Глава 1

Маку Болану снился сон. Хороший, приятный сон. Он снова был среди друзей и соратников по «команде смерти». Давненько они не собирались всей компанией посидеть в большой гостинной виллы, служившей им базой и выстроенной, по прихоти первого хозяина, почти у самой воды на берегу океана.

«Нож» Фонтанелли и «Смертельный Глаз» Вашингтон хохмили по поводу положения черных на иерархической лестнице мафии. «Дитя-цветок» Андромеда декламировал какое-то нудное стихотворение «Пороховой Гари» Харрингтону, который с фантастической быстротой жонглировал своими кольтами, то бросая их в кобуры, то молниеносно выдергивая наружу. «Бум-бум» Хоффауер приклеивал к электрической лампочке кусок пластиковой взрывчатки, а «Кровный брат» Лауделл всех пародировал на индейском языке жестов. «Шепчущий» Зитка метал нож в мух. Серьезным делом занимались только двое: «Политик» Бланканалес и «Гаджет» Шварц: они монтировали блок электронной сигнализации.

Именно этот блок не давал сейчас покоя Болану, мешал ему еще хоть минутку побыть с верными друзьями. Он издавал противные квакающие звуки, настырно вырывавшие Мака из объятий Морфея, даровавшего столь милую его сердцу встречу.

Какой подарок судьбы — вновь увидеть всю эту дьявольскую команду!.. Болан проснулся. Переход от сна к бодрствованию был у него, как всегда, резким, без приятной расслабляющей дремы, предшествующей пробуждению. Он научился этому уже давно, и такая способность не раз спасала ему жизнь.

Мак полулежал в глубоком кресле, полностью одетый, и смотрел прямо перед собой в темную пустоту гостиной. Он был один… Система сигнализации — небольшой пульт, смонтированный на низком столике справа от кресла, в котором сидел Болан, издавала резкие прерывистые звуки и истерично мигала желтым глазком индикатора.

Даже не успев проанализировать ситуацию, Болан уже стоял у окна и, осторожно отведя в сторону штору, внимательно всматривался в ночную тьму. Он вернулся к пульту и взглянул на указатель дальности. Система сигнализировала о вторжении чужаков на территорию парка виллы. Кто-то двигался через ворота, перекрывавшие аллею, ведущую к дому. До ворот было не больше двухсот метров. Вдруг замигала вторая лампочка, за ней третья. Болан перекинул через плечо автомат и мрачно усмехнулся. Неслышно ступая, он направился во внутренний дворик виллы.

Этот одинокий дом, надежно укрытый от постороннего взгляда изрезанным рельефом южно-калифорнийского побережья, Болан выбрал из-за окружавших его естественных препятствий и удаленности от Санта-Моника — ближайшего городка.

Дом с трех сторон прикрывали скалы, а с четвертой — воды вечно неспокойного океана. В условиях постоянной войны с мафией это местечко показалось Маку идеальным в качестве оперативной базы для «команды смерти». Но теперь команды больше не было. В живых остался лишь один Болан, и сейчас он задавался вопросом, а не станет ли этот дом ловушкой для его одинокого защитника? Его угнетало одиночество, монотонный рокот прибоя и черные тучи, несущиеся вскачь по ночному небу, навевали тоску и чувство безысходности. А тут еще этот нежданный визит…

Мак Болан вошел в дом, подхватил заранее подготовленный чемодан, вынес его во двор и бросил на заднее сиденье своей машины. Он завел мотор и, оставив его работать на холостых оборотах, вернулся к стенке внутреннего дворика. Там на траве он деловито, без суеты разложил осветительные ракеты, рассчитал азимут и дальность стрельбы для 60-мм миномета и, больше не теряя ни секунды, опустил в ствол первую ракету. Труба почти бесшумно выдохнула «ффу-у-мп», сопровождаемое легким облачком дыма. Болан тут же установил новый азимут и опустил в ствол миномета второй заряд. Труба снова выплюнула осветительную ракету, а Болан тут же приник к биноклю.

Первая ракета вспыхнула высоко в небе, почти над самыми въездными воротами, а вторая осветила все пространство между оградой и домом. По аллее к вилле почти бесшумно катились две машины с погашенными огнями. Они остановились одновременно, словно наткнулись на невидимую преграду. Дверцы передней машины распахнулись, и из нее пулей выскочили двое.

* * *

Болан узнал знакомое лицо и чертыхнулся: Лу Пена — один из наемных убийц местной мафии. «Значит, мафия все же вышла на след», — подумал Мак со странным спокойствием. Он постарался не обращать внимания на ощущение сосущей пустоты, возникшее под ложечкой, протянул руку за карабином с оптическим прицелом и, припав к окуляру, тут же поймал в перекрестье прицела одного из беглецов. Палец привычно нажал на курок. Мощный карабин гулко грохнул, и цель исчезла из поля зрения. Чуть довернув ствол, Мак увидел в прицеле головную машину и выпустил в нее всю обойму. Автомобиль взорвался с чудовищным грохотом, и его пылающие обломки накрыли вторую машину.

Со стороны аллеи доносились крики: преодолев минутное замешательство, кто-то начал отдавать приказы и наводить порядок в рядах нападавших. Команды и ругань возымели должное действие: по вилле открыли плотный огонь.

Болан улыбнулся, отложил «Маузер» в сторону и побежал к противоположной стене, где уже давно, как раз для такого случая, был установлен крупнокалиберный пулемет с водяным охлаждением — гордость Фонтанелли. Мак быстро проверил укладку пулеметных лент, зафиксировал стопоры горизонтального перемещения ствола по дуге в тридцать градусов и, нажав гашетку, заклинил ее в положении непрерывной стрельбы.

Гулкое стаккато крупнокалиберного пулемета наполнило взорванную криками и стрельбой ночь. Сотрясаемый силой собственной отдачи, ствол пулемета двигался из стороны в сторону, безостановочной скороговоркой посылая непрошеным гостям свое смертоносное приветствие. Убедившись, что все идет, как задумано, Болан метнулся к своей машине, до упора вдавил педаль газа и, взметнув из-под колес фонтан гравия, рванул с места.

На бешеной скорости он мчался к воротам, погасив фары и габаритные огни. Внезапно перед самым капотом машины возник силуэт человека. Сильнейший удар подбросил его в воздух и отшвырнул разорванный пополам труп далеко в сторону. Машина ворвалась в освещенную «люстрами» зону и теперь была видна, как на витрине магазина игрушек. Пригнувшись и втянув голову в плечи, Болан изо всех сил давил на педаль газа, слившись воедино с ревущим мотором своей спасительницы. Он только пригибался еще ниже, когда очередная пуля прошивала ветровое стекло. В спинку сиденья рядом с плечом словно заехали здоровенной дубиной. Во все стороны полетели клочья обивки и поролона. Болан видел бегущих со всех сторон вооруженных людей, расстреливающих его в упор. Автоматная очередь вспорола борт машины с правой стороны, и Болан взмолился про себя, чтобы Господь прикрыл его своей дланью. Нет, даже не его самого, а хотя бы колеса, бензобак и мотор машины. Под визг покрышек он бросил ее в объезд пылающих обломков, перегораживающих дорогу. Заднее колесо попало в песок за пределами дорожного полотна, и машину круто занесло. Мак резко крутанул баранку в сторону заноса и выскочил на твердое покрытие, по-прежнему не снижая скорости. Покрышки визжали и дымились, но держались, жадно подминая под себя бесконечно длинные метры дороги, ведущей к жизни.

Позади еще слышались разрозненные выстрелы, но Болан перевел дух и, выезжая на шоссе, обернулся, чтобы выяснить обстановку. Несколько человек, размахивая автоматами, бежали по дороге. И еще Маку показалось, что он увидел позади какой-то металлический отблеск. Он страстно надеялся на то, что мафиози пожаловали к нему в гости на двух машинах, но очень скоро убедился, что это не так. Дорога, ведущая к федеральному шоссе, взбиралась на довольно высокий холм, с вершины которого Болан увидел, как сзади вспыхнули фары автомобиля. Все-таки у них была еще одна машина! Приближаясь к автомагистрали, Болан заставил себя расслабиться и сбросить скорость. Куда ехать? Ответ пришел незамедлительно — Мак повернул влево, на север.

Если верить карте, которая надежно отпечаталась в его памяти, то через несколько километров он должен выехать на пересечение с небольшой проселочной дорогой, ведущей от побережья на восток, вглубь штата. «Интересно, — подумал вдруг Болан, — угомонились ли уже ребята из бригады „Тяжелый случай“?» Такое название получила операция по нейтрализации его, Болана, и проводила ее полиция штата Калифорния. Полицейские довольно усердно гоняли его по всему штату, и теперь Маку хотелось бы знать, закопали они топор войны или еще нет, и если да, то как быстро отреагируют на последние события, безошибочно указывающие на местонахождение Мака Болана. Всего-то нужно, чтобы кто-нибудь услышал стрельбу и сообщил об этом происшествии в полицию. Мак внимательно наблюдал за машинами, мчащимися по дороге, и пришел к выводу, что, по меньшей мере, дюжина водителей могла слышать звуки боя. Болан пожал плечами и бросил машину в крутой вираж. Лимузин, чьи фары Болан теперь постоянно видел в зеркале заднего обзора, повторил его маневр. Наконец-то!.. Сейчас для него, в общем-то, не было большой разницы, кто его преследовал — полиция или мафия. Встреча и с одними и с другими имела бы для Болана одинаково неприятные последствия. Мак спокойно снял с плеча маленький пистолет-пулемет и положил его на сиденье рядом с собой. Он снова глянул в зеркало на догоняющую его машину, потом перевел взгляд на тяжелый чемодан, лежащий на заднем сиденье. Его касса… точнее, то, что от нее осталось. А что еще оставалось от Мака Болана? Машина, похожая на дуршлаг, из которой, похоже, вытекал бензин; пистолет-пулемет с пятью обоймами и чемодан с деньгами. Вот, пожалуй, и все. «Ну, нет! — мелькнула вдруг мысль. — Есть еще кое-что!» Это были незабываемые образы членов его великолепной семерки, следовавшей за ним на край света под пули и ножи, безгранично верившей в него и в его дело. Еще двум другим грозило пожизненное заключение. Но и это не все — в душе Мака по-прежнему жила ненависть к мафии, он по-прежнему оставался профессиональным солдатом, полным решимости довести эту войну до победного конца.

Болан расправил плечи, устроился поудобнее на сидении и, разжав судорожно сжавшие баранку пальцы, стал внимательно следить за дорогой. Теперь Мак знал, куда ехать и что делать дальше. Он понял это в тот самый момент, когда повернул на север. Идея пришла ему в голову сразу же после сражения в Питтсфилде, и теперь он принял окончательное решение: нужно жить и продолжать свою войну. Но, чтобы выжить, нужно избавиться от одного существенного недостатка — своего лица. Болан знал человека, обладавшего даром изменять лица, делать их совершенно неузнаваемыми. Он сам был свидетелем, как Джим Брантзен восстанавливал, а если это было уже невозможно, создавал заново, как Господь Бог, лица своих пациентов-однополчан взамен прежних, обезображенных войной. Теперь в Палм-Вилледж, это в ста шестидесяти километрах, если ехать отсюда по прямой, у Брантзена была собственная клиника. Эх, быть бы птицей!.. Проблема заключалась как раз в том, что Болан птицей не был и стать ею никак не мог. Если в дело вмешается полиция, то эти сто шестьдесят километров превратятся в тысячу. Мак напрягся, заметив впереди необозначенный перекресток, и, не сбавляя скорости, свернул на узкую грунтовую дорогу.

Перед Боланом-Палачом открывались новые горизонты, и он надеялся достичь их прежде, чем фортуна отвернется от него. Далеко позади светили фары чужой машины. Мак прибавил газу и, с бешеной скоростью мчась сквозь ночь, стал восстанавливать в памяти дорогу к Палм-Вилледж. Впереди его ждала жизнь… А может быть, смерть.

 

Глава 2

Не скрывая волнения, Джулиан Диджордже мерил шагами библиотеку на своей вилле в Палм-Спрингс. Время от времени он бросал беспокойные взгляды то на упрямо безмолвствующий телефон, то на равнодушно тикающие часы. Он подошел к окну с закрытыми ставнями и через узкую щель выглянул наружу. В парке двое его лучших людей несли караул. Дидж удовлетворенно заворчал и снова обернулся к телефону. Ну, почему этот поганый аппарат не звонит? К этому часу Лу уже должен был справиться со своей работой и сообщить об этом. Несомненно, он будет горд и счастлив. Дидж знал, что не сможет считать Болана мертвым до тех пор, пока не прозвенит этот долгожданный звонок. Имея дело с таким подонком, как Болан, никогда нельзя быть уверенным ни в чем… При одном воспоминании этого ужасного имени Диджордже невольно содрогнулся и снова вернулся к окну. Дидж, главный босс мафии западного побережья, уже давненько не испытывал страха перед человеком. А вот теперь его терзал животный ужас и он сам себе признавался в этом. Конечно, он боялся. Нужно быть полным идиотом, чтобы не чувствовать страха, имея дело с таким психопатом, как Болан, когда он, вооружившись до зубов, резвится на воле.

Дверная ручка бесшумно опустилась и у Диджордже оборвалось сердце. В висках бешено застучала кровь, и он, тщетно пытаясь подавить охватившую его панику, метнулся к своему рабочему столу и из верхнего ящика вытащил посеребренный револьвер. Сжав его в дрожащей руке, он обернулся к двери.

— Да?

— Папочка, что ты там делаешь взаперти? — раздался удивленный молодой женский голос. — Занимаешься любовью с горничной?

Диджордже повернул ключ и открыл дверь. Покачивая роскошными бедрами, в библиотеку вошла очаровательная брюнетка с длинными распущенными волосами, как у исполнительниц фольклорных песен. Андреа Диджордже увидела револьвер в руке отца и рассмеялась.

— Ты боишься волка? — спросила она.

— Пока я держу в руке Чарльза-Генри, — серьезно ответил Диджордже, помахивая револьвером, — то не очень.

Дочь скорчила скептическую гримаску:

— Конечно, в тире Чарльз-Генри — страшное оружие… но, бьюсь об заклад, что за его пределами ты из него даже мухи не убил. Серьезно, папа, если ты…

Резкий телефонный звонок оборвал ее на полуслове, и Андреа тут же потеряла собеседника. Глаза Диджордже сверкнули чуть сдерживаемой радостью. Он пулей бросился к телефону, едва не сбив с ног дочь, застывшую от изумления с открытым ртом. Дидж схватил трубку и задыхающимся от волнения голосом бросил:

— Ну, что?!

— Это ты, Дидж? — в трубке раздался печальный голос Лу Пена.

— А кого еще ты рассчитывал услышать? — Диджордже замолк и бросил взгляд на дверь. Андреа ушла. Дидж тяжело присел на край стола. Голос Пена не оставлял никаких сомнений — неудача!

— Ну, так что произошло, Лу? — спросил Дидж бесцветным, плоским тоном.

На несколько секунд повисла гробовая тишина и Диджордже показалось даже, что он слышит, как в голове Лу крутятся, пощелкивая, шестеренки.

— Я… он ушел от нас, Дидж, — как-то скучно ответил Пена.

— Что значит ушел? — закипая, воскликнул Диджордже.

— А то и значит… Он сбежал. Джулио и другие ребята бросились в погоню, но он их здорово опережает. Не знаю…

— Чего ты не знаешь?

— Я не знаю, смогут ли они его нагнать. У него было большое преимущество и к тому же отличная машина. И еще… Ральф Скарпетти убит. Ал Реггино тоже. Двое-трое ранены, но не тяжело. Я тоже получил царапину.

Диджордже негромко выматерился и швырнул револьвер в ящик стола.

— К тому же он сжег две наши машины! Из-за этого я немного запоздал со звонком. Пришлось посылать одного из парней за транспортом, — продолжал рассказывать Пена.

Глаза Диджордже потухли. Он рванул ворот рубашки и, по-прежнему сидя на краю стола, стал раскачиваться из стороны в сторону.

— Хорошенькое дельце, а? Я посылаю пятнадцать человек, чтобы прикончить одного засранца, а в результате получаю два трупа, полдюжины раненых и две машины…

Его голос задрожал от едва сдерживаемой ярости, и Диджордже снова с силой дернул за воротник, который, казалось, душил его.

— Послушай, Дидж, этот парень вовсе не засранец, — возразил Пена. — Он один стоит целой армии. Сначала он повесил над нами осветительные ракеты! Боже мой! Мы все были у него как на ладони. И черт бы меня побрал, если я понял, как он засек нас на подступах к дому! Мы не шумели. Ночь темная — хоть глаз выколи. И вдруг, невесть откуда, «паф!» — и у нас над головами на парашютах повисли эти «люстры». Мало того, он, как из лейки, начал поливать нас из крупнокалиберного пулемета. Черт! Можешь считать, что тебе крупно повезло — еще остались люди, которые могут обо всем рассказать. Так что, Дидж, этот парень вовсе не засранец, нет.

— Ну, хорошо, согласен. Где ты сейчас, Лу?

— Я звоню из телефона-автомата. Это к северу от Санта-Моники. Думаю, мы смылись вовремя. По шоссе мимо нас промчались патрульные машины с мигалками, сиреной и прочим. Похоже, что кто-то…

— Ты больше не думай, Лу, а лучше возвращайся и веди домой оставшихся у тебя людей.

— Э!.. Послушай…

— Ну, что еще? — вздохнул Диджордже.

— Я тут кое-что предусмотрел… Я разговаривал с Патти, и он обещал расставить своих ребят на всех дорогах. Я велел ему ничего не оставлять без внимания. Ни одной заправки, ни одной автобусной остановки, не одного перекрестка, ничего. Я велел ему… ээ-э… думаю, я поступил правильно, Дидж, я сказал ему, что в таком деле денег не считают. Самое главное — взять Болана живым или мертвым. Разве не так?

— Так, Лу, так, — снова вздохнул Диджордже. — Все в порядке. А теперь я хочу, чтобы ты приехал ко мне. Я собираюсь как следует разработать план этой кампании, чтобы застраховать себя от всяческих срывов… Чтобы больше не было подобных проколов.

— О'кей, Дидж. Э-э… я сожалею, что все так получилось.

Диджордже тихонько положил трубку на рычаги и, печально глядя на аппарат, пробормотал:

— Что поделаешь, Лу, что поделаешь…

* * *

Болан ловко вписался в крутой поворот извилистой горной дороги, проскочил перевал и начал спускаться в долину. Далеко впереди замерцали огни города. Мак взглянул на часы и решил, что довольно прилично оторвался от своих преследователей, если даже принять во внимание время, затраченное им на езду по узким горным дорогам, на которые он съезжал с шоссе, чтобы оторваться от хвоста. Беспокоило только одно — кончался бензин. За два часа такой бешеной гонки мощная машина сожрала почти все топливо. Огни впереди — это, должно быть, Палм-Вилледж. Хватит ли бензина, чтобы добраться туда, есть ли на этой богом забытой дороге хоть одна заправочная станция? Глухая боль, гнездившаяся в лодыжке, постоянно напоминала о себе и давала понять, что рана, полученная в битве за Бальбоа, до конца так и не залечена. Болан чувствовал себя опустошенным, разочарованным и усталым, готовым принять ту участь, которую ему уготовила судьба-злодейка. Он знал, что рано или поздно умрет страшной смертью, но только не знал когда. «А почему не сейчас? — спросил он сам себя, — Зачем затягивать эту комедию?» Но где-то в глубине души зашевелился и поднял голову червячок гордыни. Конечно, он знал, зачем так цепляется за жизнь. Человек не выбирает место и час своей смерти — он выбирает место своей финальной схватки за жизнь. Свое место Болан уже выбрал. Что касается всего остального, ему оставалось только одно: драться, не щадя себя, идти до конца. Что предпочесть: смирение или философский взгляд на бытие? Болан качнул головой — его не устраивало ни то, ни другое. Он всегда считал, что философия — отвлеченная игра чистого разума. Как бы то ни было, каждый человек должен был либо честно прожить свою жизнь, либо провести ее в компромиссах. Болан проживал свою жизнь, как мог.

Сразу же за следующим поворотом открылся освещенный перекресток, и Мак резко затормозил. Его внимание привлек щит с надписью «Бензин — Кофе». Стрелка указывала на ветхий домишко с одной бензоколонкой, приткнувшийся к углу перекрестка. Болан подъехал к обочине и остановился перед колонкой, подняв облако пыли. Он открыл дверцу и вышел из машины, пытаясь не наступать на больную ногу. В тени дома стояли еще два автомобиля, третий застыл на въездной эстакаде, развернувшись в сторону дороги. Слегка прихрамывая, Болан обошел свою машину и вошел в дом с заднего хода. Стеллажи, установленные вдоль стен, предлагали случайным посетителям скудный выбор консервных банок. В дальнем темном углу громоздился древний музыкальный автомат. Грубая стойка с четырьмя табуретами представляла собой, судя по всему, «кафе». За стойкой в заляпанном жиром переднике стояла дама неопределенного возраста. Двое пожилых мужчин, которым давно уже перевалило за шестьдесят, занимали два из четырех табуретов. Они были в грязных рабочих комбинезонах и пили пиво прямо из горлышка. Завидев Болана, оба проявили к нему самый живой интерес. Мак улыбнулся в ответ, но старики тут же отвернулись. Он подошел к стойке и обратился к женщине:

— Мне нужен бензин.

— Вам придется качать самому, — ответила она хорошо поставленным голосом, диссонансом прозвучавшим в этом убогом заведении.

— Очень хорошо, — добродушно ответил Болан. — Еще я хотел бы выпить чашечку кофе.

Женщина покачала головой.

— Сожалею, но кофе больше нет. Пиво вас устроит?

Болан улыбнулся, взмахом руки отверг предложение и шагнул к двери.

— Не выходите, молодой человек, — раздался позади тихий голос.

Держась за дверную ручку, Болан на мгновение замер, затем обернулся лицом к залу. Один из стариков, сидевших за стойкой, не сводил с него внимательных глаз.

— Я сказал: не выходите, — повторил старик.

— Почему? — спросил Болан, чувствуя, как у него на затылке дыбом встают волосы.

— Видите там эту машину? У самой дороги?

Болан утвердительно кивнул и спокойно отошел от двери.

— В ней три человека, — продолжал старик. — Они недавно заходили сюда и задавали вопросы о вас. Думаю, что они поджидают вас.

— А с чего это вы взяли, что они интересуются именно мной? — спросил Болан.

Старик оценивающим взглядом смерил его с головы до пят.

— Они довольно подробно вас описали, — сказал, наконец, он. — И все трое вооружены.

— Откуда вы знаете?

— Точно так же я знаю, что и у вас под курткой спрятано оружие. У них есть еще и ружье. Я видел его на заднем сиденье их машины, когда они сюда приехали. К тому же у меня сложилось впечатление, что это не полицейские.

— Это вы точно подметили, — подтвердил Болан, оборачиваясь к двери.

— Мой грузовичок тут недалеко, сразу за домом, — натянуто произнес старик.

— А? Вот как?

Болан пытался сохранять спокойствие и невозмутимость, внимательно разглядывая лимузин, застывший на перекрестке.

— Если вы оставите здесь свою машину, я попробую вывезти вас на грузовике.

Болан задумался.

— В любом случае, я уже собирался уезжать, — добавил старик.

— В машине на заднем сиденье лежит чемодан, — негромко сказал Болан. — Он мне очень нужен.

Старик сполз с табурета.

— Сейчас я выйду, подниму капот вашей машины и вставлю заправочный шланг в горловину бака, — сказал он. — Ваши «друзья» подумают, что вы заправляетесь. Я смогу попасть в салон со стороны кафе?

Болан прикинул угол обзора между двумя машинами. Если мафиози не выйдут размять ноги, то пространство между заправкой и машиной Болана, особенно при поднятом капоте, станет для них мертвой зоной.

— Я сам пойду за чемоданом, а потом найду вас за заправкой, — решил он.

Старик согласно кивнул, толкнул входную дверь и вышел на улицу. Через несколько секунд капот машины Мака поднялся и скрыл из вида лимузин мафиози. Болан быстро выскользнул из кафе через приоткрытую дверь.

Неслышно ступая, он подошел к машине и забрал чемодан, затем, стараясь держаться в тени, проворно обогнул здание заправки и во дворе увидел допотопный грузовичок, которому было не меньше лет, чем самому пророку Моисею. Болан аккуратно положил чемодан в открытый кузов, а сам забрался в кабину. Усевшись на пол, он вытащил из кобуры пистолет и снял его с предохранителя. Едва Мак устроился поудобнее, как дверца кабины со скрипом распахнулась. Его благодетель молча забрался на место водителя и завел мотор. Подскакивая на выбоинах дороги, грузовичок объехал вокруг заправки и неторопливо направился к выезду на шоссе. У перекрестка, рядом с засадой, старик притормозил. Болан увидел, как он дружелюбно поприветствовал мафиози, врубил первую передачу, и перекресток остался позади.

— Они на меня даже не посмотрели, — засмеялся старик. — Слишком уж велико желание увидеть, как вы садитесь в свою машину.

Болан досчитал до десяти, чуть приподнялся, выглянул в окно кабины и только потом устроился на сиденье.

— Хорошо бы выжать из вашего реликта все, на что он способен, мистер, — посоветовал он бравому старику. — Те ребята не станут пялиться на пустую машину всю ночь напролет.

— Со времен Анцио не могу припомнить, чтобы я так развлекался! — с блеском в глазах заявил старый авантюрист. — Как по-вашему, они откроют пальбу, когда поймут, что их одурачили?

— Думаю, да, — спокойно ответил Болан. — Высадите меня в каком-нибудь укромном месте. Если, не дай Бог, они все-таки доберутся до вас, скажите, что я угрожал вам оружием.

— А! Черт! Никогда в жизни я не бегал от подонков. Поверьте мне, молодой человек, те типы, что остались возле бензоколонки, — отпетые негодяи! — старик вытер губы тыльной стороной ладони. — До Палм-Вилледж осталось километров пятнадцать, — добавил он. — Думаю, что смогу подбросить вас. Я сам еду как раз туда.

Болан вытащил из бумажника две банкноты по пятьдесят долларов и сунул их в карман водителю грузовичка.

— Вы не обязаны делать это, — заметил он.

Болан мрачно улыбнулся:

— Едва ли это можно считать достаточным, — сказал он. — Тем не менее, я должен предупредить вас… Эти подонки на перекрестке… это убийцы из мафии.

Старик улыбнулся в ответ.

— А-а! Я знаю. И вас тоже знаю. Как ни включишь телевизор, все вашу фотографию показывают. Вот уж целую неделю подряд.

Болан высунул голову из кабины и бросил быстрый взгляд назад.

— Тогда… полагаю, вы знаете, что делаете.

Вместо ответа старик коротко кивнул головой.

— Еще бы! Я знаю также, чем вы занимаетесь, и хочу, чтоб вы знали: за вас стоит куча народу. Вы знаете, что уже стали национальным героем?

Болан промолчал и нежно погладил рубчатую рукоятку своего пистолета, потом повернулся на сиденье так, чтобы лучше было следить за дорогой позади грузовичка.

— Неплохо бы поднажать, — озабоченно произнес он.

— Извините, он уже больше не может, — ответил старик. — Как и я сам, он совсем не молод.

Мак в отчаянии глянул на спидометр. Совсем не лишним будет обратить внимание на пейзаж. Болан снял пистолет с предохранителя и стал внимательно разглядывать дорогу перед собой в поисках удобного для засады места. Похоже, на этот раз Палачу не удалось уйти в отрыв.

 

Глава 3

Перевалило уже за полночь, когда старый грузовик остановился, чихая, у развилки дорог на западной окраине Палм-Вилледж. Легко выпрыгнувший из кабины высокий мужчина достал из кузова чемодан и по-армейски отсалютовал водителю. Старое, изборожденное глубокими морщинами лицо деда расплылось в довольной улыбке. На прощание он приветливо помахал рукой, и скоро его древний драндулет скрылся в ночи, нещадно стреляя выхлопной трубой.

Слегка прихрамывая, Болан направился к аллее, усаженной большими деревьями, и через минуту его силуэт растворился в темноте. Он остановился метрах в десяти от развилки дорог, укрылся за деревом и, усевшись на чемодан, стал терпеливо ждать.

Ждать пришлось недолго: на развилке остановилась еще одна машина. После короткой остановки она неслышно скатилась на обочину. Фары погасли. Открылась одна дверь, затем другая, немного погодя обе захлопнулись с негромким стуком. В ночной тишине отчетливо прозвучал негромкий голос:

— Да, он точно останавливался здесь. Пойдем посмотрим. А ты займись грузовиком.

Водитель дал газ, и большой лимузин выехал на гравийку.

Глубоко вздохнув, Болан встал на ноги, прицепил к ветке дерева крошечный карманный фонарик, зажег его, поставил снизу чемодан и быстрым, но осторожным шагом скрылся за группой деревьев, росших вдоль дороги.

Незнакомцы все ближе и ближе приближались к тому месту, где укрылся Болан, причем каждый из них шел по своей стороне аллеи. Мак скорее почувствовал, чем увидел или услышал их приближение. Он лишь плотнее вжался в ствол дерева, когда гангстеры проходили мимо. Они оба, несомненно, заметили слабый свет фонаря и теперь осторожно шли на него.

Дичь улыбнулась, увидев спины охотников, приближавшихся к готовому захлопнуться капкану. Теперь их силуэты четко вырисовывались на более светлом фоне. Мак бесшумно следовал за мафиози. Один из них вдруг удивленно вскрикнул, увидев в слабом луче света стоящий в траве чемодан. Пистолеты обоих грохнули почти одновременно, и чемодан с глухим стуком опрокинулся на бок.

— Подожди, — предостерегающе поднял руку один, — похоже, он где-то поблизости!

— А зачем он зажег этот фонарь? — недоумевающе спросил его напарник.

— Обернитесь, — раздался из темноты незнакомый голос.

Гангстеры развернулись как по команде, и их пистолеты загрохотали снова, всаживая пулю за пулей в ночную тьму. Трескучая очередь пистолета-пулемета перекрыла все звуки и резко оборвалась. Стало снова тихо. И вдруг ночную тишину разорвал заполошный вопль:

— Боже мой, Фрэнки!.. Боже мой!

В ответ автомат пророкотал еще раз. Болан повесил «Узи» на плечо и, выйдя на свет из глубокой тени, осмотрел трупы. Зрелище, похоже, удовлетворило его, и он довольно буркнул:

— У-гу…

Мак не стал терять время, стоя над убитыми. Он снял с ветки фонарик, подхватил свободной рукой чемодан и быстрым шагом вышел на перекресток. Здесь он спрятался в кустарнике, что рос на обочине, и снова приготовился ждать. Мак закурил. Он успел сделать две глубокие затяжки, третью не успел, так как небо над дорогой на миг осветилось, возвещая приближение легковой машины. Болан тщательно погасил сигарету и снял с плеча пистолет-пулемет.

Через пару минут автомобиль шумно притормозил на перекрестке, скатился на обочину и остановился чуть дальше той позиции, которую занимал Болан. Не глуша мотора и не гася фар, водитель вышел из машины на дорогу и негромко позвал:

— Фрэнк? Чолли? Осторожнее, его не было в грузовике!

Болан подошел к машине сзади.

— Хотелось бы мне знать, где он может быть, — с хрипотцой в голосе прошептал он.

Шофер машинально ответил:

— Не знаю. Он…

И тут до него дошло: как-то не так прозвучал этот голос.

Гангстер напрягся всем телом и прыжком метнулся к машине, одновременно пытаясь обернуться лицом к Болану. Его обрез прикладом зацепился за рулевую колонку и, отчаянно пытаясь освободить оружие, мафиози с ужасом вскрикнул:

— Болан! Нет! Я…

Все остальное заглушила очередь «Узи». Одна пуля, пройдя сквозь поднятую руку гангстера, попала ему между глаз и разнесла на куски череп. Отброшенное назад безжизненное тело упало на открытую дверцу машины и соскользнуло на гравий дороги. Болан ногой оттолкнул труп в сторону и бросил рядом с ним обрез. Сев за руль, он задним ходом сдал до перекрестка, подобрал свой чемодан и бросил его на заднее сиденье. Теперь дорога на восток, в Палм-Вилледж, была свободна.

* * *

Дорога заняла не много времени, и вскоре Болан уже въезжал в жилой район на окраине города. Первое, что бросилось ему в глаза, был разбитый грузовик, на котором ему удалось уйти от засады. Видимо, потеряв управление, машина выскочила на тротуар и врезалась в дерево. В траве, у самого колеса, среди битого стекла и обломков радиаторной решетки, лежал труп старика. Рядом стояла полицейская машина с включенными мигалками, и один из полицейских стоял у края дороги, не давая скапливаться зевакам. Взмахом руки с зажатым в ней фонарем он показал Болану, чтобы тот не задерживался и проезжал дальше, хотя других машин на дороге не было. Осторожно проезжая сквозь толпу запоздалых прохожих, Мак услышал, как кто-то удивленно воскликнул:

— Да это же старый Гарри Томпсон!

— Бедняга! — с сожалением отозвался другой голос. — И кому старик помешал? Непонятно… Зачем его застрелили?

Болана охватил приступ такого бешеного гнева, что перед глазами у него поплыли радужные пятна, а желудок, казалось, сдавила чья-то стальная рука. Он остановился возле полицейского и, пряча лицо в тени, спросил:

— Есть раненые?

Молодой полицейский раздраженно кивнул головой и быстро произнес:

— Проезжайте, прошу вас. Освободите дорогу «скорой помощи».

— Значит, человек жив?

— Думаю, да. Проезжайте, пожалуйста. Проезжайте. Прошу не создавать на дороге пробку!

— Примерно в километре отсюда я слышал выстрелы, — небрежно заметил Болан. — Может быть, это связано как-то с вашим случаем?

— Мы проверим, — пообещал полицейский. — Проезжайте, пожалуйста!

Болан не стал заставлять себя упрашивать и, газанув, покинул это печальное место.

Суставы его пальцев, впившихся в руль, побелели, и только это выдавало бушевавшую в нем ярость, направленную, главным образом, против него самого: он не имел никакого права впутывать старика в свои проблемы. Однако печаль уже давно стала такой роскошью, которой Болан никак не мог себе позволить.

Он постарался отогнать от себя образ старика Гарри, заранее зная, что тот теперь тоже будет занесен в кровавый счет, который он собирается предъявить мафии к оплате. Мак направил машину в деловой центр города и бросил ее на неосвещенной муниципальной стоянке. Дальше он пошел пешком, часто перекладывая чемодан из руки в руку и иногда останавливаясь, чтобы помассировать лодыжку.

