— Налей себе чего-нибудь, — предложил Арман, махнув рукой в сторону буфета с выставленными на нём бутылками.

Предоставив Бребёфа самому себе, он прошел в спальню следом за Рейн-Мари, сейчас вешающей одежду в шкаф.

— Как ты? — спросил он, следя за текучими движениями стоящей к нему спиной жены.

Рейн-Мари обернулась к нему. Она плакала.

— О…- только и мог выговорить он, притянув жену к себе.

Чуть позже она отстранилась, Гамаш протянул ей носовой платок.

— Это так печально, — произнесла она, поводя платком в воздухе, словно хотела разогнать тучи. — Когда я увидела Мишеля, услышала его, на секунду мне показалось, что всё как прежде. А потом вспомнила всё произошедшее.

Она вздохнула и посмотрела на прикрытую дверь спальни.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — она стала вытирать платком тушь под глазами.

— Мишель Бребёф больше не представляет для нас опасности, — уверил Гамаш, держа жену за руку и смотря ей прямо в глаза. — Теперь уже нет. Теперь он бумажный тигр.

— Уверен?

— Уверен, ma belle. Ну, тебе лучше? Хочешь, попрошу его уйти?

— Нет. Я в порядке. Мне еще нужно кое-что прочесть. А ты иди и развлекай этого говнюка.

Арман с удивлением воззрился на жену.

— Кажется, я пошла по стопам Рут, — засмеялась Рейн-Мари. — Это так освобождает.

— Лучше и не скажешь. После того, как избавлюсь от Мишеля, позову экзорциста.

Поцеловав ее, он вышел.

В час ночи Рейн-Мари потушила свет. Арман все еще был в гостиной с Мишелем. Она слышала их смех.

* * *

— О боже, я совсем об этом забыл, — смеялся Мишель.

Бутылка скотча переместилась из бара на кофейный столик, уровень виски в ней значительно снизился.

— Как ты мог забыть профессора Мёнье? — спросил Арман.

Взяв бутылку, он налил каждому еще по порции виски, и, уложив ноги в тапочках на скамейку для ног, продолжил:

— Он же был как мультяшка. Вылаивал приказы и кидался в нас мелом. У меня до сих пор шрам, — он показал на затылок.

— Тебе надо было пригнуться.

— А тебе не надо было провоцировать его. Он целился в тебя, я же помню.

Мишель Бребёф засмеялся:

— Окей, вспомнил.

Потом смех его перешел в легкий кашель, потом совсем затих.

— То были самые долгие три года в моей жизни. Академия. Думаю, они же были и самыми счастливыми. Мы были так молоды. Неужели такое возможно?

— Мы пришли туда девятнадцатилетними, — заметил Гамаш. — Я смотрел сегодня на этих ребятишек и размышлял — мы были тогда такими же юными? И как мы стали такими старыми. Всё было словно вчера, а мы уже сделались профессорами.

— Ты не просто профессор, — Мишель приветственно поднял свой стакан. — Ты стал коммандером.

Выпив, он посмотрел в пустой стакан и тихо начал:

— Почему?..

— Oui? — подбодрил его Арман, когда пауза затянулась.

— ЛеДюк.

— Почему я его оставил?

Бребёф кивнул.

— Кажется, сегодня вечером вы с ним нашли общий язык. Ты и скажи.

— После вечеринки он пригласил меня к себе, — сказал Бребёф. — Он кретин.

— Гораздо хуже, — сказал Гамаш.

— Да, — согласился Бребёф. Потом внимательно посмотрел на собеседника. — Что ты собираешься с ним делать?

— Ай, Мишель, — протянул Гамаш, закинул ногу на ногу и, подняв стакан на уровень глаз, сквозь янтарную жидкость посмотрел на Бребёфа. — Ты должен беспокоиться о собственных делах. Тут такой бардак — у тебя не останется времени на что-то ещё. А я позабочусь об остальном.

