Глава 1
Вернуться в Нью-Джерси оказалось намного проще, чем уехать оттуда.
Месяцем раньше Мак Болан зафрахтовал в аэропорту Тетерборо «Боинг 707», который доставил его в Италию. Затем он побывал в Алжире и теперь возвращался в Соединенные Штаты, точнее, в штат Нью-Джерси. Вероятно, о его планах кто-то узнал или догадался — Болан быстро понял, что его визита уже ждали.
Он бросил косой взгляд в зеркало заднего вида своего «мустанга»: фары следовавшей за ним большой машины нагло вспыхнули лучами яркого света.
Наемные убийцы из команды братьев Талиферо. Болан понял это, как только «кадиллак» начал преследовать его на пустынной сельской равнине, освещенной бледным лунным светом. Мак хорошо знал, с кем имел дело, а также квалификацию и высокий профессионализм своих врагов.
Один лишь Бог знает, как Талиферо относятся к своему ремеслу. Для них оно было выражением их жизненного кредо, священнодействием. Братья Талиферо обладали своего рода талантом дарить смерть своим ближним.
Братья Майк и Пат руководили командой отборных наемный убийц и подчинялись приказам непосредственно «Коммиссионе». Их головорезы были воспитаны в лучших традициях нацизма, а свои методы полностью переняли у гестаповских палачей. Майк и Пат никак не походили на жалких грошовых убийц, окруженных отпетыми негодяями с большой дороги. Нет, подобно эсэсовцам, они лучше любого другого делали свое дело.
Но и Болана нельзя было назвать дилетантом: он тоже в совершенстве овладел искусством убивать и выживать. Его жизненное кредо заключалось в одном: топтать мафию при любой представившейся возможности, топить ее в собственной крови.
Болан задумался, представится ли ему подобная возможность в ближайшем будущем, и решил, что если хочет выжить, то ему придется самому создать ее.
Между ребрами у него застряла пуля — неприятное воспоминание о перестрелке на Сицилии, под коленом все еще гноилась другая болезненная рана, а порезов, ссадин и царапин хватило бы на десятерых. Все тело жутко болело, и Болан чувствовал, что силы вот-вот покинут его. Он был почти что готов прекратить борьбу, сложить оружие и спокойно умереть здесь, в самом сердце пустынной сельской равнины.
Немногим ранее полиция начала блокировать все выезды с магистрали, соединяющей Филадельфию с Нью-Йорком. Болан инстинктивно почувствовал опасность и сумел вырваться из ловушки прежде, чем она захлопнулась.
Благодаря своему ловкому и своевременному маневру он мчался теперь по пустынной сельской дороге, а сзади за ним неотступно следовал лимузин, битком набитый наемными убийцами Талиферо.
Наиболее логичным выходом из создавшегося положения было бы остановить машину и погибнуть. Это легко и просто и окончательно решало все проблемы. Ведь Болан стал живым трупом, едва лишь объявив войну мафии. Он знал об этом и принимал такую ситуацию как должное. Так почему бы не пойти до конца и не умереть на самом деле?
Он вел машину на скорости около ста километров в час, но взгляд его был приковал к зеркалу заднего вида. Он видел, как машина с убийцами приблизилась. Мак разглядел даже их лица, обращенные к нему. «Кадиллак» сбавил скорость, позволив «мустангу» Болана немного уйти вперед. Для последнего смертельного удара люди Талиферо искали только более подходящее место.
Узкая извилистая дорога, подобно змее, вилась через поля, огибала маленькие деревеньки и сельские заводики, расположившиеся к востоку от Трентона. Было уже поздно, и ни одна живая душа не нарушала ночной покой. Одна лишь смерть неслась вслед за Боланом.
Несмотря на идеальные условия, убийцы из команды Талиферо явно ждали лучшего момента и лучшего места для сведения счетов. Все их действия отмечала печать высокого профессионализма: они рассчитывали бить наверняка.
Болан вздохнул, вытащил обойму из своего «магнума» и констатировал, что в ней осталось всего лишь три патрона. «Беретта» была разряжена и годилась лишь на то, чтобы колоть ею орехи.
Выходит, пришло время умирать. Болану осталось лишь остановить машину и подставить себя под пули мафиози.
Болан бросил косой взгляд в зеркало, его губы тронула легкая улыбка, и обращаясь к своим преследователям, он тихо пробормотал:
— А вот вам хрен…
Резким движением он нажал на педаль акселератора, и «мустанг», взятый им напрокат, рванулся вперед, выбросил из выхлопной трубы два легких белых облачка дыма. Совершенно неожиданно дичь превратилась в охотника.
«Кадиллак» также резко прибавил скорость, но маленький «мустанг», просто созданный для подобного рода маневров, стремительно уходил в отрыв. Машина Болана буквально взлетела на вершину холма и проворно скользнула вниз, подобно планеру, попавшему в нисходящий воздушный поток. Казалось, что ей чужд закон всемирного тяготения. Дистанция, разделявшая две машины, понемногу стала увеличиваться.
Однако Болан намеревался выиграть всего лишь немного времени: секунды, а не километры. Он считал секунды, выигранные им на каждом повороте, оценивал полученное преимущество и разрабатывал план предстоящего боя, подготавливаясь к неизбежному столкновению. Мак не сомневался, что он произойдет где-то здесь, на этой дороге, только чуть-чуть дальше.
Он понимал, что следовавшая за ним по пятам машина не одна, что есть и другие, которые скоро сойдутся в одной точке и замкнут круг. То, что его узнали так быстро, совсем не удивляло Болана, хорошо знакомого с почти что полицейскими методами мафиози. Все их патрульные машины были оснащены радиостанциями, а за рулем сидели шофера, ничем не уступавшие водителям полицейских машин. В данном случае они пользовались преимуществом, которого не имела полиция: мафиози знали, кто сидел за рулем «мустанга».
Эти парни хорошо знали свое дело. Ради него они жили и охотились на Болана, поскольку тот уже давно, как мог, издевался над ними. Они готовы были перегрызть ему глотку, и лимузин, отставший на десять секунд, нес ему верную смерть.
Как всегда, все решали секунды. Мак не мог оторваться от преследователей. Их необходимо было остановить, уничтожить и скрыться до подхода подкрепления.
Под визг покрышек «мустанг» проскочил перекресток. Болан все же успел взглянуть на указатель: одна дорога вела в маленький городок под названием Рузвельт, другая — в Перринвилл. Болану эти названия ничего не говорили. Он искал поле боя, место, где можно было сражаться, а не городские кварталы. Подчиняясь своему инстинкту опытного воина, Болан, сам не зная почему, свернул в сторону Перринвилла.
Двадцать секунд спустя он наконец обнаружил подходящее для боя место: дорога мягко карабкалась вверх по склону холма, а затем ныряла вниз, делала крутой поворот и выводила к широкому ручью с переброшенным через него узким мостом.
Болан сам чуть не вылетел со щебеночного покрытия дороги, и лишь в последнюю секунду «мустанг» проскочил через мост всего в нескольких сантиметрах от ограждения. Через 10-12 секунд Мак резко крутанул руль, машина пошла юзом, развернулась на сто восемьдесят градусов и остановилась. Болан погасил фары, потом поставил машину поперек моста, вышел из нее и взобрался на холм, кроя себя последними словами и проклиная свою раненую ногу, мешавшую ему двигаться.
Едва он успел занять исходную позицию, как ярко вспыхнули фары «кадиллака», и лимузин появился на вершине холма. Начинался крутой спуск, и водитель резко затормозил. Душераздирающий визг покрышек разорвал тишину ночи. Виляя из стороны в сторону, «кадиллак» пытался вписаться в крутой поворот и удержаться на дороге.
Он ясно увидел встревоженные лица пассажиров лимузина, когда они пронеслись мимо, борясь с центробежной силой, подчинившей себе машину.
Стекла «кадиллака» были опущены, и Болан услышал, как кто-то из сидящих сзади предостерегающе вскрикнул, когда фары осветили брошенный посреди моста «мустанг».
Нога Болана инстинктивно дернулась, словно это он сидел за рулем преследовавшей его машины.
Водитель полностью потерял контроль над машиной: «кадиллак» развернуло поперек дороги и с блокированными колесами он боком влетел на мост. Лимузин ударился об ограждение, встал на дыбы и, перевернувшись через крышу, продолжил наискось скользить по мосту: этакий семиметровый стальной гроб, со скрежетом мчащийся по бетонному коридору всего трех метров шириной.
Еще до того, как достигнуть «мустанга», лимузин превратился в искореженную груду металла. Неудержимым тараном он врезался в машину Болана, и по инерции оба автомобиля вынесло на другой конец моста. Под неудержимым натиском этого металлического торнадо машина Болана вылетела за ограждение моста, упала на крутой склон берега и, перевернувшись, рухнула в речушку крышей вниз.
Груда искореженного металла, которая совсем недавно была роскошным «кадиллаком», трижды перевернулась и, пролетев метров тридцать, замерла на обочине, лежа на боку.
Болан осторожно пошел вниз, к своей добыче. Он сразу же услышал слабые крики и стоны раненых. Мак вздохнул, понимая, что ему придется избавить их от ненужных страданий.
Один из убийц вылетел из машины во время ее кувыркания по мосту. От него практически ничего не осталось — только кучка перемолотого фарша из человеческого мяса, в которой то тут, то там торчали острые обломки белых костей. Краткое пребывание между нагревшейся крышей лимузина и щебеночным покрытием дороги сделали невозможным какую бы то ни было идентификацию тела.
Болан переступил через липкую лужу крови, медленно перешел через мост, осторожно переставляя раненую ногу. Наконец он добрался до «кадиллака», точнее говоря, до той груды железа, которая двумя минутами раньше являла собой триумф инженерной мысли Детройта.
Другой труп, истертый в порошок, он обнаружил в том месте, где «кадиллак» совершил целую серию кульбитов по шоссе. Болан последовал по следам, оставленным на дороге, и пока дошел до разбитой машины обнаружил еще три мертвых тела.
Значит, осталось устранить еще троих. А может быть, и нет, поскольку стоны раненых наводили на мысль об их скором и неизбежном конце.
Машина лежала на боку, примяв заросли большого кустарника. Свет луны освещал ее вполне достаточно, чтобы Болан заметил двух мужчин, ставших пленниками истерзанных и перекрученных листов металла.
Оба были серьезно ранены.
Тем не менее, они были в сознании и переговаривались, хотя каждое слово давалось им с видимым трудом.
— Я не чувствую своих ног… Думаю, что у меня сломан позвоночник…
— А Карло? Где он?
— Плевать я хотел на Карло! Где этот парень? Где он?
— Не знаю. Да и что нам с того? Билл, мы все равно подохнем здесь.
— Ты может быть, но не я.
— Нет, нам обоим крышка.
Болан вмешался в их разговор и произнес спокойным, холодным тоном:
— Именно так и будет. Вы оба умрете.
Он протянул руку и вырвал из слабеющих пальцев одного из убийц пистолет, а второй рукой зажал его кровоточащий рот и нос.
— Сколько вас внутри? — спросил Болан.
Тот, которого звали Билл, хрипло спросил:
— Это ты, Болан?
— Да, я.
— Я прекрасно знал, что когда-нибудь наши пути обязательно пересекутся.
— Браво, ты не ошибся.
Билл захрипел, закашлялся и на его губах выступила кровавая пена.
— Что ты собираешься делать? — выдавил он.
— Закончить свою работу.
— Оставь нас в покое.
— Не могу.
В горле у Билла заклокотало, он попытался повернуться, чтобы лучше разглядеть «большого ублюдка», стоящего у обломков машины.
— Что ты делаешь с Кэмпи?
— Помогаю ему умереть.
— Сволочь!
— А затем я займусь тобой…
Болан протянул руку к лицу умирающего Билли.
— Подожди! Подожди же, черт возьми!
— У меня мало времени.
Мафиози яростно зарычал под рукой Болана:
— Не делай глупости! Дай мне умереть самому.
Болан убрал руку.
— Хорошо, — тихо проговорил он, — но при условии, что ты заговоришь.
— Что ты хочешь узнать?
— Сколько людей идет по моему следу?
Умирающий усмехнулся, закашлялся, поперхнулся собственной кровью, а затем сообщил:
— Достаточно. Ты — конченный человек.
— В этом нет ничего нового, расскажи мне еще что-нибудь.
— Тебе никогда не выбраться из этого штата.
— Сколько групп, подонок?
Раненый вновь закашлялся, и фонтан крови хлынул между пальцами Болана. Он повернул голову мафиози на бок, не давая ему захлебнуться кровью.
— Сколько? — повторил он.
— Плевал я на тебя. Чтоб ты сдох!
— Хорошо.
Мак отошел от раненого и осмотрел машину. Бензиновые пары поднимались вверх над задней частью груды рваного железа и неприятно раздражали нос и горло Болана. Внезапно шорох в кустах заставил его броситься на землю и откатиться в тень, отбрасываемую кустарником.
Лишь доли секунды хватило ему, чтобы увидеть силуэт мужчины, держащего в руке револьвер. Раздался выстрел, и из ствола вырвался короткий язычок пламени. В то же мгновение разбитую машину с ревом охватил огонь: от выстрела воспламенились пары горючего, которыми был густо насыщен воздух.
Болан почувствовал, как смерть прошла рядом с ним. Откатившись в сторону, он приподнялся, чтобы ответить огнем на огонь. Однако его противник уже превратился в живой пылающий факел, с воем раскачивающийся из стороны в сторону, пытаясь сбить пламя.
Должно быть, он лежал в луже вытекшего из бака бензина и его одежда пропиталась им насквозь.
Болан поднял револьвер, отобранный у мафиози, и трижды выстрелил в сердце горящего человека, чтобы положить конец его страданиям. Затем, ни разу не обернувшись, Мак покинул поле боя.
Он шел пешком, его раны вновь открылись, а впереди подстерегали неведомые и бесчисленные опасности и враги, ступившие на тропу войны. И все же Болан про себя вознес Богу благодарственную молитву.
На этот раз ему удалось обмануть смерть.
Глава 2
Ему снился нескончаемый водный поток и вечная война. Из бездонной вечности, зовущейся сном, Мака вырвал луч солнца, ласково коснувшийся его лица.
Он лежал на сене. Абсолютно обнаженный. Солнечные лучи проникали через слуховое окошко прямо над его головой. Все тело горело, в голове был туман, но боли он не ощущал.
Высокий мужчина в джинсах и полосатой рубашке сидел рядом на скамье и внимательно вглядывался в лицо. Второй человек стоял с другой стороны, но Болан был слишком слаб, чтобы повернуть голову и рассмотреть его.
Вдруг Мак услышал радостный возглас:
— Бруно! Он проснулся!
Голос принадлежал женщине. А этого типа в полосатой рубашке, должно быть, звали Бруно. Ну и что с того?
У Бруно было приятное лицо, высокий лоб с небольшими залысинами, а в глазах его читалась тревога.
Болан хотел спросить «какой Бруно?», но язык отказывался ему повиноваться, он чувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, словно его парализовало. Впрочем, это была не женщина, а скорее, девушка. Совсем юная девушка, одетая, как и Бруно, в джинсы и полосатую рубаху.
Дочь Бруно?
В ее огромных темных глазах светились озабоченность и беспокойство, черные как смоль волосы струились по ее плечам темным переливающимся и искрящимся каскадом.
Совсем еще ребенок. Болану стало стыдно, что он лежит перед ней обнаженный. Сделав нечеловеческое усилие, он протянул руку к бедрам и нащупал полотенце, которое лежало поперек его живота.
Уф! Слава Богу, все в порядке. Почему же тогда она так встревожена?
Девушка снова заговорила. Ее голос звучал, как настоящая симфония:
— Как вы себя чувствуете?
Во второй раз Мак попытался что-то сказать, затем прекратил эти попытки и улыбнулся девушке, одновременно спрашивая себя, не была ли его улыбка похожа на клоунскую гримасу.
— Бруно нашел вас в ручье. Мы перебинтовали ваши раны и дали успокоительное. Вы можете сказать мне, как вы себя чувствуете?
Реальность вернулась к Болану, подобно подступающей к горлу тошноте. Он оперся на локоть и попытался встать.
Девушка мягко, но вполне решительно пресекла его попытки.
— Лежите спокойно, — сказала она.
Ему удалось наконец пошевелить языком, и собственный голос показался ему странным и чужим.
— Нет, я не могу. Опасно… Опасно для вас.
Она попыталась успокоить его. Мужчина наклонился над Боланом и положил свою широкую ладонь ему на лоб.
Болан хотел предупредить обоих, что их жизнь будет в опасности до тех пор, пока он здесь, на сеновале, но ему казалось, что его голос доносится из глубины бездонного колодца, который закрывался над ним. В этот день это был последний проблеск, и Мак снова погрузился в беспамятство.
Когда он вновь пришел в себя, то увидел, что лежит на кровати, укрытый чистыми простынями. Ему казалось, что его выбросили из самолета и теперь он парит в облаках.
Девушка сидела у окна. Лучи солнца падали на ее волосы, и она что-то писала в большой тетради, лежащей у нее на коленях.
Она была просто восхитительна.
Болан долго смотрел на нее. Почувствовав на себе его взгляд, она вздрогнула, и вновь Болана потрясла глубина ее черных глаз.
Не совсем представляя себе, как начать разговор, он спросил:
— Сколько времени я здесь нахожусь?
— Два дня, — мягко проговорила девушка.
— Где мы?
— Что?
— Где я?
— В… в моей комнате. Это наша ферма, моя и моего брата. Мы разводим цыплят. Это недалеко от Маналапана.
— Маналапан?
— Маленький городок на 33-м шоссе, в центре штата.
— Далеко от Перринвилла?
— Вовсе нет. Около 15 километров. Мы живем приблизительно на полпути между Филадельфией и Нью-Йорком.
Болан негромко застонал и сел в кровати.
— Должно быть, к вам благоволит ваш ангел-хранитель, — улыбнулся он девушке. — Ведь это совсем близко.
Он спустил ноги на пол и тут же упал на подушки.
Он не успел даже заметить, как девушка поднялась со стула, а она уже стояла рядом, поддерживая его за плечи и поправляя подушки у него под головой.
— Не пытайтесь повторить ваши фокусы, — заявила она сухим голосом. — Для этого у вас пока еще недостаточно сил, мистер Болан.
Он живо взглянул на нее. Несколько мгновений она сверлила его суровым взглядом, а затем безапелляционным тоном заявила:
— Да, мы в курсе. Вот уже два дня, как радио и телевидение говорит только о вас. Бруно извлек пулю, застрявшую у вас в боку, и сейчас мы лечим ваши раны. Все остальное зависит от вас самих. Если вы встанете, раны откроются вновь и начнут кровоточить. Вы голодны? Вы можете есть?
— Я проглотил бы быка, если бы это помогло поскорее уйти отсюда, — пробормотал Болан.
— Вот она, благодарность, — заметила девушка.
— Послушайте-ка, крошка, если меня обнаружат здесь — вас «отблагодарят» пулей в лоб. Вы даже не знаете…
— Если вы имеете в виду этих бандитов, то они уже приезжали. Дважды. По этой причине вчера вечером мы уложили вас в курятнике.
— Они вернутся, — сказал Болан. — Эти типы всегда доводят начатое дело до конца. Принесите мне одежду. Я пока попытаюсь как следует обдумать свои дальнейшие действия.
Девушка вышла. Секунду спустя Мак услышал, как она звала своего брата.
Болан еще раз попытался сесть. Спустив ноги на пол, он пару минут неподвижно посидел, затем осмотрел свои раны.
Парень хорошо поработал над его раной на боку. Она почти не болела, заражения удалось избежать. Бруно ловко наложил швы нейлоновыми нитками. Болан слабо улыбнулся и, поморщившись, поднял колено, чтобы, в свою очередь, взглянуть на него.
Нога вокруг пулевого отверстия воспалилась, распухла и очень болела. Пятнадцать километров ходьбы по ручью и через вспаханные поля не могли привести ни к чему хорошему. Рана была перевязана потемневшей, дурно пахнущей повязкой. Болан размотал бинт и принялся внимательно рассматривать рану, надеясь, что Бруно хорошо очистил ее и продезинфицировал, прежде чем наложить швы. Болан все еще продолжал свой осмотр, когда в комнату вошел Бруно. Он вовсе не был таким старым, как казалось с первого взгляда. Выглядел он лет на 50.
Хотя, если он был братом девушки, ему должно было быть меньше 40. Во всяком случае, не больше. Он остановился в дверях, этакий гигант, загораживающий проход, и окинул Болана взглядом, в котором отражалось беспокойство.
Болан жестко взглянул на него.
— Вы ловкий врач, Бруно. Спасибо. Подайте мне брюки.
— Вы не узнаете меня, не так ли? — мягко спросил фермер.
Болан пристально вгляделся в черты его лица, а затем спросил:
— Разве мы знакомы?
— Нет, не думаю. Мы виделись лишь однажды, да и то вы спешили.
Заинтригованный, Болан слабо улыбнулся.
— Дьен Хак, — лаконично пояснил Бруно. — Походный госпиталь. Я был на дежурстве, когда вы прибыли с группой детишек. Вы помните, дети…
— Мир тесен, Бруно, — сухо перебил его Болан. — В Дьен Хаке располагался госпиталь доктора Брантзена, его штаб-квартира.
— Совершенно верно. Я был одним из хирургических ассистентов.
— А теперь вы разводите цыплят.
— Совершенно верно. Теперь я развожу цыплят.
— Брантзен мертв. Его убили из-за меня. Из-за меня, Бруно, погибнете и вы, и ваша очаровательная сестра. А теперь дайте мне брюки и покажите, как лучше идти к побережью.
— Об этом не может быть и речи, — возразил Бруно. — Вы до него никогда не доберетесь, с вашей-то ногой. К тому же у вас есть все шансы лишиться ее.
— Дело так серьезно?
— Вполне. Ткани восстановятся лишь при условии, что вы некоторое время спокойно отлежитесь, а процесс заживления не осложнится гангреной. Я ввел вам антибиотики. — Бруно внезапно улыбнулся и добавил: — которые даю своим цыплятам. Надеюсь, от этого вы не запоете петухом. Вы выздоровеете.
— А моя нога?
— Если вы слишком рано начнете ходить, вы ее потеряете. Вы должны отдохнуть по меньшей мере несколько дней.
— Я не могу, Бруно, — ответил Болан. — Вы это прекрасно знаете. Так же, как и то, кто были те типы и зачем они к вам приезжали. Они не ограничатся моей смертью, они убьют и вас, и девчонку.
В этот момент в комнату вошла девушка.
— Никакая я вам не девчонка, — возразила она. — Меня зовут Сара, и я вовсе не ребенок.
— Это правда, — заметил Бруно ровным голосом. — Ее муж погиб во Вьетнаме.
Болан вспомнил, что войны делают вдовами совсем юных девушек, но в данном случае, как это ни смешно, он никак не мог дать ей больше 16 лет. Она хорошо поняла его ошеломленный взгляд и повторила:
— Я не ребенок. Более того, мы вытащили вас из ручья не для того, чтобы сделать калекой, поэтому лягте в кровать.
Болан метнул в нее сердитые взгляды, повернулся к Бруно и спросил:
— На сколько дней вы хотите уложить меня в постель? И как, по-вашему, сколько времени понадобится этим подонкам, чтобы сообразить, что происходит у них под самым носом? Два бывших джи-ай, один раненый, другой — бывший санитар, который по случайному стечению обстоятельств живет в том районе, где видели первого…
— Думаю, им понадобится несколько дней, — серьезно ответил Бруно.
Он развел руками и слегка пожал плечами.
— В конечном счете, разве у нас есть выбор?
Какой выбор? Болан уже знал ответ. Голова его гудела, глаза застилал туман, нога горела так, словно к ней прикладывали раскаленные угли, а приступы тошноты и головокружения накатывались один за другим.
— О'кей, — чуть слышно произнес он.
Мак откинулся на подушки, закрыл глаза и вновь погрузился в беспросветную тьму, время от времени вспарываемую яркими отчетливыми видениями разрушенной маленькой фермы и убитых хозяев.
Он подумал о докторе Брантзене, который первым погиб за дело Палача, но который никоим образом не станет последней жертвой его врагов.
Глава 3
Сара и ее брат были храбрыми людьми. Болан многое узнал о них за те двое суток, пока они ухаживали за ним и кормили.
Брат и сестра жили сами по себе, в своем маленьком мирке, который они создали своими руками.
Несколько недель тому назад Саре исполнилось 22 года, но Болан упорно отказывался давать ей больше шестнадцати. Но это была лишь видимость, поскольку Сара-Хендерсон в действительности вела себя как старая дама, терпеливо ожидавшей конца своих дней и в этом ожидании старавшаяся принести окружающим хоть какую-то пользу.
