Глава 15
Мрачная ночь была под стать его настроению. Не стоило отпускать Сюзанну. Эриксон свернул с пустынной проселочной дороги и направился на юг к озеру, по террасам оливковых рощ. Но Сюзанна не тот человек, которому что-то можно не позволить; она делает то, что захочет. Одежду ему доставили сразу после разговора с Харрисоном Кингзбери. Вэнс никогда не слышал, чтобы голос этого человека был так слаб, а сам он — так подавлен.
— Брось, — вяло сказал Кингзбери, — ты ничего не добьешься.
Шаги Вэнса тихонько шуршали в высокой траве. Он осторожно шел при свете звезд, носком правой ноги ощупывая неровную землю. Оливковая роща поднималась по склону громадными ступенями высотой в шесть, семь, восемь футов. У него есть дело. Разбиться, упав с обрыва, поросшего оливковыми деревьями, ему совсем не хотелось.
Вэнс не желал рисковать и включать тонкий фонарик, купленный на блошином рынке в Черноббьо, поэтому на ощупь нашел край, свесил ноги, опустился, насколько смог, а потом прыгнул. Заныло колено, подвернутое ночью во дворце Каицци.
Эриксон повторял этот маневр ступень за ступенью, потихоньку приближаясь к монастырю с самого сложного направления. Он надеялся, что там меньше всего охранников.
Перед этим он на пароме добрался до Варенны, откуда пешком пошел на север, мимо единственных ворот в стене монастыря, и дальше вдоль двадцатифутовой стены, пока дорога не повернула, а стена не пошла через лес. Еще одна ступень, и еще одна. Вэнс прошел десять футов, двадцать. Края не было. Наконец он понял, что вышел из оливковой рощи. Теперь он стоял на узком свежевспаханном поле и с облегчением различал впереди такие же высокие деревья, какие росли у края дороги. Светящийся циферблат в темноте показывал десять. Вглядевшись во тьму пристальнее, Вэнс наконец увидел верхний край стены — ярдах в тридцати. Эриксон шагнул вперед и почему-то посмотрел на свои туфли. Потом вернулся к вспаханному полю, и, набрав пригоршнями влажной земли, втер ее в белые ботинки, чтобы они слились по цвету с остальной одеждой.
Вэнс украдкой пробрался через узкую лесополосу. Дойдя до стены, он ощутил прохладу шершавого камня. Стену строили предусмотрительно, ногу поставить было некуда.
Осмотревшись, Вэнс обратил внимание на тонкий тополь совсем рядом со стеной. Плохо, подумал он, что здесь нет огромных дубов, ветви которых тянутся над стеной. Нет, решил Эриксон, братья не глупы, они бы этого не допустили.
Он оценил крепость одного ствола и полез вверх, медленно и тихо. То был обычный пирамидальный тополь, высотой футов сорок, тонкий, как карандаш. Вэнс поравнялся с верхней частью стены, но не увидел с другой стороны ничего, кроме таких же тополей. Они хорошо защищали от ветра и любопытных глаз. Вэнс наклонился к стене, чтобы рассмотреть получше. По самому верху проходила спираль острой колючей проволоки. Он подумал, что должен быть еще какой-то потаенный детектор, реагирующий на давление, инфракрасное излучение или что-нибудь еще. Ни в коем случае нельзя наступать на край стены.
Вэнс сидел на дереве около получаса, руки и ноги уже устали. Ничего не было видно, и он уже приготовился что-нибудь предпринять, когда почувствовал запах. Посмотрев в ту сторону, откуда дул ветер, Вэнс заметил маленький красный огонек — точку в темноте. Кто-то курил. Сначала он учуял запах дыма. Огонек увеличился, потом скрылся из глаз. Вскоре Вэнс услышал шелест сухих листьев под сапогами.
Сначала звук становился громче, затем удалился. Вэнс подождал еще десять минут. Давай! — решил он. Взобравшись по тополю как можно выше, Эриксон начал раскачиваться. Тонкий ствол молодого дерева скрипел и трещал от напряжения, а потом резко наклонился к стене, перегнулся над ней, перебросив Вэнса так, что можно было ухватиться за ветви тополя, растущего с другой стороны. Вэнс вцепился в ветки и прижался к стволу. Его тополь был тоньше — словно прут, он гнулся так, что вот-вот сломается. Вэнс потянулся, держась за ветку, в надежде ухватиться за другое дерево, прежде чем это треснет и он упадет на землю, а сам тополь — на сигнализацию. Еще несколько дюймов, думал он, протягивая руку. И вот Вэнс ухватился за дерево с внутренней стороны стены, перенес вес тела на него. Дерево качнулось и вновь обрело равновесие. Никакой сирены Вэнс не услышал.
Он смотрел вниз, сквозь листья и чернильную темноту — и разглядел под собой еле заметную серую дорожку. На озере мягко шептал свежий ночной ветерок, принося прохладу с альпийских ледников в нескольких милях к северу. Бриз остудил пот на коже Вэнса, и он задрожал от ледяной влаги.
Внизу, примерно в полумиле, между берегом и стеной, через которую он только что перелез, стояло полдюжины зданий. У самого края воды четырехэтажная вилла величественно озирала темноту множеством высоких освещенных окон. Осью круглой подъездной дороги возвышался подсвеченный фонтан. У подножия громадной лестницы, ведущей на виллу, стояли две маленькие и незаметные легковые машины. Вэнс отметил, что дорога вела и к воротам в стене монастыря, которые он прошел ранее, и к большому лодочному ангару у озера.
Слева, примерно в ста ярдах, находилось вытянутое каменное строение, похожее на общежитие, с рядом обычных окон на равном расстоянии друг от друга. За ним виднелось здание поменьше — похожее по архитектуре, но на его освещенных окнах были решетки. В середине участка стояла часовня, освещаемая наружными прожекторами. Несколько одиноких фигур прогуливались по слабо освещенным дорожкам, переходя из одного бледного пятна света в другое.
Вилла, подумал Вэнс, должно быть, — основное здание; дом, похожий на общежитие, — скорее всего, просто жилой блок для братьев. Он спустился и направился к вилле.
Идти по ровной дорожке, окаймленной с обеих сторон декоративным кустарником и клумбами, было легко. Вэнс поднимал и опускал ноги очень осторожно и настолько тихо, что почти не слышал собственных шагов. Вдыхал смешанные ароматы цветов, которых не мог узнать, а потом, когда вошел в рощу с хвойными деревьями, пахнущими смолой, аромат цветов исчез.
Вдруг Вэнс резко остановился. Вдалеке он услышал слабый шорох шагов скучающего караульного. Постепенно звуки становились громче. Вэнс быстро перешагнул через низкие перила, шедшие с той стороны дорожки, что была выше по склону, и ступил на влажную землю узкой клумбы. Оттуда пробрался между двумя кустами азалии, высотой ему до плеч. Эриксон присел на корточки и дождался, когда шаги станут еще громче.
Человек подходил все ближе; Вэнс выбрался из своего укрытия и принялся искать какое-нибудь оружие. Он отчаянно шарил по земле руками, водя ими по мягкой вскопанной земле и цветам. Обрадовался, нашупав пальцами кирпичи, окаймляющие клумбу. Толкнул один; кирпич подался. Вэнс уже слышал, как охранник что-то тихо насвистывает. Кирпич он раскачивал, пока тот не вылез из бордюра, и тогда Вэнс поднял его правой рукой. Затем поспешно вернулся к двум азалиям.
Через несколько секунд из-за поворота появилась темная бесформенная фигура охранника.
Вэнс застыл, мышцы напряглись. Всего один звук, один выкрик — и все кончено.
Из мрака вышел низенький мужчина: в ночной темноте его лицо и руки казались белыми. Вэнс услышал, как какое-то оружие, висящее через плечо, хлопает по поясу Пора! Вэнс кинулся на охранника, замахнувшись кирпичом, словно каменным кулаком.
Кирпич ударил охраннику по затылку с глухим звуком — с таким тыква падает на асфальт. Мужчина безмолвно рухнул на мелкий гравий, а Вэнс остановился над ним, тяжело дыша и широко расставив ноги, все еще держа кирпич в руке. Язык прилипал к нёбу. Пока он стоял, уставившись на темную фигуру на светлой дорожке, прошло несколько долгих мгновений.
Бросив кирпич в кусты, Вэнс сел на колени и перевернул охранника на спину. Рядом с его головой по гальке расползлось темное пятно. Вэнс снял оружие с плеча охранника и стал стягивать с этого крепкого коротышки нечто похожее на рясу из грубой ткани. Монах с пулеметом, подумал Вэнс. Новая разновидность Брата Тука.
Через несколько мгновений — хотя, казалось, прошел целый час — Вэнс спрятал тело караульного в кустах, натянул рясу поверх одежды и двинулся по дорожке. Ряса охранника мешковато висела на плечах. Оружие оказалось каким-то «узи» — Вэнс узнал его, вспомнив картинки, которые видел во время армейской подготовки.
Вооружившись и переодевшись, Вэнс чувствовал себя увереннее даже несмотря на то, что руки и ноги торчали из-под короткого наряда. Скоро ли они заметят, что караульный исчез?