Бребёф кивнул и в задумчивости стал жевать черствый бутерброд. Потом спросил:

— Ты уже говорил с кадетами о Матфее 10:36?

— Нет. Оставил это тебе.

Мишель попытался подняться и не смог. Не в пример Гамашу. Тот встал и навис над Бребёфом, большой, крепкий, угрожающий. Без тени опьянения.

Протянув руку — с большей силой, чем Бребёф мог предположить в этом человеке в столь поздний час дня, в столь поздний час их жизни — Арман поставил его на ноги.

— Тебе пора. У тебя есть работа, которую нужно сделать.

— Какая работа? Зачем я здесь? — глаза Мишеля затуманились, встретив такой знакомый взгляд Гамаша. — Мне нужно знать.

— Ты знаешь.

Бребёф побрёл к себе, костлявой рукой, словно лапой с когтями, скребя по стене, чтобы не сбиться с курса, и думал, что у Армана Гамаша имелась масса причин проделать долгий путь в Гаспе и забрать его оттуда. Со скалы Персе. У смерти.

Из них двоих Арман всегда был самым сообразительным. А для работы здесь нужна была сообразительность.

Бребёф сразу понял, что будет не просто профессором. Он станет учебным пособием, ходячим предостережением для кадетов — что случается с теми, кто поддался искушению. С теми, кто пошел на поводу у тёмной стороны своей души.

Но после сегодняшней беседы он полагал, что ему предстоит еще что-то. Гамаш что-то задумал.

И если Арман не сказал, зачем пригласил его в Академию, то Мишель не скажет ему, почему принял приглашение.

Существовал еще один вопрос, не менее мучительный.

Зачем здесь сам Гамаш?

* * *

Гамаш закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, прижал ладонь ко лбу — все, что мог сделать, чтобы не рухнуть на пол. Давно он так много не пил. Давно не ворошил воспоминаний.

Оттолкнувшись от двери, он потушил свет, осторожно направился в сторону спальни, гадая, какое похмелье будет тяжелее поутру — от выпитого или от переживаний.

* * *

В последующие недели Академия Сюртэ вошла в уютный ритм занятий, хоккейных тренировок, обедов, тщательных упражнений и добровольчества в общине.

Разум, тело и душа, повторялось кадетам снова и снова.

То была размеренная жизнь, хотя и свободного времени было достаточно настолько, чтобы смутьяны нашли себе неприятности.

Со временем кадеты — новички и старшекурсники — определились с тем, чего ожидать.

Новички сориентировались быстрее старших кадетов. Тем было сложно приспособиться к новому своду правил и требований, ставших одновременно суровее и снисходительнее тех, что были при старом режиме.

Новый коммандер пояснил, что суровых наказаний не будет, однако останется ответственность. Снова и снова курсантам напоминали, что каждое действие возымеет последствия — быстрые, решительные и пропорциональные действию. Это стало неприятным сюрпризом для некоторых старшекурсников, привыкших пользоваться покровительством некоторых профессоров.

Новый порядок принес коммандеру Гамашу много сторонников, еще больше противников.

Раз в неделю, Рейн-Мари приезжала с мужем и вечером они собирали у себя кадетов. Это была возможность высказать все обиды в доверительной обстановке, задать вопросы.

Рассевшись у очага, они обсуждали старые, запутанные преступления, моральные сомнения, место полиции в свободном обществе. О том, когда нужно настоять на своем, а когда отступить — вопросы, никогда ранее не ставившиеся перед студентами, теперь же неизбежные.

Дни шли, зарождалась дружба. Формировались группы по интересам. Крепли отношения. Разгоралось соперничество. Заводились враги. Зарождались и распадались любовные союзы.

Амелия Шоке оставалась одна. Это был ее выбор. Она сама себе компания.

Исключением стали лишь собрания в апартаментах Гамашей. Она ходила туда не по своей воле. Её приглашали, и она воспринимала приглашение как приказ.

— Что это? — как-то вечером спросила её Хуэйфэнь.

