Размножение в неволе. Как примирить эротику и быт

Перель Эстер

Глава 6

Секс – дело грязное, приберегите его для того, кого полюбите

 

 

Когда встречаются пуританизм и гедонизм

Почему такое количество пар теряет эротическую связь? Возбуждение гаснет по множеству причин, и одна из наиболее распространенных – стресс. «Стоит мне присесть, я тут же вижу, что надо белье погладить, ответить на письма, а тут еще разбросанные игрушки – и все желание улетучивается». «Новая работа, старые родители, маленькие дети – от меня ничего не остается. Я никогда не отличался слишком сильным сексуальным влечением, но сейчас не осталось никакого. Не принимай на свой счет». Тем не менее, когда пациенты начинают объяснять мне, что стрессы большого города уничтожают романтику, я предполагаю, что имеются и другие основания. В конце концов, стресс в их жизни присутствовал всегда, и когда-то он не помешал им броситься в объятия друг друга.

В поисках иного объяснения клиенты вспоминают о более глубинных проблемах в отношениях: о жестких перепалках или ледяном молчании, о недостатке доверия, постоянных разочарованиях и обвинениях. «Секс? Да вы шутите. После того, что он мне сказал?», «Да когда ты в последний раз показывала, что тебе это интересно?», «Думаешь, ты можешь без особого напряжения стать для меня привлекательным?», «Скорее бы ты выключил свой дурацкий телик: из-за него я чувствую себя просто куском мяса».

Разочарования копятся, но мне кажется, что есть еще ряд причин, объясняющих падение либидо, и связаны они с присущим нашей культуре двойственным отношением к сексуальности. Мы осознаем, что секс важен, и тем не менее колеблемся между полюсами, склоняясь то к полной вседозволенности, то к подавлению: «Не делай этого до брака», «Да делай это когда захочешь», «В этом нет ничего такого уж важного», «Это очень важное решение», «Должна быть любовь», «А при чем тут любовь?» Наш подход к сексу основан на принципе «все или ничего». В интернете постоянно появляются новые порносайты, а мы все спорим, вводить ли сексуальное образование в школах и если вводить, то называть ли новый предмет «секс» или «здоровье».

Несмотря на то что наступили времена невероятной сексуальной свободы, практика регулирования и ограничения сексуальных отношений не изменилась. В эту область вмешивается и государство – и некоторые из нас с облегчением вздыхают, а другие, наоборот, опасаются негативных последствий. С помощью страха и запугиваний мы пропагандируем воздержание, угрожаем импичментом политикам, позволившим себе нарушить правила строгой морали, сопротивляемся появлению однополых браков, боимся изменений законодательства в отношении абортов. Казалось бы, девственность – очень старомодное понятие, но до сих пор избранные нами официальные лица, рассуждая о законодательстве, связанном с сексуальностью, апеллируют к морали. Аборт, гомосексуальность, измены, «семейные ценности» – все эти темы остаются популярными в национальной политике Америки в течение более чем тридцати последних лет. Такой сексуальный консерватизм уходит корнями в традиции, где к удовольствию относились с больши́м подозрением и где процветало морализаторство по отношению к любым явлениям, выходящим за рамки гетеросексуальных моногамных связей, брака и секса исключительно с репродуктивной целью.

Тем временем телевизионные продюсеры приглашают на передачи тех, у кого было больше ста сексуальных партнеров. Никогда раньше секс не оказывался объектом такого открытого публичного внимания: куда ни глянь, мы везде видим откровенные образы. Секс давно признан оптимальным продающим инструментом и вовсю используется в рекламе. Включите любое телешоу в дневное время, и вы увидите матерей, спящих с приятелями своих дочерей, мужчин, любящих за этим наблюдать, домохозяек, увлеченно занимающихся проституцией под носом у ничего не подозревающих мужей. Теперь секс повсюду и во всех возможных формах, как писала об этом социолог Лилиан Рубин: «Порнография, импотенция, добрачные связи, секс в браке, секс вне брака, групповой секс, обмен партнерами, садомазо и прочие всевозможные виды сексуального поведения, обычные или странные».

