Спустя месяц пребывания на Кровавом проспекте ничего не изменилось. Каждый день все заключенные шли на работу. В середине дня к Александру Михайловичу подходил какой-то человек, интересовался его самочувствием и уходил. К вечеру заключенные возвращались и ужинали, после чего ложились спать. Разговоры с Шивой перестали быть чем-то особенным, и когда он приходил с работ, то все так же закуривал сигарету и рассказывал всякие байки. Единственное, что старичок подмечал – это то, что многие люди не возвращались с работ обратно в клетки, а на их места приводили новых.
Жизнь под землей совсем не радовала старичка. Ему не хватало свободы и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Клетка была слишком тесной и сидеть в ней была одна сплошная мука. Пару раз его выпускали справлять нужду в канаву, но поскольку большую часть времени он проводил, согнувшись в три погибели, и на ноге был гипс, делать это было весьма трудно. Один раз он чуть даже не упал туда.
Однажды все изменил один случай. Когда надзиратели, как всегда выпускали заключенных, к Александру Михайловичу подошел какой-то не известный ему человек, и предложил пройтись с ним, на что старик покачал головой и кивнул на гипс. Через минуту подбежал мужчина, который каждый день интересовался его здоровьем и сказав, что кость полностью срослась, снял гипс. Шива был изумлен, когда увидел, этих людей и то, с какой вежливостью они обращались к его сокамернику. Выпрямившись в полный рост и опершись на обе ноги, старик направился за двумя незнакомцами. Идти было конечно же тяжеловато, но у Александра Михайловича это получалось не плохо. Внимательней разглядев незнакомца, он обнаружил, что тому было не больше тридцати лет. Одет он был в новое кожаное пальто, обвязанное поясом где-то на талии. Выражение его лица было твердым и непоколебимым. Мощные скулы и вечно хмурые брови, заставляли бояться этого человека и при возможности обходить его стороной. Приказав старику следовать за ним, он, плюс двое охранников, отправились куда-то в сторону станции.
Проходя между клетками, старик заметил, что некоторые заключенные уже стояли у канавы и кидали на Александра Михайловича косые взгляды. Одни в наглую ругались на старичка и на его конвоиров, в ответ, на что получали прикладом в живот. Другие просто шептались друг с другом и показывали пальцем. Все это старичку очень не нравилось и он старался просто не обращать внимания на этих людей. Однако почему они себя так ведут, что он им сделал, он всего лишь такой же раб, как и они. На этот вопрос у него пока не было ответа. Дойдя до последней клетке, перед Александром Михайловичем предстала следующая картина. Во весь туннель была огромная бетонная стена, вход через которую тщательно охранялся надзирателями. Перед тем как войти, у людей сопровождающих старика попросили документы, пока те доставали их, старичок наблюдал как всех, уже выпущенных из клеток, заключенных выводили совершенно в другую дверь, которая находилась по соседству с ним и еще более тщательно охранялась. Среди них были уже запомнившиеся лица: Шива, со своим шрамом, рыдающая женщина с маленькой девочкой и другие мужчины и женщины, сидевшие напротив его клетки. И тут в старика как молния попала. На него упал взгляд, который он не забудет никогда. Это был жесткий, пламенный, за что-то осуждающий с долей усмешки взгляд. Но прейдя в себя, Александр Михайлович понял, что это пацан, лет тринадцати-пятнадцати, одетой в поношенные джинсы и порванную курточку с эмблемой «Адидас». Волосы его были не понятного цвета и постоянно падали ему на глаза. Мальчик зачесывал их на бок, но они продолжали свое дело. Так простояв пару секунд, глядя глаза в глаза, дошла очередь мальчика, проходить в дверь, но его не пустили и приказали ждать рядом с остальными, кто