Глава 1

Стоило Сейру Вудлингу пропустить несколько стаканчиков виски, как в глазах у него начинало двоиться. К сожалению он не мог определить заранее, когда наступит этот неприятный момент. Иначе он предупреждал бы бармена в клубе “Рок-Сити”, чтобы тот не обслуживал его, скажем, после девятой порции. Возникновение двойного зрения зависело от многих обстоятельств. Иногда оно появлялось лишь после того, как бармен в пятнадцатый раз наполнял его стакан. О том, что у него в глазах двоится, Сейр узнавал, увидев двух пожилых тучных мужчин, уставившихся на него из зеркала за стойкой бара. И каждый из этих совершенно одинаковых толстяков, с одинаковыми сигарами во рту и стаканами в руках, был Сейром Вудлингом. Закрыв один глаз, он мог стереть с зеркала одного близнеца, но второй Сейр Вудлинг, теперь одноглазый, все так же смотрел на него.

Потом он поворачивался к Эдди, бармену клуба.

— Мой тебе совет, Эдвард, — обычно говорил он, — не увлекайся спиртным. Я рассказывал тебе, что в колледже меня считали самым красивым парнем курса?

На мгновение он закрывал оба глаза и с надеждой открывал их вновь. Из зеркала его разглядывали те же два толстых близнеца, с сигарами меж дряблых губ, темными мешками под налитыми кровью глазами, глубокими морщинами, тяжелыми челюстями над когда-то квадратными подбородками.

С появлением близнецов Сейр Вудлинг уходил из клуба. Он их не выносил.

Его дальнейший маршрут не отличался разнообразием. Он садился в машину и через холм Кобба ехал в центральную часть города. Винные магазины обычно уже закрывались, но “Бар и Грилль” Тимоти работал до двух часов ночи, и Тимоти всегда продавал Сейру Вудлингу бутылку пшеничного виски. Положив ее в пакет из плотной бумаги, Тимоти громко объявлял, если у стойки кто-то был: “Сырой гамбургер и пакет молока”. Иногда, в особо хорошем расположении духа, он говорил: “Лягушачьи ножки и горячий шоколад”. Если в баре никого не было, следовало простое: “Ваши сердечные капли, судья”. В матовом, чтобы отражение разноцветных лампочек красивой люстры не мешало работать, стекле за стойкой бара Тимоти близнецы никогда не появлялись. И душа Сейра немного успокаивалась.

Отъезд из клуба позволял избавиться от близнецов, но оставались другие проблемы, связанные с раздвоением зрения. И действия Сейра Вудлинга за рулем старого “бьюика” могли бы стать предметом обстоятельного научного исследования. Для него шоссе разделяли две белые полосы, а приближающаяся машина имела четыре фары. Закрыв левый глаз, Сейр мог убрать две фары и одну разделительную линию, но та, что оставалась, резко прыгала вправо. Если вместо левого он закрывал правый глаз, линия мгновенно смещалась влево.

Особую трудность представлял полуторамильный подъем на холм Кобба. Где-то на полпути пальцы в цилиндрах “бьюика” начинали постукивать, и Сейру приходилось переключать передачу. Водители машин, идущих навстречу, зачастую не обращали внимания на знак ограничения скорости на вершине холма, и Сейр ехал с крепко закрытым левым глазом, зная, что при этом разделительная линия уходит вправо и он наверняка не выедет на встречную полосу движения. Столкнись он с кем-нибудь из этих лихачей, ни от него, ни от развалюхи “бьюика” не осталось бы и мокрого места.

Вот и в ту октябрьскую пятницу зеркальные близнецы вышибли Сейра Вудлинга из клуба “Рок-Сити” и отправили в дальний путь к бару Тимоти. Одолев треть подъема на холм Кобба, он заметил впереди четыре фары. Сейр тут же закрыл левый глаз и, в соответствии со смещением разделительной линии, подал машину вправо. Тут же угрожающе застучали пальцы цилиндров “бьюика”, и Сейр опустил руку на переключатель скоростей, чтобы перейти на вторую передачу. Но почему-то не нашел рукоятку переключателя. Сейр выругался и открыл оба глаза, чтобы отыскать ее в полутьме. Найдя рукоятку, он включил вторую передачу и поднял голову. Четыре фары приблизились почти вплотную. Сейр тут же закрыл один глаз, левый. Белая линия прыгнула вправо. Как бы не угодить в кювет, подумал он и резко крутанул руль налево.

Слишком поздно Сейр понял, что и так находился далеко от обочины. Фары встречной машины оказались перед ним, взвыл автомобильный гудок. Изо всех сил Сейр налег на руль, выворачивая его вправо. Скрипя тормозами, машина пронеслась мимо, и Сейру показалось, что он слышал женский крик. С закрытым правым глазом он уставился в зеркало заднего обзора. Фонари машины метнулись поперек дороги. Ее несло прямо на ограждение. Фонари как бы взлетели вверх, донесся звук резкого удара, вспыхнуло пламя.

По спине Сейра текли струйки пота. Никто не ехал навстречу, никто не догонял сзади.

В голове у него мгновенно прояснилось. Помоги он пострадавшим, и все узнают, что авария произошла по его вине. Приедет полиция и, несмотря на дружбу с лейтенантом Хоганом, сразу выяснит, что он пьян. Хоган не сможет защитить его, будет слишком много свидетелей. И у него обязательно отберут права.

Сейр Вудлинг решительно нажал на педаль газа, и старичок “бьюик” пополз на холм, подальше от затихающих криков.

 

Глава 2

С закрытым правым глазом Сейр Вудлинг забрался на холм Кобба и, перейдя на четвертую передачу, по более пологому склону быстро спустился в город. На главной улице Рок-Сити он сбросил скорость и остановился у тротуара, примерно в квартале от бара Тимоти. Он наклонился вперед, чтобы вынуть ключ зажигания, и только тут понял, что его руки накрепко впились в руль, будто срослись с ним. С большим трудом ему удалось разжать пальцы.

Несмотря на бодрящий холодок октябрьской ночи, Сейр взмок от пота, пока добрался до бара. Он уже полностью протрезвел, а потрясение, вызванное происшедшей на его глазах аварией, вернуло ему нормальное зрение. Неуклюжей походкой, столь знакомой жителям Рок-Сити, волоча ноги, он подошел к бару, спустился по двум ступенькам, ведущим к двери, и вошел в зал. Лишь два человека, мужчина и женщина, сидели в одной из дальних кабинок. Тимоти, костлявый, лысый, всегда улыбающийся ирландец, протирал стаканы.

— Привет, ваша честь! — весело поздоровался он.

— Добрый вечер, Тимоти, — ответил Сейр и удивился естественности своего голоса.

— Вам как обычно? — спросил Тимоти.

Сейр покосился на кабинку.

— Да, сырой гамбургер и пакет молока. Но сначала, Тимоти, налей мне двойное виски со льдом.

— С удовольствием, ваша честь, — улыбнулся Тимоти.

Смогли они выбраться из кабины до того, как огонь добрался до них, гадал Сейр? Он вынул из кармана брюк грязный носовой платок и вытер шею и лицо.

— Жарковато у тебя, Тимоти, — сказал он, взяв стакан с виски.

— По мне нормально, — ответил ирландец.

— Может, у меня подскочило давление, — Сейру удалось хмыкнуть. — Город сегодня словно вымер.

— Почти все уехали на карнавал в Латроп, — пояснил Тимоти. — Они разыграли по лотерее пару автомобилей. Вчера и позавчера. Лучше б я закрыл бар и тоже поехал туда, — он кивнул в сторону сидящих в кабинке и, понизив голос, добавил: — За целый час два пива и пакетик хрустящей картошки.

— Будь любезен, повтори то же самое, Тимоти.

— Как вам будет угодно. Вы редко доставляете нам такую радость, судья.

— Не могу допустить, чтобы за весь вечер ты ничего не заработал. Добавь, пожалуйста, горькой настойки. Что-то у меня заболел живот.

Сейр только пригубил второй стакан, как с главной улицы донесся вой сирены. Мимо окон бара в сторону холма Кобба пронеслась патрульная машина. И тут же зазвонил телефон. Тимоти снял трубку.

— Да... где? Буду через десять минут, — он положил трубку и обернулся. — Извините, судья... и вы тоже, в кабинке. Должен закрыть бар. Я — третий запасной водитель машины “Скорой помощи”, а двое первых уехали в Латроп на карнавал. На холме Кобба авария.

— Я там только что проезжал, — сказал Сейр, всматриваясь в стоящий перед ним стакан. — И ничего не заметил.

Тимоти позвал жену, чтобы та закрыла двери, не стал брать платы с посетителей, так как, по существу, выгонял их, выбежал на улицу и помчался к гаражу пожарной команды, где стояла машина “Скорой помощи”.

Сейр допил виски, поклонился миссис Тимоти и вышел из бара.

В глазах у него уже не двоилось, если не считать воспоминания о двойных задних фонарях поперек дороги. Его рубашка еще не просохла от пота, но руки и ноги внезапно похолодели.

Сейру хотелось уехать отсюда, уехать домой, куда угодно. Но он не мог не последовать за Тимоти на холм Кобба. Иначе его поведение вызвало бы кривотолки. Тимоти вспомнил бы, что сказал ему об аварии. И он должен принять все меры, чтобы ни у кого не зародилось ни малейшего подозрения.

Все шестьдесят четыре прожитых года, казалось, навалились на Сейра, когда он садился в “бьюик”. Мимо пронеслась машина “Скорой помощи”, с включенной красной мигалкой на крыше, с ревущей сиреной. Сейр завел мотор, развернулся и медленно поехал следом.

С вершины холма он увидел зажженные фары полдюжины автомобилей, стоящих на обочине. Меж ними мерцала красная мигалка машины “Скорой помощи”. Сейр остановил “бьюик” ярдах в тридцати. Разбитый автомобиль напоминал обгорелый скелет, кто-то неумело поливал его пеной из огнетушителя.

— Не останавливайтесь! — услышал Сейр чей-то крик. — Проезжайте!

К нему бежал Гейвигэн, молодой полицейский. Сейр неторопливо вылез из кабины.

— О, это вы, судья.

— Привет, Пит. Что случилось?

— Тяжелое дело, — Гейвигэн привык к авариям, но случившееся потрясло и его. — Четверо старшеклассников. Две пары. Трое сгорели в машине. Спастись они не могли. Одну девушку от удара вышвырнуло через лобовое стекло. Шарон Джейгер. Вы ее знаете, не так ли, судья?

Сейр облизал пересохшие губы.

— Да. Дочь Эда Джейгера. Она сильно ушиблась?

— Во всяком случае, не сгорела, — ответил Гейвигэн. — Сейчас без сознания. Доктор Паттон уже едет сюда.

Сейр оперся о столб дорожного ограждения.

— Этот костоправ! — буркнул он.

Его беспокоил какой-то неприятный едкий запах, природу которого он никак не мог определить.

Подбежал Тимоти. Белым, как мел, лицом он напоминал клоуна.

— Неужели мы не можем увезти ее, Пит? О господи, нельзя же оставлять ее там.

— Паттон должен подъехать с минуты на минуту, — ответил Гейвигэн. — Я говорил с ним по телефону. Он запретил прикасаться к ней.

Из-за поворота у подножия холма показались автомобильные фары, и вскоре, скрипнув тормозами, машина остановилась на другой стороне шоссе. Рыжеволосый мужчина в очках с золотой оправой, с черным чемоданчиком в руке бросился к Гейвигэну.

— Где они? — спросил доктор Дэвид Паттон.

— Трое превратились в пепел, — ответил полицейский. — А девушка вон там, на траве.

Доктор Паттон направился к обочине, но толстый живот Сейра Вудлинга преградил ему путь.

— Сукин ты сын! — тихо, чуть запинаясь, сказал Сейр.

Глаза Паттона превратились в щелочки.

— Паршивый ты сукин сын, — повторил судья.

Паттон повернулся к Гейвигэну. Его голос дрожал от ярости.

— Уберите этого пьяницу! — и пошел к неподвижному телу Шарон Джейгер.

— Спокойнее, судья, — пальцы Гейвигэна сомкнулись на руке Сейра. — Я представляю, что вы сейчас чувствуете, но вы не должны ему мешать.

— Неужели, Пит? Ты представляешь, что я чувствую? — прохрипел судья.

— Конечно, судья, конечно. Послушайте, вы пропустили несколько стаканчиков, да? А теперь посидите тут, в сторонке. Когда все уляжется, я попрошу кого-нибудь отвезти вас домой.

— Я доберусь сам, благодарю, Питер, — голос Сейра звучал ровнее, но тяжелое дыхание указывало на то, что он еще не успокоился.

— Я бы не хотел, чтобы вас задержали за управление автомобилем в пьяном виде, — ответил Гейвигэн. — Патрульные машины из Вудбриджа, Латропа и других городов ищут этого парня по всем дорогам. Люди нервничают. Возможно, вам не удастся легко отделаться, судья.

— Какого парня? — спросил Сейр.

— Того, что вынудил их свернуть с проезжей части.

— А откуда ты знаешь, что они врезались в ограждение по чьей-то вине?

— Когда я приехал, девушка была в сознании, — пояснил Гейвигэн. — Она сказала, что какая-то машина ехала прямо на них и свернула в самый последний момент. И даже не остановилась. Водитель смылся, оставив их умирать.

— Надо повесить этого мерзавца! — пробормотал Сейр.

— Для него это слишком легкая смерть, — проворчал Гейвигэн. — Присядьте, судья. Вас отвезут домой.

— Спасибо, спасибо, Питер.

Он опустился на рельс ограждения. В свете затухающих языков пламени Сейр видел доктора Паттона, склонившегося над Шарон Джейгер. Потом доктор дал знак Тимоти принести носилки. Девушку понесли к машине “Скорой помощи”. Паттон шел рядом. Когда его спрашивали, выживет ли она, доктор лишь неопределенно пожимал плечами.

Сейр насупился, стараясь определить, откуда же взялся этот странный запах. И наконец понял, в чем дело. Пахло горевшим мясом. Сейр наклонился вперед. Его вырвало.