Сейчас сосуществуют противоположные взгляды на секс, влияющие на наши отношения. Пары, с которыми мне приходится работать, живут на пересечении всех перечисленных противоречий и должны договариваться в контексте конфликтующих ценностных систем. Пуританизм отводит семье центральное место в обществе: брак должен быть разумным, рациональным, результативным. Вы работаете, копите, планируете. Вы относитесь к решению создать семью со всей ответственностью. Но параллельно живет и идеология абсолютной свободы каждого индивидуума. Мы верим в право на самореализацию в жизни и стремление к счастью. Мы ценим свободу спонтанно реализовывать собственные желания, а рыночная потребительская экономика пробуждает аппетит. Сексуальная культура диктует, что привлекательно и чего мы должны хотеть (как будто мы сами не способны понять, что и кто нас возбуждает). Сложилась целая индустрия, предлагающая гедонистические наслаждения за пределами брака и постоянно напоминающая о том, чем мы жертвуем, получая супружескую любовь и подавленную сексуальность.

Могут ли современные отношения быть достаточно прочными, чтобы выдержать пение сирен, обещающих бесконечные удовольствия? Когда нам постоянно предлагают заменить старое новым, когда в качестве образцов сексуальности нам показывают исключительно молодых и красивых (ведь никто в мире больше не стареет, кроме нас с вами), когда онлайн-секс обеспечивает удовлетворение любых ваших причуд, стоит ли надеяться сохранить эмоциональную близость с одним и тем же человеком на протяжении пятидесяти лет? Вердикт еще не вынесен. Нам обещают немедленное удовлетворение, уже доступное всем – кроме нас. Живя среди подобных иллюзий, мы получаем лишь постоянно растущий разрыв между тем, что нам предлагают хотеть, и тем, что нам позволено иметь. Пуританизм и гедонизм сталкиваются в жестоком конфликте.

 

«Не я, не сейчас» vs. «Безопасный секс – или никакого»

Не стоит заблуждаться: подобное насыщение вовсе не означает некое свободное от предрассудков отношение к сексу. Использование в маркетинге сексуально окрашенных образов можно считать избыточным, но вряд ли прогрессивным, и причина данного явления – в стремлении к прибыли и свободе рыночных отношений, а не в свободе мысли. Иными словами, активное использование секса нужно, чтобы заставить вас открыть кошелек, а не помочь вам прозреть. Возможно, именно поэтому человечество по-прежнему считает, что секс – это нечто грязное.

Наше двоякое отношение к сексу особенно ярко проявляется тогда, когда мы имеем дело с подростковой сексуальностью. Заметное число американцев считает, что, ограничивая доступ к сексуальному образованию и средствам предохранения, можно оградить тинейджеров от искушений плоти. Кампании социальной рекламы типа «Не я, не сейчас» проповедуют воздержание как способ избежать подростковой беременности и болезней, передающихся половым путем. Государственная политика в области здравоохранения отражает идею о том, что подростковая сексуальность – отклонение от нормального поведения и его нужно предотвращать. Какими бы свободными ни были настроения в СМИ, многим американцам сексуальность кажется серьезным фактором риска.

В противоположность этому европейцы воспринимают подростковую сексуальность как нормальную стадию развития, необходимую для формирования здоровой сексуальности взрослого человека. Секс не воспринимается как проблема – проблемой считается безответственное сексуальное поведение. Поэтому европейцы выбирают другой слоган: «Только безопасный секс – или никакого». Стоит также заметить, что в Европе тинейджеры становятся сексуально активными в среднем на два года позже американских сверстников, а число случаев подростковой беременности в три-четыре раза ниже, чем в Америке. Как получилось, что в американском обществе, где царит столь негативное отношение к подростковому сексу, такая статистика?

Эти два явления: табу на сексуальность и избыточное внимание к сексуальности, – сливаясь, создают проблему. И то и другое заставляет нас абстрагироваться от физиологической стороны полового акта. Секс может считаться в обществе грязным делом, но сексуальные отношения от этого не прекращаются. Однако в напряженной атмосфере запретов рождается чувство вины и стыда или, по крайней мере, неловкость. Секс оказывается оторванным от эмоций и социальных процессов. Не хватает сексуальности, интегрированной в эти процессы, чтобы удовольствие рождалось от ощущения связи и родства. И я не говорю сейчас исключительно о настоящей любви – я имею в виду и просто заботу и внимание к другому человеку.

 

Потусуемся вечером?

