На постоялом дворе они поднялись к себе в комнату. Гаврила сразу растянулся на лавке, а Игнациус остался в дверях, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью.

— Так что тебе Митридан сказал? Где его ждать?

— Нигде. Сказал — сам найдёт…

— А что ты тогда на рынок полез? — удивился Игнациус. Тишина за дверью былпаа полной и он сел рядом со славянином.

— Так интересно же… — в ответ удивился Гаврила. — Когда я ещё в Киеве буду? А так хоть посмотрел…

Новый знакомый Гаврилы ничего не сказал. Только вздохнул глубоко и закрыл глаза, прислушиваясь к тому, что творилось в нём самом. Но оказалось зря Гаврила о нём так плохо подумал — о двоих купец побеспокоился.

— Ладно… Если до вечера он нас не найдёт, я его тогда сам искать начну.

Он нехорошо прищурился.

— Ну и ворьё, конечно, поищем то, что у тебя мешок едва-едва не отобрали…

Митридан до вечера так и не объявился.

Они ждали его до самого захода солнца и только после того, как тени домов стали длиннее деревьев, и небо не побагровело от закатного солнца, Игнациус вытащил Гаврилу на поиски. Гаврила сперва упирался — уж очень ему не хотелось уходить из-за крепких стен на ночь глядя, но Игнациус немного припугнул его, рассказав об ужасах, что иногда творятся в постоялых домах с одинокими путниками, если хозяин путается с разбойниками. Масленников подумал, подумал и решил идти с товарищем.

Как показалось Гавриле, они бесцельно ходили по городу, пока, наконец, его поводырь не встрепенулся как сказочный петушок и не направился к одному из домов.

Дом ничем не отличался от соседнего, но Игнациус твёрдо знал, что ему не нужен ни соседний, ни какой-нибудь другой. Этот и только этот.

Славен он был тем, что за ничем непримечательными ветхими стенами сидел Митридан. Колдун наверняка думал, что утром, там, на базарной площади он избежал смерти из-за своей ловкости. Сейчас Игнациус готов был показать, насколько тот ошибся. Колдун не избежал смерти, а всего лишь отсрочил её. Тень Ледяного Заклятья, что он унёс на себе, показала Игнациусу, где спрятался колдун и теперь Митридан стоял, ловя отголоски своего волшебства.

— Ну и где он? — нетерпеливо спросил Гаврила из-за спины товарища. Ему уже надоело бестолково стоять на одном месте. Хотелось вернуться назад, в уютную и безопасную комнату на постоялом дворе, где его никто не сможет обидеть. Ну это если он будет там со своим новым товарищем…

— Тише!

Игнациусу показалось, что позади них кто-то быстро перебежал от дома к дому. По-хорошему Гаврила теперь ему уже был не нужен. Журавлевец сделал своё дело — вывел его на колдуна, но подумав Игнациус потащил его за собой. С мешком, разумеется. Мало ли что… Он мог чувствовать себя спокойным только тогда, когда талисман окажется в его руках.

— Помолчи и под руки не лезь…

Лунный свет выплеснулся с неба, окатив соломенную крышу халупы.

Игнациус чувствовал Митридана. Он там то ли ждал кого-то, то ли ел, во всяком случае, не спал.

«Хорошо… На спящего не нападу, — подумал маг. — Почти по рыцарски получится… Кто бы мог подумать?»

Он снял с пояса перчатку, начал осторожно натягивать на ладонь.

Тонкая кожа холодила кисть. Он вспомнил, когда это ему пришлось одевать её в последний раз. Да. Точно. Лет тридцать назад пришлось так вот точно доставать из его собственного замка герцога Лерийского — мятежного вассала Императора. Маг посмотрел в небо, припоминая высоту замковых башен, и наткнулся взглядом на Луну. Всё сейчас было как тогда, только вот луны в тот раз не было, да замок герцога был не под соломенной крышей, да ров вокруг замка… Правильно. Ров, луна да солома — вот и вся разница.

Кожа согрелась, стала частью руки.

