Вероятно, из всех европейских войн Первая мировая наиболее парадоксальна.

К ней готовились десятилетиями, она, без всякого сомнения, стала самой ожидаемой и самой спланированной войной в истории. При этом она разразилась совершенно неожиданно, в предельно неподходящий для всех ее участников момент, и оказалось, что к ней никто не готов.

Армии Первой мировой уникальны по сочетанию умных и образованных офицеров, талантливейших генералов и отважных до полной потери инстинкта самосохранения солдат. Но ошеломляющая красота стратегических решений и оперативных планов вылилась в многолетний кошмар позиционной войны, сотни тысяч и миллионы жертв без всякого смысла и толку, чудовищное истощение воюющих стран, распад экономико-политических организованностей и разрушение социальной ткани. «Крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовой…»

Война мыслилась как быстрая, подобная удару молнии. Она затянулась сверх всяких разумных пределов, поставив воюющие государства на край гибели. Да, сугубо формально четыре года – это не очень много в сопоставлении со столетними, тридцатилетними, двадцатипятилетними, семилетними конфликтами прошлого. Но сравнивается ведь не календарное, а событийное время, и с этой точки зрения Первая мировая остается вне конкуренции. При этом нужно учесть, что, как правило, войны характеризуются размашистыми движениями армий по стратегическим театрам. Военные события распределяются по огромной территории – от Москвы до Парижа в 1812–1814 гг., от Сталинграда до Берлина и от Новой Гвинеи до Алеутских островов в 1941–1945 гг. В данном же случае содержательные перемещения армий ограничивались узкой до неприличия полосой. Например, с сентября 1914 года по сентябрь 1918 года боевые действия на Западном фронте Первой мировой войны происходили в пределах шестидесятикилометрового промежутка между реками Марна и Эна, причем основную часть времени войска противников вообще не могли сдвинуться с места. Австрийские позиции на реке Изонцо итальянская армия атаковала за 1915–1917 гг. двенадцать раз, продвинувшись в сумме на 5–10 километров, ценой потери приблизительно миллиона солдат убитыми, ранеными и пленными.

Война начиналась под лозунгами «Бизнес как обычно» – в Англии и «Мы вернемся домой до начала листопада» – в Германии, а обернулась одной из наиболее значимых вех европейской истории, завершившей период ее интенсивного развития в логике научно-технического и социального прогресса.

 

Ритмы истории

Картирование европейской истории позволяет выделить характерные для нее длинные ритмы. Понятно, что на самом деле таких ритмов много, и при желании можно обосновать и шестидесятилетние циклы Н. Кондратьева, и одиннадцатилетние периоды, связанные с солнечной активностью, и двадцатилетние поколенческие процессы, и исторические эпохи длительностью около четырехсот лет, и шестисотлетние пассионарные волны Л. Гумилева. В рамках данной книги особый интерес представляют условные «вековые» ритмы.

Джованни Арриги (Италия) ввел представление о «долгих» или «длинных» веках, хотя его слова о длинном ХХ веке далеки от истины. Впрочем, в действительности Д. Арриги писал о XVII столетии, а двадцатый век был упомянут ради броского заголовка.

Сама же концепция вполне содержательна, более того, аккуратный анализ показывает, что последнее тысячелетие европейской истории представляет собой правильное чередование «длинных» и «коротких» веков.

Первая мировая война оказывается знаковым событием. Можно сказать, что убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда 28 июня 1914 года завершило «длинный XIX век», а пересечение германскими войсками границы Бельгии 4 августа 1914 года открыло «короткое ХХ столетие».

«Длинный век» – это содержательные революции, сопровождающиеся гражданскими войнами, переделом собственности, изменением оснований права, заменой культурных кодов, представлений об обществе и способах его организации. Это сравнительно медленные, но неуклонные процессы развития – экономического, технологического, когнитивного – и коренные изменения в способе производства.

Можно определить «длинный век» как обобщенную производственную, промышленную или научно-технологическую революцию. Протекающие в «долгих столетиях» процессы носят линейный, поступательный характер и хорошо описываются в терминах «прогресса».

Продолжительность «длинного века» составляет около 150 лет.

Девятнадцатый век ознаменовался не сравнимым ни с чем, чудесным, фантастическим научно-техническим развитием, полным переворотом в средствах производства, организации общественных отношений, образе жизни. С политической точки зрения наиболее важным событием «долгого столетия» стала соорганизация Нового Света: строительство американской государственности, создание американской культуры, рождение американской цивилизации. В следующем «коротком веке» Соединенные Штаты Америки станут второй после Римской империи глобальной державой, но и к 1914 году Великая западная демократия представляет собой значительную силу.

Для европейцев политическая история XIX столетия прошла под знаком Великой французской революции и Наполеоновских войн. Становление буржуазной демократии как социальной нормы, возникновение марксизма и рабочего движения, первые представления о «вмешательстве знания в организацию человеческих отношений». Одновременно – становление финансовых империй, концентрация производства и образование монопольных промышленных объединений, борьба за колониальные империи: раздел мира, «глобализация без глобализации». Появляется и широко распространяется геополитика, как обоснование колониализма.

Впервые начинает ощущаться конечность земного шара. Пространства уже не хватает, возникают проблемы с рынками сбыта, эти проблемы выливаются в циклические кризисы перепроизводства, причем уже ко времени Франко-прусской войны у информированных лиц создается впечатление, что мировая финансовая система неустойчива и амплитуда кризисов растет. Впрочем, пока что усредненные экономические показатели (ВВП – в привычном нам языке) растут еще быстрее, и грядущий «потоп» предвидят только маргинальные левые экономисты.

Наконец, завершилась «кристаллизация» Германии, начатая Тридцатилетней войной. Теперь политическое пространство Европы поделено между «старыми империями» – Российской, Британской, Австрийской, постреволюционной Францией и Германией Гогенцоллернов, представляющей собой империю нового типа. Тогда это было не вполне понятно даже самим немцам, многие и сейчас недооценивают инаковость Германии и кайзеровской, и гитлеровской.

С военной точки зрения XIX столетие превратило войну людей в войну машин, и это тоже не было понято к августу 1914 года, и рефлектировалось уже на полях сражений Первой мировой, в «коротком ХХ веке».

Этот век начался в августе 1914 года и закончился тоже в августе, в 1991 году, когда поражение ГКЧП подвело черту под историей Советского Союза, ведущего субъекта и актора третьей мировой (холодной) войны.

Три мировые войны и немереное количество локальных конфликтов всего за 77 лет. Переход цивилизационного, военного и политического лидерства от Европы к Америке, точнее к Соединенным Штатам Америки. Создание «общества потребления» и «общества зрелищ». Выход в космос и надежное освоение «пятого океана». Ядерная энергия. Электроника. Глобальная связь. Телевидение.

Для «короткого века» характерны высокоинтенсивные военные и военно-политические события – войны, локальные революции, распад империй, многократное изменение политической карты мира. Очень быстрое, но кризисное, неустойчивое технологическое развитие, сопровождающееся разрушением оснований сферы познания. Экономическое развитие идет медленнее, чем в «длинном столетии», вернее – идет с меньшим ускорением. Наблюдается некоторое нарушение упорядоченности инвестиционных циклов, что оборачивается очень глубокими и длительными экономическими кризисами, которые сменяются длительными подъемами. И точно такие же «волны» отмечаются в культуре, где смена стилей происходит каждое поколение или даже чаще.

В целом содержанием «короткого века» всегда является смена господствующих организованностей – в политике, экономике и т. п. Он продолжается около 75 лет.

Для полноты кратко проследим историю европейских циклов последнего тысячелетия:

XI век. 1024–1096 гг. (72 года). Реперные события – смерть Генриха II Святого – начало Первого крестового похода. Содержание века: Клюнийская реформа, изменение системы организованностей в Римской церкви, возникновение представления о Европе и о войне христианской цивилизации против остального мира. События: церковный раскол, военный упадок Византии, завоевание Англии норманнами.

XII–XIII века. 1096–1254 гг. (158 лет). Реперные события: Первый крестовый поход – потеря крестоносцами Дамиетты, что стратегически закончило эту эпоху (хотя формально походы продолжались еще довольно долго, они более никогда не имели шансов реализовать свою основную цель). Содержание эпохи – Крестовые походы. Возрождение средиземноморской торговли, становление вексельной и банковской системы, создание медицины, возникновение представлений об исследованиях. Появление орденов, в том числе францисканского и доминиканского. Век завершил раннее Средневековье и открыл высокое Средневековье.

XIV век. 1254–1337 гг. (83 года). Реперные события: завершение Крестовых походов – начало Столетней войны и общего кризиса феодализма. Содержание эпохи – создание схоластики как формата мышления. «Сумма теологии». Логика. Аристотель и Фома Аквинат. Важнейшим событием (характерным для коротких веков) стала природная катастрофа – европейский голод.

XV век. 1337–1491 гг. (154 года). Реперные события: Столетняя война – открытие Америки. Общий кризис феодализма. Чума в Европе. Мануфактурное производство. Представление о национальном государстве.

XVI век. 1491–1568 (77 лет). Реперные события: открытие Америки – начало «восьмидесятилетней войны» (Нидерландской буржуазной революции). Реформация.

XVII век. 1568–1714 (146 лет). Реперные события – начало восьмидесятилетней войны – конец Войны за испанское наследство. Гражданские войны в Нидерландах, Англии и Франции (Фронда), Тридцатилетняя война, Война за испанское наследство – сплошные «медленные войны». При этом медленно, но неуклонно меняется соотношение сил в пользу Англии, которая к концу века становится Великобританией и осуществляет первый промышленный переворот.

XVIII век. 1714–1776 гг. (62 года). Конец Войны за испанское наследство – начало Войны за независимость в США. Начало Нового времени и восходящего этапа индустриальной фазы развития. Содержание эпохи – абсолютизм. Семилетняя война, линейная тактика, энциклопедия, философия. Малый ледниковый период. Вообще говоря, короткая эпоха «отдыха» после колоссального подъема «длинного семнадцатого века». Англия завершает этап «догоняющего развития», во Франции – непрерывный культурный и политический кризис при подспудном экономическом росте.

XIX век. 1776–1914 гг. (138 лет). Второй промышленный переворот. Создание машинного производства, машинного транспорта и научного формата мышления.

XX век. 1914–1991 гг. (77 лет). Мировые войны. Кризис научного формата мышления. Кризис империй. Кризис национального государства. Корпорации и сверхкорпорации.

 

Мир в 1900-х годах

Итак, Первая мировая война завершила самое блестящее «длинное столетие» в жизни человечества. Сто тридцать восемь лет «пара и электричества» можно условно разделить на пять исторических этапов.

С 1776 по 1815 год мир был охвачен революциями и революционными войнами. Далее – вплоть до 1848 года – продолжался период реакции, и политическая жизнь в Европе удерживалась в жестких рамках, установленных Венским конгрессом. Этот период заканчивается целой серией взаимосвязанных революционных выступлений во Франции, в Германии, в Италии, в Венгрии. И сразу же Европа и Америка вступают в новый этап активной вооруженной борьбы: война за независимость Италии, Крымская война, «германские войны» (Датская, Австро-прусская, Франко-прусская), кровопролитный внутренний конфликт в Северо-Американских Соединенных Штатах, наконец, Балканская война, завершившаяся Берлинским конгрессом, зафиксировавшим новый расклад «европейского пасьянса».

После Берлинского конгресса в цивилизованной ойкумене надолго воцарилось спокойствие, зато резко обострилась борьба за колонии и, как следствие, начал быстро расти уровень жизни метрополий: «Золотой век», «Викторианская эпоха», «Pax Britannia». Всего за двадцать лет мир был поделен и в значительной своей части застроен городами, портами и железными дорогами.

Испано-американской войной 1898 года начинается борьба за передел поделенного между великими державами мира. Такой передел был чреват большой войной, но в эту войну не верил почти никто. Считалось, что человечество уже переросло подобный способ решения конфликтов. Войну называли «великой иллюзией» и к ней активно и последовательно готовились.

С 1898 по 1914 год продолжается последний этап «длинного XIX столетия». Этот период, завершившийся 1913 годом, с которым в Советском Союзе сравнивали все и вся, по крайней мере, до выхода в космос, иногда именуется историками культуры «Серебряным веком» человечества.

С полным на то основанием.

Прежде всего, цивилизация стала повсеместной. «Поручение Адама» было выполнено: Земля была освоена целиком. Наконец, осуществились две вековые мечты географов – определены истоки Нила и покорены оба полюса нашей планеты. «Белые пятна» еще оставались в долине Амазонки, в Антарктиде, в Полярных морях, но это были уже именно «пятна», островки незнания на заполненной географической карте.

Международная политика структурировалась тремя типами государственных образований.

Во-первых, значительной частью мира до сих пор владели старые империи, возглавляемые историческими династиями.

Каждая из этих империй была по-своему уникальна. Габсбурги возвели в принцип монархические отношения, феодальные права и личные унии. Романовы создали причудливую смесь из позднесредневековых самодержавных институтов, раннесредневековой религиозной идентичности, хорошо налаженного, вполне себе постиндустриального механизма культурной ассимиляции элит и европейски, то есть капиталистически организованной тяжелой индустрии. Такой же коктейль исторических эпох представляла собой русская армия. Впрочем, не будем забывать, что эта армия смогла создать вторую по величине мировую империю (21,8 миллиона квадратных километров, 175 миллионов человек).

А первое место принадлежало Англии. Ганноверская династия трансформировала феодальное Соединенное Королевство в капиталистическую Великобританию, владеющую «богатствами Земли и ее самой». После Трафальгара Британия неоспоримо господствовала на море, хотя и со стороны Франции, и даже со стороны России время от времени предпринимались попытки воспользоваться быстрым моральным устареванием боевых кораблей в период интенсивного развития машиностроительных и металлургических технологий и потеснить Англию с ее пьедестала.

Несмотря на потерю «Северо-Американских колоний» в самом начале «длинного XIX», Британская империя продолжала расти, ее территория к 1914 году превысила 25,9 миллиона квадратных километров (17 % площади земной суши, не исключая Гренландии и Антарктиды), население составило 400 миллионов человек (22 % населения Земли).

Во-вторых, важную роль в Европе и в мире играли национальные государства. Большинство из них по традиции возглавлялись монархами, разумеется, конституционными и законопослушными (Бельгия, Голландия, Люксембург, Швеция, Норвегия, Италия, Сербия, Испания), но гораздо большую роль в мировой политике играли Французская и Американская республики. К «республиканской Европе» относились также Швейцария, и с 1910 года Португалия.

В-третьих, были колонии и полуколонии. На европейском континенте под это определение попадали Босния и Герцеговина, Мальта и Кипр, и в известной мере Польша с Финляндией. Африка, почти вся, исключая Эфиопию и Либерию, имела колониальный статус, колониями были Индия, Пакистан, Бирма, Австралия, Канада, Новая Зеландия, перечисление можно продолжать.

Китай оставался полуколонией, формально независимым государством, имеющим ограниченный суверенитет на своей собственной территории.

После Боксерского восстания правительство страны было вынуждено подписать так называемый «Заключительный протокол», согласно которому Китай был обязан:

1. Послать в Германию специального посла с извинениями за убийство сотрудника германской дипломатической миссии фон Кеттелера. Также китайские власти должны были поставить фон Кеттелеру памятник.

2. Послать в Японию специального посла с такими же извинениями, но за убийство члена японской дипломатической миссии Сугиямы.

3. Казнить всех лидеров повстанцев.

4. Восстановить старые и поставить новые памятники на всех христианских кладбищах империи.

5. В течение 2 лет не ввозить в страну оружие и боеприпасы.

6. Уплатить контрибуцию в 450 000 000 лян серебра (из расчета 1 лян – 1 житель Китая). 1 лян весил 37,3 г и по обменному курсу равнялся примерно 2 рублям серебром. [11] Россия получила 30 % репараций, Германия – 20 %, Франция – 15,75 %, Британия – 11,25 %, Япония – 7 %, США – 7 %, оставшаяся сумма была разделена между остальными государствами-членами коалиции. Выплаты должны были быть произведены до 1939 года, при этом они увеличивались на 4 % каждый год, и к началу Второй мировой войны составили 982 238 150 лян.

7. Допустить постоянную военную охрану в Посольский квартал и во все важнейшие учреждения страны. Также в Китае постоянно находились иностранные войска.

8. Срыть форты в Дагу.

9. Странам-победительницам предоставлялось право возвести 12 опорных точек на пути от Пекина к морю.

10. Запрещались все общественные организации религиозного толка и направленные против иностранцев.

И наконец:

11. Китайским властям запрещался сбор налогов (!).

Примерно тот же статус имела Османская империя. На территории страны действовал режим капитуляций, в силу которого иностранцы были изъяты из действия местной юрисдикции и подчинялись юрисдикции своих консулов (то есть могли творить все, чего желали). После младотурецкого переворота 1908 года ситуация начала меняться, как считается, в сторону обретения Блистательной Портой большей суверенности. На деле Турция просто превратилась из общеевропейского кондоминиума в германскую полуколонию.

Сейчас к колониализму принято относиться сугубо отрицательно, между тем для мира 1900-х годов он был прогрессивен и способствовал развитию как колониальных держав, так и самих колоний.

При классическом колониализме метрополия эксплуатирует население и присваивает природные ресурсы порабощенных территорий, но одновременно она берет на себя управление и развитие этих территорий и все связанные с этим издержки. То есть она вкладывается в порты и инфраструктуры, обеспечивает – в том числе и своими вооруженными силами – защиту колоний от внешней угрозы, порядок, безопасность, какую-никакую, но законность.

При современном неоколониализме метрополия опять-таки эксплуатирует население и присваивает природные ресурсы порабощенных территорий через ренту отсталости, оставляя все проблемы с развитием и безопасностью местным властям – «папуасам». Неоколониализм представляет собой остроумный способ избежать всякой ответственности за господство.

В 1910-х годах неоколониализма не было даже в проекте, и великие колониальные державы безропотно несли «бремя белого человека». Анализируя график роста населения Африки в 1800–1910 гг., нетрудно видеть, что с началом колониальной «гонки за Африку» (1875–1914 гг.) популяционная динамика идет вверх, в результате население Черного континента в 1910 году составило 449 миллионов человек вместо 375 расчетных.

Колониями владели почти все европейские страны, не исключая Бельгии и Португалии. Наличие колоний позволяло иметь гарантированные рынки и источники сырья, кроме того, колонии поглощали избыточный человеческий материал метрополии, снижая давление на рынок труда. Именно это, прежде всего, способствовало появлению в европейских обществах «среднего класса» – интеллигенции, рабочей аристократии. Острая потребность в квалифицированных кадрах привела к развитию национальных систем образования и возникновению образовательных социальных лифтов.

В результате в мире сложились своеобразные «балансы интересов»:

Империи – Национальные государства – Колонии (и полуколонии), как мировой баланс управления;

Эксплуататоры – эксплуатируемые – средний класс (трехклассовая социальная система по К. Марксу).

Социальные лифты работали в 1910-х годах не лучшим образом, но определенная вертикальная мобильность все-таки обеспечивалась, что существенно снижало остроту социальных противоречий.

Мировой и внутригосударственный порядок считался устойчивым, в обществе господствовали идеи прогресса и устойчивого развития. Образование способствовало росту научных достижений: специальная теория относительности, периодический закон Д. Менделеева, турбина, дизель, двигатель внутреннего сгорания. Исполнилась вековая мечта человечества – сказка о полете превратилась в реальность.

Символически мир 1900-х годов может быть изображен в виде следующей схемы:

Метод пиктограмм

Данная схема носит название социопиктограммы, такие картинки будут иногда использоваться в книге. Они вполне понятны интуитивно. Техника работы с пиктограммами изложена в книге «Социопиктографический анализ», а в применении к военному делу и политике – в интернет-издании «Сумма стратегии».

Кратко осветим основные положения социопиктографического анализа.

Пиктограмма отображает наблюдаемые, выражаемые в метафорах, дискурсах, формулах, общественных институтах, проявленные в рефлексируемых процессах и трендах, отраженные в общественном сознании структурные особенности системы или среды.

Основой пиктограммы и ее источником движения являются структурные противоречия системы.

Чаще всего встречаются диалектические или бинарные противоречия, обозначаемые двойной сплошной стрелкой. Такие противоречия вызывают развитие и создание нового (но не иного). Они разрешаются через проекты или события, причем и в том, и в другом случае на следующем шаге образуются вторичные противоречия, тоже бинарные. Например, англо-французский конфликт преобразовался в англо-германский конфликт, затем в англо-американский конфликт, затем в советско-американский конфликт…

Тройное противоречие или баланс обозначается треугольником. Баланс накапливает энергию для динамических или спонтанных изменений. На следующем шаге создает что-то новое или иное в системе, то есть обеспечивает инновационное или спонтанное развитие. Как правило, при этом баланс разрушается, порождая бинарные противоречия.

Проектное разрешение противоречий фиксируется на пиктограмме в виде «гребенки». Социальные процессы и событийные разрешения противоречий изображаются, как черный текст в эллипсе с черной сплошной границей. Значимые инновации подчеркиваются. Значком молнии изображаются «дикие карты» или джокеры – маловероятные, но значимые события, способные изменить структуру пиктограммы. Примером «дикой карты» является гибель «Титаника» в 1912 году.

До сих пор наш рассказ о «Серебряном веке» обходился без упоминания Германии и Японии. Эти страны похожи, и далеко не случайно, что Германия выступила в роли актора и субъекта Первой и Второй мировых войн, а Япония удостоилась атомной бомбардировки в ходе борьбы за раздел Тихого океана.

И Германия, и Япония оказались политическими «кентаврами»: их позиция на пиктограмме не может быть точно определена.

Германская империя была провозглашена О. Бисмарком после Франко-прусской войны 1870–1871 гг. Часто говорят, что Пруссия представляла собой классическую феодального типа монархию под королевским скипетром Гогенцоллернов. В действительности дело обстоит много сложнее.

Предыстория прусского государства, название которого происходит от славянского племени пруссов, связана с немецким Рыцарским орденом. Орден обратил пруссов в христианство, попутно истребив большую часть населения. При этом завоеватели присвоили себе имя покоренных, что, вообще говоря, происходит редко.

В последующие два века земли к западу и востоку от Вислы (соответственно, Западная и Восточная Пруссия) управляются Орденом.

« Орденское государство XIV века выглядит необычно современным: посреди феодальных монархий – религиозная республика, во главе ее выборный магистр, окруженный своими капитулами как современный глава государства или правительства – своими министерствами; земля разделена на двадцать округов, каждый из которых управляется по указаниям магистра комтуром со своим собственным конвентом; каждый рыцарь Ордена в определенной мере является государственным служащим; нет никаких господ-феодалов, как в других местах – устав Ордена запрещает личную собственность; и вообще все холостяки – обет рыцаря Ордена требует целомудрия. Пополнение Ордена приходит из империи, где его постоянно рекрутирует Германский Мастер, впрочем – без особых усилий. Ведь Орден в соответствии с современным ему словом довольно скоро стал «Госпиталем», сиятельным местом призрения для юных сыновей немецких княжеских фамилий, которые пробивались на свои места в жизни. Орден мог выбрать себе среди них наилучших, и таким образом он долгое время будет очень хорошо управляться.

Это – государство, и государство создает себе народ – народ иммигрантов, которые по прибытии находили уже готовым свое государство и его прочный порядок и получали свои наделы земли – почти опустошенной плодородной земли, земли неограниченных возможностей для умелых людей. А эти иммигранты – люди умелые. Пруссия в XIV веке становится богатой, гораздо богаче, чем другие немецкие колонии, с быстро растущими городами, как Данциг и Кёнигсберг, с хорошо хозяйствующей знатью (это чисто экономическая знать – политикой занимается Орден) и множеством свободных и зажиточных крестьян, в отличие от окружающих ее феодальных областей. Счастливая страна.

Нет, все-таки это несчастливая страна. Чем больше преуспевали сословия, тем больше воспринимали они господство Ордена как чуждое господство – и так оно и есть, и остается в определенном смысле. Ведь Орден совершенно сознательно комплектуется из империи, а не из местной аристократии и патрициата. Они бросают завистливые взгляды на соседнюю Польшу, где аристократия все более могущественна, где королевство все больше превращается в республику аристократии. И когда Орден в XV веке вступил в длительную череду войн с Польшей и Литвой, он находит свои “сословия” – свой народ – сначала наполовину, а в конце полностью на стороне противника. Вследствие этого и погибло Орденское государство – поэтому, а также и вследствие определенного вырождения и одичания. Бедность, целомудрие и послушание на длительном отрезке времени плохо сочетались с соблазнами власти ». [15]

Под Грюнвальдом (Танненбергом) Орден потерпел в 1410 году решительное поражение и в 1466 году стал вассалом Польши. После Реформации началась секуляризация, и случилось так, что последним магистром Ордена был Гогенцоллерн. [16] Объединение владений потребовало времени, но к 1618 году и Бранденбург, и Пруссия оказались в одних руках. По Вестфальскому миру государство Гогенцоллернов что-то получило – не столько за счет собственных заслуг, сколько вследствие кризиса империи.

« С 1648 года владения Гогенцоллернов были весьма существенными, на одном уровне с Виттельсбахами, Веттинами и Вельфами, но все-таки еще не с Габсбургами. Но они состояли из пяти географически отделенных земельных массивов, двух больших и трех более мелких, и только Магдебург граничил непосредственно с Бранденбургом » (С. Хаффнер).

Далее Гогенцоллерны более или менее осознанно начинают сборку Прусского государства. В 1660 году Восточная Пруссия освобождается от власти Польши (опять-таки не столько собственными усилиями, сколько благодаря шведско-польской войне), а в 1700 году курфюрст Бранденбургский становится королем Пруссии. С этого момента все его земли становятся королевством Пруссия.

« Фридрих Вильгельм I, «наш величайший внутренний король», из собрания унаследованных им земель сделал не просто государство, а именно самое строгое, наисовременнейшее и наиболее продуктивное военное государство своего времени. (…) В этом деле соучаствовал дух времени – дух разума, государственного благоразумия, который тогда царил по всей Европе и благоприятствовал такому искусственному государству разума, как Пруссия; да, он стремился как раз к такому образцовому государству» (…) Суровое государство разума, грубо выстроганное, без шарма Австрии, без элегантности Саксонии, без самобытности Баварии; можно так сказать: государство без особенностей. И все же, говоря на прусском жаргоне: «в нем кое-что есть». Эта классическая Пруссия не пробуждает никакого восторга, если глядеть на нее снаружи, скорее антипатию, но во всяком случае она вызывает уважение » (С. Хаффнер).

Пруссия в свое время явила собой необычное государство дисциплины, подчиненности, военных упражнений, правильного чиновничества, лояльной аристократии, неподкупной, просвещенной и гуманной юрисдикции, одинакового для всех без исключения права, безукоризненного аппарата управления, требующего самоотверженности пуританства, отмеченного печатью кальвинизма и протестантства, и космополитического стремления к межконфессиональной свободе вероисповедания. Великий конгломерат идей, созданный четырьмя очень непохожими правителями, представлялся под понятием короны и территории в качестве единого целого. Пруссия характеризовалась тем, что она в отличие от сплоченных по национальному признаку стран должна была породить образующие и поддерживающие государство нормы поведения и существовала лишь благодаря им, и что она обладала никогда не отрицавшейся дифференциацией, и в качестве противовеса ей развила грубо наглядный принцип авторитарности. Не было никакой прусской народности, никакого преимущества «коренного» народа, никакого единого диалекта, никакого доминирующего фольклора. Многообразное как раз можно рассматривать в качестве существенного, даже если тем самым подчеркивается связующая и нивелирующая власть короны и государственной организации. Однако власть повелевала не по историческому или династическому праву, а, наоборот, исходя из способности к функционированию государственного целого, из достижений правящей династии, подчиненных институций и слоев народа. Государство определилось через поручения, которые оно давало каждому, кто в него включался и действовал для него. Оно предвещало насильственный экономический, социальный и культурный прогресс на базе всеобщего стремления к достижениям. Отрицание стремления к достижениям оно наказывало как угрозу своему существованию. Оно требовало тотального признания, абсолютного подчинения и готовности к служению. Оно соглашалось на свободы, поскольку они были основаны в государстве, внутри конфессионального и национального многообразия. Пруссия несла новые взгляды на общество, особенно славянскому меньшинству». А. Лубос. «Немцы и славяне».

В XVIII столетии Пруссия под руководством Фридриха Великого с переменным успехом сражалась против всей Европы, в начале следующего века пережила катастрофу Иены, но сумела восстановиться – и вновь, не столько собственными заслугами, сколько за счет гибели в России наполеоновской Великой армии.

Возвышение Пруссии в 1860-х годах связано с прославленными именами Бисмарка и Мольтке (старшего), и вот здесь уже нет никаких оговорок. За счет таланта своих генералов, стойкости войск, блестящего политического руководства, высокого качества администрирования Пруссия добилась гегемонии в германском мире, превратив Австро-Венгрию в своего младшего партнера.

«И в это мгновение своего величайшего триумфа – тогда этого не видел никто, а ныне может увидеть каждый – Пруссия начинает умирать. Она покорила Германию; теперь же она порабощается Германией. Основание империи, несмотря на все меры предосторожности Бисмарка, оказалось (если смотреть на это событие из Пруссии) величественной формой устранения от дел» (С. Хаффнер).

После военных побед над Данией, Австрией и Францией Пруссия, ставшая Германией, должна была превратиться в легитимную «старую империю», подобную Российской или Австрийской.

Но для этого ей не хватало, во-первых, колониальных владений, а во-вторых, исторического опыта управления империей. В результате Германская империя столкнулась с жестким противоречием: ее промышленность к 1910-м годам претендовала на первое место в мире, ее интеллектуальный потенциал, по-видимому, занимал это первое место, ее систему военного и гражданского образования копировал весь мир, но ее механизмы управления носили откровенно устаревший характер и требовали личной гениальности монарха и канцлера империи, а недостаточность колониальных владений не позволяла сбрасывать социальные напряжения через «экспорт человеческого капитала».

Не будет преувеличением сказать, что Германия попалась в одну из нетривиальных «ловушек развития»: уровень ее промышленности и культура населения значительно превысили возможности государства к разумному управлению этой промышленностью и этим населением.

Это делало ситуацию в Германии неустойчивой. В стране образовались два антагонистических управляющих класса – юнкерский и грюндерский. Их лидеры видели впереди великую Германию, но юнкеры опирались при этом на сухопутную армию и традиционный «прусский дух», а грюндеры – на Германскую империю, ее «сумрачный гений» и военно-морской флот. Юнкеры видели Германию сильнейшей европейской державой, что подразумевало повторное сокрушение Франции и войну с Россией. Грюндеры грезили о мировом господстве, что означало войну с Англией и в перспективе с Соединенными Штатами.

В управляющей позиции к противоречию между классами находился германский император, но для Вильгельма Второго задача уравновешивания германской внешней и внутренней политики оказалась неразрешимой.

Рост социальной температуры в Германии при жесткой прусской системе контроля над населением создали своеобразный социальный тепловой двигатель. Это делало крупную войну с участием Германии неизбежной, но основная проблема была даже не в этом: в условиях «перегрева» творческая деятельность германской интеллигенции привела к необратимому дрейфу германской культуры в область иных по отношению к Европе цивилизационных принципов. При Гитлере это обернется отточенной формулой Ж. Бержье: «Магия плюс танковые дивизии», но и при кайзере можно говорить о Германии как о некротической и магической цивилизации.

Таким образом, Германия стала симбионтом трех структур: прусской постфеодальной монархии, некогда слывшей «государством Разума», обычной, даже заурядной европейской империи и империи новой, иной, пугающей.

Ситуация в Японии была похожей, но определенно более простой. Реставрация Мейдзи сделала Японию внешне индустриальной, капиталистической, даже отчасти демократической страной, но ее культурные коды остались прежними. Их нельзя назвать феодальными, по-видимому, они сохранялись неизменными со времени заселения Японских островов, то есть в лучшем случае восходят к медно-каменному веку, а скорее, к мезолитической культуре дземон. Не должно вызывать удивления, что эти древние архетипы несли на себе отпечаток той же некротической и магической культуры, что создавалась в 1900-х годах в Германии, только построенной не на модерне XIX столетия, а на глубочайшей древности.

В 1900-х годах Япония еще не была империей, хотя в 1905 году установила протекторат над Кореей, а с 1895-го удерживала Тайвань. В нашей схеме это национальное государство монархического типа, но с элементами инаковости, которым предстоит интенсивное развитие сразу после Первой мировой войны.

В описываемое время Япония – верный союзник Великобритании.

«Скелет» пиктограммы 1900-х годов составляют вложенные балансы. Такая конфигурация противоречий накапливает социальные противоречия и способствует быстрому изменению мира, причем эти изменения первоначально скорее чувствуются, чем наблюдаются.

Великобритания остается сильнейшей мировой державой, но она уже вынуждена считаться с Германской империей и с Соединенными Штатами Америки. США – пока еще мировой должник, но моргановский трест мало-помалу устанавливает финансовый контроль над крупными британскими компаниями, и в частности, именно Морган финансирует постройку «Титаника», «Британика» и «Олимпика». «В 1913 году, еще до начала Первой мировой войны, Пейдж, посол США в Лондоне, написал президенту Вильсону: «Будущее мира принадлежит нам. Англичане растрачивают свой капитал… Что же мы сделаем с мировым господством, которое явно переходит к нам в руки? И как мы можем использовать англичан для высших целей демократии?».

Говоря современным языком, мир 1900-х годов стал многополярным. Это вызвало мировую войну, но это и ускорило все формы развития. «Золотой век» прекрасен, но несколько однообразен. «Серебряный» пугает – и открывает новые горизонты.

Физика все еще описывается в терминах классической науки, бэконовского подхода. Но открыта радиоактивность, выделены в чистом виде полоний и радий, теоретики столкнулись с «ультрафиолетовой катастрофой» при анализе излучения черного тела, что вынудило начать поиски другой физической картины мира. А. Эйнштейн опубликовал свою статью «К электродинамике движущихся тел», и не будет преувеличением сказать, что эта работа изменила привычные человеческие представления о пространстве и времени.

В 1904 году Д. Д. Томпсон предложил первую, еще очень наивную модель атома. Она не имела почти никакого отношения к действительности, но сама по себе идея делимости атома с неизбежностью приводила к мысли об атомной энергии и ее использовании.

Атомная бомба впервые упоминается в романе Г. Уэллса «Мир освобожденный» (1914 г.). Ранее Г. Уэллс предсказал военное использование отравляющих веществ, боевой авиации, когерентного инфракрасного излучения («тепловой луч»), впервые поставил вопрос о путешествиях во времени. Вообще говоря, «Серебряный век» – время первой настоящей научной фантастики, хотя до расцвета этого жанра оставалось полвека.

В Викторианскую эпоху у основной массы населения развитых стран появляется свободное время, и это сразу же изменило политическую жизнь и оказало сильнейшее влияние на развитие культуры. По сегодняшний день «Серебряный век» вспоминается не столько в связи с предстоящей мировой войной или созданием теории относительности, сколько как эпоха расцвета поэзии, музыки, театра, великосветских развлечений, утонченного богатства.

«…Не послевоенные бумажные кредитные билеты, а настоящие золотые луидоры текли в карманы парижских промышленников и коммерсантов. Для всех хватало заказов и работы. Автомобильные фабрики не успевали выполнять наряды на роскошные лимузины, задерживая выпуск военных грузовиков. Автомобили давали возможность богатым людям, не довольствуясь парижскими особняками, давать приемы и в окрестностях, как, например, в таком историческом замке, как Лафферьер, принадлежавшем Эдуарду Ротшильду. Между прочим, в этом замке располагалась в войну 1870 года германская главная квартира, и когда мне предложили расписаться в «Золотой книге» почетных посетителей, то не преминули похвастаться собственноручными подписями Бисмарка и Мольтке.

Не видно было в ту пору на бульварах длинных послевоенных верениц такси, безнадежно поджидающих седоков. Жизнь била таким ключом, что уличное движение, как казалось, дошло до предела. В голову не могло прийти, что всего через несколько недель те же улицы, те же площади опустеют на несколько долгих лет. Портные и модистки могли брать любые цены за новые невиданные модели весенних нарядов и вечерних туалетов. Пресыщенный веселящийся Париж уже не довольствовался французским стилем: в поисках невиданных зрелищ и неиспытанных ощущений его тянуло на экзотизм, и «гвоздем» парижского сезона оказались костюмированные персидские балы. Когда и это приелось, то был устроен бал, превзошедший по богатству все виденное мною на свете, – бал драгоценных камней. Принимавшие в нем участие модницы заранее обменивались своими драгоценностями и превращались каждая в олицетворение того или другого камня. Платье соответствовало цвету украшавших его каменьев.

Красные рубины, зеленые изумруды, васильковые сапфиры, белоснежные, черные и розовые жемчуга сливались в один блестящий фейерверк. Но больше всего ослепляли белые и голубые брильянты. После наших с «нацветом» желтых петербургских брильянтов они подчеркивали лишний раз гонку русских богачей за количеством и размером, а не за качеством.

Светало, когда я вышел с бала и с одним из приглашенных пошел по улицам уже спавшего в этот час города.

– Мне кажется, – сказал я своему спутнику, – что этот бал – последний на нашем веку.

– Почему вы так думаете? – удивился мой собеседник.

– Да только потому, что дальше идти некуда.

Я не знал, что это простое предчувствие окажется пророческим предсказанием конца старого мира» (А. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю).

 

Политическая схема мира

Социопиктограмма «Серебряного века» носит довольно благостный характер. Картина меняется, если сменить масштаб и перейти к анализу локальных противоречий мира 1910-х годов.

Эти противоречия образуют несколько отдельных узлов.

Самым опасным и «долгоиграющим» был европейский узел, основу которого образовывало жесткое и неразрешимое противоречие между Германией и Францией. Франция, хотя она была сама виновата в войне 1870 года, а может быть, именно поэтому, не могла забыть военного поражения, не оставляла мыслей о реванше и превратила аннексию Эльзаса и Лотарингии в своего рода национальную паранойю. Германия же прочно выучила урок: для того, чтобы добиться чего-либо, например, пресловутого «места под солнцем», обязательно нужно разбить Францию.

По мере развития германской промышленности и роста германского военного и торгового флота обострились противоречия между Германией и Великобританией. Марксистская историография считает эти противоречия главной причины войны, что сомнительно. Похоже, у этой войны не было одной главной причины, и она могла разразиться в совершенно иной конфигурации. Хотя бы так: «Война будет, это как пить дать. Сербия и Россия в этой войне нам помогут. Будет драка!

В момент своего пророчества Швейк был прекрасен. Его добродушное лицо вдохновенно сияло, как полная луна. Все у него выходило просто и ясно.

– Может статься, – продолжал он рисовать будущее Австрии, – что на нас в случае войны с Турцией нападут немцы. Ведь немцы с турками заодно. Это такие мерзавцы, других таких в мире не сыщешь. Но мы можем заключить союз с Францией, которая с семьдесят первого года точит зубы на Германию, и все пойдет как по маслу. Война будет, больше я вам не скажу ничего».

Я. Гашек, конечно, издевается, но его шутка геополитически вполне осмысленна.

Политическая картина сложна. Германия находится в союзе с Австро-Венгрией и Италией, но Италия конфликтует с двуединой монархией из-за Далмации. Кроме того, Германия и Австро-Венгрия делят влияние в немецком мире, и не следует думать, что этот вековой спор был решен одной только битвой под Садовой. Великобритания находится в союзе с Францией и Россией, но против России она ведет «большую игру» в Афганистане и Тибете. Кроме того, Англия категорически против перехода Черноморских проливов в руки России, что представляет собой одну из базовых внешнеполитических целей династии Романовых. Наконец, Англия, будучи союзником Японии, оказала последней немалую помощь в проигранной Россией войне, построив и вооружив ее флот. Друг моего врага – мой враг…

Отношения Великобритании и Франции осложняют старые колониальные споры в ходе африканской колониальной гонки.

Франции с Россией особенно нечего делить – Наполеоновские походы и Крымская война стали достоянием истории и, в общем, забыты. Но Франция относится к внутренней политике царизма примерно так же, как современная Европа к внутренней политике Путина. В свою очередь русские элиты подозревают Францию в финансировании революции и укрывательстве революционеров. Это кажется не слишком серьезным, тем не менее нельзя забывать, что французский государственный гимн был в России официально запрещенной «революционной песней».

Но противоречия внутри Антанты образовывали баланс, да к тому же каждая из стран «Сердечного согласия» имела все-таки больше претензий к Германии или Австро-Венгрии, чем к другу, и «европейский узел» пришел к зафиксированной международными соглашениями ситуации «Антанта против Тройственного союза».

В рамках этого базового конфликта сформировались еще два узла – Российский и Балканский, сцепленные между собой союзом России и Сербии. Россия конфликтует, как уже говорилось, с Францией и Великобританией. С Японией, английской союзницей, она неудачно воевала. Порт-Артур и половина Сахалина, конечно, не Эльзас-Лотарингия, но потеря территории остается в политической памяти надолго.

Россия постоянно воюет с Турцией – за период 1568–1914 гг. таких войн насчитывается одиннадцать. Россия не скрывает, что целью ее восточной политики являются Черноморские проливы и Константинополь – крест на Святой Софии.

Весьма неприязненными являются отношения России и Австро-Венгрии. Россия поддерживает чешский сепаратизм и претендует на Западную Украину (Галицию). Вена поддерживает украинский сепаратизм и претендует на включение в свой состав части украинских земель. Кроме того, Россия поддерживает антиавстрийски настроенную Сербию.

Русский узел чреват серьезной войной, даже несколькими войнами – на западе и на востоке. И эти войны будут. Но как раз с Германией у Петербурга нет особых противоречий и проблем. Разве что пресловутые «хлебные пошлины», о которых в 1914 году едва ли кто-нибудь вообще вспомнил.

Балканы представляли собой клубок локальных противоречий всех против всех, причем структурообразующей стороной оказался Белград. Сербия против Турции (Первая балканская война). Сербия против Болгарии (Вторая балканская война). Сербия против Австро-Венгрии (Боснийский кризис). Поскольку Турция все еще оставалась полуколонией, ее конфликт с Австро-Венгрией по тем же делам Боснии и Герцеговины был погашен денежными перечислениями. Зато с Турцией успела повоевать Италия, отобравшая у Блистательной Порты Ливию.

Италия входит в Тройственный союз, но у нее нет разногласий ни с Англией, ни с Россией. Италия, конечно, не отказалась бы от некоторых кусков Французской Ривьеры, но ее гораздо больше занимает австрийская Далмация – «неискупленная Италия» в официальной пропаганде Рима.

Италия оказывается вне системы узлов, что означает наличие у нее выбора в июльские дни 1914 года.

В принципе этот расклад исчерпывает европейскую систему противоречий. В то время США не было принято учитывать в европейских делах и разборках. «Америка для американцев», – сказал Дж. Монро. А «на другом конце стола кто-то серьезным тоном говорил: «Америка в войну вмешаться не может. Американцы с англичанами на ножах. Америка к войне не подготовлена».

Но Америка была экономической и политической реальностью, ее армия не представляла еще серьезной силы, но флот уже был третьим в мире: 10 дредноутов на август 1914 года. И уже сформировался тихоокеанский узел противоречий: США против Великобритании на Атлантике, Уолл-стрит против Сити в мире финансов, США против Японии на Тихом океане.

Этот узел развяжет не Первая мировая война, а Вторая.

Динамика развития европейской системы противоречий выглядит следующим образом:

1870–1871 гг. Франко-прусская война 1871 г. Аннексия Эльзаса и Лотарингии. Провозглашение Германской империи

      1879 г. Австро-Германский договор

      1882 г. Тройственный союз

            1891 г. Франко-Русский союз

            1892 г. Франко-Русская военная конвенция

            1894 г. Ратификация Франко-Русского союза

            1904 г. Англо-французское соглашение

1904–1905 гг. Русско-японская война

1905–1906 гг. Танжерский кризис

            1907 г. Англо-Русская конвенция (разграничение в Персии, Афганистан, Тибет)

1911 г. Агадирский кризис

1911–1912 гг. Итало-Турецкая (Триполитанская. Первая Триполитанская) война

            1912 г. Франко-Русская морская конвенция

1912–1913 гг. Первая балканская война

1913 г. Вторая балканская война

В результате система политических узлов «Серебряного века» трансформировалась в систему союзов.

Но в перечислении пропущена одна дата. В 1902 году заключено Франко-итальянское соглашение. Это соглашение предоставляло итальянцам свободу рук в Ливии и в Далмации, Францию же оно страховало от удара с юга. Фактически Италия сделала первый и важнейший шаг к выходу из союза с Германией и Австро-Венгрией.

Она пройдет этот путь до конца: не поддержит Австро-Венгрию в Сараевском кризисе, откажется от вступления в войну на стороне своих союзников, подпишет в сентябре 1914 года секретные соглашения с Антантой и вступит в 1915 году в войну на ее стороне.

Германия и Австро-Венгрия компенсируют себя за счет «обиженной» Сербией и Россией Болгарии и Турции. Тройственный союз превратится в Четверной.

Заметим, что для Турции это был немалый дипломатический успех. Полуколония оказалась субъектом мировой политики и одним из ее значимых игроков.

 

Столетие со дня убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда прошло незамеченным. Его заслонил не столько даже очередной виток «украинского кризиса», сколько чемпионат мира по футболу в Бразилии. Заметим, кстати, что и сто лет назад дело обстояло похожим образом: ну, событие, ну, сенсация, ну и что?..

Было лето, обычный уже и тогда период отпусков и некоторой расслабленности, само убийство воспринималось как внутреннее дело Австро-Венгрии, точнее говоря, полиции двуединой монархии. Убийство престолонаследника одного из крупнейших европейских государств, конечно, могло привести к некоторому осложнению международной обстановки, но в разумных и контролируемых пределах.

Атмосфера начала накаляться позднее, недели через две. Одиннадцатого июля А. Тирпиц неофициально предупреждает М. фон Шпее, командующего германской Тихоокеанской эскадрой, об опасности войны и о предположительно негативной позиции Великобритании. Но нельзя исключить, что морской министр просто воспользовался хорошей возможностью слегка взбодрить отдыхающую в далеких водах эскадру. До ультиматумов оставалось еще две недели…

 

Сараевское убийство

Первые публикации, посвященные причинам возникновения войны и поиску виновных в ее развязывании, появились еще до Рождества 1914 года: знаменитые «цветные книги» – французские желтые, английские синие и белые, германские белые, русские оранжевые, австрийские красные, бельгийские серые… Понятно, что обойти вниманием сараевское убийство было невозможно, но и акцентировать внимание на нем было «политически недальновидным». К этому времени сотни тысяч русских, немцев, французов, австрийцев уже были мертвы. Из-за того, что «в Сараеве застрелили эрцгерцога»?

После войны Австро-Венгрия прекратила существование, Германия была лишена права голоса, и осталось, по существу, две версии.

Официальная позиция Антанты: войну развязала Австро-Венгрия, которая воспользовалась сараевским убийством как поводом к агрессии против Сербии. Не исключено, что и само убийство было подстроено охранкой двуединой монархии.

Официальная точка зрения СССР: причиной войны были англо-германские противоречия, преимущественно экономические, торговые и морские. Войну развязала Германия, воспользовавшись затруднительным положением Австро-Венгрии в связи с убийством престолонаследника.

Самое интересное, что обе эти версии в целом – правда, но, возможно – не вся…

Изложим общеизвестные факты:

Пятого октября 1908 года Австро-Венгрия объявила об аннексии Боснии и Герцеговины. Эти территории, исторически принадлежащие Турции, были освобождены в ходе Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и по Берлинскому договору 1878 года «временно оккупированы Австро-Венгрией». Против этого с самого начала выступала Сербия, указывая, что 50 % населения провинций составляют этнические сербы. В начале ХХ века правительство младотурок заявило свои «неотъемлемые права» на Боснию и Герцеговину, что заставило австрийцев перейти к активным действиям. Султан согласился взять за две провинции 2,5 миллиона фунтов стерлингов – деньги были очень нужны. Италии заплатили невмешательством Вены в Ливийскую войну. Россия также не особенно возражала, потребовав лишь отмены нейтрализации Босфора и Дарданелл и отказа Болгарии от формального вассалитета по отношению к Турции. Сербия находилась в фарватере русской политики и самостоятельно выступить против Австро-Венгрии не имела возможности.

Все могло пройти без всяких осложнений, но австрийская дипломатия поспешила и сделала решительный шаг, не выждав удобного момента. Великобританию и Францию судьба Боснии и Герцеговины не волновала ни в малейшей степени, но вот статус Черноморских проливов значил для них очень многое. В итоге Россия дезавуировала достигнутые договоренности, что сделать было весьма легко, поскольку переговоры А. Извольского с А. Эренталем носили совершенно неофициальный характер.

Далее раскрутился обычный Балканский кризис: мобилизация в Сербии и Черногории, мобилизация в Австрии, давление Германии на Россию, окончившееся для Николая II «дипломатической Цусимой». Двадцать третьего марта 1909 года Россия признала аннексию Боснии и Герцеговины, а неделей позже это вынуждена была сделать и Сербия. Девятого апреля 1909 года свершившийся факт был официально признан великими державами, а А. Эренталь получил титул графа.

Сербия отступила, официально объявила об отказе от антиавстрийской пропаганды в Боснии, но ничего не забыла и не простила.

И здесь проявляется одна из скрытых пружин европейской политики и истории. До XVII столетия европейское пространство структурировалось наднациональными образованиями – Священной Римской империей и Французской монархией с одной стороны, и Османской империей – с другой. Россия, Англия, еще не ставшая Великобританией, и Швеция составляли периферию континента.

Такая ситуация не изменилась де-юре и после Тридцатилетней войны, хотя фактически Вестфальский мир зафиксировал суверенитет Нидерландов и Швейцарии, то есть возникновение «неимперской Европы».

В ходе Великой французской буржуазной революции аббат Сиейес придумал слово «нация», имея в виду исключить из числа французов «нежелательных лиц», то есть высшие сословия: « третье сословие и одно представляет собой нацию ». С этого момента в Европе неизбежен конфликт двух законодательных начал.

В империях есть подданные . И если не считать России с ее упором на « православие, самодержавие, народность », национальность и вероисповедание подданных никакого значения для монарха не имеют. Территориальный суверенитет монархии определяется правом завоевания и исторически сложившимися наследственными, по своей сути, феодальными правами. Австро-Венгрия, столетиями воевавшая с Оттоманской империей, рассматривала Боснию и Герцеговину как свою законную добычу, а население провинций, вне всякой зависимости от его национальной принадлежности, как своих подданных.

В национальных государствах есть граждане . Гражданство определяется по национальному признаку, «по крови». Территориальный суверенитет национального государства простирается на все земли, где преобладает население, принадлежащее к титульной нации ( теория национальных границ ). Сербия считала все территории, населенные преимущественно сербами, «оккупированными» и не скрывала своего желания их вернуть. Тем самым жители Боснии и Герцеговины Сербией рассматривались как ее граждане.

Здесь уже заложен конфликт, тем более серьезный, что обе стороны искренне считали себя правыми. Ситуация дополнительно усугублялась положениями геополитики и расовой теории. Геополитика выступала за « естественные границы », позволяющие государству контролировать все необходимые для войны и экономики ресурсы. Начертание естественных границ должно способствовать обороне территории. [21] Расовая теория, в то время вполне респектабельная, вводила понятие наций, «близких по крови», «родственных». На ее основании была построена идеологема Югославии как единого государства близкородственных южнославянских народов. Эта доктрина вызывала в Австро-Венгрии серьезную озабоченность и рассматривалась как обоснование агрессии . [22]

Не будет преувеличением сказать, что одной из причин Первой мировой войны стал конфликт между системой феодальных прав и концепцией национального государства. Нужно признать прозорливость бравого солдата Швейка и Ярослава Гашека, сразу же сравнившего мировой кризис 1914 года с Тридцатилетней войной.

Однако вернемся к изложению хода событий. Не имея возможностей дипломатического давления на Австро-Венгрию, Сербия переходит к тактике террористической борьбы. Двадцать второго мая 1911 года создана «Черная рука», террористическая югославская организация, имеющая своей целью объединение южных славян в единое государство под патронажем Сербии.

Эта организация с самого начала возглавлялась сербской контрразведкой под руководством Д. Димитриевича. Другой вопрос, что сама эта контрразведка не контролировалась ни правительством Сербии, ни ее королем, ни Генеральным штабом, и была, по сути дела, личной «Аль-Каидой» Д. Димитриевича.

«Черная рука» сразу же начала с организации террора, причем первой мишенью был избран сам Франц-Иосиф, второй – генерал О. Потиорек, в тот момент губернатор Боснии. Как это обычно и бывает, оба покушения оказались неудачными и никакого резонанса не вызвали.

Весной 1914 года Д. Димитриевич избрал новой целью эрцгерцога Франца-Фердинанда, наследника престола, высокопоставленного военного и энергичного политика, имевшего план политического реформирования Австро-Венгрии с предоставлением Боснии широкой автономии. Эти идеи, вероятно, были увязаны с «большой стратегией» Франца-Иосифа, намеревавшегося перестроить двуединую монархию в конкурентоспособное государственное образование, способное бороться за культурное и цивилизационное лидерство, по крайней мере в германском мире. Понятно, что такой проект ставил на идее Югославии жирный крест, что было для Д. Димитриевича нетерпимым.

С «Черной рукой» сотрудничала «Млада Босния». Интересно, что политические цели этих организаций решительно не совпадали: «Млада Босния» исходила из теории этнографа Й. Цвиича о «югославском народе», в то время как Димитриевич собирался создать великое пансербское православное государство.

Тем не менее «правые» и «левые» террористы договорились между собой.

В 1913 году О. Потиорек пригласил Франца-Фердинанда почтить своим присутствием военные маневры в Боснии. В свою очередь, Франц-Иосиф назначил эрцгерцога наблюдателем на этих маневрах. Узнав об этом, губернатор Боснии попросил Франца-Фердинанда задержаться после маневров и принять участие в открытии нового государственного музея в Сараево.

Все это открыто обсуждалось в Австро-Венгрии, поэтому Д. Димитриевич точно знал, где будет Франц-Фердинанд по окончании маневров. Окончательное решение было принято им где-то между 26 марта (отмена убийства О. Потиорека) и 26 мая 1914 года, когда террористам было доставлено оружие.

Двадцать восьмого мая Г. Принцип и его спутники покинули Белград на лодке, и 1 июня нелегально пересекли границу Австро-Венгрии, в чем им оказало помощь официальное лицо – капитан сербской пограничной стражи Попович.

Здесь необходимо указать, что к этому времени правительство Сербии, имевшее своих агентов в рядах «Черной руки» (и, вероятно, среди приближенных самого Димитриевича), знало о готовившемся покушении. Большой радости у премьера Н. Пашича это, понятно, не вызвало, но и особых опасений тоже. В конце концов, за 1911–1913 гг. «Черная рука» устроила в Австро-Венгрии пять покушений на громкое политическое убийство, и все пять оказались неудачными.

Н. Пашич тем не менее попытался помешать переходу сербской границы Г. Принципом «со товарищи», но контрразведка разбиралась в таких делах значительно лучше, и я сомневаюсь, что Д. Димитриевич хотя бы заметил усилия правительства по усилению охраны границы и поиску «подозрительных лиц».

Когда стало ясно, что террористы уже находятся на австрийской территории, Н. Пашич решил по дипломатическим каналам предостеречь эрцгерцога. Из этого тем более ничего не вышло: туманные намеки сербского посла эрцгерцог воспринял как очевидную провокацию. Что-то вроде: «Правительство Украины категорически возражает против визита российского премьер-министра Д. Медведева в Севастополь».

Теперь все зависело от качества работы австро-венгерской охранки. К удивлению, она проявила себя совершенно непрофессионально, в чем многие видят своего рода заговор, тем более что и сам Франц-Фердинанд, и особенно его супруга, большой популярностью в стране не пользовались – ровно по тем же причинам, по которым Димитриевич организовал убийство: планируемые эрцгерцогом политические реформы затрагивали слишком многие интересы.

Версия красивая, но малоправдоподобная: слишком сложно для цирка.

Утром 28 июня Франц-Фердинанд прибыл в Сараево, где его встретил О. Потиорек. «Эрцгерцога ожидали шесть автомобилей. По ошибке трое местных офицеров полиции оказались в первой машине с главным офицером службы безопасности эрцгерцога, тогда как другие офицеры службы безопасности остались позади. Во втором автомобиле были мэр и глава полиции Сараева. Третьим в кортеже был открытый автомобиль со сложенным верхом компании «Gräf & Stift» модели 28/32 PS. В этом автомобиле оказались Франц-Фердинанд с Софией, Потиорек, а также владелец автомобиля подполковник Франц фон Харрах». По пути следования автомобиля было расставлено несколько засад. Двое первых террористов не смогли выполнить свою задачу. Третий бросил гранату, которая отскочила от машины эрцгерцога и взорвалась, ранив 20 человек.

Франц-Фердинанд благополучно прибыл в ратушу и резко сказал мэру: «Господин мэр, я прибыл в Сараево с дружественным визитом, а в меня кто-то бросил бомбу. Это возмутительно!» Далее охрана эрцгерцога и местная полиция начали обсуждать, что делать. Было предложено прервать визит, но возмутился губернатор О. Потиорек: «Вы думаете, что Сараево кишит убийцами?»

Естественного ответа «Да» не последовало, в результате Франц-Фердинанд и София решили посетить раненых в госпитале. О. Потиорек догадался сменить маршрут движения кортежа, но это распоряжение не было доведено до шофера. В результате автомобиль свернул на улицу Франца-Иосифа, где его ждал Г. Принцип. Вопреки распространенному мифу, он успел сделать всего два выстрела, но оба ранения оказались смертельными. София умерла до прибытия в резиденцию губернатора, эрцгерцог – через несколько минут.

Вечером в Сараево начались погромы. «Около тысячи домов, школ, магазинов и других заведений, принадлежавших сербам, были разграблены и разрушены».

 

Развитие кризиса

Первоначально сараевское убийство воспринималось как чистая уголовщина, тем более что все непосредственные участники покушения сразу же были арестованы и свою вину признали. Однако на сей раз австрийские следователи отнеслись к делу серьезно и раскрутили «сербский след» за несколько дней. Всплыли имена Д. Димитриевича, В. Танкосича, капитана сербской армии, упоминался также Раде Малобабич из военной разведки Сербии. Конечно, были названы поименно сербские пограничники.

В итоге уже 4 июня Франц-Иосиф пишет кайзеру Вильгельму II: «…Сараевское убийство не является делом отдельной личности, а есть результат тщательно подготовленного заговора, нити которого ведут в Белград». В этот день выстрелы Г. Принципа перестают быть событием уголовной хроники и обретают политическое измерение.

Впрочем, пока речь идет о сугубо балканских проблемах. Пятого июня появляется Австро-Венгерский меморандум относительно политики Центрального союза на Балканском полуострове. На следующий день кайзер Германии и его правительство одобряют этот документ и дают указания в этом духе своим посольствам в Бухаресте и Софии. Пока еще кризис не затрагивает ни Петербурга, ни Парижа, ни Лондона.

К этому времени австрийская полиция уже точно знала, что в деле замешаны сербские полицейские и военные чины, которые действовали без ведома правительства страны. В этой ситуации у Австро-Венгрии было право разговаривать с Сербией более чем жестко, но не обязательно ультимативным языком.

Здесь, конечно, развилка. Австро-Венгрия никак не могла игнорировать роль Сербии в сараевском убийстве – такое проявление слабости, вероятно, привело бы к неизбежному острому политическому кризису и развалу империи. Но Франц-Иосиф мог не доводить ситуацию до войны, которая обязательно приводила к гибели государства.

От него требовались очень точные и очень быстрые решения: поток событий нарастал, резко ограничивая пространство выбора. Возможно, если бы вся политическая ситуация ограничивалась бы Австро-Венгрией, Сербией и Россией, кризис удалось бы локализовать. Но в Европе были и другие силы.

Двадцатого июля Франция прекращает отпуска высшего командного состава, и Сараевский кризис сразу же становится европейским. Сомнительно, чтобы правительство Р. Вивиани (сменил А. Рибо 12 июня) в тот момент хотело войны или даже серьезно о ней думало. Скорее это был знак одобрения Николаю II и призыв ему занять более активную позицию.

Николай не очень хорошо понимал, что ему в данной ситуации следует делать. Убийство престолонаследника Австро-Венгрии было, разумеется, «актом неприкрытого терроризма», и никакого сочувствия Сербия в тот момент у царя не вызывала. Но… Россия тоже помнила Боснийский кризис 1908–1909 годов и отнюдь не была настроена на новую «Цусиму».

Все зависело теперь от умеренности и такта правительства Австро-Венгрии.

Двадцать третьего июля Австро-Венгрия направила официальное письмо правительству Сербии, и это письмо вошло в историю как «Июльский ультиматум». Австро-Венгрия потребовала полностью устраивающего ее ответа в течение 48 часов.

Сербия немедленно мобилизовала свою армию и попыталась ответить на письмо в максимально примирительном стиле. Она полностью приняла пункт № 8 «о принятии эффективных мер к предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Австрию, аресте пограничников, помогавших убийцам пересечь границу» и № 10 «о беззамедлительном информировании австрийского правительства о мерах, принятых согласно всем пунктам», частично приняла пункты № 1 «о запрете изданий, пропагандирующих ненависть к Австро-Венгрии и нарушение ее территориальной целостности», № 2 «о закрытии общества «Народная Оборона» и других организаций, ведущих пропаганду против Австро-Венгрии» и № 5 «о сотрудничестве с австрийскими властями в подавлении движения, направленного против целостности Австро-Венгрии», потребовала доказательств по пунктам № 3 «об исключении антиавстрийской пропаганды из народного образования», № 4 «об увольнении с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, занимающихся антиавстрийской пропагандой», № 7 «об аресте майора Танкосича и Милана Цигановича, причастных к сараевскому убийству» и № 9 «об объяснении насчет враждебных к Австро-Венгрии высказываний сербских чиновников в период после убийства». Отклонен был пункт № 6 «о проведении расследования при участии австрийского правительства против каждого из участников сараевского убийства», как формально противоречащий конституции страны.

Думаю, что сербское правительство с удовольствием передало бы австрийцам не только Танкосича и Цигановича, но и Димитриевича, но сделать это для Н. Пашича (да и для Петра Карагеоргиевича) было в тот момент равносильно самоубийству. Конечно, в 1917 году «все виновные были строго наказаны», но тогда и ситуация была другая, да и суд проходил в Салониках под контролем французских войск.

Думаю также, что австрийский министр иностранных дел Л. Берхтольд понимал тяжелое положение сербского правительства и сознательно включил в ультиматум провокационные требования № 6 и 7.

С этого момента историки четко разделяются на два лагеря. Примерно половина считает, что Сербия приняла австрийский ультиматум, и этим повод к войне был исчерпан. Как это ни парадоксально, такой позиции в июле 1914 года придерживался кайзер Вильгельм II, заявивший, что сербский ответ, в сущности, снимает основания для войны. Историки же, настроенные прогермански, полагают, что Сербия ультиматум отклонила, поскольку отказалась выполнить единственные содержательные требования. Понятно, что легко запретить сегодня с десяток изданий, чтобы завтра открыть их под другими названиями, то же самое касается увольнений чиновников и изменения школьной программы. А что касается «эффективных мер по предотвращению контрабанды оружия…», то всем ролевикам давно известно правило: «Приказы, начинающиеся с «улучшить», «углубить», «принять эффективные меры…» и так далее, никем и никогда не выполняются, в реестр не записываются, и никакие претензии по этому поводу не принимаются…»

Во всяком случае, еще до того, как вручить австрийскому послу свой ответ, Н. Пашич попросил передать российскому министру иностранных дел С. Сазонову, что «рассчитывает на помощь России, поскольку не только сербское правительство считает притязания Австрии неприемлемыми». С. Сазонов и сам полагал, что ультиматум Австро-Венгрии направлен не против Сербии, а против России.

Похоже, только Л. Берхтольд в тот момент так не думал!

Николай II обращается к Австрии:

«Прошу передать австро-венгерскому министру иностранных дел следующее:

Вступление Австро-Венгрии в контакт с державами на следующий день после вручения ультиматума Белграду лишает их возможности за оставшийся краткий срок предпринять что-либо, что могло бы оказаться полезным для разрешения возникшего кризиса. Поэтому мы считаем целесообразным для предотвращения непредвиденных и ни для одной из сторон нежелательных последствий, которые могут иметь место при нынешнем образе действий Австрии, чтобы последняя продлила установленный для Сербии срок (…), с тем чтобы державы могли принять свое решение. Австрия обещала сообщить державам основные пункты своих претензий Сербии; признав их обоснованными, державы смогли бы дать Сербии соответствующие рекомендации. Отклонение Австрией предлагаемого нами образа действий будет прямым нарушением международной этики и сделает представленные нам сегодня разъяснения бесполезными».

Двадцать четвертого июля премьер-министр Великобритании Г. Асквит информирует кабинет о том, что «политическое положение в Европе следует считать серьезным». В тот же день посол Германии в Великобритании К. Лихновский передает кайзеру: «Британское правительство употребит все свое влияние для разрешения трудностей Австрии в Белграде при условии, что национальная независимость Сербии не будет ущемлена. Глава Форин Оффис выразил надежду, что мы не поддержим невыполнимые требования Вены, преследующие цель развязывания войны и использующие трагедию в Сараево исключительно для осуществления австрийских притязаний на Балканах».

Почему-то в этот день Бельгия неожиданно для всех объявила о «принятии предварительных мер к усилению боевой готовности армии». Само по себе это ничего не означало, кроме того, что конфликтная ситуация полностью вышла из-под контроля.

К. Лихновский сообщает, что Э. Грей, министр иностранных дел Великобритании, «весьма взволнован необъяснимым ультиматумом, с его точки зрения, государство, принимающее такие условия, перестает принадлежать к числу суверенных стран».

Кайзер реагирует очень резко: «Уничтожение Сербии? А зачем ей существовать? Сербия – не государство в европейском смысле, а банда разбойников».

Так что концепция «государств-изгоев» появилась не вчера и принадлежит отнюдь не американскому Госдепартаменту…

 

Объявление войны

Австро-Венгрия разрывает дипломатические отношения с Сербией и указывает послу в Петербурге, что «Империя не остановится даже перед возможностью европейских осложнений». Николай II телеграфирует принцу-регенту Сербии: «Правительство внимательно следит за развитием сербско-австрийского конфликта, который не может оставить Россию равнодушной». В ответ Германия вручает России официальную ноту: «Германия считает само собой разумеющимся, как союзница Австрии, что с ее точки зрения упор, делаемый венским кабинетом на его законных требованиях к Сербии, вполне оправдан».

Это еще не ультиматум, но что-то к нему достаточно близкое.

Германия вызывает из отпусков офицеров, находящихся за пределами страны, и вводит режим охраны крупных военных и промышленных объектов.

При этом почему-то продолжаются регулярные трансатлантические рейсы германских судоходных компаний, что впоследствии приведет к тому, что несколько первоклассных немецких лайнеров окажутся интернированными в Нью-Йорке, и в 1917–1918 гг. они будут использованы для перевозки американских солдат в Европу.

Двадцать пятого июля происходит еще одно событие, крайне важное для всего последующего хода войны: под давлением Великобритании Италия заявляет о своем нейтралитете в австро-сербской войне. Слово «война» названо. И одновременно резко изменилась оперативная ситуация на Средиземном море. Теперь флот Антанты имеет там очевидное преимущество.

В решающий день, 31 июля, Италия подтвердит свою позицию, несмотря на личную телеграмму кайзера Виктору-Эммануилу, что он «надеется на своего верного союзника».

Италия в ответ повторяет свои разъяснения по поводу оборонительного характера Тройственного союза, вследствие которого Италия не примет участие в агрессивной австро-сербской войне, «ввиду агрессивных действий Австро-Венгрии против Сербии война не составляет для Италии casus foederis».

Э. Грей предлагает созвать в Лондоне международную конференцию (скорее всего, по личной просьбе англофила К. Лихновского, всеми силами пытающегося остановить войну). Австро-Венгрия и Германия отвергают такую возможность. В течение дня С. Сазонов, А. Извольский, Ж. Палеолог поочередно заявляют: «На этот раз – война».

В этот день, 26 июля, сербские резервисты, которых везли по Дунаю, случайно нарушили австрийскую границу. Пограничники для вида постреляли в воздух, но Францу-Иосифу было доложено о «значительной перестрелке».

Двадцать седьмого июля Германия начинает работы в крепостях, объявляет частичный призыв резервистов, возвращает войска в места постоянного расквартирования, усиливает охрану железных дорог.

Германские железные дороги и в мирное время находились под контролем офицеров Генерального штаба, теперь же они окончательно переходят в ведение военных.

Франция собирает войска в пунктах постоянной дислокации.

Великобритания сосредотачивает флот в Портленде.

Самое интересное, что это не имело прямой связи с кризисом. Летом 1914 года Гранд Флит проводил большие плановые учения, имея организацию по штатам военного времени. Учения закончились, но военно-морской министр сэр Уинстон Черчилль оставил флот в мобилизованном состоянии, чтобы боеготовность кораблей не зависела от того, какое решение и когда будет принято правительством.

Двадцать восьмого июля Австро-Венгрия объявляет Сербии войну и почти сразу начинает обстреливать Белград. Частичная мобилизация в Бельгии. Франция прекращает все отпуска и вводит режим охраны границы.

Двадцать девятого Королевский флот выходит из Портленда в Скапа-Флоу. Это означает, что уже взведен механизм экономической блокады Германии. Франция начинает частичную мобилизацию младших возрастных классов, Германия тоже прекращает отпуска.

Николай II неожиданно для собственного генералитета объявляет о том, что Россия начинает, конечно, мобилизацию, но – частичную и направленную исключительно против Австрии. Что это значит, не понимает никто, в том числе и сам Николай. Схемы такой мобилизации просто нет. На следующий день, махнув на все рукой, царь объявил всеобщую мобилизацию.

В два часа ночи на 30 июля С. Сазонов сообщает русским представителям за границей «о вероятной неизбежности войны». Великобритания ведет наблюдение за германским побережьем, Франция и Германия развертывают вдоль границы войска прикрытия.

Тридцать первое июля. Всеобщая мобилизация в России, Германии, Бельгии. Германия в 16.00 объявляет «положение, угрожающее войной», и предъявляет России ультиматум. На следующий день, 1 августа, в 17.00 Германия объявляет войну России, а в 19.00 оккупирует Люксембург, железнодорожный узел которого имел важное значение для быстрейшего сосредоточения немецкой армии на западе.

К трагедии примешивается фарс: политическая конфигурация конфликта ни в коей мере не соответствует предвоенным расчетам Генеральных штабов. В результате 2-я австрийская армия Бен-Ермоли двигается на юг против Сербии, хотя уже очевидна негативная позиция России, и армию нужно срочно возвращать в Галицию. Но сделать это нельзя – раз армия уже погружена, ее нужно перевезти до пунктов назначения, там разгрузить – и только после этого снова посадить по вагонам. Еще веселее ситуация в Германии – объявлена война на востоке, а войска в соответствии с планом Шлиффена бодро перевозятся на запад. Германия ждет, что Франция, выполняя союзнический долг по отношению к России, объявит рейху войну, а Франция, вполне понимая затруднительное положение младшего Мольтке и кайзера, этой услуги упорно не оказывает. Британия уже начала военные действия, но решения на войну палата общин еще не приняла. И очень может быть, что и не примет: значительная часть либералов категорически против вступления в войну, и от парламентского кризиса страну удерживает случайный факт – ее возглавляет либеральное правительство. Еще более резко выступают против войны банкиры. К счастью, 31 июля приходится на пятницу, и Г. Асквит быстро организует банковские каникулы.

Г. Асквит зависит от позиции Д. Ллойд-Джорджа, тогда министра финансов, с именем которого были связаны крупнейшие успехи либеральной партии предыдущего десятилетия. Премьер-министр обращается к нему: «Вы же понимаете, что Великобритания должна выполнить свои союзнические обязательства?»

«Понимаю. Но у меня есть обязательства перед избирателями. Они не поймут, почему английские солдаты должны будут умирать ради защиты Сербии и России».

«А если Германия вторгнется в Бельгию, нейтральный статус которой гарантирован всеми великими европейскими странами, в том числе и нами?»

«Тогда – совсем другое дело».

«Думаю, мы можем смело положиться на немцев».

В 19.00 2 августа, в воскресенье, Германия предъявляет Бельгии ультиматум. Очень странный документ, суть которого сводится к тому, что немцам не нужна Бельгия, нужны только ее мосты и дороги, что она обязательно уйдет с ее территории после войны и что она Бельгию даже наградит французской территорией (последнее германский посол в Брюсселе под свою ответственность вычеркнул – попахивало предложением взятки).

«За кого они меня принимают?» – резко сказал король Альберт и приказал немедленно взорвать мосты через Маас.

Это повлекло за собой некоторый сбой в германском плане развертывания. Впрочем, Шлиффен предвидел подобную возможность.

Теперь Германия считала, что сделала все от нее зависящее, поэтому во всем виноваты Россия и Бельгия. И Франция, которая никак не хотела объявлять ей войну, несмотря на умоляющие телеграммы из Петербурга, где всерьез опасались, что России придется в одиночку воевать с Германией и Австро-Венгрией (а войска-то большей частью идут на юг: задействован «План А», а не «План Г»).

Тогда Германия организовала еще один ультиматум, обвинив Францию в бомбардировке ее городов (видимо, одноместными бипланами «Блерио»). Французы очень удивились и ультиматум отклонили. Немцы, наконец, объявили войну Франции, и с этого момента фарс окончательно закончился, уступив место общеевропейской трагедии.

Четвертого августа в 8.02 германские войска перешли бельгийскую границу. Великобритания ответила ультиматумом, потребовав «немедленно восстановить нейтралитет Бельгии». Барбара Такман ехидно замечает, что это эквивалентно требованию к насильнику восстановить нарушенную им девственность.

В 10.00 утра в Средиземном море встречается германский крейсерский отряд В. Сушона («Гебен» и «Бреслау») и английские линейные крейсера. Огонь не открыт, так как война не объявлена, хотя командующий английским соединением получил известие из Лондона о том, что она неминуема. В течение дня Черчилль приказывает атаковать немецкие корабли «при проявлении малейших признаков агрессии против французского судоходства», но британский совет министров отклоняет этот приказ.

В 23.00 (по Гринвичу) срок английского ультиматума, на который немцы так и не ответили, официально истек, и Великобритания объявила войну Германии. В 23.20 все британские военные корабли оповещены о начале военных действий.

«– Простите, я с точки зрения узкоисследовательской: вам точно известны причины войны?

– Н-нет…

– И мне нет. Помимо братьев-славян и креста на Святой Софии, причины эти известны досконально только людям, стоящим у государственного кормила. А кто у этого кормила стоит – двор ли, парламент ли, – смею заверить, один черт » (Л. Соболев. «Капитальный ремонт»).

 

«Postmortem»

Когда закончился суд над группой Г. Принципа, война шла уже почти два месяца, и Австро-Венгрия успела проиграть ее решающую битву. Приговор был вынесен и оглашен 28 октября 1914 года.

Г. Принцип, как несовершеннолетний, не мог быть казнен, получил 20 лет тюрьмы и умер в заключении 28 апреля 1918 года от туберкулеза, три его сообщника Илич, Кубрилович, Йованович были повешены, ряд членов «Младой Боснии» получили разные сроки тюремного заключения, сама организация была запрещена. В приговоре было указано, что «Народная оборона» и военные чины Королевства Сербия причастны к шпионажу».

В 1917 году, когда, по В. Ленину, произошел переход от империалистической войны к империалистическому миру, Сербия начала прятать концы в воду. Димитриевич и трое его соратников были расстреляны, Танкосич к этому времени очень удачно для Сербии погиб в бою.

В честь Гаврилы Принципа названа улица в Белграде, а также в городах Ниш и Бар (Черногория). В июне 2014 года ему был поставлен памятник. На открытии памятника Милорад Додик, президент республики Сербской в составе Боснии и Герцеговины заявил, что «сербы гордятся предками, боровшимися за сохранение своей идентичности», хотя очень сомнительно, что это слово – «идентичность» знал Г. Принцип или даже Д. Димитриевич.

 

Войны середины XIX столетия изменили карту Европы и создали совершенно новую стратегическую обстановку, одинаково сложную для всех участников геополитической «игры».

Прежде всего, в центре континента возникло сильное централизованное динамически развивающееся государство – Германская империя. Эта империя была рождена войной, управлялась в военной логике, ожидала новой войны и ежедневно готовилась к ней.

Германская империя была окружена странами, которые имели или могли иметь к ней территориальные претензии.

Наиболее серьезной была политическая ситуация на Западе. В свое время О. Бисмарк возражал против аннексии Эльзаса и Лотарингии, полагая, что присоединенные силой провинции не только будут «ахиллесовой пятой» империи, но и лишат ее всякой возможности осмысленного политического маневра. В действительности произошло даже худшее.

Прежде всего, для Франции «Эльзас-Лотарингия» стала национальной паранойей. Французы поставили своей целью вернуть эти территории «любой ценой и невзирая ни на какие риски и жертвы». Их дипломатия утратила всякую гибкость, внутренняя политика стала носить откровенно милитаристский характер, что вылилось в целую серию громких скандалов – от заговора Буланже до дела Дрейфуса.

