Стрелка спидометра стремительно поднималась. Только ведьмин взор помогал аккуратно объезжать все неровности на дороге при такой запредельной скорости и застилающих глаза слез.

Я чувствовала себя не просто обманутой, а разбитой вдребезги. Что-то внутри меня вот-вот разорвется.

Терпеть было невыносимо, меня опять накрыло волной карминового потока и, чтобы сдержать дрожь в руках, пришлось с силой сжать руль. Вцепилась в него со всей обидой и злостью, будто он в чем-то виноват, так, что даже костяшки пальцев побелели.

Этот приход оказался сильнее предыдущих, и контроль над машиной постепенно ускользал.

Кажется, лучше остановиться.

Проехала я довольно много и не ощущала за собой погони. Свернула на грунтовую дорогу, ведущую в лес, наконец, отпустила руль, позволив напряжению взять верх. Меня колотило так, что того и гляди машина затрясется вместе со мной.

Что-то странное происходило со мной, боль в груди становилось нестерпимой, и я горела изнутри. Задыхалась и горела.

Может, это от того, что я слишком долго не могла пройти испытание? Тело не выдержало? А если я умру от этого?

Набрала Лидии.

— Василиса, — голос прабабушки был обеспокоен.

— Баб, — еле пробормотала я. — Кажется… я умираю.

— Что случилось?

— Я никогда не разобью его сердце, — выдавила я слова, прерывисто дыша.

Горько рассмеялась, поняв весь смысл сказанного. Мне не нужно себя проверять — я отчетливо осознала, что не могу причинить ему боль, готова убить за него и не в силах забрать его сердце, растерзать его душу, чтобы выпустить энергию, так необходимую мне для постоянного доступа к потоку.

— Он тебя любит? — уточнила Лидия, стараясь скрыть волнение.

— Я не уверена, но он обманул меня, баб, — сквозь всхлипы обиды и горечь правды на губах отвечаю ей. — Не думаю, что у меня вышло.

— Ты в порядке?

— Нет, — прошептала я. Мне даже показалось, я слышу треск внутри себя. Что-то внутри меня рвалось наружу.

— Василиса, — голос Лидии изменился. — Что именно ты чувствуешь?

— Меня накрыло огромным количеством карминового потока, такого еще никогда не было, я больше не могу. Почему мне никто не сказал, что любить так больно?! — силы последние, но мне их не жалко было потратить на крик. Зачем их жалеть, если я умираю.

— Василиса, ты должна кое-что узнать… — начала быстро говорить Лидия, но я ее уже не слышала.

Глаза застилала красная пелена. А в голове крутились мысли совсем не о прожитой жизни. А о том, чего уже не случится. Я так мечтала о любви. О человеческом женском счастье. Но кто бы мог подумать, что, пытаясь влюбить в себя Максима, я влюблюсь сама. И уж тем более никто не говорил, что предательство любимого человека причиняет такую невыносимую боль. Предательство.

Сквозь красный туман, застилающий мои глаза, я все еще была при ведьмином взоре, и сделала то, чего никогда не собиралась делать. Я заглянула в свою душу.

Моя душа — большой карминовый сгусток, окруженный розовым огнем. Люблю. И так это знала. Но происходило нечто необычное.

Розовые всполохи как кинжалы пронзали мою душу, от чего мне и было так больно, и сгустки потока вырывались наружу. Любовь будто душила.

Я больше не могла на это смотреть и чувствовать. Я поняла, что со мной происходит.

Предательство, в конце концов, разбило сердце. Да только сделала это не я, а он. Он сделал со мной то, что я должна была сделать с ним.

— Вот так ирония, — пробормотала я вслух, горько усмехнувшись.

Но было мне совсем не смешно — мне захотелось умереть.

Опустив спинку сиденья, позволила себе лечь и закрыла глаза, проваливаясь в забытье, отдаваясь во власть карминового потока, который позволял мне управлять душами, но только не своей собственной. Так будет лучше, меньше шансов у колдунов поработить высших ведьм, в чьих руках теперь только «рубиновое сердце».