В 19 лет она вышла замуж за Дэвида Хендерсона. Две недели спустя муж обнял ее и отправился на войну, с которой так никогда и не вернулся. Сара переехала жить на ферму и видела, как медленно и мучительно умирал от рака отец. Матери уже давно не было в живых.
Выходцы из Румынии, старики Тассили прибыли в США как раз вовремя, чтобы полностью испытать на себе все трудности Великой Депрессии 1929 года. Других детей, кроме Сары и Бруно, равно как и родственников в США, у них не было. Ныне же из всего семейства Тассили в живых оставались лишь брат и сестра.
Сара управляла фермой до возвращения Бруно из армии. Он приехал из Вьетнама совершенно сломанным человеком: здоровый телом и истерзанный душой.
В импровизированных армейских госпиталях Бруно ампутировал немало человеческих рук и ног. Он видел много отчаявшихся, совсем еще молодых парней и на себе испытал всю жестокость войны, ее исключительную бесчеловечность, постоянную и бесполезную смерть, немыслимые страдания. Он отказывался от службы по религиозно-этическим соображениям, а вернулся из Вьетнама атеистом и сильно похудевшим.
Таковы были люди, поставившие на кон свою жизнь, чтобы спасти Болана. У Мака складывалось впечатление, что подобными действиями они пытались любой ценой искупить свои надуманные промахи и грехи.
Болан испытывал к ним чувство глубокой благодарности, однако его удручало их немое самобичевание и признание несуществующей вины.
Как-то раз, оставшись один на один с румыном, Мак сказал ему:
— Ты знаешь, Бруно, жизнь похожа на огромные часы. И, как в часах, в ней есть не только «тики», но должны быть и «таки».
А в одну из бесконечно долгих ночей он разговорился и с Сарой.
— Когда я сплю, мне снятся сны. Мне кажется, что в них я живу наиболее напряженной жизнью. Какой парадокс, правда? Все трудности несут в себе семя великой радости, а на смену лучшим моментам жизни всегда приходят тяжелые времена. Однако нельзя быть вечно вверху или внизу. Человек живет где-то посередине и то поднимается, то вновь падает вниз. Попытка закрепиться в какой-то из крайностей будет означать отказ от жизни.
Разумеется, проповедник из Болана был никакой. Он даже сам не совсем хорошо понимал, имеют ли его мысли хоть какой-нибудь смысл. Но он думал то, что говорил, и никогда не опровергал возможность сказать хотя бы несколько слов, отражающих его взгляды на жизнь.
В некотором смысле он был как бы посланником Бога в семействе Тассили. День ото дня его состояние улучшалось, чему Сара и Бруно радовались, как дети.
Пошел третий день пребывания Болана на ферме. Бруно разговорился, повеселел и перестал молчаливо терзать себя. Временами он даже шутил, а пару раз Болан слышал, как румын смеялся.
Сара же увидела в Маке Болане мужчину. Она начала наводить легкий марафет: то сменит прическу, то подкрасится. Джинсы уступили место очаровательным платьицам из набивного ситца, которые она сама шила по ночам, пока Болан спал.
Итак, на третий день Бруно сел в кабину грузовичка и отправился в Манхэттен за кое-какими покупками для своего гостя. Он отправился в дорогу на рассвете и пообещал вернуться домой к вечеру.
— Если меня не будет, то помолитесь Богу за толстого румына, — крикнул он из кабины машины.
Болан не беспокоился за него, поскольку знал, что Бруно часто возит на рынок свою продукцию. Его отъезд в город не должен вызвать никаких подозрений, даже если ферма находится под наблюдением. Это обстоятельство устраивало Мака, который направил Бруно к одному своему надежному другу.
Болан снова перебрался на чердак курятника, который теперь оглашался неугомонным писком тысяч крошечных цыплят. Его скудный арсенал состоял из пустой «беретты», «отомага», в обойме которого оставалась пара патронов, и наполовину разряженного револьвера мафиози.
В глубине чердака Бруно соорудил некое подобие ложа: он положил на слой чистого свежего сена три пуховые перины. Получилось удобно. Тут же была даже маленькая кладовая, заполненная яйцами и сыром. Кроме того, чуть ли не каждые два-три часа Сара приносила ему горячую пищу. Все необходимые медикаменты также были у него под рукой.
Как только Бруно уехал, Сара поднялась на чердак. В руках она несла портновский метр, блокнот и карандаш.
— Это еще зачем? — пробурчал Болан.
— Хочу посмотреть, что вы из себя представляете, — улыбнувшись, ответила молодая девушка, и глаза ее хитро блеснули.
В мгновение ока она сняла с него все мерки.
Но и за это короткое время их взгляды не раз скрещивались, обоих охватило ощущение неясной, волнующей близости.
Она ушла, так ничего ему и не объяснив. К десяти часам Сара вернулась с точной копией черного боевого комбинезона, который обычно носил Мак Болан. На комбинезоне было полно карманов, причем все они сидели там, где им и полагалось быть.
Болан не верил своим глазам.
— Как вам это удалось? — недоверчиво спросил он.
— О, это совсем просто. Взгляните сюда, — ответила Сара, и в ее голосе прозвучала вполне обоснованная гордость, которую она тщетно пыталась скрыть.
Она протянула ему лист бумаги из тетради по рисованию, с которой Болан часто ее видел. Несомненно, она рисовала его, пока он спал. Девушка воображала себе Мака в боевой форме, перетянутого ремнями с боеприпасами и увешанного оружием. Ей с большой точностью удалось передать напряженную позу хищного зверя и жестокое выражение лица. От рисунка исходило какое-то особое сияние, аура крестоносца.
— Значит, вы меня так представляете? — мягко спросил Болан.
— Да, — негромко ответила Сара.
— А как вы узнали, какой у меня комбинезон?
— Я сотни раз видела рисунки в газетах, по телевидению, на полицейских афишах.
— Понимаю.
— Примерьте.
— Не сейчас, — вздохнул он.
— Я вас уже видела, я не покраснею.
— Не сейчас, — повторил Болан.
— Мак Болан, вы неисправимый скромник.
Она склонилась над ним, резким движением сорвала одеяло и, аккуратно сложив его, положила в ногах у Болана.
«Все вернулось на круги своя», — подумал Мак.
Теперь у него не было даже полотенца, чтобы прикрыться, но и момент для скромничания выдался явно неподходящий.
Сара сняла платье и сложила с той же аккуратностью, с какой совсем недавно свернула одеяло. Она положила платье на ящик, служивший Болану прикроватным столиком, затем приблизилась к окну и выглянула во двор, залитый ярким солнечным светом.
— Вы считаете, что сейчас подходящий момент? — спросил Болан, прекрасно понимая всю нелепость своих слов.
— Я не знаю, как вы, но я… я готова, — объявила она, повернувшись к нему, и на ее лице засияла радостная улыбка.
— Что ж…
Она расстегнула лифчик и приблизилась к перинам, на которых лежал Болан.
«Странно, — заметил про себя Мак, — как иногда портит человека платье».
У нее оказалась изумительная фигурка, формы которой скрадывала чуть мешковатая одежда. Маленькие груди, высокие и крепкие, атласная кожа, казалось, светилась изнутри.
Сара положила лифчик на платье, а ее большие пальцы скользнули под ткань трусиков. Она неподвижно замерла перед Маком, глядя на него большими чистыми глазами.
Казалось, она замерла на месте, внезапно превратившись в живую статую, но трусики медленно опускались по бедрам, обнажая подтянутый живот и тугие выпуклые ягодицы.
Болан заметил, как у него дрожат руки, и сжал их в кулаки.
— Ты уверена, что поступаешь правильно? Через несколько мгновений размышлять будет поздно.
— Ты не упрощаешь мою задачу, — смущенно произнесла она. — Я долго готовилась к этому моменту. Я много раз репетировала его. Я… я представляла себе, что скажешь ты и что отвечу тебе я… Но ты не сказал ничего из того, что приходило мне в голову.
— Сара, нет нужды в репетициях, если ты действительно этого хочешь.
— Да, Боже мой! Да! — закричала она и внезапно разрыдалась.
Она упала рядом с ним, закрыла лицо руками и дала волю слезам. Болан обнял ее за плечи и, успокаивая, зашептал на ухо нежные слова. Всхлипывая, девушка зашевелилась в его объятиях, приподнялась на локтях и прижалась к его широкой груди. Они обнялись, чтобы любить и утешать друг друга…
Спустя некоторое время полным восхищения голосом Болан заметил:
— Сара… Ты была права, ты вовсе не ребенок.
* * *
Долгое время они лежали, не разжимая объятий, шепча друг другу слова, которыми мужчина и женщина обмениваются, устав от любви. Затем, пресытившись разговорами, они просто лежали в тишине, ощущая полное слияние своих душ.
Спустя некоторое время Болан натянул комбинезон, и вновь на чердаке воцарилась тишина.
Во второй половине дня Болан глубоко уснул. Вот уже много недель подряд он не знал подобного отдыха. Он даже не заметил, как Сара встала с постели.
Пробуждение было внезапным и резким. Мак подскочил на постели и в окошко чердака увидел клонящееся к горизонту солнце. Все его существо вдруг пронзил инстинктивный животный страх.
Его сон, должно быть, прервал крик — крик женщины либо что-то другое, отразившееся в подсознании, но не сразу заставившее его сбросить оковы сна.
Болан выхватил «отомаг», осторожно приблизился к окну и выглянул во двор, обычно такой тихий и спокойный.
То, что он увидел там, стало своеобразным шоком, вызвавшим внезапный прилив адреналина в крови и пробудившим его инстинкты одинокого воина, ведущего войну не на жизнь, а насмерть.
На аллее возле дома стояла чужая машина. Возле нее находились двое мужчин в дорогих костюмах. Один из них держал дверцу машины, а другой пытался втолкнуть в салон Сару Хендерсон.
Это была типичная боевая ситуация, не оставляющая времени для раздумий, прогнозов и расчетов. Повинуясь одному лишь инстинкту, Болан поднял «отомаг» разбил стволом тонкое оконное стекло и, прицелившись, нажал на курок огромного пистолета. Смерть мгновенно преодолела те двадцать метров, что отделяли Болана от мафиози.
Просвистев совсем рядом с нежным лицом женщины, которую Мак еще совсем недавно сжимал в своих объятиях, пуля вошла прямо между вытаращенными глазами мафиози. Позже Сара сказала, что удар пули, вошедшей в тело бандита, сопровождался отвратительным сосущим звуком, который ей не удастся забыть до конца жизни.
Пока разрывная пуля «отомага» превращала в фарш голову «солдата», пистолет во второй раз изрыгнул смертельную порцию свинца. У мафиози, державшего дверцу, пуля вырвала из шеи здоровенный кусок мяса, фонтан горячей алой крови залил машину и все вокруг. Оба мафиози умерли практически одновременно.
Сара упала на колени. Когда Болан спустился с чердака, он так и застал ее: на коленях, в луже крови, среди кусков человеческой плоти. Положив руки на бедра и издавая нечленораздельные звуки, она пыталась заплакать, но не могла.
Когда он подошел к ней, девушка уже успела немного прийти в себя, но ей не хватало сил, чтобы встать и подальше отойти от двух изуродованных трупов. Увидев Болана, Сара едва прошептала:
— О Боже мой, нет, Мак… Ты не должен был… Теперь они знают, что ты здесь!
Он поднял ее с колен, отвел в дом и ответил, пожав плечами:
— Однако это им не помогло!
Глава 4
Болан налил в стакан коньяку и протянул его Саре. Затем, намочив губку, он смыл с ее блузки пятна крови и внимательно выслушал ее рассказ.
Мафиози появились абсолютно неожиданно. За истекшую неделю это был уже третий их визит. Они перерыли грязное белье, пересчитали зубные щетки в ванной комнате и вывернули все мусорницы.
Тому, что был помоложе, старший поручил проверить подсобные помещения, но, по словам Сары, он ограничился лишь короткой прогулкой по двору, во время которой просто заглядывал в распахнутые двери.
Его босс начал угрожать Саре, попытался запугать ее неизбежными неприятностями за укрывательство человека, поставленного вне закона.
Оба мафиози пытались сойти за детективов.
Это-то ввело Сару в заблуждение. Она открытым текстом выдала им все, что о них думала, назвав мелкими ничтожными негодяями.
Должно быть, мафиози показалось, что она зашла слишком далеко, и они решили отвезти ее в «участок», чтобы задать несколько вопросов. Именно в этот момент в дело вмешался Болан.
И слава Богу, что он подоспел вовремя. Как правило, люди никогда не возвращались с подобных допросов в «участок»:
— Старшим был тот высокий? — спросил Болан у Сары.
— Э-э… Да.
— Ты знаешь, как его зовут? Тот, второй, не называл его по имени?
— Хагтер. Он называл его Хаггером.
Легкая улыбка тронула губы Болана.
— Очень хорошо. Теперь вспомни его голос. Какой у него был голос? Такой? А может, такой?
Он по-разному воспроизвел голос покойного убийцы из команды Талиферо. На одном из вариантов Сара остановила его.
— Хорошо, — сказал Болан. — А теперь внимание, это очень важно. Какой у него был тон? Как он говорил?
Мак загундосил себе в нос, затем заговорил серьезным низким голосом, потом сиплым и надтреснутым.
— А может быть, так? — и он продолжил свои вокальные упражнения.
Сара покачала головой, пораженная этой невероятной способностью Болана. Наконец он подобрал нужный тон. Оставалось лишь определить акцент и особенности дикции покойного?
Когда Мак заговорил, почти не шевеля губами, выставив вперед подбородок и едва разжимая челюсти, Сара изумленно покачала головой и прошептала:
— Это он!
— Еще не совсем, — отозвался Болан все тем же тоном. — Правда, цыпочка? В этом голосе не хватает индивидуальности, а? Нужно было бы ее добавить? Я имею в виду…
— Чуть больше нытья в голосе, — возбужденно посоветовала ему девушка. — Не слишком, но… Мне казалось, будто его долго водили за нос, он сердился, но сдерживал себя.
— Хорошо, хорошо, куколка. Скажи-ка мне, цыпочка, чего тебе надо? Может, влепить тебе пару-тройку оплеух? Ты этого хочешь?
Сара поежилась и опустила глаза:
— Хватит, это слишком близко к оригиналу.
Болан отметил про себя, что он лишь приблизительно имитировал голос Хаггера, но большинство людей по-настоящему не обращают внимание на интонации других. Они замечают лишь привычные обороты да дефекты речи. Именно отсутствие наблюдательности у людей помогало Болану при организации подобных маскарадов.
— Но зачем тебе?.. — спросила Сара.
— Идем, увидишь.
Они вышли из дома и направились к брошенной машине. Сара старалась не замечать двух трупов, лежащих у ее ног. Болан заглянул в салон, выпрямился, держа в руке маленький микрофон.
Он улыбнулся ей, произнес для пробы несколько слов голосом Хаггера, примерил на себя выражение его лица и включил микрофон.
— Эй, там! А ну, проснитесь, банда идиотов!
И тут же из динамика, размещенного под приборной доской, ему ответил чей-то голос:
— Кто говорит?
— Красная Шапочка, которая весело трусит по лесу, — ответил Болан неприятным голосом. — А кого бы ты хотел услышать, дубина?
— А, это ты, Хаггер? У тебя есть новости?
Болан снова улыбнулся Саре, кивнул ей и ответил:
— Ни хрена! Пустое ожидание у меня уже в печенках сидит.
— О'кей, о'кей. Везде то же самое. Босс велел, чтобы ты отправился на соседний участок, нет, подожди… Будь на связи!
Болан повернулся к Саре и произнес своим обычным голосом:
— Наверное, я перестарался.
Несколько секунд спустя голос его собеседника вновь зазвучал из динамика:
— Хаггер? Только что мы получили сообщение от другой машины. Фермер возвращается. Он только что свернул в Хайстоуне с шоссе. Останься на месте и понаблюдай за ним.
— Зачем? — проскрипел Хаггер-Болан. — Какое мне дело до того куриного дерьма, которое он таскает в своей таратайке.
— Хаггер, шеф приказал наблюдать за ним при выезде и по возвращении.
Болан изобразил на лице мрачную улыбку и ответил:
— О'кей. Но я проверю его на дороге. Скоро стемнеет. А я не хочу куковать здесь в темноте, когда с цепи спущены ночные команды.
— Согласен. Не рискуй, Хаггер.
Собеседник Болана закончил сеанс связи на этой ироничной ноте.
Болан холодно улыбнулся и положил микрофон на место. Он взял ключи зажигания и открыл багажник. Девушка последовала за ним, заинтригованная только что услышанным разговором.
— Зачем вы это сделали? — с любопытством поинтересовалась она.
— Чтобы замести следы, — объяснил Болан. — Когда остальные, не дождавшись возвращения своих дураков, примутся за поиски, они будут искать их в другом месте, но не здесь.
— Да, — глухо отозвалась Сара.
Она отошла в сторону, чтобы не мешать Болану грузить окровавленные трупы мафиози в багажник и засыпать свежим песком лужи крови на дорожке. Покончив с этой работой, он захлопнул багажник, сел в машину и отогнал ее за сарай.
Возвращаясь в дом, он почувствовал себя легким, сильным, ловким и понял, что вновь обрел былую физическую форму и боевую готовность.
Он залечил раны и был готов к встрече с врагом.
Почти готов.
Сара все еще стояла на том месте, где он ее оставил.
— Что теперь, мистер Болан? — спросила она.
— Будем ждать возвращения фермера и драгоценного груза, который он везет из Манхэттена, — мягко ответил ей Болан.
* * *
Солнце уже скрылось за багровыми облаками, когда Бруно въехал во двор фермы.
Сара бросилась ему в объятия, из ее глаз выкатилось несколько слезинок, затем она снова убежала в дом.
Горячо пожав руку Бруно, Болан спросил у него:
— Все прошло нормально?
— Как и предполагалось, сержант, — ответил румын, и лицо его осветилось усталой улыбкой. — Груз лежит вместе с моими инструментами.
— Ты все получил?
— Да. Но… этот Мейер… Ты мне не сказал, а я не знал, что у него ампутированы обе ноги. Но он…
— Неплохо устроился, правда? — мягко спросил Болан.
— Да, как настоящий босс. Кстати, он передал тебе сообщение. Он сказал, что в последние дни оборот в его бизнесе увеличился. Он продал оружие абсолютно незнакомым ему людям. Он сказал, что перекинулся с ними парой слов и ему сообщили, что теперь вербуют людей прямо на улице. Он также добавил, что за всю свою жизнь никогда не продавал столько револьверов.
Болан горько улыбнулся:
— Пушки для Нью-Джерси?
— У Мейера сложилось то же мнение. Он думает, что в штате набирается целая армия. Потом я поговорил со вторым твоим другом. Он мне сказал… Подожди, идем в дом. Я все записал на клочке бумаги.
Но сначала они подошли к задней дверце фургона. Бруно открыл отделение для инструментов и внезапно уставился на Болана, впервые увидев его черный комбинезон.
— Откуда это у тебя?
— Сара пошила, — объяснил Болан. — Она славная девушка.
— Это меньшее, что можно о ней сказать, — поддержал его Бруно. — У Сары есть таланты, о которых даже она сама не подозревает.
Болан мог бы сказать Бруно, что его сестричка еще днем продемонстрировала ему некоторые из них, но сдержал себя и только сказал:
— У нас тут есть небольшая проблема, Бруно. Для Сары это было очень тяжелым испытанием. Мне пришлось прикончить двух типов, которые пытались грубо обойтись с ней. Сейчас они лежат в машине за сараем. Как только стемнеет, я вывезу их куда-нибудь подальше.
Бруно прищурил глаза и принялся вынимать инструменты из ящика. Разгрузив свое барахло, он стал подавать Болану груз несколько иного рода. Мак придирчиво осматривал каждую единицу из своего нового арсенала, что-то удовлетворенно бурча себе под нос. Чтобы все сложить на чердаке, им потребовалось 10 минут. Когда они вернулись в дом, Сара уже сварила кофе и ждала их, сидя за маленьким столиком у окна, что позволяло Болану наблюдать за дорогой, ведущей к ферме.
Наконец Болан попросил Бруно передать ему сообщение. Румын вытащил из кармана потрепанную записную книжку, и пока он листал ее, человек в черном комбинезоне медленно снаряжал обойму к «отомагу» зловеще поблескивавшими патронами 44-го калибра «магнум».
— Вот оно, — объявил наконец Бруно. — Ты не сможешь разобрать мой почерк, поэтому лучше я сам тебе его прочитаю.
Записка была от Лео Таррина, тайного союзника Болана с самого начала его борьбы с мафией. Таррин был сотто-капо в штате Массачусетс и в то же время глубоко законспированным агентом ФБР. Болан оказывал услуги Таррину, а тот, всякий раз рискуя собственной жизнью, платил ему тем же. Болану казалось, что прошло не больше двух-трех дней с тех пор, как они сотрудничали в Филадельфии, а затем в Нью-Йорке, где Лео спас ему жизнь и снабдил важными данными об организации Агридженто на Сицилии.
То и дело запинаясь, Бруно разобрал-таки свои записи, сделанные во время телефонного разговора с Лео Таррином.
— Он сказал, что ты должен спрятаться, сделаться маленьким, как мышка, даже перестать дышать. Федеральные агенты и полиция штата контролируют все дороги и транспорт. Ах да, еще он советовал избегать городов, как чумы, в особенности Джерси-Сити и Ньюарка. Команды мафиози прибывают главным образом с северо-востока, чтобы перекрыть все выезды из Нью-Джерси. Они идут по твоим следам и знают, что ты ранен. Они прибывают, чтобы добить тебя. Он добавил, что если тебе вдруг придется переезжать, то тебе лучше ехать к побережью со стороны Лонг Бич и Асбери Парка. Но ты должен быть постоянно настороже. Э-э… Маринелло… Так? Так вот… Маринелло лично руководит операцией. Он на тебя в большой обиде за то, что ты сотворил в Филадельфии, а затем на Сицилии.
Бруно поднял глаза на Болана:
— Кто такой этот Маринелло?
— Мистер мафия собственной персоной. Босс всех боссов.
Бруно поежился, отхлебнул глоток кофе и продолжил чтение:
— Он располагает передвижными командными пунктами на всей территории штата. Все они радиофицированы, а руководят ими еще лучшие люди. Майк… Майк Талиферо также находится в Нью-Джерси и возглавляет команду убийц. Он поклялся, что уничтожит тебя или никогда не появится на публике.
Болан рассмеялся. Его циничный и лишенный юмора смех заставил Сару похолодеть и закрыть глаза.
— Он просил сказать тебе «браво» за работу в Филадельфии. Семья Анджелетти полностью распалась. Одни теперь на ножах, другие покинули штат. Но он говорит, что тебе нельзя ни в коем случае появляться в Филадельфии, потому что ФБР ищет тебя именно в тех краях.
Болан закурил и пустил к потолку облако голубоватого дыма.
— Далее, он очень просил передать тебе, что произошло с Малышом Фрэнком. Кто такой Малыш Фрэнк, сержант?
— Наследник старого Анджелетти, — объяснил Болан.
— Больше уже не наследник. Вот что сказал твой друг: скажите обязательно сержанту, что Малыша Фрэнка прикончили через час после прибытия в Нью-Йорк. Он приехал туда не с той головой.
Бруно оторвал глаза от блокнота и удивленно спросил у Болана:
— Не та голова? Что это значит?
— Он считал, что везет в Нью-Йорк мою голову, — спокойно пояснил Болан.
— А!..
Сара встала и, извинившись, вышла из комнаты. Бруно перелистал еще несколько страниц и объявил:
— Это все.
— Спасибо, Бруно, — поблагодарил Болан. — Ты славный парень.
— Ну, ты скажешь… — тихо отозвался Бруно. — А ты-то каков? Разве ты ничего не понял из того, что я только что тебе наговорил?
— Напротив.
— У тебя нет шансов. Нет ни малейшего шанса выкрутиться.
— Я сам разберусь со своими делами, Бруно.
— Я… Я не знаю… Может быть…
Болан вздохнул, дружески похлопал Бруно по плечу и отправился на поиски Сары.
Скрестив руки, она стояла под навесом и смотрела на дорожку, где совсем недавно у нее на глазах два человека упали замертво.
Мак подошел к ней сзади и обнял за плечи:
— Не бойся, — тихо прошептал Болан ей на ухо.
— Почему? — так же тихо отозвалась она. — Ведь Бруно привез не письмо, а смертный приговор.
— Он не первый, а я все еще жив.
— Твоими устами да мед пить!
В голосе Болана послышались юмористические нотки:
— Днем ты говорила совсем другое.
Она молча плакала, со стороны могло показаться, что ее чувства лишены тепла и насквозь фальшивы.
