День был субботний, но вообще-то не солнечный. С юго-запада надвигались огромные серые тучи, уже заслонившие солнце и предвещавшие грозу, которая вот-вот должна была разразиться над городом.

— Надеюсь, это не дурное предзнаменование, — произнес Лео, взглянув на небо.

— Смотря для кого, — улыбнувшись, сказал Болан, входя в «караван» со своей бесчувственной ношей на плечах.

Роза Эйприл с иронией приветствовала его:

— Еще ни разу не было случая, чтобы ты кого-нибудь не притащил сюда? Что у нас сегодня? Открывается бесплатная ночлежка?

Мак улыбнулся ей:

— Ты не хуже меня знаешь, какой сегодня день, — и уложил Марко в спальном отсеке.

Лео прошел в задний отсек фургона и оставил «узи» в арсенале.

Роза устроилась рядом с сиденьем водителя и, бросив вопросительный взгляд на Болана, сообщила:

— Шеф ждет нас в парке. Ты знаешь где.

Болан, конечно, знал. План предстоящей операции пока не очень четко укладывался у него в голове, но раз уж ФБР решило провести ее таким образом, значит у них имелись на то веские причины.

Он уселся за руль, завел двигатель и направил машину в сторону парка.

Там уже вовсю кипела работа: агенты выстраивали сборные заграждения из щитов и металлических стоек, которые потом за ненадобностью легко разбирались и не занимали много места при хранении на складе. Следом за работающими медленно ползла машина, груженная сборными элементами заграждения.

Большой участок Центрального парка оказался блокированным и закрытым для публики, которой сообщили, что сбежал опасный преступник, укрывшийся именно здесь. В подтверждение этой легенды патрулировало множество городских полицейских.

У первого заграждения агенты ФБР узнали боевой фургон и поспешили открыть ему проезд. Болан проехал мимо, кивнув головой этим крепким парням, которые даже не представляли себе, что, собственно говоря, здесь происходит.

Расколов небо на две части, сверкнула ослепительная молния, и по крыше забарабанили крупные капли дождя.

Болан включил дворники и искоса взглянул на Эйприл. Она угрюмо смотрела вперед, вероятно, размышляя о том, что их ждет и когда, наконец, закончится эта кошмарная неделя.

Кто знает, может быть, он никогда больше не увидит этот парк, залитый солнцем. Да что там! Может, он в последний раз видит его в дождливую погоду. На него накатила волна философского настроения, а если точнее, то мечтательности... Да, пожалуй, это слово лучше всего отражало его состояние.

Вот и все... Болан не думал, что доживет до встречи в Центральном парке в этот субботний день. Еще совсем недавно она не представлялась ему возможной. Наверно, что-то было упущено, многое недоделано, а кое в чем он, чего греха таить, переусердствовал. Однако Мак не испытывал удовлетворения, ему не верилось, что все уже позади и война закончилась. Но впервые с тех пор, как он начал свой крестовый поход, Маку Болану показалось, что перед ним, наконец, забрезжило будущее. Хотя правильнее было бы сказать — перед его физической оболочкой, а вот имя... оно должно было умереть дождливым днем в Центральном парке.

Болану казалось, будто он едет на собственные похороны.

Он остановил громоздкую машину в условленном месте. Дождь усилился и превратился в настоящий ливень, так сильно хлеставший в окна, что сквозь них ничего нельзя было разглядеть. Если кто и притаился снаружи — поди разгляди его!

Конечно, этот ливень можно считать знамением. Знаки, ниспосланные свыше, не всегда бывают плохими.

Кто-то заколотил в дверь. Болан сразу нажал кнопку блокировки, дверь отворилась, и в машину, чертыхаясь, ввалился Гарольд Броньола.

У него не было ни плаща, ни зонта. Он промок до нитки, и под его ногами начала немедленно растекаться дождевая лужа.

— Эй, Страйкер, это ты заказал такую погоду? — сварливо спросил он.

— У природы нет плохой погоды, Гарольд.

Директор ФБР подошел к кушетке и пристально посмотрел на Минотти, который все еще не пришел в себя, затем вернулся в боевой отсек и открыл тяжелый дипломат, положив его на откидной столик.

— Я тут кое-что принес, — произнес он. — Кстати, у вас есть полотенце? А то я весь пол вам залью...

