Когда Гамаши вернулись домой из бистро, уже смеркалось. В гостиной они обнаружили Рут, которая попивала виски из мерного стакана и доедала остатки жаркого в горшочке, и Розу, которая поклевывала рисовый салат.
Рейн-Мари села рядом с поэтессой, а Арман отправился в кухню помыть руки и приготовить ужин.
– Мы вас ждали.
Гамаш подпрыгнул и ухватился рукой за сердце.
– Господи Исусе, – выдохнул он. – Ты меня до смерти напугала.
– Что-то пошло наперекосяк, patron, – сказала Изабель Лакост, вставая со стула, – если увидеть Рут – это нормально, а наше появление вас пугает.
Он рассмеялся, приходя в себя, хотя и в самом деле испугался.
– Я думал, мы заперли дверь, – сказал он.
– Рут проходит сквозь стены, – объяснил Жан Ги. – Вы уже должны бы это знать.
– Что вы хотели мне рассказать? – Гамаш вытер руки о кухонное полотенце и повернулся к своим бывшим сотрудникам.
– Пришло заключение криминалистов, – сказала Изабель; она взяла себе пиво и вернулась на прежнее место. – Они нашли на пушке свежие отпечатки пальцев. Отпечатки принадлежат Лорану. Но есть еще какие-то мазки. К пушке прикасался и наш убийца. Однако он предварительно надел перчатки.
– А что нашли на палке и кассете Лорана? – спросил Гамаш.
– На палке много отпечатков, включая ваши. Но к кассете прикасались только три человека. Естественно, сам Лоран, ну и его родители. Вы были правы. Кассета, вероятно, из коллекции Лепажей.
– Может быть, это ничего не значит, – сказал Арман, присаживаясь к ним за длинный сосновый стол.
– Да, – согласился Бовуар. – Но с другой стороны, это может значить все. Это может значить, что кассета выпала из кармана убийцы в ходе борьбы. Или когда он поднимал мальчика. А как иначе она могла туда попасть?
Арман кивнул. В словах Жана Ги, безусловно, был смысл. Может, и не дымящийся пистолет в руке убийцы, но по меньшей мере указующий перст. Указующий прямо на Лепажа. Не без удивления Арман понял, что он чувствует себя как бы адвокатом Ала. Может быть, потому, что Ал нравился ему и Гамаш считал, что отец Лорана и без того страдает достаточно и не следует добавлять к этому груз подозрения.
Но подозрение было неизбежно и нередко оказывалось правдой. Убитые почти всегда становились жертвами тех людей, которых они знали, и знали неплохо, а это лишь ужесточало трагедию и, по убеждению Гамаша, объясняло то, что на лицах убитых не было испуга. Они казались удивленными. И хотя Ал Лепаж нравился Гамашу и вызывал у него сочувствие, старший инспектор за свою карьеру арестовал немало скорбящих членов семьи, виновных в убийстве, а потому считал отца Лорана потенциальным подозреваемым.
И не он единственный так думал. Сидя с Рейн-Мари в бистро, они слышали разговоры соседей, слухи. Отца Лорана подозревали многие.
– Один раз мы уже допрашивали Лепажей, – сказал Жан Ги. – И обыскивали дом. Попробуем еще раз завтра.
Гамаш кивнул. Он понимал, что Бовуар и Лакост не обязаны перед ним отчитываться, да они и не отчитывались. Просто информировали его. Из вежливости, а не по обязанности.
– Я видел, вы ходили в лес с какими-то людьми.
– Да. С Мэри Фрейзер и Шоном Делормом, – сказала Лакост. – Они из КСРБ. Функционеры нижнего уровня.
– Канцелярские клерки, – добавил Жан Ги, открывая холодильник и доставая имбирный эль.
– Но они хорошо осведомлены о Джеральде Булле, – отметила Лакост.
Она сообщила Гамашу то, что рассказали ей агенты разведки о торговце оружием.
– Кроме того, они знают нашего профессора Розенблатта, – сказал Жан Ги. – И он их знает. Хотя особых симпатий они друг к другу не испытывают.
– Почему?