Социальная нестабильность во Франции конца XIX столетия была настолько велика, что сплошь и рядом значимыми политическими фигурами становились люди, совершенно к этому не готовые, не ожидающие и не желающие этого. Тот же Жорж Буланже к началу Франко-прусской войны командовал батальоном, и его политический кругозор вполне соответствовал этой должности. Во время войны он храбро, но безуспешно защищал Париж, потом южные крепости. В условиях общего развала страны и армии произведен в полковники, начинает проектировать ряд военных реформ, назревших и вполне очевидных. В 1886 году становится военным министром и проводит ряд нововведений, продиктованных здравым смыслом профессионального военного: оптимизация мобилизационного расписания, принятие на вооружение винтовки Лебеля и снарядов с мелинитом и т. д. Эти простые и разумные меры обеспечили ему популярность в армии и поддержку солдат, в результате Буланже, не понимая этого, вдруг стал политической силой. Вокруг него образовалась странная политическая партия, включающая вначале крайне левых, «демократов», а затем монархистов. Буланже слывет другом либералов, которые всячески агитируют за него. Одновременно он ведет переговоры с графом Парижским и обсуждает восстановление во Франции монархии. Буланже настолько не разбирается в политике, что, похоже, не понимает разницы между ультрадемократическим и монархическим переворотом! Кстати, необходимости переворота он тоже не понимает, очевидно, полагая, что все случится само собой, без каких-либо действий с его стороны…

Буланже назначают командующим 13-м армейским корпусом, но вскоре увольняют с военной службы за «самовольные отлучки». Этим «отлучкам» все придают политический характер и совершенно напрасно – в действительности Буланже нарушал дисциплину и ставил под удар свою карьеру ради любви к женщине.

Отставка лишь увеличила популярность Буланже, сразу же избранного депутатом парламента, и вновь муссируются слухи, что он призовет верную ему армию и совершит государственный переворот – не то правый, не то левый, не то еще какой-нибудь…

Правительство принимает решение о его аресте. Улик против него не было, и обвинение, надо полагать, развалилось бы в суде, поскольку патриот и француз Ж. Буланже сильно отличался в глазах общества Третьей Республики от еврея А. Дрейфуса, и никакой суд не рискнул бы вынести уж совсем юридически неправомочный приговор. После снятия обвинений, по всей видимости, депутат Буланже вновь стал бы военным министром… но его возлюбленная Маргерит Боннеман тяжело заболела, и Буланже, переодетый, бежал в Брюссель, о чем его «партии» (правая и левая) с удивлением узнали постфактум.

Маргерит умерла в июле, а 30 сентября Буланже покончил с собой на ее могиле. Как справедливо заметил Ж. Клемансо: « Здесь покоится генерал Ж. Буланже, который умер, так же, как и жил – младшим лейтенантом ».

Альфред Дрейфус, к концу жизни дослужившийся до подполковника и кавалера ордена Почетного легиона, остался, по словам того же Клемансо, « единственным человеком во Франции, который не понял дела Дрейфуса ».

Дрейфус закончил Военную, затем Высшую Политехническую школу, служил в артиллерии, в 1893 году был причислен к Генеральному штабу, где не снискал большой любви начальства и сослуживцев, поскольку, во-первых, отличался сухим и склочным характером, не соответствующим корпоративным традициям блестящих офицеров французского Генштаба, а, во-вторых, был эльзасским евреем.

В следующем году Дрейфуса обвинили в передаче военных секретов «потенциальным врагам Франции». Тогда обнаружилось, что германскому консулу в Париже был направлен ряд бумаг, содержащих секретные сведения. Разразился очень серьезный скандал, хотя действительное значение переданных документов, по-видимому, было крайне незначительно. В накаленной политической атмосфере Франции того периода требовалось быстро найти виновного, и выбор чинов Военного министерства пал на Дрейфуса. В их оправдание нужно отметить, что на виновности Дрейфуса категорически настаивал А. Бертильон, изобретатель системы опознания преступников по антропометрическим данным. А. Бертильон не был экспертом-почерковедом и ради дела Дрейфуса разработал собственный метод экспертизы, оригинальный и красивый, основанный практически на той же самой антропометрии, которая принесла А. Бертильону заслуженную славу.

Увы, Бертильон был отличным теоретиком и никаким практиком, а о теории ошибок измерения он, вероятно, никогда ничего не слышал, хотя был сыном и внуком статистиков-демографов. Как справедливо указывается в источниках, «в школе он не блистал».

Зато Бертильон, что для теоретика редкость, умел говорить с военными на их языке. В итоге он не только сам поверил в виновность Дрейфуса, но и убедил в этом чинов Военного министерства.

Совершенно не случайно умный и ироничный А. Конан Дойл включает в «Собаку Баскервилей» следующий диалог:

«– … Считаю вас вторым по величине европейским экспертом…

– Вот как, сэр! Разрешите полюбопытствовать, кто имеет честь быть первым? – довольно резким тоном спросил Холмс.

– Труды господина Бертильона внушают большое уважение людям с научным складом мышления.

– Тогда почему бы вам не обратиться к нему?

– Я говорил, сэр, о «научном складе мышления», но как практик вы не знаете себе равных – это признано всеми».

А. Бертильон до конца своих дней отказывался признать ошибку, сделанную им в экспертизе по «делу Дрейфуса», потому вышел в отставку без «положенного» ордена Почетного легиона.

Военное министерство поверило в виновность Дрейфуса сразу, однако для суда экспертизы Бертильона не хватило, и с согласия военного министра изготовили фальшивый документ, якобы записку германского посла с текстом «Эта каналья Д. (…)».

Дрефус был признан виновным в государственной измене, разжалован и приговорен к пожизненной ссылке в Кайенну, на Чертов остров.

К всеобщему удивлению, факсимиле ряда документов «дела Дрейфуса» быстро появилось в газетах, в результате почерковедческой экспертизой занялась едва ли не вся французская интеллигенция. Уже в 1896 году новый начальник разведывательного бюро Ж. Пикар указал военному министру, что идентифицировал почерк на документе как принадлежащий майору Эстерхази, ведущему широкий образ жизни и к тому же известному антифранцузскими и прогерманскими настроениями.

Политическая обстановка во Франции менее всего способствовала признанию Генеральным штабом своих ошибок. Пикара немедленно перевели в Тунис, но он успел обратиться к сенатору Шереру-Кетнеру, который выступил с интерпелляцией, отклоненной Военным министерством.

Брат Дрейфуса Матье заявил формальное обвинение против Эстерхази, но суд под прямым давлением военного министерства его оправдал. Через два дня Эмиль Золя публикует знаменитое открытое письмо президенту республики Ф. Фору, причем Ж. Клемансо дает этому письму резкий заголовок: «Я обвиняю», под которым оно и вошло в историю.

Письмо Золя привело к расколу Франции по признаку признания или непризнания виновности Дрейфуса. На стороне обвинения оказалось военное сословие, клерикалы и националисты. На стороне Дрейфуса – радикалы и социалисты.

Перетасовывается состав политических партий. Разваливаются семьи. Внутренний французский конфликт интернационализируется: выступает В. Либкнехт, поддерживающий Ж. Геда (не дело рабочих встревать во внутренние разборки классового врага – буржуазии), дрейфусар А. Чехов решительно порывает с антидрейфусаром А. Сувориным, призывает к здравому смыслу Лев Толстой: «… только после нескольких лет люди стали опоминаться от внушения и понимать, что они никак не могли знать, виновен или невиновен, и что у каждого есть тысячи дел, гораздо более близких и интересных, чем дело Дрейфуса », с ним солидаризируется Р. Роман и Ж. Верн.

А кризис во Франции продолжает раскручиваться. Золя приговорен к тюрьме и штрафу, бежит в Англию. Начинается настоящая вакханалия изготовления подложных документов с текстом «эта каналья Д.». В конце концов, немецкий военный атташе Шварцкоппен выступает с обиженным заявлением: «Я родился в Эльзасе и прекрасно говорю на французском, а в распространяемом документе, якобы написанном мной, сплошные ошибки во французском языке».

Ж. Пикар публично заявляет, что документ подделан бывшим начальником разведывательного бюро Анри. Пикара немедленно арестовывают, но не допросить в этой ситуации Анри нельзя, а на допросе Анри «поплыл» и начал признаваться во всем. Его тоже отправляют в тюрьму, где на следующий же день находят повешенным. Пикар, вероятно, спас себе жизнь, громко заявив: если его найдут в камере мертвым, пусть никто не считает это самоубийством…

Вроде бы самоубийство Анри ставит точку во всем деле, но «военная партия» заявляет, что Анри действительно совершил подлог, но исключительно ради правого дела, чтобы прекратить политический кризис. А виновность Дрейфуса совершенно очевидна. В результате в стране начинается сбор денег на установку памятника Анри.

Эстерхази выехал за границу и уже «оттуда» заявил, что автором критического документа (бордеро) является он, но военная партия заявила, что его подкупили дрейфусары. Все же официальное признание подложными целого ряда документов, фигурирующих в суде, стало формальным основанием для пересмотра приговора.

Приговор был кассирован, и тут же начался повторный процесс, на котором Дрейфус был признан « виновным в измене Родине при смягчающих обстоятельствах ». Что бы это могло значить, судьи даже не пытались объяснить. К этому времени Шварцкоппен сделал официальное заявление, что документы были получены им от Эстерхази, а германское правительство официально и неофициально заявило, что никогда не имело никаких дел с Дрейфусом – по-видимому, дальнейшее нарастание внутреннего французского политического конфликта начало всерьез тревожить консервативную Германскую империю.

Президент Лубе объявляет о помиловании и освобождении Дрейфуса, который помилование принял, чем оттолкнул от себя многих сторонников, жаждущих довести дело до конца и наказать «убийц» из Военного министерства. Понять этих людей можно, но можно понять и Дрейфуса: его в случае отказа от помилования ждал Чертов остров, с которого за всю историю этой мрачной тюрьмы не вернулся почти никто.

В общем, Дрейфус не был героем.

Не был он и политиком, не хотел становиться вождем партии.

Министерство Вальдека—Руссо внесло проект амнистии всем участникам конфликта, как с той, так и с другой стороны, но упустило из вида, что Дрейфус, помилованный ранее, под амнистию не попал, и за ним сохранилось право требовать пересмотра дела.

В принципе Дрейфус никакого пересмотра не хотел, но он был человеком дисциплинированным, а в 1903 году пересмотра дела потребовало уже само Военное министерство – с подачи Жана Жореса. В 1906 году Дрейфус был оправдан, признан невиновным и восстановлен в армии в звании майора.

Хоронили его в 1935 году с национальными почестями…

Дело Дрейфуса демонстрирует неустойчивость внутренней жизни во Франции, но и тревожный для Германии уровень пассионарности французского народа. Эта пассионарность проявлялась то как антисемитизм, то как борьба с коррупцией (Панамский скандал), то как монархизм, то как радикализм, но неизменно ее основа была антигерманской и милитаристской.

Франция стремилась к реваншу.

Это превращало ее в державу с предсказуемой внешней политикой. В сущности, Франция перестала быть ее субъектом и актором, поскольку любая другая страна всегда могла разыграть беспроигрышную «эльзасскую карту» и добиться изменения французской политики в желаемом для себя направлении.

Проблема в том, что Германия была скована эльзас-лотарингской проблемой почти в той же степени, что и Франция.

В результате обе стороны утратили пространство для маневра. Война между ними – в той или иной редакции, раньше или позже, была неизбежной. Для Германии было необходимо держать Францию в политической изоляции и провоцировать превентивную войну один на один.

Франция смирилась с тем, что в одиночку она не имеет никаких шансов вернуть потерянные провинции и даже не сможет отразить новое германское нападение. С этого горького и трезвого понимания: «Немцы сильнее!» началось возрождение страны.

Прежде всего, все силы и средства вкладываются в создание линии крепостей по восточной границе республики. Франция строит классические для конца XIX века «скелетные крепости», создавая из них две укрепленные линии – Бельфор-Эпиналь и Туль-Верден.

Эти крепости, конечно, не были вполне неприступными, но они обеспечивали серьезное преимущество обороняющейся стороне. Когда «южные крепости» были в общих чертах готовы, оперативная ситуация в Европе заметно изменилась. С этого момента ключевое значение для будущей войны приобретает территория Бельгии, Люксембурга и Нидерландов.

 

Германская империя: юнкерство против грюндерства

Возможно, марксистский анализ и не вполне адекватен в качестве метода исторического исследования, но ничего другого все равно нет.

С марксистской точки зрения наиболее серьезной проблемой Германской империи конца XIX – начала XX века было экономическое и политическое двоевластие, что с неизбежностью приводило к раздвоению политических и военных усилий страны.

Империя была создана О. Бисмарком, Х. Мольтке (старшим) и императором Вильгельмом I как классическая континентальная военная держава.

В. Ленин справедливо указывал, что капитализм развивался в германском сельском хозяйстве медленно, «прусским путем». В результате в стране сложился своеобразный агропромышленный порядок с сохранением экономической основы существования класса мелких и средних землевладельцев – юнкерства.

Эти землевладельцы составляли большинство в рейхстаге, в министерствах, в офицерском корпусе и генералитете армии.

Юнкеры рассматривали Францию как неизменного противника (и настаивали на превентивной войне), Австрию как конкурента и временного союзника. Их устраивала дружба с Россией – с их точки зрения, страной «юнкерской», «классово близкой». Они признавали за Великобританией роли «мастерской мира», «владычицы морей» и «мирового арбитра». Это их не беспокоило, пока Англия не становилась прямым военным союзником Франции, что в Викторианскую эпоху «блестящей изоляции» выглядело малореальным.

Юнкерство делало ставку на сильную сухопутную армию и ставило задачу «колонизации Вислы». Это, как ни странно, роднило юнкеров с немецкими левыми, также озабоченными польскими проблемами.

При О. Бисмарке Германская империя носила сугубо юнкерский характер, то есть оставалась «увеличенной Пруссией». Известно, что, когда «железного канцлера» спросили, что он думает о разделе Африки, Бисмарк ответил: «У меня с одной стороны Франция, а с другой – Россия. Вот и вся моя карта Африки».

Но армия нуждалась в современном оружии. Это стимулировало рост промышленности, дополнительно ускоренный полученными от Франции контрибуциями. Промышленность зависела от источников сырья и все в большей степени требовала от правительства политически обеспечить доступ на рынки сбыта, прежде всего восточноевропейские и средиземноморские.

Германская промышленность, как и американская, была молодой и создавалась по последнему слову техники своего времени. Норма прибыли в законопослушном германском государстве была выше, чем в либеральной Англии, а состав инженерно-технических кадров – в целом лучше. Гумбольдтовская реформа, несмотря на политический «откат» 1850-х годов, принесла свои плоды. В результате Германия начала выигрывать у Англии в конкурентной борьбе, тем более что «мастерская мира» в то время практиковала «свободную торговлю», а Германия имела возможность защищать свой внутренний рынок протекционистскими тарифами.

Великобритания также введет тарифы, но это произойдет только после мировой войны, а пока Германия успешно создает высокоразвитую индустрию, и этой индустрии быстро становится тесно внутри страны.

Новый имущий класс – грюндеры – не связан с землей. Его представители часто не владеют сколько-нибудь серьезной недвижимостью. Их капитал носит финансово-промышленный, а не агропромышленный, как у юнкеров, характер. Это означает, что Германия теперь заинтересована не только в экспорте товаров, но и в экспорте капитала. А значит, нужны колонии.

Юнкеры видят Германию сильнейшей европейской сухопутной державой, грюндерам этого мало. Для них Германия – ведущая мировая держава, господствующая на морях и мировых рынках, опередившая Великобританию и занявшая ее место неоспоримого мирового лидера.

Юнкерам нужна сильная армия, флот для них «предмет роскоши», не говоря уже об убыточных колониях.

Грюндеры нуждаются в торговом и военном флоте. Чтобы оправдать затраты на флот, они должны вести активную колониальную политику, причем их агитация опирается на колониальные «сокровища» – африканские золото и алмазы. Такие аргументы понятны юнкерской партии, против них не может до конца устоять даже Бисмарк, и Германия начинает активно вкладываться как в Юго-Западную, так и в Юго-Восточную Африку.

Конечно, все люди, знакомые с четырьмя действиями арифметики, понимают, что золото и алмазы если когда-нибудь и окупят затраты на колониальную политику, то через десятилетия. Но это и не рассматривается как стратегическая цель. Достаточно того, что для их добычи в Африке будут построены немецкие железные дороги на деньги немецких банков. Экспорт капитала, обеспеченный потенциальными ресурсами колоний, дает немедленную прибыль.

Далее по официальной версии в колониях должно будет активно развиваться сельское хозяйство (прежде всего, посадки кофе), и туда хлынет поток переселенцев. Это уменьшит остроту социальных проблем в самой Германии, поскольку наиболее активный недовольный элемент станет осваивать Африку и нести туземцам германскую культуру.

В действительности немецкие пассионарии искали возможности продвижения у себя на родине – через военную службу, высшее образование или через участие в левом движении. Не преуспевшие в этом эмигрировали в основном в США и Канаду. Что же касается колониальной экспансии, то к 1914 году Германия владела почти 3 миллионами квадратных километров колоний, где проживало около 14 миллионов туземцев и 24 тысячи германских подданных, из которых где-то около половины были чиновниками колониальной администрации. (Для сравнения: из Италии в Ливию эмигрировали 110 тысяч человек, в Тунис – 90 тысяч, в Сомали – 22 тысячи.)

Грюндеры рассчитывали, что в перспективе ситуация может измениться к лучшему, но в общем и целом их мало интересовало даже сельское хозяйство на родине, не говоря уже о Намибии и Танзании с их желтой лихорадкой, амебной дизентерией и мухой цеце. Колонии рассматривались ими, во-первых, как место вложения капитала, а во-вторых, как возможность включиться в океанскую мировую торговлю. Дар-эс-Салам представлял собой идеальный опорный пункт на Индийском океане, предполагалось строительство крупного порта в Намибии для получения доли прибылей от торговли в Южной Атлантике.

Иными словами, колонии были нужны не сами по себе, а как своеобразные «крепости», контролирующие не материки, а океаны.

Франция, уступающая Германии на суше, строила оборонительную линию крепостей вдоль восточной границы. Германия, уступающая Великобритании на море, создавала защищенную систему океанских портов в ключевых точках мировых торговых путей.

Это провоцировало Германию на превентивную сухопутную войну против Франции, а Англию – на превентивную морскую войну против Германии, что долго доказывал своему монарху британский адмирал Д. Фишер.

При Бисмарке, как уже говорилось, Германия остается юнкерской страной. Уже в самом конце своего канцлерства, в 1890 году, он, например, обменял англичанам Занзибар на маленький, но стратегически важный остров Гельголанд у германского побережья.

С уходом «железного канцлера» влияние грюндеров постоянно возрастает, в результате чего Германия в начале ХХ века делает одновременно две взаимоисключающие ставки: по-прежнему основой всего в стране остается армия, и одновременно развертывается амбициозная программа военно-морского строительства.

Ухудшаются отношения с Великобританией.

Франция приходит к «взаимопониманию» с Россией.

Юнкерская Германия попадает в стратегическое окружение.

 

Германская империя: замысел Шлиффена

Итак, к началу ХХ века в Германской империи четко сложилась система двоевластия. Такая ситуация провоцирует абсолютизм: только священная особа монарха, неоспоримого сюзерена для всей правящей элиты, позволяет сохранять какое-никакое равновесие между классами и сформулировать общенациональные цели. Но даже в этом случае неизбежен «политический маятник» – страна будет постоянно колебаться то в одну, то в другую сторону от выбранной «генеральной линии».

Здесь многое, если не все, зависит от фигуры монарха. Гениальный политик уровня А. Ришелье воспользуется «маятником» в своих интересах, придав политике определенность и – одновременно – полную непредсказуемость. Хороший политик типа того же Вильгельма I, создателя империи, будет жестко поддерживать равновесие, по возможности стараясь ослабить неизбежные «колебательные процессы». Посредственный политик выберет себе первого министра, придерживающегося противоположной позиции, нежели сам монарх. Путь опасный, чреватый политической нестабильностью, но вполне возможный.

Вильгельм II был плохим политиком.

Прежде всего, он не смог определить свою собственную позицию. По своей принадлежности к королевскому роду Гогенцоллернов он, внук своего деда, был, разумеется, юнкером. Но Вильгельм очень не любил юнкера Бисмарка и старался, как мог, изменить все приоритеты политики «железного канцлера». Кроме того, император увлекался морем и был фанатиком военно-морского флота.

При этом флот он рассматривал, скорее, как любимую игрушку, чем как инструмент для достижения военных или политических целей. Не будет преувеличением сказать, что кайзер в общем-то не знал, зачем ему флот и что он собирается с ним делать.

Раздвоенность политики страны, характерная для эпохи двоевластия, в фигуре Вильгельма II претворилась в раздвоенность самой верховной власти.

А. фон Шлиффен стал начальником Генерального штаба в 1891 году. К этому моменту континентальное окружение Германии только начало вырисовываться, но Шлиффен очень хорошо чувствовал тенденцию изменения оперативной обстановки. Превентивный разгром Франции оставался желательным, но подобное политическое решение было, по мнению Шлиффена, маловероятным, если только Франция не даст слишком хорошего и своевременного повода.

Следовательно, приходилось исходить из того, что раньше или позже рухнет бисмарковская система договоров страховки и перестраховки, и тогда Франция обязательно договорится с Россией.

Основанием для этой договоренности станет Турция.

Грюндерские эксперименты в Восточной Африке были позиционно обоснованы германским проникновением в Оттоманскую империю. В 1899 году глава Дойче&Банк Сименс подписал предварительное соглашение по строительству магистральной железной дороги Берлин – Вена – Стамбул – Багдад – Басра – Кувейт с ответвлением на Алеппо – Бейрут – Дамаск. Со строительством этой дороги Германия де-факто контролировала Черноморские проливы и Персидский залив, и в этой ситуации наличие порта в Дар-эс-Саламе приобретало существенное значение.

Но прогерманская Турция не устраивала Россию, которая, во-первых, опасалась за свое Закавказье (Багдадская железная дорога значительно улучшала возможности развертывания турецких войск в Анатолии) и, во-вторых, сама претендовала на Босфор и Дарданеллы.

Схема системы германских колониальных морских портов, Багдадской и Кейптаунской железных дорог

Карта Багдадской железной дороги (южный участок)

С другой стороны, прогерманская Турция придавала смысл немецкой морской и колониальной политике в Индийском океане, чего не могла допустить уже Англия. Шлиффен, разумеется, не знал, что в Соединенном Королевстве на самом высоком уровне ведутся разговоры о необходимости «копенгагировать» германский флот, но нарастающую враждебность «владычицы морей» и мирового гегемона он чувствовал.

Шлиффен пришел к выводу, что в будущем Германии придется вести войну одновременно против Франции и России при негативной позиции Великобритании или даже при ее участии в войне на стороне Франции.

Это создавало на европейском театре военных действий следующую остановку:

Центральные державы – Германия, Австро-Венгрия, Италия – противостоят Франции и России.

Схема проектов железнодорожного строительства в колониях накануне Первой мировой войны (германские, английские, португальские, французские проекты)

Англия в лучшем для Германии случае сохраняет нейтралитет, дружественный Франции, в худшем – вступает в антигерманскую коалицию.

Армия Германии заметно сильнее армий России и Франции по отдельности, но уступает их совокупным силам.

Армия Австро-Венгрии безусловно уступает русской.

Армия Италии не имеет значения. В лучшем случае она сможет отвлечь в Альпах какие-то минимальные французские силы, что не так уж важно.

Англия не имеет заслуживающих внимания сухопутных сил. Если она все же высадит на французскую территорию 4–5 стандартных дивизий, германская армия «будет только рада свести с ними счеты».

Турция может остаться нейтральной, может при определенных условиях вступить в войну на стороне Германии. В последнем случае полностью блокируется связь между Россией и ее союзниками, но сама Турция окажется под сильным ударом русских войск из Закавказья, английских из Индии и Египта и, главное, английского флота, который может атаковать Дарданеллы и Стамбул. В этом случае Турция будет нуждаться в помощи.

Великобритания, если она вступит в войну, блокирует германское побережье, что первоначально не будет иметь никакого значения, но впоследствии может стать очень неприятным.

Побережье Турции беззащитно не только против британского, но и против русского флота.

Италия и Австро-Венгрия смогут достаточно продолжительное время удерживать свои позиции на Средиземном море.

США, скорее всего, останутся нейтральными. В любом случае их участие в войне возможно, только если она затянется и Штаты успеют сформировать сухопутную армию и как-то доставить ее в Европу.

По начертанию сети железных дорог и уровню насыщенности коммуникациями Германия, Франция, Австро-Венгрия и Италия мобилизуются одновременно, мобилизация России значительно отстает, мобилизация Турции, вероятно, вообще не будет доведена до конца за разумное время.

Шлиффен понимает, что оперативная обстановка складывается для Германии грозно. Затяжную войну она проигрывает в любом случае, поэтому – только молниеносная война, «блицкриг». Противников нужно бить по частям: быстро уничтожить одного, повернуться против другого, убедить Великобританию в бесперспективности морской блокады всего европейского континента.

С кого начать?

Россия – более слабый противник, но ее мобилизация запаздывает, и, столкнувшись со всей германской мощью, русские могут начать бесконечное отступление в глубь своей страны по примеру кампании 1812 года. Втянувшись в русские просторы, где железных дорог мало и они имеют другую колею, германские войска теряют все преимущество маневра по внутренним линиям между театрами военных действий.

Следовательно, первый удар может быть нанесен только против Франции.

Эту войну нужно выиграть, и выиграть быстро. В 1870 году решающая победа (Седан) была достигнута на 44-й день мобилизации, но «добивание» Франции потребовало еще нескольких месяцев. С тех пор армии стали больше, возможности их сопротивления возросли, поэтому следовало ожидать более медленного развития событий. Шлиффена это никак не устраивало.

Атака восточных крепостей требовала столько же времени, что и сокрушение России, при этом войска оказывались оперативно связанными, и опять-таки терялось единственное преимущество Германии – маневр по внутренним линиям. Первоначально Шлиффен рассматривал возможности обхода крепостной «ограды» с севера и с юга и даже изучал возможность прорыва между Тулем и Эпиналем, но затем пришел к выводу, что эти операции не сулят ничего хорошего.

И тогда начальник Генерального штаба Германии граф Альфред фон Шлиффен обратил свое внимание на территорию Бельгии.

 

План Шлиффена

Исторически Бельгия и Голландия входили в состав Священной Римской империи германской нации. После Восьмидесятилетней войны Семь Соединенных (Северных) провинций Нидерландов получили независимость, в то время как Бельгия и Люксембург остались под управлением испанских Габсбургов.

Далее боевые действия на территории Бельгии почти не прекращались. Ее делили между собой Франция и Священная Римская империя – то в лице Испании (Испанские Нидерланды), то в лице Австрии (Австрийские Нидерланды), активно вмешивались в ее судьбу Англия и Голландия. С 1792 года территорией Бельгии владеет Французская республика, затем – империя Наполеона.

В 1805 году, перед Аустерлицем, Наполеон, желая создать у «трех императоров» преувеличенное представление о своей слабости, спросил адъютанта русского царя князя П. Долгорукого про условия мира:

«–  Как, и Брюссель я тоже должен отдать? – тихо спросил Наполеон и так же тихо продолжил: – Но, милостивый государь, мы с вами беседуем в Моравии, а для того, чтобы требовать Брюссель, вам надо добраться до высот Монмартра ».

До высот Монмартра союзники сумели добраться в 1814 году, и по решению Венского конгресса Бельгия была включена в состав Нидерландов, где, однако, не прижилась: к этому времени Голландия была протестантской кальвинистской страной, а в Бельгии преобладали франкоговорящие католики.

В 1830 году в Бельгии происходит своя «славная революция», в результате которой британский виконт Генри Палмерстон, на тот момент министр иностранных дел в правительстве лорда Грея, сымпровизировал независимое и нейтральное бельгийское государство, не без оснований полагая, что нейтралитет фландрского побережья – в интересах Великобритании.

С этого момента Англия последовательно выступает в защиту нейтралитета Бельгии. Обмолвка Наполеона III, который был не прочь присоединить к империи эту территорию, экономически связанную с Францией и населенную по преимуществу франкоговорящим населением, привела к явно пропрусской позиции Великобритании в войне 1870–1871 гг.

Вечный нейтралитет Бельгии был гарантирован Россией, Великобританией, Францией, Австро-Венгрией, Германией. Были все основания полагать, что нарушение его со стороны Германии будет воспринято Англией как «казус белли».

Но, по мнению Шлиффена, во-первых, Великобритания при любом «раскладе» вела бы антигерманскую политику, а во-вторых, он просто не видел другого выхода.

А. фон Шлиффен проектировал войну короткую, яркую, победоносную и очень рискованную. Запредельный риск был естественным следствием стратегического положения Германии, которая в своих колебаниях между юнкерской и грюндерской позициями, оттолкнула старых союзников и не приобрела новых. Как сказано в одном романе-фэнтези: «– Ты хочешь поставить на кон свою жизнь? // – Она уже давно на кону».

Война на два фронта. Маневр по внутренним линиям. Сначала сосредоточиться против Франции. Ошеломляющий удар семью восьмыми всех наличных сил страны.

Одна армия остается против России. Плюс все силы Австро-Венгрии. Германская и австрийская армии разделены «польским балконом» и не могут организовать взаимодействие. Шлиффен понимает, что германские войска в Восточной Пруссии в этой ситуации будут разбиты и, скорее всего, двойным ударом с востока и юга в общем направлении на Кёнигсберг.

Но на это русским понадобится время.

Все операции на востоке ведутся только ради выигрыша времени. Контрольное решение Шлиффена – нанести короткий удар по внутреннему флангу одной из русских армий, повернуться против другой, сражаться, стараясь запутать противника, пока остаются силы. Потом отступать за Вислу, удерживая крепость Кёнигсберг. Русским понадобится время, чтобы выиграть сражение, занять провинцию, обложить Кёнигсберг. Лишь после этого они смогут форсировать Вислу. «Мне нужно, чтобы Восточный фронт удержался 6–8 недель, самое большое – 3 месяца».

За то время Австро-Венгрия, вероятно, будет разбита. По мнению Шлиффена, это не имело большого значения: «Судьба ее решится не на Буге, а на Сене». На направлении главного удара.

Итак, на востоке Шлиффен жертвует всем: провинцией, союзником, в конечном счете – армией. Все это – во имя решающей победы на западе, где, как уже говорилось, действует 7/8 наличных германских сил и куда направляются все резервные и эрзац-резервные части, которые только удастся сформировать по ходу войны.

Эти силы разделены на три группы: Левое крыло, Центр, ударное Правое крыло.

Левое крыло действует в Эльзасе и Лотарингии. А. Шлиффен сильно сомневался, что французы окажутся столь глупы, чтобы наступать там, но на это все-таки немножко надеялся, представляя себе уровень национальной паранойи. «Этим наступлением французы окажут нам любезную услугу», – говорил старый фельдмаршал.

Эльзас и Лотарингия сдавались им, как и Австрия, и Восточная Пруссия. Но французские войска, продвигаясь по этой территории, ничему, с точки зрения Шлиффена, не угрожали и только напрасно теряли время.

Центр является шарниром, «осью маневра». Его задача – стоять на месте, опираясь на великолепную крепость Мец. Здесь Шлиффен вполне солидаризируется со старшим Мольтке, который и Лотарингию-то требовал у Бисмарка только ради этого города-крепости.

А в правом крыле Шлиффен сосредотачивает 5/6 сил Западного фронта, то есть 73 % всех военных возможностей Германии. Это крыло наступает на Бельгию, на 20-й день мобилизации занимает Брюссель, к 22-му дню выходит к Шельде и уничтожает бельгийскую армию, а к 24-му дню пересекает франко-бельгийскую границу.

«На внешнем поясе участок Бельфор – Верден почти неприступен, участок же Мезьер – Мобеж – Лилль – Дюнкирхен укреплен только с промежутками и пока почти совсем не занят. Здесь мы должны сделать попытку прорваться в крепость, – пишет Шлиффен и продолжает: – Если это нам удастся, то обнаружится второй пояс, или, по крайней мере, часть его, а именно примыкающая к Вердену позиция за р. Эн, Реймс и Ла Фер. Эта часть пояса может быть обойдена с севера. Строитель крепостей имел в виду наступление южнее Маас-Самбра, но не считался с наступлением севернее этой линии рек».

Итак, к 24-му – 25-му дню мобилизации французы обнаруживают, что им угрожает не только фланговый охват у Вердена, но и глубокий обход. Они будут вынуждены импровизировать контрманевр в условиях критической нехватки времени. А Шлиффен с каждым днем усиливает свою операцию постоянным склонением обходящего крыла к западу: «Равнение направо, и пусть крайний правый коснется плечом пролива» (Ла-Манш). При этом ширина фронта охвата растет, следовательно, плотность войск падает, тем более что придется какую-то часть их оставлять для контроля коммуникаций и обложения того же Мобежа. Вот для чего Шлиффену нужны корпуса эрзац-резерва. Правое крыло не только изначально очень сильно, оно еще и непрерывно усиливается по мере нарастания операции.

К 35-му дню немецкие войска выходят на уровень Сены, их встречает сильная крепость Париж. Ее блокируют эрзац-корпуса, а первоочередные соединения форсируют почти не охраняемую Сену гораздо ниже Парижа.

Французская армия оказывается в критическом положении. Если она сражается за Париж, ей угрожает расчленение и окружение. Если она сдает Париж, политические и экономические последствия неисчислимы, но, главное, в руки немцев попадает важнейший железнодорожный узел Франции. С этого момента французы, по сути, утратят возможность быстрого маневра войсками.

А немецкое наступление продолжается. «Грабли», прочесавшие Бельгию и Северную Францию, поворачивают к востоку-юго-востоку, отбрасывая французскую армию, все части которой находятся в движении, к этому времени уже совсем беспорядочном, на их же восточную линию крепостей. Там скучившиеся остатки армии будут принуждены к бою с перевернутым фронтом, который, если все пойдет нормально, ибо «знать победу можно, сделать же ее нельзя», быстро превратится в бой в окружении.

Решающая битва на линии французских восточных крепостей будет продолжаться с 48 по 63-й день мобилизации. Затем можно будет начать переброску войск на восток.

Конечно, в действительности все обстояло не так просто – иначе план Шлиффена не был бы сверхрискованным. Во-первых, бельгийцы тоже строили крепости, причем Антверпен при необходимости мог спрятать внутри линии фортов всю бельгийскую армию, тем более что целиком блокировать его с суши было невозможно. Это означало, что придется выделять часть сил против Антверпена и устья Шельды, что ухудшало геометрию операции.

Еще более важной была Маасская линия крепостей – Льеж и Намюр. Эти скелетные крепости не могли продержаться долго, но весь план Шлиффена был рассчитан по дням, и даже кратковременное сопротивление фортов, контролирующих ключевые переправы через Маас, было недопустимо.

Форты надо было быстро брать, и Шлиффену пришлось пойти на создание временной армии из одних только частей мирного времени, которая начинает свои действия сразу же по объявлении войны, не дожидаясь завершения мобилизации. По всем расчетам, к началу наступления Правого крыла она должна была взять Льеж, но ценой больших потерь – притом в лучших кадровых войсках. Осадной армии требовались сверхтяжелые осадные орудия, и они должны быть готовы к действиям сразу же, то есть до мобилизации основных сил.

Кроме того, превратности истории сделали начертания германо-бельгийской границы очень неудобными для Шлиффена. Большую часть этой границы закрывал так называемый Маастрихтский аппендикс – вытянутый к югу вдоль течения Мааса длинный и узкий кусочек голландской территории.

Сама по себе Голландия никакой ценности для плана Шлиффена не представляла, но этот «аппендикс» стоил так дорого, что ради него можно было решиться нарушить еще и голландский нейтралитет. Дело в том, что иначе армии Правого крыла при развертывании мешали друг другу и после пересечения бельгийской границы должны были наматывать лишние десятки километров на марш к северу. Между тем им и так нужно было очень быстро пройти огромное расстояние. Нейтралитет Голландии стоил в плане Шлиффена нескольких дней развития маневра, и эти дни могли оказаться решающими.

Далее, тормозить наступление Правого крыла могли бельгийские или французские арьергарды. Чтобы справиться с этим, А. Шлиффен включил в состав своих корпусов тяжелую артиллерию, таким образом, оперативный план оказал прямое и непосредственное действие на структуру и боевое расписание войск – случай, вообще говоря, беспрецедентный.

Наконец, дивизий первой линии на столь пространственно широкий маневр банально не хватало, и Шлиффен решился на революционную по тем временам меру, включив в состав активных армий резервные корпуса, то есть солдат старших возрастных категорий, отцов семейств, давно отвыкших от военной муштры.

И после всех этих экстраординарных мер, шансы на успех не превосходили 50 %, а исполнение плана критически зависело от владения всего одной железнодорожной линией.

А. Шлиффен не дожил до начала войны, а с поста начальника Генерального штаба он был уволен по старости и болезни еще в 1905 году. Умирая в новогоднюю ночь 1911 года, он говорил в бреду: «Об одном только я вас прошу: сделайте мне сильным правый фланг…»

 

Французская республика: у нас тоже есть план…

Трудно сказать, насколько французское военное руководство представляло себе план Шлиффена. С одной стороны, немцы его не слишком скрывали. Дело дошло до того, что Шлиффен, уже после своей отставки, обсуждал внесенные в его план изменения в общедоступной прессе.

С другой – французы в него не очень верили. Нарушить нейтралитет Бельгии (шесть бельгийских дивизий плюс три сильные крепости), вызвать негативную позицию Англии (экспедиционная армия от 4 до 6 дивизий и сильнейший в мире флот), рискнуть Эльзасом – все это ради кусочка южной Бельгии, ради примитивного флангового охвата? В возможность марш-маневра через центральную и северную Бельгию к нижней Сене французы не верили совершенно, для них это была фантастическая и невозможная идея.

В результате французы пошли на компромисс, который, как известно, хуже любой из альтернатив. Они считались с нарушением немцами нейтралитета Бельгии – но в ограниченном масштабе. Они предполагали также, что действий против Бельгии может и вовсе не быть. Поэтому они зарезервировали часть своих сил, предполагая использовать их тем или иным образом – в зависимости от того, как именно развернется немецкое наступление.

В принципе в отличие от немцев французы к 1914 году так и не создали плана войны, о котором можно было бы сказать что-то хорошее или хотя бы что-то плохое. У них был разработан активный план развертывания (последняя его версия была реализована и вошла в историю под названием «Плана № 17»). Этот план ставил задачу наступления.

Но куда?

Формально конечной целью объявлялся Берлин, но в отличие от плана Шлиффена, где по дням и по дивизиям указывалось, когда и как будет окружен Париж, в «Плане № 17» подобные расчеты напрочь отсутствовали.

«Мы пойдем на Берлин, форсировав Рейн у Майнца» – такой лозунг едва ли можно назвать стратегическим решением.

В сущности, замыслы французов не заходили далее реки Рейн.

Прежде всего, они собирались атаковать Эльзас – не столько из военных, сколько из патриотических соображений. Никакого смысла в этой операции не было, что французы и сами понимали, называя Эльзас «стратегическим захолустьем».

Главный удар предполагалось нанести севернее – через лесистые и бездорожные Арденны, причем направление этого удара – на восток или же на северо-восток – было поставлено в зависимость от действий противника в Бельгии.

Если немцы ограничивали свое развертывание французской границей – по примеру 1870 года, – предполагалось атаковать прямо на восток, имея в виду встречное сражение. Если оно заканчивалось успешно, французы продолжали продвигаться к востоку, вынуждая немцев постепенно отходить за Рейн, что подразумевало добровольное оставление ими Эльзаса и Лотарингии. Впрочем, даже при самых благоприятных условиях, при разгромном выигрыше встречного сражения в Лотарингии, это наступление было бы сопряжено с серьезными проблемами. У французов отсутствовала сверхтяжелая артиллерия, и брать расширенный лагерь Меца, а равным образом и форты Страсбурга, им было нечем.

При любом продвижении к Рейну эти две ключевые крепости расчленяли боевой порядок французов, нависали над флангами и, главное, контролировали железные дороги. Практически, не овладев Мецем и Страсбургом, французы не продвинулись бы дальше реки Саар.

Зато в случае поражения во встречном сражении в Арденнах они просто отошли бы за Маас и линию крепостей, в этом смысле особого риска в «Плане № 17» не было.

Гораздо более интересная игра возникала, если бы немцы большими силами наступали бы через Люксембург и южную Бельгию. Французское командование видело в этом риск: противник выигрывал их фланг. В этом случае предполагалось в свою очередь атаковать во фланг обходящее крыло немцев, для чего войска в Арденнах разворачивались не на восток, а на северо-восток, одновременно вытягивая свое расположение к северу до места слияния Самбры и Мааса.

«Сыграно» в соответствии с каноном шахматной игры: контрудар в центре является лучшим возражением на фланговую атаку. На шахматной доске с ее плоской метрикой атака на фланге всегда будет отставать от контригры в центре (при правильной игре обеих сторон). Однако метрика западноевропейского ТВД искривлена: кратчайшее расстояние между точками далеко не всегда есть прямая линия. Движение в центре, в лесистом бездорожье Арденн, при прочих равных условиях осуществляется медленнее, нежели движение по фландрским равнинам. Потому во Франции и Бельгии наступление в центре будет развиваться медленнее, нежели обходной маневр через Бельгию. Вызывает удивление, что французы не разобрались в этой, не такой уж сложной, проблеме до войны » (Комментарии к книге М. Галактионова «Темпы операций»).

К этому следует добавить, что риски наступления противника через центральную и северную Бельгию французы вообще не рассматривали. В худшем случае они ожидали там «набегов германской кавалерии». Против этих набегов развертывалась группа второсортных территориальных дивизий генерала д’Амада, гарнизон Мобежа, какие-то батальоны в упраздненной крепости Лилля. Ну и, если англичане соблаговолят прислать свои войска, на что французское командование, вообще говоря, не имело права рассчитывать, английская экспедиционная армия развернется к северо-западу от линии французских войск и как-то прикроет их фланг.

В целом французский план, по крайней мере, гарантировал, что войска, в отличие от 1870 года, своевременно развернутся на восточной границе, займут крепостные районы и под их прикрытием вступят в бой. Исход этого боя даже с французской точки зрения оставался гадательным. Французы говорили о наступлении, думали о наступлении, приняли ура-патриотический наступательный устав, рассчитанный более на «наступательный дух французского солдата», чем на какую-то оперативную или тактическую реальность, но в глубине души они прекрасно понимали, что после первого же столкновения войск им придется обороняться и что думать надо не о Рейне, и даже не о Сааре, а о Самбре и Маасе.

 

Война Ареса – война силы и хитрости (по материалам книги «Сумма стратегии»)

Французский план не был плох. Напротив, он был вполне на уровне своего времени. Только вот замысел Шлиффена это время опережал.

Германский фельдмаршал назвал свой главный труд «Канны», название броское – и вводящее в заблуждение. Оперативная схема, созданная в 216 году до н. э. Ганнибалом, предусматривала выигрыш обоих флангов противника, наступающего в центре. Шлиффен не видел ни малейшей возможности применить эту схему – для двойного охвата не было ни достаточных сил, ни достаточного пространства. К тому же не было никакой гарантии, что французы будут наступать в центре, где, кстати, находился Мец. Да и с эстетической точки зрения Шлиффен не признавал классических симметричных построений, которые считал, как минимум, неэкономичными.

Шлиффен действительно использовал опыт Пунических войн, но не сражение при Каннах, а марш-маневр Ганнибала в начале кампании. Карфагенский полководец шел из Испании по хорошо известной прибрежной дороге, но затем резко отклонился к северу, форсировал Рону в среднем течении и через Альпы вторгся в Италию, обойдя римские войска с фланга. Практически там случилась хоккейная или футбольная ситуация, когда защитники «проваливаются», и нападающий выходит один на один с вратарем. Ганнибал уже создал угрозу Риму, в то время как лучшие римские легионы защищали линию Роны. Их форсированный марш обратно закончился боем с перевернутым фронтом и полным разгромом.

В этой логике Шлиффен и выстроил свой план. Асимметричная операция с большим оперативным усилением, имеющая своей целью не фланговый охват – Шлиффен полагал, что такой охват легко парировать простым отступлением – а глубокий обход с созданием угрозы стратегическому тылу противника. То, что в процессе этого обхода французы теряли Париж, важнейший политический центр и транспортный узел, было даже не целью, а «бонусом». Такими же «бонусами» становились маасские крепости, Мобеж, порты на побережье Ла-Манша, Брюссель.

Операция стоит очень дорого (Австро-Венгрия, Восточная Пруссия, Эльзас), но развивается по нарастающей и обещает успех. Выход Франции из войны поставит Россию в тяжелое положение: она изолирована от оставшегося союзника (Англии) и должна сражаться с Германией и Францией в одиночку. При этом, чем успешнее будут продвигаться русские в Галиции и Карпатах, тем хуже для них, если только линия Вислы продержится планируемые Шлиффеном шесть недель.

План, конечно, демонстрирует принадлежность Шлиффена юнкерскому менталитету. Разгром Франции, с точки зрения юнкера, убедительно продемонстрирует русским, что Германия является сильнейшей европейской державой. Осознав это, Россия пойдет на «пристойный мир» – особенно же, если будет разбита в Польше и Галиции победоносными армиями, переброшенными на Восточный фронт после победы на Западе.

Но как разбить Великобританию? Для юнкера это не имеет значения. Англия не имеет сухопутных войск, а морская блокада после заключения мира с Россией бесперспективна. Англии придется заключить мир. В крайнем случае, можно будет что-то ей отдать ради этого: очередной Занзибар или униженную и разбитую Францию – ее долговременная оккупация в планы Шлиффена не входила.

Едва ли старый фельдмаршал до конца отдавал себе отчет в том, что даже после полного разгрома Франции и заключения мира с Россией положение Германии останется опасным и сложным. Что уже после победы придется пройти через совсем другую войну, причем результат этой войны будет зависеть от позиции самой слабой из Центральных держав – Италии, которая имела флот, способный после нейтрализации Франции создать Англии некоторые проблемы на Средиземноморье.

Впрочем, Шлиффен, по-видимому, считал поддержку Италии гарантированной. Во всяком случае, политическая задача сохранения военного и политического союза с этой страной проходила не по его «ведомству».

И здесь вновь играет свою роль германское двоевластие и раздвоенность внешней политики страны. Для юнкерства Италия не столько союзник, сколько обуза. Но для грюндеров она тоже не союзник, а скорее, конкурент в морских и колониальных делах. Австро-Венгрия же жизненно важна для сдерживания России, поэтому в перманентном конфликте Италии и Австро-Венгрии Германия обычно поддерживает австрийцев против итальянцев.

Впрочем, даже знай Шлиффен, что Италия изменит Центральным державам и перейдет на сторону противника, а Великобритания станет сражаться до конца, как в годы Наполеоновских войн, он едва ли изменил бы свой план.

Только полный разгром Франции давал Германии какие-то практические шансы вырваться из стратегического окружения. Ни в какой другой логике надежды не было вообще.

План Шлиффена стал лейтмотивом Первой мировой войны, да и начального этапа Второй. Этот план координировал действия Германии на Западе, Востоке и Юге во время отчаянного «тевтонского натиска», когда немцы были очень близки к победе. Этот план придал смысл и выстроил единое содержание для колоссального Генерального сражения, первые выстрелы которого прозвучали 5 августа 1914 года под Льежем, а последние – в середине января 1915 года под Кепри-Кеем в Турции.

С тех пор базовые идеи этого плана использовались в войнах и стратегических играх, при создании региональных и отраслевых стратегий. Асимметричный маневр, оперативное усиление, направленность против глубокого тыла, а не ближайшего фланга противника, геометрически согласованный рисунок операции, когда армии двигаются по геодезическим – линиям наименьшего времени, – все это можно применить к самым разным задачам. Например, к стратегии развития ядерной энергетики России.

Может быть, именно в плане Шлиффена нашла свое высшее воплощение древняя и классическая «война Ареса»: сочетание тактики, оперативного искусства и стратегии, «война силы и хитрости».

 

Колоссальная кампания 1914 года производит несколько странное впечатление. Слишком высока активность войск сторон, слишком быстро операции сменяют одна другую, иногда накладываясь друг на друга, слишком размашисто импровизируют командиры и штабы перебросками целых армий. Все это представляется лежащим на грани реального и невозможного и напоминает, скорее, стратегическую ролевую игру.

Война еще не была объявлена, а уже приобрела мировой характер. В последних числах июля началось развертывание войск и боевых кораблей на четырех театрах военных действий: Западном, Восточном, Южном и Океанском.

 

Сцена и декорации

 

Океанский ТВД, не представленный на этой карте, включает Мировой океан и немецкие заморские территории, прежде всего – Циндао, германскую Западную Африку (Намибию) и германскую Восточную Африку (Танзанию).

Средиземноморский ТВД

Потенциальными зонами военных действий могли и рано или поздно должны были стать западная или северная граница Италии (итальянский ТВД), а также территория Оттоманской империи. Последняя буквально генерировала самостоятельные ТВД – морские (Черное море и зона проливов) и континентальные – Кавказский, Суэцкий, Месопотамский.

Центральные державы могли маневрировать между театрами военных действий на суше и отчасти на море: Кильский канал соединял Балтийское и Северное моря. Антанта такой возможности не имела или имела как стратегическую задачу, решение которой подразумевало необходимость идти на те или иные ослабления. Зато Антанта в лице Великобритании безраздельно господствовала на море и могла сосредоточить превосходящие силы в любой точке Мирового океана. Иными словами, положение на Океанском ТВД с самого начала было для Германии катастрофическим.

 

Западный театр

Западный ТВД, неровный четырехугольник размером примерно 550 на 450 км, включает территории германского Рейнланда, северной, центральной, восточной Франции, Бельгии, Люксембурга. Его условной восточной границей является Рейн, западной – побережье Ла-Манша, северной – побережье Северного моря и граница Нидерландов. Южная граница театра не определена – французы проводят ее по Сене, немцы – по Луаре.

Схема Западного театра военных действий

Рельеф местности разнообразный: на востоке – это холмы и возвышенности (Арденны, Аргонны, Вогезы, Юра), на западе – низменная равнина. Огромное значение играют реки, прежде всего Маас, Мозель, Сомма и Сена. Все реки расположены так, чтобы создавать максимальные препятствия германским войскам при их парадном марше во Францию, вне всякой зависимости от того, собираются ли немцы наступать с востока на запад или с севера на юг.

Карта Западного театра военных действий

Реки «схвачены» крепостями. На Маасе – это Льеж и Намюр, форт Гюи между ними, а также Верден. На Шельде – Антверпен. На Самбре – Мобеж и опять-таки Намюр. На Мозеле – германская крепость-лагерь Мец, французские крепости Туль и Эпиналь, укрепление Нанси. Несколько восточнее, на реке Иль, расположен немецкий Страсбург: он контролирует западный берег Рейна.

Местность богата путями сообщения, за исключением, пожалуй, лесистых холмов Арденн и Аргонн. Особняком стоят Вогезы, где через хребет проходят только две железные дороги, притом лишь на относительно низком северном участке.

В самом широком смысле Западный ТВД включает в себя всю Францию, всю Великобританию, западные области Германии, Нидерланды (которые вполне могли стать такой же ареной военных действий, как Бельгия), Данию, удерживающую в своих руках стратегически важные балтийские проливы, а также Швейцарию.

С точки зрения борьбы на море Запад – это Северное море, пролив Ла-Манш, территориальные воды Великобритании.

 

Восточный театр

Восточный, или Русский, театр военных действий вытянут вдоль меридиана на 1200 километров, составляя в глубину около 700 километров. Восточной границей ТВД служат реки Западная Двина и Днепр, западной – река Одер и Карпатские горы. С севера театр ограничен Балтийским морем, с юга румынской территорией, а в перспективе вступления Румынии в войну – Черным морем.

Линия границы, что называется, «сложилась исторически». Она плавно идет с северо-запада на юго-восток, но между Августовом и Владимиром-Волынским образует вытянутый на запад прямоугольник 300 на 200 километров – так называемый «Польский балкон». Здесь русско-германская граница смещена от Вислы почти к Одеру, предоставляя русскому командованию соблазнительные возможности наступления – в северном направлении против Данцига или в западном, создавая непосредственную угрозу Берлину, или же в южном, на Будапешт.

Со своей стороны, австро-германские войска, опираясь на Восточную Пруссию и укрепленный лагерь Львова, могут атаковать «Польский балкон» с обоих флангов, наступая по сходящимся направлениям на Седлец или даже на Брест-Литовск. Такая операция выглядит гораздо более реальной, чем русский прорыв на Берлин или Будапешт. При этом потеря Варшавы и Привислинского края для России политически неприемлема, даже если войска ускользнут от двойного охвата.

Это начертание границы порождает «обязательную игру». Германии необходимо держать Восточную Пруссию, которая не просто обесценивает «Польский балкон», но и превращает его в долговременную стратегическую слабость русского фронта. России нужно Восточную Пруссию захватить и отбросить немецкие войска за Вислу. Тогда балкон станет неустранимой слабостью германского фронта. На южном фасе ситуация складывалась менее остро, но тоже предполагала встречную борьбу в четырехугольнике Люблин – Ковель – Львов – Перемышль.

Схема Восточного театра военных действий

Таким образом, на стадии развертывания боевых действий армии обеих сторон должны тяготеть к стратегическим флангам – Восточной Пруссии на севере и Галиции на юге. В этих условиях слишком протяженный Восточный ТВД не будет заполнен войсками целиком, и в его центре, вдоль среднего течения Вислы, с неизбежностью образуется разрыв длиной около 300 километров (от Торна до Люблина).

Карта Восточного театра военных действий

Географические условия Восточного ТВД позволяют проводить широкие маневренные операции, но необходимо иметь в виду, что приграничные районы Австро-Венгрии, Германии и России не столь богаты населенными пунктами и путями сообщения, как территория Франции и Бельгии.

Территория в целом равнинная, прорезанная крупными реками с болотистыми берегами, заросшими лесом. К югу и западу местность повышается, образуя сначала цепи холмов, а затем труднопроходимый, особенно в зимних условиях, Карпатский хребет.

Слабое развитие дорожной сети резко повышало ценность немногочисленных транспортных узлов. Это привело к развитию фортификации. Нужно сказать, что настоящих укреплений, сравнимых с Мецем или Верденом, на востоке не было, исключая, наверное, Кёнигсберг и, может быть, Перемышль. Но устаревших, или незаконченных, или воображаемых крепостей было очень много. С немецко-австрийской стороны – Торн, Познань, Бреславль, Краков, Галич, Миколаев, Львов… С русской – Осовец, Новогеоргиевск, Гродно, Ковно, Оолита, Варшава, Ивангород, Ломжа, Остроленка, Рожан, Пултуск, Брест-Литовск…

«Мнение о том, что Россия вступила в мировую войну почти без инженерной подготовки театра предстоящей борьбы, не будет слишком преувеличено. Так, незадолго до войны разрушили систему инженерной подготовки, проводившейся в жизнь свыше 30 лет, и не успели дать ничего нового». [35]

 

Южный (Балканский) театр

Южный, или Балканский, ТВД включает в себя Балканский полуостров и Зону проливов. В начале августа 1914 года это, однако, лишь подразумевалось: Румыния, Болгария, Греция и Турция оставались нейтральными, и театр сузился до территории Сербии и Черногории.

Северной границей ТВД служат Дунай и Сава, восточной – Адриатическое, западной – Черное море. Южной границей первоначально была Греция, затем – Средиземное море.

Исключая долины рек, местность носит горный характер: Динарские Альпы и Пинд (до 2600 метров), Родопы (высшая точка 2924 метра), Балканы (до 2400 метров). Сравнительно удобна для ведения боевых действий как раз сербская территория, представляющая собой горную страну с высотами всего 1000–1500 метров, постепенно повышающуюся к югу.

Схема Балканского театра военных действий

Огромное значение имеют прикрывающие Сербию многоводные реки – Дунай, Сава, Дрина. Ширина Дуная в районе Белграда превышает 1,5 километра при глубине 14 метров, причем сербский берег господствует над австрийским. То же касается и Савы – ширина 800 метров, глубина 10 метров, австрийский берег низменный и болотистый.

Практически единственным направлением, более или менее удобным для ведения операций, является линия Белград – Салоники.

Дорог, понятно, немного, и почти все они проходят через Белград и Ниш, для сербов жизненно важны ветки на Софию – Константинополь и на Салоники.

Карта Южного (Балканского) театра военных действий

Южный фронт оказался полной противоположностью Восточному, где сама конфигурация границы провоцировала обе стороны на активные действия. На Балканах ситуация с военной точки зрения интереса не представляла. Было с самого начала понятно, что в борьбе один на один Австро-Венгрия рано или поздно просто задавит Сербию. Было в еще большей степени очевидно, что в коалиционной войне австрийцам сразу же станет не до Белграда, сербы же наступательных действий предпринимать не будут – хотя бы ввиду острой нехватки военного снаряжения, еще не восстановленного после Балканских войн.

С другой стороны, все возможные «призы» от войны держава Франца-Иосифа рассчитывала получить только на Балканах, и именно Сербия дала повод к мировому конфликту. Поэтому что-то делать на южном фронте австрийцам необходимо, следовательно, им придется атаковать или через Дунай, или через Саву, или через Дрину. В этих операциях сербы будут иметь преимущество маневра по внутренним линиям – насколько на балканском театре вообще возможно маневрирование – так что они смогут контратаковать австрийские войска, как только те добьются первоначального успеха и форсируют одну из рек.

По мере развития операций на других ТВД ситуация начнет меняться. Политическая конфигурация Балканского полуострова неустойчива, причем после Балканских войн все имеют претензии ко всем. Это означает, что Болгария, если она сочтет шансы Центральных держав предпочтительными, обязательно нападет на Сербию, что сразу же сделает положение Сербии безнадежным. Но при другом «раскладе», при выявившемся преимуществе Антанты, она может напасть и на Турцию. Перед тем же выбором стоит и Румыния. Более или менее понятно только, что Греция не будет выступать против Великобритании, а Турция против Германии.

 

Контуры генерального сражения

Западный, Восточный и Южный театры военных действий связаны не только сквозными операционными магистралями, но и единой логикой развертывания событий – «планом Шлиффена». Есть немалая ирония судьбы в том, что фельдмаршал, чьи замыслы и идеи предопределили стратегический рисунок не только Первой мировой войны, но в значительной степени – и Второй, и уже в наши дни были положены в основу ряда оперативных схем, не увидел свой план в действии и не смог повлиять на развитие событий.

Ритмика генерального сражения выглядит следующим образом.

На его первом этапе Центральные державы имеют небольшое преимущество в силах и средствах. Они обязаны захватить инициативу и попытаться извлечь из этой инициативы как можно больше. На втором этапе обе стороны приходят к кризису и должны напрячь все силы к тому, чтобы переломить его в свою пользу. Третий этап фиксирует результаты второго и «при правильной игре» заканчивает войну.

При этом Антанта должна стремиться к тому, чтобы кризис на западе и на востоке случился одновременно, Центральным же державам выгодно разнести решающие бои во времени и использовать стратегический «маятник». Когда приходится читать что-то вроде: «русское командование, связанное политическими обязательствами страны и французскими займами, преждевременно перешло к активным действиям в Восточной Пруссии…», нужно помнить об этой особенности борьбы за темп в генеральном сражении 1914 года.

В первой фазе события на западе развиваются быстрее, чем на востоке, что благоприятствует реализации германского плана войны. Отсюда вытекает необходимость использовать для действий в Галиции и Восточной Пруссии не до конца сосредоточенные русские войска. Такое решение создает на востоке риск разгрома русских армий по частям, но отвлекает внимание Центральных держав от Западного фронта, что может иметь важные последствия.

Германское командование это понимает. Оно, однако, стоит перед сложным выбором: либо по возможности тормозить боевые действия на востоке, что можно обеспечить добровольным отходом войск за Вислу и Сан, либо попытаться воспользоваться представившейся тактической возможностью и разбить русские войска по частям. В этом варианте немцам самим придется всемерно ускорить события на русском фронте.

Во второй фазе на западе сложится положение, чреватое для союзников проигрышем войны, поэтому им придется контратаковать под угрозой тотального поражения. Ситуация на востоке не может быть спрогнозирована с полной определенностью, но там тоже предполагаются активные боевые действия, причем, если на предыдущей стадии австро-германские войска отошли на тыловые рубежи, контратаковать придется им, а если на востоке уже были достигнуты тактические победы, то – русским.

Поскольку война началась в августе, к окончанию второй фазы наступит период распутицы, и начнет ощущаться дыхание зимы, когда волей-неволей придется приостанавливать операции. Это неизбежно наложит отпечаток на боевые действия третьей, завершающей фазы.

Здесь нужно учитывать, что к этому времени могут «самоопределиться» некоторые из нейтральных на 1 августа стран – Турция, Болгария, Румыния, Италия, что создаст дополнительное оперативное напряжение. При этом неожиданно может приобрести значение Южный театр военных действий, на котором в первые месяцы войны, по идее, не должно произойти ничего важного.

Таков рисунок, но, как справедливо указывает М. Галактионов: «При самом неблагоприятном стратегическом положении исход борьбы решается столкновением живой силы, вооруженной техническими средствами. Сильная и уверенная в себе, сознательная воля главнокомандующего могла бы во много крат повысить динамику битвы, устранить помехи маневру, внести согласованность, – словом, направить события по иному руслу».

План Шлиффена вносит согласованность в события на двух театрах военных действий – западном и восточном, и постулирует, что от «юга» ничего не зависит. Но что с четвертым перечисленным театром, Океанским?

А ничего. Истинный юнкер Шлиффен флотом не интересовался, да и не имела Германия к моменту его отставки сколько-нибудь значимых военно-морских сил. А потом в стране «исторически сложилось так», что у сухопутного и морского планирования не было ни одной точки соприкосновения. Армия делала свое, флот – свое, вернее сказать, не делал ничего, и все высшее руководство страны полагало это вполне нормальным. Двоевластие в Германии обернулось на первом этапе мировой войны разрывом между «сухопутной» и «морской» стратегией и обессмысливанием такого значимого и неимоверно дорогого оружия, которым является военно-морской флот.

Представьте себе большую комнату, скорее зал, в котором собралось довольно много народа, все с повязками на глазах – не то чтобы совсем ничего не видно, но очень мало.

Эта комната символизирует западную часть европейского континента и изготовившиеся к войне армии.

Она имеет вид неровного прямоугольника: южная сторона меньше северной, а западная – меньше восточной. Кое-где, в основном на юге и юго-востоке, комната заставлена мебелью, мешающей передвижениям – это Альпы, Балканы и Карпатские горы. Пол в основном паркетный, но участки паркета разделены исключительно скользкими мраморными плитками, переход через которые возможен только по перекинутым мостикам – система Вислы и Сана на востоке, система Рейна и Мааса на западе.

Звучит сигнал гонга (в действительности это были выстрелы, которыми сербский студент Гаврила Принцип убил австрийского эрцгерцога и его супругу), и в комнате начинается движение.

На западе семь немцев (среди которых один подросток) выстраиваются против пяти французов. В процессе движения немцы опрокидывают стул, на котором сидит бельгиец. Тот с проклятиями встает и присоединяется к французам. Через западную дверь в комнату входит англичанин, которого сразу же вовлекают в общее движение на стороне французов; англичанин, впрочем, пытается помочь бельгийцу и при этом не слишком активно участвовать в общем танце.

На юге австрийцы находились в раздумье, сколько им там нужно людей. По-любому чем больше, тем лучше, но на востоке люди тоже очень нужны. В результате некий Бен-Ермолли весь первый такт вальса ходил кругами: сначала на восток, потом на юг, потом опять на восток.

Восточная сторона комнаты – самая большая. В ее северном углу статный немец вальсирует с двумя русскими – не из числа богатырей. В середине пространство свободно (Привислинский край). Дальше два австрийца наседают на двоих русских – довольно удачно. Потом еще один пустой промежуток, южнее которых двое русских колошматят австрийца в хвост и гриву, тот кричит и просит Бен-Ермолли помочь…

Восточная дверь открыта. К концу первого такта в нее входят еще двое русских, занимая пустое пространство на средней Висле.

Далее начинается танец. На западе немцы, оставляя бельгийца сбоку, продвигаются почти до двери и бьют при этом французов и англичан в кровь, но те, перегруппировавшись и собравшись с силами, останавливают немцев и отбрасывают на шаг назад. Далее драка становится еще более ожесточенной, бельгиец проползает под ногами у дерущихся и занимает важную позицию у двери… К концу второго раунда все участники едва дышат и с трудом держатся на ногах.

На юге происходит что-то вроде перетягивания каната: австрийцы делают шаг вперед, два шага назад, снова шаг вперед.

А на востоке – крутые разборки. Немец в северном углу сначала споткнулся о выставленную русским ногу, отлетел назад, сгруппировался, встал разгибом и двумя ударами справа и слева вырубил второго русского (первый потерял противника и все это время искал его).

В центре русские и австрийцы с разбега кинулись друг на друга, причем столкновение оказалось для русских неожиданным и неудачным. Четвертая армия получила мощный удар справа и позвала соседа на помощь, тот повернулся на голос и сам попал под удар с обеих сторон, каким-то чудом удержался на ногах, сделал большой шаг назад, увлекая соседа.

Австрийцы могли бы быть довольны, если бы немец откликнулся на их отчаянные призывы и пришел бы к ним на помощь – в этом случае крах русских 4-й и 5-й армий был неизбежен. Но Мольтке-младший промолчал, а Людендорф сделал вид, что не слышит никаких просьб (он начал медленно и неуверенно выталкивать на восток второго из своих противников, который даже и к этому моменту еще толком не разобрался, что, собственно, происходит).

Австрийцев устроило бы и это, если бы удалось удержаться на юге восточного фронта, хотя бы на линии Львова (где было довольно много удобной для обороны мебели). Но Бен-Ермолли опоздал: пока он путешествовал «туда и обратно», 3-я австрийская армия была разбита, и ему ничего не оставалось, кроме как присоединиться к бегущим.

В общем, первый такт боев на востоке принес проблемы обеим сторонам. В этой непростой ситуации австрийский главнокомандующий пытается удержаться в центре минимальными силами, перебросить все, что только можно, ко Львову и отбить Галицию. В сущности, там трое австрийцев против двоих русских, только вот эти русские вошли во вкус драки и месили противника с нескрываемым воодушевлением. И – что было самым ужасным для австрийского главнокомандующего – они немедленно перешли в наступление в центре, где, казалось, были разбиты.

Русский главком получил, наконец, свои резервы (двое, которые ждали у дверей). Один заткнул собой дыру на севере, второй – потянул за собой побитые, но непобежденные армии вперед. Их движение положило конец сражению у Львова, которое, впрочем, складывалось для австрийцев не так чтобы очень хорошо. Как следствие, они отошли за Сан и Вислу, махнув рукой и на Галицию, и на Люблин, и на Брест.

Кампания 1914 года закончилась.

Укрупненно планы сторон рисуются следующим образом:

Для Германии необходимо быстро (не позднее середины сентября) разгромить Францию – во всяком случае, одержать над ней неоспоримую военную победу, взять Париж, по пути оккупировав Бельгию и в обязательном порядке порты на побережье Ла-Манша. При этом Восточный фронт должен сохранить свою целостность, хотя допускается потеря Восточной Пруссии и серьезное поражение Австро-Венгрии («Судьба Австро-Венгрии будет решаться не на Буге, а на Сене», – любил повторять фельдмаршал Шлиффен). Немецкий план ведения войны воплотился в сражение под Льежем, пограничное сражение, битву на Марне. На Марне немецкое наступление было остановлено, и началась совсем другая игра.

Для Франции важно было выдержать первый удар немцев, этой целью было проникнуто сознание всех – от главнокомандующего до последнего рядового. Казалось бы, Франция изберет разумный оборонительный план (тем более что значительная часть ее восточной границы рассматривалась военными специалистами как сплошная система крепостей). Вместо этого французы решили наступать, ввязались в Арденнах в бои с превосходящими и лучше организованными войсками противника и были отброшены к Парижу. В новых условиях для Франции была жизненно необходима активность русских войск в Восточной Пруссии, чего французское командование настойчиво добивалось.

Для Великобритании было важно сохранить свою армию, французского союзника и порты Ла-Манша, все остальное не имело значения. В общем и целом эту задачу англичане решили, но не без приключений.

Австро-Венгрия в начале войны оказалась в откровенно нелепом положении. Поводом к войне послужил ее конфликт с Сербией, поэтому Сербский фронт приобретал важное политическое значение. Кроме того, все возможные выгоды от войны, все завоевания лежали для двуединой монархии на юге. Но на востоке нависала громада России. По идее, австрийцам следовало сконцентрировать достаточные силы против Сербии, ограничившись на русском фронте лишь крепкой обороной. Но принципы военного искусства жестко указывали, что необходимо разгромить главного противника, каким, несомненно, была Россия. В результате Австро-Венгрия смотрит в две стороны и пытается вести на двух фронтах две наступательные операции, при этом никак не может определиться с распределением сил между фронтами.

Здесь нужно сказать, что убийство Франца-Фердинанда и его жены было политическим убийством и государственным преступлением. Можно предполагать, что кайзер Франц-Иосиф, а равным образом начальник Генерального штаба Австро-Венгрии Конрад фон Гетцендорф некоторое время рассчитывали на нейтралитет России. Они полагали, что российский самодержец не поддержит убийц наследника престола и их пособников. Думается, аналогичные иллюзии были в тот момент и у Вильгельма II. В конце июля Конрад принимает желаемое за действительное и приказывает сосредоточить 2-ю армию на Балканском фронте. Уже 1 августа становится ясно, что это решение ошибочно, но механизм запущен, и сделать ничего нельзя: придется вести корпуса в Сербию, разгружать их там и после окончания остальных перевозок вновь сажать в вагоны и везти в Галицию. Ну, не было тогда компьютеров, позволяющих манипулировать сотнями эшелонов в реальном времени! На самом деле их и сейчас нет…

Как бы то ни было, австрийский штаб предполагал на юге быстро разгромить Сербию, а на востоке – нанести решительный удар России, наступая на северо-восток и отрезая от империи царство Польское. Для успеха этой операции было два условия: необходимое и достаточное. Необходимо было любой ценой обеспечить устойчивость южного крыла русского фронта, где противник, несомненно, собирался наступать. Достаточным условием было встречное наступление Германии из Восточной Пруссии на юго-восток – к Седлецу. Но такого наступления Германия на самом деле не планировала и, строго говоря, австрийцам не обещала.

Австрийский план привел к нескольким последовательным сражениям на Балканах и грандиозной галицийской битве.

Для Сербии не было никакого другого плана, кроме «игры вторым номером» – жестко обороняться на рубежах, сообразуя свои усилия с действиями противника.

Положение России в войне было, в общем, столь же нелепым, как и положение Австро-Венгрии. Она была принуждена защищать Сербию, вряд ли испытывая от этого большой восторг. Ради Сербии империя, недавно перенесшая проигранную войну и революцию, вступала в смертельную борьбу с сильнейшей континентальной державой – Германией. И опять встает вопрос, что делать, как распределить силы? Повод к войне лежит на юге – это Австро-Венгрия. Там и территории, которые Россия с удовольствием присоединила бы к Привислинскому краю – Галиция со столицей во Львове (в 1939 году Россия действительно аннексировала эти земли, которые оставались в составе СССР до 1991 года, а сейчас принадлежат Украине). Главный противник – на севере.

Российское командование наплевало на формальные принципы военного искусства во имя быстрой и громкой победы. Оно бросило основные силы против Австро-Венгрии, оставив против Германии меньше трети наличных войск.

Здесь нужно подчеркнуть, что ввиду размеров России развертывание русской армии отставало от развертывания немецких и австро-венгерских войск. Российский Генштаб превратил эту проблему в преимущество: Россия не создавала в начале войны никаких серьезных резервов – резервами автоматически становились прибывающие на фронт корпуса второй и третьей очереди.

В исторической литературе к российской схеме развертывания относятся довольно критически, указывая на распыленность сил между фронтами. Действительно, русский план войны не давал гарантии разгрома Австро-Венгрии ни в его осуществившейся в реальности «А»-версии, ни тем более в версии «Г», которая была создана на тот маловероятный случай, если Германия направит свои силы на Восточный фронт. С другой стороны, в версии «А» против Германии направлялось слишком много сил для обороны, в то время как для наступления их могло оказаться (и оказалось) недостаточно. Аналогичным образом, в версии «Г» австрийский фронт был оставлен слишком сильным.

Эта критика была бы правильной, если бы вся война ограничивалась бы Восточным фронтом.

Российское военное руководство довольно правильно представляло себе общий рисунок войны: Германия нападет главными силами на Францию, а не на Россию, то есть Россия сможет осуществить версию развертывания «А». Мобилизацию Франция и Германия проведут быстро и четко, в результате чего первый кризис на французском фронте возникнет уже на 20-й день мобилизации. К этому времени русская армия будет готова примерно на 2/3, то есть будет развернуто от 60 % до 70 % сил, причем практически повсеместно без тыловых структур и тяжелой артиллерии. Военная наука требовала ждать сосредоточения войск. Однако 90 % готовности Россия достигла бы только на 45-й день мобилизации. К этому времени во Франции все уже могло закончиться. Российское командование полагало, что разгром Франции (даже если она и не выйдет после этого из войны) окажет самое неблагоприятное воздействие на Восточный фронт вне всякой зависимости от достигнутых русскими войсками успехов. В общем-то оно тоже считало, что судьба Австро-Венгрии будет решаться на Сене, а не Буге.

Следовательно, нужно было начать помогать французам на двадцатый день мобилизации. Займы, на которые часто намекают в послевоенной литературе, здесь, вероятно, ни при чем: логика коалиционной войны настоятельно требовала активных действий на востоке в момент кризиса на западе.

Поэтому русские войска должны были вторгнуться в Восточную Пруссию. Кроме всего прочего, надлежало иметь в виду, что связывание 8-й немецкой армии боем, а лучше – оттеснение ее к Висле стало бы лучшей гарантией против неожиданного удара с севера против люблинской группировки русских войск.

Сложность операции в Восточной Пруссии российское командование недооценило, но все-таки выделило для нее две армии, оставив в Галиции четыре.

Русский план ведения войны привел к двум крупным сражениям: в Галиции и в Восточной Пруссии.

Дальнейший ход событий рисуется следующим образом:

До 5 августа – захват немцами Люксембурга, вступление Великобритании в войну, перестрелки на Сербском фронте, бессмысленная активность французов в Эльзасе;

С 5 по 16 августа – сражение за Льеж (взят 7-го числа) и Льежские форты, первая крупная операция войны. Немцы выиграли ее, но потеряли много сил и, по крайней мере, четыре важных дня активного времени. Зато штурм Льежа выявил в довольно заурядном бригадном генерале Э. Людендорфе военный талант. Через три недели это обстоятельство приведет к крупным неожиданностям на другом конце военной карты – в Восточной Пруссии;

16–19 августа – сражение у горы Цер на Сербском фронте. Здесь австро-венгерская армия потерпела свое первое поражение: атака была отбита, причем австрийские потери превысили сербские в четыре раза.

Уместно сказать, что командующий сербскими войсками воевода Р. Путник начало войны встретил в Австрии, где он лечился на водах. Р. Путник попытался уехать (надо думать, через нейтральную Швейцарию или Италию), но был арестован в Будапеште. По законам военного времени его ждал или плен, или интернирование, что в данном случае было бы одним и тем же. Однако Конрад фон Гетцендорф лично приказал освободить заключенного и отправить на родину. Трудно сказать, почему он так поступил. Считал ли, что старый и больной Путник не представляет никакой военной ценности? Или, как хотелось бы верить, Конрад просто поступил порядочно, дав возможность своему противнику войти в историю в качестве боевого генерала, каким Путник и был, а не старого маразматика, ухитрившегося стать первым военнопленным великой войны и одним из немногих за всю историю пленных фельдмаршалов.

 

Развертывание войны

 

В 1914 году мобилизация и развертывание воспринимались как весьма рискованное мероприятие. Соответствующие планы, разумеется, были отшлифованы до блеска предвоенной работой штабов, но они никогда не проверялись в обстановке реальной большой войны, что создавало понятную нервозность.

Надо сказать, что быстроте и точности осуществления мобилизационных предприятий придавалось непомерно большое значение. Предполагалось, что война будет очень короткой, и любой сбой в развертывании повлечет за собой немедленную и полную катастрофу.

В этой обстановке Генеральные штабы воюющих держав ожидали от политического руководства своих стран простого и понятного распоряжения – «действовать согласно утвержденному плану». В конечном итоге все так и случилось, но не без ненужной нервотрепки.

Николай II, как мы помним, неожиданно отдал приказ «мобилизовать войска, но только против Австро-Венгрии». Что придется при этом делать, если Германия поддержит Австро-Венгрию и объявит войну России, было не совсем понятно. Впрочем, поскольку никакого плана частичной мобилизации у военного министра все равно не было, приказ царя остался благим пожеланием. Небольшая задержка с началом мобилизации особого значения не имела и вряд ли вообще была кем-то замечена.

В Германии вмешательство императора в дела Генерального штаба привело к локальному кризису и имело далеко идущие последствия. В последние дни развития сараевского кризиса, когда война из «вероятности» превращалась в «неизбежность», у Вильгельма вдруг возникла галлюцинация, что Франция и Великобритания не будут вмешиваться во «внутреннее дело трех императоров» – немецкого, русского и австрийского. Он вызвал Х. Мольтке и предложил немедленно остановить выполнение «плана Шлиффена», воздержаться от вторжения в Бельгию и Люксембург и направить высвободившиеся войска в Россию.

В отличие от России, где к бюрократической волоките и постоянным задержкам в принятии решений привыкли, научились с этим жить и даже иногда использовать колебания руководства на пользу дела, германский Генеральный штаб планировал свои операции по часам. Захват железнодорожного узла в Люксембурге был жизненно необходим, поскольку на территории Великого герцогства развертывалась IV германская армия, и промедление с этой акцией могло привести к срыву ее сосредоточения.

Не то чтобы аккуратный германский Генштаб не имел в своих запасниках плана войны с Россией при нейтралитете Запада, но этот план никогда не рассматривался всерьез и не испытывался на военных играх. Соответствующей схемы мобилизационных предприятий просто не было. Вернее, она была в логике: сначала собираем войска на западе по исходному плану, а уже затем перебрасываем их на восток. Но развертывание на западе подразумевало нарушение нейтралитета Люксембурга, чего кайзер потребовал избежать!