— Не умирай, Мак, — дрожащим голосом попросила Сара. — Спрячься на чердаке, мы укроем тебя.
— Невозможно. Каждый час в этот район прибывают пятьдесят новых наемных убийц. Рано или поздно мне придется с ними встретиться лицом к лицу.
— Это необязательно.
— Напротив. Ты говорила о смертном приговоре. Мне вынесли его уже давно, Сара. Единственная возможность отсрочить его исполнение — это бороться. Как только я уклонюсь от борьбы, я стану конченным человеком. И потом…
— Давай, — перебила его Сара. — Давай договаривай то, что думаешь. Тебе ведь нравится это, не так ли? Тебя гложет желание сражаться с ними, убить их всех до единого и…
— Помолись за меня, Сара, — кротко обратился к ней Болан.
— О! Боже мой…
Она обернулась и бросилась в его объятия.
А Болан подумал, что господь Бог тоже мог бы прийти к нему на помощь. И помощь его была бы отнюдь не лишней…
Глава 5
Болан оделся и полностью закончил экипировку.
Черный комбинезон, сшитый Сарой из эластичной прочной материи, пришелся ему впору и облегал, как вторая кожа. Даже карманы на нем не оттопыривались.
«Беретта» заняла свое привычное место в кобуре под левой подмышкой. Заряженный «отомаг» лежал в специальной кобуре, подвешенной к ремню армейского образца.
Укороченный автомат со складным прикладом висел на шее у Болана, медленно раскачиваясь на уровне живота.
Многочисленные боеприпасы Мак рассовал по карманам комбинезона, а к широкому ремню прицепил осколочные гранаты, детонаторы, зажигательные и дымовые шашки, а также несколько взрывных устройств с дистанционным управлением.
В отдельных кармашках лежали снаряженные обоймы для пистолетов и автомата, ножны тонкого, острого как бритва стилета на липучке крепились к бедру, всякий мелкий инструмент уместился в наколенных карманах.
Бруно осмотрел воина с головы до ног.
— На тебе килограмм сорок, не меньше.
— Около того, — согласно кивнул Болан.
— Как твоя нога?
— Немного болит. Но все будет хорошо.
— Будь осторожен, — сказал Бруно. — Не давай себя…
Не договорив, он замолчал, отвернулся и пошел к дому.
Болан крикнул ему вдогонку:
— Бруно, ты славный парень.
Румын на мгновение остановился и, не оборачиваясь, ответил:
— Спасибо. Ты тоже. И не забывай про обратный ход часов: про те самые таки, о которых ты мне говорил.
— Не забуду, — ответил, усмехнувшись, Болан.
Дверь за Бруно захлопнулась, а Болан пошел к машине. Оставшийся арсенал он аккуратно разложил на заднем сиденье и прикрыл сверху пустыми мешками.
Два трупа по-прежнему лежали в багажнике.
На переднем сиденье сидела прелестная девушка, Сара Хендерсон.
— Мы готовы? — спросила она дрожащим от возбуждения голосом.
— Кто это мы? — скрипнул зубами Болан.
— Я могу бегать так же быстро, как и ты.
— Но я не собираюсь бегать, Сара.
— Ну что ж…
В этот самый момент из дома пулей вылетел Бруно. В руках он держал толстый поясной ремень, в котором Болан хранил свою боевую кассу.
— Сержант! Ты забыл свои запасы.
Болан взял пояс, мгновение смотрел на него, затем вернул Бруно.
— Сохрани его, — сказал он.
— Ты сошел с ума? Тут больше ста тысяч долларов…
— Я взял себе столько, сколько мне нужно. Если вдруг со мной что случится… Что ж, ведь все с собой не унесешь. Правда, Бруно?
— Но, сержант, я не могу…
— Можешь, — резко ответил Палач тоном, не терпящим возражения.
Обернувшись, он вытащил девушку из машины, по-дружески шлепнул ее пониже спины и сообщил:
— Конечная остановка. Просьба освободить салон.
— О Мак, я…
Он остановил ее поцелуем и прижал к себе, несмотря на свой своеобразный наряд.
Когда они пришли в себя, Бруно уже не было.
Они долго смотрели друг на друга. Затем Сара отвела глаза в сторону.
— Мак, — тихо сказала она, — я… я всегда буду думать о тебе.
— Тогда помни о том, что я сказал тебе сегодня утром.
— Да, — пообещала она.
Болан сел за руль и захлопнул дверцу машины.
— Скажи, Сара, — негромко спросил Болан, — как погиб твой муж?
— Я… Они сказали, что он погиб при исполнении служебных обязанностей…
— Значит, он умер в самом расцвете сил, — печально произнес человек в черном. — Я не желал бы себе другого конца… Сара, ты — удивительная женщина. Пообещай мне, что не махнешь на жизнь рукой, не дашь ей пройти мимо.
— Обещаю, — прошептала девушка.
Она утерла слезы, ручьями текущие по щекам, и, всхлипывая, добавила:
— Твоя одежда, та, которую ты носил, когда появился у нас… Я ее заштопала и отгладила. Она висит у окна моей комнаты.
— Я знаю. Спасибо.
Он запустил двигатель, включил первую скорость и выехал за ворота фермы, оставив позади любовь и мир. Он ни разу не обернулся назад.
Сара выбежала на дорожку — ее маленькая стройная фигурка почти что растворилась в полутьме — и смотрела вслед машине, пока ночь окончательно не поглотила свет ее фар.
Она уже возвращалась в дом, когда фургончик Бруно выехал из-за дома и промчался мимо нее по дороге.
— Бруно! — воскликнула она. — Что такое?
Но грузовичок, миновав ее, устремился в ту же сторону, где только что исчезла машина Болана.
Сара бессознательно спрятала лицо в ладонях и замерла на месте, а в ее голове сумасшедшим хороводом проносились какие-то беспорядочные обрывки фраз и мыслей.
Умереть в расцвете лет… Не жить затворницей… Сражаться, бороться, умирать, умирать, умирать тысячу раз… Но каков мир?
Помни о том, что я говорил тебе сегодня утром!
Помни, Сара, помни всегда.
Утром он сказал ей:
— Мир должен любить тебя, Сара, потому что ты — женщина. Женщина сама по себе — это уже целый мир, основа мироздания. Она является позитивной, сохраняющей и созидающей силой. Сара, ты — звено, соединяющее поколения. Именно ты должна защитить то, что мужчины разрушили бы… без тебя.
Она поняла, что он хотел сказать, хотя Болан иногда представлялся ей машиной, запрограммированной на убийство. Разумеется, это было не так. Он еще оказался мужчиной, удивительным мужчиной, который умеет любить и дарить любовь.
Сара выпрямилась и, расправив плечи, уверенным шагом направилась к дому.
Она вошла в гостиную, зажгла все лампы, включила проигрыватель и, поставив пластинку, принялась набрасывать в альбом для рисования свои летние наряды.
Глава 6
— Что у тебя, Хаггер?
— Мне нужна помощь. Тут кто-то устроил лагерь на обочине тридцать третьего шоссе, недалеко от парка с аттракционами. У меня нет желания идти туда одному с напарником-молокососом. Этот тип развел костер и все прочее.
— Где это, ты говоришь?
— В малом каньоне на дороге, которая огибает парк у нового шоссе.
— Эй, Хаггер, на нашей карте никакой каньон не обозначен.
— Ну так посмотри еще раз! Эй! Подожди-ка! Да! Никаких сомнений, это он, я уверен! Немедленно вышлите подкрепление!
— Босс приказывает тебе оставаться на месте. Один ничего не предпринимай. Мы едем!
На лице Болана мелькнула улыбка, но в ней не было ничего, похожего на радость или счастье. Он выключил рацию. Теперь оставалось только ждать, что-что, а уж ждать он умел.
Покинув ферму Тассили, он поехал не на восток, а напротив, на запад, в сторону Трентона. Возле небольшого поселка Мерсевилл Маку приглянулось одно местечко по соседству с обширным полем, на котором обычно устраивались передвижные ярмарки.
Будущий театр военных действий отнюдь не был идеальным местом для предстоящего сражения, но Болан хотел как можно дальше увести противника от восточной части штата. Дорогами, ведущими на восток, он рассчитывал воспользоваться позже, покончив с главным делом.
Для огневой позиции Мак выбрал отличное место: посередине редкой небольшой рощицы возвышался лысый холм. За ним петляла проселочная дорога, по которой потом можно было унести ноги.
Болан обошел в темноте каждый метр будущего поля боя, запоминая на нем каждую ямку, каждый бугорок. После этого он развел небольшой костер прямо у подножия холма, выгрузил все свое смертоносное снаряжение у огня, а машину поставил на вершине холма, что позволяло ему наблюдать за всем происходящим внизу.
Цель появится внизу, всего в пятидесяти метрах от его боевой позиции. Болану даже стало жалко тех глупцов, которые рискнут сунуться сюда.
Перед тем как вызвать свои жертвы по радио, Палач тщательно проверил пути отъезда и пришел к выводу, что машина пройдет по проселку, который он нашел за холмом. И лишь удостоверившись, что все в порядке, Болан вернулся к костру и принялся готовить засаду.
Он установил в нужных местах несколько прожекторов инфракрасной подсветки целей, вымерил расстояние, разложил три заряженных противотанковых гранатомета, несколько гранат и, лишь убедившись в исправности своего оружия, включил радиостанцию и поднял тревогу во вражеском лагере.
В числе новых приобретений Болана имелся карабин, специально подготовленный для ночной стрельбы Уильямом Мейером, торговцем оружием из Манхэттена.
В действительности Мейер был больше, чем просто торговец оружием. Он воевал во Вьетнаме и был ранен. Подобно Болану, он был талантливым оружейником и умел модифицировать оружие по заказам своих клиентов.
Война сделала его калекой, но Мейер нашел способ зарабатывать себе на жизнь так, чтобы ни в чем не испытывать недостатка. По крайней мере, именно так заявил он Болану во время его нью-йоркской кампании. Мейер на собственном опыте понял, что торговцы оружием всегда должны сохранять нейтралитет. Им достаточно просто поставлять участникам конфликтов средства, способные сеять смерть и проливать кровь.
В тот раз он намекнул Болану, что тот тоже входит в число дураков, о которых он вел разговор.
Болан не нашел тогда, что ответить, но это не помешало ему делать ту грязную работу, которую никто не хотел выполнять. Болан же хотел и мог ее делать. Быть может, он и был дураком, но как бы то ни было сейчас он находился в Нью-Джерси, на вершине невысокого холма, продуваемого всеми ветрами. И все это лишь для того, чтобы сделать свою работу и остановить других безумцев, не желающих сохранить определенную долю цивилизованности.
Ожидание Болана надолго не затянулось, наконец-то пожаловали его враги — неосторожные, как дьявольские создания, вышедшие из глубин ада, почувствовавшие запах крови и яростно бросавшиеся на свою добычу.
За двумя машинами показалась еще одна, колонну завершал фургон-дача, этакий дом на колесах, созданный для тех, кто хотел бы насладиться природой, не расставаясь при этом с современным комфортом.
Покачиваясь на неровностях проселка, обсаженного деревьями, караван въехал на поляну. Теперь Болан получил представление о том, что использует мафия в качестве передвижного командного пункта.
Мафиози заботились о своем комфорте, даже когда им поручали привести в исполнение смертный приговор.
Две первые машины, подпрыгивая на ухабах, въехали на поляну и разъехались в противоположные стороны. Третья машина, битком набитая «солдатами», остановилась на открытом месте, и из нее, как горох, посыпались мафиози — энергичные люди с оружием в руках. Быстро, не проронив ни слова, они рассредоточились по поляне.
Только после этого к поляне подъехал фургон-дача и остановился в конце дороги, не гася фар.
«Слишком уж они самоуверенные, — подумал про себя Болан. — Однако довольно шустрые». Он с трудом пересчитал их, стараясь запомнить те места, где они расположились. Он увидел человек двенадцать, но на самом деле их должно было быть не менее двадцати, не считая тех, кто находился в доме на колесах.
Фары горели у всех четырех машин. Теперь они разъезжались так, чтобы осветить всю поляну, не оставив на ней ни одного темного места.
Болан улыбнулся и приник глазом к прицелу гранатомета.
Первой мишенью Мак выбрал дом на колесах и прицелился в рулевую колонку, отлично видную за большущим, во всю ширину ветровым стеклом. В это время от костра раздался крик:
— Эй, они оба здесь, мертвые.
— А где их машина? — послышался властный голос из громкоговорителя, установленного на крыше фургона-дачи.
В салоне явно сидела крупная шишка.
— Плюнь на нее, — ответил мафиози, стоявший у костра, и в его голосе явно послышались пессимистические нотки. — Этот тип уже смотался и, должно быть, прихватил машину с собой.
— Ошибаешься, — пробормотал себе под нос Болан, аккуратно нажимая на спусковой крючок гранатомета. — Этот тип никуда не смотался.
Маленький факел с головокружительной скоростью пересек поляну и, точно вонзившись в намеченную Боланом цель, взорвался с оглушительным грохотом. Передняя часть фургона исчезла в яростно клубящемся сгустке огня, окутанном густым черным дымом. Во все стороны полетели осколки стекол и рваные куски металла. Все, кто был рядом с фургоном, попадали на землю, пытаясь укрыться от града сыплющихся с неба обломков.
Болан отбросил в сторону разряженный гранатомет и перебрался на новую позицию. А внизу, на поляне, противника охватывала паника. После короткой паузы, последовавшей за взрывом, тишину разорвали нестройные вопли, крики и приказы.
Размахнувшись, Болан бросил вниз осколочную гранату, которая угодила прямо в костер, затем другую, разорвавшуюся под передним бампером лимузина, привезшего «солдат». Паника в рядах мафиози крепла и перерастала в полный хаос.
— Потушите фары, черт вас возьми!
— Черт, черт, черт… на помощь!
— Босс, босс! Ал серьезно ранен, а я…
— Наверх! Этот мерзавец наверху!
Болан приник глазом к окуляру инфракрасного телескопического прицела. Сжав челюсти и собрав нервы в кулак, он выстрелил в первую жертву, неловко ковыляющую в темноте, и почувствовал мощную отдачу крупнокалиберного карабина. В перекрестье прицела возникали все новые и новые силуэты, которые задерживались лишь на краткий миг, необходимый, чтобы нажать на курок. После этого они навсегда исчезали из поля зрения.
Фары машин больше не горели, но поляна прекрасно освещалась огромными кострами, в которые превратились две машины мафиози. В их колеблющемся неверном свете метались тени растерянных, насмерть перепуганных людей. На тюле боя воцарился настоящий ад.
Карабин Болана грохотал с регулярностью часового механизма, выплевывая очередную порцию свинца в ответ на сбивчивый лай автоматных очередей противника. Инфракрасные прожекторы работали великолепно, и в прицеле карабина Болана возникали странные фантасмагорические картинки в багровых тонах, в которых легко узнавались силуэты людей, еще живых, но уже мертвецов, ибо участь их была предрешена. Вокруг Болана свистели пули, вонзались в стоящие позади него деревья, стригли траву у его ног, выбивали осколки камня, но карабин продолжал исполнять свою смертоносную песнь, а его жертвы вопили от ужаса, не понимая, как Палач видел их в темноте. Погибая, мафиози поминали и Бога, и дьявола, но и тот, и другой взирали на их смерть, даже не пытаясь протянуть им руку помощи.
Когда дело в основном было сделано, Болан выключил инфракрасные прожектора, сложил в машину оружие и, сняв ее со скорости, бесшумно скатился с холма. И лишь съехав в рощу, Мак завел машину и, никем не замеченный, уехал с места побоища.
Он остановил машину у бензоколонки на 33-м шоссе и, выйдя из машины, одетый во все черное и увешанный оружием, попросил служащих бензоколонки, потерявших от изумления дар речи, вызвать полицию.
После этого он вновь сел за руль и двинулся на север. Выехав на шоссе, соединяющее Мерсевилл и Эдинбург, Болан стремительно помчался в сторону океана.
То, что произошло совсем недавно, можно было назвать адом, но он принес определенную пользу… Кто знает, быть может, кое у кого он отбил охоту работать на мафию…
По губам Палача скользнула легкая, почти неуловимая улыбка. Он продолжил свой путь.
Глава 7
Он ехал узкими проселками, старательно избегая крупных магистралей и транспортных развязок. Инстинктивно Мак держался в стороне от платной автострады, тянувшейся от Кранбери на юг до Проспект Филдз. Там Болан намеревался свернуть на восток до Фрихолда и дальше ехать до самого океана, миновав городок Нептун.
Этот маршрут выводил его на побережье, на полпути между Нью-Йорком и Атлантик-Сити, где раскинулось множество небольших уютных городков, где Болан мог бы без труда скрыться от преследователей.
Дважды он лишь чудом избежал встречи с полицией, за что торопливо поблагодарил небеса.
Одно дело противостоять силам мафии и совсем другое — ввязаться в перестрелку с полицией. Мак Болан никогда не ввязывался в конфликты с полицейскими: цели у них были общие, различались только методы. Поэтому Болан любой ценой избегал столкновений со стражами порядка.
Он дипломатично считал, что необходимо дать противнику — да и полиции — время для размышления над тем, что произошло в окрестностях Мерсервилла. Болану казалось, что по дороге ему уже встречались машины властей, спешащие в том направлении. Ловкий и опытный воин, Болан знал, когда нужно атаковать, когда самое время отступать и бесследно исчезать.
Палач искал тихую гавань, где он мог бы некоторое время спокойно отсидеться. По чистой случайности на глаза ему попалась маленькая пустынная бухта в нескольких километрах к северу от фермы Тассили, неподалеку от деревушки с громким названием Теннент.
Там разместился настоящий лагерь-стоянка для тех, кто путешествует с фургоном-дачей, о чем и сообщала облезлая надпись: «Для туристов и автоприцепов. Все коммуникации к вашим услугам».
Лагерь был практически пуст, вероятно, туристский сезон еще не наступил.
Тут имелись туалеты, душ, химчистка самообслуживания с машинами для стирки белья, несколько столов для любителей поесть на свежем воздухе, стоящие на краю дороги, места для автоприцепов и маленькое административное здание. Тусклая лампа освещала витрину и табличку, на которой можно было прочесть: «Сторож. Просьба звонить».
Болану требовалось лишь одно — найти место, чтобы на время поставить свою машину, какой-нибудь тихий немноголюдный уголок, поэтому у Мака не было ни малейшего желания звонить кому бы то ни было. Он припарковал машину за постройками, в идеальном месте, если потребуется срочно уносить ноги. Затем в течение десяти минут он внимательно изучал карты, обнаруженные в машине. Одной из них просто не было цены: на ней были отмечены все места встреч и зоны патрулирования. Каждая пометка сопровождалась подробными комментариями.
Все полученные сведения надежно осели в памяти Болана. Пока он не собирался изменять свой план боя.
Он поднял глаза от карт и в тени автомойки заметил телефонную кабину. У Болана тут же созрело желание позвонить в Нью-Йорк.
Он подъехал ближе и набрал номер. Несколько минут спустя на другом конце провода в одном из роскошных особняков Манхэттена подняли трубку.
— Говорит Ал Ламанча, — любезно объявил Болан. — Мне нужно переговорить с мистером Таррином по очень важному делу.
— Таррин у телефона, — осторожно ответил знакомый голос. — Кто говорит?
— Ал Ламанча. Слушай, дело весьма серьезное…
— Мм… да. Послушай, Ал, я как раз собирался уходить. Попробуй мне перезвонить через несколько минут…
Это была хорошо знакомая и часто разыгрываемая ими комбинация. Все беседы с человеком в черном комбинезоне были чрезвычайно опасны для гражданина Массачусетса и двойного агента Лео Таррина? Чтобы не скомпрометировать его в глазах мафии и исключить неприятности со стороны федеральных властей, Болан и Таррин разработали целую систему кодов, которой они пользовались с тех самых пор, как Болан объявил войну мафии.
Мак знал, что Таррин ищет в своей записной книжке номер ближайшей телефонной кабины. Найдя то, что нужно, он сообщил его Палачу, которого прозвал именем знаменитого персонажа Сервантеса.
Это имя как нельзя лучше подходило Болану: даже газетчики окрестили Болана «современным Дон Кихотом».
Пять минут спустя Болан набрал номер, который продиктовал ему Лео Таррин.
— Это ты, Ламанча? — спросил его единственный друг и самый верный союзник.
— Я. Где ты, Лео?
— Внизу. В подвале. Место надежное. А ты где?
— Там, где я провожу большую часть времени, — неопределенно ответил Болан.
Он не собирался волновать Таррина, которому и так приходилось несладко.
— В таком случае, ты, конечно же, не в курсе того, что слышал я, — нервно произнес секретный агент ФБР. — Я не стану допытываться, где ты, скажи мне только: ты находишься неподалеку от Мерсервилла?
Болан усмехнулся:
— Новости распространяются быстро.
— Да, как, впрочем, и все остальное, — иронично заметил Таррин. — У тебя просто талант устраивать шум, сержант. Надеюсь, ты быстро провернул дело и тотчас смотался.
— Совершенно верно.
Таррин облегченно вздохнул, и Болан услышал в трубке, как щелкнула его зажигалка.
— Они все еще никак не могут прийти в себя. Боссы думали, что ты ранен и вот-вот отдашь концы. Если честно, я уже тоже в это поверил, но утром позвонил твой приятель… Действительно…
— Насчет него можешь не беспокоиться, Лео. Ты обеспечил свое прикрытие?
— Да, разумеется. Обычное дело, но я сразу понял, что это твой посыльный. Не волнуйся, он не имел ни малейшего понятия, с кем говорил. Кстати, я собирался сказать тебе, что сегодня вечером в комиссариат приходил тип по фамилии Тассили… Это он, сержант?
— Он самый, — мягко произнес Болан.
— Подожди, не думай о худшем, выслушай до конца. Он заявил, что в течение нескольких дней он и его сестра были заложниками Палача… Полицейские из Нью-Джерси не знают, верить ему или нет: сейчас они на ферме в поисках хоть какого-то доказательства пребывания там Палача. Тассили также заявили, что ты направился на юг. По его словам, ты изучал карты тех мест, в частности территории по соседству с Уортон Стейт Форест. Он сказал, что считает конечным пунктом твоего маршрута Делавар Бэй, где ты, должно быть, спрятал лодку.
Болан не удержался от смеха:
— Славный парень.
— Да. Мы с Гарольдом тоже так подумали. Он попытается навести погоню на ложный след.
— У тебя сейчас есть связь с Гарольдом Броньолой?
— Да. Он руководит операцией со стороны федеральных властей и направил сюда подразделения, которыми командовал во время твоей кампании в Нью-Йорке.
— Передавай ему от меня привет. Скажи также, чтобы он не очень осложнял мне жизнь. У меня и так дел по горло. Не хватает только бегать от его парней…
Теперь уже рассмеялся секретный агент ФБР:
— Ты прекрасно знаешь, как Гарольд к тебе относится, но, к сожалению, не он все решает сам. Над ним сидит еще дюжина шишек покрупнее, и если они узнают, что Броньола тебе покровительствует, даже самую малость… Ты представляешь себе, чем это для него может кончиться?
— Да, разумеется. Я его очень уважаю, Лео. Он выполняет свой долг так, как понимает его. Ну ладно!..
— Подожди, не будь таким обидчивым. Никто не пытается выдать тебе официальное разрешение на охоту, но Броньола посоветовал администрации Нью-Джерси проверить Тассили. В любом случае, другого следа у них просто нет. Более того, Гарольд напомнил им о прошлом. Он заявил, что ты нередко уходил от преследования по морю. Он вспомнил Лос-Анджелес, Майами, Лазурный Берег и дела совсем недавние: Вашингтон, например, когда ты покинул город на катере…
Болан вздохнул.
— Ладно, я думаю, что они клюнули.
— Конечно. В этом проявляется полицейская логика во всем ее блеске! Поэтому засада в Мерсервилле покажется им вполне логичной. Руководство полиции Нью-Джерси намеревается перебросить все имеющиеся в наличии силы в Уортон по федеральному шоссе. Это самый прямой путь. Свободных людей у них осталось немного, но я думаю, что они все же пойдут по следу, указанному Тассили. Что тебя еще интересует?
— Есть один маленький нюанс, — спокойно сказал Болан.
— Какой?
— Мафиози никогда не поверят Тассили. Вот уже неделю они наблюдают за фермой. Они видели, что он мог свободно выезжать за ее пределы и возвращаться, когда ему вздумается. Они сами обыскивали ферму. Нет, они на это не клюнут. Лео, будет лучше, если ты заберешь их оттуда и обеспечишь им охрану полицией до тех пор, пока все не кончится.
— О'кей, я все понял. Я немедленно займусь этим.
