Собаки болеют

Жаль, ничто в этом мире несовершенно. Кроме радостей в жизни, нас ждут и печали. Псов тоже не обходят неприятности в виде болезней. Поскольку наш организм похож на ваш, у нас бывают и похожие болезни. Собаки и люди одинаково страдают последствиями переедания, одинаково реагируют на перегрев и переохлаждение, могут умереть от инфаркта или рака, могут иметь глухоту или близорукость. Это правда, что нам не грозит аппендицит, но зато (сомнительная привилегия) мы можем заболеть чумкой или парвовирусным энтеритом.

Собаки (и животные вообще) терпеливее людей, мужественно переносят физические страдания. У нас нет привычки жаловаться и ныть, поэтому люди нередко не замечают начала болезни и спохватываются, когда уже что-либо делать поздно. Если бы хозяева внимательнее относились к своим подопечным, многие трагедии удалось бы предотвратить. Особенно у маленьких щенков инфекционные болезни могут развиваться так стремительно, что малыш погибает быстрее, чем окружающие вообще заметят неладное. Иногда наоборот, болезнь подкрадывается медленно и незаметно, владельцы игнорируют ее признаки, откладывают визит к врачу на потом, а потом оказывается, что время безвозвратно упущено. Так безобидная на первый взгляд шишка на лбу Хилюши Пришибякиной оказалась коварным видом рака.

Есть, конечно, и обратное явление: иные владельцы склонны поднимать панику из-за мелочи или, вообразив, что собака больна, едва не залечивают ее насмерть. Помню, в один прекрасный летний день к нам примчались насмерть перепуганные владельцы юного ризеншнауцера. Ухо ребенка превратилось в огромную распухшую подушку, болезненную на ощупь, но в целом ризеншнауцер выглядел бодрее и жизнеспособнее, чем его бледные хозяева с паническим выражением во взгляде. С собой они принесли целый арсенал медикаментов, включающий сильнейшие антибиотики и антишоковые препараты. По всему видать, приготовились бороться за жизнь своей собаки всеми средствами.

Анамнез показал, что щенка привезли на дачу, где он начал знакомиться с окружающим миром, впервые увидев зеленую траву, желтые одуванчики и пчелок на них. Стоп! Пчелок? Вот где суть проблемы. Ребенок начал знакомиться с пчелкой слишком близко и слишком горячо, и пчелка недвусмысленно выразила свое недовольство, оставив в ухе жало. При внимательном рассмотрении волосатого опухшего уха сей инородный предмет был обнаружен и извлечен, так что богатый арсенал дефицитных дорогих лекарств остался невостребованным.

В любом случае лучше показаться смешным и перестраховаться, чем недооценить опасность и лишиться собаки. Собаке, даже взрослой, крепкой и пышущей здоровьем, грозит немало опасностей. Она может отравиться из-за неуемной страсти собирать уличные деликатесы, ее может сбить машина; может, прыгнув в сугроб, изрезаться стеклом, подхватить анаэробную инфекцию при незаметной, казалось бы, ранке, да мало ли что еще. Не буду вас пугать перечислением всего, что с нами может случиться. На то есть специальные книжки-ужастики. Называются «Болезни собак». Вам будет достаточно, если приготовите домашнюю аптечку с запасами активированного угля, бинтами, резиновым клистиром и на видном месте запишете телефон и адрес ближайшей ветеринарной клиники.

 

Собака на приеме у врача

Конечно, мелкие проблемы со здоровьем могут решаться и домашними методами. У нас, например, мелкой бытовой проблемой были разодранные уши. Не бегать же из-за каждой дырки к врачам! Обычная иголка с обычной ниткой, булка с маслом в качестве анестезии, и ухо как новенькое. Мне вот два раза зашивали до половины разорванное левое ухо, пока, на третий раз, не откусили его в драке напрочь.

То, что помогает вам, не всегда подходит для нас. Скажем, ложка меда с коньяком при ангине нам не повредит. Но боже вас упаси отпаивать нас горячим молоком с содой или заставлять дышать горячим паром над вареной картошкой! Если вы не уверены в диагнозе и в способе лечения, лучше все же обратиться к специалистам.

