Официальная история утверждает, что монгольские племена завоевали практически всю Евразию и это произошло потому, что монгольская армия обладала несравненными боевыми Качествами. Посему следовало бы рассмотреть организацию войска Чингисхана по следующим характеристикам: организация; дисциплина; боевая подготовка; вооружение; тактика.

Организация. Мобилизационная база у Чингисхана была ненадежной, поскольку представляла собой кочевые племена, которые в случае каких-либо разногласий по вопросам рекрутского набора могли и откочевать куда-нибудь подальше, таким образом саботируя мобилизационные планы. Что сделал Чингисхан для ликвидации этой кочевой вольницы? Он строго определил каждому племени свою территорию для кочевий, за которые те не могли выходить (см. Эренжен Хара-Даван, «Чингисхан как полководец и его наследие»).

Монгольская армия имела учреждение, аналогичное современному Генеральному штабу, чины его именовались «юртаджи», в их обязанности входило распределять кочевья, выполнять обязанности вожатых войсковых колонн, назначать места лагерей, места ханской ставки и юрт военачальников. Для поддержания порядка в армейском тылу имелась стража с функциями военной полиции. Хозяйственной частью заведовали особые чины – «черби». Мобилизацией в племенах занимались территориально-войсковые начальники, они были обязаны снабжать рекрутов продовольствием и припасами. В случае войны эти начальники становились строевыми командирами. Племена выставляли строевые десятки, сотни и тысячи. Также в войсках Чингисхана имелась гвардия, составленная из бойцов аристократического происхождения, а в составе гвардии отборная личная охрана «тысяча храбрых», используемая в боях в критические моменты.

Дисциплина. Армия живет по уставам. Есть Боевой устав, Строевой устав, Устав гарнизонной и караульной службы, Дисциплинарный устав, а также различные Наставления и Руководства по применению и т. п. В армии Чингисхана все это не только существовало, но и строжайшим образом выполнялось. Регламентация монгольских вооруженных сил осуществлялась на основе Ясы и Билика.

Ниже приведены некоторые статьи Билика и Ясы (Эренжен Хара-Даван, «Чингисхан как полководец и его наследие»):

Ст. 4. Всякий, кто может вести верно дом свой, может вести и владение; всякий, кто может устроить десять человек согласно условию, прилично дать тому тысячу и тьму, и он может устроить хорошо.

Ст. 6. Всякого бека, который не может устроить свой десяток, того мы делаем виновным с женой и детьми и выбираем в беки кого-нибудь из его же десятка. Так же поступаем с сотником, тысячником и темником беком.

Ст. 11. Среди народа должно быть подобным теленку, маленьким и молчаливым, а во время войны – подобным голодному соколу, который является на охоту: должно приниматься за дело с криком.

Ст. 24. Численники (т. е. заведующие числами 10, 100, 1000 и т. д. – командный состав): тысячники и сотники, должны каждый так содержать в порядке свое войско и в готовности, чтобы во всякую пору, как придет указ и приказание, садились на коней, не ожидая, даже ночью.

Статьи Ясы.

Ст. 7. Ко времени начала похода каждый воин получает оружие из рук начальника, которому он подчинен. Он обязан содержать его в исправности и перед сражением предъявлять на смотр своему начальнику. Ст. 8. Запрещается под страхом смерти начинать грабеж неприятеля, пока не последует на то разрешение высшего командования, но по воспоследовании такового солдат должен быть поставлен в одинаковые условия и ему должно быть позволено взять, сколько он может унести при условии уплаты сборщику причитающейся императору доли. Ст. 9. Если кто-нибудь в битве, нападая или отступая, обронит свой вьюк, лук или что-нибудь из багажа, находящийся сзади его должен сойти с коня и возвратить владельцу упавшее; если он не сойдет с коня и не возвратит упавшее, то предается смерти. Ст. 18. Все начальники обязаны делать лично осмотр войску и вооружению до выступления в поход, предоставлять им все, с чем воин совершает походы, и осматривать все до иголки и нитки. Если у воина не оказалось какой-либо нужной вещи, начальник должен наказать его. Вооружение и обмундирование воин должен делать за свой счет.

Ст. 22. Начальники, нарушающие долг службы или не являющиеся по требованию хана, подлежат смерти. Чингисхан говорил: «Введенным мною порядку и дисциплине обязан я тем, что могущество мое, подобно молодой луне, растет со дня на день и что я заслужил благословение Неба, уважение и покорность земли».