не прошел отбор. Неужели это то о чем говорил Шива? Неужели их, не прошедших отбор, поведут заглаживать свою вину перед родиной кровью?! Но ведь среди них были те самые матерь с дочкой и другие женщины и совсем, на взгляд, хлюплые мужчины. Что если эти садисты надзиратели, посчитали их не годящимися для работ и пустят их в расход. Старик уже хотел сделать шаг вперед и спросить куда их ведут, как в его телогрейку вцепилась рука незнакомца, освободившего его. У того уже проверили документы и весь конвой пропустили через бетонное заграждение. Чем все закончилось с «избранными» старик так и не увидел. Перед ним открылось то, чего он уже много лет не видел. Прямо возле его ног была бетонная лестница, заворачивающая прямиком на платформу. А на самой платформе… для старичка это не поддавалось описанию. Свет, работающий в режиме экономии, создавал довольно уютную обстановку. Отполированные до блеска стены делали эту обстановку еще более уютной. Поднявшись по лесенке, картина вообще перестала быть реальной для Александра Михайловича. За прямоугольными столами, расставленные вдоль краев платформы, сидели и мило беседовали те люди, что через день мучили и издевались над заключенными. Вид у них был довольно опрятный и так сказать свежей. Стола было только два, а дальше виднелись аккуратно построенные бетонные лачуги с возвышающимися до потолка деревянными надстройками. Из далека доносились громкие разговоры, хохот и ароматный запах свинины, уже успевший разлететься по всей станции. Прямо угадав, старик увидел, как из дальнего конца платформы бежала довольно крупная женщина, с большой дымящейся кастрюлей какой-то еды в руках. Вот она, цивилизация! Старик так давно ее не видел, что уже совсем забыл, как она выглядит. Но что же получается, с одной стороны бетонного заграждения люди умирают от голода, радиации и злостных людоедов, а с другой живут со всеми удобствами и комфортом?! Что же это за люди, фашисты что ли? «Сами живут, а другим житья не дают» - Как говорил отец Александра Михайловича. Это не люди, это звери и все описанное Шивой стало реальностью.
От раздумий старика отвлек один из надзирателей, развалившийся за столом. Судя по его выражению лица, ему не хотелось этого делать, но рядом с ним сидели его друзья, и ему просто не обходимо было как-нибудь покрасоваться на публику. Компания диктует свои правила, что тут скажешь.
- Эй, Олег Валентинович, куда это вы ведете этого предателя? Неужто исправился? – Сказав это, надзиратель помотал головой, изучая реакцию своих друзей.
- Не твое дело солдат! – Рявкнул на него человек, снявший гипс с ноги старика. – Ты видишь, Олегу Валентиновичу не до этого? – И он повел рукой на незнакомца.
- Да бросьте вы, что вам трудно сказать что ли? – Уже еле сдерживая мимику крутизны, снова спросил надзиратель.
- Ты как разговариваешь с начальством, осел?! Ты что хочешь оказаться по ту сторону стены?!
- Да я и так там часто бываю… - На лице было четко видно, что страх начинает брать свое перед понтами.
- Ты! Щенок! Да я тебе по стенке размажу!
- Да я уже молчу, молчу. – Замявшись и прикрыв лицо рукой, пробубнил надзиратель.
- Так-то!
«Да уж, тоже мне крутой нашелся. Видимо, он действительно крут только перед заключенными, а здесь не лучше их самих. Да я вообще в свое время такое отребье одной рукой заваливал. Да хоть Афган взять. Мы там с Палычем чехов только так и мочили. Эх, хорошие были времена, мы были с ним молоды, энергичны… Эх… теперь нет не Палыча, не нашей с ним молодости…» - Думал про себя старик.
- Уважаемый, не обращайте на этих идиотов внимания, они вас не стоят. – Вежливым голосом пролепетал Олег Валентинович. – Проходите пожалуйста сюда. – И он сделал жест в сторону служебного помещения, находившимися в непосредственной близости от них.