Дорожка вывела его на большую открытую площадку, но костюм придал Вэнсу смелости, и он двинулся дальше по самой середине участка. Он добрался почти до самого центра, прежде чем обратил внимание, что идет по кладбищу. Ничего странного, подумал Вэнс, особенно для монастыря. Но пройдя немного дальше, в дальнем углу кладбища он заметил громадный белый мавзолей со свастикой наверху. Возможно, в этом тоже нет ничего странного — принимая во внимание, как долго католическая церковь хранила молчание, пока нацисты уничтожали евреев. Все же… Эриксону стало любопытно, и он свернул, чтобы получше рассмотреть белый монумент, словно привидение, белевший в темноте.
Но несмотря на весь свой жизненный опыт, Вэнс оказался не готов к тому, что увидел, дойдя до мавзолея. Едва не утыкаясь носом в стенку, он перечитывал немецкие слова снова и снова. В изумлении проводил пальцем по буквам, словно, дотронувшись до имени, мог бы его изменить. Если бы Вэнс поверил в надпись (а он не верил), пришлось бы принять, что в этой могиле покоится тело Адольфа Гитлера. А также то, что Гитлер прожил много лет после окончания Второй мировой войны и умер в 1957 году. Проводились исследования, вроде бы подтверждавшие, что фюрер погиб в своем бункере. Хотя, как полагал Вэнс, они могли быть сфальсифицированы, все равно — он не был готов принять это на веру.
Он ошарашенно продолжал ходить по кладбищу, изучая могильные камни. Через полчаса Вэнс понял, что это либо жестокая извращенная шутка какого-то сумасшедшего, либо часть грандиозного обмана, имеющего огромное значение для истории современной цивилизации. Помимо мавзолея, претендовавшего зваться могилой Адольфа Гитлера, там были и могильные плиты, под которыми, судя по надписям, покоились тела множества людей, живших в последние шестьсот лет; в их политических и моральных воззрениях не было ничего общего, а объединяло их лишь то, что каждый достиг известности и выдающихся результатов в какой-либо области — и погиб при таинственных обстоятельствах. Вэнс обнаружил могилы Амелии Эрхарт, Мартина Бормана, писателя Амброза Бирса, Дага Хаммаршельда и Гленна Миллера, руководителя оркестра. Имен было много — одни Вэнс узнавал, другие не вызывали никаких ассоциаций. Что тут, черт побери, происходит?
Но прежде чем ему удалось как следует обдумать этот вопрос, Вэнс услышал вдалеке голоса, поспешно вернулся на тропинку и продолжил обход.
Гравиевая дорожка свернула с кладбища и пошла по небольшому откосу. Вэнс остановился у металлического ограждения и заглянул за него. Внизу он увидел двух мужчин — они выходили из толстых деревянных дверей, вделанных прямо в склон холма. Светила лишь одна голубоватая ртутная лампа.
Вэнс вернулся на дорожку, чтобы те двое внизу его не заметили. Голоса становились громче, и, когда они совсем приблизились, Вэнс понял, что говорят по-английски. Он обошел гребень крутого холма и приготовился к встрече. Узнают ли его?
— … уйдет всего лишь около месяца, — произнес голос с итальянским акцентом.
Отвечавший бесспорно был американцем:
— Звучит разумно. Но мне хотелось бы узнать обо всех подробностях сделки.
— Извините, но у брата Грегори есть свои аргументы, и мы будем руководствоваться ими.
— Я думаю… buona sera. — Американец оборвал начатую фразу и поприветствовал Вэнса по-итальянски, очевидно, приняв его за караульного. Вэнс тоже поздоровался и прошел, не останавливаясь. Только после того как те двое продолжили своей путь, стук сердца начал утихать.
Вэнс шел дальше, но мысли бешено крутились. Итальянца он не узнал, но вот второго… Вэнс затряс головой, словно пытаясь отогнать страшный сон. Не может быть Трент Барбур, конгрессмен США, влиятельный председатель сенатского Комитета по делам вооруженных сил, погибший одиннадцать лет назад в одном из самолетов 11 сентября, что врезались во Всемирный торговый центр.
Хотя — Вэнс припомнил кое-какие подробности — сообщали, что он погиб в результате этой катастрофы, его тело не нашли, как и тела многих других. Еще одна таинственная смерть, вроде смертей других людей, похороненных на кладбище. Только вот Трент Барбур определенно жив. Если человек, которого видел Вэнс, действительно Барбур.
Эриксон дошел до лестницы, ведущей вниз ко входу в холм. В задумчивости он сделал первый шаг. Надо припомнить что-то такое, что бы связывало их всех. Гленн Миллер исчез в 1944 году и так и не был найден. Амелию Эрхарт никто не видел после того, как она вылетела из Бербанка. Примерно то же произошло и с Амброзом Бирсом в 1914 году. Но у Хаммаршельда другая история.
Вэнс спускался медленно, припоминая подробности. Генеральный секретарь Организации объединенных наций Даг Хаммаршельд погиб в Африке в авиакатастрофе 1961 года. Или так же погиб, как и Барбур? Но ведь тело Хаммаршельда обнаружили? У Вэнса появилась новая мысль, и она его шокировала. Предположим, Хаммаршельд не погиб — значит, это тело какого-то другого человека? После авиакатастрофы тело может оказаться нелегко опознать; хватит одного продажного врача.
Мысли неслись галопом. Священники пытаются его убить. Они убили лучших знатоков да Винчи всего мира. В этом Вэнс уже не сомневается. И эти же безумные священники коллекционируют людей, живых и мертвых. В этом не было никакого смысла.
Сдерживая порыв вернуться на кладбище и посмотреть, кто там еще похоронен, Вэнс спустился в самый низ лестницы, прошел мимо входа и двинулся дальше, к небольшому зданию с решетками на окнах. Эриксон так соразмерял шаг, чтобы идти целенаправленно, однако не спеша, чтобы не привлекать внимания на открытом участке, где он чувствовал себя особенно неуверенно. Он шагал вперед, опустив взгляд, словно по какому-то важному заданию.
Приближаясь к небольшому каменному строению с зарешеченными окнами, он украдкой посмотрел на вход — его охраняли два монаха с такими же «узи», как и у него. Есть ли у них пароль? Вэнс не поднимал глаз, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Лучше сделать вид, что ты занят и забыл, чем сказать что-то не то.
Он прошел мимо входа без происшествий и скрылся за углом, а там остановился и прислушался. Молчат. Его появление не вызвало тревоги. Вэнс быстро скользнул в кусты у здания, сел в темноте на корточки и стал ждать… Он не знал, чего.
Через несколько минут, затянувшихся очень надолго, Вэнс встал, но высокие кусты по-прежнему скрывали его. Продолговатое подвальное окно у его ног было темным, но из окон в семи футах над землей щедро лился свет. Любопытство победило осторожность, и Вэнс протянул руку к поперечине, на которой крепилась оконная решетка. Теперь его можно легко заметить, если сюда посмотреть. Но следовало разузнать, что внутри.
Вэнс аккуратно опробовал решетку — не загремит ли, когда он перенесет на нее весь свой вес. Затем медленно подтянулся, и, когда глаза его поравнялись с подоконником, чуть не рухнул вниз. В комнате, на кровати, накрытой стеганым одеялом, сидел с голой грудью профессор Тоси. Вэнс от удивления распахнул глаза: профессор протянул руку, чтобы медбрат в белом халате сделал ему укол. Под самой грудиной профессора виднелся разрез с наложенными швами дюйма три длиной — все еще красный и раздраженный: операцию сделали, видимо, недавно.
Хватит, решил Вэнс, спускаясь на землю. Надо попасть в здание. Не выходя из кустов, он медленно подобрался ко входу в здание, где стояли два охранника. Как и у большинства строений той эпохи, к главному входу надо было подниматься по лестнице и идти через портик фойе. Под лестницей имелся еще один вход — в подвал. Вэнс тихонько скользнул к нижним ступеням. У самой двери он остановился: к сожалению, стекло в двери было забрано металлической решеткой, а сама она заперта многочисленными крепкими замками.
Внимательно осмотрев здание по периметру, других дверей Вэнс не нашел. Единственный способ попасть вовнутрь, миновав охранников, — по лестнице. Все окна зарешечены. Мысль с деловым видом пройти мимо стражей Вэнс отбросил. Черт, черт, черт! — выругался он про себя, и сел думать дальше.
Самое важное, старик, говорил он себе, — унести свою задницу из этого безумного места одним куском. При этом он понимал, что оставлять здесь Тоси нельзя. А что насчет этого странного кладбища; и Трента Барбура? А священники-убийцы? Вэнс снял «узи» и положил его на подоконник узкого подвального окна. При этом он коснулся пальцами бетона, в который были вделаны металлические прутья. Бетон крошился.
Вэнс схватил кусочек отколовшегося цемента и поднес к глазам. Цемент оказался старым, и близость к влажной земле не пошла ему на пользу. Вэнс на четвереньках возбужденно подскочил к окну и принялся расковыривать бетон. Очевидно, решетки поставили позднее — вверху окна они крепились в отверстиях в камне, а внизу их держал бетон, густым слоем положенный на подоконник. Когда температура менялась, вероятно, камень и бетон расширялись и сужались в разных пропорциях, и за долгие годы бетон ослаб. На то, чтобы вынуть все прутья, ушло меньше двадцати минут.
