Глава 1
Лаура цеплялась за мою руку, и я чувствовал, как она вся дрожит. Застыв на месте, мы смотрели, как полицейские внесли носилки в медпункт на первом этаже. От толпы отделились двое в лыжных костюмах и подошли к ошеломленному Гарделле.
— Я доктор Чарльз Френч, — сказал мужчина. — А моя жена была медсестрой. Мы можем быть полезными?
Они представляли собой весьма впечатляющую супружескую пару, обоим на вид лет тридцать пять — тридцать шесть. От их нарядных дорогих костюмов веяло Парк-авеню. Мужчина был загорелым, жилистым и выглядел холодным профессионалом. Женщина была по-настоящему красивой блондинкой.
Гарделла сделал неопределенный жест рукой вслед носилкам, и супруги последовали в медпункт.
Неожиданно напряженную тишину взорвал пронзительный женский крик:
— Я уезжаю отсюда! К черту все эти заграждения на дорогах!
Представители прессы принялись проталкиваться за доктором и его женой. Снова в зале начался сущий бедлам. Я видел, что Гарделла что-то кричит возбужденным людям, но не слышал его голоса за всем этим шумом. Сзади в баре снова зазвучало пианино, наигрывая лихую танцевальную мелодию. Некоторые из присутствующих решили продолжать развлекаться, не обращая внимания на случившееся. Человек десять, а может, больше, быстро натянув на себя пальто и парки, кучей ринулись в парадную дверь, минуя Питера, стоящего там, как замерзшая статуя. Кто знает, хотели они вернуться в свои коттеджи или ненасытная жажда, свойственная зевакам всего мира, подталкивала их осмотреть окрашенный кровью Льюиса снег.
Затем я увидел, как Питер сделал мне знак. Он указал на кабинет и начал проталкиваться в его сторону через обезумевшую толпу. Гарделла пытался пробраться в медпункт.
— Они не могут держать нас здесь с этим безумным убийцей, который уже не остановится! — крикнул кто-то рядом со мной. Это был совершенно незнакомый мне мужчина с побелевшими от страха глазами.
Я обхватил Лауру за плечи, чтобы защитить ее от толчков. Казалось, мы очутились в центре тайфуна. Мы двигались шаг за шагом в сторону кабинета, а люди хохотали нам в лицо, окликивали своих друзей, толкались и протискивались мимо нас. Я увидел Макса, застывшего в дверях бара и беспомощно взирающего на бурлящую толпу.
Наконец мы добрались до кабинета и ворвались внутрь.
— Заприте дверь, — сказал Питер, первым оказавшийся внутри.
Он снял свою парку и отряхивал ее от снега.
У Лауры подгибались ноги, и я помог ей добраться до стула у камина, где весело полыхала огромная кладка дров, прежде чем последовать указаниям Питера. После того сумасшедшего гама, который остался позади, в звуконепроницаемом кабинете царила неправдоподобная тишина. Я вспомнил о бутылке с виски, которую заказал сюда Гарделла, и подошел к столу. Лауре необходимо было выпить. В бутылке оставалось еще немного виски, которое я вылил в бумажный стаканчик и передал Лауре. Она послушно выпила, вернула мне стаканчик и замерла на стуле, сцепив руки на коленях.
Питер повесил парку на спинку стула. Под его голубыми глазами лежали круги крайней усталости.
— Я был среди тех, кто его обнаружил, — очень тихо сказал он.
Мы с Лаурой молча смотрели на него.
— Я разузнал имена двух парней, которые провожали Марту домой, — сказал он. — Это Фрэнк Хэнсен и Джерри Нотт. Оба здесь в первый раз, оба принимают участие в соревнованиях по прыжкам с трамплина как представители их организаторов. Кто-то устроил небольшую вечеринку для избранных в одном из коттеджей, и Рич сказал мне, что Хэнсен и Нотт пошли туда. Я решил расспросить их. Наш разговор не дал никаких результатов. Прошлым вечером они только что познакомились с Мартой. Они с радостью заработали бы вознаграждение, но ничего не знали ни о ней, ни о ее друзьях и ни о ком-либо еще, кто мог бы нам помочь. Я двинулся назад в «Логово». В моей зажигалке закончился газ, и я вспомнил, что в бардачке моей машины есть запасной баллончик. Я свернул к стоянке. — На его щеке запрыгал желвак. — Я… я увидел, что в сугробе что-то лежит. Его почти занесло падающим снегом, но все-таки было видно, что там что-то есть. Я подумал, что это какой-то пьяный, который свалился и наверняка замерзнет, если я не подниму его. Когда я добрался до него… — Питер отвернулся и стал раскуривать сигарету, пытаясь совладать с собой.
Острый стальной конец лыжной палки дюймов на шесть был воткнут ему в горло. Его руки крепко сжимали палку, как будто он пытался выдернуть ее. Вероятно, ему это не удалось потому, что он потерял сознание. Снег вокруг был забрызган кровью, как во время бойни скота. Я… Я так и не смог сдвинуть его. Я не знал, есть ли здесь доктор. Не решался дотронуться до палки. Может, ее нельзя было выдергивать из раны. Я уже направился за помощью в «Логово», когда оттуда вышел Гоуэн. Он достал носилки из одной из своих машин и позвал двоих полицейских, которые и внесли Льюиса в дом. — Питер жадно затягивался, и кончик его сигареты ярко вспыхивал. — Окажись я там на пять минут раньше, и я мог бы спасти его и схватить нашего убийцу! Выскочи я на улицу несколькими секундами раньше вчера ночью, и я увидел бы его! Черт его подери, этому подонку все сходит с рук!
— Теперь они его возьмут, — сказал я. — Они и мыши не дадут выскочить отсюда, пока не вцепятся в него.
— А до того, как они его поймают, — если им это вообще удастся, — кто-то еще может попасть в его лапы, — мрачно сказал Питер.
Внезапно гулко забарабанили в дверь. Я подбежал и открыл ее. Это был Макс, глаза которого дико блуждали. За его спиной резал уши истеричный крик, пока он торопливо запирал дверь. Макс не обращал на нас внимания. Он поспешил к сейфу, наклонился и стал набирать код.
— Ну, давай же, давай! — бормотал он. Вероятно, в страшной спешке он забыл нужную комбинацию цифр. — Они начинают все крушить, — сказал он, не глядя на нас. — Картины, посуду, мебель. Господи, я не дам им разнести все. Я вложил в этот отель всю свою жизнь. Какие-то свихнувшиеся головорезы…
Дверца сейфа наконец открылась, и Макс что-то достал оттуда. Он повернулся с матово поблескивающим револьвером в руке, начал проверять заряд.
— Положи его сюда! — спокойно приказал ему Питер.
Макс рассмеялся:
— Ты думаешь, я буду стоять сложа руки и смотреть, как они все разносят в щепки?
Он двинулся к двери.
Питер неловко прыгнул за ним. Правой рукой он схватил Макса за запястье и резко вывернул его. Макс вскрикнул, и револьвер выпал у него из руки. В тот же момент он увернулся от Питера. Было видно, что оба прошли школу борьбы в военно-морских войсках. Питер нагнулся, поднял револьвер, вынул из него обойму и сунул ее себе в карман. Револьвер он бросил на стол.
— Приди в себя, — сказал он.
Макс отступил к стене. Он потирал руку и потемневшими глазами пристально всматривался в Питера, видимо оценивая возможность схватить револьвер.
— Ты кого-нибудь застрелишь, и вот тогда, Макс, тебе действительно придет конец, — объяснил Питер.
Макс облизнул губы.
