– Я видел, что вы вернулись. Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

Жан Ги Бовуар сел напротив профессора Розенблатта в бистро. Пожилой ученый улыбнулся – он явно был рад обществу.

– Я только что оставил вещи в гостинице и решил, что пора перекусить, – сказал профессор Розенблатт.

– Вы делаете записи, – заметил Жан Ги, глядя на открытый блокнот. – Не по поводу пушки?

– Да. Пытаюсь вспомнить все, что знаю о Джеральде Булле. Очаровательная личность.

– Я смотрю, вы заходили в книжный.

Между ними на столе лежала тоненькая книжица.

– Заходил. Замечательное место. Если вижу книжный магазин – обязательно захожу. Вот, нашел там.

Он показал на экземпляр «У меня все ОТЛИЧНО».

– Вообще-то, я собирался купить что-нибудь еще, но у кассы стояла какая-то старуха, которая сказала, что ей нужны все книги, которые я выберу. Это единственная, которую она мне позволила купить.

Бовуар ухмыльнулся:

– Вам нравится поэт, который написал «У меня все ОТЛИЧНО»?

– Очень. По-моему, она – гений.

– «Но кто тебя обидел так, / что ран не залечить, / что ты теперь любую / попытку дружбу завязать с тобой / встречаешь, губы сжав?» – Бовуар покачал головой и постучал пальцем по книге. – Блестяще. Рут Зардо, – сказал Бовуар.

– А, так вы тоже ее знаете.

– Вообще-то, хочу вам ее представить. Профессор Майкл Розенблатт, позвольте познакомить вас с Рут Зардо и ее уткой Розой.

Пожилой ученый поднял голову и испуганно уставился в худое лицо старухи, которая практически вынудила его купить ее книгу.

Он с трудом поднялся на ноги.

– Мадам Зардо, – сказал он и поклонился. – Для меня большая честь.

– Конечно честь, – ответила Рут. – Кто вы и что здесь делаете?

Роза, которую Рут прижимала к груди, уставилась бусинками глаз на профессора Розенблатта.

– Я… я просто…

– Мы попросили профессора помочь нам, – вмешался Бовуар.

– С чем?

– С тем, что мы нашли в лесу, конечно.

– А что вы там нашли? – спросила она.

– Это… – начал было Розенблатт, но Бовуар остановил его.

Рут уставилась на профессора:

– Мы знакомы?

– Не думаю. Я бы запомнил, – сказал он.

– Так-так, – сказал Жан Ги, посмотрев на пустой стул за их столиком, а потом на Рут. – До свидания.

Рут показала ему средний палец и похромала к Кларе, сидевшей за столиком у камина.

– Да, – сказал профессор, садясь на свое место. – Неожиданно. Это ее дочь?

– Утка?

– Нет, женщина, которая сидит с ней.

Сама мысль о том, что Рут могла кого-то родить, вызвала у Бовуара потрясение. Ему все еще трудно было представить себе, что Рут родилась, как все остальные люди. Он представлял ее как крохотного, высохшего седоволосого ребеночка. С утенком.

– Нет, это Клара Морроу.

– Художница?

– Да.

– Я был на ее выставке в Музее современного искусства в Монреале. – Профессор прищурился. – Постойте, ведь это мадам Морроу написала портрет Рут Зардо? В виде постаревшей и хрупкой Богородицы? С таким отталкивающим лицом?

– Все верно.

Профессор Розенблатт окинул взглядом других посетителей бистро. Увидел удобные кресла в приветливом зале с балками под потолком. Посмотрел в сторону книжного магазина, в другую сторону – на пекарню, выпекавшую печенье «мадлен» со вкусом детства.

Потом он посмотрел в окно на старые, надежные дома и три высокие сосны, стражами стоявшие на деревенском лугу. И на Рут Зардо, которая разделяла столик и еду с Кларой Морроу.

– Что здесь за место такое? – спросил он почти шепотом. – Почему Джеральд Булл выбрал из всех именно это?

– Один из тех вопросов, которые я хотел задать вам, профессор, – сказал Бовуар.

