Наталья недоверчиво посмотрела на Джулиана.

— Завтра?

Он мрачно кивнул и обнял ее за плечи. Все приготовления были закончены несколько дней назад, но Джулиан не решался ей сказать. До последней минуты он молил Бога, чтобы Германия и Австро-Венгрия не переступили роковой черты. Возможность для этого еще оставалась. Министр иностранных дел Эдвард Грей, выступая с посреднической миссией, предложил созвать международный европейский суд и таким образом урегулировать проблему. Берлин отклонил это предложение, сказав, что Австрия права и никакого суда не требуется. Началась мобилизация войск, так как каждая страна полагала, что к моменту объявления войны их армии должны быть в полной боевой готовности. Теперь уже никто не сомневался в неизбежности начала военных действий.

— Это невозможно! — вскричала Наталья, когда они пробирались сквозь бушующую толпу, охваченную патриотическими чувствами. — Ведь я останусь одна!

— Не волнуйся, милая! — крикнула женщина, в тесноте прижатая к ним. — Тебе недолго придется быть одной! К Рождеству все кончится!

— В самом деле? — Наталья не отрывала глаз от лица Джулиана. Он один среди возбужденных людей не испытывал патриотического подъема. Он был дипломатом и гораздо лучше знал реальное положение дел, чем эти поющие и орущие ура-патриоты, разгулявшиеся в праздничный день.

— Так говорят, — сказал Джулиан, стараясь ее успокоить, хотя очень сомневался в скором окончании войны. — Давай выбираться отсюда. У нас с тобой осталось слишком мало времени, и я не хочу терять его в этой суматохе.

Выбраться с Уайтхолла было так же трудно, как и попасть туда. Наталья уцепилась за Джулиана, в то время как тот прокладывал путь через толпу к тому месту, где их ждал «мерседес» с шофером. Всю последнюю неделю она напряженно следила за развитием событий в Европе. Если бы Англия пришла на помощь Сербии, объявив войну Австро-Венгрии, Наталья сейчас тоже громко кричала бы по-сербски «живио!», то есть «ура!», но, насколько она поняла, этого не произошло. Англия находилась в состоянии войны с Германией — союзницей Австро-Венгрии — только потому, что немцы двинули свои войска через нейтральную Бельгию.

— Дело не в одной лишь Бельгии, — терпеливо разъяснял ей Джулиан. — Это означает, что Британия выступает в качестве союзницы Сербии, так же как Франция и Россия. Скоро мы расквасим нос кайзеру, и Габсбургская империя развалится на части.

Наталья ухватилась за эту мысль сейчас, когда Джулиан протискивался к машине. Если ее муж собирается на войну, чтобы приблизить день освобождения южных славян, она обязана справиться с ужасом одиночества здесь, в Лондоне. Пусть это будет с ее стороны жертвой ради будущей Югославии.

«Мерседес» ждал их; шофер сидел с открытым окошком, сдвинув фуражку на затылок, и выкрикивал вместе с окружающими: «Долой Германию! Долой Германию!»

Увидев Джулиана, он сразу замолчал, поправил фуражку и вылез, чтобы открыть им заднюю дверцу; его лицо было красным и возбужденным.

Джулиан только усмехнулся.

— Отвези нас домой и как можно быстрее, — сказал он, размышляя о том, когда этого молодого парня призовут в армию и смогут ли родители найти более пожилого и непригодного к армейской службе человека, чтобы его заменить.

Наталья с облегчением села в автомобиль. Вся Трафальгарская площадь была заполнена кричащими людьми с развевающимися флагами, и «мерседес» сейчас представлял благословенный оазис тишины и спокойствия.

— Мне почему-то всегда казалось, что англичане сдержанны и не склонны проявлять свои чувства, — сказала она, когда их автомобиль начал потихоньку двигаться. В это время группа отчаянных парней с национальными флагами на плечах полезла на колонну Нельсона. — На самом деле они такие же пылкие, как и славяне.