Грязное окно, потерявшее прозрачность за многие годы забвения, с легкостью открылось внутрь — его металлическая рама держалась двумя штырями в нижних углах. Вэнс осторожно повернул створки и прижал их к стене. Внутри он ничего разглядеть не смог: там было темнее, чем в безлунную ночь. Но Эриксон, не раздумывая, снял широкую рясу охранника, пролез в окно ногами вперед и спрыгнул с глухим ударом на деревянный ящик. Затем осторожно дотянулся до «узи» и рясы и протащил их через окно, после чего постарался вправить прутья решетки назад, сколько получится. При осмотре окно его выдаст, хотя, подумал Вэнс, маловероятно, что сегодня его будут пристально осматривать.
Через мгновение теннисные туфли Вэнса уже скрипели по бетонному полу. Он на секунду остановился, чтобы привыкнуть к темноте, вдыхая затхлую вонь безжизненного воздуха — в помещение, судя по всему, подолгу никто не заходил. Это хорошо, подумал Эриксон. В заброшенной кладовой куда безопаснее.
Вэнс обнаружил, что со всех сторон до уровня выше человеческого роста громоздятся деревянные ящики; он осторожно пробирался между ними. Завернув за угол, он заметил под дверью тонкую серебристую полоску света, и комната наконец обрела объем и форму, хотя при таком слабом освещении цветов было не различить.
Теперь, когда стало хоть что-то видно, Вэнс пошел немного увереннее. Он приблизился к двери, осмотрел ручку и засов — в засове имелся барашковый винт. Вэнс ощупал стену сначала с правой стороны двери, затем с левой, и наконец отыскал выключатель — старый, с двумя кнопками. Надавил на ту, которая выступала дальше, и слабая пыльная лампочка залила комнату тусклым желтым светом. Предметы начали отбрасывать бездонные тени.
Вэнс огляделся: при миндальном свете стало видно, что дерево грубых ящиков совсем не обработано. И тут — очередной невероятный шок; перенапряженные нервы уже отказывались реагировать. Все ящики были отмечены свастикой и крыльями гитлеровского СС. Вэнс остановился, чтобы рассмотреть грязную потрескавшуюся грузовую маркировку. Читать выцветшие надписи при слабом свете было сложно, но Вэнсу удалось разобрать имя «Геринг».
Что же творится на этом белом и немного ебнутом свете? Мысли о Тоси на некоторое время отошли на второй план. Вэнс взобрался на штабель ящиков и потянул доски верхнего. Ссохшееся дерево быстро поддалось. Нахмурившись, он заглянул внутрь и понял, что видит раму картины. Вытащив ее, Вэнс тихонько присвистнул — зрелище захватывало. Он держал в руках полотно Тициана — одно из тысяч бесценных сокровищ, похищенных нацистами во время Второй мировой войны, впоследствии так и не найденных. Геринг был известным собирателем произведений искусства различных народов, ограбленных нацистами, и перед Вэнсом был один из самых ценных экземпляров его коллекции.
Эриксон почтительно положил Тициана в ящик и вернул на место доски. Он с трепетом оглянулся: в хранилище стояло бесчисленное множество ящиков — во всех ли такое потрясающее содержимое? Вэнс снова надел рясу, рассчитывая, что никто не заметит его теннисных туфель, торчащих снизу, и запястий, высовывающихся из коротких рукавов; надеясь, что замечать вообще будет некому.
Выключив свет, Вэнс почувствовал себя спокойно; он отодвинул засов на двери и повернул ручку. Проверил «узи», подготовив его к стрельбе, и вышел в коридор.
Коридор простирался по всей длине здания и был пуст.
Вэнс повернулся спиной ко входу с двумя монахами и быстро добрался до другого конца коридора, где увидел темную лестницу, ведущую вверх. Он стремительно взбежал по ней. На следующем этаже должен быть Тоси.
Лестница привела к задней части большой кухни — там было уже темно и убрано, а вращающиеся двери пропускали рассеянный свет.
Вэнс осторожно вошел и оказался в обеденном зале; толстый ковер заглушал его шаги. Он стоял в коридоре, который вел прямо ко входу. Охранников снаружи за двойными деревянными дверями видно не было. В коридоре тоже никого. Неужели кроме тех двоих здесь больше никого нет? Как просто, подумал Вэнс. Тут в охране больше дырок, чем в стукаче мафии, найденном в бильярдной Перт-Амбоя. Наверное.
Вэнс посчитал двери. Тоси должен быть в предпоследней комнате. Вэнс тихо подошел к двери. Замков не было, только ручка и засов с барашковым винтом. Он отодвинул засов и дернул ручку; она повернулась легко.
Металлическая дверь открывалась наружу. Разобрать петли изнутри невозможно. Вэнс скользнул в темную комнату и увидел Тоси, свернувшегося под простынями. Прежде чем закрыть дверь, Вэнс провел рукой по ее внутренней стороне. Как он и предполагал, внутри ручки не было, и к засову подобраться невозможно. Если тебя закроют внутри, остается только ждать, когда выпустят. Вэнс прикрыл дверь так, чтобы защелка не закрылась.
— Тоси! — прошептал Вэнс. Человек на кровати пошевелился. Вэнс сказал чуть громче: — Профессор Тоси, проснитесь!
— Кто? — спросил сонный голос. — Кто вы? Что надо? — Зашелестели простыни.
— Я получил вашу записку слишком поздно, — сказал по-итальянски Вэнс. Шуршание прекратилось.
— Вэнс? — неуверенно спросил Тоси. — Вэнс Эриксон?
— Да, профессор, — ответил Вэнс. — Одевайтесь, и я выведу вас отсюда.
Повисла тишина, в которой слышалось лишь дыхание двух человек. Наконец Тоси заговорил.
— Я не могу, — печально сказал он.
— Что значит — не можете? Вам надо лишь идти за мной. Давайте, вместе мы справимся.
— Это вы сможете, мой юный друг, — устало произнес Тоси. — Даже если бы они меня не подлечили, я бы за вами не угнался. Спасайте лучше свою молодую подругу.
— Сюзанну? — выдохнул Вэнс. В волнении он чуть не закрыл дверь до конца. — Она здесь? Сюзанна Сторм?
Откуда вы знаете? Когда…
— Успокойтесь немного, Вэнс, — мягко сказал Тоси. — И послушайте. — Снова зашелестели простыни, и Эриксон увидел силуэт профессора — он выбрался из постели, пошарил по туалетному столику, затем подошел к Вэнсу. — Возьмите, — сказал он. Вэнс обнаружил у себя в руке кусок изоляционной ленты. — Я отодрал ее от провода радиоточки в тот день, когда они меня сюда привезли. Думал, понадобится, а потом они меня подлечили. Теперь она мне не нужна. А вам пригодится. — Вэнс не пошевелился, и Тоси сделал шаг к двери. Приоткрыл ее, задвинул защелку вовнутрь и заклеил ее.
— Вот, — сказал старик, — сможете выйти. — И он закрыл дверь до конца. — Тоси почувствовал, что Вэнс напрягся. — Все нормально, после того, как нас запирают на ночь, все уходят, кроме тех двоих, что стоят у двери. Видите ли, после того, как нас подлечили, уходить смысла нет. Теперь садитесь и поговорите со мной немного. А потом вам надо будет уйти.
Подлечили? — подумал Вэнс. Сюзанна здесь; ее тоже «подлечили»? И что это значит? Водоворот вопросов кружился в голове.
Эриксон сел на стул с прямой спинкой, предложенный Тоси, а сам ученый вернулся на кровать и сел с краю. Они обменялись в темноте взглядами, и Вэнс спросил:
— Сюзанна здесь? Вы в этом уверены?
— Да, — ответил Тоси. — Ее привезли сегодня вечером. Достаточно много шума было. Похоже, вы вдвоем за короткое время много чего натворили. Убили несколько их человек, да? Я тоже бы хотел. Да, солдаты это много обсуждали — вот как мы все узнали про нее и про вас. Я ее, разумеется, не видел — новеньких помещают отдельно, пока их не подлечат.
— Подлечат? Что это значит, черт побери?
— Ах да, — печально произнес Тоси. — Вот это. — Он сделал мучительную паузу. — Ну… подлечат — значит, сделают так, чтобы уходить было бесполезно. Вот… — И профессор расстегнул пижаму. — Подойдите, попробуйте разглядеть. — Тоси показал на разрез, который Вэнс заметил раньше. — Вообще-то достаточно изобретательно, — сказал профессор. — Во внутреннюю полость имплантируется синтетическая мембрана с каким-то веществом. Так говорит брат Грегори.
— Брат Грегори?
— Глава монастыря — вы с ним вчера встречались и чуть не убили. Низенький мужчина в очках.
— Да, — с горечью сказал Вэнс, припомнив священника, которого он встречал в миланской церкви Санта Мария делла Грация и во дворце Каицци. — Я хорошо его помню. Он здесь главный?
Тоси кивнул. Вэнс попробовал откинуться на спинку неудобного стула.
— У Грегори, — продолжал Тоси, — мания величия. Похоже, он хочет стать Папой Римским. Вэнс поднял голову. — Это правда, — сказал Тоси, — и страшнее всего то, что у него есть для этого средства.