— Я приказал буфетчикам закрыть бар, — сказал он. — Целая дюжина этих бандитов ворвалась туда, они вышвырнули моих ребят и теперь бесплатно обслуживают спиртным всех, кто пожелает. И что мне делать, Питер? Просто смириться с этим?
— Придется смириться, — сказал Питер. — Пусть ими займется Гоуэн.
— Дюжина копов против двухсот пятидесяти обезумевших громил, — сказал Макс. — А человек шесть из них попытались прорваться через блокпост. Они вдребезги разнесли чужой совершенно новый фургон и сокрушили полицейскую машину, стоявшую поперек дороги. Тогда солдаты навели на них оружие, и они просто вернулись назад, издевательски хохоча над ними. Это переросло в настоящий мятеж, Питер. Скоро они примутся жечь здесь все подряд. Верни мне револьвер!
Питер решительно мотнул головой:
— Ты только все ухудшишь.
— Я должен что-нибудь делать, Питер!
— Ты и можешь, — сказал Питер и взглянул на меня. — Удалось что-нибудь выяснить у Хедды?
Я виновато развел руками.
— Может, перестанешь наконец сохранять свой образ радушного хозяина, из которого слова не вытянешь про его гостей, — сказал Питер Максу. — Назови людей, которые действительно были близки с Мартой Тауэрс. Если ты нам поможешь, уже в ближайшие полчаса, я думаю, мы наденем на убийцу наручники. А это положит конец всем твоим проблемам.
— Я могу дать вам длинный список из этих имен, — сказал Макс.
— Людей, которые находятся сейчас здесь?
— Нет, всех их здесь нет, — уклончиво сказал Макс. — А что, Хедда не стала вам помогать?
— Хедда напилась, — сказал я. — Она решила сейчас вести себя так же, как и ты.
— Дай нам имена людей, которые находятся здесь! — потребовал Питер.
— Если я сообщу вам их имена… — начал Макс. — Хедда права. Если мы это сделаем, мы пропали.
— Вы точно пропадете, если они все здесь спалят! — сказал Питер.
Макс собрался было что-то сказать, но затем плотно сжал губы, покачивая головой из стороны в сторону.
Тут снова заколотили в дверь, и я услышал приглушенный голос Рича.
— Папа! Ты здесь?
Питер кивнул мне, и я отпер дверь. Спотыкаясь, в комнату влетел Рич. Над его левым глазом виднелся порез, из которого на щеку стекала струйка крови. Он тяжело дышал, как будто долго бежал.
— Кажется, они хотят линчевать Джека Кили! — сказал он. — Они загнали его в бар. Он пытался не дать им крушить мебель, и они набросились на него. Я пытался остановить их, но их слишком много.
— Пойдем, — сказал Питер.
Мы вышли в безумный грохот и рев, от которого, казалось, стены сотрясались. Лаура снова уцепилась за мою руку. Впереди шли Макс с Ричем, а Питер следовал прямо за ними. Мы остановились у входа в гриль-зал. Трудно было поверить в то, что я увидел.
Джек Кили с шейным корсетом вокруг горла сидел на стуле, придвинутом к стене. Руки его были привязаны к спинке стула. Из угла его рта текла кровь. Перед ним стоял высокий смуглый Тэкс Брэден.
— Ну, леди и джентльмены, давайте, всего пять центов за выстрел! — говорил он, подражая цирковому зазывале. — И бесплатная выпивка тому, кто попадет в рожу старого зануды!
Вперед выступил девица в бледно-зеленом наряде «после лыж».
— Я! — завизжала она. — Я хочу попробовать!
— Дайте место маленькой леди! — потребовал Брэден.
Он схватил что-то со стойки и передал девушке. Я увидел, что это лимон. Девица сильно замахнулась и запустила им в Джека. Лимон довольно сильно ударил его по плечу. Толпа застонала, переживая промах распоясавшейся хулиганки.
— Не получилось! Новая попытка! — объявил Брэден и передал ей другой лимон.
Питер внезапно оказался рядом с девушкой, схватив ее за руку около предплечья. Толпа, почувствовав что-то неладное, притихла.
— Думаю, я бы попробовал, — сказал Питер.
— Ба, да это старина калека! — обрадовался Брэден. — Извини, старик. Сейчас вторая попытка маленькой леди.
— Нет, моя очередь, — сказал Питер.
Он выхватил лимон у девушки и легонько оттолкнул ее в сторону, потом подбросил и поймал лимон. После чего шагнул к Брэдену.
— Развяжи его, — сказал он.
— Слушай, старик, если тебе не нравится эта потеха, пойди поищи себе другую, — сказал Брэден.
Питер замахнулся и с силой швырнул лимон. Он попал Брэдену прямо в живот, и тот попятился к бару, опустив руки к подгибающимся коленям.
— Развяжи его, — повторил Питер.
Брэден рванулся вперед, молотя перед собой кулаками. Питер двинул ему левой рукой в скулу. Руки Брэдена взлетели вверх, чтобы прикрыть лицо, но резкий удар правой в челюсть свалил его на пол.
Макс двинулся к Кили.
— Оставь его, Макс, — сказал Питер. Он нагнулся и, схватив Брэдена за лацканы пиджака, рывком поставил его на ноги. — Развяжи его, — внушительно и тихо сказал он.
Губы у Брэдена вспухли и были рассечены. Покачиваясь, он пошел к Кили. Питер повернулся и прислонился спиной к стойке бара. Молодой парень в желтом свитере, который занял место за стойкой вместо изгнанного бармена, схватил за горло бутылку и шагнул к Питеру.
— Питер! — закричал я.
Он обернулся. Парень был в двух шагах от него, с поднятой рукой, в которой он зажал бутылку.
— Поставь ее на место, сынок, — сказал Питер.
Я не знаю, как объяснить то, что случилось. Каким-то образом толпа утратила бесшабашный настрой. Желтый свитер огляделся, ожидая поддержки. Вместо этого к Питеру шагнул седовласый мужчина в голубом блейзере с олимпийской нашивкой на грудном кармане.
— Думаю, все это слишком далеко зашло, — сказал он.
— Извините, сэр, — сказал Питер ледяным, жестким голосом. — Я еще не закончил.
Он поднял правую руку и подул на поврежденные костяшки пальцев, наблюдая, как Брэден развязывает Джека Кили. Когда Кили был освобожден, Макс обхватил его за спину и помог ему выйти из бара. Питер подождал, пока они уйдут, а затем тяжелым взглядом медленно обвел возбужденные раскрасневшиеся лица. Они могли разделаться с ним в одно мгновение, но никто не двинулся. Казалось, он загипнотизировал их.
— Мне уже приходилось видеть подобное, — спокойно сказал он. — Как-то вечером прошлой осенью я был на ипподроме Рузвельта, когда пятьсот фанатов, рассерженных решением властей уменьшить выплаты по ставкам, бросились вниз с трибун, пытаясь напасть на судей, разрушили электронное табло, избили до смерти охранника, развели десятки костров и причинили ущерб на тысячи долларов. Это было мерзко. Но все же лучше, чем здесь. — Он глубоко вздохнул.
Я ждал, что раздадутся улюлюканье и мяуканье, но все молчали.
— Завтра утром вы очнетесь и увидите, что вы натворили, какое зло причинили людям, которые всегда были вашими друзьями и чья жизнь целиком связана с этим местом. Вы не сможете возместить убытки. Вы не сможете наладить дружеские отношения с Лэндбергами. «Дарлбрук» никогда уже не станет прежним. Вы это знаете, и я тоже.
Он помолчал, как бы собираясь с мыслями.