Кивнув головой, Александр Михайлович поковылял вслед за входящим внутрь помещений, Олегом Валентиновичем. Пройдя по длинному, но очень узкому коридору, пару шагов, Олег остановился и вошел в одну из дверей. Это были настоящие хоромы. Чистый ковер, с изображением не понятных узоров, стены, оббитые вагонкой, роскошная люстра, с множеством прозрачных «капелек». На интерьер можно было заглядываться часами. Два массивных шкафа, стоящих по разные стороны комнаты, с набитыми полками книжек и разным антиквариатом, обтянутой кожей диван, стоящий прямо возле входа, в дальнем левом углу стоял не давно распустившейся подсолнух, но при этом совершенно не вписывающейся во весь прочий интерьер. То количество предметов, которое висело на стенах комнаты, было просто не сосчитать. От огромной картины «Девятого вала», до маленьких портретиков каких-то людей, от старинных часов с циферблатом, до шпаги с ножами под ней. А посередине всего этого богатства стоял стол, старинный дубовый стол, прямо как у Льва Толстого. На нем были огромные кипы бумаг, а рядом пистолет и бутылка бренди. За столом сидел посидевший, от старости человек, в военной форме довоенных лет. Он сидел и перебирал бумаги, изредка потягивая из горлышка свой бренди. Заметив гостей, он поднял взгляд и слегка пощурившись сказал:
- А, Олег Валентинович, проходите. Вы привели нашего гостя? А, вот и он. Добрый день, рад познакомиться. – Встав из-за стола, незнакомый мужчина пожал руку Александру Михайловичу. – Меня зовут Борис Николаевич, глава Красного проспекта.
- Весьма… приято Борис Николаевич. Меня зовут Александр Михалыч. – И старик пожал руку.
- Вот и славно. – Начальник расплылся в улыбки. На вид его лицо напоминало баклажан. Вся нижняя часть головы была узкой, а верхняя, казалось вот-вот, отвалится от собственной тяжести. Его взгляд напоминал дикого волка и хитрую лису одновременно. Это придавало ему очень мужественный вид.
Переведя взгляд на человека, припиравшегося с надзирателем, Борис Николаевич мягким голосом сказал, что тот может идти. Затем снова перевел взгляд на своих гостей и предложил присесть на диванчике, сам же, приподняв брюки, сел за стол.
- Э-э… не знаю с чего начать, может, выпьем?
- Вы знаете, я не пью. – Однотонным голосом промолвил Олег Валентинович.
- А я бы не отказался. – Подняв брови и пожав плечами, еле слышно сказал Александр Михайлович. – Я давненько ничего крепкого не пил, хотя если прикинуть… года два назад пробовал я самогон.
- О, ваш самогон не за что не сравниться с моим бренди. Хотя я могу предложить что-нибудь другое.
- Водку.
- Водку?
- Да водку.
- Водку, так водку. – Выдвинув из стола ящик, Борис Николаевич нагнулся и достал бутылку с огненной водой. – Вы уж простите, она у меня качеством не блещет. Сами представьте сколько ей лет.
- Ничего, мы и не такое пили. – Вся троица усмехнулась.
***
Уже через несколько минут, старик опустошил бутыль и, покачав головой, принялся слушать Бориса Николаевича.
- Александр Михайлович, я пригласил вас сюда по одной простой причине. Видите ли, вот уже восемь лет я заседаю в этом кресле.
- А над народом вы тоже не по собственной воле издеваетесь? – Полупьяным голосом спросил Александр Михайлович.
- Слушайте меня пожалуйста дальше. Я совсем не давно узнал о вашем присутствии здесь, и я со стопроцентной уверенностью могу сказать, что вы не из Новосибирска.
- Да, а от куда я по вашему?...Йй – Икая спросил старик.
- Мне все равно от куда вы к нам пожаловали. Главное: вы не каннибал и вас никто не знает на западных границах.
- А что если я каннибал? Хи-хе. Страшно?
