Мы вернулись очень поздно. В больнице было темно.
– Что случилось? – спросил доктор.
– Раньше свет был, почему вдруг темнота?
Я посмотрела на него и увидела, что его лицо изменилось. Стало маской.
– Мы не сразу зайдем. Пошлем сначала кучера.
– Почему? Вы думаете, что что-то произошло?
Он поворачивается ко мне и говорит:
– Да. Я боюсь, что был обыск.
– Ищут меня?
– Может быть, тебя, а может быть, и меня.
Кучер постучал в большую дверь молотком, который висел рядом и закричал:
– Это мы! Откройте!
Толстая сестра Поплавская приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, кто хочет войти.
– А! Это вы! Слава богу! Здесь была полиция.
– Зачем? – в один голос спросили мы с доктором, он на румынском, я на русском.
– Они искали вас и подумали, что вы сбежали. Что жид тебя украл.
– Они дураки – говорю я. – Откройте нам дверь.
Я обняла ее, а она меня.
– Замечательно то, что вы вернулись. Сейчас я сделаю горячий чай.
Несмотря на весну, было очень холодно вечером и ночью. Когда мы вошли, меня окружил запах закрытого места. Сестра понизила голос, чтобы доктор не услышал. Она забыла, что он не понимает русский.
– В полиции появился новый человек! Очень злой человек! Сатана!
Мы обе посмотрели на доктора. Он что-то почувствовал и сказал мне на румынском:
– Таня, я оставляю тебя в надежных руках.
И отправился в свою квартиру.
Сестра взяла меня подмышку и почти понесла меня до нашей комнатки, моей и рожениц. Маленькая Анюта спала сладким сном. На «столике»– стуле около моей кровати мерцала угасающая свеча. В комнате было душно и жарко. Я начала свистеть. Мое дыхание.
– Ой, опять астма! – сказала сестра. – Ложись в кровать, а я принесу тебе «твою таблетку».
Эти таблетки мне пожертвовал румынский доктор. Я легла на кровать и расплакалась горькими слезами. Я поняла, что меня подозревают. Я все поняла и испугалась. «Что со мной будет?» – спрашивала я себя. Я еще не могу хорошо ходить. Это будет мой конец.
Анюта проснулась.
– Я хочу пить.
Я протянула ей бутылку с водой. Это можно было сделать, не вставая с кровати. Проход был узким.
– Танюша, где ты была? Я все вр-р-ремя плакала.
– Я была у цыган.
– Я тоже была у цыган.
– Что? У каких цыган?
– Тихо! Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал! Моя мама посадила меня около двери, прямо в снег, позвонила в колокол, который висел около ворот, и сбежала. Никто не вышел. Я заснула. Утром, на санях, приехали цыгане и нашли меня замерзшую. «Ой!» – они кричали. «Ой, ой, ой! Маленькая девочка, как тебя зовут?». Я сказала: «Анюта». – «Где твоя мама?» – «Убежала». – «Как убежала? Оставила тебя босую в снегу?! Подлая! Скотина! Даже звери такого не делают!»
А я молчала и плакала… но не рассказала им всего.
– Чего «всего»?
– Даже тебе нельзя знать!
– Почему? Почему? Расскажи мне!
– Нет, не расскажу. Даже если умру!
В это время вернулась сестра Поплавская и у нее в руке волшебная пилюля.
– Скорее глотай. Если разжуешь ее зубами, она подействует быстрее.
– Я не люблю эти румынские таблетки. Они действуют не так, как укол. И они совсем не румынские, они немецкие!
– Откуда вы знаете, госпожа всезнайка?
– Это просто – отвечаю я. – Я прочитала на коробке.
– Ой, Танечка! Ты такая умная. Где же нам, деревенским, до тебя!
Это было сказано в шутку, и этому предшествовал сочный поцелуй в щеку. Анюта открыла свои глазки и испугано спросила:
– Ты не задохнешься, Танечка?
– Нет.
В это время приступ усиливался.
– Позвони в колокольчик! – сказала Анюта.
– Не хочу. Я не хочу всех будить.
Я потушила свечу. Больница погрузилась в темноту.
На следующее утро, на рассвете, ко мне зашел румынский доктор. Он принес мне коробку настоящего чая и четыре коробки прекрасного румынского печения. Горе мне, горе! Я ведь не смогу открыть их своими руками. Среди «даров» была огромная колбаса, наполняющая нашу комнатку запахом, а мой рот слюной.
– Что случилось? – спросила я у доктора.
Он мне не ответил. Положил несколько пачек таблеток на мой стул между упаковок с маслом и кофе.
– Что случилось? – я продолжала спрашивать. – Что мне с этим делать?
– Съешь это. Мне это больше не нужно. Я возвращаюсь!
– Куда возвращаетесь?
– В Бухарест!
– Почему?
Он нагнулся ко мне и прошептал:
– Опасайся Плутоньера, командира роты, нового офицера. Он подозревает, что ты и Анюта еврейки. Он не хочет, чтобы еврей был офицером в христианской больнице. Он нас ненавидит!
Я молчала. Вдруг я поняла, что мой самый большой друг покидает меня, все подозрения по отношению к нему улетучились.
– Ты понял? – спрашиваю.
– Сразу же.
– Что же теперь делать?
– Ничего! Делай вид, что ничего не произошло. Я надеюсь, что вернут электричество в эту несчастную больницу.
– Людмила Александровна и Софья Федоровна знают, что вы уходите?
– Еще нет. Перед поездкой я с ними поговорю. Они не будут сожалеть. Я причинил им много проблем. Они меня тоже ненавидели.
– Неправда! Они вас не ненавидели!
– Ты маленькая и умная девочка, но есть вещи, которых ты еще не можешь понять. Все нас ненавидят.
– Почему?
– Я не знаю. Это издавна.
– В Бухаресте вас также унижали, как и в Кишиневе?
– Не совсем так, как у вас. Факт, что все евреи до сих пор еще там.
– Тогда возьмите меня с собой в вашу коляску.
– Я очень сожалею, это невозможно. Они подумают, что я тебя похитил, и убьют нас обоих. Ты даже не представляешь, насколько они плохие.
– Доктор, я представляю.
И первый раз я рассказала ему правду, которая душила меня. Я даже почти радовалась, что смогла раскрыть свою тайну.
– Они убили бабушку, подлые румыны.
– Они были полицаями?
– Да. Они забили ее до полусмерти и живьем закопали.
– Ты это видела?
– Да – просто ответила я.
– А мама и папа?
– Папа покончил с собой. А мама умерла у цыгана Петро.
– Это я понял. А как папа покончил с собой?
– Мы были в каком-то старом амбаре, много людей. Папа снял с себя пальто и вышел ночью на улицу. Я думаю, что он знал, что каждый, кто выйдет на улицу, будет расстрелян.
– Откуда ты знаешь, что он умер?
– Я слышала выстрелы, и он не вернулся. Мы поняли.
– Теперь скажи мне правду: ты дала цыгану Петро драгоценности твоей семьи или он сам их взял?
Кровь прилила к моему лицу.
– Как вы можете его подозревать?! Я выбросила все драгоценности в лесу в снег, чтобы никто их не нашел.
– Зачем ты сделала такую глупость?
– Вы не понимаете. Если бы у меня их нашли, то сразу бы все поняли и убили бы меня.
– Я действительно не знаю, что сказать.
– Ничего не говорите. Попрощайтесь с этими милыми врачами и идите своей дорогой. Я останусь здесь.
Он вышел. Дверь за ним закрылась, и я осталась еще более одинокая в этом месте.