Москва.

Егора вызвали к редактору. Для начала похвалили за последнюю статью. Статья была об успехах популярных людей — артистов, политиков на стезе классических фундаментальных наук. В статье отделялось золото от золотарей, которые будучи при власти, стали сплошь докторами и кандидатами, да плюс к тому у каждого по несколько книжек в соавторстве. И об их антиподах, с реальными достижениями. Например: гитаристе группы "Куин" и мэре российской столицы.

Потом началось главное, для чего и позвали. Редактор предложил посидеть с ним, "покумекать" над темой новой статьи. И что бы обязательно на тему энергоресурсов — "пора чаще закидывать спасительные красные буйки фарватера Российского общества в Будущее… Надёжить надо читателя. Широки, мол, перспективы. Неисчерпаема фантазия Кулибиных, как наши недра", и прочий пафос.

Егор принялся лениво подкидывать сюжеты.

— Переработка горючих сланцев в нефть. Выход под 80 %.

— Не то.

— Энергопотенциал Джунгарских ворот сравним с мировым производством гидроэнергетики!

— Не для нас.

— Наши угли, и не только бурые, элементарно превращаются в бензин. Дешево и сердито, на три столетия точно хватит!

— Нет, это еще немцы делали в Великую Отечественную.

— Кстати, о немцах. Опыты с обыкновенной водой как топливом оказались не напрасны, их военные наработки, доводят до ума в закрытых НИИ.

— Вот, уже кое-что. Интрига есть. Есть взгляд с необычного ракурса на привычное. Но — немцы. Нужны наши.

Наступила пауза: и Егор, и редактор погрузились в интернет, каждый в своем ноутбуке.

— Гоша, ты не знаешь что такое Синергетика? Это не из области атомных электростанций?

— Нет. Это из краев вселенской энтропии и первородного хаоса.

— Слушай, а если поступить как в сталинские времена. Просто представь: Иосиф Виссарионыч ходит мягким шагом по огромному кабинету. Совнарком на вытяжку. Внемлет. А он, посасывая трубку, дает установку: создать к ноябрьским праздникам такого-то года Изделие. Эксклюзивный Продукт, отвечающий таким-то характеристикам: А, Бэ, Цэ…. И так далее… Вообще: ты автор, ты талант. Ты — распишешь. А расписав — найдешь.

……………..

Сказано — сделано. "Сталинский" подход к делу оправдал себя. Егор для начала стал строг к окружающим, но прежде всего к себе. Взглянул на себя как на Туполева с Королевым. В одном лице и за одной решеткой. Зашторил до сумрака окна. И поставил себе Задачу. Исходя из государственной, то бишь военной и экономической необходимости.

А поставив задачу, написал некое подобие Гос. заказа, с описанием характеристик Изделия. А сформулировав характеристики, попробовал найти воплощение, хотя бы приблизительное, в современном научно-техническом мире.

Статью Егор назвал: "КАРМАННОЕ СОЛНЦЕ. ПО ШТУКЕ В ОДНИ РУКИ".

Статья получилась на зависть, растянулась в продолжения и ответы на письма читателей. И пошло: "вода как топливо" — русские "левши" из читателей тут же подкинули оригинальных разработок. Водородные двигатели, запас хода легковушки — 350 км. Другие читатели написали о каком-то Газ — Био — Литаноле. Третьи предложили вместо рапса, кукурузы и пшеницы использовать исконные опилки и буреломы… И всё наше родное. Пусть есть аналоги за рубежом — нашим умельцам давно не надо ворованных чертежей. Только намёк на возможность применения того-то и того-то. Сами до всего допрут и опытный образец создадут за свои кровные.

Более полугода Егор ощущал под собой поток, стремнину — и снимал сливки. Забыл, что такое творческое бессилие и потуги родить хотя бы одно более, менее связное предложение с заданным смыслом. Особенно с похмелья.

Читатели все делали за него. Егор только составлял их заметки в свои статьи. Создавая то изящные, то хмурые, то крикливые пазлы. Слегка подкрашивал своим ироничным авторским стилем. Плагиатом не маялся — честно указывал фамилии в тексте, а те, что не вставлялись, указывал в окончании. Скопом и с благодарностью.

Егор уже подумывал о новой серии статей в развитие первой. Энергетическое выживание в случае цивилизационного краха. И назвать — "Если Завтра Война…". Где создать некую энциклопедию по доставанию энергии из ветра, воды, недобродившего коровьего дерьма и тэ дэ…

Но стопорилось. Ничего более разумного и действенного чем вопль: "Запасайтесь Генераторами!" не выходило. Все казалось лживым. Будто бродишь, отчаянный, в темном туннеле. А в краешке глаза отсвет широкого светлого коридора, пропущенного в панической торопливости. А впереди все гуще и гуще тьма.

…………….

Однажды вечером, сбежав из кабака, Егор вернулся в редакцию поработать. То есть выпить кофейку, бездумно полистать сайты, постучать по клавиатуре. Вообще: расслабится, оторваться от ежедневной выматывающей деловой суеты. То есть — попоек, девок, займов и долгов. И сплетен, сплетен, сплетен.

Редакция, имела четкий распорядок дня и рабочей недели. И строго его придерживалась. Так считали граждане, не имеющие редакционных пропусков. Внутри же кто-то постоянно ошивался. Но вызвать какого — либо Пашу или Валю в неурочное время было невозможно. Охрана, молча, указывала на вывеску "Вход Строго По Пропускам" и разводила руками.

Редакция была убежищем от ревнивых жен и скучающих любовников. Человек, от чего только ни было, сбегал суда перевести дух или просто вздремнуть. И, о, чудо! К утру заканчивалась два месяца терзаемая статья или рождалась новая. Пусть и не столь глубокая, зато за несколько часов — в чистую, без помарок, в свеженьком файлике. Здешняя аура журналистских прозрений по чудотворности своей была не слабее веками намоленных мест.

Нынче, который уж вечер, торчал здесь Хотенко, находившийся в долговременной ссоре с женой. Да кто-то клацал на старинной машинке, оставшейся в наследство от одного мэтра журналистских расследований. Верно, кто-то пытался приманить его Музу — старушку, на клавиш знакомый звук. Все привычно.

А вот толкнув дверь своего, на пару с Ульчинским кабинета, от чего-то оказавшемся не запертым, Егор обнаружил нечто новое в редакторском вечернем быте.

В ящиках кабинетной мебели увлеченно рылись два низкорослых типа в синих технических халатах. Оба компьютера были включены и на их экранах двигались ползунки закачек файлов. Они были столь заняты, что не обратили на Егора никакого внимания.

Егору пришлось громко прокашляться и спросить:

— Господа Уборщики, чё мы тут ищем?

Фигуры замерли. Повернулись головы и на него уставились две одинаковые монголоидные рожи. На каждой роже по три щелки — для глаз и рта. И больше ничего лишнего.

— Уборка, Начальника.

— Уборока, господина.

Пролепетали близняшки. Но чуть поддатого Егора это не убедило. Он решительно применил власть. То есть воздел руки в боки, сохмурил брови и рыкнул:

— Чё лепите!? А ну стоять! Руки за голову!

"Уборщики" отвернулись от него, и синхронно, как по команде каждый взял под мышку по ноутбуку, а в руку по мешку с бумагами. И оба, с высокого старта рванули к двери.

— Куда! — успел вскрикнуть Егор и развести в стороны руки. Но тщетно. Два азиата, вынесли Егора в дверь и катком прокатились по нему, сбитому с ног. Мелькнули по коридору и пропали.

На шум выглянул Хотенко, а из-за двери с антикварной машинкой Шульман. Егор так и лежал на полу в дорогом пиджаке, затоптанный, раскинув руки, и не пытался встать. Коллеги по перу бросились к нему. Заботливо подняли, завели в кабинет и, усадив на стул, влили ему в рот пол стакана коньяку.

— Что это было? — вопросил Шульман.

— Шо? — лаконично повторил вопрос Хотенко.

— А я…. Это я спрашиваю: кто это был?! Я вас спрашиваю! — ответно взорвался Егор, пришедший в себя.

— А мы никого не видели. — Затряс головой с очками Шульман.

— Е-е — подтвердил его слова Хотенко.

Недолго попререкавшись, решили спросить охрану. Охрана на вызовы не откликалась. Решили посетить её лично, но лифт не работал — обе кнопки "вверх" и "вниз" были вбиты в металлическую пластину, а сама пластина, хоть и была толщиной в пол сантиметра, выглядела заметно вогнутой.

Спустившись вниз по лестнице, перетрухнувшие коллеги обнаружили вповалку лежащих охранников. И только тогда вызвали милицию.