— Но это самое малое зло, которое вы совершили. Около года назад я лежал в сугробе, моя левая нога была оторвана ниже колена, мой отец кричал, потому что заживо горел в машине. Пару часов назад я смотрел на тела двух девушек там, в морге Манчестера. Кое-кто из вас знал их. Можете благодарить Бога, что вам не пришлось их видеть такими, какими они стали. А еще за то, что не вы обнаружили Мортона Льюиса, как это довелось мне, в сугробе у автостоянки, с лыжной палкой, воткнутой ему в горло. Он пытался выдернуть ее, но не смог. Я представляю себе, как он пытался звать на помощь, но никто не услышал бы его, даже если бы он сумел крикнуть. Я оглядываюсь вокруг в поисках человека, виновного во всех этих ужасах. Он должен бы выделяться, как горящий бакен. Он должен бы выделиться из всех нас. Но его не видно. И знаете почему? Да потому, что сейчас вы все — такие же, как он!
В этот момент они могли бы броситься на него, как стая волков, но они не двигались. Он положил конец их буйству, и они смирились, пар вышел из них.
— Среди вас есть кое-кто, кто может нам помочь, — продолжал он спокойным, бесстрастным голосом. — У нас есть причины полагать, что Джейн Причард собиралась встретиться в отеле со своим знакомым мужчиной. Этот человек, если он находится здесь, не объявился после первой трагедии, происшедшей этой ночью. Я могу понять его нежелание заявить о себе, хотя и не могу им восхищаться. Он мог бы рассказать нам о Джейн то, что может оказаться полезным. — Он замолчал, оглядывая море притихших лиц. В толпе шепотом переговаривались друг с другом, но никто не заговорил. — Чем дольше он остается в тени, — продолжал Питер, — тем труднее ему будет, когда мы выясним, кто он такой. А мы это выясним. В городе уже ведется расследование. Скажу только, что, если он не желает объявиться публично, я требую, чтобы он немедленно связался лично с инспектором Гарделлой или со мной.
И снова никто не откликнулся.
Мужчина в голубом блейзере подошел к Питеру.
— Я Перри Стивенс, — сказал он, протягивая Питеру руку. — Председатель комитета этих соревнований. Мне хотелось бы пожать вам руку, мистер Стайлс. Вы заставили меня устыдиться самого себя. Я просто сидел в стороне и не помешал этому дикому разгулу. Я не представлял себе, что может сделать один человек. Необходимо было шоковое лечение, а я не знал, как это устроить.
— Можете теперь заняться этим, — сказал Питер, — и попытаться пробудить в них здравый смысл. — Он прошел к Брэдену, который зажимал поврежденную губу. — А вам лучше пройти в медпункт, где вам окажут помощь. — Он положил руку на плечо Брэдена, и мне показалось, что сейчас между ними снова завяжется драка, но Брэден покорно вышел из комнаты вместе с Питером.
Глава 2
На горнолыжных курортах вроде «Дарлбрука» различные травмы не являются редкостью. Непременно кто-нибудь решится съехать с крутого склона, который представляет изрядную опасность для его еще несовершенной техники. Чуть ли не каждый день кто-нибудь ломает руку или ногу. Поэтому медпункт, находящийся через коридор от апартаментов Лэндбергов, был великолепно оборудован. В этот кабинет полицейские и отнесли Мортона Льюиса, сопровождаемого доктором Френчем и его женой.
Коридор заполнился репортерами, ожидающими каких-либо известий о состоянии Льюиса. Оставленный снаружи перед кабинетом часовой сообщил только, что окружной прокурор пока жив. Гарделла и Гоуэн находились в медпункте с пострадавшим и доктором. Питер только приблизился к кабинету вместе с Брэденом, когда дверь открылась и оттуда вышел смертельно побледневший Гоуэн.
— Доктору необходима кровь для переливания, — тихо сказал он. — Кровь редкой группы — с отрицательной реакцией на резус-фактор. Сообщите об этом как можно скорее. Нужно немедленно найти кого-нибудь, у которого отрицательный резус.
Репортеры начали осаждать его расспросами, но сержант тут же вернулся в кабинет. Лаура тронула меня за плечо.
— У меня как раз такая кровь, которая ему нужна, — робко сказала она.
Я протолкался с ней к двери и сказал об этом солдату, охраняющему кабинет. Ее немедленно впустили.
Питер, крепко держа Брэдена за руку, свернул к квартире Лэндбергов и громко постучался. Через секунду Макс открыл дверь, и Питер подтолкнул Брэдена вперед. Мне удалось протиснуться вместе с ними. На той кушетке, где до этого возлежала Хедда, сидел Джек Кили, скованный своим шейным корсетом, и прижимал к лицу мокрую тряпку. Самой Хедды в комнате не было.
— Появились какие-нибудь новости? — спросил Макс.
— Кажется, он еще жив, — сказал я. — Ему пытаются перелить кровь. Мисс Причард предложила свою, она у нее той редкой группы, которая необходима ему.
Кили отнял от лица тряпку и медленно поднялся на ноги. Он смотрел на Брэдена, у которого заплыл один глаз, над которым вздувался громадный синяк, а на правой скуле выросла большая безобразная шишка.
— Ах ты, сукин сын! — прорычал Кили.
Брэден криво усмехнулся ему.
— Извини, старик, — сказал он. — Просто мы что-то чересчур разошлись.
Макс шагнул к Кили и, сдерживая его, схватил его за руку. Тот стряхнул его руку.
— Это все ты и твоя разбитная женушка! — сказал он, поднимая трясущуюся от ярости руку к разбитой челюсти. — Это она мне сделала! — Ему пришлось повернуться всем телом, чтобы взглянуть на Макса. — Я не знаю, что здесь происходит, Макс. Вы с Хеддой ничего не хотите говорить, но я-то не собираюсь молчать!
— Джек, предоставь мне уладить дело, — сказал Макс.
— К черту всякие улаживания! — от злости дрожа всем телом, крикнул Кили. — Все это затеяли вот этот подонок и его сопливая финтифлюшка. Та самая, у которой вы вырвали лимон, Стайлс. Это они вздумали швырять в лицо человеку всякую дрянь! Очень весело! Они только что разнесли чей-то фургон, пытаясь прорваться через заграждение — они и еще несколько их вонючих приятелей. Для них это только развеселая потеха! Макс, мы получили от тебя приказ не болтать о наших гостях. Предоставьте это мне с Хеддой, сказал ты. Ладно, предоставляю это право тебе — на десять секунд. Говори!
Брэден ухватился за спинку стула.
— Я могу только сказать, что очень сожалею, — сказал он. — Все сегодня словно с ума посходили. Все казалось просто забавным. Я прошу прощения. Что еще я могу сделать?
— Не думай, что ты так легко выйдешь из этой заварухи, — сказал Кили и всем телом обернулся к Максу: — Так будешь говорить ты или я?
Макс глубоко вздохнул.
— Извините, Брэден, — сказал он.
Брэден выудил из кармана сигарету.
— Думаю, это не важно, — сказал он. — Когда назначено вознаграждение в двадцать пять тысяч баксов, рано или поздно все равно кто-то заговорит. — Он взглянул на Питера: — Они ведут к тому, что у меня была связь с Мартой Тауэрс, я был один из Бог знает скольких еще парней.
— Вашей жене об этом известно? — спросил Питер.
Брэден пожал плечами:
— Не знаю. Мы поженились всего три месяца назад. А это все произошло задолго до нашей свадьбы.
— Вы были знакомы с Джейн Причард до ее приезда сюда? — спросил Питер.
— Да, мы познакомились в городе. Она со своими приятелями раза два или три ужинала со мной и Мартой.
