Период с 1960-го по 1962 год был трудным в жизни многих профессиональных военных. В это время в руководстве страны развернулись беспрецедентные по своим масштабам споры о том, какими должны быть советские вооруженные силы. Кризисная ситуация в армии пагубным образом сказалась на судьбах разных людей. Начались перемещения в командном эшелоне вооруженных сил, большую часть их просто уволили в запас. В армии произвели массовые замены. Можно сказать, что эти изменения явились результатом политического кризиса в стране. Советские вооруженные силы задыхались в жестких тисках контроля со стороны партийного руководстца, взявшего курс на балансирование на грани ядерной войны.

В январе 1960 года на заседании Верховного Совета Никита Хрущев произнес свою знаменитую речь о состоянии вооруженных сил страны. Он напомнил членам Совета и генералам, что в ядерный век требуется иная стратегия, которую и предстоит вырабатывать. По его словам, СССР достаточно силен и его ядерная мощь способна служить сдерживающим средством в противостоянии «империалистической агрессии». «Качеством армии, а не ее численностью», — провозгласил тогда глава правительства и Первый секретарь ЦК КПСС и заявил, что, обладая ядерным оружием, Советский Союз может на треть сократить численность своих вооруженных сил.

Хвастливая политика Хрущева была сродни той, которую американцы пытались проводить на протяжении последних пятнадцати лет. Новая военная стратегия страны объяснялась отчаянными попытками Хрущева сэкономить ресурсы Советского Союза, которые теперь казались уже не столь безграничными, как прежде. После сокращений в рядах сухопутных войск высвободившиеся средства могли быть направлены на производство нового ракетного оружия, а также на обещанное им развитие промышленности. Сообщение о массовой демобилизации посеяло панику среди советского генералитета, и это происходило как раз в тот период, когда и положение армии в обществе, и военная стратегия страны не были четко определены.

Так уж исторически сложилось, что звание генерала в СССР не служило гарантией безопасности, хотя материальные льготы были весьма существенными. Коллективный разум и здравый смысл членов Генерального штаба заставляли их помнить о кровавых репрессиях 30-х годов, того периода, когда Сталин фактически истребил всю верхушку военного командования страны. Тогда репрессиям подверглись тысячи офицеров высшего звена, и мало найдется историков в СССР, которые смогли бы оправдать действия Сталина. Величайшего военного стратега Советского Союза маршала Михаила Тухачевского расстреляли в 1937 году (и его семью тоже) за якобы сговор с немцами. (Как ни печально, но именно Тухачевский многократно предупреждал Сталина о военной угрозе со стороны гитлеровской Германии.) В конечном итоге Тухачевский был реабилитирован Хрущевым, и в 1963 году в Москве был издан двухтомник его работ.

Помня о печальной судьбе Михаила Тухачевского, маршала Блюхера и тысяч других менее известных военачальников, советские офицеры не забывали и о маршале Жукове, попавшем в немилость к режиму в 1957 году. Под защитой Жукова, пользовавшегося огромным авторитетом в стране, армия была избавлена от контроля со стороны партийных органов. После снятия Жукова партийное руководство во главе с Хрущевым вновь прибрало Министерство обороны к своим рукам. В результате в нем сохранились всего два маршала, не воевавшие вместе с Хрущевым на Сталинградском или Украинском фронтах. Ими оказались Соколовский и Конев, который, стараясь угодить Хрущеву, за три года до Этого на двух полосах газеты «Правда» выступил с осуждением «культа личности» Жукова. Оба маршала также были уволены из армии в конце 1957 года.

Попытки Хрущева установить полный контроль над армией не были чем-то неожиданным. Каждый советский лидер, приходя к власти, волей-неволей попадал в положение циркача, пытающегося жонглировать тремя ржавыми шарами: армией, правительством и партией. Непременным свидетелем этого действа был КГБ, выполнявший как бы функцию судьи. Все они являлись основой советского правления. Так что по взаимоотношениям между этими ветвями власти можно судить об уровне демократии установившегося в стране режима. Пока балансирование этими «шарами» идет успешно, и ни один из них не падает на землю, режиму ничто не грозит. Если же один из шаров выпадает из рук жонглера, то приготовьтесь к неприятностям. Именно это и произошло в конце 50-х — армия вышла из-под контроля партийного руководства, и Хрущев решил немедленно исправить положение.

Внутри страны у армии существует две угрозы — политики и сокращение военного бюджета. Когда сокращаются ассигнования на военные нужды и при этом ужесточается политический контроль, то удар по армии становится более болезненным. А если этот политический контроль вводится человеком, ничего не смыслящим в военном деле и сконцентрировавшим всю власть в стране в своих руках, то недовольство военачальников только возрастает.