Была уже глубокая ночь, когда он нашел, наконец, группу ничем не примечательных зданий, окруженных небольшим парком. Табличка у входа гласила: клиника «Новые горизонты». Мак с интересом изучил ее, находя, что это название в некоторой степени весьма символично. Слова «новые горизонты» были ему хорошо знакомы: Джим Брантзен часто употреблял их, рассказывая о своей врачебной специальности, но понять его было не просто. И хотя он, офицер, нарушил армейскую традицию, завязав дружбу с простым сержантом, между ними всегда существовал некий непреодолимый барьер. Болан дважды спасал жизнь Брантзену, и их сближение родилось из осознания последним своего неоплатного долга перед сержантом. У Болана не было полной уверенности в том, что ему окажут теплый прием. Ведь то, о чем он собирался просить, считалось незаконным: хирургическое вмешательство, чтобы уйти от правосудия. Не перегнет ли он палку, обращаясь за такой услугой к человеку весьма уважаемому в профессиональной среде? Дружба дружбой, но… Над всеми, кто соприкасался с ним, пусть даже косвенно, словно дамоклов меч, нависала угроза жестокой мести со стороны мафии. И об этом Болану напомнили всего лишь полчаса тому назад. Имел ли он право подвергать такому риску людей?

Мак снова посмотрел на табличку у ворот клиники и задумался над решением этой сложнейшей нравственной проблемы. Можно ли открывать для себя новые горизонты, стоя над могилами друзей? Семерых он уже проводил в последний путь, возможно, такая же судьба ждет еще одного… Где-то в ночи взвыла сирена полицейской машины. Болан вздрогнул и, отвернувшись от таблички, сделал шаг прочь. В то же время над входом в центральный корпус вспыхнул свет и распахнулась входная дверь.

— Ну что, — раздался знакомый голос, — ты будешь мерзнуть всю ночь или все-таки войдешь?

 

Глава 4

Капитан Тим Браддок из полицейского управления Лос-Анджелеса вышел из машины и, глядя на одинокую виллу, раскинувшуюся на пустынном пляже, носком ботинка ковырял мелкий гравий, которым была посыпана площадка для стоянки автомобилей. Молодой сержант, детектив Карл Лайонс, работавший в паре с Браддоком с момента возникновения проблемы Болана, обошел дом кругом и направился к капитану.

— Все точно, капитан, — негромко произнес Лайонс.

Браддок проворчал что-то невразумительное, шагнул туда, где заканчивался гравий, и опустился на колени, чтобы осмотреть глубокий след, оставленный в мелком песке.

— Похоже на полуприцеп, а? — спросил он у Лайонса.

Сержант склонился над следами рядом с боссом и положил руки на след колеса.

— Да. Такой же след есть и с другой стороны виллы. Там же я нашел камуфляжную сеть — они маскировали дом.

— Что ты еще обнаружил? — спросил Браддок, вставая с земли и отряхивая колени.

Лайонс выпрямился и широко заулыбался:

— Достаточно, чтобы убедиться: их база была именно здесь.

Лайонс стал загибать пальцы:

— Две базуки с двадцатью зарядами, явно из армейского склада. Взрывчатка, гранаты, дымовые шашки… Короче, любое наступательное оружие, которое только можно себе вообразить. Кроме того, здесь недалеко есть еще стрельбище, а вон там, под скалами, в гроте, прекрасно оборудованная оружейная мастерская. Ах, да! Чуть не забыл! И вот это.

Сержант вытащил из кармана конверт и протянул его капитану.

Браддок открыл конверт и быстро просмотрел его содержимое.

— Это вилла Диджордже в Беверли-Хиллз, — пояснил Карл. — Снята со всех ракурсов, причем очень профессионально. Очевидно, Болан готовит свои операции с той тщательностью, которая свойственна только военному человеку. Прежде чем перейти к делу, они досконально изучали будущий театр военных действий.

Браддок молчаливо кивнул, соглашаясь с выводами своего напарника. Вложив фотографии в конверт, он вернул его Лайонсу и направился к дому.

— Как только вернемся, пометь их и сдай в лабораторию. Может, нам удастся вытянуть из них еще что-нибудь. Для вынесения обвинительного приговора нужны веские доказательства.

— А чем закончилось следствие? — полюбопытствовал сержант.

Они обошли дом. Браддок внимательно рассматривал камуфляжную сеть, прикрепленную к деревянной опорной конструкции.

— Ты имеешь в виду Бланканалеса и Шварца?

Капитан тяжело вздохнул и с несчастным видом продолжил:

— Удалось доказать лишь несущественную мелочь: владение запрещенными видами оружия, незаконное использование радиопередатчика. Их уже отпустили под залог.

Брови Лайонса удивленно поползли вверх.

— Но, ведь у нас есть целый ряд фактов, которые не…

— Факты — еще не улики, Карл. Ты должен знать это. А как тебе нравится такой факт — старик Грант на их стороне!.. Короче, ты сам знаешь, как все происходит.

— Да, Гранта на кривой кобыле не объедешь, — заметил сержант.

Следом за капитаном он вошел во внутренний дворик виллы. Браддок подобрал несколько отстрелянных мишеней и с интересом рассматривал их.

— Похоже, что кто-то пристреливал несколько карабинов.

— Интересно, где они достали столько денег на такого адвоката, как Джон Грант? — упорствовал Лайонс.

Браддок вздохнул.

— О, дьявол! У своей доброй феи, конечно! Не ищи у меня ответа на глупые вопросы, Карл. Мы все знаем, что Болан регулярно запускает руку, причем не стесняясь, по самый локоть, в широкий карман мафии.

— Я просто спросил, — кротко ответил Лайонс.

— Ты лучше поразмышляй о другом. Нам известно, что на имя детей Фонтанелли в Нью-Джерси открыт крупный счет. Если ты забыл, я освежу твою память: Фонтанелли — первый погибший из группы Болана… Он был убит при нападении на Беверли-Хиллз.

— Я не забыл, — буркнул Лайонс.

Он отчетливо помнил человека, который, уютно устроившись у камина, серьезно разговаривал о жизни с прелестным белокурым малышом.

— Все это дает основание думать, что Болан остается верен погибшим друзьям… и их детям.

— Именно так, — ответил Браддок. — Я постараюсь ничего не упустить из поля зрения. Я затребовал кое-какие сведения о семьях других погибших… Естественно, я имею в виду друзей Болана. Сомневаюсь, чтобы его симпатии простирались на семьи его жертв. Как бы то ни было, если Болан начал раздавать деньги, значит, он достаточно хитер и хочет, чтобы адресаты получали деньги законным путем. Отсюда следует, что в ряде случаев он чтит закон, при этом он вынужден соблюдать некоторые условности, связанные с ведением финансовых операций, которые, в свою очередь, могли бы указать нам его местонахождение в настоящий момент.

Лайонс кивнул, давая понять, что он все понял, но тут же добавил:

— Я бы сказал, что после этой ночи Болан проявляет себя все реже и реже.

Браддок нахмурился и уставился на длинную аллею, тянущуюся от самого дома к шоссе.

— Как ты представляешь себе события той ночи? — спросил он сержанта.

— Ну, значит так… — начал Лайонс, подтягивая съехавшие на бедра форменные брюки. — Мы обнаружили многочисленные электронные датчики, которыми была буквально нашпигована территория вокруг дома, — Карл обвел вокруг рукой, указывая места, о которых шла речь. — Думаю, это работа Шварца. Они как следует позаботились о своей безопасности. Я пока не знаю, как людям Диджордже удалось обнаружить здесь Болана, но, тем не менее, это факт. Проникнув на территорию, окружающую виллу, мафиози привели в действие систему сигнализации, и Болан уже ждал их появления. У самой аллеи были найдены останки сгоревших осветительных ракет. Ребята из лаборатории еще изучают сгоревшие машины, но первые результаты свидетельствуют о том, что Болан стрелял из карабина большого калибра, вероятно, того самого «Маузера», который тоже нашли здесь.

Лайонс прошел мимо капитана в другой конец дворика, чтобы показать ему пулемет.

— Но вот гвоздь программы. Посмотрите, что он сделал. Пулемет установлен таким образом, чтобы обеспечить огневое прикрытие для отхода. Болан зафиксировал гашетку в положении «огонь», пулемет начал стрелять, а сам он вскочил в машину и пошел напролом через ряды нападавших. Мы нашли глубокие следы колес там, где ему пришлось свернуть с аллеи, чтобы объехать горящие машины.

Браддок чертыхнулся и опустился на колено перед пулеметом, чтобы осмотреть его спусковой механизм.

— С каждым разом этот тип становится все опаснее, — пробурчал он, поднимая глаза на сержанта. — Предположим, что мы нашли его раньше всех, Карл. Каковы были бы наши потери, попытайся мы взять штурмом эту крепость?

Живое лицо Лайонса отразило его крайнее удивление.

— Не думаю, чтобы Болан оказал нам сопротивление, — высказал он, наконец, свое мнение.

— Вот как! — Браддок выпрямился и, саркастически улыбаясь, покачивался с пяток на носки. — Ты начал беспокоить меня, Карл, — задумчиво добавил он.

— Когда-нибудь вы окажете доверие не тому, кому следует…

— При чем здесь доверие, — сухо перебил его Лайонс. — Я видел его и даже говорил с ним. Это не совсем обычный…

— Обычный он или нет — Мак Болан конченый человек, — отрезал Браддок. — Стоит лишь загнать его в угол, и он начнет выкручиваться всеми доступными ему способами, как, например, здесь. Неужели ты думаешь, что, прежде чем открыть огонь, он спросил у них пароль?

— Я не думаю…

— Ну, так помалкивай! — вдруг вскипел Браддок. — Я пытаюсь забыть, Карл, страстно пытаюсь забыть, что именно в твоей машине Болан смылся из Бальбоа.

Лайонс покраснел от сдерживаемого гнева, резко повернулся и вышел из дома. Насупившись, капитан Браддок посмотрел ему вслед, потом вздохнул и устало пробормотал:

— Но никак не могу, Карл, никак…

Кроме того, капитан не мог забыть свою главную цель, к которой стремился уже много лет подряд. Большинство обитателей Дворца правосудия предсказывали, что рано или поздно Браддок своего добьется. Сейчас он был единственным офицером в той должности, которая позволяла ему в ближайшем будущем сменить начальника полиции на его посту. Браддок верил, что в один прекрасный день фортуна улыбнется ему, колесики механизма муниципальной службы неизбежно сделают очередной оборот и Большой Тим, как его иногда звали, станет большим боссом. Но сейчас какой-то дезертир, возомнивший, будто ему позволительно играть в войну на улицах американских городов, как во Вьетнаме, серьезно ставил под сомнение все надежды Тима Браддока. Он должен взять Болана. Неудача нанесет сильнейший удар его престижу. Вся Америка следит за развитием событий! Во что бы то ни было он должен взять Мака Болана!

Браддок вернулся к машине, вытащил через открытое окно микрофон рации и связался с управлением.

— Говорит Браддок, — сухо произнес капитан. — Здесь нет ничего, кроме пепла. Я возвращаюсь.

— С вами хочет поговорить лейтенант Фостер, — донеслось из динамика.

— Ну, хорошо, слушаю, — с досадой бросил в микрофон капитан.

Послышался монотонный голос Энди Фостера:

— Подробности установлены точно, Тим. Стрельба в районе Палм-Вилледж вчера ночью. Вне всяких сомнений, это работа нашего приятеля!

— Вчера ночью! — яростно взревел Браддок. — И вы сообщаете об этом только сейчас! Почему такая задержка?!

— Местная полиция смотрит на это дело несколько иначе. Я все расскажу тебе, когда ты вернешься. Какие будут указания?

— Вышли за мной вертолет! — рявкнул Браддок. — Сам садись в машину и… нет! Немедленно звони туда и скажи, чтобы они ничего там не трогали своими лапами! Пускай ничего не предпринимают до нашего приезда!

— Ясно, босс.

Браддок сел за руль взбешенный, вспотевший и обозленный на весь мир. Внезапно, словно ужаленный, он выскочил из машины и заорал:

— Карл! Сержант Лайонс!

Лайонс вихрем примчался на зов.

— Да, капитан? — запыхавшись, произнес он.

— Найдите кого-нибудь, чтобы отвести мою машину в город. Вашу тоже. Мы полетим на вертолете.

— Капитан?

— Я дам тебе еще один шанс, чтобы взять этого подонка. Подонка, Лайонс, а не новоявленного Робина Гуда! Ты меня понял?

— Да, капитан, — покорно ответил сержант, опустил глаза и снова скрылся в доме.

Браддок остался стоять возле машины, нервно потирая руки. Планы Большого Тима пока еще не обратились в прах. Нет, совсем нет. Он возьмет Болана.

* * *

Джулиан Диджордже чувствовал, как уверенность покидает его. Он поднял затуманенные глаза на Лу Пена, свою правую руку, и пробормотал:

— Слушай меня внимательно. Я не нуждаюсь в твоих слезливых извинениях! Тебе известно расстояние отсюда до Палм-Вилледж? Избавь меня от своих тошнотворных извинений, Лу!

— Не знаю, что и сказать, Дидж, — униженно произнес Пена. — Не пойму, как это ему удалось, подонку. Не знаю. Мы смогли…

— Я знаю, что вы смогли, — ядовито прошипел Диджордже. — Вы смогли пришить старого фермера и разбить его и без того дряхлый грузовик! Ты потерял еще трех человек. Ты все потерял, Лу, ты ничего не добился!

— Я хотел сказать, что теперь у нас есть представление о его маршруте. Я расставил людей на всех дорогах и…

— Конечно, мы знаем, в каком направлении он движется. Он идет через наш город, Лу. Он уже здесь. Это точно.

— Дидж, в парке сейчас тридцать парней. Он не сможет миновать их!

Диджордже нервно потянул носом воздух, зажег сигару и выпустил тонкую струйку голубоватого дыма в открытое окно.

— Да, точно так же, как он не смог выйти из той виллы на пляже, а?

Он ударил ладонью по подлокотнику кресла и снова поднес ко рту сигару. Пена, не отрываясь, следил за ручейком ароматного дыма, струившегося за окно. Он переступил с ноги на ногу, кашлянул и приготовился слушать приказы патрона. Диджордже молчал. Наконец, Пена не выдержал.

— Что мне делать, Дидж?

— Ты постарел, Лу, — совершенно спокойно отозвался Диджордже.

— Что?

— Я думаю, что тебе пора на покой.

— О, нет! Черт возьми, Дидж… Я хочу… — Лу Пена стал белее мела.

— После того, как ты принесешь мне голову Болана.

— Принесу, Дидж, будь спокоен, — румянец вернулся на щеки Лу.

— Хорошо, Лу. Возьми пять машин и людей. Поезжай в Палм-Вилледж и переверни этот город с ног на голову. Постарайся так, как ты еще никогда не делал в жизни. И найди Болана, ты слышишь меня?

— Слышу, Дидж.

— Без Болана не возвращайся, понял?

— Понял, Дидж.

— Мне нужен Болан, как никто другой в этом мире. Ты понимаешь, Лу?

— Хорошо понимаю, Дидж.

— Тогда проваливай! Чего ты еще ждешь?

Пена пулей вылетел из кабинета. «Патрон, похоже, теряет голову», — мелькнуло у него в голове. — «То Болан, якобы, должен войти к нему в дверь, то он уже окопался в Палм-Вилледж… Чего там Дидж от меня требовал?» Это был глупый вопрос, что сам Пена тут же и почувствовал. Чего? Да, голову Болана, черт побери! На подносе. И Пена, новый помощник патрона, расшибется в лепешку, но приказ выполнит. Иначе на подносе может оказаться голова самого Пена. Такая возможность совсем не радовала Лу. Ну, хорошо, черт возьми! Голова Пены никогда не окажется на подносе! Раз Дидж велел перевернуть город вверх дном, он сделает это! Лу Пена должен найти Мака Болана. Другого выхода просто нет. Черт возьми! Он должен найти Болана!

 

Глава 5

Джим Брантзен принадлежал к вымирающей породе людей. Его мало интересовали материальные блага и личный престиж, он видел свое призвание в служении науке и тем, кто нуждался в его помощи. Для Брантзена эстетическая хирургия значила больше, чем просто наука. Для него это было искусство. Искусство с большой буквы. Полысевший сорокалетний хирург не разделял общепринятый взгляд, что красота написана на лице. Он знал, что аспекты красоты многообразны: это и характер, и ум, и внешность. Он прекрасно понимал, что может сделать с характером и умом уродливое лицо. Давняя автомобильная катастрофа страшно обезобразила лицо его матери. Джим был тогда еще мальчишкой, а эстетическая хирургия делала свои первые неуверенные шаги и к тому же являлась уделом лишь очень богатых людей. На его глазах некогда очаровательная женщина стала нелюдимой отшельницей, замкнулась в себе и морально умерла задолго до смерти физической. Джим Брантзен понимал значение красоты и знал, что это понятие включает нечто несравненно большее, чем просто приятные черты лица. Прошло уже много лет, но и теперь ему иногда приходилось просыпаться в поту от навечно въевшихся в память надрывных рыданий матери, для которой вселенная сузилась до размеров их дома.

Джим Брантзен всегда отличался милосердием. Именно поэтому он пошел добровольцем во Вьетнам, где служил хирургом в полевом госпитале. То же милосердие заставило его открыть собственную клинику на вражеской территории и возвращать к жизни изувеченные тела вьетнамских детей и всех тех, кто обращался к нему за помощью. В большом сердце Джима нашлось место и для Мака Болана. При любой возможности сержант спецподразделения на себе, через джунгли, нес раненых детей в клинику Брантзена и оставался там, если возникала необходимость защитить ее от вражеских разведчиков. Очень быстро Брантзен распознал в характере Болана то же чувство долга, которое его самого приковывало к операционному столу даже под жестоким огнем противника. И, хотя Брантзен категорически отрицал насилие и войну, это не мешало ему уважать человека, так преданного долгу и своему делу. В немалой степени он уважал и врага, а также его выбор — победить или умереть. С чем он никак не мог согласиться, так это с безразличием к человеческой жизни.

Брантзену было известно, какие задачи возлагались на Болана. Он понимал, что этого человека запрограммировали на убийство и, по сути дела, он представлял собой убийцу в военной форме. Врач знал, как Болан заслужил свое прозвище «Палач». И, тем не менее, он не мог не восхищаться им. Это было сильнее его. Болану много раз приходилось смотреть смерти в лицо, Брантзен сам видел его в деле, но каждый раз, когда сержант приносил в госпиталь раненого ребенка, он читал в глубине его глаз страдание и душевную боль. Брантзен никогда не замечал в нем рисовки или бравады. Болан был солдатом, который выполнял свой долг отважно и честно. Да, Джим Брантзен искренне восхищался сержантом Маком Боланом и питал к нему глубокое уважение.

Не переставал он следить за приключениями Болана и после его возвращения из Вьетнама. Врач читал о его подвигах в газетах и печально покачивал головой, сидя у телевизора и слушая последние известия. Брантзен считал, что есть люди, которым вредит избыток чувства долга. Если война во Вьетнаме была заведомо гиблым делом, то битва одиночки Болана с мафией ничем от нее не отличалась. Мака Болана, преследуемого и правосудием, и преступниками, неминуемо ждал конец. Возникали такие ситуации, когда Брантзен был почти уверен, что Болан обратится к нему, в другие моменты ему казалось, что Маку Болану никогда не понадобится его помощь. А вообще-то, хирург был готов держать пари, что Болан придет к нему. Шансы «за» и «против» казались ему равными.

Брантзена не удивило и не разочаровало ночное появление Палача у ворот его клиники. Они обменялись парой ничего не значащих фраз и крепким рукопожатием.

— Я ждал тебя, — сказал хирург.

— Думаю, ты догадываешься, зачем я к тебе пожаловал, Джим, — тихо произнес Болан.

— Да. Хочешь, чтобы я сделал из тебя красавчика?

— Тебя могут убить.

Хирург улыбнулся:

— Это не слишком трудно.

— Ты понимаешь, о чем я говорю, Джим. Мои «приятели» терпеть не могут третьих лиц.

* * *

Брантзен провел ночного гостя через пустынный холл в свою небольшую холостяцкую квартиру, расположенную тут же, при клинике.

— Своими приятелями ты занимайся сам, — сказал он. — А я займусь твоим лицом. Кому ты хочешь понравиться, Мак? Старухам или юным красоткам?

Болан вздохнул.

— Неужели это так важно?

Хирург улыбнулся, взял со стола пачку эскизов и бросил их Болану на колени.

— Я сделал их, как только узнал, что тебя занесло в наши края. Я могу дать тебе любое из этих лиц. Выбирай.

Болан внимательно изучал рисунки. Один из них привлек его внимание, и он улыбнулся, разглядывая его, затем отложил в сторону. Однако он не закончил рассматривать остальные эскизы, а вернулся к тому, который вызвал его улыбку.

Мак рассмеялся и постучал по эскизу пальцем.

— Ты нарисовал его по памяти или это случайное совпадение?

Брантзен подался вперед, чтобы лучше видеть рисунок. Он потер подбородок и произнес:

— Действительно, похоже на… на…

— На моего однополчанина, — закончил Болан. — Причем сходство поразительное! Ты, действительно, можешь сделать меня похожим на него?

Хирург серьезно кивнул головой.

— Это не самый красивый эскиз из всей колоды, Мак, но ты сделал логичный выбор. Я бы сказал даже, что это наилучший вариант из всех возможных.

— Когда ты можешь приступить? — спросил Болан, пристально разглядывая рисунок.

— Если я позвоню прямо сейчас, ассистентка появится через пять часов, — ответил Брантзен. — В шесть часов мы уже будем в операционной.

Болан медленно покачал головой.

— Чем раньше, тем лучше, — пробормотал он. — А через сколько времени я смогу выйти отсюда?

— Операцию можно сделать без общего наркоза, только с местной анестезией, — ответил Брантзен. — Тебе даже не придется ложиться, если не хочешь, но при условии, что ты достаточно крепок. Я бы предпочел подержать тебя здесь несколько дней для послеоперационного наблюдения.

Болан обдумал это предложение и ответил:

— Я уже был ранен, Джим. Не думаю, что на этот раз будет больнее. Только мне бы не хотелось застрять у тебя надолго. Мне нужно постоянно быть в движении.

— Думаю, что с этим у тебя проблем не будет, — задумчиво ответил Брантзен. — Особенно, если ты хорошо перенесешь операцию.

— Через сколько времени исчезнут шрамы?

Брантзен улыбнулся.

— Метод, который я применяю, оставляет только маленькие, едва заметные следы тут и там, — хирург коснулся пальцем указанных мест и продолжил:

— Эти участки зарубцуются последними, кроме, быть может, носа. Сроки заживления у каждого человека индивидуальны, но я думаю, ты будешь иметь презентабельный вид уже через несколько дней, самое позднее — через неделю. Но болеть будет гораздо дольше. А поскольку я работаю с пластиком, могут возникнуть проблемы с отторжением.

Болан мельком взглянул на часы.

— Ты сказал, что можно начать в шесть часов. А нельзя ли пораньше?

— Что, Мак, свора бежит по следу? — мягко спросил хирург.

Болан криво усмехнулся.

— Они не очень далеко. Я не могу оставаться здесь больше нескольких часов. К утру я уже должен быть на ногах.

— Будет больно, — предупредил Брантзен.

— Ничего, я уже свыкся с болью.

— Да, я в этом не сомневаюсь. Ну, ладно… Я потороплю Мардж, но мне бы не хотелось, чтобы у нее возникли какие-либо подозрения. Уж больно хорошо твое лицо известно сейчас публике. Лучше, конечно, если к ее приходу ты уже будешь подготовлен к операции. Тогда она нипочем тебя не узнает.

— А мы бы не смогли обойтись без нее? — тихо, почти нежно спросил Болан.

— Ну… — заколебался хирург. — То есть…

— Я видел, как ты в одиночку оперировал вьетконговца. Помнишь, он еще орал диким голосом.

— То был экстренный случай, особые условия, — возразил Брантзен.

— А теперь разве нет? — с улыбкой спросил Болан.

Хирург задумчиво посмотрел на Мака, потом едва заметно улыбнулся и заявил:

— Согласен, сержант. Пошли готовить жертву. Пошли, старик, да поживей!

Болан встал и протянул рисунок Брантзену:

— Жертва готова и ждет указаний, доктор.

 

Глава 6

Бывший горняцкий поселок, откуда шахтеры ездили на работу в Долину Смерти — Палм-Вилледж, со временем стал торговым центром у самого края пустыни, обслуживающим весь этот небогатый сельскохозяйственный район. Сам поселок, удаленный от автострад и прогресса двадцатого века, вновь обрел известность в пятидесятых-шестидесятых годах, когда торговцы недвижимостью чуть было не превратили это спокойное место во второй Палм-Спрингс. Муниципальный совет положил конец этому буму, призвав на помощь законодательство штата, и тем самым охладил энтузиазм спекулянтов. В результате Палм-Вилледж значительно вырос, сохранив, однако, свой прежний шарм, и превратился в город пенсионеров и любителей пустыни. И лишь старый район города — Лоудтаун — решительно сопротивлялся вторжению двадцатого века.

В нем было полно салунов и старинных пивных, которые посещали ковбои и фермеры со всей округи. Большинство правонарушений в Палм-Вилледж происходило тоже здесь, чаще всего по субботам, когда народ надирался и вел себя чересчур шумно. Но, как правило, все дело ограничивалось парой неловких зуботычин. Кроме того, Лоудтаун мог гордиться тем, что приютил местных проституток, давно, впрочем, известных полиции. Всех их регулярно — каждое воскресенье — арестовывали, жрицы любви платили штраф — 21 доллар 20 центов с головы, после чего их всех отпускали. Такая процедура отличалась эффективностью, вполне устраивала девиц, представителей закона и муниципальный совет. Более того, штрафы полностью покрывали расходы на поддержание порядка в Лоудтауне.

* * *

Роберт Канн, по прозвищу Чингиз, казалось, был неподвластен возрасту и в свои пятьдесят два года отличался завидной силой и атлетической фигурой. Лицом, словно вырубленным топором, и высоким ростом он напоминал типичного героя-шерифа в исполнении Гарри Купера. Собственно говоря, им-то и был Канн. Он командовал местной полицией, а свою карьеру начал еще в конце второй мировой войны. Он закончил полицейскую академию в Лос-Анджелесе и какое-то время служил там. Потом его перевели помощником шерифа в графство Орандж, где он работал до самого призыва в армию в связи с началом корейского конфликта. Вернувшись из Кореи, Канн получил назначение в Палм-Вилледж на должность начальника полиции, вместо своего предшественника, уходящего на пенсию.

Конечно, это было не лучшее место для такого энергичного, честолюбивого офицера, как Канн. Город на краю пустыни отличался спокойствием и тишиной. Карьеры в нем не сделаешь, и никто лучше самого Роберта этого не понимал. Теперь, по прошествии стольких лет, Чингиз хотел только одного — чтобы так продолжалось и дальше. За свою жизнь он видел немало крови и жестокости, и ему это не нравилось. Уже почти двадцать лет в городе не знали, что такое насилие, и город платил за это Канну глубокой признательностью. Вместе с супругой Долли он жил в скромном доме в центре старого города и рассчитывал спокойно провести в нем остаток жизни.

* * *

Но жарким утром 5 октября Чингиз Канн понял, что спокойной, размеренной жизни пришел конец. Жестокая реальность встряхнула тихий город — в Палм-Вилледж пришла Смерть. В морге валялись трупы трех гангстеров, а в госпитале «Мемориал» все еще отчаянно цеплялся за жизнь несчастный старик-фермер. В довершение ко всем несчастьям из управления лос-анджелесской полиции прикатила большая шишка и сообщила, что сам Палач навестил город, чем оказал ему «большую честь».

— Здесь всегда так жарко? — спросил Тим Браддок, вытирая со лба пот. Он козырьком приложил ко лбу ладонь и, прищурившись, посмотрел на безоблачное небо. — Как вы только выдерживаете?

— Не обращайте внимания! Сейчас не больше шестидесяти, — ответил Канн, слегка привирая. — Еще довольно свежо. Вот подождите полудня…

Он распахнул настежь дверь небольшого здания, служившего одновременно комиссариатом, Дворцом правосудия и мэрией, и знаком пригласил гостей следовать за ним.

Браддок подтолкнул вперед Карла Лайонса и пошел следом. Полицейские окунулись в свежесть прохладного кондиционированного воздуха, прошли по узкому коридорчику мимо двери с табличкой «городской клерк» и попали в кабинет Канна. Здесь кондиционеры не работали. Простые вентиляторы стояли на столах, стульях, подоконнике. За дверью с матовым стеклом, забранным решеткой, тянулся коридор с камерами.

— Тюрьма? — полюбопытствовал Лайонс.

— Точно, — ответил Канн, махнув рукой в сторону мрачной анфилады за дверью. — Только у меня редко бывают клиенты… разве что вечером по субботам. Запашок там сейчас невыносимый. Каждый понедельник с утра я выливаю на пол по три литра хвойной эссенции… Не помогает.

Посетители сели. Лайонс облюбовал облезлый кожаный диван у стены, а Браддок взгромоздился на край стола. Канн устроился в своем кресле за рабочим столом и со вздохом облегчения сдвинул на затылок шляпу.

— Что заставило вас думать, капитан, что Палач находится сейчас в моем городе? — спросил он.

— Интуиция, — ответил Браддок. — Скажите, сколько у вас полицейских, шериф?

— Двенадцать, — ответил Канн поскучневшим, монотонным голосом. — Не считая меня самого. Мы работаем тремя сменными патрулями и несем простой караул по ночам. — Он устало улыбнулся. — По субботам мы все работаем с вечера до самого утра. У нас только две машины и лишь одна из них на ходу. Время от времени мы работаем двойным патрулем, чтобы хоть немного побыть дома.

Он пробурчал что-то еще и занялся сигаретой, потом снова поднял глаза на своих гостей.

— Может, вас интересует, сколько я плачу своим людям?

Вместо ответа гости неловко отвели глаза и уставились в пол. Шериф продолжал:

— Лично я работаю по двадцать часов в сутки. Ежедневно, кроме тех редких дней, когда мы с Долли ездим расслабиться в Лос-Анджелес: выпить, может, даже больше, чем нужно, поразвлечься со знакомыми и друзьями.

Шериф задумчиво рассматривал сигару и после непродолжительного молчания добавил:

— Значит, вы считаете, что это Мак Болан прикончил ту падаль, что сейчас валяется у нас в морге?

Браддок почувствовал себя несколько неуютно и заерзал задом по столу.

— Неделю назад мы разослали циркуляр по делу Болана. Мы рассчитываем на сотрудничество и помощь полиции всех графств вокруг Лос-Анджелеса. Если бы вы еще вчера вечером сообщили о происшествии, то мы на несколько часов были бы ближе к Болану, Чингиз.

Упрек, прозвучавший в словах Браддока, Канн пропустил мимо ушей.

— Вчера я как раз отдыхал в Лос-Анджелесе, — объяснил он. А что касается происшествия, то дежурный не усмотрел никакой надобности сообщать о нем в ваше управление.

Шериф откусил кончик сигары и, положив ее на стол, задумчиво стал жевать табак.

— Кроме того, происшедшее не входит в мою юрисдикцию. Все случилось, как вы знаете, за городом. В трех километрах отсюда.

Браддок бросил отчаянный взгляд на своего молодого помощника и сказал:

— Позвольте мне привезти сюда мою группу, Чингиз.

Выдержав паузу, Канн ответил:

— Согласен. Но с одним условием.

— Каким?

— Вы не перевернете город вверх дном. Поддержание порядка — это мое дело. Вам нужен Болан? Очень хорошо. Ищите его, если получится. Но не нарушайте покой моего города и не беспокойте его граждан.

— Договорились, — пробурчал капитан. — Это само собой разумеется.

— Вы приведете сюда всех ваших людей, чтобы мои парни знали их в лицо.

Браддок согласно кивнул.

— И чтоб никаких полицейских машин, никаких агентов в форме. А главное — вы работаете спокойно… очень спокойно.

Браддок вздохнул и взглянул на Лайонса.

— Надеюсь, мы сможем выполнить ваши условия.

Канн выплюнул на ладонь изжеванный кончик сигары и вопрошающе посмотрел на коллегу из Лос-Анджелеса.

— Что вы хотите этим сказать?

— А то, что каждый раз, когда мы выходим на след Болана, мы натыкаемся на целую свору наемных убийц из мафии.

— Я не желаю даже слышать о стрельбе на улицах, Браддок, — холодно заявил Канн.

— Мы тоже, — парировал капитан.

Он со вздохом сполз со стола и направился к телефону.

— Я могу позвонить?

— Через коммутатор.

— Что?

— Звоните через коммутатор. Минута разговора с Лос-Анджелесом стоит сорок пять центов.

Щеки капитана побагровели. Лайонс попытался скрыть улыбку и стал шарить по карманам в поисках сигарет. Он подмигнул шерифу Канну и прикурил, пока Браддок яростно накручивал диск телефонного аппарата.

— А вы-то что помалкиваете? — Канн взялся за сержанта.

Карл выпустил тонкую струйку дыма и, улыбнувшись, ответил:

— Нечего сказать, сэр.

Он молча провел пальцем по горлу, показал глазами на Браддока и снова подмигнул шерифу.

Шериф совершенно серьезно ответил ему тем же и снова впился в сигару. Молодой сержант нравился ему, но этот Браддок… Канн плевать хотел на сорок пять центов, и сержант явно заметил это. Видимо, и для Браддока тут не было большого секрета, об этом красноречиво свидетельствовал необычный цвет его лица. Большой Тим понял, что хозяйничать по своему усмотрению в городе Канн не позволит.

Совсем другая мысль не давала покоя Канну. Если Палач прибыл в его город, то у него была для этого только одна серьезная причина… и одно-единственное место, которое могло представлять для него интерес. Этого шишка из Лос-Анджелеса не знала, но он, Чингиз Канн, догадывался. К тому же ему нравилось мирное равновесие сил, собравшихся в городе. И он уже принял решение во что бы то ни стало сохранить его.