…………………………

Милиция явилась в лице усталого майора, чье звание и уверенный возраст подселял надежду к ночным обитателям редакции. Успевших за время ожидания, проведенного в высказываниях предположений полных многозначительных недомолвок, так самозапугать себя, что сами вздрагивали уже от тараканьего шороха и тени комара у лампы.

Опросив Егора со свидетелями, офицер приказал оставаться на месте, в кабинет Егора не заходить. Ждать дактилоскопию. Она, мол, задерживается по веским причинам. Исследовав кабинет Егора, молча, удалился на опрос охраны.

Вернувшись, уселся, удовлетворенный, перед троицей ночных писателей. Спросив закурить, незамедлительно был снабжен сигаретой в одну руку, стаканом коньяка в другую. На его лице отразилась вялая борьба чувств и долга, но пригубленный напиток очистил чело. И вкусно затянувшись сигаретой, человек в погонах начал собеседование:

— Господа, журналисты, вы, наверно, в курсе, что здесь произошло?

— Ну… — емко определил Хотенко

— Хрен его знает. Кругом враги, бля! — интеллигентно резюмировал Шульман, нервно потирая правое стеклышко, не снимая очков.

— Вот вы, господин Колобов Георгий Юрьевич, — обратился опер к Егору — утверждаете, что так называемые "посетители" вас не ударили?

— Да. Они просто сбили меня с ног и рванули к выходу.

— А вы обратили внимание, что щиток с кнопками вызова лифта погнут?

— Наверно погнут и что?

— Он погнут двойным ударом рук — не ног. Там характерные вмятины остались. А крышка щитка из шести миллиметровой стали! Да вы её молотком не с первого раза погнете!

— И что?

— Охранники, те только шорох по лестнице услышали. Вырублены ударами по шее… Вы знаете, чем занимался ваш сосед, господин Ульчинский Михаил Николаевич?

— Он ведет автомобильную тематику в журнале. И все, что с ней связано.

— А новые разработки? За границу ездил?

— И новые разработки отслеживал и за границу ездил регулярно.

— А вы? Кажется что-то связанное с энергетикой?

— В принципе на сегодня — да. Но ближе к научно-фантастическому плану.

— Фантастика. Публицистика. Ну, ну… Ночные "посетители", это профессионалы высочайшего класса. Работники спецслужб. Не бандиты, а конкретные ликвидаторы. Готов биться об заклад сам с собою — не из Китая и Японии, а из Северной Кореи или Вьетнама.

Тревожная тишина зазвенела меж собравшихся.

— Я кое-что понимаю в ударах восточных единоборств. — Скромно добавил майор. — То, что редакцию посетили они нагло, это еще раз говорит, что это либо северокорейцы, либо вьетнамцы. И посетили они господина Ульчинкого с целью его устранения и изъятия рабочих материалов.

— Они что, вообще ничего не боятся!? А если вы их задержите, и Егор их опознает? — возмутился Дима Шульман.

— Георгий Юрьевич, помните, вы обмолвились, что они показались вам братьями близнецами? Так вот, эти азиатов, по одному паспорту, с одной фотографией, до сорока человек в год в страну въезжает и выезжает. А задержим — тысячи сгонят теневые лидеры подтверждать их алиби. Еще и бунт с поджогами устроят. Как в Италии — за полицейский беспредел. Так что мы будем работать без шума и пыли: направление нам ясно, агентура есть. Китайцы насчет вьетнамцев да корейцев нам с большим энтузиазмом поспособствуют. Сами повяжут и приволокут, лишь бы по пути не прибили.

Так что оптимистичней, товарищи! Но всё же осторожней пока. Они эти, как вы заметили — наглые. Средь бела дня явятся, да понавалят трупов. Это я для острастки — будьте бдительней. А появится Ульчинский — пусть сразу ко мне, вот визитка.

И стоило ему привстать, раздавая визитки, как на обозрение явилось Нечто. Женского рода, в распахнутом милицейском плаще, под которым бардовое шелковое платье в блесках, с глубоким декольте. Стройные ноги в паркетных туфельках на высоком каблуке. Её грудь перехлестывали пулеметными лентами ремни сумок. Одна — элегантная, видать с походной парфюмерией. Другая — громоздкая, с рабочей снастью. "Мисс Дактилоскопия" пребывала изрядно под шафэ.

— Привет, Фёдок. Так, клиенты все в сборе?

— Так, господа, прошу пройти дактилоскопию с целью отделения ваших отпечатков от преступных — воздев руки, оповестил майор "Фёдок".

Щедро намазывая валиком пальцы клиентов неопределимой черной дрянью, "мисс" делилась впечатлениями от своего вечера:

— Да, Фёдор Петрович, тебе в таких обществах не бывать.

— Маша, меня в такие общества зазывают, где бывшие замминистры на раздаче шустрят.

— Тебе в таких обществах не бывать. Я сказала. — Строго возразила Маша. — Не бывать потому, что собрание откровенно женское. Полное гламура и скрытой эротики. Вам самцам — "ходокам" недоступной. Пшел! Следующий! — Забывшись, Маша стала покрикивать на журналистов как на приопущенных зеков.

— Машенька, так ты оказывается лесбиянка законспирированная? — Пустил ядовитую струю уязвленный майор. — А начальство в курсе?

— Представь себе: в курсе. Дурак ты, Федя. Лезба и голубизна давно уже пропуск во власть. Я поначалу думала этим девочкам Рублевским, все попробовавшим, я лишь как экзотическое блюдо. Ну, угощаю я их всякими сказками из милицейской жизни. Раз, другой. Стали ближе. Спелись, спились. А тут, я — то с одной, то с другой остаюсь, будто бы случайно, в уединении…

— Хы… — попытался засмеяться "Фёдок", но осекся под яростным взглядом.

— И начинают мне что-то шептать, что-то выспрашивать, что-то говорить. Будто просят чего-то.

Но ничего конкретного. То ли индульгенции от всех грехов. То ли однополой любви.

А в глазах — страх. Как у пропасти. — Маша прервала свою дактилоскопию, оттерев рукавом плаща бумаги и коробочки. — Сегодня я поняла. Боятся они.

У них будущего нет.

Раньше как было: ВИПы запасаются знакомствами как на зиму вареньем. Не сегодня употребят, так завтра слопают. Денюжкой приманивали как собак голодных косточкой. А сегодня они не знают, у кого спасения искать.

Ведь посмотришь: все у них ровно, дорога на века бабками утрамбована. А присмотришься: дерганные они какие-то. Это я про мужиков. Будто знают они — приговор подписан, а дата исполнения не проставлена.

Скоро у каждого в усадьбе по юродивому да прокаженному, или старцу полоумному будет сидеть — о будущем вещать. — Маша собрав в пучок глаза, выпятив губу и вертя кистями рук, попыталась изобразить придворного юродивого. Видать по памяти. Но осеклась, не услышав смеха. — Всё, закончили. Где помещение с криминальными следами? Веди, Федя.

………………………

После ухода милиции далеко за полночь, Егор не покинул редакцию — улегся спать на диванчике в своем кабинете. Проснулся он ближе к обеду — сердобольные коллеги не будили. Выдвинувшись к туалетной комнате приводить себя мятого в порядок и набрать воды для кофе, уловил лишь быстрые кивки и сочувственные взгляды коллег. Через двадцать минут к нему пришел сам редактор с ноутбуком в протянутых руках:

— Возьми Егорушка, пока свой не купил. Поработай, отвлекись.

Пришел Дима Шульман с пустой кружкой, навалил себе кофе и уселся в кресло Ульбицкого напротив, весь нервный, впрочем, как всегда.

— Не дергайся, Дима. За истекшую ночь, ни каких происшествий не произошло — спал я.

— Нет, я типа доложить: охрана усилена, автоматы выданы. У меня сотовый на "тревожной кнопке" — Дима извлек из кармана жестом фокусника мобильник и указал на какую-то кнопку — нажал один раз и без лишних дозвонов ко мне спешат все — охрана, милиция…

— Пожарные и врачи. Дима, это спутниковое позиционирование, с сумасшедшей развязкой по адресам — это бешенные деньги. Ты Дима, чокнулся?

— Так, бля, реальная опасность. Да и не дорого. Я материал еще в позапрошлом году делал, про технические средства защиты жизни и собственности. Познакомился с ребятами из одной нашей, чисто российской бригады. Они только наше, уникальное, продвигают, без всяких лицензий.

— Вот, вот: ворюги они, пираты — взламывают фирменную технику, взламывают коды и используют — продают за дешево.

— Не без этого — жить то как-то надо. Но и своих разработок хватает. Хорошие ребята — я с ними столько узнал, столько водки выпил — уникумы. И щедрые. Они мне этот сотик задаром дали, по дружбе. Это у тебя, жида, только бабки на уме. — запылал оскорбленный за друзей Дмитрий Иосифович Шульман. — Так вот они мне что-то про эту тревожную кнопку объясняли.