— Какими приятелями?
Брэден замешкался с ответом.
— Никто из них не приехал сюда, — сказал он. — Какой смысл втягивать в это дело людей, которые не могут быть связаны с тем, что здесь случилось?
— Все так защищают друг друга, что просто противно! — взорвался Кили. — Сказал кто-нибудь полиции, что доктор Френч — доктор Марты Тауэрс? Пусть все откроется! Они думают, это так забавно насмехаться над калекой, так посмотрим, как им понравится, когда над ними посмеются!
— Я же сказал вам, Кили, что очень сожалею, — сказал Брэден.
Раздался стук в дверь, и Макс подошел открыть ее. Вошел Гарделла, его припухшие глаза превратились в узкие покрасневшие щелки. Он оглядел нас.
— Он умер, — ровным голосом сказал он. — Доктор сделал все возможное, но ничего не помогло. Он так и не пришел в себя… Не сказал ни слова. — Он вынул из кармана сигару и зажал ее пожелтевшими от табака зубами. — Что ж, теперь мы знаем, что убийца находится здесь. Вы не слышали на этот раз вашего подозрительного смеха, Стайлс?
Питер покачал головой.
— Ну, и это что-нибудь да значит, — сказал Гарделла, как будто эта возможность раздражала его.
— Кому принадлежала эта лыжная палка? — спросил Питер.
— Отелю, — сказал Гарделла. — У них их здесь полным-полно, чтобы люди могли взять их напрокат вместе с лыжами. На них указана марка «Логова» и номер. Гоуэн занимается проверкой, кто именно брал эту пару на эти выходные. Хотя это не означает, что тогда мы найдем убийцу. Она могла валяться где угодно, и любой мог ее подобрать.
— А вы знаете, что делал на улице Льюис?
— Не знаем, что он там делал, — сердито сказал Гарделла. — Когда человек работает в одиночку, как правило, он никому не говорит, чем он занимается. Может, он направлялся в одну из хижин с кем-то поговорить — проверить одну из своих версий, о которой не сообщил нам. А может, хотел что-нибудь взять из своей машины. Как я могу знать, что он там делал, кроме того, что там он нарвался на убийцу?!
Казалось, он только что заметил избитых Кили и Брэдена.
— А здесь что происходит? — Он остановил взгляд на Брэдене, перекатив сигару во рту. — Вы не тот ли отчаянный Дэн, который пытался прорваться сквозь заграждение?
Брэден кивнул.
— Мы собираемся побеседовать с вами и вашими друзьями, — сказал Гарделла. — А вы, ребята, подрались между собой?
Питер рассказал ему, что случилось.
— Вы находите удовольствие в избиении людей, а? — спросил Гарделла Брэдена.
— Я уже сто раз сказал, что очень сожалею о случившемся, — проворчал Брэден. — Здесь вся атмосфера была истеричной. Я только поддался общему настроению, вот и все. Никто по-настоящему и не пострадал.
— Кроме двух девушек и прокурора! — сказал Гарделла. — Нам интересно узнать о вашем небольшом клубе весельчаков, Брэден.
— Я ничего не знаю о том, что с ними случилось, — заявил Брэден.
— Вам никто не сказал, что Брэден был одним из приятелей Марты Тауэрс? — спросил Кили.
Гарделла криво улыбнулся ему:
— Вы так думаете? У меня уже есть список всех здешних постояльцев, которые когда-либо заигрывали с ней. Может, пока мы еще и не нашли убийцу, но черновую работу мы уже проделали, друзья. И не думайте, что ваши секреты таковыми и остались.
— А вам известно, что доктор Френч был доктором Марты? — не унимался Кили.
— Кили, давайте объяснимся начистоту, — сказал Гарделла. — Я знаю свою работу, иначе меня бы здесь не было. Вы хотите обвинить в убийстве Брэдена потому, что он швырялся в вас лимонами и воспользовался своим преимуществом, так как вы не в состоянии защищаться из-за сломанной шеи. Я нахожу ваш гнев вполне естественным и по-человечески понятным, если это может вам помочь. Вы и доктора Френча готовы замарать. Не знаю, что он вам сделал, но, допустим, это было нечто плохое. Но я заметил, что вы ничего не говорите о себе. Вы сами три раза ездили на свидание с Мартой Тауэрс. У вас была возможность проводить время с ней и здесь. Об этом вы не упомянули, тогда как начали всех притягивать к делу. Сейчас как раз время рассказать о себе.
Кили поднес руку к своему заплывшему глазу.
— Джек, ты никогда не говорил мне, что виделся с ней, — сказал Макс.
Рассказ вылился из Кили в путаных сбивчивых показаниях. Рассказывая, он переводил на нас взгляд своего единственного здорового глаза, словно умолял понять его.
— Когда-то у меня было все, Макс это вам подтвердит! Я был первоклассным горнолыжником, специализировался на слаломе. Принимал участие во всех соревнованиях здесь и в Европе. Своих больших денег у меня не было, но нашлись люди, заинтересованные в том, чтобы финансировать меня, покупать мне одежду, оплачивать мои поездки. Я был симпатичным парнем. Мог позволить себе все, что хотел. А потом… потом со мной произошло вот это! — Он коснулся своего шейного корсета. — После этого я стал ничем. Я не мог делать то, за что люди готовы были платить. Я умел только кататься на лыжах. Я не мог даже тренировать спортсменов! Я был готов отравиться газом, когда в Нью-Йорке столкнулся с Максом и Хеддой. Они знали меня в мои лучшие времена. Они предоставили мне возможность зарабатывать немного денег и быть поблизости от единственного, что я знал и любил. Если бы они приказали мне лечь на рельсы, чтобы меня переехал поезд, я бы это сделал не задумываясь. — Кили тяжело дышал. — Почти никто из тех, кто сюда приезжал, не знал меня. Время от времени появлялись бывшие приятели вроде Перри Стивенса, и мы вспоминали с ними старые добрые времена. Для всех остальных я был просто ночным сторожем, который днем подает кофе для катающихся. А мне ведь всего сорок два года. Вы думаете, что я уже не засматриваюсь на этих роскошных дамочек, которые собираются здесь неделю за неделей, и не чувствую боль из-за того, что я больше ничего не могу иметь? Изредка мне случалось встретиться с женщиной, у которой есть обычное человеческое сочувствие. Одной из них была Марта. О, она вела себя свободно и непринужденно. Она любила повеселиться, как почти все в этом нашем мире. Все, кто носит штаны, называли ее проституткой. Но она стоила десятка этих шлюх в эластичных брюках, которые только и знают, что выставлять напоказ свои задницы и груди! Она была доброй, человечной девушкой. Ей достаточно было только взглянуть на меня, чтобы понять, что меня гложет. Она отвлекалась от тех развлечений, что ее ожидали, чтобы провести с калекой часок-другой, выпить со мной, выслушать мои рассказы о прежних временах. Иногда, приезжая сюда, она привозила мне подарок — какую-нибудь новую книгу о горнолыжном спорте, спортивную рубашку или перчатки, а однажды подарила мне электрическую кофеварку, чтобы мне не приходилось тащиться в «Логово» выпить чашечку кофе. Она была моим другом, настоящим другом! Я не мог часто приезжать в Нью-Йорк. Иногда меня посылал туда Макс с каким-нибудь заданием. Ну, и за последние несколько раз, когда я туда приезжал, я тоже звонил ей. Почти всегда она была занята, но обычно находила хоть немного времени, чтобы выпить со мной или перекусить у нее дома. Она была настоящим другом! Ничего больше между нами не было. И вы думаете, что у меня не горит душа схватить подонка, который убил ее?!