 

Глава 7

Для Лу Пена, прозванного в детстве Скрюи Луи, единственной семьей всегда была и осталась Коза Ностра. Он родился в начале двадцатых годов в восточном Гарлеме и, поскольку мать его умирала от туберкулеза, а папаша-каторжник плевать хотел на свое чадо, ему пришлось выкручиваться самостоятельно. Пока горе-отец тянул очередной срок, а мать выплевывала с кровью последние куски легких, Луи жил своей собственной жизнью: ел там, где угощали, спал там, где стелили. Мальчишка научился жить на улице и с благодарностью принимать любые крохи, которые время от времени ему перепадали. В его родном квартале, как в невообразимом котле, варились вместе итальянцы, евреи, ирландцы. Раздоры и конфликты возникали ежеминутно, но малыш Луи не разбирался тогда в этнических тонкостях. Он с одинаковым удовольствием поглощал и фаршированную рыбу, и итальянскую лапшу, а когда удавалось отведать ирландское рагу, этот день превращался для него в настоящий праздник. Жизнь Пена резко изменилась, когда из Италии приехала племянница его покойной матери. От тети Марии, которой самой исполнилось всего лишь двадцать два года, Лу узнал о своих неаполитанских корнях и проникся чувством великой гордости за своих доблестных предков. Тетка заставила его ходить в школу. Сначала учеба давалась мальчику с трудом, но постепенно Лу втянулся и с восторгом окунулся в мир знаний. К сожалению, через шесть лет Мария сошлась с одним из членов шайки, известной под названием «Налетчики со 108-й улицы». Вместе с ней Луи попал в совершенно новую, необычную среду. Без ведома Марии Пена бросил школу — ему было уже четырнадцать лет — и с разрешения Джонни Саччитоне, любовника Марии, стал участвовать в набегах шайки.

Именно в это самое время разразились знаменитые гангстерские войны и завязались гнуснейшие интриги заправил преступного мира, в результате чего окончательно сформировались семейства Коза Ностры и состоялся раздел сфер влияния.

Свой первый срок — шесть месяцев исправительной колонии — Пена получил в четырнадцать лет, а в пятнадцать загремел за решетку еще на четыре месяца. Во время второй отсидки он убил в ходе поножовщины своего противника и ему пришлось бы худо, но он прикинулся чокнутым, да с таким блеском, что его перевели в госпиталь штата, откуда и выпустили в возрасте шестнадцати лет. Отныне правосудие ему больше ничем не грозило, и к двадцати одному году он стал официальным членом «семьи». С тех пор он ни разу больше не попадал за решетку, ступив на скользкую стезю наемного убийцы и телохранителя «капо» — главы «семейства». К тому времени, когда Диджордже, став «капореджиме» или «лейтенантом» лос-анджелесского семейства, увез Лу с собой в Калифорнию, у того на счету было уже участие в двадцати убийствах по открытым контрактам. Прозвище Скрюи Луи приклеилось к нему накрепко, но в глаза никто не осмеливался так его называть. Пена всегда считался козырной картой лос-анджелесского семейства, хотя и не имел высокой должности до этой ужасной истории с Боланом и смерти «главного убийцы» Диджордже в Беверли-Хиллз.

Поглощенный лишь работой, беззаветно преданный своему капо, Пена получил приказ заменить покойного. Но Лу хватало мозгов, чтобы понимать: это назначение он получил только из-за отсутствия других кандидатов. Всем было ясно, что недостаток серого вещества Пена с лихвой восполнит физической силой, ослиным упрямством и безграничной преданностью капо. Поэтому никто не сомневался, что он преуспеет на новом посту. Но угодить Диджордже Лу хотелось еще больше, чем добиться личного успеха. Это желание было превыше всех других соображений. Если он поклялся боссу принести голову Болана «на подносе», то он разобьется в лепешку, но клятву сдержит.

* * *

Утром 5 октября Пена прибыл в Палм-Вилледж во главе каравана из пяти машин. Не теряя времени, он направился к муниципальной стоянке, неподалеку от Лоудтауна, где их встречал Вилли Уокер, предпочитавший этот псевдоним своему настоящему имени — Джозеф Джианами. Он прибыл сюда на день раньше, чтобы обеспечить прикрытие — получить разрешение на торговлю и снять офис на первом этаже одного из зданий на площади Лоудтауна. При подготовке к операции было принято решение выдавать всю команду за коммерческих агентов книготорговой фирмы.

Уокер направил караван машин за здание и, пока люди Пена выгружали ящики с «книгами» из багажников своих автомобилей, непринужденно болтал с дежурным полицейским.

Разгрузив машины, все двадцать пять человек из команды Пены собрались в относительной прохладе конторы, снятой Уокером, и слушали итог его разговора с полицейским:

— Он разрешил нам ставить машины на аллее, что тянется за зданием, но при условии, что мы не будем ее перекрывать.

Пена согласно кивнул и добавил:

— Лучше бы оставаться в машинах. По крайней мере, в них хоть есть кондиционеры. В этой конторе от жары спятить можно!

— Контора идет вместе с разрешением на торговлю, — хмыкнул Уокер. — Здорово, а? По местному закону, чтобы заниматься бизнесом, необходимо иметь местный адрес. Это обошлось мне в 5 долларов за разрешение, 50 долларов за аренду помещения за неделю и еще 50 долларов, чтобы вступить в члены торговой палаты.

Он снова ухмыльнулся:

— И они еще смеют говорить, что это мы — жулики!

— Надо же и людям зарабатывать на жизнь, Вилли, — философски проворчал Пена. — Ну, ладно… Раздай разрешения и проследи, чтобы люди разобрались с ящиками. Там под книгами оружие и боеприпасы.

— О'кей!

— И еще, для большего правдоподобия разложи на столах книги, а пустые коробки выставь у окна, чтоб у любопытных не возникало никаких вопросов. И позаботься, чтобы надписи на коробках были хорошо видны с улицы.

Пена смахнул рукой пот со лба.

— Давай, шевелись, — добавил он. — Пусть ребята возвращаются в машины, как только все закончат. Черт! Здесь же от жары подохнуть можно!

Он протянул руку.

— Дай несколько визиток. Пойду раздам соседям. Сам понимаешь — общественные связи и все такое… К тому же это предлог, чтобы осмотреться.

Пена сунул визитки в карман и направился к выходу в сопровождении Уокера.

— Да, вот еще что: распорядись, чтобы в каждой машине на полу был автомат. Выставь книги в окнах конторы. И пусть все таскают при себе книжки. Все должно выглядеть как можно естественнее. И последнее… Мне бы не хотелось, чтоб все машины стояли на аллее, сгрудившись в одну кучу. Расставь их вокруг конторы на тот случай, если придется срочно сматываться.

Уокер кивнул, давая понять, что все понял, закрыл за Пена дверь и принялся за дело. К возвращению Пена и контора, и торговый зал выглядели должным образом и напоминали штаб разъездной группы книготорговцев. К стене Уокер булавками приколол карту города, которую купил за доллар двадцать пять центов у муниципального советника.

— Сколько времени нам потребуется, чтобы прочесать это захолустье? — спросил Пена.

Уокер задумчиво смотрел на карту.

— Я бы сказал, что мы могли бы обойти все дома за три-четыре часа или, если ты хочешь сделать работу как следует, за пять-шесть часов.

— Я хочу сделать работу быстро, — ответил Пена. — Только что на стоянке я видел одну очень интересную деталь…

— Да? — Уокер отвернулся от карты и уставился на своего патрона.

— Да, — Пена нахмурился и задумался. — Я видел машину Джулио. Скорее всего, это Болан оставил ее там. Я незаметно обошел машину кругом. Ключи торчат в замке, на сиденье видны пятна крови.

— Что ты думаешь по этому поводу, Лу?

— Мне бы хотелось знать, не следят ли легавые за машиной. Потом меня заинтересовало еще кое-что, Вилли. Двое полицейских из Лос-Анджелеса входили в комиссариат.

— Неужели?

— Да. Ты уверен, что убедил легавых в нашем намерении торговать книгами?

— Вполне.

— Нужно быть абсолютно уверенным, Вилли.

— Ну, хорошо. Я абсолютно уверен в этом. В мэрии плевали на все. Они лишь мечтали получить 50 долларов за этот барак.

— Пена потер нос, посмотрел на карту и заявил:

— Ладно, валяй. Но все же пусть Джонни Спифи последит за машиной Джулио. И поосторожней с полицией! Пускай возьмет с собой фото этого Болана, да и все остальные тоже. Помни, Вилли…

— Да, Лу?

— Парни должны зарубить себе на носу: мы здесь для того, чтобы прикончить Болана. Я больше не хочу слышать ни о каких срывах. Если мне кто-то скажет, что видел Болана, но не сможет сказать, что видел его потом мертвым… пусть тот лучше не возвращается… Ты понимаешь, что я имею в виду, Вилли?

— Понимаю, Лу. Не беспокойся. Мы собрали лучших людей со всех Штатов. Считай, что Болан уже покойник.

— Нужно, чтоб так оно и было, Вилли. Так велел Диджордже.

— А что делать, если его раньше нас возьмут легавые?

— Тогда пристрелите вместе с ним несколько полицейских, только-то и делов! Это такой контракт, что отступать нам нельзя, Вилли. Тебе все ясно?

Для Вилли Уокера воздух в конторе ощутимо посвежел. Многоопытный мафиози серьезно кивнул головой и ответил:

— Все ясно, Лу.

 

Глава 8

Мак Болан уютно устроился в мягком кожаном кресле в гостиной Брантзена. Из блондина, каким он был несколько недель тому назад, покидая Питтсфилд, Мак превратился в жгучего брюнета с благородной сединой на висках. Сейчас он выглядел, как сорокалетняя кокетка, пытающаяся с помощью овощных масок сохранить свежесть увядающей кожи: Джим приклеил ему на лоб, над каждым глазом и на скулах по кусочку пластыря, похожего на пластик. Ленты из того же материала тянулись справа и слева вдоль нижней челюсти и сходились под подбородком. Большой кусок обычного пластыря украшал нос Болана.

— Ну, как дела? — спросил Брантзен, входя в гостиную.

— Полагаю, неплохо, — ответил Болан, почти не шевеля губами. — Но, думаю, я еще не очень разговорчив.

— Может, сделать инъекцию обезболивающего? — предложил доктор.

Болан отрицательно качнул головой и, подняв руку с зажатым в кулаке зеркальцем, снова стал всматриваться в свое неузнаваемо изменившееся лицо.

— Никак не могу поверить, что это я, — пробормотал он. — А когда я уже смогу обойтись без этих штуковин? — Болан коснулся пальцем пластиковых лент.

— Если бы не эти, как ты говоришь, штуковины, то в обычных бинтах ты напоминал бы мумию, Мак, — ответил хирург. — Заметь, это единственное, что удерживает тебя на месте.

— Да, но как долго?

Брантзен пожал плечами.

— Это зависит от тебя, от способностей твоего организма к восстановлению. Может, неделю, может, две. Суть в том, что края оперированного участка не сшиваются, а прижимаются друг к другу. Поверь мне, это лучше, чем обычные хирургические швы. Но стоит потревожить пластиковые ленты, и у тебя на всю жизнь останутся грубые, неприятные шрамы. Так что пусть они делают свое дело. Скоро ты выйдешь отсюда с лицом красивым и розовым, как попка младенца.

— Трудно поверить, что все так просто, — едва шевеля губами, еще не отошедшими от заморозки, прокомментировал Болан.

— Это кажущаяся простота, — с улыбкой ответил Брантзен. — Когда начнет отходить заморозка, тебе небо с овчинку покажется. Здесь и вот здесь, — он указал пальцем, — я срезал кость, особенно на носу, а в других местах добавил силикона. Он мягкий и со временем может сместиться. Если вдруг такое случится, приедешь ко мне и я тобой займусь. Современные методы эстетической хирургии не имеют ничего общего с тем, что было раньше, хотя бы пару лет тому назад. Тебе вполне можно будет вернуть прежний облик… Если захочешь, конечно…

— Либо снова изменить мое лицо?

Хирург кивнул.

— Конечно. Только не стоит слишком злоупотреблять: природа этого не потерпит. Ты бы только видел, что можно сделать для девушки, которая хочет увеличить себе грудь или бедра, или… Возможности хирургии неограничены.

Болан попробовал улыбнуться, но почувствовал, что мышцы лица ему еще не подчиняются.

— Ты хочешь сказать, что можешь решить и проблемы пола?

— Я тебе еще раз говорю: возможности пластической хирургии неограничены, — серьезно ответил Брантзен. — То, что я сделал для тебя, — пустяки по сравнению с восстановительными операциями, которые я здесь провожу. В твоем случае мне не пришлось восстанавливать мягкие ткани… Пришлось всего лишь изменить один-два угла. Но, тем не менее, следует соблюдать осторожность. Если ты не будешь следить за собой, все может пойти насмарку. Тебе придется тщательно соблюдать все мои инструкции.

— А шрамы меня не выдадут?

— Нет, если не будешь пренебрегать моими советами! Во всяком случае, никто, кроме хирурга, занимающегося эстетической хирургией, ничего не заметит.

Болан снова уставился в зеркало.

— Обалдеть можно, — произнес он, наконец. — Даже с этими штуковинами, — Мак коснулся пальцем ленты, — я, как две капли воды, похож на рисунок. Но ведь это маска, разве не так? Не совсем обычная, но все же маска. В зеркале не мое отражение.

Брантзен согласно кивнул.

— Ну, если тебе так хочется, считай свое лицо маской. Но за такой маской ты можешь провести остаток своей жизни.

— Или сражаться, — негромко произнес Болан.

Хирург опустил глаза и, не скрывая волнения, сжал руки.

— Я подозревал, что ты подумаешь именно об этом.

— Это не просто мысль, Джим.

Болан уронил зеркало на колени.

— Это мой долг. У меня нет выбора. Я буду драться до победы или до гробовой доски.

— Мы словно снова вернулись во Вьетнам, — с горечью произнес Брантзен.

— Почти что так, — согласился Болан.

— Смиренным в наследство достанется земля, — с серьезной улыбкой сказал хирург.

— Верно, — отозвался Палач. — Но не раньше, чем ее освоят жестокие.

Он поморщился, поднес руки к лицу и осторожно прикоснулся к скулам.

— Чувствуешь, как отходит заморозка?

— А-а! Вот оно что, — скривился Болан. — Впечатление такое, будто кто-то бьет по голове молотком.

— Когда тебе покажется, будто ты угодил в камнедробилку, позови меня. Я помогу тебе пережить эти трудные часы.

— Только без наркотиков, — запротестовал Болан.

— Ничто другое не поможет, Мак.

— Тогда я обойдусь без них, — Болан, покачиваясь, поднялся на ноги. — Я должен сохранять ясное сознание.

— Чтобы не стать слишком уж смиренным, а?

Брантзен вовсе не хотел, чтобы в его словах прозвучали саркастические нотки, но вышло именно так.

— Ты угадал.

Болан сжал зубы, почувствовав острый приступ боли, и, чтобы отвлечься, осмотрел пистолет-пулемет и вставил новый магазин.

— Я задержался у тебя слишком долго, — заявил он.

— Но ты же не можешь уйти в таком виде!

— Вполне. Я научился чувствовать их, Джим. Они где-то близко, можешь поверить мне.

— Кто? — спросил хирург, заранее зная ответ.

— Свора. Псы мафии. Они здесь. Я знаю.

Брантзен вздохнул.

— Полагаю, ты прав. Они уже приходили. Я не хотел тебе говорить об этом, но… ну, ладно… если ты решил уйти, Мак, то не заводи разговоров с книготорговцами.

— А-а, вот, значит, какое прикрытие… — протянул Болан, собирая свои вещи.

— Да. Только те два типа, что приходили ко мне, очень плохо вошли в свою роль. Они предложили мне серию книг для комнаты ожидания в обмен на разрешение взглянуть на моих пациентов. Правда, я ответил им, что в настоящий момент в клинике никого нет. Собственно, так оно и есть. Потом они…

— Они поняли, чем ты здесь занимаешься? — быстро спросил Болан.

Брантзен покачал головой.

— Сомневаюсь. Мне кажется, они приняли клинику за санаторий или дом отдыха. Расспрашивали о вчерашней стрельбе… Не беспокоила ли она моих «стариков»… Думаю, они пытались поймать меня на слове, ведь я уже сказал им, что был один. Мои ответы, должно быть, их удовлетворили. Я видел, как они вошли в дом напротив.

— А ты видел, как они оттуда вышли? — спросил Болан.

Промолчав, Брантзен растерянно покачал головой.

— Покажи мне этот дом. Потом покажи, как выйти отсюда так, чтобы меня нельзя было видеть из того дома, затем…

Кто-то легонько постучал в дверь. Болан замолк и прижался к стене, прячась за дверью, пока Брантзен разговаривал с посетителем — симпатичной молодой женщиной в белом халате.

— Начальник полиции хотел бы поговорить с вами, доктор. Я попросила его подождать в вашем кабинете…

— Иду, — коротко ответил Брантзен, закрывая дверь.

— Черт! — прошептал он. — Это Канн. Принесла же его нелегкая!

За дверью послышались громкие голоса — мужской спорил с женским, — затем дверь распахнулась и в комнату вошел высокий мужчина в форме защитного цвета с широкополой шляпой из серого фетра.

— Я сказал дамочке, что пришел с неофициальным визитом, док, — спокойно произнес гость.

Он дружески улыбнулся Брантзену, потом устремил прищуренный взгляд на Болана, застывшего у стены, скользнул глазами по его оттопыренной куртке, прикрывавшей оружие, и, наконец, обернулся к встревоженному доктору.

— Спокойно, дети мои, — улыбнулся Канн. — Я пришел не для того, чтобы играть в героев. — Он метнул быстрый взгляд на Болана. — И не для того, чтобы похоронить одного из них, — добавил он.

— Я… У меня пациент, Чингиз, — произнес, наконец, Брантзен.

— Вижу, док.

Канн бросил шляпу на стол и рухнул в кресло. Он вытащил из кармана сигару и откусил ее кончик, не сводя глаз с Болана.

Мак подошел к шезлонгу и сел, почти вытянулся на его подушках, по-прежнему прикрывая «Узи» полой куртки.

— Все в порядке, Джим, — пробормотал он.

— Конечно, — подтвердил полицейский. — Я зашел, просто чтобы убить время. Мы с доком немало говорили о войне и мире. Не так ли, док?

Брантзен холодно кивнул и, притянув к себе ближайший стул, уселся, скрестив руки на груди.

— Мы оба ненавидим насилие, — продолжал Канн, тихонько посмеиваясь.

Он обкусил сигару с другой стороны и сунул ее в рот.

— Странно, не правда ли? — полицейский наклонился к Болану. — Фараон, который ни о чем другом, кроме мира и спокойствия и слышать не хочет? Но… э-э… видите ли, поддержание порядка — единственное ремесло, знакомое мне. Так что я пришел в пустыню, чтобы обрести то, к чему стремится большинство людей. Покой…

Он засмеялся.

— Я не слуга правосудия… Я слуга мира и покоя.

Глаза Канна блеснули и уткнулись в хирурга.

— Мы говорили об этом прошлым вечером, а, док? Помните?

Брантзен снова кивнул.

— В вашем городе царит полный покой, Чингиз, — натянуто подтвердил он.

— Именно так! И я хочу, чтобы так было и впредь.

Полицейский кольнул взглядом Болана.

— А вы, мистер? Вы не совершали в моем городе преступлений?

— Насколько мне известно — нет, — ответил Мак.

Канн закивал головой, придерживаясь, очевидно, того же мнения.

— Именно так я и думал, — он вздохнул, задумчиво пожевал сигару и добавил:

— Разумеется, насилие расцветает пышным цветом, захлестывает и традиционно спокойные районы. Мне бы очень не хотелось, чтобы оно проникло и сюда… Как долго вы рассчитываете гостить в моем городе, мистер?

— Я уже собираюсь уезжать, — ответил Болан.

Канн поднялся на ноги.

— Может, вас куда подбросить?

Болан и Брантзен переглянулись. Хирург незаметным жестом сделал Болану знак, чтобы тот соглашался.

— Соблюдай мои указания, и все будет в порядке… Сухой пузырь со льдом снимет боль и опухоль. Только ничего не мочи. Ленты пусть остаются на местах, пока не отвалятся сами. Если начнется воспалительный процесс, немедленно обратись к врачу.

Он встал и поднял чемодан Болана.

— Я помогу тебе.

— Я поставил машину за домом, — подсказал Канн.

Он пошел к двери, за ним последовал Болан, временами осторожно прикасаясь к своему новому лицу.

Брантзен догнал своего пациента в холле и пошел с ним рядом. Он протянул Болану большие солнцезащитные очки и сказал:

— Держи. Они скроют большую часть перевязки.

Болан проворчал слова благодарности и, стараясь говорить потише, добавил:

— Странный тип, этот полицейский.

— Я о нем практически ничего не знаю, — хриплым шепотом ответил Брантзен. — Мне никогда не удавалось раскусить его. Думаю, он знает, кто ты.

— Совершенно очевидно, — пробормотал Болан. — Посмотрим, чем это кончится. Еще раз спасибо, Джим… Возьми этот конверт. Ты сумеешь найти применение его содержимому.

Хирург резко качнул головой.

— Меньше часа тому назад я звонил в клинику. Старик выкарабкается.

— Тем лучше. Ему понадобятся деньги.

Они остановились перед выходом. Канн уже был на улице и открывал дверцу машины со стороны пассажира. Болан схватил друга за руку.

— Джим… не знаю, как и благодарить тебя.

— Ты уже сделал это. Много лет тому назад. Будь осторожен с Канном. Кто знает, что у него на уме.

О нем у меня сложилось самое хорошее впечатление, — ответил Болан.

Он подхватил чемодан и вышел к машине. Канн взял чемодан у него из рук и поставил на заднее сиденье. Болан помахал рукой своему благодетелю и сел вперед. Канн обошел машину и устроился за рулем.

— Куда едем?

— Решайте сами, — ответил Мак напряженным голосом. — В вашем городе полно нежелательных лиц.

— Можно подумать, что я не знаю, — вздохнул Канн, заводя машину.

«Камнедробилка» начала обрабатывать лицо Болана. Он с отчаянием смотрел в окно машины, видя, как постепенно исчезают из вида здания «Новых горизонтов». «Горизонты, — подумал Мак, — никогда не стоят на месте для тех, кто постоянно в бегах».

— Я вывезу вас за черту города, — сказал Канн. — Мне наплевать, куда вы направитесь потом. Провалитесь хоть в пекло, если хотите, только не забудьте прихватить с собой всю вашу «свиту».

— Не беспокойтесь, — бросил Болан, — просто у них такая привычка — везде таскаться за мной.

— Мне кажется, у них есть на то основания.

— Я разделяю ваше мнение.

Но у «свиты» Болана была еще одна дурная привычка — повсюду расставлять ему ловушки. Патрульная машина обогнула «Новые горизонты» и уже ехала вдоль тенистой улицы, тянувшейся вдоль южной ограды клиники, когда откуда-то сбоку выскочил синий «крайслер» и перекрыл дорогу. Вторая машина перегородила улицу метрах в двадцати позади них. Из подъезда дома, что напротив клиники, выскочили два человека с пистолетами в руках и прямо по газонам помчались в их сторону.

— Сукин сын Браддок! — рявкнул Канн.

Болан же распахнул ставшую помехой куртку и поднял свой «Узи».

— Это не полиция! — он скрипнул зубами и пригнулся, держась рукой за дверцу машины.

Резкие движения заставляли его морщиться от боли — действие анестезии проходило очень быстро.

Канн лихорадочно расстегивал кобуру револьвера, когда над капотом «крайслера» появился ствол автомата и раздался гнусавый голос:

— Мы хотим, чтобы ваш пассажир вышел из машины на дорогу. Нам нужно взглянуть на него. Выходить медленно, очень медленно. Руки держать на голове.

Болан исподлобья бросил взгляд на Канна и открыл дверцу.

— Надеюсь, вы не собираетесь выходить, — прошипел шериф.

— Придется, — ответил Болан.

Канн приоткрыл дверцу машины со своей стороны на несколько миллиметров.

— Приготовьтесь прыгать!

Он бросился на бок на колени Болану, до отказа нажав педаль газа. Тяжелая машина рванулась вперед, описывая неправильный полукруг. Ветровое и боковые стекла разлетелись сверкающим колючим дождем под ударом стегнувших по ним автоматных очередей.

— Дальше выкручивайтесь сами! — крикнул Канн, когда его машина врезалась в «крайслер».

Злобный лай автомата мгновенно захлебнулся. Болан чуть было не вылетел из машины, к счастью, двери не дал раскрыться бок «крайслера». Мак поднял голову. Канн стрелял через выбитое ветровое стекло. Сзади загрохотали новые выстрелы, насквозь прошивая машину.

— Черт! Меня зацепило! — вскрикнул Канн.

Болан протиснулся мимо него и вывалился из машины на асфальт. По водосточной канаве он прополз под обеими автомобилями и выбрался с другой стороны «крайслера». Здоровенный детина с окровавленным лбом с трудом сполз с места водителя и чуть было не наступил на грудь Болану. Мак выстрелил мафиози в рот и тут же откатился в сторону, чтобы труп не накрыл его. Совсем рядом, у высокого бордюра, на коленях стоял гангстер с автоматом. Правая рука у него была сломана. Из разодранного рукава пиджака чуть выше локтевого сустава торчал острый конец сломанной кости. Кровь ручьем лилась из рваной раны открытого перелома, но мафиози пытался поднять тяжелое оружие другой рукой. Болан вскинул «Узи», нажал на курок и, слегка поведя стволом снизу вверх, прошил его очередью от паха до горла. Забросив «Узи» за спину, Мак потянулся за автоматом.

Вытянувшись на переднем сиденье, Канн стрелял назад, в сторону деревьев, за которыми прятались мафиози, прибежавшие из дома напротив клиники. От Болана их отделяло метров пятнадцать, не больше. Один из гангстеров что-то кричал, отдавая команды тем, кто сидел во второй машине. Болан поднял автомат и выпустил по ней длинную очередь, целясь в двигатель и бензобак. Из под капота вырвались яркие языки пламени, и через мгновение огонь с плотоядным урчанием набросился на всю машину. Охваченная пламенем фигура, нелепо размахивающая горящими руками, вывалилась из пылающего ада в тот самый момент, когда автомобиль с дьявольским грохотом взлетел на воздух.

— Ах, черт! — воскликнул Канн, продолжая вести огонь. Болан отложил автомат и снова взялся за «Узи»: он был легче и удобнее для обходного маневра. Парочка, прятавшаяся за деревьями, покинула свое укрытие и стремглав помчалась назад к дому. Быстро перебежав улицу, Мак двинулся в сторону деревьев, заметив краем глаза, что за ним следует Канн, выбравшийся из своей покореженной машины.

Резкий, дробный стук «Узи» потонул в громовом «ба-бах!» крупнокалиберной винтовки. Один из беглецов рухнул наземь, словно ему поставили подножку. Ружье грохнуло еще раз — второй гангстер покатился по газону и замер, сотрясаемый конвульсиями.

Канн ступил на проезжую часть дороги и, положив винтовку на сгиб локтя, молча посмотрел на Болана. Мак вставил в «Узи» новый магазин и так же молча пошел к полицейскому.

— Вы хорошо стреляете, — заметил он. — Очень хорошо для блюстителя мира и покоя.

Канн улыбнулся и обвел взглядом поле боя, оценивая результаты скоротечного боя.

— Черт побери! — взволнованно проговорил он. — Как быстро все произошло!

Его форменная рубашка на правом боку медленно пропитывалась кровью.

— Вы серьезно ранены? — спросил Болан.

— Не столько серьезно, сколько больно, — ответил полицейский. — Надо заехать к доку. Пусть посмотрит, что там.

Канн повернулся к своей машине.

— Как вы думаете, «крайслер» на ходу? — спросил он у Болана.

— На первый взгляд, ему не так уж сильно досталось, — ответил тот.

— О'кей. Все, что я говорил, остается в силе. Дальше выкручивайтесь сами. Даю вам минуту времени. Потом я должен сообщить о происшедшем по рации. Только вот что… если вы еще раз завернете к нам… погостить, я убью вас.

Держась за бок, Канн медленно опустился на сиденье и потянулся за микрофоном своей рации.

— Лично я, старина, восхищен вашим мужеством, — продолжал он, — но я не дам и цента за ваше будущее, будь у вас лицо новое или старое.

— Спасибо, — ответил Болан.

Он достал с заднего сиденья чемодан, бросил его в салон «крайслера», забрался в него сам и осторожно отъехал от разбитого автомобиля Канна. Резко дав газ и под визг покрышек покидая поле боя, Болан увидел в зеркале, как Джим Брантзен несется к шерифу, держа под мышкой чемоданчик первой медпомощи.

Вылетев на перекресток, Мак резко повернул вправо, и машину занесло. Двумя точными движениями он выровнял ее и дал газу. Мощный двигатель «крайслера» взревел, и машина понеслась прочь от места происшествия. Только теперь на Болана навалилась страшная слабость. Сказались боль и напряжение последних дней. Он сунул руку под рубашку и провел ею по боку — там, где сильно щипало. Мак вытащил руку — пальцы были в крови. Ранен! Ко всем прочим несчастьям он позволил себя ранить! Внезапно Болан почувствовал головокружение, но усилием воли поборол его и заставил себя сосредоточиться на дороге и новой проблеме: как незаметно выбраться из города. Ему казалось, что сотни, тысячи прожорливых невидимых насекомых жадно вгрызаются в кости лица, отчего нестерпимая боль черными волнами расходилась от носа, накатывалась на скулы, обжигала челюсти. По сравнению с ней глухая боль в боку была почти приятной.

Маку вдруг вспомнилась фраза, брошенная как-то «Дитем-цветком» Андромедой — его бывшим соратником по «команде смерти»:

— Ад — это для живых…

Болан уже знал, куда приведут его новые горизонты. Все дороги вели… в ад.

 

Глава 9

По официальным данным, кровавая баня, имевшая место 5 октября, началась после того, как неизвестные лица незаконно перекрыли дорогу начальнику полиции на восточной окраине города. Зная, что маленький городок на краю пустыни стал местом поисков грозного и неуловимого Мака Болана и тем самым привлек к себе внимание специального подразделения полиции Лос-Анджелеса, а также наемных убийц мафии, начальник полиции Палм-Вилледж Роберт Канн заявил, что в первый момент ему показалось, будто засада — дело рук полицейских из Лос-Анджелеса, возглавляемых капитаном Тимом Браддоком. Но через пару секунд он понял, что «попал в сети, расставленные проклятыми мафиози».

Под перекрестным огнем вопросов, которыми забросали его журналисты, Канн не смог дать вразумительного ответа, каким образом ему одному удалось прикончить восьмерых головорезов, вооруженных автоматами и прочим оружием.

— А кто об этом думает в такой момент? — добавил Канн. — В подобных случаях человеком управляют инстинкт и его рефлексы. Я не меньше других удивлен тем, что мне удалось выбраться из такой переделки всего лишь с царапиной на боку.

Некоторые журналисты в своих репортажах предположили, что шеф полиции был не до конца откровенен с представителями прессы и утаил часть информации. При этом они проводили параллель между перестрелкой в Палм-Вилледж и другими эпизодами бурной и кровавой деятельности Палача — Мака Болана. Последующие события напоминали «нормальные» взаимоотношения между полицией и гангстерами. По тревоге, поднятой шерифом Канном, к месту происшествия прибыли три машины с людьми из управления полиции Лос-Анджелеса. Они обнаружили вторую группу так называемых «книготорговцев» (в результате опознания удалось установить, что, как и первая группа, они являются «солдатами» Коза Ностра), которые прочесывали местность вблизи места первой стычки.

— Они открыли огонь первыми, — заявил сержант Карл Лайонс из Лос-Анджелеса, — иначе я бы их никогда не узнал. По всей видимости, они услышали перестрелку, затеянную своими коллегами с мистером Канном, и, предположив, что в их сети попал сам Болан, попытались не пропустить нас к месту стычки. Я находился в машине вместе с агентом Хэнком Эдвардсом. По нас в упор открыли огонь из автоматического оружия, и Эдвардс потерял контроль над машиной. Мы сделали «бочку», и, думаю, именно это спасло нам жизнь. Гангстеров было пятеро, и все вооружены до зубов. Перевернутая машина послужила нам укрытием, а рация, к счастью, не вышла из строя. Помощь к нам пришла очень быстро, всего через несколько секунд. Трое гангстеров были убиты на месте, один ранен в ногу, а другой попытался бежать на машине. Но на первом же перекрестке он на полном ходу врезался в машину капитана Браддока и погиб. Капитан отделался легким вывихом плеча и парой пустячных ушибов. Я думаю, что единственный человек, уцелевший в перестрелке с Канном, еще долго будет в бегах. Нет… Мы не знаем, кто это.

Подведем итоги событиям в Палм-Вилледж: двенадцать гангстеров убито, один попал за решетку, трое полицейских легко ранены. Уничтожены два частных автомобиля, незначительные повреждения получила патрульная машина полиции Палм-Вилледж, две машины лос-анджелесского управления полиции нуждаются в серьезном ремонте…

Однако дальнейшие события показали, что сержант Лайонс поторопился с выводами: этот счет был не окончательным.

В то время как большинство сотрудников полиции находились на месте происшествия, один из агентов заинтересовался поведением незнакомца, сидевшего за рулем новенького «линкольна-континенталь» темного цвета. Эта машина с самого утра стояла на муниципальной стоянке. Полицейский заметил, что водитель «линкольна» наблюдает за такой же машиной, припаркованной рядом. На ее ветровое стекло этот же полицейский уже прилепил одну квитанцию для уплаты штрафа.

— Каждый раз, когда я проявлял интерес к оштрафованной за нарушение правил стоянки машине, водитель «линкольна» начинал нервничать, — рассказал чуть позже полицейский. — В конце концов, я подошел к нему и попросил выйти из машины. Я просто хотел взглянуть на его водительские права, чтобы потом опознать, если в этом вдруг возникнет необходимость. Но когда я увидел его вблизи, то мне показалось, что для начала его неплохо было бы обыскать. Очень уж у него была подозрительная физиономия. И что бы вы думали? Он, словно взбесившись, вылетел из машины. Без оружия. Во всяком случае, сначала у него в руках ничего не было. Но он попытался ударить меня коленом. Я уклонился, но удар все же попал в живот, и у меня даже дыхание перехватило. Тогда, стоя на колене, я ударил его дубинкой по локтю. И вот тогда он почти что сунул мне под нос ствол револьвера. Уже не знаю, как мне не снесло полголовы. В момент выстрела ствол был так близко, что меня обожгло пороховыми газами, и теперь доктор беспокоится за мое зрение. Но, что самое невероятное, этот тип промахнулся. Я услышал, как возле уха просвистела пуля, и даже подумал, что это конец. Я ничего не видел, лицо было обожжено и очень болело. Я упал, уткнувшись лицом в руки. Потом до меня дошло, что я не ранен, и тут же я поднялся на ноги. Стрелявший бегом несся через улицу. Я видел, как он исчез за углом, направляясь в Лоудтаун, и последовал за ним. Беглец влетел в старую, заброшенную лавку «Браун Меркантайл», которую облюбовали себе те парни, что приехали торговать книгами. Несколькими часами раньше я беседовал с ними и мне показалось, что с ними все в порядке. Короче, я помчался в участок за подкреплением и по дороге встретил Джина Перкинса, одного из наших агентов. У Джина был выходной, и он отправился с женой по магазинам. Он велел мне бежать за помощью, а сам помчался к «Браун Меркантайл».