– Salut, Жан Ги, – пробормотал Оливье, подойдя к столику с блокнотом и карандашом. – Bonjour, – сказал он профессору.

– Оливье, познакомься: это профессор Розенблатт. Он помогает нашему расследованию.

– Правда?

– Кажется, я говорил с вашим партнером Габри, – сказал Розенблатт. – Я снял номер в гостинице.

– Замечательно. Значит, будем еще встречаться.

Оливье ждал в надежде получить какую-нибудь информацию. Но услышал только заказ.

После трудной борьбы с самим собой Жан Ги заказал морские гребешки, приготовленные на открытом огне, и теплый грушевый салат. Он обещал Анни, что будет питаться с умом.

– Возможно, Джеральда Булла привели сюда кармические соображения, – сказал Розенблатт, когда ушел Оливье. – Инь и ян. Две половинки целого, – добавил он, увидев, как поморщился его собеседник.

– Да нет, я понимаю, что такое карма, но вы же не верите в такие вещи, правда?

– Вы считаете, что если я ученый, то у меня нет веры? – спросил Розенблатт. – Вы будете удивлены, узнав, сколько физиков верят в Бога.

– А вы?

– Я верю, что каждое действие встречает противодействие. А что иначе означает инь и ян? Рай и ад. Мирная деревенька, где хорошо думается, и страшная машина для убийства под боком.

– Куда же еще идти дьяволу, если не в рай? – заметил Бовуар.

– Куда же еще идти Богу, если не в ад? – парировал Розенблатт.

Пожилой человек поднял руки в старческих пятнах и изобразил с их помощью весы.

Равновесие.

– Merci, patron, – сказал Жан Ги, откинувшись назад, чтобы дать Оливье возможность поставить тарелку.

Гребешки были большие и сочные, зажаренные до золотистого цвета. Они лежали на зерновой подложке со свежими травами, жареными кедровыми орешками и козьим сыром рядом с теплым жареным яблоком. Жан Ги хотел было спросить о грушевом салате, но его отвлек клубный сэндвич с беконом и тонкими ломтиками картофеля фри, поставленный перед профессором.

«Он знает толк в еде», – подумал Бовуар.

– Позвольте мне выступить вашим искусителем? – сказал Розенблатт, пододвигая тарелку на миллиметр к Жану Ги.

– Non, merci, – сказал Жан Ги и взял картофельный ломтик.

Профессор улыбнулся, но улыбка быстро сошла с его лица.

– Кто они?

Бовуар проследил за недовольным взглядом Розенблатта и увидел в дверях Изабель Лакост рядом с Шоном Делормом и Мэри Фрейзер.

Мэри Фрейзер спросила у Лакост:

– Это он?

– Профессор Розенблатт, oui, – ответила Лакост. – Вас представить?

Сделав вид, что не расслышала взволнованного шепота ей в спину: «Non, merci», Изабель двинулась между столиков.

– Они идут сюда, – взволнованным шепотом сказал Розенблатт.

Бовуар не удивился бы, услышав от него выкрик «Бежим, прячемся!».

– Вот вы где! – воскликнула Изабель, словно увидела Бовуара случайно, а не по заранее согласованному между ними плану. – А мы тоже решили поесть. Кажется, вы незнакомы. Профессор Розенблатт, позвольте представить Мэри Фрейзер и Шона Делорма. Только что из Оттавы. Их тоже интересует наша находка.

Розенблатт снова с трудом поднялся на ноги, однако с меньшим энтузиазмом, чем при встрече с Рут Зардо. Он не то чтобы скривился при виде незнакомцев – он был слишком хорошо воспитан для этого, – но явно был недоволен.

– Мы незнакомы, но вроде бы переписывались, – сказал он.

– Да, – коротко подтвердил Делорм.

А Мэри Фрейзер вообще не сказала ни слова, хотя и пожала профессору руку. Как показалось Лакост, скорее по привычке, чем по желанию.

Лакост огляделась и заметила свободный столик вдали от Бовуара и профессора.

– Вон там, кажется, не занято, – сказала она, и агенты КСРБ бросились туда, чуть ли не перепрыгивая через другие столики.