Кроме того, со всей очевидностью вставал вопрос, что же делать, если Франция потом все-таки объявит Германии войну, скажем, через неделю? Снова возвращать войска к Маасу и Мозелю и пытаться реализовать первоначальный план, несмотря на опоздание в несколько недель? Или сымпровизировать оборонительную войну на западе и наступательную на востоке, то есть сделать то, от чего Генштаб давно и осознанно отказался?

Разговор Мольтке и Вильгельма носил тягостный характер и сопровождался взаимными упреками. Вскоре МИД объяснил, что никакой надежды на «позитивную позицию Франции» на самом деле нет, и события пошли обычным чередом. Командиры на местах, вероятно, пожали плечами и продолжили выполнение первоначальных приказов, так что значимой задержки не случилось, и не было даже order, kontrorder, disorder.

Но Мольтке, особой твердостью характера не отличавшийся, утратил уверенность в себе и своем кайзере. Вильгельм, в свою очередь, перестал доверять начальнику Генерального штаба, но при этом принял решение впредь воздерживаться от вмешательства в оперативные вопросы.

И то, и другое не сулило Германии ничего хорошего.

Внес свою лепту в общую путаницу и император Австро-Венгрии Франц-Иосиф, санкционирующий сосредоточение II армии Бен-Ермолли против Сербии. С этой армией случилось именно то, чего боялся Мольтке – сначала перевозка на юг и разгрузка, затем погрузка в вагоны и перевозка на восток, снова разгрузка и развертывание – в итоге потеря на пустом месте трех недель активного времени.

Западные демократии обошлись без подобных приключений, но развертывание выполнили не лучшим образом. Англичане провозились целую неделю с погрузкой своего экспедиционного корпуса на суда. Французы сосредоточились на удивление быстро и грамотно, но сразу же выяснили, что их первоначальный план никуда не годится и только подставляет войска под удар. Пришлось потратить почти неделю на «работу над ошибками».

 

Запад: Эльзас и Льеж

Германские войска начали перевозки 7 августа, и к 10–11 августа главная масса войск уже прибыла на свои места, перевозки резервных корпусов продолжалась до 17-го числа. Затем до 20 августа прибывали в армейские районы второочередные части, предназначенные для этапной и тыловой службы.

Французские перевозки начались на сутки раньше – 6 августа, основные силы сосредоточились к 13 августа, второочередные части прибывали в течение всего августа.

Кроме перволинейных войск, с 5 по 13 августа были перевезены 81, 82, 84-я резервные дивизии (группа д’Амада), территориальные части Парижского гарнизона (83, 85, 86, 89-я дивизии и 185-я бригада). Были также перевезены 14-й и 15-й корпуса с итальянской границы.

Бельгийская армия , ввиду своевременной отдачи мобилизационных приказов, густоты железнодорожной сети и незначительности расстояний, закончила перевозки к 6 августа.

Английский экспедиционный корпус начал посадку на суда лишь 9 августа, 11 августа началась перевозка войск на Булонь, Гавр, Руан – ежедневно выходило 13 судов общим тоннажем порядка 52 000 тонн. К 17 августа переброска экспедиционного корпуса завершилась, и к 20-му числу он был перевезен по французским железным дорогам в район сосредоточения (Мобеж).

Кроме этого, к 20 августа было сосредоточено 6,5 эрзац-резервных дивизий (в полосе Левого крыла), 14 ландверных бригад, предназначенных для несения тыловой службы (три в 1-й, две во 2-й, одна в 3, 4, 6 и 7-й, пять – в 5-й армиях), 4 пехотных и 7 ландверных полков – всего около 200 000 человек.

На границе с Данией был оставлен 9-й резервный корпус и 3 полка морской пехоты. Позже они были отправлены на фронт.

Всего немцы развернули 22 полевых, 12 резервных, 4 кавалерийских корпуса, около 18 резервных и ландверных дивизий (считая две бригады за дивизию), 1 600 000 человек. Союзники могли противопоставить им 54 полевых, 24 резервных, 13 кавалерийских дивизий. Грубо, они превосходили немцев на 3 активных корпуса.

Схема развертывания убедительно демонстрирует, что, хотя войска еще не вступили в соприкосновение, союзникам уже дорог хороший совет. Их численное превосходство на юге обесценивается не столько даже Мецем и Страсбургом, сколько неудобной местностью в Вогезах и тем пределом, который река Рейн положит любому их наступлению. Ситуация же на севере складывается для них трагически. Три союзные армии, действующие в этом районе, не взаимодействуют между собой и подчинены трем разным правительствам. Бельгийская армия сразу же попадает под удар подавляющих сил и либо будет разбита, либо отброшена. После этого 1-я армия фон Клюка выходит на Британские экспедиционные силы, сразу выигрывая их фланг, в то время как 2-я армия фон Бюлова создает угрозу левому флангу Ланрезака.

« Странная группировка французских армий отличается и неясностью оперативных целей, и нерешительностью наступательных намерений, что в совокупности и придает ей незаконченный, неопределенный характер: с одной стороны, расположение главной массы войск (1, 2, 3 и 4-й армий) на восточной границе как бы указывает на стремление повести наступление в Эльзас-Лотарингию, но, с другой стороны, сосредоточение 5-й армии в районе Арденн и перед ней – крупной кавалерийской массы впереди Мааса обнаруживает желание вторгнуться в Бельгию. Но правильнее всего, по-видимому, будет прийти к заключению, что в это время ни того, ни другого намерения в действительности не было у французского высшего командования, которое к моменту первоначального развертывания еще не пришло ни к какому определенному решению: наступать или обороняться, где и какими силами наступать, какой предпринять маневр против неприятельских армий » [40] (В. Новицкий).

Уже 14 августа 5-я французская армия получает разрешение вытянуться на 15 километров к северу, а на следующий день Ж. Жоффр приступает к перегруппировке французских армий. Из состава 2-й армии 18-й корпус направляется в 5-ю армию, 9-й – в 4-ю. Этот корпус «потеряется по дороге»: к началу активных боевых действий де Лангль получит лишь одну ее дивизию, вторую заменят марокканской дивизией из Марселя.

Пятая армия передает четвертой 11-й корпус, 52-ю, 60-ю резервные дивизии, 4-ю кавалерийскую дивизию, зато получает кавалерийский корпус и 4-ю группу резервных дивизий (51, 53, 69-я). Теперь в этой армии, до сих пор не получившей осмысленной боевой задачи, четыре корпуса и пять отдельных дивизий, не имеющих корпусной структуры, итого девять «единиц», находящихся в прямом подчинении командующего. Понятно, что 5-я армия стала весьма трудноуправляемой.

Из состава 3-й армии была выделена 3-я группа резервных дивизий, еще одну дивизию добавили из Шалона-на-Марне. Порядок подчиненности этой группы не был определен приказом, в результате ей отдавали распоряжения и генерал Рюффе, и сам Жоффр, который 19 августа сконструировал из этих дивизий и еще каких-то резервных частей не предусмотренную штатным расписанием «армию Лотарингии». Эта армия то ли находилась, то ли не находилась в оперативном подчинении Рюффе…

«… французы предполагали наступать по всему фронту двумя группами почти одинаковой силы в расходящихся направлениях: правой – с фронта Бельфор, Нанси, на восток, и левой – с фронта Верден, Гирсон на северо-восток, причем обе группы должны были обходить крепостной район Диденгофен, Мец, лишь выставляя в его сторону заслоны. Если принять во внимание, что французская главная квартира сама установила сосредоточение в этом районе главных сил противника, то такой план наступления представляется непонятным, потому что движение германских войск из этого крепостного района на линию Верден, Нанси раскололо бы французский фронт на две части » (В. Новицкий).

Перегруппировка закончилась только 22 августа. За это время немцы взяли Льеж и Брюссель.

Атаку Льежа немцы должны были начать еще до полного сосредоточения сил. Для этой цели была создана временная армия под общим руководством командира 10-го армейского корпуса фон Эмиха. В состав этой группировки вошли шесть бригад, развернутых по штатам мирного времени, кавалерийский корпус, две осадные батареи и средства усиления.

Уже утром 4 августа, то есть до начала перевозок основной массы войск, осадная армия была готова начать боевые действия против «скелетной крепости» Льеж:

« Крепости состояли только из фортов без центральной ограды, а самим фортам был придан характер совершенно самостоятельных укреплений. Удаленные друг от друга на расстояние до 6,5 километра, форты не взаимодействовали друг с другом, и по сути своей являлись отдельными фортами-заставами. В данном случае можно говорить не о крепостях, а о группах фортов.

В 1888–1892 гг. в Бельгии возводились укрепления Намюра и Льежа. В основе конструкции бельгийских фортов лежало стремление сохранить в одном сооружении опорный пункт пехоты и тяжелую батарею. Для обеспечения боевой устойчивости прибегли к массовому применению бетона для укрытий и бронированных башен для артиллерии. Всего на 21 форте было установлено 147 башен.

Промежутки между фортами в каждой крепости были заняты одной дивизией полевых войск, но оборона организовывалась наспех и не выдержала германской ускоренной атаки. Артиллерийская борьба была проиграна с самого начала, так как место расположения фортов, а соответственно, и батарей в них было известно немцам заранее. Оставалось только подвести к крепостям новые осадные орудия по прекрасным бельгийским дорогам и разрушить форты, спроектированные 20 лет назад и не рассчитанные на современные калибры. Тяжесть положения защитников усугублялась тем, что последствия взрыва погреба батареи были большими, чем взрыва самого снаряда. Форт же лишенный артиллерии мог только защищаться сам, но помочь в обороне промежутка более не мог» (А. Поляков).

Немцы придавали овладению Льежем большое значение, поскольку до нейтрализации этой крепости марш-маневр 1-й армии через бельгийскую территорию был невозможен. Поэтому они сосредоточили против нее достаточные силы. Тем не менее создается впечатление, что германское командование не верило, что бельгийцы вообще будут сражаться. Фон Эммих начал с того, что опубликовал воззвание к бельгийцам, почти дословно повторяющее недавний ультиматум.

Первые боевые столкновения произошли 5 августа, в ночь на 6-е немцы атаковали промежутки между фортами. В общем и целом операция провалилась, немецкие части понесли тяжелые потери и утром отошли на свои первоначальные позиции. Четырнадцатая бригада потеряла своего командира, убитого в ночной стычке, что неожиданно привело к последствиям, важным для всей войны. Генерал-квартирмейстер 2-й армии Э. фон Людендорф, штабной офицер, не имеющий особого опыта командования войсками, неожиданно для всех вступил в командование бригадой. К утру немецкие войска подошли к Льежу и открыли огонь по городу и цитадели. Людендорф отправил посыльных, чтобы установить связь с другими бригадами, но везде был только противник. Стало ясно, что попытка прорыва не удалась, и 14-я бригада находится внутри кольца невзятых крепостных фортов, не имеет связи с соседями, и ее положение очень опасно. Практически, у Людендорфа оставалось около полутора тысяч человек, против которых противник мог сосредоточить, по крайней мере четыре тысячи солдат.

Ночью Людендорф захватывает мосты через Маас, а утром берет Льеж. Командующий обороной крепости генерал Леман принимает это как неоспоримый факт и усиливает оборону западного берега Мааса. Кризис для 14-й бригады миновал, к вечеру 8 августа к ней подтягиваются 11-я и 27-я бригады. С этого момента оборона промежутков между правобережными фортами Льежа заканчивается, бельгийские полевые войска отходят за реку.

Дальнейшее не представляет большого интереса. Форты Баршон и Эвенье были взяты Эммихом еще до прибытия свежих сил и осадной артиллерии – 8 и 11 августа. На следующий день начался обстрел фортов 420-мм орудиями, изготовленными специально для штурма бельгийских крепостей, и к 16-му числу все было кончено: двенадцать фортов Льежа находились в руках немцев. Началось продвижение 1-й и 2-й германских армий в центральную Бельгию.

Пока немцы брали Льеж и Брюссель, развертывая свои армии Правого крыла в южной и центральной Бельгии, французы развлекались операциями в верхнем Эльзасе. В чем был смысл этих действий, так и осталось неясным – еще до войны район Мюльгаузена характеризовался Генеральным штабом Третьей республики «как стратегическое захолустье», но 5 августа Дюбайль приказал командующему 7-м корпусом генералу Бонно немедленно занять город. Восьмого числа 14-я дивизия без боя вступила в Мюльгаузен, немцы отошли за Рейн, а генерал Жоффр обратился к населению Эльзаса с воззванием, приветствуя их возвращение «в свое Отечество». На следующий день 7-я германская армия перешла в контрнаступление и без особого труда отбросила французов обратно к границе. «Ликование во Франции», о котором военный министр А. Мессими писал Бонно, оказалось преждевременным.

Бонно отстранили от командования, операцию повторили несколько большими силами примерно с тем же успехом.

В целом стадия развертывания на западе была безоговорочно выиграна германским командованием. Они овладели укрепленной линией Мааса, отбросили бельгийскую армию, оптимально развернули свои войска, да еще и записали себе в актив победу в верхнем Эльзасе.

Оперативная ситуация к концу этапа развертывания (19 августа)

 

Восточный фронт

Германия развернула в Восточной Пруссии 8-ю армию генерал-полковника фон Притвица, 190 000 человек при 1044 орудиях, из которых 156 тяжелых.

На южном фланге 8-й армии в качестве связующего звена между германскими и австро-венгерскими силами был развернут ландверный корпус генерала Войрша (30 000 человек, 72 орудия).

Всего против русского Северо-Западного фронта – 17 пехотных, 1 кавалерийская дивизии, 1116 орудий, 220 000 человек.

Австро-Венгрия развернула с севера на юг три армии и две боевые группы:

группа Куммера (45 батальонов, 27 эск., 144 орудия, 50 000 человек) сосредотачивалась в районе Кракова. 111-я ландшт. бр. – гарнизон Перемышля.

1-я армия генерала Данкля (184 батальона 77 эскадронов, 468 орудий, 228 000 человек) развертывались в районе Сенява, Ниско.

4-я армия генерала Ауффенберга (193 батальона, 80 эскадронов, 462 орудия, 250 000 человек) собрано у Перемышля. Состав в батальонах – с группой Иосифа-Фердинанда (14-й корпус).

3-я армия генерала Брудермана (200 батальонов, 132 эскадрона, 482 орудия, 160 000 человек) обороняет Львов. Вместе с группой Кевеса, в которой 3,5 пехотных, 2 кавалерийских дивизии, 464 орудия, 70 000 человек) – прикрывает фланг развертывания у Тарнополя. Группа Иосифа-Фердинанда (14-й корпус) передана 4-й армии (состав в батальонах БЕЗ этой группы).

Явная нехватка сил в группе Кевеса вынудила австрийцев уже в ходе боев перебрасывать на русский фронт 2-ю армию Бен-Ермолли, первоначально действующую против Сербии. Она была окончательно сосредоточена лишь 7–9 сентября 1914 г.

Итак, на Восточном фронте Центральные державы смогли собрать 52,5 пехотных, 12 кавалерийских дивизий, 978 000 человек, 3082 орудия.

Против этих сил в двух группировках было сосредоточено шесть русских армий:

1-я армия генерала Ренненкампфа (6,5 пехотных, 5,5 кавалерийских дивизий, 402 орудия, около 100 000 человек) развернуто по реке Неман в районе Ковно;

2-я армия генерала Самсонова (11 пехотных, 3 кавалерийских дивизии, 702 орудия, 150 000 человек) действуют с фронта Гродно-Осовец.

Итого собрано против Германии в составе Северо-Западного фронта генерала Жилинского 17,5 пехотной, 8,5 кавалерийской дивизии, 1104 орудия, 250 000 солдат.

4-я армия генерала Зальца (6,5 пехотных, 2,5 кавалерийской дивизии, 426 орудий, 109 000 человек) прикрывала Люблинское направление.

5-я армия генерала Плеве (8 пехотных, 2,5 кавалерийской дивизии, 456 орудий, 147 000 человек) была собрана у Ковеля.

В северном крыле русского Юго-Западного фронта 14,5 пехотных, 5 кавалерийских дивизий, 882 орудия, 256 000 человек.

3-я армия генерала Рузского (12 пехотных, 4 кавалерийских дивизии, 685 орудий, 215 000 человек) наступала из района Дубно.

8-я армия генерала Брусилова (10 пехотных, 3 кавалерийских дивизии, 472 орудия, 139 000 человек) образовывала южный фланг сосредоточения в районе Проскурова.

В южном крыле русского Юго-Западного фронта – 22 пехотных, 7 кавалерийских дивизий, 1157 орудий, 354 000 человек.

Итого против Австро-Венгрии – 34, 5 пехотных, 12 кавалерийских дивизий, 2039 орудий, 610 000 солдат.

Всего на Восточном фронте русские собрали 52 пехотных и 20,5 кавалерийских дивизий, 3143 орудия, 860 000 солдат.

Значительных перегруппировок до конца первого этапа операций русские не производили, но вновь прибывающие резервные корпуса и дивизии направлялись на угрожаемые участки. В результате к концу августа на северном крыле Юго-Западного фронта была образована новая 9-я армия генерала Лечицкого в составе 12 дивизий. Армия эта начала приобретать форму в середине августа, когда стало ясно, что вступление в войну Англии и Японии дало возможность уменьшить число войск, предназначенных для охраны Балтийского побережья и Дальнего Востока. Формально 9-ю армию формировали в районе Варшавы, имея задачей наступление на Познань и Бреславль. Реально великий князь воспользовался удачной конфигурацией железных дорог в русской Польше и сосредоточил новое крупное оперативное соединение там, откуда его можно было быстро перебросить туда, где возникла потребность резко изменить характер боевых действий

25 мая 1913 года в Вене застрелился полковник Альфред Редль, бывший руководитель военной контрразведки Австро-Венгрии. Причиной самоубийства было разоблачение: Редль в течение 10 лет работал на русскую разведку. Он был завербован в 1903 году под угрозой предания огласке его нетрадиционной сексуальной ориентации (тогда еще не изобрели политкорректность, и гомосексуализм, мягко говоря, не поощрялся – во всяком случае, в консервативной державе Франца-Иосифа). В литературе утверждается, что Редль передал русским сведения об австрийских агентах в Петербурге, а также план развертывания австрийских армий. Есть разночтения: по данным энциклопедии, это был план австрийского развертывания против Сербии, ряд источников по истории Первой мировой войны утверждают, однако, что это был план австрийского развертывания против России.

Развертывание на Восточном фронте не обошлось без своих загадок и проблем

Внимание, первый вопрос: откуда полковник контрразведки вообще мог знать план стратегического развертывания – все равно, против Сербии или против России? В Австро-Венгрии, конечно, был редкостный беспорядок, но не до такой же степени!

Вопрос второй: почему русское командование поверило Редлю? Только потому, что он сдал нескольких агентов не самого высокого класса? Или просто очень хотело поверить: все-таки за такую блестящую разведывательную операцию, как выявление плана развертывания противника, можно получить немалые награды.

Третий вопрос: почему схема австро-венгерского развертывания (опять-таки все равно: против Сербии или против России) не была коренным образом изменена? Между самоубийством Редля и началом войны прошло больше года – времени достаточно.

А может быть, полковник А. Редль был не двойным, а тройным агентом, и вся эта история – свидетельство о редкой по красоте и значимости разведывательной операции? В этой версии Редль и Конрад фон Гетцендорф должны действовать совместно. Для обеспечения операции русской разведке «скармливаются» действительно очень ценные сведения, начиная со списка агентов в Санкт-Петербурге. Очень может быть, что передается и реальный план развертывания на Балканах (в конце концов, операция в Сербии была рассчитана, скорее, на силу, нежели на внезапность и оперативный маневр; в случае войны с Россией Балканский фронт остается сугубо вспомогательным, и от хода операций там ничего, в сущности, не зависит). И наконец, русской разведке вручается перевязанный ленточкой план развертывания австро-венгерских армий в Галиции, практически полностью совпадающий с реальным, но отличающийся от него в одном важном пункте: развертывание Редля вынесено к русской границе, а настоящее развертывание отнесено к западу – за Львов, на линию Сандомир – Самбор. В такой разведывательной операции даже не нужно было делать ложный план развертывания – использовался подлинный план, но в его «пропатченой» предельной версии.

Во всяком случае, не подлежит сомнению, что русские начали галицийскую битву, имея предвзятое представление о расположении австрийских армий .

А самоубийство Редля стало последним аргументом, придавшим русской разведке уверенность в истинности переданных полковником документов: «… дело прочно, когда под ним струится кровь …».

После войны раскрыть контуры этой разведывательной операции мог только Конрад, но он, конечно, не был заинтересован в правде. Блистательно обмануть противника, получить очень сильный козырь в самом начале войны и все-таки проиграть… Так что А. Редль остался в истории изменником родины и двойным агентом.

 

Развертывание на юге

Австро-Венгрия

2-я армия Бен-Ермолли – Дунай и Сава вокруг Белграда (190 тысяч человек, 145 батальонов, 67 эскадронов, 368 орудий). Почти сразу переброшена на Русский фронт.

5-я армия фон Франка – река Дрина до впадения в Саву (80 тысяч человек, 79 батальонов, 14 эскадронов, 144 орудия).

6-я армия Потиорека – Босния (60 тысяч человек, 94 батальона, 5,5 эскадрона, 212 орудий).

Сербия

1 армия (Бойович): 4 пех.д., кав.д. по Дунаю,

2 армия (Степанович): 4 пех.д. – Белград,

3 армия (Юришич-Штурм): 2 пех.д. и 2 отряда на юго-запад от Белграда (Валев)

4-я (Божанович): 2 пех.д. Верхняя Морава

Развертывание войск: Балканский фронт

Хотя развертывание на Балканском фронте было «необязательным» (в том смысле, что от него ничего не зависело: австрийцы должны были опираться, прежде всего, на превосходство в силах, сербам оставалось надеяться на водные преграды и помощь России), стороны сумели вложить в него определенную долю хитрости.

Поскольку три сербские армии из четырех расположились вдоль Дуная и Савы, австрийское командование имело все основания полагать, что сербы будут защищать Белград. В этой ситуации О. Потиорек принял решение ограничиться на Дунайском фронте сдерживающими действиями, а главный удар нанести с запада на восток через реку Дрину. Впрочем, возможно, его действия были вынужденными: 2-ю армию Бен-Ермолли, развернутую против Белграда, так или иначе нужно было отправлять в Галицию, и приказ верховного командования категорически запрещал ее частям и соединениям пересекать речной рубеж.

Из оставшихся у него семи армейских корпусов Потиорек оставил на севере 7-й корпус, гонведные и ландштурменные части, а пятью корпусами нанес удар через Дрину, прикрываясь частью сил с юга против черногорской армии.

Уже 28 июля начался обстрел Белграда – дальнобойной артиллерией через Дунай и с речных мониторов. С первых чисел августа через Дунай и Саву демонстративно наводятся переправы.

Двенадцатого августа австрийцы перешли в общее наступление на семидесятикилометровом фронте – от Шабаца до Любовья.

Сербы перенесли столицу в Ниш и осуществили быстрый маневр силами 2-й и 3-й армий на фронт реки Дрины. Австрийцы потратили на переправу целых четыре дня, зато устроили предмостные укрепления «весьма совершенного профиля» (Н. Корсун), укрепили высоты и заняли Шабац, который никто не оборонял.

Шестнадцатого августа сербская кавалерийская дивизия, усиленная пехотой и артиллерией, атаковала левую колонну 8-го австрийского корпуса и отбросила ее к Дрине. На остальном фронте сербам удалось сковать противника, хотя на юге 15-й корпус успешно продвинулся вперед.

На следующий день в густом тумане 2-я сербская армия овладела хребтом Чер, разделив австрийское войско на две части, 3-я армия остановила наступление 13-го и 15-го корпусов и даже продвинулась вперед на своем северном фланге. Четвертый австрийский корпус контратаковал в районе Шабаца, но сербы уже почувствовали вкус победы и перешли к преследованию на всем фронте.

К 24 августа группа О. Потиорека была на всем фронте отброшена к Саве и Дрине, победители захватили около 50 тысяч пленных.

 

Эскадра В. Сушона

Чтобы закончить разговор о стратегическом развертывании войск или, говоря точнее, о развертывании войны, следовало бы посвятить несколько страниц самому неожиданному, не предусмотренному никакими планами, выпадающему из любой военной логики развертыванию германского флота в Средиземном и Черном морях, но рассказ об этих событиях более уместен в сюжете: «Нет Бога, кроме Аллаха…»

 

Перед сражением: Жозеф Жак Сезер Жоффр

Шестнадцатого августа, во второе воскресенье войны, пали последние форты Льежа, открыв 1-й и 2-й германским армиям путь в центральную Бельгию. Резко возросло оперативное напряжение на всем Западном фронте. Даже «публике» стало понятно, что генеральное сражение неизбежно и что оно состоится в ближайшую неделю.

Немцы завладели инициативой на Западе. Они решили первую оперативно-тактическую задачу и могли развивать успех. Но французские дивизии еще не вступили в дело, если не считать досадной неудачи в верхнем Эльзасе.

Французский главнокомандующий Ж. Жоффр оказался в трудном положении. После перемещения 5-й армии на север и усиления 4-й армии «План № 17» де-факто прекратил свое существование: операционные линии французского войска уходили от Майнца.

Ж. Жоффр не знал группировки германских войск в Бельгии, но чувствовал, что на северном фланге сложилась весьма неблагоприятная обстановка. Неудачная прогулка в Эльзас наглядно продемонстрировала, что немцы не только превосходят французов в тактике, но и вообще лучше организуют и боевые действия, и особенно марши.

В этих условиях естественным выглядело решение быстро отвести войска на линию восточных крепостей, выделить сильный резерв и затем «действовать по обстоятельствам». При этом противнику полностью отдавалась инициатива, снимался с повестки дня вопрос об Эльзасе и Лотарингии, терялась территория. Кроме того, отступление само по себе не решало проблем, возникших в связи с переходом Мааса 1-й и 2-й германскими армиями. Наконец, французское войско воспитывалось в идеологии наступления, которое только и «отвечало темпераменту французского солдата». Ж. Жоффр понимал, что общий отход без попытки боя вызовет колоссальный кризис доверия – и даже не в парламенте и народе, а прежде всего в армии.

Ж. Жоффр подтверждает довоенное решение, положенное в основу «Плана № 17», и отдает приказ об общем наступлении.

Но где?

Крупные силы сосредоточены против Лотарингии. Наступление на этом фронте отвечает идее национального реванша и, кроме того, придает смысл повторной вылазке в Верхний Эльзас. Ни о каком форсировании Рейна речь, конечно, не идет – операция носит сугубо позиционный характер и не предполагает продвижения дальше рубежа реки Саар.

Но наступление на Саар, даже самое успешное, не исправляет ситуацию в Бельгии. Оборонительные меры явно запоздали – французы не успевают развернуть свои войска ни по реке Жетта, ни по реке Диль, ни даже по Шельде. Остается попытаться перехватить инициативу контрударом, тем более что до войны такой план прорабатывался и был признан перспективным.

Ж. Жоффр усиливает 4-ю армию и ориентирует ее на Невшато, имея в виду дальнейшее склонение операции к северу – на фронт Сен-Вит – Мольмеди. Это предполагает, что 3-я армия атакует Лонгви и дальше будет двигаться в сторону Трира.

Пятая армия прикрывает всю операцию с севера, для чего выдвигается в междуречье Самбры и Мааса, имея в виду установление связи с бельгийцами в районе Намюра. Ж. Жоффр рассматривает Намюр как «ось», опорную точку операции 5-й армии. Опираясь на эту крепость, она может либо наступать через Маас на восток, оказывая содействие 4-й армии, или же атаковать через Самбру на север – непосредственно против немецких войск, действующих в Бельгии. Окончательный выбор направления наступления Жоффр любезно предоставлял Ланрезаку (!).

Оперативные задачи 4-й и 5-й французских армий

Англичане Жоффру не подчинены, приказывать им он не может, но на данный момент они разгружаются у Мобежа и собираются идти на север, к бельгийской границе. Если они будут двигаться достаточно энергично, то примкнут к левому флангу Ланрезака на Самбре и, по крайней мере, пассивно прикроют этот фланг. Кроме того, Жоффр еще питает надежды на присоединение к общему фронту союзников бельгийской армии.

« Не требуется иметь высшее шахматное образование, чтобы окрестить этот ход антипозиционным и поставить к нему жирный вопросительный знак, как и сделали почти все комментаторы. Теневые стороны его очевидны, однако ход сделан международным гроссмейстером, который, без сомнения, видел в нем какие-то достоинства… » (Д. Бронштейн).

Замысел Жоффра, в принципе понятен: оперативная схема, изобретенная Наполеоном и блестяще примененная им в сражении под Аустерлицем: удар по центру обходящего противника. Вся проблема в том, что такой план предполагает борьбу за темп – французы в Арденнах должны наступать быстрее, чем немцы в Бельгии. Но 1-я и 2-я германские армии уже взяли Льеж и двигались к Брюсселю, в то время как ни 4-я, ни 5-я французские армии еще даже не подошли к исходным рубежам своего наступления. Кроме того, дорожная сеть холмистых и лесистых Арденн не способствовала быстрому продвижению армий «образца 1914 года». При самых благоприятных обстоятельствах французы проигрывали не менее недели активного времени, то есть они отставали «навсегда». Как справедливо указывалось в комментариях к великолепной работе М. Галактионова «Темпы операций»: «Вызывает удивление, что французы не разобрались в этой, не такой уж сложной, проблеме до войны». Впрочем, надо полагать, до войны они и не относились к этой идее достаточно серьезно. В отличие от А. фон Шлиффена, который этот вариант рассматривал со всей тщательностью.

Если анализировать не только арденнскую операцию, но и весь замысел Жоффра целиком, невооруженным глазом видно, что попытка реализовать этот замысел провоцирует образование двух серьезных слабостей. Во-первых, наступление ведется в двух расходящихся направлениях, причем ни о прямом, ни о косвенном взаимодействии операций в Лотарингии и в Арденнах не может быть и речи, поскольку между активными участками лежит укрепленный лагерь Меца. Французам приходится обеспечивать себя со стороны этой крепости, что связывает часть сил 3-й армии.

Во-вторых, крайне неустойчивым является положение 5-й армии. Если она наступает на восток, возникает разрыв между ней и английской армией (это в лучшем случае: вообще-то у французского руководства нет особой уверенности в том, что эта армия вовремя займет позицию). Если она наступает на север, то разрыв создается между ней и 4-й армией. Жоффр не знает, сколько у немцев войск в Бельгии и Люксембурге и какова их группировка, но Ланрезак предполагает, что подвергаются опасности оба фланга его армии. Высшее командование надеется в этом отношении на Намюр, но крепость может пасть даже раньше, чем 5-я армия подойдет к ней.

В общем и целом план Жоффра уповал на Господа и французский боевой дух.

 

Перед сражением: король Альберт

Нейтральная Бельгия действительно не собиралась воевать и не имела никакого содержательного плана войны. Когда война стала реальностью, пришлось искать «за доской» оперативные решения, которые, как и предполагал Шлиффен, оказались неудачными.

В принципе вариантов было немного. Бельгийские войска могли защищать линию крепостей на Маасе или отойти на один из речных рубежей – Жетта, Диль или Шельда и ждать там подхода союзников.

Бельгийцы выбрали что-то промежуточное и, поскольку компромисс всегда хуже любой из альтернатив, соединили недостатки обоих планов. Они оставили в крепостях гарнизоны и отправили в Льеж и Намюр по дивизии, чтобы защищать промежутки между фортами. Главные силы они выстроили в две линии – три дивизии по Жетте и две – по реке Диль, имея оба фланга каждой из линий открытыми.

Надо заметить, что 3-я дивизия в Льеже определенные тактические проблемы немцам создала, но, конечно, долгое время бороться с армией Эммиха она не могла и уже 12 августа отошла к Жетте.

В западной, да и в советской историографии оборону бельгийцами Льежа принято оценивать очень высоко, но в действительности крепость своей роли не сыграла, оборону линии Мааса не обеспечила, влияния на немецкое развертывание не оказала.

 

Перед сражением: Х. Мольтке

Здесь необходимо рассмотреть организацию немцами марш-маневра через центральную Бельгию уже после захвата Льежа и уничтожения его фортов. Х. Мольтке не пожелал нарушить голландский нейтралитет, что, безусловно, должно рассматриваться как серьезная ошибка. С политической точки зрения не было никакой разницы – нарушить нейтралитет одной страны или двух. Конечно, голландская армия – это еще сколько-то там дивизий, но в плане Шлиффена время было гораздо важнее «материала». Да и не очевидно, что при быстром пересечении немецкими войсками «Маастрихтского аппендикса» Голландия начала бы военные действия. Скорее всего, королева Вильгельмина ограничилась бы громким протестом.

Создав себе ненужные трудности, немцы принялись героически их преодолевать. Все корпуса 1-й армии фон Клюка должны были пройти через Аахен, единственный проход между районом расположения 2-й армии и голландской границей. За Аахеном армия получила возможность использовать целых три дороги для своих трех армейских и двух резервных корпусов. Переправа через Маас была намечена на десятикилометровом участке от Герсталя до Визе, причем бельгийцы успели разрушить основные мосты.

Понятно, что логистика движения 1-й армии требовала точного расчета. Понятно, что 2-я армия фон Бюлова вообще не могла двинуться с места до завершения переправы корпусов Клюка через Маас (кроме частей Эммиха, ведущих осаду Льежа). Наконец, скученная на десятикилометровом фронте армия была практически небоеспособна, и удар бельгийских войск мог поставить фон Клюка в исключительно тяжелое положение. Строго говоря, даже простое наблюдение бельгийцев за линией Мааса создавало для него серьезные проблемы.

И даже после форсирования Мааса 1-я и 2-я армии занимали весьма узкий фронт, что затрудняло немедленные операции против основных сил бельгийской армии.

Здесь германскому командованию нужно было принять еще одно важное логистическое решение. Группа Эммиха была расформирована, но ее основные части остались в подчинении 2-й армии, там же была и сверхтяжелая артиллерия. Поэтому 2-ю армию приходилось ориентировать на Уи и Намюр, брать которые было необходимо. Но это означало, что она не будет участвовать в операциях против основных бельгийских сил, и эту задачу нужно поручить фон Клюку. Х. Мольтке вполне разумно поставил 1-й армии задачу наступать на Сен-Трон – Лувен – Брюссель, имея задачу обхода бельгийской армии с правого фланга.

Но 1-я армия была слишком смещена к Льежу: ей требовалось развернуться и вытянуться к северу, то есть потерять время. К тому же армия была недостаточно сильна.

И вот здесь ошибки Мольтке начинают усугублять друг друга. Сначала он в противоположность советам Шлиффена усиливает левый фланг – 6-ю и 7-ю армии. В принципе в этом ничего страшного нет – правое крыло все равно остается очень сильным. Но уже не настолько сильным, чтобы иметь там три одинаковые армии из 7 корпусов, какие-то силы нужно ослабить. Второй армии предстоит атака Льежа и Намюра, поэтому ее ослаблять нельзя. В результате ослабляется 3-я армия , на которую Шлиффен возлагал важные задачи в случае контрнаступления противника в Арденнах , и 1-я армия , которая должна была задавать темп операциям правого крыла и быть очень сильной.

Х. Мольтке все это, разумеется, понимает, но через бутылочное горлышко Аахена больше трех активных корпусов все равно не протолкнуть, а нейтралитет Голландии он решил не нарушать. Поэтому 1-я армия получает меньше сил, чем 2-я. А это автоматически означает, что фон Бюлов де-факто становится старшим начальником для германских сил, действующих за Маасом.

По совершенно необъяснимым причинам немцы не создали в августе 1914 года оперативного объединения фронтового типа. Предполагалось, что проблемы координации действий семи армий будет решать верховное командование. Но Х. Мольтке счел, что на месте виднее и на время марш-маневра в центральной Бельгии подчинил первую армию второй уже де-юре. При этом Бюлов продолжал командовать своей армией, отвечал за ее успехи и неудачи. Неудивительно, что у него сразу же проявилась тенденция использовать временно подчиненные ему войска, прежде всего, в интересах облегчения задач 2-й армии. Поэтому он все время требовал от Клюка прикрыть ему фланг, в то время как стратегической задачей 1-й армии был выигрыш фланга противника. Другими словами, Бюлов постоянно тянул Клюка влево, в то время как в логике плана Шлиффена 1-я армия должна была смещаться вправо.

В довершение всего немцы неудачно распределили кавалерийские дивизии между правофланговыми армиями. Казалось бы, уж им-то сам Бог велел находиться на свободном правом фланге германского расположения, чтобы создавать противнику постоянную угрозу, которую бельгийцам было в общем-то нечем парировать. Но кавалерийские корпуса действуют в полосах 2-й и 3-й армии, Клюк же вынужден довольствоваться одной кавалерийской дивизией.

При всех допущенных ошибках немецкие операции в Бельгии развивались вполне успешно. Утром 18 августа 1-я армия атаковала бельгийцев на реке Жетта. Вновь источники пишут о героической бельгийской обороне у Гелена (Ээлена), но действительность состоит в том, что, ощутив угрозу охвата (2-м корпусом и 2-й кавалерийской дивизией), бельгийская армия сразу же отошла за реку Диль.

Схема германского марш-маневра через Бельгию в Текущей Реальности

 

Перед сражением: король Альберт (2)

Положение бельгийской армии теперь действительно стало сложным. Обе германские армии уже вполне развернулись на бельгийской территории, и теперь на стороне немцев было решающее превосходство и в силах, и в оперативной конфигурации. Первая армия создавала угрозу северному флангу бельгийцев, 2-я уже захватила Уи и шла к Намюру, одновременно ориентируя свои правофланговые корпуса на Вавр, то есть против южного фланга короля Альберта.

К этому моменту французские войска только начали перегруппировку, и особой надежды на них не было: на территорию Бельгии вступили только кавалерийский корпус Сорде южнее Мааса и один пехотный полк севернее.

Бельгийская армия стояла перед Брюсселем, который был ближайшей задачей фон Клюка. Практически у короля Альберта было три варианта действий.

Он мог отдать приказ защищать свою столицу. В таком решении было сколько угодно героизма, но оно означало немедленную гибель армии. Неделей раньше можно было достаточно долго держаться на Маасе, опираясь на Льеж и пользуясь трудностями, которые немцы сами себе создали. Но сейчас удержать линию реки Диль больше суток было нереально.

Приходилось отступать, и здесь было два пути – на юг, к Намюру, или на север – к Антверпену. Путь на юг давал возможность соединиться с союзниками… если они придут. Путь на север позволял армии укрыться за кольцом фортов огромной крепости-лагеря и избежать непосредственной опасности, но отрезал бельгийскую армию от участия в предстоящем большом сражении.

Король Альберт принял решение отступать к Антверпену.

В военно-исторической литературе это решение осуждается до сих пор. Между тем оно спасло бельгийскую армию, и, может быть, не только ее.

Альбе́рт I (фр. Albert I; 8 апреля 1875, Брюссель – 17 февраля 1934, близ Марш-ле-Дам), король Бельгии с 17 декабря 1909 г. Из Саксен-Кобург-Готской династии. Сын графа Филиппа Фландрского и принцессы Марии Гогенцоллерн-Зигмаринген, племянник бельгийского короля Леопольда II.

В 1891 году после смерти своего старшего брата принца Бодуэна объявлен наследником престола. Получил частное образование; окончил в 1892 году Королевскую военную школу. До вступления на престол он носил титул графа Фландрского. 2 октября 1900 г. женился на герцогине Елизавете Баварской, дочери герцога Карла Фридриха.

В отличие от дяди был очень популярен как монарх с самого начала правления. Избегал роскоши двора, любил принимать гостей, много путешествовал. В 1898 и 1919 годах он посетил США. В 1900 году совершил поездку по «Свободному государству Конго» (личному владению и «концессии» его дяди, короля Леопольда II) и по возвращении в Бельгию настаивал на изменении отношений с африканцами. Как король он значительно гуманизировал управление колонией (ставшей государственным, а не частным владением).

В 1909–1910 годах в Бельгии прошли существенные реформы: были приняты закон об обязательной военной службе, закон о школьном образовании, продолжительность которого была увеличена до возраста 14 лет.

О планах Германии начать войну Альберт узнал в 1913 г. в Берлине от Вильгельма II. Король предупредил Францию. Вскоре после сараевского убийства, 3 июля 1914 г. в личном письме Вильгельму Альберт известил его о нейтралитете своей страны. Однако германские войска нарушили нейтралитет Бельгии и вторглись на ее территорию. Альберт стал, согласно 68-й статье конституции, главнокомандующим бельгийской армией. Начальником штаба был генерал Салльер де Моранвиль.

До конца войны бельгийцы во главе с королем, несмотря на неравенство сил, удерживали небольшой плацдарм на своей территории.

Слава «короля-солдата» и «короля-рыцаря» во всех странах Антанты, включая Россию, была громадна. Английские писатели и поэты издали сборник «Книга короля Альберта», посвященный королю и народу Бельгии; эта книга была вскоре переведена и на русский язык. После войны Альберт продолжал считаться национальным героем. Российский император Николай II 5 сентября 1914 года наградил его орденом Св. Георгия 4-й степени, а в ноябре того же года пожаловал ему и 3-ю степень этого ордена.

После окончания Первой мировой войны Альберт внес вклад в восстановление страны, пострадавшей от немецкой оккупации. Он поддерживал развитие промышленности и торгового флота. С 1921 года британский фельдмаршал.

С молодости увлекался спортом, верховой ездой, альпинизмом и естественными науками. Ежедневно читал работы в разных областях – по литературе, военному делу, медицине, авиации. Водил мотоцикл и научился пилотировать самолет.

Король-альпинист проводил много времени в горах. В результате несчастного случая, сорвавшись со скалы во время одного из восхождений близ Марш-Ле-Дам, он погиб 17 февраля 1934 года в возрасте 58 лет.

Награды:

Кавалер Большого креста ордена Лепольда I

Орден Подвязки

Рыцарь Большого креста почтеннейшего ордена Бани

Кавалер Королевского Викторианского ордена

Большой крест ордена Белой розы

Кавалер Большого креста ордена Почетного легиона

Большой крест ордена «Солнце Перу»

Орден Слона

Кавалер Высшего ордена Святого Благовещения

Кавалер Большого креста ордена Святых Маврикия и Лазаря

Кавалер Большого креста ордена Короны Италии

Кавалер Большого креста Савойского военного ордена (1815–1947)

Кавалер Мальтийского ордена

Кавалер Большого креста ордена Трех Звезд

Кавалер Большого креста ордена Святого Олафа

Орден Белого орла

Кавалер Большого креста ордена «За воинскую доблесть»

Военный крест (Великобритания)

Большая цепь ордена Освободителя (Венесуэла)

Орден Белого льва 1 степени

Рыцарь/Дама Справедливости ордена Святого Иоанна (Великобритания)

Медаль «За выдающиеся заслуги»

Военная медаль (Франция)

Кавалер объединенного знака португальских орденов Христа, Сантьяго и меча, Бенедикта Ависского

Кавалер Большого креста ордена Башни и Меча

Кавалер Военного ордена Лачплесиса

Большая лента ордена Африканского искупления

Орден Святого Андрея Первозванного

Орден Святого Александра Невского

Орден Святого Георгия III степени

Орден Святого Георгия IV степени

Орден Святой Анны I степени

Орден Святого Станислава I степени

У Клюка уже не было времени всерьез заниматься бельгийской армией, уходящей в Антверпен. Он выслал наблюдать за ней 3-й резервный корпус, все остальные силы 1-й армии во исполнение полученных приказов и, отчасти, плана Шлиффена поворачивали на юг-юго-запад. Только поэтому бельгийская армия и смогла уйти беспрепятственно. По пути к Намюру она, вероятно, была бы просто раздавлена между войсками Клюка и Бюлова.

«Легко представить судьбу бельгийской армии при отходе на юг. Откатываясь под непрерывным натиском превосходящего противника, теряя с каждым новым отступлением последние куски своей территории и расходуя боевые запасы, без всякой надежды их восполнить, она неминуемо была бы разгромлена. (Подобное произошло с ней в мае 1940 года.) Отступив же к Антверпену, бельгийцы вышли из-под удара главных сил немцев и получили спасительную передышку. Первоклассная крепость обеспечивала армии на некоторое время безопасность от немецких атак. Людские и материальные ресурсы, сосредоточенные в Антверпене, позволяли привести армию в порядок. Моральный дух войск оставался на высоком уровне благодаря сознанию того, что они успешно защищают главный город своей страны, действуя в контакте со своими союзниками. (Позднее в город прибыли английские и французские войсковые части.) Крепость отвлекла на себя два боевых корпуса из правофланговой германской армии. Осада крепости затянулась до 9 октября, что сыграло свою роль в битве на Марне. Перед самым падением крепости защитникам удалось, совершив марш по побережью, присоединиться к основным силам союзников, и это, в свою очередь, оказало влияние на исход сражения во Фландрии. Таким образом, решение бельгийского командования отступить после боев за Льеж не на юг, а на север нужно считать правильным, может быть, даже – выигрывающим.

Для немцев бельгийский маневр имел следующие последствия. Антверпен оставался в стороне от основной линии движения, и его штурм стал бы для войск 1-й армии досадной помехой на пути к Парижу. Тем не менее оставить город без внимания было нельзя. Используя крепостной район как плацдарм для переброшенных морем войск, противник вполне мог предпринять наступление против тылов немецкого правого крыла. (По свидетельству Тирпица, было непонятно, кто где осажден – бельгийцы в Антверпене или немцы в Брюсселе.) Простое наблюдение за крепостью было недейственным и отвлекало значительные силы с фронта, так как в городе находилась бельгийская полевая армия, а тыл крепостного района прилегал к нейтральной (голландской) территории, через которую проходила и связь с союзниками по морю. Такая «блокада» могла продолжаться бесконечно. Потребность в войсках и безопасных коммуникациях вынуждала немцев нейтрализовать крепость в кратчайшие сроки. Для достижения этой цели имелось два пути: установление плотной блокады или классический приступ при поддержке осадной артиллерии. Оба решения имели свои сложности.

Для плотной блокады требовалось перекрыть устье реки Шельда. Лишившись связи с внешним миром, бельгийская армия попала бы в то же положение, что и армия Базена в крепости Мец в 1870 году. Необходимость питать помимо штатного гарнизона и населения еще и шесть полевых дивизий достаточно быстро сократила бы запасы до критически малой величины. Последнее вынудило бы бельгийское командование попытаться либо пробиться из крепости с уже ослабленными силами, либо капитулировать под угрозой голода. Оба эти решения устраивали немцев. В первом случае бельгийской армии предстоял стокилометровый поход по территории противника. Произошло бы нечто подобное разгрому русской 2-й армии в Восточной Пруссии, и бельгийская армия перестала бы существовать как организованная сила. Ослабленная уходом полевой армии крепость могла бы некоторое время держаться, но ее активная роль сократилась бы при этом до нуля. Приемлемость для немцев подобного исхода можно не обсуждать. С другой стороны, плотная блокада заметно ускоряла ведение осадных работ, приближая взятие крепости.

Ведение правильной осады требовало выделить крупные сухопутные силы для скорейшего взятия Антверпена, которое тем не менее не могло быть немедленным. Осадные корпуса должны выйти на подступы к крепости, развернуть артиллерию, осуществить разрушение фортов и только после этого рассчитывать, что противник капитулирует ввиду невозможности продолжать сопротивление. Без установления плотного обложения борьба сводилась к ожесточенным боям за долговременную позицию при наличии у противника свободных путей подвоза пополнений и боеприпасов, а при нужде – и отступления.

В конечном итоге прибегли к последнему способу, комбинирующего правильную осаду, «ускоренную атаку» и элементы прямого штурма. Военно-морские силы Германии участвовали в осаде, сформировав сводную пехотную дивизию и артиллерийскую бригаду, которые сильно пострадали в ходе бельгийского прорыва. Гораздо большую пользу флот мог принести, действуя там, где он должен действовать – на море. Но единственная (!) немецкая подводная лодка, развернутая вблизи Антверпена, осталась в роли простого наблюдателя событий. Осуществить перекрытие Шельды было возможно следующими способами:

• Оккупировать южный берег устья Шельды и установить там береговые батареи;

• Ввести в этот район собственные боевые корабли;

• Оказать давление на Голландию, добиваясь закрытия границы и изоляции Антверпена.

Любой из этих способов означал нарушение нейтралитета Голландии, что, как доносил в Петербург русский военный агент во Франции граф Игнатьев, считалось союзниками более чем вероятным.

Для временного блокирования Шельды подошла бы и простейшая диверсионная операция – затопление на фарватере замаскированных под нейтральные пароходов-заградителей (по схеме, которую японцы неудачно пытались осуществить под Порт-Артуром)». Из статьи А. Поляхова «План Шлиффена и флот»

Альтернатива: разгром и уничтожение бельгийской армии (Реальность Шлиффена)

Схема марш-маневра через Бельгию в Реальности Шлиффена

Итак, Бельгия сумела сыграть значительную роль в Великой войне. Прежде всего, король Альберт своевременно мобилизовал и развернул войска. При этом у него появилась возможность достаточно долго оспаривать владение линией Мааса, чем он, однако, не воспользовался. Тем не менее бельгийская армия, находящаяся на пути движения двух армий германского правого крыла, не была разбита, отступила к Антверпену и продержалась там до начала октября, что повлияло на весь рисунок операций на Западном ТВД. Так – в Текущей Реальности.

В Реальности плана Шлиффена картина совершенно другая.

Германия нарушает нейтралитет Голландии. [46] Первая армия сразу развертывается на широком фронте между Маасейком и Ланакеном и наступает на Антверпен. Вторая занимает фронт от Льежа до голландской границы, ее цель – Брюссель. Задача овладения Намюром остается за тяжелой артиллерией и ландштурмом, усиленным несколькими бригадами Маасской армии Эммиха.

Легко видеть, что при таком развертывании бельгийская армия уничтожается вне всякой зависимости от того, какой образ действий она выберет. Оборона Мааса уже не поможет, и отступление к Антверпену – тоже.

Вернемся к Текущей Реальности.

 

Пограничное сражение начинается

В Текущей Реальности к 20 августа бельгийцы отходят к Антверпену, преследуемые 3-м резервным корпусом (в ближайшей перспективе ему на помощь придет 9-й резервный с датской границы), 1-я германская армия вышла на линию Брюссель – Ватерлоо, 2-я блокировала Намюр и развернулась к северу от него по линии Жемблу – Охен, 3-я подошла к Маасу и завязала первые стычки с французской кавалерией. Четвертая германская армия достигла западной границы Люксембурга.

Ей навстречу выдвигается 4-я французская армия. Пятая армия форсированным маршем идет на север, причем ее авангарды уже у Мааса и Самбры, в то время как тылы у Живе и Филиппвиля. Англичане все еще находятся южнее Мобежа. Группа д’Амада получила четвертую дивизию, и теперь где-то около 60 000 человек растянуты тонкой полосой от Валансьона до моря.

Двадцать первого августа тяжелая артиллерия 2-й германской армии открыла огонь по фортам Намюра.

Оперативная обстановка на 20 августа (Самбра-Маасский район)

Южнее французы готовились к активным действиям. Третья армия пересекла Маас и развернулась к северу от Этена. Семь резервных дивизий расположились к востоку от реки – на линии Маасских высот, две из них находятся у Этена и могут принять участие в общем наступлении. Немцы выдвинулись к Лонгви, введя в боевую линию 6-й резервный корпус.

Далее на юге, в Лотарингии и Эльзасе, уже шли бои: французская 2-я армия наступала от Нанси на Саарбург, 1-я армия вела тяжелые бои за овладение перевалами в Вогезах, попутно предприняв вторую попытку овладеть Верхним Эльзасом. Кстати, столь же неудачную, как и первую.

Таким образом, намечалось несколько более или менее одновременных сражений, связь между которыми определялась логикой плана Шлиффена. На юге основной задачей немецких войск было связать как можно большее количество французских корпусов и по возможности увлечь их к востоку. В центре 4-я и 5-я германские армии должны были обозначить «шаг на месте». На севере 1, 2, 3-я армии выполняли главную задачу по выигрышу стратегического фланга неприятельского фронта.

Оперативная обстановка на 20 августа (Нефшато – Лонгви)

В рамках логики Шлиффена немцам следовало стремиться получить к концу сражения следующую оперативную конфигурацию:

Левый фланг оттянут к востоку, центр находится восточнее Мааса, причем 5-я германская и 3-я французская армии находятся в районе Меца (во всяком случае, ближе к Мецу, чем к Вердену), правое крыло целиком находится за Маасом, противостоящие ему войска разбиты, чем обеспечивается свобода действий для 1, 2 и 3-й армий.

Оперативная обстановка на 15–20 августа

(Эльзас-Лотарингия)

Французам в рамках плана Жоффра посоветовать нечего, разве что любой ценой избежать подобной конфигурации.

 

Приграничное сражение: Эльзас-Лотарингия

О втором наступлении французов в Эльзасе рассказать, в сущности, нечего: отряд генерала По в составе 7-го корпуса, трех резервных и одной пехотной дивизии медленно дошел до Мюльгаузена и занял его. Немцы особого сопротивления не оказывали. По окончании Приграничного сражения операцию свернули, отряд По расформировали, 7-й корпус перебросили на север. Далее до самого конца войны ничего на этом участке фронта не происходило, что и неудивительно.

В Вогезах сражение свелось к очаговым боевым действиях вокруг горных перевалов, которые обе стороны вели с большим упорством, но без сколько-нибудь значимых результатов.

Главные силы 1-й французской армии наступали к Саарбургу. Ж. Жоффр оценивал ситуацию вполне здраво, поэтому никаких далеких целей войскам не ставилось: «Противник должен быть атакован там, где он будет встречен. Его необходимо преследовать до линии Саарбург, Газельбург, Оберштейген 1-й армией, которая устроится на этой линии и закрепится у Донона с целью господствовать над долиной р. Брейши», то есть от 1-й армии требовалось продвинуться примерно на один переход от границы.

К 17 августа 1-я армия заняла Саарбург.

Здесь ее командующий надолго задумался, что же касается немцев, то 7-я армия обозначила контрудар из района Страсбурга силами 14-го и 15-го корпусов, полагая, очевидно, что фронт в Вогезах способны удержать и дивизии эрзац-резерва.

Девятнадцатого-двадцатого августа в районе Саарбурга шел довольно беспорядочный бой, причем наступали французы, а инициативу захватили немцы. Дюбайль вводит в дело сначала 16-ю дивизию, затем весь 8-й корпус, потом 25-ю дивизию 13-го корпуса.

И вот здесь немцы «завелись». Со стратегической точки зрения им была абсолютно не нужна победа у Саарбурга, напротив, следовало всячески провоцировать Дюбайля перейти Саар. Но противник действовал неуверенно и не слишком умело, изменения, внесенные в план Шлиффена генералом Мольтке, сделали немецкий левый фланг достаточно сильным, чтобы командующие 6-й и 7-й армиями не ощущали необходимости вести сдерживающие действия с опорой на крепости и водные преграды, и в результате немцы переходят в контрнаступление по всему фронту.

Французы откатываются назад, причем южный фланг 1-й армии удерживается в Вогезах, в то время как северный оттянут почти к Люневилю.

Вторая французская армия получила двойную задачу: прикрывать Нанси от неприятеля, действующего из района Меца и одновременно решительно наступать в Лотарингию. Получилось примерно то же самое, что и в районе Саарбурга: немцы перешли в общее наступление и отбросили вторую армию к Нанси, где она закрепилась на высотах Гран-Куронне фронтом на юго-восток. Другими словами, 6-я и 7-я германские армии одержали крупные победы, но вместо того, чтобы завлечь противника в мешок, отбросили его к укрепленной линии крепостей.

Х. Мольтке одобрил решение командующего 6-й армией кронпринца Баварского Рупрехта и от имени главного командования потребовал от 6-й армии продолжить наступление, чтобы «отрезать неприятельские силы в Вогезах». Этого сделать не удастся, но немецкие войска будут непрерывно продвигаться вперед.

Здесь и у командования 6-й армией, и у Х. Мольтке возникнет искушение сделать то, от чего всячески предостерегал Шлиффен, и они не справятся с этим искушением. Германское левое крыло получит приказ атаковать Шармский проход и прорваться в стык между 1-й и 2-й французскими армиями.

« Двадцать четвертого августа, собрав четыреста пушек, часть которых доставили из арсеналов Меца, Рупрехт возобновил кровопролитные бои. Французы, направив все свое умение на укрепление обороны, врылись в землю и, проявив изобретательность, построили надежные укрытия для защиты от вражеских снарядов. Удары Рупрехта не привели к расчленению XX корпуса Фоша под Нанси, однако южнее немцам удалось форсировать Мортань, последнюю реку на пути к Шарму. (…) Трехдневные бои за Труе-де-Шарм и Гран-Куронне достигли наибольшего напряжения 27 августа. В тот день Жоффр, получивший отовсюду безрадостные вести, приветствовал «храбрость и стойкость» 1-й и 2-я армий. В течение двух недель со времени возникновения фронта в Лотарингии они сражались без отдыха, «с нерушимой, твердой уверенностью в победе». Не щадя своих жизней, армии защищали ворота страны, которые враг стремился разбить таранным ударом. Солдаты знали: если немцы прорвутся здесь, война будет проиграна. Они не слышали о Каннах, но помнили Седан и оккупацию » (Б. Такман).

 

Приграничное сражение: Лонгви

Пятую германскую армию возглавлял кронпринц Германский, тридцатидвухлетний наследник императорского престола. Это было крайне неудачное назначение, поскольку в плане Шлиффена перед армией стояла сугубо оборонительная задача: развернуться к юго-юго-западу, занять и удерживать линию Монмеди – Тионвиль, быть осью движения германских армий. При благоприятных обстоятельствах предусматривалось овладение укреплениями Монмеди и Лонгви, но эта цель не была особенно приоритетной.

Кронпринц сразу же атаковал Лонгви пехотой и тяжелой артиллерией, и уже к вечеру 21 августа артиллерия форта прекратила огонь, хотя гарнизон продолжал обороняться.

Третья французская армия потратила этот день на выяснение порядка подчиненности группы резервных дивизий Дюрана («армии Лотарингии»), а на следующее утро начала наступление 4-м и 5-м корпусами к Лонгви. При этом кавалерия и две резервные дивизии (54-я и 67-я) обеспечивают правый фланг, «наблюдая за Тионвилем», а 6-й корпус разрывается пополам между «северной» и «восточной» группами.

Штаб 5-й германской армии сообщил главному командованию, что противник наступает к северо-востоку, чтобы освободить Лонгви, одновременно он собирается проникнуть в промежуток между 4-й и 5-й армиями и сверх того прорвать фронт 5-й армии. Этому плану противника «противостоять оборонительными действиями невозможно», поэтому 5-я армия должна немедленно перейти в наступление.

Эта довольно неуклюжая манипуляция увенчалась полным успехом, и 22 августа 5-я армия получила разрешение Х. Мольтке начать общее наступление на фронте шириной около 45 километров по обе стороны от Лонгви.

Поскольку французы тоже наступали, причем на таком же фронте, развернулось лобовое встречное сражение, которое кронпринц «играл» гораздо более точно. Для полноты немецкого счастья 5-й французский корпус атаковал Лонгви с ходу, и разумеется, наткнулся на хорошо укрепленные позиции противника, усиленные тяжелой артиллерией – немцы ведь штурмовали Лонгви. Штурм пришлось отменить, но французский корпус был разбит и отброшен.

На юге очередная путаница с подчинением группы Дюрана привела к тому, что 40-я французская дивизия сражалась в одиночку против двух неприятельских корпусов (5-го резервного и 16-го) с понятным результатом.

Единственным «лучом света» для командующего 3-й французской армией генерала П. Рюффе было то, что противник добился наибольшего успеха на южном фланге, а не на северном. Это нарушало всю геометрию операции, поскольку по общему стратегическому замыслу 5-я германская армия должна была сохранять связь с Тионвилем.

На следующий день разыгрался настоящий фарс: Жоффр требует от Рюффе возобновить наступление «в интересах общей операции», Рюффе сначала соглашается, но затем сообщает Жоффру, что активные действия его армии немыслимы.

Двадцать четвертого августа Жоффр приказал 3-й армии отступать на линию маасских высот. Рюффе, разумеется, соглашается, но неожиданно проявляют активность его подчиненные. Утром французский кавалерийский разъезд захватывает германский автомобиль, в котором находился приказ командующего 5-й армией. Становится понятно, что немцы готовят обход правого фланга 3-й армии и при этом ничего не знают о группе Дюрана. То есть, совершая обходный маневр, они сами подставляют свой фланг.

Офицеры уговаривают Рюффе, Рюффе соглашается, зато не соглашается Монури, который считает, что подчинен непосредственно Жоффру и имеет от него прямой приказ на чисто оборонительные действия. Рюффе обратился непосредственно к Жоффру, Жоффр указывает, что «генералам Рюффэ и Монури, как ближе осведомленным относительно обстановки в районе Вердена, предоставляется принять, по соглашению между собою, те меры, которые они найдут соответствующими положению».

На переговоры ушел весь день, но к вечеру Дюран перешел в наступление частью своих сил. Успеха он в общем и целом не достиг, но охватывающий маневр немцев сорвал. В результате 3-я французская армия сравнительно спокойно отошла к маасским высотам и Вердену.

Кронпринц достиг крупной и громкой победы, но ее стратегическое значение оказалось безусловно отрицательным: центр расположения германского войска сместился от немецкой крепости Мец к французской крепости Верден, то есть, во-первых, выпятился к западу, во-вторых, стал не сильным, а слабым пунктом позиции. «Вновь перед нами блестящая тактическая победа, отягощенная стратегическим злом. Немцы нарушают геометрию плана Шлиффена и сами помогают противнику найти опору в Верденском укрепленном районе» (С. Переслегин, Р. Исмаилов).

Наступление группы Дюрана было остановлено вечером 25 августа по прямому приказу Жоффра. Резервные дивизии спешно отвели на маасские высоты, причем 55-я и 56-я резервные дивизии уже 27 августа были погружены на поезда и отправлены в Амьен. П. Рюффе резко возражал, Жоффр ответил сакраментальным: « Не будем об этом говорить ». С тех пор многие авторы, и не только французские, обсуждают вопрос, какой бы успех выпал на долю французских армий, если бы наступление было доведено до логического конца.

Оперативная обстановка к исходу 24 августа и замыслы сторон

Не будем обсуждать тактическую сторону дела. Да, у немцев было общее преимущество в силах, да, французы потеряли 24-го числа важный темп, да, вся их операция была построена на случайно подвернувшемся шансе, да, резервные дивизии менее всего были приспособлены для маневренных действий, но ведь бывает по-разному, и кронпринц, наверное, мог не разобраться в ситуации, поддаться панике…

Оперативная обстановка к исходу 25 августа

И что бы он тогда сделал? Разумеется, отвел бы армию к Тионвилю и Мецу, чему группа Дюрана никоим образом помешать бы не смогла.

То есть произошло бы именно то, чего страстно желал Шлиффен и формально требовал в своей директиве его преемник.

Тридцатого августа П. Рюффе был отстранен от командования и заменен командиром 6-го корпуса М. Саррайлем, что же касается кронпринца Вильгельма, то он получил высокие награды и впоследствии командовал группой армий на Западном фронте.

«Принц, которого только месяц назад отец предупредил, чтобы он подчинялся начальнику штаба во всем и «поступал так, как он тебе скажет», был «глубоко тронут» в день триумфа, когда получил телеграмму от «папы Вильгельма» с извещением о награждении. Как и Рупрехт, он удостоился Железного креста 1-й и 2-й степени. Телеграмма была пущена по рукам, чтобы все члены штаба могли прочитать ее» (Б. Такман).

«Явись в этот день в штабе 5-й германской армии тень Шлиффена, принц, возможно, услышал бы, что на эту побрякушку он променял корону империи » (С. Переслегин, Р. Исмаилов).

Фридрих Вильгельм Виктор Август Эрнст Прусский (Вильгельм III) (нем. Friedrich Wilhelm Victor August Ernst von Preußen; 6 мая 1882, Потсдам – 20 июля 1951, Хехинген) – кронпринц Германский и Прусский. Старший сын императора Германии Вильгельма II и его супруги императрицы Августы Виктории.

Последний наследник императорского трона в Германии родился 6 мая 1882 года в Мраморном дворце Потсдама в семье принца Вильгельма (1859–1941), будущего последнего императора Германии Вильгельма II из династии Гогенцоллернов. После смерти деда, императора Фридриха III, в возрасте шести лет стал кронпринцем Германской империи, сохранив за собой этот титул более 30 лет, до падения империи 5 ноября 1918 года.

Кронпринц Вильгельм обучался в Плёне. В возрасте 10 лет в 1892 году записан был в прусскую гвардию. Позднее, вы держав офицерский экзамен, в 1900 году 18-летний кронпринц был произведен в старшие лейтенанты 1-го гвардейского пехотного полка. В 1901–1903 годах кронпринц учился в Боннском университете. В 1906–1908 годах и с 1913 года служил в Большом генштабе Германской империи. С октября 1908 года кронпринц являлся командиром 1-го батальона 1-го гвардейского пехотного полка; а с 1911 года – командиром 1-го лейб-гусарского полка в Данциге.

При мобилизации, 2 августа 1914 года, Вильгельм был назначен командующим 5-й армией. Во время Пограничного сражения не получил определенных оперативных указаний и должен был действовать по обстановке.

С 1 августа 1915 года командующий группой армий «Кронпринц Вильгельм», находившейся в центре германского Западного фронта. 22 августа 1915 года награжден орденом Pour le Mérite, а 8 сентября 1916 года получил дубовые ветви к ордену Pour le Mérite. Двадцать седьмого января 1917 года пожалован чином генерала пехоты.

После подписания перемирия 11 ноября 1918 года кронпринц Вильгельм вынужден был сложить с себя командование и поселиться в изгнании в г. Остерланде на острове Вириген в Нидерландах, где тогда же укрылся и последний император Германии Вильгельм II.

Первого декабря 1918 года кронпринц Вильгельм окончательно отрекся от своих прав на престол Германии. Девятого ноября 1923 года кронпринц Вильгельм получил разрешение жить в Германии и поселился в своем имении близ Потсдама. В 1932 году во время президентских выборов в рейхстаг он выступил в поддержку Адольфа Гитлера.

В 1945 году кронпринц Вильгельм был интернирован французскими войсками, однако после окончания Второй мировой войны был отпущен на свободу. Кронпринц Вильгельм являлся автором мемуаров: «Воспоминания о моей жизни» (1922) и «Мои воспоминания о германских военных действиях» (1922).

Последний кронпринц Германской империи скончался на 69-м году жизни 20 июля 1951 года от сердечного приступа в Хехингене в Баден-Вюртемберге.

В статье «Операция «Шлиффен»», опубликованной в сборнике «Альтернатива: иные возможности Гитлера», кронпринц прусский Вильгельм под псевдонимом барона фон Глука командовал Северным Оперативным Направлением в составе трех армейских групп. Войска этого направления в данной альтернативной Реальности наносили главный удар в рамках войны против СССР.

 

Приграничное сражение: Арденны

Поля сражений в Арденнах и Лотарингии разделила река Семуа, правый приток Мааса. В течение трех дней на берегах этой реки шли тяжелые бои.

Четвертая французская армия, насчитывающая после перегруппировки шесть корпусов и две резервные дивизии, примыкала своим правым флангом к 3-й армии у Монмеди и Виртона. Она получила задачу пересечь реку Семуа и энергично наступать на север, атакуя противника «везде, где он будет встречен». Цель наступления – прижать немцев к Маасу между рекой Уртой (Льеж), Намюром и Динаном. Третья армия идет уступом сзади, атакуя на северо-восток.

Французы вложили в это наступление определенную военную хитрость, задержав его начало по крайней мере на сутки, чтобы дать противнику втянуться в операции на левом берегу Мааса: «чем более будет обнажен район Арлон, Оден-ле-Ромен, Люксембург, тем лучше для нас».

Жоффр, да и де Лангль, полагали, что центр расположения противника в Люксембурге достаточно слаб, даже к третьему дню боев ставка оценивала силы противника перед фронтом 4-й армии «самое большое в три корпуса».

В действительности армейских и резервных корпусов в составе 4-й германской армии герцога Альберта Вюртембергского было пять. Эта армия находилась в гораздо более сложном положении, нежели армия кронпринца. Пятая германская армия должна была стоять на месте, опираясь на Тионвиль и Мец. Третья армия, входящая в ударное правое крыло, энергично наступала к Маасу и за Маас. Задачей принца Альберта было обеспечение связи между ними.

Ни французы, ни немцы не вели разведку. Принцу Альберту было просто нечем (в 4-й германской армии кавалерия отсутствовала), а генерал де Лангль хотел добиться внезапности. В результате 21 августа обе армии неожиданно для своих командующих столкнулись в арденнских лесах. Французы наступали с юга на север через реку Семуа. Немцы шли с востока на запад – от западной границы Люксембурга к Маасу.

Первое столкновение получилось для французов удачным: 18-й германский корпус наткнулся на 11-й и 17-й французские и оказался в тяжелом положении. Но к вечеру 11-й корпус был внезапно атакован 8-м резервным, а 17-й корпус попал под огонь тяжелой артиллерии 18-го резервного немецких корпусов. «Одна из бригад 33-й французской дивизии (17-го корпуса), неожиданно оказавшаяся под огнем германской тяжелой артиллерии, пришла в замешательство и бросилась отходить к юго-западу, потеряв почти всю свою артиллерию и увлекая за собой и другие части» (В. Новицкий).

Оперативная обстановка к исходу 21 августа и замыслы сторон

Двенадцатый корпус продвинулся вперед без серьезных боевых столкновений, зато Колониальный собрал на себе все фланговые удары, которые мог, был смят и отброшен к югу. Второй корпус вместо того, чтобы выручить соседа, содействовал войскам 3-й армии у Виртона.

Командующий 4-й армией генерал де Лангль сообщил Жоффру: «Все корпуса ввязались в бой с малоудовлетворительными результатами в целом и серьезной неудачей у Тентиньи (Россиньоль) и у Ошампа. Успехи, одержанные у Мессена (11-й корпус) и у Сен-Медар (12-й корпус), не могут быть удержаны». По справедливому замечанию М. Галактионова, «французский генерал, несомненно, проявил чрезмерную скромность в оценке размеров своего поражения. В действительности войска были совершенно небоеспособны».

На этом операцию 4-й французской армии можно было заканчивать, но французское командование рассчитывало на успех в Арденнах как на лучшее (да и единственное) средство нейтрализовать успехи правого крыла противника, поэтому де Ланглю было приказано возобновить наступление с утра 23-го. Действовать могли лишь толком не участвующие в предыдущих боях 9-й корпус и резервные дивизии, им и был отдан приказ. Предполагалось, что 11-й и 17-й корпуса смогут поддержать эту атаку.

Оперативная обстановка к исходу 22 августа и замыслы сторон

Из этого получился только разгром 9-го и 17-го корпусов, каждый из которых был атакован двумя корпусами противника с фронта и фланга. К исходу дня на правом берегу реки Семуа остались только арьергарды 9-го корпуса, вся остальная армия была отброшена за реку. Больше надеяться было не на что, и к 25 августа французские войска отходят на Маас, занимая практически то же самое положение, с которого они начинали свое наступление.

Комментируя это сражение, можно только согласиться с В. Новицким: «…особенно странным кажется, что германцы не развили своего успеха, достигнутого в этот день (22 августа) в боях с центральными французскими корпусами, 17-м, 12-м и колониальным; энергичный их натиск в центре 4-й французской армии в течение 23 августа, примерно на участке от Кюньона до Флоранвиля, где французы были приведены в полное расстройство, мог бы расколоть эту армию на две части и отбросить одну в угол между Маасом и Семуа, а другую на соседнюю 3-ю армию».

Вряд ли французское командование имело в тот момент особые поводы для радости, но некоторая капля меда в бочке дегтя была: обе германские центральные армии нарушили геометрию шлиффеновского марш-маневра: они выпятились вперед и, кроме того, сместились к югу.

« При шлиффеновском маневре наступающая сторона постоянно угрожает выигрышем фланга противника. Непосредственно реализовать этот выигрыш, однако, почти невозможно – противник отступит по хорде дуги быстрее, нежели охватывающая группировка завершит захождение по дуге. Именно поэтому Шлиффен предпринимал очень глубокий обходной маневр: в какой-то момент противник терял способность к быстрому отходу (вследствие политических императивов, транспортных проблем или скученности войск).

Однако в процессе осуществления марш-маневра у немецких командующих регулярно возникало искушение отреагировать на ту или иную тактическую проблему маневром охвата «справа налево». Серьезных результатов, разумеется, достичь не удавалось, зато возникали разрывы с соединениями, расположенными ближе к правому флангу. Эти соединения также вынуждались смещаться к югу. В результате такого «скольжения влево» сокращалась линия фронта и, как следствие, глубина операции.

Следует помнить, что «мощь» шлиффеновского маневра в первом приближении пропорциональна «плечу», то есть расстоянию между осями расположения французских и германских войск. (Здесь под «осью» понимается прямая, перпендикулярная линии фронта, по обе стороны от которой количество войск одинаково.) Таким образом, всякий сдвиг расположения войск справа налево был невыгоден германцам. Геометрическое преимущество в маневре, которое создается шлиффеновским построением, сходит на нет в тот момент, когда оси расположения сторон начинают совпадать, и плечо операции оказывается равным нулю. В 1914 году это произошло в последние дни августа. С этого момента германские армии двигались вперед исключительно вследствие оперативной инерции» (С. Переслегин. Комментарии к М. Галактионову).

 

Лонгви и Монмеди

«Из французских крепостей, расположенных на северной границе Франции, первой, еще до Мобежа, подверглась нападению неприятельских сил совершенно устаревшая крепость Лонгви. Эта крепость была расположена на скалистой возвышенности, опускавшейся к долине Шьер на бельгийско-люксембургской границе, и господствовала над путями из Бельгии и Люксембурга во Францию. До 1914 г. силы ее заключались единственно в старой бастионной ограде времен Вобана. В первых числах августа 1914 г. к ней добавили наружную линию обороны, выдвинутую на 600–1000 м от городских валов и состоявшую из опорных пунктов с батареями полевого типа общим протяжением до 7 км. Ненаблюдаемые и непоражаемые пространства были сделаны непроходимыми посредством устройства искусственных препятствий, главным образом засек.

В крепости находилось 50 орудий, из которых – 12 длинных 120-мм пушек, установленных открыто. Гарнизон состоял из 2 батальонов пехоты и нескольких команд специальных войск, общей численностью около 3500 человек. Комендантом крепости был подполковник Дарш.

8 августа кавалерия 5-й германской армии начала тревожить обороняющегося, а 10-го наступающие потребовали сдачи крепости. Однако до 20 августа передовые отряды крепости могли удерживать германцев на некотором расстоянии от нее и отражать все их нападения. 20-го же они были отброшены к крепости превосходными силами противника.

21 августа германская усиленная бригада под командой ген. Кемпфера обложила северный и северо-восточный фронты крепости. Под прикрытием этой завесы 150-мм полевые мортиры тотчас перешли в боевое положение и в тот же день открыли огонь.

В то же время пехота при поддержке полевой артиллерии атаковала внешнюю линию обороны, овладела северной частью этой линии и отбросила французов к городским валам.

Днем 22 августа 3-я французская армия, подошедшая с юга, произвела нажим в этом районе и успела подойти к самому Лонгви. Поэтому германские наступавшие войска были вынуждены несколько отойти. Но части французской полевой армии не могли войти в соприкосновение с гарнизоном крепости, и немного спустя германцы заставили их отступить. После этого бомбардировка крепости возобновилась и непрерывно усиливалась до 25 августа.

Двадцать шестого августа вся 24-я резервная дивизия приняла участие в полном обложении города, и были отданы все необходимые подготовительные распоряжения для атаки на следующий день. Город в это время был уже сильно разрушен, а большая часть казематов, служивших убежищем для войск, сильно повреждена. Когда, наконец, своды госпиталя стали угрожать падением, комендант крепости попросил перемирия для эвакуации раненых. Так как германцы отказали в этой просьбе, подполковник Дарш вступил в переговоры, которые окончились в 3 часа дня 26 августа сдачей без всяких условий. Все средства обороны были почти полностью исчерпаны, гарнизон Лонгви сражался с замечательным упорством.

(По данным Википедии, после войны город был награжден Военным Крестом с пальмовой ветвью и орденом Почетного легиона 20 сентября 1919 года.)

Крепость Монмеди также расположена в долине Шьер и господствует над железной дорогой из Тионвиля в Седан и над узлом нескольких пересекающихся здесь дорог. Эта сильно устаревшая крепость уже давно считалась неспособной выдержать осаду. Задача ее состояла единственно в том, чтобы служить опорным пунктом войскам прикрытия, а временно – при случае – и полевой армии. Однако крепость ни под каким видом не могла быть очищена до тех пор, пока не будет разрушен проходивший под городом железнодорожный туннель.

Когда вспыхнула война, гарнизон Монмеди составляли 1,5 батальона пехоты, 1 батарея крепостной артиллерии и полурота инженерных войск – всего со службами вспомогательного назначения около 2500 человек. Крепостная артиллерия состояла из 4120-мм пушек, 690-мм пушек и нескольких орудий старых образцов.

По окончании сосредоточения французских армий фронтом на восток крепость Монмеди оказалась на левом фланге общего расположения. Затем, когда 4-я и 5-я армии должны были двинуться против германцев, наступавших через Бельгию, крепость вошла в состав правого фланга 4-й армии. Во время сражений у Семуа и боев под Лонгви крепость не принимала участия в военных действиях, так как она находилась позади фронта. Когда же французы отступили, крепость, пропустив все проходившие через нее войска, оказалась предоставленной собственным, довольно слабым, силам.

В это время германцы проходили под крепостью, но вне досягаемости артиллерийского огня; они выслали несколько разведывательных дозоров, которые беспрепятственно подошли к самым городским стенам. Как раз в это время комендант крепости Монмеди запросил у коменданта Вердена, с которым он был связан подземным телефоном, что ему делать. На этот вопрос он получил приказ взорвать железнодорожный туннель и мосты через Шьер, уничтожить все военное имущество крепости и попытаться затем со своим гарнизоном присоединиться к французской полевой армии.

