После многих станций, мы прибыли в конечный пункт назначения. Мы переходили границы. Слышали языки, которые сменяли друг друга. Украинский, русский, румынский. Поезд остановился на довольно роскошном вокзале. Это большой румынский город, красивый и старый. Его имя – Яссы.

Нас поселили в большом здании, которое до этого служило домом сирот. Здание было отремонтировано. Когда мы вошли, нас окружил прекрасный запах чистоты и свежевыкрашенных стен. Все новое. Мы с Гари держались за руки. С поезда мы не расставались. Нас поделили. Девочки отдельно, мальчики отдельно. Старшие девушки в меньшей комнате, потому что нас было не много. Большинству девушек было по шестнадцать – семнадцать лет. Меня туда запихнули, потому что не знали куда отнести. Я была очарованна всем. Ванны. Души. Прически. Чистые вещи. К нашему счастью, нам не дали одинаковую форму, а дали вещи, которые пожертвовали евреи, живущие в городе.

Я подружилась с тремя девочками, которые рассказали мне свои истории. Я была удивлена, когда услышала, что одна из них израильтянка. В 1940-ом году она поехала со своей мамой в Черновцы, в Буковине, навестить родных которых раньше не знала. Из коротких предложений я поняла, что во время перехода немецких и румынских войск из Черновиц в западную Украину, она потеряла свою маму и родных и осталась одна. Работала на каторжных работах и много раз была изнасилована. Все это она говорила намеками. Надо заметить, что она говорила об этом, как о самом обыденном. Без чувств и без слез. Я все время молчала. Только слушала. Две другие девочки рассказали похожие вещи. Они говорили об изнасилованиях холодно и «по-деловому». Даже обменивались ужасающими, тошнотворными подробностями, которые мне даже трудно описать словами. Я не сразу смогла понять, о чем они говорят. Я видела, как насилуют. Видела, как целый отряд насилует девушку. Выдела во всех подробностях. Они ее насиловали, и продолжали делать это даже, когда она уже умерла. Пока «очередь» не закончилась. Когда я видела этих красивых девочек, цветущих, казавшихся совершенно здоровыми, описывающих эти ужасные сцены, мне было сложно поверить, что такое вообще может быть. Мне было странно слушать, как они говорят об этом. И так же спокойно делились планами на будущее.

Одна из девочек прекрасно играла в теннис. Рядом с сиротским домом был теннисный корт, и однажды они получила теннисные ботинки и ракетку. Милые парни, местные евреи, пригласили ее поиграть. У нее были красивые зеленые глаза и очаровательное личико. Одна сторона ее лица была обожжена. Я не осмеливалась спросить, как это произошло. Когда они вернулись с игры, я услышала от них, что произошло в Яссах в 1941-ом году.

Один парень, ему было примерно восемнадцать или девятнадцать, рассказал о погроме, который произошел тогда.

– Что такое погром? – спросила я.

– Это, наверно, русское слово, – сказал он. – Я не знаю русский. Я разговариваю только на румынском. Я родился здесь, в Яссы.

– А что это означает?

– Это означает преступление, убийство, грабеж, избиение, изгнание, насилие, сожжение.

– Да, я понимаю… А ты что был в этом?

– Конечно, был. Я и моя семья. Улицы, на которых жили евреи, были окружены войсками. Я думаю это были местные фашисты. Несколько солдат немцев из СС, наверное.

– Скажи, а они еще тут, в городе?

– Может быть, но немцев не видно.

– Но фашисты все местные.

– Хорошо, продолжай, пожалуйста. Скажи, что было?

– Вытащили всех людей. Конечно же, я говорю о евреях. Из домов прямо на улицу, с помощью нагаек. Их всех собрали в нескольких местах. Часть из этих людей были убиты пулями и нагайками и их бросили прямо один на другого. Мертвые и почти. Я не видел своих маму и сестер, но я держал папу за руку. Мы не были ранены. Мой папа и я попробовали вылезти из-под кучи кровоточащих трупов. Мы думали вернуться на тоже место, чтобы найти оставшихся членов нашей семьи. В это время опять пришли фашисты и начали забирать людей на вокзал. Теперь они не убивали людей, а только били их нагайками.

– А, я знаю, что такое нагайка. По себе знаю.

– Мы долгое время сидели на вокзале. Некоторые были ранены. Некоторые пришли с женами и с детьми прямо из дому. Были крики и плачь. Я не знаю, сколько часов прошло. Может быть день, а может быть два. Понятия не имею.

Одна из моих подруг спросила его:

– Ты боялся? Плакал?

– Не знаю, я не помню.

– Я тоже не помню. Есть вещи, которые я не хочу помнить. А ты, Таня?

– Я все отлично помню. Я никогда ничего не забуду.

– Забудешь, забудешь. – Сказал высокий теннисист, который был, наверно, старше нас. – Бог дал нам забытье в подарок, чтоб мы могли продолжать жить.