— Скажи-ка мне, Лео, как получается, что преступники чувствуют себя настолько вольготно в штате, который кишмя кишит полицией! Они таскаются по дорогам целыми вооруженными караванами.
Таррин глубоко вздохнул, и Болан понял, что сейчас ему придется выслушать целую лекцию о ситуации в Нью-Джерси.
— Ты не знаком с Нью-Джерси, поэтому твой вопрос абсолютно естествен… Что ж, это действительно любопытный штат. Теперяшняя администрация пытается всеми силами исправить положение, но это — настоящий кошмар. Мафию привлекают в Нью-Джерси не только выгоды географического расположения штата, но и кое-что иное. Он расположен между Нью-Йорком и Пенсильванией, то есть в тени этих двух гигантов. Большая часть населения живет вдоль границ с этими штатами, поскольку в Нью-Йорке и Филадельфии рабочих мест больше, чем во всем Нью-Джерси. Такие города, как Джерси-Сити и Ньюарк, походят больше на феодальные общины. А это всего лишь единичные примеры. Подобным же образом ситуация складывается практически повсюду. Коррупция… Ладно, я не буду вдаваться в подробности. Но пойми одно, старик: ты пасешься на зеленых угодьях мафии, и если ей захочется направить по твоему следу вооруженную колонну, то их никто и ничто не остановит.
— Именно так я и думал.
— В штате нет ни одного канала национального телевидения. Люди смотрят программы из Филадельфии, Вифлиема или Нью-Йорка. Я уже не говорю о газетах.
— Понимаю. Штат, которого словно бы и нет. Ты говоришь, что теперешний губернатор…
— Он делает все, что может, — вздохнул Таррин. — Но на него давят извне, сказывается близость некоторых штатов. Я уже не говорю о нажиме изнутри.
— Ну что ж, я воспользуюсь своим пребыванием здесь и попробую навести порядок.
— Черт! Именно этого я и боялся. Оставь это дело, сержант.
— Я слышат, что операцией по моей ликвидации руководит сам Оджи Маринелло.
— Совершенно верно. Но он в Нью-Йорке, прилип задницей к креслу и целыми днями висит на телефоне.
— Думаю, ему не понравится мой удар в Мерсервилле.
— Еще бы! Кстати, ты можешь на время забыть о наемниках. Оджи получил послание, которое ты отправил ему с Сицилии. Вчера утром он сообщил, что «солдаты» из-за границы к нам больше не будут приезжать. Его сильно огорчила резня в Агридженто.
— Понял. То есть ты хочешь сказать…
— Что ты хорошо потрудился на Сицилии. Но я бы хотел, чтобы в следующий раз ты отправился в круиз отдыхать, а не воевать.
— О'кей, — со вздохом ответил Болан.
Он закурил.
— Я хотел бы получить более подробную информацию о положении в Нью-Джерси… Но… В общем, ведь я сам здесь, не так ли?
— Не говори глупости! Ты прекрасно знаешь, что я всегда помогу тебе. Ты можешь приехать, и я предоставлю все необходимые тебе сведения. Но не сейчас: слишком многие тебя разыскивают. Скройся, отдохни немного.
— Лео, у меня сердце болит, когда я вижу негодяев, разгуливающих на свободе и вытворяющих все, что им заблагорассудится.
— Я прекрасно понимаю твои чувства, но ты все еще жив благодаря своему спокойствию и самообладанию. Так воспользуйся ими и теперь. Ты нам нужен. Ты необходим всему этому прогнившему миру. Тебя не очень раздражают мои слова?
Болан усмехнулся:
— Нет, конечно. Что нового на севере?
— В Ньюарке и Джерси-Сити? Около двухсот вооруженных «солдат» охраняют границы штата Нью-Йорк. Даже не думай туда соваться.
— Лео, у меня такое чувство, будто ты хочешь отправить меня куда-то в другое место.
— Да. В Атлантик-Сити.
— Почему?
— Туда вот-вот прибудет судно «Лотта Линда». Оно будет швартоваться в северной части порта в Стил Пайэр. Ты можешь отправляться туда в любое время после полуночи.
Болан рассмеялся.
— Ну ты и хитрец, Лео. Что ж, поеду, взгляну. Спасибо за все и не забудь о ферме Тассили.
— Я займусь этим немедленно. Будь осторожен.
— Это уж мое дело, — с улыбкой ответил Болан и повесил трубку.
Затем он позвонил на телефонную станцию, оплатил разговор и в глубокой задумчивости вернулся к машине.
«Самым простым было бы смотаться отсюда на всех парах», — иронично подумал Мак.
А ведь он находился всего в нескольких километрах севернее фермы.
И если был хоть малейший шанс, что мафиози…
Ведь он приложил немало усилий, чтобы запутать следы и отвести угрозу от семейства Тассили… В конце концов, Бруно не в чем винить. Виноват он сам: это он заставил Бруно встряхнуться, вновь ощутить вкус жизни. И если он пошел на риск, то не по своей вине и никак уж не по вине Сары.
Иногда кошмарные видения Болана становились реальностью. Вот и сейчас Палач никак не мог отогнать от себя картину фермы, преданной огню и мечу.
Лео был прав в одном: он еще не был готов к чистке в Нью-Джерси.
Но Палач еще вернется сюда — в этом он был абсолютно уверен.
Болан завел машину и поехал в южном направлении.
Он собирался заглянуть на ферму и убедиться, что там все в порядке. Оттуда Мак рассчитывал направиться прямо в Атлантик-Сити. Это было самое разумное решение.
Во всяком случае, так считал Болан.
Глава 8
Он медленно проехал мимо фермы, пытаясь разобраться в происходящем.
На дорожке перед домом стояла патрульная полицейская машина с включенной мигалкой. Возле подсобных помещений неподалеку от первой стояла вторая машина, также принадлежащая полиции. Все огни были потушены, горел только свет в салоне, поскольку дверца со стороны шофера была открыта.
Все окна в доме и пристройках были освещены. Во дворе также ярко светились все фонари.
Однако нигде не было видно ни одной живой души, ни единого человека.
Эта картина показалась Болану странной.
Он свернул с шоссе и, потушив фары, медленно въехал на аллею, ведущую к дому.
Внезапно рядом с патрульной машиной он увидел на земле какую-то темную массу. У самых колес лежал человек.
Предчувствие беды охватило Болана, когда он выходил из своей машины.
Над фермой висела зловещая тишина, нарушаемая пощелкиванием мигалки да приглушенным потрескиванием включенной радиостанции.
На дорожке, уткнувшись лицом в гравий, лежал полицейский в форме. Он был мертв — пуля разнесла ему весь затылок.
Вторая машина принадлежала отделу шерифа. Неподалеку от курятника Болан обнаружил тела еще двух полицейских. Они тоже были мертвы.
Единственного выжившего человека Болан нашел в доме. Им оказался полицейский из Нью-Джерси. Совсем молодой, лет двадцати пяти, он получил пулю в живот и теперь испытывал адские мучения. Болан наклонился к раненому:
— Ты как?
Полицейский открыл глаза, взглянул на стоящего перед ним человека в черном комбинезоне и понял, с кем имеет дело.
— Вроде бы жив пока.
— Значит, все будет хорошо, — подбодрил его Болан.
Из своей аптечки он достал тампон, смочил его антибиотиками и приложил к ране.
— Прижми его, — посоветовал Болан. — Если преодолеешь боль, останешься в живых. Что здесь произошло?
— Убийцы, — процедил сквозь зубы молодой полицейский. — Они… застали нас врасплох… увезли с собой Тассили и его сестру.
— Когда это случилось? — спросил Болан помрачневшим голосом, который, казалось, доносился из преисподней.
— Они уехали совсем недавно. Несколько минут назад. Не больше.
— Какая у них машина?
Молодой полицейский растерянно взглянул на него.
— На этом-то мы и попались, — пробормотал он. — Они приехали на фургоне типа «лендровер». Ну, вы знаете, такие машины для туристов. Кто бы мог подумать?..
— Да, я знаю, — ответил Болан. Я сейчас вызову «скорую помощь». Вы видели, в каком направлении они уехали?
— Кажется, на шоссе, а там не знаю…
Болан начал подниматься, когда полицейский схватил его за рукав.
— Эти типы… Сволочи, хуже не бывает. Но приезжал не только фургон. После приехали два лимузина. Они хотели найти этих людей… Во что бы то ни стало.
— Я тоже… — пробормотал Болан.
Он подошел к патрульной машине и вызвал по радио полицию.
— На ферме Тассили ранен полицейский, — объявил он. — Адрес вы знаете. Высылайте «скорую» и побыстрее.
Дежурный полицейский, засыпал Болана вопросами, которые тот оставил без ответа. Полиция и так хорошо знала местонахождение фермы.
Болан сел в машину и так рванул с места, что задымились покрышки колес.
Даже будучи не в лучшей форме, Мак Болан представлял собой грозного и опасного соперника, но когда его охватывала безумная ярость и жажда справедливой мести, он превращался в настоящий смерч, несущий мафии смерть и разрушение.
Мафиози не отдавали себе отчета, что вырыли себе могилу собственными руками.
* * *
Мягкая земля на обочине дороги, ведущей в Трентон, еще хранила следы от больших шин дома на колесах. Эти же следы Болан затем увидел на шоссе — там, где машина притормаживала, на асфальте остались черные полосы паленой резины. Фургон шел на большой скорости.
Немного позже Мак заметил впереди на одном из поворотов свет фар трейлера, однако ухабистая дорога не давала ему возможности газануть как следует, чтобы нагнать противника.
Проехав очередную развилку, Болан свернул с шоссе и рванул через поля по узкой грунтовой дороге, моля Бога лишь о том, чтобы тот не оставил его в своей милости и позволил перехватить машину врага.
И его мольбы были услышаны: он встретил их на развилке двух второстепенных, затерянных в глуши дорог. У него даже осталось около пятнадцати секунд, чтобы подготовиться к встрече.
Он стал посреди дороги и, положив трубу противотанкового гранатомета на плечо, следил в прицел за быстро приближающимися машинами. Первыми шли два лимузина, за ними — дом на колесах.
Когда первая машина вошла в зону поражения, стремительная огненная стрела, оставляя за собой дымный след, вонзилась в стойку передней дверцы и взорвалась, разбрасывая в разные стороны жгучие пылающие брызги. Лимузин, превратившись в сверкающий огненный шар, рассыпаясь, по инерции продолжал скользить по дороге.
Вторая машина врезалась в задний бампер первой. Шофер изо всех сил давил на педаль тормоза, но тщетно. Вторая граната прошила багажник и оглушительно взорвалась в салоне лимузина. Казалось, что колеса машины буквально ушли в землю, затем ее подбросило вверх, объяло багровым огненным облаком, тут же пролившимся дождем горящего бензина.
Шофер трейлера яростно затормозил, приподнимаясь с сиденья и выгибаясь дугой. Он резко крутанул руль, пытаясь уйти в сторону, но машину занесло, развернуло поперек дороги и ударило о груду искореженного железа, охваченного пламенем. Масса и скорость фургона были так велики, что, даже намертво сцепившись с горящим лимузином, он продолжал движение и остановился лишь врезавшись своей задней частью в бетонную осветительную мачту. Второй взрыв разметал далеко в стороны останки первой машины, обрушившиеся на дорогу градом стекла и рваных кусков железа.
Болан решительно пошел в атаку. Он рисковал, потому что не знал, уцелел ли кто-нибудь в обоих лимузинах. Перешагивая через ручейки горящего бензина, он неотвратимо, словно сама смерть, направился к фургону. Оттуда, пошатываясь выбрался человек, который тут же схлопотал прямо в лоб пулю «магнум» 44-го калибра, снесшую ему половину черепа.
Второй мафиози попытался просунуть оружие через разбитое стекло. «Отомаг» громыхнул еще раз, и рука немедленно исчезла внутри кабины.
Не дожидаясь появления других мафиози, оставшихся в живых после столкновения, Болан вошел в искореженный дом на колесах. Сидя в своем удобном кожаном кресле, водитель уткнулся лицом в баранку, свесив вдоль тела окровавленные руки. Болан схватил его за волосы, приподнял голову и, сунув ствол пистолета в рот раненому, нажал на курок.
Второй мафиози сидел за маленьким, намертво прикрепленным к полу столиком, который от удара сместился назад и прижал его к креслу. Из кармана гангстера торчала рукоятка револьвера, но убийца был в полуоглушенном состоянии и не мог им воспользоваться.
Болан выстрелил ему в лоб, и голова мафиози буквально разлетелась на части.
Из заднего отсека салона, отделенного перегородкой от остального пространства фургона, появился начальник команды, в котором Болан признал одного из людей Маринелло.
Искалеченной рукой он прижимал к себе Сару Хендерсон и, прикрываясь ею, как щитом, медленно пробирался к выходу. Девушка была охвачена ужасом. Округлившимися испуганными глазами она следила за каждым движением Болана. Кровь, текущая из раненой руки мафиози, окрасила весь перед платья Сары в красный цвет.
Во второй руке убийца сжимал пистолет. Он погрозил им Палачу и воскликнул:
— Берегись, Болан! Берегись!
Мак последовал разумному совету и без промедления выстрелил прямо в его гнусную харю. Мафиози рухнул наземь, а палец его так и не смог нажать на курок.
Уже второй раз за сегодняшний день Болану приходилось убивать человека, стоящего рядом с Сарой. И он очень переживал, что обстоятельства складывались так печально.
Еще больше это не нравилось девушке: ее платье было наполовину разорвано, нежная кожа покрыта синяками, а в глазах плескался непередаваемый ужас.
Ноги ее подкосились, она буквально рухнула в объятия Болана и уткнулась в его плечо. Мак поднял ее на руки и вынес из машины.
— Где Бруно? — спросил он, когда они оказались на дороге.
— Они увезли его, — простонала Сара.
— Его не было с тобой?
— Нет, теперь его нет.
Болан взглянул на пылающие машины и с отчаянием произнес:
— Я не мог не стрелять, Сара. У меня не было другого выхода.
Несмотря на пережитый страх, девушка заметила, как расстроен Болан, и все поняла:
— Но он вообще не ехал с нами! Его увезли в другой машине!
Эта новость имела одновременно положительную и отрицательную стороны, но главное — у Бруно оставался шанс выжить.
— Не раскисай, Сара! Возьми себя в руки, сожми зубы. Кричи, ругайся, но не распускайся. Ты должна помочь мне найти Бруно!
— Не волнуйся за меня, Мак, — она произнесла эти слова тихим, но решительным и твердым голосом. — Теперь я понимаю, в чем заключается твоя борьба, я понимаю тебя.
Саре пришлось пройти через мясорубку, зато теперь она решительно настроилась на борьбу.
Глава 9
Мафиози не слишком круто обошлись с Сарой. Они пару раз ущипнули ее и влепили несколько оплеух с одной лишь целью: запугать ее, дать понять, с кем она имеет дело.
Кроме того, они облапали ее с ног до головы, отпуская при этом в ее адрес непристойные шутки и замечания.
По-настоящему жестокими они стали бы позже.
Болан довел Сару до машины, дал ей воды и ватный тампон, чтобы смыть с себя кровь и почистить платье. С остальным было проще: шишки и синяки со временем сойдут сами.
Оставив ее одну, Болан вновь направился к автофургону и быстро осмотрел его. В салоне он нашел несколько карт, удостоверения личности и другую информацию о похитителях. Когда он вернулся к машине, Сара уже почти пришла в себя и была готова к отъезду. В последний раз он окинул взглядом поле боя, поблагодарил Бога за то, что тот позволил ему вовремя вмешаться, нажал на педаль газа и оставил позади себя кладбище под открытым небом, где догорали остатки автомобилей и человеческих тел.
Он знал, что большинство людей даже не подозревал о том ужасе, который ожидал Сару Хендерсон, попади она в руки мафии. Да и сама она никогда бы в это не поверила.
Человечеству свойственно забывать те зверства, на которые способны люди. Бухенвальд в их глазах был просто воспоминанием из далекого прошлого. Но Болан жил в мире, где зверство и жестокость среди людей стали нормой жизни.
Тот факт, что Сара во всем призналась своим похитителям, отнюдь не менял сути дела. Она сказала им правду, потому что считала, что Болан уже далеко, а потому вне опасности.
Даже если бы братья Талиферо убедились в правдивости ее показаний и поняли, что ей нечего больше скрывать, они не пощадили бы ее.
Их методы основывались на том, что человеческое восприятие и память о событиях прошлого — явление странное и обманчивое. Отдельные сведения хранятся в тайниках подсознания, являющегося своего рода защитной оболочкой. В психологии групповое комплексное воздействие часто вызывает психический шок, освобождающий подсознание. Братья Талиферо знали самый прямой и быстрый способ, способствующий возникновению психического состояния, благоприятного для освобождения подсознания, — боль жестокая и многократно повторяющаяся.
Различные этапы их программы не обязательно следовали одной отработанной схеме, но, как правило, в действиях палачей наблюдался определенный стереотип: сначала жертву надо было запугать и затерроризировать, угрожая ей невыносимыми физическими страданиями. Затем ей причиняли боль. Очень сильную боль. Медленно… Жертва начинала кричать, умолять и вымаливать пощаду, выдавать такие сведения и секреты, которые сама же и сочиняла, надеясь на прекращение пыток. Но боль усиливается. Вся нервная система жертвы испытывает жесточайший стресс под воздействием жестоких мучений. Из ее рта вырывается нечленораздельный, полный ужаса звериный крик.
А боль все усиливается и усиливается… Главное — довести человека до предела его выносливости. Палачи терпеливо ждут, когда сдаст нервная система жертвы, и внимательно слушают то, о чем она начинает говорить в этот критический момент.
Но жертву нужно поддерживать в сознании, давать ей время на отдых и восстановление сил. После этого все начинается сначала, но с удесятеренной силой, что порождает новый поток признаний.
Теперь пытку можно приостановить. Несчастный видит улыбку на лицах своих мучителей, их обходительность. Но стоит им только сделать шаг в направлении жертвы, как она начинает корчиться от страха, стоит им только шевельнуть мизинцем — и она заходится в диком крике. Можно считать, цель почти достигнута.
Именно в этот момент мучители всерьез берутся за дело, стремясь вызвать у жертвы шоковое состояние, растоптать, растворить в боли ее бессмертную душу, пропустить ее через семь кругов ада. Если жертва-мужчина, ему отрезают гениталии; если женщина — вырезают ей грудь или загоняют «розочку» — отбитое горлышко бутылки — во влагалище. При этом очень важно внимательно вслушиваться в вопли и слова, вырывающиеся из горла обезумевшей жертвы.
И наконец приходит время придать пытке индивидуальность, затронуть жертву за ее самую чувствительную струнку. Если это хирург или пианист, то неплохо бы ему один за другим отрубить пальцы, покрутить ими перед глазами, а затем засунуть ему в задницу. Однако крайне важно поддерживать в жертве искру жизни… В случае необходимости берут в руки паяльную лампу и прижигают культи.
На этой стадии пытки у жертвы возникает неуемное желание говорить и делать признания, она даже выдумывает то, чего никогда не было и быть не могло.
Но пытка продолжается без остановки. Она никогда не прекращается, пока еще бьется сердце жертвы, В этом-то и состоит техника больших «мастеров». Настоящие профессионалы заставляют свои жертвы говорить в течение суток без перерыва. А группа виртуозов из Чикаго однажды поставила рекорд — продолжала пытку безостановочно в течение трех дней. Правда, их жертвой оказался настоящий гигант весом более ста пятидесяти килограммов.
Слава Богу, Сара избежала подобной участи. Что касается Бруно, то его, вероятно, ожидает самое худшее, если только Мак Болан не приложит максимум усилий, чтобы избавить его от чудовищной смерти от рук кровожадного маньяка.
Болан был крутым парнем, по-настоящему крутым: иногда в глубине души он побаивался сам себя, и сейчас именно это обстоятельство могло сыграть решающую роль.
Он мог понять все что угодно, но только не бессмысленные в своей жестокости пытки. Он готов был без сожаления убить собственную мать, лишь бы только избавить от подобного конца. Если понадобится, с этой целью он убьет и Бруно Тассили.
Он не собирался объяснять все это Саре. Он даже не сказал ей, почему так торопливо застрелил троих мафиози, стоящих всего в нескольких сантиметрах от нее.
Тем не менее он знал, что Сара все хорошо поняла. Она лишь не совсем ясно представляла себе то, что могло произойти сегодня ночью, но она видела достаточно, чтобы догадаться обо всем остальном, и не преминула рассказать об этом Болану.
Болан надеялся, что ей никогда не придется узнать обо всех стадиях пыток в застенках мафии. Конечно, не все мафиози были мучителями. Даже среди самых отпетых головорезов попадались и такие, которые зеленели при одной только мысли о допросе. Для допроса с пристрастием требовался настоящий садист, маньяк, у которого явно было что-то не в порядке с психикой.
Как известно, спрос рождает предложение: среди мафиози имелись и такие специалисты.
Говорили, что у Майка Талиферо есть целая команда таких заплечных дел мастеров, и Болан готов был биться об заклад, что по крайней мере один подобный специалист находился на каждом передвижном командном посту.
Глава 10
Мак Болан находился в незавидном положении: он привык наносить удар, затем исчезать, вновь появляться, атаковать и снова исчезать. Он вел партизанскую борьбу, и благодаря этому испытанному методу ему удалось сохранить жизнь в пятнадцати тяжелейших схватках с врагом.
Но в Нью-Джерси все складывалось совсем по-другому.
Незащищенный и уязвимый, он кружил в ореоле и том же месте, не имея разработанного плана боевых действий. Бесспорно, сам он никогда бы не выбрал это место для поля боя, где ему отводилась роль не охотника, а дичи.
Тем не менее, он дал себе слово обязательно расквитаться с Нью-Джерси, но только не сейчас. Совсем недавно он действовал по соседству с этим штатом, и риск быть обнаруженным все еще оставался велик.
Откровенно говоря, Нью-Джерси Болан считал своего рода аварийным выходом, а не театром военных действий. К тому же Болан был сейчас не в состоянии вести войну с местной семьей мафии. Впрочем, в Нью-Джерси не было настоящего семейства Организации. Преступные группировки Ньюарка и Джерси-Сити являлись не более чем филиалами мафиозных семей из Нью-Йорка.
Другие нью-йоркские группы держали под своим контролем порт Нью-Йорк, включая причалы Нью-Джерси. На Трентон, столицу штата, обрушился целый ворох собственных проблем, большинство из которых были связаны со Стефано Анджелетти, бывшим капо из Филадельфии, и другими боссами мафии северо-восточного побережья Соединенных Штатов.
В некотором роде Нью-Джерси был штатом без территории, а местная семья могла называться таковой с большой натяжкой. Нью-Джерси стало своеобразной муниципальной свалкой Нью-Йорка и Пенсильвании, сбрасывающих туда свой мусор.
Лео Таррин не преувеличивал, когда назвал этот штат «настоящим кошмаром». Болана всегда удивляла манера американских граждан принимать все неприемлемое. Однако он и сам колебался, вступать ли ему в борьбу с местными группировками.
Нет, на данный момент Болан не был готов к нападению на Нью-Джерси. Мафия походила на спрут, щупальца которого свободные и независимые друг от друга, опутали всю территорию этого штата. Прежде чем заняться обрубанием чудовищных щупалец, необходим был хорошо продуманный детальный план предстоящей кампании. Пока же Болан чувствовал себя в Нью-Джерси всего лишь еще одним отбросом.
У него было лишь одно желание — уехать отсюда побыстрее и подальше. Бруно и Сара Тассили дали ему такую возможность, и сейчас он мог бы быть уже далеко. После отвлекающего нападения в Мерсервилле он мог бы уехать на атлантическое побережье и развернуть там новое наступление. У него все еще оставалась такая возможность.
Но цена обретенной свободы была бы слишком высока.
Болан не хотел свободы «любой ценой», для этого он не столько уж дорожил своей жизнью. Зато он очень хотел вызволить из ада своего друга Бруно Тассили.
Глава 11
— Они приехали на автомобилях, — начала свой рассказ Сара. — Я сделала вид, что рисую, а сама постаралась запомнить все до мельчайших подробностей. Одна из машин была спортивного типа, импортная… Я не знаю марку, но это очень дорогая и изысканная машина. Два других автомобиля — обычные большие лимузины черного цвета с дополнительными складными сиденьями. Кажется, «кадиллаки».
— Ты можешь описать людей? — спросил Болан.
— У всех каменные, жестокие лица. Из них выделялся только один. Он вышел из спортивной машины вместе с еще одним мужчиной. Он был… Он был красивым. Чуть постарше тебя, Мак. Примерно одного с тобой роста, может быть, немного ниже, но такого же сложения. Очень хорошо одет: двубортный пиджак цвета морской волны и тонкая шелковая рубашка…
— Что еще? — перебил ее Болан.