– Он считает, что они укрывают от него информацию, – сказал Жан Ги. – Он подозревает, что канадское правительство имело к Джеральду Буллу более тесное отношение, чем готово это признать.
– Отношение к его жизни или к его убийству? – спросил Гамаш.
– Не могу точно сказать, – ответил Бовуар. – Но профессор говорил, что Фрейзер и Делорм, вероятно, не так уж удивились, увидев суперпушку. Он им не верит.
– А они не верят ему, – сказала Лакост. – Им кажется необъяснимым, что профессор на пенсии настолько одержим давно умершим торговцем оружием.
– А вы что думаете об агентах КСРБ?
– Они мне показались достаточно откровенными, – ответила она. – Может быть, не очень осведомленными.
– Это ты о чем? – спросил Гамаш. – Ты улыбаешься.
– Они напоминают мне моих родителей, – ответила Лакост. – Все время переругиваются, постоянно недоумевают. Они такие милашки. Но они вовсе не глупы. Дело свое знают, просто обычно они занимаются сбором информации и сопоставлением данных. Не полевой работой.
– Тогда почему их прислали?
– Вероятно, потому, что они знают о Джеральде Булле больше, чем кто-либо другой.
– Ты их не вызывала? – спросил он у Лакост, но та в ответ отрицательно покачала головой:
– Сами приехали. Наверное, это генерал Ланжелье с военной базы в Валькартье позвонил кому-то в КСРБ. Он пообещал мне найти кого-нибудь, кто нам поможет. Но я думаю, никто по-настоящему не поверил, что мы нашли результат реализации «Проекта „Вавилон“». Если бы поверили, то прислали бы каких-нибудь высокопоставленных деятелей разведки. Я жду прибытия кого-нибудь подобного в любую минуту. – Она посмотрела в окно на тихую деревню. – Агенты КСРБ хотят сохранить существование суперорудия в тайне, что вполне может отвечать их целям…
– В таком случае расследование убийства Лорана становится практически невозможным, – сказал Жан Ги. – Но по-видимому, у нас нет выбора.
– Мм, – промычал Гамаш. – Тут есть кое-что, о чем вам следует знать.
Он вышел и минуту спустя вернулся с бумагами, которые он и Рейн-Мари оставили в гостиной. Что, если Рут прочитала их? Что, если она узнала о Джеральде Булле и «Проекте „Вавилон“»? И догадалась о том, что нашли в лесу?
У Армана возникло беспокойное ощущение, что так оно, вероятно, и случилось, хотя Рут не сказала ни слова, когда он брал бумаги. И это само по себе вызывало подозрения.
Вернувшись в кухню, Гамаш протянул один лист Изабель.
– Мадам Гамаш нашла это на одном из архивных сайтов, – объяснил он. – Большая часть информации вымарана, но одно упоминание они по недосмотру оставили.
Жан Ги читал документ, стоя за спиной у Изабель. Он первым уловил смысл написанного и с тревогой посмотрел в задумчивые глаза Гамаша.
А немного погодя увидела и Лакост. Одно-единственное слово. Одну букву.
– Опечатка? – спросила она.
– Может быть. Мы тоже так подумали.
– А если нет? – сказал Бовуар, вернувшийся на свой стул. – Если есть еще одна пушка?
– Или две? Или три? – подхватила Лакост.
Гамаш поднял руку:
– Мы не знаем, есть ли другие. Предлагаю пока помалкивать об этом.
– И даже агентам КСРБ не говорить? – спросила Лакост.
– Предположительно именно они вымарали часть текста, – заметил Гамаш. – Так что и без того знают.
– Тут есть еще одна странность. Арабский и иврит – ведь у этих языков непохожая письменность, верно?
– Совершенно непохожая, – сказал Гамаш. – А что?
– Как по-вашему, агенты КСРБ должны отличать одно от другого?
– Полагаю, да, – ответил Гамаш и пристально посмотрел в глаза Лакост. – Почему ты спрашиваешь? Это как-то связано с гравировкой?
– Да. Мэри Фрейзер увидела надпись, но решила, что она арабская.
Он молча смотрел на нее, не зная, что с этим делать.
– И еще кое-что, – добавила Лакост. – Они не потерялись.
– Pardon?