— Я думал, ты должна была еще раньше это Понять, — сказал он с усмешкой, прижимая ее к себе, Наталья хихикнула и, несмотря на людей, тесно окружавших со всех сторон автомобиль, обняла мужа за талию. Пьянящее наслаждение, которое она испытала от его любовных ласк, явившихся для нее сюрпризом, было настолько острым и возбуждающим, что она на время забыла, при каких обстоятельствах они поженились. Сейчас, вспомнив о предстоящей разлуке, она сказала низким хрипловатым голосом:

— Я буду скучать по тебе, cheri.

Джулиан еще Крепче прижал ее к себе. Ему нравилось, когда она порой обращалась к нему по-французски, выражая нежные чувства, а иногда, сердясь, переходила на сербский.

— Если слухи верны и война окончится к Рождеству, разлука будет не такой уж долгой.

— Чем мне заняться, когда ты уедешь? — Автомобиль уже выбрался из толчеи и набирал скорость. — Могу я быть чем-то полезной во время войны?

— А что бы ты могла делать? — спросил он, и она почувствовала насмешку, которая почти всегда звучала в его голосе.

— Не знаю. — Ее темные, изящно очерченные брови сошлись вместе в глубокой задумчивости. — Должно же найтись и для меня какое-нибудь занятие.

Наталья подумала о том, что ее мать и Катерина делают сейчас в Белграде. Они наверняка не сидят сложа руки. Она вспомнила о том, как Катерина выскочила в Сараево из «даймлера», чтобы помочь раненным бомбой, брошенной Неджелко. Разумеется, Катерина не станет сидеть праздно во время войны.

— Я могла бы работать в госпитале, — задумчиво сказала Наталья. — Потребуется очень много санитарок.

— Причем квалифицированных, — добавил Джулиан. — Потребуется также очень много бинтов. Скатывание бинтов — это то, чем ты и мама могли бы заняться дома.

Голова Натальи лежала на его плече. Но, услышав последние слова, она, едва веря своим ушам, отпрянула от мужа.

— Ты в самом деле так считаешь? — недоверчиво спросила она. — Скатывание бинтов? Вместе с твоей матерью?

Она не знала, что больше ее испугало: скучная работа, недостойная Карагеоргиевичей, или необходимость сидеть часами за этим занятием с его матерью… Наталья содрогнулась.

Если бы леди Филдинг разразилась гневом по поводу их брака, Наталья могла бы ее понять и даже посочувствовать. Но холодная сдержанность и антипатия матери Джулиана были ей непонятны. Перспектива жить с ней в отсутствие мужа очень ее угнетала. Как он мог представить себе их, скатывающих вместе бинты, без какого-либо взаимопонимания?

— Хорошо, а что еще ты можешь делать? — рассудительно спросил он, испытывая нетерпение поскорее добраться до дома и заняться с ней любовью. — Ты могла бы участвовать в различных благотворительных мероприятиях обществ…

Наталья с трудом оторвалась от своих мыслей об ужасах, ожидающих ее в отсутствие Джулиана.

— Общества, которые собирают и посылают деньги в Сербию? Они состоят из сербов?

— Я имел в виду другое, — сказал он, помня о ее посещениях белградских кофеен и не желая, чтобы она связывалась в его отсутствие с какими-нибудь сербскими организациями здесь, в Лондоне, хотя они, возможно, и безобидны. — Например, Красный Крест.

Наталья немного сникла, хотя сбор денег на благотворительные нужды выглядел более интересным, чем скатывание бинтов. Ей хотелось заниматься каким-то важным, живым делом. Она была уверена, что Катерина нашла себе именно такое занятие. Белград подвергается атакам австро-венгерских войск со стороны Дуная и Савы, и Наталье очень хотелось быть там рядом с Катериной, чтобы знать о происходящих событиях и участвовать в них.

Пока «мерседес» плавно скользил по освещенным газовыми фонарями улицам, она подумала о том, что делает сейчас ее отец: участвовал ли он уже в боях, а если да, то где. Сандро обязан быть в войсках как главнокомандующий. Макс тоже сражается. Он прославился в боях с турками, и нет сомнения, что сейчас дерется с ненавистными австрияками.