- Нет, не страшно. Успокойтесь, Александр Михайлович, не буяньте. – Серьезным голосом, начал успокаивать старика Олег Валентинович.
- Слушайте меня внимательно. А мне как раз нужен человек, вызывающий доверие и не успевший засветиться.
- А что сразу я? Посмотрите какие у вас надзиратели красивенькие, вот их и берите, а меня не надо! – Старик встал с кресла и пошатываясь провозгласил, - я вольная птица, никто не смеет меня запирать в клетках, а потом о чем-то просить! – После чего, пару раз пошатнувшись, Александр Михайлович рухнул на пол и захрапел.
- Ну и зачем вы ему столько водяры дал? Вы на него посмотри, ему же лет девяносто, он у вас вообще помереть мог!
- Да от куда я мог знать, я же ему бренди, а он все водка, водка. Ну ничего, сейчас проспится и мы нормально поговорим.
- Я вообще не понимаю, как можно выпить целую бутылку за несколько минут. Может он того… ну, алкаш?
- Олег Валентинович, тебе не понять, ты у нас человек не пьющий. Если тебе не давать есть неделю, ты бы при виде еды что сделал? Правильно, налетел бы как Мамай и за считанные секунды все съел бы. Суть улавливаешь? – Борис Николаевич облокотился на спинку стула и сделав глоток своего бренди осуждающе посмотрел на подчиненного. – Ну что ты сидишь, давай, зови Сорокина, что бы эту спящую красавицу от сюда унесли. Да и пусть ему постелют на станции.
- Есть. – Олег встал
***
«Ну звери, мало того, что над людьми издеваются, да еще водки паленой дают. Звери!» - Схватившись за голову и приподнявшись с кровати, подумал Александр Михайлович.
- Где это я? – Недоумевающим голосом спросил сам себя старик. Он находился в небольшой, но очень уютной комнатушки, с деревянными стенами и потолком. Кровать, на которой он проспал энное количество времени, была весьма просторной, почти двухместной и стояла в самом углу. Уюту в комнате придавала маленькая электронная лампочка, подвешенная на потолок. В ее свете хорошо были видны множество полочек и тумбочек, забитые чем-то до верху. Напротив кровати красовался расписной ковер, на котором зачем-то были прикреплены несколько маленьких фотографий. Полюбовавшись на комнату, в стиле двадцать первого века, старик сел на кровати, предварительно сбросив ноги на пол и схватившись за голову начал вспоминать вчерашний день.
« Где эти клетки, почему меня не отвели обратно, к Шиве? Хотя если меня вызвали к начальству им от меня определенно что-то надо, и они сделают все что бы это заполучить. Так, а о чем он, как его там…Борис…, а не важно. О чем он мне вчера пытался рассказать? Не помню…, но помню, что тварюга он еще тот. Буржуй самый настоящий и садист ко всему прочему! Он от меня ничего не получит, как бы он не пытался меня споить! Кстати, а что им от меня надо-то, у меня же совсем ничего нет. Это только у Палыча был мешок с его костюмом, да и тот во время крушения поезда потерял. Не понимаю».
- Не понимаю… - Повторил про себя в слух старик.
- Ой, вы проснулись! – Из двери, что находилась неподалеку от кровати, выглядывала голова женщины. Та очень напоминала лицо матери Александра Михайловича – Ирины Васильевны… Не много пухленькие щечки, с румянцем на них, маленький носик и такие же глазки, размером с яблочками – ранетками. Морщинистый лоб и кудрявые волосы – все это вдруг напомнило Александру Михайловичу о беззаботном детстве. Воспоминания прервал веселый хохот женщины. Та продолжала улыбаться и в конечном счете старик понял, что находится в одних трусах, а вся его одежда лежит на стульчике неподалеку. Такие нюансы, человек с похмелья по началу не замечает.