К лету 1961 года, когда берлинский кризис еще более обострился и уже строились планы о начале военных действий в Европе, Хрущев прекратил демобилизацию в армии, начатую им в 1960 году. Как видно из «Записок» Пеньковского, их автор полагал, что это не что иное, как обманный ход Хрущева. Дебаты о том, какой в современных условиях должна стать армия и новая военная стратегия государства, вызвали в рядах советских генералов некоторое замешательство, поскольку все споры на эту тему запоздали. Принципы «ядерного устрашения», нанесения «упреждающего удара» и превосходства ракетного оружия над обычными средствами вооружения, по которым в Соединенных Штатах уже давно пришли к единому мнению, в Советском Союзе были вынесены чуть ли не на всенародное обсуждение. В годы правления Сталина ничего подобного не могло бы произойти — тогда никаких дискуссий и в помине не было.

В Генеральном штабе обсуждения военной доктрины велись тремя сторонами: так называемыми «традиционалистами», «модернистами» и самим Хрущевым. Хрущев, превосходивший в своем «модернизме» самых заядлых генштабовских «модернистов», пытался одновременно удержать вооруженные силы под жестким партийным контролем. В книге «Советская стратегия на перепутье» Томас В. Вольф так описывает проблему, стоявшую перед советским руководством:

«…Все споры… в основном вызваны попытками политического руководства, в том числе Хрущева, переориентировать военную доктрину страны и ее вооруженные силы в связи с появлением в мире новых видов ракетно-ядерного оружия. Эти попытки встречают разное по силе сопротивление со стороны некоторых военных структур, которые, видимо, находят поддержку у определенной категории чиновников из государственно-партийного аппарата, не разделяющей позицию Хрущева».

Ярким свидетельством развернувшихся в стране дебатов служит сборник статей маршала Соколовского и других авторов, опубликованный в журнале «Военная стратегия» за 1962 год. Год спустя те же материалы, но уже со значительными исправлениями, были напечатаны во втором выпуске журнала. Идеи, изложенные в этих статьях, Вольф назвал «самой амбициозной военной доктриной Советского Союза за все годы его существования».

Хотя в своих статьях Соколовский придерживался умеренных взглядов, тем не менее у политического руководства страны он оказался в фаворе. Маршал и его соавторы касались таких тем, как опасность эскалации локальных конфликтов, использование ядерного оружия в качестве средства возмездия и необходимость нанесения упреждающего ядерного удара в случае угрозы войны. Американцами эти темы уже давно были обсуждены, но для Советского Союза, где все хранилось в строгой тайне, подобная полемика по военным вопросам, естественно, оказалась в диковину.

Помимо статей Соколовского, в СССР появились и материалы, рассчитанные на еще более узкий круг читателей. Специальный выпуск «Военной мысли» вышел из печати в 1961 году и явился результатом нового взгляда Хрущева на военную науку. На него сразу же наложили гриф «Совершенно секретно» и распространяли только среди высшего военного руководства. Исходя из того, что обычные виды вооружения безнадежно устарели, Хрущев призывал своих молодых генералов заняться разработкой планов ведения молниеносных ядерных войн. (Надо заметить, что именно этот сборник и воодушевил маршала Соколовского на написание собственных статей.)

Самый неумный из авторов «Военной мысли» генерал-лейтенант А.И. Гастилович полностью разделял мнение Хрущева о том, что отныне ракетные войска стратегического назначения должны стать главными в системе Вооруженных Сил СССР, и призывал увеличить расходы на их содержание. Он писал: «Мы вынуждены признать, что появление ядер-ного оружия и ракет меняет условия ведения войны, и, сказав «а», мы должны сказать «б». Сделав акцент на ракетном оружии и пересмотрев некоторые положения теории военного искусства, мы укрепим прежние позиции, которые занимали в конце Второй мировой войны. Мы не сможем втиснуть ракетно-ядерное оружие в рамки нашей современной военной доктрины, только слегка обновив ее. Мы забываем, что она должна основываться на применении оружия, не идущего ни в какое сравнение с обычными видами вооружения».

Старые генералы, естественно бывшие консерваторами, такую точку зрения не разделяли. Они напомнили Хрущеву, что страны НАТО по-прежнему наращивают мощь своих сухопутных родов войск. (Происходило это конечно же в 1961-м и 1962 годах.) Понятно, что старый артиллерист не представляет себе военных операций без гаубиц, а летчик без своего старозаветного бомбардировщика, равно как и кавалерист — без лощади. «Конечно, мы должны уделять внимание ракетам, — говаривал Ва-ренцов, — но нельзя забывать и об обычной артиллерии, о нашей старушке-пушке».

Поддержка Хрущевым новых взглядов на военную доктрину Советского Союза, в которой приоритеты отдавались ракетно-ядерному оружию, пугала таких, как Варенцов. Как отмечал в своих «Записках» Пеньковский, некоторые из авторов статей в специальном выпуске «Военной мысли» выходили за рамки философии ядерного сдерживания, которую проповедовал Хрущев. Они ратовали за нанесение упреждающего ядерного удара и рассматривали его как средство проведения превентивной войны. Генералы старшего поколения не были настроены проамерикански — просто проявляли в этом вопросе осторожность. Они понимали, что опасно говорить о нанесении упреждающего удара, когда Советская Армия еще не располагала надежными средствами доставки ядерного оружия.