Я перестала чувствовать свое тело. Боль отпустила — я покинула его. Поднялась и наблюдала за бездыханной куклой, что еще мгновение была мной. Волосы полотном розового золота рассыпались по черной коже сидения машины. Глаза моего тела были закрыты, но оно все еще было наполнено потоком, магией, которая теперь полностью окутывало его. А я парила над машиной, прощаясь с собой, этим миром и своей семьей.

* * *

— Глупая, упрямая девчонка, — ругался Максим, запрыгивая в «Патриот». На таком агрегате будет сложно догнать БМВ, у которой двести пятьдесят лошадей и спортивный режим.

Он не ожидал, что его слова, сказанные отцу, так прозвучат. И обманывать Василису он не планировал, лишь сказал то, что от него хотели услышать. А вот она не должна была стать свидетельницей разговора.

— Теперь попробуй все исправить, — бормотал Максим, дергая рычаг коробки передач.

К счастью, как только он покинул территорию Объекта, заработал интернет, и теперь можно отследить, куда направлялась Василиса на его машине. Он нервно следил за красной точкой на карте, та стремительно двигалась в сторону города. Спасибо человеческим технологиям! Это куда быстрее, чем поиски с помощью заклинаний.

— Правильно, правильно, подожди меня, и я все исправлю, — отчаянно забормотал колдун, когда точка остановилась недалеко от дороги.

Двигатель внедорожника работал во всю мощь, но Максим продолжал жать педаль газа в пол, от чего мотор издавал недовольное рычание. Василиса недалеко уехала, всего километров пятнадцать, но он боялся, что она уйдет. Сядет в попутку, и он не успеет… Что не успеет, Максим и сам не знал. Но чувствовал, что промедление может стоить слишком дорого. И он боялся, что исправить все, может, и не удастся.

Он мысленно перебирал слова, которые скажет ей и надеялся, что они помогут. Когда он затормозил у съезда с дороги, все они вылетели из головы. Он ожидал увидеть пустой автомобиль или взбесившуюся ведьму, решившую все-таки с ним поговорить. Но только не потерявшую сознание девушку и растекшийся вокруг красным туманом поток.

Ее тело — неподвижное. Лицо бледное, как у фарфоровой куклы. Страх прожорливым червяком пробрался к горлу, лишая колдуна способности ровно дышать.

Еще теплая, но под тонкой кожей на шее пульса нет. Нет!

— Не смей умирать! — в ярости прорычал Максим.

Да. Он злился на свою ведьму. Что она задумала? Какой-то изощренный способ добиться своей цели, чтобы пройти испытание?

— Слышишь меня?! Не смей, я сказал. Моя чертова головная боль. Ты и меня хочешь свести в могилу?

Руки и ноги еле слушались колдуна, когда он вытаскивал Василису из машины. Осев на землю с телом высшей ведьмы на руках, он прикрыл глаза, видимо, надеясь, что страх и паника отпустят его, и вернется способность мыслить разумно, что в данный момент было так необходимо.

— Не смей… — голос его, сев от крика, наполненного истинной яростью, превратился в шепот. — Я отдам тебе свое сердце, забирай, мне оно уже ни к чему, только не умирай.

Но было поздно просить — в теле не было жизни, и поток его постепенно покидал. Максим не понимал, что происходит с ведьмой. На теле не было видимых повреждений, которые могли бы указать на причину смерти. Ни следов яда, ни проклятий. Будто душа добровольно покинула тело.

Может, еще есть шанс заставить ее вернуться?

* * *

Я уже парила над лесом словно птица, наблюдая за тем, что творилось внизу. Как машины мчались по трассе. А вокруг бледными, прозрачными немыми тенями кружили неупокоенные души. Они протягивали ко мне руки, силясь что-то сказать. Но я их не понимала. Даже всматриваясь в пустые глазницы, в которых отражался темный и холодный потусторонний мир — не видела, не слышала, не понимала.

Зато все еще слышала шум леса и дороги.

— Не смей умирать! — отчаянный крик знакомого голоса. Такого родного. До боли.

И я посмотрела вниз туда, где осталась машина и мое тело. Он был там. Колдун, принесший в мою жизнь столько проблем. Довел меня до этого самого состояния. Но вместе с тем подарил мне столько страсти, нежности и тепла, пусть и все так быстро закончилось… Но спасибо ему за то, что это было. Сейчас, когда боль отпустила, все виделось в ином свете, и не осталось той обиды и ненависти, в один миг разрушивших мою душу.