Окончательно прейдя в себя, старик улегся обратно в постель и накрывшись одеялом, поднял голову, что бы увидеть реакцию женщины. Та по-прежнему продолжала улыбаться.
- Да не волнуйтесь вы так, что я у вас там, у мужиков-то не видела?
- Я жутко извиняюсь, я просто…
- Да уж в курсе о ваших подвигах. Рассольчика надо?
- Не помешало бы…
- Айн момент. – И женина скрылась обратно за дверь. Старик уже было расслабился, как та снова вернулась и задала вопрос:
- А покушать, вы что будете? Может кашки?
- Я опять же не откажусь.
И женщина вновь скрылась за дверью. Поняв, что не прилично разлеживаться в чужой постели, старик откинул одеяло и попытался встать, но тут же грохнулся на пол. Нога жутко болела. Все поплыло перед глазами, но старичок пересилил себя и сев обратно на кровать пододвинул стул с одеждой к себе и начал одеваться. Когда его старая телогрейка и все остальное имущество было уже на нем, в комнату вновь заглянула женщина, походившая на Ирину Васильевну.
- Я смотрю, вы уже оделись, отлично, садитесь, сейчас кушать будете. – Женщина полностью вошла в комнату, в одной руке держа тарелку с кашей, а в другой чашку, по всей видимости с рассолом. Александр Михайлович узнал эту женщину, она несла кастрюлю с едой надзирателям, когда его вели к Борису…, старик все никак не мог вспомнить имя главы станции.
Поставив еду на стол, который старчок не разглядел за бордюрчиком кровати, женщина жестом пригласила гостя садиться. Кое-как, доковыляв до еще одного стула, стоявшего за столом, он присел и с большим аппетитом понюхал аромат каши. Когда старички, а на тот момент еще зрелые мужчины, только поселились в тайге, у них были и крупы, и колбасы, и алкоголь… Первое время каши были в рационе питания Александра Михайловича с Кириллом Павловичем, но через год все припасы кончались, а пополнять их не было желания. Идти в город, за сотни километров, ради каши им не хотелось. Все остальные годы, они питались своим урожаем, на грядках. У них и картошка, и редиска, и морковка, и баклажаны, и даже тыквы росли. Потом что-то случилось, и несколько лет не было урожая. Их спасала лесная живность. Патронов у стариков было коробок пятнадцать и им в полнее хватало, что бы завалить лося или кабана. Через несколько лет огород снова дал плоды, да еще какие. Все овощи были раза в два больше первоначальных, но отказаться от лесного контингента старики уже не могли, уж больно вкусное было мясо у лося. Вот еще феномен - все лесные звери, кроме кабанов и лосей конечно, привыкли к двум старикам и считали их за своих. Не белки, не еноты, не кроты с ежами, и многие другие, не прятались и не убегали при виде двух огромных и обросших седыми волосами фигур. У стариков даже появился защитник. Когда на Александра Михайловича с Кириллом Павловичем напала стая волков, и патронов уже почти не оставалось, на защиту пришел огромный медведь, которого старики иногда подкармливали ягодами и даже баловали медом, что добывали в пчелиных ульях. С тех пор они часто ходили втроем. Александр Михайлович почему-то сразу вспомнил своего лучшего друга… Но он уже свыкся с мыслью, что больше никогда не увидит Кирилла Павловича.
Выпев рассол и доев кашу, старик разлегся на стуле и положив руки на живот, стал смотреть на свою кормилицу. Та, все это время, сидела на противоположном стуле и любовалась как едят ее стряпню.
- Ну как, вкусно?
- Вы даже не можете себе представить, как это было вкусно! Это просто божественно!
Покраснев, женщина встала из-за стола и взяв посуду удалилась из комнаты, но перед этим сказав:
- Борис Николаевич просил вас к нему зайти.
«Как это зайти?» подумал Александр Михайлович. «Я же дороги не знаю и даже не представляю где нахожусь». Но делать было нечего и, подождав пока перевариться его завтрак или ужин, он уже давно потерял ориентир во времени, старик встал и направился к двери.