Она остановилась радом с девушкой-готом, когда та рассматривала небольшой рисунок в рамке у входной двери.

— А на что это похоже? — в ответ поинтересовалась Амелия.

Коммандер мог приказать ей прийти, но не мог заставить полюбить эти вечера, или остальных кадетов.

— Карта, — сказала Хуэйфэнь. — Эй, Жак, посмотри-ка.

Жак Лорин присоединился к ним. Год назад он был назначен ЛеДюком старостой курсантов, и оставлен на этой должности Гамашем.

Амелия ни разу не заговаривала с ним, хотя часто видела, как он тренирует свой отряд — они бегали по стылому плацу. Жак был рослым и привлекательным, вокруг него витала аура, которую кто-нибудь более снисходительный назвал бы уверенностью. Амелия называла это заносчивостью.

Однако, заметила она, он подчинялся миниатюрной азиатке.

— И что? — вопросил он.

— Она типа такая подробная, — заметила Хуэйфэнь.

— В ней нет никакого смысла, — сказал Жак. — Снеговик и роза? Как одно связано с другим?

К ним присоединилось еще несколько кадетов, вставших чуть поодаль. Рыжеволосый гей из ее класса, отметила Амелия. Натэниел Кто-то-там.

— А мне нравится, — высказался он, и все трое посмотрели на него. Жак даже пренебрежительно фыркнул, потом отвернулся от новичка — новичок гей англо.

Амелия же продолжала смотреть на Натэниела — у парня хватило смелости или глупости противоречить старосте кадетов.

Амелия перевела взгляд на карту. Она понятия не имела, почему эта карта завладела ее вниманием.

Впервые увидев карту в тот первый вечер, Амелия, как и Жак, решила, что она нелепая. Но раз в неделю посещая собрания у Гамашей, девушка неизменно оказывалась напротив карты.

Это же корова? А это снеговик. А вот эти деревья похожи на детей.

Какая-то глупая карта, но есть в ней что-то печальное. И это странно, думала Амелия. Может поэтому карта ей так понравилась.

Гамаш заметил собравшуюся компанию, и, подойдя к ним, снял карту со стены. Он посмотрел на рисунок, потом перевел взгляд на уставившиеся на него в ожидании глаза.

— Тут есть какая-то тайна, — сообщил он им. — Есть мысли по этому поводу?

Он вручил карту Хуэйфэнь. Та посмотрела на рисунок внимательнее, потом передала по кругу.

— Зачем вы повесили ее на стену? — спросил Жак. — Не вижу в ней ничего выдающегося.

— Тогда чего ты на нее уставился? — спросил его Гамаш.

Староста кадетов имел примерно такой же рост, как и Гамаш, но уступал коммандеру в комплекций — был не настолько крепким.

— Нет ничего стыдного в проявлении любопытства, — сказал Гамаш. — Фактически, это необходимое для следователя качество. Чем больше ты интересуешься окружающими тебя вещами, людьми, тем лучше ты будешь делать свою работу.

Посмотрев на карту, коммандер продолжил:

— Это место, где живём мы с мадам Гамаш. Этот рисунок — подарок друзей.

Затем, чуть подумав, коммандер осторожно вынул карту из рамы.

— Ставлю перед вами задачу, — сказал он четверке кадетов. — Разгадайте тайну карты.

— Но тут нет состава преступления, — сказал Натэниел. — Так ведь?

— Не каждая тайна — преступление, — ответил коммандер. — Но каждое преступление начинается с тайны. С секрета, с тщательно скрываемых мыслей или чувств, с желаний. С чего-то не совсем законного, что со временем превращается в преступление. Каждое убийство, мной расследованное, начиналось с секрета.

Он смотрел на них серьезнее, чем обычно.

— У каждого из вас есть секреты. И вы бы сильно удивились, как много из них мне известно.

— А вы, сэр? — спросила Хуэйфэнь. — У вас есть секреты?