Рату двадцать два, она учится в колледже одного из лучших университетов Новой Англии. Ее мать – врач, отец – программист, оба иммигранты из Индии, ставшие за долгие годы упорной работы вполне состоятельными. Рату двенадцать лет проучилась в одной из школ Нью-Йорка с крайне конкурентной средой и сейчас надеется пойти по стопам матери и стать медиком. Я познакомилась с матерью Рату на вечеринке по случаю переезда одного из друзей. Когда я рассказала ей о теме моей книги, она попросила меня поговорить с ее дочерью: «Что я слышу от дочери? Это же просто невероятно. У этих детей такие холодные и пресные отношения. Хотите знать, что на самом деле происходит? Вы должны с ней поговорить. Я сама не могу ничего понять».

Я решила встретиться с Рату. Она оказалась умной, хорошо говорила; мне показалось, что Рату вполне может выступать от имени целого поколения, которое сейчас принято называть одной из последних букв алфавита – то ли X, то ли Y. Рату по-настоящему просветила меня насчет сексуальных отношений в университетском кампусе:

– У нас нет времени на свидания. Поэтому единственный выход – свидания по пятницам и субботам. Идете на вечеринку или в бар, там все как следует напиваются и расходятся по парам. К утру понедельника это заканчивается, и за обедом можно обсудить, кто с кем тусовался. «Тусовался» – это такое обобщающее понятие, включающее любые действия от просто прогулок до орального или полноценного секса.

Идеальные отношения в колледже – сценарий «дружбы с бонусами». Вы заводите близкого друга, с которым вам весело и интересно и к которому вы испытываете сексуальное влечение, взаимное. Начинается все одним прекрасным вечером, когда вы встречаетесь где-нибудь в баре и выпиваете. Вы уходите домой вместе, занимаетесь сексом (и тут уж как повезет: бывает отлично, бывает так себе), а потом оба делаете вид, что ничего не произошло. Через неделю все повторяется – с этим же приятелем; и так далее до тех пор, пока вы оба не поймете, что вам не нужно больше притворяться, будто вы случайно встретились, и не нужно напиваться. И тогда вы просто звоните ему, когда заскучали или появилось настроение «потусоваться».

Вот это Рату и ее приятели не стесняясь называют «встречи ради секса». В данной схеме таится серьезная опасность, связанная с эмоциональной стороной. «Рано или поздно, – рассказывает Рату, – один из партнеров по-настоящему увлекается, и происходит неприятный разговор. Поэтому существуют правила: все это просто дружба с бонусами, ничего больше. Если он или она не готовы продолжать такие отношения, то с ними покончено. И вы просто находите другого партнера. Мы очень стараемся не допускать никаких эмоций», – совершенно серьезно объясняет Рату.

Меня особенно удивляет, что в ее рассказе нет никакой повествовательности: ни начала, ни развития характеров, ни выводов. То есть тут и истории-то никакой нет. Секс попросту не является частью того важного, что происходит с этими детьми. «Мы намеренно не смешиваем секс с эмоциями, – продолжает Рату, – и так ведут себя не только парни. Девушки тоже отделяют любовь от секса, как будто эти две вещи вообще не связаны, – она на время замолкает. – Хотя мне кажется, что многие мои подруги предпочли бы иметь полноценные отношения – признаю́тся они открыто или нет».

Я вовсе не пытаюсь преуменьшить благотворное влияние случайного секса. Эротическая связь может стимулировать множество разнообразных сценариев отношений между партнерами. Но такой тип сексуальной активности, о котором рассказывает Рату, не кажется мне способом освобождения; по-моему, это поведение мотивировано беспокойством. Я была очень удивлена, когда Рату согласилась с моей интерпретацией: «Ну да, алкоголь и секс, конечно, неплохо сочетаются. Ведь мы знаем, что ни того, ни другого нам вообще-то нельзя».

Я слушала Рату и думала, как новая социология секса проявится позже, когда эти дети дозреют до серьезных отношений.

– А любовь и брак? – спросила я Рату. – Вы об этом вообще говорите?

– Мы считаем, что долгосрочные отношения – пожизненный приговор. Для многих моих друзей брак и семья – нечто совершенно ужасное. Они не представляют, как можно иметь одного и того же сексуального партнера дольше недели, не говоря уж о нескольких годах.

Потом Рату становится серьезнее:

– Для женщин все немного иначе. Они видят и плюсы долгосрочных отношений. Мне кажется, некоторые хотели бы в них состоять, но многие заражаются страхом постоянных отношений от мужчин и начинают воспринимать брак как ограничение свободы. Верность интерпретируется как жертвование собственными целями и амбициями ради чего-то, что вы даже не контролируете и где рискуете получить только разочарование. По крайней мере, сейчас мы смотрим на это так. Отношения – потеря независимости. Когда в вашей жизни появляется другой человек и связанная с этим романтика, для вас самих остается гораздо меньше места.