К сожалению, далеко не все статьи Ясы и Билика дошли до нашего времени. Однако приведенных здесь статей вполне достаточно, чтобы оценить высокий уровень дисциплины в монгольском войске.

Боевая подготовка. У монголов осуществлялась подготовка и переподготовка высшего командного звена, а также его политическое воспитание, осуществляемое лично ханом. «Беки тьмы, тысячи и сотни, приходящие слушать наши мысли в начале и конце года и возвращающиеся назад, могут начальствовать войском; состояние же тех, которые сидят в своей юрте и не слышат мысли, походит на камень, попавший в большую воду, или на стрелу, пущенную в тростниковое место: они исчезают. Таким людям не подобает командовать» (Билик, Ст. 3).

Подготовка рядовых бойцов. «Подобно тому, как купцы наши, привозящие парчовые одежды 8 и хорошие вещи в надежде барыша, становятся опытны в тех товарах и материях, и беки армейские также должны обучать мальчиков пусканию стрел и езде на конях, упражнять их в этих делах и делать их столь же смелыми и храбрыми, как опытные купцы в искусствах, которыми владеют» (Билик, Ст. 18).

Вооружение и тактика. «Европейские конные массы означенной эпохи составляли только часть вооруженной силы каждого государства, и притом часть второстепенную, между тем вся боевая сила монгольской армии заключалась полностью в ее коннице, исполнявшей обязанности всех родов войск» (Э. Хара-Даван, «Чингисхан как полководец и его наследие»).

Армия Чингисхана состояла из конницы, которая подразделялась на легкую и тяжелую. «Главным оружием первых был лук со стрелами; они сами и их лошади не имели вовсе или имели лишь самое легкое предохранительное вооружение. Большинство лучников имели по два лука и по два колчана, из последних один расходный, другой запасной. Запасной колчан был устроен так, чтобы предохранять стрелы от сырости. Стрелы отличались необычайной остротой. Монголы были мастерами в их изготовлении и отточке. Приучаясь к стрельбе из лука с трехлетнего возраста, монгол был превосходным стрелком. Даже многие монгольские женщины учились стрельбе из лука, не говоря о том, что каждая умела ездить верхом, так же как и мужчины. Часть лучников была вооружена дротиками. Вероятно, всем всадникам легкой конницы были присвоены и сабли как оружие рукопашного боя, может быть, более легкого образца, чем сабли мечников.

В тяжелой кавалерии люди имели кольчуги или кожаные латы; головной убор их состоял из легкого кожаного шлема с прочным назатыльником для предохранения шеи от сабельных ударов. В армии Батыя носили уже железные шлемы. На лошадях тяжелой конницы имелось защитное вооружение из толстой лакированной кожи. Главным наступательным оружием мечников были кривые сабли, которыми они владели в совершенстве, и пики; кроме того, у каждого имелась боевая секира или железная палица, которые подвешивались к поясу или к седлу».

«Из предметов снаряжения каждый воин обязан был иметь при себе: пилку для острения стрел, шило, иголки, нитки, глиняный сосуд для варки пищи (хотя при нужде мясо съедалось и в сыром виде) и кожаную баклагу („бортохо“) вместимостью около двух литров для запаса кумыса, молока или воды. В двух небольших седельных сумках („далинг“) имелся неприкосновенный запас пищевых продуктов и запасная смена белья. Неприкосновенный запас состоял из монгольских консервов – сушеного мяса и сушеного молока, которые употребляются и до сего времени.

Если этих запасов не хватало, то монгольский воин рассекал вену своей лошади и пил струю крови, потом перевязывал рану жильной ниткой. Пол килограмма крови достаточно для насыщения, а для лошади, тем более заводной, эта потеря не ощутительна и за короткое время восполняется в организме»

«Монгол, если нужно, может спать, оставаясь верхом на коне, который в это время может идти походом и пастись. Одеждой у монголов зимой служили меховая шапка с наушниками, в походах – шлем или железная каска и „доха“ (это название перешло и в русский язык) – шуба из сложенного вдвое меха, шерстью наружу, – откуда и пошла легенда, что будто бы монголы эпохи завоевания Европы „одевались в звериные шкуры“. Доха шилась такой длины, чтобы закрывать ноги ниже колена, и подпоясывалась ремнем, украшенным серебром. На ногах – сапоги с войлочными чулками. Эти чулки из войлока У русских обратились в валенки, но монгольский способ удобнее, так как годится и при сырости, между тем как одни валенки промокают. Одетые таким образом монголы легко переносили зимнюю стужу, и если иногда прерывали на время зимы свои операции, то не из-за холода, а из-за отсутствия подножного корма».

