Керри попрощалась с Кристиной, решив, что сама приглядит за Джонни, и спросила у мальчика, чем бы ему хотелось сегодня заняться: покататься на осликах на пустоши или погулять у пруда. Но услышать ответ мальчика ей помешал Дэнни.

– Не могла бы ты забрать у сапожника мои ботинки, мамочка? – уткнувшись в «Дейли экспресс», поинтересовался муж. Небритый, он сидел, развалясь, за кухонным столом и прихлебывал чай из кружки. В газете его интересовала только колонка новостей с ипподрома. В данный момент он решал, стоит ли ему ставить фунт на лошадь по кличке Маленькая Италия в двухчасовых скачках или же попридержать деньги до лучших времен. – Да, и купи мне гуталин и мазь для растирания. Нет, лучше скипидар.

Керри выпрямилась и язвительно осведомилась:

– От чего скончался твой предыдущий раб?

Муж оторвался от газеты и в изумлении уставился на нее, как на ожившую скульптуру. Сообразив, что она не шутит, Дэнни спросил:

– Какая муха тебя укусила, радость моя? Я ведь только попросил купить мне гуталин и скипидар!

– Я это поняла, – с трудом сдерживая ярость, перебила его Керри. Если бы не Джонни, она бы устроила настоящую истерику и высказала бы муженьку все, что у нее накопилось. – Но ты спросил это таким тоном, будто бы уверен, что мне больше нечем заняться, кроме как исполнять твои поручения. У меня своих забот полон рот! И когда ты перестанешь называть меня мамочкой? Мне это неприятно.

Дэнни захлопал глазами, лишившись дара речи.

– Меня зовут Керри! И будь любезен называть меня именно так.

– Разумеется, моя прелесть, – промямлил супруг. – Если хочешь, я сам куплю гуталин и скипидар. – Он отложил в сторону газету, отставил кружку с недопитым чаем и встал. – Послушай, почему бы тебе тоже не попить чайку? Я заварю свежего. А когда вы с Джонни накатаетесь на осликах и нагуляетесь в парке, вы могли бы заглянуть в спортзал! – Он потрепал мальчика по курчавой голове и стал наполнять чайник водой. – Тебе ведь хочется побывать там, приятель? – обернувшись, улыбнулся он. – Любишь бокс?

После выкидыша, случившегося у Керри на шестом месяце беременности, Дэнни стал сам не свой. Доктор порекомендовал им больше не заводить детей. Пораскинув мозгами, Дэнни решил, что им довольно и Розы. Это не девочка, а настоящий бесенок! А рисковать жизнью Керри, пытаясь завести сына, Дэнни не хотел. В конце концов, следует поблагодарить Всевышнего за то, что он даровал им хотя бы дочь.

– Хочешь попробовать поколотить по груше? – спросил он.

– Как же Джонни сможет колотить по груше? Ему до нее не дотянуться, – возразила Керри.

– А я его приподниму! – нашелся муж. – Это куда легче, чем приподнять тебя, милочка! – усмехаясь, добавил он. – Если в доме вспыхнет пожар, я, пожалуй, быстрее спущу вниз гардероб красного дерева, чем тебя. Имей это в виду!

Попив чаю, Керри и Джонни отправились на пустошь кататься на ослике. Осликов для детей держал один старый чудак, располагавшийся со своими животными прямо у входа в Гринвичский парк. Керри впервые побывала там, когда сама была ребенком. Все еще злясь на мужа за его дурацкую шутку по поводу ее веса, она купила билет за шесть пенсов и стала смотреть, как старик усаживает сияющего мальчугана на приглянувшегося ему ослика. Керри не знала, сколько она теперь весит: она взвешивалась в последний раз прошлым летом. Тогда в ней было сто семьдесят шесть фунтов, но с тех пор она заметно располнела. Чтобы продать такое количество картофеля на базаре, нужно изрядно попотеть!

– Тетя Керри! Похож я на ковбоя, преследующего злых индейцев? – крикнул ей мальчик, труся на ослике по кругу.

Керри прыснула со смеху и помахала ему рукой. На душе у нее, однако, по-прежнему было муторно. Получалось, что она догнала маму и свекровь. Но фигура у нее была вполне нормальная для ее возраста, ничего нигде не отвисало, а тело было плотное и гладкое, как мрамор. Так что в старухи ей, пожалуй, записываться еще рано.