— Мама и папа, наверное, никак нас не дождутся, — сказал Джулиан, когда автомобиль подкатил к их дому. — Я должен уехать рано утром, и они хотят попрощаться со мной сегодня вечером. Ты иди сразу в постель, а я поднимусь как можно скорее.

Наталья откинула волосы с лица. Было уже за полночь.

Сколько им осталось часов? Пять? Шесть? Жалея о каждой минуте, которую Джулиан должен провести со своими родителями, она вошла в освещенный люстрой холл.

Почти тотчас двери гостиной распахнулись, и леди Филдинг быстро направилась к ним, шурша длинной юбкой.

— Мы слышали сообщение по радио, — взволнованно сказала она Джулиану, игнорируя Наталью, словно ее и не было. — Теперь мы в состоянии войны с Германией. — Ее голос слегка дрожал, и это привлекло внимание Натальи. Впервые она слышала выражение эмоций в этом холодном, отчетливом голосе. — Я едва могла в это поверить. Неужели мы действительно будем воевать с немцами? И все из-за этого глупого инцидента на Балканах?

Наталья втянула в себя воздух, и Джулиан поспешно сказал:

— Иди спать, дорогая. Я долго не задержусь.

Впервые за время разговора леди Филдинг обратила внимание на Наталью. При взгляде на распущенные спутанные волосы невестки ее лицо исказилось от отвращения. Наталья все прекрасно поняла. В глазах леди Филдинг она была просто восточноевропейской цыганкой. Одним словом, балканкой. Глаза Натальи вспыхнули, но она промолчала ради Джулиана. Стараясь сохранить самообладание, во что ни ее мать, ни отец никогда бы не поверили, она прошла через холл и поднялась по лестнице, всем своим видом показывая, что она не цыганка, а член королевского дома Карагеоргиевичей.

Позднее в постели Наталья с гневом сказала мужу:

— Я ненавижу твою мать!

— Не надо возмущаться. Это не имеет смысла. — Джулиан лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее. Его мускулистая грудь блестела от пота после бурных любовных ласк. — Она не хотела унизить кого-либо, говоря о том, что война началась из-за глупого эпизода на Балканах. Кстати, так думают многие англичане, и их нельзя в этом винить. — Свободной рукой он гладил бедра Натальи. — Сербия и Босния для них так же далеки, как звезды.

— Она меня не любит, — настаивала Наталья, злясь оттого, что он пытался снова ее возбудить только ради удовлетворения своей страсти.

— Это правда. — Это было настолько очевидно, что он уже давно заставил себя с этим смириться. — Ты должна понять, дорогая, что мы сделали все не так, как ей хотелось бы. Не было официально объявлено о помолвке, и не было пышной церемонии бракосочетания в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. Даже если бы обряд состоялся в соборе в Белграде, она была бы довольна. Среди гостей на церемонии присутствовали бы члены европейских королевских семей. Мои родители были бы гостями в Конаке, и твой отец наверняка произвел бы впечатление на моего своей политической прозорливостью и талантом государственного деятеля, а твоя мать непременно очаровала бы мою. Тогда все было бы иначе.

Его рука легла на ее живот и начала нежно его ласкать, спускаясь все ниже.

— Но так произошло, что моя мать не встречалась ни с кем из членов вашей семьи, и ей трудно поверить в их существование. Она не глупа, но совершенно лишена воображения. Наша свадьба была слишком поспешной и не соответствующей ее представлениям о респектабельности. Отсюда и ее отношение к тебе, как к девушке, не достойной уважения.

Наталья провела ладонями по его груди, внезапно поддавшись сладострастному порыву, который он в ней возбудил. Все ее недовольство матерью Джулиана отошло на второй план и единственным желанием было снова слиться с ним воедино.

— Люби меня, — хрипло прошептала она. — Скорее, дорогой. Ну же, скорее.

