В одно прекрасное утро, когда я была занята штопкой чулок дяди Павы под тщательным наблюдением противной Софи, он появился собственной персоной:

– Брось все и идем со мной. Хорошо оденься, – говорит мне дядя Пава с улыбкой. – Я тебя познакомлю с разными местами в этом гетто.

Одеваюсь за несколько минут и бегом выхожу. Подаю дяде Паве свою руку, как когда-то несколько лет назад. Его большая рука сжала мою и мы пошли по намощенной улице Балты.

– Куда мы идем? – спрашиваю я.

– Сначала я хочу тебе показать, где граница гетто, которую тебе нельзя переходить!

Мне было ясно, что нет таких границ, которые я не могу перейти в ближайшее время, но, конечно же, я не сказала ни одного слова. Наша прогулка продолжалась почти час. Это гетто не было большим, за один час мы охватили всю новую «географию». Мы остановились возле «комитета» – руководство гетто. Мой дядя Павел занимал там очень важную должность. До сегодняшнего дня, я не совсем понимаю, что именно он там делал. Со временем, я поняла, что основной деятельностью этого места была посылка людей, в большинстве мужчин, иногда и женщин, на работы. В большинстве случаев эти люди не возвращались назад. Если эти люди не возвращались, то по прошествии некоторого времени, один из членов центра куда-то уезжал на поезде и возвращался с мешками одежды. Все это проходило с большой секретностью, но некоторые люди все знали.

Были три возможности: одна – выход на работу. Люди собирались перед комитетом, по спискам которые были приготовлены заранее членами центра. Тяжелая миссия! Никто из них не знал, вернутся эти люди или нет. Их жены и дети стояли на расстоянии и молча дрожали от страха. Я этого никогда не видела, но мои друзья в гетто неоднократно описывали мне эту сцену. Вторая возможность была, посылка этих людей в другие гетто или в другие лагеря. Третья и последняя возможность для них – никогда не вернуться.

Все эти вещи не были мне рассказаны моим улыбающимся дядей. Он меня показывал своим друзьям и знакомым, и все восторгались моей «необычной» красотой, что приводило меня в ужасное смущение. Я уверенна, что они все это говорили только потому, что он хотел это услышать. Он меня представлял, как своего ребенка:

– Она мне как дочь! – говорил он. – У меня и моей жены не было детей, а Таточка – дочь сестры моей жены.

– Что случилось с семьей? – спрашивали его знакомые.

Мой дядя делал очень кислое лицо и говорил:

– Все… все… совсем все… и с какой жестокостью.

Его собеседники выказывали свое участие в этой трагедии очень выразительным щелканьем языка и закатом глаз. Очень значительным выражением сочувствия. Я чувствовала себя очень несчастной в этой ситуации. Я надеялась, что представление моей трагедии кончится быстрее!

Через несколько часов, в конце этой длинной прогулки очень знаменательной для меня, я поняла, что все благополучие и покой в гетто это просто принимаемый всеми трагичный обман. Под видом маленького города, скрывается мир полный ужасов, нищеты, голода и очень тяжелых болезней.

– Сейчас мы пойдем обедать! – возвестил дядя Павел.

– Где же будет обед? – спрашиваю я. – Дома?

– Нет, – говорит дядя Павел. – Я тебя веду к очень приятным людям.

– Они нам дадут просто так, без денег, обед?

– В первый раз – да. Но если ты захочешь там кушать опять, то ты должна будешь заплатить.

– Я понимаю, – говорю я, несмотря на то, что я ничего не поняла.

Мы остановились возле низенького домика, постучали в дверь, в которой были странные дырки, похожие на то, что ее давно едят черви. Когда дверь открылась, дядя Павел мне сказал:

– Осторожно, надо спуститься по трем ступенькам.

– Это что, погреб? – спрашиваю я.

– Совсем нет, не погреб. Хороший дом, хороших евреев. Этот дом – дом Эсфири Яковлевны.

– Кто она такая?

– Сейчас ты с ней познакомишься.

Госпожа Эсфирь была женщиной гораздо более широкой, чем высокой, с очень милым лунообразным лицом. Было очень сложно определить ее возраст.

– Какие гости! – воскликнула она. – Это твоя племянница? Какая красивая!

«Боже, – сказала я себе. – Какая подлиза!»

– Я вас ждала, – продолжила толстая дама. – Проходите в гостиную.

Мы зашли в гостиную, которая была полна женщин. Там была старая женщина, которая вела себя, как королева, сходящая с трона. Другая женщина, тоже полноватая, была разукрашена самыми разными цветами, а рядом с ней стояла девочка моего возраста. Они были мне знакомы. Они обрушились на меня с поцелуями и объятьями.

– Таточка, ты меня знаешь? Таточка, я Дора, подруга твоей тети Рахиль! Я жена брата Мальвины. Ты помнишь красавицу Мальвину?

– Да, – я ответила. – Что с ней случилось?

Я сразу же пожалела, что спросила. Начался ужасный рассказ о судьбе Мальвины, который я постараюсь скрыть от глаз читателя. Грустный рассказ не изменил замечательного настроения дяди Павла.

– Что ты нам приготовила, моя подруга Эсфирь?

В середине комнаты стоял большой и тяжелый стол, на конце которого была кастеляна белая скатерть. Стояли две тарелки, ножи и вилки и даже стаканы.

– Я приготовила вам очень вкусные вещи, – сказала госпожа Эсфирь. – сегодня вы – мои гости.