 

Глава 3

На холме Кобба Сейр Вудлинг второй раз стал причиной смерти. Почти тридцать пять лет он жил с тенью убитой им женщины. Бессонными ночами он слышал, как старуха кричит ему: “Убийца!” Крик доносился только до его ушей. В Рок-Сити тот случай не расценивали, как убийство. Лишь Элтон Грейвс придерживался иного мнения. Большинство же жалело Сейра. А старожилы даже прощали ему многолетнее пьянство.

— Так и не оправился от удара, увидев ее мертвой, — говорили они.

Сейр больше не женился, подтвердив в глазах публики свою преданность Френсис.

Он не любил ее. Ненавидел. И поэтому его не оставляло чувство вины. А теперь к этому добавились вид задних фонарей автомобиля, метнувшихся поперек дороги, девичий вскрик, запах сгоревшей плоти.

Семьи Вудлингов и Сейров жили в Рок-Сити еще в 1740 году, когда он получил статус города. Томас Вудлинг во время войны за независимость был адвокатом, членом первой законодательной ассамблеи штата. Потомки Томаса пошли по его стопам. Один из Вудлингов стал губернатором, другой — конгрессменом, третий — членом Верховного суда. Отец Сейра, Винсент Вудлинг, также адвокат, остался в маленьком, но процветающем городке. Он улаживал различные юридические проблемы богачей, консультировал корпорации. А вскоре женился на Эмили Сейр, дочери богатого лесопромышленника. В нравственном ли отношении, социальном или финансовом — это была образцовая семья.

Эмили Вудлинг родила только одного ребенка. Сейр стал последним в длинной череде Вудлингов, и многое зависело от его будущего, его женитьбы, его потомков. Не хотелось и думать, что род Вудлингов перестанет существовать.

Сейр, родившийся в 1896 году, рос красивым мальчиком. Им гордился отец, восхищалась мать. Со временем и сам Сейр стал смотреть на себя ее глазами.

Сейр еще учился не дуть в штаны, а родители уже предопределили его жизнь на долгие годы. Академия Рок-Сити, колледж в столице штата, юридический факультет Колумбийского университета. А затем работа в конторе отца, над которой к тому времени появится новая вывеска “Винсент Вудлинг и сын”.

Если не считать перерыва, вызванного первой мировой войной, с которой Сейр вернулся молодым капитаном пехоты и без единой царапины, все шло согласно плану. В Академии Рок-Сити Сейр был капитаном футбольной команды, в колледже его имя упоминали среди лучших полузащитников студенческого чемпионата. Колледж он окончил вполне пристойно, его называли первым красавцем курса и пророчили блестящее будущее. Ростом шесть футов два дюйма, подтянутый, широкоплечий, с хорошими манерами, короче, мамаши самых знатных невест Рок-Сити не могли и мечтать о лучшем женихе.

Благодаря заботам отца, Сейр никогда не испытывал недостатка в деньгах, кое-что тайком перепадало ему и от Эмили. Нельзя сказать, что Винсент баловал сына, но хотел, чтобы никто и никогда не принимал отпрыска Вудлингов за бедняка. Дети богачей учились и в колледже, и в Колумбийском университете. Винсент старался, чтобы его сын не уступал им ни в чем.

Роскошную жизнь Сейр воспринимал с добродушной улыбкой. Он никогда не задирал носа, ни с кем не ссорился, и многие помнили его щедрость и сочувствие по отношению к менее удачливым.

Сейр неплохо учился и на юридическом факультете. Не отличаясь особым прилежанием, он обладал гибким умом, четко излагал свои мысли и хорошо запоминал прочитанное. Поэтому экзаменов он не боялся, хотя потом быстро все забывал. Приезжая домой на каникулы, Сейр обычно слышал от отца два вопроса: “Учишься нормально?” и “Тебе что-нибудь нужно?” Эмили Вудлинг грезила о том, каково быть женой такого красавчика, как ее сын.

До второго курса университета у Сейра не было секретов от родителей, и они думали, что у него открытая душа. Причина, однако, заключалась в том, что скрывать было нечего, во всяком случае, до встречи с Люси Тэннер.

В 1920 году вошли в моду ночные клубы. Сейр еще в армии узнал, что такое вино, и даже его отец, придерживающийся самых строгих правил, не одобрял “сухого закона”. В Рок-Сити не считали зазорным пропустить рюмку-другую, не говоря уже о Нью-Йорке. Правда, спиртное стоило очень дорого, но щедрая помощь родителей позволяла Сейру посещать самые роскошные заведения.

Однако Сейр мог бы удивить старика Винсента, поделившись с ним своей, пожалуй, единственной тайной. В двадцать четыре года, два из которых он провел на военной службе за океаном, Сейр Вудлинг еще ни разу, как бы выразился его отец, “не познал женщину”. Не раз у него возникала возможность исправить это упущение, но в самый критический момент ближайшее будущее представлялось ему несколько комичным и даже пошлым. Последнее исходило от Эмили, его матери. Время от времени она поучала Сейра, говоря, что он будет стократ вознагражден счастливой полнокровной жизнью, если устоит перед искушением и, следовательно, придет “чистым душой и телом” к женщине, которую полюбит и захочет назвать своей женой. К тому же он хорошо запомнил армейские лекции по гигиене, предупреждавшие о широком распространении венерических заболеваний. Смущали его и разговоры отца. Винсент Вудлинг утверждал, что запас семенной жидкости ограничен, и, растратив его в разгульной жизни, можно остаться без наследника.

Главное же заключалось в том, что все эти годы Сейр прожил без малейших потрясений и кровь ни разу не заиграла в его жилах. Современные психоаналитики, возможно, нашли бы причину в его взаимоотношениях с матерью, но ни она, ни Сейр не имели об этом ни малейшего представления, да и не было в те времена психоаналитиков, которые могли бы запугать их до смерти. И для простоты скажем, что Сейр не испытал естественного влечения мужчины к женщине.

А потом он встретил Люси Тэннер, и с треском лопнула пуповина, о существовании которой он даже не подозревал.

Пышная рыжеволосая Люси работала в ночном клубе, хозяйка которого, по существу, была содержательницей публичного дома — “мадам”, а Люси Тэннер — одной из ее “девочек”.

В тот вечер Сейр с двумя сокурсниками собирался на эстрадный концерт. Давно забылось, почему его друзьям в самый последний момент пришлось изменить свои планы. Каким-то образом у Сейра оказался пригласительный билет в “Джоллити-клаб”, самое популярное из ночных увеселительных заведений Бродвея и слишком дорогое для большинства студентов. Но не для Сейра. Предоставленный самому себе, он решил посетить это изысканное логово беззакония.

“Джоллити-клаб” показался Сейру более роскошным, чем другие клубы. Кругом красный бархат, громкая музыка, что указывало на хорошие отношения с полицией, и двойные цены.

Официант, подозрительно косясь на Сейра, отвел его к маленькому угловому столику. Цены “Джоллити” были не по карману многим молодым людям. Сейр заказал коктейль и положил на стол двадцатидолларовый банкнот. Официант сразу успокоился.

Тут же к столу Сейра подошла Люси Тэннер. Она лишь выполняла порученную работу — выкачать из посетителя как можно больше.

— Привет, Одинокий, — сказала она.

Сейр поднял голову. Ее фигура приковывала взгляд, а вырез вечернего платья открывал гораздо больше, чем могли позволить себе самые решительные женщины Рок-Сити. Несмотря на улыбку, светло-голубые глаза Люси оставались холодными, а в голосе слышалась горькая насмешка.

— Мне будет приятно, если вы позволите предложить вам что-нибудь выпить, — ответил Сейр.

— Если ты этого не сделаешь, — с той же насмешкой продолжала Люси, — я уйду. Мне платят за то, чтобы я уговаривала таких, как ты, угощать меня.

Сейру понравилась откровенность Люси. Он не догадывался, что она лишь выполняла указания Мардж, хозяйки клуба. “Можете развлекаться как угодно, — поучала она, — но только с пользой для заведения”. И “девочки” не скрывали, что их главная задача — облегчить кошельки посетителей клуба.

Люси села за столик Сейра. Впервые в жизни он почувствовал сухость во рту, чуть быстрее забилось сердце... лишь от одного взгляда на женщину.

— Меня зовут Сейр Вудлинг, — представился он. В ночных клубах, подобных “Джоллити”, посетители обычно называли себя вымышленными именами. Сейр даже не подумал об этом.

Люси подозвала официанта. Тот принес бледно-розовый напиток. Если б Люси спросили, она бы ответила, что заказала сливовую настойку. На самом деле ей принесли гранатовый сироп с водой, по два доллара за бокал!

— Попробую отгадать, кто ты такой, — сказала Люси. — Студент, получивший из дома нежданный перевод, — она взглянула на двадцатидолларовый банкнот. — Хватит нам на пять бокалов каждому.

— Учусь в Колумбийском университете, — пояснил Сейр. — На юриста. И это не последние мои деньги, — он похлопал по бумажнику во внутреннем кармане пиджака.

— О, о, — улыбнулась Люси, — да ты у нас кутила!

Прежде чем Сейр успел ответить, какой-то мужчина лет пятидесяти, очень пьяный, наклонился над столом, не отрывая от Люси веселых, налитых кровью глаз.

— Я надеялся, что увижу тебя, крошка, — проворковал он. — Я договорюсь с Мардж, хорошо?

Люси пожала плечами.

Мужчина похлопал ее по руке и нетвердой походкой отправился на поиски Мардж.

— Счастливо оставаться, Одинокий, — Люси встала. — Мистер Смит, должна сказать тебе, здесь не меньше сорока мистеров Смитов, сегодня позаботится обо мне.

Сейр облизал губы.

— А не могли бы мы пойти куда-нибудь вдвоем?

Холодные голубые глаза пристально смотрели на Сейра.

— Боюсь, для тебя это будет дороговато, Одинокий. Чтобы я пошла с тобой, в потную ладошку Мардж надо положить сотню зелененьких.

— Я должен отдать их вам или ей? — спросил Сейр.

С профессиональной точки зрения Люси вполне устраивала такая замена. В мистере Смите не было ничего привлекательного. Она взяла деньги и исчезла. Пять минут спустя они стояли на тротуаре у дверей “Джоллити”.

— Полагаю, мы не можем пойти в твое общежитие, — сухо заметила Люси.

— Ваше появление там произвело бы неизгладимое впечатление, — ответил Сейр.

— Тогда поедем ко мне.

Сейр подозвал такси. Сел рядом с Люси. Она сказала шоферу адрес и откинулась на сиденье. Сейр робко коснулся ее руки.

Он все еще не знал имени своей спутницы.

Дальнейшее происходило по заведенному распорядку. Когда они поднялись к Люси, она спросила, не хочет ли Сейр чего-нибудь выпить. Тот согласно кивнул. Она напомнила, что по правилам “Джоллити” ему придется заплатить за целую бутылку. Сейр не возражал.

Ей потребовалось довольно много времени на приготовление напитков, но когда она вернулась, под почти прозрачным пеньюаром не было ничего, кроме ее тела.

Они выпили. Сейр рассказывал о Рок-Сити и его жителях. Люси смотрела на него с все возрастающим изумлением. Если не считать легкого прикосновения в такси, он ничем не проявил своих желаний. Наконец она не выдержала.

— Что ты все смотришь на меня? Ты хочешь, чтобы я сняла все остальное или что?

Когда Сейр ответил, его голос немного дрожал.

— Я не так наивен, как вам может показаться. Я знаю, в чем заключается ваша работа, и что вы готовы сделать за сто долларов. Мне трудно объяснить вам, Люси, но... в общем, мне этого не надо. Мы обнимем друг друга, но лишь когда вы захотите этого так же, как и я. Я согласен ждать. Но, разумеется, я не собираюсь отказываться от встреч с вами. Не могли бы мы... не могли бы мы вместе пообедать и провести вдвоем завтрашний вечер?

Она смотрела на него, как на идиота.

— Это будет стоить тебе еще сотню, — внезапно осипшим голосом ответила Люси.

— Об этом можете не беспокоиться, — кивнул Сейр.

Вот так Сейр Вудлинг влюбился в женщину, продающую любовь. Три недели они встречались каждый день. Сейру это обошлось в сумму, на которую другие живут целый год. И ни разу он не прикоснулся к Люси.

А однажды вечером эта холодная падшая женщина, разрыдавшись, бросилась в объятья Сейра. Она не смогла устоять перед слабеньким, едва мерцающим огоньком надежды на возвращение с самого дна. И на рассвете Сейр, захваченный бушующими в нем чувствами, нежно прижал к себе Люси Тэннер и попросил ее стать его женой.

Он понимал, какие препятствия встанут на его пути. Отец и мать воспримут его выбор в штыки. Отец может лишить его финансовой помощи. Возможно, ему придется уехать из Рок-Сити. Но его не пугали никакие трудности. Первый и единственный раз в жизни Сейр решился на доброе дело. Он заботился не только о собственном благополучии, но, в большей степени, о счастье Люси.

В то утро и Люси немного любила Сейра, потому что он протянул руку, чтобы вернуть ее в мир живых людей, о чем она уже и не мечтала.

В общежитие Сейр вернулся к завтраку. Его ждали несколько записок с просьбой позвонить в Рок-Сити и телеграмма:

“ПРИЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЕННО. МАМА ТЯЖЕЛО БОЛЬНА. ОТЕЦ”.

— Болезнь Эмили непонятна и загадочна, — говорил Винсент сыну по пути от станции до большого дома на улице Вязов. — Она заболела внезапно и теперь лежит при смерти. Доктор Уотерс считает, что ей не хочется жить. Если б мы могли хоть чем-нибудь поддержать ее!

Проезжая по Рок-Сити, Сейр заметил, что город кажется ему не таким близким, как всегда. Раньше, возвращаясь из столицы штата или из Нью-Йорка, он ощущал, что является плоть от плоти этого города. Тут жили друзья, соседи, семьи, многие поколения которых росли бок о бок. Проходя по улице, он вряд ли насчитал бы десяток незнакомых лиц. От станции до дома человек пятьдесят приветственно махнули бы ему рукой. Он приезжал домой.

