

– Что случилось, Бет? – Адам едва не столкнулся с женой в дверях. – Что за пожар?

Пытаясь ее успокоить, он положил свои руки на плечи Элизабет.

– Извини, Адам, – резко выдохнула она. – Мне срочно нужно съездить в Викторию.

Она выскочила из дома, успев схватить со стола сумочку и снять с бамбуковой вешалки свой жакет.

– Но что случилось?! – озабоченно крикнул Адам вслед жене.

Она отчаянно рылась в сумочке, пытаясь отыскать ключи от автомобиля.

– Отец Ламун откуда-то узнал, что его дочь закрутила роман с Томом. – Наконец она нашла ключи. – И подослал бандитов убить Николсона.

– Боже мой... – Лицо Адама побледнело.

Подбежав к входной двери, Элизабет повернулась к мужу, в ее глазах сквозила боль.

– Да с ним все в порядке, Адам. Только сломан нос да пара ребер. А в целом – более или менее сносно.

– Тогда не пойму, куда ты несешься? – Он сделал к ней несколько шагов. – Мы вместе могли бы завтра спокойно навестить его.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет! – чуть слышно произнесла Элизабет, понимая, что ничего сейчас не сумеет объяснить мужу и что каждая минута дорога. – Рифу тоже досталось. Его пырнули ножом. Час назад ему сделали операцию. – И, больше не оборачиваясь, Элизабет выскочила на улицу и побежала в гараж.

Несколько мгновений Адам не мог сдвинуться с места. У него было такое ощущение, словно ему только что дали под дых. Когда он добрался до дверей, машина Элизабет уже катилась из гаража на улицу.

– Бет! – крикнул он вдогонку, но было уже поздно. – Бет!

Он сделал несколько шагов по ступенькам крыльца, но понял, что это бесполезно, и остановился.

Завизжав шинами, машина Элизабет вывернула на Пикроуд. Он даже отсюда слышал натужный рев мотора.

Адам прислонился к одной из колонн, увитых зеленью. Что такое сказала Бет? Что она имела в виду? Скорее всего он просто-напросто ослышался? Как это уже случилось во время разговора с Алистером в баре. Стайка возмущенных сорок, встревоженная шумом умчавшейся машины, некоторое время носилась у него над головой. Эллиот?.. Неужели она с такой поспешностью ринулась в Викторию только потому, что Риф Эллиот попал в очередной переплет? Бессмыслица! Прямо чушь какая-то!

Он уже не слышал звука ее машины. Сороки наконец успокоились и расселись на ближайших деревьях. Нет, почему же чушь? Вовсе не чушь! Оказывается, он правильно понял тогда то, что говорил Алистер. Он ведь сам сообщил Алистеру, что они с женой уезжают из Гонконга именно из-за ее проблем. И Алистер, разумеется, сразу сообразил, что речь идет о проблемах, возникших у Элизабет из-за Рифа Эллиота.

Адам медленно прошел в дом. Его плечи ссутулились, руки были глубоко засунуты в карманы шерстяного кардигана. Алистер совершенно не выносил сплетен и никогда не опускался до пересудов в разговорах с третьими лицами. Но тем не менее ему было известно о страсти, овладевшей Бет, и об объекте этой страсти. А если Алистеру это было известно, наверняка и Элен знала. Не исключено, что знали Ронни и Жюльенна. Адам налил себе внушительную порцию виски. Как пить дать весь остров знает об этом!

Когда он поднимал бокал, его рука сильно дрожала. Никогда прежде он не испытывал такой сильной боли. Он даже не представлял себе, как можно жить с такой болью. Мир без Бет? Но это что-то невообразимое! Бокал упал на пол, на бледно-бежевом ковре расплылось большое пятно. Адам уткнулся лицом в ладони и отчаянно разрыдался.

* * *

Элен уже ждала подругу в холле больницы. Наконец та появилась.

– Ну как он? – озабоченно спросила Элизабет, подбегая к Элен. Ее глаза выдавали сильное возбуждение.

– Мне еще не разрешили побывать у него. Вероятно, он пока без сознания. Медсестра говорит, что нет причин для особого беспокойства и с ним обязательно все будет хорошо. Нож не задел легкое, и хотя поджелудочная железа повреждена, она говорит, что все быстро заживет.

Элизабет почувствовала такое облегчение, что у нее даже голова закружилась.

– Мне обязательно нужно увидеть его, Элен!

– Едва ли тебе разрешат. После операции прошло так мало времени!

В глазах Элизабет появилось какое-то незнакомое выражение.

– Мелисса уже знает? Кто-нибудь сообщил ей? Элен убрала с лица непокорные волосы.

– Не знаю. Может, ей позвонил кто-нибудь из персонала больницы. Меньше всего я сейчас думаю о Мелиссе.