Мы ожидали, чтобы он продолжил, но он уже все сказал.
— Вы были знакомы с Джейн Причард? — спросил Гарделла.
— Ни разу ее не видел, пока она не приехала сюда вчера, — ответил Кили.
— Марта никогда не рассказывала вам о ней?
Кили презрительно усмехнулся:
— Разве я не ясно все объяснил? Марта давала мне возможность поговорить о себе, о том Джеке, о котором стоило рассказывать. Благодаря ей я вспоминал о том, что когда-то что-то значил. Она понимала, что мне это было необходимо. Чтобы кто-то слушал меня и не смеялся над моими воспоминаниями. — Он утер рот рукавом. — Подонки вроде этого Брэдена или доктора Френча пользовались ею, а сами говорили гадости у нее за спиной. Их никогда не интересовало, какой доброй и великодушной она была.
Гарделла, хмурясь, разглядывал свою сигару.
— Кажется, вы не очень-то оберегаете ее репутацию, — сказал он, — разбрасываясь именами ее сожителей.
— Потому что один из них по каким-то личным причинам должен был заткнуть ей рот! — сказал Кили. — Может, я не защищу ее репутацию, но я буду разыскивать его, даже если вы этого не сделаете!
— Мы его найдем, — сказал Гарделла. — Никто отсюда не уедет, пока мы его не схватим. — Он смял сигару и выбросил ее в пепельницу. — Возвращаясь к Мортону Льюису. Он мне не нравился. И не нравился множеству людей. Он был слишком надменным и самоуверенным. Он претендовал на исключительную славу и известность. Что ж, теперь он получил огромную известность. Но существует кое-кто, кого я не люблю гораздо больше, чем Льюиса. Больше всего я ненавижу убийц полицейских. Вот так. Плохой он или хороший, но Льюис был представителем закона. И еще кое-что. Ему нравилось играть с версиями. Их у него были дюжины. — Он взглянул с легкой улыбкой на Питера. — Одна из них, возможно, была очень близка к истине. Думаю, скорее всего, его убили именно поэтому. Вероятно, он уже подошел к тому, чтобы пролить луч света на это темное дело. В любом случае он был копом, и его убили. Так что мы проведем здесь всю зиму, если потребуется. — Он махнул рукой Кили. — Вам с Брэденом лучше пройти в медпункт, чтобы доктор Фрэнч осмотрел ваши синяки.
— Мне не нужен никакой доктор! — сказал Кили.
— Тогда уходите, — сказал Гарделла и обратился к Брэдену: — А вы соберите всех, кто атаковал блокпост, а также вашу жену. Я хочу побеседовать с вами в кабинете через пять минут.
— Должна моя жена знать о том, о чем мы здесь говорили? — спросил Брэден.
— Пусть это останется вашей головной болью, мистер Брэден, мне не до того.
Макс, Питер и я остались наедине с детективом.
— Ваша жена здесь, Макс? — спросил Гарделла.
— Она в постели, — ответил Макс. — Боюсь, она выпила чересчур много виски. Все это слишком тяжело для нее.
Гарделла пожал плечами:
— С вами я тоже хотел бы поговорить, Стайлс.
Питер оставался в затененном углу гостиной.
— Вы намерены оживить предположение Льюиса о моей виновности? — спросил он.
— Нет, не намерен, — сказал Гарделла. — Я хочу, чтобы вы отправились куда-нибудь и оставались там, предоставив заниматься делом профессионалам. Я знаю, что вы положили конец этим бесчинствам, и благодарен вам за это. Но я не желаю, чтобы вы болтались у меня под ногами, за исключением тех случаев, когда вы мне понадобитесь.
— Для чего?
— Когда я работаю над каким-нибудь случаем преступления и у меня нет ничего, с чего можно начать, — сказал Гарделла, — я достаю выпивку, усаживаюсь, думаю и пью, пока не начинаю улавливать смысл происшедшего. Один из людей, о котором я размышлял, — это вы, мой друг. Я спрашивал себя, смогу ли я удержать Питера Стайлса от того, чтобы он пошел моим путем, удержать от игры в копа? Будь я на его месте, стал бы я напиваться и предоставлять толстому пьянице детективу самому вести дело? Не горел ли бы я, как вы, желанием схватить парня, который крикнул мне: «Жалкий трус!» — и смеялся надо мной, как актер Вайдмарк? И когда я спросил себя об этом, приятель, я вдруг решил, что вы были не слишком сообразительны. Но вы не должны огорчаться. Гоуэн и множество других людей, включая меня, тоже оказались не очень-то проницательными. — Он стиснул кончик сигары черными зубами. — Вы сказали нам, что в том седане было двое мужчин. Когда он промчался мимо вас по горной дороге, этот парень высунулся в окно и закричал на вас. Но, приятель, это же не был водитель! Тот должен был сидеть с другой стороны! И это водитель столкнул вас с дороги, а не хохочущий человек! Так что все это время мы искали одного парня, а должны были искать двоих. Ваш смеющийся приятель был просто заодно с убийцей. И возможно, он и прошлой ночью был просто его сообщником, сказал я себе.
Я взглянул на Питера, который резко побледнел.
Гарделла сокрушенно покачал головой.
— Не знаю, с чего я на вас набросился, — сказал он. — Вы прошли через ад, и у вас остались страшные, но смутные воспоминания. А мы слушали ваш рассказ и придерживались вашей точки зрения — убийцей был тот, кто хохотал. А на самом деле это был его приятель, а к нему-то у нас нет ни единой ниточки. Так что однажды вы натолкнетесь на своего весельчака и броситесь за ним, а другой, молчаливый и опасный, вонзит вам в горло острие лыжной палки. Вот как все может произойти, понимаете?
— Люди такого типа ходят группами, — сказал Макс. — Их может быть больше двух.
— И тот факт, что они могут позволить себе заплатить пятьдесят баксов в день, чтобы провести уик-энд в «Дарлбруке», вовсе не означает, что они не такие же преступные, жадные до кровавой потехи бандиты, как шайки, что орудуют в наших городах, — сказал Гарделла. — Возможно, они приезжают сюда со своими девицами. Я веду к тому, Стайлс, что здесь за вами наблюдает не одна пара глаз, зная, что вы кого-то ищете, и пытается не допустить вас слишком близко, как это удалось Льюису. Их здесь может быть целая шайка.
Рука Питера даже не вздрогнула, когда он прикуривал сигарету.
— Вы можете усадить меня в полицейскую машину, — сказал он, — отвезти в Манчестер и запереть там в каталажку — пока я не свяжусь со своим адвокатом, который вызволит меня. Но на самом деле вы же не можете ожидать от меня, чтобы я оставался в стороне, если меня не сдерживать физически, верно?
Гарделла с силой прикусил кончик сигары.
— Пожалуй, это мысль, — сказал он. — Если я направляюсь в бар или туалет, меня всегда сопровождает полицейский, чтобы на меня никто не напал. Но к вам, дружище, мы не можем приставить охрану. А вы бросаетесь в глаза, как ночью неоновая вывеска. Здесь каждому известно, что у вас есть собственные причины вести свою охоту. Вы можете просто свернуть не в тот закоулок, и тогда — да поможет вам Бог.
— Обещаю вам, — сказал Питер, — что буду очень осторожным.