Указанные разрушения были выполнены днем 27 августа, а в ночь с 27-го на 28-е гарнизон очистил крепость. Намереваясь незаметно уйти на юг, он был обнаружен германцами севернее Вердена и после кровопролитного боя взят в плен.

Германцы, которые 26 августа приготовили для овладения Монмеди 2 бригады крепостной артиллерии и сапер, в ночь с 28-го на 29-е могли занять крепость без всякого боя» (из книги Ж. Ребольда «Крепостная война в 1914–1918 гг.»).

 

Приграничное сражение: Самбра-Маасский район

Сражение на севере, в прямоугольнике Динан – Намюр – Монс – Мобеж, куда одновременно выходили пять армий, не беря в расчет гарнизоны Намюра и Мобежа и территориальные дивизии группы д’Амада, носило наиболее сложный и сюжетный характер, как это и должно было быть по плану Шлиффена.

Немцы имели здесь преимущество в силах приблизительно на 9 счетных дивизий, то есть на полнокровную армию. Оно к тому же усугублялось крайне неудачной для союзников оперативной конфигурацией.

Армия Ланрезака находилась в движении и к утру 21 августа была разбросана от Гирсона, Мобежа, Филиппвиля до линии Самбры. О положении англичан командующий 5-й армией не знал. Силы немцев за Самброй он оценивал в 8–10 корпусов, что было недалеко от истины с учетом того, что часть сил 2-й германской армии была связана осадой Намюра и не могла быть использована. За Маасом Ланрезак числил не более одного корпуса.

Оперативная обстановка к исходу 20 августа и планы сторон

Ланрезак отложил наступление на 23 августа, полагая, что за это время он соберет армию на Самбре, а де Лангль достигнет заметного успеха на реке Семуа (и может быть, даже подойдут англичане!). Жоффр одобрил его решение: «вам на месте виднее». Как отмечает Б. Такман, «к сожалению, противник не был столь сговорчив».

К полудню 21 августа Гвардейский корпус и 10-й корпус 2-й армии фон Бюлова уже захватили переправы на Самбре. Французы контратаковали, причем действия их пехоты характеризуются исследователями как «блестящие». Тем не менее 2-я армия переправы удержала.

На французское командование эта неудача особого впечатления не произвела. В конце концов, произошел лишь бой авангардов, и в дело было введено не более 8 батальонов. Что же касается фон Бюлова, он принял решение упредить противника с выходом основных сил к Самбре. Это ускоряло ход событий, но нарушало взаимодействие 2-й армии с 1-й (которая неизбежно отставала) и 3-й.

Оперативная обстановка к исходу 21 августа и планы сторон

Направление движения корпусов сменилось с юго-западного на южное, что в данной ситуации, несомненно, было правильным решением, но чреватым опасными последствиями. Вновь обращаем внимание на «сдвиг влево»: в любой ситуации сама геометрия шлиффеновского плана провоцирует частных командиров выигрывать фланги противника захождением справа. При этом противник не может продолжать бой и вынужден отступать, но германские корпуса смещаются чуть-чуть влево, расходуя запасенное в марш-маневре Шлиффена преимущество.

С утра французы, имея приказ на оборону своих позиций, атаковали немецкие войска, стремясь отбросить их к Самбре, но были отброшены сами. Гвардейский, 10-й, 10-й резервный немецкие корпуса продвинулись вперед, а 7-й корпус столкнулся с английской кавалерийской дивизией к востоку от Монса. Стало понятно, что главные силы англичан на подходе, как и главные силы 1-й армии, с авангардами которой 7-й корпус установил связь.

К этому моменту всякая надежда на опору в крепости Намюр исчезла, ее левобережные форты были разрушены, и падение Намюра было вопросом дней, если не часов.

А с востока уже подходила 3-я германская армия. С точки зрения плана Шлиффена можно сказать «всего три корпуса». Но для армии Ланрезака и этого было более чем достаточно.

Ланрезак ситуацию на Маасе не знает и возлагает надежды на 4-ю армию, которая, как мы помним, 23 августа еще пытается наступать на север, но уже только полутора корпусами. Впрочем, даже пойди у нее дела хорошо, она слишком далеко и никакого влияния на операции 3-й армии не оказывает.

Оперативная обстановка к исходу 22 августа и планы сторон

Двадцать третьего августа Гвардейский корпус атакует 10-й французский, 1-й корпус д’Эспери атакует гвардию во фланг. Но со стороны Динана уже слышится гул артиллерийской канонады. Это никого не беспокоит, д’Эспери готовит новую атаку, поэтому гвардейский корпус армии фон Бюлова загибает фланг к северу. И вот в этот момент выясняется, что немцы уже форсировали Маас южнее Динана, и 1-й корпус срочно отправляют на юг.

У немцев свои трудности. Несмотря на категорические протесты фон Клюка, Х. Мольтке оставил в силе его подчинение командующему 2-й армией. Клюк уже установил присутствие англичан в районе Монса и намеревается обойти их справа, как это и вытекает из логики плана Шлиффена: «То, что должно быть на первом месте, – это забота не отвлекать 1-ю армию от ее задачи окружения левого крыла противника, т. е. англичан». Бюлов, однако, требует от Клюка склониться влево, чтобы поддержать его операцию за Самброй, в результате 1-я армия вместо напрашивающегося обхода вынуждена фронтально атаковать англичан.

Оперативная обстановка к исходу 23 августа и планы сторон

«К вечеру 23 августа оперативное положение союзников резко ухудшилось. На Самбре армии угрожал прорыв фронта англичан, прорыв в стыке между 5-й французской армией и британскими экспедиционными силами (оборона на этом стыке была лишь обозначена Ланрезаком), обход англичан. По составу сил, времени и рельефу местности Клюк имел полную возможность осуществить любую из этих операций.

На Маасе противник (3-я германская армия) уже вошел крупными силами в разрыв между Ланрезаком и де Ланглем, причем корпуса 4-й армии отходят на юго-запад к Вердену, расширяя разрыв.

Здесь можно объявлять конкурс на нахождение невыигрывающего продолжения борьбы за немецкое правое крыло.

«Уникальный случай в турнирной практике за много лет. Оба гроссмейстера не видят мата в два хода» (Д. Бронштейн).

Бюлов, запутав положение на своем правом фланге, теперь обращается за помощью к Хаузену. В результате 3-я армия, имеющая возможность простым движением вперед в свободном от противника пространстве перерезать 5-й армии пути отхода, вынуждена с боем форсировать Маас.

Англичане держались сутки. К середине дня 24 августа Френч осознал суть происходящего, он отдал приказ отступать к югу. Нечеловеческие усилия правофланговых корпусов Клюка, которым была поставлена задача обогнать англичан и отрезать им пути отхода, успеха не принесли.

Ланрезак, разобравшись в обстановке, также приказал отступать. Промедли он хотя бы еще один час, и даже Бюлов не спас бы 5-ю армию: с востока на ее тылы выходил Хаузен, с запада Клюк.

Конечно, поражение союзников было очень тяжелым. 5-я армия и британские экспедиционные силы отступали в полном расстройстве. Немцы выиграли Приграничное сражение на решающем участке и получили возможность приступить к исполнению следующего этапа стратегического плана.

Строго говоря, Шлиффен не мог чересчур строго осудить Бюлова за ошибки на Самбре. По его мнению, одержать решительную победу на этой стадии операции можно было только в случае слишком уж большой глупости противника. Пока что германцы лишь не воспользовались случайным шансом быстро закончить войну » (Комментарии к М. Галактионову»).

«В сложившейся ситуации перед 3-й немецкой армией не оказалось противника, и она двигалась в «пустом пространстве» (реализуя как бы «эхо-вариант» плана «Гельб» 1940 года). В условиях, когда крупные силы противника склоняются на север (в данном случае речь шла о маневре 5-й французской армии вдоль Мааса к Шарлеруа, а в 1940 г. союзники переместили по плану «Диль» в центральную и западную Бельгию целую группу армий), именно 3-я германская армия становилась основной маневренной группировкой. Используя схему, предложенную А. Шлиффеном для Восточно-Прусской операции, 3-я германская армия обходила внутренний фланг армии Ланрезака, что приводило к разгрому этой армии и выигрышу внешнего фланга всего французского войска. Мольтке не заметил этой возможности в плане Шлиффена и направил движение 3-й армии на юг, потеряв еще день оперативного времени. Бюлов, в свою очередь, потребовал от Хаузена «примкнуть к левому флангу 2-й армии». Третья армия, уже вышедшая (скорее благодаря ошибкам французского командования, нежели вследствие осмысленных действий германского) в разрыв между Ланрезаком и Ланглем, совершает контрмарш на север, двигаясь по восточному берегу Мааса. В результате 5-я армия успевает ускользнуть» (С. Переслегин, Р. Исмаилов. «План Шлиффена в действии»).

Двадцать пятого августа пали последние форты Намюра. Остатки бельгийского гарнизона, вышедшие из крепости, попали под фланговый удар 12-го резервного корпуса 3-й армии и понесли большие потери. К чести Ланрезака и командира 1-го корпуса д’Эспери, французы бельгийцев не бросили и остатки гарнизона эвакуировали (что следует рассматривать, как крупную неудачу фон Бюлова и генерала Хаузена).

 

Общие результаты

Немцы выиграли битву при Шарлеруа-Монса, суматошное сражение в Арденнах, никому не нужную битву за Лонгви, и даже бои за Саарбург и Вогезские проходы, которые по плану должны были проиграть. Они выиграли Приграничное сражение в целом. Французские армии, а также англичане были отброшены, многие дивизии и корпуса понесли тяжелые потери и пришли в полное расстройство.

Но союзники не были разбиты, и немцы еще не выиграли войну. Ланрезак выспренно, но справедливо сказал, когда отдал приказ об отступлении: «Пока 5-я армия жива, Франция не потеряна».

Альтернатива: разгром и уничтожение 5-й армии (Реальность Мольтке)

Сразу же скажем, что переигрывать Пограничное сражение в Реальности Шлиффена абсолютно бессмысленно. В этой Реальности немцы получают два лишних дня активного времени и имеют на 4–5 корпусов больше. Они упреждают противника с выходом к Самбре, и кроме того, автоматически выигрывают его стратегический фланг, где 1-я армия «съедает» завесу территориальных дивизий д’Амада и дальше двигается в «безвоздушном пространстве». В этой ситуации 5-я армия и британский экспедиционный корпус не могут задержаться в Самбро-Маасском районе даже на несколько часов. Так что никакого сражения просто не будет.

Вернее, оно будет, но не на Самбре, а на Луаре, и не в двадцатых числах августа, а в середине сентября, как и планировал старый фельдмаршал.

А вот в Реальности Мольтке ошибки, допущенные обеими сторонами, провоцировали сражение на уничтожение. Немцы запоздали и сместили ось операции к востоку, союзники возлагали надежды на контрудар в Арденнах и придавали большое значение Мобежу и Намюру, поэтому пытались задержаться на Самбре. Германские войска выходили на фланги и тыл 5-й французской армии, просто продолжая движение по инерции.

Это именно тот случай, когда Альтернативная Реальность имеет большую вероятность, нежели текущая. В действительности для того, чтобы 5-я армия ушла на юг сравнительно безнаказанно, была нужна почти «кооперативная игра».

Решения, которые можно предложить за немцев, исключительно просты и понятны. Прежде всего, армии правого крыла получают общего начальника. Если германский Генеральный штаб и не додумался до такого решения до войны, к середине августа уже можно было учесть русский опыт по созданию фронтовых инстанций. Кстати, руководство группой правофланговых армий я поручил бы кронпринцу Вильгельму – задача как раз для него, в то время, как 5-я армия нуждается в классическом офицере-«служаке», а не в блестящем престолонаследнике.

Двадцатого августа он отдаст своим армиям следующий приказ:

«Первой армии генерала фон Клюка: вы должны атаковать оборонительную позицию англичан на канале Конде силами 3-го и 4-го корпусов. Второй корпус при поддержке 4-го резервного корпуса имеет задачу обойти левый фланг англичан и отрезать их от Мобежа. Девятый корпус обходит правый фланг англичан, форсирует Самбру и далее продвигается к Гирсону, разрывая связь Британского экспедиционного корпуса и 5-й французской армии. Ни в коем случае не дайте себя отвлечь просьбами 2-й армии о помощи.

Второй армии генерала фон Бюлова: вам следует наступать в юго-западном направлении, примыкая к левому флангу 1-й армии. Армия форсирует Самбру на участке от Самбравиля до Шарлеруа силами 10-го и Гвардейского корпусов, на участке от Шарлеруа до Тина – силами 7-го и 10-го резервного корпусов. Седьмой резервный корпус прикрывает левый фланг 10-го корпуса на участке от Самбравиля до Намюра, при необходимости он может быть усилен частями гвардейского резервного корпуса.

Первая и вторая армия выходят своими корпусами на линию Мобеж – Бьемон – Самбравиль – Намюр.

Третьей армии генерала Хаузена – выйти к Маасу в полосе Ивуар – Хастьер, имея 11-й корпус против Намюра, форсировать Маас в этой полосе и далее наступать в юго-западном направлении.

Кавалерия группы армий (1-й, 2-й кавалерийские корпуса, 9-я кавалерийская дивизия) переходит во временное подчинение 1-й армии, имея задачу, во-первых, отбросить на юг английскую кавалерию, во-вторых – содействовать 2-му и 4-му резервному корпусам в ускорении обходного маневра.

За точное исполнение этого приказа командующие армиями несут личную ответственность».

В этом варианте 5-я армия и английские войска будут разбиты и брошены друг на друга – пути их возможного отступления скрещиваются в районе Гирсона, причем британский экспедиционный корпус окажется отрезанным от побережья.

Общие потери в Приграничном сражении (убитыми, ранеными и пленными) очень велики – 165 000 немцев, 260 000 французов, 4 200 англичан, 480 бельгийцев. В круглых цифрах потери союзников превысили немецкие на 100 тысяч человек, то есть примерно на половину полнокровной армии.

Итак, немцы не смогли добиться той выгодной конфигурации, о которой мы говорили в начале главы. Самодеятельность Рупрехта и Вильгельма привела к несколько иной оперативной геометрии. Она, конечно, тоже ничего хорошего союзникам не сулила, но какие-то шансы, скорее теоретические, оставляла…

 

Отступление союзных армий: Жоффр

У Жоффра не было времени разбираться в обстановке. Не было времени даже на то, чтобы проанализировать донесения командующих армиями. Сомнительно, что к утру 25 августа он хотя бы успел их получить.

Интуитивно Жоффр ощущал, что малейшая попытка задержаться на Самбре или Маасе ведет к полной катастрофе. Отступление, конечно, должно было закончиться тем же результатом, но, во всяком случае, не так быстро.

Армии, впрочем, уже отходили. Нужно было придать этому движению какую-то согласованность. Вечером 25 августа Жоффр подписывает директиву, определяющую порядок отступления.

Прежде всего он позаботился о том, чтобы вселить в войска надежду: наступление скоро возобновится. Для этого нужно только собрать на левом крыле «маневренную группу» из 4-й, 5-й французских армий, английской армии и новой 6-й армии. В эту 6-ю армию должен был войти 7-й корпус из отряда генерала По, кавалерийский корпус Сорде из состава 5-й армии, 55-я и 56-я резервные дивизии из «армии Лотарингии» и, быть может, еще что-нибудь (например, 4-й корпус, или 45-я алжирская дивизия, или 63-я резервная дивизия из района Туля…) – Жоффр и сам еще толком не представлял, какие части и соединения ему удастся выдернуть из разваливающегося фронта.

Шестая армия должна была наступать из района Амьена на Аррас.

В директиве говорилось также о необходимости отходить, сохраняя тесную связь армий между собой, о сильных арьергардах, сдерживающих неприятеля на удобных для обороны рубежах, о необходимости тщательного укрепления тыловых позиций – и далее в том же духе.

В качестве опорной позиции Жоффр наметил Сомму, поскольку Амьен был, во-первых, прикрыт завесой территориальных дивизий д’Амада и, во-вторых, представлял собой подходящий для выгрузки войск транспортный узел.

Директива устанавливала «линию сопротивления»: для английской армии – Сомма между Гам и Брэ, для 4-й – Эна между Везье и Генвинкуром, для 3-й – полоса Гран-Прэ – Верден. Первая и вторая армии должны были удерживать занимаемые позиции на линии восточных крепостей. Как обычно, не повезло 5-й армии: ее главные силы сосредотачивались в районе Сен-Кантена и ориентировались на север, правый фланг растягивался от Гиза до Лаона и Ла-Фера с перспективой наступления на восток.

Невооруженным глазом было видно, что если 6-я армия не успеет сосредоточиться (а от нее требовалось ни мало ни много – наступать на Аррас), то и Ланрезак, и Лангль-де-Кари будут вынуждены возобновить Пограничное сражение, едва ли не в еще худшей оперативной конфигурации. Жоффр и сам это понимал, поэтому сразу же наметил вторую линию, идущую от Амьена через Реймс к Вердену и спрямляющую все выступы.

Первая и вторая позиция сопротивления войск союзников по директиве Жоффра от 25 августа

Директиву Жоффра от 25 августа можно хвалить (по мнению ряда исследователей, она стала поворотным пунктом в войне и причиной «чуда на Марне»), можно ругать за обилие общих слов, неверный расчет времени и неудачный выбор позиции сопротивления. В действительности ее содержание вообще не имело значения: никто не собирался выполнять эту директиву – и менее всех сам Жоффр, который, будучи военным инженером, был в состоянии «поделить путь на скорость» и выяснить, что 6-я армия развернуться у Амьена не успевает ни при каких обстоятельствах.

Важно было само наличие директивы. Разбитым, утратившим веру в себя войскам была нужна срочная поддержка со стороны главного командования, был нужен приказ, все равно какой, лишь бы он внушал надежду и придавал отступлению армий какой-то смысл.

Думается, Жоффр понимал все.

Немцы не добились полного разгрома французских войск – ни в Лотарингии, ни в Арденнах, ни на Самбре, но они выиграли сражение и полностью захватили стратегическую инициативу. Им требовалось сделать еще немало точных «ходов», поэтому какие-то практические шансы у Франции оставались. Эти шансы можно было искать на Сомме, на Марне, на Сене, на Луаре, в Алжире… Впрочем, опыт войн 1814 и 1870–1871 гг. указывал, что с падением Парижа, неоспоримого политического центра страны, важнейшего транспортного узла и индустриального центра, сопротивление французских войск будет носить символический характер.

А немцы шли на Париж, и Жоффр не видел, как их можно остановить. В Приграничном сражении были потеряны не только солдаты и военное снаряжение, но и невосполнимые темпы. «План № 17» прекратил свое существование, и не было времени придумать что-то другое. Немцы же последовательно осуществляли свой довоенный замысел: они смяли фланг расположения союзных войск и могли теперь разнообразными способами выигрывать его, вынуждая англичан и французов к отступлению. По мере этого отступления возникнет неизбежный разрыв между союзными армиями – англичан будет «тянуть» к Ла-Маншу, на который ориентированы их линии снабжения, а французов – к Парижу. Здесь уже можно оборвать анализ и написать «и так далее…».

Конечно, Жоффр мог попытаться исправить неудачную оперативную конфигурацию левого крыла переброской войск на запад. Он это и делал, формируя в районе Амьена 6-ю армию. Но здесь-то и начинает сказываться потеря темпов, проигранных в Приграничном сражении. Да, с учетом «самодеятельности» кронпринца Вильгельма и Рупрехта Баварского французы могли перебрасывать войска на свободный фланг быстрее, чем немцы. Но после понесенного поражения и полной потери инициативы им было гораздо труднее, чем немцам, найти свободные дивизии. Поэтому немцы могли перебрасывать на свободный фланг больше войск. В итоге состязание в темпе французы проигрывают.

Сугубо формально: Жоффр наскреб для 6-й армии один активный корпус и несколько резервных дивизий. Х. Мольтке в последние числа августа рассматривал вопрос о выделении из состава Центра и Левого крыла четырех корпусов.

Нельзя не отдать Жоффру должное: он выглядит вполне уверенным в себе, ни его штаб, ни его подчиненные ничего не замечают. Понимая недостаточность принимаемых им мер, он делает то, что может, и ждет ошибки противника.

 

Преследование: Мольтке

Германское командование с приказами не торопилось. По-видимому, Х. Мольтке тщательно изучал донесения командующих армиями, поскольку директива о преследовании появилась только 27 августа. Сугубо геометрически особых претензий к ней быть не может. В логике Шлиффена 1-я армия ориентировалась на нижнюю Сену, 2-я – на Париж, 3-я на Шато-Тьери, 4-я на Эперне, 5-я должна была обложить Верден и выйти к Витри-ла-Франсуа.

Одновременно 6-й армии при поддержке 7-й была поставлена задача прорыва на Нефшато. То есть Мольтке принял решение совместить операции против левого фланга союзников по плану Шлиффена с прямым прорывом крепостной линии противника между Тулем и Эпиналем. В довоенных прикидках Генерального штаба такое наступление называлось «номером сверх программы» и рассматривалось как эвентуальная возможность. Предполагалось, что решение о нем будет принято в случае полного разгрома и разложения французской армии.

Преследование союзных армий германскими войсками по директиве Мольтке от 27 августа

Донесения командующих армиями, где через слово были «разгром» и «бегство», убедили Мольтке, что кампания на Западе практически закончена. В сущности, так оно и было, но ведь известно, что нет ничего труднее, чем выиграть уже выигранную позицию. Тем более что оперативная ситуация во Франции носила «миттельшпильный» характер, то есть продолжалась сложная темповая игра, в которой всегда возможны осложнения. Да, эти осложнения гораздо опаснее для французов, чем для немцев, но только если немцы будут достаточно внимательны.

Вместо напрашивающегося усиления правого фланга за счет 6-й и 7-й армий Мольтке начинает «наступление сверх программы». Кроме того, он принимает решение «теперь же» начать переброску сил с Западного фронта на Восточный. Для этого предполагалось взять по два корпуса из армий Правого крыла, Левого крыла и Центра (всего 6 корпусов), но в действительности пострадало только активное Правое крыло: из состава 2-й армии выделен гвардейский резервный корпус, из 3-й армии – 11-й корпус.

К Танненбергу эти корпуса опоздали, в операциях Людендорфа первой половины сентября особых задач для них не нашлось.

Вот теперь у французов появились некоторые шансы восстановить смятый левый фланг: силы наступающего крыла, которые, по мысли Шлиффена, должны были все время возрастать, уже уменьшились на целую счетную армию: 3-й и 9-й резервные корпуса осаждали Антверпен, 11-й и гвардейский резервный отправлены на восток. Кроме того, неизбежно придется выделить какие-то силы для охраны переправ на Маасе и осады Мобежа.

Решение Х. Мольтке по переброске двух корпусов с Западного фронта на Восточный трудно даже обсуждать. Да, он был уверен, что битва за Францию уже выиграна, да, для такой уверенности были некоторые основания, но это все же не повод игнорировать основы военного дела.

Германский Генеральный штаб еще до войны, «в домашнем анализе», установил, что судьба Австро-Венгрии (и Восточной Пруссии) решается не на Буге и Висле, а на Сене. Шлиффен, досконально знающий свой план, изучивший все случайные возможности и побочные варианты, говорил, что переброска войск на восток может начаться никак не раньше 42-го дня мобилизации, а ориентироваться нужно на 48-й – 63-й день.

Между 25-м и 27-м днем Мольтке принимает решение ослабить войска, действующие на решающем направлении, чтобы усилить заведомо пассивный участок стратегического фронта. [54] Это даже ошибкой не назовешь. Скорее, «кооперативной игрой».

Альтернатива: Военная игра 7–8 сентября 2014 года

В Игре, проведенной проектной группой «Знаниевый реактор», я вновь столкнулся с «ошибкой Мольтке». Участники хорошо изучили первоисточники, вследствие чего германская сторона пыталась реализовать план Шлиффена в чистом виде – с нарушением нейтралитета Голландии и прочесыванием бельгийской территории. В свою очередь союзники отказались от Приграничного сражения, сдали Бельгию и Голландию и встретили противника на линии: Абвиль – Амьен – Реймс – Верден. Русские войска реализовали схему Pax Rutenia (смотри Сюжет четвертый), то есть выиграли сражение в Восточной Пруссии и вышли к Висле.

В этой ситуации, несмотря на уже начавшиеся кровопролитные бои на Сомме, германское командование после некоторых колебаний отправляет на Вислу два корпуса из армий Правого крыла. В Восточную Пруссию эти корпуса не успевают, зато их отсутствие на Западе становится причиной образования позиционного фронта на Сомме – немцам буквально капли не хватило до прорыва с последующим распадом французской обороны.

Конечно, в Игре на Восточном фронте сложилась грозная для Германии обстановка. Но именно в таком случае успех на Западе был жизненно необходим – если уж вы «играете» план Шлиффена, то должны понимать, что судьба Восточного фронта решается на Западе. Германская команда, конечно, это понимала. Но даже в Игре, даже зная исторические события, ей было неимоверно трудно выдерживать напряжение темповой войны на два фронта.

С Х. Мольтке это, конечно, ответственности не снимает.

 

Преследование: общая картина

 

Восточный и Центральный участки фронта

С 25 по 31 августа 5-я германская армия медленно и методично форсирует Маас, прикрываясь от Вердена и Монмеди. Третья французская армия оставалась на Маасских высотах, удерживая линию реки и препятствуя обложению ключевой крепости. Позднее немцам удалось форсировать Маас севернее Вердена и оттеснить левый фланг 3-й армии к востоку.

Тридцатого августа Рюффе снят с поста командующего армией и заменен Саррайлем, ранее возглавляющим 6-й корпус.

Четвертая французская армия с самого начала преследования оказалась в тяжелом положении: с фронта ее атаковала 4-я германская армия, уже один раз разбившая ее в Приграничном сражении, а на открытый фланг выходила 3-я германская армия. Попытка генерала Лангля-де-Кари задержаться на речном рубеже привела к сражению, известному как «битва на Маасе».

Битва на Маасе

К вечеру 24 августа 1, 2 и 3-я германские армии находились на западном берегу Мааса. Их продвижение с неизбежностью вынуждало к отходу 3-ю и 4-ю французские армии, обороняющие Маас к югу от Мезьера. И в логике плана Шлиффена, и в логике решения Мольтке 4-й и 5-й германским армиям требовалось по возможности удерживать французов на Маасе.

Однако командующий 4-й армией герцог Альбрехт Вюртембергский во что бы то ни стало желает разгромить французов в прямом сражении и преодолеть линию Мааса с боем. Поэтому, вместо того чтобы вытягиваться к северу, примыкая к 3-й армии, уже форсировавшей реку, он поворачивает армию к юго-западу.

Двадцать пятого августа 8-й резервный корпус втягивается в тяжелый бой за Седан, остальные соединения 4-й армии, крайне измотанные, [55] отстают. На следующий день 8-й армейский корпус переходит Маас в районе полуострова Иж к югу от Седана (здесь река делает петлю, обращенную на восток). Французы не защищали этот участок и не наблюдали его. Восьмой корпус вырывается вперед и оказывается изолированным. Его командир отдает приказ на преследование « невзирая на силы людей и лошадей », в действительности французы лишь несколько подались назад и продолжают сражаться. Передовые немецкие части оторвались от своих обозов и артиллерии, части перемешались, на плохо оборудованных переправах возникли пробки. Восьмой резервный корпус поддерживает 8-й армейский, но остальные корпуса 4-й армии еще только подходят к Маасу.

На 27 августа оба командующих – германский и французский – приказывают своим войскам начать решительное наступление, чтобы отбросить врага за Маас. В ходе ожесточенных боев успех за немцами: вслед за 8-м и 8-м резервным корпусами реку форсируют 18-й и 6-й резервный корпуса.

Бои на Маасе продолжаются до вечера 28 августа, когда авиация сообщает герцогу Альбрехту об отходе французов.

(Напомню, все это непрерывное сражение не имеет смысла: выше по течению Мааса, в районе Шарлевиля, французских войск нет, и можно перейти реку со всеми удобствами.)

Бои на Маасе 25–27 августа

Четвертая армия достигла крупного тактического успеха: несмотря на ожесточенное сопротивление французов, она сумела форсировать Маас и принудила противника к отступлению. Проблема в том, что немцам как раз было желательно, чтобы французы оставались на Маасе как можно дольше.

К тому же, собрав корпуса в районе Седана, Альбрехт сдвинул 4-ю армию к югу, допустив образование разрыва с 3-й германской армией.

Мольтке это одобрил, более того, приказал герцогу оказать содействие 5-й армии, то есть еще сильнее сдвинуться к югу.

Ретроспективно сражение на Маасе оказывается решающей ошибкой германского командования, приведшей к провалу всего шлиффеновского марш-маневра. Первопричиной всех бед оказались амбиции командующего 4-й германской армией. Однако основная вина падает на Х. Мольтке, который был обязан немедленно пресечь «самодеятельность» принца Альберта, при необходимости отстранив его от командования армией.

Вновь проявился органический недостаток развертывания Мольтке: у 3-й армии было недостаточно сил, чтобы воспользоваться выгодами своего оперативного положения. На начало преследования армия Хаузена была крупной войсковой группировкой, вклинившейся между разбитыми и отступающими 4-й и 5-й армиями противника. Геометрически 3-я армия имела возможность если не разгромить Ланрезака и Лангля, то, во всяком случае, принудить их к беспорядочному отходу. Но армия насчитывала только 5 дивизий без армейской кавалерии (24-я резервная дивизия была задержана для атаки Живее и охраны переправ на Маасе, 11-й корпус грузился в эшелоны для отправки на Восточный фронт).

В ходе битвы на Маасе выявилось еще одно тревожное обстоятельство, также связанное с 3-й армией: соседи начинают «дергать» ее то к северу, то к югу. В этом, конечно, нет ничего удивительного, но по исходной геометрии плана Шлиффена в такое положение с неизбежностью попадала 4-я армия, связывающая неподвижный участок германского фронта между Мецем и Верденом, и активное Правое крыло, а не 3-я армия, относящаяся к этому активному крылу. Слабость 3-й армии и «скольжение влево» уже к началу преследования привели к тому, что центр тяжести германской операции сместился к югу на целую армию.

Битва на Маасе была проиграна французами дважды: в районе Седана 8-й и 8-й резервный германские корпуса форсировали Маас, несмотря на ожесточенное сопротивление 11-го корпуса, а на левом фланге 4-й армии изолированный 9-й французский корпус был охвачен 3-й германской армией, которую Лангль-де-Кари упустил из вида, оценив силы противника в районе Синьи-Аббеи всего в один корпус.

Французское главное командование вмешалось своевременно и удачно, во-первых, подтвердив приказ об отходе 4-й армии к Ретелю, во-вторых, разделив на две части трудноуправляемую 4-ю армию, ведущую бои с двумя армиями противника в двух направлениях. В состав армейской группы генерала Фоша (до 29 августа командира 20-го корпуса 2-й армии в Лотарингии) вошли 9-й и 11-й корпуса, 52-я и 60-я резервные дивизии, 42-яй дивизия 6-го корпуса, 9-я кавалерийская дивизия.

К 1 сентября 4-я армия и группа Фоша отошли за реку Эна. С этого дня стратегический фронт союзников во Франции разделился на два участка, причем осью, их связывающей, становится Верден. Вновь отметим отклонение от замысла Шлиффена, который надеялся, что «шарниром фронта» станет Мец.

 

Западный участок фронта

Англичане, проиграв 26 августа бой при Ле-Като, отходили на юг, вследствие чего 5-я армия также сместилась к востоку, отступая не к Сен-Кантену, а к Ла-Феру и далее к Лаону.

Бой у Ле-Като

Двадцать пятого августа 2-й английский корпус по техническим причинам задержался в районе Ле-Като. На следующий день 4-й и 4-й резервный корпуса армии Клюка атаковали англичан, в то время как 2-й корпус атаковал французские территориальные дивизии у Камбрэ, обходя фланг англичан, кавалерийский корпус Сорде какое-то время сдерживал продвижение 2-го корпуса. Зато 3-й немецкий корпус двигался вперед почти беспрепятственно, поскольку 1-й английский корпус не оказывал ему никакого сопротивления.

В ряде источников бой при Ле-Като представлен как крупный успех англичан. « Сражение при Ле-Като является примером хорошо организованного и небольшого по масштабам сражения, заслуга в проведении которого всецело принадлежит генералу Смит-Дорриену, бесстрашным войскам его корпуса и двум дивизиям – 4-й и кавалерийской, – которые оказали ему неограниченную поддержку. (…) Что касается генерала Смит-Дорриена, то ему, несомненно, нужно отдать должное, поскольку он выполнял все, что намеревался, и делал это хорошо. Он дважды выходил на бой с более сильным противником и в такой местности, которая не обеспечивала ему особых преимуществ, и заводил его в тупик, умело спасая своих солдат и сохраняя боеспособность своих частей на следующий день. В свете таких фактов не выдерживает никакой критики ни один из упреков в адрес генерала Смит-Дорриена, несмотря на то, что спустя годы после данных сражений обвинения в некомпетентности и выдвигались его командиром, фельдмаршалом сэром Джоном Френчем. Однако важно отметить, что в ту пору Френч их не выдвигал » (Н. Робин. «Генералы великой войны»).

В действительности очень трудно понять, какую цель Смит-Дорриен преследовал в этом сражении. Никакой активности он проявить не мог, бой свелся к позиционной обороне одного английского корпуса, занимающего сильные позиции, против двух германских корпусов. К трем часам дня правый фланг 2-го корпуса был смят, 5-я дивизия отступала в беспорядке, потери корпуса превысили, по официальным данным, 7800 человек (2600 пленных) и 38 пушек, по другим данным, британские потери составили свыше 15 000 солдат и 80 орудий (А. Грассэ. Сен-Гондские бои). О немецких потерях не сообщают ни германские, ни британские источники. [56]

К полудню 26 августа англичане – в полном отступлении, вместе с ними отходят дивизии генерала д’Амада. На следующий день после боя при Ле-Като полковник Уге указал в письме генералу Жоффру: « Я могу только сказать, что английская армия в данный момент больше не существует ».

Германская конница вступила в Лилль.

Двадцать седьмого августа Ланрезак получил прямой приказ Жоффра контратаковать противника в направлении на Сен-Кантен, причем указывалось, что англичане в этой операции участия не примут. Двадцать восьмого – тридцатого августа произошло сражение у Сен-Кантена – Гиза, которое французы и немцы описывают по-разному, но, во всяком случае, 30 августа 5-я армия отошла за реку Сэр, без боя отдав укрепления Ла-Фера и Лаона.

Сражение у Сен-Кантена – Гиза

Ланрезак полагал приказ главного командования, переданный ему устно через посыльного, неосуществимым. Положение 5-й армии выглядело весьма опасным: на ее правом фланге она потеряла связь с 4-й армией, левый фланг был открыт вследствие отступления англичан. Нанося удар на Сен-Кантен, 5-я армия наступала в «оперативную тень», и ее действия заведомо не имели перспективы. Как справедливо замечает М. Галактионов, Жоффр « толкал горемычного Ланрезака на явную авантюру ».

Со своей стороны, Жоффр придавал наступлению 5-й армии большое значение, предполагая, что оно задержит противника, даст развернуться 6-й армии Монури, способствует остановке англичан и, в конечном итоге, приведет к коренному изменению оперативной обстановки в районе Соммы. Поэтому 29 августа он лично приезжает в штаб Ланрезака, чтобы контролировать ход операции.

Под придирчивым взглядом командующего Ланрезак демонстрирует некоторую активность. Противник наступает двумя группами по правому и левому берегу Уазы, причем как раз в Сен-Кантене немецких войск в этот момент нет. Продвижение к западу вполне возможно, но оно поставит 5-ю армию в тяжелое положение, поскольку оба фланга ее открыты, а противник владеет инициативой и имеет преимущество в силах.

К счастью, Ланрезаку своевременно сообщают о тяжелой обстановке, сложившейся в районе Гиза – Марли, где 10-й корпус, атакованный превосходящими силами противника (10-й и гвардейский корпуса армии Бюлова) не может удержать высоты на южном берегу Уазы. С одобрения Жоффра Ланрезак принимает решение прежде всего восстановить положение на южном берегу Уазы.

В результате 18-й корпус, группа резервных дивизий генерала Валлябрега (53-я, 69-я резервные дивизии) получают распоряжение наступать на Сен-Кантен, не ввязываясь, однако, в серьезные бои. Третий корпус оставляет авангарды на правом берегу Уазы, а главными силами атакует противника в направлении Гиз. Ему содействует 10-й корпус, который при поддержке 1-го корпуса наступает на Гиз – Марли.

Надо сказать, что Ланрезак довольно изящно сманеврировал силами, быстро собрав на своем правом фланге три корпуса против двух германских. Но боеспособность французских войск была невелика, в результате удалось лишь несколько замедлить германское наступление.

К вечеру 10-й резервный германский корпус продвигается на линию Ориньи – Пюизье, гвардейский корпус – на линию Пюизье Вульпэ.

На левом фланге Ланрезака 10-й резервный корпус, не особенно напрягаясь, отбросил резервные дивизии Валлябрега к Уазе, в результате чего 18-й корпус Ланрезака, продвигающийся к Сен-Кантену, оказался в опасном положении. К Сен-Кантену приближались авангарды 7-го корпуса, 1-й кавалерийский корпус продвигался на Гам.

Сражение при Сен-Кантене – Гизе. Положение войск на утро 29 августа и замыслы сторон

Пятая армия разделена на три группы, изолирована от соседей и поставлена перед перспективой боев на нескольких направлениях с последующим окружением ее левофланговых корпусов. Ланрезак запрашивает главное командование: должен ли он продолжать операцию на Уазе, несмотря на риск уничтожения его армии? Жоффр отсутствует, его помощники не уполномочены принимать решения, вечером Ланрезак отдает приказ возобновить наступление в районе Гиза (во всяком случае, не Сен-Кантена), но к ночи в главную квартиру приезжает Жоффр и дает 5-й армии распоряжение отходить к Лаону.

Французские войска потеряли 10 тысяч человек убитыми и 2 тысячи пленными. Потери немцев также были значительны – около 7 тысяч человек.

Англичане, между тем, отступали безостановочно, а на совещании в Компьене 29 августа Френч даже выразил намерение отойти к Гавру, там устроиться и переформировать войска, и уж затем… Жоффр с трудом уговорил его отступать хотя бы к Парижу, а не к побережью.

Отход англичан поставил в опасное положение войска Монури, собирающиеся между Амьеном и Соммой. Двадцать девятого августа армия Клюка перешла Сомму, походя нанеся поражение наполовину развернутой 6-й армии, состоящей в основном из резервных дивизий. Жоффр одобряет решение Монури отступать к Клермону.

Сдан Амьен, линия снабжения британского экспедиционного корпуса переносится к югу.

Сдан Реймс.

Оперативный маневр Жоффра потерпел полную неудачу. Линия Соммы потеряна, французские войска принуждены к отходу за Марну. Жоффр пишет в своих воспоминаниях: «Стало очевидным в этот момент, что нельзя противопоставить правому германскому крылу достаточных сил, чтобы остановить охватывающее движение, которое логически должно было довести врага до Парижа».

Французский командующий, между прочим, продолжает свою политику «делать, что можно», и 2 сентября изымает из армии Саррайля 4-й корпус для передачи Монури, но он прибудет только 6–7 сентября.

 

Преследование: обстановка на начало сентября

Второго сентября завершилась первая стадия преследования. Командующие немецкими армиями могли быть довольны его результатами.

Инициатива полностью в их руках. Войска непрерывно продвигаются вперед. Попытки противника контратаковать или хотя бы просто задержаться на выгодных позициях отражены всеми армиями, причем и французы, и англичане понесли несоразмерные результатам потери. Первая армия выиграла бой при Ле-Като и стычку при Ладресси. Вторая одержала победу в сражении у Сен-Кантена. Третья и 4-я разбили врага на Маасе, 5-я – создала угрозу Вердену, 6-я штурмует Шармский проход. Самое главное: французы сдали линию Соммы, бросили даже укрепления Ла-Фера, Лаона, Реймса. Таким образом, первый рубеж сопротивления преодолен без особого труда, и на повестке дня – Сена, Париж, победа.

У Жоффра, конечно, особых поводов для радости не было, но пока что «исполнение приговора» откладывалось. Противнику нигде не удалось добиться решающего результата. Армии были в плохом порядке, но они сохранили целостность.

Самым важным было изменение баланса сил на западном фланге стратегического фронта. Шестую армию удалось собрать – если не у Амьена, то у Компьена. Между тем противник медлил с усилением своего Правого крыла. Эту ситуацию Жоффр должен был воспринимать как чудо: он выиграл один или два темпа, хотя, по логике вещей, отступление приводит к проигрышу активного времени.

Германское высшее командование начинает проявлять нервозность. Мольтке подсознательно понимает, что им допущены серьезные ошибки, главная из которых – поспешная переброска 11-го и гвардейского резервного корпусов на Восточный фронт. Между тем победа на западе еще не достигнута. «Когда в сражениях участвуют миллионные армии, победитель должен захватить множество пленных. А где они? Тысяч двадцать в Лотарингии, ну еще десять-двадцать тысяч пленных на других участках».

Проблема даже не в том, что на Западе не хватает сил. Хуже всего, что главное командование не располагает средствами для того, чтобы как-то влиять на события. Остается лишь регистрировать их и уповать на Бога и командующих армиями.

 

Преследование: поворот Клюка

Хотя сражение при Сен-Кантене не создало проблем никому, кроме Ланрезака, Бюлов по уже установившейся у него привычке запросил содействие 9-го корпуса 1-й армии: «Чтобы завершить эксплуатацию успеха, мы весьма рекомендуем захождение 1-й армии к Лаон-Ла-Феру». Клюк санкционировал изменение направления движения 17-й дивизии. В результате 1-я армия растягивается на непомерно широком фронте – от Амьена (4-й резервный корпус) до Ла-Фера (9-й корпус).

Понятно, что терпеть такое положение дел нельзя. Клюку необходимо собрать армию, стянув ее или к Амьену – Мондидье, или к Компьену. В первом варианте возникал разрыв со второй армией, и закрыть его было нечем. Вот здесь бы и пригодились корпуса эрзац-резерва, которыми Шлиффен предполагал «питать» Правое крыло по мере его продвижения в глубь Франции! Но Клюк был предоставлен самому себе, и его наличных войск просто физически не хватало, чтобы закрыть пространство от Лаона до Амьена, не говоря уже о побережье Ла-Манша.

Во втором варианте 1-я армия меняла направление своего наступления с юго-западного сначала на южное, а затем на юго-восточное. Вместо нижнего течения Сены операционная линия ориентировалась на среднее течение Уазы. Это означало, что Париж остается вне «оперативной тени», отбрасываемой 1-й армией, зато она попадает в «тень» парижских фортов.

Клюк оправдывал свое решение необходимостью оказать помощь 2-й армии. Кроме того, он полагал, что стратегический фланг союзного фронта находится на Уазе. Иными словами, Клюк выпустил из вида английскую армию, с которой несколько дней назад сражался у Ле-Като, и, видимо, в тот момент вообще ничего не знал о 6-й армии.

Клюк понимает, что предложенный им маневр изменяет стратегическую обстановку и тем самым находится вне пределов его компетенции. Он связывается с Мольтке и получает утром 31 августа ответ, в котором указывается, что «предположенное движение 1-й армии соответствует видам главного командования».

Таким образом, 31 августа командующий 1-й армией с полного одобрения Х. Мольтке одним непродуманным «ходом»:

Отказался от исполнения плана Шлиффена, не имея альтернативной оперативной схемы и времени, чтобы ее создать;

Сдвинул расположение всего германского войска к западу, подарив противнику, как минимум, два темпа. В этот момент ««скольжение влево» перестало быть оперативным фактором и приобрело стратегическое значение: вся геометрия операции нарушена, оперативное усиление упало до нуля (Правое крыло в первом приближении стало равно Левому по численности, по плотности войск оно уже уступает армиям Лотарингского направления), «плечо операции» сменило знак;

Снял контроль с одной из важнейших точек Западного фронта, приказав 4-му резервному корпусу следовать из Амьена на Мондидье. В течение всей войны, вплоть до кампании 1918 года, немецкое командование будет пытаться вновь захватить этот город, потеряет на этом сотни тысяч солдат, но так и не преуспеет;

Устранил, по крайней мере, на некоторое время, непосредственную угрозу Парижу, «сердцу Франции» и «центру позиции» Западного фронта;

Резко ухудшил оперативное расположение своей армии, на фланге которой теперь находился крепостной район. Может быть, Клюк действительно ничего не знал о 6-й армии, но он не мог не понимать, что в Париже у противника наверняка находятся какие-то войска – даже просто потому, что это крупнейший узел коммуникаций;

Подставил все германское войско под угрозу флангового удара с запада, так как фронт союзных армий стал длиннее германского фронта.

«Гроссмейстеру, скорее, можно простить зевок фигуры, чем такое антипозиционное решение».

С другой стороны, что еще делать?

К началу Приграничного сражения германское Правое крыло насчитывало 36 дивизий. В последних числах августа их осталось только 23: тринадцать дивизий были отправлены на Восточный фронт или выделены для осады Антверпена, Мобежа, Живе, охранной службы на Маасе (ландверные бригады, предназначенные для этого, запаздывали, а отчасти были уже истрачены). Разумеется, силы союзников тоже были скованы в осажденных крепостях и выключены из оперативного баланса, но за счет переброски войск с востока (7-й корпус, 55-я, 56-я дивизии) и включения в состав британских экспедиционных сил 4-й пехотной дивизии, опоздавшей к Монсу, союзное левое крыло усилилось на две дивизии и теперь насчитывало 29 дивизий.

Формально у союзников уже превосходство в силах. В действительности с учетом больших потерь французов их дивизии нужно считать примерно с коэффициентом 0,5 относительно довоенных, а немецкие – с коэффициентом 0,7. Получаем где-то около 14,5 союзной счетной дивизии против 16 германских, то есть у немцев остается преимущество в силах, но совсем минимальное. Нужно еще учесть, что французские армии приближаются к своим тыловым базам, а немецкие – удаляются от них. Оперативным фактором становятся форты Парижа. Крепость, конечно, устарела, но она является опорой для полевых войск, может компенсировать нехватку войск и их низкое качество, а главное – в решающий момент позволит выиграть время.

Крепость Париж «по В. Новицкому»

«Париж представлял собою обширную крепость-лагерь, рассчитанную на крупный гарнизон и продолжительное сопротивление. Крепость имела две линии фортов: старую, внутреннюю, обводом в 50 км, состоявшую из 15 фортов, 3 редутов и 2 отдельных укреплений, и новую, внешнюю, 150 км в окружности, из 22 фортов, 31 редута и батареи, расположенных главным образом, на правом берегу Сены. Новый фортовой пояс охватывал все те командующие высоты, на которых в 1870–1871 гг. немцы установили свои осадные батареи. Все укрепления Парижа составляли три укрепленных лагеря: северный, восточный и юго-западный. Новые форты во многом уже устарели к 1914 г. и не могли сопротивляться действию новейших артиллерийских средств. Вообще Париж не был подготовлен к обороне ни по состоянию своих крепостных верков и их вооружению, ни по количеству собранных в нем продовольственных и боевых запасов. Гарнизон состоял из пяти дивизий (83, 85, 86, 89 и 92-й) и двух бригад (166-й и 185-й) территориальных войск и морской бригады адм. Ронара, обладавших по своему составу и снабжению малой боеспособностью. Со дня своего назначения военным губернатором Парижа ген. Галлиени неоднократно просил о назначении в состав гарнизона более боеспособных войск, будучи вообще того мнения, что ввиду неготовности парижских укреплений к обороне таковая может вестись только полевой армией вне фортового пояса. Тем не менее день и ночь войсками и жителями велись работы по усовершенствованию укреплений и по усилению промежутков между фортами.

С 1 сентября в подчинение ген. Галлиени была передана 6-я армия, предназначенная для прикрытия и обороны Парижа. В ее состав были включены: прибывшая 2 сентября из Алжира в Париж 45-я (алжирская) дивизия и 4-й корпус, начавший 3 сентября высадку в окрестностях столицы».

Период с 1 по 4 сентября характеризуется неустойчивым равновесием: шлиффеновский маневр еще продолжается, но только за счет оперативной инерции. Если проводить аналогии между оперативным искусством и аэродинамикой, то можно сказать, что скорость упала, а угол атаки возрос настолько, что на правом крыле начался «срыв потока», и оно потеряло «подъемную силу». Тем не менее в эти дни германское высшее командование еще могло, по-видимому, спасти операцию, если бы действовало очень быстро и безупречно правильно » (комментарии к М. Галактионову).

Первого сентября Клюку не удалось настигнуть 5-я армию. Дальнейшее движение на юго-восток, очевидно, бессмысленно, 1-я армия сворачивает к югу, переходит реку Эна и начинает продвигаться к Марне.

«Поворот Клюка»

В тот же день командующий 1-й армией записывает в своем дневнике: «Больше нет никакой надежды достигнуть французов (5-армия). Они ускользнули без всякой помехи. Так же трудно захватить англичан. Продолжать продвигаться вперед в южном направлении опасно при угрозе правому флангу со стороны Парижа. Необходимо остановиться и перегруппировать армию, чтобы продвинуться, в конце концов, или к югу, прикрываясь со стороны Парижа, или к Нижней Сене, ниже Парижа… Если мы будем продолжать идти прямо к югу и если французы будут обороняться на Марне, следует ожидать действий со стороны Парижа против нашего фланга».

Все так, но делать Клюку в общем-то нечего: ослабленные армии Правого крыла не могут держать фронт от нижней Сены до Вердена. «Если бы Клюк не повернул на восток, Марнское сражение просто произошло бы «в другой редакции» – 1-я германская армия завязла бы в зоне Парижских фортов, а английская армия контратаковала бы ее внутренний фланг, в то время как войска д’Эспери обрушились бы на правый фланг 2-й германской армии. Возможно, этот вариант был бы несколько лучше для немцев, нежели текущая Реальность, но вряд ли различие носило бы принципиальный характер» (комментарии к М. Галактионову).

 

Преследование: последние дни

К началу сентября между Сеной, Соммой и Уазой складывается, по оценке В. Новицкого, весьма странная оперативная ситуация: армия Монури находится на фланге главных сил 1-й германской армии, причем кавалерийский корпус Сорде, не обнаруженный разведкой 4-го резервного корпуса, стоит в Бюве, то есть в тылу войск Клюка. В последующие дни Монури и Клюк параллельно двигаются на юг, сохраняя взаимное расположение неизменным. Обе армии ведут разведку, но даже приблизительно не представляют, с каким противником имеют дело, каковы его силы и намерения.

Вторая армия отстает от Клюка на два перехода и стремится ликвидировать отставание. Но 1 сентября возникает кризис на фронте ослабленной 3-й армии, и главное командование приказывает Бюлову сдвинуться к востоку. Так же 4-я и 5-я армия склоняются в южном направлении, оставляя Верден на фланге.

Как справедливо замечает М. Галактионов, складывается впечатление, что какая-то сила «тянет» немцев к востоку и югу. Все германское войско втягивается в промежуток между Парижем и Верденом и двигается вперед, имея на флангах крепостные районы.

«Почувствовав, что обходящее крыло «не держит» фронт операции, командиры на местах пытаются решить по крайней мере свои тактические проблемы сокращением фронта и, следовательно, снижением нагрузки на операцию. Но при этом темп маневра падает, между тем, как уже отмечалось, маневр развивается уже только за счет накопленной инерции движения. Продолжая аэродинамические аналогии: срыв потока произошел, правое крыло устремляется к земле, нос опущен» (комментарии к М. Галактионову). Французское военное министерство в своем официальном коммюнике уже заявляет: «В течение нескольких дней борьба изменит свой характер; французские армии на некоторое время перейдут к обороне, но когда настанет удобная минута, избранная главнокомандующим, армии снова предпримут энергичное наступление».

Альтернатива: вариант Шлиффена

В последующие дни в Текущей Реальности 1-я армия, оставив для прикрытия со стороны Парижа 4-й резервный корпус, перейдет Марну и, двигаясь к югу, отбросит 5-ю французскую армию и английские войска в промежуток между Большим Мореном и Сеной. Бюлов дойдет до Малого Морена, Хаузен и герцог Альбрехт – до Марны.

Общий рисунок преследования выглядит следующим образом:

В итоге к 4 сентября на Западном фронте сложилась примерно следующая ситуация:

Продолжается переброска французских войск с востока на запад (4-й корпус в состав 6-й армии и 21-й корпус в состав 4-й армии). Армейская группа Фоша получила собственную организацию тыла и была переименована в 9-ю армию. Ланрезак был отстранен от командования 5-й армией, его место занял бывший командир 1-го корпуса Франше д’Эспери.

Понятно, что в Реальности Шлиффена расположение французских войск будет примерно таким же: при любых обстоятельствах французам придется прекратить боевые действия в Лотарингии, отойти на линию крепостей и создавать 6-ю армию. В Реальности Шлиффена они заведомо не успеют перебросить 21-й и 4-й корпуса, но могут успеть с 7-м корпусом и резервными дивизиями из-под Вердена. Так что 6-я армия будет слабее, но рисунок практически не изменится.

Немецкие армии правого крыла займут то же положение, что и в Текущей Реальности. Шлиффен не мог предсказать эффект «скольжения влево» – такие вещи без практической проверки в условиях настоящей войны предвидеть невозможно. Поэтому ничего нельзя сделать с тем, что 1-я и 2-я армии будут притягиваться к востоку и сменят направление движения с юго-западного на южное. Другой вопрос, что они будут сильнее на три корпуса.

Сильнее будет и третья армия, что позволит поставить перед ней активные задачи.

Шлиффен, конечно, не предполагал такого изменения геометрии своей операции. Но он отдавал себе отчет в «не предвиденных в мирное время случайностях», в связи с чем настойчиво требовал усиления Правого крыла по мере его продвижения к Парижу. Поэтому западнее 1-й армии в его Реальности должны появиться еще две войсковые группировки.

Во-первых, это дивизии эрзац-резерва, предназначенные для обложения Парижа и по своим боевым возможностям примерно соответствующие армии Монури и Парижскому гарнизону. Во-вторых, 7-я армия в составе трех армейских (ее собственные 14-й, 15-й корпуса, 21-й корпус из 6-й армии) и двух резервных корпусов (ее 14-й резервный и 6-й резервный корпус из 5-й армии). Эта армия с неизбежностью отстанет вследствие повреждения железнодорожных путей, мостов и тоннелей в Бельгии и северной Франции и к 4 сентября только перейдет Сомму. Впереди нее будут двигаться два кавалерийских корпуса:

Реальность Шлиффена, 4 сентября

В сложившейся ситуации проектируемый французами контрудар не выйдет за пределы тактической вылазки, немцы же имеют все основания заканчивать войну. «Картинка» не совсем соответствует плану Шлиффена – война внесла свои коррективы, но, пожалуй, все шансы на стороне Германии. Попытка контрнаступления приведет к остановке эрзац-корпусов и 1-й армии, вследствие чего 7-я армия нагонит соседей и выйдет к Сене. В этих условиях войска Монури будут отброшены на Париж, английские экспедиционные силы и 5-я армия – за Сену. Усиленная третья армия прорвет французский фронт на стыке 9-й и 4-й армии. Тогда Саррайль будет окружен или же принужден к отступлению от Вердена.

Но куда отступать? Практически французские войска уже не имеют свободы маневра.

Далее будут сданы Париж и Верден, потеряна линия Сены, и французам останется уповать разве что на «чудо на Луаре».

Реальность Шлиффена, возможный план развития успеха

Мы вернемся в Текущую Реальность Запада после того, как рассмотрим события Приграничного сражения на Восточном фронте.

 

События на Восточном фронте развивались в несколько иной логике, чем на Западном. Во Франции и Бельгии план Шлиффена (и отклонения от него, внесенные самим Мольтке или командующими армиями при его попустительстве) определяли общий рисунок операций, и в этом отношении бои в Самбро-Маасском районе, в Арденнах, у Лонгви, на реке Саар, в Вогезах и Эльзасе были единым сражением. В России, Германии и Австро-Венгрии сражений было два, и в августе 1914 года они почти не были связаны между собой.

В Восточной Пруссии задачей 8-й германской армии было «тянуть время», что же касается русских войск, то от них требовалось решительное наступление, причем начать его нужно было еще до полного сосредоточения сил. В рамках Восточного фронта эта операция обеспечивала стратегический фланг войска со стороны Кёнигсберга, но имелась в виду и более масштабная идея: в критический момент германского наступления на Западе отвлечь на Восток внимание неприятельского командования, а при большом везении и какие-то силы. Напомню: ритмика кампании 1914 года требовала от союзников синхронизации операций на Западе и Востоке, в то время как для немцев был выгоден сдвиг во времени между ними, по крайней мере на 2–3 недели.

Операция в Восточной Пруссии носила армейский характер – германская 8-я армия против 1-й и 2-й русских армий.

В Галиции обе стороны ставили перед собой решительные задачи и проектировали сражение на уничтожение, которое должно полностью изменить оперативную обстановку. Для России речь шла о выходе к Карпатам, что включало в орбиту войны Венгерскую равнину и ставило Австро-Венгрию на грань разгрома. Конрад фон Гетцендорф предполагал нанести русским армиям такое поражение, которое отбросило бы их к Бресту и заставило бы очистить «Польский балкон».

В Галиции развертывалась сложнейшая фронтовая операция, в которой с двух сторон участвовали восемь армий.

 

Восточная Пруссия: перед сражением

В рамках плана Шлиффена состав 8-й армии должен отвечать принципу экономии сил при обороне, то есть предполагалось, что противник будет иметь заметный перевес. Главным германским козырем была инженерная подготовка театра военных действий. Сама геометрия Восточной Пруссии способствовала действиям 8-й армии по внутренним линиям. Чтобы максимально использовать это преимущество, немцы, во-первых, оптимизировали железнодорожную сеть провинции, а во-вторых, построили линию укреплений в Лютценском озерно-болотистом районе, разделяющем внутренние фланги 1-й и 2-й русских армий.

Устойчивость позиции 8-й армии придавали две первоклассные крепости – Кёнигсберг на балтийском побережье и Торн на Висле.

Задача, стоящая перед обеими сторонами в Восточной Пруссии, была очень сложной. Русские армии в принципе не могли организовать нормальное взаимодействие между собой – по крайней мере до овладения Лютценом и лютценской линией укреплений. Да и после этого угроза со стороны Кёнигсберга все время будет «тянуть» 1-ю армию вправо, а угроза со стороны Торна вынудит 2-ю армию сместиться влево, что опять-таки нарушит взаимодействие армий. Понятно, что, пользуясь преимуществом внутренних линий, немцы имеют возможность сосредоточить превосходящие силы против любой из русских армий и разбить ее.

Русское верховное командование полагало, что нашло идеальный способ согласования действий 1-й и 2-й армий, создав новую управленческую инстанцию – Северо-Западный фронт. Это решение и в самом деле было удачным, но открытым остался главный вопрос: что именно должно сделать командование фронтом для обеспечения взаимодействия русских войск, разделенных Мазурскими болотами и Лютценской линией укреплений?

Для немцев главная трудность состояла даже не в банальной нехватке войск, а в постоянно нависающей над 8-й армией фланговой угрозе. Если 8-я армия будет действовать пассивно, русские смогут отрезать ее и от Кёнигсберга, и от Торна, а впоследствии окружить. Если 8-я армия атакует одну из русских армий, она должна добиться победы достаточно быстро – иначе русские, пользуясь преимуществом внешних линий, выйдут в лучшем случае на ее открытый фланг, а в худшем случае – в тыл.

Таким образом, в Восточной Пруссии обеим сторонам приходится играть на опережение. Причем эта темповая игра должна каким-то образом увязываться и с операциями в Галиции, и с событиями на Западном фронте. Вновь отметим, что послевоенная критика российского командования в отношении преждевременности наступления 1-й и 2-й армии в Восточной Пруссии не обоснована ни с точки зрения интересов Восточного фронта в целом, ни, тем более, в логике коалиционной войны.

Следует сказать несколько слов о связности северного и южного участка Восточного фронта. Казалось бы, русским сам Бог велел действовать по внутренним операционным линиям, используя коммуникации «Польского балкона», и прежде всего Варшавский узел дорог. Здесь, однако, есть свои тонкости. Прежде всего кризисы на севере – в Восточной Пруссии, и на юге – в районе Люблина практически синхронизированы, и русское командование не располагает возможностями управлять временем их наступления. Во-вторых, транспортная сеть Польши тяготеет к трем точкам: Кёнигсбергу, Варшаве и Кракову, причем первый и последний города находятся вне территории России и быстро захвачены быть не могут, так как являются крепостями. В этих условиях Варшава становится «бутылочным горлышком», и обеспечить быструю переброску войск через нее становится практически невозможным. Кроме того, на севере нет удобных конечных станций погрузки воинских эшелонов (хотя на юге они есть). В отношении воинских перевозок «Польский балкон» анизотропен – перебрасывать армии с австрийского фронта на германский можно гораздо быстрее, чем с германского на австрийский.

Недостаточная связность Восточной Пруссии и Галиции усугубляется разницей в ширине русской и европейской железнодорожной колеи.

Для немцев перевозки между Восточной Пруссией и Галицией носили кружной характер и требовали много времени. С другой стороны, вроде бы напрашивается наступление из Восточной Пруссии в район города Седлец с выходом в глубокий тыл русским армиям, оперирующим в районе Люблина. О реальности этого наступления мы поговорим ниже.

 

Восточная Пруссия: Притвиц

Общий замысел Ставки в отношении Северо-Западного фронта понятен: обе армии двигаются по сходящимся направлениям на Кёнигсберг, имея целью разгромить 8-ю германскую армию либо заставить ее отойти за Вислу. По условиям местности и начертания железнодорожной сети 1-я армия вступала в контакт с противником раньше чем 2-я, что создавало серьезные трудности.

Командование фронтом решило возникшую проблему едва ли удовлетворительно. Я. Жилинский приказал 1-й армии отрезать германские войска от Кёнигсберга, то есть выполнить захождение правым крылом, что способствовало сближению войск 1-й и 2-й армии. От 2-й армии он потребовал всемерно ускорить движение на север, направив правый фланг непосредственно на Лютцен. Этот приказ уменьшал промежуток между армиями, но полностью ликвидировать его мешала труднопроходимая местность и Лютценские укрепления. В результате обходное движение 1-й и 2-й армий потеряло размах, хотя органическая слабость в развертывании русских войск осталась.

Восьмая армия по замыслу Шлиффена находилась в стратегической обороне, но выполнять оборонительную задачу ей предстояло активными действиями. «Контрольное решение» старого фельдмаршала для выпускников германской Академии Генерального штаба представляло собой внезапный удар по внутреннему флангу ближайшей из русских армий, то есть по условиям местности – 1-й армии.

Оперативная обстановка к исходу 17 августа и замыслы сторон

Армия П. Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии 17 августа между 8 часами утра и 14 часами дня. В тот же день случился довольно сумбурный бой у Сталлюпанена. Двадцать седьмая пехотная дивизия 3-го корпуса атаковала 1-й германский корпус, увлеклась боем с 1-й германской дивизией, выиграла ее левый фланг, стала обходить правый – и нарвалась на контрудар со стороны 2-й дивизии того же корпуса. В результате 27-я п.д. была разгромлена и отхлынула назад, ее потери достигли 6500 человек. Германский 1-й корпус также отошел: к концу дня его командир, наконец, оценил изолированность своего положения и перспективы возобновления боя с утра.

Двадцатого августа произошло большое сражение. Русская армия развернулась между Гольдапом и Гумбиеном. Командующий 8-й армией М. фон Притвиц принял решение атаковать сначала северную, а затем южную группу русских.

В общем и целом Притвиц повторил ошибку Франсуа. Его решение провоцировало преждевременный бой слишком близко от границы, да и по своему замыслу было явной самодеятельностью – фронт 1-й армии был слишком узок для задуманного Притвицем маятникового маневра.

Как и следовало ожидать, решение М. Притвица привело к двум не связанным между собой фронтальным боям – у Гумбиена и у Гольдапа.

На гумбиенском участке столкнулись почти равные силы – 68 русских батальонов против 64 германских. Под Гольдапом немцы имели значительное превосходство 26 батальонов против четырнадцати. Германская артиллерия превосходила русскую и под Гумбиеном, и под Гольдапом.

Бой у Гумбиена начался на рассвете наступлением 1-го и 17-го германских корпусов, охвативших правый фланг 28-й дивизии. Одновременно германская кавалерия, двигаясь в пустом пространстве, атаковала штаб 1-й армии, но была отбита этапным батальоном.

Попытка двойного обхода русских позиций с севера и юга привела к тому, что германские войска потеряли связь со своей артиллерией и попали под огонь русских батарей.

В послевоенных свидетельствах обеих сторон указывается, что, как ни странно это звучит, германская пехота в этот момент потеряла устойчивость. Первый корпус отошел к Гумбиену, потеряв все результаты дня. Семнадцатый корпус, бросив противнику полный артиллерийский дивизион, бежал к реке Ангерап, его привели в порядок лишь к исходу 21 августа.

В районе Гольдапа немцы разбиты не были, но и никакого успеха не имели.

Трудно сказать, что собирался делать Притвиц, если бы в Гумбиенском сражении ему сопутствовал бы успех. Приостановка наступления 1-й русской армии у самой границы лишь улучшала геометрию операции Северо-Западного фронта. Восьмая армия не могла развивать успех и должна была сразу же предпринять новый маневр, направленный уже против 2-й русской армии.

Но успеха не было. Напротив, три германских корпуса понесли тяжелое поражение, причем 17-й корпус был, по оценкам Притвица, полностью небоеспособен. К вечеру 20 августа становится ясно, что 8-я германская армия не может продолжать сражение под Гумбиеном. И в этот момент штаб армии получает донесение, согласно которому 2-я русская армия перешла границу Восточной Пруссии и наступает на север.

М. Притвиц потерял важный темп, и его положение сразу стало очень тяжелым.

Командующий 8-й армией принимает решение об отходе войск за Вислу и ставит в известность об этом германский Генеральный штаб.

М. фон Притвиц

Родился в 1848 г. в семье генерала Густава фон Притвица, участвовал в Австро-прусской и Франко-прусской войнах, получил Железный крест. Служил в Генеральном штабе и на различных командных должностях (1885 г. – командир роты, 1890 г. – командир батальона, 1896 г. – командир полка). С 1897 г. Притвиц командует бригадой, в 1901 г. получает дивизию, в 1906 г. – корпус. В 1913 г. назначен генерал-инспектором 1-й армейской инспекции (Кёнигсберг), а 2 августа 1914 г. становится командующим 8-й армией.

За этим перечислением дат и должностей не просматривается ничего личного, индивидуального, персонального. Даже про семью можно сказать, что она типична для немецкого юнкера: «женился на Ольге фон Девиц, дочери богатого землевладельца».

М. Притвиц попал едва ли не на единственную в рамках плана Шлиффена должность, где от занимавшего ее генерала требовалось самостоятельное мышление, даже некая «искра гения».

Он прокомандовал 8-й армией всего 19 дней.

 

Восточная Пруссия: Людендорф

Первая загадка Восточно-Прусской операции: получив донесение М. Притвица, Х. Мольтке немедленно отстраняет его от командования и увольняет в отставку. Понятно, что было за что, но для «мрачного Юлиуса», как кайзер почему-то именовал Мольтке, подобная решительность была совершенно нехарактерна.

Вторая загадка Восточно-Прусской операции: командующим армией назначен вызванный из отставки Пауль фон Гинденбург, до этого дня ничем особенным себя не проявивший, и даже не заработавший на Франко-прусской войне обязательного Железного креста. Трудно сказать, с чего Х. Мольтке решил, что этот вполне заурядный прусский генерал может спасти 8-ю германскую армию и ситуацию на востоке в целом?

Третья загадка: начальником штаба к нему назначается Э. Людендорф, штабной офицер, специалист по мобилизационным мероприятиям, классический тип «скорее учителя математики, чем строевого офицера». Э. Людендорф очень хорошо проявил себя при штурме Льежа, когда 6 августа принял на себя командование 14-й бригадой, прорвался в промежутке между льежскими фортами и захватил город и мосты через Маас. Ему, конечно, очень повезло в этом бою – у бельгийцев были целые сутки, чтобы просто раздавить изолированную внутри кольца фортов 14-ю бригаду – но, в конце концов, везение является полезным человеческим качеством.

Э. Людендорф прибыл в армию 23 августа и очень быстро прибрал к рукам и штаб, и собственного командующего.

Оперативная обстановка к исходу 23 августа

Восьмая армия отступала. Остановить ее движение по инерции было невозможно: 1-й корпус уже грузился в вагоны в Кёнигсберге. Первая русская армия перешла к преследованию, но двигалась она медленно.

За это медленное движение Я. Ренненкампфа обвиняли в военной безграмотности и даже в предательстве. В 1918 году генерал был расстрелян большевиками в Таганроге. Формально его обвиняли в попытке сбежать за границу, припомнили ему и активное участие в подавлении Первой русской революции 1905–1907 годов, но, вне всякого сомнения, реальной причиной казни была именно «измена Ренненкампфа» в августе 1914 года.

Между тем 1-я армия просто не могла быстро двигаться вперед. Я. Ренненкампф понимал, что германские войска не были разбиты в Гумбиенском сражении, и полагал, что они в любой момент могут контратаковать, опираясь на Кёнигсберг и, возможно, используя в качестве подкреплений части гарнизона крепости. Опыт боев под Сталлелюпаненом и Гумбиеном показал, что оперативное взаимодействие русских войск оставляет желать лучшего даже в масштабе корпуса, не говоря уже об армии. В такой ситуации огульное наступление приводило 1-ю армию в промежуток между Кёнигсбергом и Лютценом, куда ее корпуса приходили бы несогласованно. В подобных условиях трудно требовать от Я. Ренненкампфа быстрого движения к западу, скорее, следует ожидать, что он будет равнять корпуса по одной линии (то есть ориентироваться на отстающие части) и приложит все усилия для того, чтобы обезопасить себя со стороны Кёнигсберга. Надо также учесть, что довоенные прикидки и проведенные стратегические игры однозначно показывали, что 1-я армия вырывается вперед и подвергается риску изолированного поражения, в то время как 2-я армия отстает и портит этим всю геометрию операции.

В общем и целом обстановка нацеливала Я. Ренненкампфа именно на медленное продвижение к западу.

Э. Людендорф это просчитал. Его план операции предполагал, «оттолкнуться» от 1-й русской армии, очень быстро перегруппировать войска и обрушиться на войска А. Самсонова, причем «полезное» – удар по внутреннему флангу 2-й армии в логике «контрольного решения» А. Шлиффена, он решил сочетать с «приятным», то есть с обходом ее внешнего фланга. Здесь, конечно, сыграла свою роль сложившаяся обстановка: 1-й корпус уже находился на колесах, и его проще всего было перемещать через Мариенбург к Дейч-Эйлау, усилив «по дороге» гарнизоном Торна.

С севера снималось все. Завесу перед 1-й армией должна была составить конница (которой у 8-й германской армии было не так уж много) и гарнизон Кёнигсберга.

Оперативная обстановка к исходу 26 августа и замысел Людендорфа

Э. Людендорф учел, что штаб Северо-Западного фронта санкционирует медленность продвижения Я. Ренненкампфа на запад, и при этом будет требовать быстрейшего продвижения армии А. Самсонова на север. Понимал он и то, что А. Самсонов будет подсознательно считать свой правый фланг косвенно прикрытым нависающей с северо-востока 1-й армией, уже миновавшей Лютцен. Алленштейн, одна из важнейших точек связности позиции, оставался без всякой защиты – приманка центральным корпусам 2-й армии.

И при всех этих обстоятельствах, сражение, которое германские источники называют «битвой под Танненбергом», оставалось азартной темповой игрой. Одержит 8-я армия полную победу или потерпит тотальное поражение, определялось ответом на вопрос: что произойдет быстрее – окружение 2-й русской армии под Танненбергом или выход 1-й русской армии к Алленштейну.

Э. Люденфорф успел.

Оперативная обстановка к исходу 29 августа

Поражение армии А. Самсонова было полным. Ее командующий застрелился. В плен попало свыше 50 000 человек, среди них 13 генералов, 230 орудий. Общие потери 2-й армии составили 56 000 человек, то есть 90 % потерь составили пленные, что характерно для образцовых операций на окружение.

П. Гинденбург и Э. Люденфорф заслуженно стали национальными героями Германии. «Генерал-фельдмаршал Гинденбург 9 декабря 1916 года за свои выдающиеся заслуги был награжден особой, специально для него изготовленной высшей степенью Железного креста – Звездой Большого креста Железного креста. Эта награда представляла собой золотую восьмиконечную звезду с наложенным на нее Большим Крестом Железного креста (по статуту Звезда Большого креста Железного креста изготавливается из серебра). До Гинденбурга этой награды удостоился только один человек – генерал-фельдмаршал Гебхард фон Блюхер (31 августа 1813 года)».

Э. Людендорф родился в 1865 году в деревне Крушевня возле Позена (Познань). Он не относился ни к юнкерству, ни к грюндерству, его семья, скорее, была связана с немецкой интеллигенцией (младший брат генерала – Ганс Люденфорф, известный астроном, директор Потсдамской обсерватории, трижды избирался президентом немецкого астрономического общества, область интересов – солнце, спектрально-двойные и переменные звезды, история астрономии).

Получил домашнее образование на небольшой семейной ферме. Благодаря отличному знанию математики поступил в кадетскую школу. С 1894 года – офицер Генерального штаба, с 1904 по 1913 г. возглавлял отдел мобилизации и, в частности, занимался «проблемой Льежа». Снят с должности в 1913 году, отстаивая юнкерскую позицию в грюндерском рейхстаге, настаивающем на приоритетном развитии военно-морских вооружений. Назначен командовать пехотной дивизией, и это, похоже, его единственный опыт на строевой должности. С августа 1914 года – заместитель начальника штаба 2-й армии. В сущности, назначен штабным офицером при виртуальной «Маасской армии» Эммиха, как «специалист по Льежу».

За прорыв 14-й бригады к мостам через Маас и проявленную распорядительность получил высший военный орден Германии Pourie Mérite и назначен начальником штаба 8-й армии. С августа 1916 года – первый генерал-квартирмейстер, то есть заместитель П. Гинденбурга, назначенного начальником Генерального штаба. Как и прежде, держит П. Гинденбурга в руках, и управляет войной по собственному разумению.

Автор концепции тотальной войны.

В рамках этой концепции одобрил предложения А. Тирпица по неограниченной подводной войне. Создал концепцию решающего наступления на Западном фронте, как единственного шанса добиться приемлемого мира. После провала этого наступления создал условия для социал-демократического переворота в Германии, как основы версии об «ударе в спину» (смотри «Интерлюдия 4: последняя операция Людендорфа в двухтомной версии этой книги, смотри также С. Хаффнер, «Революция в Германии»).

В отставке с 26 октября 1918 года.

После завершения войны бежал в Швецию, вернулся в Германию в 1920 году, принял участие в Пивном путче. Был судим и оправдан, назвал свой оправдательный приговор «грубейшим нарушением закона», раз уж «его подельники были признаны виновными».

С 1925 года расходится во взглядах с Гинденбургом и Гитлером и организовывает собственное политическое движение «Танненбергский союз». В 1928 году покидает НСДАП и завершает политическую карьеру. Существует миф, что, узнав о назначении Гитлера рейхсканцлером, отправил Гинденбургу письмо следующего содержания: « Я торжественно предсказываю Вам, что этот человек столкнет наше государство в пропасть, ввергнет нашу нацию в неописуемое несчастье ». В настоящее время эта цитата считается доказанной фальшивкой, хотя по стилю она действительно может принадлежать Людендорфу. Во всяком случае, характерно, что после прихода Гитлера к власти «Танненбергский союз» был запрещен.

Уйдя из политики, Людендорф вместе со своей второй женой занялся эзотерикой антихристианской, антиеврейской и антимасонской направленности, организовал «Общество познания Бога», существующее до сих пор.

В 1935 году Гитлер предложил Людендорфу звание фельдмаршала, но Людендорф отказался, сказав: «Фельдмаршалами рождаются, а не становятся».

Умер от рака в 1937 году, похоронен Гитлером со всеми почестями.

«Pax Rutenia» – альтернативная версия Восточно-Прусской операции

Мне приходилось читать («и даже писать» (с) Д. Бронштейн), что задача, стоящая перед русскими войсками в Восточной Пруссии, была принципиально неразрешима, что немцы создали там театр военных действий, обеспечивающий непобедимость обороняющейся на нем армии: «Кальдер соорудил из элементов математических уравнений идеально законченное целое – этакий карательный механизм; он не оставил никакой отдушины ни для моих, ни для чьих-либо, даже сверхъестественных навигационных способностей; ничто не могло нас спасти».

Схема Восточно-Прусской операции Людендорфа

Но к столетию со дня начала Первой мировой войны проектная группа «Знаниевый реактор» организовала большую стратегическую игру, посвященную событиям августа 1914 года, и тут неожиданно оказалось, что, как справедливо пишет Б. Такман: « Отшумевшие битвы, как и мертвые генералы, держат своей мертвой хваткой военные умы…»

Конечно, Лютценская линия укреплений препятствовала связности операций русских армий. Но ведь и германская 8-я армия была стратегически привязана к Лютцену. Она не могла допустить потери связи с Кёнигсбергом, да и разрыв с Торном был крайне нежелателен. Говоря шахматным языком, 8-я армия была «перегружена». Нужно также иметь в виду, что все ее преимущество в маневре испарялось, как только она переходила границу Восточной Пруссии.

Что касается русских войск, то, кроме отмеченных уже операционных линий, они могли использовать в качестве линии коммуникации течение Вислы, которое соединяло глубокий тыл 2-й русской армии (Варшаву, столицу Привислинского края, крупный железнодорожный узел и индустриальный центр) с глубоким тылом 8-й германской армии.