Его глаза загорелись ответной страстью, и когда она потянула его на себя, он, оставив попытки объяснить причины враждебного отношения к ней его матери, овладел ею с пылким нетерпением.

* * *

Было пять часов утра, когда Джулиан поднялся.

— Я тебе напишу, — сказал он, одеваясь в гражданскую одежду, возможно, в последний раз, поскольку потом ему придется долгие недели, а может быть, месяцы, носить военный мундир. — В конце недели приедет моя сестра Диана, которая, думаю, составит тебе компанию. Она очень жизнерадостная девушка и наверняка тебе понравится.

Наталья, поджав колени, сидела на кровати в ночной рубашке, отделанной кружевами. Она сомневалась. Если Диана такая же, как ее мать, то вряд ли сможет ей понравиться. Она не хотела общаться с его сестрой, ей нужен был только он.

— Я буду по тебе скучать, — искренне сказала Наталья.

Его пальцы слегка дрожали, когда он застегивал воротник рубашки. Он знал, что она будет скучать, и это глубоко его тронуло, но ему хотелось, чтобы она сказала нечто большее. Он надеялся — Наталья наконец скажет, что любит его.

— Как же теперь я буду узнавать новости из Сербии, если ты не будешь посещать Форин оффис? — спросила она с тревогой. Но не этих слов он от нее ждал.

— Придется положиться на газеты. — Джулиан с трудом скрыл свое разочарование. — Впрочем, новости с фронтов приходят очень редко. Так что не стоит рассчитывать на многое.

Джулиан надел жилет и поправил галстук. Его сумки были уже уложены и ждали в холле. Он не ощущал себя воином, идущим на битву. У него было чувство человека, которого разлучали с женой и толкали на бесчинства жаждущие войны политики, генералы и монархи.

— До свидания, дорогая, — произнес он взволнованно.

Наталья соскочила с кровати, бросилась к мужу и крепко обняла.

— Возвращайся поскорее! — взмолилась она, подумав, как она будет жить в Англии без него. — Возвращайся до Рождества!

Джулиан в последний раз крепко ее поцеловал и быстро вышел из комнаты, чувствуя, что, задержись он еще хотя бы на мгновение, самообладание его покинет.

Наталья стояла замерев и прислушивалась к его удаляющимся шагам. Она слышала, как он легко сбежал по лестнице и пересек холл. Входная дверь открылась и закрылась. Затем донесся звук мотора «мерседеса», который постепенно затих в отдалении. И наступила тишина.

Наталья медленно вернулась к кровати и села на ее край.

Впервые она почувствовала себя совершенно одинокой. Одна среди незнакомых людей. На ее ресницах заблестели слезы. Как жить под одной крышей с враждебно настроенной свекровью?

С кем поговорить? В Лондоне у нее не было ни друзей, ни родственников. Она вспомнила о своих прежних друзьях и смахнула слезы, зардевшись от стыда. Гаврило, Неджелко и Трифко сейчас томятся в австрийской тюрьме. По сравнению с ними она в неизмеримо лучшем положении. Ее охватил патриотизм.

Она тоже должна сделать что-нибудь для Сербии.

У ее ног прыгала Белла, и Наталья взяла собаку на руки и крепко прижала к себе. Лондон — один из крупнейших городов мира, и, вероятно, здесь есть и другие сербы. Она вспомнила, как боснийские и хорватские эмигранты собирались в «Золотом осетре» и в других белградских кофейнях. В какой бы стране ни жили эмигранты, всегда существуют места, где они встречаются. Ей надо найти в Лондоне место, где собираются сербы.

Задавшись такой целью, Наталья забралась под смятые покрывала, дожидаясь наступления дня. Белла попыталась устроиться рядышком, и она любезно позволила ей это сделать. Жизнь снова обрела смысл. Она не намерена скучать в одиночестве.

Вот скоро позавтракает, как всегда в постели, оденется, возьмет Беллу на прогулку и под этим предлогом начнет искать в Лондоне соотечественников.

* * *

Сделать это оказалось не так легко, как она предполагала.