Когда я добрался до участка, там никого не было. Но мне удалось довольно быстро вызвать шефа по радио. А потом, похоже, я потерял сознание.

Рассказ о событиях того дня завершают показания полицейского Джина Перкинса:

— Прибыв к «Браун Меркантайл», я увидел большой черный лимузин, медленно отъезжавший от здания. Я был без машины, в гражданской одежде, но вооружен. Когда я не на службе, то все равно ношу оружие в кобуре под мышкой. Из-за этого жена постоянно издевается надо мной. Но это к делу не относится. Я побежал наперерез машине, делая знаки остановиться. Но вместо этого лимузин дал задний ход, возвращаясь на аллею, ведущую к «Браун Меркантайл». Через лобовое стекло машины я ясно видел двух человек спереди и одного-двух сзади. Выстрелив в воздух, я крикнул, чтобы они остановились, и сам побежал к аллее. Но едва я добрался до нее, как увидел, что пассажиры выскакивают из машины. Я понял, что за этим последует, и бросился на тротуар возле гриль-бара Ала. До того места, где они выезжали с аллеи, было рукой подать, метра три, не больше. Я выстрелил в ветровик, и, надо признать, у типа в машине оказалась отличная реакция. Он пригнулся, хотя даже не успел выйти из машины. Ее мотор взревел, и она покатилась назад. Все это время я лежал на тротуаре, пытаясь как можно плотнее прижаться к асфальту — уж очень плотный они вели огонь. Как только гангстеры скрылись из виду, я поднялся, чтобы посмотреть, куда они делись. Выглянув из-за угла дома, я увидел, что они уже на другом конце аллеи, но, к счастью, в тот момент к Молли приехал грузовик с пивом. Он стал у черного входа и, таким образом, перекрыл выезд с аллеи. Мафиози оказались в ловушке. Тогда один из гангстеров выскочил из машины и заорал на водителя грузовика, который спокойно разгружал пиво. Шофер не обратил на него никакого внимания и продолжал делать свое дело. Воспользовавшись затишьем, я всадил пулю в радиатор автомобиля бандитов, чтобы они не чувствовали себя в безопасности. Тот тип, что орал на шофера, оглушил его рукояткой пистолета и полез в кабину грузовика. Что было делать? Они не давали мне поднять голову, стреляли даже из автомата, поэтому, чтобы сильно не выставляться, я попробовал стрелять с левой руки, хотя раньше мне этого никогда не приводилось делать. Не знаю, помог ли мне случай, либо была на то воля Господа Бога — вы сами знаете, что такое короткоствольный Р.32, — но я попал в того негодяя, когда он усаживался за руль машины. Он не успел закрыть дверцу кабины и мешком выпал на асфальт. А потом мне повезло еще раз. Собственно, это можно назвать не везением, а проявлением гражданского долга. Появилось новое действующее лицо — старик Трапполино. Вы знаете его — он работал раньше каменщиком, а теперь уже несколько лет на пенсии. Старина Джон живет в южном квартале и каждый день приезжает в Лоудтаун к Алу попить пивка и сыграть партию в боулинг. Обычно он ставит свою машину на Второй улице, рядом с заведением Ала. Думаю, Джон видел, что происходит что-то неладное. Как бы то ни было, он появился в своем маленьком «рамблере» в самый критический момент. Машина медленно катилась по дороге, ее дверца была приоткрыта. Старик ловко, как молодой, выскочил из автомобиля. Пустой «рамблер» въехал на тротуар позади меня, под небольшим углом двинулся по аллее и, врезавшись в стену булочной, заглох. Теперь аллея была полностью блокирована.

Тут уж стало совершенно очевидно, что ребятам из черного лимузина уехать не удастся. Они тоже это поняли и, выскочив из машины, бросились к входу в «Браун Меркантайл». В этот момент я услышал завывание сирен — к Лоудтауну мчалось подкрепление. У меня мелькнула мысль, что Артур, другой полицейский, добежал до участка и вызвал дежурную группу. И без ложного стыда я должен сознаться, что был чертовски рад, если не сказать счастлив, что они, наконец, едут. Я побежал на Мейн-стрит — там уже собралась целая куча народу. Всем хотелось посмотреть, что происходит возле «Браун Меркантайл». Я насилу пробился через плотную толпу и оказался перед старым зданием как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь приоткрылась и из нее высунулась голова одного из гангстеров. Я выстрелил, но промахнулся. Однако нет худа без добра: пуля разбила витрину позади него, и бандит подумал, что здание обложено полицией со всех сторон. Он моментально скрылся за дверью магазина. Тут подоспел шериф с ребятами из Лос-Анджелеса и негодяи, действительно, оказались в ловушке. Но погибли они страшной смертью. Мне бы не хотелось покинуть этот мир так, как они.

5 октября Лоудтаун сгорел дотла. Вырвавшись из-под слабого контроля городских пожарных, огонь уничтожил все здания до единого. Известно только, что пожар начался в подвале старого здания, на первом этаже которого находился магазин «Браун Меркантайл», арендованный утром одним из агентов мафии, выдававшим себя за представителя книготорговой фирмы. Поджог, предположительно, совершили трое неизвестных преступников, укрывавшихся в этом здании, с целью вызвать панику и под шумок смыться. Если их план, действительно, был таков, то он не удался: возле служебного входа полиция обнаружила их обгоревшие трупы. Они были настолько обуглены, что установить личности преступников не представлялось возможным.

Во время пожара на улице, примыкающей к Лоудтауну, произошла еще одна перестрелка между полицией и «подозрительными пассажирами двух автомобилей». Стычка произошла, когда капитан Браддок заметил две машины, проезжавшие мимо пожарища, якобы «из любопытства». В одном из пассажиров Браддок опознал Лу «Скреби Луи» Пена, известного полиции в качестве «главного исполнителя» семейства Диджордже. В завязавшейся перестрелке трое сотрудников полиции получили ранения, один из них пострадал довольно серьезно, а случайный свидетель пальбы — колоритная фигура Лоудтауна Джо-Индеец — был убит шальной пулей. Обе машины ушли от полиции, но чуть позже их обнаружили брошенными на другом конце города со следами крови в салонах.

Подводя итог событиям в Палм-Вилледж, становится жутко. Городу нанесен огромный ущерб: сгорели тридцать два старых, но еще добротных здания, а также двадцать шесть частных автомобилей. Можно только диву даваться, что никто не погиб в огне, если не считать трех несчастных поджигателей. Лоудтауна, живописного напоминания о прошлом, не стало, а вместе с ним пришел конец и покою в городе Роберта Канна. На месте пепелища наверняка отгрохают какой-нибудь современный центр из стекла и бетона, где не найдется места окрестным фермерам и их случайным подружкам. Не обойдется и без новой системы налогообложения; полиция Палм-Вилледж обновится, станет многочисленнее и навсегда стряхнет былое сонное оцепенение.

Спустя несколько часов, печально и строго рассматривая дымящиеся останки Лоудтауна, Чингиз Канн сказал доктору Брантзену:

— Рано или поздно, но это должно было случиться, док. Ваш приятель стал тем катализатором, в котором так нуждался город… в котором так нуждался и я сам. Мне жаль… очень жаль, что погибли люди и добро, но… в то же время я ни о чем не сожалею. Если вы еще когда-нибудь увидите своего друга, скажите ему, что Чингиз Канн ни о чем не сожалеет.

— Скажу, если увижу, — ответил хирург.

* * *

По дороге в Лос-Анджелес Тим Браддок высказал своему молодому помощнику совершенно иную точку зрения:

— Теперь-то вы отдаете себе отчет, сержант, — гремел он, — что Мак Болан — это катастрофа. Надеюсь, больше не услышу от вас рассуждений о социальных достоинствах и благах развязанной им войны. К чему бы он ни прикоснулся, он все превращает в дерьмо! Этому нужно положить конец! Его нужно арестовать, пока еще он не утопил в крови весь штат.

— Очень жаль, — печально ответил Лайонс.

— Это вы о чем?

— Я говорю, очень жаль, что на Болана вешают все наши ошибки, — твердо повторил сержант.

— Чьи ошибки?! — взревел Браддок.

— Наши. Всех нас. Ваши, мои, Джона и Джека, всех добропорядочных граждан. Болан — такая же катастрофа, как компас — Северный полюс. Можете вышвырнуть меня за дверь, если угодно, но, если бы мы были лучшими полицейскими… не было бы Мака Болана. Болан вовсе не катастрофа, капитан. Он — обвинение. Он обвиняет нас всех, так же, как и равнодушное общество…

— Достаточно! — заорал Браддок.

— Едва ли, — спокойно возразил Лайонс.

Некоторое время они ехали молча, потом Браддок первым нарушил молчание:

— С вами все ясно, Карл. Не думаю, что имею право сердиться на вас за то, что вы высказали свое собственное мнение. Я хочу сказать, что начинаю понимать вас. Но ваши идеи несовместимы с работой в бригаде «Тяжелый случай». Сегодня вечером я подпишу приказ о вашем переводе.

— Спасибо, — ответил Лайонс. — Но, думаю, это бесполезно. У меня есть такое впечатление, что мы больше никогда не увидим Болана.

— Почему вы так думаете?

— Не знаю, — тяжело вздохнул Лайонс. — Мне кажется, что на наших глазах завершилась целая эпоха. У меня сложилось такое впечатление, будто мы проиграли это дело заочно.

Браддок беспокойно заерзал на сиденье, вытащил сигарету и буркнул:

— Неправда. Либо я засажу его за решетку, либо положу на стол свой значок.

— Надеюсь, отставка вас устроит, — пробормотал сержант.

— Что?

Лайонс сгорбился над баранкой и, не сводя глаз с дороги, ровно стелющейся под колеса автомашины, уклончиво ответил:

— Да, так… Кое-какие размышления вслух. И все же, мне кажется, нам крупно повезло: мы видели, как одна эпоха сменила другую.

— Видел я такое везение на… — процедил сквозь зубы Браддок.

Сержант Лайонс оказался прав наполовину. События в Палм-Вилледж, действительно, ознаменовали для Палача конец целой эпохи. Но речь идет не о его поражении, а лишь о тактическом отступлении. Надев маску, Мак Болан готовился к самой опасной и головокружительной операции за всю историю своей борьбы с мафией. Он собирался проникнуть в семейство Диджордже…

 

Глава 10

После инцидента в Палм-Вилледж прошло уже десять дней, но Лу Пена все еще не осмеливался предстать пред ясные очи Джулиана Диджордже. Короткое послание от Пена доставил вечером 5 октября тяжелораненый Вилли Уокер.

— Лу велел вам передать, что принесет голову Болана в мешке.

Диджордже приказал тут же удвоить охрану и несколько дней кряду провел в тяжелых раздумьях.

18 октября он вызвал поправляющегося Уокера, чтобы поподробнее расспросить о провале операции в Палм-Вилледж.

— Возможно, он мертв, — пришел к заключению в конце беседы Диджордже, имея в виду Болана. — Вполне вероятно, что один из сгоревших трупов принадлежал ему. Фараоны могут помалкивать об этом, чтобы мы демаскировали себя.

— Ничего не могу сказать по этому поводу, — ответил Вилли. — Как я понял, Болана даже не было в городе. Я уже говорил, что машину Джулио нашли, но мне кажется, что Болан нарочно бросил ее и угнал другую. Бессмысленно думать, что он бросил бы машину и спокойно ждал нашего появления.

— Не пытайся понять логику Болана, — предостерег его Диджордже. — Он считает себя большим хитрецом, что не так уж далеко от истины, поэтому даже не пытайся предсказывать его действия. Ты хорошо знаешь Палм-Вилледж, Вилли. Как только ты почувствуешь себя лучше, я бы хотел, чтоб ты отправился туда с группой наших людей и кое-что разузнал. Поступай, как хочешь, но привези мне ответы на некоторые интересующие меня вопросы. Если Болтан мертв, я хочу быть в этом уверен. Понятно?

— Понятно, Дидж, — заверил босса Уокер.

Последующие дни несколько разрядили обстановку, и Диджордже начал понемногу успокаиваться. 20 октября он слетал в Акапулько на личном самолете, сочетая приятное пребывание на курорте со срочным совещанием, созванным по его инициативе его мексиканским партнером. Главной темой совещания стали новые репрессии Соединенных Штатов, направленные против контрабанды наркотиков. Предстояло разработать систему ответных мер, которые не дали бы зачахнуть прибыльному бизнесу. Возвращаясь через Сан-Диего, Диджордже встретился с Энтони Купалетто (известного еще по прозвищу «Тони-опасность»), боссом пограничной территории между Калифорнией и Мексикой, которому разъяснил тонкости новой системы переправки через границу больших партий марихуаны и мексиканского героина.

Когда Купалетто ненавязчиво поинтересовался, как решается вопрос с Боланом, Диджордже выразил свое убеждение, что «этому засранцу Болану» пришел конец. В заключение он предложил Тони больше заботиться проблемами границы и меньше всего — мифами и призраками.

— Не стоит отнимать время у деловых людей, — добавил Диджордже. — Федеральное правительство считает, что держит нас в руках, однако посмотрим, что они скоро запоют! Моралес занимается переправкой зелья с той стороны границы. Принимайтесь за дело здесь и шумите погромче, что таможенники якобы злоупотребляют служебным положением и подрывают честный бизнес. А в это время, под шумок, товары доставят морем.

Семейство жило своей обычной жизнью. Вернувшись в Палм-Спрингс, Диджордже вплотную занялся проблемой весьма деликатной — поисками преемника для «второго номера» — должности, все еще остававшейся вакантной после смерти Эмилио Джиордано, убитого Боланом во время сентябрьского налета на Беверли-Хиллз. «Тони-опасность» не мог рассматриваться даже кандидатом на этот пост. Болан пристрелил одного из самых значительных «лейтенантов» в иерархии мафии. Диджордже прекрасно понимал, что нужно как можно быстрее принимать решение, чтобы избежать грязных интриг в рядах семейства. Звание в Коза Ностра означало куда больше, чем положение в обществе или престиж. Оно давало власть и право причислять себя к той структуре, которую некоторые федеральные агенты называли «теневым правительством нации».

Диджордже вполне обоснованно полагал, что ущерб, нанесенный Организации Боланом, является более значительным, чем он сам мог это предполагать. Смерть рядового мафиози никогда не ставила особых проблем перед семейством — хорошо организованным и управляемым железной рукой предприятием. Внутренние споры и конфликты всегда разрешались главой семейства, чье малейшее желание становилось законом для всех. Диджордже не мог припомнить подобной смертности в рядах мафии со времен разборок между семействами Маранцано и Дженовезе в тридцатые годы. А теперь из-за этого подонка Болана вся стройная система управления семейством Диджордже рухнула, как карточный домик. Даже на уровне «солдат» все пошло вкривь и вкось. Диджордже горько усмехнулся, подумав о Лу Пена, ставшем его главным исполнителем. Скрюи Луи всегда был хорошим «солдатом», и Диджордже никогда не сомневался, что таким он и останется — преданным до гроба; но ему не хватало того размаха, который позволил бы ему стать капо. Кем заменить погибших? В течение нескольких лет семейства воздерживались от приема в свои ряды новых членов и Организация явно испытывала нехватку молодой крови. Конечно, молодежь была, но ведь кому попало не присвоишь звание! Диджордже решил при первом же удобном случае поставить этот вопрос перед «Коммиссионе» — большим советом, руководящим деятельностью всех семейств. А пока придется выкручиваться самому.

Прием, оказанный Диджордже 25 октября, отвечал духу времени. В ангаре его ждали шесть машин, среди которых выделялся размерами черный бронированный кадиллак. Группа встречи насчитывала двадцать шесть человек, которых возглавлял патлатый «Маленький Джон» Зарецки. Оробев в присутствии патрона, Зарецки, заикаясь, доложил, что от Пена по-прежнему нет никаких известий, а Вилли Уокер отбыл со своей командой двумя днями раньше. Охрана виллы осталась без командира, поэтому старшим временно назначили «Маленького Джона». Диджордже тут же освободил его от ответственности и назначил начальником охраны своего сорокадвухлетнего телохранителя Филиппа Мараско, который сопровождал его в Мексику. Вот так и получилось, что во время езды до Палм-Спрингс рядом с Диджордже не оказалось никого, кто рассказал бы ему о событиях, происшедших за время его отсутствия. По этой же причине он оставался в полном неведении о существовании человека по имени Фрэнк Ламбретта до невероятного конфликта, происшедшего по прибытии домой у края бассейна.

* * *

Бассейн и внутренний дворик виллы оставались для посторонних запретной зоной. Эту территорию незадолго до того криками и плачем отстояла за собой дочь Диджордже — Андреа Диджордже Д'Агоста — молодая вдова, которая на дух не переносила присутствия гангстеров и прочих подонков в отчем доме. Раньше Андреа даже не подозревала о преступной деятельности своего отца, и с того дня, когда, стараниями Болана, она узнала, что он является одним из руководителей Коза Ностра, перестала разговаривать с ним.

Диджордже не удивился, увидев дочь у края бассейна. Она проводила там большую часть своего времени, «рыдая над пролитым молоком», как он часто говаривал. Но удивило и шокировало его то, что Андреа, можно сказать нагишом, находилась в компании с незнакомым мужчиной, который так же не мог похвастать обилием одежды.

— Шлюха! — взревел Диджордже вместо приветствия.

Мужчина в мокрых плавках лежал на полу солярия. Андреа, без лифчика, словно шаловливая кошечка, вытянулась на нем во весь рост. Она испуганно подскочила и вскрикнула:

— Папа! Не смотри!

— Я тебе покажу, не смотри! — продолжал реветь Диджордже. — Поднимись и прикройся, бесстыдница!

Сдавленным от смущения голосом молодая женщина воскликнула:

— Я не шелохнусь до тех пор, пока ты не отвернешься!

— Ах, вот как! — несчастный папаша чуть не зашелся в крике. — Значит, ты можешь показывать задницу первому попавшемуся прощелыге, а родной отец должен отворачиваться!

Он отвернулся, гневно сжимая кулаки и не находя себе места от душившего его бешенства.

— Кто этот засранец?! — не выдержав, снова закричал Диджордже.

— Не скажу, пока ты не успокоишься, — дрожащим от волнения голосом ответила Андреа. — К тому же Фрэнк не засранец. Мы даже собираемся пожениться и… и…

У нее пропал голос, к тому же она никак не могла справиться с застежкой лифчика.

Маленькая, ростом не больше метра шестидесяти, она обладала сразу всеми качествами, которые делали итальянских красавиц воплощением женственности во всем мире.

Ее «сообщник», как она позже выразилась, даже глазом не моргнул, когда она упомянула о женитьбе. Он легко поднялся на ноги, натянул белые джинсы и направился к разгневанному отцу красавицы.

— Меня зовут Фрэнк Ламбретта, мистер Диджордже, — представился он.

Диджордже впился в него яростным взглядом. Он видел перед собой худощавого, хорошо сложенного и красивого мужчину лет тридцати пяти. Настоящий плейбой. В Палм-Спрингс таких хоть пруд пруди. Диджордже почувствовал себя униженным и оскорбленным непристойным поведением дочери. Он зарычал от отвращения, размахнулся и изо всей силы влепил стоящему перед ним человеку пощечину. Тот, очевидно, предвидел такую реакцию, но даже не шелохнулся. На его щеке зардел отпечаток четырех пальцев, на лице вздулись желваки, и только задрожавшая под глазом крошечная мышца выдавала его эмоции.

— Похоже, вы считаете, будто я заслуживаю подобного обращения, — произнес незнакомец. Он говорил медленно, не теряя хладнокровия. — Но вы ударили меня в последний раз. Советую больше не испытывать мое терпение.

— Ой, ой, — передразнил его Диджордже. — Я умираю от страха.

Андреа, наконец, справилась с непослушным лифчиком и с пылающим от негодования взором бросилась к отцу.

— Ты сошел с ума! Ненормальный! — закричала она. — Тебе ли заводиться от невинных забав?! Тебе, убийце, вору и мошеннику?!

Со стоном ярости — разговор зашел уже слишком далеко — Диджордже занес руку для второго удара. Андреа успела только чуть слышно пискнуть и тут же умолкла: незнакомец, которого звали Ламбретта отреагировал мгновенно. Его рука взметнулась вверх, перехватила кулак и остановила его перед побелевшими от бешенства глазами Диджордже.

Они пристально смотрели друг на друга, не прекращая напряженной молчаливой борьбы, пока, наконец, Ламбретта тихо не произнес:

— Оставьте девчонку в покое, Дидж.

— В покое?! Да я ей голову оторву! — прошипел Диджордже.

— Допустим, это моя вина, — так же тихо возразил Ламбретта, не ослабляя хватки. — Скажем, я заставил ее. Ну, полно вам.

— Отпустите меня!

— Если я отпущу вас и вы снова попытаетесь ударить девушку, я столкну вас в бассейн. Не стоит начинать все сначала.

Ламбретта разжал свои железные пальцы и, улыбаясь разгневанному отцу девушки, шагнул назад.

— Ты знаешь, с кем разговариваешь, кретин? — рявкнул Диджордже.

Ламбретта коротко кивнул головой.

— Да, знаю. И повторяю еще раз: если для успокоения вы нуждаетесь в холодной ванне, то приготовьтесь к купанию, Дидж.

Только теперь до Диджордже вдруг дошло, что незнакомец уже несколько раз называл его Диджем. Он уставился на нахала и спросил:

— С какой это стати ты называешь меня Диджем? Ты кто такой? Как тебя зовут?

Не скрывая облегчения, Андреа рассмеялась нервным, истерическим смехом. Диджордже метнул в нее яростный взгляд, топнул ногой и широко раскрыл объятия.

— Ну, ладно! Иди сюда.

Дочь бросилась ему на грудь и, уткнувшись в плечо, разразилась горючими слезами. «Жених» отошел в сторонку, сел на пол солярия и вытащил сигарету из пачки «Пэлл-Мэлл». Прикурив, он принялся натягивать носки и туфли. С чуть смущенной улыбкой к нему подошли, обнявшись, Диджордже с дочерью.

— Может быть, именно такого скандала и не хватало, чтобы сломать лед, — сказал отец дочери. — Вот уже несколько недель, как мы перестали понимать друг друга.

Он слегка толкнул Ламбретта носком туфли и пошутил:

— Кому нравится быть молодой вдовой? А? Так когда свадьба? Сколько времени вы уже знакомы?

— О сроках мы еще не говорили, папа, — быстро вмешалась в разговор Андреа.

— Вам лучше поторопиться, — с улыбкой произнес Диджордже. — Насколько я понял, увидев вас по приезде, дело не терпит отлагательства.

Зажав сигарету в уголке рта, Ламбретта только усмехнулся. Он набросил на плечи рубашку и протянул руку.

— Значит, друзья? — по-простому спросил он.

— Рукопожатие с будущим зятем? Вот еще! — запротестовал, смеясь, Диджордже.

Он оставил без внимания протянутую руку, обнял Ламбретта и звучно чмокнул его в щеку. Андреа облегченно вздохнула.

— Пойду что-нибудь наброшу.

Она побежала к дому. Диджордже проследил за дочерью взглядом, пока она не скрылась за дверью; его улыбка погасла, словно ее никогда и не было. Сделав быстрый шаг назад, он критически взглянул на своего собеседника.

— Ты должен быть заинтересован, чтобы твое досье оказалось безупречным, мистер будущий зять, — произнес он жестким голосом, в котором явно сквозила угроза.

Мак Болан улыбнулся капо из-под маски «Ламбретта».

— Можете изучать меня хоть под микроскопом, папа.

 

Глава 11

В прежние времена в мафиозных кругах взаимоотношения строились на таких понятиях, как гордость и уважение. Редкий капо позволял себе оскорбить подчиненного, не говоря уж о том, чтобы ударить его. За такое поведение он мог предстать перед дисциплинарным судом боссов. Категорически запрещалось прелюбодеяние с женой другого члена Организации. Мак Болан знал этот любопытный кодекс чести — любопытный и странный хотя бы потому, что действовал в такой среде, где насилие и жестокость считались естественными и необходимыми атрибутами повседневной жизни. Обдуманно он никогда бы не выбрал подобный способ для знакомства с Джулианом Диджордже. Оскорблением едва ли заслужишь дружбу капо. Болан прекрасно понимал это, но дело было сделано, и оставалось надеяться, что он представился Диджордже не худшим образом.

Андреа вновь появилась в патио уже переодевшись: на ней безупречно сидели узкие брюки с низкой талией и прозрачная нейлоновая рубашка. Отца она уже не застала. Он вошел в дом через другой вход.

Девушка робко посмотрела на привлекательного мужчину, назвавшегося Фрэнком Ламбретта, и сказала:

— Бедный папочка, мне не стоило так нервировать его.

— Переживет, — улыбнувшись, ответил Болан. — Если могу я, то и он сможет.

Смех Андреа малиновым звоном рассыпался по внутреннему дворику виллы. Девушка устроилась в шезлонге, не сводя с Болана своих огромных восторженных глаз.

— Я должна извиниться и поблагодарить тебя. Сожалею, что пришлось обманывать его с этой женитьбой. Я подумала о папе… Если ты…

— Ничего, — махнул рукой Болан. — Если хочешь, можно не лишать его сладких иллюзий.

Девушка серьезно кивнула головой.

— Я хотела сказать, что если ты согласишься какое-то время подыгрывать мне, то избавишь меня от кучи неприятностей. Папа очень серьезно относится к подобным вещам.

Болан улыбнулся ей самой очаровательной улыбкой, на которую был способен Ламбретта.

— Я могу пригласить тебя пообедать?

— Ты забываешь о своих семейных обязанностях, — покачала головой Андреа. — Ты обедаешь здесь. Не опаздывай: в восемь часов и при галстуке, пожалуйста.

— В восемь часов, — послушно повторил он.

Девушка перебралась к нему на колени, прижалась к широкой крепкой груди и, прикрыв глаза, подставила полные, красиво очерченные губы для поцелуя. Болан с нескрываемым удовольствием поцеловал ее. Андреа томно вздохнула, еще теснее прижалась к нему и положила голову на плечо.

— Сегодня очень жарко, — сказала она. — Насчет обеда не беспокойся. Потом мы сможем куда-нибудь поехать.

Болан рассеянно погладил ее по пышному заду, слегка подтолкнул, чтобы согнать с колен и, встав с шезлонга, направился к той двери, за которой скрылся Диджордже. Он обернулся было, чтобы сказать девушке «пока!», но она уже исчезла в доме. Мак прошел под арку и направился к стоянке машин. Навстречу ему вдоль стены дома шагал коренастый мужчина в легком летнем костюме. Этого человека Болан не видел ни разу за те несколько дней, что он приезжал на виллу. Мужчина остановился и удивленно воззрился на Болана.

— А вы кто такой?

— Уверен, что вы узнаете это и без моей помощи, — дружелюбно ответил Болан.

Он непринужденно уселся за руль шикарного «мерседеса», завел мотор и рванул с места, выбросив из-под колес фонтан мелкого гравия, которым была посыпана площадка.

Человек в летнем костюме растерянно наблюдал, как мощная машина остановилась у ворот, а охранник заглянул в салон, желая убедиться, что за рулем сидит тот, кто имеет право бывать здесь, — простая формальность с тех пор, как Болан-Ламбретта стал посещать дом Диджордже.

Болан проехал с километр, прежде чем взглянул в зеркало на свое помертвевшее от боли лицо. Он осторожно прикоснулся к щеке в том месте, куда пришелся удар Диджордже, и скривился от острой боли. Тогда ему пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не отреагировать на невыносимую боль, пронзившую его, словно клинок. Мак надеялся, что удар не причинил ему никаких внутренних повреждений. Все шло слишком хорошо, чтобы теперь его подвело новое лицо. Да… все складывалось как нельзя лучше. Мак подумал об Андреа со смешанным чувством удовольствия и сожаления. Их отношения, разумеется, не имели будущего… Он не имел никаких оснований чувствовать себя виновным в том, что использует девушку в личных целях. Она уже созрела для подобной связи, будь то Болан либо кто-то другой… А почему бы и нет? Он ей пользовался, это так, но ведь и она воспользовалась им. Это было так очевидно. Она хотела, чтобы Диджордже застал их в двусмысленной ситуации. Андреа воспользовалась Боланом, чтобы причинить отцу боль. Ну, что ж. Болан пользовался ею с той же целью.

С этими мыслями он добрался до отеля. Поднявшись к себе в номер, Мак принял душ, надел легкий костюм и сунул револьвер в кобуру под мышкой. Болан спустился в холл, кивком головы подозвал портье, вечно улыбающегося человечка лет сорока, и положил перед ним на стойку двадцатидолларовую банкноту.

— Мной кто-нибудь интересовался? — спросил он.

Портье уставился сначала на банкноту, потом обратил тусклый взгляд на клиента.

— А что, вами кто-то интересовался, мистер Ламбретта? — невинно переспросил он.

— Это спрашиваю не я, а двадцать долларов.

— Мне кажется…

Портье нервно побарабанил пальцами по стойке и хитро улыбнулся.

— Мне кажется, был тут один тип меньше часа тому назад… Так он интересовался вашей особой, мистер Ламбретта.

— Что вы ему сказали?

Портье опустил глаза на зеленую бумажку, снова улыбнулся и добавил:

— А что там говорить? Вы остановились здесь. Платите наличными, а не кредитной карточкой. Человек спокойный, не суете нос не в свои дела и…

Он умоляюще посмотрел на Болана.

— И каждое утро делаю ставки на стодолларовых кляч у местного букмекера, — закончил за него Болан.

Портье бросал по сторонам косые взгляды, ни на миг не переставая улыбаться.

— Есть вещи, о которых не стоит говорить вслух, мистер Ламбретта, — нервно сказал он. — Я бы предпочел, чтоб вы сохранили в тайне кое-какие ваши… э-э… связи.

Болан забрал двадцать долларов, шагнул назад и расстегнул пиджак, открывая взгляду портье маленький Р.32 в кобуре под мышкой. Порывшись в карманах, Мак вытащил туго набитый бумажник и неторопливо вложил в него двадцатидолларовую бумажку, а вместо нее уронил на стойку банкноту в пятьдесят долларов. Портье отвел глаза от револьвера и уставился на новую бумажку. Он нервно облизал губы и произнес:

— Прямо не знаю, что и сказать…

— А тут нечего знать, — добродушно сказал Болан. — Мне вряд ли стоит торчать здесь и сорить деньгами. Не проще ли вытащить вас из-за стойки и влепить пару добрых оплеух? Вам не приходила в голову такая мысль?

Судя по всему, подобная мысль, хоть и с опозданием, посетила и портье. Он нагнулся над стойкой и заговорщически зашептал:

— Этот человек хотел знать, кто вы и с кем вы общаетесь, мистер Ламбретта. Я думал, вам нечего скрывать. Я сказал, с какого времени вы проживаете у нас, и что выглядите, как спокойный и воспитанный джентльмен. Ах, да! Кажется, я еще сказал ему, что Д'Агоста приезжала за вами раза два. Может, мне не стоило говорить это? Надеюсь, я не выдал никакой тайны. Д'Агоста такая очаровательная молодая женщина… слишком молодая, чтобы быть вдовой. Очень жаль, поверьте мне…

— Вы ему сказали о лошадях?

— Да, мистер. О! Уверен, что это не повредит вам. Я уже делал ставки и для того джентльмена.

— Так… Кто он?

Нижняя губа портье задрожала.

— Мистер Мараско. Кажется, его зовут «Мед» Мараско. Странное имя для человека его комплекции, но…

— И вы говорили с ним о моей почте?

Лицо портье вытянулось.

— Я… э-э… Мараско — партнер Джулиана Диджордже, мистер Ламбретта. Вы, конечно же, знаете, что мистер Диджордже отец Андреа Д'Агоста. Таким образом, учитывая эти обстоятельства, я счел возможным…

— Значит, вы говорили с ним о моей почте!

— Да, мистер. Я сказал ему, что вы получили письма из Флориды и Нью-Джерси. Может, мне не стоило…

— Ну, ладно! Оставьте, — прервал Болан портье и вложил в его мокрую от пота руку пятидесятидолларовую купюру.

Он шел к выходу через весь холл, и на лице его играла довольная улыбка. Прикрытие сработало.

 

Глава 12

— Это проходимец, каких мало, — увещевал дочь Диджордже. — Поверь мне, бамбина.

Он терпеть не мог итальянских слов в повседневной речи, но это отеческое «бамбина» должно было подчеркнуть их родственные отношения. Андреа правильно понимала психологию подобного семейного обращения. Ни в одном другом месте конфликт поколений так не бросался в глаза, как в семействе Диджордже. Мать и дочь уже давно утратили общий язык. Мама проводила все свое время в путешествиях и посещениях дворцов итальянской Ривьеры, а между отцом и дочерью повелось так, что словечко «бамбина» стало сигналом к примирению еще с тех пор, когда трехлетняя Андреа получила свою первую трепку. Ласковое слово «бамбина» призывало закопать топор войны, успокоить задетое самолюбие или готовило плацдарм для сообщения плохих вестей, что и собирался сейчас сделать Диджордже.

— У него нет даже приличных связей, — продолжал раздосадованный отец. — Это одиночка, ничтожество, наемный убийца, готовый за гроши пристрелить мать родную, босяк, которого может купить кто угодно. Мне не хочется говорить тебе это, но ты должна быть более разборчива в людях, которых приглашаешь в дом, дорогая. Нахлебники, вроде этого, могут причинить твоему папочке лишь массу неприятностей. К тому же подобные типы обычно кончают с пулей в голове, оставляя после себя заплаканных вдов и сирот. Опускаясь на дно, он увлечет за собой и тебя. Я вовсе не собираюсь выбирать тебе друзей, но… в конце концов… послушай, бамбина, ты теперь в курсе всех дел и знаешь, каким осторожным должен быть твой папуля.

— Из каких источников ты получил эти сведения? — удивительно спокойным голосом спросила Андреа.

— Знать такие вещи — часть моей работы.

— Да, я понимаю, папа, — терпеливо ответила девушка, — но на этот раз твои осведомители ошибаются. Фрэнк… да что там! Я не знаю, как он зарабатывает на жизнь, и мне, в общем-то, наплевать на это. Он мне нравится, а больше меня ничего не интересует.

Ее глаза потемнели, и она нанесла папочке удар ниже пояса:

— Кроме того, где была бы сейчас я, наведи мама о тебе справки лет тридцать тому назад?