Но сегодня Сейр видел все в ином свете. Мир стал не таким, как раньше. Рок-Сити казался враждебным, и он знал, в чем причина такой перемены. Приветственные улыбки уступят место неодобрительному покачиванию головой, как только в городе узнают о Люси Тэннер. Общественное мнение Рок-Сити никогда не примирится с Люси.

Эмили лежала на большой кровати с пологом, бледная, хрупкая, почти прозрачная. Появление сына она встретила слабой улыбкой.

Последующая сцена могла бы украсить любой роман девятнадцатого века. Сейр сидел на постели матери, держа ее за руку. Голова Сейра шла кругом. Слова Эмили с трудом доходили до него.

— Единственное, о чем я мечтала, о чем молилась, Сейр... увидеть твою свадьбу, начало твоей семейной жизни, — голос Эмили не оставлял сомнений в том, что она уже приготовилась к встрече с создателем. Сейр не сразу понял, чего от него добиваются. Лишь когда Эмили забылась в полусне и они с отцом спустились вниз, Винсент внес полную ясность.

— Как тебе хорошо известно, твоя мать и я всегда надеялись, что придет день, когда ты и Френсис Эндрюс станете мужем и женой. Я знаю, что до ухаживаний дело еще не дошло, но вы дружите с детства, нравитесь друг другу, наши семьи также связывают добрые отношения. Я уверен, что ваше бракосочетание возродит в Эмили желание жить.

Сейр пробормотал, что это невозможно. Он должен закончить учебу.

— Ты можешь перевестись из Колумбийского университета в университет нашего штата. И каждый день ездить на занятия из дому, — голос Винсента дрогнул. — Я чувствую, что этим ты спасешь Эмили.

Сейр не нашел в себе сил объясниться с отцом начистоту. Он не мог сказать, что влюблен в профессиональную проститутку, что сделал ей предложение и она согласилась выйти за него замуж. Он мог бы сказать об этом, если б Винсент приехал в Нью-Йорк. Но в Рок-Сити, на улице Вязов, рядом с умирающей матерью, такое казалось немыслимым.

Сейр повидался с доктором Уотерсом, который со всей серьезностью заверил его, что свадьба может вдохнуть в Эмили новую жизнь.

Мнение Френсис Эндрюс никого не интересовало. Сейр решил, что сможет выпутаться из брачных уз после того, как мать выздоровеет... или не выздоровеет. Тогда он преспокойно разведется. Сейр согласился жениться на Френсис, и буквально через час невеста и ее отец появились в доме на улице Вязов. Сейру даже не пришлось ехать к ней. Она приехала сама. И покорно кивнула.

Специальное разрешение они могли получить не раньше чем через двадцать четыре часа после подачи заявления. Доктор Уотерс обещал, что Эмили доживет до следующего дня. Сейр сказал отцу, что ему необходимо лететь в Нью-Йорк, чтобы уладить кое-какие дела.

В ночь перед бракосочетанием с Френсис Эндрюс он рыдал рядом с Люси Тэннер, превратившейся в айсберг от сознания того, что она теряет не столько Сейра, сколько свободу.

На следующий день Сейр и Френсис Эндрюс соединились в браке. Если б не болезнь матери, Сейр никогда бы не обратил внимания на эту скромную миловидную девушку.

Учитывая слабое здоровье Эмили, в свадебное путешествие молодые не поехали. Поселились они в доме Вудлингов на улице Вязов, с умирающей Эмили и Винсентом, необычайно довольным собой.

Состояние Эмили чудесным образом изменилось к лучшему. Не прошло и недели после бракосочетания, как она вновь была на ногах.

Сейр жил, как в тумане, не замечая никаких несообразностей. Однажды вечером он пошел в клуб “Рок-Сити”, чтобы спокойно напиться. Оказалось, что не ему одному пришла в голову такая счастливая мысль. Молодой человек по имени Элтон Грейвс, бывший кавалер Френсис, уже успел нализаться до чертиков. И потерял всякое благоразумие.

— Здорово, простачок, — приветствовал он Сейра. — Я никогда не был о тебе высокого мнения, Вудлинг, но не ожидал, что тебе смогут продать “Бруклинский мост”.

Сейр добродушно улыбнулся.

— Продать что? — переспросил он.

— Эх, дружище! — воскликнул мистер Грейвс. — Неужели ты думаешь, что Френсис пошла за тебя по доброй воле?

— По-моему, да, — ответил Сейр. — Напрасно ты петушишься.

— Ты всегда покупаешь своих женщин? — спросил мистер Грейвс. Он понятия не имел, что означает этот вопрос для Сейра.

— Мне кажется, будет лучше, если ты заткнешься, — прорычал Сейр.

— Ты хочешь сказать, что действительно попался на уловку своего старика? — не унимался Грейвс. — Мой отец посоветовал ему нанять частного детектива после того, как увидел тебя в Нью-Йорке с той потаскушкой.

— Детектива?

— Конечно. Он следил за тобой, а потом выложил Винсенту всю правду, — Грейвс расхохотался. — Неужели ты думаешь, что твоя мамаша и вправду заболела? А Френсис вышла за тебя только потому, что хотела спасти своего отца.

Сейр оперся о стойку бара, все поплыло у него перед глазами.

— Ее отца?

— Банкротство! Бесчестие! Твой старик согласился вытащить его из долговой ямы при условии, что тот отдаст тебе Френсис. Ты же заметил, как быстро поправилась твоя мамаша, не так ли? Эх ты, простачок.

Сейр швырнул в мистера Грейвса кувшин для воды. Ему наложили одиннадцать швов, а Винсент заплатил круглую сумму, чтобы замять скандал и не доводить дело до суда.

Сейр вернулся домой совершенно трезвый, дрожа от холодной ярости, и прямиком направился к Френсис. Она сидела перед туалетным столиком, готовясь ко сну. Сейр смотрел на ее отражение в зеркале.

— Ты вышла за меня замуж, чтобы спасти отца от банкротства? — спросил он.

Френсис опустила глаза. Воспитанная девушка, она во всем подчинялась родителям, но ее мучила совесть.

— Я буду тебе хорошей женой, Сейр, можешь не сомневаться. Прошу тебя, дай мне немного времени.

— Значит, это правда?

Френсис медленно кивнула.

— Узнав, что ты хочешь жениться на мне, я почувствовала, что смогу дать тебе счастье. Я уверена, все будет хорошо. Вот увидишь.

Сейр глубоко вздохнул.

— Я ничего от тебя не хотел, — процедил он. — И теперь ты мне не нужна.

До самой смерти жены Сейр не переступал порога ее спальни. Френсис умерла четыре года спустя. Внешне их отношения оставались в рамках приличий, внутри была пустота.

Винсент Вудлинг скончался от инсульта на первом году этого мрачного фарса. Френсис, должно быть, думала о том, чтобы покинуть Сейра, развестись с ним, пока не узнала, что векселя отца находятся у Винсента. Они приковали ее к Сейру. Старые Вудлинги не хотели и слышать о разводе. После смерти Винсента векселя перешли к Эмили.

Сейр хотел было развестись. Но роскошь дома на улице Вязов и хорошая должность, полученная благодаря связям отца, быстро подавили это не слишком сильное желание.

Так они и жили, Сейр и Френсис, под тенью Эмили. Презираемая сыном, ненавидимая загнанной в клетку невесткой, она по-прежнему оставалась главой семьи.

Как-то вечером, возвращаясь с работы, Сейр увидел на стенде около аптеки большую афишу. В ней сообщалось, что гастролирующая труппа даст в местном театре три постановки. Пьеса “Секрет лорда Торрингтона” имела “шумный успех в Лондоне”. Главную роль исполняла звезда Бродвея и многих фильмов. ЛЮСИ ТЭННЕР.

Сейр застыл, глядя на афишу, внезапно во рту у него пересохло, вновь, как прежде, учащенно забилось сердце. Люси! Здесь, в Рок-Сити. Люси! Люси!

Сейр пошел домой. В холле ему встретилась миссис Бронсон, их горничная и кухарка.

— Ужин через десять минут, — объявила она.

— Я не буду ужинать дома, — ответил Сейр.

Миссис Бронсон поджала губы. В такой семье слуги не могли не брать чью-то сторону. Миссис Бронсон симпатизировала Френсис.

Сейр отвернулся от кухарки и оказался лицом к лицу с женой. Френсис, высокая, стройная, стояла в дверях библиотеки. Как повелось, к шести вечера она выпивала не меньше четырех “мартини”.

— Ты не останешься на ужин? — спросила она.

— Нет.

— Я не хочу, чтобы ты уходил!

— У меня деловое свидание, — привычно солгал Сейр.

— Знаю я, что это за свидание! Афиши расклеены по всему городу. Ты идешь к ней!

Брови Сейра удивленно поползли вверх. Он не рассказывал Френсис о Люси. Не потому, что щадил нервы жены. Он хотел, чтобы память о Люси принадлежала только ему. Кто мог ей сказать? Эмили, чтобы еще раз уколоть ее? Или мистер Элтон Грейвс?

— Не говори глупостей.

Френсис быстро подошла к нему, ее пальцы сжали руки Сейра.

— Я ни о чем не просила тебя с той... с того вечера. Не делай этого, Сейр! Не превращай меня в посмешище! Мне наплевать, как ты относишься ко мне дома, Сейр, но, кроме положения в обществе, у меня ничего не осталось в этом ужасном мире!

— Жаль, что твои друзья не видели тебя после нескольких “мартини”.

Френсис упала на колени, обхватив его ноги.

— Пожалуйста, Сейр! Умоляю тебя! Не ходи к ней... Только не здесь, не в Рок-Сити.

— Извини, — Сейр оторвал от себя ее руки.

— Прошу тебя! — прокричала вслед Френсис.

Выходя из дома, он с треском захлопнул дверь.

Пьеса “Секрет лорда Торрингтона” не выдерживала никакой критики, да и актеры играли ужасно. Несмотря на заверения афиш, мисс Люси Тэннер наверняка не выступала на Бродвее и не снималась в Голливуде. От Сейра потребовалась немалая сила воли, чтобы досидеть до конца. Только ли от недостатка мастерства Люси казалась такой холодной и бесчувственной? И... неужели она могла так состариться всего за четыре года?

Сейр подождал, пока разойдутся недовольные зрители, и прошел за кулисы. Его пропустили без звука. В Рок-Сити Сейра уважали.

— Довольно паршивая постановка, мистер Вудлинг, — сказал привратник.

Сейр протянул ему сигару, но ничего не ответил. Дорогу он нашел без труда. Еще школьником он участвовал в любительских спектаклях. Подойдя к двери, он постучал. Голос Люси, грубый и нетерпеливый, предложил ему войти.

Люси повернулась к нему. Она еще не успела стереть с лица кольдкрем, которым удаляла грим. Сидела она в грязном халате, Сейра поразила блеклость ее кожи. Ему показалось, что она не узнала его, но тут же на губах Люси появилась горькая улыбка.

— Уж не Одинокий ли пожаловал ко мне? — сказала она.

— Привет, Люси.

Она стерла с лица остатки кольдкрема.

— Ты видел спектакль?

— Да.

Она засмеялась.

— Наверное, зрители восприняли этот вечер, как наказание. Я — паршивая актриса, не так ли?

— Это не имеет значения.

— Для меня это важно!

— Я подумал, что мы могли бы провести этот вечер вместе.

Холодные глаза Люси оценивающе оглядели Сейра.

— Теперь я примадонна, и вечер обойдется тебе дороже, чем в первый раз. Как насчет двухсот долларов?

Сейр чуть не согнулся пополам от острой боли в животе. Ледяной пот выступил у него на лбу.

— Я... боюсь, для меня это дороговато.

Люси расхохоталась.

— Ну, я рад нашей новой встрече и... удачи тебе.

Пошатываясь, он вышел на улицу. Клуб “Рок-Сити” находился лишь в квартале от театра. В своем шкафчике Сейр держал там пару галлонов контрабандного джина. Забрав джин, он вернулся к театру, где стоял его автомобиль. И поехал за город. Боль в животе усиливалась с каждой минутой.

Ради Люси он хотел пожертвовать всем на свете, и вот оказывается, что она ему не нужна. Будто он выпрыгнул из самолета, дернул за кольцо парашюта, а тот не раскрылся.

Когда огни последних домов скрылись из виду, Сейр съехал с шоссе и принялся за джин.

Он вернулся в “Рок-Сити”, когда на востоке затеплилась заря, промерзнув до костей. С похмелья раскалывалась голова. Он выпил не меньше полгаллона. Но остался совершенно трезвым, если не считать бьющего в виски парового молота.

Около дома на улице Вязов стоял какой-то автомобиль. В окнах первого этажа и в спальне матери горел свет. Он узнал машину доктора Уотерса. Наконец-то, подумал Сейр, его мать действительно заболела.

Он вошел в холл. Миссис Бронсон сидела на нижней ступеньке широкой лестницы и плакала, уткнувшись в фартук. При виде Сейра слезы высохли, будто в глазах миссис Бронсон закрылся кран. Она встала.

— Убийца! — вырвался из нее яростный шепот.

Ничего не понимая, Сейр молча смотрел на нее. Из библиотеки появился доктор Уотерс. Галстук его съехал набок, в руке он держал стакан.

— Где тебя носило, Сейр? — спросил доктор.

— Ездил за город.

— Я позволил себе налить виски из твоих запасов, Сейр, — смутившись, добавил Уотерс.

— И правильно сделали. Что случилось? Неужели мать...

— С ней все в порядке. К сожалению, должен сказать тебе, что Френсис, по всей видимости, приняла большую дозу снотворного. Я приехал, как только мне позвонили, но уже ничем не смог ей помочь. Мне очень жаль.

— Убийца! — во всю мощь выкрикнула миссис Бронсон.

— Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, миссис Бронсон, — повернулся к ней доктор Уотерс. — К чему такие слова.

 

Глава 4

Молодой патрульный Гейвигэн, что усадил Сейра на рельс ограждения неподалеку от сгоревшего автомобиля, родился гораздо позже той ночи 1924 года, когда Френсис Вудлинг нашла выход из окружавшего ее ада. Но он знал, что Сейр овдовел много лет назад, что миссис Вудлинг трагически ушла из жизни. Кто-то сказал Гейвигэну, что она была алкоголичкой.