Джонни тем временем уже покончил с верховой ездой и, вновь очутившись на твердой почве, подбежал к Керри.

– А мы пойдем к дяде Дэнни в спортивный зал? Папа однажды водил меня туда, мне там понравилось!

Керри содрогнулась, вспомнив отвратительный запах пота, скипидара и разогревающей мази. Проводить такой чудесный день в душном и вонючем помещении ей не хотелось. Уж лучше бы она пошла торговать овощами! К тому же там наверняка будет и Зак Хемингуэй, а встречаться с ним в таком неопрятном виде, в котором она вышла из дома, ей представлялось неприличным. Да и нервы у нее уже с утра расшатались.

– Может быть, лучше выпьем чаю с кексом в чайной? А потом, если ты будешь паинькой, я угощу тебя мороженым, – предложила она, зная, что перед таким соблазном Джонни не устоит.

Глазки у мальчугана загорелись, он обожал ходить в чайную, расположенную напротив Льюишемской часовой башни, хотя его водили туда удручающе редко. Помимо кексов и сладких гренков, там подавали к чаю и множество других лакомств. А рядом к тому же находился большой магазин игрушек «Чизман».

– А мы зайдем по пути на рынок? – спросил Джонни, беря Керри за руку и вместе с ней направляясь к автобусной остановке. – Мне позволят протереть тряпочкой яблочки и разложить на прилавке апельсины?

Керри тяжело вздохнула. Она сама обрекла себя не только на поедание сладкого кекса, от которого еще больше располнеет, но и на прогулку по Главной улице, которая ей обрыдла так, что и видеть ее не хотелось. Но отступать было поздно.

– Хорошо, – сказала она упавшим голосом. – Только надолго мы там не задержимся, радость моя! Мне так опостылела работа на рынке! Не хватало еще наносить туда визиты вежливости.

Джонни захихикал. Хотя тетя Керри и не была ему родной, он ее обожал. Родные тети были только у Мэтью, его старшего брата. Одна из них была очень-очень старой. У Мэтью когда-то был и прадедушка, хотя у Джонни, Джилли, Луки и Дейзи прадедушки не было. Зато у них были бабушка и дедушка по фамилии Фойт, жившие в Гринвиче. Дедушка Фойт доводился родным дедушкой и Мэтью. Все это было совершенно непонятно. Но Джонни не огорчался по этому поводу, потому что мама сказала, что это пустяки и он сам во всем разберется, когда подрастет.

– Мамочка поехала проведать Мэтью в школу? – поинтересовался он, когда они с Керри пересекали пустошь, направляясь кратчайшим путем в Льюишем.

Керри, знавшая, что Джонни не в курсе печальных событий, лишь кивнула и слегка сжала его ручонку. В конце концов, подумала она, большого греха в таком обмане нет. Ведь Кейт действительно поехала в школу, где учился Мэтью. Слава Богу, малыш не стал одолевать ее дальнейшими вопросами. В Льюишеме они сразу зашли в чайную при магазине игрушек и напились чаю с кексом. Джонни получил обещанное мороженое с шоколадом и фруктами. Наблюдая, с каким аппетитом он его уплетает, Керри испытывала адские муки, однако ей хватило силы воли, чтобы воздержаться как он мороженого, так и от пирожного с кремом.

На обратном пути им встретилась Ева, мать Кристины Робсон, немецкая еврейка. Три года назад она вышла замуж за гринвичского мясника, но это обстоятельство никак не сказалось на ее скверном английском. Она все еще говорила с сильным немецким акцентом, перемежая речь словечками из идиш и безбожно искажая грамматику. Увидев Керри, она немедленно подошла к ней.

– Так вот как ты проводишь свой рабочий день, моя прелесть! Я покупала сегодня помидоры у твоей матушки, и она сказала, что ты занята какими-то важными делами!

Керри с некоторым раздражением окинула взглядом ее элегантный дорогой наряд – кремовую блузку, гофрированную бежевую юбку и светло-зеленый шифоновый шарф – и отметила, что Евины седеющие волосы, как всегда, аккуратно причесаны и уложены. Затем она с искренним недоумением распахнула лучистые правдивые глаза и воскликнула:

– Неужели?

