В человеке, что вышел из кустов следом за курицей, не было ничего страшного.
Глаза разве что. Они у незнакомца блестели как две ледышки, но стоило ему улыбнуться, как Гаврила увидел, как лёд тает, тает, обращаясь в ничто. Никакой он не страшный и не грозный, понял Гаврила, обыкновенный хороший человек, а не тать, не разбойник…
С той же улыбкой на губах он остановился в двух шагах. Гаврила, понимая, что держит чужое, протянул ему свою добычу. Тот ловко подхватил её, мимоходом как-то свернул курице голову и сказал:
— Ну, прохожий… Похоже, что полкурицы ты заработал… Не жрамши, наверное? Или откажешься из гордости?
Гаврила только сглотнул. Щедрый незнакомец понял его правильно.
— Тогда дров принеси, а я её пока…
Он сделал рукой жест, не суливший курице ничего хорошего.
Подстёгиваемый голодом, Гаврила вихрем пронёсся по кустам, набрав охапку сушнины, но как он не торопился Масленников, незнакомец оказался ещё быстрее. К тому времени как Масленников подошёл к огню, над ним на прутике вертелась куриная тушка. Он нерешительно потоптался рядом — мало ли вдруг да передумал доброхот, но тот кивнул, указывая на место по другую сторону костра.
— Как звать-то тебя, добрый человек? Кто ты?
— Да считай, что купец, — после мгновенного колебания ответил незнакомец. — Да. Купец…
— Коврами торгуешь?
Гаврила робко тронул скатанный в трубку ковру. Занятый курицей благодетель поднял голову.
— Что? Да. И коврами тоже…
— А звать тебя как?
— Игнациусом родители прозвали…
Гаврила посмотрел на него с симпатией, как на равного. Надо же, как не повезло человеку. А по виду и не скажешь.
— Да-а-а-а… Учудили твои отец с матерью… Что это они так? Не любили тебя, что ли?
Игнациус пожал плечами.
— Назвали и назвали… А ты кто?
Гаврила по привычке подбоченился, надеясь, что его имя что-нибудь скажет незнакомцу.
— Гаврила я Масленников.
Он ошибся. В этих местах его уже не знали.
— Купец? Маслом торгуешь?
Гаврила махнул рукой, отметая все печали в прошлое. Ну не знает его никто, так и хорошо. Так легче от князя прятаться.
— Отец торговал…Пока не разорился…
У Игнациуса в голове бродили совсем другие мысли. Он осторожно потрогал истекающую над пламенем жирную тушку ножом и решительно снял её с костра. Курицу он украл ночью же, выбрав ту, что пожирнее. Понимал, что её придётся и ему есть.
Сбросив жаркое на широкий лист лопуха, одним ударом он рассёк птицу на две части. Облако пара рванулось вверх, прямо к жадно раздутым ноздрям Гаврилы. Взяв свою половину, Игнациус жестом предложил Гавриле другую. Того дважды просить не пришлось. Его челюсти сомкнулись, вырывая куски белого мяса. Курица даже не исчезла в одно мгновение. Она растаяла. Глядя, как славянин жадно отрывает куски мяса, Игнациус подумал.
— «Голодный… Денег нет… Украсть или отобрать не решился… Один не дойдёт. Такому попутчик нужен. Согласится… Должен согласиться…»
— Ты, прям, волшебник, — облизывая пальцы, прочавкал Гаврила, прервав его мысли.
— Неужели заметно? — как-то странно спросил попутчик. В его глазах опять мелькнули давешние льдинки, но теперь Гаврила не обратил на них внимания.
— А то! — восторженно сказал он. — Такую курицу даже в печи приготовить, может и сам я бы не смог, а тут на простом костре, без травок…
Убив в себе голод, Масленников стал смотреть на мир веселее. Он восхищённо покачал головой.
— Ну, волшебник — не волшебник… — облегчённо сказал Игнациус, — а около колдунов потёрся. С одним даже, можно сказать, дружбу вожу…
— А я тоже, — не ударил в грязь лицом Гаврила. — И князей и колдунов знаю…
Он понизил голос и произнёс, подняв повыше, к лицу нового знакомого полу своей волчевки. От неё шибало уксусом, но тот и не поморщился.
— Видишь волчевку? Князь подарил!
Игнациус только головой покачал. Гаврила усмотрел в его жесте недоверие и горячо добавил.
— Да я вообще в Киев по колдовскому делу иду…
— Да ты важный человек! — спохватившись воскликнул Игнациус. Облизывать пальцы он не стал, а вытер их о траву. Гаврила хотел, было поддакнуть ему, но некстати вспомнил вчерашний день. Он потускнел и ничего не ответил, просто махнул рукой — мол понимай как знаешь. Игнациус, словно не заметил Гавриловой грусти, продолжил:
— А я ведь тоже в Киев иду… И тоже по делу…
Гаврила без любопытства кивнул. Понятно, что за дела у купца — товар, деньги, опять товар… «А хорошо бы вместе с ним, прям до самого Киева…» — подумал он, глядя на куриные кости. — «Жаль, только, что телеги у него с собой нет». Он на всякий случай оглянулся. Телеги и вправду не было.
