Глава 1

Он открыл глаза. Было темно.

Он попытался шевельнуться, и ему пришлось сдерживать крик боли.

Он лежал совсем неподвижно, прислушиваясь. Не было ни единого звука, который он бы тот час же узнал, ни одного человеческого звука. Была трескотня сверчков и древесных жаб, гортанное кваканье лягушек со стороны озера и колыхание листьев от слабого, порывистого ветерка.

Он прикоснулся к своему телу и поморщился. Его пиджак, рубашка и майка пропали. Он убрал пальцы, липкие от крови. А потом он вспомнил смех, и его рука поползла вниз по правому бедру, к колену. Пластиковая нога исчезла. Со здоровой ноги пропал ботинок.

Вверху, сквозь кроны деревьев ему был виден кусочек освещенного луной неба, но там, где он лежал, он не видел ничего и в шести дюймах от своего лица. Кто-нибудь другой в положении Питера думал бы о том, как получить помощь, как найти обратную дорогу к своей машине, поехать куда-нибудь за поддержкой и заявить о нападении. Питер думал только об одной вещи — его пропавшей ноге. «Ягуар», если его не угнали, находился примерно в миле от этого места. Миля — это ничто, если только тебе не придется проскакать ее на одной ноге или проползти на четвереньках.

Он попытался принять сидячее положение. И застонал. Каждая косточка в его теле, каждый дюйм плоти были истерзаны. Но, чудесным образом, обе руки действовали; обе ноги повиновались ему. В его грудной клетке было такое ощущение, как будто ее разнесли вдребезги, но он мог сделать глубокий вдох без пронзительной боли. Постанывая, он перевернулся и встал на четвереньки.

Он попробовал проползти фут-другой. Это было мучительно, но он мог двигаться.

Дома, в квартире в Грэмерси-парк, когда никто его не видел, он мог скакать на одной ноге довольно ловко и быстро. Но невозможно было проделать это здесь, в темноте, на бугристой, неровной местности. Он упадет на первых же пяти ярдах и, вероятно, окончательно выйдет из строя.

Что те ублюдки в черных масках сделали с его ногой?

Они могли закинуть ее в ближайшие кусты, или выбросить в миле отсюда, или унести в качестве мрачного сувенира. Он мог проползать в темноте не один час, без какой-либо реальной надежды ее отыскать. Они могли положить ее в развилину дерева, где-то высоко у него над головой.

В кармане его пиджака лежала зажигалка. Если бы он ее нашел, то мог бы изготовить себе что-то вроде факела, который помог бы его поискам.

Он все ползал и ползал по кругу, в кольце обжигающей боли, ища на ощупь свой пиджак. В конце концов он улегся на землю ничком, чтобы перевести дух. Он почувствовал, как постыдные слезы душат его, подступая к горлу, слезы гнева, отчаяния и страха.

Ключи от его машины по-прежнему лежали в кармане его брюк, но как он может найти машину, продвигаясь по дюйму на четвереньках?

А если они забрали машину, то до ближайшего дома добрых пять миль. Из него выбили столько сил, что он понимал: ему не удастся их преодолеть. Он почувствовал себя выдохшимся после того, как впустую прополз несколько ярдов. Он лежал неподвижно, прислушиваясь к сверчкам и кваканью лягушек на озере.

А потом до него дошло, что положение его не совсем безнадежно. У него в запасе есть один способ отправиться за помощью без своей ноги. Он может плыть! Он хороший, сильный пловец.

Пять непреодолимых миль ползком по дороге до ближайшего коттеджа по ту сторону озера. Или сто ярдов ползком до края озера и легкие полмили вплавь до противоположного берега.

Сто ярдов — вот в чем заключалась проблема. Весь этот замысел вдруг показался грандиозным предприятием, требующим от него полного сосредоточения. Человек с двумя ногами кое-как спустился бы вниз по склону на учебный плац и пробежал бы по нему к краю озера. Если бы он сбился с пути, он бы остановился, прислушиваясь к лягушкам, и побежал бы на этот звук.

Пять минут! Все, что потребовалось бы человеку с двумя ногами, чтобы добраться до края воды.

Для Питера, с руками и коленями, уже разбитыми и разодранными после того, как он немного прополз, эти сто ярдов были гигантской проблемой. Похоже, он не сумел правильно сориентироваться. Он находился всего лишь в одном-двух ярдах от склона, ведущего к учебному плацу, когда его окружили штурмовики из АИА в масках. Теперь он не мог его найти. Наверняка во время избиения его оттащили на некоторое расстояние оттуда. Пугающая мысль пришла ему в голову, когда он, как слепой, протянул руку, чтобы ощупать склон. Они могли отнести его, потерявшего сознание, далеко от того места, где напали на него.

Но он наверняка находится неподалеку от озера! Низкие голоса лягушек отдавались гулким эхом.

Потом внезапно земля заскользила под его ладонями и коленями и он перекувырнулся и сорвался вниз с крутого берега. Боль в его избитом теле была почти невыносимой, но он отыскал дорогу вниз, на учебный плац.

Он лежал у подножия склона, его неровное дыхание вырывалось сквозь пересохшие губы. Он говорил себе, что двигаться дальше — свыше его сил. Он вглядывался в темноту, спрашивая себя, почему он не мертв. Единственным ответом было то, что они не собирались его убивать. Он погиб бы в считанные секунды, будь у них такая цель.

Он попытался представить, что они думали, пока били его своими дубинками. Он не должен был умереть. Он должен был уползти отсюда, истерзанный, ни на что не годный, без ноги, чтобы поведать о том, что с ним случилось. Поскольку он широко известен как репортер, общественный деятель, последуют гневные протесты, расследование. Правительство штата и федеральное правительство откликнутся на требование общественности «сделать что-нибудь». А результат? Уидмарк выразит свое сожаление. Кое-кто из его молодых людей отбился от рук. Питер не сумеет опознать ни одного из напавших на него. Сенатский подкомитет, вероятно, устроит слушания. Это будет хлопотное время для АИА. Но конечный результат будет заключаться кое в чем другом. Страх перед АИА усилится. Такие люди, как Дэн Сотерн и молодой полицейский Мак-Адам, которые играются с идеей сражаться в одиночку, пойдут на попятную. Предоставят заниматься этим кому-то другому. Это слишком большое и слишком опасное дело для них. Питер будет живым символом того, что случится с каждым, кто попытается вмешаться в деятельность армии. Сукины сыны хотели, чтобы он рассказал о том, что с ним случилось, описал свою боль, стал живым предупреждением, что АИА по всей стране берется за дело всерьез.

Предупреждение не будет облечено в слова, но смысл его будет ясным, как божий день. История, случившаяся с Питером, когда он ее расскажет, должна помочь им, а не навредить.

Он лежал в темноте, стараясь собраться с силами, чертыхаясь вполголоса.

Потом он пополз по открытому пространству учебного плаца. Ему удалось преодолеть всего несколько ярдов, когда его рука коснулась одного из набитых чучел для отработки приемов штыкового боя. На ощупь оно было чем-то мертвым, но стало для него новым ориентиром. Неподалеку отсюда он снова попадет в лес, потом местность пойдет под уклон, к воде. Есть шанс, что на дальнем берегу видны огни, которых он будет держаться.

Учебный плац был тщательно разровнен граблями, трава подстрижена. Ползти было сравнительно легко, но это получалось у него медленно. И еще — боль. Питер мог представить себе лицо какой-нибудь проводящей отпуск домохозяйки по ту сторону озера, когда он станет скрестись в ее дверь, окровавленный и без ноги, прося о помощи.

Он совершенно не ощущал времени, пока дюйм за дюймом продвигался по площадке.

Он, должно быть, пробыл без сознания несколько часов после того, как они оставили его лежать на гребне. Теперь, с переходом на «летнее время», не темнело почти до девяти вечера. И ему казалось, что он судорожно, рывками полз не один час, пока наконец не добрался до леса на дальней стороне учебного плаца.

Потом он услышал звук приближающейся машины!

Сквозь стену деревьев он мельком увидел фары, двигавшиеся в направлении автомобильной стоянки. От паники на его ноющем теле выступил пот. Он не сомневался, что кто-то из них возвращается, чтобы посмотреть — как он тут. Вероятно, у них изменились планы. Вероятно, ему все-таки суждено умереть.

Отсутствие ноги — вот что заставляло его изнывать от страха. У него нет никакого шанса, кроме озера. Ему приходилось идти на риск, поднимая шум во время своего бегства. Он поднялся, попробовал прыгать на одной ноге, упал, снова поднялся и, покачиваясь, спотыкаясь, стал продвигаться к безопасному месту. Внезапно ему стало видно воду, с прорезавшей ее серебряной полоской лунного света.

Он оглянулся назад. Фары перестали двигаться, но они вперились в него сквозь лес. Лучик поменьше, от фонарика, приближался к нему, неровный, но торопливый. Должно быть, они услышали его.

Его руки коснулись воды. Он, извиваясь, продвигался вперед, отталкиваясь здоровой ногой. Прохладная вода плескала ему в лицо. Он отталкивался и плыл, и он снова был почти здоров. Его легкие наполнились воздухом, и он нырнул под воду. Он плыл изо всех сил так долго, как только мог задерживать дыхание, а потом бесшумно вынырнул.

Фонарь находился в двадцати ярдах позади него, на берегу. Он снова сделал глубокий вдох и скрылся под водой. Когда он уходил под воду, ему показалось, что он слышит, как кто-то кричит:

— Кто там? С вами все в порядке?

Он продолжал нырять, преодолевая по двадцать — тридцать ярдов за один раз, а потом тихонько всплывал, чтобы набрать воздуху. На автомобильной стоянке по-прежнему виднелись фары машины, но фонарь теперь был направлен в другую сторону. Он больше его не видел. Он медленно поплыл бесшумным брассом, следя за тем, чтобы его нога, отталкиваясь, не всплывала на поверхность. Луч фонарика, даже если бы его снова направили в его сторону, теперь не достал бы до него. Он перевернулся на спину и медленно поплыл, наблюдая за берегом.

Машина повернула и поехала прочь от автомобильной стоянки.

Питер перевернулся на живот и поплыл к дальнему берегу медленным, размеренным кролем.

Вода обдавала прохладой и освежала его избитое тело. Мало-помалу он снова начал ощущать себя человеком, контролирующим свои действия.

Потребовалась определенная доля самодисциплины, чтобы себя сдерживать. Ему пришлось перебороть свое нетерпение добраться до дальнего берега. Он знал, что ему следует экономно распределять свои силы. Время от времени он переворачивался на спину и плавно покачивался на воде минуту-другую, пока отдыхали мышцы его плеч и рук. Примерно посередине озера он сфокусировал взгляд на огнях домика, стоявшего на пригорке, чуть выше береговой линии.

Это была последняя группа огней на этом конце озера. Следующие, видные ему, находились в добрых трех четвертях мили дальше по берегу.

Под конец — последние пятьдесят ярдов — он спрашивал себя, сумеет ли их преодолеть. Казалось, силы вдруг стали покидать его. Не только его силы, но и его воля сделать это. Его руки весили тонну, когда он поднимал их, и казалось глупостью пытаться двигаться дальше. Он осилил около половины этой последней, непреодолимой дистанции, когда увидел огни машины у края озера. Они надвигались с дальнего, незаселенного, конца — именно оттуда вы бы приближались, если бы ехали прочь от учебного плаца. Машина двигалась очень медленно, а вскоре остановилась. Водитель притушил свои фары до уровня, нужного для парковки.

Питеру показалось, что он расслышал, как хлопнула дверца.

Потом он снова увидел фонарь.

У него не было ни возможности, ни сил продолжать игру.

Он знал, что если снова попытается плыть под водой, то вообще не сможет вынырнуть. Его гребки стали неровными и сопровождались всплесками, и он ничего не мог с этим поделать. Человек с фонариком услышит его — просто не сможет его пропустить.

Теперь фонарик находился у края воды, перемещаясь по широкой дуге. Потом нацелился на него.

Все кончено, сказал он себе. Все было напрасно. Он оставил свои попытки. Его здоровая нога опустилась вниз и коснулась дна. Странно, но он мог стоять там и дожидаться того, что было ему уготовано.

— Питер! Это вы, Питер?

Он встряхнул своей мокрой головой. В безумном мире последних сорока восьми часов он в конце концов утратил над собой контроль.

Голос, настойчивый, испуганный, принадлежал Грейс Минафи.

Нога, на которой он стоял, заскользила, и на какой-то момент он ушел под воду, давясь, задыхаясь; когда ему удалось снова опереться на свою ногу и утвердить свою голову над водой, Грейс уже шла вброд от берега, протягивая ему свои руки, взывая к нему.

Он попытался сделать нелепый скачок к ней. Его пальцы соскользнули с кончиков ее пальцев, когда он снова ушел под воду. На этот раз, когда он вынырнул, ее руки обвились вокруг него, поддерживая его.

— Питер… о, Боже мой! Что они с вами сделали?

Как у потерявшегося ребенка, слова выплеснулись у него вместе со слезами, которые он больше не мог сдерживать.

— Они забрали мою ногу! — проговорил он. — Черт возьми, разве это не самая наиглупейшая вещь на свете, какую только можно сказать в такой момент?

Она буквально волокла его к берегу, все время приговаривая:

— Все в порядке, Питер. Я ее нашла. Они оставили ее торчащей на крыше вашей машины. Так я и узнала, что это вы. Все в порядке, Питер!

Он лежал лицом вниз на траве, стыдясь сотрясавших его рыданий; его тело бил озноб, который никак не вязался с теплой июльской ночью. Грейс лежала рядом с ним, прижимаясь к нему, как будто надеялась поделиться с ним собственной силой. Ее руки очень нежно касались его избитого тела.

— Все, все, все, — ласково шептала она, как мать, которую он давным-давно позабыл.