— Э-э-э… Он блондин с голубыми глазами. Спокойный, держался непринужденно. Он слегка улыбался, но… В нем чувствовалась сдержанность: какое-то особое достоинство. Он вовсе не походил на других. Совершенно ясно, что он был их боссом. Все «гориллы» обращались к нему «сэр». Сэр, пожалуйста, сюда, сэр, пожалуйста, туда. Он был… хорошо воспитан, очень уверен в себе и, несомненно, получил хорошее образование.
— Он говорил так? — спросил Болан и воспроизвел изысканную бостонскую речь выпускников Гарварда 1959 года.
— Именно так! Совсем как семейство Кеннеди. Ты знаешь, кто он?
— Один и братьев Талиферо, — угрюмо буркнул Болан. — Вероятнее всего, Майк — они близнецы и оба опасны как гадюки.
— У меня возникло то же чувство, несмотря на его вежливое поведение.
— Что дальше?
— Несколько минут они совещались между собой в салоне домика на колесах. Я мало что разобрала, поняла лишь, что они отвезут меня в Трентон, чтобы… Больше я ничего не разобрала. Они с такими улыбками посматривали на меня, что мне стало страшно. Они решили, что Бруно поедет с блондином. Куда — я не знаю. Хотя… Хотя я думаю, что это место где-то неподалеку отсюда. Это всего лишь предположение…
— Подумай, — сказал Болан. — Сейчас каждая мелочь становится чрезвычайно важной.
— О'кей, тогда поехали прямо, — Сара подняла руку, указывая на заправочную станцию.
Они остановились у маленького перекрестка, где после похищения брата и сестры Тассили мафиози разъехались в разные стороны. Рядом со станцией техобслуживания располагался закрытый бакалейный магазинчик. Болан заглянул в контору станции и, достав одну из карт, найденных в похищенной им машине, стал внимательно разглядывать ее. На карте красным фломастером был нарисован маленький кружок. Рядом с ним соседствовал еще один, которому Болан раньше не придал особого значения.
Перекресток и стоянку для автотуристов, с которой Болан всего полчаса назад звонил Лео Таррину, соединяла пунктирная линия.
Ну конечно же! Как он раньше не догадался?
— В каком направлении они отсюда уехали? — спросил Мак девушку, стараясь не выдавать своего волнения.
— Прямо.
Болан так резко нажал на педаль газа, что Сару буквально вдавило в сиденье. Под визг колес они вылетели на шоссе.
— Быстро же ты принимаешь решения, — приподняв брови, произнесла Сара. — Что случилось?
— Стоянка, — лаконично бросил он в ответ.
— Точно! — воскликнула она.
— Что?
— Там у них… Блондин сказал: «Встретимся на стоянке!»
«Любопытно, — мелькнуло в голове у Болана, — как просто все становится на свои места. Хотя что там! Мир очень тесен, в нем всегда найдется место для самых невероятных совпадений».
Бруно Тассили знал Болана по Вьетнаму, хотя об их знакомстве вряд ли можно было говорить всерьез. Ну да ладно! В то время он был ассистентом доктора Джима Брантзена, ставшего первой невинной жертвой в войне Мака Болана. За это время произошло столько совпадений, что впору было задаться вопросом, все ли решал просто случай…
Бруно отправился во Вьетнам, чтобы спасать человеческие жизни, Болан — чтобы их уничтожать.
Бруно никогда не воевал с оружием в руках, Болан никогда не занимался чем-либо другим. Бруно вернулся с войны и продолжал жить, как зомби, тогда как Болан жил напряженно, как никогда. Бруно был морально раздавлен, Болан же только начал познавать себя и окружающий мир.
Тассили смог вырваться из засасывающего омута рутины лишь благодаря появлению Болана, балансировавшего на грани жизни и смерти. Он вытащил его, мокрого и умирающего, из ручья и залечил рану, вовремя избавив Болана от гангрены. Отказавшись брать в руки оружие по религиозным мотивам, Бруно спас жизнь Палачу, главная цель которого состояла в устранении себе подобных.
Разве это не парадокс?..
Но еще более странным показалось Болану внезапно возникшее желание остановиться для отдыха на стоянке для автотуристов во время его стремительного рывка к морю. Именно это место выбрала судьба, чтобы смешать все карты. Именно в тот момент Палач изменил свою тактику, потому что он совершенно случайно позвонил Лео Таррину и очень испугался за своих друзей.
Как тесен мир!
Он действительно очень тесен, потому что Палач возвращался туда, где был всего полчаса назад, — на стоянку автофургонов, где хватило бы места для многих таких машин.
Внезапно Болан почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине, и вздрогнул. Судьба нередко забавлялась тем, что заставляла людей бежать по кругу, возвращаться на исходные позиции. Вид молодых солдат, искалеченных во Вьетнаме, морально убил Бруно. Какова будет его реакция, когда калечить начнут его самого?
Болан вновь поежился. Девушка заметила это.
— Ты беспокоишься за Бруно? Да?
Отрицать очевидное было бессмысленно:
— Да.
— Я тоже. Он такой чувствительный. Он не вынесет боли… Он слег в постель даже тогда, когда вывихнул на ноге палец.
Болан почувствовал, что весь леденеет внутри, и еще сильнее надавил на педаль газа.
Глава 12
Болан укрыл машину в роще всего в сотне метров от стоянки для автотуристов.
— Сара, тебе придется немного побыть одной. Делать будешь то, что я скажу. Выйди из машины и в поле ложись в траву. Не поднимай головы и не издавай ни звука, что бы ты ни увидела и ни услышала. Никого к себе не подпускай.
Он протянул ей две небольшие круглые гранаты.
— Даже если бы ты умела стрелять, хотя я уверен в обратном, от них будет больше толку. Тут все просто. Ты выдергиваешь вот эту штучку и бросаешь гранату, как бейсбольный мяч. Бросай ее как можно ближе к цели, но подальше от себя. Если через пять минут я не вернусь, беги отсюда. Ни в коем случае не садись в машину, уходи через лес. Найди телефон и вызови полицию. Затем замри, как мышка. Если же я вернусь…
— Если?
— Если я вернусь, го дам тебе знать, что это именно я. Я позову тебя так, как никто другой этого сделать не сможет. Ты все поняла?
Она кивнула головой и с трудом выдавила и себя:
— Да.
Она осторожно взяла гранаты и исчезла за деревьями.
Болан смотрел ей вслед, пока ее силуэт не растворился в темноте, и только тогда осторожно пошел к стоянке.
Он обошел ее сзади, останавливаясь каждые 20 метров, вслушиваясь в ночные шорохи, принюхиваясь к запахам и всматриваясь в темноту. Добравшись до границы площадки, Мак замер и с добрую минуту даже не шевелился. Никакой видимой угрозы он не обнаружил.
Болан был разочарован. Он рассчитывал увидеть целое скопище автофургонов, тогда как на стоянке стоял всего один. Рядом с ним примостился знакомый по описанию Сары лимузин. Часового нигде не было.
Шторы на окнах фургона-дачи оказались задернуты, и через них пробивались тонкие лучики света.
Но что хуже всего: спортивной машины Майка Талиферо нигде не было видно.
Куда же они увезли Бруно? Был только один способ выяснить это. Болан достал «беретту», навинтил глушитель и, стараясь все время оставаться в тени, подкрался к двери автофургона. Он потянул за ручку, однако дверь была заперта на ключ. Мак еще раз дернул за ручку, тихонько постучал стволом в дверь и громко произнес, подражая акценту жителя Новой Англии:
— Эй, вы так и будете сидеть взаперти всю ночь?
Штора отодвинулась, и в окне появились неясные очертания человеческого лица.
Болан по-прежнему держался в тени и, засмеявшись, как Майк Талиферо, продолжил:
— Эй, парни, я что, по-вашему, должен всю ночь провести на этом пустыре?
Штора тут же опустилась, и за дверью раздались чьи-то шаги. В дверном проеме возник мужчина и извиняющимся тоном произнес:
— Простите, сэр. Мы собирались…
Болан так никогда и не узнал, что они собирались делать. Он бросился вперед и выстрелил мафиози прямо в лицо.
Его напарник, вытиравший со стола пролитое пиво, тут же оторвался от своего занятия и сунул руку за борт пиджака. «Беретта» снова шепнула на своем языке «прощай», и мафиози рухнул на стол, а его кровь смешалась с разлитым пивом.
Похоже, внутри больше не было ни одной живой души. Но чей-то кашель, донесшийся из глубины фургона, убедил Болана в обратном. Неприятный голос ворчливо произнес:
— Что вы там делаете? Деретесь, что ли?
Болан прошел в глубь коридора и резко распахнул раздвигающуюся дверь.
Это был туалет. А в нем, спустив брюки, сидел мужчина, сжимая в руке журнал комиксов.
— Эй, вы… Какого черта!
Дальнейшие слова были напрасны: горячий ствол «беретты» уперся ему в лоб.
Болан знаком приказал выходить. Мафиози тяжело встал и вышел из туалета, путаясь в спущенных брюках.
Мак никогда не встречался с этим человеком, однако он узнал его по фотографии. Его звали Джек «Безмен» Скализи. Он верховодил мелкой шпаной в доках Нью-Джерси и несколько раз обвинялся в убийстве, но так никогда и не был осужден.
В определенных кругах утверждали, что Скализи работал на братьев Талиферо и в плане зверств мог дать сто очков форы гестаповцам Третьего Рейха.
Болан не нуждался в слухах. Он знал точно, что в команде Талиферо Скализи был одним из специалистов по допросам.
Мак вытащил из кобуры Скализи револьвер и указал мафиози на стул.
— Попрощайся со своим членом, Безмен, — жестоко произнес Палач.
Именно такой язык хорошо понимал заплечных дел мастер. Лицо Скализи посерело. На мгновение он отвел взгляд от холодных глаз Болана и глянул на два окровавленных трупа. Его губы слегка дрожали, но он пока еще не потерял самообладания.
— Черт!.. Прошу вас, сэр… Что я могу для вас сделать? Я не хочу умирать… Неужели вы хотите меня?..
— Поставь себя на мое место, Безмен.
— Мм… Не знаю. Лично я ничего против вас не имею.
— Тогда чего же ты скачешь ночью по полям?
Скализи развел руками и пожал плечами:
— Ведь нужно как-то зарабатывать себе на жизнь.
— Чаще всего именно так зарабатывают себе на смерть, — холодно отчеканил Болан.
— О нет, черт возьми! Давайте поговорим! — воскликнул Скализи.
— Ну что ж, начинай.
Скализи все еще держал в руке журнал комиксов. На мгновение он хмуро взглянул на него, затем перевел взгляд на Болана.
— Я понимаю, что вы рассержены. На вашем месте я испытывал бы те же чувства. Наши парни уже в печенках у вас сидят.
Болану показалось, что Скализи чересчур спокоен, и решив, что излишняя эмоциональность ему бы не повредила, выстрелил Скализи в колено.
На мгновение Болан увидел голую кость, затем из раны хлынула кровь.
Удар пули сбросил мафиози на пол. В шоковом состоянии, не веря в случившееся, он вцепился в ногу руками, пытаясь остановить кровь, хлещущую из раздробленного колена.
От дикой боли Скализи застонал. Специалист по пыткам плохо переносил боль, которой так щедро одаривал других.
— Кончай глупить, — заявил Болан. — Говори или подохнешь!
Но боязнь братьев Талиферо слишком глубоко пустила в нем корни, обет молчания оказался сильнее страха смерти.
Скализи стиснул зубы и бросил на Болана взгляд, полный ненависти.
Болан снова нажал на курок. Второе колено мафиози постигла участь первого. Скализи не выдержал.
— Оставь меня в покое! — заявил он. — Что тебе от меня нужно? Что?
— Я хочу знать, где находится Майк Талиферо, — спокойно ответил Болан. — Он и парень по имени Бруно Тассили. Я хочу знать, где они.
В глазах Скализи застыли растерянность и страх.
— Майк…
Он замолк, глядя на свои искалеченные колени и текущую ручьями кровь.
— Куда тебе всадить следующую пулю? В яйца? В локоть? Куда, мразь?
— Они увезли парня в лагерь!
— В какой лагерь?
— В охотничий домик! Это здесь, чуть дальше по дороге!
— Докажи!
— Оставь меня в покое! Я просто снял эту стоянку на неделю, но она не понравилась Майку. Он все осмотрел и вдоволь повеселился. Потом он смотался и силой занял охотничий домик! Мне кажется, что у них там псовая охота! В двух-трех километрах отсюда! Здесь наша вспомогательная база. Я говорю правду, клянусь Богом! Теперь…
«Беретта» кашлянула третий раз, и Скализи мучительно умер, так и не договорив фразу до конца.
У Болана нервно дернулась щека. Его тошнило от того, что он сделал. Он предпочитал убивать хладнокровно и чисто, сама мысль о том, чтобы подвергнуть человека пытке вызывала в нем отвращение и брезгливость.
Однако мучения Скализи не шли ни в какое сравнение со страданиями, ожидавшими Бруно.
Глава 13
По условленному сигналу Сара вышла навстречу Болану. Он вкратце рассказал ей все, что ему удалось узнать в дому на колесах, а затем вновь вернулся на автостоянку. Убедившись, что бензина в баке лимузина достаточно, он быстро перенес в салон весь свой багаж и усадил в машину Сару.
Когда они выехали на дорогу, Сара бросила на Болана полный любопытства взгляд.
— Может быть, с Бруно еще ничего не случилось, — произнес Болан. — Думаю, что я знаю, где он. Мафиози говорил об охотничьем домике в двух-трех километрах отсюда, может, немного дальше.
— О, «Сапоги и рожок», — оживилась девушка.
— Ты знаешь это место? — спросил Болан.
— Разумеется. Это… Я была там, когда еще ходила в школу. По вечерам и вовсе не для того, чтобы охотиться на бедных несчастных животных. Я часто ходила туда.
— Ты могла бы нарисовать мне его план?
— С тех пор прошло немало лет… Но я думаю, что смогу. Да, конечно. Итак…
— В перчаточном ящике есть карандаш и лист бумаги, — сказал Болан. — Нарисуй мне все в мельчайших подробностях. Границы парка, здания, расположение комнат и их приблизительные размеры, расстояния, назначение. Одним словом, все. И побыстрее!
Болан еще не закончил, а Сара уже начала рисовать. Работая, ей хотелось говорить. Болан подумал, что таким образом она хочет снять напряжение, охватившее ее с момента похищения.
— Ты считаешь, что они причинят Бруно боль?.. Сильную боль?..
Иногда жестокая правда стоила благой лжи, поэтому Болан хмуро ответил:
— Да, Сара. Я в этом уверен. Разве что я не подоспею вовремя. У них хватало времени, чтобы…
Она подняла руку и смахнула с ресниц крупную слезу.
— Поговори со мной, Мак. Так мне легче будет перенести этот ужас. Я не могу… Я никак не могу поверить, что этот кошмар происходит с нами. Я выросла здесь. Здесь жили мои родители… Как такое могло здесь произойти? Как?
Она продолжала рисовать. Болан отметил про себя, что ей удавалось совмещать одновременно два вида деятельности: работа и разговор позволяли ей пережить этот сложный период жизни. Чтобы поддержать ее, Мак, заговорил о своих самых сокровенных мыслях, которыми он ни с кем не делился.
— Мы живем в несовершенном мире, Сара. Еще никто и никогда не пытался утверждать обратное. Я всего лишь солдат, но я…
— Нет, ты больше, чем просто солдат, — заметила она. — Прошу тебя, продолжай, говори со мной.
— Психопат, взявший в руки охотничий нож, может запугать сотни обычных людей. А косвенно он может взять под контроль тысячи и тысячи людей. В прошлом такое случалось нередко… И сегодня это случилось вновь. Вот в таком мире мы живем, Сара. Он — наше наследие, и его нужно принимать таким, какой он есть.
Несмотря на тряску, ей удалось нарисовать великолепный план охотничьего домика. Она обозначила даже складки рельефа.
— Ты хочешь, сказать, что все эти люди — психопаты? Я имею в виду бандитов, — уточнила Сара.
— Разумеется. Во всяком случае, их боссы, подмявшие под себя других. Ведь нужно быть психопатом, чтобы подчинить себе стадо таких скотов.
— Понимаю, — отозвалась девушка слабым голосом.
— Как идет работа?
— Очень хорошо. Продолжай.
Он вздохнул и бросил взгляд на спидометр. До цели оставалось еще километра полтора. Болан поехал медленней, чтобы дать Саре больше времени для работы. Если ему придется столкнуться с большими силами противника, а в этом он не сомневался, то ему необходимо иметь о нем как можно больше сведений.
— Именно поэтому в мире царит хаос, — продолжил он вслух свои размышления. — Вероятно, нужно быть солдатом, чтобы уяснить это для себя. Мне кажется, что в каждом человеке жив некий инстинкт завоевателя. Тот, кто стремится к власти, действует под его влиянием. Думается, что даже самые честные люди подвластны этому импульсу. Но когда речь заходит о психопатах, нужно быть очень осторожным. Если подобный человек не добьется власти легальным путем, он прибегнет к иным методам, от которых содрогнется весь мир.
— А как можно узнать подобных людей?
Существует много признаков. Такой человек следует лишь одному закону: своему собственному. Все, что хорошо для него, есть Добро. Все, что для него плохо, есть Зло. Он подчиняет все моральные ценности служению лишь одному себе.
— Это эгоцентризм.
— Я бы сказал — маниакальный психоз.
— Ну вот, можно считать, что это конец, — объявила Сара секунду спустя.
— Не сомневаюсь, — вздохнул Болан.
— Нет, я имела в виду план.
— Я понимаю, что ты имела в виду.
— Ты вновь оставишь меня одну?
— Так нужно, — с сожалением ответил Болан.
Наконец девушка закончила свой рисунок, нанеся на лист бумаги еще несколько дополнительных штрихов.
— А если я вдруг сойду с ума и закричу? — спросила она.
— Тебе это не грозит.
— Нет… Разумеется, нет.
— У тебя большой запас прочности.
— Конечно.
И вообще, женщины всегда были сильнее мужчин.
— Правда?
— Да, причем с разных точек зрения.
— Мак, я хочу тебе кое-что сказать, но не хочу, чтобы ты считал себя обязанным… Я люблю тебя, Мак. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
Болан тихо ответил ей:
— Да, Сара. Спасибо.
— Это тебе спасибо, Мак, — произнесла она едва слышным голосом.
Болан остановил машину, потянулся к дверце со стороны Сары, открыл ее и на прощание протянул девушке две осколочные гранаты.
Глава 14
Болан снял с себя боевое снаряжение и сложил его в багажник машины, где лежал весь его арсенал. При себе он оставил лишь «беретту», удобно примостившуюся в кобуре под мышкой. Поверх черного комбинезона Мак натянул костюм Джони Каваретта, который носил еще в Филадельфии. Шелковый шарф, которым совсем недавно он бинтовал раненую ногу, вновь сверкал девственной чистотой. Болан даже рассеянно подумал, как это Саре удалось так чисто отстирать его. Он обмотал шарф вокруг шеи и концы спрятал под пиджак. Теперь черный комбинезон можно было принять за свитер.
Костюм Каваретта не совсем подходил Болану: пиджак был широковат, а брюки слишком коротки. Однако Мак нашел выход из положения: обтянул брюки вниз и теперь выглядел вполне респектабельно.
В команде братьев Талиферо Каваретта был одним из наиболее опытных убийц. Теперь все уже знали, что он мертв. Сын и наследник капо Филадельфии Стефано Анджелетти лично передал его голову Оджи Маринелло, думая, что это голова Болана. Впрочем, Болану немало пришлось потрудиться, чтобы устроить этот спектакль, выдавая себя за Каваретта.
Однако, как объяснил ему по телефону Лео Таррин, радость Малыша Фрэнка была недолгой: он поплатился за свою инициативу собственной головой.
По мнению Мака Болана, это свидетельствовало лишь об одном: никто точно не знал, как он выглядит.
* * *
Большой лимузин медленно проехал по узкой аллее и остановился в нескольких метрах от цепи, перегораживающей подъезд к охотничьему домику «Сапоги и рожок». Тут же стояли часовые: по одному с каждой стороны аллеи и один в центре проезда. Судя по их лицам и поведению, видно было, что они нервничают, находясь в постоянном напряжении.
Тип, стоявший посередине дороги, подошел к машине, внимательно вгляделся в лицо водителя «кадиллака», потом осмотрел пустой салон машины.
Под тихое жужжание электромотора окно лимузина медленно опустилось.
— Огонька не найдется? — спросил водитель. — В этой тачке четыре зажигалки и ни одна не работает. Говорил он спокойно и непринужденно, а по манере речи и акценту в нем чувствовался выпускник Гарварда. На нем был широкий пиджак из дорогой ткани, вокруг шеи повязан шелковый шарф, а глаза закрывали дымчатые очки.
Часовой порылся в карманах, достал зажигалку и протянул ее водителю «кадиллака».
— Должно быть, что-то не в порядке с предохранителем, сэр. Если вы хотите, я могу проверить.
Болан закурил сигарету и вернул часовому зажигалку.
— Спасибо, это не к спеху, — ответил он, выпуская дым прямо ему в лицо. — Я скажу кому-нибудь в доме. Пусть сходят и все проверят. Майк здесь?
— Он… Да, сэр. Он только что приехал.
— Ушам своим не верю. Вот уже несколько часов я ищу его по всему Нью-Джерси.
— Наконец-то вы его нашли, сэр.
Часовой подобострастно улыбнулся, сделал знак своим коллегам и пропустил машину Палача.
«Кадиллак» медленно катился по аллее. Болан пристально вглядывался в темноту, то тут, то там отмечая присутствие часовых, которых выдавали огоньки сигарет, покашливание, громкий говор.
Мак проехал мимо большого освещенного щита, установленного в центре безупречно подстриженной лужайки. На нем была изображена женщина в охотничьем костюме, сидящая верхом на лошади, перепрыгивающей через живую изгородь. В углу виднелась голова улыбающейся лисы с хитрым взглядом. У Болана мелькнула мысль, не его ли портрет красуется на этом щите, не провел ли его Майк Талиферо…
Глава 15
Мак Болан не всегда был солдатом.
Его друзей детства и знакомых шокировало известие о том, что он стал убийцей, человеком, поставившим перед собой задачу тотального уничтожения мафии.
Учитель, у которого он учился в пятом классе, помнил о нем как об отзывчивом, добром и дружелюбном мальчике.
— Он был спокойным ребенком, очень умным и прилежным. Он никогда не паясничал. Его всегда отличала хорошая физическая подготовка. Думаю, что наиболее ярко его характеризовало слово «любопытство». Мак был самым любопытным ребенком из всех, которых я когда-либо видел. Его интересовало все, буквально все.
Школьный друг, один из немногих настоящих друзей Болана, сказал о нем так:
— Мак был славным парнем. Мы его уважали. Его просто нельзя было не уважать, а уж его дружбой дорожили, как самым великим достижением. Он всегда был лидером не потому, что очень хотел этого, а потому, что таково было его естественное состояние. Иногда складывалось впечатление, что он где-то далеко. Я не хочу сказать, что он был психом. Нет. Но его ум находился в постоянной работе. Он очень любил одиночество.
Одна из бывших подружек Болана в интервью сказала журналисту:
— С Маком я всегда чувствовала себя в безопасности. Я могла делиться с ним своими самыми сокровенными мыслями, и он никогда не смеялся надо мной. Иногда мы с ним говорили на серьезные темы, Однажды Мак сказал мне, будто чувствует себя наблюдателем в нашем мире, а не деятельным участником жизни.
Совершенно очевидно, что Мак Болан был волком-одиночкой, но отнюдь не отшельником, отгородившимся от мира стеной цинизма и недоверия.
Он очень хорошо научился понимать жизнь. Еще ребенком Болан больше разбирался в том, что его окружало, чем в самом себе. В основном ему нравилось то, что он видел. С возрастом у него возникло чувство, что он находится в стороне от реального мира, а не является его составным элементом. Это чувство, однако, не мешало ему правильно оценивать события, происходящие вокруг него, и симпатизировать оскорбленным и униженным.
Психологи сказали бы, что в его поступках отсутствовала какая бы то ни была мотивация. Ввязываясь в любое предприятие, он не искал в нем личной выгоды, материальная заинтересованность никогда не довлела над ним.
Болан никогда не исповедовал ни одну из общеизвестных религий. В его армейском личном деле отмечалось, что он не отдавал предпочтения ни одной религиозной конфессии. Во всех своих действиях Мак Болан руководствовался нормами человеческой этики.
Трижды Болану предлагали поступить на офицерские курсы, и трижды он отказывался. Со стороны могло показаться, что, будучи профессиональным солдатом, Болан всячески отказывался от официальной власти. Это не мешало ни офицерам, ни подчиненным считать Болана признанным вожаком. Люди шли за ним не из-за того, что он был старше их по званию, а потому, что испытывали к нему чувство глубокого уважения.