Для Гейвигэна Вудлинг представлялся незаурядной личностью. После смерти матери в середине тридцатых годов он жил один в старом доме на улице Вязов. Он был преуспевающим адвокатом и в конце концов стал судьей. Когда Гейвиген учился в школе, по городу ходили слухи о безумных ставках игроков в покер, собиравшихся в доме Сейра. В Рок-Сити судья Вудлинг пользовался большим влиянием, и из-за давней трагедии ему прощались многие выходки. Он пил больше, чем следовало, но приходил на работу трезвый как стеклышко. Оставшееся от отца наследство в значительной мере пошло прахом, когда в 1929 году лопнула Нью-Йоркская биржа. Однако адвокатская практика позволяла ему содержать дом и не отказывать себе в маленьких радостях. Он постоянно вносил деньги в различные благотворительные фонды. Особенно его интересовала спортивная программа для мальчиков. И все же Гейвигэну с трудом верилось, что старый джентльмен с толстым животом когда-то считался чуть ли не лучшим полузащитником студенческого футбола. Вот, говорил себе Гейвигэн, к чему приводит злоупотребление спиртным.

Небо разверзлось над головой судьи Вудлинга пять лет назад, когда Гейвигэн только поступил в полицию. Джошуа Винтерс, самый богатый человек Рок-Сити, назначил его попечителем своего наследства. В завещании Джошуа разделил принадлежащие ему миллионы совсем не так, как это сделало бы большинство его сограждан. Из родственников у него оставалась только Аннабелль Винтерс, дочь его единственного сына, с которым он порвал всякие отношения задолго до ее рождения. Когда за два или три года до начала второй мировой войны сын Джошуа и его жена погибли в авиационной катастрофе, Аннабелль едва исполнилось девять лет. Дедушка Винтерс еще ни разу не видел внучку. Тут, однако, старик слегка оттаял, вероятно, под давлением общественного мнения, и взял Аннабелль к себе. Позаботился о том, чтобы она получила лучшее образование. Но люди говорили, что ей так и не удалось преодолеть барьер, который Джошуа возвел перед сыном и всем, связанным с ним.

В двадцать два года Аннабелль влюбилась. Но не вышла замуж, потому что ее жениха отправили в Корею. Назад он уже не вернулся. И Аннабелль, высокая, красивая девушка, решила стать учительницей.

По завещанию Джошуа оставил Аннабелль сто тысяч долларов с разрешением пользоваться лишь процентами с основного капитала. Остальные деньги он отписал больнице Рок-Сити, оговорив, что они будут выдаваться по частям, через определенные промежутки времени.

В один из таких дней, указанных в завещании, возникла неожиданная помеха. Судья Вудлинг, доверенное лицо покойного, не смог передать больнице означенную сумму. Деньги, сказал он, вложены в акции, продавать которые в настоящий момент нецелесообразно.

Последовало расследование, проведенное по настоянию доктора Дэвида Паттона, члена административного совета больницы, и Аннабелль Винтерс. После смерти Джошуа ее избрали почетным председателем Фонда Джошуа Винтерса. От такого известия старик мог бы перевернуться в гробу. Гейвигэн не слишком пристально следил за расследованием, но после показаний Аннабелль и доктора Паттона Сейр Вудлинг оказался в трудном положении.

Видимо, окружной прокурор не нашел достаточных оснований для возбуждения уголовного дела, но губернатор снял Вудлинга с должности судьи, а коллегия адвокатов лишила его права заниматься адвокатской практикой.

Последующие пять лет Сейр детально объяснял всем и вся, что он невиновен в приписываемых ему проступках. Некоторые считали, что он обманом воспользовался чужими деньгами. Другие думали, что он просто оказался плохим финансистом. Для первых наказание представлялось смехотворно легким. Вторые жалели Сейра, похохатывали над его пьяными шутками, с грустью наблюдая, как приходит в упадок когда-то элегантный дом на улице Вязов, превращаясь в лачугу, будто сошедшую с карикатур Чарльза Адамса.

Некоторые молодые члены клуба “Рок-Сити” забавлялись с Сейром, как жестокие дети мучают раненое животное. Как бы невзначай в разговоре упоминались Аннабелль Винтерс или Дейв Паттон, и Сейр, как по команде, начинал изрыгать проклятия и угрозы отомстить. Ему покупали двойное виски. Чуть позже он уже всматривался в свое отражение в зеркале, закрыв один глаз, как чудовищная горгулья.

А потом Сейр уходил из клуба, залезал в старый “бьюик” и через холм Кобба ехал в бар Тимоти.

Рок-Сити спал, не подозревая о трагедии на холме Кобба. Жизнь в городке текла очень ровно, без нервного напряжения, свойственного гигантам вроде Нью-Йорка или Чикаго. Местные предприятия конкурировали с внешним миром, но не между собой. Возникали мелкие ссоры, как между Сейром и доктором Паттоном, велась борьба за небольшие привилегии: президентство в клубе ротарианцев, женском клубе, место в законодательном собрании штата. И в Рок-Сити жили богатые и бедные, но различие банковских счетов не мешало бедным обращаться к богатым по имени, и наоборот.

Во время войны за освобождение англичане сожгли Рок-Сити, но соседи помогли его жителям отстроить город. В 1955 году Рок-Сити сильно пострадал от ураганов, пронесшихся над Новой Англией, но соседи и друзья вновь восстановили разрушенное. Это был милый, спокойный, уютный городок, с неспешной жизнью, не слишком требовательный, со своими чудаками, поступки которых воспринимались как забавы несмышленых детей.

Рок-Сити спал, с чистой совестью, уверенный в безоблачном будущем, умиротворенный. И одновременно крупица его будущего гибла в белых горячих языках пламени, причиной которых стала пьяная небрежность одного из заботливо лелеемых городских чудаков.

Никто не смог отвезти Сейра домой. Поднявшись с рельса, он уже не решился сесть за руль. Гейвигэн предложил Сейру поехать с ним в полицейский участок. Он сказал, что отвезет старика на улицу Вязов после доклада лейтенанту Хогану.

Они с трудом нашли свободное место на стоянке у полицейского участка. Несмотря на поздний час, там собралась целая толпа. Двое мужчин, с сигаретами в руках, остановили Гейвигэна у дверей.

— Есть новости, Пит?

Гейвигэн покачал головой.

— Я не уезжал с места аварии. Новости могут быть только у лейтенанта.

Один из мужчин отбросил сигарету.

— Мой сын поехал на карнавал в Латроп, — сдавленным голосом проговорил он. — До сих пор не появился дома. Кто там был, Пит?

— Сгорела машина Эда Джейгера, — ответил Гейвигэн. — В живых осталась только его дочь.

— Что она говорит?

— Практически ничего. Кто-то вырулил на их полосу движения. Им пришлось свернуть, чтобы не столкнуться. А тот даже не остановился.

— Мерзавец! Проклятый мерзавец! — прорычал мужчина.

Сейр, казалось, пробудился от глубокого сна.

— Он должен радоваться, если его просто повесят, — пробормотал он.

— Хотел бы я добраться до него.

— Это все, что сказала Шарон. И еще, в машине их было четверо, — добавил Гейвигэн. — А теперь мне пора к лейтенанту.

В полицейском участке Сейра любили. Когда-то он заботился о том, чтобы местные ребятишки не испытывали недостатка в спортивном снаряжении. Лейтенант Пат Хоган был лучшим защитником в футбольной команде, которую Сейр тренировал двадцать лет назад.

Сейр и Гейвигэн прошли через комнату дежурного, где десять или двенадцать мужчин и женщин, хорошо знакомых Сейру, озабоченно ждали новостей.

Хоган, мрачнее тучи, разговаривал по телефону в своем кабинете.

— Мы не знаем, миссис Калберсон... Пока нам ничего не известно... Да... Конечно... Скоро мы все выясним... Если мы что-то услышим, плохое или хорошее, я сразу же позвоню вам.

Он положил трубку и, подняв голову, посмотрел на вошедших Сейра и Гейвигэна.

— Добрый вечер, судья, — сказал он. — Какой-то кошмар, — его кулак с силой опустился на стол. — Больше тридцати семей не знают, где находятся их дети. И тревожатся, не оказался ли кто-то из них в... ну, вы меня понимаете.

За соседним столом сидел сержант Джордж Телицки — темноволосый красавец лет тридцати, с резкими чертами лица, родившийся и выросший в Рок-Сити. В школе он не раз выигрывал спортивные соревнования, а от взгляда его черных глаз и сейчас трепетало не одно женское сердечко. Но чувствовались в Телицки какая-то надменность и жестокость, отчего в городе его не любили. Быть может, поэтому жители Рок-Сити предпочитали обращаться со своими жалобами к лейтенанту Хогану, а большинство самых неприятных дел перепадало Телицки.

— Когда я был ребенком, — сказал Телицки, не отрывая взгляда от лежащих перед ним бумаг, — я приходил домой вовремя. Иначе папаша задал бы мне хорошую трепку.

Сейр достал сигару из нагрудного кармана и отрезал кончик золотыми ножничками, подаренными ему родителями на окончание колледжа.

— Вы так и не узнали, кто был в машине? — спросил он.

— Эд Джейгер сказал, что его дочь поехала с Паулем Теллером. Его пока не нашли. Мы думаем, что он сидел за рулем. Ну и дела!

— А как насчет машины, выехавшей навстречу? — спросил Гейвигэн.

— Пока ничего, — ответил лейтенант.

— Девушка сказала, что кто-то выехал на их полосу движения и слишком поздно свернул назад, — заметил Гейвигэн. — Естественно, она видела только фары.

Сейр поднес к сигаре зажженную спичку.

— А как вы найдете его? — спросил он. — Машины же не столкнулись.

— Этого мы пока не знаем, — возразил Хоган.

— Все произошло очень быстро, — добавил Гейвигэн. — Да и девушка едва могла говорить.

— Мы его найдем, — сухо сказал Телицки.

Открылась дверь, и в кабинет вошел невзрачный мужчина, невысокий, хрупкого телосложения, с волосами песочного цвета, в очках с тяжелой роговой оправой.

— Я пришел сюда, чтобы удрать от собственного телефона, лейтенант, — его светло-серые глаза оглядели кабинет. — Привет, Сейр.

— Привет, Эвери, — кивнул Сейр. — Тяжелое дело!

— Тяжелое! Все гораздо хуже. Ничего нового, лейтенант?

Хоган покачал головой.

— Мы думаем, что один из погибших — Пауль Теллер. Кто остальные двое, пока не известно, мистер Хэтч.

— Док Паттон не знает, когда девушка сможет говорить, — добавил Телицки. — Возможно, через час-другой мы все выясним через родителей. А сейчас полиция всего округа ищет виновника аварии. И мы его найдем!

— Мне кажется, это совсем неважно, — пронзительным голосом воскликнул Хэтч. — На вашем месте, Хоган, я бы занялся настоящими преступниками, несущими ответственность за случившееся несчастье.

Трое полицейских и Сейр уставились на Хэтча, у которого от столь длинной тирады даже перехватило дыхание.

Эвери Хэтч учился с Сейром Вудлингом в одном классе, и в Академии Рок-Сити, и в колледже. Они родились в один год, но на этом сходство кончалось. Эвери, насколько помнилось Сейру, всегда был вялым, сухим и бесчувственным. Образование детей стало его профессией, и в шестьдесят четыре года он руководил школами всего округа. Меньше чем через год ему предстояло выйти на пенсию. Сейр никогда не задумывался о соответствии Эвери занимаемой должности. Раз в округе есть начальные и средние школы, кто-то должен координировать их деятельность. Так как Эвери не пил, не курил, не играл в карты и, насколько знал Сейр, не интересовался женщинами, у них никогда не было общих интересов. Несколько раз их избирали в один общественный комитет. Во время второй мировой войны Сейр подчинялся Эвери, как начальнику службы оповещения о воздушных налетах. Сейр не встречал большего зануды. И, если б ему пришлось перебрать всех знакомых, вряд ли кто пользовался у него меньшим уважением, чем Эвери Хэтч.

— Настоящими преступниками? — переспросил Хоган, будто желая убедиться, что не ослышался.

Эвери шумно вдохнул.

— Да, сэр. Настоящими преступниками. Теми, по чьей милости наша молодежь, пятнадцати-шестнадцатилетние подростки носятся по городу в быстрых автомобилях, не думая ни о чем, кроме секса. Ужасный, непоправимый вред наносится нашим детям и в конце концов приводит к трагедии, вроде той, что произошла на холме Кобба. А мы качаем головами и гадаем, как поймать какого-то водителя, оплошность которого привела к аварии. Бедняжка, сейчас он прячется где-нибудь, дрожа от страха. А настоящие преступники благочестиво восседают дома и пишут ханжеские письма с соболезнованиями! — голос Эвери сорвался на фальцет.

— О чем вы говорите, черт побери? — не выдержал Хоган.

— Сексуальное воспитание! Вот о чем я говорю, — прокричал Эвери. — Разве вы не знаете, Хоган, что наши пятнадцати— и шестнадцатилетние мальчики и девочки, обратите внимание, в смешанном классе, проходят в школе курс сексуального воспитания? Стоит ли удивляться, что, покинув классы, они пьют, усаживаются в автомобили и едут куда-нибудь, чтобы применить на практике то, чему учили в школе.

— Постойте, — нахмурился Хоган. — Если вы имеете в виду биологию, то моя дочь изучала этот предмет и полученные знания ничем ей не повредили.

— Биологию! — Эвери почти кричал. — Биологию! Говорю вам, это сексуальное воспитание. Их возбуждают. Рассказывают о том, что они должны узнавать только в семье. Подстрекают к невоздержанности. Им показывают фильмы, сексуальные фильмы! А учебники держат под замком, чтобы дети не взяли их домой и родители не узнали, что проходят на уроках. Подростков на холме Кобба убили те, кто ввел этот курс и...

— Подождите, — прервал его Хоган. — Если в курсе биологии есть какие-то недостатки, почему вы не запретили его? Вы же руководите всеми школами округа.

— Я поднимал этот вопрос на школьном совете. Я убеждал директора. Но мне осталось совсем немного до пенсии. Кто будет меня слушать?

— Кому же так нравится биология? — вкрадчиво спросил Телицки. Его черные глаза блестели, как пряжки башмаков.

