Раздраженный полицейский верхом на лошади гарцевал на перекрестке, возвышаясь, словно монумент, над водоворотом людских голов. При виде массивного автофургона он громко заорал:
— Эй, на этой тачке ты здесь никуда не проедешь! Разворачивай свою чертову колымагу и проваливай отсюда!
Болан высунул руку из окошка и помахал внушительной пачкой бумаг.
— Передвижная телевизионная машина, — крикнул он в ответ. — Читай, вот разрешение. Мне надо проехать.
— У тебя что, крыша поехала — «читай»?! Ну, ладно, проезжай. Только не подави по дороге слишком много этих чертовых придурков!
— Как насчет того, чтобы помочь мне пробраться?
— С удовольствием. Но как это сделать? Что, начать таранить их лошадью? Нет уж, давай сам. Жми изо всех сил на гудок — и вперед.
Так Болан и поступил.
Минут за десять ему удалось проползти всего каких-то пятьдесят футов, но этого оказалось достаточно, чтобы поставить машину в затемненное место около недавно сгоревшего здания, прямо в центре Французского квартала.
Обряженный в ошеломляющие красивые черные костюмы, оркестр шел торжественным маршем прямо под окнами его машины, люди во все горло распевали «Блюз уличной канавы».
Перекресток вместе с полицейским казались теперь исчезнувшими и навеки потерянными в глубине прошлого.
Кто-то кинул в окошко леденец. Болан помахал неизвестному дарителю и сунул леденец в рот. Но после этого на всякий случай закрыл окно и запер шпингалеты.
Слава Богу, Жирный Вторник еще не наступил, и Болан был чертовски этому рад.
Сквозь бушующий людской хаос пытались пробиться какие-то автомобили. Беспрестанно слышались отчаянные гудки. Неподалеку от фургона застрял грузовик с пивом, что мигом вызвало немалый ажиотаж толпы. Духовой оркестр, который шагал позади грузовика, вынужден был остановиться, однако продолжат играть, и теперь людские волны, будто следуя упругим блюзовым ритмам, методично накатывали и обтекали его со всех сторон.
На помощь к осажденному грузовику едва двигался другой автомобиль.
На улицах творилось форменное светопреставление, поверить в которое можно было, лишь увидев все собственными глазами.
Болан покачал головой, вылез из кабины и разом очутился в самом пекле. Свою машину он поставил таким образом, чтобы никто не мог помешать, если фургону понадобится тронуться с места. Обойдя машину сзади, Болан запустил дополнительный генератор — просто ради подстраховки, после чего вытянул пару обесточенных силовых кабелей и окружил ими автомобиль. Реально это ничего не давало, зато создавало необходимый психологический эффект.
Несколько больших плакатов, приделанных Боланом к окнам, завершили работы по созданию достаточной безопасности, и военный автомобиль превратился в передвижной телевизионный центр с надписью «Передвижная телестанция Жирного Вторника».
День близился к завершению, наступала ночь, неся с собою новые, неведомые развлечения.
Болан наступил на пустую банку из-под «Вина с яблочной фермы Буна», раздавил ее и вернулся в автомобиль.
Переодевшись в черный костюм, он тщательно выбрал себе оружие, которым будет нанесен сокрушительный удар по тайному убежищу Томми Карлотти.
Он повесил на шею «отомаг», рассовал по карманам запасные магазины, открыл дверь и шагнул в ночное безумие.
Весь город уже вырядился в карнавальные костюмы.
На этом фоне наряд Болана смотрелся вполне достойно: в Жирный Вторник каждый стремился перещеголять другого.
Французский квартал Нового Орлеана — старинная часть города, во многом сохранившая дух и архитектурные прелести давно ушедших времен. Узенькие улочки, первоначально предназначенные для верховой езды, походили на каньоны среди бесконечных витрин магазинов и жилых домов, не столь уж и высоких — всего-то навсего в два-три этажа, — но зато с бесконечными балконами, широкими и живописными козырьками нависавшими над тротуарами.
Контраст между тем, что творилось внутри и снаружи Французского квартала, подчас повергал в шок многочисленных туристов. Старые обветшавшие фасады домов и грязные переулки могли скрывать захватывающее дух великолепие — именно такое впечатление производил дом на Дофин-стрит.
Хотя здания здесь и не казались чересчур обшарпанными, стены их не украшались на период масленицы, и потому заметно было, что дерево, из которого сооружены дома, изрядно прогнило, а балконы ощутимо покосились. В маленький дворик, спрятанный за оштукатуренной стеной, вели узорчатые ворота. Возле них стояли два чернокожих здоровяка, облаченных в воинские костюмы племени зулусов, и проверяли прибывающих гостей по списку приглашенных.
Балконы большей частью нависали над двориком, нежели над улицей. В доме веселье шло уже несколько дней, и вопли кутящих органично сплетались с радостными криками уличной толпы. Все три этажа были ярко освещены. На лестнице, ведущей из дворика прямо на балконы, виднелись несколько гостей, одетых в маскарадные костюмы.