– Но ей следует сказать! – с жаром произнесла Элизабет. – А я сейчас попытаюсь пробраться в палату. Сестра наверняка знает, предупредили ли Мелиссу.

– А если нет? – спросила Элен, и на ее прекрасном лице с немного тяжелым подбородком отразилось беспокойство.

– В таком случае мне придется сказать ей, – заявила Элизабет и, оставив удивленную подругу, решительно направилась к посту дежурной медсестры.

– Нет, мы еще ничего не сообщили миссис Эллиот, – сказала дежурная медсестра извиняющимся тоном. – Насколько я знаю, миссис Эллиот сейчас где-то на Новой территории.

– Да, они больше не живут вместе, – произнесла Элизабет и перевела взгляд на дверь палаты Рифа, как раз напротив поста дежурной сестры. – Она сейчас здесь, в своем доме, и ей обязательно нужно сообщить о случившемся.

– Ну разумеется... – Медсестра заколебалась. – Если вы из друзей миссис Эллиот, может, вы и сообщите ей? Ведь недолго испугать человека...

– Да, пожалуй, – сказала Элизабет, не сводя глаз с двери палаты Рифа. – Я непременно ей позвоню и все расскажу. После того как увижусь с мистером Эллиотом.

– Увы, но мистера Эллиота прооперировали всего два часа назад. К нему можно будет прийти не ранее чем через сутки, – любезно сообщила медсестра.

Элизабет повернула голову и выразительно посмотрела на нее.

– Пожалуйста, разрешите мне его увидеть! Я вовсе не хочу приезжать сюда завтра, когда, возможно, миссис Эллиот будет здесь.

Медсестра тяжело вздохнула. Впрочем, то был сочувственный и понимающий вздох. Ей и в голову не могло прийти, что прекрасная миссис Гарланд примчалась в больницу вовсе не из дружеских чувств к пострадавшему Эллиоту.

– Прошу вас! – настаивала Элизабет с явным нетерпением.

Медсестра, поколебавшись, сочувственно произнесла:

– Ну хорошо. Только не больше пяти минут. И не рассчитывайте, что он сможет вам о чем-то внятно рассказать. Он должен отойти от анестезии.

Элизабет торопливо пошла за медсестрой к палате. Риф, казалось, чувствовал себя превосходно.

– А, привет! – сказал он, едва завидев Элизабет у своей койки. – Я тебя люблю, Лиззи!

Слезы заволокли ее глаза.

– Я тоже люблю тебя, – мягко сказала она, пораженная бледностью его лица.

Он через силу усмехнулся.

– Чертовы бандюги! – выразительно прошептал Риф. – Ничего толком не умеют сделать! Собирались убить Тома, а чуть было меня не отправили на тот свет.

Элизабет взяла его за руку.

– Ну, чтобы тебя отправить, одних бандитов недостаточно! – с улыбкой сказала она.

Риф нежно пожал ей руку.

– Очень хорошо, что ты вернулась. Еще неделя, и я ринулся бы в Сингапур, чтобы привезти тебя. С Адамом или без Адама.

Она вспомнила, каким взглядом Адам провожал ее. Он был бледен и явно шокирован – ее страсть к Рифу была для него очевидной.

– Не думай об Адаме, – сдержанно сказала она. – Я больше никогда не оставлю тебя, любовь моя.

Сестра выжидательно стояла в дверях палаты.

– Пять минут истекли, миссис Гарланд, – сказала она. – Все посещения больного – в установленное время.

Элизабет пожала руку Эллиота.

– Мелисса еще ничего не знает. Я сегодня же вечером позвоню ей.

– Хорошо, – устало сказал Риф. – Она будет тебе признательна. Доброй ночи, моя славная Лиззи!

Она нехотя отняла у него свою руку.

– Спокойной ночи, любимый! – Она наклонилась и поцеловала Рифа, понимая, что с этой минуты ее жизнь неразрывно связана с ним. Больше нечего выгадывать и ловчить. Никого другого у нее быть не может.

Дверь за Элизабет закрылась.

– Так вы сообщите миссис Эллиот? – переспросила медсестра, стараясь не выказывать своего любопытства, которое, судя по всему, сжигало ее.

– Да. Если можно, я позвоню прямо от вас.

Сестра кивнула. Она будет слышать разговор и убедится, что супруга больного поставлена в известность о случившемся.

– Конечно. – Она указала Элизабет, куда идти. – Скажете телефонистке, чтобы соединили с городом.

Когда Элизабет вернулась в холл, Элен по-прежнему была там.

– Ну как Риф? – вскочив с кресла, поинтересовалась она. – Тебе разрешили увидеться с ним?

Элизабет кивнула.

