Серж Вален умер через несколько недель, во время праздника Пятнадцатого августа. До этого он почти месяц практически не выходил из своей комнаты. Смерть его бывшего ученика и исчезновение Смотфа, который покинул дом на следующий же день, его страшно расстроили. Он почти ничего не ел, терял слова, оставлял незаконченными фразы. Мадам Ношер, Эльжбета Орловска, мадмуазель Креспи сменяли друг друга, чтобы позаботиться о нем, заходили к нему по два-три раза в день, готовили ему бульон, застилали его кровать и взбивали подушки, стирали его белье, помогали ему мыться, переодеваться и доводили до туалета в конце коридора.

Дом почти совсем опустел. Многие из тех, кто не уезжал — или уже больше не уезжал — на каникулы, в этот год уехали: мадам де Бомон была приглашена в качестве почетного президента на фестиваль Альбана Берга, организованный в Берлине, дабы отметить одновременно 90-летие со дня рождения композитора, 40-летие его кончины (и кончерто «Памяти ангела») и 50-летие мировой премьеры «Воццека»; Cinoc, переборов свое отвращение к самолетам и американским эмиграционным службам, по его представлениям все еще размещенным на острове Эллис Айленд, наконец ответил на приглашения, которые на протяжении многих лет ему присылали дальние родственники, какой-то Ник Линхауз, владевший ночным клубом («Club Nemo») в Демплдорфе (штат Небраска), и какой-то Бобби Хэллоуилл, судебно-медицинский эксперт в Санта-Монике (штат Калифорния); Леона Марсия жена и сын уговорили поехать на виллу, снятую под Дивон-ле-Бэн; а Оливье Грасьоле, несмотря на очень плохое состояние своей ноги, решил провести с дочерью три недели на острове Олерон. Даже те, кто в августе никогда не покидал улицу Симон-Крюбелье, воспользовались праздником Пятнадцатого августа, чтобы уехать из Парижа на три дня: Пицциканьоли отправились в Довиль и взяли с собой Джейн Саттон; Эльжбета Орловска поехала к сыну в Нивиллер, а мадам Ношер укатила в Амьен на свадьбу дочери.

В четверг вечером пятнадцатого августа в доме оставались только мадам Моро, у изголовья которой днем и ночью дежурили ее сиделка и мадам Тревен, мадмуазель Креспи, мадам Альбен и Вален. И когда на следующее, уже позднее утро мадмуазель Креспи принесла старому художнику два яйца всмятку и чашку чая, она нашла его мертвым.

Он лежал на кровати в одежде, умиротворенный, одутловатый, со скрещенными на груди руками. Большая двухметровая квадратная картина стояла у окна, пополам разрезая узкое пространство комнаты для прислуги, в которой он провел большую часть своей жизни. Холст был практически чист: несколько аккуратно прочерченных углем линий делили его на правильные квадраты; набросок плана дома, в котором отныне никому уже не придется жить.

КОНЕЦ

Париж, 1969–1978