— Сложно в такое поверить, — скептически заметил Вэнс. Ему не хотелось слушать сказки про низкопробного набожного наполеона. — Расскажите лучше про Сюзанну.
— Сейчас, — спокойно ответил Тоси. Слишком спокойно, как показалось Вэнсу. — Как я говорил, — продолжал он со скрипучей профессорской интонацией, — эти имплантанты смертельно ядовиты. По крайней мере, так нам сказал брат Грегори, и свидетельства это подтверждают. Они помещены в полупроницаемую синтетическую мембрану, поры которой остаются закрытыми, если в организм четыре раза в день орально или в виде инъекции поступает небольшое количество специальной жидкости. Это улучшенный вариант мембран обратного осмоса, которые были так популярны в 60-х.
Вэнс, охваченный ужасом, слушал продолжение. Всем жителям монастыря вживили имплантанты, так что никто — ни братья, ни их «гости», — не могут уйти без разрешения. Уйти — это верная смерть, поскольку доступ к противоядию ограничен четырьмя верными помощниками Грегори.
— Но ведь наверняка можно успеть добраться до больницы и извлечь имплантант, — предположил Вэнс. Тоси не согласился:
— Об этом они тоже подумали, мой юный друг. Мембрана очень тонкая и нежная. Грегори утверждал, что любая попытка удалить ее приведет к тому, что ее содержимое высвободится, и пациент погибнет. Подозреваю, что он еще не все нам рассказал.
— Может, он просто играет на вашем воображении, — высказал надежду Вэнс. — Может, это все вранье, чтобы удержать вас. К тому же откуда у кучки монахов столь тонкие познания, чтобы придумать такой имплантант?
— Не забывайте, что многие научные разработки, особенно в области генетики, сделаны монахами, — поправил его Тоси. — Различные монашеские ордены приобрели обширные познания за последнее тысячелетие. А этот орден… находится на пике научных достижений. Поскольку я жертва, мне противно их изобретение, но как ученый, я могу лишь восхищаться их злым гением.
— Но почему вы так уверены? — настаивал Вэнс. — Откуда вам известно, что имплантанты настоящие? Я знаю, что вы бы не приняли такое на веру, особенно из уст кучки безумных священников.
— Я уверен, кое-что из того, что говорит об имплантантах брат Грегори, — вымысел, — сказал Тоси. — Но даже если это вымысел на девяносто процентов, никто не знает, где десять процентов правды, и никто не хочет рискнуть и проверить — кроме тех, кто настолько устал, что готов лишить себя жизни. Потому что именно этим и является побег: самоубийством. Но даже это не совсем верно. Смерть от яда — мучительная пытка.
Вэнс сидел в тишине, стараясь просчитать последствия. Это объясняет, почему система защиты не слишком развита, почему у здания всего два охранника. Через некоторое время Вэнс спросил:
— А кто-нибудь сбегал?
— По словам брата Грегори, нет.
— Мне просто… — Вэнс постарался подобрать слова. — Мне просто сложно в это поверить. — Хотя, после картины Тициана в подвале, после кладбища — он мог бы поверить во что угодно. — Но как?.. — спросил Вэнс. — Почему?.. Зачем все это?
— На этот вопрос ответить легче, — сказал Тоси. — Для каждого «гостя», которого принимают…
— А тех, кого не принимают, — убивают?
Тоси кивнул в темноте.
— Да. Для каждого «гостя», которого принимают, — продолжал он, — проводится ознакомительный курс. Нам рассказывают об истории и назначении ордена; и говорят, что у нас есть выбор: выполнять полезную для них работу или умереть. Избранные «гости» редко отказываются.
— Почему?
— Потому что «гостей» выбирают аккуратно; из тех, чья работа и интересы связаны с целями монастыря, и предложение делается так, что отказаться невозможно… просто невозможно.
— Не понимаю, — упрямо сказал Вэнс. — Что такого есть у монастыря, чтобы они могли заставить вас или кого-либо другого работать на них? Особенно вас. Не похоже, что вы стали прислужником после того, как Папа отлучил вас от церкви.
Старик вздохнул:
— Разрешите мне объяснить до конца. Позвольте начать сначала, а потом я расскажу вам, почему буду до конца жизни четыре раза в день выпивать стакан горьковатой жидкости.
И Тоси объяснил, что Избранные Братья Святого Петра отделились от Церкви даже раньше Великого Раскола. Братья считали католическую церковь злом, думали, что она слишком готова пойти на компромисс, принять мирские условности в обмен на увеличение числа прихожан. Они были — и до сих пор остаются — подобны мусульманским фундаменталистам Среднего Востока, считавшим, что смерть — слишком легкое наказание за преступление догмы. Логика, которой руководствовались исламские фундаменталисты, убившие президента Египта Анвара Садата, управляла и умами Избранных Братьев.
Избранные Братья Святого Петра выискивали богатых и мощных союзников, которые, как и они, хотели свергнуть Папу. Много столетий братья строили заговоры — то с одними союзниками, то с другими. Назначали Антипап, замышляли убийства и отравления в коллегии кардиналов; провоцировали бунты против церкви, а в 1427 году даже пошли с французами грабить Ватикан. Среди унесенных ими тогда реликвий и документов были кости самого Святого Петра, которые Братья подменили костями неизвестного, похищенными из римской могилы.
Более того, объяснял Тоси, все Избранные Братья — прямые потомки самого Святого Петра, дети единственного неизвестного и незаконнорожденного ребенка Апостола Петра.
— Это возмутительно, — сказал Вэнс. Он был поражен. — И сильно подрывает веру в обет безбрачия.
— Действительно, — сказал Тоси. — Если бы католики узнали о том, что в могиле Святого Петра лежит неизвестный, это потрясло бы основы католической церкви. Столько всего встало бы под сомнение — из того, что католики считали священным. Возможно, церковь в ее нынешнем виде не пережила бы такого разоблачения.
— Этого хочет брат Грегори?
— Нет. Хотя прямо нам этого во время ознакомительной беседы не сказали, мне кажется, что Братьям надо сделать что-то большее, нежели просто раскрыть тот факт, что кости Святого Петра у них. Видите ли, — сказал Тоси, ложась на кровать, — Братьям несколько раз предоставлялась возможность уничтожить церковь. По сути, им удалось свергнуть нескольких Пап. Но они не могли закрепить свою власть. Союзы, созданные ими, неизменно распадались, так называемые союзники ставили более управляемых Пап, не принадлежащих к Братству. Братьям нужна сила. Они старались усиливать Братство изнутри, уменьшить необходимость полагаться на неверных. Основали собственный университет и научные лаборатории, собрав лучшие существующие умы. Несколько Братьев внезапно появлялись на пороге выдающегося ученого или художника, похищали его и привозили в монастырь. Сначала суеверное общество считало эти таинственные исчезновения проделками демонов. Но потом, побывав несколько раз на волоске от гибели, братья начали фабриковать смерти своих жертв, сжигать их дома, подложив туда чужое тело, или что-нибудь в таком роде. Таковы были первые «гости» монастыря… Постепенно братья стали работать тоньше. Они засылали своих священников в другие ордены, и те свидетельствовали, что люди, похищенные орденом, умерли от болезни.
Мысли Вэнса переметнулись на странную прогулку, состоявшуюся чуть раньше.
— Кладбище, — нерешительно вымолвил он.
— Да, — подтвердил Тоси, читая мысли Вэнса. — Выдающееся. Там похоронен Галилео Галилей… настоящий. Другая могила — поддельная. А рядом с ним — плеяда гениев… Моцарт, Монтеверди. Даже французский король Генрих III, которого якобы убил какой-то монах в 1589 году. Можете догадаться, монах какого ордена.
— Но все эти люди, — возражал Вэнс, — неужели никто из них не мог сбежать? Тогда у них не могло еще быть имплантантов.
— Это правда… Но тогда у них была простейшая наука — знания, которые они получили в древности, подчинив себе массу ученых. Кажется, уже в 1400 году они поняли, что яд бледной поганки — как ее называют, «ангела смерти» — можно нейтрализовать особыми экстрактами растений, например, жасмина. Хотя то, что экстракт жасмина — это на самом деле сульфат атропина, а яд гриба — мускарин, выяснилось только через четыреста лет, это не мешало их использованию. Грибы ежедневно скармливали «гостям» с пищей, а потом людям выдавали атропин, чтобы нейтрализовать яд. Братья потеряли достаточно много людей, прежде чем вычислили стандартную дозировку и научились регулировать ее под размер гостя, но со временем они усовершенствовали систему, которую и продолжали использовать до начала 1950-х.
Вэнс медленно покачал головой. Сколько дарований растрачено на злые цели!
— Вообще, коллекция братьев достигла огромнейших размеров, — сказал Тоси. — Они собирали не только мысли, произведения, воплощения идей величайших умов современного мира, но и людей. Они коллекционировали личностей, как увлеченный человек собирает марки или монеты… Братья собирали все больше и больше людей, и монастырь разрастался. Построили бараки для братьев, а потом и здание для «гостей». Позже внутри холма устроили более удобное помещение для размещения союзников и хранения накопленных богатств в безопасности.
— Но я видел малоизвестную картину Тициана в подвале, — перебил Вэнс. — Почему она не там?
