– Да, я знала, – проговорила Рут.

– И месье Беливо тоже знал, – сказал Гамаш. – Вот почему он приходил к вам в такую рань – думал, его никто не увидит.

– Он хороший человек, Арман, – сказала Рут остерегающим голосом. – Может, слишком хороший.

– Он явно хорош по части хранения тайн.

– Послушайте, никто из нас не знал, чем они там заняты, в лесу.

– Но, вероятно, подозревали.

– Что они строят там самую крупную пусковую установку по эту сторону реки Иордан? Даже я не настолько сумасшедшая. Кому такое могло прийти в голову?

– А что вам приходило в голову? – спросил он.

Она тяжело выдохнула, но не произнесла ни слова.

Гамаш поднялся и пошел прочь.

– Эй, дурной, ты куда?

Он шел не останавливаясь.

– Тупица, – позвала она.

Он не повернулся.

– Арман?

Но она опоздала. Увидела, как распахнулась сетчатая дверь магазина, услышала ее скрежет по порогу. Потом такой же скрежет, когда дверь захлопнулась.

И знакомый скрип петель.

Скрип. Скрежет.

Рут взяла Розу на руки, прижала утку к груди. Встала и повернулась к двери. А та снова открылась – скрип, скрежет, – и два человека направились к Рут.

– Извини, Клеман, я не хотела…

Месье Беливо поднял руку и улыбнулся:

– Ничего страшного, Рут. Мы должны были сказать раньше. Время пришло.

Они сели. Месье Беливо по одну сторону от нее, Арман по другую. Уставились перед собой, словно в ожидании автобуса.

– Точную дату я не помню, – начал месье Беливо без понукания Гамаша. – Даже года не могу назвать. А ты, Рут?

– Я только помню, что стояла весна. Вероятно, где-то в начале восьмидесятых. Я работала над первым сборником стихов.

– Начало восьмидесятых? Так давно? – переспросил Гамаш.

Владелец магазина кивнул:

– Да, пожалуй. Мы играли в бридж в доме Рут. Гийом Кутюр сказал, что богатый англичанин хочет построить дом в лесу за Тремя Соснами.

– И что вы подумали?

– Ничего не подумали, – ответила Рут. – Что нам было думать? Что ты думаешь, если тебе говорят, что кто-то хочет построить дом в лесу?

– Я, пожалуй, подумал бы, пусть бы они не слишком шумели, – сказал Арман. – Конечно, поэтому-то доктор Кутюр и сказал вам о предполагающихся работах. Чтобы объяснить шум и появление незнакомых людей. И никто не заметил, что в лес завозят не печки и не кухонные раковины?

– Да мы и внимания не обращали, – сказала Рут. – Работали они где-то там. – Она махнула рукой в сторону леса. – В худшем случае мы слышали шум каких-то механизмов, но если кто-то строит дом, то шум – дело естественное.

Гамашу это казалось невероятным, необъяснимым. Невозможным. Как они могли не заметить, что у самой деревни в лес завозят огромную пусковую установку? Но Гамаш помнил слова профессора Розенблатта. Джеральд Булл заказывал детали разным заводам, расположенным в разных концах света. Окончательное изделие имело огромные размеры, но каждая отдельная деталь, вероятно, была вполне транспортабельна. Завозились они не все сразу и собирались на месте.

– А вы видели когда-нибудь того богатого англичанина? – спросил Арман.

– Один раз, – ответил месье Беливо. – В магазине хозтоваров.

– Там теперь бистро, – сказала Рут. – А раньше был хозяйственный магазин.

– Он представился, – продолжил месье Беливо. – В магазин он заявился не один. С ним пришел его прораб. Мне показалось странноватым, что дом в лесу, пусть и большой, требует прораба. Но потом мы решили, что это каприз богатого англичанина. Они интересовались, нет ли где поблизости художников. – Месье Беливо посмотрел несчастным взглядом. – Я отправил их к Рут.

– К Рут? Почему?

– Запаниковал.

– Запаниковали? – переспросил Гамаш. – С чего вдруг?