Игнациус осторожно шевельнул пальцами, осторожно разводя их в стороны. Гаврила тихонько сопел позади.

— Ты не бойся, — не оборачиваясь, сказал Игнациус. — Там, в доме, наш враг.

— А кто наш враг?

— «Как приятно быть честным — подумал Игнациус. — Даже если у этой честности две стороны», а вслух сказал:

— Тот, кто хотел у тебя сегодня мешок украсть.

— Разбойники? — опасливо поёжился Масленников. Связываться с ворьём ему не хотелось, но товарищу разве откажешь? — Может, лучше князю пожалуемся?

Игнациус с невидимой Гавриле улыбкой покачал головой.

— Да мы их и сами…Что нам князя утруждать? Сейчас мы их одним махом всех накажем… Голыми руками… Даже одной голой рукой… А что останется, то вороны расклюют.

Гаврила от таких слов даже плечи расправил.

— Есть у меня одна вещица… От деда досталась… — продолжил маг.

Про деда он врал, конечно. Сам ведь сшил перчатку лет четыреста назад из кожи халдейского мага Эхонта. Скверный был маг и скверный человек, но вот как в жизни бывает — человек скверный, а кожа у него добрая — сносу нет. Крепкая кожа. Вон сколько служит!

Пальцы нестрашно повисли над крышей и стали тихонько сжиматься в кулак.

— Там кто-то есть! — сказал Гаврила.

Игнациус, не спускавший взгляд с двери повторил.

— Конечно, есть…

Маг не сообразил, что Гаврила смотрит не вперёд, а назад. В этот момент он вообще не думал о Гавриле. Варвар сделал свою работу и уцелел. Его счастье. Теперь только бы не помешал. И поэтому Игнациус говорил, чтоб занять его уши и дать отвлечь себя глупыми вопросами.

— Как не быть…

Крыша дома вздрогнула, словно по соломе промчался порыв ветра. Игнациусу показалось, что крытые соломой брёвна ощутили угрожающую им силу и испугались.

— Это быстро, — сказал Игнациус. — Заскучать не успеешь. Раз-два и…

Он свёл пальцы. В тишине отчётливо хрустнуло. Солома смялась, из стен с треском начали выпадать брёвна. Маг быстро, словно комара ловил или муху, передвинул руку в сторону и… Крепко тут строили.

Дом прогнулся, но устоял.

Игнациус сжал пальцы покрепче. Дом охнул, словно живой и стал обрушиваться внутрь — крошились брёвна, завертелась по ветру солома, всполошились и заорали соседские куры. Маг усмехнулся. Где-то там, за падающими брёвнами перепуганным петушком метался Митридан. Он не видел его, но знал, что это именно так. Не могло быть по-другому.

Дерево захрустело, стены раскатились отдельными брёвнами. Сжатые в щепоть пальцы поднялись над развалинами, и тут же незримая сила подняла брёвна и встопорщила их над землёй. Маг сдвинул пальцы, и брёвна брызнули щепками.

Гаврила, с беспокойством смотревший в темноту, откуда они сами пришли, дёрнулся, чтоб обернуться на треск, тут из темноты начали появляться люди, и ему стало не до треска.

С замершим сердцем он считал выходивших из темноты, страх колыхнулся в нём словно поганое болото и вдруг начал подниматься, чтоб затопить всё его естество. Он не мог крикнуть — страх перехватил горло, но это даже не пришло в голову.

— Вот он! — сказал один из них, что держал в руках деревянную бадью. — Вон стоит. И мешок… Всё как говорили.

Гаврила подумал, было, что надо бы мешок поближе придвинуть, но страх уже сковал руки и ноги. Голос из темноты спросил:

— Помнишь, что делать нужно?

Тот хмыкнул.