Тоси неподвижно сидел в темноте.
— Как бы вам ни было тяжело это воспринять, Вэнс, — через секунду сказал он, — произведения, хранящиеся в подвале, — лишь малая толика сокровищ, хранящихся здесь… Неизвестные работы Моцарта — оригинальные творения, созданные после того, как мастер якобы умер; теории величайших мировых гениев, раскрытые только Братьям; произведения искусства различных творцов, превосходившие их известные работы — и все создано после того, как мир начал считать, что эти люди мертвы и похоронены. Эти сокровища надежно спрятаны в залах, выкопанных под холмом… В результате всего этого, — продолжал Тоси, — Избранные Братья стали экспертами по похищению людей и убийствам.
— Этого не скажешь по их действиям в последние дни, — заметил Вэнс. — Не то чтобы мне жаль, но все их попытки проваливались.
Тоси кивнул:
— Я подслушал разговоры охранников. Так получилось из-за противоречий в распоряжениях брата Грегори и Бременской Легации.
— Чего? — вполголоса воскликнул Вэнс. Кингзбери — член этой международной организации!
— Да, — подтвердил Тоси. — Но подождите немного; я до этого доберусь. Позвольте мне рассказать все по порядку — или получится еще запутаннее… На протяжении столетий политическая ситуация менялась, — объяснял Тоси, — и несмотря на скапливающийся архив гениев монастыря, стало понятно, что мир просто слишком вырос; и Братьям снова придется искать союзника извне… На протяжении почти всего XIX века Братья беспомощно барахтались, пока наконец не заключили сделку с Альфредом Круппом.
При упоминании знакомого имени Вэнс подпрыгнул.
— Крупп! Я уже боюсь думать, к чему все это приведет, — мрачно сказал он.
— Подождите, — сказал Тоси, — то, что я собираюсь поведать, вас особенно заинтересует. В обмен на то, что Крупп поможет Братьям основаться в Ватикане, ему показали некоторые рисунки и изобретения да Винчи, которых раньше никто не видел.
Вот оно, подумал Вэнс, — ключ.
— Видите ли, — продолжал Тоси, — у братьев самая большая коллекция работ Леонардо в мире. Де Беатис был их человеком. Когда Леонардо умер, де Беатису удалось опередить людей из Ватикана и добраться до Клу на несколько часов раньше. Большую часть тетрадей и работ Леонардо вывезли монахи Братства и доставили сюда. Представители Ватикана приехали, когда де Беатис нагружал последнюю телегу — туда случайно попал и Кодекс, который недавно купил ваш Кингзбери. Эти работы увезли в Ватикан, изучили, а потом Папы и правительство Ватикана раздарили большую их часть как сувениры или раритеты.
Вэнс сидел в темноте молча и с широко раскрытыми глазами. Он догадывался, что услышит дальше.
— Понимаете, Вэнс… — В голосе Тоси появилась умоляющая нотка, словно прося: пожалуйста, поймите мой поступок. — Предложение брата Грегори, от которого я не смог отказаться, заключалось в том, чтобы провести здесь остаток жизни, и на основе своего научного опыта изучать многочисленные работы Леонардо, которые не видел никто из наших современников. Вы представить себе не можете, на что был способен этот человек. Идеи, которые он разработал намного раньше, чем технический прогресс позволил их осуществить, по-настоящему впечатляют. Из того, что я успел посмотреть за эти несколько дней, с тех пор, как меня сюда привезли, многие разработки настолько опережали время, что для их воплощения технологий нет до сих пор. — Вэнс сидел молча — он не мог в это поверить. — Вы не понимаете? — спросил Тоси. — У меня как у физика появилась возможность воплотить гениальные разработки Леонардо в жизнь.
В голосе Тоси звучало легкое сумасшествие — безумие одержимого человека, которого заставили сделать невозможный выбор между жизнью и смертью и дали слишком мало времени, чтобы как следует оценить ситуацию. Любой рационально мыслящий человек был бы также близок к сумасшествию. Брат Грегори и его монахи оживили Фаустову сделку. Взамен доступа к достижениям, величайшего ума, заметил про себя Вэнс, Тоси продал душу дьяволу. Как современный Мефистофель, брат Грегори пообещал знания и жизнь в обмен на человеческую преданность. Вэнс печально подумал, что в подобных обстоятельствах он мог бы поступить так же.
Тоси все говорил; безумие исчезло из его голоса, ибо он перешел к пересказу истории.
— Как и все предыдущие, — повествовал он, — союз с Круппом ослаб — на сей раз из-за того, что Германия проиграла войну. Если бы они победили, подозреваю, история католицизма выглядела бы иначе. В любом случае, союз с Круппом развился в еще более сильный союз с Гитлером…
— Поэтому на кладбище его могила?
— А… ну да, — ответил Тоси. — На кладбище есть специальный участок, где захоронены исчезнувшие нацисты, и можете поверить — некоторые еще доживают свои дни в помещениях холма. По сути, в этом и заключается причина, по которой Ватикан так долго не осуждал Гитлера. И брат Грегори, и Папа пытались заключить сделку с фюрером; и только после того, как Гитлер подписал пакт с Братьями, Папа его осудил. Это было сделано скорее в пику презираемому сопернику, чем из моральных принципов. Не стоит забывать, что Ватикан — это в первую очередь политика, и лишь потом религия. Сначала власть, потом духовное начало.
Тоси говорил с горечью человека, изгнанного Церковью. Он был одним из немногих людей нашего времени, отлученных за ересь. Тоси никогда не рассказывал об этом подробно, и Вэнс решил не спрашивать.
Эриксон понял, что слушает этот абсурдный рассказ уже без недоверия. Описываемые события стали настолько невероятны, что если бы Тоси сказал ему, будто в соседней комнате с имплантантом в груди живет Иисус Христос, Вэнс бы поверил. Человеческий разум — удивительная вещь, размышлял Вэнс: его устойчивость и способность приспосабливаться одновременно влекут за собой величайшие достижения и самую грандиозную ответственность. Потому что, с одной стороны, приспособляемость дает возможность человечеству выжить. Но способность ума мириться с самыми жестокими и бесчеловечными злодеяниями и принимать их как печальную, но порой необходимую часть реальности, содержит в себе разрушительное зерно. Человеческий разум может придумать способ уничтожить шесть миллионов евреев и отправить человека на Луну, и может создать представления о жизни и саму жизнь, которой правил бы брат Грегори.
— Предшественник брата Грегори предоставил Гитлеру и другие рисунки да Винчи, в которых содержались ключевые идеи, позволившие немцам построить первые ракеты и довести военные подводные лодки до такого высокого технологического уровня, — продолжал Тоси. — Понимаете — я уверен, вы понимаете, — что рисунки и разработки Леонардо не были точными рабочими чертежами. Но его поразительный разум сумел разработать модели, уникальные подходы к решению задач, которые позволили инженерам и ученым нашего времени закончить и усовершенствовать собственную работу… Да, Леонардо с нацистами почти выиграли Вторую мировую войну. — Тоси понизил голос и печально добавил: — Леонардо бы расплакался, увидев, как используются его изобретения. Но, — в этом «но» Тоси слышалась истерия человека, пытающегося убедить себя в правдоподобности созданной им реальности, — он не мог предвидеть, что может случиться и… и я должен продолжать работать… работать, или умереть.
Тоси погрузился в унылое молчание. Это настоящая пытка, думал Вэнс. Какая пытка для его ума: тщиться при думать рациональное объяснение сотрудничеству с этими чудовищами, отказ от которого означает смерть.
— А Бременская Легация, — мягко подтолкнул Вэнс, — какое она имеет к этому отношение?
— А? — переспросил Тоси, вздрогнув. — Бременская Легация? Да, конечно… ну… я до этого скоро дойду. — В голосе старика снова зазвучала какая-то сила. — Разумеется, после войны — точнее, незадолго до того, как она завершилась, — нацисты и фашисты начали появляться здесь десятками. Братья с радостью принимали ученых и инженеров, но из политиков — только таких выдающихся людей, как Борман и Гитлер, — и то после того, как те отдали имеющиеся произведения искусства и золото. На самом деле именно благодаря притоку немецких ученых в монастыре был разработан этот имплантант. Это изобретение нацистов разрабатывалось путем многочисленных тестов — зачастую с летальным исходом — на евреях, которых держали в немецких лагерях смерти. — Тоси долго молчал, словно раздумывая над выводами, которые можно сделать из последнего высказывания. Но… на чем я остановился? Я много болтаю… Да, после того, как стало очевидно, что война проиграна, нацисты попытались попасть в этот монастырь. Даже Муссолини направлялся именно сюда, когда его схватили здесь на озере, в Донго. Где и повесили, — довольно сказал Тоси.
В монастыре стало оживленно. В садах и вдоль дорожек зажгли сотни фонарей, уничтоживших темные участки, по которым час назад незаметно пробирался Вэнс. Тем, кто совершал вечерние прогулки, было велено вернуться в помещение, а вместо них выпустили удвоенный патруль из вооруженных охранников, которые ходили быстро и целеустремленно: искали. В кустах обнаружили тело караульного с пробитой кирпичом головой.
