Несколько долгих мгновений Гаврила лежал, соображая, что случилось. Только что перед глазами были стены сокровищницы, сверкание золота, звёздное небо над головой, и вдруг — темнота и тишина…

Неужели убили?

Чуть-чуть пошевелил руками и под пальцами заструился песок. Песчинки зашелестели, словно ветер тронул невидимые листья.

Нет. Жив!

Он прислушался к себе.

И даже ничего вроде бы не болело. Приятная неожиданность.

Несколько мгновений Гаврила думал о том, как мог тут очутиться, и только припомнив всё, — и ковёр-самолёт и огненные шары и вернувшегося некстати Хозяина прислушался. Сквозь слой песка ничего не было слышно, но, похоже, что там, наверху всё кончилось. Земля не дрожала, не слышно было ни взрывов, ни криков.

Пробив головой слой песка, он оглянулся.

Из всего того, что он видел несколько мгновений назад, неизменными тут остались только ночь, лежащий навзничь месяц да пустыня. Ни сокровищницы, ни замка рядом уже не было. Сделав шаг вперёд, споткнулся обо что-то, наклонился. Под ногами блеснуло, и он, присев, рукой сбросил песок с тусклого блеска.

Он стоял посреди ночи, один одинёшенек, не представляя, как это он тут очутился и в какой стороне остался Замок с боевыми товарищами. От недавнего великолепия сокровищницы вокруг ничего почти не осталось. Меч он ухитрился удержать в руках (сказалась-таки Мусилова выучка!), щит лежал рядом, да ещё каким-то чудом занесло сюда вместе с ним часть лужи, в которую превратилась одна из золотых куч. Теперь рядом с ним полузасыпанный прахом лежал плоский золотой слиток с приваренными к нему на тонких золотых проволоках золотыми же шариками…

Гаврила стукнул по нему кулаком. Золото ему не чудилось — и то хорошо. Хоть какя-то из всего этого польза.

Если колдовство срывается с цепи, словно бешеный пёс, то от него следует бежать быстрее, чем от настоящего бешеного пса.

Никто этого Гавриле не объяснял, но и сам чувствовал, что чем дальше он окажется от колдунов и колдовства, тем спокойнее будет его жизнь. В доброту Джян-бен-Джяна он уже не верил. Оказывается, что не все такие как Гольш. Разные, оказывается, бывают волшебники-то.

Самым разумным было бы уйти отсюда.

Он бы и ушёл бы подальше, только знать бы куда.

Кусок золота, что лежал рядом, оказался тяжёлым, и таскать его по пустыне туда-сюда ему не хотелось. Проще было бы дождаться утра и посмотреть с какого-нибудь бархана окрестности, а то ведь вместо гор можно было вернуться обратно к замку и рассерженному волшебнику. Доказывай потом такому, что всё получилось случайно…

Масленников обежал глазами виднокрай. Везде звёзды спускались так низко, что казалось, царапали лучами песок, оставляя на нём свои следы, и только в одном месте они куда-то пропадали.

Гаврила привстал на цыпочки.

Так и есть. Где-то далеко-далеко между небом и песком стояло что-то плотное, не дававшее звёздным лучам коснуться земли. Где-то там, на песке стояло нечто, отличное от песка, засыпавшего землю до самого виднокрая.

Он сел, прикидывая, сколько же туда придётся идти, потом представил себе палящее солнце, жажду, ни клочка тени вокруг на тысячу шагов и поднялся. Дойти до тёмной полоски ночью было гораздо приятнее, нежели днём. А идти туда, это-то он понимал преотлично, всё равно придётся.

Меч за спину, туда же и щит… В золотой блямбе оказалось довольно удобное отверстие, в которое можно было без труда просунуть ладонь. Лучше бы, конечно повесить его на спину, а щит нести в руках, но не было у него не ремня ни верёвки…

До скал он добрался аккурат к рассвету — тот застал его поприщах в десяти от них.

Ночная дорога была не короткой, но приятной — он помнил дневную жару и мог сравнить её с ночной прохладой.

Всю ночь каменные громады потихоньку вылезали из-под земли, и Гаврила проникся к ним почтением. Из-за вставшего за ними солнца они казались чёрными. Он вошёл в тень и несколько вздохов ничего не видел. Когда глаза привыкли к полутьме, он поднял голову. Скала уносилась вверх, раскалывая небо. Высота её не ужасала, но лезть вверх не советовала. Немного постояв, Гаврила пошёл вправо, зорко поглядывая по сторонам.

Стараясь не отходить от камней, он прошёл поприщ тридцать, пока не солнце не поднялось выше и не нагрело песок.

— Дорога! — шёпотом сказал сам себе Гаврила. — Это дорога!

На первый взгляд всё там было как и везде, но Масленников, привыкший к дрожанию воздуха над рассыпчатым песком видел, что воздух в той стороне дрожит совсем по другому. Он угадал!

Дорога казалась пустой, но на всякий случай он подошёл поближе к скале. Рядом с ней он чувствовал себя защищённее, хотя кто знает, чем обернётся беда — человеком с дороги или камнем с верхушки скалы?

