Кусок воска, что ему сейчас понадобился, он принёс сюда ещё месяц назад, как будто бы знал, что тот пойдёт в дело.

Прошлогодний воск был жёлтым, пах мёдом. Он разминал его сильными пальцами и думал о том, как связанно всё в этом мире. Тень на стене, заготовленный загодя воск, заклинание, первое, выученное ещё в юности, и при всей своей бесполезности так и не забытое за эти годы…

Колдун покачал головой, удивляясь одновременно простоте и сложности мира, тем невидимым связям, что, словно струны, пронизывали его, связывая то, что, по мнению дураков, закованных в железо, никогда не было соединено между собой.

Как из ниток ткался холст, так и из таких вот случайностей ткалась жизнь.

Он размышлял, а руки словно бы сами собой делали работу.

Воск под пальцами сминался, обретал форму, постепенно превращаясь в человеческое лицо. Он уже почти долепил голову, когда Шар снова вспыхнул. Не отрываясь от работы, Митридан недовольно скосил глаза. В стекле разбегались цветные огни. Вот это и в самом деле называется «не кстати». Осталось сделать самую тонкую работу — довести черты лица, а тут опять наверняка этот разбойник.

— Ну, что ещё, Мазя? Неужто соскучился? — спросил он, ожидая услышать разбойника, но вместо этого услышал чужой голос.

— Представь себе… Сколько времени прошло, а от тебя ни вестей, ни подарков… Соскучился, конечно.

Руки у колдуна дрогнули, и нос у восковой головы получился какой-то уродливый, шишковатый. Отставив работу, Митридан нехотя повернулся к Шару. Тот уже не светился, но изнутри на колдуна смотрело знакомое лицо. Колдун невозмутимо поклонился новому гостю.

— А! Игнациус! Рад тебя видеть!

— Не знаю, не знаю… Рад или нет, а посмотреть тебе на меня придётся. Как наши дела?

Митридан протянул руки к шару и поставил его так, чтоб его собеседник увидел клетку с соколом.

— Всё колдуешь? — спросил Игнациус, увидев рукоделье Митридана. — Всё по мелочам силу тратишь?

В голосе его было не неодобрение, а скорее пренебрежение к собрату по ремеслу, пошедшему явно не той дорогой, да ещё и упорствующему в своих заблуждениях. Митридан не стал вступать в спор — не до того было.

— У меня цели другие, помельче, не то, что у тебя, — уклончиво ответил колдун. — Но и я своего добиваюсь, как и ты. Наверное…

Человек в шаре пропустил колкость мимо ушей, прищурился, вглядываясь в восковое лицо.

— Князь, что ли тамошний?

Игнациус не стал вдаваться в подробности.

— Князь…

Он отодвинул в сторону светильник, подхватил какую-то тряпку и бросил её на полузаконченную работу.

С презрением человека знающего цену себе, и от этого считающего в праве оценивать других, Игнациус произнёс.

— Человек не стрела — сам выбирает себе цель. Что ж ты себе за цель выбрал? Князьям угождать?

— У меня свой путь, — уклончиво ответил колдун. — У тебя свой. Я князьям служу, ты — императорам.

Гость из Шара поднял руки ладонями вверх, показывая, что не собирается дальше спорить, и перешёл к делу.

— Пусть так. Ты сделал, что обещал?

— Видишь птицу?

— Вижу. И что?

— Сегодня она принесла мне весть. Мои люди справились.

Митридан почувствовал, как эта весть взволновала Игнациуса, но тот молчал, как недавно в разговоре с разбойником молчал и он сам.

— Через пять дней талисман будет у меня, — закончил колдун. — Это все мои новости…

— А когда он будет у меня? — С тем же лёгким презрением спросил Игнациус. Шар окрасился красным. В словах Игнациуса Митридан не слышал радости, но Шар нельзя было обмануть. Густота красного цвета была такова, что Игнациусу впору было подпрыгнуть, да заорать что-нибудь радостное, но маг молчал.

— Как только я получу Ломейский ключ.

Игнациус, словно слышал об этом в первый раз, недоумённо задрал брови.

— У тебя губа не дура…

— Мы ведь договорились… — напомнил колдун несколько озадачено. Маг медленно кивнул, словно тот напомнил ему о чём-то неважном…

— Да помню, я помню… Получишь ты ключ, получишь. Когда мы встретимся?

Шар только что наполненный ярко-алым светом мгновенно, без перехода, вспыхнул ослепительной желтизной. Этот свет словно оглушил колдуна. Он остался стоять, так и не ответив на вопрос мага.