Эйприл принесла большое банное полотенце, набросила его на плечи Броньоле и шутливо сказала:

— Ну, шеф, теперь вы не посмеете сказать, что я никогда не терла вам спину.

Прекрасно! К ней вернулось хорошее настроение и присущее ей чувство юмора. Болан обнял Розу и коснулся губами ее лба.

— Исчезни, — улыбнулся он, многозначительно указав глазами на кейс Броньолы.

Роза метнула на него убийственный взгляд, но беспрекословно повиновалась и удалилась в кабину, одарив всех дерзким взглядом живых глаз и вызывающе покачивая бедрами.

Пора было приступать к делу.

Броньола вытащил папку-скоросшиватель с толстой кипой документов.

— Это только копии, — сказал он, передавая ее Болану, — но в них ты можешь не сомневаться. Изучишь позже. Это твоя официальная легенда, полковник.

— Итак, я — полковник, — сдержанно улыбнулся Болан.

— Был полковником, — ответил Броньола, листая бумагу в поисках других документов. — Так... Тебя зовут Джон Феникс, ты возглавляешь спецподразделение по борьбе с терроризмом. Не беспокойся, прикрытие абсолютно надежное, все документы в порядке. Все, что ты перед собой видишь, находится в архиве Пентагона — оригиналы, конечно. Отпечатки пальцев, стоматологическая формула, медицинская карточка — короче, все твои данные до мельчайших подробностей перенесены в новое досье. А теперь... — он достал другую папку и показал ее Болану, — последний шанс просмотреть ее, сержант. Такой возможности больше не представится. Здесь вся твоя жизнь.

— Спасибо, — напряженным голосом поблагодарил Болан. — Как-нибудь обойдусь.

— Уверен?

— Да.

— О'кей.

Броньола вложил папку обратно в кейс и, вздохнув, бросил долгий взгляд в спальный отсек.

— Все его особые приметы перенесены в старое досье Болана. Учтены все критерии идентификации. Полагаю, мы готовы.

Лео заметил:

— Наш парень почти на фут ниже, Гарольд.

— Не важно, — ответил Броньола. — Все основные данные для идентификации фигурируют в официальных документах. Любые показатели Марко будут соответствовать данным, содержащимся в досье Болана.

Предмет их разговора поерзал на стуле, напоминая о себе, потянулся было за сигаретой, потом передумал.

— А я курю? — с мрачным юмором спросил он. Броньола сказал:

— Надеюсь, ты не изменишь своего решения.

— Нет, — ответил Болан. — Но давайте...

— Сегодня прекрасный день, Страйкер! — раздраженно напомнил ему Броньола. — Все цели достигнуты! Кроме... ну, я имею в виду...

— Девчонку, — невозмутимо договорил за него Болан.

Официальная мина исчезла с лица Броньолы. Директор ФБР сел, раскурил сигару, предложил другую Болану, но спохватился и проворчал:

— Черт, я забыл: ты не куришь сигар, — и протянул ее Таррину.

— Не приставайте к малышке, — сказал Болан. — Мне кое-что известно о ней.

— Выкладывай.

— Она — дочь помощника Президента Мартина Томаса.

Броньола вздохнул.

— Да, так оно и есть. Мы тоже получили эту информацию как раз перед тем, как я прибыл сюда. Он сам опознал ее по фотографиям, которые мы выслали по факсу. Ну что я могу вам сказать: у меня есть хорошие новости и плохие. Начнем, пожалуй, с хороших. Простите меня за черствость, но Мартин Томас мертв.

Болан бросил напряженный взгляд на Таррина и спросил:

— Как он умер?

Броньола вздохнул.

— Ему показали фотографии его дочери. Он попросил прощения, вышел в спальню и выстрелом из револьвера вышиб себе мозги.

Эйприл навострила уши и высунула голову из кабины, услышав, о чем идет речь.

Пока Болан и Таррин молча смотрели друг на друга, она сказала Броньоле:

— Ну, если это хорошая новость, шеф, то вы сами знаете, что делать с плохой.

— Если бы я мог... — вздохнул он, вынимая сигару изо рта.

— В чем дело? — спросил Болан.

— Девочка умерла, — пробормотал Броньола. — Те фотографии, которые мы отослали, были сделаны уже с мертвой.