Питер не смог бы сказать, как долго они лежали там бок о бок, она — обнимая и поглаживая его. Это походило на возвращение из какого-то дальнего странствия. Его сердце перестало биться так надрывно, его легкие вбирали воздух, и уже не казалось, что они вот-вот разорвутся. Он с вожделением думал о сне.

Грейс, казалось, точно уловила момент, когда он уже был в состоянии перенести одиночество. Он заморгал, когда вспыхнула ее зажигалка.

— Я знаю, ты такие не куришь, — прошептала она, и его согрело это неожиданное «ты», — и все-таки попробуй. Это может помочь. — Она поднесла зажженную сигарету к его губам. — А теперь оставайся на месте. Я отойду на секунду.

Питер прислушивался к ее шагам, убегавшим по траве. На какой-то миг он почувствовал, как его снова охватывает детская паника, а потом понял, что она ни за что не оставит его одного здесь, беспомощного.

Он услышал, как хлопнула дверца машины, и вот она уже возвращалась. Она наклонилась, и ее дыхание согревало его щеку.

— Я… я не знаю, как помочь тебе с этим, — сказала она и положила пластиковую ногу на землю возле него. — И твой второй ботинок…

С чем ему приходилось бороться каждый раз, когда такое случалось, так это с ужасом от того, что кто-нибудь увидит культю его правой ноги. Она, казалось, поняла. Она присела совсем рядом с ним, но отвернулась так, чтобы не видеть, как его неуверенные пальцы управляются с ремешками. Она закурила сигарету для себя, и слова полились из нее, как будто она инстинктивно понимала, что они помогут ему перебороть смущение.

— Я так и не съездила в Вашингтон, — сказала она. — Как ты поймешь, мне не понадобилось ехать. Человек, на которого мы работали в Корпусе мира, появился на кладбище. Из-за самолета он опоздал на службу в часовне. Он был тем человеком, к которому я бы отправилась за помощью, Питер. По моей просьбе он дозвонился в высокие инстанции. Ближе к вечеру у него уже было для меня сообщение.

Питер пока еще не мог ее слушать.

— Ты говоришь, что нашла это в моей машине? — спросил он хриплым от усталости голосом.

— Торчащей на крыше, — сказала Грейс. — Я думаю, они оставили ее там, чтобы ты ее нашел. Но из этого я поняла, что ты где-то поблизости и попал в беду — или еще хуже. Я забрала ее и ехала, пока не кончилась дорога, надеясь, что ты увидишь огни машины и позовешь на помощь. А потом я вылезла из машины и пошла дальше пешком, прихватив ногу с собой, Питер. Мне показалось, что я слышу тебя в воде, и я тебя окликнула. Но там никого не было. Я думала, что это мне померещилось. Потом… потом я увидела тебя на озере — плывущего прочь от меня. Я вернулась на эту сторону, понадеявшись, что сумею вытащить тебя, когда ты доберешься к берегу.

Нога была прилажена, ремешки — на месте. Он натянул на нее мокрую штанину, чтобы спрятать. Надел другой ботинок. Потом встал и сделал три-четыре твердых шага от нее и обратно.

— Господи! — сказал он вполголоса.

Она стояла лицом к нему, держа руки у него на плечах.

— Бедные твои спина и плечи, — прошептала она. — Что они с тобой сделали?

— Пойдем к твоей машине, — сказал он. — У меня есть сухая одежда в сумке, в багажнике «ягуара». — Он заскрипел зубами. — И… пистолет в бардачке — надо же ему было оказаться именно там!

Они взобрались вверх по склону к ее машине, и, пока она везла его обратно к тому месту, где он спрятал «ягуар», он рассказал ей о своих злоключениях. Пока он говорил, ему было видно ее лицо в свете, отражавшемся от приборного щитка. Она не отрывала взгляда от дороги впереди нее. В первый раз он осознал, до чего она красива. До этого казалось, что она лишена чувствительности — в состоянии шока, но при этом способна к действиям. Теперь она была живой, и гнев бурлил в ней, пока она слушала. Он знал: между ними происходит что-то такое, что не требуется облекать в слова.

Они помогали друг другу в минуты черного отчаяния. Каждый из них обнаруживал слабость и черпал силу из другого. Питер не мог припомнить момента в своей жизни, когда другой человек значил бы для него так много.

«Ягуар» был в том же состоянии, в каком он его оставил, не считая четырех разрезанных шин. Сначала Питер открыл бардачок и достал лежавший там автоматический пистолет 45-го калибра, завернутый в замшу. Он передал его Грейс вместе с коробкой патронов. Он возил его в своей машине, этой и предыдущей, со времени своей встречи с весельчаками-убийцами в Вермонте. Однако не вспоминал про него, даже после совета Шена Кэссидея. Он вспомнил о нем, лишь когда лежал, согнувшись, на вершине хребта и кольцо из людей в масках сжималось вокруг него. Он вспомнил о нем тогда, потому что мог бы убить половину из них, если бы имел его при себе.

Он открыл багажник «ягуара» и достал свою дорожную сумку. Пять минут спустя он вышел из-за машины в сухих слаксах, чистой темно-синей спортивной майке и желтовато-коричневом габардиновом пиджаке. Его волосы были расчесаны. Он выглядел почти таким же, как и несколько часов назад, когда заходил в лес.

Он подошел к Грейс и протянул руку за пистолетом и коробкой с патронами.

— Питер! — сказала она.

— Да?

— Убедись, что ты выбрал подходящий случай, чтобы пустить его в ход, — сказала она. И вернула ему пистолет без каких-либо дальнейших споров или комментариев.

— Я думаю, нам следует отправиться куда-нибудь, где можно двигаться в двух направлениях, — сказал он.

Он переложил свою сумку и дождевой плащ на заднее сиденье ее машины и уселся рядом с ней. Она двинулась обратно по дороге, огибавшей озеро. Он открыл коробку с патронами и вывалил ее содержимое, россыпью, в свой левый карман. Он удостоверился, что пистолет заряжен, а потом сунул его в свой правый карман.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, Грейс, — сказал он, — важные слова, но сейчас не та обстановка.

— Их вообще не требуется говорить. — Ее глаза внимательно смотрели вперед, на дорогу.

— Меня настолько распирало от собственного тщеславия, бессилия и боли, что я не дал тебе возможности рассказать, что происходило с тобой. Господи, как все-таки получилось, что ты стала меня искать, и зачем?

— Во-первых — история с Тони Редмондом, — сказала она.

— А таковая есть?

— Таковая есть! — ее голос выдавал глубокое волнение. — Начать с того, что Энтони Редмонду никогда не выписывали никакого паспорта. Если он отправился в Европу в то время, когда телеграфировал об этом своим друзьям в университете, то он уехал туда без паспорта, то есть незаконно. Ему пришлось бы так или иначе добираться зайцем. Он бы путешествовал по Европе все это время без каких-либо официальных документов. Это не невозможно, как я полагаю, но зачем? Это первое. Ты говорил, что генерал Уидмарк делал запросы через своих друзей в государственном департаменте и ему сообщили, что Редмонд пропал без вести при кораблекрушении.

— Так мне сказала миссис Уидмарк.

— Так вот, не сохранилось никаких сведений о том, что генерал — или кто-то еще — делал запрос относительно Редмонда в государственном департаменте, и не сохранилось никаких записей о том, что какой-либо американской гражданин пропал без вести — или считается пропавшим — при кораблекрушении в Средиземном море за последние три года!

Питер посмотрел на Грейс. Ее глаза были очень ясными, ее губы разомкнулись.

— Твое предчувствие оказалось верным, Питер, — сказала она. — Возможно, это то, что мы сможем повесить на них.

Какое-то время они ехали молча. Дома вдоль дороги стояли теперь ближе друг к другу. Собака выбежала к ним, заливаясь лаем.

— Не исключено, если в фантазиях Эйприл Поттер есть зерно истины, — сказал наконец Питер, — генерал сделал с ней что-то, приведшее молодого Редмонда в такую ярость, что он вознамерился убить Уидмарка. Возможно, он пытался это сделать.

— А генерал убил его, — подхватила Грейс.

— И после этого ему пришлось объяснить исчезновение Редмонда. Телеграммы друзьям… вымышленная история и тело на дне озера или похороненное где-то там, в лесу.

— Если бы мы смогли это доказать… — сказала Грейс.

— Ты приехала в Уинфилд, чтобы рассказать мне об этом? — спросил Питер.

Она кивнула:

— Я все ждала и ждала, пока ты позвонишь — мне или ребятам. Совершенно случайно они обнаружили белое пятно, которое вписывается в общую картину. Никто из друзей Редмонда не получал от него известий с тех пор, как он якобы отправился в Европу. Так вот, я подумала, что тебе следует об этом знать, и ближе к вечеру я выехала сюда. Я поколесила по городу, высматривая твой «ягуар», но безуспешно. Уже почти стемнело, когда я сделала остановку в центре города, в закусочной, выпить кофе. Вот когда мне повезло.

— Да?

— Я наткнулась на человека, с которым вы вроде бы как приятели. Местный газетчик.

— Дэн Сотерн?

— Он узнал меня. Сказал, что был на церковной службе сегодня утром. — Уголок ее рта дрогнул. Когда речь зашла о службе, это напомнило ей о Сэме. — Он представился, и я сказала ему, что ищу тебя. Это, похоже, его встревожило. Он сказал, что, как ему думается, ты поехал посмотреть на АИА во время игрищ несколько часов назад. Ты не вернулся обратно, хотя там уже все закончилось. Он видел многих молодчиков Уидмарка, из тех, что были за городом. Он показал на парочку из них в той кофейне. Я спросила его, не поедет ли он сюда со мной, но он отказался. Он мог объяснить своим то, что разговаривает как газетчик со мной… вдовой Сэма Минафи… — Она слегка запнулась на этих словах. — Но… но нельзя было, чтобы видели, как он показывает мне дорогу к учебному плацу. Зато он подробно растолковал мне, как сюда добраться.

— Тебе не страшно было ехать одной?

— Я еще больше боялась не поехать вообще, — призналась она. — Днем я могла бы не найти твою машину, так хорошо ты ее спрятал. Но мои фары высветили твой блестящий, хромированный задний бампер. Когда я увидела машину с твоей… твоей ногой, стоявшей торчком на крыше… — Она сделала глубокий вдох. — Я хотела убежать. Я была почти уверена, что искать тебя бесполезно.

Они приближались к окраинам собственно Уинфилда, когда Питер попросил ее остановиться у ярко освещенной заправочной станции.

— Я хочу взглянуть на себя в зеркало в туалете, — сказал он.

Грейс смерила его быстрым озадаченным взглядом.

— Там у меня была возможность немного пораскинуть мозгами, — объяснил он. — Они отлупцевали меня весьма основательно, но очень аккуратно. Они… могли совершенно запросто покончить со мной навсегда, но не стали.

— Я спрашивала себя… — начала она и запнулась.

Они остановились у заправочной станции.

— Я думаю, от меня ждут, что я побегу к ближайшему копу, покажу свои синяки и выдвину обвинения против АИА.

— И ты это сделаешь!

Питер покачал головой:

— Нет — раз от меня этого ждут. Я думаю, на моем примере собираются преподать наглядный урок, и я не желаю оказывать им такую услугу, если мне по силам от этого уклониться. Если по мне не очень видно, что я избит и получил тяжелые травмы, то выжидающие копы не получат возможности расспросить меня, что со мной случилось.

— Вид у тебя измученный, — сказала она, — но на лице у тебя нет никаких меток. Только тот пластырь, который доктор наложил тебе на голову прошлой ночью.

— А этому есть объяснение, — сказал Питер.

— Тогда что нам делать, Питер? — спросила она.

— Это требует обдумывания, на которое я был не способен, — ответил он. — Мне… мне нужно немного отдохнуть. Но сначала я хочу посмотреть, как они отреагируют на мое бездействие. — Он улыбнулся ей одной половиной лица. — Могу я купить тебе выпивку в баре «Уинфилд-Армс»?

— Если хочешь.

— Сначала я хочу убедиться на свой счет, — повторил Питер.

Он открыл дверцу машины и вышел. Он едва не упал. За то сравнительно короткое время, что он неподвижно сидел в машине, его мышцы настолько одеревенели, что он спрашивал себя, способен ли он вообще управлять ими. Его бедра были усеяны шишками, его спина и плечевые мускулы доставляли мучения, его ребра терзала невыносимая боль. Он чувствовал, как капельки пота выступили у него на лбу. Выпрямиться и пойти естественной походкой казалось невозможным делом.

«Ей-богу, девушка Сэма Минафи — это что-то», — подумал он. Она наблюдала за ним. Она наверняка видела те усилия, которые он прилагает. Но она знала, как сильно ему хочется сделать это самостоятельно. Немного есть людей, которые знают, когда сострадание способно переломить тебе хребет.

Он сделал пару неуверенных шагов в направлении освещенного туалета, а потом, несмотря на боль, его опорно-двигательная система стала действовать довольно сносно. К тому времени, когда он достиг двери туалета, он двигался медленно, но нормально. Легкая хромота всегда была при нем. Он повернулся и посмотрел назад — на машину. Грейс подняла руку, сделав маленькое колечко одобрения большим и указательным пальцами. Отлично идешь — говорило оно.

Отражение собственного лица в зеркале потрясло Питера. Под глазами были темные круги, а щеки ввалились.

Кожа выглядела так, как будто ее туго натянули на скулы. Но никаких меток или синяков не было. Он умыл лицо холодной водой и как следует растер его кусочком полотенца на ролике. Он надеялся, что это отчасти уберет его восковую бледность.

Перед ним стояла проблема. Не было в Уинфилде такого места, где он мог бы провести ночь в безопасности, а ему нужно было хоть немного отдохнуть, если он собирался продолжать свое дело. Беспокоился он и за Грейс. Ее собственные силы наверняка находились на грани истощения. Для нее здесь тоже было небезопасно, и все-таки он не хотел, чтобы она уезжала. Он не отрываясь смотрел на себя в зеркало. Он должен напоминать себе, что Грейс здесь не из-за него, она хочет добиться какой-то справедливости в отношении Сэма.

