Так все и шло какое-то время. И это была пытка. Утром Пом уходила в школу, а Потный на работу. В квартире оставалась только Перечница. Её присутствие усугубляло одиночество Пса. Перечница занималась всем, ну то есть всем в доме, кроме Пса. Закончив уборку в своей комнате, она наводила порядок у Пом, потом вытирала пыль в гостиной, потом пылесосила всю квартиру до последнего закоулка, потом принималась за оконные стёкла и за всякие безделушки, которые она начищала, пока они не начинали отражать все вокруг, словно кривые зеркала. И, наконец, отправлялась в кухню готовить обед.

Всё это она делала так, словно Пса вообще не было! И постепенно Пёс и сам начинал сомневаться в собственном существовании. Тогда, на исходе такого вот ужасного утра, он принимался лаять, просто так, без всякого повода, просто чтобы услышать свой голос.

– Ты что это? С ума сошёл? – кричала Перечница, вылетая из кухни, как фурия. – А ну замолчи! Что соседи скажут?

У Пса отлегало от сердца: всё-таки он существует. Для Перечницы так даже слишком.

В обед, когда приходили её муж и дочь, Перечница неизменно сообщала им, как великую новость:

– Пёс тут лаял все утро!

Потный в ответ неизменно спрашивал:

– А вывести его ты не догадалась?

Перечница с неизменным возмущением закатывала глаза:

– Вывести? Мне что, больше делать нечего?

Потный неизменно заключал:

– Вот поэтому он и лает: просится выйти.

И неизменно добавлял, обращаясь к дочери:

– Тебе следовало бы взять за правило выгуливать СВОЮ собаку перед обедом.

– Не могу, – всякий раз отвечала Пом, – мне ещё надо собрать портфель.

Прежде чем Потный находил, что ответить, Пом скрывалась в своей комнате, а Перечница в кухне. Потный и Пёс оставались один на один. Потный смотрел на него сверху вниз, брезгливо кривя губы:

– Понятно; я, как всегда, крайний!

Он снимал с вешалки поводок, который вполне сгодился бы для быка, пристёгивал к ошейнику Пса тяжеленный карабин и выходил с ним, буркнув:

– И побыстрей давай!

Но в этих делах собаки не признают спешки. Сперва надо обследовать не меньше десятка шин, пока не наткнёшься на привлекательный запах. А найдя такой запах, надо хорошенько в него внюхаться, чтоб понять, с кем имеешь дело. Только после такого вот тщательного изучения можно задрать лапу у облюбованной шины. Но нужно ещё и запас оставить для других запахов, которые могут оказаться не менее привлекательными. Это вопрос принципа, с которым собаки не шутят. Чёрная Морда на этот счёт держалась самых строгих правил. «Мы все – одна семья, – говорила она, – никогда об этом не забывай!»

Потный таких вещей не понимал. Не успевал Пёс обнюхать первую шину, тот принимался тянуть за поводок. Пёс упирался изо всех сил. Потный ждал ещё секунду. А потом, представив себе, как смешно он выглядит в глазах прохожих, дёргал со всей мочи. Пёс отрывался от земли, оставляя за собой пунктир капелек. И они возвращались домой.

Вот. Такие у Пса были прогулки.

– Хоть убей, не пойму, почему собакам непременно надо писать на все шины! – возмущался Потный, усаживаясь за стол.

До пяти часов вечера квартира пустела. Пом и Потный возвращались каждый на свою работу. Перечница обнюхивала витрины. Пёс оставался один. Ему так было лучше. По крайней мере он никому не мешал. И мог спокойно подумать. Тишина способствует размышлениям. И он размышлял. Отношение Потного и Перечницы его не удивляло; эти двое с самого начала его не любили. Но Пом? Пом?.. Как могла она любить его – и вдруг разлюбить, вот так, без всякой причины? Что он ей сделал, что она так резко переменилась к нему? Ничего. Какая странная хозяйка!.. До чего всё-таки люди непредсказуемы!

Естественно, он горевал. Но сквозь горе пробивалось другое чувство: стыд. Стыд и злость на самого себя. Он не сумел воспитать Пом, вот она, правда! Чёрная Морда пришла бы в ярость. Не затем она послала его в город, чтоб он просто нашёл хозяйку, он должен был ещё и воспитать её! А он не сумел. Он, как балованный ребёнок, предоставил Пом себя нянчить, пока длился её каприз. А когда она потеряла к нему интерес, он не смог придумать, что же ему делать. Но как воспитывать того, кто тебя в упор не видит? Все эти мысли прокручивались у него в голове снова и снова, пока он не запутывался в них окончательно. В такие минуты ему вспоминались слова Лохматого о хозяйке, которая его бросила.

– Зачем мне было идти за ней? – сказал тогда Лохматый. – Раз я ей больше не нужен, что толку?

А потом Гнусавый что-то сказал про «достоинство».

«Достоинство».

Пёс начинал немножко представлять себе, что это за штука такая – «достоинство».

В сущности, Пом ведь его бросила. Точь-в-точь как хозяйка Лохматого. А он сидел на месте и ждал. А чего ждал? Что любовь Пом вот так возьмёт и вернётся, словно по мановению волшебной палочки? Смешно! А не проще ли все? Что его здесь удерживает, как не крыша над головой и ежедневная похлёбка? Хорошенькое же у него достоинство! И вспомнить только, как ему было стыдно за Гнусавого, когда тот лебезил перед журналистами… А он-то, Пёс, чем лучше? Чем лучше оставаться в этом доме, где для Пом его словно бы и нет, где для Перечницы его слишком много, а Потный таскает его на привязи, как воздушного змея?

Размышления, случается, влекут за собой кое-какие выводы.

Выводы, случается, влекут за собой решение.

Решение, случается, влечёт за собой поступок.

Он решил сбежать.

И сбежал.