— Что ты молчишь?

— Ты где сейчас?

Игнациус отдалился от своего Шара и Митридан увидел уже знакомую комнату, стол у стены, на котором стоял бронзовый конус, покрытый причудливыми вырезами и выдавленными в металле фигурами змей — тот самый Ломейский ключ.

— Вечный город потому ещё вечный, что ты тут вечно занят… — пошутил маг, выпуская самую малость бушевавшей в нём радости во внешний мир. — Сижу своём доме, о тебе вот думаю. Как ты там? Сыт ли? В тепле ли? Не обижает ли кто?

От этих слов желтизна в Шаре исчезла, затопленная зелёной мутью. Митридан смотрел на неё и чувствовал, как откатывает от сердца ощущение нежданной беды.

— Уснул что ли?

— Думаю, — медленно произнёс Митридан. — Соображаю, как лучше.

Он помолчал ещё какое-то время, потом предложил.

— Я собираюсь в Мараканду. Давай встретимся прямо там, на ярмарке? Встретимся и обменяемся. Ты мне — ключ. Я тебе — талисман.

— Хорошо, — легко согласился маг. — Мне не к спеху. Когда ты там будешь?

Колдун склонился над Шаром, начал рассуждать вслух.

— Так. Тут у меня дел ещё дней на пять-десять, ну и добираться недели три. Через месяц.

— Хорошо, — легко согласился Игнациус. — Значит через месяц в Мараканде.

И Шар вновь полыхнул желтизной.

Колдун смотрел в шар до тех пор, пока не убедился, что свет в нём исчез и теперь отражает только его улыбающееся лицо. Тогда колдун словно маску стащил с себя простоватую улыбку и, опустившись на лавку, погладил стеклянный бок. Если б не Шар!

Игнациус врал. Шар показал это, изменив цвет. Не хотел он ни отдавать Ломейский ключ, не было у него и желания встречаться с ним в Мараканде. Вообще весь этот разговор стоял на лжи, разве что радость мага была не поддельной.

Митридан мрачно хмыкнул. «Правда, и ложь у него также была самой настоящей, без подделки».

Он и самого начала не особенно доверял этому магу из Вечного города, но очень уж нужен был Ломейский ключ.

Ещё тогда, когда они встретились в первый раз, Митридан удивился, что за неизвестную вообщем-то вещь тот готов отдать Ломейский ключ. Теперь становилось понятно, откуда шла такая щедрость.

«Обманет, — решил колдун. Потом поправился. — Попробует обмануть… А где и как?»

Сейчас Игнациус твёрдо знал только две вещи: во-первых, что Митридан сидит в тереме Журавлёвского князя, а во-вторых, то, что через месяц он будет в Мараканде. Где-то в одном из этих мест он должен будет напасть на него, чтобы отобрать талисман, либо искать его на всех дорогах, что ведут в Мараканду. Прямо сейчас он это вряд ли сделает. Шар не обманешь. Он действительно сейчас сидит в Вечном городе, и, что бы там не говорили про таких как он, добраться сюда за один миг никак не сможет. Да и не зачем ему делать это — нужного ему талисмана у Митридана пока ещё не было.

Колдун поднялся, прошёлся по комнате, заложив руки за спину, вернулся к столу. В задумчивости он сдёрнул тряпку с полузаконченной фигуры и стал доделывать отложенную работу.

Мысли текли сами собой.

Игнациус, сомнений в этом не было, был сильным магом, и его следовало опасаться всерьёз. Не прятаться, конечно, по крысиным норам, но быть готовым к нападению — обязательно.

«Я сказал ему, что через пять дней талисман будет у меня — подумал колдун. — Значит, и ждать его в гости нужно вряд ли раньше, чем через пять дней. Огромную радость так же сложно вытерпеть, как и огромное горе. Да. Пять дней. А потом он придёт прямо сюда, чтоб отнять».

Руки работали сами собой, и вскоре восковая голова обрела цвет и форму плоти. Вынырнув из задумчивости Митридан осмотрел её, остался доволен и начал готовиться к колдовству. Вокруг фигуры он начертил круг и расставил пять светильников.

«Значит через пять дней меня тут быть уже не должно…» Голова перед ним стояла как живая. Он чуть-чуть подправил брови, доводя образ до полного сходства. «Нет, ну как же всё хорошо сложилось!» — подумал он. — «Одно к одному!»