Было очень неудобно есть вкусности этой госпожи под голодными взглядами трех женщин, которые там стояли. Для меня это положение было очень тяжелым, не приятным и я не могла ничего проглотить. Дядя Павел съел с огромной радостью и аппетитом курицу и пельмени в сопровождении соленых огурцов и неизвестного мне напитка, который ему дала госпожа. Моя глупая особенность не дала мне проглотить эти угощения, несмотря на то, что я была очень голодной. Я удивилась разнообразию блюд, которые нам предложила хозяйка. Мне заинтересовал этот особый статус и почему дядя Пава привел нас сюда. Визит закончился объятьями и поцелуями. Я тоже утонула в полных руках хозяйки дома, которая всеми силами пыталась показать свою симпатию. Когда мы вышли, я обнаружила, что в прихожей живет семья. Стареющий мужчина, с отяжелевшим телом и потухшими глазами. Очень худая женщина, вся в морщинах, но намного моложе, и парень лет семнадцати-восемнадцати, очень красивый. Он стоял около двери и смотрел на нас. Перед тем как мы вышли, хозяйка представила мне этих троих:

– Это мой брат фармацевт, его жена и мой любимый племянник Рувка.

Рувка совершенно не реагировал. Когда мы вышли, дядя Павел ущипнул меня за щеку и сказал:

– У тебя будет хорошая компания в этом доме.

Я поняла, что я должна переехать туда. Видимо, дядя понял, что мы не особенно хорошо уживаемся вместе. С одной стороны, я была рада оставить это ужасное место и эту Софику, но я не была рада переезду в этот очень грязный дом. Множество людей, противная лесть, еда, которая, естественно, никогда до меня не дойдет, и этот молодой парень с красивым и несчастным лицом, можно даже сказать униженным – все это не предвещало ничего доброго.

По дороге я очень осторожно сказала моему дяде:

– В этой большой комнате я видела три кровати, но там нет места для четвертой.

– Нет никаких проблем! Ты будешь спать с тетей Эсфирь. Она замечательная женщина.

– Я буду спать с ней в одной кровати?

– В чем тут проблема? Тебе будет тепло и хорошо. Кровать – огромная, а ты – малюсенькая.

– Ты будешь платить за меня?

– Она довольно дорогая, – говорит дядя. – Она хочет пятнадцать марок за пол кровати, но без еды. Ты будешь приходить к нам обедать. Между прочим, вся торговля здесь ведется в марках. Это новые марки, которые отпечатаны здесь в Транснистрии. В любом другом месте они не являются никакой ценностью, не больше, чем кусочек бумаги.

Я подумала, что я сделаю со своим отвращением к госпоже Эсфирь Яковлевне, но не было времени заниматься этими мыслями. Через несколько минут мы очутились возле дома наших белорусских дам, и я поняла, что дорога между домами очень короткая.

– Мы все устроили, – сказал дядя, после того как снял шляпу и сменил сапоги на мягкие домашние туфли.

– Иди, поздоровайся с моей женой и скажи ей, что все устроено. Я иду на двор.

«На двор» – значит в туалет. Несмотря на то, что в этом доме был водопровод, туалет был во дворе. Канализационная система не работала и электричество тоже. Все остальное было как в обычном городском доме. Я не могла не заметить ужасную грязь в доме госпожи Эсфирь. На столе остались следы всей еды, которую ели в течении месяцев. Когда я прошла мимо кухни, дверь была открыта, и я заглянула вовнутрь. Стены и кастрюли выглядели как после пожара. Пол был покрыт водой и грязью. Там вероятно и варилась еда, которую нам подали с такой важностью и «роскошью».

Я не сказала ни слова, я даже не вошла в комнату дяди, чтобы сообщить его жене то, что он хотел. Я полагалась на него, что он сам ей объявит эту «хорошую весть», что она отделалась от меня навсегда.

Я была очень, очень уставшей. Была уставшей, разочарованной и испуганной. Опять скитания. Я села на свой сундук в углу и сказала себе, что этот сундук выглядит как царская кровать, по сравнению с отталкивающей кроватью толстой госпожи Эсфирь, которая распространяла запах кухни и жареного лука. Это то, что меня ждет – сказала я себе. И еще за целых пятнадцать марок! Молодая русская хозяйка зашла в комнату, где я сидела, и сказала:

– Танюша, я понимаю, что тебя переводят в другое не совсем приятное место. Если тебе будет очень трудно, то приходи жить с нами. Можешь зайти через задний вход, никто тебя там не увидит. Ты сможешь спать в библиотеке, и ведьма тебя даже не заметит!

– Это будет невозможно, все время прятаться. Это тяжело и это меня связывает. Рано или поздно это откроется моему дяде, и он будет сильно на меня сердиться.

– Делай, как знаешь. Переезжай туда и если это будет очень плохо, то сделай, то, что я говорю. Мы всегда тебя будем ждать, и ты сможешь есть и спать у нас, когда тебе захочется. Это не далеко. Мы хорошо знаем госпожу Эсфирь и знаем все о ее доме. Мы предложили жене твоего дяди, что за десять марок мы возьмем тебя к нам. Но знаешь, что она ответила? «Что? Ни за что в мире! Я знаю этот номер. Она пройдоха, эта девчонка. Не верьте ее наивному личику».

Я смеюсь и спрашиваю:

– Возьмете ли вы меня, если я изменю свое решение?

– Что за вопрос? Конечно.

– Это ведет прямо в библиотеку?

– Прямо в библиотеку! Даже когда нас не будет дома, ты сможешь приходить. Возьми этот ключ, у нас есть еще.

Вдруг я ее обняла и очень крепко прижала ее к себе. Она была очень худая, светловолосая. Светлые брови и ресницы, с голубыми глазами. Она не была очень красива, но для меня она была как королева.