Болан решил не вламываться в ворота и не вышибать парадную дверь, вместо этого он позволил толпе пронести себя вдоль Дофин-стрит и далее — вокруг всего дома. Обнаружив в соседнем здании заднюю дверь, он поднялся по лестнице на крышу и уже оттуда перешел на крышу дома, который собирался атаковать.
Отсюда, с высоты, все происходящее вокруг напоминало яблочный пирог.
Болан спрыгнул на балкон третьего этажа, откуда хорошо просматривался весь дворик, и застыл на некоторое время, ориентируясь в обстановке, после чего бесшумно проник в дом.
Было очевидно, что центр вечеринки сосредоточен внизу, на открытом воздухе. Пятьдесят или шестьдесят веселящихся людей, одетых в маскарадные костюмы, шествовали по кругу с высоко поднятыми бокалами, разговаривали между собой и громко смеялись, словом, прекрасно проводили время.
Звуки маленькой музыкальной группы, размещенной немного в стороне, едва прорывались сквозь всеобщий гомон, а на танцы места и вовсе не оставалось.
Но странный запах, который ударил в ноздри Болана, едва тот вошел в дом, мало сочетался с общей атмосферой праздника, бурлящего снаружи. Тошнотворный запах индейки, слишком знакомый, чтобы ошибиться... Индейка, зажаренная со специями и отчего-то начавшая катастрофически протухать...
Сделав несколько шагов, Болан безошибочно определил источник этого запаха — крошечный чулан, находившийся под лестницей между вторым и третьим этажами.
Там он и обнаружил Бланканалеса и Шварца.
Связанные по рукам и ногам, они полусидели-полустояли, упираясь спинами в стену. Вся одежда их была пропитана кровью, рвотой, потом и мочей, а также всем тем, что способен выдавить из себя организм, в котором еще теплится жизнь.
Пол чулана был залит кровью — она сочилась из свежего трупа, затиснутого между Шварцем и Бланканалесом. Оба несчастных были в сознании, хотя едва ли понимали, где они и что с ними происходит. Ни у того, ни у другого не хватило сил или даже простого желания отодвинуться от мертвеца — одного из приспешников Карлотти, как мигом определил Болан.
Палач оттащил труп в сторону, а затем, перерезав веревки, которые стягивали его друзей, начал аккуратно массировать тела несчастных, стараясь восстановить кровообращение.
Оба глаза Шварца настолько распухли, что превратились в узкие, едва заметные щелочки, а все лицо стало похожим на раздувшуюся окровавленную маску — результат многочисленных побоев.
Бланканалес был чуть в лучшей форме: по крайней мере у него достало сил приподнять веки и, высунув распухший язык, облизать пересохшие губы.
— "Политикан"! — тихонько позван Болан.
— Нормально, я в порядке, сержант, но он... — голос Бланканалеса осекся.
— Да, «Пол», что? Повтори!
— Он... Боже! Он схватил Тони!
— Кто схватил ее?
— Кирк. Только что, несколько минут назад. Она пришла, чтобы вытащить нас, — его глаза уставились в стену. — Кирк пристрелил этого человека, а Тони забрал.
Этих слов было достаточно.
— Держись! Я скоро вернусь! — взревел Болан и, рванувшись к двери, вышиб ее.
Вычислить Карлотти в толпе разряженных гостей он вряд ли бы сумел, зато не различить Тони, в какой бы толпе она ни затерялась, было тоже почти невозможно.
Впрочем, на сей раз удача сопутствовала ему. Он увидел, как по внешней лестнице к балкону на третьем этаже Карлотти тащит за собой девушку.
Болан рывком вскинул «отомаг» и выпустил пулю 44-го калибра, которая звонко ударилась рядом с мафиози, предвещая тому скорый судный день.
Мак заорал во всю мощь своих легких:
— Карлотти!
Тот застыл вполоборота к Палачу, и рука его автоматически потянулась за пистолетом.
Состязание могло получиться честным: пистолет против пистолета, почти в упор. Но человек, признававший лишь мягкие туфли лифтера, присылаемые ему из Италии, могущественный босс, моментально превратившийся в ничтожество, не был готов к брошенному ему вызову жизни-смерти. Вместо этого он решил прикончить свою жертву, и потому, приставив пистолет к голове Тони, злобно прокричал:
— Не приближайся ко мне, Болан, не подходи!
Болан не рискнул приблизиться.
Он был до такой степени взбешен, что не позволил бы никому прикоснуться к этой сволочи, которую он считал своей и только своей законной добычей.
Однако его «отомаг» думал сам по себе и на все имел собственную точку зрения. Он с ревом изрыгнул огонь, посылая вперед свинцовую смерть, и, прежде чем негодяй успел спустить курок, череп его раскололся пополам, а мозг мерзкими фонтанчиками брызнул во все стороны.