— Ай-яй-яй! — простонал Диджордже.

Он ударился локтем о стену и, скривившись, потряс рукой.

— Ты не хочешь прислушаться к голосу разума, бамбина, — сказал, наконец, он. — Ты создаешь дополнительные трудности своему папочке. Да, у меня есть проблемы. Но они не имеют ничего общего с тем, что я сделал для твоей матери и для тебя. И что же? Я предпринял кое-какие меры, о которых мне не хочется говорить. Любой на моем месте поступил бы так же. Но времена изменились, мир изменился, в нем больше нет места для грошовых наемных убийц. Ты, наверное, считаешь, что твой папа никогда не думал в первую очередь о счастье жены и своего ребенка, а? Ты думала об этом?

— Ты бы перерезал горло и маме, и мне, только пожелай того твои братья по крови! Ты знаешь, что я говорю правду. Даже теперь Коза Ностра превыше всего, разве не так, папа? Она важнее, чем семья, родина или сам Господь Бог. Главное — верность «нашему делу», правда, папочка?

Андреа попала в точку. Лицо отца побледнело, едва лишь она произнесла два слова — «Коза Ностра». Он натянуто рассмеялся:

— Эй, откуда ты набралась таких глупостей? Кто забил тебе голову подобными сказками? Кто наговорил чепухи моей бамбине?

Андреа холодно посмотрела на отца.

— Это не чепуха, а правда. Родом она из Нью-Йорка, из двадцатых-тридцатых годов. Сейчас это известно всем, папа. Не удивлюсь, если узнаю, что об этом пишут даже в школьных учебниках. Так что же ты мне скажешь? Или тебе тоже хочется попасть в Историю? Мафия и «Коза Ностра» — одно и то же, об этом знает весь мир — и ты принадлежишь ей до мозга костей. Я знаю, кто ты и что ты. Поэтому избавь меня от своего «бамбина» и скажи прямо, что дочь проходимца не имеет права выйти замуж за такого же проходимца. Какова мать, такова и дочь, папа. Яблоко от яблони недалеко падает. И тут ты бессилен что-либо сделать, так что смирись с этим.

Джулиан Диджордже не рассердился и даже не обиделся. Ему было страшно и горько.

— Хорошо. Если ты хотела причинить отцу боль, то ты своего добилась, — негромко произнес он. — Впрочем, я на тебя не сержусь. Это хорошо, что мы выяснили отношения. По крайней мере, теперь я знаю, откуда ждать удар. Ты совершенно права, бамбина. Дидж не стоил и ломаного гроша до тех пор, пока мафия не сделала из него человека. Ты права. Я не получил такого блестящего образования, как ты, и за завтраком, в отличие от тебя, я не жрал ложками черную икру.

Он раскинул руки и обвел взглядом роскошную обстановку, словно видел ее впервые в жизни.

— Домишко вроде этого… когда я был пацаном, такой дом казался мне сказочным замком. Всем, что ты имеешь, — запомни это — ты обязана «нашему делу» — «Коза Ностра». Она кормит тебя и одевает. И если быть честным до конца, всем этим точно так же обязан ей и я, твой отец. Имей ты хоть на два центра здравого смысла, то выразила бы ей за это признательность вместо того, чтобы нести всякую чушь. Запомни еще вот что: ты слишком умна, чтобы говорить глупости своему отцу. То, что ты сказала насчет перерезанных глоток — сущая правда. В жизни все может произойти, даже с дочкой капо. Вот так! А ты думала, что я буду все отрицать? Нет! Дидж ничего не отрицает. Так что на твоем месте, мисс Неблагодарная, я бы хорошенько подумал, прежде чем говорить о папиных друзьях, которым это может не понравиться. Договорились? Дидж может многое, да! Он самый главный босс к западу от Феникса, но я не Бог, бамбина. Когда сверху приходит приказ, он обретает силу закона. Контракт есть контракт, и не важно, чья ты дочь или жена.

Диджордже подошел к дочери и с отчаянием посмотрел на нее.

— Подобный разговор — просто позор для отца и его дитяти. Такое больше не повторится, бамбина?

— Нет, папа, не повторится, — тихо ответила Андреа.

— Ты скажешь этому Ламбретта, чтобы он проваливал ко всем чертям.

Андреа тяжело вздохнула.

— Да, папа. Он придет к нам на обед, и тогда я скажу ему.

— Хочешь, я сам дам ему от ворот поворот? — с нежностью глядя на дочь, предложил Диджордже.

— Да, да, пожалуйста, — глаза девушки наполнились слезами. Она вскочила на ноги и с плачем бросилась вон из комнаты. — Извини меня, папа!

Диджордже схватил со стола тяжелую хрустальную пепельницу и что было сил хватил ею о стену.

— И ты меня тоже, бамбина, — прошептал он в пустоту.

 

Глава 13

Дворецкий, мужчина с квадратными плечами и стальным взглядом, пригласил Болана пройти в салон. Маку бросилось в глаза, что его классический костюм-двойка сидел на нем превосходно, но пиджак не столько скрывал, сколько выставлял напоказ пистолет, который «дворецкий» носил слева в кобуре под мышкой. Дворецкий предложил напитки, и Болан взял с подноса высокий стакан со скотчем. Отхлебнув глоток, он удобно устроился в глубоком кожаном кресле. У правого локтя тут же появилась пепельница на высокой подставке. Охранник молча откланялся и оставил Мака в одиночестве.

Неяркий свет скрадывал пространство и оживлял неясные, едва очерченные тени. Взгляд Болана скользнул по стеллажам, забитым дорогими книгами, страниц которых явно не касалась ничья рука. Мак ощутил неприятный холодок, заставивший его вздрогнуть: за ним наблюдали, он чувствовал это. Болан спокойно вытащил сигарету, прикурил, потом встал и одним глотком осушил свой стакан. Поставив его на поднос, он расстегнул пиджак и, не скрываясь, проверил состояние своего револьвера. Убедившись, что все в полном порядке, Мак снова застегнул пиджак и стал бесцельно бродить по салону-библиотеке из угла в угол. Его ожидание продлилось не так уж и долго: дверь распахнулась, и в салон вошли два человека. Одного из них Болан узнал сразу: гладколицый молодой парень, напоминавший студента университета, был одним из охранников виллы. Его спутник походил на боксера-тяжеловеса, хотя передвигался с завидной легкостью и даже изяществом. Его широченные плечи и лицо цвета рубленой говядины внушали определенное почтение. Подкачали только ноги — он вполне мог носить детскую обувь. Этого человека Болан встретил сегодня, уезжая с виллы. Молодой застыл у двери, даже не пытаясь спрятать свой кольт 38. Здоровяк подошел к Болану и остановился справа от него.

— В декларации вы забыли указать свой инструмент, — вполне дружелюбно, хотя и не без иронии заявил «Маленькие Ножки».

— Мне бы хотелось знать, кому я должен вручить его, — натянуто произнес Болан.

— Меня зовут Мараско, — серьезно ответил тяжеловес.

— О'кей! — Болан согласно кивнул.

Его рука медленно поднялась к лацкану пиджака.

— Не так! — быстро отреагировал Мараско. — Наклонитесь вперед, руки на стол.

— Об этом не может быть и речи, — на губах Болана заиграла мягкая улыбка. Он указал взглядом на молодого охранника у дверей.

— Я никогда не поворачиваюсь спиной к вооруженному человеку.

Теперь подобие улыбки скользнуло по крупному лицу Мараско.

— Хорошо, но будьте благоразумны. Кладите револьвер на стол.

Болан выполнил команду, а Мараско шагнул к столу, сгреб револьвер и опустил его себе в карман пиджака.

— Вы получите его на выходе, — добавил он.

Мараско направился было к двери, затем обернулся и, испытующе посмотрев на Болана, спросил:

— Вас зовут Ламбретта?

Болан кивнул.

— А вы, часом, не родственник Рокки Ламбретта из Джерси-Сити?

— Это был мой двоюродный брат, — спокойно ответил Болан. — Он умер в 1962 году.

Мараско согласно кивнул головой, снова шагнул к двери, потом обернулся еще раз.

— Значит, вы Фрэнки, а?

Болан расплылся в улыбке.

— К чему столько вопросов, приятель? Вам известно мое имя.

— А вы никогда не работали в Майами или в Сэнт-Пите?

— А может, мне сесть и написать подробную автобиографию?

Мараско пожал широченными плечами и пошел к двери.

— Мистер Диджордже сейчас спустится к вам. Устраивайтесь поудобнее.

— Я чувствовал себя превосходно, пока не пришли вы, — с сарказмом заметил Болан.

Мараско подмигнул ему и вышел. Его напарник — молодой сопляк — улыбнулся Болану и последовал за тяжеловесом, закрывая за собой дверь. Болан с непроницаемым лицом посмотрел им вслед, затем вернулся к бару и плеснул себе в стакан еще немного скотча. Он по-прежнему ощущал на себе чужой взгляд, но больше не боялся, что не сможет убедительно сыграть свою роль. Он вырос в итальянском квартале и понимал своего противника. Время, проведенное в Питтсфилде в семействе Серджио Френчи, позволило Маку приобрести неоценимый опыт. И он продолжал спектакль: попивал скотч и мерил шагами салон. Так прошло минут пять, наконец, дверь открылась и в библиотеку вошел Джулиан Диджордже.

— Что вы делаете в Палм-Спрингс? — вместо приветствия спросил он, сразу же беря быка за рога.

Болан сделал вид, будто начинает нервничать.

— Мне это уже надоело. Послушайте, это была шутка, и я не стал портить ее. У меня никогда не было серьезных намерений относительно вашей дочери. Мы просто немного развлеклись и все. Когда вы появились в доме, я решил несколько сгладить неловкую ситуацию, сложившуюся и по моей вине тоже. Но шутка зашла слишком далеко, и ей пора положить конец.

По лицу Диджордже нельзя было понять, какие эмоции владели им в эту минуту.

— Отвечайте на мой вопрос, — сухо сказал он.

— Вы уже знаете ответ! — взорвался Болан-Ламбретта.

— Почему вы выбрали для своих развлечений мою дочь?

Глаза лже-Ламбретта полезли на лоб.

— Вы что, издеваетесь надо мной? Какой мужчина не хотел бы…

Он вдруг замолчал, порылся в карманах, вытащил сигареты и сунул одну в рот, но почти тут же выплюнул ее, даже не успев прикурить.

— Послушайте, Дидж, она взрослая женщина, очаровательная и, извините, совсем не похожая на Деву Марию. Мы познакомились с ней в баре моего отеля и стали друзьями. И я первый страшно удивился, когда узнал, что она ваша дочь. Ведь ее фамилия теперь Д'Агоста, а не Диджордже. Мы с ней знакомы всего три дня.

Плечи Диджордже слегка пообмякли, но лицо по-прежнему оставалось каменным.

— Что привело вас в Палм-Спрингс?

Вместо ответа Болан вытащил из кармана газетную вырезку и с брезгливой миной бросил ее на стол.

— Стоит ли задавать подобный вопрос?

Диджордже подошел к столу и взял вырезку.

Он развернул ее, взглянул на заголовок и, уронив бумажку на стол, расхохотался.

— Так я и предполагал!

Болан подобрал вырезку со статьей о подвигах Палача в Лос-Анджелесе и с его фотографией крупным планом.

— Говорят, что контракт все еще открыт, — пробормотал он, заботливо пряча газетную вырезку во внутренний карман пиджака.

— И вы захотели шутя заработать сто тысяч долларов? — захлебываясь от смеха, простонал капо, вытирая выступившие на глазах слезы.

— Я услышал, что в этих местах босс — вы, и подумал, что стоит рискнуть.

— А вы не подумали, что этот сукин, сын Болан может сейчас находиться, например, в Бразилии? Или что он мертв и похоронен полицией на муниципальном кладбище в Палм-Вилледж?

Болан-Ламбретта презрительно заворчал в ответ:

— Он здесь, в Палм-Спрингс!

Веселье разом слиняло с лица Диджордже.

— Откуда вы знаете?

— Мы с ним уже встречались.

Болан проворно расстегнул рубашку и, распахнув ее, показал длинный шрам по левому боку.

— Эту борозду пропахала пуля 45 калибра, — процедил он сквозь зубы. — Работа Палача…

— Не произносите это слово!

— Какое слово?

— Не называйте этого негодяя по кличке! Ну-ка, покажите вашу царапину.

— Значит, по-вашему, это царапина? — возмутился Ламбретта и еще выше задрал рубашку, демонстрируя зарубцевавшуюся рану.

Диджордже удивленно прищелкнул языком.

— Вам повезло, Фрэнки! Пару сантиметров правее и… — он с видом знатока осмотрел рану.

— Заживает хорошо. Сколько прошло времени? Около недели?

— Почти.

Ламбретта застегнул рубашку и заправил ее в брюки.

— Да, вам крупно повезло, — повторил Диджордже. — Вас бы следовало назвать Фрэнки Счастливчик. Мало кто может похвастать тем, что ему удалось потягаться с самим Боланом. Кстати, вы уверены, что это был он?

Напряженность, царившая до сих пор в атмосфере салона, постепенно рассеивалась, уступая место чувству законного уважения к человеку, рискнувшему лицом к лицу сойтись с Боланом. Лже-Ламбретта тут же почувствовал перемену.

— Он, а кто же еще! Мы столкнулись с ним нос к носу в Дезерт Джанкшн, во вторник вечером.

— Это меньше чем в километре отсюда, — начиная нервничать, уточнил Диджордже.

— Да. Я ехал сюда, чтобы ознакомиться с обстановкой. Он тоже, как я полагаю. Так мы и встретились.

— В перестрелке вы попали в него? — быстро спросил Диджордже.

— Не думаю. Все произошло очень быстро, неожиданно. Наши машины оказались рядом на перекрестке: горел красный свет. Я увидел его, и Болан понял, что я узнал его. Мы обменялись несколькими выстрелами, потом Болан не стал ждать продолжения, развернулся и был таков. Я подумал, что нам еще представится возможность встретиться. А носиться за ним по городу и стрелять из машины мне не хотелось, к тому же еще эта рана…

— Что у него за машина, Счастливчик?

— Здоровенная, кажется, «крайслер».

Диджордже стукнул кулаком по ладони другой руки и задумчиво обошел вокруг стола.

— Значит, во вторник вечером будет неделя?

— Да. Но я готов биться об заклад, что он еще здесь.

Диджордже поднес сжатый кулак ко рту и куснул себя за фалангу пальца.

— Наверное, вы его ранили. Он где-то прячется.

— Возможно.

В этот самый момент дверь с грохотом отворилась и Андреа Д'Агоста, словно фурия, ворвалась в салон, волоча за собой большую дорожную сумку.

— Ты уже сказал этому ничтожеству, чтобы он проваливал, папа? — громко спросила она резким, неприятным голосом.

— Еще нет, — буркнул Диджордже.

Он с раздражением посмотрел на дочь. Ему никогда не нравилось ее мини-платье в обтяжку с высокими разрезами по бокам, обнажавшими бедра.

— Тогда поторопись, потому что я проваливаю вместе с ним и не собираюсь терять время в этом сумасшедшем доме.

Андреа глянула на Болана.

— Пошли, Фрэнк. Нам здесь нечего делать.

— Ты и шагу отсюда не сделаешь! — заревел Диджордже. — Ты останешься здесь!

— Ты застрелишь меня, если я уйду, и перережешь горло, если останусь! — Андреа истерически рассмеялась, подошла к Болану и положила руку ему на плечо.

— Что ты скажешь, Фрэнк? — захихикала она. — Что ты думаешь о человеке, который угрожает своей дочери смертью по рецепту мафии? Смешно, правда?

Внезапно в ее руке появился маленький револьвер.

— Пойдем, Фрэнк. Я очищу дорогу, — и она снова неестественно громко расхохоталась. — Не удивляйся, папочка. Это у меня в крови. Каков отец, такова и дочь. Я родилась с правом на убийство.

Диджордже выглядел так, словно его заветным желанием было лечь и умереть. Болан вырвал револьвер из рук Андреа и отвесил ей звонкую оплеуху. Покачнувшись, она сделала пару шагов и рухнула на пол.

— Назад я уже не вернусь, — прошептала она, держась за покрасневшую щеку.

Болан бросил револьвер на стол, обнял Андреа и нежно поцеловал в пылающую щеку, потом взвалил ее на плечи и спокойно спросил Диджордже:

— Куда ее?

— Первая комната наверху, — бросил Диджордже.

Он проводил Болана до самого холла, где они встретили заметно смущенного «Меда» Мараско.

Переброшенная, словно макинтош, через плечо Болана, Андреа висела головой вниз.

— Я не вер… вернусь, — бормотала она.

— Пьяна, как тридцать шесть поляков, — с улыбкой сообщил Мак Мараско.

Он обошел телохранителя и поднялся по лестнице. Диджордже пошел было следом, потом вдруг остановился и обернулся к Мараско.

— Эй, Фил, познакомься с Фрэнки Счастливчиком. Он присоединяется к нам. Так, Фрэнки?

— Точно.

Болан даже не обернулся. Счастливчик — значит удачливый, и это так. Болану повезло, что Джулиан Диджордже не смог отличить раны недельной давности от двухнедельной. Повезло, что в нужный момент он оказался в нужном месте. Но особым подарком судьбы можно считать разногласия, раздиравшие семью Диджордже.

Мак осторожно положил девушку на кровать. Отец сел возле нее и обернулся к Болану.

— Спасибо, Фрэнки. Я немного посижу с ней. Нам нужно кое о чем поговорить. Спускайся вниз и познакомься с людьми. Позже мы побеседуем с тобой наедине.

— С удовольствием.

Палач пристально посмотрел на капо из-под маски Ламбретта, затем вышел из комнаты и отправился знакомиться с семейством.

 

Глава 14

После возвращения из Палм-Вилледж Карл Лайонс был отстранен от участия в операции «Тяжелый случай». Он взял десять дней отпуска и вместе с женой и сыном отправился в путешествие по Калифорнии. Загоревший и отдохнувший, он вышел на службу 20 октября, сгорая от нетерпения узнать круг своих новых служебных обязанностей. Судьба и приключения некоего Мака Болана как-то незаметно отошли на задний план, и Карл искренне надеялся, что мысли об этом анархисте больше не потревожат его. Лайонс всегда был хорошим полицейским, и ему хотелось таким же и остаться. Сержанта вовсе не прельщала возможность снова встретить Болана на своем пути при исполнении служебных обязанностей.

Почти все свежие сплетни, ходившие по управлению полиции, касались, главным образом, роспуска группы, занимавшейся делом Болана, и неясного будущего Тима Браддока. Эти новости искренне огорчили Лайонса, поскольку он испытывал уважение и привязанность к своенравному капитану. Кроме того, он считал, что немалая доля ответственности за провал операции, которой руководил Брад-док, лежит и на нем. Карл постоянно испытывал угрызения совести, разрывался между чувством долга и верностью, но продолжал считать, что самой главной обязанностью полицейского остается сохранение им своей моральной чистоты. С этой точки зрения, он поступил единственно правильным образом, работая в группе «Тяжелый случай». Он дважды дал Палачу уйти. Браддок, конечно, ничего не знал об этом предательстве, к тому же, Лайонс вовсе не считал свои действия преступными. Жизнь хорошего человека тогда висела на волоске, и даже мысли о будущем Тим Браддока не смогли заставить Карла оборвать его.

В общем, сержант Лайонс испытывал огромное удовлетворение от того, что ему больше не придется заниматься делом Болана. В глубине души он надеялся, что никогда больше не увидит его и не услышит о нем. Сержант взял выписку из приказа, в соответствии с которым назначался в отдел по борьбе с наркотиками, и отправился к своему новому шефу. Карла гостеприимно встретили в новом отделе и, после короткой беседы, зажав под мышкой ворох бумаг, он направился в один из пустых кабинетов, чтобы спокойно ознакомиться с документами. Вскоре после полуночи, когда Лайонс еще корпел над бумагами, его новый напарник Ал Макинтош позвал сержанта к телефону.

— Дежурный сказал, что звонит какой-то осведомитель.

Лайонс удрученно взглянул на кучу папок, которые он даже еще не раскрывал.

— Но я же не знаю ни одного осведомителя отдела по борьбе с наркотиками, Ал. Может, ты сам послушаешь, что он нам хочет сообщить?

— Этот тип попросил позвать лично тебя, Карл.

Брови Лайонса удивленно поползли вверх. Он протянул руку и снял трубку своего телефона.

— Сержант Лайонс слушает.

— Я звоню издалека, так что давайте покороче, — раздался в трубке приглушенный голос. — Я хочу, чтобы вы устроили мне встречу с высокопоставленным федеральным агентом, занимающимся проблемой наркотиков. У меня есть сведения, которые заинтересуют его.

Лайонс растерялся:

— Но почему я? Откуда вы меня знаете? Как вы узнали мое имя?

— Из надежного источника, — ответил голос. — И мне, и вам до него далеко. Так вы беретесь устроить мне встречу?

— Попробую.

Лайонс подал знак Макинтошу, и тот пошел в смежную комнату, где стоял параллельный телефон.

— Оставьте мне ваши координаты, — преддожил сержант. — Я позвоню вам сразу же, как только узнаю что-нибудь конкретное.

Его собеседник негромко рассмеялся.

— Не прикидывайтесь простачком, сержант. Я могу перезвонить вам сюда в пять утра?

— Постараюсь все устроить, — пообещал Лайонс, — но я не могу дать вам никаких гарантий.

— Все же попробуйте. Вы дадите мне имя и номер телефона, чтобы я мог выложить все, что знаю. Только не подсовывайте мне дурака. Дело очень важное и не терпит отлагательства.

— Тогда почему бы вам не сообщить мне обо всем сейчас?

Макинтош, с трубкой у уха, стоя в дверном проеме смежного кабинета, наблюдал за Лайонсом. Он поднял большой палец и подмигнул сержанту.

На другом конце провода на секунду стало тихо.

— Не думаю, что вам захочется вмешиваться в это дело, — снова заговорил осведомитель.

— Я все передам компетентному человеку.

— Речь идет о контрабанде наркотиков. Тут замешана мафия, Лайонс, и дело ставится с большим размахом. У меня есть имена, даты, маршруты, ордера заказов и все прочее. Это не телефонный разговор, и я не хочу иметь дело с посредниками.

— Я могу где-нибудь встретиться с вами, — предложил Лайонс, улыбаясь своему напарнику.

— Вы уверены, что хотите заняться этой проблемой?

— Это моя работа, мистер… мистер…

— Называйте меня Пойнтером. Подумайте хорошенько. Я позвоню в пять часов, и мы договоримся о встрече. Но только без глупостей.

И тут в голову сержанта закралось удивительное подозрение.

— А вы случайно не Болан?

Незнакомец ответил без колебаний:

— Говорят, что Болан мертв.

— А?

— Я перезвоню в пять часов.

— Погодите, я хотел бы кое в чем разобраться. Вы член Организации, мистер Пойнтер?

— Скорее да, чем нет.

В трубке раздались короткие гудки. Разговор был окончен. Макинтош положил трубку и в крайне возбужденном состоянии подлетел к Лайонсу.

— Это может стать самым большим делом со времен Валачи!

— К счастью, ты все слышал своими ушами.

Лайонс смахнул в ящик стола недочитанные бумаги.

— Пойдем доложим обо всем лейтенанту. Пойнтер сказал, что звонит издалека. Меня это заинтриговало. Хотелось бы мне знать, откуда он узнал мое имя. И зачем ему все это.

* * *

21 октября, в 7.30 утра в лос-анджелесском Дворце Правосудия началась сверхсекретная операция под кодовым названием «Наводчик». Взаимодействие между ведомствами осуществлялось на самом высоком уровне. От лос-анджелесского управления полиции в операции были задействованы сержанты Карл Лайонс и Ал Макинтош; от министерства юстиции США — Гарольд Броньола; лос-анджелесское отделение ФБР представлял Рэймонд Порточези, а отдел по борьбе с наркомафией Казначейства США — агенты Джордж Брумейер и Мануэль де Лаверка.

Ни на миг не затухающая война Палача с преступным Синдикатом обрела новый, еще более опасный оборот.

 

Глава 15

Несколькими днями раньше вернулся Вилли Уокер со своей командой и привез отрицательный ответ относительно Мака Болана и Лу Пена.

— В этом городе их нет, Дидж, — заявил Вилли. — Даже если Болана похоронили в Палм-Вилледж, там никто ничего не знает. Мы говорили со всеми, начиная с мэра и кончая служащими похоронного бюро. Скрюи Луи тоже исчез бесследно. Лично я думаю, что Луи спрятался… Либо Болан прикончил его и спрятал труп так, чтобы и концов нельзя было найти.

Команда Уокера была приведена в готовность номер один и отправлена на постоянное патрулирование Палм-Спрингс. Всех важных посетителей виллы Диджордже, а их было немало за последние несколько дней, сопровождал от аэропорта и обратно настоящий вооруженный эскорт. Сам дом стал выглядеть как часть линии Мажино. Андреа Д'Агоста, похоже, находилась под домашним арестом и редко выходила из своей комнаты. Даже в тех редких случаях, когда она отправлялась искупаться в бассейн, ее сопровождали охранники.

Атмосфера в доме с каждым днем накалялась все больше и больше. К 21 октября Джулиан Диджордже стал просто невыносим. Около полудня он вызвал к себе Фила Мараско.

— Скрюи Луи начинает меня серьезно беспокоить. Не можешь ли ты найти кого-нибудь, кто поговорил бы с ним?

Лицо Мараско осталось непроницаемым.

— Луи следовало бы понять, что он не должен так беспокоить тебя, Дидж. Думаю, он напрасно заставляет нас искать его.

— Ты словно читаешь мои мысли, Фил. Мы оба понимаем, что происходит: Скрюи Луи избегает меня.

— Честному человеку нет нужды бояться своей семьи. Может, это гордыня. Он говорил людям, что не вернется без головы Болана.

Диджордже задумался.

— Нужно пустить слушок, что Скрюи Луи заинтересован в возвращении домой.

Мараско отлично понимал смысл этой, на первый взгляд, безобидной беседы. Посторонний наблюдатель подумал бы, что жалобы Диджордже — не что иное, как проявление его все возраставшей нервозности, но на языке семьи подобный разговор был так же ясен, как приказ. Мараско кивнул головой.

— Я займусь этим. Дидж. Может, ты хочешь передать Луи что-либо особенное?

Диджордже внимательно рассматривал свои ухоженные ногти.

— Да. Пусть ему передадут, что в этом деле мы держимся вместе или умираем поодиночке. Не забудь передать ему, Фил.

— Хорошо.

Мараско задумчиво побарабанил пальцами по полированной столешнице, встал и молча направился к двери.

— Что тебе удалось узнать о Фрэнки Счастливчике? — спокойно спросил вдогонку Диджордже.

Впервые за время их беседы во взгляде Мараско промелькнули какие-то человеческие чувства. Он обернулся к боссу и на его лице появилось озабоченное выражение.

— Похоже, что он говорит правду, Дидж. Но… Ох! Даже не знаю, что и сказать. Ребятам он очень понравился. Парень, что надо!

Крутой, но не высовывается. Никому не льстит и не лижет задницу. На ссоры не нарывается, но и не боится их. Ребята его любят, уважают… Но… не знаю…

— Я понимаю тебя, Фил. Меня тоже что-то смущает, но не могу понять, что именно. Ты проверил его историю?

Брови Мараско сошлись на переносице.

— Все похоже на правду. Но не скажешь, чтобы он оставил много следов. Должно быть, он одиночка. Но, в конце концов, я нашел одного типа, который знал его по Нью-Джерси. К сожалению, сейчас он сидит за решеткой во Флориде.

— Ты знаешь, что делать? — спросил Диджордже.

— Да. Кое-что я уже предпринял. Машина завертелась, но все равно понадобится время, чтобы вытащить его из тюряги. А пока я послал туда Виктора Поппи. Он поговорит с ним и завтра вернется. Тогда-то мы и узнаем, действительно ли Счастливчику так везет.

— Мне бы хотелось, чтоб с этим парнем все было в порядке, — вздохнул Диджордже.

— Мне тоже.

— А пока ты с него глаз не спускай.

— Хорошо, Дидж.

— Семью скоро понадобиться увеличить. Я поставлю об этом вопрос на совете. Мне бы хотелось взять этого Фрэнки Счастливчика под опеку, а поэтому я надеюсь, что с ним все в порядке.

Мараско взялся за ручку двери и, приоткрыв ее, остановился на пороге.

— У него есть кое-какие интересные идеи, поэтому я разрешил ему мотаться по городу, как ему заблагорассудиться. Если Болан еще здесь, то я готов держать пари, что первым его найдет именно Фрэнки Счастливчик.

Диджордже снова вздохнул.

— Да, да. Не забудь, что я сказал тебе насчет Скрюи Луи.

— Через десять минут все будут в курсе, Дидж.

— Ты знаешь, чего я хочу, Фил.

— Знаю, Дидж.

Вот такими простыми и понятными словами они открыли контракт на убийство Лу Пена. Диджордже считал, что Скрюи Луи стал вести себя очень подозрительно, а подозрительное поведение означает, как правило, нечистую совесть. Капо Джулиану Диджордже очень хотелось знать, почему Лу Пена не желает возвращаться в дом семьи. И ответы на свои вопросы он рассчитывал получить через двадцать четыре часа, в противном случае он подпишет контракт на убийство, а то и два. В этот момент Филипп «Мед» Мараско точно знал, чего хотел капо.

Но уже через полчаса никто на вилле не знал, кто чего хочет. Сногсшибательную новость, потрясшую всех обитателей дома, доставил «курьер», которого высадил на лужайке перед домом арендованный вертолет.

Капо тут же принял курьера — «солдата» из команды Тони-Опасность.

— Они нас ограбили, мистер Диджордже! Везде! Они…

— Минутку, минутку! — рявкнул Диджордже, — Кто «они»?

— Думаю, федеральные агенты. Они провели налет на наш склад в Чула Вист и забрали все, что там имелось, включая и содержимое тайников под полом. Тон находился на месте и едва успел унести ноги. Он велел вам передать, что мексиканцы взяли Моралеса сразу же после того, как он отправил нам товар. Тони попробует предупредить пароходы, но он не уверен, что еще не поздно.

Диджордже устало провел рукой по лицу.

— А что с пароходами? — пробормотал он. — Что с ними?

— Не знаю, мистер Диджордже. Тони тоже не в курсе. Я это и хотел сказать… Тони не знает…

— Тони никогда ничего не знает! Сколько этого дерьма было на пароходах?

— О! Весь запас, мистер Диджордже. Я это и хотел…

— Где сейчас Тони?

— Он поехал в порт, чтобы…

— Значит, он полный идиот! — закричал, выходя из себя, Диджордже. — Если федералы знают все, то им известно и про порт! Тони попадет им прямо в лапы. Ладно! Среди нас завелась гнида. Залезай в эту мельницу, — капо махнул рукой в сторону вертолета, — и возвращайся в Сан-Диего. Если найдешь Тони, передай ему мой приказ свернуть всякую деятельность. Абсолютно всю! Скажи ему, что Дидж лично желает видеть перед собой предателя, поэтому пускай не берет на себя инициативу. Отправляйся сейчас же. Увидишь Вилли Уокера и Фила Мараско, скажи им, чтобы немедленно зашли ко мне в кабинет.

Хаос все еще царил в доме, но Диджордже махнул на все рукой и жаловался Уокеру и Мараско.

— У меня было предчувствие, что что-то не так. Теперь я знаю, что именно. Сейчас у меня на языке вертятся два имени. Догадываетесь, какие?

— Скрюи Луи, — спокойно ответил Мараско.

— Фрэнки Счастливчик, — заявил Уокер.

— Да. Но не будем торопиться с выводами, — Диджордже взглянул на Мараско.

— Попытайся поскорее связаться с Виктором Поппи. Может быть, у него есть для нас интересные известия. Посмотрим, такой ли на самом деле везун этот Фрэнки Счастливчик.

Мараско кивнул и направился к телефону.

— Запускай машину, — приказал Диджордже, обернувшись к Вилли Уокеру. — Найди мне Скрюи Луи! Достань его хоть из-под земли. Звони нашим осведомителям в городе, узнай все, что сможешь, об этой истории. Потом посмотрим, на что годится твоя информация.

Коротким кивком головы Уокер дал понять боссу, что свою задачу понял, и вышел из кабинета.

Поглядывая в маленький блокнот, Мараско набирал код автоматической связи с Флоридой. Он закончил набор номера и, ожидая соединения, обернулся к Диджордже.

Разговор получился кратким. Мараско больше слушал, чем говорил. Положив трубку, он печально вздохнул. Диджордже начинал терять терпение.

— Ну же! Новости, похоже, неутешительные. Рассказывай!

— Виктор Поппи сказал, что тот тип не видел Фрэнки вот уже лет пять. Парень сообщил, что последний раз, когда он слышал о нем, говорили, будто бы его призвали в армию, а потом прихлопнули во Вьетнаме.

— Прихлопнули? — напряженно переспросил Диджордже.

— Убили, Дидж, — лаконично ответил Мараско.

Диджордже погрузился в размышления.

— Парень из Флориды мог и ошибиться.

— Да, ведь это только слухи, — признал Мараско.

— Нужно дать шанс этому Фрэнки доказать, что он тот, за кого себя выдает.

— Надеюсь, ему это удастся, Дидж.

Капо испустил глубокий вздох.

— И я тоже. Я сам займусь этим. Когда Виктор Поппи вернется из Флориды с парнем из тюрьмы?

— Виктор сказал, что где надо он подмазал и колеса завертелись. Он рассчитывает быть здесь завтра, если не раньше.

— О'кей. Как только появится Фрэнки, передай ему, что я хочу его видеть.

— Как только он вернется, я пошлю его к тебе.

— А где его носит?

Мараско пожал плечами.

— Я тебе уже говорил, что у него есть куча идей.

— Похоже, что их у него слишком много, Фил.

— Возможно. Но он был на месте почти весь день, Дидж. Фрэнк уехал всего лишь час назад. Не могу даже представить себе, чтобы этот парень работал на фараонов. У меня это не укладывается в голове.

— Ну и дерьмо! — простонал Диджордже. — С этим парнем я связывал столько планов!.. Ты сам знаешь. И, кроме того, он мне нравится. До сих пор мне никто так не нравился, как он. И ты это тоже знаешь.

— Знаю, Дидж.

— На всякий случай, придумай что-нибудь.

— Не беспокойся, Дидж. Как только он вернется, я сразу же пошлю его к тебе.

— Я жду, — капо развернулся вместе с креслом к окну и мрачно посмотрел на залитые солнцем деревья парка, между которыми бродило несколько вооруженных «солдат». — Да, Фил, я жду.