С 14 лет он вел дневник, ежедневно записывая в него свои впечатления. В 17 лет он написал:
«Я нахожусь у края реального мира и оттуда наблюдаю за людьми. Они так красивы, так сильны и велики! Но где же мое место? Почему я не с ними рядом?»
В 20 лет, став солдатом, он записал в своем дневнике:
«Некоторые люди предпочитают, действовать, другие — наблюдать за их действиями со стороны, при этом задаваясь вопросами, куда и зачем они идут».
Спустя несколько часов после своего боевого крещения он написал:
«Он глядел на солнце. Внезапно рядом с ним оказался я и, взглянув ему в глаза, увидел там всю Вселенную. Так длилось долю секунды, потом я вновь оказался на своем месте, в окопе, прильнув глазами к телескопическому прицелу. И я отправил его в тот мир, который увидел в его глазах. Пусть он простит меня».
От рук сержанта Болана погибло немало людей на полях сражений Кореи и Вьетнама. Именно во время вьетнамской войны его отозвали в Соединенные Штаты по причине смерти отца, матери и младшей сестры. Он вернулся на родину, чтобы их похоронить и оформить опеку над оставшимся в живых младшим братом.
С того момента жизнь явила Маку Болану свое истинное лицо. Он покинул башню из слоновой кости, откуда безучастно взирал на людскую суету, и с головой окунулся в кипящий котел человеческих страстей.
Пора созерцания закончилась, пришло время активных действий…
* * *
Болан припарковал запыленный «кадиллак» под козырьком рядом с блестящим, как елочная игрушка, «мерседесом».
В домике ярко горел свет, но изнутри не доносилось ни единого звука. Часовые парами прохаживались по границе света и тени вокруг всего холма, на котором разместился охотничий домик. Начальник охраны, стоявший у входа, открыл было рот, собираясь окликнуть Болана, как вдруг что-то заставило его резко обернуться. Он бросился к стеклянной двери, широко распахнул ее и слегка поклонился.
Из дома торопливо вышел Майк Талиферо, размахивая руками и что-то сердито бормоча себе под нос. Следом за Талиферо показался какой-то высоченный тип.
Болан нагнулся и сунул голову в салон «кадиллака», пытаясь избежать нежелательной встречи. Майк, несомненно, узнал бы его — они виделись неоднократно, и Болан не хотел лишний раз рисковать. Ставки в игре и без того были слишком высоки.
Телохранитель Майка Талиферо заорал кому-то на весь двор:
— Найди нам сопровождающих!
Двигатель «мерседеса», стоявшего рядом с машиной Болана, взревел на полных оборотах и сорвался с места, выбросив из-под колес фонтаны гравия. Чтобы сэкономить время, водитель «мерседеса» проехал прямо по ухоженной лужайке.
С другой стороны здания послышался тяжелый топот, затем стук захлопнувшихся дверей, заскрежетали стартеры, и вслед за «мерседесом» рванули две машины сопровождения.
Судя по всему, произошло что-то очень важное. Майк Талиферо редко нервничал. По крайней мере, так о нем говорили.
Болан подошел к двери в охотничий домик и возмущенно обратился к начальнику охраны:
— Ну вы посмотрите! Что за нахал! Садится в машину и сматывается, даже не махнув мне на прощание рукой. А ведь сам просил меня приехать сюда…
Мафиози, растерянно топтавшийся на пороге, был взволнован и чувствовал себя явно не в своей тарелке.
— Сожалею, сэр. Несколько минут назад он получил очень плохое известие и поехал на встречу с какой-то важной шишкой.
Болан бросил на мафиози презрительный взгляд, в котором явственно читался вопрос: «А я, по-твоему, не важная шишка?», и произнес:
— Возможно. Но странно, что он смотался, едва я приехал сюда.
Начальник охраны покраснел и смущенно заметил:
— Не знаю, сэр, не думаю, что… Я хочу сказать, что он поехал встречать кого-то в аэропорту. Уверен, что он скоро вернется. Входите, прошу вас. Бар уже открыт. Устраивайтесь там. Думаю, что мистер Талиферо вернется не позднее, чем через четверть часа.
Мафиози широко распахнул перед Палачом дверь. Болан продолжал разыгрывать из себя возмущенного босса:
— Не знаю, не знаю… Наверно, мне следует просто взять и уехать.
— Всего лишь десять минут, сэр. Подождите. Позвольте мне принести вам…
Начальник охраны никогда не смог бы потребовать у Болана документы, даже если бы сгорал от любопытства. В кругах мафии это было просто немыслимо. Там либо знали людей, либо делали вид, что знали. Мафиози заглянул в салон и позвал одного из «солдат».
— Эй, ты, иди-ка сюда!
Он вернулся к Болану и сказал:
— Джесс проводит вас в бар, сэр.
Болан сделал вид, что его уговорили остаться. Однако уже в дверях он недовольно буркнул:
— Не люблю, когда меня принимают, как собаку. Можете так ему и передать. Мое время дорого стоит. Мне надо присматривать за собственной территорией.
— Хорошо, сэр. Обязательно. Бьюсь об заклад, что он вас даже не заметил. Он получил плохие известия и поспешил в аэропорт. Вы сами знаете, как это бывает.
Поразительно уродливой наружности тип с длинноствольным револьвером 38-го калибра за поясом подошел к ним и распустил уши, не пропуская ни одного слова из сказанного. Должно быть, это и был Джесс. Наверняка он принимал себя за Джесси Джеймса, если судить по его важному виду и оружию. Скорее всего, по этой причине его и прозвали Джессом: в Организации клички давались по любому поводу — дело обычное.
— Привет, Джесс, — пробурчал Болан. — Как дела на Третьей звеню?
Парень растерялся, не зная, что делать, улыбнуться или нахмуриться. Поэтому на его лице появилась неопределенная ухмылка.
— Мы с тобой там раньше не встречались? — безразлично спросил Болан.
Начальник охраны успокоился. Держась за ручку стеклянной двери, он обратился к Болану:
— Чувствуйте себя как дома, сэр.
Притворив за собой дверь, он оставил Джесса наедине с неудобным гостем. «Солдат» почесал затылок, лихорадочно перебирая в памяти своих знакомых с Третьей авеню.
— В основном я работаю в Бронксе, сэр. Но возможно, что вы видели меня и на Третьей авеню. Я много разъезжаю.
Он явно надеялся на то, что Болан его где-то видел. Ведь это так лестно.
Они направились к бару.
— Что тут у вас происходит, Джесс? — спросил Болан. — Куда так резко сорвался Майк?
— Дела пошли неважно.
— Нет… Только не то, о котором я думаю, — мрачно проворчал Болан.
— Вы знаете, сэр, я сам ничего не знаю… Вы приехали, чтобы… — Джесс вопросительно кивнул в сторону раздевалок.
— Именно, — отрубил Болан.
— Ну, тогда… Не знаю, что вам и сказать. Все произошло очень быстро. Я только слышал, как тот парень раз крикнул, и его крик не был похож… В общем, он нес нечто подобное на то, что написано в Библии… Про какую-то козочку, которую ведут в лес. Затем, всего несколько минут назад, мистер Талиферо выскочил и закричал, что его слишком быстро прикончили. Я не знаю…
— Налей-ка мне большой стакан виски, Джесс. И похолоднее. А я пока займусь делом, — зло отчеканил Болан. — Какая дверь?
— Мужские раздевалки, сэр, — сообщил Джесс, нервно моргая глазами. — Вторая дверь по коридору, прямо перед вами.
— Не ходи за мной, — приказал крутой убийца, который когда-то видел Джесса на Третьей авеню.
Парнишка кивнул, головой и пошел к бару.
В руке Болана появилась «беретта». Он навинтил на ствол глушитель и, распахнув дверь, стремительно вошел в раздевалку.
Глава 16
Раздевалка оказалась длинным и узким помещением, вдоль стен которого в ряд стояли скамейки и шкафчики. В глубине комната приобретала форму буквы «Т» и становилась шире. Там находились душевые и туалеты.
В раздевалке находились по меньшей мере три человека из команды Талиферо.
Один из них стоял, прислонившись к стене неподалеку от входной двери и устремив взгляд на своих коллег. Рукава его рубашки были закатаны, а из кобуры, висевшей под мышкой, торчала рукоять револьвера.
Двое других, находившихся в широкой части раздевалки, были одеты в белые сапоги и халаты, густо запятнанные кровью. От двери Болан мог видеть лишь одного из них. Он стоял в центре комнаты, уперев руки в бока и не сводя глаз со своего напарника. Тот топтался на месте и над чем-то копошился. Чем они там занимались, Мак не видел. Зато в глаза ему бросилась лежавшая на полу человеческая рука, отрезанная у локтя. Болану показалось, будто он видит сцену из фильма ужасов. Напряженности и запахов, витавших в воздухе, оказалось достаточно, чтобы волосы у него на голове встали дыбом. Однако этой фантасмагорической картине не хватало одного штриха: все происходило в тишине. Болан не слышал ни единого стона, ни единого крика.
Тишина свидетельствовала о худшем.
При виде Болана мафиози, стоящий у двери, выпрямился и буркнул:
— Здесь тебе не цирк. Посторонним вход сюда запрещен.
Болан спрятал «беретту» за спиной.
— Меня послал Майк, — возразил он. — Есть проблемы?
— Не то слово, — отозвался охранник. — Это просто кошмар какой-то! Парень улыбается им, и ему наплевать на то, что они с ним делают. Сал уже начал нервничать, и я его понимаю.
Что-то шло не так, как было запланировано, но Болан пока не мог понять, что именно.
— А-а-а, значит поэтому…
— Что?
— Именно поэтому Майк велел передать Салу, чтобы тот дал отбой. А я-то сначала не усек. Понимаешь?
Часовой вздрогнул.
— Да.
— Тогда передай Салу, чтобы парня привели в порядок. Я забираю его.
Часовой недоверчиво покосился на Болана.
— Теперь я ничего не понимаю.
Болан пожал плечами.
— Наше дело — не стараться понимать, а подчиняться. — Он улыбнулся и развел руками. — Сходи за ним.
— Ну уж дудки. Я только что поел.
— О'кей. Тогда скажи Джессу, чтобы подогнал ко входу мою машину.
— Что ты собираешься делать? Я хочу сказать, уж не…
— Вот именно. Мне не повезло. Мне досталась короткая спичка. Мне придется доставить этого типа к Болану.
Часовой с симпатией улыбнулся:
— Я тебе не завидую. И куда же это?
Болану хотелось кричать, приказать ему поторопиться, но он заставил себя сохранить спокойствие.
— Нам примерно известно, где он. Лучше забрать парня отсюда до приезда Майка.
Охранник согласно кивнул головой, еще раз с теплотой и сочувствием взглянул на Болана и вышел из раздевалки.
Только теперь палача заметил Болан. Увидев, что охранник скрылся за дверью, он шагнул навстречу Болану:
— Ничего не понимаю, сэр. Он не…
Присмотревшись, инквизитор понял, что ошибся.
— О, простите. Я решил, что вы…
— Он послал меня сюда, — перебил его Болан, подходя ближе.
— Мне никогда не приходилось встречаться с чем-либо подобным, — принялся извиняться мафиози. — Невероятно! Мне часто доводилось работать с Салом. Но тут нет его вины, сэр. Этот тип ненормальный, поверьте.
В глубине помещения, у самой стены, стояли два открытых чемодана с инструментами. Чего там только не было: пилы, паяльная лампа, различные клещи, инструменты, чтобы резать, колоть…
Рядом выстроились в ряд топоры, электрические наждаки и даже бормашина. На столе лежали хлыст, стетоскоп, шприцы, резиновые жгуты и сосуд, наполненный черной жидкостью.
В душевую палачи затащили вращающийся стул, а на ручке смесителя укрепили мощный светильник, чтобы лучше видеть жертву. На скамейке стоял магнитофон, а микрофон висел рядом со светильником, прямо над головой человека, сидящего на стуле.
Второй палач, которого звали Сал, оказался настоящим мастодонтом. Он стоял, широко расставив ноги на кафельном полу душевой. Ему было жарко в клеенчатом халате, и он исходил потом, как жареный поросенок жиром. В это же время его жертва истекала кровью.
Сал сопел, как неисправные кузнечные мехи, орудуя своими инструментами и полностью погрузившись в работу. И все же что-то у него явно не ладилось.
Болан нагнулся и подобрал лежащую на полу руку. Отрезанная конечность уже застыла. Мак протянул ее ассистенту:
— Заверните, мы возьмем ее с собой, — заявил он.
Ассистент обратил на него изумленный взгляд своих округлившихся глаз.
— Что? — спросил он, не веря своим ушам.
Болан повысил голос:
— Сал! Тащите сюда!
Громила обернулся, ядовитым взглядом смерил нежданного гостя и, вздохнув, направился к Болану.
Болану по-прежнему не было видно человека, сидящего на стуле.
— Если меня не оставят в покое, я никогда не закончу работу, — вздохнул «доктор».
Его голос выдавал образованного человека, и Болан мельком подумал, что же заставило Сала заниматься таким грязным делом.
— Вам ничего не придется заканчивать, — холодно объявил он палачу. — Майк дал отбой. Теперь у него возникли кое-какие другие мысли. Перевяжите его и помойте. Я забираю его.
Заплечных дел мастер попытался возразить:
— Это неправильно. Существует множество способов, чтобы заставить человека заговорить. Это всего лишь вопрос времени, и я считаю своим долгом…
— А вот об этом вы поговорите на дисциплинарном совете, — прервал его Болан. — А пока что подготовьте тело к отправке.
Живодер вздохнул и вернулся на свое рабочее место.
Только теперь Болан увидел лицо Бруно. Мак вздрогнул, как от удара, прикусил язык и изо всех сил сжал зубы, чтобы сохранить внешнее спокойствие. Полностью обнаженный, Бруно был привязан к стулу скотчем и толстым кожаным ремнем. Его лодыжки были притянуты к ножкам стула, а рука к его спинке. Вторую руку Болан только что передал ассистенту доктора Сала. Культю перетягивал тугой жгут, врезавшийся глубоко в истерзанную плоть. Рана была обработана черной липкой жидкостью, по всей видимости, медицинским гудроном, но все равно продолжала кровоточить.
На бедре виднелись ужасные раны: палачи вырезали целые куски мяса. Глубокие порезы испещряли грудь и живот румына, и от того, что раны заливали гудроном, они смотрелись еще более жуткими и глубокими.
Вокруг глаз Бруно запеклась свежая кровь: бровей и ресниц у него не было — их вырвали клещами. Кровь сочилась также из уголков губ, а подбородок напоминал обугленную головешку — след от паяльной лампы.
Бруно Тассили, утративший волю к жизни в госпиталях Вьетнама, спокойно восседал теперь на стуле с блаженной улыбкой, застывшей у него на губах.
— Ну-ка, пошевеливайтесь! Живее! — яростно выкрикнул Болан. — Я должен забрать его до приезда Майка, иначе вы оба пожалеете, что появились на свет!
Болан нисколько не шутил.
Сал шумно сопел, укладывая в чемоданы свои инструменты.
— Мы здесь ни при чем, — заныл ассистент Сала. — Он сразу стал таким. Или почти сразу. Минут десять он стонал и сжимал зубы. Но стоило нам по-настоящему за него взяться, как у него поехала крыша и он начал цитировать Библию, потом успокоился, да таким и остался.
— Он цитировал Левит из Ветхого Завета, — заметил Сал.
Доктор-садист взглянул на Болана и смущенно улыбнулся:
— Если мне не изменяет память, речь шла о главе одиннадцатой. Агнцу должно живым предстать перед Господом… Вот так.
Сал бессильно развел руками и подошел к Бруно.
— Мне все ясно, — ответил Болан.
Он действительно понимал, что кто-то, чья власть неизмеримо превышала власть Болана и палачей вместе взятых, милосердно забрал к себе душу Бруно Тассили.
— Подобное состояние может быть вызвано самовнушением, — объяснил толстяк Сал. — Перед нами случай психической блокады нервных клеток, контролирующих чувствительные центры. Эту форму анестезии можно обойти различными способами, но для этого мне понадобилось бы больше времени. Речь идет об обычном самогипнозе, несмотря на то, что говорит мой молодой коллега.
Доктор мог говорить все, что угодно, но правда была такова, что Бруно обвел их вокруг пальца. Кто знает, быть может, вытягивая Болана из ручья, он уже тогда знал, что тем самым приближает свой конец.
Однако со всей очевидностью можно было сказать следующее: даже если Бруно действительно утратил во Вьетнаме вкус к жизни, а вместе с ним и изрядную долю мужества, то он очень быстро обрел вновь и то, и другое.
— Итак, друг мой, — объявил доктор, — этот человек никогда не будет в лучшем состоянии, чем теперь. Можете его забирать.
— Отнесите его к машине, — приказал Болан. Она стоит у входа.
Палач косо взглянул на Болана, но подчинился. Вдвоем со своим помощником они несли к машине тело Бруно. Болан следовал за ним и, неся завернутую в полотенце руку.
Джесс с дурацким видом стоял в гостиной, держа в руке большой запотевший стакан с виски.
— Спасибо, Джесс, — бросил Болан, проходя мимо.
Охранник, находившийся в раздевалке, превращенной в камеру пыток, быстрым шагом шел впереди группы и распахивал двери, помогая скорее вынести тело.
Он позвал начальника охраны.
— Открой дверцу машины мистера… Открывай ее, Танк! Мы несем мясо!
Проходя мимо Танка, Болан сказал ему:
— Ну, будь здоров!
— И вам того же, сэр. До свидания.
Доктор с ассистентом уложили Бруно на заднее сиденье и собрались было так и бросить его.
— Посадите его, черт побери! — крикнул Болан.
Мафиози выполнили приказ, после чего Болан резко оттолкнул толстяка.
— Проваливайте! — рявкнул он.
— Я не виноват, — вздохнул, оборачиваясь, доктор.
— Я сам разберусь, кто прав, кто виноват, — с угрозой в голосе тихо произнес Болан, глядя вслед удаляющейся массивной спине.
Из кармана пиджака он вытащил конверт и протянул его начальнику охраны.
— Передай это Майку, когда он вернется. Скажи ему, что я все держу под контролем.
— Хорошо, сэр. Я все ему передам, не беспокойтесь.
Казалось, все были довольны отъездом важной шишки с грузом мяса.
Болан вспомнил, что большинство мафиози испытывали не меньший страх перед палачами, чем он сам. Тогда почему? Какую цену соглашались платить они, чтобы… Зачем? Чтобы жить?
Он сел за руль и выехал за ограду охотничьего домика.
Когда он подъехал к посту, цепь уже была опущена. Болан махнул часовым рукой, выехал на дорогу и, проехав с километр, остановился на обочине. Он перегнулся через спинку своего сиденья и позвал:
— Бруно! Ты меня слышишь? Это Болан. Ты меня слышишь?
Окровавленная голова медленно поднялась, и залитые кровью глаза невидяще уставились в пространство. Бруно что-то видел, но только не то, что находилось сейчас перед его взором.
Он по-прежнему улыбался. Из его горла вдруг вырвался легкий хрип, взгляд затуманился и потух. Бруно ушел из жизни так же тихо, как и жил.
Болан понял, что его друг мертв. Для этого не надо было даже щупать пульс. Скрипнув зубами, он взялся за руль и, стараясь отогнать прочь мучавшие его угрызения совести, отправился за Сарой.
Она немедленно отозвалась на его сигнал и выбежала на дорогу.
— Садись в машину и не смотри назад, — приказал ей Болан. — Смотри на меня, Сара! Смотри на меня!
Она уже садилась в машину и под влиянием некоего магнетизма, помимо своей воли, взглянула на безжизненное тело, призрачно освещенное тусклым светом плафона. При виде открывшейся ей картины у нее на какое-то мгновение помутился рассудок. Рот ее раскрылся, а в горле застрял долгий немой вопль ужаса.
Болан схватил ее, прижал к себе и резко газанул, стараясь подальше отъехать от охотничьего домика, ставшего царством страданий и смерти. Сару била крупная дрожь. Уткнувшись лицом в плечо Болана, она боролась с мучительным приступом кашля, а из ее горла, перехваченного судорожным спазмом, неудержимо рвалось долгое тоскливое мычание.
Проехав несколько километров, Болан остановил машину на каком-то проселке и обнял Сару, пытаясь хоть как-то успокоить ее.
— Это не твой брат, Сара. Это всего лишь его телесная оболочка. Он больше в ней не нуждается. Не бойся, с Бруно все в порядке. Он умер… он уже на небесах.
«Не всем суждено умереть так легко, как Бруно. Кое-кому придется на себе испытать все муки ада», — мрачно подумал Болан, сдерживая закипающую ярость.
В конверте, который он передал для Майка Талиферо, лежал значок снайпера.
Майк без труда поймет смысл послания: Палач возвращается.
Глава 17
Прошло несколько часов. Наконец Болан и Сара смогли поговорить, обменяться терзавшими их мыслями и чувствами. Разумеется, это слабое утешение, особенно когда из жизни ушел близкий человек.
Свет фар вырвал из темноты стоящую на обочине «скорую», прибывшую по вызову Болана из частной клиники в Трентоне. Болан подъехал так, что дверца его «кадиллака» оказалась точно напротив задней дверцы фургона «скорой помощи». Двое санитаров в белых халатах бросились навстречу. О том, что их ждет, они были предупреждены заранее.
Болан вышел из машины и помог Саре выбраться на дорогу.
Один из санитаров пристально вгляделся в его лицо, а затем произнес:
— Значит, это вы.
— А вы что-то имеете против?
— О, разумеется, нет! Только я никак не ожидал встретиться с вами. Во всяком случае, увидеть вас живым.
Болан сухо улыбнулся и ответил:
— Однако вам представилась такая возможность. Позаботьтесь о моем друге, ладно?
— Можете на нас положиться. Э-э… Желаю удачи!
— Спасибо, — тихо произнес Болан.
Он отвел Сару в сторону и сказал:
— Мы все время прощаемся, нужно бы хоть раз сказать друг другу «здравствуй».
— Мак, я… Ты знаешь, что я стараюсь не лезть не в свое дело… Но если вдруг тебя снова ранят… Ты знаешь, где меня найти.
— Разумеется. — Болан помолчал, потом заговорил снова: — Сара, я хочу напомнить тебе о ста тысячах долларах, которые я оставил Бруно. Думаю, что он спрятал их где-то в доме. Теперь эти деньги принадлежат тебе, кровь с них уже смыта. Мне они не нужны, в случае надобности я достану себе еще. Эти деньги твои, ты меня слышишь? Они твои.
Сара опустила глаза.
— Я… Я не…
— Можешь считать их страховкой, военной репарацией. Раньше эти деньги принадлежали мафии. Вряд ли может быть более правильное решение, чем…
Девушка резко перебила его:
— Мак, нам нужно сказать друг другу так много важного. Давай не будем больше об этом.
— Хорошо, но с самого начала нашего знакомства я приношу тебе одни только несчастья…
— Нет, ты принес нам жизнь! Принес туда, где ее не было. Бруно обязательно согласился бы со мной. Я знаю его. Он был… Вернувшись из армии, он был похож на зомби…
— Давай оставим эту тему, — попросил ее Болан.
Санитары положили Бруно на носилки, укрыли простыней и перенесли в «скорую помощь». Они немало повидали на своем веку, но даже у них посерели лица.
— Пора, — сказал Болан, обращаясь к Саре.
Один из санитаров окликнул ее:
— Садитесь к нам.
— Спасибо, но… Мне кажется, что мне лучше сесть с братом, попрощаться с ним…
— Лучше скажи ему «здравствуй», — тихо шепнул ей Болан.
— Да, так было бы лучше, правда?
— Думаю, да.
Санитар ждал, придерживая дверцу «скорой помощи».
Сара села в машину и обернулась, чтобы попрощаться с Боланом.
— До свидания, мистер Болан, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Не дай им убить себя.
Мак улыбнулся и, сохраняя серьезное выражение лица, ответил:
— Ты тоже, Сара. Спасибо.
Дверца захлопнулась, и спустя несколько секунд огоньки «скорой» растаяли в ночи, а вместе с ними исчезла из виду и Сара Хендерсон — девушка, оставившая неизгладимый след в сердце Мака Болана.
Санитары в белых халатах на самом деле были агентами ФБР из специального подразделения «Маршалл»: прибыв по вызову Палача, они оказали ему дополнительную услугу. Теперь они позаботятся о том, чтобы Сара снова не попала в руки извергов из Нью-Джерси.
Наконец-то Мак Болан почувствовал, что у него развязаны руки.