Сюзанна прижималась лицом к дюймовой щели между ставнями, стараясь получше разглядеть, что происходит. Голова все еще болела от эфира, которым ее одурманили в Комо. Это было… кто знает, когда? Часы у нее забрали. Черт бы их побрал! Сюзанна чертыхалась уже в тысячный раз после того, как проснулась. Ее лишили даже возможности узнать, сколько времени.
Но, думала журналистка, наблюдая за неожиданной активностью на многочисленных дорожках, она одержала и маленькую победу: снотворного ей дали мало. Сознание вернулось еще в машине, прежде, чем они доехали до монастыря.
Притворяясь, что находится без сознания, Сюзанна позволила им затащить себя в здание. Судя по тому, что она слышала вокруг, здание было стратегически важным. Сюзанна позволила себе бросить несколько взглядов, слегка приоткрывая глаза, и сквозь ресницы различила грандиозный зал со множеством нарядных людей, среди которых были и строго одетые священники и монахи. Ее отнесли в кабинет на втором этаже и положили на кожаный диван.
— Она все еще не пришла в себя, брат Грегори. — Необычайно высокий голос озадачил Сюзанну. Он был высок неестественно, почти как у подростка. Ее все еще мутило после снотворного, и она тихо лежала на диване и слушала.
— Отлично, — прозвучал голос брата Грегори. — Когда придет в себя, я ее допрошу, а потом можно будет отправить на размножение. Последи за ней пока, чтобы знать, когда она проснется.
Как давно это было? — размышляла сейчас Сюзанна. Определенно, прошло несколько часов, по меньшей мере — четыре или пять. Женщина лежала неподвижно, пока брат Грегори проводил у себя в кабинете совещание, тема которого ужаснула Сюзанну: планировалось убийство. Она слышала не все голоса, некоторые говорили слишком тихо. Но поняла достаточно из пронзительно ясных комментариев брата Грегори. Человек по имени Хашеми собирался убить очень важное лицо на следующий день в четыре часа. Брат Грегори часто возвращался к «сделке», частью которой являлось это убийство.
Сейчас Сюзанна видела внизу группы охранников, которые вели… точнее сказать, которых вели громадные собаки с квадратными челюстями, мастиффы, наверное. Они охотятся за кем-то. Господи, молилась она, пожалуйста, если это Вэнс, дай ему уйти.
Сюзанна расстроенно отвернулась от окна и направилась в другой угол комнатки площадью в восемь квадратных футов, где стояли кровать, стул, раковина и ночной горшок. Три шага, поворот; три шага, поворот. Выглянуть в окно, поворот; три шага, поворот. После того как брат Грегори допросил Сюзанну, ее привели в эту комнату. Вел один из евнухов — ей сказали, что они работают в секторе размножения, их кастрировали в детстве именно для такой работы.
— Это временное помещение, — сообщили женщине. — Пока не подготовим вас к размножению.
Гнев еще теплился, и Сюзанна вспомнила, как накинулась на него. Размножение? Кем, черт побери, вы меня считаете? — вопрошала она. Женщиной, ответил евнух, ударив ее. А женщины годны только для одного — рожать детей. Ей было страшно и больно после сильного удара евнуха (разве их мышцы не становятся мягче? — думала Сюзанна), и она больше ничего не говорила, чтобы не разозлить его; наоборот, покорно спросила, чего ей ожидать. Ответ поразил женщину своей чудовищностью. Ее страх превратился в ужас и, наконец, в ярость.
Она вернулась к окну, и ее внимание вновь перескочило на то, что происходит в монастыре. Странно — шума почти не было, не выли сирены, трубы и сигнализация. Возможно, размышляла Сюзанна, не хотят никого будить. Она посмотрела на небольшое квадратное здание рядом с бараками: все его окна были еще темны, хотя она видела, что человек шесть-восемь поднялись туда по лестнице и подошли к двум стражам, стоявшим у двери, — их теперь ярко освещали прожектора.
Журналистка снова отвернулась от окна и уже в десятый раз начала искать в темной комнате какое-нибудь орудие или инструмент, чтобы можно было сбежать. Лучше погибнуть при попытке к бегству, чем позволить им использовать себя как племенную корову, сказала себе Сюзанна. Черт! Это ужасно.
По словам евнуха, искусственное осеменение открыли в монастыре сотни лет назад, чтобы братья могли хранить обет безбрачия, но продолжали появляться новые монахи вместо тех, кто умирал. Девочек убивали сразу после рождения. Убивал и даже женщин из «племенного поголовья» после того, как они больше не могли иметь детей, и на их место разными способами, в том числе — похищая, приводили других.
— Вам очень повезло, — сообщил ей евнух. — Брат Грегори мог решить, что вас надо убить. Вы, в конце концов, доставили ему столько неприятностей. — Благослови, Господь, его крохотное сердечко, с сарказмом подумала Сюзанна. — Но он решил, что ваш генетический материал нам подходит. Возможно, вы сможете размножаться десять или даже более лет. Считайте, что вам повезло.
Повезло! Она снова начала мерить шагами комнату, передвигаясь в темноте на ощупь. Рычаг, думала она, мне нужен только рычаг, чтобы поддеть замок на ставнях. Потом, когда снаружи все успокоится, можно будет на веревке из простыней спуститься вниз; комната — на третьем этаже.
Сюзанна понимала, что это надо сделать сегодня же. Назавтра ее планировали «подлечить». Она расстроенно встала; в этот раз поиск оказался так же безуспешен, как и в предыдущий. Женщина остановилась у окна — ее трясло, от ярости все плыло перед глазами яркими размазанными пятнами. Ей хотелось выбраться отсюда. Она стремилась предотвратить то убийство. Но больше всего ей хотелось к Вэнсу. Так нечестно, тихонько всхлипывала она про себя, просто нечестно.
Вэнс поерзал на стуле, неожиданно встревожившись, что сидит тут слишком долго. А Тоси все говорил:
— Итак, когда война завершилась, Братья старались прийти в себя после разрушительного союзничества с нацистами…
Наверняка труп охранника уже обнаружили.
— Планы Братьев, как я понял, изначально были связаны с некоторыми планами нацистов по нанесению повторного удара. Потом, когда лидеры нацистов состарились и умерли, эти планы тоже сошли на нет. И снова Братья остались без союзника, который помог бы осуществить их намерение войти в Ватикан. 1950-е и 60-е были для Братьев печальными. Они сменили три главы, из которых брат Грегори — последний. Придя к власти в 1970 году, он всего через год установил связь с Бременской Легацией. Поначалу дела шли медленно, Братья обменивали или продавали Легации изобретения и технологии, разработанные Третьим Рейхом и хранящиеся в монастыре. Это переросло в полномасштабное сотрудничество и, как я понимаю, вскоре произойдет нечто грандиозное.
— Грандиозное? — спросил Вэнс. — Например?
— Я не знаю, — устало ответил Тоси. — Я, наверное, и так выяснил намного больше, чем мне положено. Но брат Грегори часто просил моей помощи за эти несколько дней.
— Какой?
— Задавал вопросы по физике, — сказал Тоси, и в голосе его зазвучал энтузиазм. — Эти вопросы касались некоторых записей Леонардо. Видите ли, в Кодексе, который купил Харрисон Кингзбери, изначально был раздел, посвященный грозам и молниям. Леонардо начал работу над системой, которая производила бы искусственные молнии. Вот что содержалось в пропавших страницах, которые вы искали.
— Но почему? Почему этот Кодекс настолько важен, что кому-то понадобилось заменять страницы поддельными? Почему столько страниц изъято?
— Этого я не знаю. Я знаю только, что Кодекс был среди небольшого количества документов, изъятых у де Беатриса Ватиканом и хранившихся в Риме. Еще знаю, что член Братства, который был шпионом в Ватикане, смог добраться до Кодекса, снять переплет, достать страницы и заменить их подделанными. Потом он контрабандой вывозил из Ватикана похищенные листы. Сюда добралась примерно половина, прежде чем его поймали и казнили. Остальное осталось в Ватикане. Брат Грегори объединился с Бременской Легацией, чтобы заполучить вторую половину.
— Но в этом нет никакого смысла, — запротестовал Вэнс. — Зачем такому мощному объединению международных организаций, как Бременская Легация, сотрудничать с бандой сумасшедших священников ради нескольких рисунков Леонардо? Должно быть, все действительно крупные корпорации мира входят в Бременскую Легацию. Не могу поверить, что это им нужны рисунки Леонардо.
Голос Тоси смягчился:
— Альфред Крупп тоже не мог.
— Что вы пытаетесь мне сказать?
— Только то… — Тоси помедлил, — что вы не видели те рисунки и записи, которые видел я. Вы и понятия не имеете, что все известное нам о Леонардо, каждое изобретение, ныне освоенное миром, крайне грубо и примитивно по сравнению с тем, что я видел в коллекциях монастыря. Возможно — это всего лишь догадка, но она основана на моих собственных познаниях в физике, — что эти рисунки, раскрывающие природу молнии, могут содержать модель для создания огромного и страшного оружия массового поражения. Если я прав, то по сравнению с оружием, которое можно будет создать, совместив две половины описания изобретения Леонардо, нейтронная бомба покажется фейерверком для вечеринки.
