Обед начался с яблочного супа с пастернаком, приправленного маслом, настоянным на грецком орехе.

– Рецептом со мной поделился Оливье, – сказала Рейн-Мари, выключая свет в кухне.

Она зажгла свечи; не столько для того, чтобы создать романтическую атмосферу для нее и Армана, Изабель, Жана Ги и молодого Коэна, сколько ради спокойствия, которое наступало в полутьме чайных свечей и маленьких мерцающих огоньков. Если разговор шел на тему грубую, то пусть хоть атмосфера будет мягкой.

Они пришли на обед в дом Гамашей и продолжили разговор, начатый в оперативном штабе.

– В доме Антуанетты обнаружились какие-нибудь свидетельства того, что ее дядюшка работал с Джеральдом Буллом? – спросил Арман.

– Ничего, – ответил Жан Ги. – Там даже нет никаких свидетельств того, что у нее был дядюшка. Nada. Ни фотографии, ни открытки. Никаких частных бумаг. Если бы мы не узнали, что Гийом Кутюр был дядюшкой Антуанетты и когда-то жил там, то по содержимому дома мы бы никогда об этом не догадались.

Гамаш проглотил две ложки супа. Суп имел спокойный, простецкий и чуть сладковатый вкус.

– Великолепно, – сказал Арман, посмотрев на Рейн-Мари, хотя мысли его витали где-то далеко.

– Некоторые люди не испытывают тоски по прошлому, – заметила Лакост. – У меня отец такой. Не хранит ни писем, ни бумаг.

– Может быть, Антуанетта хотела, чтобы дом стал только ее домом, – предположил Жан Ги. – Господь свидетель, она была довольно эгоцентричной особой. Вещи дядюшки могли не устраивать ее в обретенном поместье.

– Вообще ни одной фотографии? – спросила Рейн-Мари. – Они, вероятно, были близки, если он завещал ей дом. А она не оставила в нем вещей дядюшки? Похоже на зачистку.

Арман согласился с Рейн-Мари. Это напоминало чистку более глубокую, чем требуется человеку, который просто хочет устроить свое гнездышко.

– Может быть, этим и занимался убийца, – сказала Изабель. – Хотел уничтожить все следы связей между доктором Кутюром и Джеральдом Буллом.

Гамаш вспомнил свой сегодняшний разговор с Мэри Фрейзер. И досье КСРБ, которое она пыталась спрятать от него. Но зачем прятать досье на Джеральда Булла? Любой счел бы естественным наличие у КСРБ такого досье.

Она пыталась скрыть имя на папке, потому что оно удивило бы Гамаша. И Гамаш теперь догадывался, чье имя там было. Он ошибался. Мэри Фрейзер держала в руках досье не Джеральда Булла, а Гийома Кутюра.

– Скорее уж убийца искал что-то такое, что, по его мнению, доктор Кутюр мог держать у себя дома, – возразил Бовуар.

– Чертежи «Проекта „Вавилон“», – предположила Лакост. – Не поэтому ли убили Антуанетту? Убили за то, о существовании чего она даже не подозревала?

– Но зачем Гийому Кутюру хранить у себя чертежи? – спросил Бовуар. – Не думаю, чтобы Джеральд Булл мог их кому-то доверить.

– Может быть, доктор Кутюр похитил их у Булла, – сказала, размышляя вслух, Лакост.

– Ну хорошо, пусть он их похитил. И что? – спросил Бовуар. – Он просто прятал их у себя дома? Почему не продать, если они такие ценные?

– Наверное, он таким образом пытался предотвратить создание еще одной пушки, – сказал Коэн.

– Тогда почему их просто не уничтожить? – спросил Бовуар. – Зачем их хранить?

– Мы не уверены, что он их хранил, – напомнила Лакост. – Мы почти не сомневаемся, что он их не продал, ведь больше не было изготовлено ни одной пушки. Но он вполне мог их уничтожить. Мы не знаем, и убийца тоже не знал.

– Однако из этого вытекает, что убийца знал о связи между дядюшкой Антуанетты и Джеральдом Буллом, – заметила Рейн-Мари. – Почему же он не начал искать чертежи раньше? Почему именно сейчас?