Из военной истории известно, что, если две разъединенные, то есть не способные по тем или иным причинам организовать оперативное взаимодействие между собой, группировки действуют на значительном удалении, они ведут себя как самостоятельные воинские соединения. Если же они находятся «как бы рядом» и «чувствуют» друг друга (хотя все равно взаимодействовать не могут), они постоянно друг на друга «оглядываются», ожидают помощи от партнера или пытаются оказать ему помощь и в итоге всегда действуют медленно и нерешительно. И для 1-й, и для 2-й русской армии было бы правильнее – и выгоднее – строить свои операции, исходя из того, что других русских войск в Восточной Пруссии нет и рассчитывать нужно только на себя.

Учитывая все это, можно, хотя бы методом исключения, найти правильную версию маневра 1-й и 2-й русских армий в Восточной Пруссии.

Прежде всего масштаб обходного маневра должен быть по возможности широким. Это, кстати, лежит в русле идеологии Шлиффена, который указывал, что маневр всегда должен быть направлен не против ближнего фланга, а против глубокого тыла противника.

На практике это означает, что 1-я армия смещает ось своего наступления к северу, а 2-я к западу, вообще оставляя без внимания Лютценский промежуток. Обе армии имеют свои внешние фланги сильными и выдвинутыми вперед, внутренние – более слабыми и оттянутыми назад. Войска должны образовывать шлиффеновское «корпусное каре», когда корпуса готовы действовать в любом направлении и находятся на расстоянии оперативной (но не тактической) поддержки.

Интересно, что в этой схеме «ось» маневра обеих русских армий – Лютцен – не только находится на территории противника, но и контролируется противником, представляя собой его сильный пункт. Так тоже бывает.

Понятно, что Х. Мольтке не может снять М. Притвица, имеющего неплохие связи при дворе Вильгельма II, до крупного поражения или панического донесения об отходе за Вислу. Понятно также, что Притвиц – не Людендорф. Возникшая оперативная ситуация вызовет у него нервную реакцию и приведет к естественным действиям: неудачной попытке прорваться к Кёнигсбергу через Вилау (неудачной, поскольку ему предстоит бой с перевернутым фронтом, причем времени организовать взаимодействие пехоты и артиллерии у Притвица не будет) и затем отход к Лютцену. В конечном итоге часть 8-й армии отойдет к Кёнигсбергу в небоеспособном состоянии, а остальные корпуса будут отброшены к Мазурским болотам и Лютценской линии укреплений. Другими словами, с ними произойдет то же самое, что в Текущей Реальности случилось со 2-й армией – и даже примерно там же.

В Игре командующий 8-й германской армией М. Притвиц застрелился 2 сентября…

Восточная Пруссия: альтернативная схема

Представляет интерес «симметрия разгромов». Впрочем, давно известно, что красивые победы всегда имеют своей «тенью» такие же красивые поражения.

Весьма важно, что вариант «Pax Rutenia» имеет более высокую вероятность, нежели Текущая Реальность. Прежде всего предвоенное русское планирование ближе к нашей «альтернативе», чем к замыслу Я. Жилинского, на которого оказала влияние проведенная незадолго до войны штабная игра. Во-вторых, для победы под Танненбергом нужна была целая цепь событий: назначение Э. Людендорфа в Льежскую (Маасскую) армию, гибель командира 14-й бригады, решение Э. Людендорфа возглавить войска, его знакомство с обороной крепости, успех, пассивность бельгийцев, проигрыш Притвицем Гумбиенского сражения, его паническое донесение в Генштаб и т. д.

Заметим также, что расширение масштаба охвата сдвигает оперативный центр позиции 8-й армии от Алленштейна к городу Вилау. Это особенность оборудованного Восточнопрусского ТВД: оперативный центр позиции 8-й армии определяется геометрией действий противника.

 

Галиция: завязка сражения

Полагая, что австро-венгерская армия сосредотачивается восточнее реки Сан на линии Сандомир – река Сан – река Танеев – Рава-Русская – Каменка – Броды – Тарнополь (а именно здесь находилась австрийская конная завеса, прикрывающая развертывание), русское командование предполагало сковать неприятельские войска силами 5-й и 3-й армий и выиграть оба стратегических фланга наступлением 4-й армии на севере и 8-й армии на юге. Наступление в практически «безвоздушном пространстве» выводило 4-ю армию на фронт Тарнов – Ярослав, перерезая важнейшую дорогу на Краков. 8-я армия направлялась в район Галич – Стрый. Третья армия продвигалась ко Львову, 5-я – к Томашеву. Основная часть австро-венгерских войск была бы скучена в четырехугольнике Ярослав – Томашев – Львов – Самбор и принуждена к отступлению через Карпаты. Таким образом, планировался полный разгром неприятельских армий.

Во исполнение этого замысла 4-я армия генерала Зальца развернулась от Люблина до Холма с вынесенным вперед правым флангом (14-й армейский корпус был выдвинут на линию Радома).

Что же касается австрийцев, то их развертывание было отнесено на несколько переходов назад от той линии, которую рисовало в своем воображении русское командование (и которая, может быть, была изображена на карте полковника Редля?).

На северном крыле битвы австрийцы имели преимущество в силах, выражающееся в круглых цифрах в 5 дивизий. При этом их расположение было более чем выгодным: армия Зальца уже на уровне развертывания проигрывала фланг армии Данкля, группа Куммера же могла действовать в оперативной пустоте, по крайней мере до Радома.

Галицийская битва. Сосредоточение

Австрийский план предусматривал жесткую оборону на юге, в то время как на севере предполагалось ударами с обоих флангов разгромить 4-ю и 5-ю русские армии, захватить Люблин, Холм, Ковель, имея в виду в перспективе наступление на Седлец – Брест-Литовск – Кобрин во взаимодействии с германскими войсками, действующими из Восточной Пруссии. Следует заметить, что австрийцы в своих предвоенных расчетах недооценивали темпы сосредоточения южного крыла армии и не ждали серьезных неприятностей на участке фронта южнее Тарнополя – по крайней мере сразу. Так что их развертывание также можно назвать предвзятым.

Очень трудно сравнивать русское и австрийское развертывание. Я склонен считать их приблизительно равноценными и оцениваю предвоенную работу русского и австрийского штабов достаточно высоко. Во всяком случае, такое развертывание отвечало поставленным стратегическим задачам, в отличие, например, от развертывания английского экспедиционного корпуса, который нежданно-негаданно оказался на направлении главного удара противника, что командование союзников уяснило лишь в разгар сражения. Оно не требовало быстрых импровизированных изменений после первого же боевого столкновения, в то время как французский штаб занимался «работой над ошибками» весь первый месяц войны. Оно, конечно, не предопределяло поражения одной из сторон.

Все должно было решиться непосредственно в столкновении армий противников. Стремление австрийцев захватить инициативу на севере, а русских – на юге должно было привести – и привело – к напряженной борьбе за темп.

Галицийская битва. Планы сторон

Для русских войск все началось очень плохо.

И 4-я русская армия, и 1-я австрийская стремились до начала общего наступления, намеченного на 26 августа, занять выгодные исходные позиции на выходе из Таневских лесов. Это привело к встречному столкновению в максимально неблагоприятной для 4-й армии обстановке:

Зальца не представлял себе группировку и силы противника, в то время как Данкль установил положение русских корпусов довольно точно;

Четвертая армия насчитывала 6,5 дивизии против 9 дивизий противника;

На северном фланге австрийцы имели практически свободный лишний армейский корпус, который к тому же мог быть усилен за счет армейской группы Куммера;

К тому же северный русский фланг (14-й корпус) был выдвинут вперед и должен был столкнуться с противником первым.

В этих условиях фланг 4-й армии должен был сразу же быть смят, что, собственно, и произошло.

К вечеру 23 августа 14-й корпус был отброшен на 10–15 километров в юго-западном направлении, и четко обнаружился обход правого фланга 4-й армии на правом берегу Вислы. В пустой двадцатипятикилометровый промежуток вошли 3,5 австрийские пехотные и кавалерийская дивизия – перед ними до самого Люблина не было ничего. На левом берегу реки группа Куммера продвинулась на линию Сандомир—Опатов, а корпус Войерша вышел к Радому. Замечу, что остальные корпуса русской 4-й армии столкновений с противником еще не имели.

Первоначально Зальца отдал распоряжение 16-му корпусу атаковать – во изменение первоначального плана – на запад и северо-запад, действуя во фланг северной группировке Данкля. Гренадерский корпус с приданной ему кавалерийской дивизией инерция первоначальных замыслов толкает вперед в юго-западном направлении.

За ночь Зальца, однако, выяснил состояние 14-го корпуса и приказал отступать в северо-восточном направлении. Приказ этот дошел до 16-го и гренадерского корпуса лишь около полудня, когда эти соединения уже ввязались в бой. «Order, controrder – disorder» – как говорят французы. Оба корпуса потеряли до трети личного состава и с трудом отошли к востоку.

Штаб Юго-Западного фронта в этот день ограничил свою деятельность изменением разгранлинии между 4-й и 5-й армиями и дал приказ возобновить наступление, взяв немного к северу. Гораздо больше здравого смысла проявила Ставка, срочно направившая к Радому гвардейский корпус, на правый берег Вислы – 18-й корпус, и на левый – 3-й кавказский корпус. Эти силы, однако, могли прибыть только 28 августа. К счастью, войска группы Куммера также запаздывали.

Люблин-Холмская операция 23–25 августа

В течение двух следующих дней 4-я армия вышла из боя и откатилась назад, оба ее фланга были открыты примерно на 30 километров каждый, и до Люблина оставался один переход.

Общую оценку действий 4-й армии в сражении у Красника дал ее новый командующий генерал Эверт: «…из доложенного мне хода действий за 23–25 августа прихожу к убеждению, что большая часть боев происходила бессвязно, когда одна дивизия корпуса дерется, другая отходит. Должного управления боем и связи по фронту и в глубину не наблюдается… Стрельба ведется с дальних дистанций, а на ближние не хватает патронов, и дивизии отходят, не использовав всех средств борьбы, не переходя в штыки. (…) … соприкосновение с противником теряется. Разведка ведется крайне неэнергично. Конный отряд Туманова не дал почти никаких сведений о противнике. В 45-й дивизии не знали, занят ли лес, находившийся в 3 верстах перед фронтом позиции? Во всех корпусах части занимали свои участки сплошной линией без резервов. Высшие начальники ограничивались распоряжениями о занятии позиций по карте, не производя личного осмотра и не убедившись, так ли позиция занята, как ими было предположено. Ближайший тыл частей слишком загроможден обозами, среди которых нет порядка и было несколько случаев паники. В тылу частей наблюдалось большое количество солдат, отбившихся от своих частей, к сбору которых и возвращению в строй мер не принималось. Связь, как общее правило, периодами не действовала совершенно, и телеграммы часто доходили до адресата только на вторые сутки».

Однако же 4-я армия разбита не была и сохраняла целостность и боеспособность. Она ускользнула от охватывающего движения Данкля, который далеко не использовал всех возможностей для развития успеха.

Виктор Данкль

Родился 18 сентября 1854 года в семье капитана австрийской армии. Учился в гимназиях Гориции и Триесте, затем в Пёлтенском кадетском корпусе. В 1870–1874 гг. учился в Терезианской военной академии. Выпущен лейтенантом в 3-й драгунский короля Альберта полк. В 1879–1880 гг. учился в Академии Генерального штаба. С 1880 г. служил в штабе 8-й кавалерийской бригады в Праге, с 1883 г. – 32-й пехотной дивизии в Будапеште, затем в 11-м уланском полку в Тироле. С января 1896 г. начальник штаба XIII армейского корпуса (Аграм). С октября 1899 г. шеф руководящего бюро Большого Генштаба. С апреля 1903 г. командир 66-й (Коморна), с мая 1905 г. – 16-й пехотной бригады в Трентино. В июле 1907 г. назначен командиром 36-й пехотной дивизии (Аграм). С февраля 1912 г. командир XIV АК (Инсбрук) и начальник обороны Тироля и Форарльберга.

С началом мобилизации в августе 1914 г. назначен командующим 1-й армией.

После вступления Италии в войну на стороне Антанты 23 мая 1915 г. Данкль был назначен начальником обороны Тироля. Руководил австро-венгерскими войсками, развернутыми в Трентино.

В мае 1916 г. вместе с 3-й армией участвовал в наступлении в Трентино. После этого Данкль подвергся критике со стороны командующего итальянским фронтом эрцгерцога Евгения и начальника Генерального штаба Конрада фон Гётцендорфа за недостаточно быстрое наступление. Данкль считал опасным продвигаться вперед, в то время как артиллерия застряла позади на горных дорогах, и проигнорировал приказ Евгения продолжать наступление, не дожидаясь подхода артиллерии. Кроме того, у него были проблемы со здоровьем. Всё это вынудило Данкля подать в отставку с поста командующего 11-армией.

После хирургической операции на глотке Данкль был назначен капитаном 1-го гвардейского стрелкового полка и тайным советником. В июле 1918 г. стал также командующим полковником всей лейб-гвардии. 1 декабря 1918 г. вышел в отставку.

После войны занимал пост протектора Общества увековечения памяти героев. В 1925 г. стал канцлером Военного ордена Марии-Терезии. В 30-е годы выступал против аншлюса. Умер 8 января 1941 года, был похоронен на кладбище Вилтен в Инсбруке. Вермахт не стал оказывать ему военных почестей. (Википедия).

 

Люблин-Холмская операция: сражение у Томашова 26–28 августа

24 августа Иванов, обеспокоенный ситуацией на своем северном фланге, меняет задачи 5-й армии. Теперь она должна была действовать во фланг и тыл 1-й австрийской армии, для чего требовалось развернуть армию к северо-западу и сблизиться с 4-й армией. При этом исчезала всякая надежда как-то связать русские операции на правом и левом крыльях фронта, возрастал промежуток между 5-й и 3-й армиями, и сверх того 5-я армия сама попадала под угрозу флангового удара, причем не справа, а слева. Иными словами, решение было самым неудачным из всех возможных. Понимая это, командующий фронтом потребовал от 5-й армии одновременного наступления еще и в южном направлении. Армия разбивалась на два отряда, выполняющие две совершенно различные задачи.

Замыслы сторон вновь провоцировали встречный бой и вновь в предельно невыгодной для русских обстановке.

Люблин-Холмская операция. Замыслы сторон на 26–29 августа

Двадцать пятый корпус, поворачивая на запад, был атакован одной дивизией с фронта и двумя – во фланг, понес потери (3-я гренадерская дивизия разбежалась, ее остатки собирали два дня между Холмом и Краснославом) и после двух дней напряженных боев (26–27 августа) отошел на 30 километров – к Краснославу, имея оба фланга открытыми.

Зато 19-й корпус на юге успешно продвинулся в направлении Томашова. На следующий день, 27 августа, корпус был полуокружен, зажат между 9, 2 и 6-м австрийскими корпусами и атакован с трех направлений. Умело маневрируя артиллерией (!), командир корпуса генерал Горбатовский отбил все атаки, захватил трофеи и пленных (!), удержал за собой поле боя и лишь ночью отошел на 8–10 километров, поскольку 5-й и 17-й корпуса русские находились в переходе к востоку и прикрыть свободный фланг не могли. При попытке продвинуться вперед они столкнулись с австрийскими частями и были остановлены.

Таким образом, приказ командующего фронтом о перемене фронта 5-й армии вызвал кризис в двух северных корпусах и отставание двух южных корпусов с нарушением общей целостности армии. Фактически к 28 августа 5-я армия была вынуждена сражаться в трех отдельных группах, оба фланга каждой были открыты, а инициатива полностью принадлежала противнику.

В промежуток между 5-й и 3-й русскими армиями начала втягиваться трехдивизионная группа Иосифа-Фердинанда и 17-й австрийский корпус, навстречу им был брошен русский корпус под тем же номером, также трехдивизионный. Намечалось новое встречное сражение и, как уже повелось, в невыгодной для русских войск оперативной конфигурации.

Началось все, однако, с крупного успеха русского 5-го корпуса, который «поймал» на марше 15-ю гонведную дивизию, окружил и уничтожил, захватив 22 орудия и 4000 пленных. Понятно, что австрийская оборона на этом участке дала трещину, и корпус продвигался вперед почти безостановочно, но 19-й корпус тем не менее не догнал, что в очередной раз доказывает крайнюю нерациональность поворота 5-й армии в сторону 4-й.

Ауффенберг реваншировался, точно так же «поймав» 17-й корпус, действующий юго-восточнее 5-го. Корпус наступал уступом тремя дивизионными колоннами, причем и командир корпуса и командиры дивизий приняли за истину в последней инстанции заявление фронтовой разведки, согласно которому южнее линии их движения на расстоянии до полутора переходов крупных частей противника не обнаружено. Разведка просмотрела трехдивизионную группу Иосифа-Фердинанда!

17-й корпус был подивизионно разбит и отброшен к северу, открывая тыл 5-го корпуса. Было брошено 74 орудия, десятки пулеметов, некоторые полки потеряли от половины до 75 % личного состава, тылы дивизий перемешались.

Таким образом, к концу дня 28 августа 5-я армия Плеве оказалась в очень тяжелом положении: ее фланговые корпуса были разбиты и отступали, в то время как 19-й и 5-й корпуса в центре даже продвигались к западу. Ауффенберг мог ставить перед собой задачу окружения и разгрома всей 5-й армии. Ему всемерно помог Плеве, который приказал 19-му и 5-му корпусам наступать на запад, то есть дополнительно увеличить разрывы между корпусами.

Люблин-Холмская операция. 26–27 августа

 

Галич-Львовская операция: сражение на реке Золотая Липа 26–28 августа

Третья австрийская армия обретала форму между Львовом и Сабором – в шести-семи переходах от границы. Русские, ожидающие встретить противника на линии Сокаль – Броды – Тарнополь, сообразили, что австрийское развертывание отнесено к западу, только между 4-м и 5-м днем операции, то есть 23–24 августа. В свою очередь австрийцы насчитали южнее Владимира-Волынского «не более десяти дивизий противника», хотя в одной только 3-й армии этих дивизий было двенадцать.

Третья армия прямолинейно наступала на Львов, имея задачу выйти на линию Куликов – Миколаев, в то время как 8-я армия действовала южнее и продвигалась к линии Ходоров – Галич. Однако уже 24 августа командующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов своим приказом меняет задачи армиям, сдвигая их к северу: теперь 3-я армия должна маневрировать к северу от Львова (она была ориентирована на Жолнев), а фронт Львов – Миколаев передавался 8-й армии. Галич и Станислав оставались вне пространства операции, и левый фланг армии Брусилова повисал в воздухе.

Понятно, что Иванов, поворачивая 5-ю армию Плеве к северу, был озабочен судьбой этой армии, попадающей под фланговый удар группы Иосифа-Фердинанда. Но лекарство было хуже болезни: общее развертывание смещалось к северу, 3-я армия теряла время на перегруппировку или сама должна была начать уступообразное движение, поочередно подставляя фланги корпусов противнику. Рузский ответил уклончиво, сославшись на начертание дорог в Галиции. Тогда штаб фронта потребовал сместить к северу хотя бы правый фланг армии, направив его на Мосты-Вельки.

Рузский вновь ответил уклончиво, продолжая наступать в прежнем направлении. И во время войны, и в послевоенных мемуарах его порицали за неоказание своевременной помощи 5-й армии, но с точки зрения военного искусства командарм-3 был, конечно, прав. Как справедливо заметил Шлиффен, наступление должно быть направлено на удаленный тыл, а не на ближайший фланг неприятеля. Рузский жертвовал тактическим успехом во имя стратегической цели: занятия Львова и выхода в тыл обеим австрийским армиям, наступающим в Польше. Во имя этой цели он отказался раздробить свою армию и тем более выполнить заведомо запаздывающий маневр захождения. Думается, Плеве точно так же следовало ориентироваться на предвоенный план, а не на непрерывные просьбы о помощи со стороны Зальца и Эверта. Если бы 5-я армия приняла бой в нормальной конфигурации, пользы от ее действий (в том числе и для 4-й армии) было бы больше.

В 20-х числах августа австрийцы усиливают 3-ю армию и вытягивают ее 3-й и 12-й корпуса к востоку от Львова. К вечеру 24 августа формируется «фронт сопротивления» из 3-й армии в составе 11, 3, 12-го корпусов и 11-й пехотной и 8-й кавалерийской дивизии и 2-й армии Бен-Ермолли, в которую была преобразована армейская группа Кевеса. Армией она была лишь по названию: 2 кавалерийские дивизии, 2 ландверные бригады, еще одна прибывающая в состав армии, маршевая бригада, прикрывающая Галич, ландштурмная бригада в Черновицах. Ждали еще одну дивизию – время, выигранное за счет отнесения развертывания к западу, было потеряно на маятниковое движение 2-й армии между Галицией и Балканами.

Успех армии Данкля на северном фланге сражения побудил Конрада отдать на 26 августа приказ об общем наступлении. Первая армия ориентировалась на Люблин, 5-я – на Холм, группа Иосифа-Фердинанда – на Грубешов. Третьей армии при содействии второй, которая должна охватить южный фланг Рузского, ставилась задача отбросить противника на линию Броды-Тарнополь или, по крайней мере, задержать его движение.

Поскольку Рузский и Брусилов продолжали движение вперед (и кстати, подход австрийских корпусов к Золотой Липе и Бугу не обнаружили), намечалось очередное встречное сражение. Но на сей раз группировка была прямо-таки катастрофической для австрийцев: на Львовском направлении русские имели 12 дивизий против 8,5, а на Галичском у Брусилова было 8 дивизий против реально 3 дивизий Бен-Ермолли (остальные части не были сосредоточены для сражения).

Из австрийского контрудара сразу же ничего не вышло: открыто наступающие части были сметены артиллерийским огнем с открытых позиций. Но и форсирование Буга и Золотой Липы русскими войсками было сопряжено с не меньшими трудностями: противник окопался, занял сильные позиции по склонам высот и железнодорожной насыпи (дорога Львов – Броды), и продвижение русских корпусов не превышало 3–5 километров в день.

На следующий день главное командование потребовало от Брудермана возобновить наступление на Злочев и Буск, указывая, что от успеха этого наступления зависит исход всего сражения в Галиции; предполагалось, что, разгромив правофланговые корпуса 3-й русской армии и обеспечив этим наступление Ауффенберга, Брудерман сможет повернуть на юг, парировав этим успехи 8-й армии.

Ничего из этой авантюры, конечно, не получилось, и к вечеру 27 августа на всем фронте Рузского обозначился крупный успех. В довершение всего Брусилов отреагировал на распоряжение главкома оказать содействие 3-й армии смещением своего наступления к северу точно так же, как сам Рузский отнесся к аналогичному приказу относительно 5-й армии: уклонился от его выполнения, полагая, что армия прежде всего должна решать свои собственные задачи. Эта верность разумному предвоенному плану была вознаграждена.

В течение следующего дня австрийские войска отошли на Гнилую Липу. Группа Иосифа Фердинанда передана Ауффенбергу. Для ее прикрытия в пустом пространстве между 3-й и 5-я австрийскими армиями сформирован конный корпус Витмана в составе двух кавалерийских дивизий.

 

Люблин-Холмская операция: сражение у Томашова 29–30 августа

25-й корпус, действующий на правом фланге 5-й армии Плеве, не только не смог наступать на Замостье, как того требовал командующий армией, но и потерял утром 30 августа Краснослав, после чего стал отходить к Холму. Выход к этому важнейшему узлу дорог, где, кстати, располагался штаб армии, делал положение 5-й армии совершенно невыносимым и, по сути, означал изоляцию 4-й и 5-й армий и их поочередный полный разгром. Плеве приказ командира корпуса отменил и потребовал 31 августа во что бы то ни стало вернуть Краснослав.

Семнадцатый корпус держался более устойчиво, но австрийцы продолжали теснить его к северу; к исходу 30 августа их обходящие группировки уже выиграли оба фланга 5-й армии и грозили сомкнуться в течение одного-двух дней.

Люблин-Холмская операция. 28–31 августа

А в центре расположения 5-й армии развернутые в полукольцо 19-й и 5-й корпуса два дня отбивали непрерывные удары семи дивизий противника, наступающих с трех сторон. Корпус Горбатовского продолжал творить чудеса. Двадцать девятого августа, например, он был атакован тремя корпусами противника, отбил штурм, к вечеру перешел в контрнаступление, создав локальное превосходство в силах, захватил трофеи и пленных.

Владимир Горбатовский

Родился 26 мая 1851 года в Санкт-Петербурге. Образование получил во 2-й Петербургской военной гимназии (ныне 2-й кадетский корпус) и Павловском училище, из которого был выпущен в 1870 г. подпоручиком в 5-й гренадерский Киевский полк. Со своим полком проделал всю кампанию 1877–1878 гг., награжден орденом Святой Анны 3 степени с мечами и бантом, кроме того орденом Святого Станислава 2 степени с мечом. В 1880 г. произведен в майоры, в 1893 г. был назначен командиром Красноярского резервного батальона. В 1899 г. принял 44-й пехотный Камчатский полк, а в 1901 г. 4-й гренадерский Несвижский полк. В 1904 г. произведен в генерал-майоры с назначением командиром 1-й бригады 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии и прибыл в Порт-Артур. 17 июля назначен начальником 1-го отдела обороны крепости. Не имея почти никакого штаба, он лично распоряжался и руководил боем в течение 6 суток, почти не смыкая глаз и изредка отдыхая на камнях Скалистая кряжа, невдалеке от войск. За отражение 1-го и 3-го штурма Порт-Артура награжден орденами Святых Станислава и Анны 1 степени с мечами.

За ноябрьские бои в Порт-Артуре награжден орденом Святого Владимира 2 степени с мечами и орденом Святого Георгия 4 степени. По сдаче Порт-Артура был назначен председателем комиссии по передаче военнопленных японским войскам. По исполнении этого поручения вернулся в Россию 8 февраля 1905 г. и был назначен командиром 2-й бригады 1-й гренадерской дивизии, но, не прибыв к месту служения, назначен начальником Московского военного училища; 6 декабря 1908 г. произведен в генерал-лейтенанты, а 8 мая 1909 г. назначен начальником 3-й гренадерской дивизии. Генерал от инфантерии (18 августа 1914 г.). Продолжал командовать гренадерской дивизией до мая 1914 г., затем командир 19-го армейского корпуса, с которым принял участие в Первой мировой войне. В последующем командовал 13-й (1915 год), 12-й, 6-й (1916 г.) и 10-й (1916 г.) армиями. Награжден орденом Святого Георгия 3 степени (9 сентября 1914). 1 апреля 1917 года переведен в резерв. После Гражданской войны эмигрировал. В 1920 году Председатель Комиссии для устройства раненых и больных чинов Северо-Западной армии. Умер 30 июля 1924 г. в Таллине (Википедия, Биография. ру. Военная энциклопедия).

 

Галич-Львовская операция: сражение на реке Гнилая Липа 29–30 августа

Двадцать восьмого августа Конрад, считая общее положение неблагоприятным, обращается к германскому командованию с просьбой о содействии наступлением на Седлец. Поскольку к этому времени еще не завершилось сражение под Танненбергом, никакого результата от этой просьбы ожидать не приходилось. Четвертая армия завязла в позиционных боях у Люблина и ждала подхода группы Куммера, но 5-я армия владела инициативой и рассчитывала на крупный успех. Непременным условием этого успеха была остановка или приостановка наступления 3-й русской армии. В этих условиях Конрад вынужден удерживать 2-ю и 3-ю армии на реке Гнилая Липа, что провоцировало очередное масштабное сражение.

На 120-километром фронте от Каменки до Галича сосредоточились 8 русских корпусов (20,5 дивизии, 2 бригады и 8 кавалерийских дивизий; 344 батальона, 192 эскадрона и 1304 орудия). Австрийцы в общих чертах закончили сосредоточение 2-й армии и собрали на этом фронте 14,5 дивизии, 5 ландштурмных бригад и 4 кавалерийских дивизии, еще 6 маршевых бригад было на марше (301 батальон, 140 эскадронов с маршевыми формированиями, 828 орудий). Впрочем, неготовность 2-й армии еще давала себя знать, особенно на ее флангах, где сосредоточение войск задерживалось. В сущности, вопрос стоял так: удастся ли своевременным маневром маршевыми батальонами своевременно заткнуть дыры.

Рузский предполагал задержаться перед Гнилой Липой, но здесь, конечно, совершенно прав был Иванов, потребовавший от 3-й армии «стремительного натиска». Русское командование не могло позволить себе такую роскошь, как потеря темпа. Двадцать девятого августа началось сражение на Гнилой Липе.

В последующих боях все попытки австрийцев действовать активно были отражены. Русские армии, конечно, задержались на рубеже Гнилой Липы, но цена, которую за это заплатил неприятель, была очень высокой. Двенадцатый армейский корпус был разбит, примерно половину его сил удалось собрать и вернуть в строй только 2-го сентября.

Все же за 29–30 сентября 3-я и 8-я почти не продвинулись к Львову.

 

Люблин-Холмская операция: сражение у Томашова 31 августа

На фронте 5-й армии наступил кризис операции. На севере разрыв с 4-й армией продолжал расширяться, причем 25-й корпус даже не обозначил наступление на Краснослав и фактически продолжил отход к Холму. Девятнадцатый и 5-й корпус полуокружены, боеприпасы заканчиваются, и их невозможно доставить далее Грубешова, от которого до линии фронта 35 километров «ничейной земли». Выход корпусов из боя возможен только по километровым гатям, проложенным через болота.

Плеве не имел никаких резервов, кроме двух казачьих кавалерийских дивизий, которые он и направил на выручку 19-му корпусу – задача, для кавалерии совершенно непосильная. Она была бы непосильна и для пехоты.

Импровизированный кавкорпус ночью прорывает линию неприятельского охранения (9-я кав. дивизия) и устраивается на ночлег практически в расположении 2-го австрийского корпуса. Утром этот корпус начал очередную атаку на позиции корпуса Горбатовского. Не говоря худого слова, конники атаковали австрийские артиллерийские позиции, а приданные казакам батареи открыли огонь с тыла по наступающей пехоте, которая попросту разбежалась (что-то удалось собрать вечером километрах в 15–20 к северу). Обрадованный 19-й корпус вернул потерянные за ночь позиции, укрепив свой фланг. Удалось продвинуться вперед и 5-му корпусу. Семнадцатый корпус дельной помощи центральным корпусам не оказал, достаточно было и того, что он отбил наступление противника и даже на 2–3 километра сместился к западу.

Положение на левом фланге армии Плеве начало ощутимо меняться: южнее 3-я армия Рузского развивала успешное наступление на Львов, 31 августа ее присутствие начало ощущаться в тылах группы Иосифа-Фердинанда.

К вечеру Плеве ничего не знает об успехах казаков и готовности южной группы корпусов не только сражаться, но и перейти в наступление. Зато он получает известие о катастрофе в Восточной Пруссии, окружении центральных корпусов 2-й русской армии и о самоубийстве ее командира Самсонова.

В ночь на 1 сентября Плеве приказывает всей 5-й армии отойти на три перехода – к линии Холм – Новгород-Волынский. Ауффенберг выиграл сражение и получил почетную приставку «Комаровский» к своей фамилии. Кстати, совершенно напрасно. В Томашевском сражении Ауффенберг «завелся»: он наплевал на стоящие перед армией стратегические задачи во имя оперативной цели – окружения центральных корпусов 5-й армии. Ради этого он потребовал помощи от Данкля, смещая наступление 1-й армии с ее северного на южный фланг. Ради этого он связал боем группу Иосифа-Фердинанда, подставляя ее при дальнейшем развитии операций под фланговый удар. Ради этого он поддерживал боевое напряжение в районе Комарова, безоглядно тратя свою пехоту. В последние дни августа он думал только о том, как «наказать» 19-й и 5-й корпус и полностью игнорировал текущую обстановку на других участках гигантского сражения. И даже в этом, в «наказании» выдвинутых и полуокруженных российских дивизий, Ауффенберг, в конечном итоге, не преуспел.

 

Люблин-Холмская операция: прорыв на Травники 28 августа–1 сентября

Мы оставили генерала Эверта в момент отхода к Люблину. Четвертая армия находилась в неважном состоянии, но австрийцы вели преследование достаточно медленно, поэтому оперативная конфигурация постепенно восстановилась. На правый фланг армии вышел 18-й корпус, который завязал бои с группой Куммера и принудил ее перейти к обороне. Четырнадцатый корпус, хотя и с трудом, удержал свои позиции. С 29 августа центр тяжести сражения смещается к югу, где 5-й и 10-й австрийские корпуса атакуют 16-й и гренадерский корпуса русских, пытаясь одновременно еще и продвинуться к Краснославу для оказания содействия 5-й армии: увлечение Ауффенберга сложной и длительной операцией на окружение начинает оказывать негативное воздействие на армию Данкля, усилия которой раздваиваются.

Галицийская битва 1 сентября

Тридцать первого августа на фронте Эверта также наступает кризис. Его левофланговые корпуса скованы неприятельским наступлением и не могут удержать своих позиций, в то время как обозначился охват левого фланга 4-й армии. Двадцать четвертая австрийская дивизия, двигаясь в оперативной пустоте, разделяющей две русские армии, заняла в ночь на 31-е Краснослав, откуда повернула на Люблин. Утром она разгромила внезапной атакой 82-ю дивизию, а к ночи вышла на железную дорогу Люблин-Холм, захватив станцию Травники.

Эверт обратился в Ставку с требованием поставить 4-й армии задачи на случай оставления ей Люблина.

 

Общие результаты

На 1–2 сентября оперативная ситуация на Восточном фронте была гораздо лучше, нежели рассчитывал Шлиффен. Победа Люденфорфа под Танненбергом обезопасила Восточную Пруссию. Кризис аналогичного масштаба случился в районе Люблина, и пока что австрийцы владели инициативой на северном участке своего фронта.

Львов еще держался.

 

Согласимся с Барбарой Такман: в первых числах сентября немцы очень близко подошли к победе. На Западе они перешли Сомму, Уазу и Марну, приближались к Парижу. В Восточной Пруссии была окружена 2-я русская армия, ее командующий 30 августа застрелился. В Галиции русские армии потерпели поражение в Люблин-Холмской операции и были отброшены к Люблину.

Обе стороны чувствовали приближение решающих событий. В ближайшие дни должна была определиться судьба Парижа и Франции на Западе, и перспективы развития операций на Востоке, где германо-австрийские войска владели инициативой везде, кроме южного участка фронта.

Кризис на обоих театрах военных действий произошел практически одновременно.

 

Галиция, Галич-Львовская операция: 31 августа–1 сентября

Тридцать первое августа, кризисный день галицийского сражения. Третья австрийская армия отходит на Львов. Становится понятным, что с выходом правофланговых дивизий Рузского в район Равы-Русской, оставлять армию Ауффенберга в районе Томашова нельзя, между тем от действий этой армии австрийское командование ожидает решительного успеха.

Конрад не утверждает приказ Брудерманна об отходе к городокской позиции и приказывает удерживать Львов. Столица Галиции становится стратегической осью сражения, позволяя продолжать операции в районе Люблина и Комарова, где наметился крупный успех. Нужно иметь в виду, что в информационном обеспечении войны австрийцы преуспели, создав у русского командования преувеличенное представление о Львове как о крупной современной крепости, подготовленной к обороне. Соответственно, Рузский сосредотачивает свои силы для штурма этой крепости и настаивает на содействии со стороны 8-й армии.

В результате критический день 31 августа потрачен на медленное преследование австрийцев, отходящих на линию львовских фортов и за Днестр.

 

Люблин-Холмская операция: отход 5-й армии, 1–4 сентября

Решение Плеве начать 1 сентября общее отступление оказалось неожиданным для командиров корпусов южной группы, которые шесть суток вели непрерывные бои в неудачной конфигурации (под частично реализованной угрозой окружения) против превосходящих сил противника, удержали свои позиции и готовились наступать. Это решение было неожиданным и для Ауффенберга. Но мне представляется, что Плеве был абсолютно прав, и быстрый отрыв 5-й армии от противника дал возможность провести второй этап Люблин-Холмской операции со всеми удобствами, включая сомкнутые внутренние фланги 4-й и 5-й армий.

Оставаясь в районе Томашова, 5-я армия предоставляла противнику тактические шансы – в особенности учитывая положение 10-го армейского корпуса 1-й австрийской армии в районе Краснослава – Травников. Отход 5-й армии на одну линию с 4-й ставил австрийское командование перед серьезной проблемой: достигнут крупный успех, но как его использовать, если крупных подкреплений нет и не предвидится, а в тылу армии Ауффенберга нарастает угроза, которая только усугубится с продвижением австрийских войск к Холму.

Блестящего стратегического решения Конрада фон Гетцендорфа ни Плеве, ни Иванов не предвидели.

 

Галицийская битва: 1 и 2 сентября

Первого сентября Конрад вновь обращается к Мольтке с просьбой направить войска на Седлец или по крайней мере перебросить в район Перемышля два армейских корпуса. Корпусов этих не существует в природе, и Конрад об этом знает.

Об этом эвентуальном наступлении на Седлец в послевоенное время было написано очень много ерунды – вплоть до обвинений командующего 8-й армией в пренебрежении союзническим долгом, узко эгоистических интересах и непонимании основ военного искусства.

Эрих фон Людендорф был искусным полководцем. Недостатки являются продолжением достоинств, поэтому ошибки Людендорфа, о которых нам еще предстоит говорить, были масштабны и нетривиальны. Конечно, он понимал всю привлекательность наступления на Седлец и красоту этой сложной межфронтовой операции.

Но он понимал и ее неосуществимость в конкретных условиях начала сентября 1914 года.

Армия Ренненкампфа вышла на линию Кёнигсберг – Лютцен, и игнорировать ее было невозможно. Людендорф уже направил против нее 3-й корпус и армейскую кавалерию. С учетом переброски сил с Западного фронта командование 8-й армии могло сосредоточить против Ренненкампфа три корпуса со средствами усиления. Этого было вполне достаточно.

По крайней мере один корпус (например, 1-й резервный) должен был пока остаться на месте Танненбергского сражения, наблюдая за процессом разоружения остатков центральных корпусов 2-й армии.

Таким образом, для удара на Седлец Людендорф мог сосредоточить три корпуса – 17,1, 20-й. Против них могли действовать 1-й и 6-й корпуса 2-й армии, разбитые в сражении, но не уничтоженные, и армейская кавалерия.

Россия продолжала мобилизацию, и верховное командование уже приняло решение заткнуть дыру в Восточной Пруссии 22-м, 3-м Сибирским и 1-м Туркестанским корпусами. Таким образом, против трех корпусов Людендорфа Жилинский мог собрать около пяти корпусов.

Эвентуальное наступление 8-й германской армии на Седлец

Ну и каких результатов можно ожидать от этого наступления? По прямой от границы до Седлеца около 200 километров, причем наступающим войскам нужно преодолеть Нарев и Западный Буг. Ключевые дороги схвачены крепостными укреплениями Осовца и Ломжи, штурм которых требует времени.

В таких условиях ударной группе при самых благоприятных обстоятельствах потребуется 12–15 дней, чтобы подойти к Седлецу. За это время кризис в районе Люблина разрешится в любом случае. В случае успеха австро-венгерских войск наступление 8-й армии потеряет всякий смысл, поскольку русское командование так или иначе будет вынуждено эвакуировать «Польский выступ». Если же успех будет сопутствовать Юго-Западному фронту, 8-я армия сама окажется в очень тяжелом положении.

Усилить ее нечем. Конечно, освободится 1-й резервный корпус, но его придется использовать для контроля коммуникационной линии Седлец – Ломжа – Лютцен. Со своей стороны русские к этому времени мобилизуют второочередные части, которые могут быть направлены через Брест-Литовск на Седлец или даже через Белосток на Ломжу.

При этом 8-я армия будет вынуждена сражаться в двух группах, разделенных промежутком сначала в десятки, а затем в сотни километров. Все ее преимущество в маневре испаряется, как только ее корпуса вступают на русскую территорию, где, напомню, иная колея железной дороги.

Ничего хорошего ожидать от такого наступления не приходится, и Людендорф правильно сделал, что отказался от него и сосредоточил свои усилия против 1-й армии Ренненкампфа, вытеснение которой за пределы Восточной Пруссии было непременным условием любой активности против «Польского балкона».

В ноябре Людендорф попытал счастья в Лодзинской операции, выполненной примерно по такой же схеме, хотя и в гораздо лучших условиях (сюжет восьмой). Результаты не обнадеживали. Лишь в феврале 1915 года, сосредоточив две армии: 15,5 пехотных и 2,5 кавалерийских дивизий, германское командование нанесло сильный удар от Мазурских озер на юго-восток. Немцы тогда продвинулись до реки Бобр. Но это было уже после завершения генерального сражения Первой мировой войны.

Итак, немецкой помощи не предвидится.

У Конрада назревает решение отвести армии за реку Сан. Но так жаль терять результаты прорыва у Травников, охвата Люблина, крупного успеха под Комаровым, где русские неожиданно начали глубокий отход.

Конрад принимает следующее смелое, красивое и импонирующее решение:

На севере усилить группу Куммера корпусом Войерша и возобновить наступление в обход Люблина. Десятому корпусу, растянутому между Травниками и Краснославом, предписывается удерживать свои позиции, 1-му и 5-му корпусам наступать непосредственно на Люблин.

В центре – оставить против разбитой 5-й русской армии минимальный заслон. Армию Ауффенберга развернуть фронтом на юг.

Оставить Львов, втянув 3-ю армию в оперативный мешок.

Концентрическим наступлением 2, 3 и 4-й армий на Львов разгромить 3-ю армию в районе этого города и восстановить положение в Галиции.

Эта блестящая стратегическая идея приводит к ожесточенному Городокскому сражению, хотя в отношении второй армии намерения командования остались на бумаге. Она все еще не была готова к активным действиям!

Со своей стороны русское командование завершает железнодорожный маневр. Оно усиливает 4-ю армию несколькими дивизиями, объединяет войска, действующие к северу от Люблина, в отдельную 9-ю армию, затыкает парой дивизий прорыв в районе Травников – Краснослава и назначает новое общее наступление армий правого крыла. Всего на участок Люблин Холм было переброшено три армейских корпуса (18-й, гвардейский и 3-й кавказский), не считая второочередных дивизий 4-й и 5-й армий (где-то около четырех стрелковых и трех кавалерийских дивизий), которые прибывали своим чередом – по довоенному графику.

Австрийцы же считают 5-ю армию Плеве «совершенно разбитой». Ауффенберга заботит не столько она, сколько сомнения насчет того, не истолкуют ли его войска поворот на 180 градусов как отступление. Первого сентября он издает приказ № 1490, который зачитывается всему составу армии: «Четвертая армия уже заслужила благодарность за свои блестящие действия. Однако на нее ложится вторая великая задача, от выполнения которой зависит судьба всего похода – двинуться на юг и, по меньшей мере, оказать помощь находящейся в бою 3-й армии. Эта решительная операция предъявляет высокие требования, но я верю, что храбрая 4-я армия эти требования выполнит».

Галицийская битва. Замысел Городокского сражения

 

Городокское сражение: вступительный комментарий

Стратегическое решение, предложенное Конрадом, не производит особого впечатления на человека, плохо знакомого с особенностями армий 1914 года. «Ну, раньше атаковали на север. Теперь развернемся и будем наступать на юг. Что тут такого?»

Во-первых, заметим, даже сугубо формально «развернуть армию несколько сложнее, чем батальон» (М. Галактионов). Это технически трудная задача, требующая времени. Необходимо полностью перенастроить громоздкую и инертную систему снабжения, наметить маршруты для движения частей и соединений, пункты сбора и места отдыха, организовать охранение.

Действия Э. Людендорфа в сражении под Танненбергом, когда он организовал марш-маневр 8-й германской армии против 2-й русской, заслуженно входят в золотой фонд военного искусства. Но это был армейский, а не фронтовой маневр силами, к тому же подготовленный до войны. Территория Восточной Пруссии была специально оптимизирована для подобного маневра по внутренним операционным линиям, а сам маневр считался контрольным решением оперативной задачи, которую А. Шлиффен любил давать выпускникам Академии Генерального штаба.

Конрад же импровизировал. Его план ведения войны, основанный на том, что южная группировка сможет хотя бы задержать русское наступление в районе Львова, провалился – вновь отметим: в первую очередь благодаря тому, что Рузский и Брусилов выполняли свои задачи по плану стратегического развертывания, не отвлекаясь на привходящие обстоятельства, в том числе просьбы соседей и указания командования фронтом. Быстрой переброской 4-й армии на юг Конрад создавал совершенно новую оперативную конфигурацию, не предусмотренную в довоенном планировании ни русскими, ни австрийцами, даже как возможность.

Конрад фон Гетцендорф

Родился 11 ноября 1852 года в пригороде Вены в семье гусарского офицера и актрисы. В 1871 году окончил элитную Терезианскую военную академию. Прошел путь от лейтенанта до командира пехотной дивизии в Инсбруке.

В 1906 году при поддержке наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда назначен начальником Генерального штаба. На этом посту отличался энергичной деятельностью по реорганизации и перевооружению армии, усилению артиллерии. Настаивал на превентивных войнах с Сербией и Черногорией, призывал к укреплению австро-итальянской границы (при наличии формального военного союза с Италией). В связи с этим Конрад фон Гетцендорф находился в конфликте с парламентами обеих частей империи, а также министерством иностранных дел и в 1911–1912 гг. даже был отстранен от должности начальника Генерального штаба.

С началом Первой мировой войны стал начальником штаба при главнокомандующем эрцгерцоге Фридрихе, фактически руководя всеми действиями австрийской армии в первую очередь на карпатском фронте.

После вступления на престол нового императора Карла Конрад был с понижением назначен командующим 11-й армией, стоявшей на итальянском фронте в Тироле (« за недостаточную строгость нравов в Генеральном штабе в разгар Мировой войны » – ума не приложу, что может означать такая формулировка). 15 июля 1918 года он был отстранен и от этого поста и назначен на декоративную должность в лейб-гвардии.

После окончания войны был председателем союза выпускников Терезианской академии, занимался изучением философии и религии.

Умер 25 августа 1925 года на курорте Бад-Мергентхайм, земля Баден-Вюртемберг, Германия, от болезни желчного пузыря. Был с воинскими почестями похоронен в Вене (Википедия).

Операция была начата в неблагоприятный момент: австрийцы потеряли Галич, Миколаев, Львов, и это было осязаемым признаком поражения. Во всех равных тактических столкновениях русская пехота и особенно артиллерия демонстрировали неоспоримое преимущество. С начала войны прошел уже месяц, и сосредоточение русских корпусов заканчивалось: с первых чисел августа общий перевес в силах в Галиции на стороне Иванова, на его сторону перешло и преимущество в оперативной группировке войск. Тем не менее Конраду удалось резко качнуть уже склоняющуюся на сторону русских армий чашу весов, вызвать кризис на Юго-Западном фронте и заставить русское командование выигрывать Галицийскую битву второй раз.

Неплохая попытка, которую в австрийских военных кругах назвали «Призывом к счастью»!

В этой связи стоит сказать несколько слов и о Морице Ауффенберге.

Меня не впечатляют его распоряжения в ходе Комаровского сражения, но то, что уже вечером 3 сентября 4-я армия закончила поворот и вышла на линию Томашов – Ярчин – Корчмин в 18–20 километрах к югу от своей исходной позиции, вызывает восхищение и удивление. В организации перестроения армии и проведении маршей командарм-4 проявил подлинное воинское искусство, выиграв, по крайней мере, два дня активного времени. К вечеру 5 сентября Ауффенберг уже развернулся 9, 6 и 17-м корпусами на фронте Рава-Русская – Немиров, изготовившись к наступлению против правого фланга 3-й русской армии.

Мориц Ауффенберг

Родился 22 мая 1852 года в Троппау в семье крупного судейского чиновника. Учился в Терезианской военной академии и Высшей военной школе. В 1871 г. вступил лейтенантом в 28-й пехотный полк. С 1877 г. служил в Генеральном штабе. В 1878 г. участвовал в оккупации Боснии и Герцеговины. С 1890 г. начальник штаба 28-й пехотной дивизии в Лайбахе, с 1894 г. командир 96-го пехотного полка. С 1900 г. командир 65-й бригады в Раабе. В 1905 г. назначен начальником 36-й дивизии в Аграме. В 1907 г. перешел в Военное министерство и в том же году был назначен генерал-инспектором военно-учебных заведений. С 1909 г. командир XV армейского корпуса, расквартированного в районе Сараево, тайный советник. В 1911 г. по предложению Франца Фердинанда назначен военным министром. На посту военного министра добился увеличения военного бюджета. Большое внимание уделял развитию тяжелой артиллерии. В 1912 г. сдал пост ген. А. Кробатину и был назначен инспектором армии.

С августа 1914 г. командующий 4-й австрийской армией, развертывавшейся в районе Радымно—Ярослав—Перемышль. Командовал армией в Галицийской битве. После поражения австрийских войск в битве 30 октября 1914 г. вышел в отставку. В 1915 г. обвинен в неготовности Австро-Венгрии к войне и уволен из армии.

После войны написал несколько военно-исторических работ:

Aus Österreich-Ungarns Teilnahme am Weltkrieg, Berlin, Ullstein, 1920 – «Австро-венгерское участие в мировой войне» (1920);

«Кампания 4-й австр. армии в начале мировой войны» (1920);

Aus Österreich-Ungarns Höhe und Niedergang, Munich, 1921. – «Взлет и падение Австро-Венгрии».

Умер 18 мая 1828 года в Вене (Википедия).

 

Городокское сражение 5–7 сентября

К вечеру 5 сентября на фронт сражения от Равы-Русской до Стрыя выходили огромные и почти равные силы: 3-я и 8-я русские армии (352 батальона, 183 эскадрона, 1304 орудия) и 4, 3 и 2-я австро-венгерские армии (373 батальона, 187 эскадронов, 1254 орудия). Вторая австрийская армия отставала с развертыванием и могла полностью вступить в бой только 9 сентября. Однако по условиям местности и сложившейся оперативной группировки 8-я армия не могла использовать эти темпы.

Шестого сентября авангарды 3-й русской армии столкнулись с авангардами 4-й австрийской армии у Равы-Русской. Надо сказать, что это столкновение было неожиданным и для Рузского, и для Иванова, которые считали, что противник отходит к Перемышлю. В этих условиях 3-я армия наступает веерообразно: она стремится выйти в тыл «Томашовской группе неприятеля» (то есть ни командование, ни разведка не «прочитали» быстрого и эффективного маневра Ауффенберга) и одновременно обойти с севера укрепленную городокскую позицию 3-й австрийской армии. Все корпуса находятся в движении и не могут организовать взаимодействие.

Тем не менее Рузский реагирует очень быстро и точно, разворачивая армию к Раве-Русской и оставляя на прикрытие Львова один армейский корпус (10-й). Сразу же он вытягивает 11-й корпус к северу, в сторону Яворова, ставя перед ним задачу обойти фланг австрийцев, сражающихся у Равы-Русской.

Седьмого сентября в наступление перешли 3-я армия и северный фланг 2-й австрийской армии, что сразу поставило в критическое положение 12-й корпус армии Рузского. На фронте Равы-Русской окончательно определилось, что речь идет не о заслоне, не о жертвующих собой арьергардах, но об основных силах 4-й австрийской армии. Ситуация в районе Львова сразу же стала тяжелой. Командование ЮЗФ потребовало энергичных действий от своих 9, 4 и 5-й армий, что было столь же правильно, сколь и очевидно. Рузский со своей стороны ставит задачу на овладение Равой-Русской – оперативным центром всего пространства Галицийской битвы. Но Ауффенберг также прекрасно понимает значение Равы-Русской.

Галицийская битва вновь приобрела характер темповой игры: что произойдет раньше – крах русского фронта между Галичем и Равой-Русской или крах австрийского фронта между Люблином и Холмом?

 

Контрнаступление северной группы

2–9 сентября

После катастрофы 2-й армии в Восточной Пруссии русские войска, сосредоточенные на северном фланге Галицийской битвы, были обязаны наступать. Альтернатива была одна, и она даже была обозначена в официальном документе: «в случае безусловной невозможности в течение ближайших дней достигнуть решительных над австрийцами успехов, будет указано армиям Юго-Зап. фронта постепенно отходить на р. Зап. Буг с общим направлением Дрогичин – Брест-Литовск – Кобрин», то есть речь шла об оставлении Варшавы и всего польского ТВД; такой отход, без сомнения, индуктивно привел бы и к отступлению из Галиции.

Русское командование, конечно, еще не знало в тот момент о переброске 4-й армии к Раве-Русской и должно было учитывать эту армию в оперативном балансе. Между тем в реальности обстановка на севере складывалась очень благоприятно: в составе 9, 4 и 5-й армии насчитывалось 26,5 пехотных дивизий. Австрийцы же вместе с группой Куммера, группой Иосифа Фердинанда и корпусом Войерша могли противопоставить им всего 15,5 дивизии. Если на севере (где армия Данкля раньше наступала) находились более или менее равные силы (9 русских дивизий против 7 австрийских дивизий и двух бригад), то южнее 10-й корпус был полуокружен у Травников четырьмя русскими корпусами. А еще дальше к югу, в общем, была дыра, прикрытая недавней вымученной победой 4-й австрийской армии, 2-м корпусом и группой Иосифа-Фердинанда, находящейся в боях уже 17 дней и не получавшей все это время подкреплений.

Первая армия с приданными ей частями и соединениями как-то продержалась до 8–9 сентября затем под угрозой окружения начала отход за Сан, открывая 75-километровое свободное пространство на фланге и в тылу 4-й армии Ауффенберга, где в эти дни умирала группа Иосифа Фердинанда.

Иосиф Фердинанд

Родился 24 мая 1872 года в Зальцбурге в семье герцога Тосканского Фердинанда IV. Был 2-м сыном и 4-м ребенком в семье. После нескольких скандалов его старший брат эрцгерцог Леопольд-Фердинанд был исключен из состава фамилии Габсбургов и принял имя Леопольда Вёльфинга. Иосиф Фердинанд стал наследником, а затем и главой тосканской ветви Габсбургов.

Учился в военном реальном училище. В 1892 году окончил Терезианскую военную академию. Был выпущен в Тирольский стрелковый полк. Служил в 93-м, 17-м, 59-м пехотном и 4-м Тирольском егерском полках. В 1905–1908 гг. командир 93-го пехотного полка, с октября 1908 г. – 5-й пехотной бригады, с января 1911 г. – 3-й пехотной дивизии в Линце. Увлекался охотой и воздухоплаванием, совершил несколько путешествий на воздушном шаре.

С началом войны назначен командиром XIV армейского корпуса, входившего в состав 3-й армии генерала Р. Брудермана. Участвовал с ним в Галицийской битве. 30 сентября 1914 г. назначен командующим 4-й армией после смещения с поста командующего Ауффенберга. В 1915 г. командовал армией в зимнем сражении в Карпатах и общем летнем наступлении германо-австрийских войск после Горлицкого прорыва.

Летом 1916 года разбит русской 8-й армией генерала Каледина во время Брусиловского наступления и отступил за реку Стырь. После этого снят с поста командующего армией. Передал армию ген. К. Терстянскому фон Надас.

После вступления на престол императора Карла I был назначен генерал-инспектором ВВС. В 1918 году вышел в отставку.

После распада Австро-Венгерской империи жил в Австрии как обычный гражданин. 2 мая 1921 г. женился на Розе Кальтенбрунер. После смерти первой жены в 1928-м, 27 января 1929 г. женился на Гертруде Томанек фон Бейерфельс-Мондзее, от которой у него было двое детей, Клавдия и Максимилиан.

После аншлюса Австрии гитлеровской Германией был арестован. Сначала жил под домашним арестом, но затем отправлен в концлагерь Дахау. Находился там несколько месяцев, после чего был освобожден благодаря заступничеству Германа Геринга. Умер 25 августа 1942 г. в Вене (Википедия).

Десятого-одиннадцатого сентября сражения уже не было: северное крыло русских армий перешло к преследованию разбитого противника.

Успех наступления между Люблином и Холмом определялся явным превосходством в силах, которое, в свою очередь, стало следствием железнодорожного маневра, блестяще осуществленного русским главным командованием. Напомню, всего в армии правого крыла было перевезено четыре армейских корпуса и четыре отдельные дивизии (то есть полнокровная армия), не считая тех частей, которые прибывали в 4-ю и 5-ю армии по мобилизации.

 

Городокское сражение 8–9 сентября

Четвертая австрийская армия остановлена и на всем фронте переходит к обороне. Но контрманевр Рузского с неизбежностью должен был привести к возникновению напряжений в стене русских корпусов, вытянувшихся от Миколаева до Равы-Русской, и в конечном счете, к отрыву 3-й армии от 8-й. Австрийское командование это понимает: отныне ударной силой становится 2-я армия, наконец, сосредоточенная для наступления южнее Львова, где должен был возникнуть второй кризис Городокского сражения.

Так и происходит. Восьмого сентября армия Брусилова не может продвинуться вперед и с трудом сдерживает атаки противника, а у Рузского 10-й корпус, атакованный четырьмя австрийскими дивизиями, отходит на северо-восток, создавая десятикилометровую брешь на стыке армий. Сложилась ситуация, чреватая обходом внутренних флангов 8-й и 3-й армий, что еще более усугубилось неудачей на юге 24-го и в центре 7-го и 8-го корпусов армии Брусилова.

Прорыв закрывает спешно сконструированный из подвернувшихся под руку кавалерийских частей кавкорпус Де Витта.

 

Городокское сражение 10–11 сентября

Бои на фронте 8-й русской армии достигают своего апогея. Вторая и 3-я австрийские армия ведут непрерывное двухсуточное наступление и продвигаются на несколько километров то на одном участке, то на другом. К концу дня 11 сентября положение 8-й армии неустойчиво, командующий приказывает провести подготовительные мероприятия на случай отхода ко Львову.

В том-то и дело! Львов – сильная естественно укрепленная позиция, 8-я армия поколеблена, но не разбита. Может быть, если сделать еще одно, последнее усилие, бросить в бой последний батальон, 8-я армия будет отброшена на Львов. На это понадобятся сутки. Еще сутки, чтобы подготовить новое наступление в районе Львова. И по крайней мере два дня, чтобы его взять. То есть при самых благоприятных условиях решающий результат на фронте 8-й армии может быть достигнут через 4–5 дней.

Этих дней у Конрада нет.

На севере уже складывается трагическая для него обстановка: группа Иосифа-Фердинанда и 2-й корпус не могут сдержать наступления 5-й армии, командование которой уже ориентирует свои левофланговые корпуса на Цешанув. Это 40 километров к западу-северо-западу от Равы-Русской, где фронт Ауффенберга поставлен под фланговый удар с севера, более того, русские угрожают тылу всей городокской группировки австрийцев.

Утром 12 сентября, на шестой день непрерывных боев, австрийцы оставили Раву-Русскую.

Городокское сражение закончилось.

Нужно сказать, что 4-я австрийская армия прекрасно показала себя как маневренная сила, а 3-я и 2-я австрийские армии во фронтальных атаках добились большего, чем можно было ожидать от дважды разбитых несколькими днями раньше войсковых соединений. Но русское командование южного крыла – Рузский, Радко-Дмитриев и Брусилов – «простыми и неблестящими средствами», как и рекомендует В. Стейниц, первый чемпион мира по шахматам, и военная теория, перевели темповую комбинационную «игру» в позиционное русло, заставив Конрада потерять несколько решающих темпов. В конце концов, оказалось, что судьба городокского сражения решалась не под Львовом, а у Люблина.

Рузский

Родился 18 марта 1854 года (новый стиль) в Петербурге.

Окончил первую петербургскую военную гимназию в 1870 году, Константиновское военное училище в 1872 г. Служил в лейб-гвардии гренадерском полку. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 г., командуя ротой. В 1881 г. окончил Николаевскую Академию Генерального штаба. С 5 декабря 1881 г. помощник старшего адъютанта штаба Казанского военного округа. С 11 марта 1882 г. по 26 ноября 1887 г. – старший адъютант штаба Киевского военного округа. В мае—октябре 1881 г. командовал батальоном 131-го пехотного Тираспольского полка. С 26 ноября 1887 г. начальник штаба 11-й кавалерийской дивизии. С 19 марта 1891 г. – начальник штаба 32-й пехотной дивизии. С 23 июля 1896 г. командир 151-го пехотного Пятигорского полка. С 13 декабря 1896 г. окружной генерал-квартирмейстер штаба Киевского военного округа. С 10 апреля 1902 г. начальник штаба Виленского военного округа.

Во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. был начальником штаба 2-й Маньчжурской армии. С 1909 г. член Военного совета при военном министре, занимался разработкой уставов и наставлений, был одним из авторов Полевого устава 1912 года.

С 19 июля по 3 сентября 1914 г. командовал 3-й армией. За взятие Львова награжден сразу орденом Святого Георгия 4-й и 3-й степени. За Галицийскую битву награжден орденом Святого Георгия 2-й степени. С 3 сентября 1914 г. – Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта. Под его командованием войска фронта сражались в Августовской и Праснышской операциях. 13 марта 1915 г. Рузский заболел и покинул фронт, сдав командование генералу М. В. Алексееву. 17 марта 1915 г. назначен членом Государственного, а 20 мая 1915 г. также Военного советов. С 30 июня – командующий 6-й армией. С 18 августа 1915 г. – Главнокомандующий армиями Северного фронта. В декабре 1915 г. Рузский вновь заболел и 6 декабря сдал командование фронтом. Позже вернулся на должность Главнокомандующего армиями Северного фронта 1 августа 1916 г.

Один из активных участников военного заговора, закончившегося Февральской революцией. 25 марта 1917 г. покинул пост командующего фронтом. Уехал в Кисловодск. Был арестован 11 сентября в Ессентуках красными. 18 октября 1918 года был выведен на Пятигорское кладбище в составе группы заложников и зарублен (Википедия).

 

Общее отступление австрийцев 12–25 сентября и итоги битвы

Все кончено. Порядок предстоящего отхода всех австрийских армий за р. Сан установлен в директивах № 1877 и 1925, отданных 11 и 12 сентября. Уже 15 сентября 9-я армия без особых проблем форсировала Сан. Обложен Перемышль. Отступление австрийцев местами принимает характер бегства, русские части сдерживают уже не столько австрийские арьергарды, сколько внезапный двухметровый паводок на Сане. Но с 22 сентября начинается вызванная наметившимся наступлением германцев рокировка армий на Среднюю Вислу. Назревает Варшаво-Ивангородская операция, и «это уже совсем другая история».

Общий итог сражения отлично передают цифры: Русская армия захватила Галицию и Буковину, в том числе крупный административный центр Львов, города Галич, Станислав, Миколаев, Черновицы, обложили крепость Перемышль. Их потери составили 190 000 человек убитыми и ранеными, 40 000 пленными (итого 230 000 человек, или треть первоначально состава), 94 орудия. Австро-венгерская армия потеряла 300 000 убитыми и ранеными, 100 000 пленными (400 000 человек, половина первоначального состава), 400 орудий.

Н. Иванов

Родился 3 августа 1851 года в семье офицера, выслужившегося из солдат сверхсрочной службы. Окончил 2-ю петербургскую военную гимназию, Павловский кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище (1869). Служил в 3-й гвардейской и гренадерской артиллерийских бригадах. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Был инструктором румынской армии, затем состоял при Э. И. Тотлебене. С 28 июля 1884 г. – командир 2-й батареи лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады. С 1888 г. заведовал мобилизационной частью ГАУ. С 11 апреля 1890 г. командовал Кронштадтской крепостной артиллерией. С 14 декабря 1899 г. состоял для особых поручений при генерал-фельдцейхмейстере великом князе Михаиле Николаевиче.

Во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. состоял в распоряжении командующего Маньчжурской армией, с 18 июля 1904 г. командовал Восточным отрядом, впоследствии преобразованном в 3-й Сибирский армейский корпус. За боевые отличия в войне награжден орденом Святого Георгия 4-й и 3-й степени и золотым оружием, украшенным бриллиантами.

После окончания военных действий – начальник тыла Маньчжурских армий. 19 декабря 1905–6 ноября 1907 г. командир 1-го армейского корпуса (Петербургский военный округ). С 20 апреля 1907 г. главный начальник Кронштадта и одновременно с 6 ноября 1907 г. временный кронштадтский генерал-губернатор. Принял решительные действия к пресечению беспорядков во вверенных ему частях. Генерал-адъютант (1907). Генерал от артиллерии (ст. 13.04.1908). Со 2 декабря 1908 г. командующий войсками Киевского военного округа.

Во время Первой мировой войны 19 июля 1914–17 марта 1916 г. главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта. Под его командованием русские войска одержали крупную победу в Галицийской битве. В марте 1916 г. был заменен на посту командующего фронтом Брусиловым и переведен в Ставку, где находился в свите Николая II.

С началом Февральской революции Николай II 27 февраля назначил Иванова главнокомандующим войсками Петроградского военного округа с чрезвычайными полномочиями и с подчинением ему всех министров. Задачей Иванова было с отрядом надежных войск прибыть в Петроград и прекратить волнения в столице. Однако Иванову не удалось выполнить эту задачу, и 3 марта Иванов был арестован, как и сам Николай II. Через некоторое время Иванова освободили по распоряжению Керенского, и он уехал в Новочеркасск.

Иванов присоединился к Белому движению в Гражданской войне, в 1918 г. командовал Южной белоказачьей армией. Был разбит под станицей Вешенской, после чего остатки его армии влились в состав войска Донского. Умер от тифа 27 января 1919 г. (Википедия).

Галицийская битва остается в истории памятником стойкости русских солдат и бесполезного мастерства австрийского командования.

«Самая лучшая армия, которую когда-либо старая Австрия за многие столетия своего существования выставляла против врага и которая в 1914 г. была таковой, несмотря на все недостатки, – погибла преждевременно благодаря последним» – этой эпитафией австрийских исследователей заканчиваются почти все описания Галицийской битвы, и я не хочу нарушать эту традицию.

Альтернатива: Краков

Австрийцы действовали в Галицийском сражении достаточно грамотно и изобретательно, отчасти им и везло. Можно поискать за них шансы «на краю Гауссианы», но, в общем, складывается впечатление, что австрийцы могли выиграть эту битву только за счет откровенно кооперативной игры. С другой стороны, русские одержали победу, настолько значимую и убедительную, что попытка еще как-то улучшить их «игру» воспринимается с улыбкой: «вот если бы покойник с трефы пошел…»

В принципе придумать такую альтернативу нетрудно. Например, «осень в 1914 году выдалась сухой, ожидаемого паводка на Сане не произошло, что позволило русским армиям сохранить высокие темпы преследования». Беда в том, что никаких значимых изменений при таком предположении не происходит: русское наступление и в Текущей Реальности дошло до своего естественного предела, которым являются Карпаты . Ничего ведь не меняется от того, выйдут русские армии к этому рубежу неделей раньше или позже, потеряют австрийцы пленными 100 тысяч человек или 150 тысяч.

В Карпатах наступление придется приостановить хотя бы просто вследствие перенапряжения коммуникаций. Устройство тыла и подготовка нового наступления потребуют немало времени, начнется осень. Трудно предположить, что в этих условиях рубеж Карпат будет преодолен с ходу, а это означает затяжную Карпатскую операцию и возврат на рельсы Текущей Реальности.

В начале сентября 1944 года советские войска будут вновь штурмовать Карпаты. При полном превосходстве в артиллерии, танках и авиации, в условиях просоветского восстания в Словакии и практическом отсутствии у гитлеровцев свободных резервов наступление развивалось очень тяжело, и продвижение не превысило 50 километров за месяц ожесточенных боев. В 1914 году австро-венгерская армия была потрясена поражением в Галиции, но, конечно, меньше, нежели вермахт, переживший летом 1944 года полный распад Восточного фронта.

Хочется побыстрее взять Перемышль, но русская армия «образца 1914 года» не имела сверхтяжелой артиллерии, равно как и отработанной на учениях схемы ускоренной атаки первоклассной крепости. В Текущей Реальности такая атака была предпринята и закончилась катастрофическим провалом.

В 1914 г. крепость состояла из восьми оборонительных секторов (групп). Первые два включали внутренний обвод протяженностью 15 км и радиусом 6 км. Всего в рамках внутреннего обвода было возведено 18 фортов и 4 батареи. В свою очередь внешний обвод общей протяженностью 45 км подразделялся на шесть секторов (групп) в составе 15 главных и 29 вспомогательных фортов. В интервалах между фортами размещались 25 артиллерийских батарей. Большинство фортов были оснащены 150-мм гаубицами, 53-мм скорострельными орудиями и 210-мм мортирами. Помимо этого, в главных и бронированных фортах имелось электроснабжение, лифты, вентиляторы, помпы, рефлекторы. В крепости работала система радиосвязи.

Некоторые шансы на содержательную альтернативу дает наличие косвенной связи между полями сражений в Галиции и Восточной Пруссии. Поражение немцев в Восточной Пруссии (Реальность Pax Rutenia, сюжет пятый) дает русскому командованию возможность сымпровизировать версию плана Шлиффена против Австрии.

В этой Реальности задачи преследования австро-венгерских войск возлагаются на Юго-Западный фронт в составе 5, 3, 8-й армий, в то время как 10-я (в Текущей Реальности – в Восточной Пруссии), 9-я и 4-я армии совершают марш-маневр через Среднюю Вислу (участок Сандомир – Ивангород и севернее), имея своей целью Силезию. При успехе этой операции линия Карпат будет обойдена с севера, и русские войска вырвутся на Венгерскую равнину.

Возможная схема преследования в Реальности Pax Rutenia

Вероятность такой Реальности, однако, невелика. Прежде всего немцы могут допустить прорыв в Силезию только в случае полной военной катастрофы. Но в таком случае в общем-то все равно, как выигрывать, и возможно, имеет смысл сосредоточить усилия против Германии, а не против Австрии. Во-вторых, очень велики расстояния, которые предстоит пройти армиям импровизированного «Русского Правого Крыла». В-третьих, роль Перемышля может сыграть другая первоклассная австрийская крепость – Краков.

Укрепления образуют три пояса и цитадель: форты наружного пояса, форты среднего пояса и сомкнутая ограда, также усиленная фортами. В наружном поясе, имеющем около 40 верст в обводе, расположено 48 фортов, из коих 15 современных: на левом берегу – 35 фортов, из коих 11 современных, на правом – 13 (4 современных).

Внутренний пояс – около 20 верст в обводе – образован 27 укреплениями (4 современных). Сомкнутая ограда – около 10 верст в обводе – имеет 11 укреплений, в том числе 5 фортов: 4 – на левом берегу и 1 – на правом. Цитадель – старинный Вавельский замок – на высоком левом берегу реки.

Большинство фортов наружного пояса построены из бетона и железа. Особенно сильны форты Маршовица и Тоние. Среди фортов имеются и броневые.

Долина Вислы весною и осенью затопляется естественным и искусственным разливом реки.

Тем не менее поздней осенью 1914 года «тень» подобного русского наступления незримо висит над Восточным фронтом и оказывает влияние на ход и исход Варшаво-Ивангородской и Лодзинской операций (сюжет восьмой).

В Текущей Реальности кризис на Восточном фронте разрешился 17 сентября, когда 3-я русская армия подошла к Перемышлю. Россия проиграла сражение в Восточной Пруссии (к середине месяца армия Ренненкампфа была оттеснена к Неману), но одержала громкую победу в Галиции.

Шлиффен мог быть доволен. Немецкий фронт сохранил свою целостность свыше шести недель, причем на севере немцы владели инициативой, а на юге Австро-Венгрия могла еще довольно долго держаться, опираясь на Карпаты и крепости.

Разгром австрийцев в Галиции, с точки зрения Шлиффена, был, скорее, положительным результатом: вечный спор за преобладание в германском мире не мог быть решен одной победой под Садовой-Кенигрицем. Потерпевшая поражение Австрия попадала в зависимость от Германии и, во всяком случае, переставала быть препятствием для мирных переговоров. Впрочем, Шлиффен в любом случае предполагал по итогам войны вернуть ей Галицию и не препятствовать показательной экзекуции Сербии.

Но судьба Австро-Венгрии решилась на Сене, как, впрочем, и судьба Германии.

Кризис на Западном фронте был острее и сюжетнее, чем на востоке. Барбара Такман пишет: «Так близко подошли немцы к победе, а французы к катастрофе, так велико было горестное изумление мира, следившего с затаенным дыханием за триумфальным маршем германских армий и отступлением союзников к Парижу, что битву, решившую исход войны, стали называть «чудом на Марне».

 

Канун Марны: 4 сентября

На Западном фронте в первых числах сентября возникла ситуация, трудная для обеих сторон. Союзники понимали, что стратегическое положение складывается для них весьма благоприятно: после того как 1-я армия фон Клюка перешла Марну и устремилась на юг, правый фланг германского войска оказался открыт, причем действующая против него 6-я армия Монури, во-первых, не имела «оппонента», во-вторых, могла опираться на форты и укрепления Парижа. Жоффр, конечно, не знал соотношения сил, но справедливо предполагал, что после переброски 4-го корпуса у него по крайней мере равенство. В целом обстановка провоцировала союзников на контрнаступление с решительными целями.

Но перейти в это наступление должны были армии, которые с первых боевых столкновений и до последних дней терпели поражение за поражением. И материальное и особенно моральное состояние войск было очень тяжелым, у командиров сложился своеобразный «комплекс неполноценности»: противник неудержимо двигался вперед, и все попытки остановить его хотя бы на пару дней заканчивались только новыми потерями. Между тем проектируемое между Марной и Сеной сражение должно было стать решающим. Жоффру было понятно, что, если союзники проиграют его, война на Западе будет быстро закончена.

Между 2-м и 4-м сентября у союзников вызревает решение. Командующий Парижским гарнизоном генерал Галлиени, бывший начальник Жоффра по Мадагаскару, вызванный из отставки, настаивает на немедленном контрударе по открывшемуся флангу противника. Поскольку решением правительства 6-я армия подчинена ему, он отдает Монури соответствующий приказ.

Монури, как обычно, своего мнения не имеет.

Жоффр колеблется. Он понимает все выгоды сложившегося положения, но контрудар Монури будет иметь шансы на успех только в том случае, если он будет поддержан остальными армиями – в противном случае Клюк отбросит 6-ю армию обратно к Парижу, даже не особенно напрягаясь, как это случилось под Амьеном. Но состояние 5-й и 9-й армий крайне тяжелое, сомнительно, чтобы они были готовы к наступлению. Что же касается Британских Экспедиционных Сил, то Френч отходит к Сене и останавливаться не собирается. Учитывая все это, Жоффр предпочел бы выиграть еще немного времени отступлением и дать решительное сражение на линии Сены. За это выигранное время завершится переброска 4-го корпуса и, может быть, придут в себя англичане, немцы же еще глубже втянутся в мешок между Парижем и Верденом.

Галлиени, однако, сомневается, что противник даст французам провести контрнаступление со всеми удобствами, и настаивает на немедленных действиях. Жоффр считает их «преждевременными», но все же обращается к командующим армиями. И Фош, и д’Эспери сообщают ему, что готовы наступать, хотя состояние их армий «далеко не блестящее».

Жозеф Симон Галлиени

Сын иммигрантов из Италии. Окончил военный колледж Ла-Флеш и военное училище в Сен-Сире, 15 июля 1870 г. выпущен сублейтенантом морской пехоты. Был взят в плен после Седанской катастрофы и находился в плену до 11 марта 1871 года. Дальнейшая служба проходила в колониальных войсках. Военный губернатор и завоеватель Мадагаскара, произведен в дивизионные генералы и награжден орденом Почетного легиона. В отставке с апреля 1914 года. Возвращен на действительную службу 26 августа и назначен военным губернатором Парижа с подчинением непосредственно военному министру (с 1 сентября подчинен Ставке). Получил разрешение правительства на неограниченные военные действия в городе, включая взрыв мостов через Сену, представляющих собой исторические памятники.

С октября 1915 года и до марта 1916 года – военный министр. Умер 27 мая 1916 года, посмертно удостоен звания маршала Франции.

Четвертого сентября Жоффр, еще не имея ответа от англичан, отдает общий приказ союзным армиям: 6-я армия действует севернее Марны и продвигается к Шато-Тьери, англичане располагаются между Марной и Большим Мореном, атакуя фронтом на восток на Монмирай, туда же ориентирована и 5-я армия, находящаяся на Большом Морене и наступающая на север, 9-я армия прикрывает ей фланг, удерживая выходы из Сен-Гондских болот. Четвертой армии приказано прекратить отход и удерживать высоты Витри-ле-Франсуа, 3-й атаковать противника западнее Аргон.

Битва на Марне. Замысел Жоффра

По другую сторону фронта Мольтке решает похожую проблему. Его армии безостановочно идут вперед, немецкая пехота и артиллерия в каждом бою демонстрируют превосходство над противником, искусство командиров на местах, техника организации боя не оставляют желать лучшего, – и при всем этом на правом крыле складывается весьма неблагоприятная, даже опасная стратегическая ситуация.

В этих условиях появляется директива Мольтке от 4 сентября, которую на следующий день специально посланные офицеры довели до сведения командующих армиями:

«Противник ускользнул от охватывающего наступления 1-й и 2-й армий и частью своих сил примкнул к Парижу. По имеющимся сообщениям и проверенным агентурным данным, можно заключить далее, что враг передвигает силы с линии Туль—Бельфор к западу и что он также изымает некоторые части с фронта от 3-й до 5-й армий. Оттеснение всего французского войска к швейцарской границе становится в связи с этим более невозможным. Следует, скорее, считаться с тем, что враг сосредоточивает более мощные силы в районе Парижа и подводит новые формирования для защиты столицы и угрозы правому флангу германского войска.

1-я и 2-я армии остаются против восточного фронта Парижа, чтобы наступательно противостоять действиям противника со стороны Парижа. 1-я армия – между Уазой и Марной. 2-я армия – между Марной и Сеной… Рекомендуется армиям держаться своей массой в таком отдалении от Парижа, чтобы сохранить достаточную свободу движения в их операциях.