— Множество, — улыбнулся Гамаш. — Я кладезь чужой неосмотрительности.

— Имелись в виду ваши собственные тайны, — уточнила Амелия.

— Конечно, есть вещи, которые я предпочитаю хранить для личного использования, и да, у меня есть несколько секретов, — он повернулся от Амелии к трем остальным. — Большинство наших секретов довольно безобидны. Это вещи, о которых стыдно рассказывать другим, чтобы не выглядеть в их глазах плохо. Но случается и пара-тройка подобных гнойникам, эти в конечном итоге нас пожирают. Именно такие мы, как полиция, и призваны вскрывать. Мы расследуем преступление, но прежде всего мы расследуем человека, и то, что он скрывает от остальных. Секреты вовсе не сокровища, вы должны это усвоить. Секреты не принесут вам власти. Они сделают вас слабыми. Уязвимыми.

Он снова посмотрел на рисунок в своих руках.

— Чтобы расследовать преступление, вам нужны те же навыки, что понадобятся для разгадки тайны этой карты. Я хочу, чтобы вы поработали вместе, как команда, и отыскали ответы.

— Вместе? — переспросил Жак.

— Может, нам разбиться на команды? — предложила Хуэйфэнь. — Старшекурсники против новичков.

— Погодите, — начал Натэниел. — Так не честно!

— Почему? — спросила его Амелия, хотя уже знала ответ.

— Как насчет мальчики против девочек? — предложил в свою очередь Натэниел.

— Не будет никаких «против». Вы сделаете это вместе, — отрезал Гамаш. — Как команда. В Сюртэ нам не приходится выбирать себе напарников. Их назначают. Привыкайте.

— Зачет поставите? — уточнил Жак.

— Нет, это практические занятия для приобретения опыта. Если не хотите выполнять это задание, просто освободите себя от занятий. Для меня это будет равнозначно.

Жак еще раз взглянул на карту, и понял, неожиданно для себя, что очень хочет найти ответ.

— Я в деле.

— Bon. Я сделаю копии карты и раздам каждому из вас до конца завтрашних занятий.

Остальную часть вечера студенты провели, собравшись в кучку и обсуждая стратегию.

На следующий день все четверо получили по копии карты, а еще через день в дверь кабинета коммандера Гамаша постучали.

— Oui, — прокричал он из-за стола.

Вошли Хуэйфэнь, Жак, Натэниел и Амелия. Гамаш снял очки и предложил четверым кадетам сесть.

— Мы разгадали тайну, — заявил Жак.

— Ага, особенно ты, — проговорила Амелия.

— Я был занят.

— Ага, ты же староста. Я слышала.

— Большую часть работы сделал я, — заговорил Натэниел.

— Да как ты… — начала Хуэйфэнь, но Гамаш поднял руку и призвал всех к тишине.

— Итак? — обратился он к Жаку.

— Итак, этого места не существует, — Жак пренебрежительно махнул в сторону карты. — Оно не может быть вашим домом, если только вы не живете в норе или в дупле дерева. Там нет никакой деревни. Ничего, только лес и горы. Мы сверились с Google Maps и GPS.

— Я даже нашел несколько старых бумажных карт поселений, — сказал Натэниел. Вильямсбург там есть, Сент-Рэми. Кауэнсвилль. Но ни следа деревни, которая нарисована на этой карте.

— «Три сосны», — сказал Гамаш.

— Вы лжете, — заявил Жак.

— Следи за тем, что говоришь, кадет, — тихо проговорил Гамаш.

— Но в этом же и есть тайна, разве не так? — сказала Хуэйфэнь. — Это карта выдуманного места. Зачем кто-то ее нарисовал? Вы же именно этого от нас и хотели, так ведь?

Гамаш поднялся и указал им на выход из кабинета.

Они оказались в коридоре перед закрытой дверью.

— Мы где-то лоханулись, — проговорила Амелия, клацнув пару раз сережкой.