Взяв в руки клетку с соколом, открыл дверь. «Ничего мерзавцу не оставлю!» На дворе уже была ночь, звёзды протянулись от края до края неба. Ночная мошкара блестела крылышками в лунном свете, добавляя блеска ночному небу. Не утруждая себя открытием дверцы, колдун разломал прутья ненужной уже клетки и подбросил сокола в небо. Птица, не понимая что случилось с хозяином, сделала два круга над его головой, недоверчиво ожидая, когда её поманят назад, но колдун взмахнул рукой.

— Отпускаю тебя!

Не ожидая больше гостей, он заложил дверь засовом, прислонился спиной к двери. До утра теперь никто его не должен беспокоить. «А побеспокоит — пусть на себя пеняют!»

Вернувшись к столу, осмотрелся, бросил в печь остатки клетки, кинул туда же оставшийся воск, и, придвинув к сотворённой им голове светильники, некоторое время смотрел на слёзы, которыми истекала чужая голова и вспоминал нужные слова.

Теперь все не главные дела были сделаны.

Оставалось сделать главное дело.

Он расстелил на столе тонкий шёлковый платок и начал читать заклинание, превращая ничто в нечто, что поможет ему решить все его проблемы и уладить все трудности.

Слова цеплялись одно к другому, словно сплетались в сеть, в которой несколько мгновений спустя начала биться Сила. Её удары становились всё сильнее и сильнее, но колдун не боялся её. Аккуратно, словно рыбак, что поймал большую рыбу, Митридан освободил Силу и направил туда, куда ему было нужно. Мир вокруг померк и вновь появился. Цвет пламени в светильниках стал синим. Эхо последних слов прокатилось над головой и он понял, что всё получилось.

Несколько мгновений колдун сидел на полу опустошённый.

Он сделал всё, что нужно. Теперь оставалось ждать утра и надеяться, что когда-то вызубренное заклинание не подведёт. Сил подняться, и добрести до кровати не было. Последней мыслью, перед тем, как провалиться в сон была:

«Никуда он не денется. Придёт. Не может не прийти. Кроме как ко мне — не к кому!».

…Их разделял стол и кувшин медовухи.

Хайкин смотрел на князя так, что тот и без слов чувствовал не заданный волхвом вопрос. Почувствовать-то почувствовал, только отвечать не захотел. Волхв не выдержал молчания. Нетерпение точило его словно весенняя вода запруду.

— Ну, что? Опять душой отдохнул?

— Отдохнул, — согласился Круторог, всем видом своим показывая, что говорить с волхвом о вчерашнем не намерен.

— Дело, конечно, твоё, князь, — торопливо сказал волхв, понимая, что князь может сам уйти, а может и гридней кликнуть, чтоб вывести зарвавшегося волхва под белые руки. — Только чую я, что нечисто там… Нечисто…

Не дожидаясь княжеского возражения, он сунул руку в глубину халата и, достал птичье перо. Ничего колдовского. Перо как перо. Белое. Наверное, петух потерял, а княжий волхв тут как тут.

— Завтра пойдёшь к нему?

Князь не успел кивнуть, Хайкин опередил его ответ.

— Тогда вот это с собой возьми… Тебе не в тяжесть, а мне спокойнее за тебя будет.

Когда чувствуешь себя хозяином, как-то в голову не приходит, что кто-то может посмеяться над тобой, испытать твою силу. «А ведь может, наверное, — подумал князь. — Кто его, зайду, знает? А может и правду Хайкин говорит…» Ещё не приняв решения, он протянул руку. Волхв положил перо на ладонь.

Держа его двумя пальцами, словно нежданно выскочившую соплю, князь помахал им, показывая, что ни капли не верит в слова волхва.

— И что это? Вместо засапожного меча?

Волхв пожал плечами, сделал вид, что не заметил княжеской насмешки, ответил серьёзно.

— Зачем вместо? Вместе с ним. С ножом-то он на тебя не бросится. Побоится. А вот с колдовством…

Он провёл обеими ладонями по лысине, разгоняя кровь в голове.

— Может, ты про то и не знаешь, что уже семь раз подряд зарезанный?

Круторог молчал, показывая, что не получил ответа на свой вопрос. Тогда Хайкин объяснил.

— Оберег это. Защита твоя. Если он тебе захочет голову заморочить, какой-то морок нашлёт, то оно не даст. Защитит.

Князь повертел перо, соображая, куда его можно сунуть. В нём не было ни надёжной тяжести меча, ни остроты кинжала. Не за голенище же, в самом деле.