– Потому что сейчас обнаружилась пушка, – ответила Лакост. – Вот вам катализатор. Прежде чертежи ничего не стоили. Но когда нашли рабочую модель…

– Чертежи стали бесценны, – закончила мысль Рейн-Мари. – Я понимаю.

– Есть еще одна вероятность, – сказал Гамаш. – У Джеральда Булла могло и не быть никаких чертежей.

Все уставились на него. От супа они перешли к макаронам фетучини с жаренной на открытом огне семгой, приправленной укропом и яблоком.

– Квартиру Булла в Брюсселе несколько раз обыскивали перед его смертью и ничего не нашли, – продолжил Гамаш. – После его убийства поиски продолжались, но чертежи «Проекта „Вавилон“» так никогда и не всплыли. И тогда решили, что Булл, предчувствуя близкий конец, уничтожил их. Но что, если чертежей не нашли, потому что их у него просто не было?

– Потому что он отдал их доктору Кутюру, – сказала Лакост.

– Или потому, что Кутюр их похитил, – сказал Бовуар.

– Или потому, – сказал Гамаш, – что у доктора Булла вообще никогда не было чертежей.

– Вы считаете, что Булл служил витриной проекта, а настоящим гением был доктор Кутюр? – спросила Лакост.

– Я не исключаю, что у доктора Булла не было чертежей, потому что он их не чертил, – сказал Гамаш. – Фотография все еще у тебя, Адам?

Агент Коэн вскочил и несколько секунд спустя вернулся с фотографией, положил ее на кухонный стол, и все склонились над ней.

– Вам не нужно больше света? – спросила Рейн-Мари.

– Нет, этого достаточно, – ответил ее муж.

Свечи и в самом деле оказывали успокоительное действие.

– Я думаю, они могли быть идеальной командой, – сказал Гамаш, разглядывая фотографию. – Булл – общительный, яркий. Доктор Кутюр – человек более спокойный, ученый-холостяк. Преданный работе.

– А его работа – «Проект „Вавилон“», – добавил Бовуар.

– Судя по тому, что ты накопал, – обратился Гамаш к Коэну, – доктор Кутюр начал работать с Джеральдом Буллом в Университете Макгилла на проекте СИП.

– Верно. Но потом финансирование Стратосферного исследовательского проекта урезали, – сказал Коэн. – И доктор Булл ушел из Макгилла.

– Чем он занялся? – спросил Гамаш.

– Создал Корпорацию космических исследований.

– А ККИ фактически разрабатывала дальнобойные артиллерийские орудия, что в конечном счете вылилось в «Проект „Вавилон“», – сказала Лакост. – К тому времени ККИ была частной компанией, которую возглавлял Булл.

– Джеральд Булл стал торговцем оружием, – сказал Гамаш. – Но, судя по всему, не конструктором оружия.

– Вот вам и объяснение, почему «Проект „Вавилон“» был реализован здесь, – произнес Бовуар. – Здесь жил Гийом Кутюр.

– Он собирал орудие близ своего дома, – сказала Лакост. – Тут, вдали от всех, он мог наблюдать за ходом работ. В глуши квебекского леса, где ни иранцы, ни израильтяне, ни наши спецслужбы и не подумали бы искать. Несуществующая пушка в несуществующей деревне.

– Последнее место на земле, где стали бы искать, – кивнул Бовуар. – Три Сосны.

– И никто не догадывался, что творцом «Проекта „Вавилон“» был не Джеральд Булл? – спросил Коэн.

– А кто бы стал подозревать? – ответила вопросом старший инспектор Лакост. – Да и кого это волновало? Он ведь поставлял то, что ему заказывали.

– А когда его убили, Кутюр испугался, – сказал Бовуар. – Он спрятал чертежи. А может, даже уничтожил их. Занялся выращиванием томатов и перца, попытался забыть о пушке в лесу.

– А пушка стояла под камуфляжной сеткой, – сказал Гамаш. – Обнаружить ее было трудно. Спусковой механизм он удалил. Кто еще, кроме создателя, мог это сделать? В доме Антуанетты его не нашли?

– Нет. Хотя, если честно, мы его и не искали, – ответил Бовуар. – Мы вернемся и посмотрим еще.

– Если он там был, то убийца, вероятно, его забрал, – сказал Гамаш. – Но проверить стоит.