Открыв дверцу, Александр Михайлович чуть не упал. Он находился на высоте двух метров над полом. Теперь он понял, что спал в одной из пристроек на самой станции. Сразу за дверью находилась маленькая платформа с перилами, а с нее уже вела крутая лестница. Выйдя, старик внимательно осмотрелся. Станция как будто вымерла. Не единой живой души, кроме двух охранников, что вдалеке охраняли гермоворота, и то это был спорный вопрос – есть ли у них душа? Все-таки заставив себя спуститься вниз по лесенкам, Александр Михайлович еще раз огляделся и как можно быстрее направился к тому месту, куда вчера его привел Олег Валентинович. Но старика не могли не заинтересовать постройки вокруг некого. Все они были сделаны по одной схеме, но пристройки были разные: одни большие другие маленькие, одни высокие другие низкие и т.д. Наконец-то дойдя до столов, где вчера рассиживали надзиратели, старичок заметил ту самую особу, что так сытно его накормила. Подойдя к ней поближе он спросил:
- Извините, мне так не удобно, я не спросил вашего имени, как вас зовут?
- Надежда…
- Очень приятно, Надежда…Можно я буду называть вас Наденька? – Надежда вновь покраснела и сказав что-то не внятное быстрым шагом убежала прочь.
- А что, любви все возрасты покорны. – Дед усмехнулся и направился в служебные помещения, где его ждал Борис Николаевич.
***
В последние дни, что Кирилл Павлович провел у ученого в гостях, тот все чаще стал коситься на старика. Он уже было хотел что-то сказать, но не решался и куда-то уходил.
За месяц старичок познакомился с Сявой. Он уже не прятался за покрывалом при видя человечка. Сяве же очень понравилась кампания Кирилла Павловича, и тот круглыми сутками не выходил из его комнаты. Они много болтали, хоть Кирилл Павлович понимал только через слово, но все равно это лучше чем сидеть одному. Раны на теле стали заживать, Аркадий каждый день мазал их какой-то мазью и говорил, что это его новая разработка, и она обязательно должна помочь. Через некоторое время старик смог ходить без посторонний помощи, но обязательно в сопровождении Сявы. У Кирилла Павловича было полно времени изучить бункер. В нем было все для существования: огромный склад консервов, автономный генератор, которого по словам ученого должно было еще хватить на достаточно большое количество времени, множество комнат, предназначенных для жильцов бункера в качестве спален. Ну и были конечно же места без которых человек просто сошел бы с ума от скуки: была кухня, не большой спорт зал, где старик по началу упражнялся в ходьбе, лаборатория, где Аркадий проводил большую часть своего времени, и самое главное – была библиотека. Еще была комнатка, от куда Сява принес старичка, но она была закрыта на гермозатвор. У бункера, безусловно, был вход, но Аркадий говорил, что его уже давным-давно засыпало и выбраться в Метро или на поверхность можно только через черный ход. Черный ход находился где-то в кабинете ученого, но тот никого туда не пускал, даже Сява не знал, что находится внутри.
Однажды, когда человечек устал и решил прилечь на одном из книжных стеллажей, Кирилл Павлович воспользовался случаем и взял первую попавшуюся книгу. Только он удобно уселся в кресле, как в комнату, просто влетел Аркадий с пылающими глазами.
- Тише, Аркадий, не разбудите Сяву…
- Кирилл Павлович мне нужно срочно с вами поговорить!
- Ну тише же, тише. Успокойся, вот, присядь. – Старичок жестом указал на соседнее кресло. – И расскажи все спокойно.
Аркадий покрутил головой и присев вытер пот со лба.
- Кирилл Павлович, я больше не могу держать это в себе. Мне нужна ваша помощь!
- Да не ори ты, ну! Сяву разбудишь!