Внезапно за окнами замигал свет, и собеседники стали похожи на застывшие силуэты. Вэнс вскочил со стула и встал сбоку от окна. Внизу из бараков выбегали люди.
— Должно быть, они его нашли, — мрачно сказал Эриксон. — Умберто, скорее. — Он отвернулся от окна. — Вы сказали, что Сюзанна здесь. Где она? Где они ее держат?
— На главной вилле. Где-то на третьем этаже. Я слышал, как сегодня вечером брат Грегори говорил с кем-то о ней, когда меня вызвали, чтобы я дал ответ на один вопрос.
Вэнс слышал стук в своей груди; он снял с плеча «узи» и направился к двери.
— Спасибо, профессор. — Он остановился. — Вы не передумаете? — Силуэт Тоси медленно покачал головой. — Хорошо, тогда я вернусь. Не один. — Он быстро отодрал изоленту от защелки, тихо закрыл за собой дверь и быстро зашагал к входной двери. Выйдя в фойе, он затянул рясу на талии. Снаружи слышались голоса, охранников явно стало больше. Вэнс потянулся к ручке; больше он прятаться не собирался. Пора нападать. Он толкнул дверь.
— Живо! За угол! — выбежав из двери, поспешно закричал Вэнс по-итальянски. Несколько удивленных охранников, одетых в точности как он, подняли свои «узи». Потом они увидели, что он в униформе. Охранники посмотрели, куда он показывал рукой — на боковую сторону здания, где он вошел.
— Была попытка вломиться в здание! — кричал Вэнс. — За углом, сбоку. Подвальное окно. Скорее, возможно, удастся его поймать!
Этого было достаточно. Охранники переполошились и никто не спросил, как сам Вэнс оказался внутри.
— Я останусь здесь и буду охранять вход. Быстрее, не дайте ему уйти.
Человек шесть или восемь, толкаясь, побежали вниз по лестнице — остался только один охранник, который стоял у двери с самого начала.
— Я помогу тебе здесь, — сказал он, подходя к Вэнсу. — Постой… — Он всмотрелся в Эриксона. — Я тебя не знаю. Ты кто?
Пока мужчина поднимал автомат, Вэнс, вложив всю свою силу в правую руку, ударил его в кадык. Охранник открыл рот, чтобы позвать на помощь, но испустил только сдавленный хрип. Он схватился за горло, а Вэнс кинулся на него, размахивая руками, колотя его почем зря. Но в этом не было необходимости: первый удар перебил гортанный хрящ и повредил трахею. Мужчина посинел, задыхаясь, затем ударился о каменную колонну и соскользнул на пол, широко раскрыв глаза, — он не а состоянии был поверить в такое. Из его горла вырывались ужасные хрип и свист.
Дрожа, Вэнс затащил тело в тень от колонны. Схватил «узи», быстро спустился по лестнице и направился к основной вилле. Все вокруг бегали; Вэнс тоже побежал. Он быстро проскочил мимо двух свирепых мастиффов и их дрессировщиков; они шли туда, где Вэнс оставил тело караульного.
Эриксон бежал дальше, освещенная прожекторами вилла приближалась с каждым шагом. Легко дыша даже после пробежки в четверть мили, Вэнс пересек округлую подъездную дорожку и поднялся по ступенькам. Из тени с обеих сторон резных дверей из красного дерева выступили два охранника.
— По какому делу? — обратился тот, что побольше. Напротив монастыря слышались возбужденные крики; обнаружили охранника, которого Вэнс только что убил. Призывы о помощи моментально отвлекли стражников. Они не знали, бежать им на помощь или допрашивать Вэнса.
— К брату Грегори, — сказал Вэнс, — у меня срочное сообщение для брата Грегори. Это связано с ними. — Вэнс показал на суматоху у гостевого здания. — Засекли непрошеного гостя.
Охранник неодобрительно посмотрел на Эриксона.
— Хорошо, я отведу тебя к нему, — сказал громила. — Иди за мной. Джакомо, оставайся здесь и никуда не ухода. — Второй охранник кивнул, его здоровенный напарник открыл дверь и сделал шаг в сторону, чтобы пропустить Вэнса. Он тяжело сглотнул — его душил ком страха. Дверь за ними захлопнулась. — Иди за мной, — снова прорычал охранник.
Огромный коридор был похож на пещеру, но обставлен в средневеково-аскетическом духе. В отличие от большинства вилл, тут не было религиозных украшений; не было рисунков, изображающих рождение, крещение или распятие Христа. Стоял лишь один грубый необработанный крест футов тридцать высотой — он высился от тусклого каменного пола до самого потолка. Справа наверх вела лестница. Мужчина провел Вэнса мимо нее, вперед по основному коридору, потом налево. Они остановились в конце узкого, слабо освещенного коридора. Охранник постучал.
— Брат Грегори, — с почтением произнес он перед закрытой дверью. — Простите, пожалуйста, что побеспокоил вас, но тут человек с донесением.
Вэнс услышал за дверью шорох бумаг, деревянный стул зацарапал по полу.
— Это абсолютно неправильно! — отрезал сердитый голос, когда дверь начала открываться. В щели показалось лицо. Недовольное — но это был не брат Грегори. Мужчина не признал Вэнса. Крупный охранник отошел в сторону, чтобы тот смог получше рассмотреть посетителя.
— Ну? — с нетерпением сказал человек Вэнсу, злясь еще больше. — Говори! Быстрее! У нас и так кризисная ситуация.
Вэнс понимал, что надо действовать, пока мужчина не заметил торчащие из-под слишком короткой рясы теннисные туфли. Этот человек не упустит такую деталь из-за волнения, как охранники снаружи. И тут у входной двери вдруг громко закричали, дверь внезапно открылась, и в коридор ворвалась взволнованная толпа. Как Вэнс и предполагал, это были охранники из гостевого корпуса.
Слабый крик с другой стороны двора привлек внимание Сюзанны ко входу в гостевые помещения. Несколько мужчин в рясах толпились на верху лестницы, потом сбежали вниз и скрылись за зданием, а двое остались на ступеньках. Эти двое подрались; один упал. Второй побежал к вилле. Сюзанна заметила, что он странно одет. На нем были какие-то белые туфли.
Она смотрела на мужчину, который бежал быстро, но легко, и за несколько секунд преодолел расстояние между гостевыми бараками и главной виллой. В нем было что-то знакомое, но Сюзанна не успела присмотреться получше — он исчез из ее узкого поля зрения.
Она слышала захлебывающиеся возбужденные крики у входа за углом, но слов разобрать не могла. Потом она уловила знакомый голос. Это Вэнс! Он здесь!
— Вон тот! Это он!
Шаги бегущих людей грохотали по каменному полу. Они направлялись к Вэнсу.
Крепкий охранник, который довел Вэнса до двери, пристально уставился на него и потянулся за своим «узи». По лицу мужчины, вышедшего вместо брата Грегори, скользнуло удивление и страх, и он попытался закрыть дверь, чтобы отгородиться от опасности в коридоре.
— Нет! — крикнул Вэнс, чуть пригнувшись и толкнув плечом закрывающуюся дверь. Ему необходимо попасть в комнату; это его единственная надежда. Выпад Вэнса застал мужчину врасплох, дверь раскрылась достаточно широко, и Вэнс быстро протиснулся в нее боком, прежде чем она снова начала закрываться. Крепкий охранник сорвал с плеча «узи», кто-то еще толкнул дверь сзади, и Вэнс неожиданно застрял между ней и косяком. Охранник приставил дуло к голове Эриксона. Шаги в коридоре становились все громче, и Вэнс уже видел, что оружие у них наготове.
Он напряг все силы и выгнул спину, раскрыв дверь пошире, — и в тот миг, когда охранник выстрелил, упал на колени. Из автомата с разъяренным ревом вылетел рой пуль и разгрыз дверной косяк. Люди за дверью, испугавшись выстрелов, неожиданно отступили. Вэнс замахнулся правым кулаком, и удар с болезненной точностью попал охраннику в пах: яйца ему сдавило между его же ногой и костяшками Вэнса. Мужчина взвыл и скорчился; Вэнс вскочил на ноги и, сжав руки в замок, заехал охраннику прямо по носу. Тот повалился на пол. «Узи» беспомощно ударился о каменный пол.
Раскрыли глотки и остальные автоматы — это начали стрелять бегущие охранники. От стен с грохотом отлетали огромные куски штукатурки; деревянная обшивка разлеталась в щепки. Пока стражники бежали, Вэнс упал на пол и вкатился в кабинет брата Грегори. Будто в замедленном покадровом кошмаре, Эриксон видел, как он катится, словно через море клея, а линия пуль аккуратно прострачивает темные плитки пола, оставляя за собой белые оспины.
Вэнс в отчаянии вскочил на ноги и бросился подальше от смертельной автоматной строчки, которая преследовала его, пока он не свернул с линии огня.
— Закройте дверь! — приказал Вэнс, сдергивая с плеча «узи» и целясь в брата Грегори и его помощника, присевших за дверью на корточки. Они смотрели на него с неподдельным изумлением. Сейчас же закройте, или я, блядь, отстрелю вам головы! — Вэнс заметил, как в их глазах вспыхнул страх; брат Грегори медленно подчинился. — Быстрее! — орал Вэнс. — И прикажи своим людям держаться подальше, если хочешь жить. — Брат Грегори мгновение помедлил. Вэнс начал отводить затвор «узи».