Ни одна собака не в восторге от визита в ветеринарную поликлинику. Даже попадая туда первый раз и совсем не имея негативного опыта, большинство собак чувствуют мрачную атмосферу этого заведения. Нервозность владельцев и страх собак, уже имевших честь испытать на своей шкуре методы лечения, резкий запах лекарств и отчаянные вопли, доносящиеся из кабинета, – все это не повышает настроения собаки, и без того подавленной собственной болью. Большинство псов чувствуют себя так угнетенно, что даже злобные экземпляры ведут себя смирно и позволяют врачу себя осмотреть и сделать укол. Те, кто сопротивляется, делают это не от геройства, а находясь в состоянии панического страха.

Многие собаки сознают, что в случае проблемы человек может им помочь. Сколько раз кто-либо из нас, наколовшись на шип, оборачивался к хозяйке и с мученическим выражением лица протягивал ей уколотую лапу, чтобы вытащила колючку. Точно так же, со стоическим терпением мы переносим уколы или обработку ран. Но так бывает далеко не всегда. Если собака не приучена спокойно относиться к манипуляциям со своими частями тела или если ее страх боли слишком силен, она в панике сопротивляется осмотру и лечению. Себе же во вред. Знаю огромного овчара, которого приходится каждый раз усыплять для рутинной чистки ушей. Запущенное в свое время воспаление переросло в хронический процесс именно потому, что этот пес не позволял хозяйке вычистить и продезинфицировать больное ухо.

Сам визит Дика (так звался этот овчар) в поликлинику никак нельзя было назвать рутинным событием. Дик отличался гвардейским ростом и богатырским сложением, за которое бы не стыдился и бульмастиф. Свою хрупкую хозяйку вполне мог бы привезти в ветлечебницу верхом. На практике он волочил ее от дверей поликлиники до трамвайной остановки. Случилось это тогда, когда она наивно привела Диканю в поликлинику без помощи ассистентов. Как только они вошли во двор лечебницы, пес развернулся на сто восемьдесят градусов и, не разбирая дороги, кинулся обратно на остановку трамвая. Это, конечно, экстремальный случай, но подавляющее большинство пациентов гораздо быстрее покидают поликлиники, нежели входят в нее.

Примечание переводчика

Собаки переносят боль по-разному. Щенки кокера при вакцинации обычно жалобно причитали, тогда как ротвейлерята переносили прививку молча. На щенках колли начало заболевания сразу проявлялось подавленностью, тогда как на щенках ротвейлера болезнь становилось видно только тогда, когда они уже заболели всерьез. Это, с одной стороны, плохо, поскольку затрудняет диагностику и время для лечения бывает упущено. С другой стороны, способность переносить физическое страдание очень помогает собаке перенести болезнь. Дело в том, что чувствительность к боли невероятно усиливает стресс больной собаки и снижает эффект лечения. Образно говоря, сильно страдающая собака теряет интерес к жизни и умирает не от болезни, а от стресса.

Фрэнк, как и большинство ротвейлеров, очевидно, имел высокий болевой порог и сильную устойчивую психику, поэтому неприятные процедуры переносил мужественно. Инъекции, обработка воспаленных ушей и зашивание мелких боевых ранений у нас было беспроблемной домашней операцией. Кусок булки с маслом перед носом пациента выполнял роль губки с эфиром. По окончании «операции» пациент с облегченным выдохом хватал булку и считал ее достаточной сатисфакцией перенесенных страданий.

Поскольку Фрэнк вел достаточно бурную жизнь, время от времени случались и более серьезные ранения. Однажды на прогулке (дело было на Рождество) Фрэнк прыгнул в сугроб свежего мягкого снега, где с размаху напоролся на большие осколки стекла. Выбрался из сугроба с округлившимися глазами и подбежал ко мне. Из глубокой раны на груди толчками била кровь. Руками мне удалось стянуть края раны, и тогда я увидела, что кровь ручьем бежит и из глубокой раны на запястье. Поводком я перетянула лапу с максимальной силой, но ручей крови лишь слегка уменьшился, видимо, оказался перерезан крупный сосуд, лежащий глубоко под мягкими тканями. Стараясь не поддаться панике, я лихорадочно размышляла, что делать. В те годы ветеринарная поликлиника во время праздников не работала. До дома было около километра, примерно столько же до городской травматологической поликлиники. Не дойдем. Рану на груди было невозможно перевязать, даже если бы и было чем. Как только перестану ее сжимать, кровь начнет фонтанировать снова, и пес истечет кровью менее чем за десять минут.

