Взгляд на историю очень часто зависит от текущего политического момента. Ныне в России наблюдается определенное оживление интереса к ее прошлому и, в частности, наблюдается еще и повышенное внимание к «арийскому вопросу», а самые известные толкователи этого «вопроса», как известно, проходили по ведомству доктора Й. Геббельса. Отсюда и все перегибы и перекосы.

Нынешнее поколение «истинных арийцев», кажется, подходит к делу весьма немудреным образом. На их взгляд, теории партайгеноссе Йозефа верны, только следует поменять в произведениях ариософов слово германец на слово русский — и все станет на свои места. Другое дело состоит в том, что миллионы замученных гитлеровцами русских граждан какгто не вписываются в теории западноевропейских уберфилософов в виде представителей «высшей расы». Что касается записных либералов и гуманистов, то их обычной реакцией на любое упоминание об ариях является истерика, хотя следует отметить, что эта публика сама определенно заражена расизмом, несмотря на все их декларации, только этот расизм обычно проходит под лозунгом «борьбы с азиатчиной». Обычно данный «малый народ» действует по отработанному сценарию и по отлитым еще двести лет назад штампам. Однако случаются иногда и оригинальные подходы к арийскому вопросу, так, один автор недавно утверждал, что древние арии являлись приверженцами т. н. гражданского общества, ну и, как следует полагать, провозвестниками Всеобщей декларации прав человека.

Основоположником теории гражданского общества является не кто иной, как Аристотель (384 до н. э., Стагира, полуостров Халкидика, Северная Греция — 322 до н. э., Халкис, остров Эвбея, Средняя Греция). Это был великий ученый, и очень долгое время западноевропейская научная мысль находилась под его безусловным влиянием, однако он же еще и был учителем и воспитателем никого иного, как Александра Македонского, одного из величайших завоевателей в человеческой истории и героя Востока, которого там называли Искандер Зулкарнайн. Нет сомнения, что многие арийские государства начинались как республики, но вот заканчивались они почему-то как империи.

Вообще-то, справедливости ради, следует признать, что арийская политическая мысль отличалась не приверженностью к монархическим формам правления или, наоборот, к республиканским, а скорее отличалась известной гибкостью и умением подлаживаться к местным условиям. Арии, как известно, являлись более всего завоевателями-экспансионистами, нежели мирными домоседами. Однако мы знаем, что все завоевания когда-нибудь заканчиваются, а далее начинается государственное строительство, в котором мнение и нравы покоренного населения должны быть обязательно учтены, если только есть стремление построить более или менее устойчивое общество.

Весьма показательной являлась политика Хеттского царства, одного из древнейших известных нам государственных образований индоевропейцев. Хеттское царство располагалось в центральной части Малой Азии в XVIII — нач. XII вв. до н. э., сами же хетты (поздн. неситы) пришли сюда, как это обычно считается, с северо-востока на исходе III тыс. до н. э. До определенного времени о них мало что было слышно, пока в XVIII в. до н. э. царь Анитта не объединил разрозненные племена в единое государство. Хетты во внешней политике отличались умеренностью экономических требований к завоеванным территориям, не покушались на их внутреннюю политику, оставляли у власти местные правящие династии, которые даже допускались к принятию общегосударственных решений, и предпочитали устраивать все дела на определенной долговременной договорной основе, устраняя тем самым большинство возможных недоразумений и облегчая, таким образом, все политические отношения. В ведение центральной власти хетты забирали всю внешнюю политику и требовали отчисления налогов на содержание армии и общегосударственные нужды. В религиозной области они отличались чрезвычайной веротерпимостью и даже практиковали «импорт» богов завоеванных городов-государств в свой пантеон, перенося захваченные статуи чужих божеств в собственные храмы. В принципе подобную политику проводили моголы, в отличие от, к примеру, западных европейцев с их принципами «куйюс регио, эйюс религио» («чья власть, того и религия») и «хороший индеец — мертвый индеец». Склонностью к чрезмерным жестокостям, в отличие от тех же ассирийцев, хетты не страдали, и потому их экспансия никогда не вызывала особого сопротивления со стороны окружающих государств и народов, кроме тех, которые сами претендовали на доминирование в регионе.

Внутренняя власть у хеттов была устроена следующим образом. Во главе государства стоял царь, который, как утверждают исследователи этого вопроса А. Волков и Н. Непомнящий, служил государству, а не владел им, в отличие от, к примеру, египетского фараона, бывшего неограниченным частным собственником всей своей страны с ее людьми и имуществом. Царю помогала решать государственные вопросы тулия (совет старейшин), в которую входили его братья и сыновья, обычно исполняющие обязанности министров, советников и командующих армией. Несколько ниже во властной иерархии стоял панкус (собрание воинов). Впрочем, все эти органы власти комплектовались, конечно же, не путем демократических выборов, а на основании родовых связей. Хеттское государство особенно примечательно тем, что, кажется, это самый ранний, из известных в истории, случай существования конституционной монархии. Как указывают А. Волков и Н. Непомнящий: «Первая известная нам конституция также появилась в стране хеттов. Именно этим словом — «конституция» — можно назвать указ царя Телепину, реформировавший систему передачи власти в стране, детально описавший действующие органы управления и четко разграничивший их полномочия. Сделано это было для того, чтобы избежать братоубийственной вражды среди хеттов, прежде ослаблявшей их».

