излагающая, мифические перипетии принца (бастарда и грешника) и в финале раскрывающая великую тайну и страшнейшее извращение

В дальней стране жил-был мальчик, нареченный именем Алимпий. И жил не где-нибудь, а в древнем замке, где царили запустение и разруха. В день шестнадцатилетия старая няня ему сказала:

— В раннем детстве ты делил эти палаты с тридцатью двумя кузенами и все вы жили в мире и счастье. Затем все кузены невесть как и куда исчезли. И теперь наступил фатальный миг: придется уйти и тебе, иначе все мы умрем.

И пустился Алимпий в дальний путь. Следуя древней традиции Bildungserzahlung, в качестве введения дается краткая дидактическая притча: на перепутье Алимпия уже караулил сфинкс.

— Ух ты! — вскричал мифический зверь. — Ужин идет! Не каждый день в наших краях встречаются такие упитанные путники.

— Не спеши, Сфинкс! — прервал Алимпий, знавший Лакана наизусть. — Ишь, раскатал губищу! Сперва надлежит загадать путнику загадку.

— Загадку? — удивился Сфинкс. — А зачем? К чему вся эта канитель? Ведь смертные не в силах разгадывать.

Затем вдруг на миг задумался и прибавил:

— Ты ведь не исключение?

— Как знать, — усмехнулся лукавый Алимпий.

— Ну ты, парень, и врать! Мне такие хвастуны ух как нравятся, — намекнул Сфинкс. — Ну-с, да будет так, как ты требуешь, и пусть чрезмерные амбиции скрасят тебе предсмертную минуту. Итак, слушай загадку:

Сфинкс взял лютню, затем, наладив струны и мысли, запел:

— Есть такая! Я! — тут же вскричал Алимпий.

Гибридный зверь насупился.

— Ты уверен?

— Да, — заявил Алимпий.

— Значит, так и есть, — буркнул зверь. — Ты наверняка прав.

Наступила длинная пауза. В тишине был слышен лишь северный ветер, раздувавший небесные паруса.

— Ведь знал я предсказанье: меня сразить придет юнец, — заныл зверь, едва сдерживая всхлип.

— Давай, закругляйся, — сказал Алимпий (в глубине души парень испытывал к зверю симпатию, и все же...). — И все же, — вслух заключил Алимпий, — не разреши я загадку, сидеть бы мне сейчас у тебя в чреве и перевариваться. Я тебя разгадал, я тебя развенчал. А раз так, значит тебе, как гласят Скрижали, следует немедля умереть.

Алимпий ткнул в Сфинкса указательным пальцем.

— Ну-ка, сгинь, нечисть!

— Ах, — шепнул зверь. — Ты желаешь мне смерти!

— That's right! — вдруг гаркнул Алимпий, сам не зная зачем перейдя на английский.

Затем схватил палку и ударил чудище. Сфинкс затрясся, задергался, и, взметнув гигантский вихрь пыли, в нем исчез. Леденящий душу рев, где сливались рык льва, скулеж шакала, крик ястреба и плач ребенка, раздавался в эфире целых шестнадцать дней...

Вслед за такими недвусмысленными притчами выдумка и вымысел напрашиваются evidenter et naturaliter: Алимпий мерил шагами страну, спускался в низины, взбирался на кручи, вечерами искал приют где придется; был приветлив с людьми, встреченными на пути: ремесленниками, крестьянами, священниками... Ему давали там шмат сала, тут краюху хлеба. Временами Алимпий сидел без еды и питья. Алимпий жил.

Вырастая, Алимпий набирался знаний, закреплял умения и навыки, учился видеть, углублял Anschauung. Встречал странных и удивительных людей. Каждый из них чуть изменял Алимпия, деля с ним пристанище, прививая ему интерес к ремеслу, предлагая ему личный взгляд на мир. Барышник учил, как хитрее скупать, перекупать и надувать. Каменщики разъясняли, как класть кирпичи; печатники — как набирать шрифты и печатать.

Затем судьба припасла ему тяжелейшее испытание (случившиеся с ним приключения сравнимы — знак в знак, черта в черту, за исключением финала — с запутанными перипетиями древней саги; кстати, сия дидактически-сентиментальная фреска навеяла трубадуру Хартману идею «Песни» и дала две-три сюжетных канвы Т. Манну).

Сначала Алимпий узнал следующее: жизнь ему дал великий царь Виллигис (именуемый Вилли). Сивилла любила Вилли и питала к нему чрезмерную сестринскую приязнь, превратившуюся в влечение (датский пес, умиравший здесь же, в спальне, инцесту ничуть не мешал). Девять месяцев спустя на свет явился Алимпий.

Запятнавший себя сим гнусным деянием Виллигис (именуемый Вилли) уехал сражаться с сарацинами за тридевять земель, где без труда нашел заслуженную смерть.

А царский наследник, малыш Алимпий, в силу вышеуказанных причин (преступный генетический замес), был усажен в шлюпку и сплавлен на север страны в глухую и гнилую дыру, населенную гнусными людишками — если бы лишь ублюдками да душегубами, так ведь еще и придурками (в тех землях каждый среднестатистический индивид за двенадцать месяцев выпивал не менее девяти мюи; причем напитки были спиртные и ядреные), а также невиданным и наверняка свирепым зверьем: например, змеем, «вздрючившим целую армадищу», как выражались на изысканнейшем диалекте в таверне, куда каждый уважающий себя местный житель, завершив труды дневные, заскакивал «дернуть чекушку-другую». А если прибавить еще и климатическую специфику: редкий тусклый свет, частые ливни и беспрестанную мелкую сырь... Читатель без труда представит: если бы не чрезвычайный, чуть ли не сверхъестественный инцидент (здесь иные сразу же узрят указующий перст Всевидца и наверняка не извратят истинную причину, тем не менее, жанр рассказа предписывает избегать фатализма и не лишать людей иллюзии их участия в их же судьбе: а иначе, к чему рассказывать?), итак, если бы не сверхъестественный инцидент, принц Алимпий, при таких радужных перспективах, вряд ли сумел бы пережить эти шестнадцать лет. Не будем все же забегать вперед...