Спасение пришло неожиданно. Около нас остановилась провокационно дорогая иномарка провокационно красного цвета. Оттуда выскочили двое братков и, моментально разобравшись в обстановке, посадили нас, окровавленных, в машину и рванули с места. Через пару минут они уже тормозили у входа в травмпункт. Как мы и предполагали, врачи отказались принять собаку, но, по крайней мере, поделились тампонами и бинтами. Потом крутые ребята, без каких-либо намеков с нашей стороны, отвезли нас домой, помогли внести пятьдесят четыре ротвейлерских килограмма в лифт, потом в квартиру и испарились, прежде чем я успела спросить их имена и поблагодарить. Не помню ни их лиц, ни даже марки машины. Если кто-то из них случайно прочитает эти строки – сердечная благодарность вам за то, что вы для нас сделали!

Фрэнка мы положили на кровать, которая временно стала нашим операционным столом. Рану на груди, длиной четыре сантиметра и сантиметр глубиной, нам удалось зашить довольно быстро. Естественно, без наркоза – откуда бы мы его взяли. Хуже обстояли дела с глубокой раной на запястье, откуда постоянно текла кровь, несмотря на то что мы перетянули ногу как можно туже.

К счастью (первый раз), в первом подъезде нашего дома жил хирург. К счастью (второй раз), он оказался дома. К счастью (третий раз), он оказался собачником и пришел нам помочь. Бог троицу любит, так что четвертого счастья не было: никаких хирургических инструментов у него дома не оказалось.

Как мы и думали, поврежден был крупный кровеносный сосуд, лежащий глубоко под сухожилиями, и необходимо было расширить рану, чтобы добраться до него. За отсутствием скальпеля инструментом стал тупой кухонный нож. Но что дальше? Как вытащить на свет божий и перевязать разрезанный кровеносный сосуд? По чистой случайности у меня дома завалялся старый хирургический зажим, который откуда-то принес брат и пользовался им при ремонте радиоаппаратуры. После нескольких неудачных попыток скользкий сосуд удалось захватить, вытянуть наружу и перевязать.

Вся операция длилась около часа. Как я вспоминала, наркоза у нас не было. Все это время пес должен был терпеть страх и боль, но ни разу не заскулил, не сопротивлялся и даже не зарычал. Сначала я подумала: может, он в тяжелом шоке? Но взгляд его был вполне осмысленным, и кусок булки, намазанный шоколадным кремом, исчез в его пасти без проволочек. Значит, он просто понял, что перетерпеть боль необходимо и что мы стараемся ему помочь. Впоследствии ему еще не раз приходилось терпеть сильную боль, причиненную врачами, например, когда ему удаляли оголенный нерв, торчащий из сломанного клыка. Но, хотя визит в поликлинику ему явно не доставлял удовольствия, он не проявлял по отношению к врачам ни агрессивности, ни страха. Относился к их манипуляциям как к неизбежной необходимости. Подобное отношение к врачам и медицинским процедурам было и у остальные наших собак, хотя ни одной из них не выпало столько неприятностей, сколько Фрэнку.

 

Собаки стареют и умирают

Старость к нам, так же как и к вам, приходит по-разному. Одни (обычно это большие и толстые) начинают разваливаться уже к восьми годам, другие (как правило, это мелкие, тонкие и звонкие) остаются шустрыми и бодрыми до четырнадцати лет и дольше. К одним старость приходит внезапно, других предупреждает заблаговременно.

В любом случае старость не радость. Чувствуете себя как ржавая развалина, так и слышите, как скрипят старые кости. Плюс прочие неудобства: одышка, обостряющийся радикулит, недержание мочи. Не удивляйтесь, что старая собака становится раздражительной, ворчливой, обидчивой и долгим прогулкам предпочтет уютную лежанку у камина.

У старых собак, как и у старых людей, длинный список болячек и проблем. Нас тоже мучает ломота в костях, артрит, катаракта, глухота, камни в почках и дерзкая молодежь. У некоторых едет крыша, к счастью, у собак это случается не часто. И еще в одном имеем перед вами выгоду: у нас не бывает лысин и морщин.