Он вышел из туалета и направился через мощеный двор туда, где в машине его ждала Грейс.

— Похоже, как только я пришел в движение, все заработало, — сказал он, залезая внутрь. — Вряд ли у меня получилось бы сплясать джигу, но я, черт возьми, совершенно уверен, что выпить мне бы не повредило.

— Разумно ли будет с твоей стороны появляться на людях сегодня вечером, Питер?

— Я хочу, чтобы генералу передали, что я не играю в его игру, — нет уж, увольте.

Она медленно ехала по Главной улице в направлении «Уинфилд-Армс». Он рассказал ей о своем визите к Салли Смит.

— Наши две главные зацепки — это выявить человека, который воздействовал на Олдена Смита и, вероятно, был его убийцей и Чарли Биллоуза, а также выяснить, что в действительности случилось с Тони Редмондом. Они знают, что я иду по следу смитовского дружка, и будут прятать его настолько тщательно, насколько способны. Но они не догадываются, что мы интересуемся историей Редмонда. Проблема в том, где тут отправная точка?

— Эйприл Поттер, — тут же подсказала Грейс. — Если бы мы могли добраться до нее, снова разговорить ее насчет того, что сделал генерал такого, из-за чего Редмонд бросился его разыскивать…

— Я не думаю, что это будет просто — снова пробиться к Эйприл. Прошлой ночью, в моем номере, она едва не поставила их под удар, и они наверняка это знают.

Она повернула голову и бросала на него быстрый взгляд.

— Ты хочешь пойти на попятную? — спросила она. — Видит Бог, — я бы не стала тебя винить, Питер. Ты и так уже достаточно всего перенес ради Сэма.

Питер невесело усмехнулся.

— Ты, наверное, шутишь, — сказал он. — Ты считаешь, что я ввязался в это только ради Сэма? Я был бы здесь, если бы Сэм был для меня совершенно незнакомым человеком. Я был бы здесь, если бы никогда не видел тебя и не слышал о тебе. Эта драка для меня, Грейс, а уж после сегодняшней ночи это стало для меня глубоко личным делом.

— Пожалуй, я это знала, — сказала она. — Прости меня за то, что на какой-то миг в этом усомнилась.

— После сегодняшнего вечера мне никогда не придется прощать тебя за что-либо, — сказал он. — Я уже готовился расстаться с жизнью, когда услышал твой голос. Ты бы запросто могла убежать и оставить меня там. Это долг, который никогда не будет оплачен в полной мере.

— Я знаю, почему Сэм тебя любил, — отозвалась она, глядя прямо перед собой. — Ему никогда не приходилось спрашивать себя, на чьей ты стороне.

— Я подозреваю, что это одно из тех качеств, которые ему нравились в тебе, — сказал Питер.

Машин на автомобильной стоянке у «Уинфилд-Армс» было довольно много. Питер приподнял левую руку, чтобы посмотреть на свои наручные часы, и понял — это одна из вещей, которые пропали, наряду с зажигалкой, трубкой и бумажником.

Он вышел из машины и, обогнув ее, зашел с другой стороны, чтобы присоединиться к Грейс. Он в первый раз заметил темно-зеленый вязаный костюм, который был на ней. Он подчеркивал гибкость высокой ее фигуры.

— Мои туфли и чулки в ужасном виде, после того как я шла вброд через озеро, — пожаловалась она.

— Никто не будет смотреть на твои туфли и чулки, — сказал он.

Кажется, наконец-то до него дошло, почему Сэм так гордился тем, что может продемонстрировать ее как свою женщину.

Она взяла его под руку, и они двинулись в бар.

— И что будет? — спросила она.

— Сюрприз, — улыбнулся он. — Нас не ждут.

В Коннектикуте женщинам не разрешается сидеть или стоять у стойки. За столиками на двоих и на четверых в тускло освещенном зале располагалось дюжины две парочек. Молодой человек, бренчавший на гитаре, сидел на небольшой платформе, и маленький кинопрожектор превращал его длинные светлые волосы в ярко-золотистые. Питер первый направился к пустому столику. Как раз в тот момент, когда они дошли до него, он расслышал новую тональность в гуле голосов, и отметил, что на них оглядываются. Они сели, и к ним подошла официантка. Оба они заказали шотландское виски.

— У нас получилось, — негромко сказала Грейс. — Полдюжины людей в этом зале, похоже, очень нами интересуются.

Питер обшарил себя в поисках пропавшей трубки, и его пальцы коснулись рукоятки пистолета 45-го калибра в кармане. И порадовался тому, что он там.

— К нам идет друг, — сказала Грейс. — Твой приятель из газеты.

Лицо Дэна Сотерна раскраснелось, а глаза неестественно блестели. Не составляло труда догадаться, что он прилично заложил за воротник.

— А, Питер, рад вас видеть, — заговорил он. — Я уже начал беспокоиться, когда миссис Минафи сказала, что не может вас найти.

— Вы очень точно объяснили, как ехать, — сказала Грейс.

Дэн не обратил на нее внимания.

— Вы в порядке, дружище? — спросил он Питера.

— В порядке, — кивнул Питер. — Присоединяйтесь к нам — или это небезопасно?

Дэн раздобыл стул за соседним столиком, уселся между ними и быстро оглядел комнату, прежде чем снова заговорить.

— Вы оба — новость, — сказал он, — так что мне ничего не угрожает.

— А в такой поздний час здесь можно заказать сандвич? — беззаботно поинтересовался Питер.

— Конечно. Я бы порекомендовал фирменную индейку с русским гарниром.

— В Уинфилде подают русский гарнир? — спросил Питер с натянутой улыбкой.

Он внезапно ощутил, что очень голоден. Подав знак официантке, он заказал сандвичи и кофе. Дэну, казалось, не терпится поговорить.

— Вы легко нашли учебный плац? — спросил он, когда официантка ушла.

— Как нечего делать, — ответил небрежно Питер.

— Какие-нибудь проблемы? — спросил Дэн.

— Как то?

— Ну, им не нравится, когда за ними наблюдают, — сказал Дэн.

— Не думаю, что меня видели, — отмахнулся Питер.

Дэн поигрывал полупустым стаканом, который он поставил на стол.

— Когда вы отсутствовали так долго…

В его тоне чувствовался невысказанный вопрос.

— Я наблюдал за ними час или около того, — сказал Питер, — а потом ждал, пока они разойдутся. Я не хотел рисковать тем, что меня увидят на дороге. Потом я немного порыскал вокруг и Грейс нагнала меня.

Дэн осушил свой стакан и поманил официантку.

— Значит, обошлось без треволнений, — сказал он.

— Наблюдать за их играми довольно познавательно, — сказал Питер. — Но ничего особенно волнующего не было.

— Еще по одной — всем, — сказал Дэн официантке. — За мой счет.

— Я имел интересную беседу с миссис Смит, — сказал Питер.

— Своеобразная личность.

— Да еще какая своеобразная. — Питер обвел взглядом комнату. — Сдается мне, что кое-какие лица мне знакомы.

— Где-где, а в Уинфилде из членства в АИА секрета не делают, — сказал Дэн. — Салли Смит хоть как-то помогла вам с друзьями Олдена?

— Я — святоша и благодетель человечества, — ответил Питер. — Мне не слишком обрадовались.

Дэн рассмеялся.

— Дамочка верна своей клиентуре, — сказал он. — Я сомневаюсь, чтобы многие из них восхищались вашим слогом.

— Так или иначе, я ничего от нее не добился, — сказал Питер.

Он взглянул на Грейс. Она рассматривала маленького толстого человечка как-то особенно пристально.

Официантка принесла всем еще по одной порции выпивки.

— И что вы собираетесь предпринять дальше? — спросил Дэн.

— Буду и дальше разнюхивать, до тех пор, пока не отыщу кого-то, кто поговорит со мной о друзьях Олдена Смита, — сказал Питер. — После этого…

— Вы не могли бы купить мне пачку сигарет, мистер Сотерн? — неожиданно перебила его Грейс.

Звук ее голоса поразил Питера.

— Конечно, — с готовностью согласился Дэн. — Каких?

— «Кэмел», пожалуйста, — попросила Грейс.

Толстый человечек встал со своего стула и направился через зал к автомату с сигаретами. Грейс наклонилась к Питеру.

— Ты мне рассказывал, что там, на гребне, когда они окружили тебя, — шепнула она, — один из них сказал: «Долго же ты сюда добирался».

— Да. А потом мне предложили произнести речь.

— Они знали, что ты едешь, Питер. Они тебя ждали — в полной готовности.

— Очевидно, я где-то прозевал часового.

— Только одному человеку было известно, что ты направляешься на учебный плац, — сказала Грейс. — Твоему приятелю!

— Дэн?..

— А разве еще кто-нибудь знал?

Питер прищурил глаза. Он наблюдал, как маленький толстый человечек возится с автоматом для продажи сигарет в другом конце зала.

— У меня нюх на людей, Питер. Он мне не нравится, я ему не доверяю. Он был бы для них идеальной подсадной уткой. Он послал тебя к миссис Смит, и она была готова к твоему приходу. Он послал тебя на учебный плац, и они поджидали тебя. Теперь старина Дэн хочет знать, что ты предпримешь дальше. Я готова поклясться, что он — канал информации, связывающий их с тобой, Питер. От тебя ждут, что ты расскажешь ему, что случилось с тобой там, а потом эта новость распространится — как они того и хотят.

— Нельзя позволять мне переходить улицу в одиночку, — мрачно пошутил Питер.

— У тебя не было времени подумать над этим, — возразила она. — Возможно, я ошибаюсь…

— Я так не думаю, — сказал Питер. — Толстый маленький ублюдок! Какой актер!

— Может быть, ты сумеешь его использовать, Питер, если он не догадается, что мы его вычислили?

Приход официантки с сандвичами и кофе дал Питеру время, чтобы совладать с гневом, который, как он понимал, наверняка отразился бы на его лице. Дэн Сотерн подошел с сигаретами.

Он сел и глотнул из своего стакана.

— Я бы и рад помочь вам со Смитом, — сказал он, — но, должно быть, поступила команда проглотить язык. Так вы говорите, что после этого…

— После этого у нас снова не осталось зацепок, — сказал Питер.

Маленький толстый человечек какое-то время задумчиво изучал его.

— У меня такое чувство, что вы не рассказали мне всего, что случилось на учебном плацу, — вкрадчиво проворковал он.

— А что тут рассказывать? — Питеру, похоже, удавалось сохранить небрежный тон. — Овладение приемами штыкового боя, занятия по каратэ, строевая подготовка. Непохоже, чтобы они изучали стрелковое дело, что меня удивило.

— В городе есть стрелковый клуб, — сказал Дэн. Его голос стих. — Не пытайтесь провернуть это дело в одиночку, Питер. У них слишком много боеприпасов по вашу душу. Я и рад бы помочь, но вы знаете, в каком я положении.

— Да, думаю, что знаю, — сказал Питер.

Какое-то время никто ничего не говорил, а потом Дэн отодвинул свой стул.

— Я утром иду в типографию, — сказал он. — А сегодня вечером мне еще нужно подготовить один материал. — Он посмотрел на Питера, озадаченный. — Если я смогу что-то сделать для вас, в пределах моих возможностей, дайте мне знать.

— Обещаю, — сказал Питер.

— Спокойной ночи, миссис Минафи.

— Спокойной ночи, — сказала Грейс.

Толстый человечек прошел к стойке, якобы чтобы оплатить свой счет. Он тут же завязал разговор с двумя стоявшими там людьми. Один раз он оглянулся и, увидев, что Питер и Грейс наблюдают за ним, ухмыльнулся им и помахал рукой, пожелав доброй ночи. Потом взял сдачу и вышел из заведения.

— Ты права, — сказал Питер Грейс. — Ну что ж, теперь мы можем быть уверены, что генерал узнает: я не собираюсь заявлять о том, что со мной случилось.

— И что дальше? — спросила Грейс.

— Здесь мы добились того, чего хотели, — сказал Питер. — Теперь мы отвезем тебя домой, и я подыщу место, где можно отоспаться.

— Ты можешь остаться у меня, — сказала Грейс. — Ты присматривал за мной позапрошлой ночью. Сегодня ночью я могу сделать то же самое для тебя.

— Мы поговорим об этом по дороге, — сказал Питер.

Он подал знак официантке и оплатил чек. Когда они выходили, около дюжины людей в заведении, похоже, очень ими интересовались. Питер спрашивал себя, как далеко они уйдут, без того чтобы кто-то увязался за ними. Его рука снова искала вселяющий спокойствие пистолет в кармане пиджака.

Когда Питер открывал дверцу машины, он увидел, что на сиденье есть нечто такое, чего там прежде не было. Это был кусочек простой белой бумаги, сложенной квадратом. Питер взял его и развернул. На нем было написано короткое послание, никому не адресованное и без подписи. Питер открыл рот, собираясь что-то сказать Грейс, но не смог выдавить из себя ни слова. Он передал ей записку и стоял, наблюдая за ней, с застывшим лицом.

Записка гласила: «Редмонд похоронен в розарии Дома Круглого стола».

 

Глава 2

Грейс и Питер стояли там, вглядываясь друг в друга в полутьме. Из бара до них донесся взрыв смеха, а потом мотив старой хорошо знакомой народной песни, которую наигрывал и пел гитарист:

Грейс отдала записку, как будто она жгла ей пальцы. Они забрались в машину, закрыли дверцы и просто сидели там. Почерк был крупный и детский, вероятно, искусная имитация. Питер медленно сложил записку и убрал во внутренний карман пиджака.