Я точно не помню, но что-то связанное именно с не дороговизной процесса. В общем: это сигнал идет не на спутник типа ДжиПиЭс а на какую-то операторскую точку. Направление и расстояние до цели определяется серией каких-то встречных сигналов, но очень быстро. А потом подаётся сигнал тревоги по всей правоохранительной сети города и даже частным охранным структурам. Но сигнал не от имени меня, журналиста Шульмана, а от имени какой-то очень важной Персоны. Жаль — использовать можно только один раз. Ребята очень просили после подачи сигнала и объявления тревоги, когда весь телефон замигает красным и завизжит тут же ударить об асфальт и придавить каблуком — чтоб типа его и не было. А если все-таки меня с ним возьмут: ребят не выдавать, а базарить типа, мол, купил в переходе у какого-то типа…

— Ох, Дима, нарвешься ты — посадят тебя. — Зная страсть Димы до всяких чудаков, Егор пытался представить, чьё имя высветится на табло по всем охранным организациям всего города в случае шульмановской тревоги, но побоялся даже додумывать.

— Зато живой останусь. — Отмахнулся Дима.

Тут открылась дверь, и нарисовался Коля Ульчинкий собственной персоной.

— Привет, журналюги! А чего это сегодня все чем-то пришибленные и охрана как в Белом Доме девяносто третьего, хмурые и с автоматами? Недружественный Захват? Рейдеры? Э-э, Дима, кыш с моего места. Подожди, а где мой комп?

— Волки съели. — съехидничал Дима, даже не пытаясь встать и покинуть чужое кресло.

— Вчера вечером на наш с тобой, Коля, кабинет было совершенно нападение неустановленными лицами азиатской национальности. Уволокли компьютеры, в том числе и твой, Коля, и всю документацию. Сбили на пол меня — я их застал. Уходя, положили охрану. Да, — мастера Тэквондо, черный пояс — не меньше. Погнули стальной лист в сантиметр толщиной голыми руками. Милицейский опер сказал: какая-то жуткая мафия, круче "Триады". Обещали прийти еще. — Решил пошутить Егор, но увидев побледневшее лицо Ульчинского, добавил — шутка. А тебе, Коля, опер — майор, передал вот это — Егор протянул визитку — и настоятельно рекомендовал зайти.

Николай Ульчинский хлопнул веками пару раз так, что были слышны щелчки, и повернулся к двери.

— Я пошел.

— Подожди! Ты сам как? Постой, возьми визитку хотя бы.

Ульчинкий не оборачиваясь, сгреб листок картона из руки Егора и исчез, оставив порыв ветра.

Захлопнувшаяся дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель засунулась сначала голова, а потом и вся немаленькая фигура Алексея Хотенко.

— Ну, как вы тут?

— Бдим. — строго ответствовал Шульман.

Алексей положил кофе в кружку и залил долгой струйкой горячей воды. Присел на диванчик, чуть подавшись вперед, держа перед собой кружку обеими руками. Тишина заполнила комнату. И Егору почудилось, будто за его спиной потрескивает костерок, а потолок приспустился, потемнел и они не в московском кабинете, а в зимнем блиндаже на фронте под Ржевом: вокруг боевые товарищи греются жидким чайком с морозца, а завтра с утра атака и, может быть, смерть.

Тревожно в окопах.

— Здрасьте!

Виденье и атмосфера сурового уюта улетучилась — на пороге стаял молодец излучавший оптимизм широкой улыбкой.

— Следователь прокуратуры Мальцев, Сергей — без отчеств с ровесниками — лады?

………………

Ребята порывались уйти, но следователь прокуратуры остановил их, да так будто они для него старые проверенные товарищи от которых никаких тайн, вот только вынул, походя, Шульмана из кресла и водрузился сам.

— Что такие все хмурые? Эпидемия геморроя поразила коллектив? Я к вам с вестью — дело передано прокуратуре, веду его я. И сегодня мы поставим много точек.

Мы поработали и установили следующее… Да вот так оперативно и качественно, чему вы удивляетесь? Господин Шульман, кажется? Вы давно знаете своего коллегу Ульчинкого Николая Борисовича?

— Да уже несколько лет. И что?

— Вы знаете его несколько лет, так. А чем он занимался, знаете?

— Он наш Асс моторов. А так же колес и крыльев, автомобильных.

— … Икрой не корми — дай провести тест-драйв какой ни будь крутой тачки! Так? — Добавил следователь, — и в гонках на старых авто он участвовал. В гонках, где не столько гоняются, сколько бьются? Он и с парашютом прыгал. Господин Хотенко, это вы были с ним на фото в журнале?

— Ну…

— То есть, вы все видели — азартный человек, Коля Ульчинкий. А по оперативным данным ваш друг Коля проиграл в карты. Много. То ли подпольному казино, то ли в игре. Проиграл лично Володе Паку.

— А Володя Пак не какой-нибудь гассарбайтер — отморозок. Володя человек приличный. Не будет беспредельничать. — Взорвался Дима Шульман, давно запутавшийся в своих связях и ориентации. Не в смысле "голубого" и "розового", а "красного" и "синего". Дима порой не мог точно сказать, за кого он мазу тянет: за ментов или блатных.

— А где здесь, господин Шульман, вы увидели беспредел? Монголоидные ребята пришли по месту работы — поговорить за деньги. В кабинете никого не было, а в дверях торчал ключ…

— Какой ключ? Не было никакого ключа — встрепенулся Егор.

— А вот! В протоколе вашего опроса: "с моих слов записано верно…" И ваша подпись. Возьмите — почитайте. Повнимательней будьте, под творческим-то вдохновением.

А то бывает: шел днем человек, задумался, а очнулся — вечер. Он один, на краю дороги с ружьем в руке, а рядом труп.

В замочной скважине был ключ. "Ребята — пострелята" вошли, Ульбицкого не дождались, ну и прихватили с собой пару ноутбуков в счет долга…

— Ну, как-то уж совсем… — подал голос Хотенко.

— Это утрированно изложенная, но основная версия следствия. И прошу, не надо конспирологии — все как всегда: значительно проще.

— А вам лишь бы дело закрыть! Они еще два мешка документации уволокли! А это зачем? Это не карты Флирта и Моргана, где сокровища лежат. Это сюжетные наработки, данные экспертиз, письма читателей, наконец. Это, вышибалам, зачем? — разошелся Егор. Какая-то неопознанная полумысль свербела в сознании.

— Азиаты, дорогой, азиаты. Мы и не знаем, что у них в головах вертится! Вон, на соленых степных озерах рачков каких-то, красных, микроскопических вагонами собирают и — в Китай! А в Сибири, на границе — сто шестьдесят баксов за живую сороку дают! А это им зачем?

Из Америки им мусор со свалок сухогрузами прут!

Вдумываться — нельзя.

Если б к нам со всего мира мусор попёрли, когда у нас своего по гланды, мы б третью мировую начали!

Не напрягайте мозг более необходимого: Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе им не сойтись. Рейярд Киплинг, цитата.

И тут встал за народ Дима Шульман и резанул правду — матку:

— Да, все понятно: вы дело на тормозах, а людям работать не на чем. Вот Гоша на чужом компьютере мыкается, а Ульчинкий, — у него, бедолаги, скоро, совсем, последний "Паркер" отберут, будет углем на стенах писать!

Следователь Мальцев озаботился лицом, раскрыв записную книжку, принялся быстро листать, достал сотовый, понажимал кнопки, и, раздраженно бросив его на стол, сказал:

— Да, вы правы, вы злободневно правы, товарищ Шульман.

А вы знаете что? Идейка у меня появилась!

У нас в конторе столько конфиската скапливается — не успеваем в магазины оформлять. Там этих ноутбуков, ну просто завались. Давайте проедимся со мной, это я, господин Колобов, к вам, — давайте со мной в контору, там выберете получше, покрасивее и оформим всё в лучшем виде!

Ребята переглянулись. Такого от правоохранительных органов Родины они не ожидали. Ожидали, скорее, коллективной подписки о не выезде и запугиваний цугундером.

— Ну, как-то это… — усомнился Хотенко.

— Правильное решение! Абсолютно правильное решение, товарищ следователь! — Горячо взвился Шульман, радея за коллег.

А на Егора опустилось ощущение "дежа вю". Он нестерпимо юн и недавно сменил галстук на комсомольский значок. И вот он на первом серьёзном, почти взрослом собрании. И, те же, слово в слово, горячие речи, и те же чувства. И те же, кажется лица. По крайней мере — выражения лиц. Егор мотнул головой:

— Господин Мальцев, подождите. И ты, Дима, успокойся. Мне все-таки не ясны некоторые моменты и…

— Господин Колобов, вот зачем вы так — прервал его следователь — вы будто в Лондоне родились! Если прояснять все моменты, если подходить иначе…

— Хер, ты, Егорушка, получишь. Без сдачи. — Все-таки ввернул своё красное словцо Шульман.