Животные в природе обычно не знают, что такое старость и дряхлость. Это ничего общего не имеет с милосердием. Природа жестока: кто теряет форму, тот теряет жизнь, идет ли речь о добыче или об охотниках. Благодаря заботе людей мы можем доживать до глубокой старости. Не заботясь о куске мяса насущного, спокойно дремать в тепле домашнего очага. Правда, среди людей тоже встречается жестокость. Говорю о тех случаях, когда профессионалы-заводчики, выжав из собаки все, что можно, «списывают» ее и безжалостно выбрасывают, усыпляют или, в лучшем случае, отдают «в хорошие руки».

Особый разговор – усыпление. Далеко не всегда тот, кто усыпляет одряхлевшую или безнадежно больную собаку, делает это только для того, чтобы избавиться от хлопот, а заодно и от собаки, которая больше не приносит пользы. Приходит время, когда усыпление становится для нас избавлением от страданий. И милосердие имеет свои границы. Когда жизнь перестает быть жизнью и становится существованием (или, хуже того, мучением), милосерднее дать нам возможность уйти навсегда. Мы не жалуемся, мужественно переносим физическую боль и бессилие, но это не значит, что мы не страдаем. Многие из вас просто не могут себе представить, насколько мучительным для старого пса может быть обычный подъем и спуск по лестнице или даже всего несколько шагов через порог на улицу. Не мучайте нас, больных и одряхлевших. Дайте нам возможность достойно уйти. И не плачьте по нам. Для нас все плохое останется позади.

Ядовитый корень крепко держится…

Жалея нас, вы жалеете себя. Вам будет нас не хватать. Чтобы вы знали: мы, как индейцы, уходим в места вечной охоты. Когда-нибудь, если будете себя хорошо вести, попадете туда и вы. Не бойтесь, мы вас не забудем и подождем там. Так что до встречи!

Примечание переводчика

Фрэнк был первой моей собакой, которую я решилась усыпить. Собаки перед ним уходили долго и мучительно, а вместе с ними мучились и мы. Не в последней мере от того, что у нас, в отличие от них, была возможность выбора. А мы трусливо не желали видеть эту возможность. Фрэнку удалось переломить мое отношение к усыплению собак.

До двенадцати лет он держался молодцом. Да, быстрее уставал и на прогулках уже не шел во главе стаи, а пыхтел в обозе, как когда-то Стэви. Но на здоровье не жаловался и по-прежнему управлял стаей железной рукой. Потом обнаружилась опухоль. Операция была несложной и, казалось бы, удалась. Но старость, которая перед этим скромно пряталась на задворках его жизни, пришла и властно заколотила в двери. За полгода пес резко постарел. Потом понадобилась еще одна операция, потом еще и еще. После каждой операции Фрэнк на какое-то время поправлялся, с невероятным упорством цепляясь за жизнь. Но постепенно этот бой проигрывал.

Сначала перестал ходить с нами на общие прогулки. Не только потому, что уже не мог держать темп стаи. Кто-то из молодняка неловко толкнул его, бедный старик упал и долго не мог подняться. Помощь с рычанием отвергал, упрямо вставая на свои слабые лапы сам. Теперь на прогулках его сопровождали только кошки – создания тихие и деликатные, и сами прогулки становились все короче и короче. Наконец все его жизненное пространство, когда-то безграничное, сжалось до размеров ковра 3×4 метра, поскольку ходить по гладким плиткам пола ему было очень трудно. А упав, уже не мог самостоятельно подняться на лапы.

Но хуже физических страданий для Фрэнка было сознание собственной беспомощности, недостойное бывшего вожака. Он всегда был и остался им до самого конца, несмотря на то что нахальный молодняк быстро уяснил: руки (и ноги) старого Фрэнка коротки. Не думайте, что собаки не осознают свое бессилие и что это их не мучает. И они имеют чувство собственного достоинства, право на достойную жизнь и достойную смерть. Такую, какую бы я желала и для себя. И я сделала для Фрэнка то, что должна была сделать. Врач пришел к нам домой, и инъекция закончила его жизненный путь дома, в покое и в руках тех, кого он знал и любил. Решение далось мне очень тяжело, но я уверена: если бы Фрэнк был человеком, мое решение бы одобрил.