— Помню…

Лёгким скользящим шагом, держа бадью чуть на отлёте, киевлянин в два шага добежал до стоявшего столбом Масленникова и опрокинул её на него. От неожиданности Гаврила вскрикнул. Может быть, он сказал и побольше, но волна густого острого запаха заставила его закрыть рот. Глаза защипало. Он упал на землю и кашлял, словно больная лошадь. В одно мгновение одежда стала грязной и липкой, а сам он превратился в в что-то похожее на шевелящуюся кучу отбросов…

…Чужая сила возникла рядом с магом неожиданно, словно подкралась и теперь навалилась на плечи. Игнациус повернулся, почувствовав её, но слишком уж он увлёкся, перетирая в труху неподатливое дерево. Враг обрушил на него магический удар оглушающей силы. Маг попытался повернуться, но чужая сила сковала его, и он почувствовал себя вмороженным в лёд. Мелькнула только мысль. «Обманул!». Он отбросил её — сейчас нужно было спасать жизнь, а не переживать по мелочам.

Не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, он шевельнул бровью, ограждая себя от незримого напора. Сила, только что грозившая смять его, размазать по земле, ослабла, но он и её едва сдерживал.

…Бобырь смотрел на ползающего по земле человека и не мог найти в нём ничего страшного. Разбойник пожал плечами — и чего это колдун так его боялся? Он уже понял, с кем дело имеет, и не больно, а так, для острастки, пнул того ногой под рёбра.

— Мешок сам отдашь? Или тебя уговаривать придётся?

Мужик не молчал, но и не говорил — кашлял, тряс головой, тёр руками слезившиеся от густого запаха глаза, но не сопротивлялся…

Ожидая одобрения, он посмотрел на атамана. А тому было не до него…

Босяг смотрел, как волхвы ломают друг друга.

Забавное было зрелище — не каждый день такое увидишь. Оба стояли неподвижно, в полуоборот друг к другу, но воздух вокруг светился и потрескивал, рождая маленькие молнии.

Он вовремя вспомнил, что получил деньги вовсе не за то, что посмотрит на творящиеся тут чудеса, и повернулся к Бобырю.

Тот смотрел не на колдунов, а на мокрого от уксуса человека у себя под ногами. Смотрел с удовольствием. Грабить людей ему приходилось по-всякому — с ножом и мечом в руках, из засад и грудь в грудь, но так как сегодня — с колдуном и бадьёй уксуса — впервые… Он раскачивал бадью на пальце, словно раздумывал над тем как поступить — толи выбросить её, за ненадобностью то ли ударить эту копошащуюся под ногами мразь по голове.

— Вот полезная штука! Что ж это мы так раньше не делали?

Поглядев на колдуна, что подрядил их на эту ночь, Босяг ответил:

— Это от дурака ничему не научишься… А от колдуна всякой мудрости нацеплять можно…

— Вот бы к такому в ученики!

Продираясь сквозь кашель, Гаврила попытался подняться на колени, а волхвы все пытались убить друг друга…

— Амулет на шее и мешок, — напомнил Босяг. — Живо.

Бобырь ухватил бедолагу за ворот и приподнял, разглядывая шею. Тот не сопротивлялся, только хрипел что-то негромко. Лунного света хватило, чтоб увидеть, что нет там ничего. Он так и сказал.

— Нет там ничего. Одна шея.

Босяг не повернулся — смотрел на волхвов, гадая, кто же выйдет победителем.

— Должен быть… Ищи…

Подумав маленько, добавил:

— Если голова мешает — смахни.

Бобырь не поленился посмотреть ещё раз. За те деньги, которые им посулили, можно было бы ещё раза три посмотреть.

— Да нет ничего. Я же вижу… Верёвка только какая-то. Может, ему как раз верёвка нужна?

Босяг с трудом оторвал взгляд от волхвов. Противники постепенно погружались в землю, и оба уже ушли туда почти до колен.

— Снимай верёвку. Что нашли, то и отдадим. Наше дело маленькое.

Облако, окутывающее волхвов вспыхнуло и в несколько мгновений сменило цвет с жёлтого на зелёный, потом на оранжевый. Босяг подумал, что будет, если победит не их волхв, а тот, другой…

— Мешок-то хоть на месте?

— Есть мешок.

— Снимай!

Разбойник попытался порвать верёвку, потом разрезать её.