Исцарапанной рукой, он опёрся о камень и гранитная глыба, словно в благодарность, лизнула ладонь холодом. Не отводя глаз от дороги он дотронулся до головы, давая ей мгновение прохлады, потом коснулся камня ещё раз. Здесь камень был совсем не такой, не чета другим. Те, другие, царапали кожу, а этот — только приятно холодил. Гаврила провёл по нему рукой и задрал голову. Выше него в небо уходил отполированный человеческими руками, а может и колдовством камень. Это было похоже на колонну. На огромную колонну, колонну нечеловеческих размеров.

«Значит всё-таки колдовство, — подумал Гаврила, — надо же… Опять…»

Помимо воли он стал отходить назад, чтоб увидеть колону целиком. Только через сотню шагов он сообразил, что это всё-таки не колонна, а громаднейших размеров каменная нога. Прямо перед ним, вытесанный из целой скалы, сидел человек, смотревший в небо. По спине журавлевца прокатилась дрожь. Он не видел глаз, но отчего-то был уверен, что они полны неземной мудрости или терпения.

Отыскивая пару этому гиганту, Масленников перевёл взгляд правее, и тут же наткнулся взглядом на вторую фигуру, так же пристально смотревшую за солнцем.

Несколько мгновений он переводил взгляд с одного на другого, а потом посмотрел ниже. Не могли эти фигуры стоять тут просто так. Где-то рядом должны были быть либо люди, что сделали их, либо их потомки.

Напротив него, чуть в стороне, в скалах, казавшихся такими же неприступными, чернело отверстие пещеры.

В спину ему дышала набиравшим силу жаром пустыня, а лица касался ветерок, пахнущий прохладой и темнотой.

Насчёт дороги он угадал. Дорога оказалась там, где он и предполагал, и вела как раз в пещеру. Ветер сметал с неё песок и она каменной рекой, где вместо камней были кирпичи, текла к статуям. Гаврила не дошёл до них шагов пятьдесят, остановился оглядываясь. Вокруг были пустота и запустение, однако запах кухонного дыма доказывал, что где-то рядом ещё остались люди. Правда, от этого запаха ощущение заброшенности не становилось меньше, напротив — слишком уж жалким казался запах похлёбки рядом с гигантскими фигурами богов или героев.

«Были люди, — подумал Гаврила. — Потом сильные ушли, а слабые остались».

Мысль эта не вызвала ни удивления, ни страха.

Меч в руке, щит за спиной, золото…

Со всем этим можно было спорить с Судьбой — вряд ли она была к кому-либо другому щедрее, чем к нему.

Он расправил плечи, чувствуя, что где-то за ними прячутся добрые колдуны, всегда готовые прийти на помощь.

Едва он вошёл в тень пещеры, как жара оставила его. Камень, тысячелетия лежавший тут не успел пропитаться жаром и отдавал воздуху прохладу. Давая глазам привыкнуть к полутьме, Масленников остановился и потрогал стену. Нет. Колдовством тут и не пахло. Камень вокруг был грубо обтёсан, но не отполирован. Не было в нём красоты Гольшевой башни.

Темнота ушла из глаз, и он увидел прямо перед собой ворота — два грубо вырезанных каменных столба. Гаврила похлопал их рукой, убеждаясь, что и они сделаны руками людей, а не колдовством. Поймав носом запах еды, он пошёл в темноту.

Запах вёл его, словно тропинка, попавшая под ноги. Справа, слева проплывали каменные колонны, но свернуть было не куда. Ноги сделали ещё два десятка шагов, и человек увидел впереди пятно света.

— Есть кто живой? — крикнул Гаврила, не желая оказаться незваным. — Гость к вам…

— Гость — вестник богов, — раздалось у него за спиной.

Голос принадлежал старику и Гаврила, чтоб не пугать старца, меч выхватывать не стал, да и повернулся не спеша. Позади него стоял старик в набедренной повязке.

— Ну, насчёт вестника, ты, наверное, ошибся. Какой из меня вестник?

Старик, не улыбаясь, отозвался.

— Скорее всего, ошибаешься ты. Ты и есть вестник того, что в большом мире наши боги не забыты. Ты пришёл сюда сам, своей волей?

— Да…

Хозяин кивнул удовлетворённо, обогнал Масленникова и пошёл вперёд, показывая дорогу.

— Ты не разбойник и не воин… Кто ты?

— Я — Гаврила Масленников. Слуга журавлёвского князя.

Старик чуть повернулся на ходу.

— Уже нет.

Он развёл руками, точнее поднял их вверх.

— Господами над людьми могут быть только Боги. Вошедший под эти своды становится свободным от службы кому бы то ни было, кроме наших богов…

Гаврила поджал плечами. У Старца имелся свой взгляд на мир, и он не решился спорить, тем более что и не до споров было.