Старший инспектор Лакост просила Оливье не говорить о том, что она по телефону зарезервировала этот столик.

– Они работают на КСРБ, – сказал профессор, поворачиваясь спиной к вновь прибывшим. – Но вам это наверняка известно. Я думаю, секретными агентами их можно назвать лишь с большой натяжкой.

– Тогда кто же они? – спросил Бовуар.

– Канцелярские служащие, – ответил Розенблатт.

– А откуда вы их знаете? И откуда они знают вас?

– Я несколько лет запрашивал у правительства информацию о Джеральде Булле и «Проекте „Вавилон“». Собирался написать о нем монографию к двадцатилетию его убийства. Эти двое работают в отделе, где хранится досье на доктора Булла, но они не пожелали выпустить информацию за стены их конторы.

– Почему?

– Хороший вопрос, инспектор.

Он повернул голову и заметил, как Мэри Фрейзер опустила глаза. Розенблатт снова посмотрел на Бовуара:

– Как они отреагировали на суперорудие?

– Удивились не меньше вашего, – ответил Бовуар.

– Так ли оно на самом деле?

– Джеральд Булл был блестящим ученым, – сказала Мэри Фрейзер. – Самый молодой доктор наук в Канаде – в двадцать два года. Представьте, в двадцать два. Он на несколько световых лет опережал остальных. Но какие-то дефекты у него имелись. Он не знал тормозов. Для него не существовало красной черты. А если вдруг она попадалась на его пути, он спешил ее пересечь.

Изабель Лакост слушала. Два агента КСРБ по очереди рассказывали свою историю. Теперь Лакост понимала, почему прислали именно их.

Мэри Фрейзер и Шон Делорм, вероятно, плохо разбирались в шпионском ремесле, но о Джеральде Булле они знали много. Перед ними поставили задачу собирать и хранить информацию об этом человеке. И сейчас они делились ею.

Если не всей, то по крайней мере какой-то частью.

– Доктор Булл работал на американское правительство, сотрудничал с Британией. Он участвовал в стратосферном исследовательском проекте, – заговорил Шон Делорм. Как заметила Лакост, они рассказывали, не пользуясь шпаргалками. – Некоторое время он работал в Университете Макгилла. А потом уехал в Брюссель, на вольные хлеба.

Делорм снял очки, протер их матерчатой салфеткой.

– И начался кошмар, – продолжил он, водружая очки на нос. – Джеральд Булл из ученого, конструктора превратился в торговца оружием.

– И Канада утратила влияние на него, – сказала старший инспектор Лакост.

– Если мы и имели на него какое-то влияние, то чисто иллюзорное, – возразила Мэри Фрейзер. – Мне кажется, никто не мог влиять на него, потому что он был неуправляемым.

– А этот тип ничуть не лучше, – заявил Делорм, показывая на Майкла Розенблатта, сидевшего в другом углу бистро. – У нас и на него есть досье. Но не очень объемное. Он вам сказал, что участвовал в создании «Авро Эрроу»? Одного из самых эффективных истребителей в мире, если бы проект не прикрыли. И в торговле оружием он тоже не чужой. Не обманывайтесь, глядя на него.

– Вы всерьез считаете, что Джеральд Булл мог создать суперорудие втайне от правительства? – спросил Розенблатт.

– Не знаю, – ответил Бовуар. – Похоже, он собрал свою пушку близ деревни, а никто из местных об этом и не догадывался.

– А что вас удивляет? Вы только посмотрите на этих агентов. – Розенблатт махнул в сторону столика, за которым сидела Лакост с агентами КСРБ.

Похоже, ученый предлагал два противоречащих друг другу сценария: с одной стороны, правительство знало и де-факто поддерживало работу Булла, а с другой – было слишком некомпетентно и ничего не знало.

Когда Бовуар указал на это противоречие, Розенблатт покачал головой.

– Вы меня неправильно поняли, – сказал он. – Я думаю, правительство поддерживало исследования Булла, даже поощряло их. Финансировало его. Оно прекрасно знало, над чем он работает. И я уверен, что документы, имеющиеся в КСРБ, могут это подтвердить.