— И вправду не режется… — довольно сказал он. — С тебя серебряный динарий. Не наврал колдун-то. Нам бы такой верёвки саженей с десяток…

— Развяжи. Мешок так и быть — ему, а верёвку — нам!

— Узлов навязали, — забормотал разбойник, разбираясь с верёвкой. Босяг на него не смотрел — подумаешь серебряная монета. Смотреть на волхвов было куда как интереснее. Они вошли в землю уже по пояс. За вспышками света не понять было, кто из них берёт верх.

«Хорошо, что деньги вперёд потребовал, — подумал Босяг. — Это я не прогадал…»

Опять ослепительно полыхнуло и его волхв, покачнувшись, провалился в землю на ладонь.

«А может ещё и так повернётся, что и мешок с амулетом мне достанутся…»

Он представил, что может оказаться в мешке, если волхвы творят из-за него такое, и быстро добавил:

— Чего возишься? Тебе что, чужой руки жалко? Руби её напрочь!

Бобырь послушно потянулся за топором, нота Ки не дотянувшись, шарахнулся обратно. Какая-то сила отбросила в сторону. Он ударился о стену, сделал несколько шагов и съехал по ней вниз.

Босяг это как-то пропустил, уж слишком много интересного вокруг творилось, но тут чудеса начали превращаться в неприятности.

— Ну и что тут у вас?

Незнакомый голос заставил Босяга оторваться от волхвов.

За спиной, шагах в десяти стоял конь, на котором сидел незнакомый воин. По стати, пожалуй, даже не простой воин, а богатырь. Отвечать ему никто и не подумал, но он и сам мог ответить на свой вопрос. Для порядка оглядевшись он сказал:

— Та-а-а-ак. Колдуны, разбойники, — потянул носом, поморщился. — Да ещё и воняет чем-то… Кто обделался?

Ещё раз огляделся, словно боялся кого-то упустить и не назвать, а потом подытожил.

— Ни одного хорошего человека. Занятное тут у вас сборище.

Похоже, что богатырь возвращался с заставы. Всё было при нём — и меч и щит, и даже котёл, что висел на боку коня, рядом с мешком. Непорядок был только в одном — одна рука его была в боевой кольчужной рукавице, а вторая — голая. Босяг поискал её глазами и нашёл около недвижно лежавшего Бобыря. Атаман подошёл к нему, поднял с земли добытую Бобырем верёвочку и предложил некстати появившемуся богатырю…

— Ты, богатырь, давай-ка езжай отсюда. Мы тебя не трогаем, а ты нас…

Незваный гость покивал, словно и не ждал от него ничего другого, наклонился с коня и ответил:

— То, что вы меня не тронете — это понятно. Кишка у вас на такое дело тонка да и руки коротки, а вот что я вас не трогаю… Это ведь не навсегда. Это я сейчас поправлю.

У разбойников не было ни мечей ни луков и он не торопясь слез с коня, не боясь подставить им спину. В бессильной злобе Босяг смотрел на богатырский доспехи.

Про богатыря волхв ничего не говорил. Не должно было тут быть богатыря. Придётся колдуну доплачивать.

Он бросил взгляд на волхва — не поможет ли колдовством — но у того и своих забот хватало. От волхвов отчего-то несло свежим хлебом, и оба они по-прежнему мелкими рывками погружались в землю. Некогда было тому заниматься богатырём.

«Вон он сейчас как вынет меч… — подумал Бобырь… — Как начнёт махать…»

Руки сами собой разжались, и верёвочка упала в темноту. Но богатырь до меча и не дотронулся. Усмехнувшись нехорошо, он снял с коня котёл и предупредил.

— Убивать вас не собираюсь, только поучу. Но бить буду так, чтоб поняли…

Кто-то прыгнул на него, но богатырь взмахнул рукой и котелок остановил смельчака налёту. Босяг узнал хазарина Сотея. Богатырь не врал. Хазарин словно на стену налетел — где упал так там и остался.