Вышеприведенная информация для современного представителя белой расы не выглядит такой уж необычной, а, скорее, даже вполне логичной, более того, само понятие «конституция» современному обывателю, даже не обязательно белому, кажется одним из синонимов цивилизации. Сейчас трудно назвать государство, которое бы не имело конституционных законов, даже если его правители время от времени занимаются ритуальным каннибализмом. Ибо традиции традициями, но и соответствовать общепланетарному мейнстриму в политике также необходимо.

Тот же Китай в настоящее время имеет все атрибуты современной политической машины: конституцию, парламент, выборы, разве что партийная система в Китае состоит из минимально возможного числа партий, но ведь никто никогда и не оговаривал их необходимое число. Между тем именно Поднебесная издревле славилась как воплощенный идеал имперского устройства и так называемого тоталитарного государства, короче говоря, как эталон восточной деспотии со всеми присущими ей особенностями, т. е. зажимом свободы слова и битьем бамбуковыми палками по пяткам. Однако, и вот это любопытнее всего, может статься, что китайская императорская система власти с ее мощным бюрократическим аппаратом вовсе не является собственным изобретением ханьцев, т. е. китайцев. Возможно, ее принесли сюда наши арийские предки вместе с лошадьми и боевыми колесницами. И то и другое, как уже доказано к настоящему времени, попало в Поднебесную с Запада, но не в смысле с Западной Европы или, упаси Господь, из Северной Америки, а с Запада в смысле из Северного Причерноморья или Малой Азии, так, очевидно, будет точнее.

Читатель, как я думаю, согласится со мной, что в обществе, а в особенности древнем, власть принадлежала тем, у кого в руках находилась военная сила. В районе же II тысячелетия до нашей эры она явно находилась в руках командиров отрядов боевых колесниц, каковые (колесницы) и были изобретены ариями.

Однако откуда в глубокой древности в Китае (!) могли присутствовать индоевропейские племена, причем в количестве достаточном для того, чтобы иногда захватывать власть над ханьскими княжествами? На это я могу ответить, что это вообще не вопрос. Северный Китай, т. е. территории выше Великой стены, в древности был просто набит арийскими кочевниками. Впрочем, и не кочевниками тоже. О чем можно узнать даже из вузовских учебников истории, вроде «Истории Китая» под редакцией А. В. Меликсетова.

Так вот, в конце 20-х годов в районе Аньяна, который расположен в средней части бассейна реки Хуанхэ, на территории современной провинции Хэнань, археологами были открыты городище и могильники эпохи бронзы. При раскопках оказался обнаружен огромный архив надписей на гадательных костях, а их расшифровка позволила отождествить обнаруженное городище (район дер. Сяотунь) с хорошо известным по древним письменным памятникам государством Шан-Инь (1766–1122 гг. до н. э). Далее я предоставляю слово авторам учебника «История Китая», иначе боюсь, что читатель заподозрит меня в фантастических вымыслах.

«Письмо в аньянском архиве предстает в виде гадательных надписей со многими сотнями идеограмм-иероглифов и хорошо продуманным календарем с циклическими знаками. Раскопки же свыше десятка царских гробниц (курсив мой. — К.П.) поразили специалистов неожиданными находками: рядом с царственным покойником и многими сотнями сопровождавших его на тот свет сподвижников, жен и слуг были обнаружены великолепные изделия из бронзы, камня, кости и дерева (оружие, украшения, сосуды с высокохудожественным орнаментом и горельефными изображениями) и, что самое важное, великолепные боевые колесницы с тонкими и прочными колесами со множеством спиц, а также запряженные в эти колесницы боевые лошади. Ни колесниц, ни повозок, ни просто колес, за исключением гончарного круга, китайский неолит не знал. Не было в неолитическом Китае и одомашненной лошади, не говоря уже о том, что пригодные для колесниц породы лошадей вообще не водились и поныне не водятся в степях Сибири — они были выведены на Ближнем Востоке митаннийцами и хеттами, которые, к слову, изобрели и боевые колесницы, куда запрягались прирученные ими лошади. Обнаруженные археологами в царских гробницах Аньяна колесницы по своему типу являются копией хетто-митаннийских и вообще индоевропейских. Можно упомянуть также, что значительная часть бронзового оружия шанцев была снабжена украшениями в весьма специфическом, так называемом «зверином стиле» — с изображением животных в позе стремительного рывка, широко распространенном в зоне сибирских и евроазиатских степей».

Сейчас я напомню о высказанном мной выше по тексту предположении. Не может ли быть такого, что китайский язык (впрочем у него много диалектов, но, тем не менее, предположим, диалектное членение состоялось много позже) есть креол на основе какого-то чуждого ханьцам языка? В данном случае можно предположить за язык-основу какой-то ИЕ язык, тем более опять же, выше я упоминал, что в древнекитайском обнаружены следы флексии.

В приведенном отрывке из учебника упомянут так называемый звериный стиль. Тот, кто интересуется арийской историей, при этих словах должен сразу понять, о чем идет речь. Так называется стиль древнего искусства, отличительной чертой которого являлось изображение как сложных композиций из нескольких животных, так и отдельных животных и частей их тела. Возник он в бронзовом веке, а наибольшее распространение получил в железном. Древнейшие образцы вещей, выполненных в этом стиле, известны в Закавказье и на Северном Кавказе, Египте и Месопотамии, в Поволжье, Приуралье, Средней Азии, Южной Сибири, Передней Азии, Индии и Китае — начиная с III–II тыс. до н. э. Звериный стиль дожил до поздних времен, так, известны древнерусские ювелирные изделия, резьба по камню, заставки рукописных книг и пр. с изображениями различных зверей, птиц и фантастических существ.