Глава 3
До трагического убийства президента Кеннеди было много разговоров, что он подвергает себя большому риску, появляясь на публике, но, несмотря на это, никто на самом деле не думал, что с ним может случиться что-то серьезное. Я прислушивался к предостережениям Гарделлы, но не очень-то серьезно отнесся к ним. Мы все были заперты в «Дарлбруке». Никто не мог совершить нового преступления и после этого выбраться отсюда. Все было окружено полицейскими, а гости только и мечтали о том, чтобы унести отсюда ноги и чтобы поскорее закончился ужас последних пятнадцати часов. Я не понимал, какому особому риску подвергался Питер, ведь, что бы ни случилось, это произошло бы буквально на наших глазах. И мне казалось, что он гораздо больше мог постоять за себя, чем я думал, когда впервые его увидел. Короче, я за него не боялся.
Меня беспокоила Лаура. В какой-то момент ее потрясающая выдержка могла сдать. Во время беседы с Хеддой Лэндберг она уже едва владела собой. Когда выдержка ей изменит, отец не захочет ее поддержать.
Питер и Гарделла перебрались в кабинет Макса. Детектив заметил, что хотел бы, чтобы при его разговоре с Тэксом Брэденом и его шайкой присутствовал Питер.
— Вполне возможно, мой друг, что во время нашей беседы мы услышим чей-то голос или улюлюканье, которое напомнит вам о вашем смеющемся приятеле, — сказал Гарделла.
Макс, который выглядел смертельно уставшим, вышел со мной в коридор. Он хотел посмотреть, что можно сделать, чтобы снова запустить механизм жизни в «Дарлбруке» с прежней эффективностью.
— Трудно поверить, что такое случилось, — сказал он. — Весь ужас в том, что ты продолжаешь думать о себе, а не о людях, которые оказались пострадавшими. Не сегодня-завтра они поймают этого парня, и тогда все уедут, а мы с Хеддой останемся одни подбирать осколки.
— Не думаю, что для вас все обернется так уж плохо, — сказал я. — Разве только на несколько недель. Но люди стремятся попасть сюда, потому что у вас есть все, что им нужно. Вот только плохо, что вы не хотите помочь в розыске.
Он покачал головой.
— Именно сейчас наше молчание не имеет такого уж большого значения, — сказал он. — Собственно, и рассказывать-то не о чем, Джим. Я знал о Брэдене. Я знал, что Чак Френч был доктором Марты, но не знаю, что между ними было помимо этого. Есть человек пять-шесть, которые, по моей убежденности, встречались с Мартой время от времени, но из них ни один не приехал на эти выходные. Какой смысл называть их имена? Это только поставит их в неловкое положение, но ни на йоту не приблизит Гарделлу к тому человеку, который ему нужен. Да и кроме того, Гарделла сказал, что они ему известны. Честно говоря, я ничего не знал о дружбе Марты и Джека Кили. Нет, конечно, я слышал, что Марта была с ним в хороших отношениях. Он прав относительно нее. Она была сердечной, замечательной девушкой. Вот почему мы с Хеддой не договорились насчет ее. Ее все любили. Она никогда не гонялась за женатыми мужчинами. Да я говорил тебе об этом сегодня утром. До тех пор пока она не причиняла неудобств здешним гостям, я считал, что она может вести себя, как ей заблагорассудится.
— Но у Хедды была другая точка зрения.
Макс пожал плечами.
— Женщинам не нравится, когда другие женщины имеют много любовников, — сказал он. — Хедда считала, что в один прекрасный день Марта начнет ухлестывать за женатыми мужчинами, и тогда произойдет скандал. Она думает, что нечто подобное и случилось этой ночью.
— Она имела в виду какого-то конкретного мужчину?
— Нет. Но все равно считает, что причина трагедии именно в этом. — Он озабоченно огляделся. — Пойду посмотрю, как дела в баре. Они здорово поработали там. Даже не знаю, вернется ли мой бармен работать.
Перед медпунктом по-прежнему топталась группа газетчиков. Я увидел Эдди Маккоя и спросил у него, выходила ли Лаура.
— Им так и не пришлось делать переливание крови, — сказал он. — Она ушла минут десять назад. Сказала только, что они не воспользовались ее кровью.
Я решил пойти поискать Лауру. Постояльцам еще не разрешили расходиться по комнатам, пока не закончен обыск, а убийство Мортона Льюиса застопорило его. Но я полагал, что для Причардов полиция сделала исключение, поскольку их не было здесь накануне. Я попробовал позвонить в номер двести десять по внутреннему телефону, но там не отвечали. Не было Лауры и в баре, который понемногу приобретал некое подобие порядка. Бармен Макса вернулся к работе, разбирая мусор и собираясь снова отпускать выпивку.
Я стоял в вестибюле, не представляя себе, где еще можно искать Лауру. Может, она прошла в дамскую комнату и вот-вот появится. Вдруг я заметил пробирающегося ко мне Джорджа Причарда. Думаю, он немного выпил: его лицо было покрыто красными пятнами.
— Где Стайлс? — спросил он.
— Присутствует при разбирательстве, — сказал я.
— Откуда он знает про Джейн? — резко спросил он меня, как будто обвинитель в военном суде. Очевидно, он привык, чтобы на его вопросы отвечали без промедления.
— Почему бы вам не спросить его самого? — сказал я.
Он не нравился мне за его отношение к Лауре, а кроме того, я не любил, когда на меня рявкали. Видимо, он это понял.
— Извините, Трэнтер, — сказал он. — Просто я не в себе. Вы не можете сказать мне, в чем тут дело? Я слышал, Стайлс заявил этой свихнувшейся толпе что-то насчет мужчины, с которым якобы и приехала увидеться здесь Джейн.
— Пойдемте взглянем, не найдется ли там столик, чтобы немного выпить, — сказал я, неожиданно вдруг ощутив к нему сочувствие. На его месте вряд ли и я был более вежливым или рассудительным.
Мы нашли столик в дальнем конце бара, и я принес нам по бокалу со скотчем. Я бы предпочел, чтобы о свидании Джейн ему рассказала Лаура. Он слушал меня, жадно отпивая виски.
— И она не назвала Лауре его имени?
— Отказалась.
— Как говорит Лаура.
— Как говорит Лаура, — подтвердил я.
— Но почему? Если она вообще решилась заговорить с Лаурой на эту тему, зачем ей было скрывать его имя? — Он шарил глазами по толпе, как будто надеялся определить среди мужчин знакомого Джейн.
— Вы должны учитывать, мистер Причард, что я не знал Джейн. Меня просто представили ей, и на этом наше знакомство закончилось. Вполне возможно, что этот мужчина находится здесь. Вчера вечером за Джейн никто не ухаживал, и она собиралась провести сегодняшний день с Питером. Вероятно, в последнюю минуту парень решил не появляться. Конечно, если он находится здесь, полиция хотела бы с ним поговорить.
— О Господи! — простонал он неожиданно потрясенным голосом. — Вы не можете себе представить, Трэнтер, что это значит — вырастить двух дочерей без женской помощи. С Лаурой я потерпел неудачу, полную неудачу. Она похожа на свою мать. Думает только о развлечениях, бесконечные бары да ночные клубы! Но Джейн! — Он показал бармену жестом, чтобы тот принес новый бокал. — Мы были с ней близки, как только могут быть близкими отец с дочерью. Ни разу за всю жизнь она мне не солгала. Она шла ко мне со всеми своими проблемами. Я осведомлен обо всем, что рассказала вам Лаура.
— Но ничего не знали об этом человеке? — спросил я.
Это было не очень хорошо, но я спросил.