— Что он там несет? — спросила я, но немой призрак рядом со мной молчал, продолжая взирать на меня, и я спустилась, чтобы расслышать слова колдуна.

Он баюкал мое тело, осторожно поглаживая щеки, вытирая с глаз еще не высохшие слезы.

Я смотрела на себя со стороны. Голова прижата широкой ладонью к мужской груди и так хотелось ощутить его тепло под щекой. Но я не чувствовала. И уже не почувствую. Не могла оторвать взгляда от Максима. Хотелось напоследок полюбоваться им, запомнить каждую черточку.

— Не смей… — прошептал он и опустил мое тело на землю, осторожно придерживая голову, будто боялся причинить мне боль.

Из багажника БМВ Максим достал металлический чемодан, где лежали его колдовские примочки.

Что он собрался делать? Зачем расставил по кругу свечи? Насыпал в ладонь горсть черного порошка и нарисовал им на земле звезду, вписывая ее в круг.

Когда он достал огромный нож и, не колеблясь, располосовал себе ладонь, я даже вскрикнула. Но он меня не услышал. Карминовый поток в его теле стал стекать к раненой конечности. Бурые капли посыпались горошинами в чашу. Кровь продолжала капать, пока весь поток, что сохранился в его теле, не оказался в чаше, а мне не предстала очищенная от него душа, вокруг которой вились розовые всполохи. Но мне уже было плевать на чувство, что жило в его душе. Эта любовь не помешала предать меня. А значит, это чувство не способно изменить человека. Мне уже не жаль.

Колдун зажег свечи, от одной из них подпалил пучок травы, который извлек из колдовского чемоданчика, бросил в чашу к остальному содержимому, и все задымилось, а черный порошок вспыхнул обсидиановым огнем.

Губы его произносили слова на неизвестном мне языке. Он снял по одному кольца-артефакты, положил их в чашу, омывая своей кровью. Последним в чашу опустилось кольцо черного потока. Я не знала этого заклинания, но почему-то смотрела, как завороженная, не в силах оторваться, и смысл уловила. Он звал меня. И в подтверждение этого знания, когда заклинание было закончено, я услышала прямое обращение к себе.

— Вернись, Василиса! Вернись, иначе я не прощу тебя, — с жаром прокричал он свою угрозу.

Я снова чувствовала боль, наполнявшую мое тело. Как поток возвратился в него. Вновь привкус обиды на губах, и дикая ненависть. А я-то думала, что излечилась от боли. Но темнота забрала меня на мгновение, чтобы я вновь открыла глаза и тут же встретила пристальный взгляд зеленых глаз и довольную улыбку.

— Ненавижу! — хрипло крикнула я, а рука, так легко ставшая вновь послушной мне, взметнулась вверх, чтобы стереть с лица колдуна эту неуместную радость. Мне слишком больно. — И это я, я не прощу тебя! Слышишь?!

Но он не слушал. Обхватил мое лицо теплыми, немного шершавыми ладонями, липкими от крови. Прислонился лбом к моему, заставив вдыхать запах его кожи. Такой родной, такой дурманящий. Но от этого мне хотелось рыдать, а лучше снова уйти в забытье и не чувствовать. Перестать быть единым нервом на кончике оголенного электрического провода. Ничего не чувствовать.

— Не смей ко мне прикасаться, — процедила я сквозь зубы. — Больше никогда.

Благодарная своему телу, что сохранило для меня физические силы, оттолкнула от себя колдуна.

— Вот так благодарность, — засмеялся он. Пусть смеется, недолго осталось.

— Мне не за что тебя благодарить! — я снова перешла на крик, не в силах сдерживать еще и ярость. — Я тебя…

Но я не закончила свою гневную тираду о том, как я его ненавижу, люблю и никогда не прощу.

Зазвонил мой телефон, я почувствовала, кто звонит — Лидия. И она волновалась сильнее, чем обычно.

— Да! — еще не отпустив гнев, резко ответила я. Связь здесь ловила не очень хорошо, но я не сразу поняла, что прабабушка включила видеосвязь, и ее обеспокоенный оклик ударил прямо в ухо.