Пеньковский придерживался тех же позиций. В 1961 году, прочитав впервые статьи сборника, он понял, что изложенные в них мысли военных стратегов выглядят зловеще. Получалось, что Советский Союз должен был действовать по принципу «сначала срази наповал, а потом начинай задавать вопросы». От возможности такого подхода к решению международных споров волосы на голове могли встать дыбом, а о том, что это шло вразрез с курсом СССР на мирное сосуществование, о котором трубила советская пропаганда, и говорить не приходилось.

Ознакомившись со статьями и поняв их суть, Пеньковский пришел в ужас. Он знал о самодурстве Хрущева, его командных замашках, которые порой приводили Варенцова и других генералов в полное отчаяние. Теперь он убедился в том, что ужасающей мощи оружие, которым бряцал Хрущев, может быть использовано для нанесения упреждающего удара, что в конечном счете вело к превентивной войне. Пеньковский вторил словам Варенцова и других генералов о том, что такой авантюризм бросит мир в термоядерное пекло, уцелеть в котором никто уже не сможет. Балансируя на грани войны, Хрущев демонстрирует безрассудство, граничащее с полным помешательством. Первый секретарь ЦК КПСС, угрожая мнимым превосходством военной мощи страны, вел себя как военный преступник, отчаянно блефовал.

Как офицер-разведчик, более или менее представлявший жизнь за границей, Пеньковский был на сто процентов убежден, что никакая агрессия со стороны западных стран Советскому Союзу не угрожает. Он все меньше и меньше доверял тому, что говорило его собственное руководство. И в 1961 году, как вы помните, никому и в голову не приходило, что Хрущев может быть когда-нибудь низвергнут и тем более что это произойдет уже через три года.

Нет сомнений в том, что опасность авантюрной политики, которую Хрущев проводил на международной арене, а также скептицизм друзей в отношении действий советского руководства побудили Пеньковского работать на иностранную спецслужбу. В своих «Заметках» он приводит факты гнусного обращения с преданными родине офицерами. Как военный специалист, Пеньковский не был противником модернизации советских вооруженных сил. Его технические знания как нельзя лучше соответствовали бы новой, оснащенной ядерным оружием армии. Но Пеньковский был решительно против жестокости по отношению к кадровым офицерам, с которой проводилось их увольнение из рядов Советской Армии, против мизерных пенсий, которые назначались кадровым военным, вынужденным искать себе место в непривычных для себя условиях. Во всех бедах отправленных на гражданку военных Пеньковский, как и большинство его друзей, винит Хрущева. «Контроль за армией он установил жесткий, и мне, как служащему Генерального штаба, больно об этом говорить», — с чувством горечи пишет советский полковник.

Пеньковский рассудил так: если Хрущев предает армию, то он предаст и его. Приняв решение работать на иностранную разведку, он отнюдь не преследовал цель расшатать существующий в его стране режим. Как, впрочем, и у Ленина, когда тот призывал немцев воевать против царя. И кроме того, необходимо помнить о различии двух характерных для России понятий: народ и начальство, то есть народ и власть. Если американцам довольно трудно постичь такое странное разделение в обществе, то понять, при каком режиме живет советский народ, потерявший надежду на лучшее будущее, и подавно невозможно. В Соединенных Штатах граждане считают себя и власть единым целым и говорят «мы», в Советском Союзе о власти говорят исключительно «они».

Когда об аресте Пеньковского стало известно на Западе, некоторые предположили, что советский полковник являлся членом подпольной организации высших офицеров Советской Армии, выступавших против Хрущева. Однако, как мы знаем, никакой подпольной организации не было и в помине. Наивно полагать, что Пеньковскому хоть на миг могла прийти мысль о привлечении к шпионской работе кого-нибудь из своих знакомых, но в том, что в Советском Союзе было много противников существующего режима, сомневаться не приходилось. И свидетельством тому могут служить «Записки» Пеньковского, писавшего о растущем недовольстве в среде советских генералов.

Теперь уже известно, что недовольство военных внесло ощутимый вклад в смещение Хрущева со всех его постов в государстве. Уже в октябре 1961 года маршал Малиновский хотя и косвенно, все же подверг критике военную политику Хрущева. И вот в октябре 1964 года плотину всеобщего недовольства Хрущевым прорвало, и его политика канула в небытие. Огромная армия с обычными средствами вооружения сохранилась, а о ракетах и целесообразности упреждающего ядерного удара по противнику говорить почти перестали.

В начале 1965 года в прессе стали появляться статьи, написанные военными, в которых те весьма нелестно отзывались о Хрущеве и его военной политике. «Непродуманной и ошибочной» назвал ее в газете «Красная Звезда» маршал Захаров, новый начальник Генерального штаба. Большинство военных понимало, что основывать всю оборонную политику страны на использовании межконтинентальных баллистических ракет опасно. «Советский Союз может втянуться в затяжную войну», — писал в феврале генерал Штеменко. Таким образом, стало очевидным, что стратегия упреждающего удара по противнику не находила единодушной поддержки советских вооруженных сил. В другой передовице газеты «Красная Звезда», вышедшей в январе 1965 года, говорилось, что Вооруженные Силы Советского Сбюза стали жертвой военных планов, разработанных «людьми с куриными мозгами».

Что ж, это очень похоже на то, что писал Пеньковский.