— А что без товара? Хоть бы телегу с собой захватил… С одного ковра не сильно разбогатеешь.
— Вот за тем и иду, — кивком согласился с ним Игнациус. — Попали у меня три телеги с товаром. Найти не могу, а друг мой Митридан…
Гаврила от неожиданности схватил нового товарища за руку прямо через костёр.
— Митридан? Ты сказал Митридан?
— Ну, сказал… — как мог удивлённо и с робостью ответил Игнациус — А что, сказать нельзя?
— Истинно, мне Боги ворожат! — хлопнул себя по коленям Гаврила, и добавил, глядя на ничего не понимающего купца:
— Ей, ей есть Боги на небе!
Игнациус отодвинулся от него.
— Бог-то есть. Да ты ли в разуме? Что с тобой такое?
— В разуме, в разуме… Не бойся. Я ведь тоже к нему иду, к Митридану…
Несколько мгновений Игнациус молчал, потом рассмеялся.
— А я её тварью обозвал…
Гаврила поднял брови.
— Курицу, — пояснил Игнациус, кивнув на кучку костей и перьев, оставшихся от птицы. — А она меня не только накормила, Она мне ещё и попутчика дала…
Гаврила улыбнулся во все зубы. Он посмотрел на нож, на поджарую фигуру, на кошель, что торчал из-за пояса. С таким попутчиком, да до самого Киева…
— А ты, видно, человек бывалый, — продолжил Игнациус, — много чего в жизни повидал.
Гаврила неопределённо шевельнул бровями, боясь спугнуть удачу.
— За таким, как за каменной стеной. Ты, я гляжу, без ножа даже… — купец завистливо покачал головой. — Голыми руками управляешься? И курицу как ловко поймал… Может дальше вместе пойдём?
Гаврила молчал, не зная, что сказать. Врать было стыдно, а говорить правду — страшно. Он представил себе дорогу до самого Киева, кусты, из которых могут выскакивать не только вкусные куры, и тряхнул головой. Игнациус испугался, что попутчик так вот возьмёт и откажется, и добавил просительно, протянув к нему руку.
— Не зря, видно, Боги нас свели — в один город всё-таки идём, к одному человеку.
— Я готов, — сказал тогда Гаврила, уловив просьбу в тоне гостеприимного купца. — И даже с удовольствием… Только не обессудь, я тогда первый к нему буду, а ты уж потом…
Игнациус расцвёл улыбкой. Купился дурень! Вот что значит ум! Вот что значит хитрость!
— Кто бы возражал, а я не буду…
Он разбросал костёр, протянул руку к ковру, чтоб пойти туда, где его ждал талисман, но…
Кусты затрещали и со стороны леса, а не с дороги к ним вышел мужичок. Просто одетый, видно ровня им он резко повернулся, отыскивая что-то на поляне. Сперва он не обратил на людей внимания и Игнациус. отошёл в сторону, чтоб посмотреть — кто это ещё к ним пожаловал. Тот крутился на дальнем конце поляны, не приближаясь и не уходя в кусты.
— Эй! Что тебе, путник? — спросил Игнациус. — Ты сюда не блевать пришёл?
— Курица, — сказал тот, с трудом двигая челюстями. — Я чую, тут была курица…
Он стоял к Гавриле спиной и тот не видел, как лицо у него то превращается в звериную морду и перекраивается назад, принимая человеческий вид. Это и мешало ему говорить.
— Была, — бодро ответил Гаврила. — Была, да сплыла… Просила тебе кланяться…
Полон сытой бодрости, он посмотрел на нового друга, чтоб тот оценил его остроумие, но Игнациус смотрел на нового гостя не бодро, а настороженно.
Колдовство! В новом госте было колдовство!
Он посмотрел на него, отыскивая скрытую сущность. Гость её и не прятал. Фигура мужичка словно бы расплылась. В ней стали видны проскакивающие сквозь тело алые искры. На мгновение он подумал, было, что это и есть долгожданный Митридан надевший чью-то личину, но тут же понял, что ошибся. Оборотень. Обычный оборотень. Только, похоже, голодный. Разочарование нахлынуло и ушло куда-то.
— «Что ж, ты, дурень за курицей-то пришёл, — горько подумал маг. — За мешком приходить нужно было»…
Словно прочитав его мысли, оборотень посмотрел на мешок, и глаза его вспыхнули. В это мгновение он был больше человеком, чем зверем.
— «А может быть не всё так плохо, — подумал Игнациус, обретая надежду. — Может быть, этот оборотень не своей волей к нам пришёл, а колдовским повелением Митридана?»