Лондон был не только огромным городом — его улицы и площади представляли собой запутанный лабиринт. Усталая и измученная, Наталья взяла такси и вернулась в дом Филдингов лишь в конце дня.

— Миледи очень о вас беспокоилась, — любезно предупредил ее дворецкий, открывая ей дверь. — Прибыли мисс Диана и мистер Эдвард.

Наталья встретила это сообщение равнодушно. Ей ни с кем не хотелось встречаться. Она надеялась принять горячую ванну, выпить чашечку традиционного английского чая и побыть в тишине, чтобы спокойно выработать стратегию дальнейших поисков.

Но едва она вошла в холл, как все ее надежды рухнули.

Двери гостиной распахнулись, и появилась леди Филдинг в шуршащем платье из кремового шелка и с ниткой крупного жемчуга на шее.

— Наталья! Где ты была? Лондон — не Белград! Тебе нельзя ходить по улицам без сопровождения!

Впервые леди Филдинг снизошла до того, что обратилась к ней просто по имени. Наталья на мгновение смутилась. В ту же секунду из гостиной появились миловидная светловолосая девушка, одетая в модное платье с V-образным вырезом, и высокий худощавый молодой человек, очень похожий на Джулиана.

— Я гуляла с Беллой, — сказала Наталья, — и заблудилась.

Даже идя вдоль реки, не смогла найти дорогу назад.

Светловолосая девушка не стала дожидаться представлений.

Не обращая внимания на мать, она решительно подошла к Наталье и с чувством расцеловала ее в обе щеки.

— Неудивительно! — сказала она, смеясь. — Идя вдоль реки, ты могла попасть в Гравесенд или Хенли! Меня зовут Диана.

Джулиан рассказывал о тебе в своих письмах. Ты член королевского дома Карагеоргиевичей! Боже, я потрясена! Ты знаешь князя Александра? Он действительно носит пенсне или надевает его для того, чтобы выглядеть старше и представительнее?

— Ты ведешь себя вульгарно, Диана, — решительно прервала ее мать. — Я уверена, Наталья близко не знакома с князем и…

— Он мой двоюродный брат, — ответила Наталья Диане. чувствуя в ней родственную душу, — и самый близкий друг.

— Вот! Я в этом не сомневалась! — торжествующе сказала Диана, беря Наталью под руку. — Мама совсем растерялась.

Она до сих пор не представила тебя Эдварду. Бедный Эдвард здесь проездом в Сомерсет. Там формируются кавалерийские части, и он по крайней мере будет среди своих любимых лошадей. Поздоровайся же с Натальей, Эдвард. Иначе она подумает, что ты глухонемой!

Высокое и худощавое подобие Джулиана сделало шаг вперед и протянуло Наталье руку.

— Очень рад познакомиться, — застенчиво сказал Эдвард — Должно быть, вам очень тяжело без Джулиана, тем более что у вас нет друзей в Англии.

Он не был такой же сильной личностью, как Джулиан, но она почувствовала в нем сочувствие и великодушие и забыла о том, что хотела выпить чаю в одиночестве.

— Сегодня я искала друзей, — сказала она с улыбкой, к восторгу Дианы и ужасу леди Филдинг. — Должны же быть в Лондоне другие сербы в изгнании, и я хотела с ними встретиться.

— Ты хочешь сказать.., что ходила по улицам.., в поисках сербов? — Леди Филдинг побледнела. — О Боже! Что, если бы тебя увидели? Узнали? Эдвард, объясни ей, пожалуйста, что она не должна бродить по Лондону.., и разыскивать сербов!

Некое подобие улыбки тронуло уголки губ Эдварда.

— Так вы никого никогда не найдете, — сказал он добродушно. — Если хотите связаться с сербами — а мне понятно ваше желание, — это можно сделать гораздо проще.

— Может быть, и так, — раздраженно прервала его мать, — но Наталье не следует встречаться с кем-либо из них. Это неприлично.