«Слава Богу, – подумала она, – что мама не поведала всей округе истинную причину моего отсутствия за прилавком. Но какое дело Еве до того, как я распоряжаюсь своим временем? Какое она имеет право намекать, что грешно менять дело на безделье?!»

Ева порылась в сумочке, извлекая оттуда ириску и, наклонившись, протянула ее Джонни, проворковав при этом:

– Угощайся, мой сладкий! Ириски полезны маленьким мальчикам!

У Керри ком подкатил к горлу. Этой несчастной пожилой даме, чей муж и единственный сын погибли от рук нацистов, после всех ее мытарств хотелось обрести на склоне лет утешение – внука. Но, похоже, мечте не суждено сбыться: ее дочери Кристине, воссоединиться с которой Еве удалось лишь благодаря счастливому случаю, до сих пор не удалось забеременеть.

Джонни вежливо прошепелявил «спасибо», взял ириску и немедленно засунул ее в рот. Керри неодобрительно прищурилась, надеясь, что его не стошнит от такого количества сладкого, и поторопилась увести его, сказав на прощание:

– Мы как раз идем проведать мою маму. До свидания!

– Очень жаль, что вы спешите, – ответила с сожалением Ева и прибавила по-немецки: – До свидания!

К ее изумлению, малыш Джонни бодро откликнулся:

– Ауфвидерзеен!

Керри обомлела, но чуть погодя вспомнила, что отец Кейт – немец. Наверняка это Карл научил внука нескольким элементарным бытовым фразам, хотя сам на людях говорил исключительно по-английски.

– Привет! – окликнула Керри Летти Дикин, ставя на тротуар тяжелые хозяйственные сумки с фруктами и овощами. – Какая прекрасная стоит погода, однако! Вот было бы здорово, если бы она продержалась до коронации!

– Да, это было бы великолепно, – согласилась Керри, отметив, что по странному стечению обстоятельств среди ее знакомых и соседей немало евреев и немцев. Впрочем, никто не воспринимал Кристину и Еву как немцев, лишь кое-кто вспоминал иногда, что они «еврейские беженцы». Вот отец Кейт – Карл Фойт – чистокровный немец. Он попал в Англию как военнопленный в Первую мировую войну и предпочел не возвращаться в Германию, а жениться на девушке из юго-восточного Лондона и осесть на площади Магнолий. Овдовев, он вскоре после окончания Второй мировой женился во второй раз и переселился в Гринвич, в дом своей супруги.

– Бездельничаем, Керри? – беззлобно воскликнул, завидев знакомое лицо, пузатый продавец, когда они проходили мимо прилавка. – Я бы тоже с удовольствием взял выходной!

– Так что вам мешает? Отдыхайте, все равно у вас почти ничего не покупают, – съязвила Керри, не упустив случая уколоть конкурента.

Мужчина добродушно усмехнулся. Он не обижался на Керри Дженнингс, всегда веселую и приветливую, достойную дочь своего отца, трудяги и балагура, о котором никто никогда не сказал худого слова.

Керри взглянула на их семейный прилавок. За ним в этот момент стояла ее мать, она отпускала постоянной покупательнице морковь. Вид у матушки был усталый. Керри глубоко вздохнула, готовясь выслушать ее длинную возмущенную тираду по поводу того, что ей приходится работать за дочь. Но вместо Мириам к ней обратилась ее племянница Берил.

– Привет, тетя Керри! – закричала эта девятнадцатилетняя девица, протискиваясь сквозь толпу покупателей, запрудившую в это погожее утро Главную улицу Льюишема. С непосредственностью, свойственной ее возрасту, Берил во всеуслышание заявила, что ей не нужно объяснять, почему Керри приглядывает за Джонни, она и сама все знает.

– Слава Богу, – искренне отреагировала Керри. Услышь Джонни, что его старший брат пропал и его разыскивает полиция, он бы расхныкался и добавил хлопот и без того донельзя взвинченной Кейт. – А почему ты не в конторе? До обеденного перерыва ведь еще далеко, не так ли?