– Получается, что, рассуждая об отношениях, вы думаете о том, что теряете, а не о том, что получаете? – уточнила я.

– Именно.

– А романтика?

– Ха-ха. Ее не было даже в старших классах школы. Тут в колледже есть несколько странных пар: они ведут себя так, как будто женаты.

Меня заинтриговали мысли Рату об отношениях. Мне всегда казалось, что стремление к созданию пары (ну или хотя бы мечта о романтике) обогащает нас, и самое интересное здесь как раз то, что мы узнаем о себе и мире вместе с кем-то. По крайней мере, в ее возрасте я точно так думала. Похоже, для Рату и ее друзей получение диплома МВА – более надежная затея, чем попытка создать долгосрочные устойчивые отношения. Но почему?

Одна из причин, вероятно, связана с тем, что, приняв присущий современной культуре настрой на самостоятельность, молодые люди с опасением относятся к серьезным отношениям. «Если добавить к сексу любовь, вы оказываетесь страшно уязвимыми, – объясняет Рату. – Я думаю, что так происходит из-за основной проблемы нашего поколения – недостатка доверия. Нас учили рассчитывать только на себя и не зависеть от других». Это совершенно неромантическое отношение к жизни, но, возможно, мудрое, если учесть все сложности современного брака. Так проявляется ирония полового равенства: теперь и мужчины, и женщины боятся верности и привязанности. Лучше уж рискованный секс, чем разбитое сердце.

Нет ничего бессмысленнее, чем пытаться предсказать будущее для того, кому это предсказание не интересно. Но иногда мне сложно сдержаться, и я попробовала обсудить дальнейшие перспективы с Рату:

– Вот я тебя слушаю и думаю, что, наверное, именно поэтому столько пар приходит ко мне с одной и той же проблемой: горячий бурный секс с тем, кого человек любит, не получается. Так что дело не только в вашем поколении. Вся наша культура не способна принять уязвимость и зависимость. А для хорошего искреннего секса нужно и то, и другое.

– Возможно, – отвечает Рату. – Но кто сказал, что секс должен быть непременно искренним? А если «хороший секс» – это когда он прижимает меня к стене, берет меня грубо, доводит до оргазма и уходит еще до того, как я проснулась? Мне нравится именно такая спонтанность. Для возбуждения необходимы неожиданность и множество разных партнеров с идеальными свиданиями, где все идет как надо. Ведь на следующее утро вы распрощаетесь после завтрака, не успев узнать друг друга достаточно близко, чтобы разглядеть недостатки. У меня бывают периоды, когда я хочу только такого возбуждения, но случаются и моменты, когда я осознаю, как это все поверхностно, и думаю, что хотела бы более глубоких отношений. У меня был молодой человек, все шло отлично, хотя и скучновато. Надеюсь, что когда-нибудь я найду здоровый баланс – если только я уже не разбаловала себя настолько, чтобы полностью и навсегда разочароваться в долгосрочных отношениях.

Безусловно, это не последняя пылкая речь в защиту свободной любви, и, похоже, в основе этой бравады я вижу какую-то напряженность и дискомфорт. Мне любопытно, насколько такое поведение ограждает от дискомфорта, связанного с сексом. Оно подобно табуированию секса, также являющемуся защитной реакцией. Все это – обратная сторона той же монеты: те же напряжение и беспокойство, просто другая реакция. Они напиваются, занимаются сексом, потом притворяются, что ничего не было. Отличный способ и сделать это, и как будто бы не участвовать. Все как бы произошло само собой, никто ни в чем не виноват. Возможно, притворяющиеся вольнодумцы не так далеко ушли от пуританского наследия, как может показаться из историй субботних похождений. Их тайные приключения сложно назвать праздником удовольствия плоти. И если бы они не испытывали хотя бы легкого морального диссонанса в отношении своего сексуального желания, им не нужно было бы напиваться. Если бы секс их так не пугал, они бы занимались им более осознанно и не пытались бы забыть о произошедшем.