Клеман Беливо посмотрел на свои большие руки и принялся стирать с них несуществующие пятна.

– Было в них что-то такое, – сказал он, глядя на руки. – Что-то необычное. Если не смотреть долго и внимательно, то они вроде ничем не отличались от обычных людей.

Он поднял с травы яблоко. Умелым движением разломил на две половинки и одну предложил Арману.

Снаружи яблоко было чистым и влажным. Идеальным. Но внутри скрывалась темная, подгнившая мякоть.

– В моей профессии через некоторое время научаешься видеть гниль внутри, – сказал пожилой владелец магазина. – Даже если снаружи все в порядке.

Арман взял половинку яблока, закинул руку и зашвырнул его далеко-далеко, насколько хватило сил.

– Просто мне захотелось от них избавиться, – сказал месье Беливо, бросив свою половинку яблока и проследив, как она, подпрыгнув несколько раз в траве, застыла на берегу пруда. Потом он посмотрел на Рут. – Я после этого всю жизнь жалел, что отправил их к тебе.

Рут похлопала его по руке:

– Ты хороший парень, Клеман. И всегда таким будешь.

– И чего они хотели? – спросил Арман.

– Они хотели заказать картину, – ответила Рут. – Я сказала им, что пишу стихи, и попыталась выпроводить. Но они не ушли, пока я не дала им адрес художника.

– Ивлин Лепаж, – кивнул Гамаш.

– Иви? – переспросила Рут. – Нет, она тогда была совсем ребенком. Я назвала им Ала Лепажа.

Гамаш на мгновение закрыл глаза. «Конечно же, – подумал он. – Иви тут ни при чем».

– Откуда вы знали, что он художник? – спросил Гамаш. – Разве он не музыкант?

– Ну, художник не художник, но он немного рисовал. Возьми конверт его альбома – там его рисунки.

– Лепаж знал, что там строят? – спросил Арман.

– А как он мог не знать? – удивилась Рут. – Ты что думаешь, он вслепую работал? Может, он и думал, что рисует лошадку, но получилось чудище Апокалипсиса.

– Вы цитировали «Второе пришествие» Йейтса, – сказал Гамаш, делая вид, что не услышал ее. – Откуда вы знали, что Джеральду Буллу нужно изображение Вавилонской блудницы? Он вам говорил?

Рут отрицательно покачала головой:

– Другой сказал.

Гамаш наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Потом его осенило.

– Прораб!

– Oui, – подтвердил месье Беливо.

– После нашего первого разговора прораб вернулся, – сказала Рут. – Он попросил меня написать пару поэтических строк на сюжет Апокалипсиса. Он и процитировал Йейтса.

– «И что за чудище, дождавшись часа…» – сказал Гамаш.

– «Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме?» – закончил месье Беливо.

– Я сказала ему, пусть сопроводит картинку Лепажа стихами Йейтса, – сказала Рут. – Мне лучше не написать. Но он ответил, им нужно что-нибудь новое. Что-нибудь подсказанное образом именно Вавилонской блудницы.

– И у вас возникло искушение? – спросил Гамаш. Он не собирался спрашивать, вопрос был не к месту, но его одолело любопытство. – Образ довольно мощный.

– Образ омерзительный, – ответила Рут. – Им много веков травили женщин, его использовали как повод для процессов, пыток и костров. Так что нет, искушения у меня не возникло. Возникло отвращение.

– И вы по-прежнему думали, что они строят дом? – спросил он.

– Вкусы бывают разные. Некоторые любят цветочки пастелью, другие – демонические образы. Я им не судья.

Даже месье Беливо вскинул брови, услышав такое заявление.

– Клары и Питера тогда в Трех Соснах не было, но когда Джеральд Булл спросил про художника, почему вы не порекомендовали ему Джейн Нил? Она жила в деревне. – Арман показал на маленький каменный дом рядом с Клариным. – Она была художницей. Наверняка не отказалась бы от работы.

– Джейн свое искусство берегла, – сказала Рут, поворачиваясь к нему. Приглашая его возразить.