Отныне он больше ни за кого не нес ответственность и в джунглях Нью-Джерси ни перед кем не имел никаких обязательств. Разве что перед самим собой.
Тем не менее, бежать из штата он вовсе не собирался.
Мак Болан устал бегать.
В нескольких километрах отсюда ему еще предстояла встреча с Лео Таррином. А затем он будет полностью свободен в своих действиях. Мак Болан хотел показать мафиози, что может сделать свободный человек, обладающий волей и настойчивостью.
Он продемонстрирует это, пройдя по их трупам.
Палач вновь ступил на тропу войны.
* * *
— Сержант, это ошибка.
— Правда?
— Ты это сам прекрасно знаешь. Ты ничего не добьешься. Тебе никак здесь не выиграть.
— Я играю не в «Монополию», Лео.
— Называй это как хочешь, но твой план — чистой воды безумие. Майк Талиферо словно с цепи сорвался. Он собственноручно пристрелил четырех своих подручных только за то, что они впустили тебя, а потом дали уйти.
— Значит, мы оба психи. Игра становится от этого еще более интересной.
— Выходит, все, что я ни скажу, никак не повлияет на твое решение?
— Верно, Лео. Никак.
— Но, черт возьми, он нанял больше сотни людей, вызвал под ружье все резервы. Наемники прибывают со всех уголков Нью-Джерси.
— Тем лучше. Я предпочел бы уничтожить их всех сразу. Они будут лишь мешать друг другу. Оджи все еще здесь?
— Насколько я знаю, да. Майк психанул именно из-за него. Ты выставил его на посмешище перед хозяином.
— Ты прилетел в личном самолете Оджи?
— Что ты, конечно, нет! О моем визите никто знает. Оджи был уже здесь, когда ты позвонил.
— Значит, это был он.
— Ты о чем?
— Пока я был в «Сапогах и рожке», Майк ездил встречать какую-то важную шишку.
— О'кей, я все понял, в 5-6 километрах от охотничьего домика есть частный аэропорт.
— Скажи-ка, Лео, а кому принадлежит «Сапоги и рожок»?
— Одному из местных жителей. Он никак не связан с мафией, но получает вполне достаточно, чтобы не задавать лишних вопросов. Он уже сдавал им домик в аренду.
— О'кей, Лео. К домику не приближайся. Держись от него как можно дальше.
— Хорошо. Я буду в Трентоне. Броньола тоже.
— Черт возьми! Дай мне два часа. Всего два!
— Ты же знаешь, я предпочел бы совсем ничего тебе не давать. Если вдруг Гарольд узнает…
— Ладно, давай играть в открытую. За ним числился один должок, и пришло время платить по счетам. Так ему и передай.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Таррин переминался с ноги на ногу.
— Он все помнит, Мак.
— Я знаю. Хорошо, Лео, и мне не нравится действовать подобным образом. Я не люблю просить об одолжении. Но этот случай особенный. Я не хочу, чтобы эти ублюдки вышли сухими из воды благодаря продажным судьям и присяжным. Только не в этот раз! Я хочу взорвать этот барак со всеми, кто в нем находится.
— Чтобы отомстить за мертвеца, — прокомментировал Таррин.
— Нет, чтобы спасти живых, — холодно парировал Болан.
— О'кей, я чувствую разницу.
— А еще для успокоения моей души…
— Вот это уже другое дело, — Таррин тепло улыбнулся. — Замочи их, сержант, и от моего имени.
Легкая улыбка тронула губы Болана. Мужчины обменялись крепким рукопожатием и разошлись в разные стороны.
Глава 18
Все начальники команд собрались в салоне «Сапогов и рожка». Каждый из них занимал в организации братьев Талиферо высокую должность. В охотничьем домике собралась элита мафии: никто из команды Талиферо не мог пожаловаться на невнимание со стороны боссов и медленное восхождение по ступенькам иерархической лестницы.
Хотя в их рядах были представители всех кланов, они не хранили верность какой-то конкретной семье. Они служили во имя идеи, их единственной целью было служение «Коза Ностре», организации, объединившей все семьи мафии.
В преступном мире команда братьев Талиферо являлась тем же, что и ФБР для правительства США. Это сравнение не совсем верно, однако, подчиняйся ФБР деспотичному президенту и погрязшему в коррупции правительству, сравнение было бы более точным.
В принципе Майк и Пат Талиферо вдвоем составляли так называемую «семью» мафии. Они подчинялись лишь «Коммиссионе», в состав которой входили капо всех основных семейств. В рамках «Коммиссионе» Майк и Пат со своей командой выполняли функции высшего карательного органа. Теоретически они имели право по своему усмотрению ликвидировать любого капо в том случае, если он, по их мнению, нанес непоправимый вред делу «Коза Ностры». Талиферо могли привести свой приговор в исполнение при условии, что после казни сумеют доказать другим капо обоснованность и справедливость своих действий.
Братья Талиферо обладали чудовищной властью: они ставили под сомнение даже жизнь тех, кто им ее доверил. Пользуясь данной им властью, за время войны с Боланом они ликвидировали двоих капо.
Их чрезвычайные полномочия в структуре «Коза Ностры» явились ответом на бесконечные махинации боссов мафии. Они были так лживы, а их аппетиты настолько высоки, что им не оставалось ничего другого, как придумать эффективное оружие самоуничтожения, чтобы вынудить себя хранить верность друг другу, хотя бы под страхом смерти. Чтобы лучше понять эту изощренную репрессивную систему, достаточно представить себе, что Верховный суд США назначил кого-либо на должность главного палача для физического уничтожения своих инакомыслящих членов.
Мир мафии не подчинялся законам человеческой логики, поэтому существование команды Талиферо считалось вынужденной, необходимой мерой, своеобразной «защитой от дурака».
Постоянная конкуренция между семьями часто приводила к возникновению вражды на основе территориальных претензий и тогда требовалось вмешательство третейского судьи. В таких случаях «Коммиссионе» выступал в качестве профсоюза, парламента, Верховного суда, госдепартамента, Министерств труда и обороны.
Команде братьев Талиферо отводилась роль Министерства внутренних дел.
Уже давно братья делегировали ряд своих полномочий молодым честолюбивым «волкам» из разных семей. Число «лейтенантов» росло, и чтобы занять их делом, приходилось постоянно искать им подходящую работу.
С некоторых пор братья Талиферо начали выполнять функции гестапо, заменив на этом славном поприще своего предшественника двадцатых годов: «Убийство, инкорпорейтед».
В некотором смысле братья Талиферо образовали свой собственный клан, состоящий из профессиональных убийц высочайшей квалификации. Кое-кто из них имел даже университетское образование, что ничуть не мешало им оставаться тем, кем они были — беспощадными убийцами-маньяками.
В салоне охотничьего домика «Сапоги и рожок» собрался клан наемных убийц.
Председательствовал на заседании Майк Талиферо — капо, как и его брат-близнец Пат, который все еще не оправился от ран после встречи с Палачом в Лас-Вегасе.
«Крестный отец» братьев Оджи Маринелло лично присутствовал на заседании. Маринелло — «капо всех капо», наиболее опасный и влиятельный член «Коммиссионе» был здесь, потому что братья Талиферо уважали его больше, чем кого бы то ни было.
О братьях знали немногое. То, что они братья, не вызывало сомнений даже у последнего идиота. Они были так похожи, что в детстве их путала, должно быть, даже родная мать. Никто не знал, была ли фамилия Талиферо подлинной. По-итальянски слово «тали» значило «подобный», а «феро» переводилось как «железо». Однако вполне возможно, что братья выбрали это словосочетание в качестве боевого псевдонима.
На вид братьям было не больше сорока. Они гордились своим сицилийским происхождением, а их предки, по слухам, принадлежали к мафии на протяжении целых десяти поколений. Майк стал полноправным членом Организации лишь благодаря усилиям и поддержке Оджи Маринелло, когда тот был всего лишь обычным нью-йоркским «сотто-капо».
В прошлом братья Талиферо почти что никогда не улыбались. Однако после столкновения с Боланом в Майами они стали часто и удивительно непринужденно улыбаться. Но близкие их знакомые отлично знали, что когда братья улыбались, они становились во сто крат опаснее.
В этот вечер Майк широко улыбался, шутил и веселил людей, сообщая им план действий на предстоящую ночь.
На заседании присутствовало 12 человек, элита преступного мира, прибывшая из всех уголков Нью-Джерси только лишь для того, чтобы заполучить голову Мака Болана. Каждый из них имел в своем распоряжении от 10 до 15 человек, наспех завербованных на улицах Манхэттена и Джерси-Сити. Эти солдаты удачи не были членами Братства. Среди них встречались негры, англичане, пуэрториканцы, ирландцы и евреи. Чтобы закрыть бреши в своих рядах, мафия не брезговала никем.
Итальянцы пока не приобрели эксклюзивное право на преступления. Нельзя ненавидеть всю огромную итальянскую общину только за то, что менее одного процента ее сыновей проявили талант в сфере организованной преступности.
Собрание в охотничьем домике выглядело типичным военным советом, и на губах Майка Талиферо играла странная улыбка.
Глава 19
К огромному участку, на котором расположился охотничий домик, Болан выехал со стороны заднего фасада «Сапогов и рожка». Чтобы добраться до опушки рощи, раскинувшейся на границах парка, ему пришлось, не зажигая фар и не газуя, проехать напрямик через фермерские поля.
Стрелки часов перевалили далеко за полночь.
Маку не верилось, что всего лишь сутки назад он спал на ферме Тассили, набираясь сил и залечивая раны. За 24 часа произошло немало событий.
За это время он уничтожил в Нью-Джерси больше людей, чем рассчитывал. Однако Мак Болан никогда не вел счет мертвецам. Реально для него существовали лишь живые враги, то есть те, кого еще предстояло уничтожить.
Именно такая задача стояла перед ним в данный момент.
Болан намеревался проникнуть на территорию парка, чтобы познакомиться с противником, оценить его силу, найти слабые стороны, наметить цели и выработать плен действий. Кроме того, необходимо было найти надежный путь к отступлению, чтобы быстро и незаметно уйти после окончания боя, — когда дело доходило до стрельбы, вряд ли бы нашелся более осторожный и осмотрительный воин, чем Болан. Вступив в бой, он сеял в рядах противника ужас и смерть, но никогда не ввязывался в схватку без тщательной подготовки.
Болану совсем не хотелось умирать. Разумеется, он смирился с мыслью о неизбежности смерти, поскольку она стала неотъемлемой частью его судьбы. Однако он делал все, чтобы по мере возможности отдалить этот неприятный момент. В глазах Мака победа измерялась не выигранным временем и не выигранными сражениями. Главным для него являлся тот факт, что он выходил из этих дьявольских сражений живым и способным продолжить свою войну с мафией.
Мак вышел из «кадиллака», снял костюм Каваретта и остался в своем привычном черном комбинезоне. Из оружия он взял с собой только удавку и стилет.
Достав из кармана кусок жженной пробки, он зачернил лицо и руки и зловещей тенью скользнул в ночную тьму. Болан снова превратился в Палача. Его чувства обострились до предела, он вбирал в себя запахи, звуки, смутные образы и, как безжалостный хищник, неотвратимо приближался к цели.
Спустя несколько секунд он уже находился на территории парка. Его движения были легки и стремительны, но стоило ему остановиться, и ни одно движение или неосторожный звук не выдал бы его присутствия. В такие моменты он напоминал холодную гранитную глыбу, мертвую и безучастную ко всему, что происходит вокруг. Во время подобных разведок на местности Мак органично сливался с окружающим его пейзажем, становился его естественным элементом. Стоило только порыву ветра взволновать высокую траву, как Болан начинал раскачиваться, имитировать ее движения. Будь то облако, быстро несущееся по небу, или трепещущая листва дерева, отбрасывающая неверную тень, Мак великолепно приспосабливался к ритму окружающей среды, и тогда его суть становилась частью природы.
Когда все вокруг замирало, а ночь превращалась в сплошной бархатный монолит, Болан застывал без движения, переставал дышать.
Обитатели каменных джунглей, провонявших бензином и залитых светом неоновых реклам, были лишены дара слияния с природой в отличие от Болана, который в лесу чувствовал себя как дома, а ночь считал своим главным другом и союзником. Так что нет ничего удивительного и оскорбительного для «солдат», прибывших из Манхэттена, Ньюарка, Джерси-Сити и Бруклина, что Палач незамеченным прошел сквозь их густые ряды. Пока он лишь наблюдал и оценивал силы противника, читая страх и нерешительность на их лицах.
* * *
Охотничий домик мафиози за короткое время превратили в настоящую неприступную крепость с оборонительными рубежами, тщательно рассчитанными, подготовленными и охраняемыми.
Линия обороны имела форму овала, в центре которого возвышался холм с выстроенными на самом верху домиком и подсобными помещениями. Стрелки попарно располагались через каждые десять метров на расстоянии ста метров до фасадов «Сапогов и рожка». «Солдаты» стояли, не прячась, и громко переговаривались, чтобы отвлечься и скрыть свое волнение. В основном они были вооружены револьверами, хотя кое у кого в руках Болан заметил ружья. На линию огня боссы выставили смертников. Ими жертвовали, как пешками, рассчитывая, что именно на них Палач сосредоточит убийственный огонь. Эти несчастные идиоты даже не подозревали, что им отвели роль приманки.
На крышах подсобных построек, а также внутри охотничьего домика затаились стрелки, вооруженные карабинами. Множество «солдат» с автоматами скрывались в тени надворных построек и главного здания.
На автостоянке у домика-клуба, где парковалось немало машин, тоже толкались мафиози. Группы мобильной обороны состояли из двух человек, патрулировавших территорию наугад, без строго заданного маршрута. Их вооружение состояло из винтовок и портативных раций. Болан насчитал сто восемнадцать человек и сделал вывод, что это был почти весь личный состав охраны «Сапогов и рожка», за исключением охраны клуба, находившейся внутри и в задачу которой входила защита прибывших тузов мафии.
Почти сразу же Болан заметил одну неточность в плане, нарисованном Сарой. Она забыла указать псарню и загон для лис. Стальная сетка окружала площадку для тренировок собак и ряд собачьих будок, которых Болан насчитал около 20. Лис в загоне не было.
Собаки метались по загону, зараженные общей нервозностью обстановки и тревогой, витавшей в воздухе. Конюшня оказалась пустой. Болан всегда считал, что в подобных заведениях в конюшнях всегда держали лошадей членов клуба. Однако думать об этом ему было некогда. Он знал, что не всегда можно на сто процентов предугадать все ходы противника. Тем не менее Мак был уверен, что видел большую часть оборонительных порядков противника и теперь знал достаточно об объекте, чтобы спланировать первый удар и невредимым проникнуть в зону, которую собирался сравнять с землей.
Глава 20
Время приближалось к двум часам ночи.
Майк Талиферо ожидал многого от своей задумки, но дела пошли не так, как он хотел. Заложив руки за спину, Талиферо мерял шагами небольшой кабинет директора клуба.
Оджи Маринелло, «капо всех капо», признанный лидер «Коммиссионе», сидел в глубоком кресле за широким письменным столом.
Два его лучших телохранителя с револьверами за поясом держались рядом. На их лицах застыла тревога и беспокойство.
— Почему же он не идет? — пробормотал Талиферо неприятным голосом, пытаясь в то же время сохранить ослепительную улыбку.
Маринелло вынул изо рта сигару и спокойно заметил:
— Майк, он придет тогда, когда посчитает, что для этого наступил благоприятный момент, не раньше. Пора бы тебе уже понять это.
— Не обращай внимание, — ответил Талиферо. — Я знаю, как действует этот парень.
— Возможно, сегодня он вообще не придет, — уже в который раз заметил капо.
— Вы забываете о Бостоне. Болан просто звереет, когда видит жертву пыток. Вспомни, что он сделал с Фредди во время своей нью-йоркской кампании. А все из-за маленькой куколки, которую он едва знал. Как ты думаешь, что он чувствует в этот вечер? Тот тип, которого я взял, был его боевым другом. Они оба служили во Вьетнаме. Там он работал вместе с хирургом из Калифорнии, который сделал Болану пластическую операцию.
— Знаю, знаю.
— Так что же, по-твоему, он должен сейчас ощущать? Он вне себя от ярости. И захочет отомстить. Сейчас он где-то мечется и ищет способ загнать нас в ловушку.
— Не надо делать из меня дурака, Майк.
— Извини, Оджи.
Талиферо остановился и взглянул на Маринелло.
— Оджи, я сожалею. Не сердись, я немного нервничаю. Сейчас не подходящий момент для…
— Согласен.
Сигара потухла. Нахмурив брови, Маринелло взглянул на нее, а затем с укором посмотрел на одного из своих телохранителей. Тот шагнул вперед и щелкнул зажигалкой. Старый капо сделал легкую затяжку и вновь повернулся к Майку Талиферо.
— Ты слишком близко принимаешь все к сердцу, Майк. Ты перенервничаешь и вновь проиграешь. Лучше отступи.
Эти унизительные слова как громом поразили Талиферо. Он яростно взглянул на телохранителей: еще никто не осмеливался так разговаривать с ним в присутствии подчиненных. Даже не взглянув на своего босса, он тихо произнес:
— Я никогда не отступал, Оджи. Невозможно руководить такой организацией, как моя, когда у тебя связаны руки. Ты сам это прекрасно знаешь. Почему ты мешаешь мне? Сейчас действительно не время для…
— Самое время, — парировал капо. — Я умею считать, Майк, другие тоже. Именно поэтому я лично прибыл сюда. Ты упустил Болана в Майами, затем в Лас-Вегасе. Твоему брату это дорого стоило: теперь он похож на помятый помидор. Ты упустил Болана и в Филадельфии. И вот теперь уже неделю ты безуспешно гоняешься за ним по Нью-Джерси. Я знаю, ты правильно поймешь наше удивление, Майк. Но когда же будут результаты?
— Никто еще не выбирал более неподходящего момента, чтобы меня вот так… — Знаменитая улыбка Майка превратилась в зловещий оскал. Талиферо взял себя в руки и холодным тоном продолжил:
— Оджи, ты несправедлив. Я еще никогда с самого начала не занимался охотой на этого ублюдка. Ты сам это прекрасно знаешь. Меня всегда вызывали в последний момент, когда положение становилось катастрофическим. На этот раз дело обстоит совсем по-другому. Сейчас я контролирую ситуацию и возьму Болана, чего бы мне это ни стоило. Я возьму его живым, а затем сам займусь им…
— Как раз это меня и волнует, — мягко возразил Маринелло. — Мне кажется, ты слишком близко принимаешь все к сердцу.
— Тогда поставь на мое место кого-нибудь другого.
— Майк, ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю. В своем деле ты — лучший. Но я хочу, чтобы ты не лез на рожон. Захвати его, поджарь на медленном огне, если тебе так хочется, но сначала возьми его. Неважно, каким образом. Забудь о кино. Сначала возьми Болана!
— Именно это я и собираюсь сделать.
Старый капо резко поднялся с кресла.
— Если ты опять упустишь его, я вернусь домой.
— Разумное решение, — с иронией заметил Талиферо. — Только причину отъезда ты указал не ту.
Взгляды обоих мафиози встретились. Глаза старика, построившего империю из ничего благодаря своему уму и целеустремленности, гневно сверкнули.
Он не скрывал брезгливого отвращения к монстру, которого создал собственными руками.
— Я дал тебе власть, Майк, — тихо проговорил он. — Я же могу и отнять ее.
— Как хочешь, — жестко ответил Талиферо, ни на секунду не переставая улыбаться.
— Советую тебе воздержаться от необдуманных действий. Перед отъездом я дал некоторые указания. «Коммиссионе» на ближайшем заседании рассмотрит сложившуюся ситуацию. Поэтому не делай глупости.
— Это ультиматум?
— Майк, я не совсем точно понимаю значение этого слова. У тебя есть образование, а у меня его нет. Но я советую тебе взять Болана. Если не сможешь, нам придется пересмотреть твои полномочия. Ты хорошо меня понял, Майк?
— Прекрасно, мистер Маринелло. Но я не совсем хорошо понимаю, зачем вы мне это говорите сейчас. Мне нужно доверие, а не нож в спину.
— Ножи в твоих руках, Майк. Мы всего лишь хотим убедиться, что ты знаешь, как ими пользоваться и на кого их направлять.
В сопровождении телохранителей капо вышел из кабинета. В холле его ждала группа людей, которые при появлении Маринелло поднялись с кресел и вместе с ним направились к выходу.
Майк Талиферо появился на пороге кабинета и скомандовал своим людям:
— Подготовьте группу сопровождения! Проводите наших друзей до самолета и проследите, чтобы у них не было проблем.
Маринелло резко остановился и отрывисто бросил:
— Не стоит! Мы сами доберемся до аэропорта!
Это был не просто оскорбительный отказ, в словах capo di tutti capi явственно прозвучало недоверие к верховному убийце мафии.
Майк сразу понял это, хотя его люди не уловили ничего необычного в интонациях старого капо.
Едва группа Маринелло покинула гостиную, как туда вошел один из «лейтенантов» Талиферо. Завидев Майка, он бегом устремился к нему и хриплым шепотом сообщил:
— Началось. Обходя внешний рубеж обороны, Чарли обнаружил тела двух парней со сломанными шеями.
Майк Талиферо издал короткий, сухой смешок:
— Так, так. Наконец-то!
— Может, предупредить Оджи? — спросил второй «лейтенант», неотлучно находящийся при боссе.
— Вовсе не обязательно, — ответил Талиферо. — Не обязательно…
Глава 21
Закончив рекогносцировку, Болан вернулся к машине, не оставив за собой ни одной примятой травинки.
Из багажника «кадиллака» он достал свой арсенал и взвалил на себя все, что только мог унести. Мак не сомневался, что к машине он больше не вернется, поэтому, кроме обычного снаряжения, нацепил на спину и грудь рюкзаки с боеприпасами.
Когда один человек воплощает в себе целую армию, ему часто приходится превращаться во вьючное животное. Так случилось и на этот раз. Рюкзаки были снабжены легко расстегивающимися пряжками, и в случае надобности Болан мог моментально избавиться от своего багажа. Нагрузившись, как верблюд, Мак хорошо понимал, что вес снаряжения, которое он нес на себе почти равнялся его собственному. Болан слегка пошевелил раненой ногой и решил, что с таким грузом ему далеко не уйти. Он с сожалением оставил кое-какие боеприпасы для тяжелого вооружения и двинулся в путь. В конечном счете, на данный момент он больше нуждался в свободе маневра и скорости, чем в дополнительных зарядах к миномету.
На сей раз его поход не имел ничего общего с предыдущим разведывательным рейдом. Весь мир сузился для Болана до размеров парка, в центре которого находился охотничий домик. Именно к нему Палач прокладывал путь сквозь ряды взвинченных тревожным ожиданием «солдат», чей малейший крик мог ускорить конец одинокого воина. Мак должен был незамеченным подобраться к противнику на максимально близкое расстояние, выбрать огневую позицию, с которой мог бы обстреливать сразу несколько целей, и, посеяв панику в рядах противника, обратить в бегство всю эту мелкую паршивую шушеру, которая позволила втянуть себя в войну, в которой ничего не понимала.
Если ему удастся осуществить этот план, то можно считать, что ночь не прошла даром, но главная цель Палача заключалась в другом: в уничтожении Майка Талиферо. И для достижения этой цели годились любые средства.
Болан наслаждался предчувствием мести. Он хотел убить Талиферо и оставить на его трупе снайперский значок, так, чтобы он лежал точно поверх пулевого отверстия. Поймут ли другие смысл послания? Поймут ли, насколько опасно занимать пост руководителя банды наемных убийц, как это необдуманно сделал Майк Талиферо? Ведь именно эту цель так настойчиво преследовал Болан.
Однако пока он отдавал себе отчет в том, что для достижения цели мало одного только его горячего желания.
Мак прекрасно понимал, что добьется успеха лишь тогда, когда сможет запугать врага, заставить его забиться в угол и задуматься о будущем. Он хотел выработать у мафиози рефлекс, который заставил бы их как следует подумать, прежде чем поднять руку на невинную жертву.
Палач продолжал свое бесшумное проникновение на вражескую территорию. Дважды он сбрасывал груз на землю, скользнув в высокую траву, неслышно приближался к часовым и заставлял их умолкнуть навеки. Эти двое были единственным препятствием на его пути к зданию клуба.
На углу охотничьего домика стояла тренога с установленными на ней тремя мощными прожекторами, направленными в сторону автостоянки. Это был единственный источник свет на улице, все остальное утопало во мраке. Стоянка являлась самой уязвимой зоной, что отлично понимал и противник. Скрываясь среди многочисленных машин, нападающий легко мог подобраться к центральному зданию, а стоило ему пролить на землю канистру, как на воздух взлетели бы стоящие на стоянке автомашины.