«Войска, если тому не мешали соображения стратегические, задерживались на местах, обильных кормами и водою, и проходили форсированным маршем районы, где этих условий налицо не было. Каждый конный воин вел от одного до четырех заводных коней, так что мог в походе менять лошадей, чем значительно увеличивалась длина переходов и сокращалась надобность в привалах и дневках. При этом условии походные движения продолжительностью в 10–13 дней без дневок считались нормальными, а быстрота передвижений монгольских войск была изумительна. Во время венгерской кампании 1241 г. Субутай прошел однажды со своей армией 435 верст менее чем в трое суток».

«Обязанность „тарана“ лежала на тяжелой монгольской коннице, что и явилось, вероятно, причиной, по которой некоторые писатели монгольский боевой порядок сравнивали с македонской фалангой Александра… Легкая же конница не только разведывала и прикрывала, но исполняла главным образом задачу активной подготовки готовящегося решительного удара. Это и есть знаменитая „монгольская лава“. Она действовала на манер нашей казачьей лавы, являющейся, по всей вероятности, ее бледной копией, но не одной волной, как у казаков, а несколькими параллельными (до пяти) разомкнутыми волнами, причем израсходовавшие свой запас стрел всадники первой шеренги, а также выбывшие из строя воины замещались из задних шеренг. С необычайной подвижностью маневрируя перед фронтом противника, заскакивали ему во фланги, а при удобном случае и в тыл, эти ловкие, вооруженные метательным оружием всадники, сидящие на своих выдрессированных, как собаки, конях, то размыкаясь, то собираясь в более или менее густые кучки, посылали в ряды неприятеля тучи метких стрел и дротиков, грозили ему то в одном, то в другом месте атакой и, сами обыкновенно не принимая его сомкнутой атаки, обращались в притворное бегство, заманивая его и наводя на засады.

Такими действиями они расстраивали, изматывали противника физически и морально настолько, что он иногда сдавал тыл еще до вступления в дело монгольской тяжелой кавалерии» (Эренжен Хара-Даван, «Чингисхан как полководец и его наследие»).

Описание организации армии Чингисхана в изложении Хара-Давана и других историков (надо признать, что все их изложения в принципе повторяют друг друга) вызывает ряд вопросов.

Хара-Даван пишет, что конь «может идти походом, и пастись». Это сомнительно. Очевидно, имеется в виду конь какой-то особой породы, вероятно, «монгольской». Однако кони не перекусывают на ходу. Их распрягают и отпускают на выпас или кормят заранее приготовленным фуражом. В любом случае, остановки для кормления и поения лошадей неизбежны. Лошадь сдохнет, если ее не кормить, не поить, а только все время на ней скакать.

Кроме того, не лишним будет вопрос: а пригодна ли «монгольская» лошадь для тяжелой кавалерии? В чем основное преимущество тяжелой кавалерии? В броне, которая дает защиту и создает ударную массу. Если основным оружием легкой монгольской конницы был лук, то основным вооружением тяжелой конницы являлись пики и сабли, т. е. тяжелая конница предназначалась для таранного удара и рукопашной схватки, соответствующим образом и защищалась кирасами, шлемами, наплечными и грудными доспехами. В рукопашной схватке основным действующим фактором является масса, так как она позволяет нанести удар сокрушительной силы. Соответственно бронированный всадник должен быть крепкого телосложения и лошадь под ним должна выдержать такого всадника.

Поэтому ни монголы, ни их лошади не могут быть эффективно использованы в роли тяжелой кавалерии. Люди монголоидной расы имеют небольшую массу и низкий рост. Такова же и «монгольская» лошадь. Средний рост в холке у нее составляет 134 см, тогда как рост в холке, к примеру, арабских жеребцов – 150 см, иомудских – 152 см, ахалтекинцев – 154 см, т. е. на двадцать сантиметров выше. (А. Ф. Доброхотов, «Частное животноводство»).

Низкий рост лошади и низкий рост всадника вообще-то являются очень большим минусом в рукопашной схватке двух кавалерийских отрядов, т. к. не позволяют наносить удары саблей сверху вниз всей массой тела. Следовательно, есть сомнение в том, что монгольская тяжелая конница комплектовалась людьми монголоидной расы, если вообще у Чингисхана имелась эта тяжелая конница.