Но возражать Арман не стал. Он сидел и ждал. Продолжения.

– Рут, – произнес месье Беливо, – мы должны рассказать все.

– Я не хотела втягивать Джейн в это.

– Почему? – спросил Арман. – Почему предложили Ала Лепажа, человека, который вам не нравился? Почему дали работу ему, а не ближайшей подруге?

Отчаяние охватило Рут, она казалась загнанной в угол, и Арман хотел бы ей помочь, но не знал как, разве что словами:

– Правду, Рут. Скажите мне правду.

– Он, конечно, казался совершенно нормальным, – сказала она. – Так оно всегда и бывает, верно? Но нормальным он не был. Он был как яблоко Клемана.

– Джеральд Булл?

Рут отрицательно покачала головой.

– Ал Лепаж?

– Нет.

Гамаш задумался. Кто еще?

Он перевел взгляд с Рут на месье Беливо.

– Прораб, – сказал Арман.

– Oui, – подтвердил Клеман Беливо. – Невысокий такой, маленький. В компании Джеральда Булла совсем незаметный. Но если на него посмотреть, приглядеться внимательно, то вы видели, чувствовали. Что-то с ним было не так. Внутри.

Месье Беливо вздохнул. Тяжело вздохнул. Одна мысль о том человеке камнем давила ему на грудь.

– Я отправил их к Рут. – Он накрыл своей большой рукой ее маленькую. – Испугался и хотел поскорее от них избавиться. От него. – Он сжал руку Рут. – Никогда не прощу себе своей трусости.

– Но кто он был? – спросил Гамаш.

– Ты его знаешь, – сказала Рут.

Гамаш задумался, губы его слабо двигались, пока он безмолвно произносил возможные имена. Наконец он покачал головой:

– Я не знаю, кого вы имеете в виду.

– Третьего человека с той фотографии, – подсказала Рут.

– Какой фотографии?

– Той, которую ты мне показывал. С Джеральдом Буллом и Гийомом.

– С этой? – Он достал из нагрудного кармана и развернул копию старой черно-белой фотографии, снятой в Атомиуме в Брюсселе.

Увидел ухмыляющегося, чуть ли не фиглярствующего Гийома Кутюра. Молчаливого Джеральда Булла.

И еще одного человека. С головой, наклоненной и повернутой от объектива.

– «Встречу я твой взгляд и замру, обездвиженная и онемевшая, – сказала Рут. – А земля под ногами расколется, и рухнут небеса».

Гамаш посмотрел на нее.

– Я написала это после его ухода. – Она показала на фотографию. – Когда выпроводила их. Я поступила, как и ты, Клеман. Отдала им Ала Лепажа в надежде, что они возьмут его и отстанут от меня. Я готова была на что угодно, лишь бы избавиться от него. Они ушли, а потом прораб вернулся. Один. Он постучал в дверь, и вот тогда-то он и попросил меня написать несколько строк о Вавилонской блуднице. Я сказала ему, что не смогу. Сказала, что никакая я не поэтесса. Что я сама себя обманываю, называясь поэтессой.

Ее руки задрожали, и месье Беливо взял одну в свои ладони, а Гамаш – другую.

– Когда он ушел, я отправилась в церковь, – сказала она, глядя на маленькую деревянную часовню. – Я молилась, чтобы он больше никогда не появлялся. Сидела там и плакала от стыда. За то, что сделала. Потом написала эти слова, сидя там на скамье, и после этого десять лет ничего не писала.

Гамаш посмотрел на черно-белую фотографию. И ему показалось, что третий человек на миг вскинул голову. И посмотрел ему в глаза.

«Встречу я твой взгляд и замру, обездвиженная и онемевшая».

Кровь отхлынула от его лица, руки похолодели, – Арман Гамаш узнал его.

«А земля под ногами расколется, и рухнут небеса».

– Это Джон Флеминг, – сказал он вполголоса.

– Да, – подтвердила Рут, и ее холодная рука сжалась на его ладони. – Чудище, дождавшееся часа.