— И что мне с ним делать? — раздражённо спросил он.

Хайкин не смутился.

— Рядом с сердцем прикрепи.

Он поднялся, хотел уйти, но стукнул себя по лбу, опять сел.

— Да… После разговора сам его руками не бери. Меня дождись… А то не ровен час… Ну, а когда вернёшься — тогда и посмотрим, от чего ты там вдруг таким добрым вдруг становишься. Да и вдруг ли?

Ночь для Миртидана промелькнула так быстро, словно утром его ждала не радость, а какая-то беда.

Круторог пришёл, едва он поднялся.

Митридан окинул его взглядом, ища перемены, и пытаясь определить хозяйское настроение, но князь не дал себя рассмотреть.

— Ну?

Стараясь не злить его, Митридан показал на большой котёл, что стоял на огне.

— Через пять дней будет тебе чудо! — торжественно сказал он. Князь посмотрел на котёл и недоумённо поднял бровь.

— Чудо! — убеждённо подтвердил колдун. — Так всё сложилось…Какая удача, князь! Какая удача! Я такое заклинание сотворил!

— Два дня, — жёстко повторил Кроуторог, словно не слышал слов колдуна. — Я тебе ещё давеча сказал. Ни полуднем больше. Хоть ты из кожи вылези…

«Опять князюшка заупрямился?» — подумал колдун. — «Ну ничего, ничего… Утешу тебя напоследок!» Митридан сложил пальцы и произнёс слово Послушания, но вместо знакомого чувства слияния с Силой, словно о стену грянулся.

Он сказал Слово ещё раз, сквозь полуопущенные веки, глядя на князя.

— Что жмуришься, Митридан? Чего бормочешь?

Княжеское лицо перекосилось, брови сошлись над переносицей.

— С утра на сон потянуло? Тебе не жмуриться, а думать надо как князю угодить… Трудиться. Выполнять княжье повеление.

Колдун попробовал ещё раз, но князь смотрел грозно. Чуя неладное, Митридан напрягся, пытаясь разглядеть, что помешало ему подчинить князя так, как он делал это прежде. Гость показался ему окутанным чем-то вроде тумана. Ощущение счастья, что только что переполняло его, исчезло, сметённое волной страха. Колдун почувствовал, как волосы на голове у него зашевелились. Он почувствовал себя таким беззащитным, каким, наверное, не чувствовал себя даже голый охотник перед вставшим на задние лапы медведем. Оружие, что так долго служило ему, сломалось. Тетива порвалась, меч треснул… Он остался безоружным. Сейчас его искусство не давало ему власти над князем.

Когда он понял это, ужас взял колдуна за горло.

«Колдовство! — мелькнуло в голове. — Колдовство! Как подло!» Митридан попытался ещё раз осторожно пробить колдовскую завесу вокруг князя, но и в этот раз у него ничего не вышло. Тот только нахмурился, словно что-то почувствовал. Страх, как прорвавшая плотину вода, ударил колдуну в голову.

— Хорошо, князь, — отозвался он, не выдержав напора своего страха. — Ты сказал — я сделал. Думаю, что в два дня я управлюсь.

Злоба князя, которую он чувствовал, словно сдерживаемую плотиной воду, ослабила напор.

— Не подведёшь меня?

— Нет, князь…

— А что это ты такой покладистый? — подозрительно спросил князь. — С чего бы?

Колдун быстро глянул в окно.

— Сегодня Луна была полная. Колдовство в такие ночи живей бежит и ежели теперь жемчугу добавить…

От удивления, наверное, князь сказал.

— Дам я тебе жемчугу…

— Шапку?

Князь кивнул, словно кто-то невидимый за бороду дёрнул, и колдун, опасаясь дальнейших расспросов, сам спросил:

— А что за спешка такая? Неужто враги поблизости появились?

Умиротворённый неожиданной покладистостью колдуна, Круторог ответил. Ответил как равному.

— Гостей жду. Через два дня ко мне Киевский князь приедет. Удивить его хочу.

Колдун понимающе кивнул. Для него эти слова значили больше, чем для князя. Наслушался он уже про князя Владимира, про дружину его бойкую, про богатырей…

«А Владимир скорее всего Белояна с собой притащит… Нет, я точно тут лишний». Страх постепенно уходил, темнота в глазах редела. Князь теперь больше думал не о нём, а о том, что произойдёт через два дня.

Колдун коснулся амулета. «Слава Богам, что теперь можно уйти в любой момент». Он подумал, какой вид будет у князя, когда всё случится так, как он задумал, и честно сказал:

— А ведь, знаешь, князь, будет тебе, чем гостей удивить…

Круторог, думая о своём, кивнул.