Перенос культурных традиций данного стиля, как следует понимать, осуществлялся индоевропейскими кочевыми племенами, да и само появление его было обусловлено некоторыми реалиями арийской кочевой жизни. Для кочевников охота, в частности облавная, была и средством существования, и спортом, и развлечением. Как пишет В. Кореняко, в древности, равно как и в Средневековье, существовал запрет применять оружие во время облавной охоты. Зверей не полагалось убивать, их только связывали. Пойманным копытным просто связывали вместе четыре конечности, а хищному зверю приходилось связывать не только четыре лапы, но и привязывать к этому узлу морду с завязанными челюстями. Свернутый таким образом в кольцо хищник мог скалить зубы, и именно эти особенности свойственны звериному стилю.

Следует признать, что аньянский археологический материал дает представление о впечатляющей жестокости шаньского правящего слоя. Так, в могилах умерших ванов (князей шаньцев) найдены сотни скелетов сопогребенных людей, рядом — целые погребальные поля с тысячами обезглавленных военнопленных и ямы с их отрубленными головами. Найдено около двух тысяч записей на гадательных костях о жертвоприношении людей (до 1500 человек одновременно). В фундаментах дворцов и храмов обнаружены сотни захоронений заживо погребенных. В поисках «материала» для человеческих жертвоприношений шаньцы предпринимали военные походы в радиусе нескольких сотен километров.

Общественно-политический строй в эпоху Шань-Инь можно было бы условно назвать древнейшим социализмом, при этом правитель, ван, выступал главным организатором производства. Он непосредственно возглавлял крупные земледельческие работы на государственных землях, причем работа коллектива общинников на этих землях считалась общественно полезным трудом и даже частью ритуально-магического обряда. Ван контролировал запасы продовольствия, которые делились на страховой, обменный, семенной и жертвенный фонд всей общины. Кроме труда общинников в ванском хозяйстве широко использовался труд захваченных холопов-военнопленных. Работы на государственных землях производились по велению шаньского оракула и в назначаемые оракулом сроки. Орудия труда, скорее всего, принадлежали государству, о чем могут свидетельствовать найденные под Аньяном склады, в которых хранились по несколько тысяч серпов и прочих орудий рядом с храмом предков вана.

Эпоха Шань-Инь считается самым древним периодом китайской истории, который подтвержден археологическими данными, более ранние династии можно пока считать легендарными. Государство Шань-Инь разгромили чжоусцы, по имени которых названа следующая эпоха в китайской истории, Чжоу (1122–255 гг. до н. э.). В эпоху Чжоу окончательно сложилась политическая система китайского общества, просуществовавшая с определенными модификациями до Синьхайской революции 1911 года. «Сыну Вэнь-вана, прославленному Чжоу-гуну, традиция приписывает если не создание, то как минимум оформление всей китайской машины управления и базовых принципов фнкционирования китайской культуры. В 196 году до н. э. император Гао-цзу, основатель династии Хань, провозгласил Вэнь-вана величайшим из всех правителей». Именно в эпоху Чжоу родилась идея о «Небесном Мандате», т. е. о поддержке Небом высшей государственной власти. В принципе эту идею можно выразить формулой «всякая власть от Бога». Гибель династии означала, по мнению чжоусцев, утрату ею Небесного Мандата.

Однако чжоу, равно как и шаньцы, не являлись ханьским народом. Были ли они индоевропейцами? Возможно. По крайней мере, их обычаи приближались к арийским, а цари этой династии были рыжеволосы. Данным вопросом интересовался еще Г. Е. Грумм-Гржимайло, известнейший исследователь Азии и видный историк, чью книгу «Описание путешествия в Западный Китай» можно рекомендовать читателю для ознакомления с проблемой.

Арийские народы, вне зависимости от их приверженности к монархическим и республиканским формам правления, всегда были подвижны, легки на подъем и склонны к экспансии. Нет ничего удивительного в том, что они в основном и являлись организующим элементом и связующими звеньями так называемых империй, громадных территориально-политических образований, вроде Британской империи, Российской и других, не менее примечательных организаций. Само понятие империя, широко используемое в настоящее время, довольно неопределенно и допускает широкий спектр толкований, а зачастую и недобросовестных спекуляций. Известно, что Российскую империю либералы всякого рода именовали «тюрьмой народов», а Великобританию, которая также являлась империей, данные либералы считали «оплотом демократии», что вызывает определенное недоумение, хотя нельзя не признать, что и «оплот демократии» в отношении народов «третьего мира» может выступать сущим людоедом. Впрочем, в большинстве своем все эти так называемые либералы являлись (и являются) заурядными русофобами, отсюда и привычный в наше время двойной стандарт Запада в отношении России.

Слово империя происходит от лат. imperium — власть, государство, а император — от лат. imperator — повелитель. Под империей обычно, в самом общем смысле, понимается обширное государство, включившее в свой состав территории других народов и государств путем завоеваний или же путем дипломатии. Вхождение в состав империи вовсе не обязано быть непременно насильственным. Известно достаточно случаев, когда слабые в военном отношении народы и государства сами просились под защиту русской монархии, чтобы уберечься от возможной резни со стороны соседей. Так, например, попала под российский скипетр Грузия. Сейчас (2008 г.) она ищет себе нового хозяина, очевидно полагая, что это для нее будет лучшей долей.