 

Глава 16

Карл Лайонс добрался до Редландса, небольшого городка к востоку от Лос-Анджелеса, поздним вечером 21 октября и сразу же отправился в авто-кинотеатр, где поставил свою машину во втором ряду, позади лавки, где продавали сладости. Следуя инструкциям, полученным заблаговременно, Карл вышел из машины и пошел к закусочной, где купил плитку шоколада и пакет воздушной кукурузы. Он уже поудобнее устраивался за рулем, когда задняя дверца со стороны пассажира приоткрылась и кто-то беззвучно скользнул на сидение позади него. Лайонс, не оборачиваясь, продолжал смотреть на экран.

— Мистер Пойнтер?

— Он самый. Операция прошла успешно?

— Вы попали в яблочко, Пойнтер. Удалось захватить двадцать килограммов героина и тонну марихуаны.

— Они собрали весь товар — боялись тщательного досмотра на границе, — со смешком прокомментировал Пойнтер.

— Но самый ценный результат операции заключается в том, что нам удалось полностью ликвидировать канал, по которому наркотики поступали из Мексики.

— Очень хорошо. У меня имеются подробные сведения об одной из сетей сбыта. Я оставлю конверт на сиденье.

— А что, если я обернусь? — полуутвердительным тоном спросил Лайонс.

Болан закурил.

— Пожалуйста, только вы ничего не увидите.

Положив руку на спинку соседнего сидения, полицейский обернулся и попытался хоть что-либо разглядеть в темноте. Он различил лишь силуэт худощавого человека, одетого в легкий костюм. Широкополая шляпа, надвинутая на самый лоб, почти полностью закрывала его лицо.

— Нам хотелось бы узнать ваше имя, — сказал Карл.

— Вам придется довольствоваться тем, что я вам даю. Вы знаете городок, который называется Блит?

— Да. Он расположен по эту сторону границы с Аризоной.

Полицейский не оставлял попыток опознать своего собеседника. Он заметил, что незнакомец носит перчатки из тонкой замши. Огонек его сигареты на мгновение ярко вспыхнул, осветив его лицо, и Лайонс испытал некоторое разочарование.

— Я был почти уверен, что вы — Болан.

— А теперь?

— Вижу, что ошибался. Голос очень похож, но внешность — нисколько. Ну, ладно, Пойнтер, расскажите о Блите.

— Информацию вы найдете в конверте, который я вам оставлю. Там расположена старая база ВВС, где ждут своего часа списанные после войны бомбардировщики Б-17. Теперь там частный аэродром, хотя и весьма оживленный. Один из лейтенантов Синдиката по имени Гаглиано устроил там свое дело. Он использует пустой ангар.

— С какой целью?

— В ангаре развешивают и разводят героин, а потом расфасовывают по пакетам. Оттуда же ведут оптовую торговлю. Поставки осуществляются частным самолетом. С его же помощью развозятся оплаченные оптовые партии. О розничной торговле мне ничего не известно. Я не думаю, что Организация занимается такими мелочами.

— Что вы можете сказать о рынке наркотиков на сегодняшний день?

— После провала на границе дела идут из рук вон плохо. Товар скапливается на мексиканской стороне. Розничные торговцы уже взвыли.

— Значит, цены резко подскочили.

— Они покупают чистый героин по две тысячи долларов за килограмм, а продают разведенный по плавающим ценам, достигающим четырнадцати тысяч за килограмм.

Под впечатлением от названной цифры Лайонс только присвистнул.

— Фантастика!

— Да. Однако не советую вам совершать рейд на Блит немедленно. После сегодняшней операции они будут осторожнее.

— Мы пропустим один из их пароходов. Он, естественно, останется под нашим наблюдением.

— Отлично. Если вы постараетесь, то раскроете всю цепочку сбыта оптовых партий товара.

— А знаете, — задумчиво проговорил Лайонс, — вы ведь очень даже могли бы быть Боланом.

Пойнтер рассмеялся:

— Вам еще не надоело?

— У вас такой же образ мышления, такая же манера речи. Недостает только чисто внешнего сходства, для которого, кстати, не так уж много и надо.

Болан снова рассмеялся.

— Говорят, что его убили в Палм-Вилледж.

— Но никто, не видел его трупа. Что вам известно о Палм-Вилледж, Пойнтер?

Операцией руководил известный подонок по имени Пена. Но он исчез в самый разгар событий. Относительно его в организации возникло немало вопросов.

— Пена сидит в камере предварительного заключения.

— Да? Неужели!

— Это вас интересует?

— Думаю, да. Услуга за услугу?

— Не вижу оснований, чтобы отказать вам. Этот факт уже должен был получить огласку либо станет известен в самом скором времени. Сегодня туда отправился Браддок. Он постарается все выяснить.

— Что значит «все»?

— Сразу же после побоища в Палм-Вилледж полиция посадила Пена — насколько я понимаю, по его собственной просьбе — за решетку, потому что он опасался за свою жизнь, — Лайонс помолчал, потом хмыкнул:

— Шеф полиции Палм-Вилледж еще та штучка! Он посадил Пена под арест у себя дома. Естественно, без предъявления обвинения. Святая святых, ничего не скажешь. Во всяком случае к этому выводу пришел Браддок.

Полицейский отвел взгляд в сторону и, как бы невзначай, спросил:

— Вас не интересует, кто такой Браддок?

— Я знаю Браддока, — спокойно ответил Пойнтер.

— А я знаю, кто вы. Вы — Мак Болан.

— Вы сошли с ума, — с коротким смешком возразил Болан.

— Должен признать, что операция удалась на славу, Болан. Никогда бы не подумал, что ее можно сделать так быстро. Какое у вас прикрытие? Может быть, я могу вам чем-то помочь?

— Спасибо, но вы все же заблуждаетесь на мой счет.

Болан приоткрыл дверцу и Лайонс смог как следует разглядеть его в свете верхнего плафона.

— Я сообщу, когда вы должны быть готовы к следующему рейду, — сказал Болан.

— Хорошо. Кстати, один из членов нашей команды хотел бы знать подробности столкновения в Палм-Вилледж. Он бы очень высоко оценил любую информацию по этому делу. Он сам просил меня передать вам это.

— Кто он?

— Гарольд Броньола, шишка из министерства юстиции. Его интересует все, что связано с рэкетом.

— В наше время всех интересует рэкет. Броньола, вы говорите? Мне не нравится это имя.

— О! Он абсолютно надежен. То, что у него итальянская фамилия, еще не значит…

— Знаю, знаю, — смеясь, перебил его Болан. — Кое у кого из моих лучших друзей тоже итальянские имена.

Он бесшумно покинул машину и растворился в темноте.

* * *

С широкой ослепительной улыбкой и распростертыми объятиями Диджордже шел навстречу Фрэнки Счастливчику.

— Садись, садись. Выпьем по стаканчику? Тебе, как всегда, скотч?

Фрэнки устало улыбнулся и опустился в кресло с незажженной сигаретой в руке.

— Да. Благодарю, Дидж.

Фил Мараско наклонился к нему и щелкнул зажигалкой. Диджордже подал стакан скотча со льдом и уселся в кресло напротив. Знаки такого горячего гостеприимства не остались незамеченными Боланом. Он чувствовал, что создание непринужденной обстановки стоило его хозяевам больших трудов. Внешне Мак выглядел вполне непринужденно, но про себя он терялся в догадках, какое же направление примет разговор.

— Ты плохо выглядишь, Фрэнки, — заметил Диджордже. — Ты слишком изматываешь себя. Бьюсь об заклад — за день ты ни разу не присел.

— Ничего, бывает и хуже. Я привык рассчитывать только на свои силы. Как-то забывается, что вокруг меня целая организация.

— Ты считаешь, что нашел след Болана? — ненавязчиво поинтересовался Мараско.

— Да, и не только, — быстро ответил Мак, пристально глядя на телохранителя. — Это правда, что я слышал о налете полиции в Мексике?

— Такое иногда случается, Фрэнки, — вмешался Диджордже. — Ничего страшного не произошло. Выбрось эту историю из головы. Э! Так ты все время работал в одиночку? Разве ты никогда не служил в армии или в морской пехоте?

Болан рассмеялся и обернулся к Мараско, одарив его широкой улыбкой.

— Смотри-ка, Фил! Босс всерьез принимает меня за дурака.

Диджордже коротко хохотнул и спрятал взгляд на дне своего стакана. Он отпил глоток виски и снова поднял глаза на Болана.

— Только ослы позволяют надеть на себя форму, разве не так? Ты сжег свою повестку, а?

— Только ослы сжигают свои повестки, — дружелюбно заметил Болан. — Есть способы и получше. Я слышал, что кое-кто покупал себе замену.

Брови Диджордже поползли вверх и он вопросительно посмотрел на Мараско. Казалось, он глубоко задумался.

— Ты прав, я об этом тоже слышал.

— Не может быть и речи о том, чтобы напялить форму на Фрэнки Ламбретта, — сухо отрезал Болан. — Форма и тюрьма для меня — одно и то же. Спасибо, но я как-нибудь обойдусь.

Он взмахнул рукой, словно отметая от себя саму тему подобного разговора.

— Послушайте, Дидж, сегодня я наткнулся на одну вещь, о которой вы обязательно должны знать. Особенно после этого нашумевшего рейда мексиканской полиции, о котором все только и говорят.

— А! В чем же дело?

Диджордже многозначительно улыбнулся в адрес Мараско, затем его взгляд снова обратился к Болану.

— Где ты сегодня был, Счастливчик?

— Именно об этом я бы и хотел поговорить с вами. Я был в Палм-Вилледж и слышал разговоры ребят про этого Скрюи Луи Пена. Так вот! Думаю, что он сидит сейчас в золотой клетке.

Рука Мараско молнией скользнула к карману. Нервным движением он вытащил смятую пачку сигарет. У Диджордже от такой новости сперло дыхание.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что Скрюи Луи покорешился с Фараонами из Палм-Вилледж. С тех самых пор, как исчез. И еще: я понял так, будто он сам попросил, чтобы его посадили.

Сигарета в пальцах Мараско переломилась пополам и упала на ковер. Он подобрал половинки и швырнул в пепельницу.

— Черт!

— Ну, что я говорил тебе пару часов тому назад, Фил? — торжествующе спросил Диджордже. — Нужно, чтобы кто-нибудь поговорил со Скрюи Луи.

— Что это на него нашло? — недоуменно спросил Мараско.

— Вопрос, скорее всего, надо ставить иначе: кто займется его лечением?

— А он нуждается в лечении, Дидж? — невозмутимо поинтересовался Болан.

Диджордже снова бросил быстрый взгляд на Мараско.

— Несомненно, Фрэнки.

— Я лучше работаю в одиночку, — заявил Болан.

— Мне нравится, как ты работаешь, Счастливчик.

Болан встал с кресла и осторожно поставил свой стакан на стол.

— Спасибо. По утрам у меня зрение лучше.

— Каждый человек имеет право выбирать место и время для выполнения своей работы, — торжественно произнес Диджордже.

— Пойду лягу, а то я под собой уже ног не чую.

— Иди, Фрэнки, отдыхай.

Диджордже вперил в Мараско мрачный взгляд.

— Продолжай работать в том же духе, Счастливчик, и у тебя скоро появится крестный отец. Что ты на это скажешь?

— Это было бы просто здорово! — выпалил Фрэнки.

Он извинился и вышел из кабинета. Диджордже и Мараско остались наедине. Первым заговорил Фил:

— Ну, что?

— Все логично. Такой парень, как он, не колеблясь, подставит за себя другого.

— Он из породы тех, кто в один прекрасный день становится капо. — С улыбкой заметил Мараско. — Держи с ним ухо востро, Дидж.

— Еще бы! За это я тоже несу ответственность. После себя нужно оставить наследника. Давай трезво смотреть на вещи, Фил. То, что я говорю, вовсе не направлено против тебя, но кому я оставлю все то, что имею, а? Кому?

— Уж точно не мне, Дидж, — честно признался Мараско.

— Скажи ребятам, чтобы по Лу поставили свечку.

— Хорошо, Дидж.

— Интересно… — чуть слышно произнес капо, — как ты думаешь, Андреа не разочаровалась во Фрэнке Счастливчике?

Мараско расплылся в улыбке.

— Я смотрю, ты рассчитываешь стать не только крестным отцом, а, Дидж?

— Возможно. Да, вполне возможно. Вот было бы смешно, правда?

 

Глава 17

Тим Браддок подался вперед, сидя на скрипучем стуле.

— Не понимаю, как вы могли допустить такое! Так себя скомпрометировать, Чингиз!

Канн сохранял олимпийское спокойствие.

— Я не был по уши в дерьме до тех пор, пока не вмешались вы, Браддок. Я держал этого типа у себя и об этом не знала ни одна живая душа. Он никому не мешал и, к тому же, собирался заговорить. Вы же его перепугали до смерти, и теперь он требует, чтобы я либо предъявил ему обвинение, либо выпустил на свободу.

Шериф встал, сплюнул на пол табачные крошки и добавил:

— Кстати, я не видел вашего ордера, Тим.

— Этим как раз сейчас занимаются.

— Какие мотивы? — с нескрываемым отвращением спросил Канн.

— Выбор богатый. Для начала могу предложить преступный сговор, затем запугивание и, наконец, умышленное убийство.

— И в каком же городе произошли эти гипотетические преступления, Браддок?

Капитан безмятежно улыбнулся.

— Сговор имел место в Лос-Анджелесе, и мы можем это доказать. Преступления были совершены в трех, если не четырех графствах. Сакраменто сотрудничает с нами по этому делу. В этом штате мы уничтожим Синдикат, Чингиз, независимо от того, будут нам помогать провинциальные полицейские или нет.

На лице Канна не дрогнула ни одна жилка.

— Мне сообщили, что операция «Тяжелый случай» отменена.

— Верно. Специальным приказом я был прикомандирован к окружному прокурору. Мы начинаем чистку отсюда, Чингиз, с вашего маленького, мирного и спокойного городка. И вы, перво-наперво, должны объяснить мне, почему укрыли у себя опасного преступника, находящегося в розыске.

— Кто сказал, что он в розыске?

— Давайте оставим эти семантические тонкости!

Шериф Канн сдвинул шляпу на затылок и потер лоб.

— Нет никаких доказательств, что Пена каким-то образом связан с кошмаром, разразившимся в городе, и вам это известно. Можете не сомневаться, если бы такие доказательства существовали, Пена уже давно сидел бы в камере в ожидании суда. А факты таковы, Браддок, что я принимаю у себя человека, который либо состоит, либо не состоит в организации, о которой вы говорили.

Канн резко сорвал с головы шляпу и со злостью швырнул ее на пол.

— Черт побери, в конце концов! Мне надоело нести чушь! Давайте поговорим по-мужски, Браддок!

Капитан изобразил на лице улыбку и, в свою очередь, запустил шляпу в противоположный угол кабинета.

— Хорошая мысль!

— Пена страшно напуган. Он сорвал порученное ему дело и, что хуже всего, понимает, что ему никогда не справиться с таким парнем, как Мак Болан. Пена испытывает страх, он честолюбив, но стареет и знает это. К тому же он не хочет возвращаться домой, попав в опалу. Так обстоит дело. Он вполне может показаться симпатичным. Я мог бы запросто с ним договориться, если бы не знал, кто он. Хотите знать, какую сделку он мне предложил? Я помогаю ему покончить с Боланом, он, вновь обретает доверие и, в свою очередь, устраивает дело таким образом, что я получаю премию в сто тысяч долларов. Именно это и привело его ко мне.

— Ну, и что вы решили? — ехидно спросил Браддок.

Канн высокомерно процедил:

— Не пытайтесь оскорбить меня, капитан. Вы знаете, что я думаю о полицейских, замешанных в темных делишках. Двадцать лет тому назад я засадил бы Пена за решетку и сделал бы все возможное, чтобы добиться вынесения обвинительного приговора. Как вы хотите сделать сейчас. Но, если в пустыне и можно чему-либо научиться, то это терпению.

Здесь нет разницы между месяцем и годом. Я все еще не дал Пена свой ответ и держу его на коротком поводке. На нем он и останется.

А пока Лу лег на дно. Он бы и дальше вел себя смирно, если бы вы не устроили весь этот бордель.

— Каким образом вам удается держать его на привязи? — спросил Браддок, проявляя замечательное самообладание.

— А мы с ним торгуемся. Он понимает, что деньги меня не интересуют. Но существует одна вещь, крайне привлекательная для меня, и об этом ему очень хорошо известно. Поймите меня, Браддок, эти подонки нарушили покой моего города, а этого я не могу спокойно переварить. Я хочу добраться до них всех, до единого.

— Ну, и как же выглядят ваши торги?

— Очень похоже на мирные переговоры в Париже. Я, например, говорю ему: «Значит так, Лу, я даю тебе два пальца Болана за три головы мафиози». А он отвечает: «Я подумаю об этом, Чингиз». День или два он размышляет, затем делает мне контрпредложение, а поскольку оно меня, ясное дело, не устраивает, я поднимаю ставки.

— Вы это серьезно, Чингиз?

— Абсолютно.

— Почему Пена так уверен, что у вас есть интересующий его товар?

Канн пожал плечами.

— Я вожу его за нос. Послушайте, Браддок, я уже сказал вам, что этот тип боится возвращаться к себе. Чем больше времени он проводит вдали от дома, тем сложнее ему будет предстать перед боссом с пустыми руками. Я же даю ему надежду.

Браддок задумчиво смотрел в окно.

— Это опасная игра, Чингиз. Разве что вы, действительно, имеете объект торгов.

— Имею, — ответил Канн, опуская глаза.

— Нужно было бы сказать об этом мне…

— А не пошел бы ты, Браддок!..

Капитан глубоко вздохнул.

— На протяжении пяти минут наша беседа будет носить официальный характер. Затем… в общем, я надеюсь, что вас не в чем будет упрекнуть, Чингиз. Но, если вы где-то припрятали и Болана, тогда…

— Это похоже на угрозу, капитан.

— Она самая и есть.

Канн нагнулся и поднял свою шляпу. Нахлобучив ее по самые брови, он откинулся на спинку вращающегося кресла. Шериф бросил в рот щепотку табаку и яростно заработал челюстями. Повисла тишина, которую нарушил протяжный вздох Канна.

— Я думаю, что в Палм-Вилледж Болан сделал себе пластическую операцию и получил новое лицо.

У Тима Браддока начался нервный тик, и он ошалело уставился на Канна.

— Где? Кто делал операцию?

— В «Новых горизонтах», хирург Брантзен.

— Там есть специалист по эстетической хирургии? Ах, черт! Чингиз! «Новые горизонты»! Вы хотите сказать, что в этой клинике делают пластические операции?

— Я думал, вы знали об этом, — ответил Канн, не переставая жевать.

Браддок чуть не задохнулся от ярости.

— Вы за это заплатите, Канн!

Глаза шерифа хитро блеснули.

— Мои пять минут еще не истекли.

— Пять минут! — взорвался Браддок. — Я постараюсь сделать так, чтобы вам дали все пять лет!

— Да, но вы мне уже дали пять минут, — заметил Канн.

Он погладил свежий шрам на боку, еще глубже надвинул на лоб шляпу и пристально взглянул на капитана:

— А я вам даю пять секунд, чтобы поднять свою толстую задницу с этого кресла и очистить мой кабинет от вашего присутствия… И без ордера не возвращайтесь.

* * *

Отказавшись от предложения поселиться у Диджордже, Болан сохранил за собой номер в отеле, где он жил с самого приезда в Палм-Спрингс, а вместе с ним полную свободу передвижений, в том числе и на вилле. Он знал, конечно, что за всеми его перемещениями по дому тщательно следили с помощью фальшивых зеркал и всевозможных отверстий, хитро устроенных в потолке. Мак нашел микрофоны даже в своем номере в отеле. Но, не смотря ни на что, ему удалось собрать обширные сведения о структуре Синдиката, наподобие тех, которые он передал Карлу Лайонсу для проведения операции «Наводчик».

Встречи с Андреа Д'Агоста стали редкими. Итальянка демонстрировала по отношению к нему ярко выраженную враждебность. Из бесед с охранниками Болан узнал, что ей исполнилось всего двадцать лет, когда ее муж — он был моложе ее на год — утонул в море на рейде Сан-Педро. Эта трагедия произошла за два года до того, как в жизни Андреа появился Болан. Охрана виллы терпеливо сносила все ее выходки и относилась к ней с должным почтением, но люди, в общем-то, не считали ее своей. Просто она была «дочкой капо» и не могла обидеть даже мухи. Ее с безразличием называли «американской розой», «маленькой чертовкой» и «горьким урожаем Диджа». Само собой разумеется, эти прозвища не предназначались для ушей хозяев дома.

Болан без проблем влился в среду простых «солдат»; хотя большинство из них прекрасно понимали, что среди них он только проходил стажировку — по всей видимости, его ожидал какой-то важный пост или даже территория. «Солдаты» говорили в его присутствии совершенно открыто. Болан мог бы даже похвастаться, что за неделю общения с ними приобрел немало сторонников, готовых последовать за ним хоть на край света. Общее мнение было единодушным: Фрэнки Счастливчик получит свою территорию. Вот потому-то вся мелкая сошка, которая не могла похвастать высокими доходами, надеялась урвать свой кусок, когда наступит Великий День. Болан ненавязчиво поощрял их и брал на заметку «солдат», которые могли бы ему пригодиться в экстренном случае.

Вечером 21 октября он шел через патио, направляясь к стоянке, где оставил свою машину. Тут-то он и столкнулся с Андреа Д'Агоста, лежавший в шезлонге у самого бассейна. Пытаясь укрыться от свежего вечернего ветерка, она набросила поверх купальника яркий цветастый плед. Болан остановился над ней.

— Как поживаешь, Андреа?

— Наслаждаюсь жизнью, как приговоренный к смерти перед казнью, — мрачно ответила она, взглянула на Болана и, вдруг, оживилась:

— А вам разве не сказали, что вход в патио для подонков запрещен?

Болан улыбнулся.

— Должно быть, я забыл… А в общем-то, нет, конечно. Я рассчитывал найти тебя здесь.

— Ваше внимание представляется мне несколько навязчивым, мистер Ламбретта, — холодно ответила девушка.

— Мне очень жаль, Андреа, — Болан повернулся, чтобы уйти.

— Вы пожалеете еще больше, когда Виктор Поппи вернется из Флориды! — она произнесла эту фразу шепотом, и не столько сами слова, сколько интонация, с которой они были произнесены, заставили Болана остановиться. Он неторопливо вернулся к шезлонгу.

— Что ты хочешь этим сказать? — негромко спросил он.

Андреа украдкой оглядела внутренний дворик, подняла руки и потянулась к Болану губами. Мак нагнулся, чтобы поцеловать ее, но девушка чуть отвернула голову и зашептала ему на ухо:

— Они думают, что вы не тот, за кого себя выдаете. И я готова держать пари, что они правы… Откуда вы?.. ФБР или Казначейство?

Болан вытащил ее из шезлонга и обнял, ища губами нежную теплую кожу под ухом.

— Ты что-то говорила про Флориду, — прошептал он.

— Фил Мараско отправил туда своего человека, чтобы повидать в тюрьме какого-то типа. Он якобы знает тебя по старым делам в Нью-Джерси.

Мак поцеловал ее в губы. Андреа застонала и вцепилась ему в волосы обеими руками.

— Вытащи меня отсюда, Фрэнки!

— Я тебе обещаю это, не беспокойся. Но ты не должна ни во что вмешиваться. Понятно?

Она кивнула и тихонько заплакала.

— Это ужасно, но я ненавижу своего отца! Я его ненавижу!

— Лучше сохрани свою ненависть для того, кто ее заслуживает, — посоветовал Болан.

— Он заслуживает ее… Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, Фрэнк. Обещай мне.

Мак снова поцеловал ее.

— Почему ты так уверена во мне, Андреа?

Девушка оставила его вопрос без ответа.

— Обещай мне! — прошептала она.

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты выяснил истинную причину смерти Чака.

— Кто такой Чак? — озадаченно спросил Болан.

— Чарльз Д'Агоста, мой муж.

Мак выпрямился и, отступив на шаг назад, пристально взглянул на Андреа. Та увидела в его взгляде немой вопрос и утвердительно кивнула головой.

— Я слышал, что он утонул, — протянул Болан.

— Чак был прекрасным яхтсменом. Он научился плавать раньше, чем ходить. Обещай мне, что ты все разузнаешь.

— Обещаю. А теперь расскажи мне, что значит вся эта история с Флоридой? Кто тот тип, о котором ты говорила?

— Толком я ничего не знаю. Мне лишь известно, что его собираются привезти сюда, чтобы он подтвердил твою личность.

— Если ты узнаешь еще что-нибудь, сообщи мне, не сочти за труд. Постарайся найти способ.

Девушка оживилась.

— Значит, ты и в самом деле не тот, за кого себя выдаешь! — возбужденно воскликнула она.

На губах Болана заиграла неуловимая улыбка.

— Скажем лучше, я не люблю сюрпризов.

Он послал ей воздушный поцелуй, повернулся и вышел из патио. Мак шел вдоль стены виллы, когда из глубокой ниши, залитой густой тенью, словно чернилами, вынырнул силуэт мужчины. Пальцы его поднятой руки были сложены в виде буквы «У» — знака мира и победы. Болан узнал охранника. Этого молодого парня приставили сторожить Андреа.

— Символ мира умиротворяет влюбленную женщину, — со смешком заявил он.

— Воистину так, — подтвердил Фрэнки Счастливчик, и, похлопав молодого человека по плечу, направился к своей машине.

Парень проводил его и придержал дверцу машины, пока Фрэнки устраивался за рулем. Когда Счастливчик захлопнул дверцу, охранник нагнулся и сказал:

— Когда ты соберешься уйти из этого дома, Фрэнк, я был бы рад составить тебе компанию.

Болан подмигнул ему.

— Я запомню это, Миролюбивый Бенни.

Парень засиял от счастья.

— Ух ты! Такое прозвище клеится на всю жизнь!

— Не сомневаюсь, — ответил Болан.

Он развернулся, мигнул фарами охранникам у ворот и выехал с территории виллы, взревев двигателем мощной машины.

— Фрэнки Счастливчик отправился на охоту, — лениво заметил один из охранников.

— Я счастлив, что меня зовут не Мак Болан, — отозвался другой.

— Не дай Бог! — вздрогнул первый, глядя, как исчезают за поворотом красные огни машины.

 

Глава 18

На рассвете 22 октября Фил Мараско разбудил Джулиана Диджордже.

— Пятеро наших людей уже уехали, Дидж. Надеюсь, они найдут Пена.

Диджордже еще не отошел ото сна и с трудом воспринимал то, что ему говорил Мараско.

— Что?

Фил сунул в руки капо чашку крепкого кофе с коньяком и протянул зажженную сигарету.

— Отправились те, кто остался от его прежней команды, да еще Вилли Уокер. Готов держать пари, что парни знали, где прячется Лу, с самого начала.

— Тебе стоило бы предупредить Фрэнки.

— Уже пробовал. Слишком поздно. Он, должно быть, уже уехал, чтобы прикончить Лу. Может, послать еще одну группу?

Диджордже взглянул на большие настенные часы, отхлебнул глоток кофе, не торопясь затянулся сигаретой и снова бросил взгляд на стрелки.

— Нет. Уже слишком поздно. Давай-ка посмотрим, Фил, так ли Фрэнки Счастливчик ловок, каким он хочет казаться.

— Этот матч будет неравным, Дидж, — с беспокойством заметил Мараско.

Диджордже глубоко вздохнул.

— Я в этом не совсем уверен. Пока еще рано оплакивать покойников, а? Но, на всякий случай, приготовь несколько машин.

Мараско быстрым шагом пошел к двери, остановился, словно хотел что-то сказать, но передумал и вышел из спальни, чуть слышно бормоча:

— Полагаю, это все, что мы можем сделать.

Лу Пена подскочил и резко сел на кровати.

— Спокойно, Лу, — успокаивающе произнес знакомый голос. — Это я, Вилли.

Загорелась лампа у изголовья кровати. С мрачной улыбкой Вилли Уокер наклонился и вставил ключ в замок наручников, которыми Пена был прикован к металлической спинке кровати.

— Когда на тебя надели браслеты?

— Со вчерашнего вечера, — шепотом ответил Пена. — Черт! Вам следовало уже давно объявиться. Я дал знать об этом еще вчера днем.

Он избавился от наручников и помассировал затекшие руки, затем быстро собрал свою одежду.

— Этот фараон испортил все дело, к тому же сюда пожаловали легавые из Лос-Анджелеса и им не терпится наложить на меня лапу.

— Можешь говорить громко. Полицейского мы прикончили.

— А его старуху?

— Тоже. Но нужно пошевеливаться, а то, не ровен час, сюда нагрянет Фрэнки Счастливчик.

Пена уже натягивал брюки.

— Фрэнки? А это еще кто?

— О-о! С тех пор как ты уехал, произошло много разных событий, — ответил Уокер. — Счастливчик — наемный убийца с Восточного побережья, и у него, Лу, на тебя есть контракт.

Глаза Пена округлились, и он обалдело уставился на приятеля.

— Не может быть, — ахнул он, не веря собственным ушам. — Дидж на это не пойдет!

— Клянусь!

Уокер опустился на корточки перед седеющим ветераном мафии и, пока тот застегивал рубашку, принялся натягивать на него носки.

— Дидж думает, что ты заключил сделку с легавыми. Ребята всю ночь жгли по тебе свечи. Они планируют даже ночные бдения у твоего тела. Тайком, конечно.

Пена показалось, будто его пальцы одеревенели и перестали слушаться. Он безуспешно пытался застегнуть пуговицы. Скрюи Луи был ошарашен и напуган.

— Ему нужно позвонить, — наконец выдавил он. — Необходимо, чтобы он отменил контракт. Я почти что закончил работу. Найди телефон, Вилли, и сообщи ему это. Я иду по следу Болана. Скажи Диджу, что здесь, в Палм-Вилледж, ему перекроили рожу. Чтобы все выяснить, мне потребовалось много времени, зато теперь я знаю, кто оперировал Болана, и собираюсь повидаться с этим костоправом. Хочу выяснить у него, на кого тот теперь похож. Передай ему все, Вилли, и попроси отменить контракт.

Уокер серьезно кивнул.

— Я попробую, Лу. Но ты сам знаешь, как все делается. Что ты собираешься предпринять?

— Я попытаюсь найти хирурга. Ты знаешь его клинику, ну, тот санаторий в восточной части города.

Уокера словно громом поразило.

— Ну, конечно же! Об этом можно было бы догадаться! Послушай, Лу, на улице тебя ждут четверо парней. Не волнуйся, они ребята надежные. Бери их с собой, а я попробую отсюда связаться с Диджем и чуть позже присоединюсь к вам в клинике. Только шевелись поживее. Если кто-нибудь обнаружит фараона и его старуху, поднимется большой шум.

Пена надел пиджак.

— Я не забуду того, что ты делаешь для меня, Вилли.

— Ладно, ладно, сочтемся, — буркнул Уокер. Он протянул Пена револьвер и сунул ему в карман пиджака горсть патронов.

— Давай, проваливай!

* * *

Болан ехал по оживленному утренней суетой Палм-Вилледжу. Миновав закопченные, обугленные кварталы Лоудтауна, он остановился у одинокого телефона-автомата. Мак зашел в будку, порылся в телефонном справочнике и нашел адрес Роберта Канна. Тот жил совсем рядом. Болан проехал еще пару сотен метров и, свернув в небольшой переулок, остановился, не доезжая квартала до дома Канна. Из перчаточного ящика он достал длинноствольный Р.38 и привычно проверил вращение барабана. Сунув оружие за пояс, Болан вышел из машины и пошел по дорожке, ведущей к дому.

Чингиза и Долли Канн Мак нашел уже мертвыми. Они лежали в залитой кровью постели с перерезанными горлами. Убийство произошло еще ночью — тела уже охватило трупное окоченение. Болан выругался и быстро осмотрел другие помещения в поисках хоть какой-либо улики, способной пролить свет на происшедшую трагедию. Тщетно. Мак вернулся к машине и в задумчивости проехал целый квартал, размышляя о таком неожиданном повороте событий. И тут ему в голову пришла страшная мысль, заставившая его похолодеть до кончиков пальцев. Газанув, Мак круто развернул машину и на бешенной скорости погнал «мерседес» к «Новым горизонтам». Он остановился позади зданий клиники рядом с темным «плимутом», в салоне которого заметил рацию.

Болан, крадучись, вошел в знакомый ему холл клиники. За дверью он остановился, поднял голову и потянул носом воздух, словно принюхиваясь, вытащил Р.38, проверил, легко ли выскакивает револьвер поменьше, Р.32, из кобуры под мышкой и бесшумной кошачьей походкой двинулся к квартире Джима Брантзена.

Первым, кого он увидел, открыв дверь, был Тим Браддок собственной персоной. Большой Тим лежал у двери на боку в луже крови, медленно растекавшейся по ковру. В нескольких метрах от него на полу лежал пистолет. Болан присел и пощупал лоб полицейского. Его пальцы ощутили влажную от пота кожу. Капитан был еще жив. Мак вздохнул и осторожно пошел на кухню.

Джим Брантзен лежал на кухонном столе, свесив голову. На нем были надеты только пижамные брюки. Рядом с ним на столе лежали окровавленные плоскогубцы и клещи. Болан вздрогнул и не смог подавить в горле рвущийся наружу хриплый рык, глядя на обезображенное тело своего друга. Ему довелось увидеть немало ужасов в хижинах Вьетнама, но он никогда не подозревал, что допрос может быть таким свирепым и жестоким. Эти сволочи вырвали. Джиму соски груди, скорее всего клещами. Торс напоминал груду сырого мяса. В нескольких местах в страшных ранах белели кости ребер. С пальцев его правой руки, ловких, искусных пальцев хирурга, было сорвано мясо. Но бандитам этого, видимо, показалось мало, и они отрезали Джиму мочки ушей, вырвали ноздри, так, что виднелись кости носа, а под глазами нанесли глубокие порезы. Но, что хуже всего, мелькнуло у Болана в голове, изувеченный хирург был еще жив… и осознавал это.

Его дыхание было тяжелым и прерывистым, на месте ноздрей вздувались кровавые пузыри, и он издавал непрерывный болезненный стон. Тут же, на столе, стояла покрасневшая бутылка виски, окровавленное полотенце лежало в кухонной раковине, наполненной ледяной водой. Болан понял, что хирурга не раз заставляли прийти в себя.

Мак осторожно приподнял голову друга и с бесконечной нежностью прижал к себе.

— Кто это сделал с тобой, Джим? — дрожащим от гнева и горечи голосом спросил он. — Кто?