– Мэри Фрейзер и Шон Делорм, – сказала Лакост. – Они из Оттавы приехали прямо в Три Сосны.
Гамаш задумался. Сама деревня была затеряна. Спрятана среди холмов. Ее не было ни на картах, ни на дисплее навигатора GPS. И все же агенты КСРБ приехали прямо сюда. А из этого вытекало, что они, возможно, знали, где расположена деревня.
Гамаши пригласили их на обед в обществе Рут и утки Розы, но Бовуар и Лакост не остались.
– Мы, пожалуй, поедим в бистро, patron, – сказал Бовуар. – Послушаем, о чем говорят люди.
– Ты знаешь, о чем они говорят, тупица, – рявкнула Рут. – Об Але Лепаже.
– А вы, Рут, способствуете распространению этих слухов? – спросил Арман.
Она сердито взглянула на него, потом отрицательно покачала головой и вернулась к своему стакану.
– А она не?.. – Бовуар поднес руку ко рту.
– Там чай, – ответил Арман, провожая их до двери. – Мы налили чай в бутылку из-под виски.
– И она не заметила разницы?
– Если и заметила, то промолчала, – сказал Гамаш. – Спасибо, что пришли и поделились со мной информацией.
– Всегда рады, patron, – сказала Лакост. – Приходите к нам на завтрак в гостиницу. Посмотрим, каков будет результат нашего маленького социального эксперимента по размещению профессора и агентов КСРБ в соседних номерах.
– Например, взрыв? – осведомился он и согласился прийти к завтраку.
– О боже…
На следующее утро Мэри Фрейзер сидела в кровати, уставившись на тихо прикрытую дверь. В коридоре слышались удаляющиеся шаги, а затем стук в соседнюю дверь.
Габри, владелец гостиницы, разносил постояльцам кофе. И новости.
И теперь Мэри ко всему прочему затошнило.
– Вся деревня говорит об этом, – сообщил ей пару минут назад Габри, ставя на прикроватный столик чашку крепкого ароматного кофе и взбивая ее подушку. – О пушке. Сливки?
– О какой пушке? – спросила у него Мэри Фрейзер.
Она села и из стыдливости натянула на себя до подбородка одеяло, закрывая фланелевую ночную рубашку.
Крупный дружелюбный Габри подошел к двери, повернулся и посмотрел на нее умными глазами. На его лице расцвела всепрощающая улыбка.
– Вы знаете, какая пушка. Та, что в лесу. Та, ради которой вы и приехали.
– Ах, эта. – Никакого более умного ответа ей не пришло в голову.
– Да, эта. Они называют ее «суперорудие».
– Кто «они»? – спросила она.
– Ну вы сами знаете. «Они».
Он отправился дальше разносить утренний кофе и новость. Новость называлась «суперорудие».
– О боже, – прошептала она.
А потом исправила это на «Merde».
– Merci, – сказал Шон Делорм, выходя из ванной с бритвой в руке и пеной на лице.
Он вышел поблагодарить хозяина за кофе. И за новость.
Когда хозяин гостиницы вышел, Шон Делорм опустился на кровать и уставился на закрытую дверь. Потом посмотрел в окно, за которым на деревенском лугу гулял свежий ветерок, дувший из подернутого туманом леса. Он увидел и жителей деревни, остановившихся, чтобы обменяться новостями. Они махали руками, жестикулировали. Он практически слышал их.
«Громадная», – говорил один, раскидывая в стороны руки.
Другой кивал. И показывал в сторону леса.
Несмотря на свежий, чуть пахнущий сосной воздух, агент КСРБ ощущал зловоние.
– Черт, черт, дерьмо собачье. – Он набрал в грудь воздуха и выдохнул. – Боже мой.
– Так.
Майкл Розенблатт сидел в кровати, прихлебывая кофе, и наблюдал за движением на деревенском лугу.
– Так, так, так.
Он взял свой айфон, потом вспомнил, что в этой забавной деревеньке телефон не работает. И все же это было не самое плохое.
Самое плохое было на языке всех жителей Трех Сосен.
Профессор Розенблатт почти сочувствовал агентам КСРБ. Почти.