Молчание застыло в кабинете. И вдруг раздался забытый голос:

— Альтернатива, братцы, такова — едим на выдачу новых ноутбуков или будем до вечера опрашиваться на новые протоколы — явил свою речь Хотенко. Как всегда — последним гвоздем в гроб.

И Хотенко первым поднялся с дивана.

— Ладно, поехали — согласился Егор.

Следователь улыбнулся и быстро собравшись, уже открывая дверь кабинета, опомнился и удивленно оглянулся на Шульмана и Хотенко, дышавших ему в спину.

— Постойте, господа. А вы куда?

Хотенко наклонился к нему с высоты своего роста и произнес прямо в ухо:

— Господин майор, не знаю с какой вы прокуратуры, но получать ноутбуки мы едем вместе.

Мальцев оглядев решительного Шульмана и внушительного Хотенко, процедил:

— Черт с вами, — и вышел первым.

Шульман уважительно поглядел на друга и решил, что именно два метра Хотенко были самым веским доводом.

…………………….

До прокуратуры добирались какими-то кружными путями, на сером "Вольво". За рулем сам господин следователь. Собственно не до прокуратуры, а до какого-то объекта прокуратуре подведомственного. На входе здания без вывески сидел дежурный в штатском, но не стар, — в хорошей физической форме.

Мило улыбаясь и обозвав журналистов "вымогателями", Мальцев оставил их в помещении, где, кроме шести стульев и двух столов, был стародавний телефон с дисковым набором и более ничего. Следователь сходил куда-то и скоро сам принес четыре "Макинтоша".

— А почему четыре? — снаивничал Дима.

— Могу два унести — предложил следователь.

— Нэ надо! — удивительно быстро среагировал Хотенко.

Их конкретно покупали — "Макинтоши" даже на вид были значительно дороже стандартных редакционных "LG". Мальцев к ним присовокупил еще два сотовых "Nokia" с комментарием:

— А это лично вам с Ульчинким, — выразительно глядя прямо в глаза Егору, — за счет заведения. Не серчайте на органы, ребята. Распишитесь. Все трое, пожалуйста. — И подсунул какие-то бумаги. Ребята подписались. Даже Шульман не посмотрел — под чем он подписывается. Не под уведомлением ли о собственном расстреле?

Их добросил до метро молчаливый водитель на "Волге". Егор, поднявшись в родительскую, а нынче его единоличную квартиру, хлобыстнул пол фужера коньяка, и провалился в сон, не раздевшись.

Так закончился самый длинный день в жизни Егора.

На тот момент.

………………………………..

Начало новой жизни Егор ощутил на следующий день — к нему ни кто не заходил, не звонил, письма не приносил. Ящики E-male были полны только спамом, причем на иностранных языках. И ни одного родного слова.

Шульман и Хотенко отбыли по срочным командировкам, правда Дима успел заглянуть к Егору и выпросить предназначенные Ульчинкому ноутбук и сотовый — "Под свою строжайшую ответственность. Мамой клянусь!". После такой словесной расписки, не доверить Диме технику был сущий грех.

А через пару дней его пригласил к себе редактор и, глядя прямо в глаза, невыносимо честным взором, предложил пока подзавязать с серией статей по альтернативной энергетике и энергоносителям.

Кроме пропажи исходных материалов, аргументом прозвучало: "да и читатель уже сыт". Впереди — лето, а вот в конце осени, зимой поднакопится материал. Освежат интерес холода, простимулируют слякотью, тогда — пожалуйста.

Егор покинул кабинет с ощущением облапанности грязненькими пальчиками. И в обед хорошенько принял коньячку. Но надо крепится. И Егор принялся подготавливать план и макеты первых статей новой серии "Если Завтра Война…" задуманной загодя. Егор, стимулируя себя кофе с коньяком, работал неделю, его никто не беспокоил.

А потом вызов к редактору и тот рубит серию "Если завтра Война…". Аргументы погрубее. Мелочь, чушь — не актуально. И тот же невыносимо честный взгляд.

Егор сказался больным и пил три дня водку, не закусывая. А на четвертый день к нему домой, с утра приезжает редактор. Сам, лично. С бутылкой сухого вина. И по-простецки, не обращая на бардак в квартире, сел в кресло. Прямо на какие-то Егоркины шмотки. Вытряхнул из фужера взятого со стола невидимый мусор. И, налив принесенного вина, подал полуголому Егору. И сказал:

— Поздравляю! Позвонил спонсор и затребовал серию статей про автопром и гибриды. А Ульчинский так зарылся, что с собаками не сыщешь. Ты знаешь, что такое "гибриды"?

— Это ап — грэйпт- фрукт, — заплетаясь языком попытался юморнуть Егор. Но редактор был весь в своей теме и даже не обратил внимания на высказывание Егора.

— Это двигатель, совмещающий два двигателя — бензиновый и электрический, так, кажется. Ничего, Егорушка, подучишь — просечешь! Ты же талант. Это же твое!

Новый уровень: смешанная энерго — автомобильная тематика. Шикарные фотосессии, шикарный длительный тур по всем крупнейшим производителям автомобилей. Освящение новых моделей, с двигателями — гибридами. Просмотры концепт- каров. Так, кажется, называется их бутафория?

А ты не просто журналист! Ты будешь во главе целой группы: фотограф, оператор, переводчик, режиссер. Это еще фильм будет про твои путешествия! Задник журнала для тебя — навсегда. С твоей рекламой и "физией".

Предпохмельному Егору весь этот поток вдохновенных фраз слышался эхом бреда. Будто он погрузился с головой в полную воды ванну, а кто-то, по ту стороны воды и смысла выговаривает ему, без минуты утопшему, всякую чушь. Вместо того, что бы выдернуть его из воды. Они в разных мирах. Они дышат в сферах разной плотности и мыслят в разных плоскостях.

И никому его не спасти.

Когда редактор покинул его жилище, Егор увалился спать. А проснувшись, натянув спортивный костюм, надев плащ и кроссовки, вышел на улицу за пивом.

Был вечер. На переходе через улицу, в пяти метрах от вожделенного магазинчика его взяли.

Два мордоворота скрутили его, выпрыгнув из подскочившего огромного джипа, и закинули кульком внутрь.

Словом, Егора похитили.

………………………..

Зажатый двумя каменными телами, Егор даже не вякал, а молча, страдал. Более от сухости во всем теле, чем от неудобного его положения. К самому факту похищения он отнесся отстранено безразлично. Наверно сказывалось усердное пропитывание организма алкоголем. Похитители то же не марали тишину. Ни объяснениями, ни угрозами.

Выехали на Воробьевы горы. Подъехав к элитной высотке, вошли в фойе и поднялись на лифте в "пентхаус". Так и было указано на панели. Цифровой ряд этажей заканчивался надписью: "Пентхаус". Скромно, по-русски. Проведя Егора по коридору с несколькими боковыми дверями, его ввели в округлую залу. Сопровождающие его лица жестами настояли на снятии плаща. И, подхватив эту крашенную телячью шкурку, удалились без пояснений, оставив Егора одного.

Егор огляделся. А пока он, релаксируя, рассматривал обстановку — староватую и странноватую мебель — в "зал приёмов" негромко вошел хозяин. Приветливо улыбнулся и, проследив траекторию егорова взгляда, ворчливо прокомментировал:

— Да, мода!

Егор повернулся на голос. Его, прибитое спиртом сознание, временно утратило способность к удивлению. Он попал прямо на пронизывающий взгляд староватого, но бодренького господина. Чьё лицо было ему знакомо чуть ли не с самого рождения — по газетам и телевизору. А господин продолжил:

— У нас наверху своя мода. Особый климат, другие ветра. Вот было модно — золото и классика под Александра Третьего. Потом, вот — Серебряный Век. Декаданс. Пытались продвинуть "Хай-Тек", в русле задач поставленных президентом — не прижилось… Появилось вот это…

Пухловатый, даже грузный, если бы не лёгкая грация движений, старик с какой-то ненавистью зыркнул по безобидным деревяшкам.

— А "Хай-Тек" растащили куда-то, постепенно. Не уследил за "Трезорами" своими. А они рады стараться. Теперь живу вот в этом. Самому не нравится. А если перестраивать опять — то все самому. Некогда.

А ведь все должно быть гармонично. Особенно в созвучии с задачами важности исключительной. Если строишь электронное общество, — что б всё в мониторах. Строишь мосты и дороги — всё что б металлом вокруг отдавало, заклепками. А возрождаешь русскую духовность, — так чтоб вокруг деревянные стены и лучина одинокая на столе…

— Мне кажется, русская духовность в деревянных стенах не уместится — вставил Егор.