4-я и 5-я армии находятся еще в соприкосновении с более сильным противником. Они должны стремиться как можно дальше оттеснять его на юго-восток. Этим должен быть также открыт путь через Мозель между Тулем и Эпиналем 6-й армии. Удастся ли здесь силами 6-й и 7-й армий оттеснить значительные силы противника к швейцарской границе – это будет дальше видно ».

По поводу этой директивы мнения историков расходятся. Фанкельгайм полагает, что «наш Генеральный штаб совсем потерял голову». Б. Такман считает приказ целесообразным, хотя и запоздавшим: «Он мог бы оказаться даже своевременным, если бы не один беспокойный француз Галлиени». По мнению М. Галактионова, стратегия Мольтке тащилась в обозе за тактической реальностью, и директива от 4 сентября еще более ухудшала и без того тяжелую ситуацию.

На самом деле довольно трудно понять, что Мольтке имел в виду. Он останавливает 1-ю и 2-ю армии на весьма неудобных позициях, открытых с правого фланга, а если 3-я армия будет наступать против Труа, как ей предписано, то и с левого. При этом 4-я и 5-я армии не поддерживают Правое крыло ни прямо, ни косвенно, выполняя неопределенную задачу «наступления в юго-восточном направлении», и, что характерно, задача овладения Верденом или хотя бы окружения крепости перед ними не ставится.

Оперативный маневр Мольтке и его предположения о противнике

В общем, решение Мольтке носило все черты компромисса, который и в мирном и в военном деле всегда хуже любой из альтернатив. Уж если командующий германскими армиями признавал неудачу шлиффеновского маневра, следовало резко отвести Правое крыло, может быть, даже сразу на линию Сомма – Компьен – Реймс, в обязательном порядке удерживая Амьен. Затем перебросить значительные силы на правый фланг и возобновить наступление, благо Восточный фронт держался, и потеря времени, возможно, еще не была фатальной.

Либо уже нужно было махнуть на все рукой и попытаться тактически выкрутиться из тяжелого стратегического положения, предоставив всю инициативу командующим армиями. Конечно, и в этом варианте требовалось как можно быстрее и любой ценой усиливать правый фланг.

«Отказ от Марны»: отход германских войск на линию Сомма—Компьен—Реймс

Впрочем, в Текущей Реальности примерно так и получилось.

 

Марна: 5 сентября

Пятого сентября 1-я армия продолжает по инерции двигаться к югу. Клюк собирается дать противнику сражение на Сене, разбить его и лишь затем встать фронтом к Парижу: «1-я армия в силу прежних указаний верховного командования продвигается через Ребе—Монмирай к Сене. Два арм. корпуса прикрывают по обе стороны Марны фланг армии против Парижа… Если предписанное окружение Парижа провести, то… противник приобретет свободу действий против Труа(!). В Париже более мощные силы, вероятно, лишь в стадии сосредоточения… Считаю оставление позади весьма боеспособной полевой армии и передвижку 1-й и 2-й армий в данный момент менее всего благоприятными. Предлагаю: провести преследование до Сены, а затем окружить Париж». Мольтке отклоняет это предложение и требует от Клюка точного выполнения предыдущих приказов. Клюк пожимает плечами, понимая, что день уже прошел. Завтра его корпуса в основном уже будут на Большом Морене, и если 1-я армия ввяжется в серьезный бой с англичанами, то там они и останутся.

Именно в этот момент Клюк получает донесение от командира 4-го резервного корпуса генерала Гронау.

Корпус находился на правом фланге армии, уступом сзади, и тоже двигался на юг от Нантейля. Около полудня немцы неожиданно для себя столкнулись с авангардами 6-й армии – 55-й и 56-й резервными дивизиями группы генерала Ламаза (6-я армия). Гронау немедленно контратакует, и противник останавливается.

В 17.45 авиационная разведка соседнего 2-го корпуса с удивлением обнаруживает, что 4-й резервный корпус ведет тяжелый бой с противником со стороны Парижа. Это сообщение передается в штаб армии, но начальник штаба Клюка фон Кюль оставляет донесение без внимания: «привидение со стороны Парижа до той поры не должно страшить армию, пока оно не облечется в плоть и кровь».

К ночи французским войскам так и не удается преодолеть полосу сопротивления 4-го резервного корпуса, о чем Ламаз сообщает Монури. Тот требует немедленно возобновить наступление. К этому моменту Гронау выясняет, что имеет дело с двумя дивизиями и бригадой противника, которые могут быть поддержаны еще одним корпусом. У него только 1,5 дивизии, так как одна из бригад 22-й дивизии все еще остается в Брюсселе.

В полночь 4-й резервный корпус отходит за ручей Теруан. Об этом узнает генерал Ламаз, он будит свои войска, которые медленно двигаются вперед за отходящими немцами.

Вновь авиационная разведка 2-го корпуса первой получает изумительно точные сведения, и вновь Лизинген сообщает Кюлю и Клюку о серьезности положения на правом фланге армии. Но приказы на 6 сентября уже отданы, нужно что-то менять. Несмотря на присутствие в штабе армии представителя Мольтке (это был полковник Хенч из разведывательного отдела, которому через несколько дней предстоит сыграть поистине историческую роль в битве и, опосредованно, во всей войне), Клюк пока не готов переместить всю армию севернее Марны. Он отдает распоряжение только 2-му корпусу, который «как можно быстрее выступает в направлении к мостам через Марну у Лизи – Жерминьи на поддержку 4-му рез. корпусу, кавалерия и артиллерия вперед; тотчас установить связь с 4-м рез. корпусом; занять мост у Жерминьи. Выслать вперед тяжелую артиллерию. На Б. Морене оставить слабые арьергарды».

Лизинген этого приказа ждет с середины дня и поэтому реагирует очень быстро. Ровно в 4 часа утра его дивизии начинают движение. Артиллерия идет впереди, и к утру 6 сентября она уже может открыть огонь по наступающим частям 6-й французской армии.

Пятого сентября генерал Ламаз не только не выполнил поставленной перед ним задачи – выдвинуться на рубеж реки Урк и занять исходное положение для предстоящего наступления – он еще и напрасно потерял время и открыл противнику глаза на опасность со стороны Парижа.

Блестящие действия Гронау и Лизингена изменили оперативную конфигурацию: 6-я армия перестала быть неопределенным фактором, ее присутствие на правом фланге германского войска раскрыто, ее намерения наступать на Шато-Тьери ясны. План Жоффра оказался нарушенным еще до официального начала сражения.

Фон Гронау Ганс

Сын обер-лесничего. В 1869 г. вступил в 3-й прусский пеший артиллерийский полк; лейтенант (1870). Участник Франко-прусской войны 1870–1871 гг. В 1875–1878 гг. учился в Военной академии. В 1880–1882 гг. и 1888–1894 гг. служил в Генштабе. В 1887 г. командир батареи 14-го пешего арт. полка. С 1894 г. начальник отделения Большого Генштаба. С 1898 г. командир 16-го пешего арт. полка, с 1899 г. – 2-й пешей арт. бригады, с 1903 г. – 1-й дивизии. С 1907 г. губернатор Торна. С 9.6.1911 г. – в резерве.

При мобилизации 2.8.1914 г. назначен командиром IV резервного корпуса.

С сентября 1915 г. по февр. 1918 г. командир 41-го резервного корпуса на востоке. Одновременно командовал армейской группой «Гронау», действовавшей в Польше и на Украине в районе Припяти. 4.10.1916 г. награжден орденом Pour le Mérite. Во время наступления Юго-Западного фронта в боях 1–2 августа нанес поражение 3-й русской армии и заставил ее отказаться от удара на Ковель. 6.8.1918 г. получил дубовые ветви к ордену Pour le Mérite. После войны вышел в отставку.

Однако к ночи на 6 сентября ситуация для фон Клюка определилась лишь отчасти. Шестая французская армия направлена против его открытого фланга – это понятно. Но какова реальная сила этой армии? Что на самом деле она осуществляет – решительное наступление или короткий контрудар с целью облегчить положение отступающих англичан? Во всяком случае, противник, действуя против полутора его резервных дивизий, особого успеха за день не добился…

Можно согласиться с М. Галактионовым, для немцев было бы лучше, если бы на реке Урк сразу же сложилась критическая ситуация. Клюку стало бы ясно, что именно там решается судьба его армии и всей войны.

В Текущей Реальности он не может принять ясного решения.

Фланговая угроза очень опасна, игнорировать ее нельзя. Но противник действует неуверенно, и столь же неуверенно реагирует на события Клюк. В ночь на 6 сентября он разбивает армию на «группу сдерживания» (4-й резервный и 2-й корпус), которая остается за Марной и противостоит 6-й французской армии, и «группу преследования» (4, 3, 9-й корпуса), ориентированную против англичан и левого фланга армии д’Эспери.

Обе группы разделены промежутком в несколько десятков километров, связь между ними поддерживает кавалерия.

5 сентября

Таким образом, ранним утром 6 сентября авангарды 1-й германской армии выдвигаются за Большой Морен. Вторая армия в этот день вышла к Малому Морену, 3-я перешла Марну.

 

Марна: 6 сентября

В этот день Марнская битва началась официально. Ретроспективно нам известно, что она стала решающим сражением великой войны, но 6 сентября важность происходящего понимали лишь союзники – немцы еще не разобрались, что участвуют в сражении стратегического масштаба.

Для понимания дальнейшего необходимо понимать, что планированием битвы на Марне не занимался никто – для союзников она возникла стихийно, как реакция на представившуюся тактическую возможность, немцы вообще не ожидали сопротивления к северу от рубежа Сены, и начало сражения просмотрели.

Разумеется, у Жоффра был некий план в виде концентрического наступления трех союзных армий против 1-й армии фон Клюка. Но его штабу элементарно не хватило времени, чтобы рассчитать и согласовать движение корпусов, не говоря уже об организации снабжения. Так что речь шла, скорее, о намерениях Жоффра, чем о плане решающей битвы.

Но если союзники планировали сражение «на коленке», то немцы и вовсе «играли с листа». У них не было плана единой Марнской битвы, даже на уровне благих пожеланий. [72] Каждый из командующих армиями импровизировал собственную операцию – на реке Урк, у Эстерней, у Монмирая, в Сен-Гондских болотах, на Рейно-Маасском канале. И ни одна из этих операций не рассчитывалась по картам и не проверялась в ходе штабных игр.

Армии Первой мировой войны не имели средств механизации, были очень инертны, всецело зависели от линий снабжения. Управление ими можно сравнить с вождением тяжелого грузовика, не имеющего гидроусилителя руля. Можно добавить, что двигался этот «грузовик» по очень плохой дороге, ночью, в тумане и без фар, полагаясь только на зрение шофера. Вот почему все операции неукоснительно отлаживались в мирное время – это одно давало гарантию от элементарных просмотров. И все равно в обстановке реальной войны возникало много неожиданного. Например, немцы, лишь подойдя к Парижу, обнаружили, что мощные передатчики Эйфелевой башни нарушают радиосвязь армий Правого крыла. Русские только в сентябре 1914 года соотнесли физическую географию района Карпат со временем года. Французы были очень удивлены тем, что движение по лесистому бездорожью Арденн приводит к расчленению армии и заставляет ее корпуса сражаться с открытыми флангами.

Сражение на Марне было насыщено неожиданностями.

Шестого сентября союзники переходят в общее наступление, что сразу же делает положение 1-й германской армии, находящейся между 5-й и 6-й французскими и английской армиями, весьма опасным. К вечеру Клюк приходит к выводу, что для него единственным шансом являются действия по внутренним линиям. Практически он пытается в значительно худшей ситуации воспроизвести схему Людендорфа: прикрывшись со стороны одной из вражеских армий, нанести удар по второй, надеясь, что

В оправдание Мольтке можно сказать, что сбой управления произошел раньше, еще в ходе преследования, что к 4 сентября он имел смутное представление об обстановке и даже толком не знал, где находятся германские армии, что в распоряжении главного командования не было никаких средств, способных изменить ход сражения, и все же такое самоустранение выглядит странным.

Третья (английская) отошла за Сену и ее пока можно вообще не принимать во внимание.

Обращает внимание большое количество «особых точек позиции. В сущности, ими оказываются все переправы на Марне, Дамартен, Париж. Да, строго говоря, и все остальные пункты, обозначенные на схемах, мы вправе рассматривать как узлы позиции, переход которых из рук в руки серьезно меняет оперативную обстановку. Столь большое количество точек связности объясняется отчасти начертанием французской дорожной сети и особенностями протекания рек в районах боевых действий, с другой – крайней неустойчивостью положения германских армий Правого крыла и очень высоким риском мгновенного проигрыша войны для французов.

« В Париже Монури спросил Галлиени: «Если операция провалится, куда мы отведем…» Глаза Галлиени затуманились. Он ответил: «Никуда». Готовясь к возможной катастрофе, он отдал секретный приказ командирам парижского укрепленного района сообщить о всех объектах, которые следует уничтожить, чтобы ими не воспользовались немцы. Даже такие мосты в сердце Парижа, как Пон Неф и Пон Александер, подлежали уничтожению. Врагу должна достаться «пустота», если он прорвется через линию обороны, сказал он генералу Хиршауэру » (Б. Такман).

Из всех ключевых точек совершенно особое значение имеет город Шато-Тьери. В сущности, это центр позиции всего германского Правого крыла. Пока Шато-Тьери в руках немцев, 1-я и 2-я армии могут попытаться наладить взаимодействие. Как только город и переправа переходят в руки французов, армии Правого крыла теряют связность.

Первая германская армия становится «узлом», нервным центром всего сражения. Союзники атакуют Клюка, он пытается наступлением вернуть себе свободу действий. Шестого сентября на фронте 1-й германской армии возникают два кризиса, два очага ожесточенных боев – река Урк и Эстерней, и Клюк пока не может понять, где главная опасность, против какого противника он должен действовать в первую очередь.

Армия Монури продолжает наступление на реке Урк. На юге группа Ламаза атакует деревню Варед, расположенную вблизи слияния Марны и реки Урк (к северу от Мо). Французов встречает 4-й резервный корпус. Столкнувшись с сопротивлением, Монури начинает удлинять фронт своей армии к северу: силами 7-го корпуса (14-я, 63-я рез.д.) он обходит 4-й резервный корпус.

Для усиления давления на Варед из Парижа на правый фланг 6-й армии подходит бригада морской пехоты.

Череда ожесточенных боев 6 сентября вырисовывает «линию тополиной дороги»: «Через все поле сражения, в тылу которого наблюдалось лихорадочное движение, через все поле сражения, потрясаемое гулом бесчисленных орудий, испещренное взрывами, перекрываемое пехотным огнем, усеянное трупами людей и лошадей, проходил отчетливо обозначенный рубеж, который не смогла в течение боя перешагнуть ни та, ни другая сторона. Этот рубеж провел твердую черту в развертывании Марнской битвы и повлек за собой чрезвычайно серьезные последствия» (М. Галактионов).

К концу дня французам не удается взять Варед, но положение 4-го резервного корпуса становится очень тяжелым. По словам Гронау, он «превращен в шлак». Войска держатся лишь за счет мощного артиллерийского кулака, который Лизинген, объединивший под своим руководством 4-й резервный и 2-й корпуса, сымпровизировал из всех батарей, подвернувшихся под руку.

Парировать продвижение противника на Бец нечем. Клюку приходится срочно направлять на реку Урк 4-й корпус. Снова ночной марш. Солдаты измучены, но командование торопит их – корпус срочно нужен на северном фланге сражения.

Однако к 22 часам Клюку сообщают о появившемся разрыве в середине «рубежа тополиной дороги». Приходится срочно переориентировать туда 8-ю дивизию 4-го корпуса. В сущности, к вечеру 6 сентября фронт по реке Урк держат уже не корпуса, а перемешавшиеся «боевые группы».

На юге Франше д’Эспери переходит в наступление против 9-го германского корпуса армии Клюка, расположившегося для дневки в Эстерней. Клюк в отношении 3-го и 9-го корпусов начинает выполнять распоряжение Мольтке «повернуться фронтом к Парижу», но делает это формально, ожидая, что события все же вынудят Генеральный штаб отменить приказ. Поэтому корпуса пока только задержаны на Большом Морене, а задача отойти за Марну поставлена им лишь как возможная цель на завтра. В этой ситуации, столкнувшись с активными действиями противника, генерал Кваст, командующий 9-м корпусом, принимает решение «разбить врага» и сам начинает двигаться к югу.

Начинается встречное сражение у Эстерней, французская артиллерия отражает удар, заставляя немцев податься назад. Третий корпус поддерживает 9-й, и весь день на линии далеко продвинутых к югу частей «группы преследования» идет бой.

К вечеру Клюк окончательно приходит к неутешительному выводу, что его армия одновременно атакована противником и с севера, и с юга. Поскольку 2-я армия все еще ведет наступление и, следовательно, решает активную задачу, Клюк временно передает 3-й и 9-й корпуса Бюлову, следуя излюбленной немецкой военной поговорке «на месте виднее» (штаб Клюка расположен в Шарли, и командующий 1-й армией сосредоточен на проблемах северного участка). Бюлов, разумеется, согласился, но его согласие было получено Клюком лишь на следующий день. Не имея связи с Бюловом, Клюк отвел 3-й и 9-й корпуса назад, что привело к конфликтной ситуации. Но, во всяком случае, разрыв внутри 1-й армии несколько сократился, а Клюку удалось убедить Бюлова, что эта дыра может быть заткнута кавалерией обеих армий. Два кавалерийских корпуса выдвигаются в брешь.

В этот день, 6 сентября, 2-я армия Бюлова переходит Малый Морен и атакует армию Фоша в Сен-Гондских болотах – создается второй узел Марнской битвы. Фош, однако, ведет себя очень активно и пытается точно выполнить приказ главного командования о наступлении. На востоке он даже успешно продвигается к северу, но на западе, в районе замка Мондеман, его фланг оказывается смятым и отброшенным назад.

Вечером до Малого Морена добирается армия Хаузена, что резко ухудшает положение Фоша.

Далее к востоку 4-я германская армия продвигается вперед на Рейнско-Марнском канале, но на помощь Ланглю уже подходит 21-й корпус из Лотарингии. А вот у герцога Вюртембергского свежих частей нет и не предвидится.

Еще восточнее образуется разрыв между 4-й и 3-й французскими армиями у Ревиньи, его затыкает 15-й корпус из Эпиналя.

Таким образом, к вечеру 6 сентября силы французского западного крыла возросли сразу на три армейских корпуса: в 6-ю армию пришел 4-й корпус и бригада морской пехоты, в 4-ю – 21-й и 15-й. Железнодорожный маневр Жоффра был выполнен очень вовремя.

Саррайль (3-я армия) атакует на север-северо-запад и вызывает панику в тылу армии кронпринца, которой приходится остановиться, чтобы привести себя в порядок.

6 сентября

Итак, к вечеру 6 сентября немецкое наступление остановлено на всем фронте. Теперь логика сражения определяется наступлением 6-й французской армии против правого фланга Клюка и наступлением 2-й и 3-й германских армий против Фоша. Пятая французская армия вынуждена поддерживать 9-ю, англичане медленно и неуверенно двигаются вперед, сдерживаемые завесой из кавалерийских корпусов Марвица (1-й) и Рихтгофена (2-й). Четвертая и пятая германские армии оказывают давление на центр союзного расположения.

Эта оперативная конфигурация приобретет устойчивый характер и, в сущности, не изменится до конца битвы.

 

Марна: 7 сентября

Только около 10 часов утра 7 сентября Клюк, наконец, узнает из захваченной у французов копии приказа о том, что противник перешел в общее наступление против германских армий Правого крыла. Теперь он принимает решение. В сложившейся ситуации парижская группа противника должна быть не задержана, а разбита. Для этого нужно собрать всю 1-ю армию на реке Урк, причем 3-й и 9-й корпуса должны разгромить и смять северный фланг 6-й французской армии, отбросив ее к Парижу.

С оперативной точки зрения он, как уже говорилось, осуществляет маневр по внутренним линиям, направленный против внешнего фланга охватывающей армии противника. В своем «контрольном решении» для Восточной Пруссии Шлиффен настойчиво предлагал в такой обстановке обрушиться на его внутренний фланг. Но там не хватает пространства. И все-таки слишком близко находятся англичане. И очень мешает Париж.

Командующий 1-й армией не знал, конечно, что британским экспедиционным силам поставлена задача к концу дня выйти к Марне, но очень хорошо чувствовал, что времени у него почти нет.

Приблизительно тогда же, в 10 часов утра, разведка сообщает, что передовые силы англичан замечены у Куломье. К 17 часам становится ясно, что 2-й и 3-й английские корпуса угрожают фронту на реке Урк с юга.

Клюк ускоряет движение войск. Его пехота своими ногами должна наверстать потерянные ранее темпы. Корпусам приказано начать движение в два часа ночи.

Уход на север 3-го и 9-го корпусов открывает правый фланг Бюлова, основные силы которого продолжают наступление, двигаясь к выходам из Сен-Гондских болот. При этом Фош искусно наносит удар в центре, причем ему удается потеснить не более и не менее, как германский гвардейский корпус. Бюлов отправляет на выручку 14-ю дивизию (7-го корпуса), дополнительно ослабляя свой правый фланг.

Практически 7 сентября произошло только одно, но зато очень важное изменение в оперативной конфигурации сражения: брешь внутри 1-й германской армии превратилась в разрыв между 1-й и 2-й армиями. И в этот разрыв уже входили крупные силы противника.

7 сентября

В ночь на 8 сентября Галлиени, встревоженный ухудшающейся обстановкой на фронте реки Урк, принял решение спешно перебросить к Бецу 7-ю дивизию. Для того чтобы ускорить этот маневр, он реквизировал все парижские такси.

Решение красивое и выигрышное, но очень уж напоминающее ролевую игру!

Тем не менее получилось. Шестьсот машин за два рейса перевезли около 6000 человек, еще столько уже удалось протянуть через узкую нитку железной дороги. Утром 8 сентября дивизия была на месте, и ее солдаты не испытывали нечеловеческой усталости немецких маршевых рот: «Около полудня состояние войска стало таким, что мы, командиры рот, заявляем майору: нужна остановка для отдыха, иначе половина роты свалится с ног. Вскоре весь полк (12-й) делает привал на лугу. Весь полк? От него не осталось и двух третей. Все лежат в глубоком оцепенении. Ни шуток, ни ругани… Тупая усталость, расслабляющее безразличие. Немыслимо сохранять походный порядок. Ничего не видно, только чувствуешь: рота выбивается из сил. Пробуем ругаться, увещевать, шутить. Никакого эха, ни одного голоса, не слышно ни смеха, ни ворчания: свинцовая воля, однотонный топот многих сотен израненных, вконец измотанных ног. И часы, о эти часы! Тот, кто требует этого от войска, знает, что требует невозможного. Значит, многое, все поставлено на карту. И в конце концов сам ответственный командир, верхом на коне, чувствует, что последний остаток энергии покидает его. Становится кусочком безвольно плетущегося стада. Все равно – все. Часы, о эти часы!» (Цитируется по М. Галактионову).

 

Марна: 8 сентября

М. Галактионов справедливо ругает Клюка за промедление с принятием решения о сосредоточении всей армии на реке Урк. Клюк действительно потерял время: в сложнейшей обстановке, сложившейся на фронте его армии, он, в сущности, и 5 и 6 сентября принимал компромиссные решения, то есть тормозил развитие операции. Но в его оправдание следует сказать, что оба кризиса – и на северном, и на южном участке – были исключительно серьезны, а положение 1-й армии, сражающейся в двух направлениях с пересекающимися под прямым углом директрисами, весьма тяжелым. В сущности, Клюку оставалось только пытаться запутать противника.

Суть вопроса состояла в скорости марша пехоты. Без железнодорожного маневра, подобного тому, что применил Людендорф в Восточной Пруссии, Клюк не мог выиграть для 3-го и 9-го корпусов более одних суток: с момента сосредоточения всей 1-й армии на реке Урк в распоряжении германского командования было только 24 часа для того, чтобы добиться неоспоримой победы.

Восьмого сентября 3-й и 9-й корпуса идут к северной оконечности фронта на реке Урк. Но положение на южной оконечности этого же фронта столь серьезно, что сюда приходится выделить дивизию и бригаду – сила готовящегося удара сразу ослабляется наполовину, но вариантов в общем-то нет.

В этот день англичане, наконец, выдвигаются за Марну.

На реке Урк и в районе Сен-Гондских болот – по-прежнему тяжелые бои.

Третья германская армия вышла на одну линию со второй, и у генерала Хаузена возникла мысль взять сражение на себя. Учитывая тяжелый боевой опыт гвардейского корпуса, которому так и не удалось продвинуться вперед, он принимает решение обмануть неприятельскую артиллерию и достигнуть решительного успеха ночной штыковой атакой.

«Враг наступает на всем фронте перед германскими армиями. На правом германском крыле находятся превосходные силы французов. Противник не может быть поэтому сильным и превосходить нас на всем фронте. Только новое энергичное наступление с фронта может выяснить положение противника, прорвать его фронт там, где он должен быть слабым, и парировать наступление превосходных сил противника на правом германском крыле. Чтобы в наибольшей степени избавить атаку пехоты от действия французской артиллерии, необходимо провести ее в утренние сумерки, достигнув штыковым ударом неприятельской артиллерии» (приказ от 7 сентября, 17.00).

Наступление началось в 4.30 утра.

« Части получают приказ, поспешно отпечатанный на нескольких листах; при свете карманного фонаря трудно разобрать спутывающиеся строки. Направление атаки, местоположение противника – все это неясно: «Наступать. Направление на месяц, стоящий глубоко на юго-западе». Затворы у винтовок вынуты » (цитируется по книге М. Галактионова).

Французы (11-й корпус) бежали. К вечеру 2-я гвардейская дивизия овладела ключевой позицией Фор-Шампенуаз. Фронт 9-й армии Фоша дал трещину. Но трещина – еще не прорыв.

Тем не менее победа Хаузена была полной, и эта победа стала одной из причин германского поражения на Марне. Хаузен жаждал тактического успеха, он его и получил. Ради этого успеха он сначала связал свои войска боем, а затем – ценой огромных потерь – продвинул на такую позицию, где их осмысленное использование в интересах всего сражения оказалось невозможным.

Основная проблема заключалась в том, что 5-я французская армия уже форсировала Малый Морен и овладела укрепленной позицией у Марше. Правый фланг армии фон Бюлова начал загибаться к северу и востоку, в то время, как его левый фланг вышел из Сен-Гондских болот и, пользуясь успехом ночной атаки 3-й армии, продолжал двигаться к югу. Все корпуса 2-й и 3-й армий оказались связаны боем.

Возможно, в данном случае проигрыш темпа 2-й германской армией и не имел решающего значения. Рассмотрим геометрию операции. Монури и Клюк взаимно угрожают открытому флангу всего стратегического фронта. Наступление англичан выводит их к району Мо-Варед, являющемуся «осью» маневра Клюка. 5-я французская армия направлена на Шато-Тьери – центр позиции германских армий правого крыла. Бюлов же – атакует болота Сен-Гонда, район, бедный путями сообщения и не имеющий ровным счетом никакого оперативного значения.

Иными словами, на севере действительно имеет место «темповая игра» против особых точек позиции (Варед и Дамартен), а на юге операционная линия 2-й германской армии направлена в пустоту. Ее наступление имеет все признаки охватывающего, но этот охват создает только непосредственную угрозу одному или двум корпусам д’Эспери. Суть дела в том, что, наступая на юг, 2-я армия не отбрасывает оперативной тени. В этих условиях «переход в класс механики» не требуется – Бюлов не может выиграть темпы у д’Эспери ни при каких условиях. Ему остается лишь надеяться, что прусская гвардия в открытом бою разгромит армию Фоша, достигнув «Седана» и тем самым в корне изменит всю оперативную ситуацию (комментарии к М. Галактионову).

8 сентября

 

Марна: 9 сентября

Решающий день, в который должно решиться, кто одержит победу в сражении. Немцам везде сопутствует тактический успех, но их стратегическое положение продолжает ухудшаться.

Впрочем, «фигур на доске еще много». На большей части фронта от Парижа до Вердена немцы, как ни странно, владеют инициативой, так что остается надежда на случайные шансы. И шансы, в общем, появляются. Возникают разрывы между 4-й французской армией и обоими ее соседями, их нечем закрывать. Фланги Фоша смяты, центр практически прорван, армия разбита, хотя и не спешит признать свое поражение и даже переходит в контратаки.

Кстати, в эти дни далеко не все французское войско проявляет подобные чудеса доблести: 7 сентября капитулирует Мобеж, хотя, по мнению командира 7-го немецкого резервного корпуса генерала Цвеля, « пехота могла еще долго оборонять эти позиции ». Через несколько дней корпус Цвеля можно будет использовать на Марне.

В критической ситуации, сложившейся к вечеру 8 сентября, на сцену неожиданно выступает германское верховное командование, то есть Мольтке.

За прошедшие пять дней германское главное командование не передало своим армиям ни одного распоряжения или хотя бы совета, если не считать мертворожденного приказа от 4 сентября, который командиры на местах трактовали весьма расширительно.

Правда, Мольтке запросил Южное крыло о возможности переброски части их войск на западный фланг, но, похоже, его интересовала не столько Марнская битва, сколько фантастическая возможность высадки в Бельгии крупного русско-английского десанта. Ни дивизий, ни тоннажа для подобной операции не было в природе, о чем Мольтке должен был знать.

Кронпринц Баварский выделять войска отказался, но Гееринген неожиданно ответил, что это возможно. В результате штаб 7-й армии перебросили в район Сен-Кантена и начали создавать там войсковую группировку. Но понятно, что ее появление на поле боя было вопросом дней, а не часов.

Утром 8 сентября Мольтке проводит у себя совещание, по итогам которого принимается, наверное, самое странное решение за всю войну. Командующий германскими войсками своим устным приказом командирует на фронт полковника Хенча, о котором уже упоминалось в связи с «разъяснениями» приказа Мольтке фон Клюку.

Мольтке и Хенч о чем-то договариваются, после чего Хенч на автомобиле начинает последовательно объезжать штабы германских армий, начиная с востока. «Хочется процитировать «Алису в Стране чудес» Л. Кэрролла: «все страньше и страньше…» Сугубо формально, не дело руководителя разведывательного отдела Генштаба инспектировать штабы армий «для уяснения положения». Эту работу может выполнить любой выпускник академии в звании капитана или майора. Если же речь шла о принятии на месте ответственных решений, то поехать надлежало самому Мольтке, в самом крайнем случае – начальнику оперативного отдела Таппену.

В критический момент войны функции Верховного главнокомандующего были устным распоряжением возложены на офицера связи в звании полковника. Это, конечно, беспрецедентный случай в анналах военной истории » (комментарии к М. Галактионову).

В течение дня 8 сентября Хенч посещает штабы кронпринца, герцога Альбрехта и Хаузена. Вечером он приезжает к Бюлову. Они довольно долго обсуждают оперативную обстановку, причем основное внимание почему-то уделяют положению 1-й армии, которое Бюлов знает очень приблизительно, а Хенч не знает вообще (он туда еще не доехал, а в Люксембурге, в штабе Мольтке, информации об армиях Правого крыла почти не было, собственно, и Хенча послали в первую очередь за этой информацией). В конце разговора полковник Хенч прямо приказывает генерал-полковнику Бюлову начать отступление «в случае перехода Марны крупными силами противника».

Хенч ночует в штабе 2-й армии, а утром отправляется в Марейль.

Бюлов приказ об отступлении своего Правого крыла отдает, но левым продолжает наступать на Сезанн, возможно, надеясь все-таки разгромить Фоша и создать фланговую угрозу корпусам д’Эспери.

К вечеру он добивается успеха. Взят ключевой пункт позиции Фоша – замок Мондеман. Заняты высоты Монт-У. Саксонцы 3-й армии захватили Майи, брешь между 9-й и 4-й французскими армиями начала приобретать опасные очертания. Старший лейтенант Эган-Кригер объехал фронт гвардии и саксонцев и, убедившись, что «господствующие высоты Монт-У захвачены немецкой пехотой» и что «последние силы французов обратились в бегство», поспешил обратно в штаб 2-й армии, сказав шоферу, чтобы «он ехал, как если бы дело шло о его жизни» (цитируется по М. Галактионову).

Дело шло об исходе войны. И было уже поздно. Третий корпус армии д’Эспери охватывал фланг Бюлова. Восемнадцатый корпус приближался к центру позиции всего поля Марнской битвы – городу Шато-Тьери. Французы приступили к захвату переправ через Марну.

По дороге в Марейль Хенчу пришлось силой пробивать себе путь через дороги, забитые ранеными солдатами и обозами двух кавалерийских корпусов. Поговаривали, что англичане уже перешли Марну и кавалерия рискует быть отрезанной. Царившее в тылах 1-й армии настроение было паническим.

В ее штабе, напротив, и Клюк, и Кюль уверены в успехе. Третий и девятый корпуса, наконец, сосредоточены. Они перешли в наступление и смяли левый фланг 6-й армии, Нантейль захвачен, войска продвигаются к Даммартену. Клюк еще пытается выиграть время, оттянув к востоку свой левый фланг, но состязание в темпе маневра уже закончилось: к 16 часам правому флангу оставалось еще 10–15 километров до Дамартена, а союзники уже захватили Шато-Тьери.

Клюку можно только посочувствовать. В начале сражения он проигрывал не менее трех суток активного времени. В конце ему не хватило буквально шести часов.

Александр Фон Клюк

Родился 24 июня 1846 года.

В 1865 году вступил в 55-й пехотный полк. Участник Австро-прусской войны 1866 года. Участник Франко-прусской войны 1870–1871 годов.

С 1881 года командир роты офицерской школы в Юлихе. С 1884 года начальник офицерских подготовительных курсов в Аннабурге, с 1888 года – в Нейбрезахе. С 1889 года командир батальона 66-го пехотного полка, с 1896 года – 1-го округа ландвера (Берлин), с 1898 года – 34-го фузилерного полка, с 1899 года – 23-й пехотной бригады (Нисса), с 1903 года – 37-й пехотной дивизии (Алленштейн), с 1906 года – 5-го армейского корпуса (штаб-квартира в Позене), с 1907 года – 1-го армейского корпуса, с 1913 года генерал-инспектор 8-й армейской инспекции (штаб-квартира в Берлине).

При мобилизации 2 августа 1914 года назначен командующим 1-й армией.

Участвовал в Приграничном сражении и в битве на Марне.

В сражении на Эне (13–15 сентября) остановил наступление франко-английских армий.

В конце 1914 года – начале 1915 года фронт на Западе стабилизировался и война перешла в стадию «позиционной». В 1915 году армия Клюка занимала фронт Нуайон – Карон. В марте 1915 года был ранен. 28 марта 1915 года награжден орденом Pour le Mérite и отстранен от командования армией, а в октябре 1916 года переведен в резерв.

К вечеру 9 сентября немецкие армии Правого крыла начали общий отход. Выиграв все частные бои, они проиграли сражение в целом.

9 сентября

С 1 по 10 сентября 1, 2, 3, 4 и 5-я германские армии, имевшие по спискам 695 884 человека, потеряли убитыми, ранеными и пленными 51 666 человек, не считая заболевших.

Когда все уже закончится, Мольтке скажет, что Хенч превысил свои полномочия: «Полковник Хенч имел только поручение передать 1-й армии, что, если ее отход станет необходимым, она должна отойти на линию Суассон—Фим, чтобы таким образом снова примкнуть ко 2-й армии. Он никоим образом не имел задания сказать, что отступление неизбежно. Приказ об отступлении 1-й армии не отдавался мною. Также и приказ об отступлении 2-й армии».

Честно говоря, это даже читать как-то неловко. Приказ об отступлении был единственной попыткой Верховного главнокомандующего вмешаться в ход решающего сражения. И если Мольтке на самом деле не отдавал такого приказа, значит, битва на Марне вообще прошла мимо него.

А. Новиков-Прибой пишет в «Цусиме»: «Броненосец «Бородино», содрогаясь от взрывов неприятельских снарядов, продолжал идти вперед. По-видимому, он управлялся только матросами. Огонь его постепенно слабел. Куда он держал курс? Неизвестно. Пока на нем исправно работали машины, он просто шел по тому румбу, на какой случайно был повернут. А вся эскадра при наличии оставшихся в живых многих капитанов 1-го ранга и трех адмиралов плелась за ним, как за вожаком. Вероятно, так же было и в то время, когда вел ее «Александр III». Ну что ж: в решающем сражении Первой мировой войны три германские армии Правого крыла управлялись офицером разведки в звании полковника.

 

Марна: схема сражения

Хотя Жоффр вовсе не имел этого в виду, ему удалось почто классически разыграть «удар по центру обходящего противника».

В первой фазе 6-я армия атакует фланг немецкого расположения на реке Урк.

Во второй фазе Клюк организует контрманевр против фланга обходящей группировки, что приводит к возникновению разрыва между 1-й и 2-й армиями (Марнской бреши).

С формальной точки зрения Клюк повторял на Марне маневр, успешно осуществленный им против Макензена на предвоенных маневрах. Возможно, однако, что действительность была и сложнее, и интереснее.

С начала сентября Клюк должен был понимать, что дальнейшее осуществление шлиффеновского маневра невозможно. Если он и не знал, что противник перегруппировал свои силы и теперь превосходит по количеству дивизий германское Правое крыло, то, во всяком случае, «опасное положение» его собственной 1-й армии между войсками Монури, Френча и д’Эспдре было видно невооруженным глазом. Отход 1-й армии, вне зависимости от его глубины, вынуждал отступление также 2-й и 3-й армии и ставил на германском оперативном плане жирный крест. В этих условиях у Клюка могла возникнуть идея вернуть себе свободу действий, разгромив одну из армий противника. В распоряжении Клюка был типовой, «учебный», маневр, рекомендованный Шлиффеном для Восточной Пруссии и только что блестяще осуществленный Людендорфом. Представляется, что в период с 1 по 4 сентября Клюк (осознанно или бессознательно) пытался создать предпосылки для организации такого маневра. С этой точки зрения можно сказать, что он провоцировал Монури нанести удар по открытому флангу 1-й армии, связав 6-ю армию боем. (Разумеется, имелась в виду только изолированная атака со стороны 6-й армии, вызванная ее благоприятным тактическим положением; общее наступление союзников стало для Клюка крайне неприятным сюрпризом.)

Битва на Марне. Схема битвы

Однако шансы на успех маневра против 6-й армии были более чем сомнительными. Восточная Пруссия была специально подготовлена для подобной операции. В распоряжении Людендорфа была «ось маневра» – Лютценская линия укреплений. Кёнигсбергская крепость отбрасывала «тень» на операционную линию 1-й русской армии, что неизбежно тормозило продвижение Ренненкампфа. Наконец, железнодорожная сеть Восточной Пруссии давала возможность совершать массовые перевозки – в том числе и по оспариваемой территории. Напротив, в Марнской битве подобные преимущества были на стороне французов. «Тень» от Парижского укрепленного района заставила Клюка действовать против внешнего, а не внутреннего фланга 6-й армии, что удлинило маршрут 3-го и 9-го корпусов на десятки километров. «Ось маневра армии» – Варед – не была укреплена и оборонялась совершенно незначительными силами. Железнодорожного транспорта не было.

Другими словами, операция Людендорфа была подготовлена еще до войны (хотя и осуществлялась в значительно более тяжелой обстановке, нежели предполагалось в предварительных расчетах). Маневр Клюка на Марне был от начала до конца чистой импровизацией. Кроме того, осуществляя свою операцию, Клюк нарушал как директивы верховного командования, так и замыслы Шлиффена. Возможно, именно по этой причине командующий 1-й германской армией действовал и нерешительно, и непоследовательно (комментарии к М. Галактионову).

Шестая армия 7 сентября еще пытается наступать, но 8-го окончательно переходит к обороне.

Битва на Марне. Схема битвы

С захватом Шато-Тьери и Ле-Ферте-Жуар союзники создают нестерпимую угрозу внутренним флангам 1-й и 2-й германских армий, что вынуждает немцев к общему отступлению, несмотря на успехи, достигнутые обходящим крылом:

Битва на Марне. Схема битвы

Жозеф Жоффр

Участник Франко-прусской войны 1870–1871 годов и колониальных войн в Индокитае и Африке. С 1910 года – член, а с 1911 года – вице-председатель Высшего военного совета и начальник Генштаба. В 1911–1914 годах – начальник Генерального штаба, в 1914–1916 гг. главнокомандующий французской армией. С декабря 1916 года – военный советник правительства. В 1917–1918 годах – глава французской военной миссии в США, а затем в Японии. Умер 3 января 1931 года в Париже.

Кавалер ордена Почетного легиона (1885)

Командор ордена Почетного легиона (1903)

Великий офицер ордена Почетного легиона (1909)

Кавалер Большого креста ордена Почетного легиона (июль 1914)

Колониальная медаль с планкой «Sénégal-Soudan»

27 ноября 1914 года награжден орденом Святого Георгия III класса (Россия)

С 1922 года – кавалер ордена Белого орла (Польша)

Рыцарь Большого креста ордена Бани (Великобритания)

Сегодня Марнская битва проанализирована вдоль и поперек и разобрана вплоть до действий отдельных дивизий и батальонов. М. Галактионов, посвятивший сражению целую книгу, рассматривает Марну как пример борьбы за темп. По его мнению, немцы проиграли битву, поскольку на стадии преследования потеряли активное время, что привело сначала к нарушению геометрии шлифффеновского маневра, затем – к возникновению разрыва внутри 1-й армии и, наконец, к отрыву 1-й армии от остального германского фронта. По М. Галактионову, Клюк в принципе не мог выиграть состязание в темпе с Жоффром, поскольку он потерял необходимые темпы еще до начала битвы.

М. Галактионов трактует Марнскую битву как гигантское артиллерийское сражение и объясняет неспособность сторон к маневру, с одной стороны, действием артиллерии, а с другой – кризисом аналитичности, то есть одинаковостью подхода противников к ведению боя и операции.

Работа Галактионова обстоятельна, продуманна и интересна, и в этой книге я в основном следую его анализу. В дополнение можно отметить следующее:

Для меня Марна – прежде всего кризис управления. В этом сражении в очередной раз подтвердилось, что самое скверное управление лучше полного его отсутствия, что всякое крупное сражение носит системный характер, и поэтому результаты, достигнутые отдельными частями и соединениями, могут не иметь никакого значения или даже иметь отрицательное значение для битвы как целого. Другой вопрос, что сбой управления германским войском в ходе сражения на Марне сам по себе труднообъясним. В исторической литературе на этот счет не говорится ничего полезного, если не считать развернутого психоанализа личности Мольтке.

« Он… никогда не умел справиться с колебаниями своего недостаточно твердого духа. Знатный, прямой, любезный человек совершенно терялся при малейшем душевном потрясении. Пылающий огонек воли отсутствовал, когда обстоятельства складывались не так, как он ожидал. Главною чертой его характера было болезненное, терпеливое, уклончивое отношение к проявлению своей воли… Смелость мысли пугала его так же, как и проявление воли » (Гренер).

«Генерал фон Мольтке был умным и просвещенным человеком; несмотря на свою внешнюю холодность, он был очень чувствителен, быть может, чересчур. Он принял на себя обязанности начальника Генерального штаба с чувством полной лояльности в отношении императора; он не имел, к несчастью, темперамента вождя. Это был нерешительный человек; он, кроме того, был очень болен в начале войны. Его назначение на наиболее важный пост в армии было роковой ошибкой » (Бауэр).

Немаловажно, что в ходе Марнского сражения немцам элементарно не хватило сил. Можно ссылаться на расчеты Шлиффена, можно просто отметить, что, по всей вероятности, в критические дни 7–8 сентября всего один лишний армейский корпус в распоряжении Клюка решил бы исход сражения.

Но этого корпуса не было, и, может быть, ошибки фон Мольтке связаны с тем глубоким разрывом во внешней политике Германии, о котором мы говорили в начале этой книги. Разрыв между юнкерством и грюндерством превратился в разрыв между армией и флотом, а этот разрыв, в свою очередь, реализовался в виде бреши между 1-й и 2-й германскими армиями на Марне.

Линкоры Флота Открытого Моря, «построенные» вместо нескольких армейских корпусов, при определенных обстоятельствах могли прикрыть эту брешь, но никто не предполагал применить их в интересах сухопутного фронта. В сущности, их вообще никак не собирались использовать (смотри Интермедию-2 «Морская мощь»).

Из других трактовок Марнского сражения выделяется позиция Б. Лиддел-Гарта, который и в «Решающих войнах прошлого», и в «Стратегии непрямых действий» доказывает, что битва была выиграна тонким маневром британских экспедиционных сил:

«Было бы неверно характеризовать отход Жоффра как непрямое действие. Возможность на Марне представилась, а не была создана, и она даже не замышлялась. Удар Галлиени (с 26 августа военный губернатор Парижа и комендант парижской крепости, ему же 1 сентября была подчинена 6-я армия Монури) был нанесен за какую-то толику времени до того, как германские 1-я и 2-я армии могли занять свои новые позиции, прикрывающие фланг. Но он был слишком прямым, чтобы дать решающие результаты, и был бы еще более прямым, если бы Галлиени ударил к югу от Марны, как вначале приказывал Жоффр. В итоге мы видим, что фактическое решение, операция, которая вынудила немцев отойти, если не более, явилась «непрямым действием», настолько ненамеренным, что по форме походила на акт настоящей комедии. Таковым стало «исчезновение» британских экспедиционных сил и их счастливое запоздалое повторное появление напротив находившегося под давлением и ослабленного стыка на германском Правом крыле. Французские критики обвиняли англичан в медлительности, не понимая, что было бы просто здорово, если бы существовало свидетельство, противоположное басне о зайце и черепахе. Если бы британский корпус вернулся быстрее, этот стык вряд ли был бы так ослаблен, а атака Монури не смогла бы дать решающего результата, потому что она уже застопорилась, в то время как два германских корпуса, снятые с этого стыка, все еще были на марше и ничем не могли повлиять на исход боя».

Конечно, поучительно читать, что битва на Марне была выиграна быстрым отступлением британской армии к Сене, но, боюсь, даже сэр Уинстон Черчилль возразил бы Лиддел-Гарту: «войны не выигрываются эвакуациями». В действительности английские войска сыграли на Марне только одну роль – в отличие от германских корпусов, переброшенных Мольтке на Восточный фронт, оставленных под Антверпеном, Мобежем, Живее, в Брюсселе, на Маасе и др., они все-таки на поле боя были. И их присутствие, пусть даже пассивное, позволило союзникам одержать победу.

Из французских источников Жоффр подчеркнуто официален, Фош описывает события, не вдаваясь в аналитику. Некоторый интерес представляют работы А. Грассе («Сен-Гондские бои» и «Сражение на двух Моренах»), но А. Грассе, несмотря на свой французский ультрапатриотизм, повторяет ошибку немцев, то есть рассматривает Марнскую битву как совокупность отдельных сражений. Отсюда резкое преувеличение роли Ф. Фоша и д’Эспери в ущерб Жоффру.

Представляет интерес сравнение Марнской операции и последней стадии битвы в Галиции – Городокского сражения.

В обоих случаях организуется маневр крупными силами (6-я французская армия на Марне, 4-я австрийская армия в Галиции) на открытый фланг успешно и быстро наступающего противника. В обоих случаях это приводило к остановке наступления, контрманевру, появлению разрывов в линии фронта у наступающего, что в свою очередь провоцировало оперативный кризис. Разница в том, что на Марне союзники имели более или менее устойчивый центр, в то время как на Буге прочность центра, где оставалась 1-я армия и группа Иосифа-Фердинанда, обеспечить было нечем: сосредоточение германских войск на средней Висле запаздывало.

Рузский был гораздо решительнее в сосредоточении сил и средств на главном направлении, нежели Клюк. Тем не менее раздвоенность оперативной мысли – нормальное следствие неожиданного флангового удара по находящейся в движении армии – имела место и у него. Можно согласиться с М. Галактионовым, который говорит об инерции, толкающей армию вперед:

« Сравним удар, произведенный 6-й французской армией на Урке, со схватыванием за руку человека. Если последний стоит на месте, то такое внезапное схватывание может, конечно, поставить его в затруднительное положение, но все же он имеет значительную свободу для парирования удара. Но допустим, что человек схвачен за руку на бегу . Это сразу поставит его в опасное положение: крепко схваченный противником, он по инерции подается вперед, и остановка, которая все-таки неизбежна, связана с потерей равновесия.

Как ни слаба эта аналогия, она все же полезна для уяснения того, что произошло на Марне. Если бы в момент удара германские армии стояли на месте, эффект от флангового удара ген. Монури был бы очень ограничен. Но все дело в том, что германские армии продолжали свое наступление по инерции , даже в тот момент, когда 1-я германская армия была уже остановлена и прикована к фронту на реке Урк. Этот факт имел неисчислимые последствия. В этот момент германский фронт в целом потерял свою стойкость и равновесие» .

Русский фронт в Галиции равновесие сохранил.

Марна. Альтернатива: «Стоять насмерть»

Понятно, что союзники могли извлечь из Марнской битвы гораздо больше, чем в Текущей Реальности. Английская армия могла не ставить сомнительный рекорд медлительности – 20 километров за три дня при отсутствии сопротивления противника. Французская кавалерия, действующая в свободном пространстве на Марне, могла распутать «узел сражения» (выражение А. Грассе), овладев Шато-Тьери. Монури мог 5 сентября ударить не двумя резервными дивизиями, а пятью, причем «кулаком», а не «растопыренной рукой». С другой стороны, немцы могли все-таки организовать нормальную связь между своими армиями, а их главнокомандующий – обеспечить хотя бы примитивное управление войсками.

Так что в целом создается впечатление, что содержательных альтернатив здесь нет, вернее, что все альтернативы были раньше.

Представляет интерес лишь два вопроса: наступление немецких войск на Верден при переходе Правого крыла к обороне (скажем, в версии Мольтке) и «доигрывание» Марны под лозунгом: «Стоять насмерть».

Если наступление Бюлова в районе Сен-Гондских болот заведомо вело в никуда, то перед 4-й и 5-й германскими армиями маячила заманчивая цель – Верден. Здесь линия фронта резко поворачивала с меридионального на широтное направление. Верден был осью всего стратегического оборонительного маневра Жоффра, «шарниром», придававшим устойчивость французским армиям. Не подлежит сомнению, что, взяв Верден и утвердившись на Маасских высотах, немцы в значительной степени подорвали бы способность союзников свободно маневрировать резервами. При дальнейшем продвижении германских войск от Вердена на юго-запад положение французов стало бы очень тяжелым: армиям Южного крыла угрожало бы окружение и расчленение, неблагоприятные тенденции нарастали бы также и на севере.

Вероятно, Шлиффен рассматривал варианты атаки Вердена, но отказался от этой возможности в пользу более оправданных стратегически (и более простых) действий на правом фланге. В связи с очевидным крахом шлиффеновского маневра германское командование могло прийти к мысли о необходимости перенести усилия в центр, охватить крепостной район с обоих флангов и взять Верден.

Если у Мольтке и была такая идея (находящаяся в русле его представлений о «прорыве союзного центра»), то никаких мер для ее воплощения в жизнь он так и не принял. Не вдаваясь в дискуссию о темпах, заметим, что силы 4-й и 5-й германских армий, избыточные в рамках плана Шлиффена, были совершенно недостаточны для двойного охвата такой крепости, как Верден. Но дело даже не в этом: ни кронпринц Германский, ни принц Альберт Вюртембергский не собирались атаковать Верден. Все германские наступления на центральном участке фронта носили ярко выраженный тактический характер и геометрически представляли собой одну из форм «скольжения влево». Речь шла не о захвате неприятельской твердыни, не о прорыве фронта, а о чисто позиционных действиях: угрозой охвата вынудить противника оставить выгодные позиции, нарушить локальную устойчивость фронта и возобновить наступление соседнего корпуса или армии.

Вновь вместо шлиффеновской стратегии мы сталкиваемся с элементарной тактикой (комментарии к М. Галактионову).

В сущности, я не вижу здесь реальной «альтернативности». Наличных сил для взятия Вердена не хватало, к тому же они были размещены не самым удачным образом, а почти вся тяжелая и сверхтяжелая артиллерия была связана под Мобежем и Антверпеном. Конечно, эти силы можно было найти, а орудия привлечь из Меца или забрать у армий Восточного крыла. Но те же «силы, которые можно было найти», с гораздо большим эффектом проявили бы себя на правом фланге – и здесь мы вновь оказываемся в Реальности Шлиффена.

Что же касается возможности «продолжить Марну» за 9 сентября, то здесь все не так просто. Не подлежит сомнению, что немцы не до конца понимали значение битвы. Мольтке, Бюлов, в меньшей степени Клюк полагали, что речь идет о временном отступлении, а затем формируемая в районе Сен-Кантена новая 7-я армия позволит в самых благоприятных условиях развернуть наступление к Сене и далее. Не совсем, правда, ясны основания этой иллюзии.

Во-первых, противник избавился от совершенно явного комплекса неполноценности, порожденного отчасти войной 1870–1871 гг., отчасти Приграничным сражением, отчасти явным превосходством немцев в организации боя.

Во-вторых, отступление после такого напряжения сил, каким была для солдат и младших офицеров Марнская битва, вызвало в германской армии настоящий кризис доверия. Можно с уверенностью сказать, что той германской пехоты, даже резервные части которой были способны сутками удерживать Варед против вдвое превосходящего противника, после Марны не стало. Немецкое командование слишком многого требовало от войск, забывая, что и войска вправе столь же многого требовать от командования. Отступление от Марны слишком явно продемонстрировало провал всей стратегической линии, ради которой солдаты выбивались из сил на маршах и жертвовали жизнью в боях.

В-третьих, с завершением русской мобилизации, с появлением первых колониальных контингентов – французских и английских – общее превосходство в силах переходило на сторону союзников.

В-четвертых, начинался кризис военного снаряжения: на Марне были истрачены боеприпасы, предназначавшиеся для решающего сражения, и текущее производство не могло обеспечить потребности фронта. Конечно, у союзников была та же проблема (в России – даже более серьезная), но перед ними не стояла задача быстро заканчивать войну.

В общем, какие-то шансы за Германию после Марны искать можно, но «на краю гауссианы». Видно, что логика развития событий ведет к затяжной войне, которую союзники совсем не обязательно выиграют, но немцы точно проиграют.

А поэтому Марну обязательно нужно было доводить до логического конца. « Риск был бы громаден, но нельзя забывать, что и положение союзников было далеко не блестящим » (М. Галактионов).

В сущности, для немцев не имел значения масштаб поражения: позиционный фронт по Эне был для них немногим лучше позиционного фронта по Рейну. Более того, в последнем случае шансы на компромиссный мир были даже выше.

К 9 сентября на фронте Марнского сражения возникло несколько кризисов:

• В районе Дамартена, где 1-я германская армия выиграла фланг 6-й французской.

• В районе Ля-Ферте-су-Жуар, где британская армия, в свою очередь, выиграла фланг 1-й германской.

• В районе Шато-Тьери, где 5-я французская армия заняла центр позиции и создала угрозу флангу и отчасти тылу 2-й германской армии.

• В районе Сезанна, где 2-я и 3-я германские армии обошли фланг 9-й французской армии.

• В районе Мондемана и высот Монт-У, где 9-й армии угрожает прорыв.

• В районе Майи, где возник разрыв между 9-й и 4-й французскими армиями.

• В районе Вердена.

Конечно, все эти кризисы создавали гораздо большие риски для слабейшей стороны, то есть для немцев. Но война есть война, и изобилующая кризисами ситуация порождала неустойчивости, которые могли быть использованы инициативными военачальниками.

Наступление Клюка на Дамартен и Бюлова на Сезанн были типичными авантюрами. Особенно это касается Дамартена: по самой геометрии операции Клюка 6-я французская армия, даже потерпевшая полное поражение, отбрасывалась на парижские форты. Понятно, что в крепостном районе, опирающемся на крупный и подготовленный к обороне город, войска Клюка завязли бы очень надолго. Но, вероятно, Клюк и не имел этого в виду: победоносная 1-я армия, оставив против Парижа все тот же 4-й резервный корпус, снова повернулась бы фронтом на юг и юго-восток.

Несмотря на всю растрату темпов немецкими войсками, очень медленное движение англичан давало Бюлову по крайней мере день (9 сентября) на совершение своего контрманевра. Скорее всего, столкнувшись с угрозой двух фланговых ударов – 1-й и 2-й немецких армий, – Жоффр попросту игнорировал бы это обстоятельство (из тех соображений, что он уже имеет успех, а противнику его еще нужно реализовать). Но вот Френч в отличие от Жоффра, был не слишком уверенным в себе человеком. В манере поведения Френча было бы задержать наступление «до прояснения обстановки», что выигрывало для 2-й армии еще один день (с 1-й армией несколько сложнее). А вот тут уже возникает настоящий кризис темповой игры – обе стороны одинаково проигрывают в темпе противнику и не успевают достигнуть осязаемого результата (разгрома врага) до того, как последний выйдет им в тыл. То есть продолжение наступательных действий в неизменной конфигурации приводило бы ко взаимному выходу в тыл 1-й и 2-й – немецким, 9-й и 6-й – французским армиям. Что, может быть, дало бы немцам неплохие шансы (комментарии к М. Галактионову).

В любом случае, добившись в результате откровенной авантюры крупного успеха, и Клюк, и Бюлов должны были пытаться развить этот успех в новую авантюру. Рисковали они всего лишь поражениями своих армий. А приобрести могли победу в войне.

« Мы ни в каком случае не присоединяемся к мнению, что отступление германских армий 9 сентября было неотвратимо и неизбежно. При самом неблагоприятном стратегическом положении исход борьбы решается столкновением живой силы, вооруженной техническими средствами. Сильная и уверенная в себе, сознательная воля главнокомандующего могла бы во много крат повысить динамику битвы, устранить помехи маневру, внести согласованность, – словом, направить события по иному руслу. Такой вариант был вполне возможен, а кто может определить пределы осознавшей себя и всю обстановку твердой и непоколебимой воли, в особенности такого могущественного аппарата, каким было германское главное командование? » (М. Галактионов)

 

Битва на Марне ответила на ключевой вопрос войны.

Германия проиграла решающее сражение на Западном фронте. Тем самым она потеряла возможность разбить одного из своих противников, прежде чем Антанта полностью развернет свои силы. Это означало, что Германии придется вести войну на истощение, к которой ни ее экономика, ни ее вооруженные силы не были готовы. В действительности дело обстояло еще хуже: британский флот блокировал немецкое побережье и запер германский флот в Северном море, то есть Центральным державам угрожала война на истощение не против Антанты, а против ресурсов всей планеты: «Тот, кто владеет морем, владеет мировой торговлей. А кто владеет мировой торговлей, владеет богатствами Земли и ею самой».

Немцам даже ничего не посоветуешь. Они еще могут стабилизировать положение на Западном фронте, добиться впечатляющих успехов на Восточном, разгромить Сербию, заставить союзников платить несоразмерную цену за каждый метр французской или бельгийской территории, но конечного результата это не изменит, и чем дороже война обойдется союзникам, тем худший послевоенный мир ожидает Германию.

Таким образом, к вечеру 9 сентября генеральное сражение было «в целом закончено», и вместе с ним завершился содержательный этап великой войны.

Но в тот момент так не считал никто!

И дело вовсе не в отсутствии необходимой информации или в недостаточных аналитических способностях политических и военных лидеров противостоящих коалиций. Просто подобные заключения возможны лишь из рефлексивной позиции, а все участники событий, исключая, пожалуй, Мольтке, управляли сражением или даже всей войной, то есть находились в деятельностной позиции.

Они не знали и не могли знать, что Марнская битва закончилась, а маневр Шлиффена сорван окончательно и бесповоротно. Жоффр всерьез рассчитывает на полный разгром правофланговых германских армий и на крушение Западного фронта: «Победа теперь заключается в ногах нашей пехоты». Немцы искренне считают свой отход досадной случайностью и полагают, что вскоре они возобновят наступление и на этот раз добьются стратегического успеха.

В результате, сражение на Западном фронте будет продолжаться с неослабевающей ожесточенностью еще три месяца.

 

Бои на реке Эне

 

Девятого и десятого сентября германская главная квартира обсуждает сложившуюся обстановку: около 15 часов вернулся Хенч и доложил результаты своей поездки Мольтке и кайзеру. Господствует идея как можно быстрее возобновить наступление, в этом духе и отдаются распоряжения войскам. Но «внизу» настроения совершенно другие – и Бюлов, и Клюк озабочены только тем, чтобы не проиграть войну сразу. Первая и вторая армии отступают, причем между ними сохраняется сорокакилометровая брешь, в которую втягиваются корпуса союзников, наступающих от Шато-Тьери. Немцы отступают с той же скоростью, с которой наступают англо-французы, поэтому Жоффр сохраняет выигрыш темпа, следовательно, у Бюлова и Клюка нет времени сомкнуть внутренние фланги своих армий.

Мольтке 11 сентября посетил, наконец, штабы своих армий (почему-то только 5, 4 и 3-й) и отдал несколько тривиальных, но вполне разумных распоряжений. Ни о каких активных действиях уже не идет и речи. Бюлов сдает Реймс, его армия откатывается к Эне, причем Бюлов, как обычно, ищет виновных в командующих соседними армиями.

Кризис управления в германском войске продолжает развиваться. Двенадцатого сентября снят Хаузен, 14-го числа «по болезни» отстранен от командования Мольтке. Но даже этот напрашивающийся шаг был сделан «криво»: хотя фактически на место начальника Генерального штаба был назначен Э. Фалькенхайн, формально эту должность продолжал занимать Мольтке, который оставался в главной квартире и участвовал в обсуждении планов. Остается загадкой, зачем кайзеру понадобилось ставить обоих генералов в столь неудобное положение.

Преследование идет своим чередом. Жоффр вполне разумно стремился сохранить рисунок позиции, когда 6-я французская армия угрожает стратегическому флангу противника, а английские войска и 5-я французская армия действуют в бреши между 1-й и 2-й германскими армиями.

Клюк весьма остроумно использует барьер реки Эн для восстановления нормальной организации своей армии. Штабы корпусов и собственные части и подразделения этих корпусов сразу переходили на северный берег реки, где создавалась позиция сопротивления и организовывались сборные пункты. «Чужие» соединения оставались на южном берегу, исполняя роль арьергардов. На следующий день они также отходили за реку, где направлялись на сборные пункты «своих» корпусов. В результате всего за сутки 1-я армия была приведена в относительный порядок.

Битва на реке Эна. Обстановка на утро 13 сентября и замысел союзников

Клюк отдал противнику берег Эны, развернув армию на высотах к северу от реки и кое-как прикрыв фланги оставшейся кавалерией. Нужно иметь в виду, что три кавалерийские дивизии на левом фланге – гвардейская, 2-я и 9-я – вынесли на себе всю тяжесть боев в «марнской бреши» и были практически небоеспособны.

Тринадцатого сентября начинается сражение на реке Эна. Основными оперативными особенностями позиции являются открытый правый фланг 1-й армии и сохраняющийся разрыв между 1-й и 2-й германскими армиями.

Обратим внимание на ряд географических факторов:

Прежде всего, хотя Эна – неглубокая и довольно узкая река (порядка 60 метров), вброд она непереходима, более того, ее форсирование может быть сопряжено с трудностями: Эна протекает в узкой долине с крутыми скатами, местность закрытая, поросшая лесом, удобная для обороны.

Оперативная обстановка на утро 13 сентября

Далее, к северу от реки, местность повышается, образуя ряд холмов, господствующих над долиной Эны. Особое значение имеет Краонское плато с крутыми склонами в сторону реки и проходящая по гребням высот «Дамская дорога» (Шмен-де-Дам). Эта дорога, дающая отличный обзор и к северу, и к югу, представляет собой отличный оборонительный рубеж.

Наконец, к западу от Атиши, Эна впадает в Уазу, которая оказывается естественным прикрытием правого фланга 1-й германской армии. Практически сорганизовать действия войск на левом и на правом берегу Уазы оказалось неимоверно трудно, хотя Жоффр и прилагал к этому немалые усилия, все время ориентируя Монури влево.

На правом берегу Уазы с самого начала сражения действовал кавалерийский корпус Бриду. Поскольку никакого противника там не было, конница двигалась весьма размашисто, дойдя до Нуайона и Перрона (к северу от Сен-Кантена), но никакого влияния на происходящие события не оказала. В другой ситуации рейд конницы мог бы по крайней мере воздействовать на нервы германского командования, но обстановка восточнее Уазы была настолько тяжелой, что неопределенную и отдаленную угрозу с запада немцы просто не заметили.

Для усиления давления западнее Уазы Жоффр ориентировал туда 37-ю пехотную дивизию, прибывшую из 5-й армии, и 13-й корпус из 1-й армии. Но требовалось время, хотя бы несколько дней, чтобы корпус сосредоточился на правом берегу Уазы.

Так что из всей массы французских войск, действующих к западу от Уазы, пользу принесла только 37-я дивизия, которая переправилась через реку и, не слишком отрываясь от нее, двигалась на север в свободном от противника пространстве. Эта дивизия по крайней мере создала некоторую угрозу 9-му германскому корпусу.

 

13 сентября, утро и день

Монури во исполнение приказа Жоффра начал продвижение своим левым флангом: у Отреша 7-й корпус завязал бои с 9-м германским корпусом, 4-й корпус, поддерживаемый с Правого берега Уазы 37-й дивизией (которая, впрочем, 13 сентября застряла на переправах через Уазу) обозначил обход правого фланга немецкой позиции, его сдерживает 4-я кавалерийская дивизия.

У Суассона группа резервных дивизий переходит Марну, а 45-я дивизия вступает в бой с 4-м германским корпусом у Кюфи.

Английская армия все еще отстает: только 3-й корпус подошел к Эне. Зато перед 1-м и 2-м практически свободное пространство, поэтому фельдмаршал Френч приказывает выполнить захождение правым крылом своей армии.

Еще дальше к востоку армия д’Эспери быстро двигается к северу от Эны и начинает подниматься на Краонское плато.

 

Сосредоточение 7-й Германской армии

Как уже говорилось, 5 сентября Мольтке принял решение все-таки перебросить 7-ю армию на север. Что характерно, это решение оправдывалось не столько кризисом в армиях правого крыла, сколько мифической угрозой английского десанта в Антверпене. Как бы то ни было, штаб Геерингена и 15-й корпус 7-й армии были направлены в Бельгию. Кроме 15-го армейского корпуса, в состав новой армии должны были войти 3-й и 9-й резервные корпуса, осаждающие Антверпен, а также 7-й резервный корпус, штурмующий Мобеж.

Восьмого сентября Гееринген получил приказ срочно направить 7-й и 9-й резервные корпуса к Сен-Кантену, туда же направлялся и 15-й армейский корпус, который в тот момент частью грузился в железнодорожные составы, частью выгружался из них.

Здесь неожиданно обострилась ситуация возле Антверпена, где бельгийцы предприняли вылазку, в результате чего 9-й резервный корпус пришлось задержать. Зато 7-й резервный корпус генерала Цвеля неожиданно быстро справился с Мобежем. В награду за подвиг немецким пехотинцам достались форсированные марши – корпус срочно был нужен армиям правого крыла.

В принципе и Мольтке, и тем паче умный и активный Фанкельгайн рассматривали 7-ю армию как маневренный резерв, который следует сосредоточить правее 1-й армии, чтобы смять войска Монури и вновь перейти в наступление.

Действительность быстро зачеркнула эту идею: во-первых, 1-я армия была решительно не в состоянии наступать, во-вторых, в районе Краона сложилась трагическая обстановка: 5-я французская армия, утвердившись на Краонских высотах, разрывала боевые порядки немецких армий и вынуждала отход Клюка сразу к Ла-Феру, причем не было никакой гарантии, что удастся задержаться хотя бы там.

В ночь на 13 сентября 15-й корпус шел от Сен-Кантена к Ла-Феру, 9-й резервный, наконец, развязавшийся с Антверпеном, подходил к Ле-Като, а 7-й резервный следовал через Лаон. Другими словами, перед 7-й армией встала задача «заткнуть дыру» в расположении германского войска.

 

13 сентября: день и вечер

К шести часам утра дивизии 7-го резервного корпуса достигли юго-восточных окрестностей Лаона. За три дня пехота прошла 140 километров, и войска смертельно устали: число отставших превысило 20 % наличных сил. Об отдыхе не могло быть и речи, в 11 утра корпус начинает движение к югу. Уже к полудню начинаются бои за Краонское плато: войска Цвеля, поддержанные кавалерией и 13-й дивизией 2-й армии, сталкиваются с 18-м французским корпусом и группой резервных дивизий Валябрега. Буквально на глазах противника 28-я бригада 14-й резервной дивизии развертывается по высотам вдоль дороги Шмен-де-Дам. Начинается встречный бой, в результате которого левый фланг 7-го корпуса с трудом удерживается на позициях.

К ночи корпус растянут на 14 километров, причем его фланги находятся под сильным давлением. Но на следующий день должен подойти 15-й корпус.

Оперативная обстановка на утро 14 сентября

 

14 сентября

Решающий день боев на реке Эна. На фронте 6-й армии не происходит ничего значительного: французы полагаются на свое наступление западнее Уазы, но оно развертывается медленно, 4-й корпус разрывается между задачами охвата противника слева и помощи 7-му корпусу, наступающему на Отреш, резервные дивизии ведут вялые бои за Кюфи.

Зато англичане перешли в решительное наступление. Оно, однако, сразу не заладилось: атаки 3-го корпуса были отражены германской артиллерией, 2-й корпус продвинулся на север от Вайи, но попал под фланговый удар и в беспорядке отступил к Эне.

Первый английский корпус, действующий в относительно свободном пространстве, завязал бои за Шмен-де-Дам, поставив 14-ю резервную дивизию в очень тяжелое положение. Цвель бросил в бой все, что мог собрать, включая маршевые роты, пару батальонов, прибывших из Мобежа, едва живую 25-ю ландверную бригаду, но англичане все же удержали часть гребня.

В районе Краона д’Эспери решил расширить брешь между германскими армиями, отдав 18-му корпусу приказ атаковать линию Шмен-де-Дам в направлении на север-северо-запад, в то время как кавалерия, поддерживаемая резервными дивизиями, должна была наступать на восток, отбрасывая фланг 2-й германской армии.

С утра 18-му корпусу удалось захватить почти всю линию дороги, но к часу дня в промежуток между 7-м резервным корпусом и 2-й армией вошел 15-й корпус, что восстановило равновесие сил. Восточнее Бюлов ввел в действие 12-й корпус, переданный ему из 3-й армии. В результате все три дивизии кавалерийского корпуса Конно потерпели поражение и были отведены на южный берег реки Эн.

На следующий день Жоффр разобрался в обстановке, понял, что на реке Эна идет сражение, а вовсе не борьба с арьергардами противника, и надо отдать ему должное, упорствовать в прямых атаках на сильно укрепленные позиции противника не стал.

Оперативная обстановка на утро 15 сентября

День 15 сентября на фронте английской армии прошел спокойно, 6-я французская армия создала некоторые угрозы, впрочем, далеко не чрезмерные, 9-му корпусу, а 5-я французская армия не смогла удержать захваченные позиции на Краонском плато. К вечеру стороны переходят к обороне.

Первое из сражений на реке Эн закончилось.

Немцы остановили наступление противника и заткнули брешь между 1-й и 2-й армиями. Но цена этому была высока: 7-я армия, мобильный резерв, предназначенный для возобновления наступления, но использованный в сугубо оборонительных целях.

Инициатива осталась в руках союзников, и в этой связи наличие их войск на правом берегу Уазы приобретало большое значение.

 

«Бег к морю»

 

Разумеется, все содержание битвы на Эне можно было уместить в один абзац. Я рассказал о нем столь подробно отчасти потому, что Эна стала продолжением и завершением Марны, а решающее сражение Первой мировой войны заслуживает самого обстоятельного изложения, отчасти из восхищения действиями корпуса Цвеля, за неделю успевшего взять Мобеж и выиграть сражение за Краонское плато и Шмен-де-Дам.

Бои на реке Эна выявили два важных обстоятельства. Обострился и стал оказывать серьезное влияние на ход боевых действий кризис военного снаряжения, первые признаки которого обнаружились на Марне и при штурме Мобежа. Резко упали боевые возможности войск. К середине сентября армии мирного времени еще не были выбиты до конца, но уже были очень велики потери в лучших, наиболее квалифицированных кадрах, в военных специалистах. Немецкие источники именно с этим связывают ухудшение качества артиллерийской стрельбы, впервые отмеченное как раз в битве на Эне. Кроме того, люди устали и физически, и психологически, война окончательно утратила для них свое мрачное очарование, пропало желание сделать больше, чем этого требует приказ и воинский долг.

В таких условиях трудно ожидать от войск «наступления до конца» и «решительного натиска, невзирая на потери». На первый план встает задача обеспечения безопасности частей и соединений: важнее не проиграть, чем выиграть. И, встречая серьезное сопротивление, войска останавливаются. В середине сентября тактическая подвижность падает до нуля – ни немцам, ни французам не удается продвинуться почти нигде. Останавливается наступление 9-й армии Фоша в Аргонах. Герцог Альберт не может продвинуться вперед в районе Витри-ле-Франсуа, в свою очередь французам не удается сбить 4-ю германскую армию с сильных позиций у Сюипа. Не принесло успеха сосредоточение 280 тяжелых орудий против укреплений Нанси. Лишь кронпринцу Вильгельму удалось к концу месяца захватить Сен-Миель, образовав весьма неприятный для противника выступ к югу от Вердена. Развить этот успех, достигнутый в основном за счет несогласованности действий французов, оказалось невозможно.

Паралич наступательных возможностей армий привел к серии операций, получивших в военно-исторической литературе название «Бег к морю». Операции эти сложны, сюжетны, изобилуют активными перемещениями войск, но в целом совершенно бессодержательны.

«Бег к морю»: связность и законы геометрии

Прежде всего отметим, что операции «Бега к морю» были для противников обязательными . Подобно тому, как капля жидкости стремится принять форму с наименьшей поверхностью, фронт, находящийся в равновесии, стремится к состоянию с наименьшей собственной энергией, что подразумевает отсутствие разрывов во фронте и обязательное прикрытие флангов. [86]

Таким образом, вытягивание линии фронта от Уазы к морю являет собой неизбежный процесс, скорее, физический, чем стратегический: избежать соответствующих действий не представляется возможным. Причем вполне понятно, что всякий раз все свободные войска инстинктивно будут перемещаться к ближайшему открытому флангу , поэтому попытка создать «крупную маневренную массу» и сосредоточить ее не вблизи фронта, а подальше – в пустом пространстве, заведомо обречена на провал. Просто не будет ни запасенного времени, ни этих свободных войск: их поглотит открытый фланг.

А потому рисунок боевых действий с неизбежностью включал в себя сначала бои на Уазе, затем на реке Скарпе, потом на реке Лисе и в завершение – во Фландрии у самого побережья.

Другой вопрос, что все эти бои носили формальный характер. Поскольку единственным содержанием операций было прикрытие фланга путем удлинения фронта, ничего сверх этого не происходило и не могло происходить. М. Галактионов справедливо иронизирует в отношении высших штабов: «направив в охват фланга пару корпусов, они мечтали о лаврах Ганнибала в отношении фронта, простиравшегося на несколько сот километров».

Оперативная обстановка на 15 сентября и ТВД «Бега к морю»

Правда, может показаться, что некоторая интрига в «беге к морю» все-таки была: начертание линии фронта от слияния Эны и Уазы могло пойти на запад: от Суассона к Гавру через Компьен, Бове и Руан, а могло пойти к северу – к Брюгге через Сен-Кантен, Дуэ и Лилль. Первый вариант был выгоден немцам (он даже давал им какие-то шансы на конечную победу на Западном фронте), второй, который практически реализовался в Текущей Реальности, полностью устраивал союзников.

Однако окончательная линия фронта не имела или почти не имела отношения ни к оперативным решениям сторон, ни к героизму войск. Она определялась исключительно геометрией театра военных действий.

Фронт установился по изохроне : линии, вдоль которой стороны могут перемещать войска за одинаковое время.

Поскольку дорожная сеть Франции ориентирована на Париж, который оставался в руках Антанты, прямые перемещения союзных корпусов через Париж проходили быстрее, чем кружные переброски немецких соединений через Трир, Аахен, Льеж и Брюссель – этим и только этим объясняется выгодное для союзников начертание фронта по завершении «бега к морю».

Конечно, и в этих условиях кто-то мог действовать лучше (или быстрее), кто-то хуже и медленнее, и линия фронта могла сместиться на несколько километров в ту или другую сторону. Однако в конечном итоге эти достижения оказывались невыгодными для стороны, добившейся успеха, если только ей не удавалось при этом установить контроль над значимым транспортным узлом, то есть изменить связность фронта, хотя бы локальную.

Так что нет никакой необходимости подробно анализировать отдельные сражения «Бега к морю», как не было нужды до предела напрягать силы людей в ходе этих сражений.

 

Бои на Уазе и Сомме

М. Галактионов определенно ошибается, утверждая, что союзники растратили на Эне темпы, которые выиграли на Марне. В действительности выигрыш темпа сохранился и был реализован через развертывание конного корпуса Бриду, 37-й пехотной дивизии и 13-го корпуса на правом берегу Уазы. Немцы могли противопоставить этим силам только 9-й резервный корпус.

В ходе сражения у Нуайона немцы, однако, смогли остановить французское наступление, направленное против фланга 1-й армии. После этого 6-я французская армия перешла к обороне, а задача обхода неприятельского фланга была возложена на 2-ю армию Кастельно в составе 14-го и 20-го корпусов (армии также были подчинены 13-й и 4-й корпуса 6-й армии, последний на позициях у Троси сменила 62-я резервная дивизия).

Пока продолжались эти бои, кавалерийский корпус Бриду «много и полезно перемещался по полю»: вел разведку в районе Перрона, Сен-Кантена, Руа, Камбре, тщательно избегая встречи с противником. К пустому Сен-Кантену, в котором важнейшую немецкую коммуникационную линию едва ли прикрывало хотя бы несколько батальонов, корпус подходил то с юга, то с запада, то с востока, ни разу даже не попытавшись занять этот важнейший пункт. В ходе этих странствий командир корпуса нарвался на шальную пулю, его сменил генерал Бюйсон, который сразу же горько пожаловался Монури на изнурение своих дивизий. После этого Жоффр переформировал кавалерийские корпуса, собрав на северном фланге четыре кавалерийских дивизии (из 1-го и 2-го кав. корпусов).