— Я не виделся с ней дней десять, — ответил он. — Я был на побережье в связи с большим телевизионным мероприятием. И вернулся только вчера днем. И сразу же ей позвонил, но ее не было дома. Ведь была пятница, и я решил, что она уехала куда-то на уик-энд. Меня не было, так что она не могла мне сказать, куда собирается. И если эта история с мужчиной развивалась в последние десять дней, у нее не было возможности рассказать мне о нем. На такие темы не станешь беседовать по междугородней. Как я уже сказал, я понятия не имел, куда она отправилась, пока не этот проклятый звонок сегодня утром от Лэндбергов, которым меня вызвали. — Дрожащей рукой он поднял новый бокал. — Вы говорите, что Джейн сказала об этом Лауре всего три или четыре дня назад?
— Так мне сказала Лаура.
— Тогда это довольно просто объяснить, — проговорил он скорее себе, чем мне. — Она не назвала Лауре имя мужчины, потому что хотела, чтобы я первым об этом узнал. И вы, вероятно, правы: его здесь не было. Весь этот ужас произошел из-за той грязи, в которую была замешана та, другая девушка.
Воистину он все мог перевернуть так, как ему было удобно.
— Мне не нравится, что здесь происходит, — сказал он. — Этот Гарделла — неопытная деревенщина. У них было почти восемь часов, а они так ничего и не обнаружили. Видно, этот парень, Льюис, на что-то наткнулся, но они говорят, что он ничего не успел рассказать. Во время этого бесчинства в баре меня здесь не было, потому что я пытался связаться с генеральным прокурором. Нам нужна более профессиональная помощь, чем та, которую мы имеем.
— Вам удалось с ним связаться?
Он поджал губы.
— Мне сказали, что генеральный прокурор полностью доверяет Гарделле, — недовольно отозвался он. — Куда бы нам обратиться, Трэнтер, за настоящей помощью?
— Здесь полным-полно сообразительных газетчиков, включая Питера Стайлса, — сказал я. — И некоторые из них прекрасно чуют запах вашего вознаграждения.
— Надеюсь, вы правы, — сказал он и горестно покачал головой. — Джейн… — сказал он. — Почему Джейн? — Он посмотрел на меня покрасневшими от подступивших слез глазами. — Мне не всегда везло в отношениях с женщинами, Трэнтер. В частности, с моей женой. Вы слышали о ней?
Я кивнул, чувствуя себя неловко. Мне не хотелось выслушивать его.
— Все! — проговорил он. — Я дал ей все! Я имею в виду свою жену. Деньги, положение, двух очаровательных детей.
— Ей следовало поддерживать отношения с детьми, — сказал я.
Он словно не слышал меня.
— Этот мир, где все пожирают всех, — сказал он. — В моем деле буквально ежедневно приходится сражаться, чтобы выжить. Конкуренция очень жестокая. Бывали периоды, когда я жил в постоянном напряжении, доходил до крайнего истощения. Неужели я требовал слишком многого, когда просил у жены понимания, верности? Вероятно, ей так казалось. Видно, она унаследовала от кого-то из родных дурные черты, склонность к пороку. Именно тогда, когда я больше всего нуждался в ней, она ушла к другому! — Он стукнул по столу. — Я остался один с девочками, больше у них никого не было. Мне приходилось воспитывать их, следить, не появятся ли в них некоторые признаки порока, свойственного их матери. Они сказались в Лауре. Как только она освободилась от меня, она словно забыла обо всем, чему я ее учил. Как нарочно, она делала все, против чего я ее предостерегал. Снова и снова она повторяла свою мать. Но Джейн! Господи, Трэнтер, в этой девочке сосредоточилось все, о чем я мечтал, — преданность, правдивость, твердость, рассудительность, вкус, личная гордость за собственное достоинство, порядочность. В нашем мире, когда люди утратили представление о моральных устоях, она обладала ими. Я понимал, как ей было трудно следовать правилам жизни, в которые она верила. Этот мужчина — с которым, по словам Лауры, она хотела здесь встретиться, — он должен быть хорошим, отличным человеком. Иначе она бы не приехала сюда. И его, конечно, здесь нет. Если бы он был здесь, он бы сразу объявился. В другого она не влюбилась бы. Вот увидите. Когда до него дойдет известие о ее смерти, он свяжется с нами. Как всегда, Лаура понимает все по-своему, а не так, как Джейн. Между Джейн и этим мужчиной не было любовной связи. Они собирались встретиться здесь, на публике, чтобы… чтобы открыто быть вместе… наслаждаться катанием на лыжах… чтобы… — Казалось, он выходил из себя в попытке убедить себя самого.
— Все равно было бы неплохо выяснить, кто он, — сказал я. — Питер послал кого-то по его следу в Нью-Йорке.
Вздрогнув, он поднял на меня испуганный взгляд:
— По его следу?
— Он пытается выяснить, кто этот мужчина, — пояснил я. — Она должна была показываться с ним в разных местах, их могли видеть вместе.
— Боже милостивый! — возопил он. — Неужели эти отношения, которые были для нее такими дорогими, станут предметом публичного скандала? Мужчины здесь нет! Как он может вам помочь? После того, что здесь болтают о второй девушке, имя Джейн тоже втопчут в грязь! Неужели нельзя оставить ее в покое хотя бы сейчас? Я не потерплю этого, заявляю вам!
— Они пытаются найти ее убийцу! — Меня возмутила его неуместная злость.
— Так пусть ищут его! А не копаются в личной жизни Джейн. Да поможет мне Бог! Если они напечатают о ней какие-нибудь сплетни, скандальные сведения о ней, я не пожалею жизни, чтобы отплатить им за это! Скажите это Стайлсу! Скажите ему об этом!
Он выскочил из-за стола и торопливо ушел, оставив меня сидеть в полной растерянности.
Если мне были нужны какие-либо доказательства того, что Причард не сумеет помочь Лауре в нужный момент, я их получил. Этот человек и его дочь представляли полярные отношение к трагедии. Она полностью владела собой, он разражался истерикой. Он подтвердил мне то, о чем говорила Лаура. Оскорбление, нанесенное ему уходом его жены пятнадцать лет назад, все еще оставалось его незаживающей раной.
Я допил виски и снова отправился на поиски Лауры. На первом этаже «Логова» я не смог ее найти. Я подошел к стойке, за который сейчас дежурил обычный клерк. За его спиной у коммутатора я увидел Рича Лэндберга. Он трудился как пчелка. Десятки гостей пытались соединиться с родными и друзьями. Поскольку до окончания обыска им было запрещено возвращаться в свои комнаты, они давились в очереди, чтобы позвонить в город через коммутатор. Я приподнялся на цыпочки и посмотрел на ячейку для почты под номером 205, надеясь, что Лаура оставила для меня записку. Но там было пусто. Я пробрался поближе к стойке и спросил Рича, не знает ли он, где Лаура.
Он обалдело взглянул на меня и сказал, что она звонила из своей комнаты минут пятнадцать назад. А где она может быть сейчас, он и понятия не имеет. Разговаривая со мной, он нажал кнопку с номером 210. Потом пожал плечами и вернулся к своей сумасшедшей работе. Я решил, что Лаура пыталась связаться со своими друзьями в Нью-Йорке, до которых раньше не дозвонилась.
В вестибюле было столько народу, что она вполне могла уже спуститься и затеряться в толпе, пока я разговаривал с ее отцом в баре. Я снова стал искать ее, переходя из бара в бальный зал, вернулся в холл, заглянул в небольшую читальню рядом, но все напрасно.
Пока я бродил из одного помещения в другое, Питер переживал свое, о чем позже подробно поведал мне.