— Василиса, внучка!

— Я слышу тебя, не надо так орать, — проворчала я, всматриваясь в экран телефона.

— Ты прошла испытание, — огорошила она меня. Телефон чуть не выпал из рук. — Что произошло? Ты несла ерунду о смерти, но судя по всему, жива и здорова.

— Ты что-то мне хотела сказать, перед тем как я отключилась… — вспомнила я, пытаясь уйти от темы испытания. Хотя уже наверняка поздно, и эта важная информация не проскользнула мимо колдовских ушей.

Видимо, прочитав мои мысли, Максим появился за моей спиной, давая Лидии возможность лицезреть себя рядом с внучкой.

— Лидия, рад вас слышать, — тут же поздоровался он. Бабушкин взгляд стал жестким, изучающим. Она явно смотрела на него, а не на меня. Губы сердито поджались.

— Здравствуй, Максимильян, — наконец, спустя несколько тягостных секунд, подала голос Вершинина-старшая. — Не ожидала увидеть тебя.

И снова это давящая пауза. Я знала, о чем хочет спросить Лидия, но не могла решиться в присутствии колдуна. И то, что хотела мне сказать, уже не скажет.

— Максим, — голос черной ведьмы стал мягче. Но это лишь видимость — угроза в нем пряталась нешуточная. Это я чувствовала очень четко. — Если у Василисы хоть волосок с головы упадет по твоей милости…

— Оставьте угрозы, — перебил ее колдун. Вот так смелость. Или скорее глупость. — Я только что ее к жизни вернул. А мне даже никто спасибо не сказал.

На экране телефона я увидела, как он перевел на меня вопрошающий взгляд и потер покрасневшую щеку, куда с силой опустилась моя ладонь. Кожей ощутила его взгляд и как он прожигает насквозь, и это заставило меня отступить. Боль разбитого сердца еще не ушла.

— Я перезвоню, — бросила я Лидии и отключила телефон, не давая ей возможности хоть что-то еще сказать.

Резко развернувшись, оказалась лицом к лицу со своей несостоявшейся жертвой. Матерь-богиня, видимо, обладает тонким чувством юмора, доступным не каждому, раз решила назначить Максимильяна Старцева на эту роль, избрав жертвой того, кто разбил сердце высшей ведьмы, а не принес в жертву свое. Того, кто подарил мне такую боль, что я готова была покинуть мир живых. Того, чьи следы на моей душе горели, делая каждый вздох в его присутствии пыткой. Того, кто заставил вернуться меня в мир живых, исчерпав все магические силы, что были. Того, кто сейчас мало чем отличался от человека. Того, кто сейчас самодовольно смотрел на меня, скрестив руки на груди и улыбался, ожидая, по всей видимости, благодарности. Того, кто не дождется от меня этих слов никогда.

— Никогда, — прошептала я, но он, уверена, точно прекрасно меня слышал. — Я никогда больше не хочу тебя видеть. Слышать. Чувствовать твой запах и твои руки на себе. Ты больше не прикоснешься ко мне и не заговоришь.

Слова мои — не просто слова, а облеченные в магию, вся что есть — ярость и обида, заклинанием они вливались в его душу. Не знаю, понял он это или нет, но лицо его с каждым произнесенным мной словом становилось мрачнее.

— Никогда ты не услышишь «спасибо» от меня. Никогда, или я не красная ведьма.

Мама, да и не только она, всегда говорила — не зарекайся. Но это был не тот случай. Когда я села в машину, практически угнанную у колдуна, хлопнув дверью ни в чем не повинного авто перед носом застывшего камнем Максима, была как никогда уверена в каждом сказанном слове.

Только удалившись на несколько километров, въезжая в город, дала волю слезам. Они крупными каплями стекали по щекам, и я даже не пыталась их унять. Надеюсь, вместе с ними уйдет и боль.

— Почему мне никто не сказал, что в этой нечестной игре, в этом испытании жертвой легко могу стать я? Почему? — с этими словами, не ожидая, само собой, от машины ответа, я включила музыку, в надежде, что она заглушит мысли. Но и с музыкой мне не повезло.

— …Что я знаю о тебе, только то, что я любил, В ослепительной борьбе все мысли о тебе… [1]