— Не самая умная мысль — назвать его лжецом, — сказала Хуэйфэнь. — Зачем ты так сказал? Он же коммандер.

— Номинально, — сказал Жак.

— А этого разве не достаточно? — спросил у него Натэниел.

— Ты не поймешь.

— Возвращаясь к карте, — прервала их Амелия. — Мы правы, так? Места не существует.

— И при этом коммандер Гамаш говорит, что живет там, — сказала Хуэйфэнь.

— Да он на**вает нас, — возмутился Жак. — Дюк же предупреждал.

— Значит, есть только один способ узнать правду, — заключила Хуэйфэнь.

* * *

Арман взглянул в зеркало заднего вида. Они все еще были там.

Ранний вечер, но уже почти стемнело. Он засёк их сразу, как только выехал со стоянки Академии, направляясь в сторону дома.

Сначала он решил, что его преследует только одна машина, но, проехав несколько километров, заметил вторую, держащуюся значительно дальше.

Он одобрительно кивнул. Кое-кто внимательно слушает его лекции.

Март был в самом начале, и зима еще не ослабила своего господства над Квебеком. Фары высвечивали рваные края снежных завалов по краям обочин второстепенной дороги. Он ехал сквозь чистый, хрустящий морозом вечер, два автомобиля висело у него на хвосте.

А потом он их потерял. Или, вернее, они потеряли его.

Вздохнув, Гамаш повернул к «Тиму Хортону» на окраине Кауэнсвилля. Припарковавшись под уличными фонарями, он стал ждать. Одна из машин покружила рядом и, наконец, разглядев его, припарковалась в отдалении.

Второму автомобилю удалось последовать за ним и свернуть с дороги в сотне ярдов за магазином пончиков.

Хуэйфэнь, предположил он. Наверное, с Жаком. Он отметил для себя, что они не позвали за собой двух других кадетов, когда сворачивали.

Похоже, им нужен еще один урок работы в команде.

Когда Гамаш съехал с парковки, первая машина сразу последовала за ним, решив больше не терять его из виду. Вторая машина повисла сзади.

Да, второй экипаж более опытен. И более уверен.

Он решил выбрать самый живописный путь домой.

* * *

— Куда он направляется? — удивилась Хуэйфэнь.

— Не знаю, — ответил Жак. Он скучал и был голоден. — Не вижу в его действиях смысла.

— Может, он заблудился, — предположила Амелия.

— Может, он не может отыскать дверь обратно, в параллельную вселенную, — выдал Натэниел.

Было сложно понять, когда он шутит, а когда серьезен.

— Кто-нибудь делает заметки о том, куда мы едем? — поинтересовалась Амелия. — Я потеряла ориентацию.

— Это же была твоя работа, — напомнила ей Хуэйфэнь.

— Моя? Я на заднем сидении. Мне почти ничего не видно.

— Я вообще за рулем.

Они спорили еще какое-то время, пока дорога перед ними не потемнела. Стало очень темно. Ни фонарных столбов, ни огней фар. Вообще ни единой машины.

— Tabernac! — выругался Жак. — А теперь он куда?

* * *

Гамаш покачал головой.

— Я буду позже, чем ожидалось, — проговорил он в гарнитуру.

— Снова их потерял? — спросила Рейн-Мари. — Ладно, приготовлю больше посадочных мест за столом. Они проголодаются к тому времени, как снова найдут тебя.

— Merci.

Он переключил передачу и стал высматривать кадетов, наконец нашел их припаркованными на станции техобслуживания. Он свернул, и хотя такой необходимости не было, решил заправить бак. Чтобы внести смятение в ряды преследователя. И как-то объяснить свое тут присутствие.

* * *

— Дерьмо! Вот же он, — выругалась Амелия, сползая по спинке заднего сидения. — Сдай назад.

К тому моменту они так втянулись в выполнение задания, что почти убедили себя — их жизни и жизни всех остальных зависят от успеха в преследовании этого человека

Они отъехали назад. Так далеко, что пропустили момент появления коммандера.

