Паксу снова показалось, что он слышит голос своего мальчика. Он навострил уши в сторону лагеря. И тут ветер переменился и принёс Паксу все запахи.

Люди, больные войной, их пот, и порох, и соляровое масло, и обугленные поля.

И запахи двух его людей.

Он помчался назад, на гребень холма.

Он увидел, как его мальчик поднял что-то с земли. Палку, но не палку. Что-то меховое, неживое.

Вверх по склону поплыл запах беды: свежий и острый — от его мальчика, застарелый и напряжённый — от отца его мальчика. Это был не только запах Питера. Это был запах людей.

Его мальчик поднял то неживое над головой и выкрикнул что-то сердитое. А потом крикнул громко:

— Пакс!

И Пакс залаял.