Рука мафиози еще зажимала пистолет, в то время как вопящая душа его уже низвергалась в кромешные, бескрайние потемки ада.
Тело Карлотти конвульсивно дернулось и рухнуло на ступеньки.
Тони попятилась к балюстраде, тихо простонав:
— О, Боже!
Когда срабатывает столь мощное оружие, эхо выстрела приобретает особое качество: выстрел превращается в четкий доклад, который гулко разносится в воздухе, отдаваясь, словно удар барабана, в ушах тех, кто стоит даже на большом расстоянии. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы мгновенно привлечь внимание веселящихся гостей. Реакция была на удивление замедленной, будто подходили к каждому по отдельности и нажимали некую кнопку, выводящую человека из полузабытья. Сначала встрепенулся один, затем другой, и лишь спустя какое-то время все осознали суть происшедшего. И тогда стало ясно: наверху разворачивается спектакль, главным героем которого выступает смерть — яростная, нависшая над домом и готовая выбрать своим партнером любого из собравшихся во дворе.
Раздается душераздирающий женский визг, его подхватили сразу несколько голосов — и вечеринка внезапно закончилась, веселье исчезло, только уличные звуки, словно эхо из чужого мира, неслись через высокую ограду.
Болан бросился к Тони и уложил ее под спасительную защиту балюстрады на втором этаже. Затем перевел взгляд вниз, на толпу, и, продолжая сжимать в руке «отомаг», громко крикнул:
— Все уходите домой, убирайтесь отсюда! Через пару минут это место превратится в полигон!
Внизу кто-то пьяно засмеялся, но тотчас более трезвый голос произнес:
— Черт, а ведь он это серьезно!
— Это Мак Болан! — восхищенно заметил мужской голос.
Еще никогда не случалось, чтобы вечеринка на масленицу заканчивалась так быстро. Секунду назад люди стояли внизу, глядя на Палача со смешанным чувством ужаса и удивления, и вдруг гостей словно ветром сдуло: многие со всех ног помчались к воротам, мимо остолбеневших «зулусских» охранников, другие же, наоборот, устремились к дому, норовя улепетнуть через задние двери, как и рассчитывал Болан.
Тони все никак не могла прийти в себя. Наконец, заикаясь, она пролепетала:
— Мак, я... Я нашла...
— Я знаю, — быстро отозвался Болан. — С ними все будет в порядке. А теперь, Тони, действуй: найди телефон и позвони в полицию. Спроси Петро — лейтенанта Джека Петро. Расскажи ему обо всем, что здесь творится. Нам потребуется «скорая помощь» — и чтобы от воя сирен лопался воздух.
— Я... Я...
— У тебя получится. Сделай это немедленно. Когда позвонишь, оставайся с ребятами, пока не подоспеет помощь. Что бы ни случилось! Поняла? Что бы ни случилось!
— А что здесь происходит?
— В разгаре Кровавый Понедельник. Я ожидаю...
Внимательный осмотр города не обманул Болана. Пополнение прибыло. Во двор через ворота ворвались четверо энергичных боевиков, толкавших перед собой охранников.
Затем появился Ричард Зено.
Болан встряхнул девушку за плечо и прошипел:
— Шевелись!
Глаза загнанного зверя повернулись к нему в последний раз, излучая благодарность и понимание, и девушка исчезла.
Болан отпрыгнул к лестнице и крикнул:
— Ты опоздал, Зено. Вечеринка сдохла!
Четыре пары глаз уставились на него. Тяжелый «отомаг» зорко следил за каждым их движением.
— Тебе не справиться со всеми нами, Болан! — злобно огрызнулся Зено.
— Мне не нужны вы все. Сейчас — не нужны. Я уже получил то, за чем пришел. Мне кажется, вы тоже ищете кое-кого. Предлагаю вам выбросить белый флаг, забрать тело и убраться к черту!
— Томми у тебя, да?
— То, что от него осталось.
— Брось нам.
Болан ногой подтолкнул останки Карлотти к краю лестницы и легко спихнул вниз. Тело ударилось о землю и слегка подпрыгнуло, руки и ноги, словно конечности тряпичной куклы, нелепо болтнулись в воздухе и плюхнулись вслед за туловищем. Звук вышел глухой и довольно мерзкий.
Без лишних разговоров боевики приблизились к телу, каждый взялся за одну конечность, и несостоявшийся наследник быстро и деловито был вынесен со двора.
Зено последовал за своими подручными и лишь у ворот задержался на секунду, поднял безразличный взгляд на стоящего на лестнице человека — и тотчас ушел.
Спустя мгновение Болан услышал характерный гудок лимузина, который начал пробираться сквозь толпу.
По-своему это был печальный финал. И печаль вызывала даже не смерть такого животного, как Томми Карлотти, а крах всех старческих мечтаний, пусть они и принадлежали дикарю по имени Марко Ваннадуччи.
Болан отвернулся и вошел в дом.
Кровавый Понедельник еще не закончился.
Он едва успел начаться.