Сражение у Нуайона и начало развертывания 2-й французской армии (16–18 сентября)

Немцы, в свою очередь, приняли решение сосредоточить у Сен-Кантена 6-ю армию. Кавалерия, высвободившаяся после ввода в боевую линию 7-й армии, собралась на правом фланге, прикрывая развертывание 18-го и 21-го армейских корпусов.

От Валансьона и Ле-Катле подходили части 1-го и 2-го Баварских корпусов, 24 сентября их присутствие уже ощущалось на левом фланге 2-й французской армии, германская пехота овладела Перронном.

Развертывание 2-й французской и 6-й германской армий (19–23 сентября)

Далее Жоффр перебросил в район Амьена 11-й корпус (из состава 9-й армии) и 25 числа начал формировать вокруг него 10-ю армию под командованием Модюи. Фанкельхайн ускорил наступление 1-го и 2-го Баварских корпусов, снял с фронта у Реймса и перебросил на правый фланг гвардейскую кавалерийскую дивизию, которая вместе с 4-й кав.д. образовала корпус Рихтгофена.

Развертывание 2-й французской и 6-й германской армий (24–25 сентября)

 

Бои на Скарпе

Далее боевые действия перемещаются в междуречье Соммы и Скарпы.

Вторая французская армия полностью принуждена к обороне, ситуация на ее левом фланге развивается не в ее пользу: немцы, как это ни странно, упредили французов с развертыванием. На фронт между Соммой и Скарпой выходят пять корпусов Рупрехта Баварского, Модюи может противопоставить им два корпуса и несколько отдельных дивизий сомнительной боевой ценности. Это вызывает кризис в районе Арраса, где 77-я дивизия с трудом сдерживает атаки 4-го германского корпуса, неблагоприятно для французов складывается обстановка на участке от Альбера до Круазиля. К тому же на фронте 2-й армии противник атакует Руа, и приходится ввести в бой последний резерв – 62-ю резервную дивизию.

Развертывание 10-й французской армии (26–30 сентября)

Жоффр объединяет 2-ю и 10-ю армию под общим командованием Ф. Фоша (иногда в литературе для этой группы используется название «Северный фронт»). Фош ранним утром 5 октября успевает переговорить и с Кастельно, и с Модюи: «Не уступайте врагу ни одной пяди родной земли! – требовал он от обоих командующих армиями. – Атакуйте! Сопротивляйтесь! Ничего, кроме атаки!..» Фош, несомненно, вдохнул энергию в свои армии, но на геометрию операции это никак не повлияло – как между Уазой и Соммой, так и между Соммой и Скарпой линия фронта проходила западнее изохронны.

В следующие дни бои охватывают участок от Скарпы до Лиса. Германское командование с утра 9 октября передает войска к югу от Скарпы под руководство фон Бюлова (теперь это новая 2-я армия, ее оставшиеся восточнее реки Вель войска подчинены 7-й армии), Рупрехт координирует действия немецких войск к северу от Скарпы. Немецкая кавалерия завязывает бои вокруг Лилля.

Бои между Соммой и Скарпой (1–6 октября)

Бои между Скарпой и Лисом (7–9 октября)

 

Падение Антверпена

Бельгийская армия отошла к Антверпену 20 августа, еще до завершения Пограничного сражения. В последующие дни эта крепость успешно исполняла роль удаленной фланговой позиции, действуя на нервы Мольтке: «отсюда идет опасность!» В ходе преследования, Марнской и Энской битв немцам было не до Антверпена, а союзники могли помочь ему лишь небольшими английскими подкреплениями.

«К началу осады германцами Антверпен имел следующий вид. На правом берегу р. Шельды, в 2 км от города, охватывая его с севера, востока и юга, шла старая непрерывная ограда, состоявшая из 12 фронтов полигонального начертания; у северной оконечности этой ограды на берегу реки стояла старая цитадель. (…) Затем в 3–4 км от непрерывной ограды находилась сооруженная в промежуток времени между 1859 и 1870 годами линия внутренних (старых) фортов: от № 1 до № 8 и форт Мерксем; к этой системе внутренних укреплений относятся также и другие старые форты: на правом берегу, непосредственно у реки (к северо-западу от города), – С.-Филипп и Лилло, а на левом берегу – Крюибек, Цвиндрехт, Тэт-де-Фландр, С.-Мари, Ла-Перль, Лифкеншек и Дэль. Всего внутренних устаревших фортов было 18.

Далее в 10–12 км от них шла начатая постройкой лишь в 1906 году следующая линия обороны, линия новых наружных фортов, расположенная почти вся на правом берегу Шельды, на левом берегу находилось лишь 2 форта: Рюпельмонд (или Стэндорп), при впадении р. Рюпель в Шельду, и далее к северу – Хесдонк, оба связанные между собой редутами Лауверсхэк и Ландмолен. На правом берегу Шельды линия обороны состояла из следующих укреплений: начиная от места слияния Шельды и Рюпеля, вверх по последнему – форты Борнем, Лицеле и Брендонк, с редутами Пюэр и Летерхейд между ними; затем вдоль р. Неты – форты Вэльхейм, Вавр—С.-Катерин, Кёнинтсхойкт, Льер, Кессель и Брэхем, редуты – железнодорожный, Дюфель, Грэнстрет, Дорпфельд, Бошбэк и Талер. На остальной окружности внешней оборонительной линии находилось 6 фортов: Элегем, Гравенвезель, Шоотен, Брасхэт, Эртбранд и Стабрек, промежутки между которыми были заняты менее значительными укреплениями (редутами, люнетами, батареями): Масенхевен, Шильде, Одрэн, Дрижхэк, Капелен, Ордерен, Смутокэр, Берендрех и Дуденейк. Всего новых фортов – 17. Все они были построены с широким использованием бетона и в большинстве снабжены броневыми вращающимися башнями для орудий; однако сопротивляемость их была рассчитана на бомбардировку артиллерией не свыше 21-см калибра.

Форты первого класса были вооружены четырьмя пушками 15-см и двумя 12-см калибра, форты второго класса – двумя пушками 15-см и двумя 12-см; кроме того, для обороны промежутков первые имели шесть, а вторые – четыре 75-мм скорострельные пушки, а в каждом редуте находилась одна такая пушка. Все эти орудия стояли в куполах. Общий обвод крепости имел протяжение около 130 км и подразделялся на 6 оборонительных секторов (…). Оборонительная сила южного и восточного фронтов наружного фортового пояса усиливалась болотистыми долинами рек Рюпеля и Неты. Западный фронт был прикрыт с востока труднопроходимой преградой р. Шельды, а северный по характеру местности (сухой, покрытый рощами) был более доступен для атаки, чем остальные, но близость к нему голландской границы сильно стесняла здесь свободу действий осаждающего. Местность к северо-западу от города на обоих берегах р. Шельды была подвержена наводнениям на 5–6 км к востоку и западу от реки, что в известной мере сокращало линию обороны северного и западного фронтов. Как эти особенности местности, так и большая окружность внешних укреплении чрезвычайно затрудняли полное обложение Антверпена» (В. Новицкий).

Создается впечатление, что немцы были не слишком заинтересованы в скорейшем падении Антверпена. Намюр пал 25 августа, но тяжелая артиллерия была доставлена к Антверпену лишь к середине сентября и установлена на позиции лишь к концу месяца. До этого бельгийцы развлекались вылазками, а 3-й резервный корпус – их отражением.

Ситуация изменилась, когда начались бои в районе Арраса, и стало понятно, что «Бег к морю» с неизбежностью ведет к сражению во Фландрии. Возникли крайне неприятные для немцев варианты, когда полевые войска союзников начинают взаимодействовать с гарнизоном Антверпена и, может быть, даже пытаться его деблокировать. Теперь крепость нужно было брать как можно быстрее.

При численности осадного корпуса в 50 000 человек (притом что в Антверпене находилось около 60 000 бельгийцев, которым могли оказать помощь до 30 000 англичан и французов) говорить о плотном обложении 130-км периметра крепости не приходится. Бельгийцы сохранили связь с Брюгге, Остенде, Дюнкерком и даже могли пользоваться железной дорогой.

Двадцать восьмого сентября немцы нанесли главный удар на наиболее защищенном и наиболее вероятном направлении – практически по директрисе Брюссель – Антверпен. Атака была выполнена по образцу штурмов Льежа и Намюра – артиллерия разрушает форты, пехота их занимает.

Понятно, что такая атака требует времени. Лишь 6 октября осаждающие подошли к линии внутренних фортов, и только 8 числа приступили к обстрелу города. На следующий день бургомистр Антверпена сдал немцам город и крепость.

Но войск в Антверпене уже не было. Пользуясь отсутствием сплошного кольца окружения, бельгийское правительство и армия покинули крепость и начали движение на запад – навстречу частям союзников, которые в этот момент развертывались к западу от Лилля, чтобы наступать на Куртнэ.

 

Бои на реке Лис

Еще 29 сентября Френч предложил Жоффру перебросить английскую армию в район побережья. Ряд аналитиков и, в частности, Новицкий критикует этот шаг, но не совсем понятно на каком основании. Мне представляется, что в данном случае Френч был совершенно прав.

Во-первых, на реку Лис так или иначе было необходимо перебрасывать крупные силы. Во-вторых, перемещение британских экспедиционных сил к портам Ла-Манша сокращало длину коммуникационной линии английских войск, что резко упрощало снабжение и снижало нагрузку на французские транспортные инфраструктуры.

Жоффр ответил уклончиво, он разрешил отправить лишь «некоторые части, не занимающие укрепленных позиций». Френч согласился, полагая, что события на свободном фланге с неизбежностью приведут к сосредоточению там всей британской армии.

К 10 сентября 2-й английский корпус развернулся между Бетюном и Эром, а английская кавалерия, сосредоточенная под руководством генерала Алленби, начала движение вдоль реки Лис к Армантьеру.

На этот момент Жоффр предполагал, что он достиг превосходства в долине Лиса и намечал решительное наступление: три английских корпуса при поддержке сильной кавалерии должны были выйти на линию Лилль – Куртнэ, охватывая 6-ю германскую армию.

В действительности немцы уже наступали к Лиллю силами 7-го и 19-го корпусов. На следующий день город был охвачен 19-м корпусом, и 12 октября его гарнизон (усиленная бригада) после непродолжительного сопротивления сложил оружие. Постигла неудача и 21-й французский корпус, который отошел к западу, открывая фланг 2-го английского корпуса.

Это резко замедлило наступление союзников на южном берегу Лиса, зато на северном английская кавалерия подошла к Ипру, а 3-й корпус успешно наступал к Варистону (севернее Армантьера).

В районе Ипра постепенно сосредотачивались британские войска, опоздавшие к Антверпену – 3-я кавалерийская дивизия, 7-я дивизия, позднее прибыла из Англии 8-я дивизия (составили 4-й корпус). Туда же перевозился 1-й британский корпус и 17-я дивизия 9-го французского корпуса (из состава 9-й армии).

Со своей стороны немцы ускорили движение 13-го корпуса (переброшен из 5-й армии через Валансьон). Шестая армия перешла к обороне. Для возобновления стратегического наступления в районе между рекой Лис и побережьем началось формирование новой 4-й армии под командованием Альберта Вюртембергского.

«Бег к морю» вступил в свою завершающую фазу.

Сражение у Лилля было последней операцией на Западном фронте, в которой использовались большие конные массы: 10 союзных и 8 германских пехотных дивизий, сведенных с каждой стороны в три корпуса, развернулись на сорокакилометровом фронте по обе стороны реки Лис. Французская конница, как и ранее, не стяжала особых лавров, в то время как действия корпуса Алленби привели к захвату значительного пространства на северном берегу реки. Это облегчило развертывание британских корпусов в районе Ипра, что позволило союзникам выиграть оперативное время.

Развертывание английской армии во Фландрии (10–14 октября)

Альтернатива: «разгром бельгийской армии»

Бельгийцы отошли за Изер не без приключений, но, в общем, вполне благополучно (частью даже по железной дороге), прикрываемые британскими войсками (7-я пехотная, 3 кавалерийская дивизия), французской морской пехотой и бельгийской конницей. В этой связи неизбежно встает вопрос: была ли у немцев возможность блокировать бельгийскую армию в крепости или же перехватить ее по дороге? Командующий осадным корпусом генерал Безелер предлагал главному командованию дополнить атаку юго-восточных фортов крепости атакой с запада, перерезав линии сообщения Антверпена. Фанкельхайн отверг это предложение: не хватало сил и еще больше не хватало времени. Слишком поздно немцы решили заняться крепостью всерьез! [90]

Немцы успокоили себя соображениями, что крепость слишком важна для бельгийцев и что они никогда ее не покинут. Поэтому, когда Антверпен пал, преследовать отходящего противника оказалось физически нечем.

Здесь нужно отметить, что, если бы немцы все-таки блокировали крепость с запада (что, конечно, было вполне возможно), англичане постарались бы эвакуировать бельгийские части из Антверпена морем. Опыт Дюнкерка (Вторая мировая война) показал, что даже при господстве противника в воздухе такая эвакуация не представляет серьезных затруднений. Теоретически немцы могли ей помешать, развернув вблизи устья Шельды Флот Открытого Моря, но на практике на организацию такой операции не было времени. [91]

А вот перехватить бельгийскую армию во время марша было вполне возможно. Бельгийцы не могли разрушить железнодорожную сеть восточной Фландрии – она была нужна им самим. А это давало немцам возможность провести «маневр Людендорфа»: быстро сосредоточить против отходящей армии свой 13-й корпус, используя бельгийские коммуникации. К этой операции следовало привлечь кавалерийские корпуса, для чего следовало заблаговременно перебросить их на северный берег реки Лис.

Операция, конечно, запредельно рискованная, но ведь и приз велик!

Альтернатива: разгром бельгийской армии и 4-го английского корпуса

С другой стороны, никаких стратегических последствий эта германская победа уже не имела бы, хотя, конечно, она с большой вероятностью привела бы к выигрышу немцами Фландрской битвы и загибанию северного фланга стратегического фронта к западу.

 

Фландрская битва

Восходящие операции, наконец, дошли до моря! Борьба за фланг достигла максимальной остроты и – согласимся с М. Галактионовым – выродилась в пустую схему. Но, пока между побережьем и рекой Лис не было создано эшелонированной долговременной обороны, оставалась возможность развернуть на этом направлении крупные силы, способные добиться по крайней мере тактического успеха.

Речь шла именно о тактике. Фанкельгайн провозгласил лозунг «На Кале!», но даже достижение новой немецкой 4-й армией этого пункта лишь создавало некоторые трудности в снабжении британских экспедиционных сил – не более.

С 15 по 20 октября завершаются перевозки английских войск (1-й корпус) и обустройство бельгийской армии на Изере. Немцы без особого фанатизма атакуют бельгийские позиции у Ньюпора, успеха не имеют. Англичане столь же безрезультатно наступают к Шельде южнее Лилля (во взаимодействии с 10-й французской армией). Четвертый английский корпус, находясь в пустом пространстве к северо-востоку от Ипра, не может определиться, следует ли ему двигаться к юго-востоку (на Куртнэ) или к северо-востоку между Гентом и Брюгге, и остается на месте.

Немцы быстро и уверенно развернули 4-ю армию и перегруппировали соединения 6-й армии.

К 20 октября во Фландрии собрались следующие силы:

Бельгийская армия короля Альберта в составе шести с половиной пехотных и одной кавалерийской дивизий занимали линию Изера.

В центре между Изером и Ипром находились 2 территориальные дивизии генерала Бидона и 5 кавалерийских дивизий Митри. Фош, по-прежнему координирующий действия союзных войск к северу от Уазы, предполагал перевести сюда 42-ю и 17-ю дивизии 9-й армии. В конечном счете был собран весь 9-й французский корпус (17-я, 18-я дивизии), а все французские войска в этом районе были объединены в 8-ю армию д’Юрбаля.

Далее к югу располагалась английская армия фельдмаршала Френча, усиленная французским кавалерийским корпусом (7 пехотных и 2 кавалерийских дивизии).

В районе Ланса еще продолжались бои, но, в общем, далее к югу 10-я французская и 6-я германская армии уже образовали позиционный фронт.

Против 15,5 пехотной и 11 кавалерийских союзных дивизий немцы сосредоточили равномерно по фронту 17 пехотных дивизий, конница в составе 8 дивизий оставалась в ближнем тылу.

Развертывание 4-й германской армии во Фландрии (15–20 октября)

Двадцатого октября начинается сражение на Изере. К 24-му числу немцам удалось форсировать реку, и перед бельгийцами встала задача закрепиться хотя бы на последнем клочке национальной территории. Это удалось решить способом весьма нетривиальным и, скорее, характерным для практики ролевых игр: 25 октября король Альберт приказал открыть шлюзы на Изере и затопить территорию к востоку от Изера. К сожалению, важнейший шлюз уже находился в руках германцев, но охранялся он плохо, и в ночь на 27-е бельгийские саперы сумели его открыть. Наводнение распространилось до Диксмюнде, глубина разлива составила более метра, ширина – 5 километров. Первого ноября 3-й германский резервный корпус отошел за Изер. Впрочем, к 12 ноября 22-й резервный корпус овладел полностью разрушенным Диксмюнде.

Сражение южнее, под Ипром, было даже более напряженным. Б. Такман пишет: «Не Монс или Марна, а Ипр стал символом доблести и могилой англичан. Здесь полегло четыре пятых всего экспедиционного корпуса». Встречные бои в этом районе продолжались до 15 ноября, и местами немцы были очень близки к прорыву.

Впрочем, использовать этот прорыв было практически невозможно: слишком мало свободного пространства осталось в распоряжении герцога Альберта для того, чтобы можно было всерьез рассчитывать на превращение тактического прорыва в оперативный.

Во втором и последнем периоде этой борьбы немцы, впервые на Западном фронте, создали позиционную ударную группу. Под руководством командира 13-го корпуса Фабека собрались 2-й баварский корпус (из 2-й армии), 15-й корпус (из 7-й армии), 26-я дивизия 13-го корпуса, 6-я баварская резервная дивизия, 3-я дивизия, 1-й кавалерийский корпус, 11-я ландверная бригада, 70 гаубичных и мортирных батарей калибра до 12 дюймов.

Конечно, в первый же день наступления эта колоссальная масса прорвала линию английской пехоты, лишь ночь помешала Фабеку захватить Ипр. В этой ситуации союзники ввели в бой последний резерв: энергия и уверенность Фоша убедила фельдмаршала Френча, что тот сможет восстановить положение с помощью одной лишь французской резервной бригады (из состава 32-й дивизии 16-го корпуса). На следующий день Модюи, командующий 10-й армией, по собственной инициативе отправил Френчу еще одну бригаду, и прорыв удалось закрыть. В последующие дни Фабек предпринял еще несколько попыток, усилив свои части, добиться какого-то результата, но это уже, скорее, было формальным выполнением приказа: «пошли дожди; стояли густые туманы; почва, и без того сильно насыщенная влагой, превратилась в сплошное болото, по которому трудно было передвигаться, а еще труднее – рыть в нем окопы; в довершение всех затруднений от климатических и боевых невзгод сильно возросла болезненность в войсках обоих противников. Вся эта неприглядная и тяжелая обстановка, в которой приходилось изо дня в день вести бои и совершать передвижения вдоль фронта, естественно, не располагала войска к проявлению активности и маневренности и все более и более склоняла обе стороны к решению прочно закрепиться в своем расположении и оборудовать занимаемые позиции для пребывания на них до наступления весны» (В. Новицкий).

«Бег к морю» закончился. От Вогезских перевалов до Фландрии установился прочный и неподвижный фронт.

Пришла зима.

Общая схема «Бега к морю»

Позиционный фронт

Невооруженным глазом видно, что немцы добились многого в восходящих сражениях к северу от Уазы: почти на всем протяжении фронт стабилизировался западнее изохроны. И тем не менее от Суассона он шел на север, и ни одной принципиально важной точки позиции, ни одного узла связности союзники не потеряли. В этом отношении «Бег к морю» тактически выигран немцами, а стратегически союзниками.

Как и вся война.

 

На Восточном фронте также приближалась зима и также вроде бы закончилось решающее сражение. Определился побежденный – австро-венгерская армия была разбита в Галицийском сражении, поэтому двуединая монархия потеряла всякую возможность реализовать цели войны, достичь мира, лучшего, чем довоенный, или хотя бы приемлемого.

Еще не определился победитель. Российская империя разгромила австрийцев, но понесла в Восточной Пруссии тяжелое поражение, высветившее как недостатки в организации армии и управлении ею, так и позиционные слабости Русского фронта. Немцы удержали Восточную Пруссию и нанесли поражение одной из неприятельских армий, то есть выполнили все требования Шлиффена, однако поражение на Марне обесценило эти несомненные успехи. Надежд на крупные переброски войск с запада не оставалось, а в этих условиях галицийская катастрофа Австро-Венгрии угрожала коллапсом всего фронта и распадом коалиции.

Австрийцы просят помощи. Людендорф понимает, что оказать ее необходимо – прежде всего в его собственных интересах, – но сил для этого нет, и взять их неоткуда. Остается надеяться на «счастье Танненберга» да на «комплекс неполноценности», сложившийся у русского командования после Восточной Пруссии.

К середине сентября немцы вытеснили 1-ю армию Ренненкампфа из Восточной Пруссии, приведя ее в заметное расстройство. В результате возникли предпосылки для германской операции в районе Вислы.

Термин «вытеснение», кочующий из источника в источник, не совсем точен. В действительности Людендорф пытался провести операцию в духе «контрольного решения» Шлиффена для Восточной Пруссии: сковать противника с фронта силами 20-го, 11-го, 1-го резервного и гвардейского резервного корпусов, обойти его с юга силами 1-го и 17-го армейских корпусов и сводного кавалерийского корпуса; сводный корпус (3-я резервная дивизия, ландверная дивизия, кавалерийская бригада) прикрывал обходящую группировку. «Для порядка» Людендорф слегка нажимал и на северный фланг 1-й русской армии, продлив операционную линию до Тильзита. Наревское направление, где приводили себя в порядок остатки 2-й русской армии и постепенно сосредотачивалась 10-я армия, прикрывали 35-я резервная дивизия, 70-я ландверная бригада и резерв Торна.

Из этого плана вполне могло получиться окружение 1-й армии, будь Ренненкампф сколько-нибудь решительным и предприимчивым командующим. Но Ренненкампф нить операции потерял, в обстановке не разобрался, никакой контригры предпринять не пытался и в довершение всего постоянно выезжал в корпуса, оставляя штаб армии без высшего начальника, а войска – без приказов. В этих условиях командиры корпусов действовали, скорее, инстинктивно, в результате войска резко подались назад, выйдя из-под охвата. Резко ускорить операцию Людендорф не мог: во-первых, прикрывающие отход русские войска проявляли обычную стойкость в обороне, во-вторых, с юга нависала «тень» подходящей 10-й армии. В итоге Людендорфу удалось «снять с доски» только откровенно подставленные соединения – часть 72-й пехотной дивизии, которая, двигаясь вперед без разведки и охранения, застряла между 17-м и 1-м резервным германскими корпусами, и часть сил 20-го корпуса, запутавшегося при отходе.

Тем не менее потери 1-й армии были значительными (по некоторым оценкам, до 100 тысяч человек), и к середине сентября она была решительно небоеспособна.

Жилинский указывает: « Я приказал одним переходом отойти к линии Тракенен, Катенау. Туда отошли 3-й, 26-й корпуса. Остальные три корпуса, из коих 2-й и 20-й составляли заслон к югу, отходили с боем. Но Ренненкампф, положительно лишившийся самообладания, потерял всякую с ними связь. На мой вопрос, дано ли им указание об отходе, получил от штаба ответ, что указание не дано. Я приказал отыскать эти корпуса посылкой офицеров и летчиков… Ренненкампф немедленно бежал в Вильковишки, порвав связь со мной по телеграфу. Он прямо объят паникой и армией управлять не может… Ренненкампфа прошу удалить от командования ».

Ренненкампф оставался на своем посту командующего 1-й армией до 18 ноября и успел загубить еще и Лодзинскую операцию. Сказать о нем что-то позитивное трудно. Проблема в том, что более инициативный, толковый и умный командующий, опираясь на превосходство в силах, ввязался бы в тактическую игру «ход на ход» с Людендорфом, получая шансы на выигрыш, но и рискуя полным разгромом. Учитывая некоторую тяжеловесность русской армии и присущее Людендорфу «счастье Танненберга», последнее выглядит более вероятным.

Оперативная обстановка на 15 сентября

Вновь обсуждается заманчивое наступление через Ломжу на Седлец или даже через Лык – Осовец на Брест-Литовск. С другой стороны, заманчиво обойти южный фланг 1-й армии, пока она не сомкнулась с 10-й армией: удар от Лыка на Августов и затем выход на фронт Друскининкай – Гродно позволил бы отбросить 10-ю русскую армию к югу, а 1-ю армию – прижать к морю и уничтожить.

Увы, для этих наступлений не хватало ни сил, ни времени – крах австрийской обороны в Галиции мог наступить раньше, чем действия 8-й армии против русского Северо-Западного фронта принесут ощутимый эффект, даже в предположении, что из этой откровенной авантюры вообще что-то получится.

В этой ситуации в управление операциями на Восточном фронте неожиданно вмешивается Мольтке, который приказывает Гинденбургу немедленно отправить в Краков два немецких корпуса. Далее происходит малопонятный обмен телеграммами: Гинденбург протестует против решения Мольтке и настаивает на наступлении через Нарев, а Людендорф тем временем предлагает перебросить в Верхнюю Силезию всю 8-ю армию.

Как раз в этот момент Мольтке отстраняют от командования, и дальнейшее обсуждение «повестки дня» Восточного фронта Людендорф ведет уже с Фанкельгаймом. Всем понятно, что корпуса на юг посылать придется. Конрад хочет собрать их в районе Кракова и подчинить себе. Людендорф настаивает на независимости германских войск от австрийского командования и, ссылаясь на особенности начертания дорожной сети, предлагает сосредоточить войска в Верхней Силезии.

В конечном итоге так и происходит. Немцы создают новую 9-ю армию, развертывают ее по обе стороны Ченстохова и подчиняют Гинденбургу с Людендорфом, причем 8-я армия также остается в их подчинении. Поскольку Гинденбург старше по званию, чем австрийский главнокомандующий эрцгерцог Фридрих и его начальник штаба Конрад фон Гетцендорф, вопрос о подчинении 9-й армии австрийскому руководству отпадает.

Однако левый фланг австрийских войск находился южнее Вислы (кроме отдельных частей), в то время как войска 9-й армии развертывались по верхней Варте. Разрыв нужно было закрыть, и эта задача после весьма нервных переговоров была возложена на австрийцев. А. Коленковский пишет: «Вместо помощи австрийцам немцы принудили австрийское командование оказывать им помощь для защиты Силезии и Познани». Людендорф мог бы ответить, что проектируемое им наступление является лучшей, если не единственной защитой Кракова.

Во второй половине сентября русское командование также обращает внимание на среднюю Вислу. Пока не совсем понятно, имеется ли в виду «глубокое наступление в Германию через нижнюю Силезию» или «наступление против Австрии через верхнюю Силезию». В сущности, речь идет о прикрытии направления на Варшаву и Ивангород. Двадцать четвертого сентября Рузский пишет Янушкевичу: «Необходимость оказать поддержку австрийцам заставляет предполагать, что немцы поведут главный удар в направлениях от Сосновиц и Ченстохова на Сандомир, Ивангород, дабы угрожать тылу правофланговых армий Юго-Западного фронта. С другой стороны, возможно наступление и на Ивангород, Варшаву, так как занятием столь важного политического центра немцы могут рассчитывать компенсировать в некотором роде неблагоприятные впечатления от их неудач во Франции, а дальнейшим наступлением разъединить войска наших Северо-Западного и Юго-Западного фронтов».

В последних словах – ключ. Инерция предыдущих операций толкает Иванова на юго-запад, в то время как Рузский отходит к востоку. Разрыв между фронтами ширится, причем без прикрытия остается Варшава. Понятно желание Ставки внести в деятельность фронтов некоторую согласованность. Двадцать восьмого сентября великий князь сообщает командующим фронтами: «…армиям Юго-Западного надлежит энергично стремиться к тому, чтобы перебросить на левый берег Вислы для движения к Верхнему Одеру не менее десяти корпусов, а еще лучше – три армии полностью, обеспечивая остальными силами фронта Галицию…»

Понятно, что давление на уже почти разгромленную Австрию резко ослабляется. Иванов справедливо замечает: перегруппировка армий требует временно отказа от угрозы Перемышлю; это решение я и принимаю», так что немцы все-таки помогли союзнику. Хотя, по всей видимости, русское командование не столько реагировало на маневр Людендорфа, сколько решало собственные проблемы. Можно выразиться и иначе: русское командование считало маневр 9-й германской армии самоочевидным и заранее принимало против него действенные меры.

Кажется, здесь и лежит разгадка. Гинденбург с Людендорфом хотели одного, Конрад с эрцгерцогом Фридрихом другого, Фанкельгайн – третьего, Николай Николаевич и Янушкевич – четвертого, Рузский – пятого, Иванов – шестого, а в результате войска воюющих держав довольно быстро сосредотачиваются на средней Висле, причем ни у кого это не вызывает ни удивления, ни раздражения.

Впрочем, странно было бы игнорировать двести верст открытого промежутка от Варшавы до Сандомира!

В сущности, Варшавско-Ивангородское сражение представляет собой специфический восточноевропейский вариант «бега к морю», да и по времени эти операции синхронизированы. Конечно, разница есть: на востоке меньше плотность войск, так что движение частей под огнем затруднено, но остается возможным, фронт не окостенел окончательно. Поэтому крупные перегруппировки заставляют армии подаваться назад, вообще вывод соединений из боевой линии затруднен.

Низка плотность дорог, театр военных действий не приспособлен к масштабному маневру сотнями тысяч солдат.

Фронт эластичен: не так уж много пунктов, владение которыми критически важно для развития операции, в этой связи стороны могут позволить себе размашистое маневрирование. С другой стороны, узловые позиции и важнейшие рубежи приходится удерживать во что бы то ни стало, и это провоцирует бои, не менее ожесточенные, чем во Фландрии или у Арраса.

Для Восточного фронта значительно сложнее установить линию равновесия. Австро-германское командование находится в лучших условиях относительно переброски войск, но Россия обладает общим превосходством в силах, и кроме того, все еще продолжается ее мобилизация, и на фронт продолжают прибывать свежие части.

Так что с полной уверенностью можно сказать только, что фронт установится где-то между Бугом и Одером.

 

Развертывание

Немцы закончили переброску войск к 28 сентября (с тылами – 2 октября). Корпуса развернулись по восточному берегу Варты, имея направление – сводный корпус на Томашов, 17-й на Опочко, 20-й на Конск, гвардейский резервный на Скаржиска, корпус Войрша – на Кельце, 11-й корпус – на Андреев.

Южнее 1-й австрийский корпус, 37-я, 106-я пехотные дивизии, кавалерия двигались на Сандомир, 5-й и 10-й австрийские корпуса оставались на правом берегу Вислы, ориентированные на устье Сана.

Остальные австрийские армии приводили себя в порядок за Вислокой и готовились прикрыть операцию наступлением от Вислоки к Сану или, скорее, демонстрацией такого наступления.

К 1–2 октября австро-германские войска заняли исходные позиции для наступления, их авангарды вели бои с русской кавалерией, приближаясь к Висле.

Русское командование не стало цепляться за местность и проводить рискованные фланговые марши. Вся переброска войск осуществлялась по восточному берегу Вислы под прикрытием этой реки и кавалерийской завесы на ее левом берегу.

Перегруппировка производилась поэшелонно: начиная с 23 сентября в район Ивангорода перешла 4-я армия Эверта. Затем, после 26 сентября, 9-я армия Лечицкого сдвинулась от реки Сан на север и развернулась по левому берегу Вислы. Наконец, 5-я армия Плеве отошла к Краснику и Люблину (с 28 сентября), после чего по железным дорогам была переброшена на Вислу к северу от Ивангорода.

Последней, после 1 октября, передвинулась в район Варшавы 2-я армия.

Строго говоря, на этом Варшавско-Ивангородская операция, как содержательная часть генерального сражения, и закончилась. Рокировка четырех русских армий на среднюю Вислу разрушала все предпосылки к выполнению плана Людендорфа. И соотношение сил, и геометрия их расположения указывали, что ни о каком фланговом ударе – все равно в отношении Юго-Западного или Северо-Западного фронта не может быть и речи. Теперь единственной возможной задачей для германо-австрийского командования был выход на рубеж Вислы и, может быть, овладение Варшавой и Ивангородом. Конечно, оставалась надежда нанести поражение отдельным русским армиям, тем более что развертывались они медленно и к рубежу Вислы выходили не одновременно.

Оперативная обстановка на 1 октября

Девятого октября германские войска подошли к Висле. К этому дню переброска 4-й и 9-й русских армий практически завершилась, но из 5-й армии присутствовал только 17-й корпус, а из 2-й армии в районе Варшавы находились 27-й армейский, остатки 1-го корпуса и свежий 2-й сибирский корпус.

Людендорф разделил 9-ю армию на две группы: сводный корпус, 17-й корпус, 20-й корпус и две бригады под общим руководством Макензена атаковали Варшаву, гвардейский резервный корпус и корпус Войрша, подчиненные Гальвицу, обороняли Вислу в районе Ивангорода. Одиннадцатый корпус и 1-я австрийская армия действовали против русской 9-й армии.

Это решение германского командования означало изменение направления главного удара с Ивангородского на Варшавское и подчеркивало, что речь идет уже об операции с ограниченными целями, скорее политическими (захват Варшавы).

После ряда напряженных боев 2-я русская армия 13 октября была оттеснена к Варшаве, зато 5-я наконец развернулась и захватила плацдарм на левобережной Висле.

Висла разделяла главные силы противников. По существу, она стала рубежом развертывания как для русских, так и для австро-германских сил.

 

Висла. Вторая половина октября

Русское верховное командование пришло к двум простым выводам:

Во-первых, Иванов не справляется с координацией действий огромного количества войск, сосредоточенных на средней Висле.

Во-вторых, Рузский от операции самоустранился, полагая, что его дело – обеспечить более или менее гладкую переброску 2-й армии к Варшаве, а все остальное – проблемы Иванова. В результате 10-я и 1-я армии бездействовали, хотя против них в составе 8-й германской армии оставалось 2 армейских корпуса и крепостные части.

Поэтому 2-ю и 5-ю армии передали в подчинение Рузскому. Эти войска должны были нанести главный удар в юго-западном направлении. Четвертая и девятая армии имели вспомогательную задачу наступать прямо на запад.

Русские уже чувствовали запах большой победы, и, может быть, именно поэтому решили не спешить и подготовить наступление со всеми удобствами. Это наступление сначала назначили на 15 октября, потом перенесли на 18-е, а в результате начали на фронте 2-й и 5-й армий между 18 и 20-м числом, а на фронте 4-й и 9-й армий – между 21 и 23 октября.

Но уже с утра 19 октября 9-я германская армия начинает быстрый отход.

А 1-я австрийская еще стоит на Висле, более того, имеет приказ во что бы то ни стало овладеть Ивангородом и далее – наступать на Варшаву.

Из этого получилось встречное сражение одной австрийской армии с двумя русскими – с вполне предсказуемым результатом.

В. Данкль продержался до 27 октября, после чего его армия начала беспорядочный отход на Кельце. К этому времени русские достигли решительного превосходства в силах и средствах на средней Висле: 520 000 человек и 2400 орудий против 311 000 человек и 1622 орудий.

Все российские источники с удовольствием цитируют здесь Людендорфа, не стану нарушать традицию: «В дни боев под Варшавой и Ивангородом приходилось целые ночи не смыкать глаз, а уцелевшие солдаты вспоминают о них с ужасом. (…)

27 октября был отдан приказ об отступлении, которое, можно сказать, висело уже в воздухе.

Положение было исключительно критическое… Теперь, казалось, должно произойти то, чему помешало наше развертывание в Верхней Силезии и последовавшее за ним наступление: вторжение превосходных сил русских в Познань, Силезию и Моравию».

Ко второму ноября русские войска заняли линию Кутно – Опочка – Конск – Опатов – Сандомир, то есть вышли к исходной линии развертывания 9-й германской и 1-й австрийской армий. Был вновь блокирован Перемышль.

Варшавско-Ивангородская операция завершилась победой русских войск, которые заняли все колоссальное поле сражения, сорвали оперативный замысел противника и создали условия для последующего вторжения в Силезию. Оценка потерь сторон зависит от источника сведений, но примечательно, что германские авторы называют их «примерно равными». Насколько можно судить, армия Данкля была разгромлена и потеряла не менее половины личного состава, то есть около 75 тысяч человек, 9-я германская армия пострадала меньше. Вероятно, совокупные потери Людендорфа и Конрада составляют около 100 тысяч человек и 63 орудия. Потери русских войск некоторыми исследователями оцениваются в 150 тысяч человек, но, судя по всему, это потери за октябрь 1914 года всех русских армий, включая 1, 10, 3 и 8-ю, которые в Варшавско-Ивангородской операции участия не принимали. Потери же в боях на средней Висле составляют 15–20 тысяч убитых и 50 тысяч раненых, то есть около 70 тысяч человек и 50 орудий.

Так что свой «Бег к морю» Россия выиграла.

 

Средняя Висла, начало ноября

К сотому дню мобилизации Российская империя практически завершила сосредоточение сил, что позволило ей развернуть на театре военных действий девять армий в составе 103 дивизий. Четыре армии центра: 2, 5, 4 и 9-я (с севера на юг) – разворачивали наступление в Силезию. Правый фланг этой группы прикрыли 10-я и 1-я армии, левый – 3, 11, 8-я армии.

Общее соотношение сил на Восточном фронте во второй половине ноября – декабре выглядит приблизительно [101] следующим образом:

Русские войска:

10-я армия – 6 корпусов и 5 кавалерийских дивизий (26, 3, 20, 22-й, 3-й сибирский, 1-й туркестанский).

1-я армия – 4 корпуса (1-й армейский, 5-й сибирский, 6-й сибирский, 1-й туркестанский) и 3,5 кавалерийские дивизии

Расхождение с данными по предыдущему сражению вызваны отчасти перегруппировкой войск, а главным образом тем, что были изменены разграничительные линии между армиями Северо-Западного фронта: 10-я армия получила полосу от побережья до Млавы, и в ее состав, естественно, вошли прежние корпуса 1-й армии: 26, 3 и 20-й. Первая армия заняла полосу от Млавы до Плоцка, в ее составе остался 1-й корпус и добавились корпуса, пришедшие по мобилизации.

2-я армия – 5 корпусов и 4 кавалерийские дивизии (2, 4, 23, 27-й, 2-й сибирский)

5-я армия – 3 корпуса (5-й, 19-й, 1-й сибирский) и 1,5 кавалерийских дивизий.

4-я армия – 4 корпуса (17-й, 3-й кавказский, 16-й, гренадерский), 2 кавалерийские дивизии.

9-я армия – 3 корпуса (14, 16, 18-й), 3 кав. дивизии.

3-я армия – 4 корпуса (21, 11, 9, 10-й) и 5 кавалерийских дивизий.

11-я армия – 3 корпуса (28, 29, 30-й корпуса)

8-я армия – 4 корпуса (7, 12, 8, 24-й) и 3 кавалерийские дивизии.

Всего: 36 корпусов, 103 дивизии.

Германо-австрийские войска:

8-я армия – 1-й корпус, 1-й и 25-й резервные корпуса, три ландверных дивизии.

9-я армия – 11, 17, 20-й армейские корпуса, 3-я гвардейская резервная дивизия, 1-й и 3-й кавалерийские корпуса. С начала декабря добавились 3-й резервный, 13, 2, 24-й корпуса.

Отдельные корпуса – 5 корпусов (корпуса Цастрова, кавалерийский корпус Холена, «Познань», «Бреславль», «Торн»).

С 1 октября все германские войска на востоке объединены в Восточный фронт под руководством Гинденбурга и Людендорфа. Девятую армию возглавил Макензен, что же касается 8-й армии, то после Гинденбурга ею последовательно командовали Шуберт, Франсуа, с 7 ноября фон Билов.

1-я австрийская армия – 3 корпуса и 2 кавалерийские дивизии.

4-я австрийская армия – 4 корпуса, 2 кавалерийские дивизии.

3-я австрийская армия – 3 корпуса.

2-я австрийская армия – 3 корпуса и 3 кавалерийские дивизии.

Всего: 24 корпуса (с декабря 27 корпусов), 27 (с декабря 36) немецких и 42 (с декабря 41) австрийские дивизии, то есть 59 (с декабря 77) дивизий.

Русские войска готовились к наступлению. Верховное командование ориентировало армии на линию Бреславль – Познань, что отвечало замыслу Рузского, командующего Северо-Западным фронтом. Но Иванов и Алексеев предполагали по окончании Варшавско-Ивангородской операции вернуться к тем задачам, которые стояли перед Юго-Западным фронтом в середине сентября: разгром австрийских войск, взятие Перемышля, выход к Карпатам. Ставка избрала половинчатый план – выйти к границе царства Польского по линии Калиш – Освенцим, а уже потом решать, что делать дальше. Нужно сказать, что план Ставки с неизбежностью приводил к осаде Кракова, что так или иначе притянуло бы войска к югу. В любом случае «вместо глубокого вторжения в Германию получалось вторжение в Австро-Венгрию».

Впрочем, этот план вполне соответствовал логике «Pax Rutenia» и был вовсе не плох. При минимальном везении русские войска закрепились бы на линии Судеты – Одер – Варта, после чего 8-я армия была бы вынуждена покинуть Восточную Пруссию, а Карпатская позиция австрийской армии была бы обойдена с фланга.

Людендорф понимает, что его оперативный план опровергнут. Девятая армия потерпела тяжелое поражение и отступает. Австрийцы не могут удержаться в районе Сандомира, брешь между 9-й германской и 1-й австрийской армиями растет. Противник захватил инициативу, на его стороне преимущество «больших батальонов». Начинает сдавать ослабленная до предела 8-я армия – она вновь отходит к Лютценской линии укреплений, и нет никакой уверенности, что она там удержится. Кроме того, фланг 8-й армии открыт: на участке от Граева до Торна развернута только группа Цастрова.

«План Рузского»

«План Иванова»

«План Ставки»

Понятно, что разумный план в такой ситуации может быть только один: отвести 8-ю армию, по крайней мере на линию Млава – Кёнигсберг, 9-ю – сосредоточить на позиции между Бреславлем и Познанью, группа Цастрова будет их связывать в районе Торна. Зима близко, и на этой позиции можно будет как-то держаться, опираясь на крепости. Конечно, ни о какой помощи австрийцам и речи идти не может, но у них есть свои возможности сопротивления – Карпаты, Перемышль, Краков.

Вместо этого Людендорф:

Договаривается с Конрадом о переброске 2-й австрийской армии в междуречье Варты и Вислы.

Забирает из крепостных гарнизонов все сколько-нибудь боеспособные части и на месте формирует из них корпуса «Познань», «Бреславль» и «Торн».

Забирает у 8-й армии 1-й и 25-й резервные корпуса и перебрасывает их в 9-ю армию.

Отводит 9-ю армию за Варту, отрывается от противника.

Затем быстро сосредотачивает войска этой армии к югу от Торна, размах маневра составляет около 300 километров.

На сутки опережает русское командование с переходом в наступление и 11 ноября наносит удар в стык 1-й и 2-й русских армий в общем направлении на Лодзь.

При этом большая часть его сил не готова: корпус Холена сосредотачивался 15 ноября, корпуса «Бреславль» и «Познань» – 16 ноября, 2-я австрийская армия прибывала на фронт 18 ноября.

«План Людендорфа»

Геометрия операции германских сил на Восточном фронте в кампании 1914 года

Можно согласиться с М. Хоффманом: «Наш поход в южной Польше представляется мне самой блестящей операцией за всю войну. Наш натиск со стороны Кракова на Вислу для поддержки союзника, отход к Ченстохову, переброска армии оттуда к Торну и новый натиск против правого фланга преследующего неприятеля следует в оперативном отношении расценивать гораздо выше, чем дело под Танненбергом или какую-либо иную победу на Восточном фронте».

 

Контрудар под Лодзью

Людендорфу – за счет ослабления 8-й армии – удалось обеспечить в полосе операции приемлемое соотношение сил: 280 000 австро-германской пехоты против 367 000 русской. По артиллерии он имел даже некоторое превосходство (1440 орудий против 1300, причем, как обычно, у немцев было значительно больше тяжелой артиллерии). Но главное, ему удалось добиться абсолютной внезапности и по месту, и по времени.

С 11 по 24 ноября на Восточном фронте развернулось одно из самых сложных и интересных сражений Первой мировой войны.

Корпус Цастрова сковывает 1-ю русскую армию. Макензен тремя корпусами (1-м и 25 резервными, 20-м армейским) при содействии 1-го кавалерийского корпуса наносит удар по изолированному 5-му сибирскому корпусу, фланги которого открыты, а фронт растянут на 30 километров. Одиннадцатый и семнадцатый корпуса с фронта сковывают 2-ю русскую армию.

Макензен все сделал правильно, но зима была уже совсем близко, погода плохая, дороги еще хуже, а сибирские войска, как обычно, проявили характерное русское упорство в обороне. Корпус отошел на один переход, но уничтожен не был.

Макензен выражает крайнее неудовольствие войскам, и здесь, конечно, нужно процитировать слова М. Галактионова, сказанные совсем по другому поводу: «Это едва ли, однако, следует отнести на долю пехоты, крайне утомленной маршами и неспособной лететь по воздуху, как этого хотелось бы командованию».

Наступление продолжается. Теперь германские войска атакуют 2-й армейский корпус, правофланговый во 2-й армии, имея задачу либо окружить его, либо отбросить к югу, расширяя брешь между 1-й и 2-й русскими армиями.

И вновь все то же самое: длинные марши, плохие дороги, короткий световой день.

Рузский и на третий день операции в немецкое наступление не верит. Он переподчиняет второй корпус Ренненкампфу и требует от последнего перейти в наступление и отбросить противника. Из этого, разумеется, ничего не вышло, но и немецкое продвижение застопорилось.

Итоги первых трех дней боев: немцы глубоко вклинились между 1-й и 2-й русскими армиями, но не смогли окружить и уничтожить 2-й и 5-й сибирский корпуса. Людендорф настаивает на продолжении операции, Рузский все еще не верит в наступление крупных сил противника.

 

Сражение между Вислой и Вартой

Подходит корпус Холлена, корпуса «Познань» и «Бреславль», завершает сосредоточение 2-я австрийская армия. Людендорф имеет все основания рассчитывать на выигрыш обоих флангов 2-й русской армии и ее окружение к западу от Лодзи.

Рузский, наконец, начинает понимать опасность ситуации и готовит активный контрманевр, разворачивая на север основные силы 2-й и 5-й армий, 4-я армия имеет задачу прикрыть их с запада наступлением на Ченстохов.

Восемнадцатого ноября корпуса «Познань» и «Бреславль» сталкиваются на линии Варты с развертывающейся 5-й армией, 11, 17, 20-й корпуса ведут бои с повернувшейся на север 2-й армией. Но 25-й резервный корпус двигается свободно и выходит в тыл русским войскам. Южнее Брезины и западнее Лодзи он перерезает железную дорогу Петраков – Варшава. Ему на помощь приходит 3-я гвардейская резервная дивизия (все, что осталось от гвардейского резервного корпуса).

Утром 19 ноября пошел снег, за ним ледяной дождь.

Когда рассеялся туман, сражение возобновилось по всему фронту. Наступление корпуса «Познань» было отбито. Но 25-й корпус и 3-я гвардейская резервная дивизия (группа Шеффера) продолжали двигаться к югу от Брезины.

Двадцатого ноября Рузский приказывает 1-й армии сковать противника силами 5-го сибирского корпуса, части 6-го сибирского и 4-го армейского корпусов, направив 2-й корпус на запад и Ловичский отряд (остальные силы 6-го сибирского корпуса и кавалерию) на юго-запад. В тыл 20-му германскому корпусу и группе Шеффера.

Кавалерия 5-й армии, 1-я и 10-я пехотные дивизии сосредотачивались против фланга и фронта группы Шеффера. Левому флангу 5-й армии был дан приказ наступать против корпуса «Познань».

Начинается борьба за Лодзь, и решающим фактором является темп: что случится раньше – разгром группы Шеффера, охваченной с трех сторон, или разгром 2-й русской армии, также охваченной с трех сторон.

Двадцать первого подходит корпус «Бреславль» и первые австрийские части. Шеффер пытается наступать на запад, чтобы встретиться со сводным корпусом Фроммеля (в основном – кавалерия) и замкнуть кольцо. Но русские резервные части сражаются насмерть, и продвинуться не удается. А Ловичский отряд к вечеру занимает Брезины.

Борьба за темп закончена. Группа Шеффера окружена. Шеффер командирам дивизий этого не сообщает.

Людендорф, в свою очередь, предпринимает контрманевр и атакует Лович, пытаясь выйти в тыл Ловичскому отряду. Эта операция успеха не имеет, и в 16.34 22 ноября Шеффер получает приказ прорываться на север.

« Командующий Восточным фронтом не располагал более никакими силами, чтобы помочь находившейся под Лодзью в тяжелом бою 9-й армии, он вынужден был быть простым свидетелем той драмы, которая, казалось, там подготовлялась. Вряд ли можно еще было надеяться на освобождение отрезанных войск ген. Шеффера. В журнале военных действий командующего Восточным фронтом создавшееся положение оценивалось так: в 9-й армии с неослабевающей ожесточенностью идут по всей линии бои. Поступающие радиограммы дают понять, что лишь в особо благоприятном случае можно будет спасти от уничтожения или плена окруженное левое крыло ».

Утром 24 ноября Людендорфу принесли расшифрованную русскую радиограмму в которой сообщалось о подготовке эшелонов для эвакуации германских пленных.

Но Ловичский отряд оставался в подчинении Ренненкампфа, а не Плеве, объединившего в своих руках 2-ю и 5-ю армии. Так что шанс у немцев оставался, и Шеффер им воспользовался. Двадцать четвертого ноября его группа вышла в расположение 20-го корпуса. Шесть тысяч человек, оставшихся от полутора корпусов с кавалерией (на начало операции 48 тысяч человек).

Лодзинское сражение закончилось.

Павел Адамович Плеве

30 мая 1850 года – 28 марта 1916 года

«Родился в семье дворян Петербургской губернии евангелистско-реформаторского вероисповедания, образование получил в Варшавской классической гимназии. В 1868 г. поступил в Николаевское кавалерийское училище и в 1870 г. закончил его по 1-му разряду с занесением на мраморную доску. В офицеры (корнеты) произведен в 1870-м и выпущен в лейб-гвардии Уланский его величества полк. В 1874 г. получил чин поручика и поступил в Николаевскую академию Генерального штаба, которую окончил (полный курс) в 1877 г. также по 1-му разряду. Учитывая трудность этого результата, можно сделать вывод о незаурядных дарованиях молодого офицера. В том же году за отличия в учебе он был произведен в штаб-ротмистры. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг., причем за отличия в боях с турками Павла Адамовича наградили орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом и орденом Св. Станислава 2-й степени с мечами.

После войны до 1880 г. служил в Болгарии, а с 19 августа по июль 1881 г. осуществлял командование 2-м эскадроном лейб-гвардии Кирасирского его величества полка. В 80-е годы XIX века П. А. Плеве (с 1882 г. – полковник) занимал ряд командных и штабных должностей. В 1890-е годы являлся командиром 12-го драгунского Мариупольского полка, занимал пост окружного генерал-квартирмейстера штаба Виленского военного округа, должность начальника окружного штаба.

С 23 июня 1895 г. генерал-майор П. А. Плеве – начальник Николаевского кавалерийского училища, а с 30 июня 1899 г. – 2-й кавалерийской дивизии. С 20 ноября 1901 г. генерал-лейтенант П. А. Плеве – начальник войскового штаба Войска Донского, а с 7 марта 1905 г. – комендант Варшавской крепости. Генерала угнетала новая должность, он всеми силами стремился в строй, и в том же году 4 июля был переведен на пост командира 13-го армейского корпуса.

6 декабря 1907 г. помощник командующего войсками Виленского военного округа П. А. Плеве был произведен в генералы от кавалерии и с 17 марта 1909 г. занимал ответственный пост командующего войсками Московского военного округа.

Ко времени начала мировой войны за его плечами был пятилетний опыт руководства войсками округа. Павел Адамович широко занимался общественной и благотворительной деятельностью: состоял помощником попечителя бесплатной лечебницы военных врачей, являлся почетным членом Императорского Московского общества воздухоплавания. Павел Адамович был хорошим семьянином: имел жену (супруга православная, в девичестве Сухомлинова), дочерей Ольгу и Екатерину (1881 и 1886 гг. рождения) и сына Николая (1892 г. рождения). Дети вероисповедания православного. Сам генерал незадолго перед смертью также принял православие. Характеризовался Плеве всегда исключительно положительно, «беспорочно».

(…)

В тяжелейшей, почти безнадежной для его армии обстановке начала Галицийской битвы (как в развертывании, так и численности войск) Плеве не растерялся, сумев переломить ход событий в свою пользу. (…)

В условиях начавшегося окружения его армии Павел Адамович не выпустил управление из рук, упорно борясь с противником за инициативу, нашел применение коннице: образовав сводный кавалерийский корпус (один из первых в русской армии в Первую мировую войну), нанес им удар в тыл 4-й австрийской армии, использовал 5-ю Донскую казачью дивизию и 2-ю бригаду 1-й Донской казачьей дивизии для обеспечения благополучного отхода войск после Томашевского сражения. Именно кавалерийская разведка 5-й армии вскрыла изменение плана сосредоточения австрийских войск. Ряд важнейших решений Плеве осуществил, отталкиваясь от этой информации.

(…)

За успешные действия своих войск П. А. Плеве 18 сентября 1914 г. получил орден Святого Георгия 4-й степени – высшую военную награду России.

В ходе Лодзинской операции группировка Плеве (5-я и временно подчиненная ему 2-я армии) позволила ситуацию под Лодзью переломить в пользу русских войск. Попытка немцев повторить самсоновский «Танненберг» провалилась. Павел Адамович еще раз подтвердил репутацию полководца, воюющего не числом, а умением: его армия к началу операции была самой малочисленной в составе фронта, что не помешало ей сыграть ключевую роль в сражении.

А. Нокс, представитель британской армии при русском командовании: «Именно Плеве со своей 5-й армией спас 2-ю от надвигавшейся катастрофы… на походе к нему подскакал офицер, ординарец от Шейдемана, и взволнованно воскликнул: «Ваше превосходительство, 2-я армия окружена и принуждена сдаваться!» Плеве в продолжение одной-двух секунд молча смотрел на молодого человека из-под своих густых, нависших бровей и затем сказал: «Вы прибыли, мой милый, играть трагедию или с докладом? Если у вас есть донесение, то доложите его начальнику штаба, но помните – не разыгрывать трагедий, а то я посажу вас под арест».

Г. К. Корольков отмечал: « Плеве удивительно верно оценил обстановку и стремился оттеснить противника дальше на запад, так как только этим в полной мере обеспечивался фланг 2-й армии… Получавшиеся разрывы фронта не пугали, так как подвижность войск гарантировала своевременность противодействия вторжения в такой прорыв… » Д. Н. Рыбин также подчеркивает: « 5-я русская армия, как железный клин, врезалась между заходящими флангами немцев и не позволила им сомкнуться ». А. А. Керсновский писал: « Стойкость войск и энергия командовавшего 5-й армией генерала Плеве предотвратили катастрофу, и немцы из обходящих сами оказались обойденными ».

(А. Олейников)

Август фон Макензен

6 декабря 1849 года – 8 ноября 1945 года

Родился в семье управляющего поместьем Людвига Макензена (1817–1890) и его жены Марии Луизы Макензен (1824–1916). Учился в реальной гимназии в Галле.

В 1869 году вступил вольноопределяющимся во 2-й лейб-гусарский полк. Участник Франко-прусской войны 1870–1871 годов, был произведен в лейтенанты и награжден Железным крестом второй степени.

С 1870 года в резерве, учился в университете Галле.

В 1873 году вернулся на службу во 2-й лейб-гусарский полк.

С 1880 года служил в Генштабе, с 1887 года командир эскадрона 9-го драгунского полка, с 1888 года – в штабе 4-й дивизии.

В 1891–1893 годах адъютант начальника большого Генштаба генерала Альфреда фон Шлиффена. С 1894 года командир 1-го лейб-гусарского полка, расквартированного в Данциге.

C 1898 года флигель-адъютант кайзера. С 1900 года командир 1-й лейб-гусарской бригады. С 1903 года генерал-адъютант и командир 36-й дивизии. С 1908 года командир XVII армейского корпуса.

С началом Первой мировой войны XVII армейский корпус входил в состав 8-й немецкой армии под командованием Максимилиана фон Притвица, а затем Пауля фон Гинденбурга. Участвовал в Восточно-Прусской операции. В Гумбинненском сражении XVII армейский корпус под его командованием, наступая в центре боевых порядков 8-й германской армии, понес поражение во встречном бою с русским 3-м армейским корпусом и в беспорядке отступил, понеся тяжелые потери. Эта неудача предопределила поражение немцев в этом сражении.

В конце августа Макензен участвовал в боях под Танненбергом против 6-го русского корпуса и сумел закрыть кольцо вокруг 2-й русской армии генерала Самсонова.

В сентябре на исходе Варшавско-Ивангородской операции под командованием Макензена была сформирована ударная группа под названием «Макензен».

2 ноября 1914 года был назначен командующим сформированной на Восточном фронте 9-й германской армией. 22 ноября награжден высшим военным орденом Pour le Mérite.

В конце ноября – декабре командовал армией в ходе Лодзинской операции, во время которой армия Макензена вышла в тыл русским войскам. Эти действия вынудили русское командование отказаться от наступательных действий и перейти к обороне.

Ряд боевых удач Макензена стяжали ему славу «пожарного», его стали направлять на самые ответственные и тяжелые участки фронта. С 16 апреля по 15 сентября 1915 года – командующий 11-й армией, совершившей Горлицкий прорыв. Руководимые им войска взяли крепость Брест-Литовск, но после этого наступление остановилось.

В октябре 1915 года Макензен, назначенный командующим группой армий (Heeresgruppe Mackensen), возглавил германские, австро-венгерские и болгарские войска, сосредоточенные против Сербии. Всего под его командованием было сосредоточено 14 германских и австро-венгерских (по Саве, Дунаю, Дрине) и 6 болгарских (по восточной границе Сербии) дивизий. 7 октября 1915 года Макензен начал форсирование Савы и Дуная на фронте Шабац – Рама. 9 октября войска Макензена взяли Белград. 10 ноября части 11-й армии взяли Ниш и соединились с 1-й болгарской армией. В результате проведенной операции к началу декабря вся территория Сербии была оккупирована.

В последней трети 1916 года под общим командованием Макензена были объединены германские, болгарские и турецкие войска, действовавшие против Румынии с южного направления.

К концу декабря объединенные армии вышли на нижнее течение Дуная и перешли к позиционной войне. В результате наступления Макензена румынская армия была разгромлена, а большая часть Румынии оккупирована. С начала 1917 года Макензен был назначен командующим оккупационными войсками в Румынии. С мая по декабрь 1918 года он был главнокомандующим армией там же. После перемирия в ноябре 1918 года был интернирован французами, у которых находился до декабря 1919 года.

В 1920 году в возрасте 71 года вышел в отставку.

В июне 1941 года принимал участие в похоронах бывшего кайзера Германии Вильгельма II, скончавшегося в оккупированных Германией Нидерландах.

Итоги Лодзинской операции трудно оценить объективно. Хоффман указывает, что немецкие войска потерпели «чувствительную неудачу», ответственность за которую он возлагает на Фанкельгайна. В современных российских источниках Лодзь считается победой русского оружия, в прежних советских указывалось, что сражение завершилось вничью, но немцы достигли своей стратегической цели – сорвать наступательные планы русского командования. С этим, пожалуй, следует согласиться: русские армии остановились между Вислой и Одером, до зимы им не удалось ни нанести сокрушительное поражение немцам, ни добить австрийцев.

Зимовать пришлось на неудобной позиции.

Перемышль был осажден, но держался. Краков осажден не был.

В декабре, получив подкрепления в размере трех корпусов, Людендорф возобновил наступление и 6-го декабря взял Лодзь, оттеснив русские армии за реку Бзура. В свою очередь, русские в первых числах января начали наступление в Карпатах, ведя там невероятно тяжелую «резиновую войну», к весне им удалось овладеть некоторыми важными перевалами.

Но, конечно, это уже другая история.

Альтернатива: Реальность Хоффмана

К мемуарам Хоффмана, конечно, нужно относиться, как к «охотничьим рассказам», но все-таки он исполнял обязанности генерал-квартирмейстера штаба командующего Восточным фронтом (в звании подполковника), так что его взгляд на ситуации не лишен интереса.

« Крайне жалко, что верховное командование упустило тогда возможность развить нашу блестящую операцию до степени решительного успеха. Хотя операции 9-й армии и австрийских войск не достигли таких успехов, под влиянием которых царь, может быть, склонился бы к миру, все же «русская грозовая туча» была отогнана от Силезии и Познани. (…)

Совершенно иначе, конечно, обстояло бы дело, если бы наше верховное командование поняло бы, что судьбе угодно было предоставить нам возможность нанести русским такой сокрушительный удар, от которого они никогда не могли бы оправиться. Если бы верховное командование своевременно прекратило бойню под Ипром и направило бы все свободные силы на наш фронт для большой операции, то успех был бы верный. Если бы подкрепления с запада прибыли своевременно, то не последовало бы неудачи под Бржезинами, и, главное, русские силы в излучине Вислы были бы смяты. Успех был бы еще больше, если бы одновременно с Лодзинской операцией предпринято было бы движение двумя-тремя корпусами на Варшаву со стороны Млавы. В это время большинство русских сил с северного берега Вислы было взято на южный для отражения атаки нашей 9-й армии. Ведь удалось же тогда корпусу Застрова при поддержке только 2-й и 4-й кавалерийских дивизий достичь линии Цеханов – Прасныш. Таким образом наступление двух-трех боеспособных армейских корпусов легко могло привести к занятию Варшавы и примыкающих к ней железных дорог, обслуживающих весь русский фронт.

Последствия такой операции даже трудно себе представить. Во время пребывания в Познани полковника Таппена, начальника оперативного отдела Ставки, я чуть ли не коленопреклоненно умолял его дать командующему Восточным фронтом, сверх обещанных подкреплений, еще два корпуса для удара по линии Млава – Варшава, но получил категорический отказ ».

Понятно, что отказ от наступления под Ипром был вполне возможен. В этом случае ничего страшного немцев на Западном фронте не ожидало, разве что начертание северного участка оказалось бы ближе к изохроне. Так что перебросить 4-ю армию на восток было вполне возможно. Наличие трех или четырех корпусов сыграло бы свою роль, сорвав контрудар под Ловичем или резко ухудшив положение 5-й армии. Но только при следующих условиях:

Корпуса прибывают вовремя.

Они используются централизованно. Понятно, что было большое искушение использовать их для усиления откровенно слабой 8-й армии или правого фланга 9-й армии. Людендорф бы так не поступил? Он мог получить прямой приказ Фанкельгайна…

Русское командование не вскроет переброску «новых корпусов» на Восточный фронт.

Последнее весьма маловероятно. А получив такие данные, Рузский не стал бы упорствовать в попытке организовать наступление и быстро оттянул бы войска назад. Возник бы кризис, русские потери были бы довольно тяжелыми, но вряд ли катастрофическими.

Еще раз: зима, бездорожье, короткий световой день.

Вряд ли из этой операции получилось бы что-то лучшее, чем весенний Горлицкий прорыв 1915 года, который, однако, не привел к разгрому русских армий, хотя и вынудил их отдать территорию.

Так что, скорее всего, получился бы новый «Варшавско-Ивангородский маятник», линия фронта могла установиться несколько восточнее Текущей Реальности, но уж никак не восточнее средней Вислы.

И, может быть, для русской армии это было бы лучше.

«Польский балкон» остается стратегической слабостью, пока Восточная Пруссия находится в руках противника. И, в общем, не так важно, пуст этот балкон или насыщен войсками.

Альтернатива: Реальность Рузского

У русского командования были свои небезынтересные возможности. Например, считать, что средняя Висла к концу октября уже сыграла свою роль и имеет смысл вновь рокировать войска на фланги, организовав вместо наступления в Силезию уничтожающий удар по Восточной Пруссии. При этом, понятно, левый фланг Северо-Западного фронта чуть оттягивается назад в предвидении наступления немцев из района Торна или из Ченстохова – без разницы.

Десятая армия атакует 8-ю армию с фронта – на Кёнигсберг. Первая армия с фронта атакует корпус Цастрова на Сольдау (оба эти наступления были и в текущей реальности). Главный удар наносит 5-я армия между Цехановом и Граево. А 9-я армия отвлекает внимание противника, организуя опасный для обеих сторон удар в междуречье Вислы и Варты. Ее поддерживает 2-я армия. Четвертая армия представляет собой резерв фронта, его использование определяется действиями противника.

«Реальность Рузского»

Шансы на успех такой операции, во всяком случае, не меньше, чем на успех плана Хоффмана.

 

К первым числам декабря генеральное сражение завершилось и на Западе, и на Востоке, на Балканах продолжались тяжелые, но в целом бессодержательные бои. Практически сюжет решающей военной кампании великой войны был исчерпан.

Однако человеческая история не всегда логична и рациональна. Генеральное сражение продолжалось еще месяц, и его завершающий этап оказался тесно связан с первыми часами войны.

В этой главе почти не будет альтернатив, поскольку события, которые в ней излагаются, сами по себе имеют очень низкую вероятность. Альтернативой оказывается естественный ход событий, но без «чудес», случившихся в Текущей Реальности, эта глава просто исчезает, и генеральное сражение Первой мировой войны заканчивается боями за Лодзь.

 

Одиссея адмирала Сушона

Четвертого августа 1914 года, когда германские войска перешли границу Бельгии, а Великобритания направила Вильгельму II последний ультиматум, Турция объявила о минировании Черноморских проливов и начала мобилизацию.

На Средиземном море располагались главные силы французского флота, базирующиеся на Тулон и Бизерту (4 линкора, 18 броненосцев, около 40 крейсеров различных типов, около 100 эсминцев), и сильная английская эскадра на Мальте (3 линейных, 4 броненосных, 4 легких крейсера, 14, по другим данным 16, эсминцев). В первом приближении их уравновешивал австро-венгерский флот в Поле (4 линкора, 12 броненосцев, 2 броненосных, 6 легких крейсеров, 80 миноносцев и эсминцев).

Нейтральная Турция, которая не получила заказанных ей в Великобритании линейных кораблей, оставалась с двумя донельзя устаревшими броненосцами, двумя крейсерами, десятью эсминцами и двенадцатью миноносцами, сосредоточенными в Константинополе. Италия, связанная с Центральными державами договорными обязательствами, также оставалась нейтральной. Ее флот насчитывал 4 линкора, которые на начало войны были ограниченно боеспособны, 7 броненосцев, 8 броненосных и 9 бронепалубных крейсеров, 109 эсминцев.

Нейтралитет Италии гарантировал Антанте заметное превосходство на Средиземном море, усугубляющееся преимуществами базирования: флот Австро-Венгрии был изолирован в Адриатическом море, любой выход за его пределы представлял огромные трудности.

В этих условиях на повестке дня стояла блокада Адриатики. Но прежде всего флот Антанты должен был обеспечить перевозку алжирских и колониальных войск во Францию, и никаких трудностей это не предвещало. Вообще при условии сохранения итальянского нейтралитета на Средиземном море не должно было произойти ничего значимого и интересного.

Проблема заключалась в том, что еще в 1912 году, в связи с Первой балканской войной, на Средиземное море была направлена германская эскадра в составе линейного крейсера «Гебен» и легкого крейсера «Бреслау». Совершив переход с небывалой средней скоростью (21,35 узла), 15 ноября 1912 года «Гебен» пришел в Константинополь. К концу года надобность в его присутствии в зоне Проливов отпала, но по разным причинам отряд немецких кораблей задержался в Восточном Средиземноморье до весны следующего, 1913 года. Восемнадцатого марта был убит король Греции Георг I, «Гебен» привлекли к похоронным торжествам – он возглавлял международную эскадру, осуществляющую почетный эскорт яхты «Амфитрита», на которой тело короля доставили из Салоников в Пирей.

Далее «Гебен» продолжал «демонстрировать флаг» и заниматься военно-морской дипломатией. Он посетил Бриндизи, Венецию, Полу, где встал на текущий ремонт. Двадцать третьего октября 1913 года в командование эскадрой вступил В. Сушон. Дипломатическая и эскортная служба «Гебена» и Бреслау» продолжалась: в марте корабли сопровождали личную яхту германского императора из Венеции на остров Корфу, затем в Геную. Потом понадобилось доставить в Константинополь германского посла, тушить пожары в константинопольских казармах, посетить Александрию и Хайфу.

За этими хлопотами настало лето 1914 года. Известие об убийстве Франца-Фердинанда застало Сушона в Хайфе. Никаких распоряжений из адмиралтейства он не получил и решил идти в Полу для срочного ремонта. Котлы линейного крейсера были изношены, и его реальный ход не превышал 18 узлов. Было заменено 4460 котельных трубок.

Двадцать восьмого июля «Гебен» вышел из Полы и направился в Мессину, куда пришел 2 августа. Только в этот день командующий германской эскадрой понял, что Италия не собирается вступать в войну. Она даже первоначально отказалась предоставить «Гебену» уголь.

Никаких указаний из Германии нет.

Сушон грузит уголь – частью с берега, частью с германских «купцов», своей властью мобилизует моряков коммерческого флота, доведя экипажи до штата военного времени, и выходит в сторону Алжира. Третьего августа он получает известие о состоянии войны с Францией и о предположительно негативной позиции Великобритании.

3 августа, утро

В это время Черчилль, Первый лорд адмиралтейства, уже приказал командующему Средиземноморской эскадрой Милну двумя линейными крейсерами разыскать «Гебен», а остальными силами приступить к блокаде Адриатического моря. Но пока война не объявлена и английские корабли не могут открывать огонь.

Четвертого августа «Гебен» и «Бреслау» обстреливают алжирское побережье. Материальных результатов обстрел не имел (двое убитых), но перевозка войск была задержана на три дня, что могло сыграть значительную роль в событиях на Западном фронте.

Французы выслали на перехват три эскадры, но Сушон обманул противника, сделав демонстративный бросок на запад и лишь затем повернув на восток. Он ушел от французов, силы которых оказались стянутыми к Алжиру, но в 9.32, 4 августа наткнулся на линейные крейсера англичан. «Индефатигибл» и «Индомитебл» легли на параллельный «Гебену» курс, как бы эскортируя его. Орудия на всех кораблях стояли по-походному. Война объявлена не была.

Командир «Индомитебла» запросил Милна, Милн обратился в адмиралтейство к Черчиллю, Черчилль приказал «задержать» неприятельские корабли, но этот приказ тут же был отменен кабинетом министров.

Положение Сушона стало откровенно трагическим. Уголь заканчивался. Котельная установка работала на пределе. Его эскадра находилась в окружении, причем противник был вдвое сильнее немецких кораблей.

4 августа, утро

«Индомитебл» и «Индефатигибл» долго совещались, не стоит ли открыть огонь. Связались с флагманским кораблем. Милн ответил: «Гебен» задержать, но огня не открывать (!?). Разъяснения, что бы это могло значить? – командиры линейных крейсеров запрашивать не стали…

Невероятными усилиями машинной команды «Гебен» развил ход в 24 узла и оторвался от англичан. Утром 5 августа он пришел в Мессину.

Итальянцы отказались дать уголь, зато его дали англичане: в порту стоял британский угольщик с грузом угля для германской фирмы Стиннеса. Его капитан ничего не знал об объявлении войны – и не узнал, так как немцы напоили его до беспамятства и забрали весь уголь.

К Сушону явились итальянские офицеры и заявили, что, если «Гебен» и «Бреслау» не покинут порт после 24 часов пребывания, они, согласно военно-морскому праву, будут интернированы. В. Сушон с этим согласился, но заявил, что 24-часовой срок начинается не с прихода «Гебена» и «Бреслау» в порт, а только с того момента, когда он получил официальное предупреждение от итальянских властей. «А до этого я полагал, что нахожусь в порту своего союзника…» Так было выиграно 15 часов на погрузку и неотложный ремонт.

Но к этому времени легкий крейсер «Глочестер» сообщил Милну, что германские корабли находятся в Мессине. «Индомитебл» и «Инфлексибл» были всего в 5 часах хода, но уголь на «Индомитебле» подошел к концу, и линейный крейсер направился для погрузки в Бизерту. Вряд ли кто-нибудь в состоянии объяснить, почему не на близкую Мальту?

5 августа, вечер

К этому моменту германское адмиралтейство, наконец, сообразило, что эскадра Сушона обречена. Формально корабли имели приказ идти в Турцию, но на тот момент позиция Турции оставалась столь же неопределенной, как и позиция Италии: соглашение между Турцией и Германией не предусматривало открытого выступления Великобритании на стороне Франции. В этих обстоятельствах адмиралтейство склонялось к интернированию кораблей в Италии, но Сушон такой вариант рассматривать отказался. Шестого августа в 17.00 он вышел на Константинополь, но уже в 23.30 получил категорический запрет адмиралтейства приближаться к зоне Проливов.

Предполагалось, что немецкие корабли укроются в Поле, причем австрийский флот окажет им помощь для прорыва в Адриатическое море. Но, во-первых, делать там «Гебену» было решительно нечего, во-вторых, австрийцы отказались помочь, так как надеялись, что им удастся избежать войны с Великобританией или по крайней мере оттянуть ее.

6 августа, вечер

Днем 7 августа «Бреслау» имел короткую перестрелку с «Глочестером», после чего англичане снова потеряли эскадру Сушона из вида. Милн ушел на Мальту грузить уголь. Трубридж, командующий британской эскадрой в Отрантском проливе, от встречи с «Гебеном» решил уклониться, предполагая, что Сушон потопит все его четыре броненосных крейсера, а «Бреслау» легко отразит атаку всего 8 эскадренных миноносцев.

Эрнст Чарльз Томас Трубридж (15 июля 1862 года – 28 января 1926 года)

Родился в семье с богатыми морскими традициями. Его прадед Томас Трубридж участвовал вместе с Г. Нельсоном в сражении у мыса Сен-Винсент, его дед также был адмиралом.

Э. Трубридж учился в колледже Веллингтона, позднее – в королевском военно-морском колледже, в 1884 году произведен в лейтенанты. В 1895 г. получил звание командора, в 1901 г. стал капитаном. Военно-морской атташе в Вене, Мадриде, Токио. Во время Русско-японской войны – присутствовал при уничтожении «Варяга» и «Корейца» и затем – при осаде Порт-Артура. Награжден орденом Восходящего Солнца и британскими орденами. После войны командует броненосцем «Квин» на Средиземном море.

В 1908–1910 гг. руководит королевскими морскими казармами в Чатеме, в 1910 г. – военно-морской секретарь первого Лорда адмиралтейства.

В 1911 г. произведен в контр-адмиралы и вошел в морской генеральный штаб, где участвовал в военно-морском планировании. Трубридж прославился созданием весьма громоздких и неудобных диспозиций. После маневров 1912 года, показавших полную необоснованность излюбленных построений Трубриджа, Черчилль заменил его Генри Джексоном, а Трубриджа отправил командовать крейсерской эскадрой в Средиземноморье.

После неудачной попытки перехватить «Гебен» Трубридж был отдан под суд, но полностью оправдан. [114] Тем не менее нового назначения во флот он так и не получил и с января 1915 года стал главой британской военно-морской миссии в Сербии (официально первый сербский боевой корабль – сторожевой катер «Ядар», приспособленный для постановки мин и служивший на реке Савве, – Сербия получила только 6 августа 1915 г.).

В 1915 году Трубридж возглавил эвакуацию сербских сил на Корфу, после чего стал личным советником и помощником принца Александра, получил звание вице-адмирала.

В 1919 году произведен в адмиралы. Неожиданно начал вмешиваться в дела Венгерской Советской Республики Бела Куна, наломал немало дров в политике и был вновь отправлен на Дунай, где возглавил Международную Дунайскую комиссию. В 1920 году отозван.

Путь «Гебену» был открыт, но адмиралтейство вновь запретило Сушону идти в Константинополь, в результате германская эскадра маневрирует среди островов Эгейского архипелага и бесцельно тратит горючее. Снова нужна угольная погрузка в нейтральных водах.

Греки отказывают. Сушон объясняет, что, согласно Морскому праву, он имеет право получать в нейтральных водах горючее и провизию, но не боеприпасы. Начальник порта колеблется. Сушон любезно предлагает ему запросить по этому вопросу позицию англичан (!). Начинаются телеграфные переговоры. Поскольку Милн отлично понимает, что ему самому понадобится угольная погрузка в Салониках, он в довольно резкой форме подтверждает формулировки Сушона и даже цитирует правовые документы. «Ну вот, видите: англичане совсем не возражают», – говорит германский адмирал и начинает по грузку угля.

Восьмого августа Милн выходит с Мальты, имея в своем распоряжении 3 линейных крейсера (не считая эскадры Трубриджа). Но в середине дня он неожиданно получает сообщение об объявлении войны Австро-Венгрии. Кто и что перепутал в британском адмиралтействе, так и осталось невыясненным. У. Черчилль, который по должности обязан был это знать, пишет в своих мемуарах о «невиновном и пунктуальном клерке».

