— Как близко вы знали профессора ЛеДюка? — спросила Изабель Лакост.

Она усадила Амелию справа от себя, а двух мужчин на другой край стола, справа от студентки так, чтобы Амелия была повернута к ней и только к ней.

Эту технику Лакост приобрела, работая в убойном. В то время как мужчины-следователи предпочитали устрашать, разрешая двум или более агентам нависать над подозреваемым, обстреливая того вопросами, чтобы выбить из равновесия, Лакост шла другим путем.

Она создавала атмосферу экстремальной интимности. Даже стремилась к подобию заговорщицкой атмосферы. Изабель Лакост не удивляло, насколько хорошо работает этот приём на опрашиваемых женщинах. Что стало сюрпризом, так это насколько хорошо тот же приём работает на мужчинах.

Против натиска они были закалены. Но защиты от вежливой, дружеской беседы у них не было.

— Не особенно хорошо, — сказала Амелия. — Профессор ЛеДюк преподавал нам профилактику преступности.

— Ой, ненавидела этот курс лекций. Мне хотелось знать лишь об оружии и тактике, — со смехом вспомнила Лакост. — Он был хорошим преподавателем?

— Не очень. Думаю, он тоже не любил свой предмет. Он раньше руководил Академией, не так ли?

— Неофициально, но да, в каком-то смысле руководил. Пока руководство не принял месье Гамаш.

Амелия кивнула.

Изабель Лакост внимательно её рассматривала. Теперь ей стало понятно, что имел в виду Бовуар. Кадет Шоке поразила бы кого угодно, где угодно. Особенно здесь, в Академии Сюртэ. Она выделялась. И отдалялась.

Лакост рассмотрела пирсинг. Колечки и серёжки. Как пули. Девушку словно скололи, соединили по кусочкам. Как Железного Дровосека из Страны Оз. Ищущего сердце.

Фрагменты татуировок выглядывали из-под одежды.

Глаза, смотрящие на Лакост, были яркими и пытливыми. Горящие, но не обжигающие. Слегка подёрнутые пеплом…

Эта молодая женщина обладает необыкновенным интеллектом и глубиной, решила Лакост. Девушка не боится отличаться. Но это не означает, что та ничего не боится.

Все чего-то боятся, знала Изабель. Может эта юная студентка боится быть как все.

Как ей, должно быть, одиноко, подумала Лакост. Всем нам иногда требуется утешение. Кто-то находит его в дружбе и семье, кто-то в вере. Кто-то в наркотиках и бутылке, в еде, азартных играх или добрых делах. Кто-то — в обыденном сексе, маскируемом под человеческие отношения, близкие скорее к отвращению, чем к симпатии. Или, тем более, к любви.

На дальнем от Амелии краю стола, Желина открыл было рот, но тут же захлопнул его под уничижающим взглядом Лакост.

Жан-Ги крепко сжал губы, стараясь скрыть улыбку. В прошлом он не раз получал подобные взгляды. И был счастлив увидеть, как они успешно применяются против кого-то другого.

— Вам нравился Дюк? — задала следующий вопрос Лакост.

— Я его почти не знала.

— Я почти не знаю вас, но вы мне нравитесь. Нравится ваша смелость.

Это было правдой. Изабель Лакост знала, сколько мужества требовалось от Амелии Шоке, чтобы в одиночестве встречать каждый новый день.

Амелия округлила глаза, крепче сжала маленькие кулачки. Но ничего не ответила.

Изабель Лакост подумала, как давно кто-то, хоть кто-нибудь, говорил Амелии Шоке, что она нравится.

И ещё подумала, как ей заработать доверие этой закрытой, обороняющейся девочки.

Эй, прихлебай, спеши сюда скорей, ты накипь от дыханья королей, — услышала она свой голос, и увидела, как Амелия склонила голову на бок. — Их смыло всех державною волною. Спеши сюда и встретишься с судьбою.

Позади Амелии, Лакост увидела лица обоих мужчин, на которых отразилось всё — от отчаянья до недоверия.

— Что это? — спросила Амелия.

— Сатирическая поэма Джонатана Свифта, — ответила Лакост.

Бовуар картинно закатил глаза.