– Пять минут. Так странно было видеть его бледного, слабого, на больничной койке.

– Но с ним все будет в порядке? – озабоченно поинтересовалась Элен, не в состоянии представить себе Рифа бледным и слабым.

– Да, непременно, – ответила Элизабет, когда подруги выходили на вечернюю улицу. – В конце недели его обещают выписать.

Голос ее звучал устало, будто Элизабет вдруг лишилась всех жизненных сил.

– Может, заглянем куда-нибудь и пропустим по рюмочке? – предложила Элен, отлично понимая состояние Элизабет. – В «Пенинсулу», например? Или в «Грипс»?

Элизабет покачала головой:

– Нет, Элен, мне надо домой. Я должна поговорить с Адамом.

Они остановились у машины Элизабет. Элен озабоченно посмотрела на подругу. В неверном уличном свете Элизабет казалась изможденной и едва ли не больной.

– Надеюсь, ты сейчас не собираешься рассказать ему о Рифе?

– Что рассказывать? И так все ясно, – устало произнесла Элизабет. – Он уже все знает.

На лице Элен отразился ужас. Элизабет нагнулась и открыла дверцу машины. Она совсем не хотела говорить с подругой об Адаме. Во всяком случае, сейчас не лучшее для этого время. А может, и вообще не следует говорить о нем с Элен.

– Ты так и не сказала мне, что с Ламун? – усаживаясь за руль, спросила Элизабет. – Ей тоже досталось?

– Нет. Во всяком случае, я думаю, что с ней ничего не сделали, – задумчиво произнесла Элен, мысли которой сейчас витали где-то далеко. Она не могла не думать об Адаме. Как воспримет он объяснение с женой? Из всех известных Элен мужчин Адам менее всего заслуживал подобного удара судьбы.

– Где она сейчас? – поинтересовалась Элизабет.

– Ламун? Понятия не имею. – Элен заставила себя не думать об Адаме. – И едва ли кто-нибудь ответит тебе на этот вопрос. Не уверена, что мы еще когда-нибудь увидим Ламун или услышим о ней.

Элизабет повернула ключ зажигания.

– Бедняга Том! – упавшим голосом сказала она. – Ну, доброй тебе ночи, Элен. Завтра непременно позвоню.

Стоя на тротуаре, Элен наблюдала за тем, как отъезжает машина Элизабет.

– Бедный Том! – прошептала Элен со щемящим сердцем. – И бедный Адам! Интересно, что он будет делать?

Элизабет быстро отъехала от больницы и помчалась по залитым неоном улицам Виктории, через городские площади к Гарден-роуд. Затем машина принялась взбираться на Пик. Улицы были почти безлюдны. Чем выше поднимался автомобиль, тем явственнее Элизабет различала бархатистую черноту морской воды в заливе и далекие мерцающие огни Цзюлуна. Призрачное оранжевое свечение поднималось над Пик-роуд. Она осторожно вела машину, помня о том, что слева по ходу движения – пропасть. Время от времени сквозь деревья проступали белые фасады домов. Элизабет раздумывала над тем, что она сказала Мелиссе по телефону.

Когда Элизабет позвонила, голос Мелиссы звучал как-то странно. Но как только она поняла смысл сказанного, он сделался озабоченным.

– Его можно сегодня увидеть? – неуверенно поинтересовалась она, вспоминая, дома ли сейчас шофер и повезет ли он ее в Викторию.

– Пожалуй, сегодня уже слишком поздно, – ответила Элизабет, испытывая некоторую неловкость. – Вы сможете увидеть его завтра.

Последовала долгая пауза, затем Мелисса спросила:

– Ну а вы уже видели его?

– Да, – грустно призналась Элизабет. – Да, мне удалось пробраться к нему.

Опять наступило молчание.

– Извините, но я никогда прежде не слышала вашего имени.

– Меня зовут Элизабет. Элизабет Гарланд.

На том конце трубки послышался неопределенный звук, затем Мелисса уныло сказала:

– Спасибо, что позвонили, Элизабет. Не уверена, что на вашем месте я поступила бы так же.

Она бросила трубку. Элизабет было все равно, что подумает об этом разговоре медсестра, которая внимательно впитывала каждое слово.

Дорога петляла, зажатая с обеих сторон аккуратно подстриженным кустарником и стройными соснами. Конечно, разговор с Мелиссой дался нелегко, но почему-то у Элизабет возникла симпатия к ней. Дома ей предстоит куда более неприятная беседа. Съехав с Пик-роуд, Элизабет направила свой «бьюик» прямо к крыльцу дома. В окнах, как она и предполагала, всюду горел свет. Поставив машину в гараж, Элизабет тяжело вздохнула и поплелась в дом, где ее поджидал Адам.