- Послушайте меня, только очень внимательно. Я не могу пробраться на Студенческую, но вы можете!
- Серьезно? И как я это сделаю? Перепрыгну весь город и прилечу туда?
- Я не шучу, Кирилл Павлович! Переплыть Обь – это не проблема, я знаю, где там можно раздобыть лодку. Проблема в том, как добраться до лодки. По сведеньям Сявы, на меня до сей пор объявлена охота. Тому, кто меня живым доставит на Красный Проспект, обещана умопомрачительная премия! И поэтому, если я выйду из бункера и направлюсь в большое Метро, то на первом же посту меня схватят за интимные мета!
- Упаси Господь, Аркадий, что ты такое говоришь, за что тебя? И Зачем им трогать твои… гениталии?...
- Кирилл Павлович, ну я же образно говоря...
- А почему бы тебе не дойти до Студенческой по поверхности, зачем обязательно идти через Метро?
- Да вы что? Там же монстров полно! Одни Техники чего стоят! Да и блок пост есть, огромный, у входа на Красный проспект находиться, его никак нельзя пройти не замеченным. Мне об этом Сява рассказывал.
- Какие еще монстры? Я их только в деревнях видел и вот еще один на стеллаже спит.
- Да вы что? В городе полно жутких тварей! Вам просто повезло, что вы не на одного их них не наткнулись!
- Монстры значит… А что это за Техники?
- Это самые страшные и опасные создания на нашей земле! Те, кто их видел и остался в живых, на всю жизнь становятся заиками! Но по их рассказам, Техники с виду похожи на людей, только в близи их тела изуродованы до неузнаваемости! Конечности тела настолько тонки, что издалека их даже можно и не заметить. Вместо пальцев у них растут щупальца, а на месте глаз просто две точки. Они молниеносно передвигаются при виде жертвы. Скрыться от Техника можно лишь убив его или пустив пулю себе в лоб! Тем счастливчикам, что выжили, удалось убить одну тварь, но на следующий день, сталкеры уже ничего на том месте не находили. Еще пару сталкеров видели этих тварей из далека, как те деруться между собой. Зрелище говорят отвратительное! Не все Техники такие какими я их вам описал. Каждый из мутантов уникален. У кого-то щупальца есть, у кого-то их нет, а кого-то радиация искалечила так, что не разберешь, где голова, а где нога. Это я вам рассказываю к тому, что по поверхности гулять вовсе не безопасно.
- Ну и дела… А почему же их Техниками назвали?
- Да было пара случаев, когда я еще на Гагаринской жил, пробирались они к нам ночью на станцию, не понятно как, и вместо того, что бы жрать всех подряд, они брали различные запчасти от всего подряд и убегали от куда пришли. Мне знакомый рассказывал, он у нас слесарем на станции работал, пусть земля ему будет пухом, просыпается он как-то ночью от какого-то грохота, выглядывает, а в его мастерской Техник дрезину на запчасти разбирает! Ну тот протер глаза, постучал по щекам, не помогло, только обнаружил себя. Техник заметил его и схватив самую большую часть от дрезины, в мгновения ока скрылся куда-то. На станции потом военное положение ввели и все вентиляционные ходы заложили, не помогло, все равно возвращались. Народ еще над ними хохотал, мол никакие они не Техники, а жулье самое настоящие. Вскоре визиты тварей к нам закончились и мы принялись жить как прежде, до какого-то момента…
- Ты рассказывал… Сочувствую. – Оба понурили головы.
- Но давайте вернемся к теме!
- Давай вернемся, только думаю пользы от нее не будет никакой. Ты же сам сказал, что туннели, площадь Ленина завалили и как я, по-твоему, доберусь до Речного вокзала?