— Ох, боюсь, ребята выйдет вам всё это боком…

— Что тебе до нас, богатырь? — спросил Босяг. Корват отступил в темноту и, прижимаясь к стене, стал обходить нежданную напасть сзади. Кольчуга кольчугой, а горло-то оно всё одно на виду. — Езжай своей дорогой, служи князю…

Богатырь щёлкнул языком, и конь мощно ударил обеими ногами назад. Зашибленный копытами Корват заорал и захлебнулся криком. Богатырь похлопал коня по шее. Одобрял, значит.

Посчитав момент удобным, Босяг и сам решил попытать удачи. Он прыгнул и почти достал непрошеного защитника мешков и амулетов, но тот отпрыгнул и своим страшным котелком ударил его в плечо. В один миг рука онемела, словно он полдня пролежал в снегу. Нож выпал из разжавшейся ладони. Удар развернул разбойника, и богатырь со смехом добавил ему ногой. Босяга подняло в воздух. Он пролетел над лежащим Бобырем, над кашляющим мужиком и врезался в одного из волхвов.

Оба уже вошли в землю по грудь, но борьба ещё не окончилась. Между ними воздух дрожал от сгустившегося колдовства. Волхвы бились по-своему, и разбойнику, даже с ножом в руках, было не место в этой битве. Он оказался лишним.

Едва голова его коснулась радужного тумана, покрывавшего обе фигуры, как раздался треск и ослепительно голубой свет разодрал темноту на клочья до самых стен соседних домов. Грохнуло так, словно Перун ударил рядом одной из своих громовых стрел.

— Бежим!

Ослеплённый богатырь припал на колено и, обронив котелок, выхватил меч.

Но он опоздал.

Рубить было уже некого. Сквозь гул в ушах слышался только удаляющийся топот. Проморгавшись и привыкнув к лунному свету, он увидел, что рядом уже никого нет. Почти никого. Остались только он с конём, да спасённый от разбойников горожанин. Этот всё чихал, кашлял и ползал в луже, от которой несло на всю улицу уксусом.

По его виду ясно было, что расспрашивать его о подробностях бессмысленно, поэтому богатырь спросил о главном:

— Живой?

— Жи…вой… — ответил Гаврила. Он ещё не видел, кому отвечал — глаза слезились. — Ты кто?

— Я Василий Банишев сын, по прозвищу Баниш-Законник… А ты?

— А я — Гаврила Масленников.

Гаврила проморгался. Уксус стёк с него, но нос и горло першило от резкого запаха. Спаситель кривил губы, сплюнул под ноги. Страха в нём не было — только злость. Журавлевец вновь ощутил себя мокрым и грязным.

— Пахнет? — с вызовом спросил он. Василий помахал ладонью перед лицом, разгоняя воздух.

— Если б пахло, то слова бы не сказал… Тут, брат, воняет…

Гаврила спорить не стал — со спасителем особенно не поспоришь. Лицо — глаза, губы, нос — горели и он не чувствовал ничего кроме желания найти бочку с водой и забраться туда. С головой.

— Одного тебя тут волохали?

Вспомнив о Игнациусе, Гаврила повернулся, чтоб посмотреть, что с ним стало.

— Товарищ мой тут был…

В лунном свете видно было только одного разбойника, да развалины, да две ямины, прямо посреди дороги.

— Ну и где твой товарищ? — спросил Баниш-Законник оглянувшись. — Нет тут твоего товарища…

На улице и впрямь остались только они, да оглушённый богатырской рукавицей злодей. Богатырь подобрал её и сунул за пояс.

— Может, разбойники увели? — неуверенно предложил Гаврила. Не мог же товарищ и в самом деле просто пропасть. Богатырь отрицательно покачал головой.

— Да нет. Не до него им было. Они вон своего бросили — что им твой-то товарищ?

Масленников беспомощно оглянулся.

— Может в яме? Он как раз в той стороне стоял…

Спаситель прошёлся по улице, посидел над ямами, покачал головой.

— Пусто…

Гаврила молчал, не зная что делать — то ли радоваться неожиданному избавлению, то ли искать пропавшего товарища. Его спаситель понимал в этом куда больше чем сам он.

— Либо твой друг разбойник, что плохо, либо колдун, что ещё хуже… А может быть и трус. Это вообще никуда не годится…