— Стойте! — закричал брат Грегори. — Во имя Господа, остановитесь! — Он едва не опоздал. Самый быстрый из охранников уже врезался в дверь, чуть не сбив его с ног. Охранник посмотрел на Вэнса, укрывшегося за небольшим диванчиком, потом на брата Грегори; затем снова на Вэнса, размахивающего автоматом, и опять на брата Грегори, уже вставшего на ноги. — Оставь нас, брат, — быстро приказал Грегори ошарашенному охраннику, который стоял, тяжело дыша, и по липу у него лил пот. Быстрым умным взглядом из-под густых нахмуренных бровей он окинул комнату. Брат Грегори наклонился к охраннику и что-то прошептал.
— А вот этого не надо! — крикнул Вэнс и выстрелил поверх голов. Брат Грегори в ужасе отпрыгнул. Охранник инстинктивно навел оружие на Вэнса; тот выстрелил. Короткая быстрая очередь попала охраннику в грудь, и вытолкнула его за полуоткрытую дверь. — Теперь закрой ее до конца и запри, — приказал Вэнс сквозь зубы. — И ни слова своим людям — ни единого.
Молча, мрачно, главный монах повиновался. Как только он это сделал, Вэнс вышел из-за дивана. Мужчина, открывший дверь сначала, всё еще стоял на четвереньках рядом с книжным шкафом за дверью. То был невнятный человек средних лет с редеющими каштановыми волосами, серыми водянистыми глазами и в мешковатом деловом костюме, неумолимо обвисавшем на его тощей фигуре. Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга: все трое были в шоке, им требовалось время, чтобы прийти в себя, оценить ситуацию, понять, что происходит. Наконец Вэнс нарушил молчание:
— Идите к окну, — распорядился он. Мужчины молча подчинились. Узкий балкон, видневшийся из огромного, спартански обставленного кабинета сквозь три застекленные двери, выходил на озеро Комо.
Вэнс повел дулом автомата.
— Задерните шторы, — резко сказал он. — Закройте их полностью.
Несмотря на уверенный голос, Вэнс трясся от страха и изнеможения. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул; выдох получился громким и неровным. Услышав это, брат Грегори повернулся к Вэнсу со спокойной блаженной улыбкой. Сам его вид неожиданно поверг Вэнса в ярость; возникло почти неподвластное желание нажать на курок «узи», чтобы этого мерзавца разнесло на куски. Но он сдержался. Брат мог оказаться его билетом на выход из монастыря.
— Мне тоже страшно, — сказал Грегори, сделав шаг к Вэнсу. — Мы оба боимся. — Он протянул руку. — Возможно решить вопрос миром. Отдайте мне автомат.
— Придержи коней, засранец! — рявкнул Вэнс. — Я не хочу слушать твое преосвященное дерьмо. — Грегори сделал еще один шаг. Вэнс перевел автомат на одиночную стрельбу и выпустил пулю брату Грегори в ногу. Священник тут же застыл, его лицо снова искривилось от ненависти и злобы, а руки в складках черной рясы крепко сжались в кулаки. — Так-то лучше, — сказал Вэнс. Второй мужчина, похоже, не сдвинулся ни на дюйм, хотя было видно, что у него дрожат руки: он вцепился в край стула, стоящего перед ним. — Так, подведи своего приятеля к двери. — Вэнс показал на дверь из коридора.
Вэнс поставил мужчин рядом и обыскал их. Забрал у невнятного бумажник, ключи от машины и мелочь. Брата Грегори он обыскивал, поставив к двери в соседней стене и велев раздвинуть ноги, поднять руки и упереть их в стену.
— Смотрите, что у нас тут есть, — сказал Вэнс в притворном удивлении, вынимая из кармана рясы брата Грегори «беретту» 25 калибра. — Дополнение к мессе? Я полагаю, это для соборования.
Отойдя от парочки, Вэнс приблизился к столу и медленно сел на стул, не выпуская из рук «узи». Кровь уже не звучала в ушах, как бьющиеся о берег волны; руки перестали трястись. В голове начал зарождаться простой план — но действовать придется быстро, пока охрана в смятении.
— Брат Грегори, — начал Вэнс. — Мы с вами скоро отсюда уйдем. Но сначала я хочу, чтобы сюда привели Сюзанну Сторм. — Грегори не ответил. — Ты слушаешь, мешок дерьма церковного? — зло спросил Вэнс.
— Не надо богохульствовать. — Голос Грегори звучал приглушенно, поскольку он стоял лицом к стене. — Я вас слышал. Но, — он сделал паузу, — я хочу сказать вам такое, что вы должны выслушать.
— Хорошо, — нетерпеливо ответил Вэнс. — Только поживее.
— Можно мне занять более удобное положение? — вежливо спросил Грегори. — Я хотел бы поговорить с вами лицом к лицу.
— Стой где стоишь, — ответил Вэнс. — Прости за грубость, но я тебе не доверяю:
— Ладно, — вздохнул Грегори. — Как вам известно, у вас был по меньшей мере один шанс встать на нашу сторону. Мы бы действительно хотели, чтобы вы работали с нами, а не против нас. У вас огромный талант. О ваших научных способностях и техническом мастерстве хорошо известно, и вы лучший знаток Леонардо.
— Возможно, — злобно заметил Вэнс, — после того, как вы убили остальных. — Он никогда не забудет, как изувечили Мартини. — Мне следовало бы так же поступить с тобой.
— Это не мы совершили те злодеяния, о которых вы говорите, — возмущенно ответил брат Грегори. — Мы слишком уважали ученость Мартини. Это были другие люди.
Вэнса это ошеломило:
— Кто?
— Я скажу, если вы присоединитесь к нам.
— С чего бы я к вам присоединялся?
— Мистер Эриксон, у Избранных Братьев Святого Петра хранится клад, состоящий из произведений искусства, по сравнению с которым любая коллекция мира кажется ничтожной. Там и картины, и музыкальные произведения; научные труды, которых мир раньше не видел и не изучал. У нас здесь достаточно работы и пищи для пытливого ума, чтобы занять истинного ученого до конца жизни. А вы, Вэнс Эриксон, обладаете таким умом, который нам нужен. Вы можете не только осмотреть нашу коллекцию и достижения, но и внести вклад в развитие новой цивилизации — цивилизации, чьим духовным лидером буду я.
Вэнс представил ящики с шедеврами искусства, вспомнил, как Тоси описывал записи и рисунки Леонардо, которые, по его словам, хранились в монастыре. Но Вэнс услышал и отчаяние в голосе Тоси. Еще он подумал о тех отвратительных личностях, что получили убежище в монастыре, о тех ничтожных слизняках, которым позволили скрыться здесь от правосудия. Но большая часть мыслей касалась Сюзанны.
— Если это зависит от меня, то нет, — внезапно произнес Вэнс.
— Прошу прощения?
— Ты не станешь ничьим духовным лидером, если это будет зависеть от меня.
— Мой юный друг, речь как раз о том, — маслянистым голосом проговорил Грегори, — что от вас ничего не зависит. Вы не сможете мне помешать осуществить мои планы. От судьбы нельзя уйти.
— Я попробую.
— Ваши попытки убьют вас, — жестко ответил Грегори.
— Пусть будет так, — сказал Вэнс, — я лучше умру, пытаясь.
Грегори устало вздохнул:
— Как экзистенциально. И как тщетно. Почему вы не прислушаетесь к голосу разума? Я могу помочь вам. Я могу сделать так, что вы станете частью новой жизни. Мы действительно много потеряем, если вы умрете. Выбросить такие мозги. Вы не хотите их сохранить?
— В качестве твоего пленника — нет.
— Мистер Эриксон, я вас умоляю. — Голос Грегори звучал настойчиво; впервые показалось, что он напуган.
— Умоляй сколько хочешь, — ответил Вэнс. — Тебе это не поможет. Либо мы оба выйдем отсюда живыми, либо оба погибнем.
В комнате повисла плотная тишина — ее нарушали только звуки, которые издавал Вэнс, роясь в столе Грегори. Он открывал и закрывал ящики, вороша их содержимое.
— Ага! — сказал он, вытаскивая рулон скотча. Можно примотать ствол автомата к голове Грегори, а свой палец к курку. Если Вэнса пристрелят, голову святого отца разнесет на куски.
Хотя Эриксон уже успокоился, он знал, что остальные двое — еще нет. Он заставил их трепетать от страха за свои жизни. Внезапно Вэнс осознал свою власть — а потом, так же внезапно, его затошнило. Власть, подумал он, действительно портит человека.
Держа скотч в одной руке, а «узи» в другой, Вэнс начал подниматься на ноги. Сзади, в занавесках, послышался слабый шелест, похожий на ветер. Он развернулся как раз в тот момент, когда на него из-за штор бросился громадный мужчина. Вэнс вырвался и поднял «узи». Но за первой парой рук появилась еще одна, Вэнса схватили за плечи и вырвали автомат. Он закричал, но получил мощный удар по затылку, и крик застрял в горле. Когда на него накатывала тьма, Эриксон ругал себя за то, что не проверил, заперты ли балконные двери.