– У нас заболел курьер, и я ходила вместо него на почту, – пояснила Берил. – Бедняжка простудился. А потом я решила проведать бабулю. Она жалуется на ноги, ей трудно весь день стоять за прилавком.

Керри поморщилась и с сомнением хмыкнула. Телячьи нежности! Все в их семье знали, что Мириам начинает сетовать на свои больные ноги лишь тогда, когда ей что-нибудь не нравится. А вообще-то она может легко пройти несколько миль и даже не передохнуть, если ей такое вдруг приспичит.

– Взгляни, тетя Керри, какую я купила себе губную помаду! – Берил достала из кармана вязаной кофты пластмассовый тюбик. – Симпатичный оттенок, правда? – несколько неуверенно спросила она, выкручивая из футляра столбик сочно-вишневого цвета.

Сомнения, написанные на лице девушки, были вполне объяснимы: в ее нежном возрасте не стоило красить губы помадой столь вызывающего цвета.

Со свойственной ей прямотой Керри заявила:

– С ней ты будешь выглядеть так, словно бы перепачкалась вишневым вареньем. Хочешь верь, хочешь не верь, но я бы на твоем месте вообще не пользовалась косметикой.

Племянница ей, разумеется, не поверила. Высокая, ладная, с прямыми русыми волосами и подкупающе невинным юным лицом, Берил недооценивала свою внешность и считала себя дурнушкой. Косметика была ее единственной надеждой.

– Я подумала, что с ней я буду не так похожа на учительницу воскресной школы, – огорченно произнесла она, убирая помаду в карман.

– Но ведь ты и есть учительница воскресной школы, – добродушно заметила Керри.

– Да, – с хитрой улыбкой согласилась племянница, – но мне не хочется быть на нее похожей. Особенно сегодня. Вечером я пойду в клуб «Эмбасси», а там будет новый боксер. Он такой красавчик, тетя Керри! Он… – Берил замолкла на полуслове и побледнела, застыв с раскрытым ртом.

Спортсмен, пленивший ее воображение, шел по улице прямо на них, и разминуться с ним не было никакой возможности. Значит, он увидит ее во всем неприглядном будничном виде – в простеньком ситцевом платьице, вязаной кофте и с неприпудренным носом! Берил отвернулась, моля Бога, чтобы мужчина ее мечты не заметил ее. Ей хотелось выглядеть неотразимой во время их встречи. Она уже отгладила блузку с кружевным воротничком и накрахмалила нижнюю юбочку, а также продумала, какой воспользоваться пудрой, намереваясь появиться в клубе во всем великолепии. И вот теперь по воле дурацкого случая все ее старания шли насмарку. Если он увидит ее сейчас, то в другой раз и не взглянет на нее!

«Боже, прошу тебя, сделай так, чтобы он не узнал тетю Керри и прошел мимо!» – мысленно взмолилась Берил, поворачиваясь к Заку спиной. Сердце ее готово было выскочить из груди.

Но, несмотря на ее молитвы, Зак приблизился и, заметив Керри, фамильярно воскликнул:

– Я рассчитывал увидеть вас за прилавком! А вы почему-то стоите перед ним, как обыкновенная покупательница. Что случилось? Почему вы не работаете?

У Керри перехватило дух. Берил густо покраснела и потупилась, испытывая необыкновенную робость.

– Я сегодня выступаю в роли няни, – ответила Керри ни с того ни с сего охрипшим голосом. – Мне казалось, что я не обязана отчитываться перед вами, чем я занимаюсь в течение дня. Или я заблуждаюсь?

– Разумеется, вы правы. А кто этот симпатичный парнишка? Я уже видел его сегодня утром, но не уверен, что его вела за руку мать.

– Если это была блондинка с уложенными кольцами волосами, то это она, – сказала Керри.

– Нет, та была брюнетка, – покачал головой Зак, с любопытством поглядывая на девушку, упорно прячущую лицо.

Он был приятно удивлен, обнаружив, что с ним по соседству живут две очаровательные молодые женщины – одна блондинка, другая брюнетка. Теперь ему не терпелось узнать, насколько хорош этот свежий бутон, который он сейчас лицезрел, и впишется ли он в общий букет его впечатлений.