В общем и целом, как бы парадоксально это ни звучало, империя не обязана быть монархией, также и республику не стоит непременно отождествлять с демократией. Великобритания, как метрополия Британской империи, представляла из себя, как принято утверждать, конституционную монархию, в которой власть монарха ограничена законодательно. Однако справедливости ради следует отметить, что отличительной характеристикой британской конституции является ее отсутствие, вернее отсутствие какого-либо единого документа, который можно было бы назвать данным термином. Если сказать больше, то не существует даже точного перечня документов, которые бы относились к конституции как основному закону Великобритании. Тем не менее в принципе можно утверждать, хотя все это и выглядит достаточно странно, что Великобритания являлась в имперские времена демократическим государством, поскольку ее политическая система подразумевала не только выборность определенной части властных структур, но и действенность этой выборной части ее политической системы, в отличие от стран, в которых парламент представлял из себя или фикцию, или совещательный орган при короле.

Государство, в котором власть является выборной, называется республикой от латинского res publica, «общественное дело». Республикой являлся и Древний Рим, вернее сказать, что в начале им правили цари, но после изгнания Тарквиния Гордого (ок. 510 г. до н. э.) он стал республикой и пребывал в этом качестве, пока при Октавиане Августе (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.) не превратился в империю. Между тем далеко не всегда республика, т. е. формально демократическая форма правления, может выражать волю народа. Зачастую власть в таких псевдовыборных государствах принадлежит узкому кругу несменяемых народом лиц, в то же время нельзя сказать, чтобы в той же Российской империи русский самодержец оставался глух к народному мнению. Любопытно, что если англичане имели выборное и демократическое устройство в метрополии, тогда как их колонии управлялись назначенными чиновниками и местными князьками-авторитаристами, то в России, наоборот, в тех регионах, которые, вроде бы, должны считаться колониями, а именно в Финляндии и Польше, существовали парламенты, несмотря на то, что собственно великорусское управление являлось полностью монархическим и самодержавным. Более того, крепостное право, существовавшее в Великороссии, не распространялось на большинство окраин, а некоторые инородческие окраины пользовались значительно большей свободой, чем жители «метрополии».

Такова жизнь.

Здесь необходимо заметить, что крепостное право не является следствием какой-то особой любви великороссов к рабству и тоталитаризму, в которой, с завываниями и пеной у рта, нас обвиняют разного рода вольнодумцы, карбонарии и страдальцы за народ. Увы, как мне представляется это дело, великорусская нация склонна как раз не к рабству и подчинению, а к своеволию, бунтарству, вечной неудовлетворенности и вечной же тяге к скитанию и поиску лучшей доли. Вообще же очень хорошо писал по поводу крепостного права Сергей Михайлович Соловьев в своей «Истории России»: «С начала нашей истории мы замечаем в России явление, ведущее ко многим очень печальным последствиям, — это несоответствие обширности страны с количеством народонаселения. Небольшое народонаселение разбрасывается в обширной стране, все более и более увеличивающейся пустынями. Рук недостает для дела, и никакое дело не спорится при отсутствии деятельности сообща. Земля дешева, работник дорог, его едва стает на удовлетворение первых нужд общества, о промышленном развитии нечего и думать по недостатку рук, государство осуждено оставаться земледельческим, сельским, бедным. Работник дорог, его приманивают и переманивают; наконец, чтоб небогатый служилый человек имел на своей земле постоянного работника, которого бы не мог переманить от него богатый сосед, работника прикрепляют к земле. Крепостной работник бежит, его продолжают переманивать, укрывать, засылать подальше, где бы его не нашли; владельцы бежавших вопят, требуя помощи правительства в поимке беглых, и Россия представляет любопытное зрелище гоньбы за человеком, за рабочею силою, стремления приобрести, поймать, усадить, прикрепить работника».

Почему закрепляемый на земле крестьянин, хотя и скрепя сердце, соглашался на ограничение своих прав и почему все-таки государство вынуждено было прибегать к подобным мерам? А как еще было обеспечивать в российских условиях прокормление служивых людей, которые обороняли отечество? А без армии-то куда? Встречать врагов чтением «Всеобщей декларации прав человека»? Долго вы проживете с такими понятиями…

В 1762 году дворянство в России добилось освобождения от обязательной воинской и гражданской государственной службы; дворянство перестало подвергаться телесным наказаниям (!), освобождалось от рекрутской повинности. В стране начались волнения. Интересна их причина. Как пишет С. Ф. Платонов: «Волновались и крестьяне: в них ясно жило сознание того, что они обязаны государством работать на помещиков именно потому, что помещики обязаны служить государству; в них жило сознание, что исторически одна обязанность обусловлена другой. Теперь снята дворянская обязанность, следует снять и крестьянскую. Но крестьяне видели, что правительство, разрешив дворянский вопрос, не замечает связанного с ним вопроса крестьянского. Поэтому начались крестьянские волнения».