Для Рату возбуждение, рождаемое спонтанностью, живо, пока она достаточно часто меняет партнеров. А что будет, если она останется с кем-то одним? Возможно, мы никогда больше не встретимся, но многие из моих клиентов напоминают мне ее. Они пришли к пониманию, что их сексуальное бродяжничество никак не помогает справиться с проблемой сохранения сексуальной энергии с одним партнером на протяжении достаточно длительного времени. Для них секс до брака и секс после брака – совершенно разные вещи. И секс до женитьбы никак не помогает подготовиться к сексу после. Скорее всего, секс до брака – это последняя радость перед тем, как наступит долгий период спада.

 

А секс вообще важен?

Здоровое чувство эротической умеренности основывается на спокойном, щедром, свободном от предрассудков отношении к физическим удовольствиям, что в нашей культуре доступно не каждому. На своих консультациях я ежедневно наблюдаю нежелательные последствия такой амбивалентности. Значительная часть моей терапии заключается в проработке с клиентами стыда и напряжения. Эти эмоции окружают нашу сексуальность и заставляют нас прекращать отношения с любовниками, чтобы не оказаться в ситуации, когда нас осуждают или бросают. Я снимаю запреты, помогаю избавиться от раздражения, привожу в порядок фантазии и желания, корректирую искаженное восприятие тела. Мы вместе с клиентами раскапываем старые секреты или замалчивания, связанные с сексуальным воспитанием, обсуждаем культурные и семейные традиции, блокирующие способность к выражению эротического. Психотерапия – это процесс развития сексуальности за счет снятия зажимов, стимулирования физиологического, расширения границ. Пары шаг за шагом идут к желаемой цели, и на это уходит немало времени.

Я познакомилась с Марией, когда она приходила в себя после разрыва отношений с партнером. Она провела два года на Западном побережье с мужчиной, который, как она думала, женится на ней, но все надежды рухнули. Ее приятели решили, что ей пора познакомиться с кем-то адекватным, зрелым и благопристойным. Хватит уже этих красавчиков (если вы вдруг не знаете, то объясняю: в последние годы появился новый тип молодых красавцев-мужчин, ищущих отношений с успешными женщинами). Друзья организовали вечеринку, чтобы познакомить Марию с кем-то другим. И это сработало.

Мария стала встречаться с Нико – и начала заново учиться искусству любви, не спеша и совершенно ни о чем не беспокоясь. Но через год после первой встречи с Нико она пришла ко мне на прием с вопросом: «Насколько секс в принципе важен? Я никак не решу. Я понимаю, что построить жизнь на страсти нельзя, тем более что я уже пробовала. Моя бабушка говорила: „А жить ты на что будешь, голубушка? А? Тебе еще учиться и учиться“. И мама считает примерно так же: „Дорогая, страсть – гиблое дело. Поверь мне, тебе нужно найти кого-то, с кем можно прожить жизнь, похожего на тебя, разделяющего твои ценности. Да и деньги не помешают, знаешь ли“. Я люблю Нико. Я ни с кем не чувствовала себя так спокойно, никому так не доверяла. Я достаточно повстречала всяких придурков и готова теперь думать о важных вещах. Но я сомневаюсь. Мне кажется, с точки зрения секса мы друг другу не подходим. И это проблема. Или нет? Все говорят, что секс все равно блекнет, каким бы горячим он ни был вначале, поэтому я не знаю, это вообще важно?»

– Вот вы мне скажите, – отвечаю я.

– Знаете, что я говорю себе? «Барышня, ты достаточно повеселилась. Пора повзрослеть. Он отличный парень, так что возьми себя в руки».

Мария задала мне вопрос – «насколько секс вообще важен?» – три года назад, и теперь она вернулась. Очевидно, что ответа она так и не нашла. Поначалу Марии нравилось чувство надежности и постоянства, и ей удалось на время отложить решение проблемы, связанной с недостатком сексуального влечения к Нико. Она надеялась, что все само разрешится и что однажды преграда исчезнет. А Нико вообще довольно терпелив. Он не собирался давить на Марию и, хотя сам вовсе не в восторге от вялой сексуальной жизни, предпочитал не форсировать, чтобы не нарваться на отказ. На наших сессиях Мария стабильно демонстрирует стремление избежать обсуждения проблемы секса. Всего несколько раз она поднимала эту тему и всегда делала это в конце разговора, когда вдаваться в детали было уже некогда. Однажды я решила зацепиться за тему и развить ее.

– С сексом сложно, да? – спросила я.

– В каком смысле? Сложно о нем говорить или что сложно? – ответила она вопросом на вопрос.