— Верно. Не умещается. — Легко согласился дородный старец. — Это я тех, кто про нее напрочь забыл — в такие б стены запаковал. Без света и газа. С одной лучиной… Извините старика, не представился — Михаил Федорович. — Сказал хозяин и протянул руку.

— А я вас по телевизору помню, — сообщил Егор, совершая рукопожатие. Рука Михаила Федоровича, плюшевая на вид, была крепкой.

— Как доехали? Не укачало? Я смотрю, вы болезный немного. Мои-то парни, что — не подлечили?

— Михаил Федорович. Вообще-то я до сих пор, считаю, что меня похитили. — На мягком лице хозяина возникло искреннее удивление. — Да! Подрулили на машине. Запихнули в салон. И повезли. И всё молча. Ни слова, ни мычания.

— И не сказали, что это я вас приглашаю на встречу?

— Михаил Федорович, вы никак шутите — посмотрите, в чем я. К вам я бы фрак одел.

Михаил Федорович быстрыми шажками направился к столу, обогнул его огромность и, сев в резное кресло, схватился за карандаш и принялся им постукивать, приговаривая:

— Ах, засранцы! Ну, шутники гебешные! Развлекаются! Им человека пугнуть — слаще тортика. Получат они у меня по наморднику, "Трезоры" шелудивые.

Ритм карандаша стал замедляться, да и смолк совсем. Егор навёл фокус — грозный хозяин уже увлеченно вчитывался в что-то на мониторе компьютера. И до Егора дошло, что это именно он хотел совершить "Хай-Тэк" Революцию в стиле жизни правящего класса. И его, старого, но молодящегося бойца всех видимых и невидимых фронтов, отодвинули. Почетно. Вместе со стилем. Высоко отодвинули. Подальше от Ракет и Ядерных боеприпасов.

— Вот засранцы! Егор, вы слышали: Хилари Клинтон, опять поставили на счетчик и требуют что б она вернула еще кому-то 20 миллионов долларов. Любыми путями. Вплоть до выхода на контакт с политическим оппонентом. Пусть ведет свою политику, лишь бы бабки отбил…. Вот, — "Гардиан" пишет, — не вру…

Помнишь у нас, в средине 90-х, цена госдумского мандата была от миллиона и выше. И без гарантий. А цена президентского кресла, нет — попытка просто, просто регистрация на претенденты: от 20 миллиона зеленых тугриков. И это когда шаром покати у всех…. А здесь попытка взять власть в величайшей стране мира на кону и каких-то 20 миллионов!!! Что там за тараканы лезут во власть?! И что б они делали, влезши во власть? Весь мир за копейки раком ставили? За рубль бы бомбили, а за сотню моджахедам своих товарищей продавали?

А у нас ведь как, — в народе, в жизни, — сам Бог выстраивает. За 1000 рублей могут убить. Но это там, в клоаке бомжатской. За 100 000 баксов рабочий приличный убить только задумается. И не каждый интеллектуал, и не лишь того, — советского воспитания, за миллион пошевелится. Все сообразно обстоятельствам, конечно.

У нас мораль по пластам общественной среды градируется четко. А беспредельщики, рвущиеся из своей среды, — гибнут тут же. Либо преображаются, — чуть ли ни до монашеского самоотречения… Да почему — "Чуть ли"…. А как раз то самое — отрекаются, бороды отпускают, в рубища рядятся, в скиты уходят…

У нас сбрендившего копеечника, если наверху окажется, ни с того ни сего, глядь, либо собственная жена пристрелит, либо секретаришка, какой-нибудь, ночью придушит… Бог Россию высоко ценит.

Хозяин, разгоряченный своим пылким экспромтом, откинулся в кресле, помахивая подвернувшимися под руку бланками.

— Что-то душновато стало здесь. Пройдемте-ка, Егор, Москвой вечерней подышим.

— Москвой угореть можно.

Старик взглянул с прищуром:

— Моей не поперхнешься. — И повел его боковым коридором — переулком.

Они вышли на широкую ложу. Подойдя к перилам Егор увидел Москву. И чуть не опрокинулся в Москву с птичьего полета — город клубился огнями, дыбился тенями и грешил приглушенным гулом. А воздух был свеж наверху. И каждый вздох, растворяя хворь бодуна, заводил в чистый звенящий хмель. И тут Егор не удержавшись, верный себе, брякнул с ехидным пафосом:

— Да. Весь Мир у ног!

— И Солнце в кармане.

Многозначительно добавил представитель олимпа власти, разглядывая профиль журналиста. Взгляд воспринимался на физическом уровне, так что мурашки забегали по спине.

— Не узнаю вас в гриме — заметив напряжение Егора, улыбнулся Михаил Федорович, — ищу черты знакомые.

— Что, похож на Алена Делона? Или вы знали моего батюшку? — ответно пошутил Егор.

— Нет, батюшку не знал… дедушку знал. Колобова Егория Ферапонтовича.

Егор опять вздрогнул. Такие мастодонты ничего не говорят впустую.

— А я его, если посчитать, не знал совсем.

Дед, в отличие от отца, бойкого шестидесятника, архитектора закрытых городов, служил власти без ерничанья. Отец же, подпив, похвалялся перед столичными коллегами воплощением своих "уникальных" проектов. Со скрытым антисоветским подтекстом в элементах конструкции и отделки. Ему верили на слово. В те места, где он творил, левую публику и на выстрел не подпускали.

А дед доживал по-тихому на даче. С Егором вел разговоры лишь о природе: зверье всяком, его повадках, соснах, березах и прочем. Да, приезжали иногда к нему строгие товарищи в штатском. Тогда он выдворял Егора, и, запершись, подолгу с ними беседовал. Иногда куда-то уезжал. Выходил в привычном наряде, будто к ближнему леску за грибами, и пропадал на неделю. Тихий скромный ветеран НКВД.

— Да… былые дни, старые дела… но сейчас не об этом, — дошла до Егора реплика хозяина в тему, — будто подслушал он мысли его — я позвал вас на встречу, извините уж, что так кособоко. Простите моих "Трезоров". Я ведь не для диктовки воспоминаний. Я хочу поговорить с вами о современности. Хочу проверить на совместимость наши восприятия Мира. Именно вашего с моим. Я хочу предложить вам серьёзную работу.

— Извините, но у меня уже есть работа. С утра приехал мой редактор и предложил…

Старик нетерпеливо прервал:

— Я знаю, что он предложил: автомобили, двигатели. Тэ дэ и тэ пэ. В общем — длительная командировка за рубеж. Это я заказчик. Но в действительности вас ждет несколько другая работа. Успокойтесь — по вашей компетенции. Об этом позже. Присядьте.

Сказал хозяин и махнул в сторону столика и пары удобнейших, на вид, диванчиков. На столике бутылка вина, пара фужеров и большой кофейник с парком над носиком. Кто-то незаметный подсуетился — поднес, без "будьте любезны". А это значит, что и "Трезоры" брали его грубо не по собственной блажи.

Это хозяин с ним игрался. Егор был с детства догадлив. Не зря прошли уроки деда о повадках зверей. А хозяин уже устроился на диванчике и приподнял фужер с вином, подавая тем знак: присоединяйся, мол, запросто.

— То, что я предложу вам, если мы сойдемся в ракурсе взглядов, конечно, будет по круче всяких там зарубежных аккредитаций у всякой мишуры обозревателем. Это новый уровень — наивысший для журналиста, со всеми допусками во все архивы и объекты, какие нужда будет. Юлиан Семенов облизнулся б.

Итак, согласны вы или нет, но Глобализация неизбежна. Не надо брыкаться, расслабляться тоже не надо. То, что движется сейчас — это Американизация. Этого не хочет никто. Но есть данные что, это туман, камуфляж. Пользуясь американизацией как отвлекающей акцией прикрытия кто-то, не индифицированный, пока, делит мир под себя.

Но не будем о сложном. Пока…

В американском варианте глобализации нам не нравится многое. Не нравиться низкий уровень культуры. За ней не видно мормонского трудолюбия и менонитской кротости, в изобилии водящейся где-то в глубинах Америки. На витрине другое.

И какими бы радостными и чистыми не представлялись вершины американской культуры, куда она не придет — везде преступления и кровь. Немотивированные убийства. Коррупция — зашкаливает. Именно потому её у них не сильно и видно.

Наркотики…,- да в них все тонет! Замечено, что каждая сотня миллионов долларов на борьбу с посевами наркосодержащих дает 12 % прироста посевов в год…

Демократические процедуры даже фарсом не назовешь, а каким-то издевательством, новым родом пытки. Да… " цените их по плодам их".

Ладно, — с ними ихний бог и авианосцы.