Игнациус приободрился. Могло ведь быть и так…
Он быстро глянул на Гаврилу, потом на оборотня. Развеять эту тварь ему ничего не стоило. Он начал уже закатывать рукава, чтоб обратить его в прах, но остановился и опустил их обратно. Оборотня мог развеять маг Игнациус, а вот купец Игнациус ничего такого сделать не мог. В лучшем случае он мог достать нож и схватиться с чудовищем, как самый обычный человек.
Была и ещё одна скверность. Маг Игнациус избавляясь от оборотня, покажет себя всем колдунам в округе, да и самому Гавриле, а как потом идти с ним?
Он ещё раз оглядел ничего не понимающего дикаря. Дурак дураком, а ведь догадаться может… Или понять, что не всё так просто, как кажется…
Ничего нельзя было сделать. Не мог Игнациус ни сам убить оборотня магией, ни оставить ему на растерзание Гаврилу. И то и другое лишало смысла его путешествие.
А вот оборотень ни о чём таком не думал. Если перед ним и был какой-то выбор, то он его уже сделал. Не оглядываясь на Игнациуса, он направился к Гавриле — более молодой в его глазах был и более съедобным, а стариковское мясо можно было оставить и «на потом».
Гаврила уже понял, кто к ним пришёл и покрылся потом…
Увидев закатывающиеся глаза попутчика, Игнациус понял, что ему остаётся только одно — убить оборотня самому.
Маг бросился к кустам, рассчитывая, что оборотень, словно злая собака бросится следом, а там, загородившись от Гаврилы стеной из листьев, один на один он распотрошит гадину… Но не сделав и двух шагов Игнациус остановился от неожиданности.
Гаврила уже не стоял. Он лежал на земле и бился в корчах.
Вокруг него взлетала в воздух земля и клочья травы. Оборотня это не испугало. Он-то наверняка в своей жизни повидал и не такое. Игнациус, подхватив с земли палку, бросился к пропадающему попутчику.
Оборотень не успел дойти до Гаврилы нескольких шагов. Он только наклонился и протянул к человеку руки, и тут Масленников встал. Сперва на четвереньки, потом во весь рост. Даже издали было ясно, что с ним что-то случилось. Игнациус привычно попробовал нащупать в нём чужое колдовство… Да! Что-то в нём было, но это «что-то» не было колдовством. По крайней мере, тем, колдовством, к которому он привык.
В тишине, нарушаемой только шелестом листьев и подвыванием оборотня, Гаврила размахнулся и ударил тварь в голову.
Он бил с размаху, словно молотком — неумело и, скорее всего, без желания убить — просто защищая себя. Игнациус, повидавший в своей долгой жизни разных бойцов решил, что это, конечно, лучше, чем ничего, но и чем-то выдающимся такой удар назвать трудно. Удар не означал «я тебя, гадина, убью», он значил всего лишь «только попробуй, тронь меня»…
Но каким бы странным не показался Игнациусу удар, результат был достоин удивления.
Оборотень тоже удивился бы, если б успел сообразить и посмотреть на себя со стороны.
Магу и самому приходилось попадать кулаком в гроздь винограда, и он хорошо представлял, что происходит в этом случае. Тут же всё получилось ещё зрелищнее.
Гаврилов кулак легко и непонятно как пробил голову оборотня, раскроив её на две половинки, соединённые у подбородка и застрял где-то между зубов. Этого удара должно было бы хватить (и хватило!) даже оборотню, при всей его живучести, но Гаврила этого ещё не понял. Ожидающему от жизни только неприятностей, ему показалось, что тварь схватила его зубами. Остаток ума, что ещё бился где-то рядом с ним, покинул его и с рёвом, в котором не было ни страха, ни жалости, ни радости он ухватил тварь за то, что считал самым страшным — за тянущиеся к нему руки и с нечеловеческой силой бросил через себя. Пачкая воздух кровью, тело оборотня взлетело над ним и ударилось о землю.
Игнациус стоял в стороне, наблюдая, как буйствует в Гавриле чья-то сила. Он наблюдал не вмешиваясь.
Явно не соображая, что делает, его будущий попутчик подбежал и ещё трижды ударил тварью об землю, заставив её вздрогнуть. Вместе с трухой и травой в небо поднялся фонтан крови. Игнациус брезгливо посторонился. Из разбитого тела так хлестало, что уже через мгновенье Гаврила сам стал похож на кусок мяса. Почувствовав на губах вкус крови, он озверел настолько, что уже не чувствуя ничего стал крушить оборотнем соседние деревья. Через несколько мгновений оборотень порвался пополам, но не видящий ничего Гаврила, бил, бил, бил им по окрестным деревьям.
Маг смотрел на это буйство, ничего не предпринимая, уже догадываясь, чем всё это кончится…
А потом всё и впрямь кончилось.
Словно механический павлин, что Игнациус видел в Императорском дворце, Гаврила закатил глаза, сложил руки и упал на землю…
Игнациус довольно долго смотрел на него, ожидая непонятно чего, а потом, подхватив подмышки, потащил попутчика к присмотренному ещё вчера бочажку — отмывать. Идти по дороге с таким кровопроливцем — только судьбы испытывать.
А зачем?