— Полагаю, ни мои родители, ни Джулиан не сочли бы неприличными подобные встречи, — поспешно сказала Наталья. — В Белграде у меня всегда были друзья, и мои родители и король Петр не возражали. — Она подумала о Гаврило, о Неджелко, о встречах в «Золотом осетре» и скрестила пальцы, чтобы ее ложь никому не причинила вреда.

— Лондон — не Белград! — Тонкий с горбинкой нос леди Филдинг побелел, она с трудом сдерживала гнев. — Ты замужем за англичанином и должна придерживаться английских традиций и обычаев.

— Мне кажется, ты не все понимаешь, мама, — мягко сказал Эдвард. — Хотя Наталья и замужем за англичанином, но из-за этой проклятой войны она осталась без дружеской поддержки.

Поживи она с мужем в Лондоне немного дольше, у нее не было бы никаких проблем. Джулиан представил бы ее своим друзьям, и сейчас ей не было бы так одиноко. Думаю, он не стал бы возражать, если бы Наталья нашла себе друзей.

— Но он вряд ли согласился бы отпускать ее без сопровождения и заводить знакомства без представления!

— Я буду ее сопровождать, — сказал Эдвард, наклонившись и подхватив уставшую Беллу, лежавшую у ног Натальи. — У меня еще три дня до отправления в свой полк.

Этого вполне достаточно, чтобы найти в Лондоне место, где встречаются сербы. — Он пощекотал Белле шейку. — Собачка хочет пить. Как вы считаете, Наталья, ей понравится китайский чай или позвонить на кухню, чтобы принесли миску обычной воды?

Наталья одарила Эдварда благодарной солнечной улыбкой и, когда он направился в гостиную для традиционного чаепития, живо сказала:

— Я уверена, Белла обожает китайский чай. Это очень породистая собачка, в свое время она была подарена русским царевичем князю Александру. Сандро ездил в Санкт-Петербург на крестины своего племянника. Его сестра Елена замужем за сыном великого князя Константина. Там он неофициально обручился с одной из великих княгинь, и тогда-то царевич и подарил ему Беллу.

Наталья и Диана уже сидели за столом, и Диана смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

— Князь Александр собирается жениться на одной из великих княгинь? А на ком именно? Расскажи же! Ты тоже была в Санкт-Петербурге? Ты встречалась с царем и царицей?

Леди Филдинг многозначительно откашлялась.

— Мне кажется, эта беседа слишком несвоевременна при сложившихся обстоятельствах, Диана.

— Каких обстоятельствах? — Диана повернулась и посмотрела на мать. У нее были ярко-голубые глаза, которые сейчас широко раскрылись. — Ты имеешь в виду войну? Но Россия и Сербия союзники! Мы должны знать о них как можно больше!

И тебе не кажется романтичным то, что эта собачка когда-то принадлежала царевичу? А я считаю, это просто великолепно.

Ее мать не ответила. Она не верила ни одному слову из того, что говорила Наталья о царе, царице и князе Александре.

Девчонка просто шарлатанка, и Джулиан, несомненно, рано или поздно в этом убедится. Он явно поддался ее обаянию, которое, впрочем, по мнению леди Филдинг, отличало девушку от простой балканки. Не веря, что ее невестка принадлежит к королевскому дому Карагеоргиевичей, леди Филдинг считала: темные волосы Натальи и большие глаза с черными ресницами свидетельствуют о том, что она даже не сербка, а армянка, и, скорее, похожа на армянскую еврейку.

Наталья не обращала внимания на холодную антипатию леди Филдинг. Теперь у нее была подруга Диана, а Эдвард стал на время ее рыцарем в блестящих доспехах и завтра ей поможет установить контакт с сербской общиной в Лондоне. Жизнь снова казалась ей прекрасной и интересной. Наталья взяла еще одно пирожное с кремом, размышляя о том, как ее встретят сербские эмигранты в Лондоне, поверят ли, что она родственница Сандро, и будут ли соответственно к ней относиться.