… Кажется, пришло время, и мы поменялись с американцами не местами — ликом поменялись, языками, идеями, лозунгами…

А как брешут! Агитпропу не снилось!

Нам русским достало лгать по мелкому, и по крупному достало. Мы свое отолгали лет на пятьсот вперед. А то ведь ложь действует часто как самогипноз: говоришь, порой, убедительно, зная, что врешь. А потом глядь, по итогам, — прокол за проколом. Разбираешься, — а получается все делал по вранью, будь-то и впрямь сам правды не знал… Самогипноз, шаманство…

Глобализация неизбежна. Но нас не устраивают те соотношения стоимостей и ценностей, которые предполагается установить. Это сейчас: все в движении, взлеты и падения курсов акций и валют, новые изобретения, новые мощности, новые рынки и новые ниши потребностей на рынках старых. Всегда есть шанс для спекуляции и мошенничества…

И было раньше на что опереться: на золото одной рукой, на религию, идею другой… А ныне, после краха коммунизма?… С американской идеологией мы все быстро загнемся.

Их рынок, Их экономические успехи, Их торжество, и Их суть вся построена на Стимулировании Потребления. То бишь по-простому — на Алчности.

И многие понимают: надо остановиться. А как? Как, не меняя первичный, связанный на прямую с подкоркой мозга, лозунг: "Обогащайтесь! Потребляйте! Алчите!"? Ведь рухнет же всё! Если не остановится. Рухнет в пропасть нехватки ресурсов. А остановится — рухнет сразу. Коллапс экономики. Накроет и развалит. Как мчащийся на бешеной скорости грузовик можно резко остановить, но только толстым бетонным столбом. И полетели в разные стороны с разной скоростью: колеса, подкрылки, грузы и пассажиры.

Поэтому надо тихо съехать на тормозах. Прибрать все ценное под контроль и лучше опечатать священным правом частной собственности.

И людишек — под контроль. Почему? Это когда они, людишки, поймут: "Почему!", — что б их сразу, от мысли только, током парализовало. Это в идеале. Учёные головастики всё сделают, — не шучу. Уже есть образцы чипов для всеобщего внедрения: с функцией выброса электрического заряда. Человечек будет контролироваться со спутника и посредством глобальной сети сотовой связи, и не только. Не только его траты и пристрастия через банковскую карту. Не только его стиль и манеры поведения через всеобщую городскую сеть видео камер. Но и мозговые секреции: сильно обозлился: попёр в крови адреналин, — на тебе заряд. Падай в параличе…

Ладно. Это шучу я.

Глобализация неизбежна. Но главное, для нас: на каких условиях в золотую часть человечества войдем мы — элита России.

Я честно, — не говорю о народе. Этот русско-чухонско-татарский народец вечно был супротив власти. Налоги сколько не снижай все равно платить не будут, все будут исхитрятся, изворачиваться…Государство чуждым было всегда для него. Для него важней: "что подумают, что "обчество" решит". А если и община решит не так, не по его, он "сам с усам": все равно сотворит, что в башку втемяшилось.

Извечно было так. От того и безудержное воровство и растаскивание государственного. А кое-где, в глубинке, дома до сих пор не закрыты оставляют. Потому как свои кругом. Свои у своих не своруют, а только возьмут. Пусть и вернуть забудут.

Поэтому я говорю этим злобным дуракам, возомнившим себя законниками: налоги надо отменить вообще с большей части населения. С тех, кто как трава растут и не понятно чем кормятся. Заводы закрыты, поля не паханы, а они живут. Чуть подале от Столиц, а от торных дорог и пяти километров в сторону не проедешь, как тут она — Разруха. Так и кажется, — еще с семнадцатого стоит… А приглядишься — дырка в заборе на пустой якобы завод, а там, в лабиринте цехов, кто-то чего-то пилит, ладит, мастерит. А в полях… чуть дальше придорожной лебеды, да стеной конопли — деляночки, огородики, полосы сеянные…

Это всё, есть "общество" по ту сторону. Не закона — по ту сторону восприятия. Восприятия наших цуциков образованных.

— По ту сторону добра и зла. Ну, прямо как по Ницше, — открыл рот для реплики, Егор, завороженный неслыханной откровенностью "Человека от Власти".

— Да. Если на изнанку Ницше того вывернуть, — членом внутрь.

Ты замечал: пареньку укравшему мешок картошки — пять реальных лет, а укравшему миллиард рублей бюджетных — три года условно?

А это, потому, что чиновник свой. И судят его свои, — просто не повезло человеку. Карта не так легла — вышло ему показательно за всех ответить.

А паренек из другого мира — из общества " По Ту Сторону". И если его свои сдали, если выпнули по эту сторону — значит достал он там всех. И за ним больше чем мешок… Вот и отфутболили его сюда. На свет, суд и расправу!

— Метко вы подметили. "По Ту Стороннее Общество" — социальное дно…

— Стоп! Ты понял. Я говорю не о каком-то "городском дне", — семьдесят процентов населения, это "дно"? А "официальные бомжи", что, — "дно дна"?

Это именно "По Ту Стороннее Общество", со своей законодательной и исполнительной властью, со своей экономикой, наконец. Милиционеры, если из местных, участковые, проверяющие счетчиков всяких разных, — есть чуть ли не единственные посредники между ихним миром и нашим. И своих они не выдают.

И мы, по большому счету, об этом обществе ничего не знаем, а ведь Советская власть, почитай, от туда и вышла…

— Да… "ты вышла из хаоса, из пены морской", — Власть любимая, Власть народная. Первородная Тьма. И всё, что "от туда" представляется темным и страшным: от туда ползут все маньяки, педофилы и людоеды…

— Нет, маньяки только здесь, в "Нормальном" обществе. Там, это просто любвеобильные мужчины. И жертвы чисто случайны — от избытка чувств. И они изредка попадаются на глаза… людям из нормального мира. Они вообще для официальных властей просто исчезают, навсегда.

— А людоеды, это просто люди, которым однажды просто очень захотелось кушать, — подхватил Егор, развивая стиль. — Они попробовали раз, второй: понравилось, привыкли. Главное, удобно: полуфабрикаты сами на дом приходят.

Посмеялись на пару с хозяином, наполнили опустевшие "кубки" вином. Старик, откашлявшись, продолжил:

— Я говорю об элите.

Не о народе, и не о людях мнящих себя хорошо образованными, разносторонне развитыми. Активными, деловыми и обеспеченными. Мнящих себя средним классом.

Все это люди в очереди на повышении своего Статуса. Это наши люди — работники корпораций, бюджетники, чиновники. Все люди государства — наши люди!

Они голосуют, они покупают, они слушают и оценивают. Они и есть общество. Оно, общество, так называемое — гражданское, у нас значительно меньше, чем на Западе. Потому что не совпадает с количеством населения. Как я сказал — его у нас намного больше. У нас Общество при Государстве!

Так называемое "Гражданское общество" только и возможно, что — "ПРИ ГОСУДАРСТВЕ".

И самое страшное преступление в таком обществе, для такого государства, это — Коррупция.

— Хм…Номенклатурный Чиновник, наверно, всегда имеет больше ресурсов, ну и благ, следовательно, чем на сумму номинального оклада. А с другой стороны, — Настоящий Мужик всегда пытается раствориться в своем любимом деле, без остатка. И где, и как определить тут: что для работы потрачено, а что на личные нужды? Если производство работы и есть личная нужда? — Провел свою линию размышлений Егор, прихлёбывая винцо.

— Но, когда сумма взяток или просто "подношений" зашкаливает! Когда подчиненный берет больше чем начальник и с начальником не делится!

А Начальник ничего с Подчиненным поделать не может! Это крах государства.

Оно неизбежно развалится на уделы: или территориально, или по слоям, по кучкам, по кланам. Но развалится. И если будет существовать как целое, то лишь для видимости.

Если начальник не может уволить, или, больше, — посадить, подчиненного, это значит, что они принадлежат разным кланам и внутри клановые и межклановые отношения важнее и сильнее чем вертикаль власти! Как, в случае общегосударственной опасности, будут взаимодействовать люди из разных кланов, чьи интересы порой диаметрально противоположны? Это Вопрос!

Потом, как я говорил, у нас не гражданское общество, а общая (читай: "общественная") система организованных очередей.

Людям только кажется, что они куда-то: то идут, то едут, то бегут, а то и просто лежат. Нет — они все стоят в очереди!

На машину, квартиру, интересную работу, красивую жену или здоровых детей. Пусть некоторым, кажется: что они зарабатывают на квартиру или машину. Некоторым, кажется, что они копят на это. Третьим: что они добиваются, исхитряются, очаровывают! Даже вырывают, отнимают — воруют и прячут.

Нет! Они все стоят в очереди. Потому что им это, либо дают, либо позволяют брать. А настанет необходимость — не будут давать! Не позволят брать.