Гарделла собрал группу Брэдена в кабинете Макса. Я называю их группой, хотя они вовсе не прибыли в «Дарлбрук» одновременно, всей компанией. Их было семеро. Брэден со своей женой, которую звали Дорис, молодая супружеская пара Митчелл и трое молодых людей, которые прибыли в «Логово» вместе и поселились в одной хижине. Эти семеро пытались прорваться сквозь полицейский кордон на дороге, ведущей на север, в не принадлежащем им фургоне. Брэдены и Митчеллы были знакомы по предыдущим наездам в «Логово», но и только. Брэдены приехали из Нью-Йорка, а Митчеллы — из Хартфорда, штат Коннектикут. Молодые люди просто присоединились к ним под влиянием всеобщего возбуждения.
— Они вели себя так, что трудно было поверить, — позже рассказывал мне Питер. — После мятежа в баре, как мне показалось, Брэден испытывал некоторые угрызения совести, но он успел справиться с ними, как только мы добрались до кабинета. Я еще не видел таких наглых, спокойных и циничных молодых людей. На каждый серьезный вопрос Гарделлы они отвечали остротой или взрывом хохота. Обе девушки, помоги им Господи, были такими же мерзкими, как и мужчины. Если кто-то из них и был потрясен жестоким убийством, то они ловко скрывали это. Они только и думали о том, чтобы выставить нас с Гарделлой идиотами.
Казалось, своим поведением они стремились доказать, что, если на них будут нажимать, они ответят тем же. На вопрос, где они находились, когда был убит Льюис, они отвечали шутками. У Питера сложилось впечатление, что они скрывают свою виновность. Они не представили никакого алиби. Казалось, они поставили себе цель — смутить и обескуражить Гарделлу, который сначала воспринимал их поведение с невозмутимостью Будды, затем решил положить конец их издевательствам. Он вызвал двоих полицейских и приказал им немедленно обыскать всю эту шайку. Ни ножа, ни одежды с пятнами крови при них не было обнаружено. И пока длился обыск, они продолжали свои издевательские шуточки.
— И все это время я старательно прислушивался, — сказал мне Питер. — Конечно, они много и часто хохотали, так что прислушиваться было к чему. Но того человека там не было. Меня просто тошнило от них, но я не уловил ни одной ноты из тех, что слышал раньше.
Гарделла работал тщательно. Были просмотрены все регистрационные записи «Логова». Ни один из этой семерки не останавливался в «Дарлбруке» в день трагедии, происшедшей с Питером.
Затем Гарделла поднял вопрос об отношениях Брэдена с Мартой Тауэрс. Если он рассчитывал, что Дорис Брэден взорвется, он был разочарован. Она не выразила ни малейшего удивления по этому поводу. Возможно, Брэден успел ее предупредить.
— Это было ДД, — заявила она Гарделле. — До Дорис. Она была интересной, милый? — спросила она своего мужа.
— Не такой, как ты, — заверил ее Брэден.
Гарделла чуть не расколол кулаком стол Макса. По словам Питера, он напугал бы кого угодно, но не эту невероятно наглую компанию. Что бы там ни было, заявил им Гарделла, они будут обвинены за угон фургона и повреждение государственного имущества — полицейской машины. Утром их отправят в тюрьму.
Они только зааплодировали ему, когда он замолчал.
Затем Брэден нанес последний удар. Он приблизился к Питеру и криво усмехнулся ему распухшим ртом.
— Мы еще с тобой не закончили, старина, — сказал он. — Ты застиг меня там, в баре, когда я был слегка не в себе. В следующий раз мы начнем на равных.
— Еще раз затеете драку, сразу поймете, насколько здорово вы не в себе, — сказал Гарделла.
— Тебя я тоже приглашаю, толстяк, — небрежно сказал Брэден.
За его спиной встали трое парней и Митчеллы, и Питер подумал, что драка могла бы начаться сейчас же. Гарделла, не двигаясь со своего места за столом, заговорил своим тихим осипшим голосом.
— Если готовы, пожалуйста, сразу и начните, — сказал он. — За весь день я еще ни разу не повеселился.
По словам Питера, в этот момент толстый маленький детектив был чрезвычайно внушительным. Даже не повысив голоса и не сделав ни одного угрожающего жеста, он дал им понять, что не все шансы на их стороне.
— Мы еще найдем время и место, — пообещал Брэден.
После этого все семеро покинули кабинет, визжа от смеха, как будто они поразили мир. Что-то бормоча себе под нос, Гарделла прикончил последнюю бутылку. А потом, рассказывал мне Питер, он произнес речь.
— Думаете, они ненормальные? — спросил он Питера. — Если бы вы были связаны с законом, Стайлс, вы бы знали, что нам постоянно приходится сталкиваться с такими. У этих людей есть деньги, много денег, иначе они не смогли бы приезжать в «Дарлбрук». Думаете, только дети, выросшие в трущобах, презирают закон и порядок? Не тешьте себя иллюзиями. Не так уж часто публике становится известно о подобных типах. Время от времени в печати что-то проскакивает, но богатые родители платят за все, что ни натворят их детки, так что до общественности почти ничего не доходит. Свободное государство! Теперь эти слова имеют иное значение. Свобода ненавидеть! Свобода для фанатизма и нетерпимости! Свобода издеваться над законами своей страны! Свобода создавать климат, когда злословие и клевета ведут к безразличию к человеческой жизни, к взрывам в церквах, к убийству детей. Вот в какой свободной стране мы сейчас живем. Вы знаете, Стайлс, это произошло исподволь. И люди нашего с вами возраста отчасти виновны в этом. Вся структура уважения к закону рухнула, когда радетели о нашем здоровье объявили, что мы не должны пить спиртного! Этим сразу же воспользовались гангстеры. Потому что нам нужно было выпить перед обедом. Никто не имел права запрещать нам выпивку, как бы мы ее ни доставали. Так убийство стало бизнесом. Но мы не обращали на это внимания, пока получали свою выпивку. Отменить «сухой закон»? Что ж, конгресс, конечно, не стремился его отменить, Стайлс. Ведь в следующий раз наши благодетели уже не проголосовали бы за них. Лучше позволить, чтобы наши города контролировали всякие Аль Капоне, чем публично заявить, что мы одобряем выпивку. Пока не мы с вами оказывались перед дулом автомата, мы плевали на все. Но наконец у кого-то хватило ума добиться, чтобы «сухой закон» отменили, но мы уже никогда не сможем отделаться от криминального образа жизни и мыслей. Все вокруг нас пропитано этим духом. Убивать ниггеров и их белых любовниц! Закон применим к любому, кроме меня! Равные права для всех — кроме тех, кто мне не нравится! Только коснись моей собственности, и я убью тебя, но к черту собственность других! Вот какова сегодня свободная страна! — Он усмехнулся Питеру и с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку. — Мне стоило бы приберечь эту речь на Четвертое июля, — сказал он.
Вот каким вдруг оказался наш Гарделла.
Пока все это происходило, я продолжал бродить по первому этажу в поисках Лауры. Уже в третий раз я прочесал весь вестибюль и решил пробраться к полицейскому, который стоял у лестницы, препятствуя гостям подняться в свои комнаты, чтобы спросить, попадалась ли ему на глаза Лаура, когда заметил, что она неестественно медленно спускается со второго этажа. Она хваталась за перила, и я поспешил ей навстречу, потому что выглядела она так, словно силы покинули ее. У нее было смертельно бледное лицо, и, когда она повернула голову, уставив затуманенный взгляд на кишащую толпу, я увидел кровь, стекающую у нее по щеке из раны на лбу.
Я не успел добраться до нее, как она начала падать, но все же оказался достаточно близко, чтобы подхватить ее, и мы вместе скатились по оставшимся трем ступенькам.