— Я вам скажу! — Эвери буквально обезумел. — Директору, доктору Нортону. Его вина не так уж велика, но он робок и позволяет водить себя за нос. Доктору Паттону, медицинскому консультанту школы, Марку Свенсону, председателю школьного совета, старикашке с грязными мыслями, притворяющемуся, будто ему хочется идти в ногу со временем. Но хуже всех — преподаватель-воспитатель девушек.

— Аннабелль Винтерс? — в изумлении спросил Хоган.

— Аннабелль Винтерс! — взвизгнул Эвери. — Она предложила ввести биологию пять лет назад! Она уговорила Свенсона, Нортона и доктора Паттона! Она преподает в одном из классов. Эта высокомерная мисс Аннабелль Винтерс с ее так называемыми прогрессивными идеями о сексе — консультант попавшей в больницу девушки! Налогоплательщики Рок-Сити платят жалованье женщине, которая разлагает наших детей... и губит их!

— Это бред сумасшедшего, — покачал головой Хоган.

— Если вы верите в то, что говорите, мистер Хэтч, — тем же вкрадчивым голосом проворковал Телицки, — почему бы вам не подать официальную жалобу?

— Я и жалуюсь! — крикнул Эвери. — Я жалуюсь прямо здесь, в полицейском участке! Надо что-то сделать с Аннабелль Винтерс и теми, другими, чтобы они перестали убивать наших детей.

— Вот и хорошо, — кивнул Телицки. — Нарушение нравственных норм входит в сферу наших полномочий, не так ли, лейтенант?

— Это же биология! — сердито фыркнул Хоган. — Ее изучают по всей стране. И, насколько я помню, дочь говорила, что это факультативная дисциплина. Учащиеся не обязаны изучать биологию.

— Но они ее изучают! — ответил Эвери. — В этом возрасте подростков тянет к противоположному полу. Естественно, они включают биологию в список изучаемых предметов. Аннабелль Винтерс калечит наших детей. Людей сажают в тюрьму за гораздо меньшие прегрешения.

Сейр Вудлинг смотрел на кончик потухшей сигары. Аннабелль Винтерс и Дэвид Паттон! Имена доктора Нортона, директора школы, и Марка Свенсона, председателя совета просвещения, тут же забылись, будто и не упоминались в его присутствии. Аннабелль Винтерс и Дэвид Паттон, ханжи, загубившие остаток его жизни. Они, а не он, ответственны за трагедию на холме Кобба. Если бы не Аннабелль Винтерс и Дэвид Паттон, эти подростки не гоняли бы по холму Кобба после полуночи!

— Я думаю, в словах Эвери есть разумное зерно, — заметил Сейр. — Беднягам, попавшим сегодня в аварию, уже ничем не поможешь, но, если это симптом болезни, грозящей поразить город, мы все должны знать об этом. На твоем месте, Эвери, я бы подал официальную жалобу.

— И подам! Что я должен сделать? Покажите мне, где писать?

— Хватит! — рявкнул Хоган. — Не забывайте, что командую тут я!

— Как и любой гражданин, платящий налоги, Эвери имеет право подать жалобу, — заметил Сейр. — Исходя из того, что я услышал, ему есть, о чем писать.

— Перестаньте, судья, — Хоган раздраженно махнул рукой. — Мне начинает казаться, что вы и мистер Хэтч выжили из ума.

Но Эвери уже вошел в раж.

— Что я должен сделать? — повторил он.

Сержант Телицки сухо улыбнулся.

— Присядьте сюда, мистер Хэтч. Я вам помогу.

 

Глава 5

В пределах Рок-Сити проживало около пятнадцати тысяч человек. Почти все они спали, когда машина с подростками врезалась в ограждение на холме Кобба, и не подозревали о случившейся трагедии. В Рок-Сити выходила дневная газета, но подписчики получали очередной номер лишь после полудня. Тем не менее известие о смерти трех учащихся и критическом состоянии Шарон Джейгер, доставленной в больницу, распространилось, как степной пожар. И за завтраком большинство жителей уже знали о ночном происшествии.

Вскоре после того, как Эвери Хэтч подал официальную жалобу, выяснилось, кто погиб на холме Кобба. Многие из тех, кто также ездил на карнавал в Латроп, видели, как Шарон Джейгер садилась в машину с Паулем Теллером, Лайлой Каммингс и Джимми Оренго.

Их семьи не принадлежали к элите Рок-Сити. Эд Джейгер работал сторожем в школе, получая четыре с половиной тысячи долларов в год. Шарон была его единственной дочерью. Теллеры, Джордж и Мод, держали автозаправку и придорожную закусочную на шоссе 71. Френку Каммингсу принадлежала небольшая фирма грузовых перевозок. Отец Джимми Оренго был механиком в гараже Девери.

Но как сказала миссис Чарлетон Виллоби, общественная деятельница Рок-Сити, во время одного из нескольких десятков утренних телефонных разговоров: “Не имеет никакого значения, кто эти люди. Там мог оказаться ваш ребенок или мой”.

Сейр Вудлинг в это время спал. За ночь он совершенно вымотался, несмотря на то, что жалоба Эвери Хэтча вдохнула в него новые силы. Ложась в постель, он с наслаждением думал о том, что теперь-то Аннабелль Винтерс и Дэвид Паттон узнают, почем фунт лиха.

Обычно Сейр просыпался рано, но в то утро поднялся лишь в одиннадцатом часу. Побрившись, он спустился на кухню, поставил воду для кофе, достал из холодильника коробку яиц, и тут раздался телефонный звонок. Сняв трубку, Сейр услышал голос Гейвигэна. Молодой полицейский справился о здоровье Сейра и, убедившись, что тот чувствует себя прекрасно, сообщил имена погибших. Сейр шумно вздохнул.

— Представляю, как тяжело сейчас родителям, — сказал он.

— Я привез вашу машину с холма Кобба, судья, — продолжал Гейвигэн. — Я подумал, что вы, как всегда, пойдете завтракать в кафетерий, и отдал ключи Максу. Только что я проезжал мимо, увидел, что машина так и стоит там, и решил позвонить.

— Большое тебе спасибо, Питер, — ответил Сейр. — Я уже иду.

Он убрал яйца в холодильник, вышел из дома на улице Вязов и направился к кафетерию Макса. К счастью, среди родителей погибших не оказалось его близких друзей. Иначе ему было бы неловко смотреть им в глаза.

По пути Сейр заглянул в аптеку Лафферти, чтобы купить нью-йоркскую газету. Каждое утро для него оставляли “Таймс”. Лафферти поспешил ему навстречу.

— Вы слышали, что случилось с детьми, судья?

— Это ужасно, — печально покачал головой судья.

Лафферти поджал губы.

— Наконец-то мы сможем добраться до настоящих преступников. Вы знаете, как используются деньги налогоплательщиков, которые должны расходоваться на обучение наших детей?

— Хотелось бы думать, что да, — вежливо ответил Сейр.

— Возможно, вы согласитесь с нами, возможно, и нет, — ему очень хотелось продолжить разговор, но в аптеку кто-то вошел и попросил Лафферти заполнить рецепт. Сейр ушел, зажав под мышкой “Таймс”, улыбаясь про себя. Эвери, судя по всему, удалось потревожить осиное гнездо.

Старый “бьюик” стоял у тротуара рядом с кафетерием. Сейр бросил “Таймс” на переднее сиденье. Он понимал, что ему не придется почитать за завтраком. Макс всегда знал самые последние городские новости.

— Судья Вудлинг! — раздался женский голос.

Повернувшись, Сейр оказался лицом к лицу с мисс Генриеттой Колдуэлл, старой девой лет пятидесяти. Она работала учительницей с тех пор, как сама окончила школу. В последнее время она преподавала домоводство. Сейра всегда умиляло, что эта угловатая, с горбатым носом, сморщенным личиком, похожая на чучело женщина, к которой, возможно, за всю ее жизнь не прикоснулся мужчина, учила девочек, как создавать семейный уют.

Сейр галантно приподнял шляпу.

— Доброе утро, мисс Колдуэлл.

Мисс Колдуэлл вспотела, над ее верхней губой блестели маленькие прозрачные капельки.

— Не могли бы вы уделить мне одну или две минуты, судья Вудлинг?

— Я как раз собираюсь позавтракать в кафетерии, — ответил Сейр. — Буду рад, если вы составите мне компанию, мисс Колдуэлл, — и чуть не рассмеялся от ее застенчивой, как у юной девушки, улыбки.

— Я с удовольствием выпью чашечку кофе. Я тружусь, как вол, с семи утра.

Сейр открыл дверь в кафетерий, пропустил мисс Колдуэлл и прошел вслед за ней. Стоявший за стойкой Макс уже открыл рот, чтобы приветствовать судью обычной, достаточно непристойной шуткой, но увидел мисс Колдуэлл, и от изумления его глаза чуть не вылезли из орбит.

Сейр степенно проводил мисс Колдуэлл в одну из кабинок у дальней стены. Она села спиной к стойке, Сейр — напротив. Макс ухмыльнулся и, подняв руки, потер одним указательным пальцем о другой. “Ах, шалунишка, шалунишка”, — беззвучно шевельнулись его губы. Затем Макс вышел из-за стойки и направился к дорогим гостям.

— Мисс Колдуэлл выпьет чашечку кофе, — сказал Сейр.

— Черного, — уточнила Генриетта.

— Не удастся ли мне уговорить вас скушать гренок с маслом или кусочек кекса? — спросил Сейр.

— Ну, разве что гренок.

— Мне, как обычно, — Сейр взглянул на Макса. — Томатный сок, яичницу из трех яиц с ветчиной, рогалики и кофе. — Из-за постоянно растущего живота он ел на одно яйцо меньше, чем раньше.

Генриетта заговорщически наклонилась вперед. Сейр обратил внимание на едва заметную россыпь веснушек на ее переносице, будто давным-давно на нее брызнули коричневой краской, выцветшей от времени.

— Вы слышали об аварии на холме Кобба? — с придыханием спросила она.

Сейр мрачно кивнул.

Генриетта открыла сумочку, размерами с небольшой чемодан, и достала кипу смятых листков.

— С семи утра я собираю подписи под этой петицией, судья Вудлинг, — она протянула Сейру один из листков.

Напечатанные в верхней части несколько строчек требовали проведения открытого заседания совета просвещения с целью “выяснения истинных причин правонарушений, совершаемых подростками, приведших к трагической смерти трех учащихся на холме Кобба в ночь на 7 октября и тяжелым ранениям девушки, оставшейся в живых”.

Сейр поднял голову.

— Истинных причин? — спросил он, будто не понимая, о чем идет речь.

— Разве вам не известно, судья, — прошептала Генриетта, — что в школе введен курс сексуального обучения?

— До меня доходили кое-какие слухи.

— К сожалению, понадобилась такая трагедия, чтобы тайное стало явным. Но, как я всегда говорила, и из самой худшей ситуации можно извлечь какую-то пользу. Необходимо положить конец коварному подстрекательству наших детей.

— И от кого все это исходит?

— Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос, — потупилась мисс Колдуэлл. — Я терпеть не могу обвинять кого-либо. Но приходит время, когда нужно действовать невзирая на лица. Источник зла, судья Вудлинг, не кто иной, как мисс Винтерс, ответственная за воспитание девочек.

Сейр подождал, пока Макс поставит перед Генриеттой кофе и тарелочку с гренком, а перед ним — томатный сок.

— Честно говоря, меня это не удивляет, — сказал он.

— Возможно, я лишусь работы, — голос Генриетты дрогнул, — но останусь с мистером Хэтчем до самого конца. К случившемуся он относится так же, как и я.

— Закон, действующий в нашем штате, защитит вашу работу, мисс Колдуэлл, — успокоил ее Сейр. — Вас не могут уволить без веской причины. Вряд ли можно считать таковой действия, вызванные велением совести, — он улыбнулся. — Вы хотите, чтобы я подписал вашу петицию?

— Пожалуйста, судья Вудлинг.

— С огромным удовольствием, — Сейр потянулся за ручкой, любезно предложенной мисс Колдуэлл.

После ухода Генриетты Сейр взял яичницу и кофе и перебрался за стойку. Макс не приминул поддеть его по поводу завтрака с такой женщиной, как мисс Колдуэлл. В обычный день дело не ограничилось бы одной или двумя шутками, но сегодня мысли Макса занимало совсем другое.

— Вот что я вам скажу, судья, — с жаром продолжал он. — Никто не имеет права рассказывать об этом моим детям кроме меня. А если кто и попробует, то получит бейсбольной битой по зубам.

Дочь и сын Макса учились еще в начальной школе.

Когда после завтрака Сейр выходил из кафетерия, в голове у него уже созрел план дальнейших действий. Садясь в “бьюик”, он увидел подъезжающую патрульную машину. Она остановилась на противоположной стороне улицы. Из кабины вылез сержант Телицки и направился к цветочному магазину Джерри Мэлони.

Маленького роста, невзрачный, Джерри жил на доходы магазина, едва сводя концы с концами. В то же время он был одним из пяти членов совета просвещения Рок-Сити.

Рок-Сити ничем не отличался от многих других городков Новой Англии тех же размеров и достатка, за исключением одной особенности.

На окраине Рок-Сити находился молитвенный дом.

В 1955 году Рок-Сити, как и вся Новая Англия, сильно пострадал от ураганов. В считанные часы потоки воды смыли целые кварталы Главной улицы. Вышедшая из берегов река уносила дома и сараи. Были разрушены обе крупные фабрики, каждая из которых имела свою гидроэлектростанцию. Вначале казалось, что Рок-Сити выбросит белый флаг, но стойкость его жителей в сочетании с финансовой помощью штата и федеральных властей позволили заново отстроить город.

В те тяжелые дни в Рок-Сити появился незнакомец. Его звали Бредли Коннорс. Он называл себя странствующим евангелистом. На окраине городка он поставил небольшой тент и читал проповеди всем, кто хотел его слушать.