Болан встал и подошел к пульту управления. Он зажег сигарету, отсутствующим взглядом посмотрел на завитки голубоватого дыма, поднимающиеся к потолку, затем вернулся.

В подобных случаях неуместно такое понятие, как безразличие, будь ты профессионалом, привыкшим к смерти, или новичком.

Точно так же невозможно отстраненное отношение к судьбе пятнадцатилетней девочки, каким бы случайным ни было прикосновение к ней. Хоть раз столкнувшись с такими проблемами в критической обстановке, начинаешь задумываться и переживать: чем все обернется?

Их всех беспокоила судьба несчастного ребенка.

Теперь Болан вполне понимал причины раздражительности и официального тона Броньолы, когда тот начал разговор. Он тронул его за плечо и сказал:

— Кто знает — может, это и к лучшему? Похоже, что весь мир, окружавший ее, провалился в бездонную пропасть.

— Ты прав, Мак, — выдавил из себя Броньола.

Заговорила Эйприл, ни к кому конкретно не адресуя свои слова:

— У нее было необратимое повреждение мозга, что я могу вам точно сказать, не дожидаясь официального медицинского отчета. В таких случаях это просто неизбежно.

В боевом отсеке «каравана» воцарилось подавленное молчание. Лео, заметив это, пробормотал:

— М-да, такой уж выдался день.

Болан тихо буркнул:

— "Сумасшедший" Марко говорит, что это день дьявола.

Едва он произнес эти слова, как сзади послышался какой-то шорох. Болан поймал взгляд Броньолы и подал сигнал. Гарольд тяжело вздохнул, окинул своих компаньонов понимающим взглядом и произнес:

— Хорошо. Надеюсь, каждый из нас знает, что необходимо сделать. Так чего мы ждем?

Болан подошел к кушетке и грубо двинул своего пленника кулаком в бок, но тот никак на это не отреагировал.

— Марко выдержит, — объявил он и направился в задний отсек.

В арсенале он взял уже упакованную большую кожаную сумку и присоединился к остальным.

— Здесь все, что мне надо, — сказал он. — Эйприл?

— Мое оборудование вывезли сегодня утром, — ответила она.

Лео задумчиво обвел взглядом впечатляющее оборудование боевой машины.

Броньола шагнул к двери, но вдруг, словно вспомнив что-то важное, обернулся к Болану.

— Кстати, тот тип, которого ты просил меня найти, — кажется, его зовут Джино — сидит у меня в машине. Ты сказал, что он — особый случай. Что тут особенного?

Минотти снова пошевелился.

Болан не обратил на него внимание. Он сунул руку в свою сумку и вытащил из нее толстый коричневый пакет.

— Я попрошу тебя, Гарольд, оказать мне одну услугу, — спокойно произнес он, и Броньола понял, что просто обязан выполнить просьбу Болана.

— Давай, не тяни резину.

Болан передал ему коричневый конверт.

— Передай это Билли Джино. И отпусти его.

Броньола взял конверт, задумчиво покрутил его в руках и поинтересовался:

— А что здесь?

— Это деньги Оджи, остатки моей военной кассы. Конечно, маловато для пожизненной пенсии за безупречную продолжительную службу, но вполне хватит, чтобы начать где-нибудь новое дело. Билли — один из последних романтиков, Гарольд. Я уверен, что вне своего круга он никогда не занимался грязными делами. На протяжении всей своей карьеры он был главным помощником. Если он кого-то и убил, то только того, кто старался урвать кусок побольше со стола Оджи. Отпусти его и отправь куда-нибудь подальше, на юг. Когда-то он служил на флоте комендором и до сих пор без ума от моря. Он любит корабли. Пусть купит себе подходящее судно и зарабатывает честные деньги. Скажи ему, что я об этом просил. Думаю, он все сделает правильно.

По лицу Броньолы скользнула легкая улыбка.

— Мак, поделись секретом: как тебе удается узнать всю подноготную этих парней?

— Это моя жизнь, Гарольд! — Болан постучал согнутым пальцем по лбу. — Все, что здесь имеется, останется со мной навсегда. Клянусь, Билли Джино нормальный парень. Тем более, я его должник.

Он подмигнул Лео.

— Черт возьми, и я не один.

Лео с усмешкой подтвердил:

— Истинная правда, Гарольд.

Броньола улыбнулся, спрятал конверт и шагнул к двери.