Свет впереди становился всё ярче и вскоре он вышли в огромную пещеру. Гаврила встал, оглядывая то, что никогда не видел. Пещера тут становилось широкой, как река. Её стены уходили вправо и влево на несколько сотен шагов и там поднимались вверх, в темноту, смыкаясь над головами людей. Тут горело множество невидимых светильников, освещавших стены. Камень уходил вверх и вместе с ним вверх, освещая башенки, террасы и переходы уходил свет. Когда-то этим богам служили сотни, если не тысячи людей, живших при храме, но, тут Патрикий был прав, их время ушло, забрав с собой и служителей. Где-то в темноте, конечно, ещё жили люди — там слышались шаги, откуда-то доносилось пение, но это уже была обочина жизни.

Без разговоров старец довёл его до костра, над которым висел котелок, так же не слова не говоря, зачерпнул оттуда какого-то жидкого варева и плеснул в глиняную чашку.

— Подкрепись с дороги.

Гаврила с благодарностью окунул ложку в варево.

— У вас умеют принимать гостей…

— Богов благодари. Всё, что тут есть, принадлежит им, тем более, что они велят хорошо принимать героев.

Масленников поперхнулся похлёбкой, но не возразил. Ну и записали в герои, ну и что? Им тут виднее…

— Что тебе, проделавшему тяжкий путь через пустыню, нужно в нашем святилище?

Гаврила отложил чашку в сторону.

— Мне нужен совет. Я не знаю кто мне поможет, может быть ты, может быть твои боги. Я ищу дорогу в замок Ко.

Стариковские брови медленно поднялись вверх.

— Ты не ищешь спокойствия? Тебе нужна новая схватка?

Голос его смешались недоумение и участие. Глядя на старика, Гаврила вдруг вспомнил, каким он был совсем недавно, вспомнил запах молока и свежескошенного сена. Голос его дрогнул.

— Мне нужна тень, — тоскливо сказал он и опустил голову. — Моя тень…

Старик покачал головой.

— Похоже, что ты сам не знаешь что тебе нужно. Боги привели тебя сюда, чтоб ты познал покой и отдохновение.

Мысль Гаврилы нырнула в такое спокойное недавнее прошлое. Перед глазами как живые встали избяные стены, соха, оставленная им на пашне, но мысль тут же вильнула хвостом и перед Гавриловыми глазами встала череда заострённых кольев, мелькнул запах свежеоструганого дерева. Он сразу взбодрился.

— Познаю я отдохновение, на колу у князя сидючи, — отозвался Гаврила. — Вам-то хорошо у своих богов под боком, а мне ещё и тень найти и на родину возвращаться. Мне умные люди сказали, что твои Боги могут мне совет дать — указать дорогу к замку.

— А что ж, те умные люди тебе сами не помогли?

— Не смогли. Есть, оказывается вокруг нас вещи, о которых не знает никто…

— Люди эти могут не знать, а вот Боги знают всё, — убеждённо возразил старик. — Иначе, какие же они Боги?

— Твои слова утешение для меня.

Несколько мгновений старик прикидывал что-то.

— Боги могут помочь…

— Я готов заплатить за помощь.

— Иди к оракулу и положи всё, что имеешь на алтарь, и, может быть, боги откликнутся.

Гаврила бросил под ноги жрецу золотую блямбу. Тот не обратил на неё внимания — видно не в диковину такое тут было. Тогда, присев на корточки Масленников переломил несколько мягких прутьев с каплями на концах и сунул за пазуху. Богам и так доставалось изрядно, так что такой малостью они могли с ним поделиться. Глядя, как кусочки золота пропадают за отворотом волчовки, старик напомнил:

— Здесь всё принадлежит богам.

Масленников не смутился.

— Неужели им этого мало? За один-то ответ?

— Боги не берут «много» или «мало». Они берут всё.

— Вот пусть это «всё» и берут. А это «чуть-чуть» возьму я…

Слиток за эту ночь так оттянул ему руку, что ничуть не жалея о том, что с золотом придётся расстаться, Гаврила пошёл туда, где огни горели ярче всего. Золота жалко не было. Пока оно не стало монетами или украшениями, ценность его в глазах Гаврилы была маленькой. Подумаешь — тяжёлая, неудобная чушка, которая не только от стрелы и меча не защитит, но, вдобавок, ещё и идти мешает.

Он оглянулся, словно спрашивал верно ли идёт, и старик кивнул — верно. Миновав с десяток каменных столбов, украшенных грубой резьбой. И железными державками для факелов он вышел к алтарю.

Святилище оказалось каменной плитой, на которой кто-то, выбил несколько извилистых линий. Разбираться Гаврила не стал — просто кинул на плиту свой дар богам.

Он не знал, что должно произойти, но сразу понял, что дар принят, когда ощутил на себе чужой взгляд. Не человеческий. Во взгляде не было ни злобы, ни любопытства, но он проникал в душу, словно не пустота смотрела на него, а какой-то великан, может быть один из тех, кто сидел при входе.

Масленников не успел додумать мысль до конца, как над головой загудело. Гаврила почувствовал, как сквозь него пронёсся ветер и задержался в груди, оставив там лёгкую дрожь.

— Кто ты, смертный?