Широкоплечему, мускулистому, с мощной шеей и копной рыжих курчавых волос, Коннорсу было чуть больше сорока лет. Бог привел его в Рок-Сити, утверждал он, в тот момент, когда жители города особенно нуждались в возрождении веры, очищении, стремлении к лучшей жизни. Говорил он хорошо, но завоевал уважение жителей не проповедями, а немалой физической силой, приходя на помощь тем, кто в ней нуждался. Коннорс мог без устали махать киркой или топором. В своих красноречивых проповедях он не позволял себе никаких вольностей, но, спустившись с кафедры, не стеснялся ввернуть в разговор крепкое словцо. Надо быть таким, как все, полагал Коннорс. Живя среди людей, следует говорить с ними на их языке.

Если Коннорс и собирался уехать из Рок-Сити после ликвидации последствий наводнения, то потом передумал. Из неизвестных источников стали поступать деньги на содержание молитвенного дома. Кто-то пожертвовал землю, на которой стоял шатер Коннорса. По воскресеньям у него собиралось больше прихожан, чем в любой другой церкви. Коннорса считали обычным парнем, таким же, как все, с той лишь разницей, что его коснулся святой дух. Он не отказывался от стаканчика виски в местных салунах. “Нечего ждать, когда грешники придут к тебе. Нужно встречаться с ними на их территории”, — рассуждал он.

Многие в Рок-Сити стояли бы насмерть за Бредли Коннорса и его странный брезентовый храм. Другие думали, что он опасный человек, сеющий зло.

Сейр Вудлинг, далекий от религии, со дня прибытия Бредли Коннорса в Рок-Сити считал его мошенником и шарлатаном.

Но сегодня Сейр сам ехал к молитвенному дому, и на его губах играла легкая улыбка.

Коннорс, раздевшись по пояс, косил траву. Несмотря на ничтожный вес сенокосилки, на его плечах, спине и шее бугрились могучие мускулы.

— Привет, судья, старый ты хрен, — проревел он, как только Сейр вылез из “бьюика”. — Проходи и садись. В том кувшине осталось немного крепкого сидра. Надеюсь, в этом году больше косить не придется.

Сейр опустился на скамью у стены молитвенного дома, отхлебнул из кувшина. Сидр ему понравился. Подошедший Коннорс накинул на потные плечи шерстяную рубашку.

— Позволь угадать, судья, — он уселся на траву. — Ты пришел поговорить о грехе, о зле... об убийстве?

— Я, скорее всего, обошелся бы без столь высокопарных слов, — ответил Сейр, ставя кувшин на скамью.

— Ерунда! — воскликнул преподобный Бредли Коннорс. — Ладно, не будем ходить вокруг да около. Ты заодно с Эвери Хэтчем. Так он мне сказал.

— Должно быть, Эвери поднялся ни свет ни заря.

— Он разбудил меня в три часа утра. Его душа мучилась неопределенностью. Я убедил Эвери, что он поступил правильно, — кулак Коннорса с такой силой опустился на скамью, что кувшин подпрыгнул. — Я сказал, что он может рассчитывать на меня. Я буду бороться до последнего вздоха, чтобы избавить этот город от скверны, зловоние которой поднимается до самых небес. Видел петицию, что ходит по городу?

— Я ее уже подписал.

— Отлично. К окончанию моей завтрашней проповеди под ней будет тысяча подписей. Мы выставим их напоказ. Чтобы они не тянули свои грязные руки к нашим детям. Если ты пришел сюда за моей поддержкой, считай, что ты ее получил, — глаза Коннорса сверкали праведным гневом. — Возмездие настигнет эту привередливую мисс Винтерс... и поделом ей!

Сейр задумчиво смотрел на гиганта. Тут, решил он, нечто большее, чем религиозный пыл. Чем же насолила ему Аннабелль Винтерс, чтобы вызвать такую ярость? На губах Сейра вновь заиграла улыбка. Так или иначе, вода лилась на его мельницу.

К часу дня по давно заведенному порядку Сейр заехал в клуб “Рок-Сити”, чтобы выпить “мартини”. Обычно по субботам во время ленча клуб пустовал. Его члены оставались дома, в кругу семьи, или, в зависимости от сезона, играли в гольф, ловили рыбу, охотились.

На этот раз в клубе собралась целая толпа. Джон, дневной бармен, буквально сбился с ног.

Лишь несколько шагов по залу потребовалось Сейру, чтобы выяснить причину столь необычного сборища. Воздух вибрировал от негодования и жарких споров. Обсуждалась трагедия на холме Кобба и ее скрытая подоплека.

К полному удовлетворению Сейра, большинство присутствующих выражало глубокую озабоченность “сексуальным воспитанием, которое получали дети в школе без родительского ведома”. Меньшая часть никак не могла взять в толк, о чем идет речь. И лишь один голос, громкий, ясный, смелый, отрицал всякую связь между курсом биологии в школьной программе и смертью трех подростков.

У Сейра этот голос вызывал откровенную неприязнь.

Что бы ни говорилось о Сейре Вудлинге, жизнь которого разбилась вдребезги при его непосредственном участии, надо признать, что бывали редкие мгновения, когда он видел себя таким, какой он есть. Вот и этот неприятный голос служил поводом к трезвой самооценке.

За шестьдесят четыре года, прожитые в Рок-Сити, Сейр считанные разы общался с Марком Свенсоном. Хотя их семьи принадлежали к одному кругу, Марк родился на шесть лет раньше, и в детстве они никогда не играли друг с другом. Разница в возрасте помешала их встрече в школе и в колледже. В первую мировую войну Марк был летчиком, а Сейр служил в куда менее престижной пехоте. Но из-за этого Сейр не чувствовал себя ущемленным. Он и Марк выбрали разные пути и разных друзей. Лишь гораздо позже Сейр ощутил острую ненависть к Марку Свенсону.

Сейр наблюдал за ним, стоящим спиной к стойке бара, единственным защитником биологии. Светлые, коротко подстриженные волосы, высокий, стройный, без признаков живота, в отличной физической форме. В семьдесят лет он ничем не напоминал дряхлого старика. Одевался Марк с этакой элегантной небрежностью, фланелевые брюки, дорогие твидовые пиджаки. Депрессия тридцатых годов, уничтожившая состояние Вудлинга, каким-то образом обошла Свенсона стороной. Вероятно, он лучше разбирался, куда надо вкладывать деньги. Он был богат, возможно, очень богат. На принадлежащих ему землях к югу от города он разводил породистых коров, и все знали, что на востоке страны молочные фермы создавали для того, чтобы уклониться от уплаты налогов. В семьдесят лет Марк по-прежнему привлекал женщин, которые давно уже не смотрели на Сейра. Он собирал картины и покровительствовал искусствам. Отличался изысканным вкусом. И возглавлял совет просвещения Рок-Сити.

Сейр сухо улыбнулся. Зависть, простая зависть. В Марке Свенсоне он завидовал всему. Ненавидел и его богатство, и его самого.

На этот раз Марк Свенсон оказался в уязвимом положении, более уязвимом, чем он предполагал. Марк напоминал человека, увидевшего брошенную в корзинку для бумаг непотушенную сигарету и повернувшегося к жене или ребенку, чтобы отчитать их за беспечность. Когда же он вновь посмотрит на корзинку, та будет вся в огне, и вот-вот сгорит весь дом.

У Марка были очень белые зубы, а его улыбка могла бы украсить любой рекламный проспект. Улыбка не сходила с его губ даже тогда, когда в неестественно ярких голубых глазах сверкала искорка гнева. Марк заметил Сейра, подходящего к стойке бара, и воспользовался его появлением, чтобы отделаться от наседавшего на него местного адвоката.

— Вот идет еще один враг современной науки, — спокойно заметил он. — Как я понимаю, Сейр, вы подписали петицию, требующую исключения биологии из школьной программы.

Сейр сонно улыбнулся.

— Мне кажется, это удар ниже пояса, Марк. Вопрос в том, чему учат на этих уроках.

— Скажите ему, судья! — раздался чей-то голос, и присутствующие одобрительно захлопали.

Глаза Марка Свенсона сердито блеснули.

— Ну, скажите вашим друзьям, Сейр, чтобы они не очень задирали нос. Я уже попросил Билла Джейсона объявить через “Вестник”, что открытое заседание совета просвещения назначено на следующую среду.

— К тому времени уже забудут о похоронах, — пробурчал кто-то.

 

Глава 6

Сейр Вудлинг довольно давно отметил для себя, что большая часть конфликтов — социальных, экономических, военных — проигрывается потому, что одна из сторон недооценивает грозящую ей опасность.

В споре двух мнений по поводу сексуального воспитания время работало на Эвери Хэтча и других авторов петиции. Особенно помог им уик-энд. Собрания, большие и малые, проходили одно за другим. Неистовствовали прихожане Бредли Коннорса после его зажигательных утренней и вечерней проповедей в молитвенном доме. Более спокойные католики и те пришли в ярость, узнав, чему учат их детей в школе. Сексуальное воспитание, говорили они, противоречит догматам веры. Те, кто не принадлежал к основным религиозным группам, испытывали всевозрастающее давление сторонников пересмотра школьной программы. Эвери, как директор школ округа, представлял “власть”. Мрачная старая дева Генриетта Колдуэлл — учительский корпус, знающий наверняка, что творится в школе. Сейр занялся городскими повесами, пьяницами и бабниками, которые не упустили возможности оказаться на стороне правого дела и вербовали новых последователей, распространяя слово правды от дома к дому, в барах, ресторанах, магазинах. А на заднем плане маячила зловещая фигура сержанта Телицки. Он обходил родителей учащихся, прозрачно намекая, что за курсом биологии кроется нечто аморальное.

К понедельнику, дню похорон трех подростков, Рок-Сити напоминал грохочущий вулкан.

Те же, против кого готовилась яростная атака, не воспринимали ее как реальную угрозу. Аннабелль Винтерс, высокая, гибкая, с прекрасной фигурой юной девушки, темно-русыми волосами, открытым взглядом серых глаз, предполагала, что нападки на нее вызваны личными побуждениями: у Сейра — из-за давней стычки по наследству Джошуа, у Эвери — из-за разногласий в подходе к школьной программе. Она не боялась ни того, ни другого. Доктор Дэвид Паттон не испытывал ничего, кроме раздражения. Мнения членов совета, замученных бесконечными телефонными звонками и личными визитами рассерженных родителей, разделились. Гармон Руз, владелец тарной фабрики и бывший член законодательного собрания штата, ознакомился с существом дела и выяснил, что этот же курс биологии читается по всему штату. Он не собирался уступать истеричным старухам. Мисс Сара Маршалл, ушедшая на заслуженный отдых школьная учительница, обеими руками поддерживала биологию и верила в “неизбежный триумф разума”. Джерри Мэлони, цветочник, после долгих бесед с сержантом Телицки заявил, что будет голосовать за исключение биологии из школьной программы. Таково желание жителей Рок-Сити, выбравших его в совет просвещения. Кларк Сэксон, богатый торговец скобяных товаров, ярый сторонник Бредли Коннорса, не остановился бы и перед тем, “чтобы передать дело в суд”.

Решающий голос в совете принадлежал Марку Свенсону. Председатель голосовал, когда голоса членов совета разделялись поровну. Марк полагал, что поднятая буря не стоит и выеденного яйца. И не придавал особого значения предстоящему заседанию. Курс биологии входит в школьную программу. Совет должен принять решение, оставить его или нет. Марк знал, что может рассчитывать на Гармона Руза и Сару Маршалл. Раз и навсегда. Несогласные получат возможность высказаться, и дело будет закрыто.

Только один человек, Билл Джейсон, издатель и редактор “Вестника”, представлял мощь лавины, нависшей над силами разума и готовой их поглотить, если они не сплотятся и не отнесутся к угрозе с должной серьезностью. Тридцатипятилетний Билл Джейсон не был уроженцем Рок-Сити. Он купил влачащий жалкое существование “Вестник” у семейства Томасов, издававшего газету многие поколения. Единственный либеральный демократ в городе закоренелых республиканцев, Билл писал задорные, хотя и спорные передовицы. После их публикации читатели бурно выражали свое несогласие с автором. Но “Вестник” процветал. Миссис Чарлетон Виллоби выразила словами чувство всего города: “Я покупаю газету, чтобы посмотреть, что натворил сегодня этот человек”.

Передовицы Билла Джейсона могли быть очень резкими, но он хорошо знал, что требуется от газеты маленького городка. Он не печатал сплетен. Задерживал статьи, которые могли причинить вред кому-нибудь из горожан или членов их семей. Информация, сообщенная ему “не для печати”, никогда не попадала на страницы “Вестника”. И манеры яростного спорщика скрывали удивительную сентиментальность и искреннюю любовь к простым людям.

В воскресенье вечером Джейсон заехал к Марку Свенсону и предупредил, что тому грозят серьезные неприятности.

— Вполне возможно, что их тяжелая артиллерия вышибет вас из этого округа, Марк.

Свенсон взглянул на молодого человека, чем-то напоминавшего его самого четверть века назад. Ему нравился Билл Джейсон.

— А может, до среды из них выйдет весь пар? Факты неумолимы, знаете ли.

— Факты, шмакты, — сердито пробурчал Билл. — Вы упускаете из виду одну мелочь, Марк. Не ждите мирных дебатов. Весь сыр-бор разгорелся по милости нескольких мерзавцев, которые нежданно-негаданно получили возможность утолить свою злобу. Взять, к примеру, Сейра Вудлинга...

Марк рассмеялся.

— Уж его-то ты не можешь воспринимать всерьез, Билл. Этого старого беззубого пьянчужку. Он давно проиграл последнюю битву.

— Надеюсь, что вы правы, — не слишком уверенно ответил Билл Джейсон.

Первые признаки открытой враждебности проявились на похоронах Лайлы Каммингс и Пауля Теллера в конгрегационной церкви. Джимми Оренго, католика, отпевали в тот же день, но в католическом храме.

На службу пришли сотни и сотни жителей Рок-Сити, не знакомых ни с членами семей, ни с погибшими подростками. Поговаривали, и довольно сердито, что преподобный Чарльз Роджерс, пастор конгрегационной церкви, высказал неодобрение такой активности сограждан.

Пришла на похороны и Аннабелль Винтерс. Лайла Каммингс обращалась к ней со всеми заботами и проблемами. Паулю Теллеру она преподавала биологию. Аннабелль сидела в первых рядах, красивая, стройная, сдерживая чувство истинного горя и злости на столь бессмысленную смерть.