— Да. Будет. Оружие, что ты сделаешь, покажу, да Гаврилу… Давно князь Владимир его поглядеть хотел.

Слегка обиженный, что его колдовство равняют с каким-то там Гаврилой, Митридат переспросил.

— Какого Гаврилу? У тебя этих Гаврил по терему бродит как собак не резаных. Куда пальцем не ткнёшь — обязательно в какого-нибудь Гаврилу попадёшь.

Князь, почувствовавший обиду колдуна довольно улыбнулся.

— Гаврила один такой… Других нет. Тот самый, что своей тени пуще сглазу боится. Трусоват только, а так…

— А-а-а-а-а, — протянул Митридан, сразу потеряв интерес. Этого Гаврилу он знал. — Дурак твой…

— Какой же он дурак, если мне угоден? — нахмурился Круторог. — От него хоть польза есть. Как скучно станет — он меня забавит — спиной вперёд по лестнице взад-вперёд побегает, тоска и отпустит.

Голос его посуровел.

— А вот ты пока только золото с серебром переводишь. Жемчугу вот третью шапку просишь.

Глаза его снова нехорошо сверкнули.

— Так это пока, — смело ответил колдун. — Ты, князь, погоди чуток. Я к сроку управлюсь.

— Два дня? — спросил князь.

— Точно. Два.

— Хорошо, — согласился с ним Круторог. — Ты сам сказал. Значит, чтоб через два дня всё было готово — иначе сидеть тебе на колу.

Митридат представил пыльную дорогу и усмехнулся. В мыслях, конечно, хотя мог бы и по настоящему — князь на него уже и не смотрел.

Его гость поднялся и пошёл к двери.

«Будет тебе прощальный подарочек… — подумал колдун. — И тебе, и волхву твоему окаянному…»

Он мысленно нашёл у князя за пазухой защищавший его амулет, и произнёс заклинание.

— «Вряд ли твой Хайкин такое знает…Сарацинское колдовство всё-таки. Оборотная магия…»

Князь, словно почувствовав что-то, остановился.

— К тебе Гаврила Масленников не заходил сегодня?

— А что? — спросил колдун. — Неприятности?

— Да говорят про него разное… Даже не верится. Ладно.

Он махнул рукой.

— Это всё потом…

Князь с полдороги повернулся к очагу, над которым висел котелок.

— Последняя просьба к тебе, — остановил его колдун, встав на пути.

— Что ещё? — Нахмурился Круторог. Котелок колдуна призывно булькал, обещая раскрыть все хозяйские тайны. — Жемчуга? Я сказал, принесут.

— Да нет, тут другое.

Колдун посмотрел на телохранителей князя, что стояли у дверей, понизил голос.

— Дело, что я для тебя, князь, делаю, больших сил требует и дорогого стоит. Я всю свою волшбу в твоё чудо вгоню…

— И что? — нетерпеливо дёрнулся к котлу князь. Митридан опять не пустил его, заступил дорогу. Тот поднял, было руку для удара, но одумался. Колдун сделал вид, что не заметил княжеского движения.

— А то, что среди нас, колдунов разные попадаются. Есть и такие, которые не в позор себе считают напасть на слабого, отобрать у него всё, что можно.

— Да что тебе нужно? — не вытерпел князь, хотя б одним глазом пытаясь увидеть что там, в котле. — Толком говори!

— Сегодня к вечеру я для любого колдуна лёгкой добычей буду. Прошу тебя, пусть твои дружинники меня поберегут. Пусть посидят где-нибудь рядом до вечера. Мало ли что… Да и тебе спокойнее.

Князь посмотрел на котёл, потом на лавку. На лице его явственно проступило нежелание делиться с кем-нибудь ещё своей тайной.

— Ну?

— Не любят они тебя почему-то… — сказал князь.

Колдун пожал плечами. Подумаешь — важность!

— Я их тоже не жалую… Да разве обо мне речь? Пусть не меня — пусть твоё чудо охраняют. Обидно ведь будет, если в самый последний момент всё какому-нибудь проходимцу достанется…

Князь подумал. Посмотрел на заветный котёл. Колдун стоял на пути и уходить не собирался.

— Тут, что ли ждать?

Колдун замахал руками.

— Тут они только мешаться будут. Пусть где-нибудь во дворе посидят. Недалеко. Так, чтоб я докричаться смог, ежели что…