– Что за философ?! – говорю я. – Это все хорошо для разговоров!

– Она права. – Сказал первый парень. – Я ничего не забыл. Действительно ничего. Но мне трудно об этом говорить. Нас впихивали в вагоны. Девочек и мальчиков. Мужчин и женщин. Даже маленьких детей. Как скот. В закрытые вагоны. Запихивали ударами, толчками, пинками. Плотно закрыли вагоны, и после этого поезд тронулся. Я стоял у стены и заметил, что между досками есть маленькая щель. Эту щель я мог расширить, но у меня не было чем. Мне хотелось сесть, но и этого я не мог. Не было места. Кроме этого я не мог оставить скважину. Я не видел папу. Мои мама и сестры там не были, но я не уверен. Где же папа? Где же папа? Крики, плачь. Нет воздуха. На полу лежат люди, а на них сидят и стоят другие. Наверно, лежащие уже умерли. Я не вижу папу. Через некоторое время большая часть вагона наполнилась трупами. Люди просто задохнулись. Сколько времени это продолжалось я не знаю. Мне ничего не понятно. Одно я знаю, что без этой щели я бы не остался в живых.

Я робко спросила его, как он оттуда вылез, и что случилось с его отцом. Он не ответил мне. Он посмотрел в даль, будто бы был в каком-то совсем другом мире.

– Таня, перестань его допрашивать! – сказала одна из девочек. – Ты не видишь, что он больше не может. Иди играться со своим товарищем. Этим… со скрипкой.

Когда она сказала «иди играться», я обиделась. Очень обиженная, я пошла искать Гари.

– Вот и она, наконец! – сказал он, когда увидел меня. – Что ты все время крутишься?! Я тебя весь день ищу! Хочешь сегодня вечером петь?

– Оставь меня в покое, – говорю. – Петь… Что вдруг петь? Я слышу такие ужасные истории! Все что здесь случилось, в Яссах.

Я рассказала ему историю, которую услышала перед этим. Он не был потрясен. Просто сказал мне:

– Все это я уже слышал тысячу раз.

– От кого?

– Тут много людей, молодых, которые приходят нас проведать. Они нам все рассказывают.

– Скажи, ведь все что случилось, МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ ОПЯТЬ, ДАЖЕ ЗАВТРА?

– Оставь эти глупости. – Говорит Гари. – Уже ничего не может случиться. Красные бомбардировали Яссы столько раз, что эта армия понимает, что все кончено. Им не стоит начинать новый погром.

– Откуда ты все это знаешь?!

– У меня тут товарищи. Завтра я тебя с ними познакомлю. Слушай, перестань! Давай пойдем гулять?

Вот так мы как мы стоим возле двери, входит она женщина, вернее дама. Ее лицо мне знакомо. С ней еще одна дама. Наверно это местные еврейки. У них в руках узлы с одеждой, которые они с трудом тащат. Все, чтобы раздать малышам. Та, которая мне показалась знакомой, вдруг остановилась возле меня, пристально посмотрела и сказала:

– Боже мой! Это маленькая Таточка!

Она меня узнала.

– Я – Бьянка! Мне сказали, что ты тут, но я не была уверена, что это ты! Я все время тебя ищу! Все о тебе говорят!

– Все? – спрашиваю. – Кто это все? Кто меня тут знает?

– Я получаю письма от твоих родных, которые смогли удрать в Бухарест еще до того, как советская армия вошла в Кишинев, до1940-го. Все тебя ищут. Никто не знает, что случилось с твоей семьей. Где Руля, твоя тетя? Я была ее лучшей подругой.

– Вы Бьянка! Я знаю о вас. Вы теперь живете здесь?

– Конечно! Я вышла замуж и у меня взрослый сын. Мой сын, такой как твой товарищ, но намного выше его. Его зовут Сади.

За ней стоял парень, очень высокий и красивый. С черными глазами и волосами. Застенчиво он протянул мне руку и сказал:

– Сади.

– Таня.

– Я ищу Гари. – Говорит Бьянка. – Он должен быть твоего возраста или возраста моего Сади. Его мама – врач – попросила меня поискать его здесь.

Я поворачиваю голову и смотрю на моего дорогого друга. Его лицо стало белым как снег. Он оперся об стену и молчал. Вдруг его глаза наполнились слезами.

– Моя мама, – шепотом говорит он. – Где моя мама?

– Ой, боже мой, это ты?! – громко кричит дама, и с широченной улыбкой продолжает. – Твоя мама живет у меня! – кричит она. – Это правда, что твоя мама – врач.

Я вижу, что бедный Гарик почти падает в обморок. Я держу его за руку и шепчу ему на ухо:

– Держись, держись. Ты должен быть счастлив. Она в порядке? – спрашиваю эту странную женщину.

– Да, да! Она немного уставшая. – Орет она. – Немного больна. Но она в полном порядке.

Так нашел мой друг свою маму, а я свою дорогу в будущее.