Мы начали привыкать к новому напряжению.

Вокруг много военных. Мы опять начали ходить по деревням. Мы выходили в субботу после обеда, после своего рабочего дня, спали в деревне, а на следующее утро в воскресенье мы возвращались. Это было возможно только тогда, когда Марья Александровна могла остаться с детьми. Мы могли свободно выходить и входить в город, но по вечерам по всем улицам ходили патрули и жители не имели право выходить на улицу. Было очень опасно встретиться лицом к лицу с румынским или немецким патрулем. В особенности опасно для Милочки. Моя подруга Мила выглядела уже подростком не ребенком. У нее выросли разные «принадлежности», которые были очень не желательны в таких обстоятельствах. Марья Александровна строжайше нам запретила выходить на поля и улицы в сумерки. Иногда Вадим присоединялся к нам. Вадим появлялся и исчезал непонятно куда. Вообще его окружал туман неизвестности. Он смотрел на Милу телячьими глазами, со смертельной грустью и бесконечной любовью. Конечно же, мы над ним смеялись. Он был хорошим парнем, бедняга. Кто знает, что с ним произошло. Какая ему выпала судьба.

В одно утро мы вышли в деревню. Мила сказала, что у нее есть на примете такая деревня, где живет замечательная семья, чудесные люди. У хозяина сегодня день рождения. Милочка прежде всего, хотела попасть к ним.

– Мы сможем у них все купить?

– Да, да, все в порядке. Кажется, что сегодня они зарезали барашка. Они всегда это делают после Пасхи, а не перед.

– А у меня тоже через несколько дней день рождения.

– Ого, и у нее день рождения! Посмотрите на нее! Поперек батьки в пекло не лезут! Мы не можем сейчас праздновать день рождения. Забудь!

– У меня нет к вам никаких претензий. – Обиделась я.

– Ой, перестань быть такой дурой! Во все, что тебе говорят, ты веришь. Сделаем тебе, сделаем тебе день рождения, не бойся, дурочка.

– Почему Вадим не пришел?

– Иди, узнай! У него все – тайна! Наверно он что-то делает для комсомола.

– Что там делают?

– Где это «там»?

– Ну, в комсомоле… Это что дом? Это чей-то дом? Что там происходит.

– Это не дом. Это погреб. Собираются там группами. У каждой группы свой погреб.

– Сколько людей в группе?

– Самое большее – шесть.

– Почему?

– Ой, Таня, Таня. Ты же ничего не понимаешь! Если одного поймают, то его заставят выдать румынской полиции имена пяти человек и все! А если будут больше, то это будет большая потеря.

– У каждого есть свое имя или его называют собственным именем?

– По настоящему. Тут у нас, в маленьком городке, все всех знают. Некуда спрятаться!

– А что они там делают?

– Распространяют листовки в кино, кладут их под двери в городе. Приносят еду и оружие партизанам…

– Где партизаны?

– Ой, действительно, какие дурацкие вопросы ты спрашиваешь! В лесу! Где же им еще быть?!

– Мила, не сердись. Если все знают, что они все в лесу, так и армия знает. Таким образом, их все равно поймают!

– А! Видно, что ты не веришь в нашу героическую молодежь! Румыны боятся, открыто на них напасть. Они больше боятся партизан, чем мы боимся их!

– Это взрослые или дети, как мы с тобой.

– И те и те. Весной и летом больше детей. А зимой они не могут продолжать и возвращаются домой.

– Что они делают в этих погребах?

– Слушают радио.

– У них есть радио? Это здорово, это действительно здорово!

– Что ты думаешь, наши люди трусишки?! Они готовы сделать все! Даже свести поезда с рельс.

– Как это сводят поезда?! Почему поезда?

– Таня, иногда ты совсем как ребенок! Надо сводить поезда немцев, которые едут на фронт. Это нужно! Обязательно нужно!

– Ясно, понятно! Но как они это делают? Скажи, Мила, а я могла бы это сделать?

– Конечно, только этого мне не хватало! – Говорит Мила. – Моя мама наверно убьет меня из-за того, что я это тебе рассказала.