Керри перехватила его заинтересованный взгляд и подчеркнуто деликатно промолвила:

– Кажется, вы не знакомы. Позвольте мне представить вас друг другу: Берил – моя племянница, Зак Хемингуэй – новый боксер из клуба «Эмбасси».

Проклиная тот миг, когда она решила отлучиться с работы, Берил, готовая провалиться от стыда сквозь землю, неохотно подняла голову. Под густым стыдливым румянцем скрывалась нежная бархатистая кожа. И будь ее неприпудренный носик чуть поменьше, девушку вполне можно было бы назвать хорошенькой.

Видя, что бедняжка волнуется, Зак сказал:

– Вчера я видел в спортзале вашего кузена Билли.

– Он мой родной брат, – поправила его Берил, начиная приходить в себя, но все еще оставаясь во власти чар этого потрясающего атлета. Вблизи он выглядел еще более мощным. Одетый в американские джинсы «Ливай Стросс» и белую тенниску, обтягивающую могучую грудь, он смотрелся не хуже голливудского киноактера.

Слова девушки озадачили Зака. Неужели эта пышущая здоровьем, вполне созревшая для замужества девица – дочь Мейвис? Эта новость удивила его не меньше, чем открытие, что Мейвис и Керри – родные сестры. Стараясь скрыть смущение за подкупающей улыбкой, сводившей Берил с ума, он промолвил:

– Выходит, я знаком со всей вашей семьей? За прилавком стоит ваша бабушка. Она была в клубе вместе с вашим дедушкой, мамой и братом. Дэнни, ваш дядя, мой тренер. И вашу кузину Розу я тоже видел.

– Вы не видели только моего папу, – уточнила Берил. Отцом она не без оснований гордилась. По натуре и неразговорчивый, и спокойный, он спас от гибели нескольких своих однополчан и был награжден медалью за личное мужество.

– Нам пора, – нарушила паузу Керри. – Я обещала Джонни, что он поможет бабушке навести блеск на яблоки.

– Я составлю вам компанию, – непринужденно воскликнул Зак, переключая свое внимание на мальчугана, чего тот уже давно и терпеливо ждал. – Пошли, сорванец! Поприветствуем бабушку Мириам!

Такой поворот не входил в планы Керри, но идти на попятную было поздно: Джонни сиял и не сводил с Зака восторженных глаз, а Мириам уже заметила их и звала подойти. Берил нерешительно переминалась с ноги на ногу.

– Тебе, пожалуй, лучше вернуться на службу, пока тебя не хватился начальник, – заметила Керри.

С этим разумным доводом трудно было не согласиться. Берил снова нехотя подняла глаза и взглянула на Зака. Покраснев до корней волос, она взволнованно спросила:

– Вы придете вечером в клуб? Мы с дедушкой обязательно сегодня там будем!

– Замечательно, – сказал Зак. – Ваш дедушка прекрасный болельщик.

Столь откровенная навязчивость племянницы покоробила Керри, она решила при случае посоветовать ей впредь вести себя поскромнее, если она хочет произвести приятное впечатление. В ее возрасте нельзя забывать о правилах хорошего тона.

– Вы наконец подойдете ко мне поболтать или я скорее умру, чем дождусь вас? – воскликнула в сердцах потерявшая терпение Мириам.

– Уже идем! – крикнула ей Керри.

– До свидания, – почти прошептала Берил.

– Теперь я понимаю, от кого вы унаследовали зычный голосок и манеру обращения с ближними, – тихо заметил Керри Зак.

Керри не смогла дать ему достойный ответ, поскольку в этот момент они подошли к прилавку Мириам. Провожая негодующим взглядом удаляющуюся внучку, та воинственно затараторила:

– Что это Берил вздумалось шляться по улицам в рабочее время? Вот уж начальник задаст ей взбучку, если она не одумается! И ты тоже хороша! Какого черта ты здесь болтаешься, когда тебе нужно присматривать за ребенком?

– Джонни захотелось проведать тебя, – объяснила Керри, оборачиваясь к мальчугану. Но тот уже нырнул под прилавок и, достав из ящика несколько яблок, начал выстраивать из них пирамиду.