«Указ о вольности дворянской», изданный Петром III, являлся явной ошибкой. Очевидно, с него и началось общее разложение дворянского слоя. Однако следует признать, что до 1762 года принципы общественного устройства России не предусматривали никакого паразитизма. Заметьте, читатель, насколько ясно представляло себе русское крестьянство причины своего крепостного состояния. Так вот, может быть и то, что именно последующий за этим указом раскол в обществе и отдаление его правящего слоя от народной основы и привело к событиям 1917 года и к полному истреблению властных верхов.

Однако вернемся к самой демократической из всех демократических империй — к Британской. Всякого рода русофобствующие граждане обвиняют Россию в империалистическом хищничестве и непреодолимой тяге к захвату территорий. И кто же обвиняет? Все как один — приверженцы западных ценностей. Но что там Россия! Не хотите ли посмотреть на Империю Британскую? А она, между прочим, является самой крупной из всех когда-либо существовавших на этой земле империй за всю человеческую историю. В период между Первой и Второй мировыми войнами она занимала до четверти всей земной суши и контролировала до четверти населения планеты. Куда там до нее России, территория которой в советские времена достигала 1/6 мировой, и на этой территории максимально проживали 288 млн. человек к 1989 году.

Британская империя развалилась после войны, вернее, развалила ее Россия, и, как ни странно, России немного помогали в этом деле США, у этих оказались свои планы. Тем не менее Британское содружество наций не испустило дух окончательно. Оно трансформировалось в Содружество наций (вроде нашего нынешнего СНГ), объединенное в языковом (английский здесь в большом ходу), экономическом и культурном плане. Общая численность населения стран Содружества на начало XXI века составляла 1,8 млрд. человек, или что-то около 30 % от общемирового. Не следует забывать еще и тот факт, что Великобритания всегда находилась и находится в особых отношениях со своей бывшей колонией, США, чтобы наконец начать осознавать, куда мы попали. Сейчас русский читатель должен понять одно немудреное обстоятельство — единственный народ, который на равных может соперничать с разросшимся до полного неприличия англосаксонским спрутом — это великороссы. Не так уж и плохо для потомков недавних крепостных. Читатель может спросить: «А зачем нам, собственно говоря, бороться с этим гадким октопусом, разве он нам мешает?». На что можно ответить: «В этом мире все мешают друг другу, и русский империализм ничуть не хуже и не лучше других, однако у англосаксонского в частности и у западноевропейского империализма вообще есть ряд пугающих особенностей, с которыми русскому народу пришлось столкнуться в 41–45 годах прошлого столетия».

Речь пойдет о расизме, который если уж и не является изобретением западной цивилизации (по С. Хантингтону), но именно ею он наиболее активно эксплуатировался. (Здесь отмечу, что все попытки приписать русской нации какой-либо геноцид или этноцид при расширении ее имперского владычества заранее обречены на провал, потому что ничего подобного, просто-напросто, не существовало.)

Не знаю, какая зараза проникла западному человеку в мозги, но, кажется, именно после открытия Нового Света расизм стал прогрессировать в умах новоявленных колонизаторов. Трудно описать зверства испанцев в открытой ими Америке, в результате которых целые народы оказались стертыми с лица Земли, однако испанцы, кажется, не додумались до разработки научных и идеологических систем, обосновывающих господство «избранной испанской расы». Куда как большую поддержку идеологии расизма оказал англосаксонский мир, это можно объяснить как и тем, что Англия с некоторого времени стала ведущей колониальной державой Европы, так и некоторыми особенностями британского мировоззрения. Как писал в свое время А. Тойнби, представлять которого нет необходимости, в своем «Исследовании истории»: «расовые предубеждения, порожденные английским протестантством… к несчастью, стали определяющим фактором в становлении расовых отношений во всем западном мире».

Между тем первое сколько-нибудь значимое сочинение в области расовой теории было написано во Франции Жозефом-Артуром де Гобино (Gobineau) (1816–1882), французским дипломатом, социологом, писателем и публицистом. Называлось оно «Опыт о неравенстве человеческих рас», где он, кстати, отмечал следующее: «Этот религиозный кодекс индусов («Манава-Дхарма-Шастра». — К.П.), составленный после появления великих поэм, но основанный на очень древних документах, упоминает, что Маха-Цин, большая страна Китай, была завоевана племенами отколовшихся кшатриев, которые перешли Ганг, некоторое время бродили в Бенгалии, затем прошли через горы на востоке и рассеялись в южной части Поднебесной Империи. Так они цивилизовали местные народы». Де Гобино помещает местообитание вышеназванных кшатриев на территории китайской провинции Хо-Нань (так в переводе), однако несколько непонятно, какую конкретно он имеет провинцию в виду, поскольку в Китае есть Хэнань, она дальше к северу и Хунань, она ближе к югу. Впрочем, известный советский этнограф С. А. Токарев, издеваясь над де Гобино, излагает его гипотезу следующим образом: «Китайская цивилизация была создана «ветвью белых людей», которых на то уполномочило «провидение»; они прибыли-де некогда из Индии, поселились в Хунани и там смешались с местным населением». Не могу сказать, насколько в этом деле замешано провидение, однако выше я уже приводил сведения, вовсене относящиеся к труднодоступным, о результатах раскопок в Аньяне (пров. Хэнань), согласно которым индоевропейское присутствие, да еще на положении царствующих родов, в Китае в древнейшие времена имело место. Так что издевки издевками, а де Гобино в чем-то определенно прав, если, конечно, не считать некоторого недоразумения с Хо-Нанью.