— Отодвинут в очереди, или перед всей очередью захлопнут дверь с вывеской: "На Учет". Регулировать можно по- разному. — подпевал Егор хозяину. Распустил фантазию:

— Можно — подойдут в форме: руку к козырьку. "Заворовались, гражданин!". А может и в тренниках братишка. Лапу на плечо: "Слышь, паря, делится надо!". И все — тебя уже в очереди подвинули. Отсрочили твоё получение благ. Это я утрирую, конечно, образно…

— Нет, Егор, давай уж я тебя на "ты", не возражаешь? Ты не утрируешь: часто именно так, нюанс в нюанс, оно и бывает…

Так вот, я говорю об элите.

Тех, кто могут подвинуть вас в очереди или вообще отобрать талончик. Либо любым, не явным способом повлиять на организованную толпу. То бишь на очередь. Что б она в едином порыве, с верой в свою правоту вам прямо, пялясь в зеньки, заявило: "Куда?! Вас тут не стояло!" Пихнуло вас чуть в сторонку и организованно сомкнулось. Нет для вас теперь здесь места, и не было никогда.

Так вот: такие представители рода людского у нас, на наших пространствах и называются — Элитой.

— … Вот: лысенький представитель приматов, профессор! — Никогда никого не бил, — убивал, — боже упаси! Кошку со стула не сгонит — сядет рядышком на краешке. А сколько карьер сгубило, сколько обломанных талантов спилось под его тихо шуршащее мнение… — Разошелся Егор по своей памяти, распрыгался, обобщениями и приговорами гвоздя.

— Или вот: девонька, сама, порой, неправильная и резкая, быть может, скажет мимоходом папе, ни с того, ни с сего: "а мальчик-то, тот, правильный". Встрепенется папаня, открывая дверцу представительного автомобиля: "Кто? Какой?", — она небрежно мотнет головой в сторону стучащего баскетбольным мячом во дворе паренька, и уже стрекочет о чем-то другом, сугубо девичьем. А только что она, не много — не мало, решила судьбу человека. До широких погон дорастет давешний, "мальчик правильный", в ГБ. Эти люди — Элита?

— Да, такие люди — Элита. И я говорю об Элите. Но той, чьё "мнение" меняет жизни сотен тысяч, миллионов людей.

У них, на Западе, то же самое. Только они теперь этого не признают. Почтут такое, как твое, определение элиты за оскорбление народа и страны. Зря. Мне твое определение, образное, импонирует. Раньше на Западе были честнее и откровеннее. И, я считаю, как следствие — умнее. А сейчас они Политкорректны. Все более и более. И это, хотят они того или нет, приведет к незаметному, но неизбежному оглуплению их самих. Прям как у нас, — "Самогипноз", понимаешь ли.

У них и риторика: прям как у нас, в былые годы. Новояз. С вывернутыми на изнанку понятиями. Говорят за мир — будет война. Говорят об атомной бомбе, — сами ее и сбросят. На тех, у кого ее и не было никогда.

— Говорят о безработице — все больше и больше растет производство где-нибудь на Тайване. А где-нибудь, в Айове: мертвые города и молодые парни спиваются, наркоманятся. Точно как у нас. Или идут в армию по контракту, от безысходности. Сраную демократию верблюдам втюхивать.

Михаил Федорович покачал одобрительно головой на реплику Егора и продолжил:

— Так вот: в идеале они весь свой народ назначили в мировые управленцы. Но не получается у них определить границы — где кончается "их народ". Раньше были границы. Белый состоятельный мужчина, старше двадцати пяти, протестантского вероисповедания — это я к примеру границ. Теперь же они путаются в политкорректности. И этот либеральный проект пойдет окончательно прахом. А они всё пыжатся в самообмане.

Если бы Афинянин Древнегреческий увидел, кто голосует на ихних, да и наших выборах, то палкой бы половину разогнал по домам. Не может Иждивенец Голосовать и Требовать — только просить! И жрать, что дают!

По мне — Демократия, это власть и консолидированное самоограничение сильных и самообеспеченных людей! Демократия это не право, а долг Сильного!

— Да, это их предки подравняли Классическую Демократию Афин с "Нео Демократиями" Современного Запада. Вы принципы Эллинской демократии сейчас хорошо описали…

— Неужто? Как дорожка совпадениями стелиться — просто Ренессанс какой-то… — изобразил из себя крестьянского неуча Михаил Федорович.

— Их "Не — Демократия" возникла из симбиоза городского самоуправления цеховиков и банкиров. Так называемое "Магдебургское Право". Плюс — Военная Демократия племенных вождей и завоевателей — выродившихся в помещиков. Сюзеренитет — вассалитет. И всё это шло от римской традиции одарять ветеранов землями в покоренных или просто неспокойных провинциях. А также, — выборность иерархов церковных общин. Где сама их иерархия: образец структуры Централизованной демократии. Той, когда получают в обратку из центра совсем не то, за что голосовали в "первичках" на местах.

— Я же говорю, — раньше они были честнее: в девятнадцатом веке. Американская Демократия Выборщиков — выборных представителей — ближе к классической демократии, когда малосостоятельные, но здоровые и способные к деятельности люди выдвигают из своей среды наиболее адекватного их среде, но состоятельного представителя, либо просят о такой чести обеспеченного и уважаемого человека вне их круга.

— И это, — развитие клиентских отношений древнего Рима. — поддакнул Егор, и продолжил, развивая, — А у нас "Суверенная Демократия"! "Демократия" небогатой страны. "Демократия" назначенцев от выдвиженцев. Где полно проныр: и Молчалиных, и Хлестаковых. Выдвигаются во власть индивиды, удовлетворяющие своей "гладкостью" всех — все противоборствующие кланы. Но, ох! Не знают они, какие страсти кипят в душе выдвинутого ими тихони…

— Но, но! Молодой человек, заехал ты, с аллегориями.

— Я к тому, что честней надо быть. Откровенней… — с пылу оробел Егор.

— Извини, но не тебе, Егорушка, судить о чести в наших горных местах. Между чем выбирать, здесь принято так ставить, что выбирать приходится между предательством и предательством. А иначе и предложения не сделают какой-либо пост занять, чем-либо поруководить.

Решайся и замарайся. Вот так. А иначе — сталинизм.

— Да, на верху один, и на него все грехи. Ему, Отцу Народов, пофиг. И от него же все "блага", которыми как дубиной — на! Получи! Иисус Христос прямо! Только не с крестом, а с двумя мечами — настоящий самурай! — Егор явно опять запьянел, не еще того не понял.

— Вот вы, журналисты, зря усмехаетесь — "Суверенная Демократия"! Думаете о нас, мол, сочинители криворукие, ораторы косноязыкие. А подумай, что слово "Демократия", как не переводи, у каждого народа оно будет значить свое! Не веришь? Думаешь трибализм в Африке, клановость в Азии, военные перевороты в Латинской Америке — это рудименты? Нет! Это цветы семян демократии на суверенных почвах!

Кажется все просто: "демо-крат-ия" — " народ", "кратный", да, а почему: "народ-власть-ие"? И что такое народ? А что такое власть?

— Хм… ну, вы об этом, кажется уже говорили. "Народ", "Элита". "Общество", "Потустороннее Общество"… Кстати, "Выборность" проще понять и перевести…

А разгадка, наверно, где-то в связке языка, психики и ланшафта. Где-то там, посередине. А не просто в тонкостях языка — взял да выучил!

Да! Вот, например: Пол Пота — ученик Ж.П.Сартра! Кроме кхмерского, знал французский, английский, вьетнамский, китайский языки. Что он сделал со своей Родиной? И это что, его путь к образцу — путь к Франции? К блистательной и сытой?

— Вот! Ты, Егор, сам подошел к тому, что я хотел сказать. Что основным отличием меж людей, между народами?

— Кругозор! Обзор с башни горожанина и взор из окоема степняка!

— А точнее: Мировосприятие.

МИРОВОСПРИЯТИЕ — вот ключевое слово к понятию разности людей. То, что не изменишь, а только усложнишь. Разовьешь, но не переменишь, — образованием, достатком ли… новыми райскими видами из окна, современными прибамбасами всякими, невиданной технологией… То, что как-то переплетено, связанно и с генетикой, и с природой родной. С самим составом воздуха, с первыми звуками от рождения. С запахами, с движениями, с красками. Всё это неизбывное и не вытравляемое — уникальное! Невыразимое в словах, а значит и не переводимое со слов!

Мир сможет стать по-настоящему — по-западному — "демократическим", только когда все дети Земли будут рождаться, с первым вздохом хлебая бензиновую гарь, первым глотком потребляя кока-колу, а первым взглядом постеры из "Пентхауса". Я утрирую, но это так.