Глаза Брантзена ожили, снова потускнели, наконец, в них засветился осмысленный огонек. Его губы дрогнули, на них вскипела розовая пена:

— Они… звали его… Лу…

Болан кивнул.

— Я его знаю. Я доберусь до него, Джим.

— Он знает… Эскиз… видел… рисунок…

— Я прикончу его, Джим.

— Он… он… знает…

Внезапно Джим поднял правую руку, его мутные глаза с трудом сфокусировались на обнаженных костях пальцев. Брантзен несколько секунд безмолвно созерцал их, потом его глаза закрылись и хирург умер.

Мак не смог совладать с собой и слезы ручьем хлынули у него из глаз.

— Боже мой! — простонал он.

Болан бережно опустил голову покойного и, покачиваясь, словно пьяный, направился в соседнюю комнату. Браддок уже открыл глаза и перевернулся на спину. Болан опустился возле него на колени и распахнул на капитане пиджак, ища рану. Полицейский получил пулю в живот.

— Как вы? — спросил Болан.

— Никак, — скрипнул зубами Браддок.

— Сколько прошло времени, капитан?

— Минут пять… может, десять…

— Держитесь, я сейчас вызову «скорую».

Не теряя времени, Болан вышел из комнаты и пошел в операционную Брантзена. С перевязочным материалом в руках он вернулся к раненому полицейскому. Мак обнажил рану, наложил марлевые тампоны на входное отверстие и вполне профессионально сделал перевязку.

— Бьюсь об заклад, что вы выкарабкаетесь.

Капитан молча посмотрел на него — очевидно, ему было слишком больно говорить.

— По меньшей мере, я надеюсь на это, — добавил Болан.

Он снова вышел в холл, вызвал «скорую помощь» и, больше не медля ни секунды, покинул клинику. Через пару минут колеса его спортивного «мерседеса» уже визжали на поворотах дороги, ведущей в Палм-Спрингс. Болан знал единственное место, где мог перехватить человека, замучившего насмерть его друга. Он был так уверен, что доберется туда раньше, что, не колеблясь, поставил бы на кон в качестве ставки собственную жизнь.

 

Глава 19

Шестеро плотных мужчин с трудом помещались в одной машине, мчавшейся в сторону Палм-Спрингс. Вилли Уокер устроился на переднем сиденье вдвоем с мафиози по имени Бонелли. Машину вел молодой парень, которого звали Томми Эдсел, потому что он посещал клуб собственников Эдселов. Скрюи Луи Пена один занимал чуть ли не все заднее сиденье: он был в превосходном настроении. Прижавшись друг к другу, словно сардины в банке, рядом сидели Марио Капистрано, которого только что освободили из федеральной тюрьмы в Лампоке и Гарольд «Кочегар» Чиаперелли — пятидесятидевятилетний итальянец, которому удалось ни дня не провести за решеткой, хотя из Штатов его высылали уже раза три.

Вилли Уокер высвободил руку и развернулся лицом к Лу Пена.

— Дай посмотреть рисунок, а, Лу, — попросил он.

— Даже не мечтай!

Пена с гордостью похлопал по карману своего пиджака.

— Только Дидж имеет право первым взглянуть на него, — ответил он с улыбкой. — В конце концов, Вилли, это же мой пропуск в жизнь. Поэтому не стоит размахивать им в машине.

Уокер надулся:

— Не забывай, что именно мы рисковали своей головой, вытаскивая тебя из дерьма.

— Я ничего не забываю, — заверил его Пена. — Как ты мог подумать такое, Вилли. Да и Дидж рассердится на тебя, когда я объясню ему, что это составляло часть нашего плана. Он малость поорет, но потом успокоится, особенно, когда увидит рисунок, а? Ведь он мне четко приказал не возвращаться без головы Болана. А она у меня в кармане! Вот так! — и он снова похлопал себя по карману.

— Я везу ему голову Болана.

— Но ведь это даже не фотография, — заметил Томми Эдсел. — Просто рисунок, да?

— Да, но какой! Рисунок для хирургической операции — это не просто рисунок, это план.

— Меня чуть не вывернуло наизнанку от того, что произошло в клинике. Я никогда не видел, как из человека делают говяжью отбивную, — передернув плечами, заметил Марио Капистрано.

— Да, только не забывай, Марио, это говяжья отбивная говорит, — хмыкнул Пена. — Дьявол! Мне это тоже не нравилось, но, что делать! Он сам виноват, ясное дело.

— Но после того, как он все сказал, ты изуродовал ему пальцы.

— Это будет уроком, — терпеливо объяснял Пена. — Этих типов надо учить, что они не могут безнаказанно лгать нам. Не закатывай истерик, Марио. Сегодня мой день, и я собираюсь поразвлечься, а если ты хочешь вернуться в Палм-Спрингс пешком, так и скажи.

— Хотелось бы мне сейчас знать, что делает в этот момент Фрэнки Счастливчик, — вмешался в разговор Бонелли, желая сменить тему разговора.

— Кто этот Фрэнки Счастливчик? — проворчал Пена. — Золотой итальянец?

— Осторожнее, — тихо произнес Вилли Уокер, бросая косой взгляд на Гарольда «Кочегара».

Пена громко расхохотался.

— Ну, ты скажешь, Вилли! Гарольд не так чувствителен к подобным вещам, потому что родился за границей. Что скажешь, Гарольд?

«Кочегар» пробурчал в ответ что-то невразумительное и тоже засмеялся. Пена зашелся от хохота, поскольку было совершенно очевидно, что Гарольд ничего не понял.

— Сегодня все довольны!

— Кроме Счастливчика, — заметил Вилли. — Лу, этот парень холоден, как сама смерть. И ты был прав — это «золотой» убийца Диджа. Он сам сказал мне, что нужно постараться любой ценой избежать встречи с Фрэнки. Контракт заключен с ним, и пока он не выполнит его, домой не вернется и не позвонит. И, как сказал еще Дидж, этот парень не задает вопросов. Сначала он стреляет, а потом здоровается.

— Разве не ты сам говорил, что он работает в одиночку?

— Да, это одинокий волк, Лу, — подтвердил Бонелли. — Мне сказали, что он никогда никого не берет с собой.

— А нас шестеро, разве не так? — Пена обвел всех взглядом, — Во всяком случае, он же не собирается прикончить нас по дороге домой? Чего вы расстраиваетесь?

Водитель обернулся через плечо.

— Он, часом, не ездит на голубом, очень быстром «мерседесе»?

— Точно. У него обалденная тачка, — подтвердил Уокер. — А в чем дело?

Томми Эдсел настороженно посматривал по сторонам, внимательно следил за расстилающейся впереди дорогой и гравийкой, серпантином сбегавшей по склону возвышавшейся справа горы.

— Кажется, это он, — мрачно сообщил Томми. — Черта только помяни…

Теперь общее внимание было приковано к горной дороге, вьющейся впереди в каких-то пятистах метрах.

— У тебя глаза помоложе, Томми, смотри в оба, — процедил Пена сквозь зубы, прижавшись лбом к стеклу.

— Смотри вон туда… Вот он! Снова пропал. Ищи голубую молнию. Вот он! Там! Ты видел? Ах, черт! Это он — Фрэнки! Как гонит!

В возбужденных голосах мафиози сквозили растерянность и страх. Пена рявкнул:

— Все! Хватит! Заткнитесь все! Если это он, хотя вполне может быть кто-то другой, то помните, что нас все же шестеро, а он один. Он будет преследовать нас и ждать удобного случая. Он не решится атаковать нас на дороге, я уверен в этом.

— Когда имеешь дело со Счастливчиком, — поеживаясь, заявил Уокер, — ни в чем нельзя быть уверенным.

Пена нервно облизал губы, проникаясь непонятной паникой, охватившей его команду.

— Где сходятся эти дороги?

— За следующим поворотом, — ответил Томми Эдсел. — Там, где дорога поворачивает к горе.

— Хорошо! Нужно добраться туда раньше его!

— Это я и хочу сделать, — угрюмо буркнул водитель. — Но ведь у нас не «мерседес», а куча металлолома! — Томми раздраженно ударил ладонью по баранке.

Пена и Уокер опускали стекла, остальные в тесноте пытались приготовить к бою оружие.

— Осторожнее! Смотрите, куда собираетесь стрелять! — крикнул Пена. — Эй, вы, с той стороны, внимание!

Болан узнал машину из гаража Диджордже, едва лишь выскочил на перевал. С вершины горы открывался прекрасный обзор. С севера на юг до самого горизонта тянулась бескрайняя равнина. На многие мили вокруг не было видно ни одной машины, ни одной живой души.

Мак прикинул расположение быстро сближавшихся машин, произвел в уме несложный расчет и мрачно улыбнулся: он бы выиграл пари. Он доберется до перекрестка на десять секунд раньше — этого времени будет вполне достаточно. Езда по горной дороге требовала полной отдачи — умственной и физической. Крутые виражи следовали один за другим, и Маку некогда было думать о том, что осталось в Палм-Вилледж. Под маской спокойствия, застывшей на лице Болана, вздымалась непостижимая волна ненависти и гнева — чувств чуждых этому холодному, уравновешенному человеку со стальными нервами. Смерть и опустошение в рядах мафии он всегда сеял с отстраненной холодностью. Во время карательных акций им руководил инстинкт солдата и одинокого волка. Еще никогда Болан не убивал с яростью в сердце, даже тогда, когда мстил за смерть своих близких. Но теперь это чувство полностью поглотило его, он яростно клокотало в его душе и готово было вырваться наружу… а вместе с ним вся мощь и безудержная жестокость Палача.

 

Глава 20

«Мерседес» с визгом тормозов остановился на перекрестке. Болан выскочил из машины, бросил оружие на насыпь и снова нырнул в салон. Одной рукой он нажал сцепление, другой врубил первую передачу, затем до упора нажал педаль газа и заклинил ее. Мощный мотор, запущенный на полные обороты, взревел, и Болану показалось будто он стоит рядом с взлетающим истребителем. Мак опустился на колени и перехватил педаль сцепления правой рукой: левой он должен был держать приоткрытой дверцу машины. Рассчитывать он мог только на свои глаза — он не мог слышать приближения другой машины из-за пронзительного рева двигателя своего «мерседеса». Сектор обзора ограничивался расстоянием примерно в три корпуса автомобиля по ту сторону перекрестка. Потребуются безупречные рефлексы и удача для выбора идеального момента атаки.

В поле зрения Болана молнией промелькнула чужая машина, и в тот же миг он резко отпрыгнул в сторону, отпуская сцепление. Тяжелая машина рванулась вперед, словно стрела, пущенная из арбалета; ее дверца громко хлопнула над самой головой Болана, едва не вырвав у него клок волос. Мак завершил кувырок, сжимая в руках оружие…

— Наша взяла! — триумфально взревел Пена.

— Плохо дело! — закричал Томми Эдсел. — На ста восьмидесяти пяти километрах в час я не смогу резко остановить машину!

В эту секунду они вылетели на перекресток и тут же заметили голубой спортивный «мерседес», стоящий у самого пересечения дорог. Какое-то мгновение Пена размышлял, что делает человек, стоящий на коленях рядом с машиной, но в следующую долю секунды его палец уже лег на спусковой крючок револьвера, тогда как Томми Эдсел, выгибаясь дугой на своем сиденье, изо всех сил давил на тормоз.

Но голубая молния оказалась быстрее, чем рефлексы Томми. Его нога еще лежала на акселераторе, когда спортивный болид с яростным ревом двигателя вылетел на перекресток.

— Осторожно! — успел вскрикнуть Вилли Уокер.

Но было уже поздно: под грохот мнущегося металла и разлетающегося стекла голубой «мерседес» уже вминал капот и переднее правое крыло машины с командой Пена. Столкновение с большой, мчащейся на полном ходу машиной развернуло «мерседес» Болана и своей задней частью он нанес второй страшный удар по лимузину мафиози. Вилли Уокера бросило вперед через голову Бонелли и он врезался головой в лобовое стекло перед лицом Томми Эдсела. Гарольд «Кочегар» что-то заверещал по-итальянски, когда Лу Пена и Капистрано упали на него.

Отличный водитель, Томми мужественно сражался с центробежной силой, закрутившей волчком обе сцепившиеся машины. Наконец, спортивный «мерседес» отлетел в сторону, а большая машина мафиози по инерции нырнула вперед. Ее задние колеса оторвались от дорожного полотна, она пролетела над насыпью и рухнула в песок, заваливаясь набок и начиная закручивать свою первую «бочку».

* * *

Какой-то миг Болан видел оцепеневшие от ужаса лица, затем обе машины со страшным грохотом сплелись в один скрежещущий металлический ком, волчком завертевшийся по шоссе. Сжимая в обеих руках револьверы, Мак бежал следом и видел, как машина гангстеров подскочила, вылетела с дороги и упала на бок, взметнув облако песка. Болан впервые видел подобное: тяжелый лимузин описал пологую траекторию и на добрую сотню метров улетел с дороги в пустыню. Его правые колеса коснулись песка и машина начала кувыркаться через крышу, странным образом возвращаясь обратно к дороге и выбрасывая из своего чрева размозженные, изуродованные тела. Болан насчитал шесть «бочек» прежде чем машина замерла, опрокинувшись на крышу. Собственно, груду искореженного металла можно было назвать машиной, обладая изрядной фантазией.

Когда Болан приблизился к обломкам «мерседеса», Томми Эдсел по-прежнему сжимал в руках разорванную баранку, изо рта у него ручьем текла кровь: он был еще жив только потому, что висел на ремнях безопасности. Переднее сиденье совершенно сместилось, и Томми, по-видимому, раздавило грудь рулевой колонкой. Он повернул голову к Болану и посмотрел на него невидящим взором. Мак милосердно всадил ему пулю между глаз и пошел в обход перевернутой машины. Бонелли, как в тисках, зажало в складках деформированной крыши. Человеком его уже трудно было назвать — он скорее походил на фарш. Для него все было кончено. Болан с трудом высвободил его голову и так же, как Томми, выстрелил между глаз, после чего медленно направился к разбросанным в пустыне телам.

Ближе всех лежал Вилли Уокер. У него не хватало части черепа, а ноги странно загибались ему под спину. Маку пришлось удовольствоваться тем, что он выстрелил туда, где когда-то были глаза.

Чуть дальше валялся труп Гарольда Чиаперелли. Ему оторвало руку и наполовину оторвало голову. Она держалась на лохмотьях окровавленной кожи и паре надорванных связок. Болан поднял руку и послал пулю между навсегда застывших вытаращенных глаз.

Марио Капистрано лежал на песке и плакал, глядя на сломанные ребра, проткнувшие ему бок и белыми зазубренными клыками торчащие из страшной раны. Болан присел, перевернул его на спину и приподнял голову.

— Закрой глаза, — сказал он Марио и сделал ему последний подарок: третий глаз, который не закрывается никогда.

Лу Пена стоял на коленях и смотрел на приближавшегося Болана. У него по самый локоть была оторвана правая рука, из разбитого носа текла кровь, а из нижней губы торчали два проткнувших ее зуба.

— Я достал ее, — прокаркал Пена. — Я достал голову Болана…

— Ты не шутишь? — со страшной ухмылкой спросил Мак и, приставив ствол револьвера к переносице Лу, нажал на курок.

Обыскав карманы трупа, Болан нашел рисунок, сделанный Брантзеном и стоивший ему жизни. Мак чиркнул спичкой и поднес ее к эскизу. Пламя нехотя лизнуло плотный лист бумаги, затем жадно набросилось на свою добычу. Мак рассеял тончайший пепел по песку и вернулся на шоссе. Подойдя к своему «мерседесу», он осмотрел его и пришел к выводу, что возиться с ним нет смысла. Болан открыл бензобак и бензин тонкой струйкой потек на асфальт. Отойдя на приличное расстояние, Мак чиркнул второй спичкой и бросил ее в ручеек бензина.

Синеватая змейка пламени быстро понеслась к машине, а Болан уже шагал в сторону Палм-Спрингс и даже не обернулся, когда сзади прогрохотал взрыв. Плохо же устроена жизнь, думал он, если такого человека, как Джим Брантзен, запросто могла превратить в окровавленный кусок мяса банда подонков, которые валялись теперь в пустыне у него за спиной.

И таких, как эти, было еще много там, впереди, за горизонтом…

Смерть пешком шла в Палм-Спрингс.

 

Глава 21

Солнце стояло почти в зените, когда Болан, пошатываясь от усталости, вошел в Палм-Спрингс. Он остановил кстати подвернувшееся такси и велел отвезти себя в отель. Увидев постояльца в таком состоянии, портье с удивлением воззрился на него.

— Что случилось, мистер Ламбретта?

— Я потерял свою машину. Достаньте мне другую, но точно такую же.

У портье отвисла челюсть.

— Хорошо, мистер Ламбретта.

— Отправьте мне в номер лед.

— Да, мистер Ламбретта. Напитки, как обычно?

— Только лед, — устало ответил Болан. — Машина понадобится мне через час.

Он повернулся и пошел к лифту.

— Э-э-э… Мистер Ламбретта, возможно, возникнут трудности с цветом «мерседеса». Я хочу сказать…

— Точно такую же, — сухо отрезал Болан.

Он поднялся к себе в номер, сбросил грязную и пропотевшую одежду и пошел в ванную. Вплотную подойдя к зеркалу, он недружелюбно уставился на маску Ламбретта, к которой еще не совсем привык, и сам удивился своему усталому, запыленному виду. Мак влез под душ и надолго застыл под хлещущими струями холодной воды, иногда поднимая кверху лицо и глотая живительную влагу, освежая пересохшее горло.

Когда он вышел из ванной, на столе уже стояли два небольших ведерка с колотым льдом. Грязная, провонявшая потом и пылью одежда исчезла; оба револьвера лежали на кровати возле стопки чистого белья. Мак натянул трусы, бросил в рот кусочек льда и набрал номер телефона, что стоял в библиотеке Диджордже. Трубку сняли почти сразу же и Болан узнал голос Фила Мараско.

— Да?

— Говорит Фрэнк. Передай Диджу, что дело сделано.

Повисла тягостная тишина.

— Хорошо, Фрэнки, я передам. Где ты?

— В отеле. Чертовски устал, но скоро буду у вас.

Болан услышал в трубке отдаленный голос Диджордже, но слов не разобрал. Мараско заговорил снова.

— Дидж хочет знать, у тебя ли рисунок?

— Какой рисунок?

— Объект контракта вез хирургический рисунок, имеющий отношение к другому интересному объекту. Он у тебя?

— Конечно, нет, — отрезал Болан. — Мне некогда коллекционировать сувениры.

В трубке снова забормотали приглушенные неразборчивые голоса, затем Мараско спросил:

— Дидж интересуется, где ты оставил контракт.

— На пересечении горной дороги и шоссе через пустыню, — ответил Болан. — Там, где один объект мог бы устроить засаду другому.

— Хорошо, я понял. Дидж просит тебя вернуться сразу же, как только ты сможешь.

— Скажи ему, что я прошел десять километров пешком под палящим солнцем. Я появлюсь, как только смогу прийти в себя.

Мараско рассмеялся.

— Согласен, Фрэнки, я ему все передам. Отдохни и приезжай. Тут есть кое-что интересное для тебя.

— О'кей.

Мак положил трубку, вытащил из пачки сигарету и, разглядывая рисунок ковра, прикурил, потом вытянулся на кровати.

— Да, я приеду, — мрачно повторил он, словно продолжая диалог с самим собой, — чтобы пропеть вам отходную.

* * *

Поиском руководил Фил Мараско. Он приехал со своими людьми на двух машинах, по пять человек в каждой, на указанный перекресток и без труда нашел следы бойни, устроенной Счастливчиком.

Парни Мараско перебегали с одной точки перекрестка в другую, возбужденно переговариваясь и жестикулируя, восстанавливая все детали драмы. Мараско лично обыскал каждый труп, перетряхнул всю машину, а затем, расставив своих людей цепью на расстоянии вытянутой руки друг от друга, тщательно прочесал тот участок песков, через который пролег последний маршрут лимузина.

Вернувшись на виллу, Мараско печально предстал пред очи Диджордже.

— Если у Лу и был рисунок, то он его съел, не иначе. Ты бы видел, какое побоище устроил твой Фрэнки Счастливчик. Я никогда не встречал ничего подобного.

— Но какой был смысл возвращаться без рисунка? — в сердцах воскликнул Диджордже. — Чтобы вернуться, Лу обязательно должен был что-то найти. В живых, конечно, никого не осталось?

— Не то слово, — вздрогнув, ответил Мараско. — Там не было даже ничего целого. Никогда еще я не видел таких ужасов. Счастливчик — опасный исполнитель. И, должен сказать тебе, Дидж, напрасно он не рискует, а ведь выступил один против шестерых.

Диджордже молчаливо кивнул.

— Для него не было никакой разницы, а?

— Ему было бы все равно, будь он даже один против целой дюжины, Дидж! Я тебе говорю, если Фрэнки найдет Болана, то я бы хотел посмотреть, что произойдет.

Устремив взгляд прямо перед собой, Диджордже напряженно размышлял. Наконец, он откашлялся и сказал:

— Послушай, Фил, а тебе не приходила в голову такая мысль, что кто-то хотел подшутить над стариной Диджем?

Мараско недоуменно уставился на капо, который внешне выглядел совершенно бесстрастным.

— О каких шутках может идти речь, Дидж?

— Что мне в действительности говорил Фрэнки Счастливчик? Что он сцепился с Боланом? Он сказал, что видел его за городом, узнал и что они обменялись парой выстрелов. И это через несколько дней после того, как Болан ускользнул от нас в Палм-Вилледж, не так ли?

— Э-э… да, но…

Мараско соображал с трудом. Наконец, до него дошло и он широко раскрыл глаза.

— О, дьявол! Вилли Уокер сказал по телефону, что Болану сделали пластическую операцию как раз в день перестрелки в Палм-Вилледж.

— Именно об этом я и подумал, Фил. Значит, кто-то лжет. И мне интересно, кто же?

— Зачем Фрэнки тебе врать, Дидж?

— Над этим я и ломаю голову, Фил. Давай рассмотрим эту проблему со всех сторон. Допустим, Скрюи Луи говорил правду. Скажи-ка, Фил, ты когда-нибудь уличал Лу во лжи? Хоть когда-нибудь? По крупному?

Мараско задумался, потом отрицательно качнул головой.

— Не думаю, чтобы Лу когда-нибудь тебе врал, Дидж. Но нужно допустить и другое. Может быть, Лу показалось, что он кое-что узнал. Может, кому-то хотелось, чтобы он в это верил?

— Ты знал кого-нибудь из тех, кому переделывали лицо?

— Да. Когда-то это было модно на восточном побережье.

— Через сколько времени снимают повязку?

— О! Обычно проходит две-три недели.

— Да, — буркнул Диджордже. — Те, кого я знал, иногда еще по месяцу носили повязки и пластыри. Это поганая вещь — сделать себе новое лицо.

— Дидж, сегодня делают операции по пересадке седрца. Не сомневаюсь, что и в этой области медицины ученым удалось добиться прогресса.

— Ладно! Пусть кто-нибудь займется этим и наведет нужные справки.

— Конечно, Дидж.

— А пока Счастливчик у нас снова под подозрением. Если Болан перелицевался, то Фрэнки не мог его видеть в пустыне несколькими днями раньше, даже если медицина добилась больших успехов. Изменение внешности Боланом предполагает два пути развития событий. Первый: Счастливчик видел его с повязками; второй: он видел его с новым лицом. Все ясно, не так ли? Фрэнки Счастливчик не смог бы узнать Болана через три дня после пластической операции!

— Факт, Дидж! — у Мараско даже дыхание сперло.

— Если допустить, что Лу говорил правду, то врет Счастливчик.

Диджордже тяжело вздохнул.

— Да, Фил. Так ты говоришь, что этот парень крутой профессионал?

— Если бы ты видел то, что довелось увидеть мне, Дидж… — Мараско содрогнулся.

— Тем не менее, будет ужасно, — снова вздохнул Диджордже, — если вдруг окажется, что Фрэнки Счастливчик — новое лицо Болана.

Мараско побледнел, как смерть.

— Давай не будем заходить так далеко, Дидж.

— Не могу, — бесцветным голосом возразил Диджордже. — Потому-то я и капо, Фил. Думаю, что так оно и есть. Когда ты ожидаешь прибытия Виктора Поппи?

— Его самолет в два часа дня прибывает в лос-анджелесский международный аэропорт, — механически ответил Мараско. — Может быть, Фрэнки просто пустил тебе пыль в глаза, Дидж? Чтобы привлечь твое внимание, он сочинил эту байку с Боланом.

— Я об этом тоже думал. Приходится думать обо всем, Фил. Так что ты не беспокойся, я ничего не упустил. Но мне не терпится посмотреть на подарок, который везет нам Виктор.

— Лично я готов биться об заклад, Дидж, что Фрэнки Счастливчик чист, как ангел, — необычно решительно высказался Мараско.

Диджордже устало улыбнулся ему.

— Делай ставки, Фил. Я подумаю.

* * *

Болан остановился перед одинокой телефонной будкой и набрал номер Лайонса. Тот оказался на месте и сразу же нетерпеливо спросил:

— Что вам известно об утренних событиях в Палм-Вилледж?

— Достаточно много. Давайте обменяемся информацией.

— Я бы рад, да нечем обмениваться. Браддок одной ногой стоит в могиле, но есть кое-что похуже… Такие зверства…

— Я знаю, Лайонс. Как вы считаете, Браддок выкарабкается?

— У врачей есть надежды. В лучшем случае, он надолго выйдет из игры.

— Он хороший полицейский, — сказал Болан.

— Лучший из некоторых, известных мне, — ответил Лайонс, невольно думая о самом себе. — Почему вы позвонили мне, Пойнтер? Что-то случилось?

— Мое прикрытие затрещало по швам. Мне нужна кое-какая информация.

— Секундочку… Здесь, рядом со мной, находится Броньола, и он исходит слюной от желания поговорить с вами. Он осуществлял связь между Браддоком и нами… одну секундочку, Пойнтер.

Болан услышал в трубке неразборчивые голоса, потом послышался щелчок другого аппарата, с которого сняли трубку.

— О'кей, — снова заговорил Лайонс. — Броньола на проводе. Скажите сначала, что вам известно. Кто в этом замешан помимо Пена?

— Я не знаю их по именам, но вы сможете установить их личности по трупам. Вы найдете их на скрещении дорог, ведущих в Палм-Спрингс. Их там шестеро, включая и Пена.

— Все, конечно, мертвы, — раздался спокойный голос Броньолы.

— Мертвее не бывает, — отозвался Болан. — Давайте лучше поговорим о моей проблеме.

— Кто их убрал?

— Это был двойной контракт. Джулиан Диджордже посчитал, что Пена предал его. Другие стали на сторону Пена.

— Значит, их убийство не имеет ничего общего со смертью четы Каннов и хирурга?

— Я этого не сказал.

Лайонс начал нервничать.

— Этот тип водит вас за нос, мистер Броньола. Болан, это вы прикончили их, разве не так?

— О ком он говорит? — спросил Болан у Броньолы.

— Мафиози узнали, что Брантзен изменил вашу внешность и захотели повидаться с ним, чтобы выяснить, как вы сейчас выглядите. Это очевидно, не рассказывайте нам сказки! Вы приехали в клинику, увидели, что они сделали с вашим приятелем-хирургом, и отправились сводить с ними счеты. Теперь вы говорите, что ваше прикрытие дало трещину. Какую информацию Пена удалось передать организации, прежде чем вы прикончили его?

— Прошу вас, подождите с ответом, мистер Пойнтер, — вмешался в разговор Броньола. — Не вешайте трубку.

И Болан снова услышал неразборчивое бормотание…

Опять заговорил Броньола.

— Мистер Пойнтер, мы высоко оценили ту работу, которую вы сделали за нас, и ни в коем случае не хотим компрометировать вас. Вы не обязаны говорить нам ничего, что могло бы быть вам инкриминировано.

— Что ж, вполне разумно, — заметил Болан.

— Нас также не интересует ваша личность. Но ответьте нам вот на какой вопрос: были ли убийства в Палм-Вилледж совершены по приказу Диджордже?

— Нет. Это была инициатива Пена.

— Понятно. А сейчас Пена и его команда мертвы?

— Точно.

— По приказу Диджордже.

— На Пена был заключен контракт.

— Все ясно, — смущенно ответил Броньола.

Болан вздохнул.

— Ладно, Лайонс. Мне бы не хотелось, чтобы вы ставили под сомнение точность моих сведений. Вы правы, сейчас не время ломать комедию, к тому же мне уже и так предъявлены обвинения во всех смертных грехах, в коих только можно обвинить человека. Да, я Болан. Мне удалось проникнуть в семейство Диджордже, и это я сегодня утром отправил Пена с компанией к праотцам. Но за этот акт ответственность я полностью беру на себя.

Наверное, вы видели или, по крайней мере, слышали, что они сделали с Брантзеном?

— Да, — тихо ответил Лайонс. — Браддок довольно хорошо описал внешность того парня, который оказал ему первую помощь. Его описание очень ярко напоминало мне одного человека, с которым я недавно встречался в Редланде.

— Ага. Так как насчет моей проблемы? — напомнил о себе Болан.

— Что вас интересует?

— Я слышал, что «Коммиссионе» располагает особой командой убийц, которым поручаются самые грязные дела. Я бы хотел знать, кто возглавляет эту команду.

— Это по вашей части, мистер Броньола, — сказал сержант.

— В настоящий момент в «Коммиссионе» состоят только десять капо, — начал Броньола. Он перечислил их имена. — Как вы заметили, Диджордже не входит в их число. Он ушел, громко хлопнув дверью, года два тому назад из-за какого-то недоразумения с наркотиками. Но он участвует в заседаниях «Коммиссионе», когда рассматривается дело, касающееся интересующей его личности. Он по-прежнему имеет голос в Совете.

Болан проявил к этому сообщению самый живой интерес.

— Значит, между ним и Советом существуют трения?

— Да, — заверил его Броньола. — Совет хотел стабилизировать цены на зелье, но Диджордже об этом даже слышать не пожелал. Он контролирует значительную часть контрабандных наркотиков и считает, что установление фиксированных цен задевает его интересы, ведь он продает оптовые партии наркотиков другим семействам и при этом сам устанавливает цену. Отсюда и трения.

— Спасибо, — поблагодарил федерального чиновника Болан. — Тут есть над чем поразмыслить. Но меня особенно интересуют головорезы «Коммиссионе». Вы можете мне что-нибудь рассказать о них?

Броньола откашлялся и продолжил:

— Нам известно, что наиболее грозной бандой убийц заправляют братья Талиферо. Их зовут Пат и Майк. Они…

— Я слышал о них. То, что вы говорите, вполне логично. Но, может быть, мне удастся…

— Будьте осторожны, Пойнтер, — умоляюще произнес Броньола. — Братья Талиферо чрезвычайно опасны. Говорят, что, получив приказ, они действуют словно ракеты с головками самонаведения. Ни отменить, ни приостановить исполнение контракта не в силах уже никто. Их люди — все равно, что элита гестапо. Они исполняют приказы только Пата и Майка. Сами братья получают указания непосредственно от «Коммиссионе».

— Именно это мне и нужно было знать, — заключил Болан. — А теперь я должен вас покинуть.

— Э-э… Пойнтер, — быстро позвал Броньола.

— Да?

— Сегодня вечером я вылетаю в Вашингтон и хочу подать прошение в вашу пользу.

— Что за прошение?

— Нечто вроде официального отпущения грехов. Вы слышите меня?

Болан рассмеялся.

— Так кто теперь вешает лапшу на уши?

— Он говорит совершенно серьезно, — отрезал Лайонс.

Между тем Броньола продолжал:

— Ряд высокопоставленных должностных лиц в курсе ваших… э-э… усилий. Мы догадывались о том, кто вы на самом деле, и теперь, когда вы это подтвердили… в общем, конечно, я ничего не могу обещать, но… думаю, что смогу добиться для вас официального прикрытия, если вы собираетесь продолжать вашу… э-э… плодотворную работу.

— Именно этим я намерен заниматься и впредь, — успокоил федерального агента Болан. — Если только не умру раньше времени.

— Но вы же не собираетесь умирать досрочно? — со смехом спросил Лайонс.

— Нет, если без этого можно обойтись.

— Можем ли мы вам чем-нибудь помочь?

— Сомневаюсь, сейчас слово за мной… Хотя, вот что… Вы не могли бы поподробнее разузнать о смерти некоего Чарльза Д'Агоста, двадцати лет, погибшего в результате несчастного случая на море, на рейде Сан-Педро?

— Убийство, в котором замешана мафия, Болан? — спросил Лайонс.

— Зовите его Пойнтер, Карл, — нервно оборвал полицейского Броньола.

Болан рассмеялся.

— Так, есть кое-какие подозрения. Узнайте, прошу вас.

— Я займусь этим немедленно, — ответил Лайонс. — Еще что-нибудь?

— Помолитесь за меня.

Лайонс и Броньола в свою очередь не удержались от смеха.

— Ну, ладно…

— Браддок благодарит вас, — торопливо добавил Лайонс.

— Не за что, — коротко ответил Болан и положил трубку.

Он сел в новенький «мерседес», неторопливо проверил оружие, поехал на виллу Диджордже. Его взаимоотношения с полицией складывались как нельзя лучше. Следя за дорогой, Мак размышлял, что ему даст обещанное «прикрытие».

— Может быть, лицензию на убийство, — пробормотал он, обращаясь к своему «мерседесу», — или на смерть.

Болан глубоко задумался. Как бы то ни было, возможность получения подобной лицензии не очень впечатляла его. Палачу хватало холодной ненависти.

 

Глава 22

Охранник у ворот приветливо заулыбался, завидев знакомую машину.

— Привет, Фрэнки! Я слышал, сегодня утром ты славно поработал. Все только и говорят о бойне, что ты учинил. Хотелось бы мне быть там с тобой.

Болан невозмутимо ответил:

— Возможно, тебе еще представится такой случай, Эндрю.

Он серьезно подмигнул охраннику и медленно покатил на свое обычное место парковки. В зеркало заднего вида Мак увидел, как охранник рысью помчался к одному из своих товарищей и завел с ним оживленный разговор.

Миролюбивый Бенни появился на стоянке, когда Болан уже выходил из машины. В знак приветствия парень адресовал ему «У» из расставленных пальцев.

— Уже несколько часов тебя кое-кто поджидает у бассейна. И этот кое-кто будет чертовски разочарован, если ты не пройдешь мимо него, входя в дом.

Болан кивнул в знак согласия и остановился, чтобы прикурить.

— Что случилось, Бенни?