* * *

Наталью приняли в сербской общине с большим уважением, что доставило ей глубокое удовлетворение. Хотя среди эмигрантов не было никого ее возраста и социального положения, все-таки разговор велся на родном языке. Говорили в основном о Сербии: о том, что сербская армия сдерживает многотысячные австрийские войска на Дунае и Саве; о том, что даже страдающий артритом король Петр находится в армии. Покидая церковь, где они обычно встречались, Наталья испытывала еще большую тоску по родине, чем прежде. Ей не хотелось сидеть в Лондоне, не зная правды о том, что происходит в ее стране, и пользоваться только слухами. Она жаждала оказаться в Белграде, где, несомненно, сейчас оставалась Катерина.

В течение последующих недель Наталья находила спасение в дружбе с Дианой. Несмотря на светлые волосы и ярко-голубые глаза, ее золовка не отличалась классической красотой, как мать, однако неиссякаемая жизнерадостность делала ее весьма привлекательной, и Наталья привязалась к ней всем сердцем.

Друзья Дианы тоже были веселыми, но многие из них покидали Лондон, прежде чем Наталья успевала как следует с ними познакомиться.

— Кузен Джон находится в воинской части в Дербишире, Руперт — в добровольческом полку в Глостершире, а Чарльз служит в Ричмонде, он гренадер, — перечисляла Диана в отчаянии, загибая свои ухоженные пальчики. — Скоро в Лондоне никого не останется. Даже девушки исчезли, как бабочки во время грозы. Все женщины устремились в госпитали или на перевязочные пункты Красного Креста во Франции. Тебе не кажется, что и мы должны сделать то же самое, Наталья? Отправиться во Францию?

— Я бы хотела помогать раненым в Сербии, — горячо сказала Наталья. — В «Тайме» пишут, что в Сербию направляется женский персонал шотландского госпиталя.

Диану одолевали сомнения. Сербия казалась ей далекой, крошечной и малопривлекательной страной.

— А я думаю, лучше работать в госпитале, устроенном в бывшем замке или казино, — честно призналась она. — Например, герцогиня Вестминстерская организовала госпиталь в казино в сосновом лесу. Туда бы я поехала, но не в Сербию.

Наталья же плакала, читая о том, что шотландские девушки уезжают в Сербию, покидая свой родной Саутгемптон. Ей казалось нечестным то, что они могли туда поехать, а она, одна из Карагеоргиевичей, — нет.

В сентябре Наталья совсем захандрила. В Сербии сентябрь был самым чудесным месяцем года, Гуляя с Беллой по Риджент-парку, она думала о том, что в это время на родине обычно уже собирали урожай и варили сливовицу, скот возвращался с летних горных пастбищ, и крестьяне в деревнях устраивали праздники урожая, пируя и водя хороводы под пьянящие звуки флейт и скрипок. Затем Наталья возвращалась к действительности, глядя на опрятных английских нянечек с детскими колясками, на аккуратные цветочные клумбы, где не было ни одного сорняка, ни одного выбившегося из общего ансамбля цветка.

В октябре стало еще хуже. В «Тайме» кратко сообщили, что в Сараево начался суд над виновными в убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда.

После этого Наталья ежедневно выискивала в газетах дальнейшие сообщения на эту тему, однако они лишь пестрели заголовками о сдаче немцам бельгийских городов и о победоносных боях на берегах Марны, но не было ни слова о суде над теми, кто разжег этот мировой пожар.

— Непонятно, — жаловалась она Диане. — Почему об этом ничего не пишут в газетах?

— Я тоже не понимаю. Спроси у отца. Он должен знать.

Отношения Натальи с отцом Джулиана в отсутствие леди Филдинг были вполне дружескими.

— В британских газетах не будут об этом писать, — сказал он. — Это австрийский суд, а Англия — воюющая с Австрией сторона. На суде нет корреспондентов от стран Антанты, поддерживающих сербов. «Тайме» могла бы перепечатывать новости из американской прессы, хотя сомневаюсь, что и корреспонденты оттуда присутствуют на суде. Вероятно, некоторую информацию черпают из австрийских или немецких газет.