— Каким-то образом просочилась информация о том, что ты интересуешься Тони Редмондом, — предположила Грейс. — Наверное, это кто-то с моей стороны, Питер. Ребята, друзья Редмонда, с которыми они разговаривали, или кто-то в Вашингтоне. Но друг, Питер. Это наверняка друг.

— Если только это не «липа», — сказал Питер.

— Но мы пойдем с этим в полицию.

— В какую полицию? — спросил Питер, закипая от гнева. — К молодчику генерала капитану Уолласу? К марионеточному окружному прокурору Грэдуэллу? Мы что, попытаемся добиться судебного ордера на проведение раскопок в саду от какого-нибудь местного судьи, который скорее всего под каблуком у генерала? Мы что, попробуем публично выступить с разоблачениями, оперируя этими никому не адресованными, неподписанными каракулями? А тебе не приходит в голову, что все это — фальшивка? Мы поднимаем большой шум по поводу предполагаемого убийства, а потом появляется этот парень Редмонд, купившийся на нефтяную скважину, как это случилось с другим из ребят Чарли. Кто-то ожидает, что мы что-то предпримем, но кто и почему? Давай уедем отсюда. Десять к одному, что за нами наблюдают.

Грейс завела машину, и они выехали на Главную улицу, не направляясь в какое-то конкретное место. Питер размышлял о полицейском Мак-Адаме. Он был склонен верить Мак-Адаму. Но весь город представлял собой ловушку внутри ловушки. Каждый шаг умело планировался. Вас изощренно подталкивали именно к тому действию, которого от вас хотели. Они хотели, чтобы Питер отправился к учебному плацу; они хотели, чтобы он заявил о разбойном нападении.

Они всегда опережали вас на один шаг, обращая то, что выглядело потерей, себе во благо. Был ли честный на словах Мак-Адам еще одним каналом информации для генерала, подобно Дэну Сотерну?

Питер знал: что-то происходит с суждениями человека, когда в нем полыхает ярость. Он знал, что это заложенное в нем иррациональное стремление победить в этой драке без посторонней помощи, расквитаться за тот момент ужаса в лесу, расквитаться за Сэма Минафи и Чарли Биллоуза — и за Грейс. Расквитаться за нее! Если бы тут не примешивалось ничего личного, что бы он сделал как первоклассный репортер, располагающий фактами? А можно ли вообще считать фактом записку о Тони Редмонде, прожигающей его карман? Была ли это попытка какого-то запуганного врага АИА навести его на след, или это приманка, хитроумно заброшенная с таким расчетом, чтобы привести его к окончательному поражению?

— Если это фальшивка, ловушка, поставленная Уидмарком, — сказал Питер вслух для Грейс, — тогда мы не должны в нее попадаться. Если в ней правда, если действительно есть тело, захороненное в саду Дома Круглого стола, то в долговременной перспективе небольшая задержка нам не навредит. Мы нуждаемся в помощи.

— Откуда мы ее получим? — спросила она.

— У той заправочной станции есть телефон-автомат, я собираюсь позвонить Фрэнку Девери. Он — мой босс в «Ньюс вью». Я думаю, он согласится, что это материал, с которым в одиночку не справиться.

Вдалеке мигала неоновая вывеска заправочной станции. Снаружи они видели телефонную будку с маленькой красной лампочкой, горящей в потолке.

Они так и не добрались туда.

Полицейская машина вырулила из боковой улицы и прижала их к обочине. Двое полицейских вышли из нее и стали приближаться к ним с разных сторон машины. Суровые, ничего не выражающие лица глядели на них.

— Вашу лицензию, пожалуйста, — сказал один из них Грейс.

— Все нормально, Майк, — сказал тот, что находился со стороны Питера. — Это Стайлс.

— Так что? — спросил Питер.

— Капитан Уоллас хочет увидеться с вами в участке, — объяснил полицейский. — Направо на следующем перекрестке, а еще примерно через милю — налево. Мы будем ехать прямо за вами.

— Что капитан хочет от меня? — спросил Питер.

— Он вам скажет, — буркнул полицейский. — Поехали.

Они пошли обратно к своей машине и залезли в салон. Водитель подал знак Грейс ехать впереди них.

Грейс вырулила на шоссе и проехала мимо полицейского. Красная мигалка на крыше его автомобиля создавал пульсирующее отражение на ее ветровом стекле.

— Что это, Питер? — спросила она.

— Я не знаю. Мак-Адам предполагал, что мне могут предъявить какое-то надуманное обвинение, чтобы вывести меня из игры. На тебе ничего не висит, Грейс. Как только у тебя появится возможность воспользоваться телефоном, позвони Фрэнку Девери в Нью-Йорк. Его домашний телефон не занесен в телефонную книгу, так что тебе придется его запомнить.

Он повторил для нее номер, и она кивнула.

— Обрисуй ему точно, что происходит, скажи, что нам нужна помощь. Если тебе разрешат уйти, не дожидайся меня в участке. Уезжай и пробивайся к телефону.

— Обещаю.

— А потом возвращайся домой и забивайся в норку.

— Нет! — резко вскинулась она. — Как ты будешь передвигаться? У тебя нет никакой машины. Ты…

— Я хочу, чтобы ты была в стороне от этого, в безопасности, — взволнованно проговорил Питер.

Она бросила на него быстрый взгляд искоса.

— А где она — безопасность? — спросила она.

Полицейский участок представлял собой здание из красного кирпича с флагштоком у фасада. Перед ним стояло несколько машин полиции штата. Грейс припарковалась, и двое полицейских снова подошли к машине с двух сторон.

— До скорого, Питер, — непринужденно попрощалась Грейс.

— Вас тоже просили пройти, миссис Минафи, — сказал тот полицейский, что стоял с ее стороны.

Вот тебе и телефонные звонки.

Их провели внутрь и по цементному полу к двери с табличкой: «Капитан Уоллас». Полицейский у регистрационной конторки с любопытством оглядел их.

В кабинете капитан Уоллас сидел за столом с плоской крышкой, жуя сигару. В другом конце комнаты, у окна, находился Фрэнк Грэдуэлл, окружной прокурор. В тот же момент, когда они зашли в комнату, полицейский со стороны Питера зашел ему за спину и похлопал его по одежде. Затем извлек из кармана Питера пистолет.

— У вас есть на него разрешение? — без долгих предисловий спросил Уоллас.

— Да.

— Разрешение штата Нью-Йорк здесь недействительно, Стайлс.

— У меня специальное разрешение, выданное министерством юстиции, — возразил Питер. — Хотите на него посмотреть?

Уоллас помахал рукой полицейскому, чтобы тот положил пистолет на стол.

— Мы ожидали вашего прихода, Стайлс, — сказал он.

— Моего прихода?

Уоллас опустил руку под стол и достал газетный сверток. Он развернул его на письменном столе. Внутри оказались рваный пиджак, сорванный с Питера в лесу, окровавленная рубашка, галстук, наручные часы, зажигалка, трубка и бумажник.

— Вашу машину обнаружили примерно час назад на приозерной дороге, с разрезанными шинами, — сказал Уоллас. — Мы отбуксировали ее в гараж Ланнинга на Главной улице.

— Я полагаю, мне следует вас за это поблагодарить, — улыбнулся Питер.

— Я полагаю, вам следовало об этом заявить, — повысил тон Уоллас. — Не нужно быть студентом юридического факультета, чтобы знать, что вы обязаны заявить о преступлении. — Узкие глазки обратились на Грейс. — Вас это тоже касается, миссис Минафи. Вы возили мистера Стайлса последний нас или около этого. Вы тоже знаете, что случилось.

— Что же, по-вашему, случилось? — спросил Питер.

— О, ради Бога, — взорвался Уоллас. — За последние сорок восемь часов я не добился от вас и ваших друзей ничего, кроме демагогических речей, Стайлс.

— А мы не видели ничего, кроме насилия, от жителей вашего города, — отпарировал Питер.

— Вам лучше рассказать нам, что произошло, — устало сказал Грэдуэлл со своего места у окна.

— Вам бы лучше рассказать мне, — сказал Питер. Он поколебался с минуту, а потом спокойно продолжил: — Под вечер я прокатился по дороге вдоль озера. Как вы помните, стояла жара. Озеро выглядело заманчиво, и я подумал, что не мешало бы мне искупнуться.

Слабая улыбка тронула уголки его рта, когда он увидел, как лицо Уолласа искажается от ярости.

— Я поставил машину в стороне от дороги, снял пиджак и рубашку и спустился к краю воды. Я выкупался, а потом растянулся на берегу. Должно быть, я заснул, потому что не успел я опомниться, как уже стемнело. Я прошел обратно к своей машине и обнаружил, что шины изрезаны, а мой пиджак и рубашка — украдены. У меня была запасная одежда — та, в которой я сейчас, — в сумке, в багажнике. Я переоделся и отправился пешком в город или до ближайшего телефона. Миссис Минафи в это время искала меня, и по чистой случайности она оказалась на приозерной дороге, где и нашла меня. Вот такие дела. Меня мучили жажда и голод, и мы отправились в «Уинфилд-Армс» — выпить и съесть по сандвичу. — Его улыбка стала шире. — Вот такие дела.

— И вы не заявили о том, что вам повредили машину? — спросил Грэдуэлл.

— Я полагал, что это — как это у вас в Уинфилде называется? — дело рук случайных хулиганов-подростков. Поймать кого-нибудь надежды мало. Я подумал, что договорюсь о том, чтобы утром машину отбуксировали и поставили на нее новый комплект шин.

— Значит, такова ваша версия событий? — зло спросил Уоллас. Лицо его налилось краской.

— И я намерен твердо ее придерживаться, — бодро заверил Питер.

Уоллас навел свои злые глаза на Грейс.

— А как это вас вдруг угораздило поехать по приозерной дороге как раз в нужный момент? — спросил он.

— Я объездила весь город в поисках Питера, — доверчиво призналась Грейс. — Его машина очень приметная.

— Это в потемках-то?

— Она белая, капитан.

— Никто не говорил вам, где его искать?

— А разве кто-то знал? — живо вставил Питер.

Стоявшая перед капитаном дилемма была очевидна и доставляла Питеру мрачное удовлетворение. От Питера ждали, что он заявит о нападении на него на учебном плацу. Когда он не сделал этого, они представили ему вещественные доказательства, опять же ожидая, что ему придется признать правду. Все, что им оставалось, это сорвать с его спины одежду и устроить дознание по поводу того, почему он весь в синяках. Питер подумал: совсем не исключено, что именно так они и поступят.

Они не могли сказать, что знают: Грейс выяснила, как ехать, у Дэна Сотерна, не разоблачив Дэна в качестве пособника АИА. Они считали, что тот, возможно, еще пригодится, играя роль трусоватого приятеля.

— Где вы нашли мои вещи, капитан? — спросил Питер.

Уоллас крепко закусил свою сигару.

— В лесу, — сказал он.

— Удивительно, что детки не позарились на зажигалку и часы, — изобразил удивление Питер. — Они стоят кучу денег.

Капитан оттолкнул назад свой стул и ринулся в противоположный конец кабинета. Он уже миновал свою обычную точку кипения. Он раздраженным жестом подозвал Грэдуэлла.

Окружной прокурор медленно подошел и встал возле письменного стола капитана. Он снял свои массивные очки и теперь протирал их белым полотняным носовым платком.

— Удивит ли вас, мистер Стайлс, — спокойно спросил он, — если я скажу вам, что не верю ни одному слову из вашего рассказа?

— Трудно понять, во что верить в Уинфилде, ведь так? — сказал Питер улыбаясь.

Грэдуэлл снова надел свои очки.

— Я намерен попросить вас и миссис Минафи сделать официальное заявление о том, что случилось с вашей машиной и вашей одеждой, и о том, как вы двое оказались вместе, — сказал он. — Просто на тот случай, если в другой раз вам вздумается рассказать какую-нибудь иную историю, мистер Стайлс. — Улыбка у него была усталая. — Мы могли бы выдвинуть формальное обвинение против вас обоих за недоносительство о преступлении. Дело того не стоит.

— Я рад, что вы так к этому относитесь, — сказал Питер.

— Тем не менее вы представляете для нас более серьезную проблему, мистер Стайлс. И вы, миссис Минафи.

— Проблему какого рода? — спросил Питер.

— У нас здесь, в Уинфилде, расследуются три убийства.

— Я знаю, — сказал Питер.

— Мы не возражаем против нормальной активности газетчиков в такой ситуации, — сказал Грэдуэлл. — Для нас они всегда головная боль, но они имеют свои права — права свободной прессы.

— Я рад это слышать.

— Но когда газетчик начинает играть в частного сыщика, запугивает свидетелей…

Он выразительно пожал плечами.

— Запугивает какого свидетеля? — с неподдельным удивлением спросил Питер.

— Миссис Салли Смит, — сказал Грэдуэлл. — Вы пытались надавить на нее с тем, чтобы она подтвердила сфабрикованную вами историю о ее сыне. Вы угрожали ей огромными возможностями своего журнала, который читают по всей стране. Я нахожу это крайне неэтичным, мистер Стайлс.

Питер уставился на законника. Было бесполезно отрицать, что он высказывал какие-то угрозы. Салли Смит, очевидно, была их детищем. Он не мог отрицать, что разговаривал с ней.

— И вот, мистер Стайлс, я с сожалением констатирую, что вы и ваши друзья, — он удостоил Грейс небольшого вежливого кивка, — являетесь персонами нон грата в Уинфилде, пока идет это расследование. Если вы все еще будете находиться здесь завтра утром, я намерен наказать вас по всей строгости закона. Я даю вам ровно столько времени, сколько нужно, чтобы привести свою машину в порядок и уехать из города.

— Вы, очевидно, не верите в «огромные возможности» журнала, на который я работаю, — сказал Питер.