— Весь барак, — парень махнул рукой в сторону дома, — ходит ходуном по случаю твоей утренней разминки, — отвечая, Бенни тщетно пытался сохранить невозмутимый вид. — Меня, конечно, это совсем не удивило. Я знал, на что ты способен, Фрэнки.

— Мне нужна твоя помощь, Бенни. Думаю, и я знаю, на что ты способен.

Бенни, казалось, вырос сразу же на несколько сантиметров. Точь-в-точь как Болан, он принялся рассеянно смотреть в небо.

— Что я могу сделать для тебя, Фрэнки? — серьезно спросил он.

— При необходимости такой парень как ты, должен время от времени пересматривать свои взгляды, — довольно уверенно предположил Болан.

— Это уж точно.

— Пату и Майку, вероятно, понадобится парень вроде тебя.

У Бенни от неожиданности аж дыхание сперло. Он задрожал от азартного возбуждения, потом спохватился и постарался вернуть на лицо маску солидности, но не смог совладеть с эмоциями и расплылся в улыбке.

— Ах, черт! — воскликнул он. — Я всегда знал, что ты — парень не простой.

— Человек, который умеет держать язык за зубами и в нужный момент оказаться под рукой… такой человек нам очень нужен.

— Да, ты только свистни, Фрэнки!

— Ладно. Будь готов.

Болан щелчком отбросил сигарету далеко в сторону и пошел к двери, ведущей во внутренний дворик виллы. Бенни с сияющим лицом следовал за ним, почтительно отстав на несколько шагов. Дойдя до своего поста, он остановился. Болан обернулся и подошел к нему.

— Слушай внимательно. Я только что принял важное решение: назначаю тебя своим заместителем. Понял?

Для Миролюбивого Бенни такая новость была слишком хороша, чтобы он сразу же и безоговорочно поверил в нее. Губы его задрожали, и он едва-едва выдавил из себя:

— Я твой душой и телом, Фрэнки. Что нужно делать?

Болан подошел еще ближе.

— Я тебе уже говорил, Бенни: полезный парень должен уметь вовремя увидеть перспективу. Дидж — конченый человек. Усекаешь?

Парень затряс головой.

— Я слышал об этом, — ответил он, — я уже давно поменял свои взгляды на жизнь.

— Раз так, то я хочу, чтобы ты собрал и других ребят, которые, как и ты, думают иначе, чем все. Нужно отделить доброе зерно он плевел, а, Бенни? Это твое задание номер один. Предупреди тех, кто достоин пощады. Ты все понял?

— Б… Бог ты мой! Да, п-понял, Фрэнки, — заикаясь, пролепетал Бенни.

— О'кей. Значит, ты отделишь своих ребят от остальных. Те, у кого на плечах голова, а не кочан капусты, должны были сообразить, что происшедшее утром в пустыне — предвестник того, что неизбежно должно произойти. Тебе понятно, о чем я говорю?

— Скрюи Лу получил по заслугам, — окрепнувшим голосом произнес Бенни. — Здесь еще немало тех, кто заслуживает того же.

— Они свое получат, не беспокойся, — серьезно заявил Болан. — Твое дело — позаботиться о том, чтобы не пострадали другие. У меня на это нет времени, поэтому я рассчитываю на тебя, Бенни. Разыщи тех, кого ты считаешь нужным, и предупреди их. Скажи, пусть ждут твоего сигнала.

Ошалев от неожиданно свалившейся на него ответственности, Бенни безуспешно пытался скрыть широкую торжественную улыбку.

— Моего сигнала? Да, конечно, Фрэнки.

— Собери свою группу.

— Я сейчас же займусь этим, Фрэнки.

Парень развернулся и чуть ли не бегом помчался выполнять порученное задание, стремясь выглядеть при этом спокойным и невозмутимым. Едва он скрылся за углом дома, как Болан покачал головой и направился к бассейну, где его ждала Андреа.

— Что ты сказал этому придурку? — спросила она.

Болан улыбнулся:

— Какая разница? Главное — я от него избавился, не так ли?

— Ты не очень-то веселись. Я уже заждалась тебя. Боюсь, что пробил твой час, мистер Неизвестный.

Болан наклонился и коснулся губами ее нежной щеки.

— Вот как?

— Сейчас не время шутить, — взволнованно сказала Андреа. — Приехал Виктор Поппи и привез с собой того типа из Флориды. Сейчас они все собрались в кабинете отца.

Улыбка по-прежнему играла на губах Болана.

— А ты, случайно, не слышала, как зовут их приятеля из Флориды?

— Виктор называл его Тони. Это все, что мне известно. Он невысокого роста, бледный, худой. Страшно напуган. На вид ему лет сорок.

Болан вздохнул.

— Спасибо и на том.

— Не стоит благодарности, лучше вытащил бы меня отсюда.

— Ты готова ехать сейчас же?

Девушка широко раскрыла глаза.

— Ты серьезно?

— Либо сейчас, либо никогда, — Болан пристально посмотрел на Андреа. — Можешь ехать в чем стоишь. Остальное оставь. Ты знаешь, куда ехать?

— Прямо в Италию. Я поеду к маме.

— И тебе все равно, что случится с отцом?

Андреа с любопытством уставилась на Мака.

— Папа не советовался со мной, когда занялся своим бизнесом.

Ее ответ удовлетворил Болана.

— Хорошо, тогда пошли. Сейчас я тебя отправлю, потом…

Он взял Андреа под руку и помог подняться с шезлонга. В этот самый момент на пороге двери с другой стороны патио появился Фил Мараско и окликнул его. Болан обернулся и дружески помахал рукой.

— Дидж ждет тебя, — крикнул Мараско. — Скорее, а то он теряет терпение.

Болан отпустил девушку.

— Жди меня здесь, я скоро вернусь.

Андреа тяжело опустилась в свой шезлонг и тоскливо прошептала:

— Хотелось бы верить…

Болан быстрым шагом пересек патио и догнал Мараско на лестнице.

— Что случилось?

Фил «Мед» явно нервничал.

— Не знаю, но старик вне себя. Он хочет немедленно видеть тебя.

Мараско и Болан бок о бок шли по коридору к кабинету Диджордже.

— Я сказал ему, что дело сделано, — ворчал Болан-Ламбретта. — Что на него нашло?

— Он вроде бы хотел отменить контракт, но не смог связаться с тобой, Фрэнки, — сообщил Мараско. — Но ты об этом не вспоминай, а то он взбеленится еще больше.

— Контракты не отменяют, Фил, — отрубил Болан.

Мараско что-то проворчал в знак согласия.

— Теперь ты говоришь, как член семьи.

Болан замедлил шаг, Мараско тоже.

— Я тебя очень люблю, Фил.

— Здорово! И я тебя, — просто, без всяких церемоний, ответил Мараско.

— Ты знаешь, в древнем Египте был такой обычай: когда умирал фараон, с ним должно было умереть все его окружение. Дурацкий обычай, правда? Слуги, рабы, все-все…

— Да ну-у…

— Точно. Эти египтяне считали, что, когда царь отправляется в свое последнее путешествие, его должны сопровождать все друзья-приятели. Мне кажется, это довольно глупо.

Мараско остановился.

— Что ты хочешь этим сказать, Фрэнки?

Болан посмотрел ему прямо в глаза.

— Пат и Майк сказали, что король должен умереть, Фил.

На лице Мараско не осталось ни кровинки.

— Дьявол! Я знал, что когда-нибудь все кончится именно так.

— Надеюсь, Фил, ты не хочешь стать тем египтянином.

Мараско вытащил из кармана сигареты и сунул одну в рот. Болан чиркнул спичкой и дал ему прикурить. Фил глубоко затянулся, потом резко выдохнул дым. Он думал не долго.

— Я не египтянин, Счастливчик.

— Рад слышать это, — Болан медленно направился к кабинету Диджордже. Вдруг Мараско протянул руку, словно пытаясь остановить его.

— Подожди. Прежде, чем ты войдешь, я хочу, чтобы ты знал: у Диджордже сейчас сидит осведомитель.

— Что за осведомитель? — спокойно спросил Болан.

— Парень, который, якобы, знал тебя раньше. Но он сказал также, что ты погиб во Вьетнаме. Это часть твоего прикрытия, Фрэнки?

— Возможно. Как его зовут?

— Тони Авина. Похоже, что вы с ним росли в одном квартале. Он сказал, что тебя призвали в армию, а потом в джунглях прихлопнули вьетконговцы. Наверное, тебе будет неудобно перед Диджем?

— Этот тип — член Организации?

— Нет! Ноль без палочки, голь перекатная!

— Послушай, Фил, — доверительным тоном начал Болан, — я, действительно, не Фрэнк Ламбретта.

— Да, у меня уже возникло такое подозрение. Что ты собираешься делать с этим Авина?

— Сейчас он у меня в штаны наложит, — мрачно буркнул Счастливчик. — Пойдем, посмотрим, каким цветом.

Карл Лайонс нервничал. Он метался по кабинету, временами бросая на Гарольда Броньолу яростные взгляды.

— Сообщить об этом Болану — все равно, что поджечь бикфордов шнур под ящиком с динамитом! — воскликнул он, наконец. — Кто-то подкупил судебного следователя, это ясно, как божий день! Следствие должно было установить убийство.

— Знаю, знаю, — спокойно ответил Броньола. — Но не забывайте, что еще два года тому назад имя Лу Пена не было так хорошо известно. Нет никаких оснований полагать, что тот Лу Пена, который управлял катером, был тем самым грозным Лу Пена тридцатых годов. Судья поступил вполне логично, решив, что смерть произошла в результате несчастного случая. Ущерб был компенсирован без суда, без слушания дела, без обвинения. И таким исходом все были довольны.

— Но, черт побери! — Маленькая яхта имеет приоритет над катером! Так записано в правилах судовождения. Окружной прокурор должен был возбудить уголовное дело! Пена развалил яхту надвое, задержался на месте преступления, чтобы убедиться в смерти экипажа и спрятать концы в воду. После этого он заявил о несчастном случае, и в результате, ко всеобщему удовлетворению, вышел сухим из воды. Это не правосудие, и мне плевать на обстоятельства. Возьмите, к примеру…

Броньола тщетно пытался успокоить разгневанного полицейского.

— В течение двух лет никто не имел доступа к этому делу. Собственно говоря, сегодняшний день тоже не исключение. Если бы я не обратил внимания на фамилию Д'Агоста, вы бы так и не установили мотивы убийства.

Мне нужно связаться с Боланом. У меня какое-то дурное предчувствие. Он сейчас находится в настоящем гадюшнике, и ему пригодится любая наша помощь. Вы хоть отдаете себе отчет, что до сих пор у нас еще никогда не было осведомителя «изнутри» мафии?

— И это вы говорите мне? — иронично спросил Броньола.

— Ладно, — отрезал Лайонс, — не будем себя обманывать: речь идет о жизни нашего человека. Болан дал нам этот телефонный номер. Предлагаю воспользоваться им.

Броньола неодобрительно нахмурился:

— Решайте сами. Звоните, если чувствуете в этом крайнюю необходимость, но не требуйте от меня одобрения ваших действий.

Лайонс развернул клочок бумаги с записанным на нем номером. Эта бумажка была когда-то частью того конверта, который Болан передал во время их последней встречи, когда его знали только как Пойнтера.

Над цифрами стремительным почерком было написано: «звонить только в экстренном случае», под номером значилось: Ламбретта. Телефон был местный, в Палм-Спрингс.

— Хотелось бы мне знать, где установлен этот аппарат, — пробормотал Лайонс.

— Думаю, вы никогда этого не узнаете, если не позвоните.

— Я мог бы установить адрес абонента через службу связи.

— Да, но при этом вы потеряете много времени.

— Вы правы, — вздохнул Лайонс.

Он нерешительно посмотрел на телефон, потом протянул руку, снял трубку и попросил переключить его на внешнюю линию. Сержант начал было набирать номер, но вдруг резко бросил трубку на рычаги.

— Черт бы вас побрал! Интрига — не моя стихия.

* * *

Болан и Мараско в хорошем настроении вошли в кабинет капо. Мараско остался стоять у двери. Болан приветливо махнул Диджордже рукой и опустился в мягкое кожаное кресло.

— Я не против отдыха, — проворчал Диджордже, — но это не значит, что ты должен был проваляться в постели весь день.

В кабинете, кроме Диджордже, находились еще двое. Одного из них Болан видел раньше. Он подумал, что это, видимо, и есть Виктор Поппи. Второго Мак узнал по описанию Андреа. Болан долго не сводил с него изучающий взгляд. Повисла гнетущая тишина…

— Привет, Тони. Я слышал, тебя только что выпустили из федеральной тюрьмы.

Диджордже прерывисто вздохнул и расслабился, а Виктор Поппи, нервно улыбнувшись, бросил на своего босса быстрый взгляд. Маленький человечек не сводил с Болана наполненных ужасом круглых глаз.

— Привет, Фр… — его голос сломался. Он задохнулся, закашлялся, прочистил горло и смахнул рукой навернувшиеся на глаза слезы.

Человечек слегка постучал себя по груди, стесненно улыбнулся и опустился в кресло.

— Вы знакомы? — спросил Диджордже, прикидываясь удивленным.

— Люди меняются, — негромко сказал Болан. — Когда-то Тони держал в кулаке половину квартала. Да… люди меняются.

— Да, но ты, должно быть, не сильно изменился, Фрэнки, — заметил Мараско. — Ты же здоров, как жеребец.

Болан заметил в глазах Диджордже упрек, когда тот взглянул на Мараско. Он улыбнулся.

— Нет, я тоже изменился. Вот, например, сегодня. Посмотри на меня — я выдохся, готов. А что я сделал? Небольшую, несложную работенку. Пять лет тому назад я мог пришить шестерых человек, как сегодня, а потом, вернувшись домой, трахнуть столько же хорошеньких девчонок. Теперь же меня и на одну едва хватает.

Мараско шумно расхохотался. Диджордже метнул в него мрачный взгляд, и тот тут же умолк.

— Я слышал об этом, Фрэнки, — нарушил молчание Виктор Поппи. — Все говорят, что…

— Заткнись! — рявкнул Диджордже.

Нахальная самоуверенность Болана произвела должный эффект на осведомителя Диджордже. Человечек растерянно смотрел на него и нервно ломал руки.

— Рад снова тебя видеть, Фрэнки, — пролепетал он.

— Минутку! Минутку! — воскликнул Диджордже.

Он осуждающе ткнул в Тони Авина свой указующий перст.

— Не прошло еще десяти минут, как ты говорил мне, что Фрэнк Ламбретта ушел на войну и был убит во Вьетнаме! А это как понимать? — и он махнул рукой в сторону Болана.

— Не знаю, мистер Диджордже, — дрожа всем телом, ответил Авина.

— Оставь его в покое, Дидж, — мягко посоветовал Болан. — Разве ты не видишь, что он болен?

— Кто позволил тебе приказывать мне? — взорвался Диджордже. — Ты за кого себя принимаешь, Фрэнки Счастливчик — Ложная Задница?

— А ты, ты за кого меня принимаешь?

Диджордже уставился на Болана, охваченный приступом немой ярости. С того самого момента, когда Фрэнки Счастливчик пересек порог кабинета, каждое его движение, каждое слово и каждый жест заводили капо еще больше. А теперь! Разговаривать в подобном тоне, словно он ровня ему, словно вернулся тот день, когда он и Андреа… Диджордже почувствовал, будто у него в желудке образовался ледяной ком, мешающий думать и наполняющий душу неприятным ощущением, которое он уже давно забыл — страхом. Усилием воли капо стряхнул с себя оцепенение, к нему постепенно возвращалось самообладание.

— О'кей. Ты задал вопрос, приятель. Постарайся дать на него ответ.

Болан посмотрел на Тони Авина.

— Ответь ему, Тони. Скажи мистеру Джулиано Диджордже, кто я. Скажи ему все, как есть.

— Ну… я не знаю, кто ты, Фрэнки, — растерянно пробормотал Авина.

Болан разразился диким хохотом. За ним Фил Мараско и Виктор Поппи. У Диджордже задрожал подбородок, но он засмеялся вместе со всеми. Болан поднялся и, держась одной рукой за живот, а другой колотя по стене, зашелся в истерическом, впрочем, вполне натуральном хохоте.

— О, черт! — простонал он, захлебываясь от смеха. — И я тоже! Я сам не знаю, кто я!

Он снова рухнул в кресло, держась обеими руками за живот и переводя дух.

— Уберите отсюда этого сраного осведомителя! — выдавил из себя между приступами хохота Диджордже. — Еще через минуту и я не буду знать, кто я есть!

К Мараско внезапно вернулось серьезное нестроение.

— Минутку, Дидж. Думаю пришла пора открыть карты. После стольких лет, проведенных вместе, я должен тебе это сказать.

— Что именно?

— Можно, Фрэнки? — спросил Мараско у Болана.

Еще посмеиваясь, тот кивнул в знак согласия.

— Дидж, это по поводу Фрэнки Счастливчика. Он член семьи.

Веселье Диджордже моментально улетучилось, и он резко, всем корпусом, повернулся к Мараско.

— Какой семьи?

— Витторини, — спокойно ответил за него Болан.

Смех словно ножом обрезало. Кабинет заполнила густая, вязкая, как смола, тишина. Стало отчетливо слышно торопливое тиканье больших настенных часов. Диджордже обернулся, чтобы посмотреть на «золотого мальчонку» Фрэнки, чьим крестным отцом он хотел стать, чтобы в один прекрасный день передать ему всю власть и могущество.

— Что-то я ничего не понимаю, — произнес он низким голосом.

— Я член семьи Витторини, — терпеливо, как малому дитяти, повторил Болан.

— Это человек Пата и Майка, — добавил Мараско.

От неожиданности у Диджордже отвисла челюсть. Он молча переводил взгляд с Болана на Мараско, затем снова на Болана.

— Что происходит, — наконец, выдавил он. — Объясни мне, что здесь происходит, Фил Мараско.

— Ты это сам хорошо знаешь, Дидж, — ответил за него Болан.

— Нет, не знаю.

Диджордже поднялся и осторожно пошел к своему столу.

— Ну-ка, Фил, — произнес Болан и повел подбородком в сторону стола.

Мараско первым оказался там и оперся о столешницу. Его рука скользнула в карман пиджака и осталась там.

— Вы что, с ума посходили? В чем дело? — дрогнувшим голосом спросил Диджордже.

— Может, мне вывести Диджа подышать свежим воздухом, а, Фрэнки? — обратился к Болану Мараско.

— Думаю, это пойдет ему на пользу, — Болан еще глубже утонул в кресле. — Да, ему нужен свежий воздух, Фил.

— Вы не смеете так поступать со мной! — взвыл капо.

— Но ведь тебе никто ничего не делает, Дидж, — удивился Болан, улыбаясь Виктору Поппи. — Эй, Виктор, забирай своего дружка из Флориды и расслабься. Можешь позагорать, покупаться в бассейне. Тони тоже не мешало бы отдохнуть. А ты…

— На каком основании ты распоряжаешься моими людьми? — заорал Диджордже.

— Этот тип все еще здесь? — холодно спросил Болан, не сводя глаз с Виктора Поппи. — Я думал, что Фил уже вывел его на улицу. Нет? Он все еще здесь?

Виктор Поппи уже мчался к двери, толкая перед собой ничего не соображающего Тони Авина.

— Какой тип? — нервно спросил он, оглядываясь. — Я никого здесь не вижу, кроме тебя, себя и Тони.

— Именно так мне и показалось, — удовлетворенно ответил Болан.

— Ты не можешь так поступить со мной! — ревел Диджордже.

— Ты так считаешь? — иронично спросил Фрэнки Счастливчик.

 

Глава 23

В коридоре Виктор Поппи и Тони Авина едва не сбили кого-то с ног. Болан слышал, как из-за закрытой двери доносились их извинения. Его Р.32 был нацелен на дверь, когда она распахнулась и в кабинет вошла Андреа, сжимая в руке маленький хромированный пистолетик, который Мак отнял у нее несколькими днями раньше.

Оглядев кабинет, она сразу же поняла ситуацию, затем обратила внимание на оружие в руках Болана. Ее ноздри затрепетали.

— Мне нужен отец.

— О нем позаботятся, — ответил Болан.

— Я передумала, мне нужен папа.

— Андреа, выйди, — проворчал Диджордже.

— Нет! Я все слышала, стоя за дверью. Я знаю, что происходит.

Она с ненавистью посмотрела на Болана.

— Вы хуже, чем все остальные. Я не хотела верить тому, о чем все говорили сегодня, но, видно, напрасно. Оказывается, это правда. Вы — кровавый убийца и теперь хотите убить моего отца!

— Уходи, девочка, — умоляюще произнес Диджордже. — Мы сами все между собой уладим. Ты ошибаешься.

— Она не ошибается, Дидж, — возразил Болан.

— Черт побери! Ты не имеешь никакого морального права…

Его слова оборвал негромкий сухой хлопок крошечного пистолетика Андреа. Ваза, стоявшая позади Болана, разлетелась вдребезги. Мак улыбнулся.

— Она держит нас на мушке, Фил.

— Я могу прикончить и вас тоже! — гневно крикнула девушка. — Не думайте, что я не умею пользоваться оружием.

— А я и не думаю, — по-прежнему улыбаясь, ответил Болан.

— Пойдем, папа.

— Андреа, этот тип издевается над тобой. Он успеет вышибить тебе оба глаза, прежде чем ты сообразишь, что к чему. Уходи отсюда!

— Я сказала…

— Уходи, Дидж, — отрезал Болан. — Я не стану стрелять в твою дочь.

— Конечно, ты можешь устроить все иначе. Ты даешь мне уйти, а сам спускаешь на меня свору своих псов, готовых всадить пулю в спину старику Диджу где-нибудь за углом. Я никуда не уйду. Наши дела мы уладим здесь.

— Прошу тебя, уходи, Дидж, — умоляюще попросил Мараско.

Андреа подняла пистолет на уровень плеча и прицелилась в Болана.

— Мы уходим вместе, сейчас же, в противном случае я стреляю.

Мак по-прежнему держал в руке револьвер. Он слегка отклонил ствол, направив его на Диджордже.

— Твой папа умрет вместе со мной, — просто пояснил он.

— Убирайся, Дидж! — настойчиво попросил Мараско.

— Я этого никогда не забуду, мистер Филипп Предатель. Никогда, — скрипнул зубами Диджордже.

— Уходи, — снова повторил Болан.

Диджордже вышел. Андреа попятилась за ним, все так же держа Болана на мушке. Когда за ней захлопнулась дверь, Мараско вздохнул:

— Вот и все.

— Контракт остается в силе, — философски заметил Болан.

Мараско неуверенно облизал губы.

— Послушай, Фрэнки, ведь Дидж не клоун какой-нибудь. Он дойдет до первой же группы своих людей и вернется с ними.

— Но я вовсе не собираюсь отпускать его, — ответил Болан.

Он подошел к застекленным дверям, ведущим в парк, и отодвинул задвижку.

— Мне не хотелось, чтобы девчонка оказалась замешанной в это дерьмо.

— Надеюсь, тут нет никакой ошибки, Фрэнки, — с беспокойством произнес Мараско. — Прикончить капо! Такое случается не каждый день. Может быть, лучше сначала навести справки? Для уверенности.

— Ты с ума сошел? И у кого ж ты собираешься наводить справки?

Болан распахнул створки двери и вышел в парк, Мараско последовал за ним.

— А кто открыл контракт, Фрэнки?

— Ты что, псих? Как по-твоему, кто может открыть контракт на капо? Может, ты хочешь спросить, не передумали ли они? А, Фил?

— Нет, нет! Только не я! — быстро ответил Мараско.

Болан трижды выстрелил в воздух. Несколько человек обернулись и побежали к нему.

— Что случилось? — крикнул один из них.

— Вы знаете Миролюбивого Бенни? — крикнул в ответ Болан.

— Да! Он дал сигнал?

— Можешь не сомневаться. Перекройте все входы и выходы, чтоб ни одна муха не пролетела!

— Ни одна, ясно! — человек развернулся и со всех ног помчался к воротам, сопровождаемый двумя своими приятелями. Четвертый остался на месте, недоуменно вытаращив глаза на Болана. Мак поднял револьвер и тут же пристрелил его.

— Эй! — крикнул Мараско. — Ты что, спятил?!

Болан резко обернулся к нему с искаженным яростью лицом.

— Здесь только два сорта людей: живые и те, кто умрет, а линия раздела — Миролюбивый Бенни.

— Этот прыщавый засранец? — изумленно воскликнул Мараско, не веря своим ушам.

— Да. Романтическое правосудие, не так ли?

— Болан отбросил, наконец, маску Ламбретта.

— В предстоящем хаосе смерти что может быть нормальнее Миролюбивого Бенни, отделяющего доброе семя от гнилого?

— А? Ты о чем? — Мараско уже ничего не понимал, его внутренний мир покачнулся, лишившись привычных ценностей и ориентиров. — Не понимаю… что… Боже мой! Ты — Болан! — совершенно потрясенный, покачиваясь, он пытался вытащить из кармана пистолет.

— Ты прав, — Болан пожал плечами и всадил ему пулю прямо в переносицу. Мараско упал на спину. Страх, тревога, предательство, каиновой печатью отметившее его лицо, отступили, уступая место вечному покою смерти. — Мне очень жаль, Фил, — надгробная речь Болана была предельно лаконичной, но искренней. Он перезарядил револьвер и отправился на поиск новых целей.

Но мир уже перевернулся вверх дном. Все стреляли друг в друга. Группа охранников, вооруженных «томпсонами», поливала свинцом всех, кто пытался приблизиться к воротам. На стоянке весело полыхали две машины, по всему парку валялись трупы. Болан решил больше не искать новых жертв, а сосредоточиться на судьбе Андреа. В парке он девушки не нашел, зато наткнулся на человека, ускользнувшего от него на утесах Бальбоа. Джулиан Диджордже походил на вспоротый мешок с песком — его внутренности вывалились из разорванного автоматной очередью живота и разлились по земле его бывшего королевства. Пули 45 калибра, выпущенные из «томпсона» его собственными головорезами, буквально выпотрошили его, но капо все еще был жив и пытался овладеть ситуацией: скрюченными пальцами с ухоженными, лакированными ногтями он сгребал свои кишки и втискивал их в свой разорванный живот. Болан подумал о Джиме Брантзене, о Чингизе и Долли Канн, маленькой приятной женщине, которую ему довелось видеть всего лишь раз, да и то мертвой. Перед внутренним взором Мака проплыло удивленное и искаженное болью лицо Тима Браддока, он вспомнил восковые лица своих родителей и младшей сестренки. Из небытия восстали тени друзей и соратников по «команде смерти»… Болан подумал о всех мафиози, нашедших смерть от его руки… Только теперь он увидел Джулиана Диджордже, корчащегося на земле своей вотчины, на земле, которой он никогда не стоил. Внезапно Болану пришла в голову неожиданная мысль: а есть ли вообще что-нибудь, стоящее той цены, которую требуется за это «что-то» отдать? Война, жестокость и смерть были его верными спутниками на протяжении уже многих лет, и Болану никак не удавалось найти в подобном положении вещей хоть какого-то намека на логику.

Джулиан Диджордже поднял на него мутные от боли глаза и голосом, которым не говорил много лет, попросил:

— Убей меня.

— Ни в коем случае, — пробормотал Болан.

Он отступил на шаг, повернулся и пошел прочь от умирающего. Пройдя лужайку парка, усеянную трупами, он через распахнутую стеклянную дверь вошел в кабинет покойного капо.

Там же, извиваясь в руках Миролюбивого Бенни, уже находилась и Андреа Д'Агоста. Слезы ручьями струились по ее щекам, и в своем крике она выплеснула всю ненависть к человеку — виновнику этих страшных событий.

Болан терпеливо слушал ее проклятия, пока она не выдохлась, затем повернулся к Бенни.

— Ты хорошо поработал. Теперь займись наведением порядка и устранением ущерба. Если вдруг появятся фараоны, в чем я сильно сомневаюсь, скажешь им, что на виллу напал Болан.

— Хорошо, Фрэнки.

Бенни направился к двери, потом обернулся, будто вспомнил что-то несущественное.

— Кстати, я могу устроиться на вилле?

— Конечно, — устало ответил Болан. — Возьми себе апартаменты Фила Мараско.

В ответ Бенни ослепительно улыбнулся и исчез за дверью. Болан с минуту смотрел на рыдающую девушку, затем снял телефонную трубку и набрал номер Карла Лайонса.

— Я рад, что вы позвонили, — с облегчением вздохнул Лайонс. Я уж и сам собирался связаться с вами. Вы просили меня провести расследование по делу смерти Чарльза Д'Агоста. В различных досье комитета Конгресса по борьбе с организованной преступностью имеется более дюжины писем, свидетельствующих о его связях с преступной империей Джулиана Диджордже. Лу Пена был тем человеком, который…

— Подождите, — попросил сержанта Болан. — Расскажите обо всем заинтересованному лицу.

Он встал, поднес телефон Андреа и приложил трубку к ее уху.

— Попросите повторить сообщение.

— Повторите, пожалуйста, — послушно прошептала девушка.

Через пару секунд она сама взяла аппарат в руки. Болан достал сигарету и закурил. Выслушав рассказ полицейского до конца, Андреа отдала телефон Болану, поблагодарила его, привела в порядок одежду, растрепанные волосы и вышла.

С телефоном в руке Болан уселся в кресло Диджордже.

— Что там у вас происходит? — спросил Лайонс.

Болан чувствовал себя совершенно опустошенным.

— Да так, небольшая чистка. Скажите этому… как его… э-э… Броньола, кажется? Пусть забудет. Я свалял дурака.

— Насчет прикрытия?

Болан вздохнул.

— Все кончено! Диджордже мертв, его семейство практически перестало существовать. В настоящий момент они в парке дружно добивают друг друга. Советую вам направить сюда батальон пехоты, чтобы взять под контроль местность. Настоящий бум начнется тогда, когда они поймут, что наделали. Может быть, вам еще удастся что-нибудь собрать.

Детектив удивленно присвистнул и пробормотал:

— Думаю, нам не удастся «заштопать» ваше прикрытие. Я имею в виду…

— Никаких шансов. Время от времени дураков можно обводить вокруг пальца, но… я соберу все, что есть интересного в кабинете Диджордже и перешлю вам. Это будет мой последний подарок. Ну, а мне нужно быстро исчезнуть. Эй… Лайонс, спасибо за все.

— Оставьте документы где-нибудь в камере хранения, а ключ перешлите мне. Многие среди нас благодарны вам, Болан. Только, увы, не все!

— Понимаю.

Болан положил трубку, достал из нижнего ящика стола атташе-кейс и стал набивать его различными бумагами и папками, принадлежавшими покойному капо. Захлопнув кейс, он подошел к двери, обернулся, в последний раз обвел взглядом логово мертвого Диджа и вышел в коридор.

Он нашел Андреа у бассейна. Она рассеянно смотрела на труп, плававший в голубой воде.

— Хотите уехать со мной? — спросил Мак.

Девушка скованно улыбнулась.

— Куда?

Болан равнодушно пожал плечами.

— Не все ли равно?

Она кивнула и вложила руку в его широкую твердую ладонь. Болан подвел ее к новому «мерседесу», усадил, сам устроился за рулем и завел двигатель. В молчании они подъехали к дверям. Охранник, которого Болан назвал Эндрю Харди, посмотрел на Андреа Д'Агоста и заговорщически подмигнул Болану. Его правая рука была перевязана окровавленным платком. Эндрю нагнулся к открытому окну «мерседеса», опираясь на крыло здоровой рукой.

— Хорошая работа, а, Фрэнки?

— Да. Передай Бенни, что я позабочусь о девчонке. Пусть присмотрит за всем до моего возвращения.

— Можешь не беспокоиться о Бенни, — ответил охранник.

Болан кивнул головой и дал газ. Под визг колес они вылетели из ворот и покатились по аллее, ведущей к шоссе. Болан подумал, что Миролюбивый Бенни пока не догадывается, до какой степени ему бы стоило побеспокоиться о самом себе. Семейный суд относительно быстро вынесет свое решение по событиям сегодняшнего дня. Болан почувствовал нечто вроде жалости к «повстанцам», но тут же подавил в себе эти эмоции. Он увидел этих подонков в их истинном обличье: все они — будущие Лу Пена. Мир обойдется без них.

Когда машина сворачивала на шоссе, Андреа бросила через плечо короткий взгляд назад, вздрогнула, словно от озноба, и придвинулась к Болану.

— Я не знаю, кто вы, — заговорила она, — но вы словно провели меня через чистилище.

Болан улыбнулся ей.

— Знаете, чтобы выйти из чистилища, есть два пути.

— Каким же путем пойдем мы? — шепотом спросила Андреа.

Болан не мог ответить на ее, в общем-то, простой вопрос. Но он уже знал путь, которым, скорее всего, ему суждено пойти. Этот путь был уже знаком ему — жизнь тени в мире теней. Жизнь, которая обретала свой истинный смысл только тогда, когда текла кровь. Болан знал свой путь. Он обнял Андреа за плечи и привлек к себе.

— Поднимите глаза и посмотрите во-он туда, на горизонт.

— Зачем?

— Это напомнит вам, что вы живое существо, что жизнь продолжается, и что в ближайшие четверть часа может произойти все, что угодно.

Андреа закрыла глаза и положила голову на широкое плечо Болана. Они въехали на развилку главной дороги. Болан притормозил и глянул на запад, где полыхало кроваво-красное зарево заката, где ярко-алое солнце тонуло в песках бескрайней пустыни.

— Ну, уж нет! — и он повернул на восток. — Я сыт этим по горло!

Однако Палач не нуждался в подсказке кроваво-красных небес. Он и так знал свое будущее. Ведь даже его собственная тень имела цвет крови. Если у мафии имелись веские основания бояться и ненавидеть Мака Болана, то близился момент, когда она должна была собраться с силами и всей своей мощью обрушиться на него, чтобы раз и навсегда устранить постоянную угрозу своему существованию, вырвать острую занозу, засевшую в самом чувствительном месте… Пат и Майк находились по другую сторону горизонта. В мире теней, где обитал Палач, все небеса пылали багрянцем.

Но пока он одержал победу, пусть маленькую, временную, но победу. Он мчался в шикарной машине по бесконечной дороге и обнимал красивую женщину. Жизнь продолжалась.

Андреа положила руку на плечо Болану.

— Куда бы ни лежал твой путь, возьми меня с собой.

— Ты на меня не сердишься?

— Отец умер задолго до моего рождения, Мак.

— Как ты меня назвала?

— Я буду называть тебя так, как ты захочешь, — прошептала она.

Болан пожал плечами.

— О'кей. Только не называй меня Счастливчиком!

Он поцеловал Андреа и почувствовал, что его маска создана не только для убийства.