– Я усилю охрану пушки, – сказала Лакост и направилась к телефону в кабинете.

Внезапно вспыхнул верхний свет, и Арман увидел, что Рейн-Мари стоит у выключателя. Через миг она вернулась к столу.

– Ну вот, убили атмосферу, – пожаловался Жан Ги.

– Я хотела получше рассмотреть фотографию, – объяснила она, склоняясь над снимком.

– Вы кого-то узнаете, мадам Гамаш? – спросил Адам Коэн.

– Нет, люди мне незнакомы. А вот место… Арман?

Трое мужчин в зернистом увеличении стояли у начала очень длинного туннеля, уходящего вниз. Стены казались металлическими, из потолка и боковин торчали металлические стержни. На потолке были закреплены громадные прожектора.

– Не думаю, что это туннель, – сказала она. – По-моему, они стоят у вершины длинного цилиндра.

– Может быть, пушечного жерла, – сказал Гамаш.

– Если это пушка, то уж очень большая.

– Ну и что? У нас тут есть одна очень большая пушка, – напомнил он.

– Сомневаюсь, что это пушка, – сказал Бовуар, наклоняясь над плечом мадам Гамаш. – Это больше походит на лестничную клетку.

– Или эскалатор, – сказал Арман.

И в самом деле, фотография казалась странно знакомой. Спуск в метро? Аэропорт? Да что угодно.

– Ужасно знакомо, – пробормотала Рейн-Мари.

– Может, мы говорим о пустяках, – сказал Гамаш. – Фотография явно снята много лет назад.

– А что случится, если выяснится, что была создана еще одна такая пушка? – спросила Рейн-Мари.

Гамаш немного подумал, открыл рот, но слов не нашел. Не нашел тех успокаивающих слов, которых ждала она. Слов, которые говорятся при горящих свечах. И к ужасу Рейн-Мари, он просто закрыл рот и посмотрел на нее.

– Ты думаешь, убийца нашел чертежи? – тихо спросила она.

– Не знаю, – ответил Гамаш. – Мэри Фрейзер обвинила меня в том, что я не понимаю, насколько опасен мир торговцев оружием. И она права. Сомневаюсь, что вещи, с которыми мы сталкивались до сих пор, могут сравниться с этим. Масштабы убийств, с которыми они имеют дело, невозможно представить. Они создают и разжигают войны, они поощряют геноцид. Ради прибылей. А какие прибыли! Они исчисляются миллиардами. А чьи-то жизни – да они ничего не стоят, ерунда.

Он говорил обыденным тоном, что только усиливало ужас сказанного.

– Думаю, мы должны исходить из худшего сценария, – сказал Жан Ги. – Будем считать, что чертежи найдены.

Обед вскоре закончился. Темы для разговора были исчерпаны. Договорились с Габри о номере для Адама Коэна, а Жан Ги переехал в дом Гамашей. Молодой человек явно испытал облегчение, узнав, что ему не нужно возвращаться в Монреаль.

Когда Лакост и Коэн ушли, а посуда была вымыта, Арман пошел выгулять Анри.

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросил Жан Ги.

В дружеском молчании они втроем обошли деревенский луг, потом сделали еще один круг. Вечер был ясный и прохладный, дыхание образовывало облачка в воздухе. Небо заполнилось звездами, лунные тени трех сосен протянулись по всему лугу и уткнулись в бистро.

Они видели профессора Розенблатта, в одиночестве сидящего за столом. Гамаш остановился, задумался. И понял, что время пришло.

– Холодно, – сказал он Жану Ги. – Неплохо бы согреться.

– Я думал о том же, patron.

Минуту спустя они стояли у столика профессора.

– Bonsoir, – сказал Арман.

– Привет, – ответил профессор, поднимая голову и улыбаясь.

Арман вытащил из кармана фотографию и положил ее на столик, потом медленно пододвинул к Майклу Розенблатту.

– Я бы хотел получить ответ на мой вопрос прямо сейчас, s’il vous plait. Был ли Джеральд Булл создателем суперорудия? Или его сконструировал кто-то другой? Более умный?

Он увидел, как улыбающиеся губы застыли. Смешливые морщинки исчезли. Улыбка сошла с лица профессора.