— Твердый орешек, — сказал он с сарказмом.

Болан пожал плечами.

— Твердый не значит хрупкий.

Броньола остановился, положив руку на ручку двери.

— Можешь начинать обратный отсчет, как только будешь готов.

— Ты уверен, что снаружи нет ни души?

— Там нет даже полевой мыши.

— Ладно, — махнул рукой Болан. — Начинаем прямо сейчас.

— Увидимся завтра в «Стране чудес».

Болан засмеялся и обнял за плечи Розу Эйприл и Таррина.

— О'кей, Гарольд, До встречи!

— Ровно в два часа.

— В два, так в два. Как я понимаю, ты уже договорился о встрече, на которой я впервые буду представлен нашему человеку как Феникс?

Броньола одарил всех широкой улыбкой.

— Ну, это уже политика, — сказал он.

— Надеюсь, у меня будет время привыкнуть к новому имени, — вздохнула Эйприл.

— Тебе больше нравится «Болан»?

— Не очень, — она тряхнула головой. — Я привыкла к слову «Страйкер».

Закончив разговор на этой легкомысленной ноте, друзья покинули боевую машину — единственный надежный оплот Болана на протяжении всей его войны с мафией. Мак оставил дверь открытой и напоследок заглянул внутрь машины.

Минотти не шевелился, притаившись, как лиса.

Дождь по-прежнему лил как из ведра, но Болан даже не замечал этого. Он проводил Эйприл и Лео к лимузину, который их ждал в сотне метров от «каравана», и федеральный агент с улыбкой распахнул перед ними дверцу. Роза и Таррин немедленно нырнули в машину, спасаясь от проливного дождя, а Болан наклонился к открытой двери и помахал им рукой.

— Я подожду здесь.

— Да ты никак смерти ищешь? — запротестовала Эйприл.

Сама того не желая, она попала прямо в точку.

Мак ждал встречи со своей смертью.

* * *

Ждать пришлось недолго. Мощный двигатель боевого фургона завелся с полуоборота, и машина тут же тронулась с места. Сверкнув фарами, она все быстрее и быстрее покатилась по аллее в глубь парка. Болан сунул руку в карман и достал небольшую черную коробочку размером с его ладонь.

Он смотрел, как удаляется «караван», пока не исчезли из виду его огни, после чего щелкнул ползунковым переключателем и решительно нажал большую красную кнопку.

Притихший парк, в котором полновластно хозяйничал дождь, вздрогнул от громоподобного взрыва системы самоликвидации, за которым тут же последовала серия менее мощных взрывов — рвались боеприпасы в арсенале «каравана». Казалось, дождь от испуга на несколько секунд прекратился, но тут же полил с новой силой, пытаясь затушить яростно крутящийся вихрь пламени, жадно пожирающий то, что осталось от великолепной боевой машины.

Черт возьми, потрясающее зрелище! Жаль только, что сегодня не День независимости. Хотя, кто знает, может, кое для кого он и был им...

Мак представил себе заголовки завтрашних газет и, зная тему сенсационных сообщений, задумался, пытаясь предугадать реакцию простых людей с улиц Нью-Йорка. Возможно, кто-то скажет: «Ну вот, конец еще одному убийце. Он получил то, что заслужил».

Все это так, конечно. Вот только стоит изменить названия статей... во имя спасения нации, нации добропорядочных людей, незаметно скользящей в бездну насилия и жестокости.

Мак неотрывно смотрел на бушующее пламя, и на его холодные серо-голубые глаза наворачивались слезы, которых он совсем не стеснялся. Слезы смешивались с каплями дождя и текли по его жесткому, словно вырубленному из гранита лицу. Конечно, Болан оплакивал вовсе не Сумасшедшего Марко с его безумными мечтами. Это были слезы благодарности всем тем, кто все это время поддерживал одинокого воина, слезы уважения и гордости за тех, кто отдал свою жизнь за его дело. И еще это были слезы всепоглощающей печали и памяти о незабываемых днях любви и ненависти, слезы расставания с самим собой, со своим прошлым, которое теперь догорало вместе с его бывшим домом и крепостью.

Завтрашний день будет принадлежать самому себе. А вот сегодняшний... О нем позаботился сам дьявол, и, слава Богу, он подошел к концу. И вместе с ним навсегда исчезнет Мак Болан.