Здесь следует отличать исторические изыскания расологов и ариософов от их собственно расистских воззрений. А в этих воззрениях при ближайшем рассмотрении оказывается множество чрезвычайно любопытных моментов. Всем любителям истории и антропологии должен быть известен так называемый поперечно-продольный индекс, известный под наименованием головного или черепного (при измерении на черепе) указателя. Так вот, Отто Аммон и Жорж Ваше де Ляпуж первыми выдвинув ли гипотезу о зависимости психических качеств и социального положения какого-либо человека от величины головного указателя. Т. е., по их мнению, долихокефалы, как правило, одареннее, энергичнее, у них сильнее развиты волевые качества, а потому и достигаемый ими социальный статус выше. Вообще-то данная гипотеза, при здравом ее рассмотрении напоминает в большей мере так называемый стеб, нежели что-то серьезное. Если расовые признаки служат для лучшего приспособления к климату изначального ареала проживания, то каким образом этому приспособлению может служить форма черепа? Однако и Аммон, и Ляпуж постарались подкрепить свою гипотезу практическими наблюдениями, один — обследовав 30 тыс. новобранцев в Бадене, а второй — обследовав 20 тыс. французов. При обобщении материала получилось так, что головной индекс и социальное положение обследуемых коррелировали между собой.

Однако Отто Аммон не успокоился на этом и предположил, что европейские брахикефалы (Homo alpinus) — это потомки древнего местного населения Европы, занимающие в целом более низкое общественное положение, а долихокефалы (Homo europaeus) — это потомки пришлых арийских завоевателей. Откуда пришли эти арийские завоеватели в Германию и вообще в Европу, мы сейчас даже и не станем гадать, поскольку Европа со всех сторон света окружена морем и только на востоке она граничит с землями, которые ныне занимают славянские народы. Славянские же народы как раз и говорят на индоевропейских синтетических флективных языках в отличие от западноевропейских ИЕ народов, говорящих на ИЕ креолах (моя-твоя-понимай).

Де Ляпуж также не успокоился на достигнутом и объявил, что превосходство арийской расы, в той же Европе, связано не с историческими обстоятельствами, а с социальным отбором. Таким образом, короткоголовые оказались дважды проклятыми, по одной версии в качестве покоренного населения, по другой — просто в качестве закоренелых простофиль.

Между тем в XIX веке начинается эпоха Бисмарка (1815–1898 гг.), князя и политического деятеля Пруссии, который, опираясь на прусскую же армию, осуществил к 1871 году объединение Германии, как это написано в БСЭ, на «прусско-милитаристской основе». Скажем прямо, вот эта так называемая прусская основа вовсе не являлась германской по своей крови, про которую любили рассуждать «истинные арийцы». Основа прусских земель — это южное побережье Балтийского моря, т. е. земли, издревле заселенные славянами, которые были, просто-напросто, онемечены в ходе очередного этапа «дранг нах остен». Начало натиска германцев на западных славян относится ко временам Генриха I Птицелова, первого представителя Саксонской династии на германском престоле (919–936 гг.). А уже в 30-х годах XIII века Тевтонский орден приступил к завоеванию пруссов, относимых обычно к балтам, каковое и закончил к 1283 году. Предки «истинных арийцев» сунулись и далее на Восток, однако 5 апреля 1242 года Александр Невский на некоторое время отбил у них охоту к перемещению в данном направлении. За что и поныне (спустя более чем 700 лет!) ненавидим российскими европеизаторами до судорог.

Впрочем, вернемся в XIX век. Объединенная Бисмарком Германия, кажется, начинает понимать, что пока она была разделена на мелкие княжества, а ее лучшие сыновья, вроде Клаузевица, служили тоталитарной Московии, Франция, а более всего Англия захватили чуть ли не все территории слаборазвитых папуасов и индейцев и сейчас пожинают плоды колониальной политики. Германия спешно строит военный флот, Германия захватывает колонии в Африке и Океании, Германия нуждается в идеологии, которая бы обосновывала верховенство белой расы. Поскольку в этом вопросе французы и англичане продвинулись уже далеко вперед, то немцы не стали изобретать велосипед и воспользовались как сочинением де Гобино, так и трудами англичан, в частности Хьюстона Чемберлена (1855–1927).

Значение трудов Хьюстона Стюарта Чемберлена, английского аристократа, женатого на дочери Вагнера, в деле формирования нацистской расовой идеологии переоценить невозможно. Как писал в свое время Георг Шотт, первый биограф Гитлера: «Немецкий народ, не забудь и всегда помни, что это «иностранец» Чемберлен назвал «иностранца» Адольфа Гитлера твоим фюрером… Сто лет назад таким же был англичанин Карлейль… Сегодня именно англичанин Чемберлен с первых шагов Адольфа Гитлера понял, что тот избран судьбой».

Здесь читатель может решить, что расистские идеи одного экстравагантного англичанина еще не говорят о зараженности расизмом англосаксонского сознания, а влияние идей этого англичанина на мышление вождей Третьего рейха еще не говорит о влиянии англосаксонского шовинизма на мировоззрение немецкого народа. Однако давайте зададимся вопросом: а каким образом в сознании немецкой нации, две тысячи лет своей истории окруженной европейскими народами, могла вообще возникнуть какая-либо база для расизма? Т. е. чем похожи поляки, чехи, словаки, с коими граничили германцы на востоке, на негров? Или, к примеру, чем похожи французы, отгрызавшие куски немецкой территории с запада, на китайцев?