– Тогда ты вполне могла бы взять его с собой утром и занять мое место. Пожалела бы мои ноги! – Мириам обернулась к Заку: – Стоять мне уже тяжело, старость не радость. Только кого волнует чужое горе? – Она с укоризной посмотрела на Керри. – Мне бы такие ноги, как ваши, юноша! Бьюсь об заклад, они вас никогда не подводят!

Зак кивнул, засунув руки поглубже в карманы джинсов: дескать, вы правы, мадам, жаловаться не приходится.

– И даже на ринге? – спросила Керри с деланным удивлением. – Разве вас никогда не посылали в нокдаун или нокаут?

– Случалось, но не часто, – с самодовольной улыбкой ответил Зак. – Пока еще мало кому удавалось сбить меня с ног.

– Вчера я поспорила с Альбертом, что вы можете простоять хоть десять раундов, – сказала Мириам.

Зак пропустил это лестное замечание мимо ушей. Он уже не слушал ее болтовню, целиком поглощенный разглядыванием Керри. На ней было ярко-красное платье с треугольным вырезом на груди, столь плотно облегавшее бедра, что казалось, оно село после стирки. Помимо обручального колечка, ее украшала прекрасная золотая цепочка с кулоном в форме сердечка. Керри заметила, что жадный взгляд боксера задержался на ложбинке между пышными грудями, где лежала эта безделушка, и в ее зеленых глазах вспыхнули насмешливые искорки. Зак ощутил томление в чреслах: у него началась эрекция. Эта необыкновенная женщина с растрепанными черными волосами, высокими скулами и волевым подбородком возбуждала его так, как уже давно не возбуждала ни одна красотка. Он понял, что хочет ею овладеть. Ситуация складывалась весьма комичная. И угораздило же его воспылать страстью после двухлетнего воздержания в тюрьме ее величества английской королевы к замужней женщине, которая даже не помышляла о том, чтобы наставить мужу рога.

– Так вы поедете с нами в центр Лондона смотреть на торжества по случаю коронации? – вопрошала тем временем Мириам. – Придется застолбить себе местечко на тротуаре с вечера, иначе мы ничего толком не увидим. Малком Льюис, вожак приходской группы бойскаутов, обещал дать нам пару войлочных подстилок, чтобы мы не отморозили себе сами знаете что.

Керри закатила к небу глаза, выражая возмущение бесцеремонной манерой матушки изъясняться. Из-под прилавка вылез, зажав в одной руке огрызок недоеденного яблока, а в другой – апельсин, Джонни и, сверкая темными, как ириски, глазенками, спросил:

– Мы будем спать на тротуаре? А Мэтью отпустят из школы домой по такому случаю?

Воцарившееся напряженное молчание насторожило Зака.

Лицо Керри выражало искреннюю озабоченность, глаза Мириам увлажнились, она готова была расплакаться. Наконец Керри тихо проговорила:

– Вряд ли Мэтью отпустят из школы, скорее всего ученики будут смотреть трансляцию торжеств по телевизору.

Джонни, привыкший, что брат приезжает домой только на каникулы, воспринял ответ Керри без удивления. Зак истолковал ее слова по-своему. Он решил, что старший братец Джонни отбывает наказание в исправительном учреждении для малолетних преступников. Позже, когда они уже шли по Главной улице к часовой башне, он поинтересовался:

– Этот парнишка, о котором шла речь, учится в специальной школе?

В других обстоятельствах Керри прыснула бы со смеху и растолковала, что школа, в которой учится Мэтью, действительно необычная, но не такая, какой она представляется Заку. Теперь же она сказала:

– Нет, этот мальчик в ладах с законом. Но он получает образование, отличное от…

Она умолкла и покосилась на Джонни, желая убедиться, что он не прислушивается к разговору взрослых. Малыш весело хихикал, сидя у Зака на плечах и вцепившись ему в волосы, и старался привлечь к себе внимание прохожих.

– Он учится в частной школе для избранных, – договорила она. – У него другой отец, из богатой семьи, которая захотела дать мальчику самое лучшее образование.

– Значит, отец Мэтью умер? – спросил Зак, заинтригованный услышанным.

Керри кивнула. Историю появления на свет Мэтью знала вся площадь Магнолий, так что она не чувствовала себя предательницей.

– Он погиб двенадцать лет назад в воздушном бою над Дюнкерком, прикрывая эвакуацию английских войск.