— Не там, где имеет место нарушение закона. В случае с миссис Смит мы можем завести на вас очень серьезное дело, — сказал Грэдуэлл. — Я думаю, местный суд сделал бы определенные оговорки по поводу освобождения вас под залог после того, как вам предъявят обвинение. По-моему, вам бы лучше найти себе какие-то новые интересы, мистер Стайлс, — в стороне от Уинфилда. А теперь, если вы не возражаете, я распоряжусь, чтобы дежурный по участку снял показания с вас и миссис Минафи по поводу вашего… вашего приключения во время купания.

Окружной прокурор был доволен собой.

У дежурного полицейского ушло невероятно много времени, чтобы зафиксировать их показания на стенотипе, отпечатать в трех экземплярах и поставить подписи на всех копиях.

Было около двух часов ночи, когда все формальности были закончены. Питер попросил вернуть ему пистолет. Грэдуэлл вежливо сообщил ему, что это разрешение не имеет юридической силы в Коннектикуте — что также является нарушением закона, которое ему могут инкриминировать, но что, если он остановится возле участка утром «по дороге из города», пистолет ему вернут. Ему разрешили забрать прочее свое имущество.

— В какой степени они способы исполнить свои угрозы? — спросила Грейс, когда им наконец разрешили уехать.

— В достаточной, чтобы на некоторое время связать нам руки, независимо от конечного результата.

— Может, оно и к лучшему, — сказала она. — За пределами этого города есть люди, которые прислушаются к тому, что ты знаешь и подозреваешь. По-моему, слишком опасно, чтобы ты занимался этим в одиночку, Питер.

— Давай найдем ту телефонную будку, — напомнил Питер.

Они снова двинулись в сторону Главной улицы и заправочной станции.

— Они пытались добиться, чтобы ты рассказал о происшествии на учебном плацу, — сказала Грейс, — но не было даже намека на то, что знают про записку. Мне по-прежнему кажется, что ее оставил тот, кто хотел помочь. Несмотря на то, что мы видели, Питер, здесь, в Уинфилде, должно быть много, много людей, которые ненавидят и боятся АИА. У меня такое ощущение, что записку подбросил один из них. Но если кто-то знает наверняка, что Редмонда убили, а его тело похоронено в Доме Круглого стола, они могли бы сокрушить АИА. Почему нужно сообщать об этом нам, а не соответствующим властям?

— Месть, — угрюмо проговорил Питер. — Стоит только произойти чему-нибудь такому, что погубит Уидмарка, и рано или поздно кто-нибудь из ребят в черных кепках нанесет контрудар — расквитается. Это не просто отряд уинфилдских бойскаутов, это общенациональная организация фанатиков.

Машина притормозила возле телефонной будки на заправочной станции, но Питер не вышел наружу.

— Я размышляю по поводу Эйприл Поттер, — озабоченно заговорил он. — Она была так близка к тому, чтобы дать мне ключ к делу Редмонда. И они могли услышать. Они вломились в мой номер в самый критический момент — как раз когда она могла рассказать мне о Уидмарке нечто такое, чем его можно было бы размазать по стенке. И я оставил им целые сутки — двадцать четыре часа, — за которые можно обеспечить, чтобы она никогда не заговорила со мной или с кем-либо еще об этом. Бог ты мой, Грейс, она живет в мире грез, но она пыталась сообщить мне нечто реальное, когда на нас набросились. А я просто позволил им ее увести! Если Редмонд был убит, она могла бы стать ключевым свидетелем — и они это знают. Как раз в тот момент, когда мы тут сидим, они, возможно, делают все, чтобы я никогда больше не обратился к ней по поводу ее истории.

— Мы не можем штурмовать дом в одиночку, Питер, и выкрасть ее… если она все еще там, — возразила Грейс.

— Мои мысли были настолько заняты Сэмом, и Чарли Биллоузом, и пожаром, и Смитом, — сказал Питер, — что я не уделил ей должного внимания, когда она молила о помощи — на свой вычурный лад. — Он открыл дверцу машины. — Посиди здесь, — сказал он.

Из телефонной будки Питер позвонил Девери с переводом оплаты на него и вскоре услышал сонный, раздосадованный голос редактора «Ньюс вью».

— Прости, что звоню за твой счет, Фрэнк, — сказал Питер, — на то, что я должен тебе рассказать, уйдет больше времени, чем я способен оплатить мелочью из своего кармана.

— Господи, да ведь сейчас четверть третьего! — взмолился Девери.

— Учитывая сложившиеся здесь обстоятельства, сейчас, возможно, позднее, чем ты думаешь, — сказал Питер. — А теперь слушай.

Он поведал Девери всю уинфилдскую сагу во всех подробностях. Несколько бурных восклицаний указывали на то, что теперь сон с Девери как рукой сняло. Питеру и Девери доводилось работать вместе над дюжиной заковыристых дел, и каждый из них прекрасно знал реакцию другого в кризисные моменты.

— Стоя здесь, у всех на виду, на Главной улице города, — объяснил Питер, — я хочу рассчитывать на то, что ты окажешь необходимое содействие. Я не знаю, до каких этажей власти здесь распространилась коррупция. Если я обращусь за помощью не к тому человеку, Уидмарк тут же насторожится.

— Я вышлю тебе поддержку через десять минут после того, как ты повесишь трубку, — заверил Девери. — Это может занять час или чуть больше. Где ты будешь, когда наши люди подъедут?

Рот Питера представлял собой узкую щелочку.

— Буду пытаться вызволить Эйприл Поттер, — сказал он. — Послушай меня, Фрэнк. К счастью, в моей сумке есть почтовая бумага. Я собираюсь вложить эту анонимную записку в конверт и отправить ее тебе по почте, до востребования, здесь, в Уинфилде. Если что-то пойдет не так, ты получишь ее утром.

— Жди помощи, — сказал Девери. — Нельзя тебе отправляться за этой девчонкой, Питер, в одиночку.

— Я, может быть, уже лишил ее шансов, выжидая так долго, — сказал Питер. — Скажи тем, кого пошлешь ко мне, чтобы искали меня у генерала или в Доме Круглого стола.

— Питер, послушай меня…

— Я собираюсь подъехать к парадной двери, позвонить и официально попросить о встрече с ней, — сказал Питер.

— Это в два тридцать ночи?

— А с каких это пор репортеры, которые работают над материалом, стали вежливыми? — сухо бросил Питер.

— И что потом?

— Буду действовать по обстоятельствам, — сказал Питер. — Я попрошу о встрече с Эйприл. Если они не дадут мне с ней увидеться…

— Тогда что?

— Я буду тянуть волынку до тех пор, пока не прибудет подмога от тебя, — сказал Питер. — Может быть, я смогу на какое-то время отвлечь их внимание на себя. Когда они узнают, что тебе все известно и что помощь на подходе, наверное, у меня не будет таких уж крупных неприятностей.

— Запомни одну вещь, Питер, — сказал Девери. — Если в этой истории о Редмонде есть доля правды — если генерал убил его, — тогда ему терять нечего.

— В смысле?

— Тебя не будут ждать с распростертыми объятиями в Доме Круглого стола, дружище.

— Ты только поторопи морскую пехоту, — сказал Питер.

Он прошел обратно к машине и забрался в нее.

— Как у тебя обстоит дело с выполнением приказов? — спросил он Грейс.

— Плохо, если это те приказы, которых я ожидаю, — сказала она.

— Позволь я скажу коротко и ясно, потому что времени в обрез, — сказал Питер. Она хотела было запротестовать, но он протянул руки и взял ее ладони в свои, крепко их сжав. — Девери присылает подмогу. Она прибудет через час или около того. В ту минуту, когда забьют тревогу, возможно, найдется человек, который все расскажет Уидмарку. Случись такое, и если у Эйприл и есть шанс, то она его лишится. Я поеду к Уидмаркам домой, позвоню в дверь и попрошу о встрече с ней. Потом я буду всеми известными мне способами тянуть время до тех пор, пока не прибудет помощь.

— Это тоже опасно! — запротестовала Грейс.

— Когда они узнают, что наши ребята уже в пути, и прибудут туда, в дом, они поймут, что нет особого смысла в том, чтобы убирать меня.

Он извернулся в своем кресле и открыл свой чемоданчик, который стоял на выступе позади них. Оттуда он достал конверт с маркой и шариковую ручку. Он адресовал конверт Девери и вложил в него анонимную записку о Редмонде.

— Твои приказания? — спросила Грейс.

— Мы бросим это в первый же почтовый ящик, а потом ты отвезешь меня к дому Уидмарка, высадишь из машины и уедешь. Поезжай домой так быстро, как только сможешь. Я позвоню тебе, как только все прояснится.

— Питер…

— Не спорь со мной, Грейс. Шансы Эйприл, возможно, висят на тончайшем волоске.

Она томительно долго пристально смотрела на него, потом завела мотор и вырулила на шоссе. Молодая луна погасла, и они быстро оказались за пределами городских огней, в полной темноте. Проехав несколько ярдов по улице, они остановились, чтобы опустить в ящик письмо, а потом двинулись дальше.

— Если когда-нибудь еще влюблюсь в мужчину, — сказала Грейс негромким, полным горечи голосом, — он будет трусом. Порой я думаю, что мужчины вроде тебя и Сэма — просто школьники. Ты рискуешь, потому что боишься — не дай Бог кто-то обнаружит, что тебе страшно. Вот что называется быть храбрым. Я этим сыта по горло!

— А что я, по-твоему, должен делать? — спросил Питер. — Ждать помощи, допустить, чтобы им все стало известно, позволить им убрать Эйприл? А если бы это была ты, разве ты ждала бы от Сэма, что он станет осторожничать?

— Питер, разреши я помогу тебе!

— Как?

— Разреши мне остаться с тобой. Это сражение в такой же степени мое, как и твое.

— Лучшая помощь с твоей стороны — обеспечить, чтобы мне не нужно было за тебя волноваться. Прямо у следующего указателя перекрестка.

— Сэм позволял мне идти с ним, за исключением последних нескольких шагов, — сказала она.

— Вот и я о том же, — подхватил ее мысль Питер. — Всё, кроме последних нескольких шагов.

— Думаю, когда все это закончится, — сказала она дрожащим голосом, — я, наверное, не захочу видеть тебя снова, Питер. Ты слишком похож на Сэма. Ты никогда не дашь мне забыть его.

— А зачем тебе это делать? Ты можешь жить, не забывая его. Он достоин того, чтобы его помнить.

Одиночный огонек сверкнул между деревьями на склоне холма. Он исходил из серой каменной крепости генерала. По левую сторону пролегла сумрачная тень Дома Круглого стола. Питер почувствовал, как напрягаются его истерзанные мышцы.

Машина двинулась вверх по склону, к дому. Они въехали в ворота и услышали хруст медного купороса под шинами. В кабинете генерала горел яркий свет.

Машина остановилась у парадной двери. Прохладная ладонь Грейс проскользнула вперед и накрыла ладонь Питера.

— Пожалуйста, — прошептала она, — не геройствуй.

 

Глава 3

Питер вылез из машины и прошел к парадной двери.

Там он повернулся и подождал, пока задние фары машины Грейс исчезнут с подъездной дорожки. Он отметил, что в доме зажглись еще и другие огни. Машина привлекла чье-то внимание. Он сделал глубокий вдох и нажал на кнопку звонка на парадной двери.

Едва он оторвал палец от звонка, как дверь приоткрылась на несколько дюймов. Изнутри дверь была закрыта на цепочку. На него глядело разбитое лицо Пэта Уолша. На нем проступила белозубая, невеселая ухмылка.

— Ты чокнутый ублюдок! — негромко сказал Уолш.

Уолш проговорил это почти что с удовольствием. Цепочка с двери была снята, и Питер обнаружил, что он смотрит в дуло автоматического пистолета.

— Прежде чем ты снова попытаешься прицепить хвост к этому ослу… — начал было Питер.

— Ты просился внутрь — так заходи! — перебил Уолш; его темные глаза угрожающе блестели.

— Прости, что мне так не терпится огласить первую часть своего послания, — сказал Питер. — В моем журнале знают, что в настоящий момент я нахожусь здесь. Мы обратились к людям, которые при всех ваших феноменальных способностях к подкупу находятся вне вашей досягаемости. Очень скоро здесь будут честные копы. Они могут огорчиться, если найдут меня мертвым.

Уолш сделал знак пистолетом.

— Ну так заходи, — пригласил он, отошел в сторону и закрыл за Питером тяжелую дверь. Тон у него был бодрый. — Ты наконец надумал заявить о том, что случилось с тобой в лесу? Я ставил пять против одного, что ты решишься на это.

— Я заявил об этом, — сказал Питер, — но я здесь не поэтому.

— У тебя еще есть причина помимо того, что ты пытаешься быть героем с большой буквы? — спросил Уолш.

— Я хочу видеть Эйприл.

— Да ты рехнулся. Это ночью-то?

— Я хочу спросить ее, не может ли она мне сказать, где захоронен Тони Редмонд, — с ледяным спокойствием произнес Питер, не сводя с Уолша своих бледно-голубых глаз.

Это было попадание в самое яблочко. Казалось, лицо Уолша исказилось от усилия скрыть, насколько его потряс этот вопрос. Питер увидел, как он еще крепче сжал в руке пистолет.

— Да у тебя просто крыша поехала! — сказал Уолш каким-то резким шепотом.

— Игра закончена, Уолш, — сказал Питер, — и нет никакого проку в том, чтобы палить в меня. Те, что идут на помощь, перероют каждый акр земли в Доме Круглого стола, если им это понадобится.

Уолш облизал губы, при этом пистолет не сдвинулся с места.

— Я думаю, тебе лучше поговорить с генералом, — с усилием процедил он сквозь зубы.

— Я хотел бы удостовериться, что с Эйприл все в порядке, — сказал Питер.

Голос генерала, холодный и суровый, раздался позади них. Питер повернулся. Дверь в кабинет была закрыта. Потом он сообразил, что голос донесся из динамика, расположенного где-то у потолка. В этом доме генерал слышал все, что и где происходило.