Конная армии Чингисхана не является его эксклюзивным изобретением. Подобная армия существовала еще у парфян, и ничего нового монголы не придумали: «Парфянский царь Ород выслал против Красса своего полководца Сурену, а сам вторгнулся в Армению, владетель которой Артавасдес собирался идти на соединение с римлянами. Войско Сурены состояло исключительно из конницы. Это, однако, не было обыкновением парфян: в основном она составляла 1/4 или 1/5 часть всего войска, но так как сам царь должен был вести войну в гористой Армении, то он взял с собой пехоту, а конницу дал своему полководцу, которому предстояло действовать на местности ровной и открытой.

Конница Сурены была двух родов: тяжелая и легкая. Первая носила почти полное предохранительное вооружение, а именно кожаные латы и наножники, покрытые бронзовыми или железными чешуями, и железные шлемы; щитов не было, так как всадники считались достаточно предохраненными латами. Копья были очень длинны и тяжелы, так что значительно превосходили римские. Кроме того, они имели луки и короткие мечи или ножи за поясом. Луки и стрелы были очень велики, и последние пробивали всякое обыкновенное снаряжение, вместе с тем полет их был очень быстр. Лошади имели также закрытия для головы, груди и боков, подобно всадникам, из кожи с металлическими чешуйками. Атака производилась сомкнуто и полным ходом, рассчитывая на силу удара и действие копьем.

Легкая конница, бывшая многочисленнее тяжелой, составляла ей совершенную противоположность. Она набиралась из отличных ездоков, с детства приученных к езде, так что лошадь и всадник составляли как бы одно целое. Лошади, легкие и поворотливые, носили только оголовье и управлялись одним поводом. Всадники были одеты в тунику и штаны; главное их вооружение составляли очень длинные луки и стрелы с крючками, которые они были приучены пускать с большой силой и ловкостью, как стоя на месте, так и будучи в движении вперед или назад. Образ действия их был следующий: они никогда не доводили дела до рукопашного боя, а окружали противника врассыпную; отступали, когда он намеревался их атаковать, опять переходили в наступление, когда он начинал отходить, все время покрывали его градом стрел и таким образом доводили до полного изнеможения. Очевидно, этот образ действий требовал огромного количества стрел, поэтому запас их возился в обозе на верблюдах, так что истраченные могли быть немедленно заменены другими. Сколько кажется, легкие всадники имели еще мечи и ножи за поясом…

Парфяне никогда не пользовались ни колесницами, ни слонами, все их боевые и продовольственные запасы перевозились постоянно на верблюдах, которых при войске находилось огромное количество» (Дж. Деннисон, «История конницы»).

Э. Хара-Даван, в книге «Чингисхан как полководец и его наследие», определяет численность монгольского войска на момент смерти Чингисхана в 130 тыс. бойцов. Это очень большая цифра, учитывая, что в 1974 году, практически в наше время, плотность населения в Монголии не превышала 1 человека на 1 квадратный километр (БСЭ). В Европе плотность населения всегда была гораздо выше, чем в центральноазиатских степях.

Каргалов пишет в примечаниях: «Вспомним, что войска крестоносцев, объединявшие, по существу, значительную часть военных сил Европы, не превышали 100 тысяч человек» (В. В. Карлов, «Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси»).

Обратимся к работе «Армия Тевтонского ордена» (К. Л. Козюренок, http://a-nevskiy.narod.ru): «…войско Тевтонского ордена было по своим боевым качествам, вероятно, одним из сильнейших в Европе кон. XIV – нач. XV вв. Собственно духовно-рыцарские корпорации и создавались как сообщества воинов-профессионалов, специально для постоянной вооруженной борьбы с „язычниками“ в защиту Гроба Господня». «Покорив и освоив в XIII – нач. XIV в. прибалтийские земли, создав там державу с мощным государственным аппаратом, обеспечивавшим бесперебойное поступление и накопление огромных финансовых средств, используя преимущества организации духовно-рыцарской корпорации в сочетаний с обычной системой феодальной вассально-ленной службы, Орден уже в XIV в. был в состоянии развернуть мощную многочисленную армию».

Численность «многочисленной армии» Тевтонского ордена при Грюнвальде не сложно узнать: «…мы принимаем традиционно указываемую численность тевтонцев в грюнвальдском сражении: 800 братьев-рыцарей и 6400 полубратьев-кнехтов. Попутно заметим, что это больше, чем было воинов в ордонансовых ротах французского короля Карла VII 40-х гг. XV в., считающихся первыми постоянными войсками в Европе, и немногим меньше, чем насчитывала профессиональная армия бургундского герцога Карла Смелого в 70-е гг. XV в.».