— Тогда как же мне узнать о том, что происходит? — испуганно спросила Наталья. — Как я узнаю о приговоре?

Свекор слегка нахмурился.

— Неужели тебе так важно знать об этом, дорогая? Я не пойму, почему ты так этим обеспокоена? Что бы ни случилось с молодыми людьми, ввергнувшими Европу в кромешный ад, текущие события уже не остановишь. Победа на Марне, конечно, хорошая новость, но несчастные бельгийцы ужасно страдают.

Гент, Брюгге и Остенде уже пали.

К горлу Натальи подкатил ком. Джулиан строго ее предупреждал, что никто не должен знать о ее дружбе с Гаврило. Следовательно, у его отца не должно возникнуть ни малейших подозрений, и, значит, он не сможет понять ее страстной потребности знать подробности о суде. Она подумала, что сказал бы господин Филдинг, узнай он, насколько она была близка с обвиняемыми на процессе в Сараево. Но вместо этого Наталья спросила:

— Как же мне получить американские газеты?

— Не знаю, дорогая. Но имей в виду, что газеты из Америки доходят до Британии только через две недели, и поскольку суд начался, вполне возможно, он уже закончится к тому моменту, когда ты получишь промежуточное сообщение о нем двухнедельной давности.

Ничего не оставалось, как только с волнением ждать, когда «Тайме» получит информацию о суде от «Нью-Йорк тайме». Наталья подумала о том, как долго может продлиться судебное разбирательство.

В первую неделю ноября поступило сообщение," что Гаврило Принципа, Неджелко Кабриновича, Трифко Грабеца, Цветко Поповича и Васо Кабриловича признали виновными в предательстве и убийстве. Гаврило, Неджелко и Трифко были приговорены к двадцати годам заключения, Васо Кабрилович — к шестнадцати годам, а Цветко Попович — к тринадцати. Данило Илич, также признанный убийцей, и четверо основных пособников, обвиняемых в соучастии, уже достигли двадцатилетнего возраста и были приговорены к смертной казни через повешение.

Когда Наталья закончила чтение статьи, ее руки так дрожали, что она выронила газету. Кто были эти «основные пособники», которых собирались повесить? Кто такие Цветко Попович и Васо Кабрилович? Она никогда о них не слышала. Гаврило также никогда не упоминал имени Данило Илича.

Наталья обхватила себя за плечи руками, страстно желая, чтобы Джулиан был с ней рядом. Джулиан знал, как близко ее имя стояло с именами тех, кого назвали «основными пособниками», как близка она была к тем, кого на суде обвинили в соучастии. Он понял бы, какому удару она подверглась и в каком состоянии сейчас находится. Он смог бы, как всегда, ее утешить. Но все это были лишь тщетные мечты. Джулиана не было рядом, и он не приедет до окончания офицерских курсов.

Ночью, лежа одна в кровати, которую совсем недавно делила с мужем, Наталья прижимала к себе Беллу, стараясь отогнать кошмары мыслью о том, что Гаврило, Неджелко и Трифко не было среди приговоренных к повешению.

По ночам Наталья очень скучала и по сестре. Всю свою жизнь они ложились спать в одной комнате, хихикая и сплетничая в темноте, прежде чем уснуть. Теперь ей приходилось довольствоваться только письмами от нее, которые приходили с таким опозданием, что она не была уверена, продолжают ли ее мать и Катерина работать сестрами милосердия и находятся ли они по-прежнему в Белграде.

Час за часом она лежала в темноте, слушая ровное дыхание Беллы и стараясь представить, что сейчас происходит дома. Ей ужасно хотелось быть там. Поскорее бы закончилась война, чтобы можно было вернуться на родину.

К декабрю у нее появилась дополнительная пища для размышлений. Джулиан написал, что через месяц отправляется во Францию, но перед отплытием заедет на пять дней домой. Ей не только страстно хотелось его увидеть, но надо было также сообщить ему нечто очень важное. Наталья даже не знала, радоваться ей или пугаться. Она поняла, что забеременела.