– Но потом?

– Потом Булл неожиданно уехал в Брюссель и оборвал связи с Канадой, и тогда правительство повело себя, уж простите за аналогию, как отвязавшаяся пушка. Оно запаниковало. Слушайте, я ничуть не оправдываю Булла. По-моему, он был готов на что угодно, лишь бы сколотить состояние и доказать свою правоту. Утереть нос истеблишменту.

– Какой истеблишмент вы имеете в виду? Других конструкторов оружия? – спросил Бовуар.

– Вы же имеете при себе пистолет, – сказал Розенблатт, глядя на поясную кобуру Бовуара. – Давайте не будем лицемерить? – И тут же улыбнулся, смягчая свое высказывание. – Пожалуй, все мы в той или иной степени лицемерим, – признал Розенблатт. – Я занимался баллистикой и расчетом траекторий, так что моим заказчиком явно был не департамент по рыболовству.

Бовуар улыбнулся, кивнул и наколол на вилку жареный гребешок. Вкус был восхитительный. Если что и можно улучшить, подумал он, то лишь прожаркой во фритюре.

– У всех нас есть своя красная черта, – сказал профессор. – Даже у тех, кто создает оружие. Есть вещи, за которые я бы никогда не взялся. Они слишком отвратительны, хотя их создание и возможно.

– Мы живем в мире, где существует ядерное и химическое оружие, – сказал Бовуар, кладя вилку. Аппетит у него внезапно пропал. – Неужели есть что-то ужаснее?

К его облегчению, профессор не ответил. Он только посмотрел в окно на тихую деревеньку.

– Не могу поверить, что он создал эту пушку. Его просили оставить этот проект, но он считал, что другие конструкторы просто ему завидуют.

– Вы знали доктора Булла? – спросил Бовуар.

– Я уже говорил: я не был знаком с ним лично. Я работал в другой лиге, но тоже принадлежал к оружейному сообществу, хотя и косвенно, – к его научной части.

– И вы ему завидовали? – спросил Бовуар. – Другие конструкторы ему завидовали?

Розенблатт отрицательно покачал головой:

– Мы боялись.

– Чего вы боялись?

– Мы боялись, что Джеральд Булл создаст то, что собирался создать, хотя до конца и не верили, что это возможно. Несомненно, Булла убили, чтобы остановить его работу. Думаю, в досье КСРБ есть такая информация. Но они не понимали, что опаздывают. Жребий был брошен. Орудие создано.

– Oui, – сказал Бовуар. – Но для кого он создал свою пушку и почему здесь?

– Он больной на всю голову, – сказала Мэри Фрейзер, глядя через весь зал в спину старому ученому. – У него возникали всякие странные мысли о Джеральде Булле. И о нас. У него мания преследования. Он считает, что мы утаиваем от него информацию.

– Но мы действительно утаиваем, – перебил ее Делорм.

– Да, но в этом нет ничего личного, – сказала Мэри Фрейзер. – Все согласно акту о хранении секретных сведений. Мы не можем поделиться этими сведениями, даже если бы и захотели. И кстати, в связи с этим вопрос к вам: кому вы еще говорили о суперорудии, кроме него?

– Оно упоминается в нашем официальном отчете о совершении преступления, – сказала Лакост. – Но отчет – документ служебного пользования. Никаких заявлений для прессы мы не делали.

– Хорошо. И не делайте, пока мы не разберемся с тем, что происходит.

– Да, всю информацию необходимо засекретить, – сказал Делорм, с явным удовольствием произнося эти слова, вероятно, впервые за его карьеру.

– Я понимаю, почему пока необходимо закрыть информацию о суперорудии, но почему была засекречена информация о Джеральде Булле? – спросила Изабель Лакост, набрав на вилку немного теплого салата из утки. – Ведь человек давно умер.

– По правде говоря, я не знаю, – озадаченно произнесла Мэри Фрейзер.

Похоже, прежде она никогда не задавалась этим вопросом. И в самом деле, ее работа сводилась к анализу информации, а не к оспариванию содержания.