Пока мусорная эрзац-культура не покроет мировые задворки, с много миллиардным бомжатством, забывшим родство — не видать победы "демократии".

Егор был пьян. Егор был под гипнозом разошедшегося в витийствах деда.

— Не получится приравнять нас, Элиту России, к среднему американцу с ноутбуком в рюкзачке бегающему по Манхэттену. А это, ни много, — ни мало, ихние условия вступления в глобализованный новый мир для нас. Мы на это согласится, конечно, не можем. Хотя СПС и иже сними, в Кремле даже, на это, и работают: на них уже противно смотреть!

Ведь все понимают, умненькие образовенькие, с родословными, — а готовы продать всё и всех, и быть шестерками у них на побегушках, между столиками у них летать с подносиками, при Новом Мировом Порядке. За сами столики пригласят пару — тройку, не более, не буду называть фамилии.

Так вот: основная масса это просекла и занята тем, что качает права, это мало приносит пользы реальной. Так, придурки, принялись в обгонку с СПС доказывать свою полезность, — качать нефть и газ, — за мало чем обеспеченные доллары. На них закупать ихнее дерьмовое мясо и птицу, губя свой агропром, или вкладывать в их же экономику. Но ведь ничего стоящего, контрольно-пакетного, купить не дадут: по мелочам раскидают, а и на счетах заморозят, когда надо будет. Происходит, по сути, выплата контрибуции оккупационным войскам… Придурки.

— Как говорили у нас во дворе: "Кольке — "Французу" — папиросы не давай, а то у него за обязаловку станет: чтоб ты его папиросами снабжал. Да еще и в рыло получишь, если не будет".

Так и с сытыми европейцами: мы грабим свои будущие поколения. А им думается, что всё, как положено. Они считают, что мы платим авансы, за право подносить и поджигать им папироски. В светлом совместном будущем.

— Да, да! Ведь в час "Х" у нас нефть, газ, металлы исчезнут как в сказке, — по мановению руки. Конечно: всё останется, где и было, — только тут всё станет вдруг чужой частной собственностью. Чужой собственностью! Ведь по закрытым документам Сибирь, и что иже с ней по окраинам, у нас отобрали и уже поделили, нарезали на частные уделы, а на производственные мощности зарегистрировали акции и распределили меж собой, пока номинально.

Вот к чему ведет такая политика — бездумно наращивать товарно-сырьевую мощь, лишь бы было, что продавать. Когда прейдет пора очередного для нас предательства нашего населения, продать побольше, что б нам самим присвоили статус повыше. А если так, то мы уже не будем Элитой, а станем людьми Статуса, только теперь уже мирового государства… А я предлагаю другое! Не надо шакалиться, таская их огрызки, от своей же коровы.

А спокойно наработать ценностную базу. Вывести свои соотношения стоимости невосполняемых ресурсов против продуктов высоких технологий. И найти — обосновать Новый Эквивалент — Стандарт для всеобщих расчетов. Мы — Будем Диктовать Условия и цену. Цену всей ихней цивилизации, когда вдруг ты понимаешь, что как не выеживайся, как не экономь, какие "гибриды" не придумывай — Взрывную мощь на солнечных батарейках не накопишь. Ту, что пробивает туннели в скалах, перевозит миллионы тонн грузов по морям и землям, чудовищными температурами и давлением создает невиданные сплавы, ту, что толкает к звездам, наконец! Они должны не просто уяснить, а впитать на века, до изменений генетического кода, что без Энергии — сдохнешь! А Россия её хранитель! Неприкасаемая страна!

Перед взором Егора реяли кумачевые знамена, а в ушах ревели ракетные двигатели. Стройные неисчислимые ряды шли в гору, коловшую густо-синее небо. И его душа уже почти оторвалась от тела, спеша занять свое место в том строю.

— Вот за этим я и позвал тебя. Ты, я смотрю, проникся. И мыслишь живо, в унисон: образно, ёмко. Я в тебе не ошибся. Недаром дед твой, что теперь скрывать, говорил за тебя…

— Да? Дедушка мне сделал протекцию?

— Говорил, что б ни трогали. "Не трогайте, суки, пацаненка, — рычал таки. Мол, — догадлив слишком. Загремит ещё, с вашими тайнами, по лагерям котелками". Но видишь, как обернулось: ты сам полез в энергетические закрытые пределы.

А у меня нынче ресурсы хоть и есть, но в приказном порядке многого — уже нет.

Я людей имею в виду, не деньги.

Сейчас в приближении пикового момента противостояния, каждый талант на счету, как вовремя не уничтоженная ракета СС-20.

И с этими словами достал из-под столика папку старого, еще довоенного, кажется, образца, и пододвинул к Егору:

— Возьмите, почитайте. Товарищ Колобов, Георгий Юрьевич. Не терять, не распространять — вернуть в целости и сохранности, мне лично… Тут и про вашего дедушку есть.

Задача, вкратце, такова: найти, разобраться и описать следы одного уникального изобретения. Изобретения способного стать всеобщим эквивалентом стоимости. Стандартом для определения Ценности, как эталонные Метр и Килограмм, те, что в Париже. Это, предположительно, нечто типа компактной батареи неимоверной ёмкости и регулируемого выхода мощности и напряжения.

Да, вот так. Это точно, — ваша тема, конкретней не куда.

Просто: "Солнце в Кармане".

Егор весь подался вперед — он уже был на ногах, не помня, когда встал с дивана.

— Всё, приём окончен — сказал Михаил Фёдорович, официальным тоном, построжев лицом. — И поезжайте-ка в Сибирь. Проветритесь, отдохните.

Егор еще пытался пошутить напоследок:

— Почему в Сибирь, а не в Сочи? В это время года я предпочитаю…

— Нет, — жестко прервал его "кремлевский старец". — Все дороги ведут в Рим. У нас — в Москву. А из Москвы — в Сибирь.

………………

Егор ехал домой. Он вышел из машины, приданной Михаилом Фёдоровичем его доставить, посередине пути. Сел в пустой дребезжащий на подгулявших рельсах трамвай, и бездумно пялился в окно.

Егора взяла и скрутила тоска. Тягучая фантомная боль по всему телу, будто выдернули его из несказанно родного мира, оторвали от могучего и трепетного продолжения себя. И вот он один. Жалкий обрубок себя — Великого. Всевременного и Всесильного. Он трясется в старом вагоне. А где-то рядом, в двух атомах водорода, от него, — Другой Мир.

Мир, с иным числом измерений и иными константами. Мир более справедливый и свободный. Где Ушедшие, далеко и невозвратно — на расстоянии мысли. А Близкие, так необъятны и отчетливы, что каждая милая складочка видна и осязаемо бесконечна.

"Там все живы, кто любил меня…" — пробралась восходящей мелодией в мозг строка из песни. И появился металлический привкус на пересохших губах.

Тщетно вглядываться в заоконную рябь попритихшей окраины самовлюбленного города, мнящего себя вечным.

Усталость брала свое. Егор прикрыл глаза. А в полудрёму лезли, рожденные сплетением уличных отголосков дурацкие лозунги. Выкрики, типа: " Я — Свободный Человек!". Или: "Я — Журналист Независимой Прессы!". Или, длинное: "Нет приказным статьям! Руки прочь от Свободы Творчества!". И всё это вперемешку с бурными овациями и хоровыми выкриками "Ура!".

А в ответ этому бедламу выползали из глумливой, бурлящей с голодухи утробы, ехидные — утробные смешки.

Придя домой, Егор, который уж раз, не раздеваясь, рухнул спать. Папку, врученную Михаил Федоровичем, он так и не открыл.

…………………………..

Наутро его разбудил звонок. Открыв дверь, он увидел на пороге улыбающегося полного оптимистической энергии… Мальцева:

— Я от Михаила Федоровича.

Сказал он, как ничто не бывало, протягивая руку. Егор попытался изобразить на лице неприступную пасмурность. Но после недавней круговерти событий вместе со способностью наивно удивляться, от него шелухой отвалилась сама способность становится в какую-либо позу. Он стал проще. И вот, результат: к нему потянулись люди.

— Вы быстро меняете место работы, господин следователь. — уколол Егор, скорее по привычке, колоть, чем со злобы.

Но Мальцев был непробиваемо радушен:

— Да уж. Такова наша Сё Ля Ви. Вы собрались?

— Куда?

— Мы отправляемся на восток нашей Родины. Михаил Федорович видно запамятовал вас предупредить — я буду вас сопровождать.

— В качестве конвоя? Или караула?

— А вам какая разница? Считайте, что в качестве собутыльника — собеседника. И, кстати: не дай вам Бог выбирать между вологодским конвоем и почетным караулом.

Всё предрешено — впереди ждала торная дорога кандальников и первопроходцев. На Сибирь.