- Я все учел. У меня еще оставались кое-какие связи с миром, до недавнего времени. Есть у меня приятели, на Гагарино-Михайловской или как ее называют – Кубинской. Я держал с ними связь через радиоприемник, но потом что-то случилось и они перестали отвечать. До этого они рассказывали, что знают лазейку на площадь Ленина, но я не придавал этому никакого значения т.к. я еще не знал, что мне нужен жидкий азот. Но я-то не могу туда попасть и поэтому у меня есть вы… Если у вас получится добраться до Кубинской и найти моих друзей, то расскажите о случившемся и они сами отправятся на Студенческую, я в этом уверен.
Старик углубился в раздумья…
- Мне… мне надо подумать…
- Хорошо, я вас оставлю. Подумайте как следует, от вас зависит жизнь множества людей. – И с этими словами Аркадий встал с кресла и вышел из библиотеки.
- Я будить ити ся бой ( я пойду с тобой ). – Сказал Сява, который подслушивал весь разговор между стариком и ученым.
- Хорошо, Сявы, мне будет скучно одному, а сейчас спи.
Старик расплылся в неуверенной улыбки и принялся читать книгу «Тридцать три несчастья».
***
- Как я уже говорил, мне нужен человек, не успевший засветиться на Кубинской.
- Простите где? – Уточнил Александр Михайлович.
- На Кубинской – станции революционеров. Это одно из самых не спокойных мест в нашем Метро. Они портят всю систему власти и не дают людям спокойно жить!
- По моему, единственный, кто не дает людям жить, так это вы, Борис Николаевич.
- Не хамите мне, Александр Михайлович, у вас влюбом случаи нет выбора. Через час вы, в сопровождении трех бойцов отправитесь на Кубинскую, там вас освободят, и не лай Бог вы кому-то расскажите, что вас привели мои люди! Мы вас найдем и вы за это заплатите!
- Да то что у меня нету выбора я уже понял давно, вы лучше скажите, что вам от мен требуется, там, на Кубинской.
- Вы молодец, уже начинаете сотрудничать.
- Я не хочу с вами сотрудничать, просто по скорее хочу от сюда убраться!
- Вчера вы были по вежливее с нами, да Олег Валентинович? – Глава станции с усмешкой в глазах посмотрел на своего подчиненного, который стоял над Александром Михайловичем, что сидел на стуле перед дубовым столом. – Вы должны втереться в доверие повстанцем, постигающим на спокойствие нашего Метро.
- А счего вы взяли, что я не расскажу им все при первой же удобной возможности?
Борис Николаевич подло заулыбался и попросил Олега привести какого-то Антона. Старик не понимал, какой еще Антон предстанет перед ним, что сможет его убедить не раскрывать себя повстанцам. Но увидя Антона, старик понял, что ему придется пойти на условия Борису Николаевичу. Антоном был мальчишка, которого старик видел по ту сторону бетонной стены. Его глаза вся так же пылали, а челка продолжала падать на глаза. Но в этот раз он уже не мог ее поправлять, т.к. Олег заломил ему обе руки за спину.
- И что?...
- Мы его убьем, если вы не пойдете нам на уступки.
- Да я его вообще не знаю…
- Но вы не сможете жить с тем, что из-за вашей глупости, этот парень умрет в жутких муках. – Антон посмотрел в глаза и Борису Николаевичу и набрав слюну в рот, плюнул ему в лицо.
- Да пошел ты! – Голос Антона звучал хрипловато и был похож, на голос уже вполне взрослого мужчины.
Начальник станции вытер слюну рукавом, подошел к мальчишке и дал ему такую пощечину, что у бедняги чуть зубы наверно не вылетели.
- Он отправиться с вами и если что-то пойдет не так, я отдал приказ прострелить пацану голову! Каждый день вы будите сообщать моим людям о делах подпольщиков. В свою очередь они будут показывать вам живого мальчишку, но если вы не придете… пеняйте на себя!
Старик посмотрел а глаза Антона и первый раз увидел в них долю страха. Переведя взгляд на Бориса Николаевича, старик покивал и опустил голову вниз.