– Вы наверняка читали его досье, – не отступала Лакост. – Вероятно, в мире нет больше никого, кто так хорошо знал бы Джеральда Булла. Что говорится в тех документах?

– Говорится, что он был обычным торговцем оружием, возможно социопатом, – сказала Мэри Фрейзер. Рассказывая о Джеральде Булле, она продолжала смотреть на Розенблатта. – Ему было все равно, кому продавать оружие и как оно будет использоваться.

– Доктору Буллу хотелось только побольше денег и подтверждения правоты его теорий, – добавил Делорм. – А если по ходу дела погибнут сотни тысяч людей, то это его не касалось.

– Если бы ему удалось воплотить свои планы в жизнь, одному богу известно, что бы произошло в том регионе, – сказала Мэри Фрейзер, снова переводя взгляд на Лакост.

– Значит, его клиентом и в самом деле был Саддам? – спросила Лакост.

– Так считали полевые агенты, – подтвердила Мэри Фрейзер.

– Но даже если они ошибались и он имел договоренности с израильтянами или саудитами, это тоже была бы кровавая бойня, – сказал Делорм.

– Армагеддон, – уточнила Мэри Фрейзер.

Ей каким-то образом удалось произнести это слово так, что оно не прозвучало смешно даже здесь, в самом мирном месте.

– А как вы узнали о гравировке на орудии? – спросила Лакост. – О Вавилонской блуднице?

Шон Делорм стремительно подался к Лакост через стол:

– Гравировка – часть легенды. Вот что удивительно. А наша работа – собирать информацию и вводить ее в систему.

– Нам попадалась информация о гравировке в отчетах некоторых полевых агентов в конце восьмидесятых годов, – сказала Мэри Фрейзер. – Агенты пытались выйти на след доктора Булла. Они практически не сомневались, что его клиент – Саддам Хусейн, но доказательств так и не обнаружили.

– Слухи ходили самые безумные, – продолжил Делорм. – Как детективное чтение – занятно, но для разведки бесполезно.

– Согласно одному из слухов, Булл заказал рисунок на лафет суперорудия, – сказала Фрейзер. – Это была Вавилонская блудница. Из Апокалипсиса.

– Сатана. Армагеддон, – подхватил Делорм.

– Типичный Булл, – произнесла Фрейзер, покачивая головой.

– Как ты сказала? – встрепенулся Делорм. – Весьма остроумно!

Наблюдая за своими собеседниками, Лакост подумала, что игра с фамилией доктора Булла скорее очевидная, чем остроумная, но, судя по всему, агентам такой юмор нравился.

– Я хотела сказать, что доктор Булл был знаменит своими экстравагантными жестами, – пояснила Мэри Фрейзер. – Но за ними ничего не стояло. Чем эпатажнее заявление, тем более пустой пузырь.

– Так что суперорудие с выгравированной Вавилонской блудницей – это типичный Булл, – сказал Делорм, все еще посмеиваясь над этой очевидной и уже бородатой шуткой.

– И никто в это не верил? – спросила Изабель Лакост. – Думали, что это уже чересчур. Как с убитым мальчиком, Лораном Лепажем. Ему тоже никто не поверил.

– Но кто-то все же поверил, – сказала Мэри Фрейзер. – И оба они были убиты.

Изабель Лакост пошла в гостиницу Габри вместе с двумя агентами КСРБ, чтобы зарезервировать для них номера.

В гостинице ожидалась толкучка, но Изабель была готова на такую жертву ради любопытства. Свести агентов и ученого и посмотреть, что получится.

Ей, как и Мэри Фрейзер и Шону Делорму, казалось странным, что профессор Розенблатт все еще одержим личностью давно умершего торговца оружием. Странным показалось и то, что Мэри Фрейзер не сумела отличить арабское письмо от иврита.

Но самым странным было то, что Шон Делорм быстро нашел дорогу в Три Сосны, тогда как любой человек, приезжавший в деревню впервые, непременно долго плутал по дорогам.

Суперорудие было странной штукой, но и вокруг него происходило немало странных вещей.