— А устроит ли вас, Стайлс, — спросил голос, — если вы просто посмотрите на спящую Эйприл? Она в своей комнате, под воздействием снотворного. Она страдает от бессонницы.

— Наверное, меня бы это устроило, — сказал Питер своему невидимому собеседнику.

— Отведи его, Пэт, — приказал генерал.

Подбитый глаз Уолша представлял собой узкую щелочку.

— Сюда, — сказал он.

Он первым пошел по каменным плитам холла к винтовой лестнице в дальнем конце. Лестницу покрывала красная ковровая дорожка, а балюстрада была отполирована до блеска. С верхней площадки лестницы Питер посмотрел вниз, на широкий холл. Это был дом нескончаемых закрытых дверей. Уолш прошел в дальний конец холла, заколебался, а потом плавно открыл последнюю дверь справа.

Комната за дверью резко контрастировала с холодным аскетизмом коридоров и прихожей. Она была прелестно обставлена на женский вкус: изящный резной столик с изогнутым зеркалом, шезлонг у окон, огромные стенные шкафы с раздвижными дверцами, гардероб хитроумной конструкции, из-за которого выглядывало резное бюро, зеркало в полный рост, которое можно приспособить к любому освещению. Главной принадлежностью комнаты была огромная кровать под балдахином. Эйприл смотрелась как крошечный ребенок, лежа посреди гигантской кровати, изготовленной полтора столетия назад для короля и его фаворитки. Она лежала на спине, повернув голову набок, ее волосы разметались по белой подушке. Была какая-то неописуемая грусть в ее молодом лице.

Питер подошел и встал подле нее. Ее дыхание было замедленным, но ровным. На туалетном столике стояли термос, стакан, а также крошечная коробочка для пилюль с серебряной крышкой. Питер взял ее и открыл. Она была пуста.

— Эйприл? — негромко проговорил он.

Она не шевельнулась.

— Дай ей поспать, — буркнул Уолш. — Она и так намучилась. Ты же видишь, что с ней все в порядке.

— Уж лучше ей оставаться в таком состоянии, — согласился Питер.

Он прошел обратно в холл. Уолш закрыл дверь спальни и сделал быстрый шаг к Питеру, по-прежнему сжимая пистолет.

— Это только между нами, — сказал он, и его голос задрожал. — Сражайся с генералом политически; сражайся с АИА. С нами — на здоровье. Мы нанесем ответный удар, не соблюдая никаких правил. Но ты ведь пытаешься сделать предметом всеобщего зубоскальства личную трагедию, и, ей-богу, Стайлс, я лично позабочусь о том, чтобы навсегда с тобой покончить.

— Не соблюдая никаких правил — как убийство Сэма Минафи, и Чарли Биллоуза, и Олдена Смита? — спросил Питер.

— Я сказал то, что собирался, — отрубил Уолш. — Я не стану повторять этого дважды. А теперь тебя хочет видеть генерал.

Они прошли обратно через холл, спустились по лестнице и вошли в кабинет. Уидмарк сидел за своим большим письменным столом с плоской крышкой. На нем была темно-красная домашняя куртка с черными атласными фалдами. Суровое квадратное лицо, казалось, старается справиться с какой-то почти что неподъемной тяжестью. Полуопущенные веки почти что похоронили блестящие черные глаза в своих глубоких складках.

— В прошлый раз, насколько я помню, это был скотч, — сказал он. — Наливайте себе сами, мистер Стайлс. — Он махнул рукой в сторону портативного бара. — Вас удовлетворило состояние Эйприл?

— Она, кажется, крепко спала.

— Доктор Джолиат предписывает ей две таблетки, когда она не может заснуть. Ей не дают свободного доступа к аптечке из опасения, что она навредит себе во время очередного приступа меланхолии.

— Меланхолии, вызванной убийством молодого человека, которого она любила, — сказал Питер.

Полузакрытые глаза не мигнули. «Это тебе не пустобрех Уолш», — подумал Питер. Во время их прошлой встречи Уидмарк разыграл свою мелодраму, и это не принесло никаких дивидендов.

— Генерал был, по-своему, реалистом. Вы блефуете, когда можете, но когда не можете, то играете в открытую.

— Я думаю, когда вы были здесь в прошлый раз, миссис Уидмарк рассказывала вам историю о том, как Редмонд сбежал от Эйприл, — сказал генерал. — Насколько я понимаю, вы на нее не купились.

— Я не купился на нее в то время, — признал Питер. — Но когда ваша команда поджигателей взялась за архивы профессора Биллоуза и на горизонте возникло имя молодого Редмонда, мы им заинтересовались.

— И вы проверили историю миссис Уидмарк?

— Проверили.

Уолш, стоя спиной к двери кабинета, пробормотал что-то вполголоса.

— Судя по тому, что вы сообщили Пэту, у нас не так уж много времени на разговоры, — сказал генерал.

— Не много, генерал.

— Тогда давайте перейдем к главному. Вы считаете, что Тони Редмонд был убит?

— Да.

— И похоронен в саду в Доме Круглого стола?

— Да.

— Это просто дурной сон, мистер Стайлс. И откуда же вам об этом известно?

— Из анонимной записки, оставленной кем-то в моей машине, — сказал Питер.

— Могу я на нее посмотреть?

— Я отправил ее по почте соответствующим властям, — сказал Питер. — Мне не было особого смысла приносить ее сюда — с тем, чтобы вы ее уничтожили.

Генерал потянулся к коробке с сигарами, но не закурил.

— Как видите, я не спрашиваю вас о само собой разумеющихся вещах, мистер Стайлс, — сказал он. — Я держал вас за патологически честного человека. Но у меня просто в голове не укладывается, что вы поверили в столь нелепое предположение.

— Тогда скажите мне, что же все-таки случилось с Редмондом и где он, — сказал Питер. — Убедите нас, что он жив, и тогда мы утром не станем перепахивать сад в Доме Круглого стола.

Генерал изучал незажженную сигару, которую он держал в своих широких, крепких пальцах, как будто она представляла для него огромный научный интерес. Потом он, по всей видимости, решил что-то предпринять. Он снова повернулся к Питеру, почти энергично.

— У меня тут есть на вас досье, мистер Стайлс, которое охватывает довольно значительный период вашей жизни, — сказал он, похлопывая по папке из манильской бумаги на столе. — Я всегда испытывал острый интерес к своим врагам, а вы были моим врагом еще задолго до событий последних двух дней. У вас большая аудитория, которой я хотел бы привить свой образ мыслей вместо вашего. Я изучал это досье на предмет изыскания способа заткнуть вам рот.

Питер тонко улыбнулся:

— Ну и как — преуспели?

— Нет, — вздохнул генерал. — К сожалению. Но я думаю, что изучил вас по этому досье.

— Тогда вы знаете, что меня нельзя купить, — сказал Питер.

— А вы и впрямь меня недооцениваете, — ухмыльнулся генерал. — Я собираюсь рассказать вам правду, потому что, когда вы ее услышите, вы, возможно, станете человеком, у которого достанет великодушия посмотреть на вещи с моих позиций.

— Я в этом сомневаюсь, — сказал Питер.

Генерал нервно прикусил свою сигару и закурил ее. Он откинулся назад в своем кресле, не отрывая глаз от Питера.

— Энтони Редмонд мертв, — сказал он. — Он был убит. Так что, как видите, в этом вы не ошиблись.

У Питера пересохло во рту.

— Вы убили его?

— Убийцей, — веско сказал генерал, — была эта несчастная, умалишенная девушка, которая находится наверху.

— Эйприл?!

— Она застрелила его, когда поняла, что он собирается от нее уйти.

— Я в это не верю! — вскрикнул Питер.

— Это трагическая правда, — пожал плечами генерал и умолк, вглядываясь в Питера сквозь бледно-голубой дым своей сигары.

У опытного репортера вырабатывается способность инстинктивно распознавать правду, когда он ее слышит. Но существуют обстоятельства, в которых этот инстинкт притуплен, при которых степень личной причастности слишком сильна, при которых какого-то рода предвзятость настойчиво побуждает вас не верить правде, когда вы ее слышите.

В тот момент генеральского откровения Питер не поверил самому себе.

— А что, пожалуй, расскажите мне, — сказал он ровным голосом. — Это поможет скоротать время, пока не появятся какие-нибудь честные полицейские…

— Не чтобы скоротать время, мистер Стайлс, но в надежде убедить вас руководствоваться в своих действиях сердцем, а не каким-то косным, пуританским пониманием справедливости. — Генерал сделал глубокий вдох. — Эйприл застрелила Тони Редмонда в Доме Круглого стола в сентябре, три года назад. Она была спровоцирована на этот невероятный поступок, когда узнала, какому мерзавцу отдавалась на протяжении нескольких месяцев. Она ходила к нему в «Уинфилд-Армс» снова и снова, без нашего ведома. В те дни мы не слишком строго за ней приглядывали. Мы знали, что она увлеклась этим парнем, но, к несчастью, мы были слишком заняты своими собственными планами, чтобы осознавать: у нее самый настоящий любовный роман. Они проводили вместе долгие часы в той самой комнате, в которую она пришла к вам прошлой ночью. Я назвал Редмонда мерзавцем, и он им был! Не только потому, что он злоупотребил доверием романтически настроенной девушки, но потому, что он корыстно ее использовал. Он был платным шпионом вашего любопытного друга, университетского профессора Биллоуза. Он занимался с ней любовью потому, что потом она делала все, о чем он просил, — воровала документы, подслушивала телефонные разговоры, сообщала о встречах, которые проходили здесь, в моем доме. Он настроил бедняжку против ее собственной семьи, превратил ее в шпионку и обманщицу вроде него самого. Потом, когда она перестала быть ему полезной, он заявил ей, что для него это пройденный этап, а когда она стала его умолять, посмеялся над ней и сказал, что на самом деле она всегда была ему безразлична. Он просто нуждался в ее услугах. И вот тогда она спятила! Сцена разыгралась в Доме Круглого стола поздно вечером, после ухода туристов. Там есть кое-какие древние ружья, все — в идеальном рабочем состоянии. Она взяла одно из этих ружей и застрелила Редмонда. Мы застали ее — оцепеневшую, совершенно не отдающую себе отчет в том, что она совершила, ушедшую в мир фантазий, в котором она по-прежнему живет большую часть времени. Осознание собственного преступления запрятано глубоко в подсознании, за семью печатями.

— Что вы с ней сделали? — спросил Питер.

Генерал вытаращил глаза:

— Я? Сделал с ней?

— Она собиралась рассказать мне прошлой ночью, когда вы вломились в мой номер. Что-то настолько ужасное, что Редмонд вознамерился убить вас.

— Да она совершенно чокнутая, — отрубил генерал, словно командуя на учебном плацу. Он, казалось, нисколько не встревожен. — Что сейчас имеет значение, так это, что я сделал с самим собой. Я стал соучастником преступления из жалости. Из жалости к девушке, но по большей части из жалости и тревоги за мою жену. Ничто не могло вернуть Редмонда, и я могу сказать, что не испытывал к нему жалости. Он получил по заслугам. Но Эмме грозил публичный позор и скандал из-за того, что ее дочь проведет остаток своей жизни в какой-нибудь психиатрической больнице тюремного типа. Я видел, как многих людей хоронили на поле боя, мистер Стайлс, без какой бы то ни было мемориальной доски, сообщавшей миру о том, где они лежат. Меня не тревожила мысль о Редмонде, относившемся к презренной породе солдат, лежащих где-то в безымянной могиле. Это было средством уберечь двух людей, о которых я заботился больше всего на свете, от угрозы того, чего они не заслуживали. Вы считаете, что это было преступным и нецивилизованным поступком. А я скажу, что это было гораздо цивилизованней, чем то, что произошло бы с Эйприл и Эммой, стань все это достоянием гласности. Я сделал хладнокровный, трудный выбор, мистер Стайлс. И я сделал бы его снова.

— Кто знает об этом? — спросил Питер. Его голос доносился как бы издалека. — Кто знает и кто мог оставить ту записку в моей машине?

— Единственные живые люди, которые знают, это вы, Пэт Уолш и моя жена, — сказал генерал. — Вы можете быть уверены, что никто из нас не выходил отсюда, чтобы помочь вам, мистер Стайлс.

— И мы найдем тело Редмонда, похороненное в розарии?

— Стал бы я вам это рассказывать, если бы его там не было? — удивился Уидмарк. — Стал бы я вам это рассказывать, не будь я уверен, что вы послали за подмогой, которую нельзя не впустить? Полагаю, вы будете удовлетворены. Вы отправите меня и миссис Уидмарк в тюрьму за сокрытие преступления — соучастие после свершившегося события. Вы обречете Эйприл на ужасы психиатрической лечебницы. А чего вы добились? Редмонд все равно мертв, все равно виновен в том, что предал порядочную девушку, все равно заслуживал именно того, что он получил.

Трудно был поверить, что генерал произнес эти слова. Никакого упоминания о Сэме Минафи, никакого упоминания об Олдене Смите, никакого упоминания о Чарли Биллоузе. Не было прямых улик, доказывающих его причастность к этим преступлениям, так что для генерала они не существовали. Он лишь испытывал горечь от перспективы того, что ему придется платить за преступление, которое он, руководствуясь своими нормами, мог оправдать. Сорок лет назад бароны-убийцы, занимающиеся подпольной торговлей спиртным, испытывали ту же самую горечь, когда их отправляли в тюрьму всего лишь за уклонение от уплаты подоходного налога!

— У меня не найдется слез для вас, генерал, и я не удовлетворен, — сказал Питер. — Что бы ни сделала Эйприл, помоги ей Господь, она не убивала Сэма Минафи или Чарли Биллоуза. Она не забивала насмерть вашего парня Олдена Смита в толпе у Дома Круглого стола. И она не входила в число тех штурмовиков в масках, которые едва не вышибли из меня дух сегодня вечером.