Мафиози всегда кучно парковали свои машины, чтобы в случае налета полиции можно было скорее унести ноги: Болан отнюдь не был их единственным врагом.
Конечно, защитить такой участок, как автостоянка, было сложно, поэтому мафиози максимально осветили его, тем самым бросив Палачу вызов, вынуждая атаковать с этой стороны.
Такая задумка позабавила Болана. Он с удовольствием взорвал бы все машины, но риск казался ему слишком велик. К тому же он никогда не принимал чужие вызовы, он предпочитал бросать их сам.
Тем не менее, он нашел способ воспользоваться сложившейся ситуацией.
Линия обороны, которую Маку предстояло взломать, шла вдоль подножия холма. Охранник, внезапно повернувшийся в сторону центрального здания, был бы тут же ослеплен ярким светом прожекторов. Болан прикинул, что он вполне мог бы воспользоваться этим обстоятельством. Ему пришла мысль, что неплохо бы заставить нескольких часовых повернуться в сторону прожекторов хотя бы на несколько секунд, чтобы дать ему возможность незамеченным пересечь линию обороны. Тактика была простой, поэтому не могла не сработать: через позиции защитников проскользнет чья-то тень и быстро скроется у подножия холма. Если охранники обернутся после того, как Болан окажется у них за спиной, они ничего не заметят, ослепленные лучами прожекторов.
Палач уже готовился к проведению отвлекающего маневра на автостоянке, когда он произошел сам собой.
Из охотничьего домика торопливо вышла группа людей и направилась к машинам, припаркованным на стоянке.
Болан замер в высокой траве. До сторожевых постов оставалось не более двадцати метров. Мак услышал приглушенные голоса охранников, переговаривавшихся между собой. Один из них заметил отъезд группы Маринелло и крикнул коллегам:
— Крысы бегут с корабля!
В ответ послышался нервный смешок и чей-то голос спросил:
— Тебе заплатили авансом?
— Да, но у меня нет пожизненной страховки.
— Как и средств на первый взнос, готов держать пари! — заржал первый охранник.
Все охранники повернулись в сторону автостоянки.
Сгибаясь под тяжестью груза, Болан спокойно прошел между постами, тогда как в разговор вмешался третий мафиози:
— Да это же капо из Нью-Йорка!
— Который? Их целая куча и все из Нью-Йорка!
— Старик. Большая шишка. Как его зовут, не помните?
— Мари и что-то там еще, — донеслось из темноты.
— Да нет же, Маринелло, болван ты эдакий!
— Ну и что? Мари Белло, Мари Нелло, какая разница? Старый педик, вот кто он!
Воспользовавшись болтовней часовых, Болан добрался до подножия холма и начал осторожно взбираться вверх по склону, подыскивая место для боевой позиции. Превосходное укрытие он нашел прямо под щитом с изображением молодой всадницы и хитрой лисы. Подсветка рекламы из соображений безопасности была отключена. Мак осмотрелся и с удовлетворением отметил, что выбрал отличную позицию: из-под щита он мог вести огонь даже по аллее, которая серпантином вилась до самого выезда с территории охотничьего домика.
Едва он успел сбросить с себя рюкзаки, как на аллею въехала первая машина из конвоя Оджи Маринелло.
Палач мысленно поблагодарил Бога, который, казалось, покровительствовал ему в эту ночь: как бы там ни было, но Оджи Маринелло, capo di tutti capi, был более лакомой добычей, чем Майк Талиферо.
Глава 22
Лимузины остановились перед входом в клуб. Люди Маринелло слаженно и быстро расселись по крайним машинам, а сам босс устроился в средней. Там же на откидных сиденьях разместились два его телохранителя. Еще один сел рядом с шофером, и кортеж двинулся к воротам.
Такая спешка была продиктована не только желанием побыстрее покинуть гнездо Майка Талиферо, хотя оно играло не последнюю роль в столь торопливом отъезде. «Capo di tutti capi» всегда стремительно перемещался с места на место и никогда нигде надолго не задерживался. Во всех переездах его всегда сопровождала личная охрана: один лимузин с телохранителями спереди, другой сзади.
В Нью-Йорке Оджи разъезжал в бронированной машине. «Как президент», говаривал он. Лимузин, в котором он находился сейчас, не был бронирован, зато поражал роскошным салоном и окружал пассажиров всеми мысленными удобствами.
Осознание того, что где-то здесь бродит взбешенный Болан, опасный в таком состоянии, как гремучая змея, неприятно холодило сердце, однако вовсе не по этой причине начальник охраны сказал своему капо:
— Простите, босс, но мне здесь не нравится.
Он поудобнее устроился на откидном сиденье и добавил:
— Я человек маленький и, возможно, позволяю себе говорить лишнее, но я не доверяю этой банде.
— Не беспокойся, — пробормотал Маринелло. — Я тоже. Когда мы вернемся в Нью-Йорк, я серьезно займусь этим делом.
Капо и его телохранитель переглянулись.
Маринелло машинально поднес ко рту в который уже раз сигару. Телохранитель привстал со своего сиденья и протянул Оджи зажигалку.
В динамике раздался хриплый голос:
— В аэропорт, босс?
Капо взял микрофон, лежащий на подлокотнике сиденья.
— Нет, возвращаемся своим ходом по шоссе. Не будем рисковать.
Начальник команды, сидящий в головной машине, подтвердил полученные инструкции, и кортеж покатился вниз по склону холма.
— Не отставай от них, — приказал Маринелло шоферу.
Начальник охраны спросил:
— А как насчет Марти, босс? Он проведет в аэропорту всю ночь?
— Вызови его, как только мы приедем домой, не раньше.
— Ясно, босс.
На последнем повороте у основания холма машина Маринелло сбавила ход. В этот самый момент какой-то предмет, разбив заднее стекло машины, пролетел между капо и его телохранителем и с глухим стуком упал на коврик прямо им под ноги.
Телохранитель так и застыл с зажигалкой в руке. Его столбняк длился не больше доли секунды. Мафиози отбросил зажигалку в сторону, бросился к своему боссу и принялся лихорадочно шарить у него под ногами.
— Черт! Это…
Маринелло истошно закричал:
— Останови машину! Останови!
Внезапно машина вспыхнула изнутри. Со стороны казалось, будто в ней расцвел фантастический красный цветок. Огненные лепестки подбросили телохранителя кверху.
Машина не смогла вписаться в последний поворот.
Двигаясь по инерции вперед, она выскочила за обочину, усыпанную щебенкой, медленно сползла вниз по склону холма и там закончила свой путь, перевернувшись вверх колесами. Раздался второй взрыв — последний. Машину охватило жаркое пламя.
За секунду до взрыва, уже теряя сознание, «капо всех капо» успел задать себе вопрос: кто повинен в этой ужасной драме — Майк Талиферо или Мак Болан?
Разумеется, это был Болан. Он метнул гранату с точностью и силой, присущей разве что самым знаменитым звездам бейсбола. Мак даже не удосужился взглянуть на результаты своего броска. Автоматически он принялся отсчитывать секунды боя и приготовил осветительную ракету. Болан дождался взрыва гранаты и, когда машина с оглушительным грохотом перевернулась, запустил в ночное небо ракету, поднявшуюся в воздух с северной стороны от центрального здания.
В те несколько секунд, прошедшие между первым и вторым взрывом, из охотничьего домика выскочили люди и бросились к краю холма, чтобы взглянуть на жуткое зрелище, разворачивавшееся у них на глазах.
Кто-то закричал:
— Там мистер Маринелло! Вниз! Все вниз! Вниз, ребята, вытащите его оттуда.
Не успели еще отзвучать последние слова приказа, как в небе с шипением зажглась осветительная ракета, заливая часть территории за охотничьим домиком ярким мертвенным светом.
Раздался другой голос:
— Эй, наверху! Внимание! Прикройте тылы!
Одновременно раздался приказ совсем другого рода:
— Стрелки! Смотрите в оба! Следите за своими секторами! Это отвлекающий маневр!
Но стрелки на крыше так и не успели выполнить этот приказ. Оставляя за собой искристый след, огненная стрела пролетела по небу и вонзилась прямо в дымовую трубу на крыше охотничьего домика. Тугая ударная волна больно хлестнула по ушам, и во все стороны полетели осколки кирпича и железа.
На крыше царил хаос. А на земле несколько человек из первой линии обороны бросились к машине Маринелло, где его телохранители пытались вытащить из огненной западни уцелевших после взрыва.
Новая граната, прилетевшая невесть откуда, упала среди спасателей, и защитники охотничьего домика поняли, что их порыв вреден для здоровья.
Один из мафиози воскликнул:
— Дьявол! Я приехал сюда вовсе не за этим!
Его поддержали другие, но их голоса заглушил грохот разлетевшегося вдребезги стеклянного витража, украшавшего фасад охотничьего домика.
Один из «лейтенантов» Талиферо бегом спустился с холма и крикнул:
— Возвращайтесь назад! Что вы там делаете? Немедленно возвращайтесь!
Никто не услышал чуть слышного посвиста «беретты» с глушителем. Никто не увидел маленькой вспышки под рекламным щитом, но «лейтенант» внезапно споткнулся и рухнул на землю с дырой во лбу.
Из темноты кто-то крикнул:
— Чтобы сдохнуть, как ты? Только не за 500 баксов!
Бой еще только начинался.
* * *
Машины в беспорядке выезжали со стоянки, пересекали парк и прямо по газону устремлялись к выезду на шоссе. Люди из команды братьев Талиферо, выжившие в огненной буре, оставили тщетные попытки остановить испуганных наемников, со всех ног покидавших поле боя.
Впрочем, их поведение было вполне объяснимо.
Когда впервые попадаешь на поле боя, когда только понаслышке знаешь об ужасах войны, то гибель товарищей, корчащихся от боли и захлебывающихся собственной кровью, воздействует на психику исключительно сильно. Такое зрелище хуже бомбежки при полной потере управления войсками.
Смешно даже думать, что новички устоят в подобном аду.
Болан это прекрасно знал и, естественно, делал ставку на панику в стане врага.
Внезапно внимание Болана вновь привлекла суета возле бесформенной груды железа, в которую превратился лимузин.
Кто-то воскликнул:
— Вызовите «скорую»!
— Плевать на нее! — ответил другой голос. — Сади его в машину и гони в Трентон.
— Но он умрет! Посмотри на его ноги! Старик умрет!
— Если ты будешь стоять на месте, то мы все умрем! Этот ублюдок где-то совсем рядом!
— Попробуем найти какую-нибудь машину! Как ты думаешь, может, мы его довезем?
Услышав разговор, Болан почувствовал угрызения совести по отношению к Маринелло. Он опустил ствол автомата и выпустил очередь, взметнувшую фонтанчики земли у ног мафиози.
— Старик еще жив? — поинтересовался Мак.
Ему ответил удивленный, задыхающийся от волнения голос:
— Пока жив, но…
— О'кей. Считайте, что у вас в руках белый флаг. Даю вам пять секунд, чтобы исчезнуть.
Впервые за всю историю своей войны с мафией Болан давал врагу возможность уйти живым. Позже он неоднократно задумывался над причинами такого поступка и наконец пришел к выводу, что действовал в порыве великодушия и снисходительности.
Мак проследил, как «солдаты» добрались до машины. Подобрав еще несколько тяжело раненных, они стремительно рванули с места и скрылись в ночи.
Временное перемирие закончилось, война снова вступала в свои права.
«Пусть едут, — подумал он. — Остальные будут деморализованы еще больше, увидев, как с последними машинами исчезает надежда убраться из этого ада».
Болан плевать хотел на мелких сошек. Ему нужны были боссы.
Он тщательно проверил автоматные магазины и сунул их за пояс. По карманам Мак рассовал несколько осколочных гранат и повесил через плечо новую ленту с боеприпасами. Закинув за спину автомат, Палач вытащил из мешка свой главный козырь — М16/М79, автоматическую винтовку, совмещенную с гранатометом, и неторопливо пошел к вершине холма.
Глава 23
С самого начала боя Майк Талиферо не находил себе места. Сжимая по пистолету в каждой руке, он метался из угла в угол, как тигр в клетке.
Два его «лейтенанта» и охранник стояли у окон и возбужденные рассказывали ему о происходящем снаружи.
— Машин отсюда не видно, сэр, но он, должно быть, до них добрался. Внизу, рядом с аллеей, что-то горит.
— В небе висит осветительная ракета, сэр. Довольно высоко, метров сто.
В комнате хорошо были слышны разговоры телохранителей:
— Как ему удается атаковать сразу с двух сторон?
— Очень просто: главное — знать свое дело.
— Как просто и легко все у него получается!
— Просто? Попробуй сам так сделать!
Талиферо не выдержал:
— Эй, вы! Заткнитесь и смотрите в оба!
— Но, сэр…
Оглушительный взрыв потряс все здание от крыши до фундамента.
— Что это было? Что?..
— Всем оставаться на местах. Я пристрелю первого, кто сдвинется с места! — рявкнул Талиферо, размахивая пистолетом.
— Но, сэр, он нас всех перебьет!
Один из «лейтенантов» закричал:
— Почему никто в него не стреляет? Чем они там занимаются?
— А куда они будут стрелять? В место взрыва?
При слове «взрыв» стеклянный витраж на весь фасад здания с оглушительным грохотом и звоном влетел внутрь холла и рассыпался на мелкие осколки. В гостиную ворвались языки пламени и клубы густого дыма.
«Лейтенант», который только что говорил, стоя у окна, обернулся, схватившись за лицо руками. Между пальцами из глубоких порезов текла кровь, сам он был в шоковом состоянии и только громко стонал. Один из телохранителей подхватил его и усадил в кресло. Майк Талиферо наблюдал за происходящим округлившимися глазами, в которых читался страх. Он совсем забыл об улыбке.
Он услышал, как один из его людей кричал вслед дезертирам, и понял, что битва проиграна, так и не начавшись.
— Переверните столы! — внезапно закричал он. — Спрячьтесь за ними! Он сейчас войдет сюда! Будьте готовы! Энди, возьмите дверь под перекрестный огонь! Эй, вы двое, забаррикадируйте дверь черного хода! Ты и ты, не знаю, как вас по имени, забаррикадируйте эту дверь! Если сбежите, я найду вас даже в аду! Ясно?
Охранники поспешно кивнули и бросились выполнять приказ.
Майк Талиферо ничего не понимал. Всего 12 часов назад Болан балансировал на грани жизни и смерти. Раненый, ослабевший, он одной ногой стоял в могиле.
Но теперь!
Это нужно было видеть собственными глазами, чтобы поверить в реальность происходящего.
Майк слышал, как машины одна за другой выезжали со стоянки, и почувствовал, что в эту ночь он останется один.
Что делать?
Он достал из кармана конверт, и на ладонь ему выпал значок снайпера. Талиферо с ненавистью плюнул на него и швырнул на пол.
— Ну давай, — пробормотал он себе под нос. — Иди сюда. Все произойдет здесь. Приходи, я жду тебя.
* * *
Болан взобрался на холм. Передернув затвор гранатомета М79, он вложил в казенник фугасный заряд. В ленте с боеприпасами, переброшенной через плечо, чередовались фанаты с зарядами картечи, слезоточивого газа, фугасные заряды и осветительные ракеты.
Мак замедлил шаг и заменил магазин в винтовке М16. В бой лучше вступать, имея в магазине все 30 патронов. В жизни всякое может случиться — нехватка даже одного патрона может стать роковой.
Из-за кустов бегом вылетел мафиози с «томпсоном», болтающимся у него на шее. Увидев перед собой кошмарный черный силуэт, он, как балерина, крутанулся на одной ноге и стремительно помчался обратно.
Болан вскинул ружье, нажал на курок и длинной очередью прошил мафиози от паха до горла. На тропинке появилась группа из пяти вооруженных человек. Судя по всему, им вовсе не хотелось разделить участь их быстроногого товарища, поэтому они побросали оружие на землю и без долгих размышлений подняли руки.
— О'кей, проваливайте, — холодно бросил им Болан. — Спускайтесь с холма и не оборачивайтесь! Марш!
Не веря в привалившее счастье, мафиози мгновенно скрылись из вида, а Болан пошел дальше. Какой-то идиот положил ствол своего автомата на парапет крыши и принялся поливать свинцом землю в нескольких метрах перед Боланом.
Даже не замедлив шага, Болан поднял М16/М79 и нажал на спусковой крючок гранатомета.
40-миллиметровая фугасная граната с оглушительным грохотом разорвалась под парапетом. Взрыв взметнул в воздух незадачливого стрелка, его автомат и обломки кирпича, которые тут же градом застучали по козырьку над главным входом в клуб.
Болан вложил в казенник очередной заряд и продолжил свой путь. Пройдя под козырьком, он шагнул к развороченной взрывом двери.
В воздухе витал такой сильный запах крови, что к горлу Палача подступила тошнота. Но таков его мир; таковы джунгли, в которых он живет. Пусть лучше льется кровь мафиози, чем кровь ни в чем неповинных людей.
Болан чувствовал, что Майк Талиферо где-то рядом, и не имел права расслабляться. Он осторожно продвигался вперед, отбрасывая ногами битые кирпичи и скрученные взрывом куски алюминиевой рамы витража. Глазам Мака представилась картина полного разгрома. Какой жалкий конец оказался у войны в Нью-Джерси!
Когда фигура Палача, увешанного оружием, возникла в дверном проеме, из-за перевернутых столов, стоящих по обе стороны от двери, загремели выстрелы. Однако ни стволов, ни голов мафии над столами не появилось. Болан с удовлетворением понял, что защитники крепости наложили в штаны и не окажут серьезного сопротивления.
Торопливый топот, приглушенное проклятие, сорвавшееся с уст Майка Талиферо, свидетельствовали, что в его армии несколькими дезертирами стало больше.
Весь холл был наполнен едким дымом, а от потолка исходил сильный жар — наверху набирал силу пожар. В углу Болан заметил истекающего кровью человека, скорчившегося у одного из столов.
Талиферо выдал себя, закричав визгливым, срывающимся на фальцет голосом:
— Убейте его! Стреляйте же, черт возьми!
Из-за одного из столов показался ствол «томпсона». Туда тут же полетела ручная граната, в другую сторону Болан пальнул из М79. Два взрыва слились в один громоподобный удар, баррикады из перевернутых столов разлетелись в щепы, и в холле снова повисла завеса из дыма и цементной пыли.
Оставшиеся в живых мафиози с истошными воплями, как крысы, бросились в разные стороны. Короткими очередями из М16 Болан заставил их замолчать.
Майк Талиферо прокричал что-то непонятное. Болан с трудом разглядел в дыму его покачивающуюся фигуру и услышал надрывный кашель. Майк рванул на себя какую-то дверь и тут же захлопнул ее за собой.
Болан тут же понял, о какой двери идет речь. Он шагнул к ней, поднял оружие и, нащупав пистолетную рукоять М79, нажал на спуск. Взрывом 40-миллиметровой фугасной гранаты дверь вынесло вместе с рамой и куском стены. Как воплощение самой смерти Болан вошел в зияющее отверстие, затянутое клубящейся пылью и дымом.
Мак не ошибся — это был мужской гардероб.
Болан медленно двинулся вперед, сухим, четким движением перезарядил М79 и вошел в душевую вслед за своей добычей. Талиферо стоял в луже застывшей крови Бруно, прижавшись спиной к стене, выложенной белым кафелем. В его глазах застыла безумная злоба и страх. На лице, искаженном животным ужасом, не осталось и следа от его знаменитой улыбки, с которой он обрекал на адские муки и страдания ни в чем неповинных людей.
В каждой руке Талиферо сжимал по пистолету. В отличие от Бруно, у которого не было иного выбора, кроме как молча и с достоинством умереть, Майк имел шанс выжить. Скованный ужасом, он застыл на месте, вытаращив глаза и широко раскрыв рот в немом крике. Наверное, впервые в своей жизни он не мог произнести ни слова. Наконец, Майк все же выдавил из себя жалкую фразу о сильных людях, которые умирают вместе. Но в Талиферо не оставалось ничего от сильного человека. Загнанный в угол, он встречал смерть, как затравленная крыса. Оставшись в одиночестве и зная, что спасения ждать неоткуда, он сейчас походил на тех жалких подонков, которыми совсем недавно командовал. На свою смерть Талиферо смотрел мутными, обезумевшими глазами.
Не произнеся ни слова, Палач нажал на курок М79. Заряд картечи поставил последнюю точку в давнем споре соперников.
Пистолеты выпали из рук Талиферо на кафельный пол душевой. Голова Майка, оторванная зарядом картечи, выпущенным с двух метров, ударилась о стену, упала на пол и покатилась к стоку душевой. Обезображенный труп обер-убийцы мафии медленно сполз на пол.
Болан бросил на труп значок снайпера и тихо произнес:
— Это тебе, мразь…
Больше его здесь ничего не держало. Палач повернулся и решительным шагом направился к выходу из мужской раздевалки.
Эпилог
Болан сел в одну из последних машин, оставшихся на стоянке. По иронии судьбы, ею оказался фургон-дача. Выехав за ограду, Мак покатил по одной из узких проселочных дорог, каких полно в Нью-Джерси. Болан думал о том, что события прошедших суток еще долго будут преследовать его в кошмарных снах. Все же он попытался отогнать от себя мрачные мысли, вспоминая о счастливых мгновениях, также связанных с этим штатом.
Он слышал, но не видел, как к разгромленному охотничьему домику прибывали силы правопорядка. Пронзительный вой сирен разорвал тишину ночи. Болан чуть заметно пожал плечами: полиция обнаружит там лишь развалины, пепел и трупы. Мак с благодарностью подумал о Лео Таррине и Гарольде Броньоле, своих единственных верных друзьях, которые поддержат его в трудной борьбе. В этом он был убежден.
Он покидал Нью-Джерси, оправившись от ран и с хорошим настроением, а это уже было хорошо. Болан поблагодарил Господа, который и на этот раз не оставил его в своей милости.
* * *
Прибыв на небольшой аэродром, расположенный всего в нескольких километрах от охотничьего домика, Болан начал ощущать усталость и чувство удовлетворения, которые всегда захлестывали его после выигранного сражения.
На краю взлетной полосы стоял маленький реактивный самолет, какими обычно пользуются крупные бизнесмены, дорожащие своим временем. Бизнесмен, которому принадлежал этот самолет, ворочал темными делами, потому у Болана мелькнула мысль, что угнать эту «птичку» ему сам Бог велел.
Возле самолета, сидя на складном стульчике, дремал часовой. На мгновение человек Маринелло пробудился, но тут же погрузился в сон, навеянный мощным ударом кулака Болана.
Пилот тоже спал, уютно устроившись в проходе между креслами и подложив под голову маленькую подушечку. Дыхание его было ровным и тихим, как у хорошо накормленного ребенка.
Палач прервал его сон и напомнил о реалиях жестокого мира, пощекотав нос холодным стволом «беретты».
Пилот открыл заспанные глаза, удивленно уставился на обвешанного оружием человека в черном комбинезоне, пахнущего кровью, дымом и порохом, и пробормотал:
— Вот черт…
— Поехали, — холодно приказал ему Болан.
От одного лишь тона, каким было произнесено это простое слово, у пилота мурашки побежали по спине. Ему показалось, будто его голого выставили на арктический мороз.
Они не обмолвились ни словом, пока не набрали высоту и не вошли в южный воздушный коридор.
Наконец пилот обратился к Болану:
— Мне нужно знать конечный пункт назначения, я должен указать его диспетчерам службы безопасности полетов.
— Пока лети прямо, — невозмутимо посоветовал ему Болан, сидя в кресле второго пилота. — Я скажу тебе, когда нужно будет изменить курс.
На лице пилота появилась вымученная улыбка.
— Не беспокойтесь. Ночь сегодня светлая. Полетим по наземным ориентирам.
«Безоблачное ночное небо, — подумал Болан. — Ну, почти безоблачное…»
Он снял с себя ремни со снаряжением, боеприпасами и оружием, сложил все это на сиденье позади себя и обратился к пилоту:
— Ты знаешь толстяка по имени Сал?
— Нет, я…
— Это доктор-садист, палач, который работал на Талиферо.
— О нет, нет! Я только пилот, и остальное меня не касается.
— Когда вернешься, ты можешь сказать тем, кого это заинтересует, что я его ищу. На голову Сала есть контракт, написанный кровью. Пусть он это знает. Он выбыл из игры. Во всяком случае, так для него будет лучше.
— Хорошо, я… Я ему передам.
Болан с облегчением вздохнул, прикрыл глаза и задремал, погрузившись в полузабытье, позволившее ему отдыхать и мгновенно переходить от сна к бодрствованию.
— Только между нами, мистер Болан, — покосился на него пилот, — я хочу сказать, что вы парень что надо…
Палач слегка улыбнулся.
— Да, конечно.