Некоторое время оба молчали. Керри мысленно вернулась в те далекие дни войны. А Зак размышлял о том, что в ту пору, когда Керри и Кейт уже крутили романы с парнями и рожали детей, он был сопливым четырнадцатилетним пареньком. Но теперь разница в возрасте не играла роли, эта женщина, обладающая на удивление пылкой и цельной натурой, казалась ему чрезвычайно притягательной и сексуальной. Покосившись на нее, он продолжил расспросы:

– А Джилли, Дейзи и Лука – его сестры и брат?

– И Джонни тоже, – усмехнулась Керри. – У них одна мама – Кейт.

– Вот это да! – задумчиво протянул Зак, потрясенный тем, что у женщины, выглядевшей лет на двадцать пять, уже пятеро детей.

Керри стала замечать завистливые взгляды проходящих мимо женщин. Но ее спутник, казалось, не обращал ни на кого внимания. Он двигался легко и непринужденно, уверенной походкой сильного мужчины, ничуть не заботясь о том, какое он производит впечатление на окружающих. Даже девушки с тихой улочки Магнолия-Хилл смотрели на него с неприкрытым интересом. Это было вполне объяснимо: такой редкий в этих местах тип мужчины не мог не привлечь к себе внимание противоположного пола. Никто из молодых людей, которых Керри знала, не потрудился бы посадить себе на плечи чужого ребенка и проводить его няню до дома просто так, ради времяпрепровождения и разговора.

Когда они приблизились к площади Магнолий, Керри задалась вопросом, есть ли у Зака подружка. Если нет, то от желающих занять вакантное место не будет отбоя. В доме Куини, где он снимал комнату, постоянно крутились молоденькие актрисы и танцовщицы. Она нахмурилась: при такой конкуренции у Берил мало шансов обратить на себя его внимание. Жаль девочку. Такие, как она, неиспорченные и добросердечные, встречаются не так уж часто.

– Вы придете вечером в клуб? – спросил Зак, когда они остановились возле дома Керри.

Она изумленно вскинула густые брови и рассмеялась.

– Я? В клуб? Вряд ли. С меня достаточно вони скипидара и дома.

Лицо Зака выразило разочарование, он опустил Джонни на тротуар. Все обитатели этой площади стремились посмотреть, как он тренируется, а единственный человек, которого он хотел бы видеть в спортзале, оказался равнодушным к боксу.

– Дядя Дэнни! Дядя Дэнни! Я катался верхом на ослике и помогал тете Мириам за прилавком на рынке! – завопил мальчуган, устремившись по дорожке к крыльцу, на котором появился муж Керри. Он помахал Заку рукой и улыбнулся Джонни:

– В самом деле? Подозреваю, что ты еще и перекусил! – Сойдя по ступенькам на дорожку, Дэнни добавил: – В отличие от меня, оставшегося без обеда благодаря женушке.

– Не огорчайся, милый, я принесу тебе чего-нибудь горяченького прямо в зал, – успокоила его Керри. Она была так довольна нынешним утром, что пропустила колкость мимо ушей.

Для Зака пикировка супругов была абсолютно непостижима. Он так и не понял, рассердился ли Дэнни на жену за то, что она не приготовила для него вовремя обед, или нет. А если он говорил всерьез, тогда почему такая горячая женщина, как Керри, не возмутилась, а попыталась его задобрить? Зак не впервые становился невольным свидетелем перебранки супругов, но ее истинный смысл по-прежнему оставался для него загадкой. Он сам вырос не в семье, а в сиротском приюте, поэтому не имел опыта общения с близкими родственниками.

– Пока! – попрощалась с ним Керри и, повернувшись, пошла по дорожке к распахнутой настежь двери.

– И когда ты соблаговолишь пожаловать в клуб? – крикнул ей вслед муж.

Керри не ответила, а молча поднялась по ступенькам, торопясь приготовить ему еду.

– А ты когда придешь в спортзал? – спросил Дэнни у Зака.

Но тот также пропустил его вопрос мимо ушей, не в силах оторвать взгляд от исчезающей за дверью Керри. Какими бы ни были их с Дэнни отношения, он твердо знал, что его неудержимо влечет к этой женщине какая-то темная сила и он не может ей противостоять.