Суровый рот генерала дрогнул в едва заметной усмешке.

— Вы слишком многого хотите, Стайлс. Хороший солдат принимает поражение настолько философски, насколько может, но он не выбалтывает секретов врагу.

— Я знаю, — сказал Питер. — Он называет лишь имя, воинское звание и личный номер.

Уолш заговорил в первый раз, его голос срывался от гнева.

— Позвольте, я им займусь, генерал, — сказал он. И тут голос его изменился. — Что за черт! В Доме Круглого стола кто-то дурачится с оборудованием для «Звука и света».

Уидмарк повернулся. Питер увидел слабый проблеск света в венецианском окне. Генерал встал и прошел к нему.

— Это не осветительные приборы! — вдруг закричал он. — В доме пожар, Пэт!

К полнейшему изумлению Питера, он оказался один, оставленный в кабинете Уидмарка. Генерал и Уолш бегом преодолели прихожую и выскочили на улицу через парадную дверь. Несколько секунд спустя Питер услышал, как машина мчится по усыпанной медным купоросом аллее. Он подошел к окну.

Копия старинного здания, стоимостью в два с половиной миллиона долларов, ярко пылала. Снизу, из долины, доносилось завывание уинфилдской пожарной сирены.

Питер быстро вышел в холл и столкнулся лицом к лицу с Эйприл. На ней был стеганый халат поверх ночной рубашки, на ногах — туфли без задника. Она посмотрела на Питера с полнейшим равнодушием, как если бы никогда прежде его не видела. Она, подумал он, походила на растревоженную лунатичку.

— Дом Круглого стола! — сказала она. — Он горит.

Он кивнул.

— У вас есть машина?

— Нет.

Она быстро пробежала по холлу к дверце стенного шкафа. Когда она ее открыла, он увидел стенд для ключей, привинченный к его задней стенке. Она сняла с него кольцо с ключом и побежала к парадной двери.

Он отправился за ней следом настолько быстро, насколько позволяла его нога.

Когда он вышел на улицу, она уже заворачивала за угол дома. Несколько секунд спустя он услышал, как тронулась с места машина, и Эйприл вновь появилась в маленьком автомобиле «эм-джи» с опущенным верхом. Он подумал, что она проедет мимо него, но она притормозила.

— Скорее, — сказала она. — Им сейчас любая помощь будет не лишней.

Он забрался внутрь, и у него чуть не отлетела голова от того, как резко она нажала на газ. Поездка вниз по холму заняла две минуты и была едва ли не самым страшным приключением из всего, что приходило на память Питеру. Эйприл оказалась искусным водителем, а не то они бы оба погибли. Не было никакой возможности спросить ее о чем-либо. Все, что он мог сделать, это цепляться за жизнь, за которую теперь нельзя было дать и ломаного гроша.

У подножия холма Питер увидел, что поток машин уже спешит в направлении пожара. Местная пожарная машина как раз въезжала в ворота. Эйприл, вырулив вбок, объехала ее и помчалась дальше. Увы, она не смогла далеко уехать. Вокруг с криками суетились люди. Девушка выпрыгнула из машины и побежала к горящему дому, прежде чем Питер успел ее остановить.

Дома Круглого стола больше не существовало. Пламя вырывалось из окон второго этажа. Весь дом представлял собой ревущую топку. Потом Питер, подошедший настолько близко, насколько позволял жар, услышал звуки, которые он узнал, — отрывистые хлопки рвущихся патронов для стрелкового оружия и более громкие взрывы — как он догадался, от ручных гранат. Ему пришло в голову, что этот знаменитый исторический мемориал использовался в качестве склада боеприпасов для АИА.

Он отыскал взглядом Эйприл. Она билась в руках увещевавшего ее пожилого человека.

— Нельзя вам подходить ближе, мисс Эйприл! — говорил человек, изо всех сил стараясь не дать ей вырваться.

— Как это началось? — прокричал кто-то.

Старик, борющийся с Эйприл, повернул голову.

— Я обходил территорию, когда подошла миссис Уидмарк. Она пожаловалась, что не может заснуть и что она хотела бы кое-что проверить в доме. Разумеется, я ее впустил. Она ведь миссис Уидмарк! Потом я услышал рев и весь дом полыхнул вовсю. Пожар с самого начала был немаленький.

— А что это за взрывы, черт возьми? — спросил человек в пожарном шлеме. Он держал в руках пенный огнетушитель, но им тут ничего нельзя было сделать.

И вдруг Эйприл вскрикнула. Она взмахнула свободной рукой, показывая в сторону балкона над парадной дверью, где она и ее мать стояли, когда был убит Сэм Минафи.

— Господи! — тихо прошептал Питер.

На балконе появилась Эмма Поттер Уидмарк.

Ее одежда горела. Она была сплошным пылающим факелом. Но она не делала никаких попыток спрыгнуть. Никаких усилий, чтобы сбить пламя с одежды. Она стояла, высокая и прямая, вглядываясь вниз, в море объятых ужасом лиц. Потом она повернулась и огненным столпом шагнула обратно в пекло.

Один голос возвысился над шумом толпы, и огнем, и взрывами. Он походил на рев раненого зверя. А потом Питер увидел, как генерал Уидмарк вырвался из удерживающих его рук и бросился прямо к ступеням парадного входа, а оттуда — в дом.

Он так и не успел добраться до второго этажа и своей жены. Казалось, прошли какие-то секунды после того, как он пропал из виду под крики, призывающие его остановиться, — и тут крыша Дома Круглого стола обрушилась. Пламя и искры взметнулись в небо. Невыносимый жар отогнал потрясенную толпу назад.

Питер, подняв руку, чтобы заслонить глаза от нестерпимого жара, попытался отыскать Эйприл. Ее по-прежнему крепко держал старик, по всей видимости сторож, и маленький доктор Джолиат, который присоединился к ним. Питер отвернулся. Она не нуждалась в нем, а он почувствовал, что его сейчас стошнит.

Он прошел в дальний конец розария, надеясь сделать несколько глотков чистого воздуха. У него за спиной продолжали взрываться гранаты. Слышались пронзительные взвизги и крики. Это был настоящий бедлам.

Шум был такой оглушительный, что у Питера не оставалось никаких шансов расслышать шаги бегущего за ним по кирпичной дорожке человека. Он ничего не замечал до тех пор, пока чья-то пятерня не схватила его за руку и не развернула так грубо, что он едва не упал. Он обнаружил, что перед ним стоит Пэт Уолш, с пистолетом в руке; по лицу его струились слезы.

— Ты убил их! — выкрикнул Уолш дрожащим голосом. — Ты убил их обоих!

Позади Уолша суетилась толпа, но ни одна живая душа не смотрела в их сторону.

— Он был великим человеком, он совершил ошибку, стараясь помочь людям, которых любил, — истерически взвизгнул Уолш, — а ты убил его!

Ну вот и все, сказал себе Питер. С такого расстояния не промахнется и пятилетний ребенок. Ты стоишь неподвижно и получаешь это, или ты приходишь в движение и все равно получаешь это.

Питер кинулся вперед, прямо на пистолет. Щелкнул курок. Осечка!

От рубящего удара, который Питер нацелил в запястье Уолша, пистолет, вращаясь, отлетел на клумбу с розами. А потом они сошлись на равных, Уолш — с намерением убить, Питер — твердо решивший выжить. Менее чем в сорока ярдах находились буквально сотни людей, однако никто из них не видел, что происходит в тени на краю сада.

И того и другого обучали искусству убивать голыми руками, Питера — много лет назад, в морской пехоте, Уолша — только что, на учебном плацу АИА. Оба они знали, что при рукопашном бое от правильно нанесенного удара ребром ладони ломается шея.

Они подступали друг к другу, как гладиаторы, выжидающие подходящий случай решить все одним махом. Уолш сделал первый выпад и был переброшен Питером через плечо. Сделав сальто, он приземлился на ноги и ухмыльнулся. Теперь Питер располагался спиной к толпе. Уже по этой стычке он с горечью осознал, что Уолш имеет преимущество — преимущество в балансировке за счет двух здоровых ног.

А потом Уолш перестал держать свою полусогнутую боевую стойку и встал прямо, глядя мимо Питера, словно потеряв к нему всякий интерес.

Питер, жадно глотавший воздух, не устоял против соблазна и обернулся.

Грейс Минафи стояла буквально у него за спиной, в окружении четырех мужчин, один из них держал в руках автоматический пистолет, направленный прямо на Уолша.

— Вы в порядке, мистер Стайлс? — спросил мужчина.

Питер не ответил ему. Он сделал неуверенный шаг к Грейс.

— Так ты не вернулась домой! — сказал он.

— Конечно нет, — проговорила она настолько естественно, что его начал разбирать смех. — Я ждала на дороге, пока прибудет помощь.

Питер улыбнулся ей.

— Я просто в неоплатном долгу перед тобой. — Он протянул к ней руку, потому что весь мир начал вращаться вокруг него и он почувствовал, что сейчас упадет. Грейс тут же очутилась рядом, поддержав его, и он услышал слова, которые уже однажды слышал.

— Все, все, все, — негромко проговорила она.

Именно Пэт Уолш отпер дверцу, ведущую к истине. Сидя в кабинете капитана Уолласа в полицейском участке, Питер вдруг почувствовал непонятную жалость к этому невыдержанному человеку, который запросто сознался в убийстве из любви к другому человеку, и единственное, что имело для него значение, — это чтобы репутация генерала Уидмарка осталась незапятнанной.

Капитан Уоллас больше не занимал свой большой письменный стол с плоской крышкой, и Грэдуэлл, продажный окружной прокурор, тоже куда-то испарился. Делами заправлял специальный помощник главного прокурора штата, энергичный и толковый. Он сидел с непроницаемым лицом, фиксируя показания Уолша на стенотипе.

— Самым черным днем в жизни генерала, — начал с надрывом Уолш, — был тот день, когда он женился на Эмме Поттер и принял в свой дом эту полоумную девчонку как своего собственного ребенка.

— Давайте придерживаться фактов настолько, насколько это возможно, мистер Уолш, без личных эмоций, — одернул его чиновник. Его звали Спенсер.

— А тут сплошные личные эмоции, — сказал Уолш. — С них-то все и началось — с личных эмоций… все, что произошло.

Спенсер пожал плечами.

— Ну что ж, рассказывайте на свой лад, — согласился он.

— Все, что я могу сказать, — слава Богу, что генералу так и не довелось узнать всей правды. У каждого сильного человека есть своя слабина, и чаще всего это женщина. Эмма Поттер стала погибелью для генерала. Он был без ума от нее, помешался на ней, этой сучке несчастной! До тех пор, пока не появилась она, он был преданным своему делу солдатом, человеком с убеждениями, за которые он сражался всей душой и всем сердцем. Вы могли расходиться с ним во взглядах, Спенсер, но вы должны признать, что он так же твердо придерживался своих убеждений, как вы — ваших.

— Да Бог с ними — с моими убеждениями, мистер Уолш, — небрежно обронил Спенсер.

— Я не психиатр, — продолжал Уолш. — Я не могу сказать вам, чем жила Эмма Поттер. Только факты, как вы справедливо заметили. Она сделала миллионы, пописывая эти свои слащаво-сентиментальные исторические романы.

Начала она с нуля и умело сделала собственные бабки, здесь надо отдать ей должное. Она писала о любви и сексе, но, как я подозреваю, в ее жизни и того и другого было немного, пока она не пошла в гору. Она была замужем и имела этого ребенка, но муж, кого ни послушай, был ни рыба ни мясо. После того как он умер, а деньги потекли рекой, Эмма истратила умопомрачительные суммы, стараясь сделать из себя шикарную женщину, хотя ей было сорок с гаком. Она стала ударять по крепким мужикам, и таким образом ей удалось подцепить генерала. Но и после того, как подцепила его, она все так же продолжала ударять по крепким мужикам.

Лекционные туры! Она неделями пропадала в этих лекционных турах и проводила большую часть своего времени, предаваясь амурным утехам. Генерал никогда этого не знал, а те из нас, кто подозревал, ничего ему не говорили. Это бы его потрясло.

— Ну а потом маленькая мисс Ясные Глазки — какова мать, такова и дочка — решила и сама удариться в загул. Она познакомилась с этим парнем, Редмондом, который на самом деле был шпионом вашего друга! — Глаза Уолша, полные ненависти, нацелились на Питера. — Он взял то, что само шло ему в руки, используя в своих целях детку и попутно развлекаясь с ней. Но этот смышленый парень был не прочь справить свое удовольствие везде, где только мог его найти. Эмма Поттер сообразила, что происходит, и решила, что молодой Редмонд ей самой пригодится. Может быть, ревновала своего собственного ребенка; может быть, просто залюбовалась плоским животом Редмонда и его сильными мускулами. Она была старовата для него, но, возможно, она убедила его, что женщина постарше может кое-чему его научить. Правда, она не могла пристроить его с собой в лекционный тур. Его работа была здесь. Так что они начали встречаться в Доме Круглого стола. Любовная интрижка в музее, Бог ты мой!

В комнате царило тягостное молчание.

— Однажды ночью маленькой мисс Ясные Глазки случайно открылась правда о своем дружке, — продолжал Уолш. — Мама и молодой мистер Молокосос засиделись в розарии в Доме Круглого стола, нашептывая друг другу нежную чепуху, как я полагаю. Что бы они ни говорили друг другу, этого хватило, чтобы маленькой мисс Ясные Глазки открылась правда: они коварно водят ее за нос. Она вошла в дом и взяла ружье из хранившейся там коллекции. Она собиралась убить свою мамашу, потому что знала, на ком лежит вина. Я подозреваю, что она накинулась на них, обратилась с гневной речью к Эмме, и тут молодой мистер Молокосос вскакивает, пытается ее урезонить и силой отнять у нее ружье, а она стреляет — случайно или намеренно — и убивает его наповал. При этом что-то лопается в маленькой головке мисс Ясные Глазки, и она уже не знает, почему она там и что произошло.