Арман Гамаш в халате вышел из ванной с полотенцем в руке, вытирая волосы. Потом остановился. И замер посреди спальни.
Из широко раскрытого окна, колыхнув занавеской, до него донеслось слово «суперорудие».
Он посмотрел на Рейн-Мари, чьи глаза широко раскрылись от удивления.
– Ты слышал, Арман?
Он кивнул, выглянул в окно и увидел двух местных жителей, выгуливающих собак и оживленно беседующих.
Гамаш подумал, что ослышался. Они наверняка сказали «супермен». Или «суперлига».
Один из них показал в направлении леса.
Или «суперорудие».
Клару Морроу разбудил телефонный звонок. Полусонная, она пробормотала в трубку:
– Да?
– Ты слышала? – спросила Мирна.
– Что слышала? Звонок, который меня разбудил?
– Нет, что люди говорят. Давай встретимся в бистро.
– Постой, скажи, о чем речь?
– О суперорудии. Давай не задерживайся.
– Что ты сказала?
Но Мирна уже повесила трубку.
Клара приняла душ и быстро оделась, ее любопытство и воображение подпитывали друг друга. Но как бы ни разгулялось ее воображение, она и представить себе не могла, о чем услышит в бистро.
Изабель Лакост сидела на своей кровати в гостинице и думала о том, что она услышала. И что это значит.
Потом она коротко кивнула и отправилась в ванную принять душ и приготовиться к наступающему дню.
Она предчувствовала, что ей придется заплатить немалую цену.
Рут Зардо услышала осторожный стук в заднюю дверь дома.
Она находилась в кухне. На старой плитке стоял кофе, и она только что доела тост с вареньем.
Стук не испугал ее. Она его ждала. А вот Роза удивленно оторвалась от еды. Впрочем, у уток нередко бывает удивленный вид.
Рут открыла кухонную дверь, кивнула и отступила.
– Ты слышал, Клеман? – спросила она.
– Oui, – ответил месье Беливо. – Все хуже, чем мы опасались.
– Называется оно, конечно, «Проект „Вавилон“». А чего еще можно было ожидать?
– Откуда ты знаешь? – спросил пожилой владелец магазина у поэтессы, которая села за стол. – Никто этого не говорил.
– Прочитала кое в каких бумагах вчера вечером в доме Гамаша.
– Так это ты всем?..
– Рассказала? – спросила она. – Нет, конечно. Мы обещали друг другу, что будем молчать. И потом, мы ничего не знали. Ну почти ничего.
Месье Беливо посмотрел на нее, и она опустила глаза на белую пластиковую столешницу.
– Мы знали достаточно, Рут. Более чем достаточно.
– И с чего бы мне после стольких лет молчания начинать болтать?
– Чтобы отвести подозрения от месье Лепажа. – Клеман сделал паузу и добавил: – Чтобы его защитить.
– Зачем бы я стала это делать? Он мне даже не симпатичен.
– Совсем не обязательно кому-то симпатизировать, чтобы его защищать. Ты думаешь, это сделал он? – спросил месье Беливо.
– Думаю ли я, что Ал Лепаж убил собственного сына? – спросила Рут. – Это было бы ужасно. Но иногда ужасы случаются, верно, Клеман?
– Oui.
Месье Беливо немного помолчал, глядя через кухонную дверь на свежевскопанный прямоугольник земли во дворе. Рут проследила за его взглядом.
– Пьеса Флеминга, – пояснила Рут. – «Она сидела и плакала». Конечно, аллюзия на псалом.
– Вавилон, – кивнул он. – Ты ее закопала?
– Пыталась, но пришел Арман и попросил отдать ему.
– И ты отдала? – Никогда еще месье Беливо не был настолько близок к гневной вспышке.
– У меня не оставалось выбора. Он знал, что рукопись у меня.
Клеман Беливо кивнул и снова посмотрел на черную дыру в ярко-зеленой траве. Мертвое среди живого.
– Он знает?
Рут покачала головой:
– И я ему не скажу. Я сдержу слово.
Хотя Рут знала, что именно из-за слов они и попали в беду.
– «Проект „Вавилон“», – вполголоса произнес месье Беливо. – «Вот час настал, и тьма накрыла свет».