Так как она сидела впереди, то после службы вышла из церкви одной из последних. Пройдя половину тропинки, ведущей от дверей церкви к улице, Аннабелль внезапно поняла, что идет по живому коридору. Люди ждали ее появления.

Она переводила взгляд с правой стены на левую и видела лишь гнев и ненависть. Плечом к плечу стояли Сейр Вудлинг, Эвери Хэтч, Генриетта Колдуэлл и многие, многие другие. Аннабелль ускорила шаг. На противоположной стороне улицы застыла патрульная машина. За рулем, не сводя с нее глаз, сидел сержант Телицки.

Пронзительный женский вопль разорвал тишину:

— Держись подальше от моего сына, Аннабелль Винтерс! Не смей тянуть к нему свои грязные руки!

Живые стены одобрительно загудели.

Аннабелль пришлось собрать волю в кулак, чтобы не пуститься бегом.

Если Марк Свенсон надеялся, что к среде страсти улягутся, то он жестоко просчитался. Он предполагал провести заседание совета просвещения в помещении школьной столовой, вмещавшем человек двести. Но люди начали собираться задолго до начала и в таком количестве, что Марк перенес заседание в большую аудиторию на шестьсот мест. Хотя уже понял, что всех желающих не удастся разместить и там.

Сейр Вудлинг пришел одним из первых и облюбовал стул в пятом ряду у центрального прохода. Усевшись, он заметил, что его сосед — Билл Джейсон, издатель “Вестника”.

— Похоже, сегодняшнее заседание совета вызвало значительный интерес, — сказал Сейр.

— Примите мои поздравления, — не без ехидства ответил Билл.

— С чем?

— Вы же один из главных зачинщиков, не так ли, мистер Вудлинг?

У края сцены поставили длинный узкий стол. За ним виднелись спинки стульев. Перед каждым стулом на столе стоял микрофон.

Ровно в восемь часов на сцене появились члены совета, доктор Нортон, директор школы, Эвери Хэтч, Аннабелль Винтерс и еще один учитель — Гамильтон Платт. Мистер Платт преподавал вторую часть курса биологии. Шум поутих, но сердитый гул переполненного зала продолжался до тех пор, пока Марк Свенсон, поднявшись, не постучал молотком по столу. Широко улыбаясь, он скользнул взглядом по залу, затем посмотрел на заполненный до отказа балкон.

— Начинаем специальное заседание совета просвещения Рок-Сити, — сказал он в наступившей тишине. — Все заседания совета, по закону штата, проводятся при открытых дверях. Но сначала я хотел бы внести определенную ясность. У нас приняты парламентские нормы. Никто не имеет права говорить, ни члены совета, ни сидящие в зале, не получив разрешения председателя совета.

— Хочешь держать вожжи в руках, не так ли, Марк? — крикнули из зала.

Молоток Свенсона вновь опустился на стол.

— Именно так. Если выкрики будут продолжаться, я перенесу заседание на более поздний срок. А теперь перейдем к делу. Мы собрались, чтобы...

— Мистер председатель! — прогремел густой баритон.

Улыбка застыла на губах Марка.

— Мистер Коннорс.

— Этот шарлатан! — пробормотал Билл Джейсон.

Сейр, с полузакрытыми глазами, чему-то улыбался.

— Мистер председатель, — грохотал Коннорс, — цель этого заседания чрезвычайно серьезна и преисполнена исключительной важности для каждого жителя нашего города. И я уверен, что мы все нуждаемся в духовном напутствии. Поэтому прежде всего я хочу попросить всех присутствующих присоединиться ко мне в молитве нашему господу.

— Отче наш... — и шестьсот голосов слились в один.

— Один ноль в пользу психов, — резюмировал Билл Джейсон, когда молитва закончилась.

Сейр искоса взглянул на редактора “Вестника”.

— Вы не верите в молитвы, Джейсон?

Прежде чем Билл успел ответить, со всех сторон закричали: “Мистер председатель! Мистер председатель!”

Молоток Марка забарабанил по столу.

— Я предупреждаю вас, дамы и господа, — глаза Марка сверкали ледяной яростью. — И это предупреждение последнее. Заседание будет проводиться по установленному порядку. Когда придет время задавать вопросы, вам скажут об этом. Слово предоставляется мистеру Мэлони.

— Вопрос по порядку ведения собрания, — внезапно крикнул Билл Джейсон.

Марк с неприязнью взглянул на голос, но, увидев друга, смягчился.

— Мистер Джейсон?

— Прежде чем мы начнем обсуждение, мистер председатель, я хотел бы узнать, есть ли особая необходимость присутствия представителя полиции штата, находящегося при исполнении служебных обязанностей?

Головы повернулись к одетому в форму сержанту Телицки, сидящему в центре зала, у самого прохода.

— Насколько мне известно, — продолжал Билл, — сержант Телицки не платит налогов в этом городе, и его дети не учатся в нашей школе.

— В школе учатся дети его брата, — крикнул со сцены Эвери Хэтч.

— При чем здесь его брат? — отрезал Билл. — Мы говорим о сержанте Телицки.

— Присутствие полиции вполне уместно при столь большом скоплении народа, — пискнул Хэтч.

— Может ли сержант сказать, что его присутствие не вызвано ничем иным, кроме заботы о поддержании порядка?

Уголки тонких губ Телицки чуть дрогнули.

— Сержант пришел сюда именно по этой причине.

Аудитория одобрительно загудела.

— Слово предоставлено мистеру Мэлони, — напомнил Марк Свенсон.

Джерри Мелони, маленький цветочник, наклонился вперед, сжав микрофон с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.

— После долгих, мучительных размышлений, мистер председатель, — начал он дрожащим голосом, — я счел необходимым внести предложение, заключающееся в том, что курс биологии в том виде, как он читается в настоящее время, с упором на вопросы, касающиеся размножения человека, должен быть исключен из школьной программы немедленно... сегодня и...

Громовые аплодисменты вынудили его замолчать.

— И, — продолжил Мэлони после того, как молоток Марка восстановил тишину, — мы должны создать специальную комиссию, независимую от совета просвещения, для выяснения методов преподавания биологии в прошлом и определения тем, которые войдут в состав этой дисциплины в будущем.

— Я поддерживаю это предложение, — успел добавить Кларк Сэксон, прежде чем грянули аплодисменты.

Вновь застучал молоток.

— Я уверен, что мистер Мэлони благодарен аудитории за столь благожелательный прием его выступления, — сухо заметил Марк, — но должен просить вас, дамы и господа, сдерживать ваш энтузиазм. Иначе наше заседание никогда не закончится.

— Голосуйте! — крикнули из задних рядов.

Марк не повел и бровью и повернулся к Эвери Хэтчу, отчаянно размахивающему правой рукой, будто приветствуя приятеля, спускающегося с трапа “Королевы Элизабет”.

— Мистер Хэтч.

Сейр кивнул, улыбаясь про себя. Заседание было тщательно спланировано, а милейший Марк, рассчитывавший на честную игру, похоже, ни о чем не подозревал.

— Дамы и господа, — Эвери зашуршал лежащими перед ним бумагами, — как вам известно, я уже одиннадцать лет являюсь директором школ округа. Пять лет назад мисс Аннабелль Винтерс представила для одобрения совета просвещения этот новый курс сексуального воспитания.

Гневный рокот пробежал по залу. Побледневшая Аннабелль застыла.

— Я позволю себе перебить мистера Хэтча, — вмешался Гармон Руз, владелец тарной фабрики. — Мы обсуждаем не курс сексуального воспитания, а биологию.

Послышались жидкие хлопки, а Эвери поинтересовался у председателя, сможет ли он продолжать речь без помех.

— Это курс сексуального воспитания! — торжествующе воскликнул он, вновь получив слово. — Совет отклонил мои рекомендации и проголосовал за введение новой дисциплины в школьную программу. Я заявлял тогда и заявляю теперь, что не этому надо учить пятнадцати— и шестнадцатилетних мальчиков и девочек в смешанных классах. — Эвери подождал, пока стихнут аплодисменты: — Я заявлял тогда и заявляю теперь, что эта дисциплина приведет к росту правонарушений среди подростков. Интересно, многим ли из сидящих в зале известно, что за последний год в старших классах выявлено пять случаев беременности?

Ему ответил сердитый рев толпы.

— Пожалуйста, послушайте меня, — призвал Эвери. — Известно ли вам, что учебники по этой дисциплине находятся под замком, чтобы учащиеся не могли взять их домой, а родители — увидеть, чему учат детей. Знаете ли вы, что им показывают заснятый на пленку половой акт? И не пришло ли время, когда мы должны обезопасить наших детей от этих знаний, столь омерзительных для христианской скромности? И не пора ли налогоплательщикам перестать выплачивать жалованье учителям, разлагающим наших детей? — указующий перст Эвери уперся в Аннабелль Винтерс и Гамильтона Платта. — Не пора ли нам, — пронзительно выкрикнул он, — положить конец злу, ответственному за трагедию на холме Кобба?

Эвери мог бы сказать что-то еще, но нескончаемая овация вынудила его опуститься на стул, вытереть с лица пот и счастливо улыбнуться.

— Мистер председатель! Мистер председатель! — кричали десятки голосов.

В конце концов с помощью молотка Марку удалось добиться какого-то подобия тишины.

— Прежде чем я дам слово кому-нибудь из зала, — хмуро процедил он, — должны выступить члены совета, которым предстоит голосовать по внесенному предложению. Мисс Маршалл.

Сара Маршалл, простая миловидная женщина, ушла из школы, получив небольшое наследство. До этого заседания она пользовалась в городе заслуженным уважением.

Сара по-дружески улыбнулась залу. Там сидели ее соседи, бок о бок с которыми прошла вся ее жизнь.

— Что ты знаешь о сексе, Сара? — раздался насмешливый голос. — Ты же не была замужем. Или тебе кое-что известно?

Лицо Сары Маршалл окаменело. Марк, кипя от ярости, вскочил на ноги. Его сильный голос и без микрофона достиг самых дальних углов.

— Еще одна подобная реплика — я перенесу заседание и очищу зал!

— Уж не диктатор ли ты у нас, Свенсон? — выкрикнул кто-то еще.

— Еще одно слово, — напомнил Марк. — Не стесняйся, приятель. Ты сбережешь нам массу времени, — коротко стриженные седые волосы Марка блестели под ярким светом ламп. Наконец в полной тишине он повернулся к Саре. — Примите от меня извинения за всех присутствующих, мисс Маршалл.

Но Сара Маршалл уже овладела собой. На ее губах заиграла привычная теплая, добрая улыбка.

— Этот вопрос задал мне Эд Петерсон, — сказала она. — Уж он-то превосходно разбирается во всем, что касается секса. Если мне не изменяет память, у него одиннадцать детей, — в зале добродушно засмеялись. — Все они, надо добавить, ходят в обносках и всегда голодны!

Я хотела бы отметить, что мистеру Рузу, возможно, не следовало прерывать мистера Хэтча, но по сути его слова полностью соответствовали истинному положению дел. В школьной программе нет курса сексуального воспитания. Но есть курс биологии. В том же объеме эту дисциплину изучают во многих школах нашего штата и в сотнях, если не в тысячах школ по всей стране.

— Так почему они запирают учебники? — спросил исполненный негодования женский голос.

— Я объясню и это, — спокойно продолжала Сара Маршалл. — Но сначала мне хотелось бы ознакомить вас с содержанием курса биологии, — она взглянула на лежащий на столе лист бумаги. — Он включает девять разделов и восемь подразделов. Первый — введение. Второй — протоплазма. Третий — клетка. Четвертый — растения. Пятый — виды животных. Шестой — человеческий организм. Эта часть состоит из восьми подразделов: мышцы, скелет, органы пищеварения, система кровообращения, железы, мозг, нервная система, органы размножения. Далее следуют седьмой раздел — болезни, восьмой — наследственность и девятый — охрана здоровья, — Сара оторвалась от записей. — Таково содержание курса биологии, уважаемые дамы и господа. Никакого сексуального воспитания. Но давайте остановимся на подразделе “Органы размножения”.

Замечу попутно, что ни один из разделов не является обязательным. Биология — факультативная дисциплина. Даже изучая биологию, каждый студент имеет право пропустить часть, касающуюся размножения человека, если на этом настаивают родители, обычно по религиозным соображениям. Действительно, специальная брошюра, поясняющая подраздел “Органы размножения”, хранится в школьной библиотеке. Она не выдается на руки не потому, что некоторые родители, увидев ее, станут возражать против использования брошюры для обучения их детей. Она остается в школе потому, что мисс Винтерс и мистер Платт, преподаватели биологии, твердо убеждены, что ее следует изучать только с пояснениями учителя под его непосредственным наблюдением.

Да, мы показываем фильм по разделу “Размножение человека”. Фильм создан старейшей, известной во всем мире издательской фирмой по выпуску учебных пособий. В нем, методом мультипликации, показывается рост и питание ребенка до его рождения. И, естественно, нет никаких съемок полового акта. Это просто абсурд. Разумеется, на иллюстрациях, поясняющих подраздел о размножении человека, показаны половые органы, так же, как и в разделе о кровообращении — различные вены и артерии. В курсе биологии нет ничего омерзительного для христианской морали. Никто не собирался развращать ваших детей. Их учат прекрасные, преданные делу преподаватели.

Сара Маршалл замолчала. В зале захлопали. Но насмешливый голос не унимался.

— А как же пять беременных?

Марк тут же вскочил.

— Предупреждений больше не будет. Я не...

— Я отвечу на этот вопрос, — не повышая голоса прервала его Сара Маршалл.

Поколебавшись, Марк кивнул и сел.

— В старших классах нашей школы в прошлом году отмечено пять случаев беременности. Я сгущу краски, но скажу, что таких случаев, возможно, гораздо больше, но нам о них ничего не известно. Совет просвещения назначил меня председателем специальной подкомиссии по изучению этого вопроса. Могу вам сказать, что отношение числа беременностей к общему количеству учащихся в нашей школе меньше, чем в среднем по Соединенным Штатам. Каждый из вас может ознакомиться со статистическими выкладками. Неизвестные случаи беременности, разумеется, не учитывались, — она помолчала. — Позвольте упомянуть о совпадении, которое, возможно, ничего не означает. Ни одна из забеременевших не изучала биологию. Повторяю, это всего лишь статистика, но от нее никуда не денешься.