«…Двенадцатью годами ранее, в поход 1398 г. против датчан на Готланд, с территории 26 комтурств и 5 фогств Ордена во исполнение ленной присяги было выставлено 5872 „земских“ воина… Вероятно, примерно такова же, с незначительными поправками, была численность дворянского ополчения тевтонского войска и в 1410 г.».

«Известно, что в 1398 г. города тевтонского государства выставили в общей сложности 1900 воинов. При Грюнвальде же в орденской армии находились, вероятно, около полутора тысяч бюргеров».

«Численность наемников… известна нам лучше, чем какой бы то ни было другой составляющей орденской армии, поскольку братья скрупулезно фиксировали все выплаты жалования им в специальных казначейских книгах. К счастью, большая часть этих книг за начало XV в. дошла до наших дней. Согласно содержащимся в них сведениям всего в начале июля 1410 г. в Пруссии находился 5751 наемник. Однако часть рот, завербованных перед самым началом кампании, прибыла на Поморье только в первых числах июля и не успела присоединиться к армии великого магистра до сражения. Поэтому на грюнвальдском поле в ее рядах состояло только 3712 наемников».

«Гости» – крестоносцы… Известно, что при Грюнвальде сражались также 24 рыцаря из Гензегау и до 120 рыцарей из различных областей Франции».

«Союзники… Известно, что Казимир V привел великому магистру 600 копий, причем в данном случае под копьем понимается скорее отдельный воин, чем рыцарь с вооруженной свитой. Лишь немногим слабее должна была быть хоругвь Конрада Белого, поскольку с ним прибыл еще один силезский князь – Януш Зенбицкий».

Итого – 21 687 при счете наемников в 5751 человек.

Таким образом, одна из сильнейших армий Европы смогла выставить на решительную битву 22 тыс. человек. Откуда некоторые историки берут армии в 500, 150 и 100 тыс. воинов, можно только догадываться. Утверждение, что из Монголии выходили полчища завоевателей, крайне преувеличено. Если уж откуда и могли выходить «полчища», так это только из Европы, с ее традиционно высокой плотностью населения. Однако здесь стотысячную армию крестоносцев смогла выставить только «объединенная» Европа.

То, что основой русской армии являлась пехота, еще не говорит о ее слабости. Пехотные полки в состоянии выдержать удар конницы.

Мобильность конницы придает ей стратегические преимущества, позволяя рейдами по тылам противника уничтожать базы снабжения и тем самым подрывать его боеспособность в затяжной войне. Кроме того, рейды конницы, в случае внезапного вторжения, способны сорвать вражеские мобилизационные планы.

Однако все это второстепенные факторы. Решающими факторами, прежде всего, являются войсковая дисциплина, взаимовыручка, высокая боевая подготовка и неукротимый воинский дух, особенно в рукопашных схватках, т. е. то, что делает армию собственно армией. Никто не подвергает сомнению высокий воинский дух русских людей. Тем не менее, как показал опыт битвы на Калке, уровень дисциплины и взаимовыручки русских войск являлся совершенно неудовлетворительным.

Что могло сделать на Руси в XIII веке кавалерийское соединение? Его возможности имели пределы. В частности, следует учесть, что кавалерийское соединение в силах захватить крепость только «изгоном», т. е. захватив гарнизон врасплох. Успех налетов кочевников на Русь заключался прежде всего в скорости и внезапности, которой зачастую ничего не могли противопоставить русские князья. И дело здесь не в пресловутой феодальной раздробленности. Дело в комплектовании армии на основе ополчения. Пока бы князья собрали по деревням ополченцев, пока бы свели все отдельные формирования в единую армию… За это время кавалерийский корпус прошелся бы по стране рейдом, и успел бы уйти обратно в степи.

Кочевники, а именно половцы, так и поступали. Причем поступали они так на протяжении нескольких веков. Время от времени русские князья собирали армию, шли в степь походом и били половцев. Иногда половцы били русских князей. Иногда князья нанимали половцев для междоусобных разборок.

«Тяжелой и длительной была борьба Руси кочевниками-половцами, много жертв и усилий стоила она русскому народу. С 1061 по 1210 г., по подсчетам П. В. Голубовского, половцы совершили 46 больших походов на Русь, из них да долю Переяславского княжества пришлось 19 походов, на Поросье – 12, на Северскую область – 7, на Киевскую и Рязанскую земли – по 4. Количество мелких половецких наездов вообще не поддается учету: их было множество. За это же время половецкие отряды 34 раза принимали участие в междоусобных войнах русских князей» (В. В. Каргалов, «Внешнеполитические факторы развития Феодальной Руси»).