– Сложно его контролировать, – пояснила я.

– Мне проще заниматься сексом, чем говорить о нем.

– А с Нико?

– С Нико проще не заниматься сексом, чем говорить о нем.

– Расскажите.

– С сексом сложно. Я редко его хочу, и это странно, потому что я привыкла считать себя сексуально активной. Я читала, что у женщин часто пропадает желание, но себя я к таким не отношу. Хотя вообще со мной что-то подобное и произошло.

– С другими мужчинами было легче?

– О нет, совсем нет, но в прошлом я никогда это не обсуждала. И никогда не пыталась это исправить. Либо я и мой партнер чувствовали влечение друг к другу, либо отношения никак не развивались, так что волноваться не стоило. А теперь я нашла мужчину, которого люблю. На мой взгляд, он красив, он обращается со мной как с королевой, а я не хочу заниматься с ним сексом. Я день за днем отказываюсь, он расстраивается. И мне самой не нравится, что я так безразлична к сексу. Мне хочется думать, что все произошло, когда я забеременела, но, честно говоря, я просто рада, что нашлось такое простое объяснение. «Я беременна» превратилось в «я только что родила», а потом в «я кормлю» и «мне надо выспаться». А вы же знаете, проблема с сексом у нас имелась с самого начала.

– Не пора ли сделать решительный шаг?

– Я устала прятаться, избегать этой темы и ждать, когда что-нибудь изменится. Я не могу заменить Нико на новую модель: я либо добьюсь нормальных отношений с ним, либо прекращу попытки и тихо зачахну.

Мария выросла в простой семье: ее отец работал в полиции, мать – учительницей. Ее родители уделяли много внимания религии, и в подростковом возрасте Мария посещала католические школы для девочек.

– Дома мы никогда не говорили о сексе. У моей бабушки было десять детей, и она даже не знала, что у женщины возможен оргазм. Представляете? В последний раз я видела мать голой года в три. Отца я не видела раздетым никогда. Я младшая из пяти детей, и каждый из нас находил свою форму бунта, хотя братьям ничего не запрещалось так строго, как девочкам.

Мария рассказывает о типичном отношении к сексу, принятом в американских семьях: все или ничего, пир или голод:

– Я потеряла невинность в семнадцать. А для католической барышни тут все просто: если переспала с одним человеком, то можно хоть со всем городом переспать – и, честно говоря, многие из нас так и делали. Я понимаю, это звучит старомодно, но там, где я выросла, все происходило именно так. Статен-Айленд – что-то вроде заповедника для вымирающего вида католиков. Позиция общества предельно ясна: секс до брака – грех.

– Все верно. Раньше так и говорили: «Секс – дело грязное, подожди, пока не полюбишь кого-нибудь».

Мария уехала от родителей, поступила в колледж, стала агентом по подбору актеров и сегодня живет в мире, радикально отличающемся от привычного ей мира детства. Но даже расширение горизонтов не помогло ей избавиться от привычных запретов: плотское влечение есть грех, особенно для женщин. Прошло двадцать лет, Мария состояла в разных отношениях, непродолжительных и длительных, но прежние установки, хоть и частично подавленные, продолжают упорно управлять ее телом. Женщина может вести себя как вполне эмансипированная, но это не означает, что она раскрепощена. До замужества Мария справлялась с вялым сексуальным напряжением. Не привязываясь эмоционально, она легче сохраняла раскованность. Но как только Мария приняла решение ограничить свою жизнь рамками семьи, прошлое стало напоминать о себе.

– Раз в полгода я пытаюсь обсудить это с Нико. Я говорю: «Нико, наша сексуальная жизнь ни к черту. Надо что-то делать. Почитай вот это». Но он не хочет читать. Он ненавидит подобные книги. И он отвечает: «Я это все не люблю. Давай просто найдем время побыть вместе. Чем больше секса, тем больше секса, так ведь?» Вот и весь ответ.

– Я советовала вам книги, но тут ситуация выглядит так, как будто вы прячетесь за ними. Почему сложно говорить о себе? И объяснить свою позицию? Что будет, если вы скажете: «Нико, я хочу рассказать тебе о себе: что я думаю о сексе, что чувствую и что думаю в этом контексте о себе».

– Вся эта тема для меня настолько эмоционально сложна, что я просто засыпаю.