На смерть Дюка. Я полагаю, ты любишь поэзию.

Амелия кивнула и повторила:

— Спеши сюда и встретишься с судьбою.

— Серж ЛеДюк был никем иным, как прихлебаем. Дюк, — сказала Лакост. — Какова же его судьба?

— Предполагаю, это смерть от чужой руки.

— Но чьей?

— Думаете, моей? — спросила Амелия.

— Твои отпечатки на карте в его прикроватной тумбочке. Это твоя карта, так ведь?

— Не знаю, — созналась Амелия. — Должно быть, моя. Ничья больше не пропала. Но я ему её не давала.

— Какие у вас с Сержем ЛеДюком были отношения? — повторила вопрос Лакост.

— Он хотел меня трахнуть.

— И ему удалось?

— Нет. Я сказала ему, что отрежу его хрен и засуну ему в глотку.

Теперь глаза мужчин округлились.

— И что он на это ответил? — спросила Лакост.

— Пригрозил отчислением.

— И что это для тебя означало? — спросила Изабель ровным голосом, не выказывая возмущения, которое испытывала.

— Я бы умерла, — просто ответила Амелия.

Изабель Лакост заставила себя сдержаться. Не упрощать ситуацию, не облегчать тяжесть произнесенных слов заверениями, будто она уверена, что это не правда.

Потому что она знала, что это правда.

Амелии Шоке пришлось бы покинуть Академию и вернуться на улицы. На этот раз без всякой надежды на будущее. И она бы умерла.

— Ты убила его, Амелия? Чтобы он тебя не отчислил? Для собственного спасения?

Девушка посмотрела на Изабель Лакост. Вот пример женщины, какой она сама желала бы стать. Могла бы стать. Теперь этого не случится, подумала Амелия.

Отрицательно помотав головой, она заговорила чистым, уверенным голосом:

— Не убивала.

— Твои отпечатки есть так же на футляре орудия убийства, — сообщила Лакост. — И непосредственно на самом пистолете.

Амелия смотрела на неё.

— Если бы я его убила, то стерла бы отпечатки с оружия. На это у меня ума хватило бы.

— Может и так, — согласилась Лакост. — Но сомневаюсь, что мы ищем исключительно тупую персону, как думаешь?

Амелия промолчала.

— Тебя ведь не удивило, что твои отпечатки на оружии, так?

Амелия покачала головой и снова промолчала.

— Каковы твои отношения с коммандером Гамашем?

Значит, она заметила, подумал Жан-Ги. Заметила тот взгляд на лице Гамаша, когда они уводили Амелию.

— У меня нет с ним отношений.

— Почему же он так всегда защищает тебя? — спросила Лакост.

В конце стола на своем стуле поёрзал Поль Желина, готовый вклиниться, но снова осаженный суровым взглядом Лакост.

— Ничего подобного, — ответила Амелия. — Он опекает меня не больше кого-либо другого.

— Но он опекает! — не согласился с ней Желина, наконец проигнорировав шефа-инспектора Лакост. — Именно он принял вас в Академию. Вам сначала отказали, если не знаете. А он изменил это решение.

— Он меня принял? — удивленно переспросила Амелия, повернувшись в офицеру КККП, разорвав так тщательно выстроенную связь с Лакост. — Дюк твердил мне, что коммандер Гамаш отклонил моё заявление, и что именно он, Дюк, отменил это решение. И может снова все изменить.

— Что ж, он вам лгал, — сказал Желина. — Вы в Академии благодаря месье Гамашу. Зачем коммандер вас принял? Особенно когда, простите, вы так явно не подходите для этого места.

Изабель Лакост пристально посмотрела на Желину. Её изумила его небрежная жестокость.

Желина проигнорировал её пожелания и разрушил так хорошо работающую атмосферу доверия меж двумя женщинами. Он это сделал преднамеренно? Боялся, что Амелия готова произнести какие-то разоблачительные слова?

Но, невзирая на это, Лакост вынуждена была признать, что офицер КККП не так уж не прав. Он задал правильный вопрос. Почему коммандер Гамаш изменил решение предшественника и принял девушку-гота в Академию Сюртэ?

Изабель Лакост всё сильнее боялась ответа на этот вопрос.