Зато мамаша знает, почему она там и что произошло, она знает — ей, черт возьми, нужно что-то с этим делать. И вот тут на горизонте возникает шестнадцатилетний паренек по имени Олден Смит. Он замещал болевшего ночного сторожа. Он состоял в молодежной организации АИА. — Уолш подался вперед, вцепившись в подлокотники своего кресла. — Это была худшая кандидатура, какая только могла оказаться под рукой в ту ночь, самая худшая. Но мамаше требовалась помощь, и она воспользовалась тем, чем располагала. У нее нашлись слова, волшебные слова для придурковатого паренька. Ее дочь подвергалась изнасилованию, сказала она, и убила этого парня, защищая свою честь! — Уолш фыркнул. — Честь! Скандал прежде всего загубил бы ее жизнь. Помоги мне, говорит мамаша, а уж я в долгу не останусь. Так был подкуплен Олден Смит, который за шальные деньги вырезал бы сердце у собственной матери. Пока мамаша уводила мисс Ясные Глазки обратно в дом на холме и укладывала ее спать с изрядной дозой транквилизаторов или чего-то там еще, Олден Смит вырыл яму в саду и сбросил туда тело Редмонда. Он спрятал его, а потом слонялся вокруг с протянутой рукой, ожидая откупных. Откупные поступили и продолжали поступать еще не далее как два дня назад, потому что молодой Олден Смит знал, что держит за горло великую Эмму Поттер Уидмарк и, косвенно, генерала.

— А где был генерал, когда все это случилось? — спросил Спенсер.

— В Чикаго, на съезде высших офицеров АИА. Это можно проверить по протоколам, — ответил Уолш.

— Продолжайте.

— Так вот, мамаша ведь сколотила состояние, сочиняя истории. Ей пригодился приобретенный литературный опыт. Она разослала друзьям Редмонда телеграммы, где говорилось, что он вроде бы уехал в Европу и живет себе там припеваючи. Время от времени она разыгрывала очередной спектакль, притворяясь перед Эйприл, что ищет его, и в конце концов похоронила его в кораблекрушении, которого никогда не было.

— И все это время Эйприл Поттер хранила молчание? — спросил Спенсер.

— Тут мамаша дала большую промашку, — сказал Уолш. — Она, вероятно, думала, что сумеет запутать и запугать маленькую мисс Ясные Глазки так, что та проглотит язык, но у детки на самом деле поехала крыша, как будто железный занавес опустился на ее разум, так что она вообще ничего не помнила о той ночи. Мамаша показала ей записку, которая вроде как пришла от Редмонда, где говорилось: прощай. Это-то и доконало мисс Ясные Глазки. Иногда она жила в настоящем, веря, что Редмонд сбежал от нее. Иногда она жила в романе, повествующем о событиях двухсотлетней давности. Иногда она воображала незнакомых людей Редмондом, вернувшимся домой. — Он гневно посмотрел на Питера. — Вон тот умник сможет это подтвердить.

— А генерал? — настаивал Спенсер.

— Генерал вернулся домой через десять дней после того, как Редмонд погиб и был захоронен. А у мамаши была для него наготове история, только часть истории, конечно. Она сказала ему, что Редмонд дал мисс Ясные Глазки отставку, и та застрелила его. Она никогда, понятное дело, не упоминала о своей связи с Редмондом, и генерал так ничего и не узнал об этом, потому-то с таким безрассудством он бросился в это пекло сегодня ночью, чтобы попытаться ее спасти. — Голос Уолша задрожал. — Она говорила ему, что у нее голова идет кругом, когда она думает о том, как мисс Ясные Глазки будут судить за убийство, и о том, что в лучшем случае дочь проведет свою жизнь в психушке. Она умоляла генерала сохранить тайну, подождать — а там будет видно. И он это делал, потому что в противном случае его возлюбленная Эмма тоже оказалась бы в страшной беде.

А молодому придурку Олдену Смиту хватило ума продолжать собирать дань с них обоих; он поселил свою мать в шикарном доме, где она могла заниматься своим ремеслом. Этот полоумный парень вдруг стал топором, занесенным над их головами.

— И вот как-то генерал выложил мне все, как на духу, — продолжал Уолш. — Он весь извелся. Я знал: нужно что-то делать с молодым Смитом. Его смерть — а ее, как я решил, не избежать — не должна была выглядеть как дело рук генерала или мамаши. — Уолш сощурил глаза. — Моим делом было подготовить все так, чтобы акция прошла гладко.

Питер порадовался тому, что Грейс дожидалась его в «Уинфилд-Армс». То, что, несомненно, надвигалось, должно было сделать убийство Сэма даже еще более бессмысленным, чем оно представлялось на данный момент.

— Я проводил время с парнем, — торопливо откровенничал Уолш. — Я распалял его, разъясняя задачи АИА. Я говорил ему, что при той исходной позиции, которую он занимает, он сможет стать большой шишкой. Я вдалбливал ему, что когда настанет подходящий момент и он совершит что-нибудь значительное, то окажется на главной трибуне вместе с генералом. Парнишка купился на это, и мы выжидали подходящего момента для него, чтобы ему прославиться, и для меня, чтобы его убрать. Когда стало известно о том, что готовится марш протеста, я понял — это то, что мне нужно.

Спенсер посмотрел недоверчиво:

— Вы приказали убить Сэма Минафи?

— Я никогда не слышал о Минафи, — признался Уолш. — К нам идут демонстранты — вот все, что я знал. Парень, сказал я ему, в Дом Круглого стола заявится толпа, и, когда один из них начнет свою коммунистическую речь, ты ему выдашь, и, говорил я ему, в суматохе я вытащу тебя оттуда. Со Смитти все шло как по маслу. Маленький ублюдок в любом случае жаждал крови. И вот… — Уолш пожал плечами. — …И вот мы затерялись в толпе, он — с винтовкой под плащом. Когда Минафи, который был для меня в тот день просто мистером Икс, стал подниматься по ступенькам, чтобы произнести свою речь, я только ткнул парня в бок и он мгновенно среагировал. Потом я выхватил винтовку у него из рук и ею же ударил его по голове. В суматохе я смылся.

— Я должен напомнить вам, Уолш, — сказал Спенсер, — все, что вы здесь говорите, может быть использовано против вас. Вы имеете право на адвоката.

— Наплевать мне на себя, — сказал Уолш. — Я хочу, чтобы репутация генерала была чиста, вот и все. Он не знал, что я затеваю.

— Но он простил это задним числом? — резко спросил Спенсер.

— Он стоял за меня, точно так же, как я стоял за него, — ответил Уолш. — Он сожалел об этом, но он стоял за меня, как верный друг, которым он был. — Уолш вздохнул. — Потом появляется этот тип Биллоуз. Господи, как же я его ненавидел. Именно он прислал сюда Редмонда три года назад. Именно он нес ответственность за все. И он искал меня, хотя не знал, что это был я. Он искал человека, который убил молодого Смита и которого он видел лишь мельком.

Он рыскал тут. Вот я и решил упростить ему задачу. Я приехал в мотель «Ор-Хилл» и представился. Я рассказал ему правду о его драгоценном помощничке, Редмонде, и о том, где его жрут черви. А потом я сломал шею этому ублюдку.

— И все это время капитан Уоллас и окружной прокурор, мистер Грэдуэлл, подыгрывали вам?

— Не совсем так, — возразил Уолш. — Не мне лично. Они подозревали, что это дело рук кого-то из АИА, и подыгрывали организации. Ну, а у меня появились небольшие проблемы, потому что Биллоуз поставил мне кое-какие метки, до того как я его прикончил. Я сделал остановку в «Уинфилд-Армс», чтобы попробовать отмыться, и портье сказал мне, что Стайлс наверху, с дамой, в своем номере. Прикинув, что к чему, я позвал нескольких наших ребят из бара, и мы отправились наверх с запасным ключом и вошли внутрь. Я намял бока Стайлсу и теперь мог объяснить, откуда у меня взялись порезы на лице. Потом мне пришлось доложить генералу, и снова он поддержал меня. И… пожалуй, это все.

— Так ли? — недоверчиво улыбнулся Спенсер. — А нападение на мистера Стайлса вчера вечером?

Уолш рассмеялся.

— Ах, это, — сказал он. — Стайлс досаждал нам, и мы придумали способ остановить его и в то же самое время отвлечь внимание общественности от убийства. Мы привлекли Дэнни Сотерна, чтобы направить Стайлса на учебный плац, и мы ему выдали, рассчитывая, что он начнет кричать о кровавом убийстве перед представителями закона. Он личность довольно известная, так что из-за него вся страна встала бы на дыбы и забыла бы о Минафи и Биллоузе.

— А пожар? — спросил Спенсер.

— Это был последний эпизод романтической мелодрамы Эммы Поттер Уидмарк, — объяснил Уолш. — Когда Стайлс пришел в дом сегодня ночью, генерал подключил ее к переговорной системе. Ей было слышно, что происходит в кабинете, и, как мне думается, она поняла, что игра закончена. После того, как делом займется ФБР, после того, как они откопают Редмонда, они станут распутывать эту историю до тех пор, пока не доберутся до той вещи, которая погубит мамашу, — до того факта, что она путалась с Редмондом. Думаю, она решила, как говорится, уйти в сиянии славы.

После секундного молчания Спенсер повернулся к Питеру:

— Какие-нибудь вопросы, мистер Стайлс?

— Два, — сказал Питер.

— Тогда попробуйте их задать.

— Вам я помогать не стану, — ощерился Уолш. — Вам с вашими статейками! Вы причинили вред генералу, и, честное слово, куда бы меня ни упекли…

— Мой первый вопрос — о генерале, — спокойно перебил его Питер. — Как мне говорила Эйприл, генерал сделал с ней нечто настолько ужасное, что Редмонд вознамерился убить его. Что она имела в виду?

— Да она чокнутая, — сказал Уолш.

— Но она верила в это, когда рассказывала мне. Судя по тому, как она это рассказывала, мне думается, что генерал пытался ее изнасиловать, а потом…

— О, ради Бога! — взорвался Уолш. — Генерала никогда не интересовала никакая другая женщина, кроме Эммы Поттер. Я расскажу вам, что за ужасную вещь он сделал с Эйприл! Он рассказал ей, что Редмонд — прохвост и шпион и что он просто ее беззастенчиво использовал. Вот и все, что он с ней сделал. Может быть, Редмонд ломал комедию, отрицал это, вел себя раздраженно. Но в одном вы можете не сомневаться — генерал никогда и пальцем не дотронулся до мисс Ясные Глазки.

— Мой второй вопрос таков: кто положил в мою машину ту записку, в которой говорилось, где найти тело Редмонда? — спросил Питер.

Уолш покачал головой.

— Мне, как и вам, остается только гадать, — сказал он. — Но у меня сложилось впечатление, что проститутки — самые отзывчивые существа на свете.

— Салли Смит!

— Она прогнала вас из своего дома, потому что боялась тех действий, которые могли предпринять Эмма или генерал, если бы узнали, что она вас привечает, — сказал Уолш. — Она никогда не нуждалась в Олдене, пока тот был жив, но, высосав кварту джина, вероятно, расчувствовалась в связи с тем обстоятельством, что была его матерью, и решила расквитаться за него. Безмозглая сучка! Кто станет оплачивать ей журнал «Плейбой» и выпивку теперь, когда Эммы и генерала больше нет?

Питер встал, чтобы уйти. С него было достаточно.

— Обойдитесь с генералом честно в своей статье, — сказал ему Уолш почти умоляюще. — Я облегчил вам задачу, так что пощадите его. Говорите все, что хотите, про него и АИА, но не нужно рассказывать всему миру, что от него гуляла эта сучка, которую он так любил. Вам совсем необязательно выставлять его на всеобщее осмеяние.

Питер вышел навстречу рассветному солнцу. К его удивлению, он увидел дожидавшийся его белый «ягуар» с новым комплектом резины. Возле него стоял полицейский Джон Мак-Адам.

— Мне так и не представилось настоящего случая помочь вам, — сказал Мак-Адам.

— Так уж легла карта, — сказал Питер. Ему не терпелось уехать отсюда, из Уинфилда.

Мак-Адам залез в карман своего кителя и достал пистолет Питера 45-го калибра.

— Меня повысили, — сообщил он. — Поставили ответственным за этот район. Мой первый официальный акт. — Он передал пистолет Питеру. — Мои наилучшие пожелания миссис Минафи.

Питер не отрываясь смотрел на него.

— Как долго вы продержитесь против армии покойного генерала? — спросил он.

— АИА больше не будет пользоваться здесь особенно большим влиянием, — ответил Мак-Адам. — Я надеюсь, что в других местах это им тоже аукнется. В любое время, когда вам понадобится какая-либо информация по парням из Уинфилда, позвоните мне.

— Есть один человек, насчет которого я хотел бы удостовериться: получил ли он ту малую толику из того, что ему причитается, — сказал Питер.

Мак-Адам тонко улыбнулся:

— Дэн Сотерн арестован за соучастие во вчерашнем вашем избиении. Быть может, вам представится случай дать показания против него в суде.

Питер поехал в «Уинфилд-Армс», размышляя над тем, какую долю правды в состоянии выдержать Грейс, и над бессмысленностью смерти друга. Сэма убили не потому, что он был бунтарем; он стал пешкой в игре, заключавшейся в том, чтобы заставить замолчать жадного Олдена Смита.

Когда Питер въехал на автомобильную стоянку, Грейс пошла ему навстречу от крыльца гостиницы — с высоко поднятой головой, гордая, сильная и красивая. Она сможет это вынести, подумал Питер, и он, возможно, сумеет помочь ей жить с этим.