Марию учили, что ничего не бывает задаром, за все нужно платить. Те, кому никогда не приходилось работать, имеют привилегии, но все это сомнительно с точки зрения морали. Кредо было таким: надо жертвовать на благо семьи. Мария никак не хочет открыто говорить о своих желаниях, особенно в области сексуальных отношений.

– По-вашему получается, нет ничего страшного в том, чтобы просить того, что вам по-настоящему нужно, – объясняю я, – но просить о чем-то просто потому, что вы этого хотите или вам это нравится, – это эгоистично. Само по себе удовольствие, если вы его не заслужили, вызывает подозрения. И тогда надо разобраться, чего вы, по собственному мнению, заслуживаете и что достойны получить. Но эротизм – как раз удовольствие ради удовольствия, и Нико именно это тебе и предлагает.

Мы с Марией учимся принимать мысль, что кое-чего она заслуживает: спокойно выпить кофе утром, почитать газету, даже если в кухне не убрано, провести время с друзьями, пусть Нико и придется два вечера подряд заниматься ребенком. Марии нужно перестать думать, что за удовольствия обязательно платить, причем авансом, выполняя какую-нибудь обязанность. Мы пытаемся уйти от существующей системы, наоборот, предполагающей справедливость и воздаяние по заслугам с целью искоренения эгоизма.

Мария продолжает:

– Я думаю, мое «неактивное» желание связано прежде всего с тем, что я мало решаю в отношении секса, а также с моими сложными отношениями с удовольствием, особенно с физическим. Я не знаю, почему мне так некомфортно раскрываться перед Нико с эротической стороны. Но я понимаю, что никогда и не ждала чего-то особенного от семьи.

– Точно. Для вас семья – жертва, а не наслаждение. Но для эротической близости необходимо ощущать свое право, нужна здоровая порция эгоизма.

И только когда Мария начинает размышлять о том, как ее действия формируют эротический застой, становится очевидно, в чем выражается роль Нико. Она задает ему некоторые из вопросов, которые мы с ней обсуждаем на сессиях: «Что для тебя значит секс?», «Какое отношение к сексу было принято в твоей семье?», «Какие события повлияли на формирование твоей сексуальности?», «Что бы ты больше всего хотел испытать со мной, и чего ты больше всего боишься?» Вопросы рождают беседу, провоцируют и вдохновляют, расставляют акценты на возможностях, а не на проблемах.

Мария узнает, что для Нико секс означает и освобождение, и связь и является безусловным проявлением любви. Когда она говорит «нет», он чувствует, что она его не любит. Нико не особый мастер разговоров. Он выражает заботу иначе: моет посуду, чистит ее обувь, всегда держит в холодильнике запас шоколада. Он находит способ выбраться с Марией из дома по выходным, не тратить много времени на скучные домашние дела и не испытывать вины (что для Марии бывает сложно). Он щедр в проявлении своей привязанности и к Марии, и к дочери. Но все ухаживания и ласки прекращаются, когда дело доходит до секса. Хоть он и любит секс, но прелюдии и игры – не его сильная сторона.

– Он так хочет скорее перейти к собственно сексу, где он уверен в себе, что пропускает всю романтику. Ну, знаете, все эти игры. И мне постоянно кажется, что он меня поторапливает. Вот Нико смотрит телевизор – а через пару минут он уже готов и физически, и эмоционально. А мне надо, чтобы все разворачивалось помедленнее. И так как я стараюсь проявить заботу и не хочу его огорчать, мне приходится быстро настраиваться на секс. И, как правило, я терплю полное фиаско.

Для Нико секс – пьеса в одном акте. Мария предпочитает продолжительное удовольствие и постепенное нарастание желания. Проблема возникает, когда пара полностью фокусируется на цели: половом акте и оргазме – и упускает всю эротику. В такой ситуации Мария пытается убедить себя, что стремление получить удовольствие – слишком эгоистичное, и вообще просто бессовестная жадность. Мария не уверена в себе и не умеет уважать собственные желания, и в сочетании с торопливостью Нико она только утверждается в мысли, что она сама не стоит серьезного внимания. Разумеется, ей бы не пришло в голову переживать, что она долго возбуждается, знай она, что Нико не возражает. Но ее медлительность заставляет Нико нервничать, и он беспокоится, что вообще не справится.

Я советую Марии найти способ освободить себя и Нико от излишней целеустремленности и не фокусироваться на немедленном достижении оргазма. Подобное повышенное внимание к результату убивает весь интерес к процессу.