Дело еще и в том, что Германия ступила на путь колониальных захватов очень и очень поздно, в конце 80-х годов XIX века, в это время ею были приобретены колонии: в Африке — это Того, Камерун, Руанда, Бурунди, Танганьика, Намибия; в Азии — порт Циндао, арендованный у Китая на 99 лет; в Океании — Германская Новая Гвинея, Науру, Палау и др. После 1-й мировой войны колонии у Германии были отторгнуты. Откуда бы за такое короткое время германцу осознать себя белой расой и вообще озаботиться расовой проблемой? Что же касается так называемой еврейской расы, которой А. Гитлер изрядно возмущался в «Майн кампф», то не могу удержаться от одной истории, рассказаной неким Львом Гудковым (центр Ю. Левады) на сайте Полит. Ру: «Совсем недавно у меня была встреча с одним китайским евреем. Не знал, что он еврей. Он говорил, что в Китае жуткий антисемитизм. Я как-то осторожно спрашиваю: а как, собственно, опознают? Он говорит: но неужели по мне не видно?»

Основным рассадником расизма в Европе явились, что ни говори, англичане с их наработанной веками практикой общения с низшими расами. Если читатель мне не доверяет в этом моем суждении, то могу порекомендовать ему к прочтению хорошую книгу М. Саркисянца «Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской расе господ», которая представляет собой курс лекций, прочитанный в Гейдельбергском университете. В Сети она присутствует.

Между тем корни англосаксонского расизма находятся не в пространстве каких-то расовых антагонизмов, а более всего в экономической сфере. Т. е., как всегда, красивыми поэтическими творениями о «бремени белой расы» оказались прикрыты волосатые уши капиталистических мародеров. Сейчас же зададимся вопросом, почему идеология расового превосходства с необходимостью должна была сопровождать сохранение рабской рабочей силы в колониях? Ответ, конечно же, есть, и здесь мы обратимся к статье Н. Г. Скворцова «Этничность, раса, способ производства: неомарксистская перспектива»:

«Несомненно, европейские государства имели достаточно экономической и военной мощи в колониях, и идеологическая гегемония, казалось, была излишней. Режим Римской империи, например, основывался на рабском труде и нуждался в нем, но расистской идеологии не имел. По мнению Р. Томпсона, дело заключается не только в экономических потребностях, но и в культурных основаниях европейского общества в XVII–XVIII вв. Становление капитализма и его экспансия происходили в контексте господства философии «естественного права» Просвещения в интеллектуальной атмосфере Европы. Эта философия исходила из того, что все люди созданы равными и, следовательно, обладают равными правами (в первую очередь — правом на владение собственностью). Поддержание такой идеологии было очень важным для подрыва феодальных привилегий, основывавшихся на правах наследования. Из этой философии логически следовало, что различия, существующие между людьми в их образе жизни, привычках, обычаях, являются результатом различий в условиях окружающей среды и в исторической ситуации, а не неизменных биологических (расовых) характеристик. «Инвайронменталистская точка зрения на человека, — пишет Р. Томпсон, — пришла в явное противоречие с формами контроля труда в колониях, особенно с рабством в Америке».

Капитализм, основанный на использовании труда свободного от крепостной или рабской зависимости работника, вполне соответствовал идеям «естественного права» и опирался на них. Капиталистические производственные отношения в корне подрывали организацию труда, построенную на труде рабов или крепостных. Но, с другой стороны, экономическая выгода, которую сулила эксплуатация «цветных» рабочих в колониях, стимулировала появление и широкое распространение «теорий» о превосходстве одной расы над другими».

Отсюда следует, что Германия не могла являться родиной европейского расизма ни в коем случае. Для прорастания подобных теорий в массе людей требуются годы и годы колониальной практики с тесным контактом с представителями иных рас, а этот опыт у Германии был ничтожен, он не имел такого масштаба, как у Великобритании, Испании, Франции и т. д.

Самое интересное, что еще одним народом, искушенным в колониальных делах, чей опыт превосходил даже опыт англичан, являлись великороссы, но… Российские власти хотя и сажали бунтующих поляков на штыки, вовсе не намеревались загонять их, как негров-рабов, на кофейные плантации или, за неимением таковых, на картофельные поля. Зададимся вопросом, чем же сознание великороссов отличалось от сознания англосаксов? Становление капитализма в России произошло в более поздние сроки, чем в Англии, и в совсем других условиях. Как Петр I ни пытался превратить Православную Церковь в департамент по делам религий, этого превращения все-таки не произошло, и великоросс по своему образу мышления в XIX веке очень сильно отличался от англичанина-протестанта с его специфической этикой.

Таким образом, отсутствие в современной России религиозного православного духа и насаждение принципов западноевропейского либерализма создают в нашей стране условия и для широкого распространения расизма, благо что недостатка в контакте с инородцами на территории России не наблюдается. Причем разносчиками расизма в России будут граждане с так называемым «европейским» мышлением, преданные идеалам демократии и пр. Если все будет идти так, как оно идет сейчас, то уже через три-четыре десятилетия расизм прорастет сквозь российское общество и накрепко соединится с его организмом. Таковы мои прогнозы, а насколько они могут быть исполнены, покажет будущее.