Эффективной защитой от набегов кочевников на Руси могла стать только организация регулярной армии. Причем не просто армии, а кавалерийской регулярной армии, которая могла бы очень быстро принять меры противодействия вражескому кавалерийскому рейду и на плечах отступающих выйти к местам их кочевий с целью уничтожения вражеских баз.

Где следует размещать данную кавалерийскую регулярную армию? Вовсе не по месту нахождения великокняжеского двора, а в половецкой степи для прямого контроля действий кочевников. Этим в корне пресекаются все попытки формирования крупных кочевых воинских формирований. Но контролировать степную зону можно только с помощью регулярной кавалерийской армии.

Понимали ли это русские князья? Прекрасно понимали. Делали ли они что-нибудь в данном направлении? Да, делали. Но им мешали. Кто мешал? Другие русские князья.

Безусловно, политическая раздробленность Руси в XIII веке являлась отрицательным фактором. Жестко централизованное государство способно было бы для организации регулярной армии провести перепись населения и собрать налоги. Но и в этом случае территория Руси не находилась бы в безопасности от набегов кочевников. Только вынос места дислокации кавалерийской регулярной армии в степную зону, для прямого контроля над ней, мог избавить Русь от изнуряющих набегов половцев и прочих кочевников. Но для того, чтобы осуществить данный проект, необходимо было подавить сопротивление местных князей. Именно для того, чтобы провести перепись населения и приступить к сбору податей на содержание регулярной армии в степной зоне.

Но была ли необходима Руси эта самая регулярная кавалерийская армия в половецких степях? Была. Ибо «… нашествие половцев на Северное Причерноморье привело к утрате Русью части плодородных черноземных земель на юге страны, к изъятию их из земледельческого оборота. Славянские земледельческие поселения в степях, возникшие в результате колонизационного движения VIII–IX столетий, были сметены половецкой волной. Под ударами половцев в начале XII в. погибло самое южное русское княжество – Тмутаракань, являвшееся важнейшим звеном на путях торговли с Востоком. Половецкая опасность привела к отливу населения и из лесостепной зоны, из пограничных со степью областей. Именно появление в степях половецких орд и их набеги оказались фактором, ускорившим перемещение славянского населения из Приднепровья на север и северо-восток и колонизацию славянами лесного междуречья Оки и Волги» (В. В. Каргалов, «Внешнеполитические факторы развития Феодальной Руси»).

Как заставить князей внести свою долю деньгами и рекрутами в общерусскую военную программу? Можно было собрать князей на съезд (подобный тому, который собрал Владимир Мономах в Любиче) и доходчиво разъяснить требования текущего политического момента. Предположим, князья съехались, выслушали, дружно покивали головами в знак полнейшего одобрения и понимания, скушали по бочке столетних медов, пообщались между собой, решили не забивать голову всякой ерундой и разъехались, довольные, по домам. А денег и рекрутов как не было, так и нет.

Лица, озабоченные проблемой обороноспособности Руси, начинают понимать, что призывы к разуму, как всегда, бессильны перед жадностью и безразличием к общему делу. Почесав затылок, они, на имеющиеся средства, или организуют отдельный ударный кавкорпус, как костяк будущего войска, или нанимают его на стороне, ставят во главе корпуса будущего главнокомандующего регулярной армией (из своих рядов или приглашается со стороны), и новообразованное воинское соединение отправляется в экстремальное турне по сбору податей и мобилизации рекрутов.

Посылать на дело своих или пригласить наемников со стороны? Конечно, поскольку работа предстоит грязная (придется бить своих) и успех не гарантирован, лучше пригласить со стороны. Так на русском горизонте замаячил хан Батый.

И для того, чтобы рассеять весьма возможные сомнения читателя в истинности данной версии, приведу еще одну цитату, отвечающую на вопрос: когда прошел первый набор рекрутов в Орду на Руси? «В хронике Матвея Парижского приведено письмо двух монахов, где сообщается, что в монгольской армии „много куманов и псевдохристиан (т. е. православных – Л.Г.)“. Первый набор среди русских был произведен в 1238–1241 гг.» (Л. Н. Гумилёв, «Древняя Русь и Великая степь»).