– Вы помните, что значит просто целоваться и обниматься? – спрашиваю я ее. – Когда вы делали это в последний раз?

– С тех пор прошли годы. А ведь как-то в самом начале отношений мы целый вечер целовались на пляже на Кони-Айленде. Это было удивительно, но больше мы этим не занимались.

– Вот видите.

Между Марией и Нико разворачиваются сложные, построенные на полутонах отношения. Так часто происходит с обращающимися ко мне парами. Никогда дело не исчерпывается лишь одной проблемой или только одним из партнеров. Мария говорит, что хотела бы, чтобы ее соблазняли, но Нико не кажется ей соблазнителем:

– Наши отношения мешают мне заметить его привлекательность. Иногда я смотрю на него, когда он выходит из душа или возвращается домой из спортзала, и думаю: «Надо же, как он хорош». Почему же он кажется мне таким желанным ровно до того момента, как я вспоминаю, что он мой муж?

Я объясняю Марии, что это страх: возможность эмоциональной близости и эротической открытости с одним и тем же человеком нас пугает, особенно когда мы живем с убеждением, что в сексе есть что-то постыдное.

– Какая-то часть вас еще не готова к таким отношениям и не участвует в них. И вы тратите массу сил, чтобы контролировать эту часть. Причем именно физических сил! Неудивительно, что вам хочется спать, а не заниматься любовью.

Как и многие из нас, Мария с возрастом научилась скрывать свои эротические фантазии и мечты. Все сексуальное воспитание строится на идее о том, что удовольствия нужно держать в секрете. Мария вспоминает, как в детстве ее застукали на пике острого эротического удовольствия и какое отвращение было на лице матери: «Прекрати немедленно!» Даже те из нас, кому повезло с родителями и в чьей семье не было принято отрицать, что секс – это приятно, помнят строгие предупреждения: «Только держи это в секрете». И взрослому человеку сложно проявить открыто нечто, что он столько лет учился скрывать.

Неудивительно, что Марии непросто теперь привнести в отношения те эротические фантазии, которые она подавляла с самого детства. В поведении Нико я угадываю способность к восприимчивости и потому предлагаю Марии позволить себе желание, поверить, что она заслуживает обожания и заботы. В то же время я советую ей попытаться заново разглядеть удивительное и привлекательное в Нико: «Понимаете, легче всего оставить ему исключительно роль мужа, со всей домашней рутиной, а потом жаловаться, что желание пропало. А ведь перед вами целый новый мир – а вы никак не покинете один привычный и уже надоевший угол».

Вот главная сложность, связанная с сексуальной близостью, – найти и сохранить эротическую составляющую. Сексуальной близости мы боимся больше всего потому, что она захватывает все стороны нашей личности, даже самые глубинные, и требует от нас поведения, которое принято связывать со стыдом и чувством вины. Нам страшно, мы оказываемся полностью, совершенно по-новому обнажены и открываем партнеру гораздо больше, чем просто собственное тело. Выражая свои эротические желания, мы рискуем быть униженными или даже отвергнутыми: и то и другое кажется совершенно невыносимым. Я как-то оказалась свидетелем болезненной сцены, когда в ответ на искренний рассказ о предпочтениях одного из партнеров другой назвал их извращенными, странными и отвратительными. Так что неудивительно, что многие из нас предпочитают надежный простой секс без всяких хитростей, защищаясь от возможных неприятностей. Никакой страсти в таких отношениях нет, но мы хотя бы чувствуем себя нормальными. И по большому счету такой компромисс не самый плохой. Но есть и те, кто хочет иного, кто готов пойти на риск и раскрыться в отношениях. Они способны набраться достаточно смелости, чтобы сопротивляться культуре, запрещающей бурный и яркий секс в семье. Такие люди стремятся к полному проявлению своего эротизма и не хотят вечно подавлять свои желания. Для них секс – не нечто грязное, а, напротив, священное, объединяющее, позволяющее прикоснуться к божественному.

Эротическая близость – это проявление наших воспоминаний, желаний, страхов, ожиданий, борьбы в рамках сексуальных отношений. Когда партнер принимает и удовлетворяет наши самые глубинные желания, стыд исчезает. Мы ощущаем искреннюю поддержку на уровне сердца, души и тела. В отношениях, подразумевающих и любовь, и секс, мы можем подняться над полем схватки между пуританизмом и гедонизмом.