Вернемся, однако, к Германии, население которой в начале XX века увеличивалось ударными темпами, по 900 тыс. человек в год, как это указывал А. Гитлер в своем супербестселлере «Майн кампф». Это сейчас Германия приглашает турок подметать улицы своих городов, а в те времена она и своих граждан не знала, куда пристроить, ее же попытка захватить колонии и тем самым расширить экономическую базу германского народа провалилась из-за неуемной жадности англосаксов и их союзников французов. Если бы Россия вошла с Германией в блок, то ситуация, конечно же, поменялась бы самым радикальным образом, но правительство Николая II выбрало иной путь и этот путь привел к гибели династии, поражению России и Германии и торжеству Британской империи. Почему русский истэблишмент принял самоубийственное для себя решение, остается только гадать, но, скорее всего, дело было не только в глупости или измене.

После окончания 1-й мировой войны вопросы, которые стояли перед Германией, решены не были. Предпринимать вторую попытку войны с Англией за колонии, не заручившись поддержкой России, было невозможно. Это в фатерлянде понимали прекрасно, но по этому поводу имелись различные предложения. Так, А. Гитлер уже к 1924 году исключил войну с Англией из своих внешнеполитических планов, а это исключение автоматически означало войну с Россией. М. Саркисянц в своей книге указывает: «После того как в НСДАП победила ориентация Гитлера на Англию (в противовес ориентации Отто Штрассера на Россию и колониальные народы), судьба Германии во Второй мировой войне геополитически была предрешена. Была предрешена роль Германии, которую Ханс Гримм определял не в последнюю очередь как роль «британского форпоста на Востоке».

Сейчас давайте зададимся вопросом: кто же способствовал приходу А. Гитлера во власть? Конечно же не товарищ Сталин.

Между тем и внутри английского истеблишмента после 1-й мировой войны шли ожесточенные, хотя и скрытые, дебаты. Одна часть правящего класса Великобритании, во главе которой находился лорд Чемберлен, хотела, если и не открытого союза с Германией, то хотя бы тайного сговора. Эта часть всячески поощряла фюрера, способствовала его внешнеполитическим акциям и т. д., надеясь тем самым уберечь Британскую империю от германской угрозы. Другая часть ей противодействовала. Мотивы оппозиции в точности указать сложно, скорее всего, здесь присутствовали, по крайней мере, две группировки, одна из них проамериканская, которая хотела торговли США с английскими колониями на условиях фритредерства. Здесь, кроме всего прочего, рекомендую читателю ознакомиться с Приложением 2 к этой книге, которое может помочь ему разобраться с некоторыми вопросами по началу 2-й мировой войны.

Однако нас сейчас интересует не это.

У Германии был выбор — драться за колонии, заселенные папуасами, или за земли на востоке, населенные великорусским народом, который предполагалось отчасти перерезать, отчасти превратить в рабов. Идеологическая база принципиально была уже готова с XIX века, т. е. со времен колониального соперничества. Этой базой являлась расовая теория, заимствованная у англосаксов и переработанная под немецких пользователей. Германия сделала свой выбор в пользу Гитлера в 1933 г., Гитлер окончательно сделал свой выбор в 1924 г., ну а результаты нам сейчас известны. Кстати говоря, в документе подписанном 27 апреля 1942 г. Э. Ветцелем — начальником отдела колонизации 1-го главного политического управления Восточного министерства, предлагалось еще и следующее:

«Чтобы избежать в восточных областях нежелательного для нас увеличения численности населения, настоятельно необходимо избегать на Востоке всех мер, которые мы применяли для увеличения рождаемости в империи. В этих областях мы должны сознательно проводить политику на сокращение населения. Средствами пропаганды, особенно через прессу, радио, кино, листовки, краткие брошюры, доклады и т. п., мы должны постоянно внушать населению мысль, что вредно иметь много детей.

Нужно показывать, каких больших средств стоит воспитание детей и что можно было бы приобрести на эти средства. Нужно говорить о большой опасности для здоровья женщины, которой она подвергается, рожая детей, и т. п. Наряду с этим должна быть развернута широчайшая пропаганда противозачаточных средств. Необходимо наладить широкое производство этих средств. Распространение этих средств и аборты ни в коей мере не должны ограничиваться. Следует всячески способствовать расширению сети абортариев. Можно, например, организовать специальную переподготовку акушерок и фельдшериц и обучать их производить аборты. Чем качественнее будут производиться аборты, тем с большим доверием к ним будет относиться население. Вполне понятно, что врачи также должны иметь разрешение производить аборты. И это не должно считаться нарушением врачебной этики.

Следует пропагандировать также добровольную стерилизацию, не допускать борьбы за снижение смертности младенцев, не разрешать обучение матерей уходу за грудными детьми и профилактическим мерам против детских болезней. Следует сократить до минимума подготовку русских врачей по этим специальностям, не оказывать никакой поддержки детским садам и другим подобным учреждениям. Наряду с проведением этих мероприятий в области здравоохранения не должно чиниться никаких препятствий разводам. Не должна оказываться помощь внебрачным детям. Не следует допускать каких-либо налоговых привилегий для многодетных, не оказывать им денежной помощи в виде надбавок к заработной плате».

Увы, все, что планировали сделать нацисты после своей победы, сделали российские власти после 1991 года. Задумайтесь об этом, читатель.