– Нет, нет, расскажи. Расскажи все. Сейчас, давай!

– Ну, я тебе еще раз говорю. Берут гаечный ключ и молоток. Идут ночью к рельсам и ослабляют все винты.

– И никто их не ловит там?

– До сих пор я не слышала, чтобы там кого-то поймали. Но это делают только маленькие.

– В нашем возрасте?

– Конечно, а почему бы не делать?! Освобождают винт и удирают. Совсем не сложно, но зимой труднее.

– Почему зимой труднее?

– Потому, что все замерзшее! Разве не ясно?!

– Да, ясно. А почему ты туда не идешь и не делаешь этого, если все так просто?

– Только этого мне не хватает! Моя мама должна будет остаться с маленькими детьми и не пойдет на работу?! Тогда кто им принесет еду и что они будут кушать?! Без меня, – продолжает Мила с гордостью. – Без меня, моя мама не сможет пойти на работу! Кто будет заниматься домом? Кто будет стирать и варить?

Мне надоело слушать ее тираду.

– Ну, хорошо, хорошо! Не сердись. Теперь, кажется, и я тебе немного помогаю.

– Ну и ты, конечно, немного помогаешь. Ты же мне как сестра. Ты хочешь быть моей сестрой, Таня?

– Конечно! Давай сделаем кровяной союз.

– А как это делают?

– Прокалывают палец булавкой, и смешивает кровь нас обеих.

– Есть у тебя булавка?

– Нет.

– И у меня нет, у меня никогда не было булавки.

– Хорошо мы это сделаем когда вернемся домой.

Мы продолжаем наш путь молча. Мне всегда трудно ходить, поэтому мы идем очень медленно. Когда мы, наконец, пришли туда, то нашли хозяина довольно таки пьяным, а вся семья занималась мясом зарезанного барашка. Было интересно смотреть, как они это делают. Они процеживали кровь в кишки, из этого потом делали колбасу, которую коптили над костром. С солью и перцем. Откуда у них была соль? Они наполняли кишку, связывали ее с обеих сторон и потом вешали ее над костром. Мясо они разделывали, солили, перчили и вешали. Часть мяса попадала прямо в горшок, который стоял на плите во дворе.

– Мила, у них уже лето! Они варят это на летней плите! А вдруг пойдет дождь?

Мила не обращает внимания на мои вопросы и заходит в дом. Она целуется со всей семьей. Они хватают наши корзины и наполняют их всякими продуктами. Очень осторожно кладут яйца в солому, чтобы они не разбились по дороге. Они не хотят брать у нас денег, мы не протестуем. Я сижу на скамейке и смотрю на них. Что это за люди? Счастливцы, как будто воины и нет вовсе! Как хорошо когда есть большая семья! Вдруг я понимаю, насколько я одинока. Праздник еще не начался. Милочка подошла ко мне и легла рядом на печку. Несмотря на то, что была весна, после обеда было довольно холодно. Хозяин дома налил нам два стакана водки, той самой водки из сахарной свеклы. «Орудие» приготовления стояло в углу комнаты, и водка гуляла по стеклянным трубочкам туда и назад. Это зрелище меня пленило. Не замечая, я взяла стакан, который мне подал хозяин, высокий здоровый дядька с огромными усами. Настоящий коренной украинец.

– Выпей все, девочка. Видно, что ты устала. Это тебе нужно!

Я опрокидываю стакан прямо в горло. Немного печет, но очень вкусно. Сладковато.

– Идите сюда скорее! Посмотрите на эту девулю! Как она опрокидывает стаканы! Это настоящая русская девочка! Правда, Людмила? Эта девочка пьет как русская, не как наша украинка! Ты такого не сделаешь, а Мила, правда?

Милочкиного ответа я не слышу и не понимаю. Я вообще перестаю понимать, где я нахожусь. Пришли гости. Начали петь. Меня положили на печку, а я потеряла любую связь с действительностью. Я слышу очень красивые песни. Я никогда не слышала таких песен. Сплю как убитая. Мне снится мой дедушка. Это все из-за водки.