Аудитория загудела. Даже непосвященный мог бы заметить изменение настроения.

— Очко в пользу безбожников, — подытожил Билл Джейсон.

Сейр все еще улыбался, тяжелые веки закрыли его глаза.

Он думал о том, что Саре Маршалл в значительной мере удалось утихомирить зал.

— Мистер председатель! — послышался ровный, ледяной женский голос.

Головы повернулись, и легкий вздох прошелестел над рядами. К Марку обращалась миссис Френк Каммингс, дочь которой, Лайлу, похоронили два дня назад.

Как не хотелось Марку Свенсону, также почувствовавшему, что Сара Маршалл положила конец всеобщей истерии, предоставлять слово этой высокой женщине с окаменевшим лицом, но отказать он не мог.

— Миссис Каммингс, — сказал он.

В зале повисла мертвая тишина, будто все перестали даже дышать.

— Я знакома с мисс Маршалл много лет. Я уважаю ее. Я пойду даже дальше и скажу, что полностью доверяю ее суждению.

На сцене губы Марка Свенсона расплылись в улыбке. Слово скорбящей матери могло быстро вернуть собрание в нормальное русло.

— Я верю всему, что сказала нам мисс Маршалл, — продолжала миссис Каммингс. — Я не разбираюсь в тонкостях биологии. Но, раз этот курс изучают во многих школах, значит, ни учебники, ни фильмы ничем не могут повредить нашим детям. Моя дочь... — на мгновение ее сильный ясный голос дрогнул. — Моя дочь, Лайла, изучала биологию. Она умерла в ночь с пятницы на субботу, по пути неизвестно откуда и бог знает куда. Я не виню мальчика, с которым она ехала, пусть господь успокоит его душу. Но, мистер председатель, я хочу задать вопрос мисс Аннабелль Винтерс.

Аннабелль, побледнев как полотно, замерла за длинным столом. Миссис Каммингс говорила все громче.

— На уроках биологии, мисс Винтерс, дети, несомненно, должны задавать вопросы, выходящие за пределы фильма, учебника, статистических данных. Что вы говорили детям о половых отношениях, мисс Винтерс? — она уже кричала. — Какие советы давали вы моей Лайле?

Аудитория вновь забурлила.

— Святая корова! — пробормотал Билл Джейсон. Он не мог оторвать глаз от Аннабелль Винтерс. Раньше он не приглядывался к ней, а теперь его поразила красота Аннабелль. Вопрос миссис Каммингс, казалось, поразил ее в самое сердце.

— Ну что же, мисс Винтерс! Скажите ей! Скажите, какие советы вы давали ее ребенку! — проревели из задних рядов.

Молоток Марка барабанил по столу.

— Давайте послушаем, что она скажет! — прокричал кто-то еще. — Дадим ей возможность ответить.

Наступила тишина, будто в зале выключили звук. Все наклонились вперед, ожидая ответа. Как свора диких собак, подумал Билл Джейсон.

Аннабелль потянулась к микрофону.

— Громче! — крикнули из зала, прежде чем она успела открыть рот.

— Дети задают учителю вопросы по изучаемой теме, — тихо сказала она. — Не только по биологии, но и по истории, математике и литературе. Если вы спрашиваете, отвечала ли я на вопросы учеников, изучающих биологию, касающихся отношений между полами...

— Именно это нас и интересует, сестричка!

Аннабелль запнулась.

— Я лишь могу сказать, что такие вопросы задавались мне крайне редко. Они не характерны для тех, кто изучает биологию. Как преподаватель-воспитатель, я сталкивалась с подобными вопросами, которые задавали мне девушки. Если вопрос по программе, мы стараемся дать точный ответ. В других случаях рекомендуем детям обратиться к родителям, доктору, священнику или пастору.

— По крайней мере, они обращаются к пастору! — голос Бредли Коннорса заполнил зал. Он не ждал, пока председатель предоставит ему слово. Да и кто услышал бы стук молоточка. — Они обращаются ко мне и спрашивают, можно ли верить тому, что говорят им на уроках биологии! Нам известно ваше прошлое, мисс Винтерс! Мы знаем о ваших неудачах и крушении надежд! Разве не замещаете вы естественное возбуждение рассказами о сексуальной жизни наших детей, которых вы должны воспитывать? Разве вы не советуете им упражняться в грехе? Разве, затаив дыхание, вы не вслушиваетесь в их чистые признания? Разве...

— Заседание переносится! — во всю мощь легких прокричал Марк Свенсон. Он поспешил к Аннабелль Винтерс. Та сидела, подняв руку, будто защищаясь от ударов кнута. Марк помог ей встать и увел со сцены, с глаз разбушевавшейся толпы.

— Маленький оловянный гитлер может перенести это заседание, — гремел Коннорс, — но дело, ради которого мы пришли сюда, не терпит отлагательств. Мы должны собраться еще раз и решить, что делать дальше. Завтра вечером я проведу открытое собрание в молитвенном доме. Я прошу вас всех прийти туда. Огненными языками мы выметем зло из нашего города.

Последние слова потонули в реве обезумевшей толпы. Билл Джейсон переступил через неподвижного, улыбающегося Сейра Вудлинга и протолкался к сержанту Телицки. Тот стоял, задумчиво глядя на сцену.

— Я думал, вы находитесь здесь, чтобы поддерживать порядок, — сказал Билл.

— Они успокоятся, — ответил Телицки.

— Аннабелль Винтерс потребуется помощь, чтобы выйти из этого зала.

— Рядом с ней верные друзья, — пробормотал Телицки.

Билл Джейсон, такой же высокий и широкоплечий, как сержант, смотрел ему прямо в глаза.

— Сукин ты сын! — наконец сказал он.

Лицо Телицки пошло пятнами. Правая рука дернулась к пистолету. Затем на его губах появилась холодная улыбка.

— Что это ты так разнервничался, Джейсон? — спросил он.

 

Глава 7

Довольно быстро все разошлись. Возбуждение спало, Выплеснувшиеся наружу чувства потрясли многих благоразумных горожан, пришедших на заседание совета просвещения лишь для того, чтобы воспрепятствовать так называемому курсу сексуального воспитания. Они могли настаивать на исключении биологии из школьной программы, но не хотели иметь ничего общего с истеричной перепалкой, полной взаимных обвинений.

Другие все еще кипели от негодования, и назначенное на следующий день собрание у молитвенного дома не сулило всеобщего успокоения.

Разумные люди, вроде Марка Свенсона или Сары Маршалл, надеялись, что заседание совета просвещения пройдет своим чередом, и ход событий просто ошеломил их. Внезапно они осознали, что ввязались не в интеллектуальный спор по образовательным проблемам, а в жестокую драку, которая не могла обойтись без жертв. Одной из них уже стала Аннабелль Винтерс.

Разъяренный Марк Свенсон отвез ее домой, бормоча извинения за унижение, которому подверглась Аннабелль по его милости.

— Я не подозревал о таких настроениях, — неоднократно повторил Марк.

Аннабелль, сжавшаяся в комочек на переднем сиденье, не отвечала. Она не чувствовала ничего, кроме внутренней опустошенности. Когда автомобиль остановился у маленького коттеджа в северной части города, она вышла из кабины, машинально поблагодарив Марка.

— Не волнуйтесь, — в голосе Марка не слышалось былой уверенности. — Через день-два все образуется.

Аннабелль представляла, что будет дальше. Зазвонит телефон. Друзья выразят сочувствие и предложат поддержку. Она прошла на кухню и плеснула в стакан немного бренди. Лед в ее жилах начал подтаивать.

Но телефон молчал. Должно быть, многие хотели позвонить, но потом решили, что лучше ее не беспокоить.

Прошел час или чуть больше, прежде чем Аннабелль подумала о том, что от нее все отвернулись. Время близилось к полуночи, и ей стало ясно, что звонков не будет. Оставалось только одно, лечь в постель и попытаться заснуть.

Позвонили в дверь.

На пороге стоял Билл Джейсон, издатель “Вестника”.

Аннабелль глубоко вздохнула.

— Извините, мистер Джейсон. Мне нечего сказать. Никакого заявления для печати или как это у вас называется?

— Святая корова! Мисс Винтерс, я пришел сюда не как газетчик. В такую минуту вам необходим верный друг.

О боже, как ей хотелось опереться о чью-то сильную руку. Аннабелль почувствовала, что вот-вот разрыдается, как десятилетняя девочка. Но отпустить Джейсона она не смогла.

— Пожалуйста... пожалуйста, заходите, — сказала она.

Как только за Биллом Джейсоном закрылась дверь, в кабине патрульной машины, стоящей неподалеку, зажглась лампочка. Сержант Телицки что-то записал в маленький красный блокнот.

Разбираясь в калейдоскопе событий той холодной октябрьской ночи, важно уяснить, что Эвери Хэтч по натуре не был злодеем. Робкий, застенчивый, он не привык отстаивать свои убеждения и, встречая сопротивление, тут же давал задний ход.

В полицейском участке, ожидая, пока станут известны имена погибших подростков, Эвери сказал, что необходимо найти настоящих преступников. Подобные заявления он делал всю жизнь, и почти всегда кто-нибудь одергивал его: “Не мели чепухи, Эвери”. И он согласно кивал: “Да, вероятно, вы правы”.

В субботнюю ночь этого не случилось. Первым его поддержал Сейр. Потом сержант Телицки. Они настоятельно советовали ему обратиться к общественности. Они убедили Эвери, что он, как официальный представитель системы просвещения, обязан выступить в защиту интересов детей.

Подписав жалобу, слегка ошеломленный проявленной решительностью, Эвери несколько часов не мог найти себе места. Наконец, не выдержав, он сел в машину и поехал к молитвенному дому. Было три часа ночи. Он хотел посоветоваться с Бредли Коннорсом, правильно ли он поступил или ему следует поехать в полицейский участок и забрать жалобу?

Эвери восхищался Коннорсом. Он восхищался им, как мышь восхищается львом. Недюжинная физическая сила, громовой голос, стремление изгнать грех из грешного мира. Он обожал яркость Коннорса, блистающую на фоне его собственной серости.

Эвери представлял, что ждет его в молитвенном доме. Коннорс скажет, что открытая борьба против курса биологии и людей, ответственных за его включение в школьную программу, — ошибка. А авария на холме Кобба никак не связана с преподаванием этой дисциплины.

Коннорс сказал ему совсем другое. Они долго сидели в его фургоне, и он полностью согласился с Эвери. Убеждал его стоять на своем. Назвал доблестным солдатом армии господней. Помог составить петиции с тем, чтобы распространить их по городу. Впервые в жизни Эвери почувствовал, как играет кровь в жилах. Сейр и Телицки были сомнительными союзниками, поддержка Коннорса кардинально меняла дело.

С этого разговора начались самые бурные и радостные дни его жизни. Люди, не замечавшие Эвери шестьдесят лет, говорили, что он честно выполняет свой долг. Целых пять дней Эвери ходил в героях, а вершиной успеха стала его речь на заседании совета просвещения.

Из школы Эвери уходил вместе с Кларком Сэксоном, владельцем магазина скобяных товаров и членом совета просвещения, который объявил, что готов обратиться в суд, но прекратить сексуальное воспитание детей в Рок-Сити. Он также поздравил Эвери за проявленные прямоту и мужество.

— Отличное собрание, — сказал Эвери, когда они спустились с лестницы.

Сэксон хмурился.

— Все шло хорошо, пока этот сумасброд Коннорс не сорвался, — ответил он.

— Сорвался? — робко переспросил Эвери.

— Если б не он, мы могли бы покончить с этим уже сегодня. Голоса членов совета разделились поровну, а в такой обстановке Марк Свенсон не пошел бы против общественного мнения.

— Но вам все равно придется голосовать? — удивился Эвери. — Он это понимает, не так ли?

Сэксон криво усмехнулся.

— Ты не политик, Эвери. Самое худшее, что мог сделать Коннорс, так это обрушиться на Аннабелль Винтерс. Ее очень любят в Рок-Сити. О, сейчас они готовы ее повесить! Но дай им ночь на раздумья, и от сегодняшнего единства не останется и следа. Они начнут собираться вокруг того, кого только что топтали, и забудут об истинном зле. Непростительная тактическая ошибка.

Чудесные краски лучшего дня в жизни Эвери начали блекнуть.

— Ты хорошо знаешь Коннорса, Эвери? — спросил Сэксон. — Ходишь в его церковь, не так ли?

Эвери признал и то и другое, чувствуя, что в чем-то провинился.

— Будет неплохо, если ты переговоришь с ним, — добавил Сэксон. — Пусть он направляет свою тяжелую артиллерию на настоящую цель.

По пути домой Эвери думал о предложении Сэксона. На душе у него скребли кошки. Он уже слышал громовой голос Коннорса: “Надо говорить правду, независимо от того, кто при этом пострадает! Вы можете быть политиком, мистер Хэтч, а я лишь солдат армии нашего создателя”.

И все же... и все же... одна тактическая ошибка не должна решить исхода всей битвы.

В конце концов, когда Рок-Сити уже крепко спал, Эвери поехал к молитвенному дому, второй раз за последние пять дней. И облегченно вздохнул, увидев, что в окнах фургона Коннорса горит свет.

Эвери оставил машину на обочине и по траве пошел к фургону. Поднявшись по трем ступенькам, ведущим к двери, он постучал. Изнутри не доносилось никаких звуков. Он постучал еще раз. Затем наклонился к стеклу.

Коннорс сидел за маленьким столиком, перед ним стояла чашечка кофе. Может, подумал Эвери, он молится? Прежде чем постучать вновь, он подождал, пока Коннорс шевельнется.

А потом из горла Эвери вырвался пронзительный вопль ужаса.

Он повернулся и побежал.

Забыв про машину, он бежал по пустому шоссе и кричал.

— На помощь! Помогите!

Кругом было пусто. Криков никто не слышал. А перед глазами Эвери стояла черная дырка от пули между глазами Бредли Коннорса.