* * *

Гамаш вздохнул и притормозил у выезда со станции, оставив включенным поворотник. Для привлечения их внимания осталось только посигналить.

Первое, что сделаю завтра утром, подумал он, так это отправлюсь к профессору МакКиннон, и попрошу ее провести со студентами полевые занятия и освежить навыки преследования подозреваемого.

Утомленный дневными занятиями и мечтающий об ужине, коммандер Гамаш направил автомобиль прямиком к дому. За ним следовал кортеж.

* * *

— Не упусти его, — сказал Жак.

— Возьму на заметку, — ответила ему Хуэйфэнь. Она зверски проголодалась, ей было совершенно непонятно, как они смогут самостоятельно вернуться отсюда в Академию. Ужин они уже пропустили, и теперь им придется либо взломать кухню, либо довольствоваться крекерами, припрятанными в комнатах.

Машина коммандера внезапно пропала из виду, словно он сиганул со скалы.

— Что это, к хренам, сейчас такое произошло? — возмутился Жак.

Хуэйфэнь сбросила скорость, прокатилась чуть вперед, потом совсем остановилась.

— Охренеть! — прошептала она. Позади нее с заднего сидения вскинулись Амелия с Натэниелом.

Перед ними, прямо посреди темного леса, сияла огнями деревня.

Хуэйфэнь заглушила мотор, и кадеты, покинув машину, пошли вперед. Под ботинками скрипел снег, теплое дыхание превращалось в облака пара.

Они стояли на краю мира.

Амелия подняла лицо к небу и почувствовала на щеках свежий ветер.

Высоко над ними, в бешенном танце кружили сотканные из звезд лошади, птицы и волшебные создания.

Под звездами лежала деревня.

— Она существует, — прошептал Натэниел.

Машина Гамаша медленно катилась мимо кирпичных, каменных и деревянных домиков.

Сквозь переплеты окон свет падал на снег и серебрил его.

Кадетам было видно, как на дальнем краю деревни народ выходит и входит в двери здания, напоминающего пивную. Впрочем, обзору мешали три гигантские сосны, растущие прямо посередине поселения.

 -Ну что, возвращаемся? — Натэниел потянул Хуэйфэнь за край пальто, однако девушка не сдвинулась с места.

— Подожди. Сначала мы должны убедиться.

— В чём? Мы выследили его и нашли деревню. Вот и вся тайна — она была не в том, что деревня не существует, а как раз наоборот. Пошли, пока не нарвались на неприятности.

— Тебе совсем не интересно? — поинтересовалась у него Амелия.

Тем времен автомобиль Гамаша остановился возле белого двухэтажного деревянного дома, сияющего огнями. Из каминной трубы в ночное небо курился дымок. Пых! — словно этот дом дышал.

Коммандер вышел из машины, но вместо того, чтобы пойти по тропинке, прочищенной в снегу до широкой веранды, направился в противоположную сторону. Он шел прямо к ним.

— О, чёрт! Не двигайтесь, — зашептал Натэниел. — Он заметит движение. Он услышит нас.

У подножья холма коммандер остановился и задрал голову.

— Тише, — продолжал шептать Натэниел. — Замрите.

— Сам замри, — зашипела на него Амелия.

— Ужин готов! — крикнул Гамаш в темноту. — Boeuf bourguignon, если вам интересно.

Потом отправился обратно. Вскоре позади послышался скрип автомобильных шин по снегу. Он обернулся и проследил взглядом спускающуюся с холма машину. Та обогнула деревенский луг. Одна машина. Посмотрев на вершину холма, он заметил там слабое свечение. Оно приблизилось. Потом отдалилось. Потом стало ослабевать — кто-то крадучись покидал холм. И наконец наступила полная и кромешная тьма.

Арман Гамаш медленно пошагал к своему дому. Он оказался не прав.

Все кадеты сидели в одной машине.

Кто же тогда был в другой?