7 августа, день

Поскольку первоначальный план боевых действий предусматривал, что в случае войны с Австро-Венгрией флот сосредотачивается на Мальте, Милн повернул назад. К вечеру ему дипломатично сообщили, что тревога ложная, но политическое положение критическое. Милн счел это достаточным основанием оставаться на Мальте еще сутки. На следующий день он получил, наконец, прямой приказ перехватить «Гебен» во что бы то ни стало и двинулся на восток с десятиузловой скоростью. По официальной версии, Милн ждал двух легких крейсеров, без которых он ну никак не мог обойтись.

А Сушон все еще переругивался с собственным адмиралтейством, оставаясь в Эгейском архипелаге. Немецкое радио перехватывало английские переговоры, они шли все ближе. В конце концов, Сушон махнул рукой на возможные политические и карьерные последствия и приказал своим кораблям идти на восток.

Милн дефилировал между Пелопоннесом и Кикладами, опасаясь прорыва немцев к Александрии, в Адриатику или вообще к Гибралтару. Одиннадцатого августа ему, наконец, сообщили, что «Гебен» и «Бреслау» прошли Дарданеллы. Милн со спокойным сердцем приказал блокировать выходы из пролива.

10 августа, утро

В тот момент англичане не очень расстроились. Турция оставалась нейтральным государством, и была обязана интернировать немецкие корабли в течение суток. В. Сушон поговорил с германским послом в Константинополе, и тот предложил туркам купить «Гебен» и «Бреслау» вместе с экипажами и самим Сушоном.

Англичане заявили протест, им ответили, что Германия любезно предложила Османской империи корабли взамен тех, которые строились для Турции в Англии и за которые Турция уже заплатила фирме-строителю.

Пришлось проглотить.

Шестнадцатого августа «Гебен» и «Бреслау» вошли в состав Османского флота, и теперь их приходилось учитывать в балансе сил на Средиземном море. С этого дня У. Черчилль и лорд Фишер называли Беркли Милна не иначе как Беркли Гебен.

Арчибальд Беркли Милн (2 июня 1855 года – 5 июля 1938 года)

Второй баронет, младший сын адмирала Александра Милна (на момент рождения сына Второй лорд адмиралтейства), внук адмирала Дэвида Милна. Обучался в Веллингтон-колледже (основан королевой Викторией в 1853 г., Крауторн, графство Беркшир), кадет на «Британии» в 1869 г., мичман с 1870 г., лейтенант с 1876 г. Служил на Вест-Индской станции, затем в Южной Африке, участник Зулусской войны 1879 г. После возвращения в Англию назначен на «Минотавр» (Флот Канала), в 1882 году переведен на Средиземное море. Во время египетской кампании флагманский лейтенант адмирала Э. Хоскинса.

В октябре того же года переведен на королевскую яхту «Виктория и Альберт», из следующих восемнадцати лет службы восемь провел на королевских яхтах, дослужившись до коммондора, а затем и до контр-адмирала. В промежутках между приятным времяпрепровождением с принцем Уэльским и принцессой Милн командовал флагманами Флота Канала (сначала «Минотавром», потом «Нортумберлендом», затем «Юпитером»). Шесть лет прослужил на Средиземноморском флоте, командовал «Трафальгаром» и «Венерой». Переведен вторым флагманом в Атлантический флот, затем возглавил 2-ю эскадру Хоум Флита в звании вице-адмирала.

В 1911 году получил звание полного адмирала и должность главнокомандующего британскими морскими силами в Средиземном море. Это назначение не вызвало радости во флоте, поскольку многие офицеры связывали выдвижение Милна с подковерными интригами, [116] с одной стороны, и королевской протекцией – с другой.

После прорыва «Гебена» Милн был отстранен от командования. Оформлено это было очень изящно: согласно политическим договоренностям стран Антанты, общее командование на Средиземном море должно было принадлежать Франции, а поскольку Милн был по званию старше французских адмиралов, его отозвали в метрополию.

Милна никто ни в чем не обвинял, [117] не считая, конечно, У. Черчилля и лорда Фишера, но как-то так получилось, что назначения для него не нашлось. Всю войну он провел адмиралом без должности, а по ее окончании уволен в отставку.

В 1921 году опубликовал книгу, посвященную бегству «Гебена».

Милн считался светским человеком, популярным в лондонском обществе, был хорошим садоводом (завещал Эдинбургскому ботаническому саду целую коллекцию редких кустарников), охотником и рыболовом.

Награжден огромным количеством наград, среди которых Королевский Викторианский орден (рыцарь), Орден бани (рыцарь-командор).

Ряд военных историков считает, что А. Милн находился в очень сложной ситуации, получал противоречивые приказы, и в прорыве эскадры Сушона нет его вины. Спорить с тем, что адмиралтейство плохо ориентировало Милна, не приходится. Но в конце концов, командующий германской эскадрой тоже не получал от своего начальства разумных распоряжений, а его положение было намного более трудным и опасным.

 

«Севастопольская побудка»

В большинстве источников указывается, что с покупкой «Гебена» и «Бреслау» позиция Турции, как союзника Германии, полностью определилась. На самом деле все было далеко не так просто. В августе 1914 года в Оттоманской империи сложилось неустойчивое равновесие трех политик: прогерманской, проанглийской и нейтральной.

«Партия мира» стремилась сохранить нейтралитет. Она помнила, что за последние два года Турция проиграла две войны – Балканскую и Триполитанскую, причем проиграла государствам, отнюдь не входящим в «высшую лигу». Финансы империи были безнадежно расстроены, транспортная связность государства стремилась к нулю, не хватало военного снаряжения. Флот, слабый численно и устаревший, вообще не был боевым инструментом: корабли десятилетиями не выходили из порта. Крайне серьезными были внутриполитические проблемы, хотя младотурецкая революция 1908 года и переворот Энвер-паши 1913 года привелик некоторой консолидации. «Партия мира» отдала себе отчет, что в подобной ситуации вступление в мировую войну чревато гибелью государства, в то время как нейтралитет позволяет выжить и, может быть, заработать на транзите военных грузов через Проливы. Эту группировку поддерживал султан, и у него было достаточно сторонников.

«Партия войны» со всем вышеизложенным была согласна, но полагала, что нейтралитет ничего не гарантирует. Россия была и оставалась открытым врагом, она претендовала на Константинополь и Проливы, «Крест на Святой Софии» рассматривался как вполне официальная политическая цель «Третьего Рима». Оттоманское правительство, разумеется, не могло знать подробности переговоров России и Великобритании, но младотурки предполагали, что Проливы Николаю II уже обещаны.

«Прогерманская партия» делала из этого понятный вывод: необходимо вступить в войну на стороне Германии, которая на Проливы и Константинополь не претендует. Такая война религиозно оправдана, поскольку приведет к захвату мусульманского Кавказа и Средней Азии, а возможно, позволит вернуть Египет.

«Проанглийская партия» возражала, что до сих пор Турция проигрывала все без исключения столкновения с Великобританией, да и против России воевала обычно весьма неудачно. Побережье Турции открыто для нападения английского и русского флота. Война с Великобританией создаст слабости в Аравии, на Синае, в Палестине и Сирии, в Месопотамии. Война с Россией ставит под угрозу Анатолию. Центральные державы в военном отношении менее опасны, хотя, конечно, могут создать некоторую угрозу европейской Турции. В подобной ситуации имеет смысл выступить на стороне Англии и этим шагом дипломатически обезопасить себя от России. К тому же Великобритания – мировой гегемон, она всегда побеждает.

Разумеется, настроения в турецких высших кругах носили антирусский и прогерманский характер, разумеется, Турция заключила с Германией ряд политических и военных соглашений, но эти соглашения не предусматривали вступления Великобритании в войну на стороне противников Германии. Когда 5 августа Энвер-паша предлагал России заключить военный союз, это ведь не был обман в чистом виде: сутками раньше Великобритания объявила войну Германии, известие об этом вызвало в Турции потрясение и лихорадочную «поисковую активность»…

Германское влияние в Стамбуле было очень велико, но не следует недооценивать и британское влияние. Всем известно, что немцы строили железную дорогу Берлин – Багдад и далее к побережью Персидского залива, но мало кто знает, что незадолго до войны англичане перекупили эту дорогу. В конце концов, отнюдь не является случайностью то обстоятельство, что именно Турция смогла перекупить дредноут «Рио-де-Жанейро», на который после отказа Бразилии претендовали союзники Великобритании по Антанте Россия и Франция, а также – Италия и Греция.

Так что прогерманская и проанглийская военные партии после вступления Великобритании в войну уравновешивали друг друга, и в этих условиях управляющую позицию заняла партия мира.

Приход «Гебена» в Константинополь сдвинул равновесие, хотя и не решающим образом.

С формальных позиций «Гебен» страховал Турцию от слишком больших неожиданностей в Черном море. Линейный крейсер превосходил по силе русские броненосцы, заставляя их держаться сосредоточенно. Это не имело большого значения: в течение ближайших месяцев вступали в строй русские черноморские линкоры. Но они проектировались как ответ на «Султан Осман I» и «Решадие», поэтому при приличном бронировании имели низкую скорость (21 узел). «Гебен» всегда мог уйти от русского Черноморского флота – все равно с дредноутами типа «Императрица Мария» или без них. Конечно, линейный крейсер не мог в одиночку захватить господство на море, но он мешал русским использовать свое несомненное превосходство в силах. В итоге сложилась неопределенная ситуация: скорость «Гебена» в какой-то мере уравновешивала Черноморский флот. Правда, все это равновесие держалось на исправности ходовой части одного-единственного корабля.

С другой стороны, прорыв «Гебена» в Константинополь был потрясающим военным приключением, рассказ о котором не мог не произвести впечатления на лидеров младотурок, которые и в самом деле были молодыми (военный министр и диктатор Энвер-паша, 32 года, министр внутренних дел Талаат-паша, 40 лет, Джемаль-паша, третий член триумвирата, губернатор Багдата, администратор Сирии и морской министр, 42 года). Кроме того, Сушон показал непобедимых и всеведающих англичан в смешном свете, чем немало способствовал преодолению комплекса неполноценности у турецкого руководства.

Равновесие сдвинулось – и только.

Сушон приступил к ремонту «Гебена». Каким-то образом германским морякам удалось в условиях совершенно не приспособленной для этого Константинопольской базы привести механизмы корабля в нормальное состояние. Линейный крейсер вновь мог давать 24 узла, а на короткое время – даже 26. Немецкий «ордунг» так повлиял на турецких моряков, что уже через месяц некоторые турецкие корабли были готовы выйти в море, чего они не делали уже много лет.

Постепенно Сушон склонял чашу весов на свою сторону. Он организовал выходы турецких миноносцев и «Гебена» в Черное море. Двадцать седьмого сентября Турция закрыла проливы для судов Антанты. Отношения с Россией ухудшались с каждым днем.

Нужно сказать, что Россия относилась к возможному вступлению Турции в войну довольно неоднозначно. МИД (Сазонов) был категорически против, и полагал, что инициатива начала военных действий, если уж они неизбежны, должна исходить от турок. Армейское командование не приветствовало возникновение еще одного фронта. А командование Черноморским флотом ничего не имело против провокации, в ходе которой можно было бы потопить или серьезно повредить «Гебен». Нужно, конечно, иметь в виду, что политические круги Российской империи в августе – сентябре 1914 года рассматривали Первую мировую войну как повод для установления контроля над зоной Проливов, а для этого в любом случае пришлось бы воевать с Турцией.

Решающие события произошли 29 октября 1914 года.

В 3 часа 30 минут турецкие миноносцы «Гайрет» и Муавенет» обстреляли Одессу и потопили канонерскую лодку «Донец». В 6.33 «Гебен» открыл огонь по Севастополю. Он маневрировал на минном поле, которое, однако, было выключено. «Гебен» уверенно опознали (все-таки Россия уже три месяца воевала), приказ на включение мин был отдан, но на его исполнение ушло 20 минут, а у Сушона было очень хорошее чувство времени.

«Гебен» открыл огонь с дистанции 40 кабельтовых. В Севастопольской бухте находился весь Черноморский флот, но расположение русских кораблей и их неготовность не позволили открыть ответный огонь. Стреляли береговые батареи, и даже добились каких-то попаданий, но в целом обстрел закончился ничем.

На отходе «Гебен» столкнулся с отрядом из трех русских эсминцев, повредил один из них и потопил минный заградитель «Прут». Вместе с этим кораблем было потеряно 750 мин (14,5 % довоенных запасов Черноморского флота).

Вот теперь Россия получила повод к войне. Великобритания еще искала какие-то возможности для урегулирования конфликта, но в этом уже не было особого смысла: оскорбленная Российская империя свое решение приняла. Первого ноября она объявила войну Турции. На следующий день за ней последовали Сербия и Черногория. Великобритания и Франция ждали чего-то еще три дня, наконец, 5 ноября они также вступили в войну. Оттоманская империя неделей позже объявила, что находится в войне со всеми странами Антанты.

Вот теперь линейный крейсер «Гебен» стал из оперативного – стратегическим фактором! Адмирал В. Сушон добился своего. «Все подвиги и разрушения, причиненные знаменитыми крейсерам, вроде «Алабамы» и «Эмдена», бледнеют перед теми бедствиями, причиной которых был «Гебен», столь решительно повлиявший на ход событий не только на Черном море, но и на всем восточном театре военных действий». С этого момента Россия стратегически изолирована от союзников: черноморские и балтийские порты блокированы, Мурманского порта еще нет, Архангельский порт зимой замерзает, его транспортная связность с центральной Россией недостаточна. Остается Транссиб с его огромным «плечом» через весь земной шар.

Вся эта история настолько неправдоподобна и авантюристична, что вызывает у официальной истории идиосинкразию. Факты они признают, но резко утверждают, что Турция заключила договор с Германией в самом начале августа, что Энвер-паша был явным германофилом, что это он отдал приказ Сушону, и т. д. «Наивно полагать, что германский адмирал, начиная войну, не поставил об этом в известность военного министра и диктатора Турции и не получил от него разрешения».

Конечно, поставил! Конечно, получил!

Сушон ведь и от пьяного вдрызг капитана английского угольщика получил официальное разрешение…

Вильгельм Сушон

Родился 2 июня 1864 года в Лейпциге. Уже в 17 лет он стал офицером, вскоре командовал канонерской лодкой «Адлер» и участвовал при захвате Германией островов Самоа. Окончил Морскую академию в Киле. В 1896–1900 гг. служил в Главном командовании ВМФ, в 1902–1904 гг. – в Адмирал-штабе. Во время Русско-японской войны – начальник штаба крейсерской эскадры в Восточной Азии. В 1906–1907 гг. – в Имперском морском управлении, затем командовал броненосцем «Веттин». В 1909–1912 гг. начальник штаба ВМС на Балтике. С 23.10.1913 командующий эскадрой Средиземного моря.

С 16 августа 1914 года командующий германо-турецким флотом, впоследствии – также и болгарским флотом. Вице-адмирал турецкого флота.

29.10.1916 награжден орденом Pour le Mérite.

В сентябре 1917 года Сушона перевели командующим 4-й эскадрой Флота Открытого Моря, с которой он участвовал в захвате Рижского залива и Моонзундских островов, а 12 апреля вошел в Гельсингфорс.

Адмирал Сушон в марте 1919 года ушел в отставку. Он тихо жил в провинции, время от времени наезжал в Берлин в честь какой-нибудь очередной годовщины событий мировой войны на море. В 1938 году его торжественно встречали в Стамбуле с почестями, полагающимися главе государства. Скончался Сушон 13 января 1946 года в Бремене.

Решения В. Сушона во время прорыва в Константинополь иногда подвергают критике: слишком рисковал с обстрелом алжирских портов, слишком долго выжидал в Эгейском море… Рискну утверждать, что германский адмирал действовал идеально.

«Гебен» должен был прийти в Константинополь вовремя. Четвертого августа Великобритания вступила в войну, вызвав в турецком правительстве растерянность, если не панику. На следующий день Энвер-паша начал что-то говорить о союзе с Россией. Реакцию испуганных людей нельзя предсказать, им надо дать время успокоиться. Сушон выжидал, сколько мог.

Что же касается рейда к Алжиру, то он привел к задержке переброски 30 000 человек (усиленного корпуса) на три дня. Это выигрыш темпа как минимум в оперативном масштабе.

Колоссальное стратегическое значение прорыва «Гебена» породило легенду, весьма распространенную в советское время, что английское адмиралтейство сознательно пропустило Сушона в Константинополь, имея в виду послевоенные интересы Великобритании.

Определенный резон в этом как будто есть: «Большую игру» между Англией и Россией создание Антанты не отменяло. Сэр У. Черчилль умел строить далекие многоходовые планы и мог додуматься до такого способа послевоенной нейтрализации России.

Однако примем во внимание, что адмиралтейство никак не могло рассчитывать, что к началу войны «Гебен» будет находиться в Средиземном море. У германского линейного крейсера было достаточно времени, чтобы укрыться хоть в Поле, хоть в Вильгельмсгафене. Кроме того, адмиралтейство не могло быть уверено в нейтралитете Италии.

Поэтому заранее составить план использования «Гебена» в интересах Британской империи не мог ни Черчилль, ни Фишер. А «за доской» находить такие слишком уж далекие планы, просто невозможно. К тому же в первых числах августа у Черчилля и Фишера было слишком много проблем вне Средиземного моря (которое, напомню, находилось во французской зоне ответственности). Готовилась переброска Экспедиционного корпуса. Гранд Флит срочно перебазировался на Скапа-Флоу. С часу на час ожидали внезапной атаки германских эсминцев. Резко росли фрахтовые ставки в связи с угрозой крейсерской войны.

Кроме того, Фишер и Черчилль находились очень далеко от Средиземного моря и неизбежно могли давать только очень общие и неизбежно запаздывающие приказы…

Наконец, в рамках макиавеллиевского плана «Большой игры» проще всего было просто передать туркам «Султана Османа» и «Решедие», на что было и время, и возможность…

Не удивлюсь, если источником этой красивой легенды являются сами англичане. Все-таки лучше прослыть иезуитами, чем идиотами.

 

Мобилизация и развертывание. Театр военных действий

Турция начала мобилизацию 4 августа и, в первом приближении, закончила ее в конце сентября. Данные по составу и численности турецкой армии довольно противоречивы: начнем с того, что даже численность населения Оттоманской империи в разных источниках «плавает» от 17 до 27 миллионов человек – цитируя светлейшего князя Потемкина: кто ж этих турок считает?

Армия мирного времени насчитывала, по германским данным, 200 000 солдат и 8 тысяч офицеров, после мобилизации – 477 868 солдат и 12 469 офицеров (такая точность более чем сомнительна). Но можно с определенной долей уверенности сказать, что турки мобилизовали 13 армейских корпусов, 2 отдельные пехотные и кавалерийскую дивизии.

Турецкий корпус трехдивизионный: 33 батальона, 10 эскадронов, 60–72 орудия. Дивизия – 10 батальонов, 16 орудий. Впрочем, далеко не все части были укомплектованы по штату (хотя какие-то дивизии могли иметь и сверхштатную организацию).

Всего империя развернула 40 пехотных, 57 резервных дивизий, 40 полков регулярной и 24 полка иррегулярной (курдской) конницы, около 1000 орудий калибрами 75 и 105 мм.

Вступление в войну Турции создавало сразу 4 новых театра военных действий:

Корсун. Эрземская операция

Малая Азия и зона Проливов. Там были сосредоточены 1-я армия (1-й – 4-й корпуса), 2-я армия (7-й – 8-й корпуса), впоследствии 5-я армия;

Кавказский фронт. Против России выделена 3-я армия (9, 10, 11-й корпуса, кавалерийская дивизия, 4,5 курдской дивизии, всего 100 батальонов, 165 эскадронов и сотен, 244 орудия).

Палестина и Сирия. Обороняется 4-я армия (2, 7, 8-й корпуса, отдельные полки)

Месопотамия. Действуют отдельные части.

 

Сарыкамыш

 

Русский посол Гирс покинул Константинополь 31 октября, война была объявлена 1 ноября, но на сосредоточение войск требовалось время, поэтому первые столкновения между русскими и турецкими полевыми войсками произошли только в начале декабря. Сложилась парадоксальная ситуация: и на Западном ТВД, и на Восточном, и на Южном войска уже очень устали, понесли огромные потери и давно лишились большей части военного энтузиазма, а на вновь образовавшихся турецких фронтах война была еще в новинку, сулила подвиги и приключения.

В результате на Кавказе был сыгран еще один такт генерального сражения.

Он имел существенное значение и для Российской, и для Оттоманской империи.

 

Наступление Русской Кавказской армии

Понятно, что к началу четвертого месяца войны войска, прикрывающие отдаленные районы России, комплектовались по остаточному принципу. Таким же образом они управлялись.

Чтобы не отвлекать внимание великого князя, всецело занятого делами Восточного фронта, русская кавказская армия подчинялась наместнику Кавказа генералу Воронцову-Дашкову, штаб которого находился в Тифлисе, километрах в 200 от района боевых действий. Воронцов-Дашков, судя по биографии, был человеком весьма незаурядным, кавалером орденов Александра Невского и Андрея Первозванного, но к началу мировой войны ему исполнилось 77 лет, так что в управлении войсками он участия не принимал, и все нити командования сосредоточились в руках его помощника генерала А. Мышлаевского.

Театр военных действий допускал лишь очаговую активность на отдельных направлениях, поэтому русские войска были разделены на несколько отрядов. Наиболее сильный Сарыкамышский отряд действовал вдоль оперативной линии Карс – Сарыкамыш – Эрзерум – Эрзинджан. Этот отряд был организован на основе 1-го кавказского корпуса генерала Берхмана, который фактически сосредоточил в своих руках руководство боевыми действиями.

«Армянское нагорье включает все пути из Закавказья в Анатолию и Месопотамию, а следовательно, и к головному участку Багдадской железной дороги, сооружавшейся германцами от Константинополя до Несибейна.

Средняя высота нагорья около 2000 м. Его пересекают пять продольных хребтов под названием Тавров, имеющих направление по параллели, и два поперечных меридиональных, достигающих высоты 2800–3000 м. Между Северным и Средним Армянскими Таврами находится наиболее доступная для колесного сообщения полоса долин, образующая как бы коридор, с довольно значительной плотностью населения и сравнительно богатыми средствами. В этой полосе центральное место принадлежит Эрзерумской нагорной равнине с окружающими ее хребтами, где расположена крепость Эрзерум. По этой равнине проходят все лучшие пути в Анатолию из Закавказья и Персии, и она же являлась естественным, укрепленным природой и военно-инженерным искусством плацдармом для сосредоточения турецких сил против Закавказья.

Между Средним и Южным Армянскими Таврами пролегает также сравнительно доступная полоса нагорных равнин, допускающая дальний обход Эрзерума с юга.

Эти нагорные равнины пересекаются двумя меридиональными хребтами, которые образуют естественные оборонительные рубежи, преграждающие пути наступления с востока на запад и обратно.

Из этих поднятий восточное служило первым оборонительным рубежом русских в приграничной полосе. Западное же поднятие прикрывает Эрзерумскую равнину с востока, и на нем сооружены укрепления Эрзерума фронтом на восток.

Восточное поднятие, в зоне которого развернулись главнейшие события Сарыкамышской операции, включает системы хребтов Соганлуг и Арсиан. Последний, начинаясь от горы Алла-Икпар, заполняет своими труднодоступными отрогами значительное пространство к западу от Ардагана, чем затрудняет ведение крупных операций в Батумской области.

Через хребет Соганлуг протяжением до 50 км, поросший в значительной части строевым хвойным лесом, переваливает ряд путей, главным образом в его более доступной средней части в районе Сарыкамыша. С конца октября по май все горные хребты Армении покрываются глубоким снегом, и сообщение в зимних условиях без регулярной расчистки перевалов или без использования горных лыж становится не только затруднительным, но местами совершенно невозможным.

Центральным пунктом, где сходятся главнейшие пути, пересекающие Соганлуг, является Сарыкамыш, куда были доведены от крепости Карс стратегическое шоссе (вдвое шире обычного) и железная дорога нормальной колеи.

Сарыкамыш расположен в долине на высоте 2180 м над уровнем моря. Доступ в эту долину с юга и юго-запада преграждается труднодоступным массивом Сурп-хач (выше 3000 м); с запада и северо-запада долину ограничивают отроги хребта Соганлуг, Чамурлы-даг и Турнагель. На восток в сторону Али-Софи долина расширяется и сливается с Карсской равниной. Полотно железной дороги и шоссе в районе Сарыкамыша идут вдоль узких и глубоких ущелий. Вокзал также расположен в ущелье. К нему с севера примыкают высоты «Орлиное гнездо» и холм «Артиллеристов». Западнее Сарыкамыша расположены казармы 155-го кубинского и 156-го елисаветпольского полков 39-й пехотной дивизии. Юго-западнее Сарыкамыша расположен Верхний Сарыкамыш, населенный черкесами, которые оказывали туркам большое содействие в отношении агентурной разведки. При отступлении турок из пределов Закавказья во время Сарыкамышской операции черкесы эвакуировались вместе с ними в Турцию. Северо-восточнее Верхнего Сарыкамыша находится высота «Воронье гнездо».

Окружающие горы покрыты густым хвойным лесом, который на севере подходит к Сарыкамышу на 2000 м. В 5 км северо-западнее этого селения по дороге на Бардус на хребте Турнагель имелся перевал Бардусский, покрытый перелесками.

Южнее хребта Соганлуг за труднодоступной трещиной р. Аракс простирается плато Баш-кей. Через р. Аракс имелась одна переправа на шоссе у Каракурта, откуда вдоль реки шла патрульная тропа типа аробной дороги, приводившая к м. Катызман.

(…) Многочисленные реки театра имеют горный характер и проходят в своих верхних течениях в глубоких ущельях. В зимний период эти реки маловодны и замерзают.

Препятствием для перехода через них служат ущелья, в которых они протекают. Наиболее важное значение имеют реки Аракс, Ольты-чай и Сиври-чай, вдоль ущелий которых пролегают лучшие дороги из Эрзерума в м. Ольты.

Климат Армянского нагорья континентальный, с суровой зимой (от –20 до –35°) и обильным снегопадом.

Приграничная зона была наиболее доступна для действий крупными силами на трех направлениях: 1) Ардаган, Ольты, Эрзерум (Ардаганское), 2) Карс, Сарыкамыш, Эрзерум (Карсское), 3) Эривань, Диадин, Эрзерум (Эриванское).

Наиболее важным и кратчайшим (до 270 км) являлось Карсское направление, с которым совпадала сеть наилучших грунтовых дорог и шоссе, пролегающих по Карсскому плоскогорью, а затем по наиболее доступным долинам, выводящим к укреплениям Эрзерума. С этим направлением совпадала железная дорога Александрополь – Карс – Сарыкамыш». [121]

Понятно, что география и геометрия театра военных действий провоцировала ожесточенную борьбу за критические точки позиции, важнейшими из которых были симметричные центры связности Эрзерум и Сарыкамыш.

Русские войска легко перешли границу и к началу декабря углубились на турецкую территорию приблизительно на 35 километров. Боевые действия шли в основном в полосе Сарыкамышского отряда. На первый взгляд продвижение создавало угрозу Эрзеруму, но в действительности такой задачи, да и никаких других, командование не ставило; войска вытягивались к Капри-Кею по инициативе местных начальников.

С северо-запада Берхмана прикрывал Ольтинский отряд Истомина, с юга – Эриванский отряд (4-й кавказский корпус).

Во второй половине ноября 3-я турецкая армия перехватила инициативу. Угрозой охвата с юга она вынудила Сарыкамышский отряд несколько отойти. Турки скрытно высадили десант к югу от Батуми и действовали весьма успешно: в Батумской области вспыхнуло антирусское восстание, войска Чорохского отряда были оттеснены к крепости Батуми, и их пришлось срочно усиливать.

В ходе этих боев резервы Кавказской армии растаяли, причем большая их часть была включена в Сарыкамышский отряд.

 

План Энвер-паши

В обстановке энтузиазма первого месяца войны у Энвер-паши возник интересный план полного разгрома и уничтожения главных сил кавказской армии.

Турецкий генерал исходил из того, что основные силы кавказской армии выдвинуты к Капри-Кею и оперативно скованы. Сдерживая их 11-м армейским корпусом, турки могут осуществить глубокий обходный маневр своими 9-м и 10-м корпусами и выйти к Сарыкамышу.

План Энвер-паши (1-й вариант)

Этот план, вероятно, обеспечивал разгром Сарыкамшского отряда. С потерей Сарыкамыша группа Берхмана будет отрезана. Отступать она могла по горным тропам и аробным дорогам в условиях горной зимы через впадину Аракса. Понятно, что такое отступление означало гибель армии.

Продолжая работать над задачей разгрома кавказской армии, Энвер-паша принял решение увеличить размах операции, действовать против глубокого тыла врага. Во второй версии его плана 10-й корпус выходил на Сарыкамыш, сразу же создавая угрозу базовой русской крепости.

Энвер-паша полагал, что после разгрома и гибели Сарыкамышского отряда и оттеснения Ольтинского его войска окажутся в местности, где крупных русских сил нет. Тогда он быстро возьмет Карс и начнет двигаться в сторону Тифлиса. Столь удачно складывающуюся операцию можно будет усилить, десантировав в район Батуми 1-й константинопольский корпус и направив его на Тифлис. Потеря Тифлиса будет неизбежной, русские войска отбрасываются к Кавказскому хребту, причем восстание мусульманских народов Российской империи весьма вероятно.

План Энвер-паши (2-й вариант)

Поскольку кавказская армия никакого плана не имела и о намерениях противника не догадывалась, замысел Энвер-паши имел некоторые шансы на успех, хотя командиры турецких корпусов оценивали его очень осторожно: армия Оттоманской империи не являлась полноценным боевым инструментом.

«Я не могу высказать своего мнения относительно будущего, – ответил спрошенный Ахмед-Февзи-паша (уволенный в отставку командир 9-го корпуса), – так как нельзя предугадать, в каком положении будем мы и противник. Следует устранить недостатки в снабжении и прежде всего обеспечить армию продовольствием. Затем надлежит в тылу привести в порядок артиллерийские и продовольственные склады и только после этого постепенно и уверенно начать движение вперед. В этой стране с суровой зимой, по моему разумению, другого средства для достижения успеха нет.

(…) Я того мнения, что 9-й и 10-й корпуса выполнят это обходное движение, отмеченное на карте, при условии совершения маневра быстро и безопасно. Это важнейшие условия успеха. Однако я не представляю себе, чтобы в это время года и в том состоянии, в каком, насколько мне известно, находятся части, возможно было бы быстро выполнить этот маневр в пограничных горах».

Ахмед-Февзи-Паша, к своему счастью, не знал, что маневр был начертан Энвер-пашой по неверной топографической карте.

 

Оперативный маневр 3-й Турецкой армии, 9–13 декабря

Весь план Энвер-паши был построен на внезапности, и эта внезапность могла быть сразу же подорвана. Шестого декабря патруль 1-й кавказской казачьей дивизии захватил в случайной стычке командира одного из курдских полков. Пленный был осведомлен о прибытии Энвер-паши в Ид и о предстоящем турецком наступлении на Ардаганском направлении. Пленного допросили, отправили в штаб корпуса, но по дороге он был убит конвоем. В результате командир кавалерийской дивизии, прикрывающий Сарыкамышский отряд с юга, довольно много знал о предстоящем наступлении противника на севере, его командир корпуса получил краткое донесение, в котором не было упомянуто, что сведения получены от старшего офицера, а к Берхману и тем более к Мышлаевскому никакой информации не попало вообще.

Восьмого декабря начался снегопад. Энвер-паша, предполагая, что обеспечить связь между частями в условиях горной зимы не удастся, разработал расписание движения частей обходящей группы, и это расписание в первые дни операции неукоснительно выполнялось. Главнокомандующий и военный министр отдал приказ:

«Солдаты, я всех вас посетил. Видел, что ноги ваши босы и на плечах ваших нет шинелей. Но враг, стоящий напротив вас, боится вас. В скором времени вы будете наступать и вступите в Кавказ. Там вы найдете всякое продовольствие и богатства. Весь мусульманский мир с надеждой смотрит на ваши последние усилия».

Девятого декабря турецкие войска перешли в наступление.

Русское командование об этом не знало.

Распределение сил по направлениям осталось прежним:

Таким образом, на решающем Ольтинском направлении противник превосходил русские войска в 6,5 раза.

Отряд Истомина стойко сопротивлялся несколько часов, но противника задержал не столько он, сколько столкновение 31-й турецкой дивизии со своей же 32-й дивизией. В условиях горно-лесистой местности и расчлененности боевых порядков такие случаи возможны, но турки поставили рекорд «дружественного огня»: четырехчасовой бой с участием 24 рот, потери убитыми и ранеными – свыше 2000 человек.

Ольтинский отряд не стал испытывать судьбу, воспользовался задержкой преследования со стороны противника и отступил, эвакуировав Ольты. Окружения группы Истомина не получилось, но это не особенно огорчило Энвер-пашу. Днем 10 декабря 10-й турецкий корпус занял Ольты, и его голодные солдаты накинулись на оставленные русскими продовольственные склады.

А Сарыкамышский отряд по-прежнему оставался на прежнем месте. Берхман донесения Истомина получил, но он не верил, что турки способны на такой широкий обходный маневр в условиях снежной зимы.

На следующий день 9-й корпус повернул от Ольт к Бардусу, 10-й же увлекся преследованием отходящего Ольтинского отряда. Приказ Энвер-паши на 12 декабря заканчивался словами: «Если русские отступят, то они погибли, если же они примут бой, – нам придется сражаться спиной к Карсу».

Двенадцатого декабря Бардус взят турками, и 9-й корпус начинает последний этап операции на окружение главных сил кавказской армии.

В центре событий теперь Сарыкамышский узел путей в тылу и головная железнодорожная станция, отстоявшая от Бардуса в 25–30 км.

« По сведениям штаба Сарыкамышского отряда гарнизон Сарыкамыша состоял всего из двух (588-й и 597-й) ополченских дружин. Обе дружины состояли из ополченцев старших возрастов; офицеров в этих частях было мало, и все они были призванными из запаса. Кроме того, в Сарыкамыше имелось два эксплуатационных батальона, а к вечеру 11 декабря туда прибыли совершенно случайно, направляясь в тыл для формирования 23-го туркестанского стрелкового полка, взводы от каждого полка 2-го туркестанского корпуса и два легких орудия того же корпуса.

Появление артиллерии у русских в Сарыкамыше произошло случайно. Вследствие начавшегося в русской армии уменьшения числа орудий в батарее с восьми до шести, изъятые из частей орудия направлялись в Тифлис для формирования новых батарей и 11 декабря прибыли в Сарыкамыш ».

Эти случайности требуют некоторого объяснения. Русское командование ни 10, ни даже 11 декабря не раскрыло замысел Энвер-паши. Соответственно, оно и не предпринимало никаких мер. Но Сарыкамыш был единственным транспортным узлом в тылу кавказской армии. Поскольку армия представляет собой живой организм, в ней всегда происходят какие-то перемещения сил, техники, отдельных людей, в том числе по болезни или по личной надобности. Если армия имеет единственную точку связности, в этой точке всегда кто-то находится, вернее, кто-то всегда через нее проходит. Так что конкретные перечисленные соединения оказались в Сарыкамыше случайно, но само наличие там некоторых сил, включая артиллерию, было вполне закономерно.

Одиннадцатого декабря Мышлаевский проявил некоторое беспокойство развитием ситуации. Увы, реакция русского командования была естественной и бесполезной – контрудар Сарыкамышского отряда по 11-му турецкому корпусу. Уже к ночи эта операция была прекращена.

Двенадцатого декабря ольтинский отряд и ополченцы отброшены к Ардагану. Мышлаевский начинает понимать глубину обходного маневра противника и серьезность сложившейся обстановки. Нужно срочно отводить корпуса Берхмана и Юденича (2-й сводный), усиливать оборону Сарыкамыша всем, чем можно, и во чтобы то ни стало держать город и станцию.

Ближайшим частям нужно минимум сутки, чтобы добраться до Сарыкамыша.

Днем 12 декабря Мышлаевский звонит в Сарыкамыш и требует позвать к телефону «любого старшего офицера». На вокзале проездом находился полковник Генерального штаба Букретов, который прибыл последним поездом и направлялся к месту службы во 2-ю кубанскую пластунскую бригаду. Мышлаевский приказал Букретову оборонять Сарыкамыш.

В городе, кроме гарнизонных частей, оказалось 200 прапорщиков, которые окончили Тифлисскую школу и были назначены в отряд Берхмана, взвод пехоты 2-го туркестанского корпуса, обозники, пограничники, железнодорожники и, кажется, пожарники. Правда, вооружены они были берданками с 15 патронами на ружье.

Обстановка на 12 декабря

Схема 2. Расположение сторон 12 декабря

« 13 декабря Сарыкамыш оборонялся отрядом в составе 588-й и 597-й дружин государственного ополчения, 2 сводных рот туркестанцев, 3-й пешей и 2-й конной сотен пограничной стражи, 2-й кавказской железнодорожной роты, 2 эксплуатационных батальонов, 102-й ополченской сотни, 8 пулеметов и 2 орудий. Утром 13 декабря было доставлено из крепости Карс еще восемь пулеметов, предназначенных для вооружения 12-го пластунского батальона 2-й кубанской пластунской бригады. Ополченские части были малочисленны вследствие убыли и побегов. Затем имелось несколько команд запасных и обозных под командой прапорщиков, примерно 600 солдат при 2 офицерах, перевезенных на подводах 13 декабря из района Сырбасан в Сарыкамыш ».

Ополченцы разбежались, но Букретов сдерживал наступление турок, медленно отступая к железнодорожному вокзалу. К вечеру его отряд усилил 1-й запорожский казачий полк с 4 орудиями, который двигался рысью по заснеженным горным дорогам, а потом и 1-й батальон 80-го пехотного полка. Командир батальона сообщил, что турки уже вышли на шоссе Сарыкамыш – Карс.

Сарыкамыш, 13–14 декабря

К вечеру 13 декабря в бою под Сарыкамышем собралось до 7 3/4 батальона (из них до 75 % малоподготовленных), 7 сотен, 6 орудий. Противник имел 18 батальонов.

Русским нужно было удержать город, туркам обязательно нужно было его взять. Для обеих сторон речь шла не о победе – о выживании. Солдаты 9-го турецкого корпуса замерзали в открытом поле, их мог спасти только стоящий в ущелье Сарыкамыш, где было жилье и тепло.

« Люди с промокшей легкой обувью, пройдя 12 декабря большое расстояние по глубокому снегу, расходились на ночлег после боя с русской колонной в районе равнины Малаган; многие из них замерзли. Трупы аскеров (солдат), почерневшие от мороза, обозначали утром 13 декабря расположение бивуаков, образовывая вокруг потухших костров широкие круги. Из частей, разбросанных вдоль дороги, было много отставших, которых утром 13 декабря оказалось вместе с замерзшими в лесу около 50 % состава 29-й пехотной дивизии (…). Войска утратили дисциплину, разбредались, ложились отдыхать на тяжелых подъемах, засыпали, заносились снегом и замерзали.

Особенно много замерзло бойцов, когда дивизии вышли на широкий водораздел, где войска подверглись пронизывающему ветру, поднимавшему поземку и заглушавшему подаваемые команды. Солдаты растянулись по тропе, которая была показана на имевшихся у турецкого командования картах неправильно. Многие солдаты, оставляя дорогу, самовольно уходили из строя, спускались в боковые ущелья, где пытались найти укрытия от непогоды в летних загонах для скота.

На склонах массива Алла-икпар в этот день турками было потеряно более 10 000 человек замерзшими ».

Энвер-паша запросил помощь 10-го корпуса, преследующего Ольтинский отряд. Корпус повернул назад, в результате его 32-я дивизия вышла к Бардусу, то есть оказалась в тылу 9-го корпуса.

 

14–15 декабря 1914 года

В ночь на 14 декабря русская разведка захватила в плен начальника штаба 29-й турецкой дивизии. Утром Мышлаевскому доставили копию приказа Энвер-паши на осуществление Сарыкамышской операции. Одновременно ему доложили, что еще днем предыдущего дня 10-й турецкий корпус вышел к Ново-Селиму и подорвал там санитарный поезд. Шоссе и железная дорога Карс—Сарыкамыш перерезаны.

Создавшаяся обстановка рисовалась Мышлаевскому следующим образом:

« Отряд Истомина не боеспособен и отходит на Карс.

У Ардагана – турки, для которых путь к Тифлису открыт.

Девятый турецкий корпус, выполняя свою задачу, сосредоточился в районе Бардус главными силами, которые подкрепят передовые части этого корпуса, сражавшиеся в районе Сарыкамыш, где уже целые сутки шел бой.

Отряд Букретова усилен лишь одним конным полком; это являлось недостаточным при усиливавшейся группе турок и отсрочивало падение Сарыкамыша самое большее на сутки.

Левее 9-го корпуса наступает 10-й корпус на железную дорогу Карс – Сарыкамыш, т. е. совершает еще более глубокий охват.

Тяжесть положения Сарыкамышского отряда заключалась в том, что ему открывалась возможность отступить лишь по аробной дороге, отходившей от его левого фланга на Кагызман ».

К вечеру Мышлаевский пришел к выводу о неизбежности разгрома и в сопровождении генерал-квартирмейстера армии бежал в Тифлис, отдав по дороге несколько приказов на отступление даже тех частей, которым противник не угрожал.

В Тифлисе царила паника, усилившаяся после потери телефонной и телеграфной связи с Сарыкамышем. Приехавший Мышлаевский «для успокоения населения начертил перед приглашенным им бывшим городским годовой Тифлиса Хатисовым «схему наступления» турецких корпусов, так что «для всех совершенно ясной становилась картина окружения и капитуляции кавказской армии»».

Началась эвакуация Тифлиса.

 

Контрманевр русского командования, 16–25 декабря

С 14 декабря в Сарыкамыш начинают прибывать подкрепления. Со своей стороны Энвер-паша руководит 9-м корпусом, отдает приказы 10-му корпусу, управляет отдельными батальонами и даже сам наводит орудия. Остатки двух армейских корпусов атакуют Сарыкамыш. Ночью им удается ворваться в город, их отбрасывают контратакой. Тем не менее с учетом бездорожья, с учетом населения, помогающего турками всем, чем можно, план Энвер-паши был выполнен, Сарыкамышский отряд окружен и считался обреченным. Но пока что турки ночевали в снежных окопах, не в силах продвинуться вперед.

Сарыкамыш, 15–17 декабря

Юденич, командир 2-го сводного корпуса, оценивая обстановку, сказал: «Если мы будем отступать, то в конечном итоге будем разбиты обязательно; если мы будем вести решительный бой до конца, то можем или быть разбиты, или победить; т. е. в первом случае результат будет обязательно отрицательный; во втором может быть и положительный».

И русское командование последовательно усиливает оборону Сарыкамыша. К вечеру там уже 17,25 батальона, 7 сотен, 22 орудия и 38 пулеметов против сильно ослабленных 52 батальонов двух турецких корпусов. На следующий день, в 20.30 подходит 1-я кубанская пластунская бри гада, прошедшая за ночь и день 80 километров по бездорожью.

Положение русских войск в районе Сарыкамыша начинает улучшаться.

В ночь на 16 декабря командир 9-го корпуса донес Энвер-паше, что 29-я пехотная дивизия, выступившая в поход в составе 6500 человек, имела всего около 300 человек, 11 горных орудий, 8 пулеметов. Девятый турецкий корпус, насчитывавший перед выступлением 21 000 бойцов, а с тылами 28 000 человек, по прибытии 12 декабря в район Бардус имел уже до 18 000 человек, а к вечеру 16 декабря общая численность его снизилась до 1000 бойцов и 16 пулеметов.

Обстановка на 16 декабря

Наступил последний акт Сарыкамышского сражения. Известно, что, если обходящая группировка теряет темп, она сама может подвергнуться охвату. Семнадцатого декабря Букретов переходит в наступление. Продвигается вперед усиленный Ольтинский отряд. Энвер-паша отправляет в тыл свернутые в трубку знамена. Двадцатого декабря он сам с ранеными и больными офицерами кружным путем отправляется в Бардус, по дороге едва не попав в плен. Командирам 9-го и 10-го корпусов и их командирам дивизий повезло меньше.

Обстановка на 21 декабря

« Двадцать второго декабря около 16 часов штаб 9-го корпуса оказался под обстрелом русских, стрелковая цепь которых показалась на просеке в стыке между 17-й пехотной дивизией и 10-м корпусом.

В то время как прибывший из 28-й пехотной дивизии ординарец доложил, что последняя окружена и взята в плен и чины штаба начали сжигать оперативные документы, вблизи раздался окрик по-русски: «Не двигайтесь, сдавайтесь!»

Командир корпуса и его штаб сдались этому офицеру, который принял пленников за пост сторожевого охранения, так как в людях, проживших 11 дней в Сарыкамышских лесах, закопченных дымом костров, нельзя было узнать командиров.

Отряд Пржевальского захватил командира корпуса, его штаб, всех командиров дивизий, их заместителей и начальников штабов 17, 28 и 29-й пехотных дивизий 9-го корпуса в составе 106 офицеров и нескольких сот солдат, 30 орудий, 20 пулеметов, много боеприпасов, вьючные транспорты, лагерь и прочее имущество, которое бросалось турками в горах, лесах и ущельях, занесенных снегом ».

А на следующий день резко потеплело. Возможно, начнись оттепель пораньше, турецкие части 9-го и 10-го корпусов сохранили бы свою боеспособность, тогда Сарыкамыш не удержался бы. Рефлексивный Энвер-паша заметил по этому поводу: «Сам Аллах был на стороне русских…»

В этом сражении русские потеряли, по разным оценкам, от 20 до 30 тысяч человек убитыми и ранеными, 12 тысяч обмороженными.

Третья турецкая армия перестала существовать. Ее потери убитыми, ранеными, пленными и обмороженными достигли 78 тысяч человек. Это – 80 % состава армии.

Энвер-паша (22 ноября 1881 года – 4 августа 1922 года).

Исмаил Энвер родился 22 ноября 1881 года в Стамбуле в семье железнодорожного работника Хаджи Ахмед-бея и Айши Диляры. Его отец по этнической принадлежности был турком, а мать – албанкой (бабушка Энвера была черкешенкой). Отец был служащим в ведомстве общественных работ. Кроме Энвера в семье были еще трое детей: Нури, тоже ставший военным, Кямиль и сестра. После окончания начальной и средней школы Энвер поступил в военный лицей в городе Монастир. Учился он весьма средне, и по завершении учебы получил звание лейтенанта. Военное образование завершил в Военной академии Генерального штаба, которую окончил в 1903 году в звании капитана. В 1906 году уже в чине майора Энвер вступил в связанное с организацией «Иттихад ве теракки» тайное общество «Ватан ве хюрриет» («Родина и свобода»).

В июне 1908 года среди офицеров османской армии распространилось известие о подписании в Ревеле соглашения между Николаем II и английским королем Эдуардом VII о реформах в Македонии. Оно вызвало эффект разорвавшейся бомбы, так как офицеры в Македонии рассматривали его как предлог к разделу Османской империи. Третьего июля в македонском городе Ресен произошло восстание под руководством майора Ахмеда Ниязи-бея, а 6 июля к восстанию присоединился Энвер. В течение нескольких дней отряд Энвера вырос до нескольких тысяч человек. 10 июля 1908 года на митинге, после трехкратного залпа орудий, Энвер провозгласил восстановление конституции в Османской империи. После этого началось братание мусульман с христианами. Энергичные действия и успех Энвера сделали его необычайно популярным. Он стал титуловаться Героем свободы.

После победы революции и восстановления конституции 1876 года Энвер отправился с дипломатической миссией в Берлин. В 1909 году он был назначен военным атташе в Берлине и пробыл там еще два года.

Поражение Османской империи в ходе Итало-турецкой войны 1911–1912 годов привело к падению популярности младотурок. В июле 1912 года в стране произошел переворот, который возглавила партия «Хюрриет ве итиляф» («Свобода и согласие»). Ее представители встали во главе правительства, а в августе был распущен меджлис (парламент), в котором доминировали младотурки.

В январе 1913 г. Энвер осуществил государственный переворот, приведший к свержению правительства Кямиля-паши. После переворота установил военную диктатуру «трех пашей» – вместе с Талаат-пашой и Джемаль-пашой образовал неофициальный триумвират, фактически захвативший всю власть в Турции.

Бывший генерал-инспектор турецкой армии немец Лиман фон Сандерс в своих воспоминаниях указывает, что знавшие Энвер-пашу лица следующим образом характеризуют его: «очень заботившийся о своей внешности, лично очень храбрый, хладнокровный в минуты опасности, упрямый, самоуверенный, энергичный. Несмотря на несколько лет, проведенных в Германии, его хорошие военные способности не получили всестороннего развития, как того требовало бы его положение вице-генералиссимуса и военного министра. Логичность же и последовательность изменяли ему в тех случаях, когда ему казалось, что он может приобрести славу завоевателя, как это было в период Сарыкамыша».

Он был большой интриган и типичный кондотьер, способный на любую авантюру.

Энвер-паша имел в своем окружении друзей, турок и германцев, льстивших его самолюбию – на которых он тратил большие суммы, тогда как эти лица, в особенности же германцы, были очень мало знакомы с условиями жизни Турецкой империи.

Энвер-паша работал очень неровно, порывисто. « Во время передвижений от его штаба требовалось большое искусство, чтобы вообще иметь возможность работать ».

После подписания Турцией Мудросского перемирия в 1918 году Энвер вместе с Талаат-пашой и Джемаль-пашой бежал в Германию на немецкой подводной лодке, где жил под псевдонимом Али-бей. В его отсутствие послевоенный трибунал в Стамбуле судил Энвера и заочно приговорил его к смертной казни.

В начале 1920 г. Энвер-паша прибыл со своими сподвижниками-пантюркистами в Москву. Правительство Советской России на деялось использовать его влияние для защиты своих интересов в Средней Азии и на Кавказе, и Энвер-паша согласился на определенную программу взаимодействия, при этом стратегической целью было противодействие англичанам.

Тридцатого июля 1921 года Энвер-паша поехал в Батуми навестить родственников и попытался проникнуть в Анатолию, но попал в бурю и вернулся назад в Батуми. В батумский период он стал объединять оппозиционные Мустафе Кемалю силы, апеллируя к тому, что в борьбе за независимость против Греции Турция должна быть едина. Однако победа анкарского режима в битве при Сакарии (2–13 сентября) против греков кардинально изменила расстановку сил в борьбе за власть в Турции. Москва в этой борьбе выбрала Мустафу Кемаля.

Чичерин посчитал, что популярность идей пантуркизма Энвер-паши поможет советской власти в Туркестане в борьбе с басмачеством, куда он и был послан в ноябре 1921 года. Через 23 дня после приезда под предлогом поездки на охоту Энвер-паша выехал за пределы города и сдался басмачам. Оттуда он послал письмо эксэмиру Бухары в Афганистан о своем желании воевать на его стороне. В конце октября 1921 г., имея в руках информацию о составе, численности и дислокации частей Красной армии на территории БНСР, он принял решение противодействовать большевикам и поднять панисламское движение за освобождение Средней Азии от большевиков, для чего взял на себя миссию объединения отрядов басмачей в борьбе с советской властью, и перешел в восточную часть бухарского государства, где возглавил басмаческие силы в этом регионе.

Энвер-паша был убит 4 августа 1922 г. в бою с частями Красной армии.

Непосредственно Энвер-пашу зарубил командир Первой отдельной туркестанской кавалерийской бригады, армянин по национальности, Акоп Аршакович Мелкумян. В 1958 году Акоп Аршакович, оценивая свои действия как акт возмездия против одного из главных участников и идеологов геноцида армян в 1915 году, вспоминал:

«… Москва настаивала брать этого ублюдка только живым. Телеграммы шли то за подписью Троцкого, то Ленина. Вмешался в это дело и Дзержинский. У всех просьба-требование – Энвера брать только живым. Дудки! Этому преступнику, этому заклятому врагу моего народа – никакой пощады! Легендарный Гаспар Карапетович Восканов в те дни командовал войсками Туркестанского фронта, заменив на этом посту Семена Буденного. Он тоже прислал телеграмму, которая была лаконична: «Мне нужен мертвый Энвер. Прочти. Думай. Немедленно сожги». Спасибо тебе, Гаспар Карапетович, этот приказ мне по душе…

Не буду рассказывать все подробности разгрома банды Энвера и его самого. Замечу лишь, что на рассвете мои полки внезапным ударом еще до утренней молитвы ворвались в Кофрун. Началась жестокая рубка. Басмачи не выдержали нашего дерзкого, ошеломляющего удара. Энвер без халата и сапог – он еще нежился в постели, когда под его окном засверкали наши клинки, ускакал в горы. Нет, не уйдешь, кровавый шакал, на твоей совести кровь моего народа! Двадцать пять верст гнался за ним. Достиг его в большом кишлаке Чаган. В кровавой рукопашной схватке прикончили всю банду «правоверных» убийц. Энвера зарубил лично. По праву победителя оставил себе его личную печать: огромную, серебряную, с надписью – «Верховный главнокомандующий всеми войсками ислама, зять халифа и наместник Магомета». А вот личный Коран и позолоченный халат Энвера отправил в Москву…»

Сарыкамышская операция закончилась, началось преследование, которое продолжалось до 5 января. Русские войска вновь вышли к Кепри-Кею и завязали бои за первоначальную турецкую линию обороны.

Последний сюжет генерального сражения великой войны был исчерпан.

И все-таки Альтернатива: анти-Сарыкамыш [122]

Повторюсь: в наиболее вероятной версии развития событий Турция остается нейтральной, причем со временем, вероятно, ее нейтралитет будет все более дружественным по отношению к Антанте.

Но в Текущей Реальности 1 ноября 1914 года Турция – стараниями адмирала Сушона – все же вступила в войну на стороне Центральных держав, образовав ряд новых фронтов, в том числе – Кавказский.

Далее идет «обязательная игра»: при любых обстоятельствах русские войска будут наступать на Эрзерумском направлении, в то время как Турция будет инициировать антирусские выступления на мусульманских территориях. Обязательна Батумская десантная операция. Вероятны активные минные постановки у Босфора.

К концу ноября войска турецкой 3-й армии будут развернуты на Кавказе.

Русское командование, для которого генеральное сражение закончилось в первых числах декабря под Лодзью , остановит активные боевые действия на Кавказе в связи с неблагоприятными погодными условиями. Но для турецкого командования генеральное сражение в декабре 1914 года только начинается , и оно считает себя обязанным бороться за инициативу. Поэтому Сарыкамыш – в той или иной редакции – будет обязательно, и так же обязательно русское командование «проспит» начало этой стратегической операции.

Между 10–12 декабря все висит на волоске.

Энвер-паша выигрывает Сарыкамышское сражение при следующих допущениях:

Одиннадцатого декабря 1914 года прерывается связь Сарыкамыша с Карсом (поврежденные разъездами или непогодой провода, просто элементарная неисправность единственного телефонного аппарата).

Или утром 12 декабря на вокзале Сарыкамыша не оказывается полковника Н. Букретова.

Или приказ М. Мышлаевского об отступлении исполнен командирами корпусов без рассуждений и обсуждений, как это, вообще говоря, положено в рамках воинской дисциплины и было принято в русской армии.

Понятно, что эти допущения весьма вероятны – во всяком случае, много вероятнее Текущей Реальности…

Тогда Сарыкамыш – ветка генерального сражения Первой мировой войны для Кавказского фронта – проигран Россией.

Разгром кавказской армии создает оперативную пустоту в Закавказье. Быстро перебросить туда силы нет никакой возможности. Поэтому не позднее начала 1915 года падет оборонительная линия Батум – Карс – Ардаган, и весной 1915 года турки развернут наступление в Закавказье на Эривань или на Кутаиси. Состоится сражение с весьма малыми шансами на успех для русских войск.

Летом—осенью русская армия отступит к Большому Кавказскому хребту (одновременно с великим отступлением 1915 года на Восточном фронте). Далее начинает вырисовываться откровенно катастрофический сценарий для России, которая, в представлениях общественного мнения, «проиграла войну всем, даже Турции».

Десантной операцией турки захватывают Новороссийск. В России разложение армии и флота начинается с юга, восстание происходит прежде всего в Севастополе. Далее – гражданская война, распад России – все, как в Текущей Реальности, но без конструктивной позиции большевиков и в условиях полного национального унижения.

Россия не становится Советским Союзом. Она вступает в полосу долговременной политической нестабильности и, в конечном итоге, фашизируется, скорее по итальянскому или даже румынскому образцу.

Россия покидает «Клуб» великих держав.

Очень медленный – и совершенно неотвратимый сценарий, катастрофический, и более вероятный, чем Текущая Реальность.

Из этой альтернативы следует, по всей видимости, два важных вывода:

Во-первых, «дикие карты», маловероятные, но значимые события, меняющие Реальность, происходят парно, и часто вторая «дикая карта» (русская победа под Сарыкамышем) до известной степени нейтрализует первую – прорыв «Гебена» в Константинополь, и вступление Турции в войну на стороне Германии.

Во-вторых, в Текущей Реальности в Сарыкамыше Россия прошла по лезвию бритвы и, по-видимому, исчерпала свой запас военной удачи.

 

До сих пор, рассказывая о генеральном сражении первой Мировой войны, мы почти не касались событий на море, если, конечно, не считать приключений «Гебена». Не то чтобы на морских театрах ничего не происходило, но события на суше и на море почти никак не были связаны между собой.

У всех воюющих держав армия делала одно, флот – другое, и, в большинстве случаев, ничего полезного. Понятно, что такое положение дел нужно рассматривать как серьезную ошибку предвоенного планирования.

Это замечание не относится к британскому адмиралтейству, которое, может быть, и не лучшим образом, но реализовало вполне достаточный для победы замысел. Что же касается согласования действий флота и армии, то адмиралтейство не сочувствовало идее отправить во Францию экспедиционный корпус, не имело никаких планов его использования и было вполне удовлетворено подключением британских экспедиционных сил к французской стратегии в рамках развертывания № 17.

 

Война на море: генеральная диспозиция

Поскольку генеральное сражение было столкновением главных сил армий, но не флотов, воздержимся здесь от подробного рассмотрения истории «дредноутной революции», разбора стратегического блокадного плана Д. Фишера, детального анализа соотношения сил и тактико-технических характеристик кораблей.

* Военно-морские силы Сербии, Черногории и Бельгии насчитывали по одному сторожевому кораблю.

Здесь в круглых скобках обозначены корабли, которые вступили в строй до конца генерального сражения. На 1 августа 1914 года эти корабли были практически достроены.

• В Великобритании:

– Линейные корабли «Эрин» и «Эджинокорт» (строились для Турции, реквизированы Королевским военно-морским флотом, зачислены в его состав в августе 1914 года).

– Линейный корабль «Канада» (строился для Чили, реквизирован Королевским военно-морским флотом, зачислен в его состав 5 сентября 1914 года).

– Линейный корабль «Куин Элизабет» (принят на вооружение в январе 1915 года).

– Линейный крейсер «Тайгер» (введен в эксплуатацию в октябре 1914 года).

• В России: линейные корабли «Севастополь», «Петропавловск», «Победа», «Гангут» (приняты на вооружение в декабре 1914 года).

• В Германии:

– Линейные корабли «Кениг» (введен в строй 10 августа 1914 года), «Маркграф» (1 октября), «Кронпринц» (8 ноября). [124]

– Линейный крейсер «Дерфлингер» (введен в строй 1 сентября 1914 года).

В квадратных скобках указаны корабли, на момент начала войны находящиеся в достройке, но введенные в эксплуатацию после завершения генерального сражения. Они могут рассматриваться как резерв, призванный восполнить понесенные потери.

• В Великобритании: линейные корабли «Уорспайт», «Бархем», «Вэлиант», «Малайя» (класс «Куин Элизабет», вступление в строй соответственно 8 марта 1915 г., 19 октября 1915 г., 19 февраля 1916 г., 1 февраля 1916 г.).

• Во Франции: линейные корабли «Бретань» (сентябрь 1915 г.), «Лоррейн» и «Прованс» (оба март 1916 г.).

• В России: линейные корабли «Императрица Мария» (вступил в строй 6 июля 1915 г.), «Императрица Екатерина Великая» (18 октября 1915 г.), «Император Александр III» (26 июня 1917 г.).

• В Японии:

– Линейные корабли «Фусо» (введен в строй в ноябре 1915 г.) и «Ямасиро» (октябрь 1917 г.).

– Линейные крейсера «Харуна» (апрель 1915 г.) и «Кирисима» (август 1915 г.).

• В Германии:

– Линейные корабли «Байерн» (введен в строй 30 июня 1916 г.) и «Баден» (19 октября 1916 г.).

– Линейные крейсера «Лютцов» (введен в строй 8 августа 1915 г.) и «Гинденбург» (10 марта 1917 г.).

• Австро-Венгрия: линейный корабль «Сент-Иштван» (введен в эксплуатацию 13 декабря 1915 г.).

Так обстояло дело с ударными силами флотов – линкорами-дредноутами и линейными крейсерами. По крайней мере с количественной точки зрения, поскольку споры о сравнительных преимуществах тех или иных дредноутов начались еще до войны и продолжаются по сей день.

Значительно сложнее разобраться с кораблями второй линии.

Среди эскадренных броненосцев есть преддредноуты («Агамемнон», «Лорд Нельсон», «Сацума», «Аки» и ряд других) и «полудредноуты» («Сэтцу», «Кавати»). [125] С другой стороны, в ту же графу входит британский «Ривендж», 1891 года постройки, который не успели пустить на слом, а с началом войны возвратили в строй и использовали для обстрела бельгийского побережья, их германские и германо-турецкие ровесники броненосцы типа «Бранденбург» и русский «Александр II», 1889 года.

В графу «броненосные крейсера» включены прекрасные новые корабли, «недотянувшие» до линейных крейсеров: германский «Блюхер», японские крейсера с двенадцатидюймовой артиллерией («Цукуба», «Икома», «Ибуки», «Курама»). Одновременно к броненосным крейсерам отнесен «Фюрст Бисмарк», 1897 года и его британские современники типа «Кресси».

Еще сложнее ситуация с легкими силами. Границы между «эсминцами» и «миноносцами», «миноносцами» и «миноносками» вполне условны, поэтому в разных источниках количество кораблей, отнесенных к категории «эсминцев», может отличаться в два и более раза. Например, во флоте Великобритании числилось еще 109 миноносцев, кроме учтенных в таблице, во Франции – 50, а Австро-Венгрии – 78. Для Турции указано 14 «совсем старых». Понятно, что далеко не все из этих кораблей вообще могли выйти в море даже при самой острой необходимости.

Однако, как ни считай, один только Королевский военно-морской флот Великобритании, даже без учета союзников, значительно сильнее совокупных морских сил Центральных держав. В целом превосходство Антанты на море можно оценить как 2:1.

Итак, британский флот неоспоримо преобладает на море. Его преимущество в основной ударной силе – дредноутах и линейных крейсерах – значительно, по кораблям второй линии – оно является подавляющим. Это превосходство усугубляется наличием оборудованных баз и угольных станций по всему миру.

С первого дня войны британский флот приступил к блокаде побережья Германии. Речь шла о полном прекращении морской торговли противника и в перспективе о разрушении его экономики. Блокада, конечно, не была абсолютной, но любой выход немецкого торгового судна в море автоматически превращался в военную операцию с малыми шансами на успех.

Немцы сознавали неизбежность британской блокады, но предполагали, что они разгромят Францию в ходе скоротечной войны, а после оккупации бельгийского и французского побережья плотная блокада будет сопряжена со значительными трудностями. Кроме того, немцы надеялись нанести несколько неожиданных ударов по слабым пунктам британской дозорной линии и, может быть, уничтожить какую-то часть неприятельского флота.

Перед германскими крейсерскими силами ставилась задача действовать на британских коммуникациях.

Этот план никоим образом не соотносился с военной реальностью.

Прежде всего германский флот пропустил начало войны!

Огромный лайнер «Фатерланд» (54 282 тонны) оказался в Нью-Йорке, где простоял до вступления США в войну, после чего был реквизирован американским правительством и использовался для доставки американских солдат в Европу, которых он перевез более 100 тысяч. Два остальных лайнера этого типа – «Бисмарк» и «Император» – всю войну провели в Гамбурге, хотя строились с учетом возможности использования их как вспомогательных крейсеров.

«Гебен» и «Бреслау» находились в Средиземном море, не имея перед собой никакой задачи, которая оправдывала бы риск их изолированного положения.

На Дальнем Востоке действовала сильная крейсерская эскадра адмирала фон Шпее. Однако, как только началась война, немецкий морской штаб с удивлением «узнал», что, оказывается, Япония является союзником Великобритании и, кроме того, имеет виды на германскую военно-морскую базу Циндао. Защищать Циндао от японцев никакой возможности не было, и эскадра Шпее сразу оказалась «бездомной». Хочется спросить, а на что, собственно, рассчитывало германское адмиралтейство?

Порт Циндао был подготовлен к обороне, но, конечно, не против регулярной японской армии. Остальные же германские заморские территории вообще ничем не прикрывались: немцы полагали, что судьба колоний решится на полях сражений в Европе.

В результате Германия не смогла развернуть в 1914 году сколько-нибудь масштабную крейсерскую войну. Что же касается идеи удара по английской наблюдательной линии, то Великобритания сосредоточила главные силы флота в Скапа-Флоу, организовав не близкую, а дальнюю блокаду германского побережья. Немцы, конечно, могли рассчитывать захватить врасплох какой-нибудь английский крейсерский дозор, но даже в случае полного успеха этой операции уничтожение пары старых крейсеров на соотношение морских сил никак не влияло.

В результате Флот Открытого Моря, второй в мире так и не получил на период генерального сражения никаких разумных задач. Практически все его действия были или чисто рефлекторными, или предпринимались по инициативе частных начальников.

Довольно сильный и сбалансированный Австро-Венгерский флот был заперт или сам себя запер в Адриатике. Это море он удерживал, тем более что союзники Адриатикой не очень интересовались, но за Отрантский пролив выходить не пытался, да и не совсем понятно, зачем бы?

Французский флот в составе 4 линкоров и 13 броненосцев, не считая легких сил, ограничил свою активность решением единственной задачи – доставки во Францию алжирских и колониальных войск.

Русский Балтийский флот создал позиционное заграждение по линии Поркала-Уд – Ревель (Центральную Минную Позицию) из 2129 мин. Это заграждение было выставлено за несколько часов до начала мобилизации с целью прикрыть главную базу флота Гельсингфорс и обезопасить Петербург от возможного немецкого десанта. С учетом размещения в районе Петербурга 6-й русской армии в составе 1, 42 и 43-го армейских корпусов возможность и целесообразность такого десанта крайне сомнительна.

Черноморский флот в начале войны не имел противника и, естественно, бездействовал, а затем появился «Гебен» и свел его активность к минимуму. Не будет преувеличением сказать, что в период генерального сражения Черноморский флот просто ждал вступления в строй «Императрицы Марии» – с полного одобрения Генмора и Ставки.

Черноморский флот имел несколько столкновений с противником после «севастопольской побудки», наиболее серьезным из которых был бой у мыса Сарыч 18 ноября 1914 года. Русская эскадра возвращалась из района Трапезунда, где производила обстрел портовых сооружений и минные постановки; «Гебен» и «Бреслау», прикрывая перевозку 10-го армейского корпуса в Трапезунд, произвели демонстрацию в районе Севастополя и Балаклавы. В 12.10 в 39 милях от мыса Херсонес германо-турецкие корабли встретились с русской эскадрой в составе броненосцев «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три святителя» и «Ростислав», а также легких сил. «Гебен» принял бой на средней дистанции (40 кабельтовых). Предполагалось, что русские броненосцы сосредоточат по линейному крейсеру огонь всего отряда. В действительности из этого, конечно, ничего не вышло – из-за погодных условий, углов стрельбы, трудностей с определением расстояния, невозможности различить всплески от падений «своих» снарядов. Эскадренный огонь был малодейственным, и бой свелся к дуэли «Евстафия» с «Гебеном». За 14 минут боя линейный крейсер получил 3 попадания двенадцатидюймовыми снарядами и 11 – снарядами среднего калибра. Серьезным было одно попадание, вызвавшее пожар в кормовом каземате и потери в личном составе (164 человека, 105 убитыми). «Евстафий» получил 4 попадания 280-мм снарядами и также понес потери в личном составе (58 человек, 34 убитыми).

«Гебен» и «Евстафий» сохранили боеспособность, но требовали мелкого ремонта, который продолжался около 2 недель.

Бой у мыса Сарыч считается победой русского оружия. Это в целом верно: «Гебен» покинул «поле боя», получил более серьезные повреждения, потерял больше людей, имел меньший процент попаданий. Но, заметим, 10-й армейский корпус в Трапезунде турки высадили, и он принял участие в сражении под Сарыкамышем, где только по счастливой для нас случайности не переломил ход этого решающего сражения (сюжет девятый).

Двадцатого декабря русские корабли выставили у Босфора минное заграждение, на котором подорвался «Гебен» (сразу на двух минах). Ремонт продолжался до апреля, тем не менее «Гебен» выходил в море 31 декабря, 14 и 25 января.

Общие итоги кампании: один малорезультативный бой, потери в корабельном составе – 1 русский минный заградитель («Прут»), по нескольку транспортов с обеих сторон. Русский флот произвел несколько активных минных постановок у Босфора, до некоторой степени блокировал анатолийское побережье. Немецко-турецкое командование не только выполнило морем все необходимые перевозки между своими портами, но и сумело высадить десант в районе Хопа, на Батумском направлении, что сыграло свою роль в развитии Сарыкамышской операции.

В течение всего генерального сражения на океанском ТВД поддерживалась следующая оперативная конфигурация:

Главные силы британского флота расположены в Скапа-Флоу, образуя Grand Fleet. Они блокируют германское побережье и запирают Флот Открытого Моря в Вильгельмсгафене.

В Средиземное море выслана сильная эскадра наблюдать за «Гебеном» и обеспечивать британское присутствие в этом стратегически важном регионе.

Еще одна эскадра контролирует Ла-Манш.

Оставшиеся силы – а это почти все корабли второй линии – не задействованы, образуют резерв и могут быть использованы там, где в них возникнет нужда. В начальный период войны они контролируют дальневосточные, индийские, южноамериканские воды, вытесняя оттуда германские крейсеры, то есть обеспечивают пресловутое «владение морем».

Как мы видели на примере действий Беркли Милна, управление британскими эскадрами оставляло желать лучшего, но по крайней мере, со стратегической точки зрения Королевский флот, без сомнения, был занят полезным делом все генеральное сражение.

Германский флот мог свободно маневрировать силами между Северным и Балтийским морем, но особой активности не предпринимал.

На Балтийском море немцы ограничились набеговыми операциями, а русский Балтийский флот – созданием Центральной минно-артиллерийской позиции и активными минными постановками.

Двадцать шестого августа немцы потеряли новый легкий крейсер «Магдебург», севший на камни вблизи острова Оденхольм. По некоторым данным, русским водолазам удалось поднять шифровальные книги, которые были переданы британскому адмиралтейству. В свою очередь 11 октября немецкая субмарина U-26 потопила броненосный крейсер «Паллада» со всем экипажем (537 человек). Семнадцатого ноября на русских минах в районе Мемеля подорвался и через 5 часов затонул старый немецкий броненосный крейсер «Фридрих Карл».

В Северном море германский флот контролировал свои базы и узкую полосу вдоль берега, используемую для каботажного судоходства. Его активность сводилась к действиям подходных лодок, нескольким активным минным постановкам и совершенно бессмысленным набеговым операциям линейных крейсеров против английского побережья.

Германские корабли, находящиеся на момент начала войны вне немецких территориальных вод, были предоставлены своей участи и, по большей части, бессмысленно погибли.

В Средиземном море французский флот бездействовал в Тулоне, охраняя алжирские коммуникации, которым после ухода «Гебена» в Константинополь никто не угрожал. Союзники блокировали Дарданеллы и Отрантский пролив. Это производило несколько комичное впечатление, поскольку противник не предпринимал никаких попыток выйти в Средиземное море.

Важнейшие военно-морские базы сторон и развертывание военно-морских сил на европейском ТВД

В общем и целом складывается впечатление, что, затратив немалые силы и средства на создание военно-морских флотов, воюющие державы, за исключением Великобритании, не очень хорошо представляли, что с ними делать.

 

Крах крейсерской войны

 

На начало войны вне германских территориальных вод находилось 10 боевых кораблей:

В Средиземном море – линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» (смотри девятый сюжет «Нет Бога, кроме Аллаха…»).

На Циндао базировалась эскадра адмирала М. фон Шпее в составе броненосных крейсеров «Шарнхорст» и «Гнейзенау», легких крейсеров «Нюрнберг» и «Эмден». Впрочем, в первых числах августа 1914 года в Циндао оставался только «Эмден», так как «Нюрнберг» и оба броненосных крейсера были на якорной стоянке у острова Понапе (Каролинские острова).

В Карибском море – легкие крейсера «Карлсруэ» и «Дрезден».

В Сан-Франциско – легкий крейсер «Лейпциг» из состава эскадры Шпее.

В Дар-эс-Саламе – легкий крейсер «Кёнигсберг», стационер в германской Восточной Африке.

Кроме того, в Нью-Йорке пребывали лайнеры «Фатерланд», «Кронпринц Вильгельм», «Кайзер Вильгельм II» и «Кронпринцесса Сесилия».

Исключая отряд В. Сушона, занятый решением совершенно другой задачи, для крейсерских действий оставалось около 10 кораблей, разбросанных по трем океанам. Нужно сказать, что никто осознанно не выбирал для крейсеров именно эти места дислокации. Лайнеры Северогерманского Ллойда продолжали свои регулярные трансатлантические рейсы – адмиралтейство забыло предупредить руководителей судоходных компаний об опасности войны. «Карлсруэ» участвовал в торжествах по случаю открытия Панамского канала, «Дрезден» должен был сменить его в Карибском море. «Лейпциг» выполнял в Калифорнии мелкое дипломатическое поручение, а «Кёнигсберг», только 6 июня 1914 года прибывший в Дарэс-Салам, демонстрировал танзанийцам германский флаг.

Если и имелся какой-то план согласованного боевого использования перечисленных кораблей, то никаких попыток его реализации германское адмиралтейство не предприняло.

При анализе тактико-технических данных немецких кораблей возникают серьезные сомнения, что Берлин вообще готовился к крейсерской войне. Крейсера Восточноазиатской эскадры имели максимальную скорость 22–23 узла и дальность плавания экономичным ходом от 3000 до 5000 миль. Но все это – при идеальном состоянии котлов и механизмов и чистом днище. Если учесть обрастание, очень быстрое в тропических водах, постоянные длительные переходы и полное отсутствие адекватной ремонтной базы, приведенные данные необходимо уменьшить по крайней мере на четверть. Адмиралтейство пыталось организовать снабжение своих крейсеров углем, но без особого успеха: англичане перехватывали немецкие транспорты. В результате крейсерство превращалось в охоту за углем, необходимым для продолжения крейсерства. Вооружение германских легких крейсеров позволяло им уничтожать коммерческие суда, но для борьбы с неприятельскими боевыми кораблями оно было явно недостаточным (10–12 105-мм орудий). К тому же если уголь еще можно было захватить в море, то восполнить запас снарядов не было никакой возможности.

«Шарнхорст» и «Гнейзенау» на первый взгляд выглядят получше – дальность более 5000 миль, вооружение 8×210-мм и 6×150-мм. Но «большие крейсера» в еще большей степени, чем малые, нуждались в ремонтной базе и базе снабжения. Кроме того, перехватывать коммерческие суда неприятеля на экономичной скорости в 10–12 узлов не получится, нужно по крайней мере 16–18 узлов, а с увеличением скорости быстро растет расход горючего, которого броненосному крейсеру в 12 780 тонн с машинами мощностью в 26 000 лошадиных сил нужно гораздо больше, чем легкому крейсеру в 4200 тонн с машинами в 13 000 лошадиных сил.

На практике у адмиралтейства было две возможности: либо создавать по британскому образцу заокеанскую систему полностью оборудованных – с доками, мастерскими, арсеналом и т. д. – и хорошо защищенных баз, либо оптимизировать свои корабли для крейсерской войны, имея в виду необходимость прежде всего увеличить автономность.

Напрашивается переход на жидкое топливо при всей рискованности этой меры (уголь в отличие от нефти все-таки можно было захватить в море). Дизели уже довольно широко использовались в германском флоте, и, конечно, немецкие инженеры смогли бы сконструировать мощный дизельный двигатель для океанского рейдера, если бы такая задача была перед ними поставлена. [128]

Но адмиралтейство не требовало оптимизировать свои крейсера для действий на коммуникациях противника, не пыталось оно и заказать специализированный автономный рейдер. Германские легкие крейсера предназначались для разведывательной службы при главных силах Флота Открытого Моря, а вовсе не для борьбы с неприятельским судоходством .

М. фон Шпее никаких иллюзий относительно судьбы Циндао не питал, поэтому собрал эскадру на Марианских островах. Было принято решение идти к берегам Чили, имея в виду последующий прорыв в Германию.

Вновь приходится спрашивать, зачем было держать на Дальнем Востоке значительную по силам эскадру, если в случае войны ее пришлось сразу же отзывать домой, причем без особой надежды, что она туда доберется?

На Марианских островах от эскадры отделился крейсер «Эмден», командир которого К. Мюллер полагал, что наибольший вред противнику можно нанести рейдерством в Индийском океане. Основные же силы двинулись через Тихий океан, стараясь держаться как можно дальше от судоходных путей.

Двадцать первого сентября эскадра Шпее пришла к острову Бора-Бора. «На «Шарнхорсте» подняли французский флаг, и местные власти приняли немцев за своих. Главный местный начальник – жандармский бригадир, не только оказал радушный прием офицерам эскадры, говорящим по-французски, но и нанес визит Шпее на «Шарнхорст». Адмирал, в салоне которого портрет кайзера Вильгельма II заменили портретом английского короля, свободно общался с этим бригадиром на его языке и угощал французским же коньяком. Коньяк был, видимо, настолько хорош, что бригадир, не заметив подвоха, оказал всемерное содействие для пополнения запасов провизии, пребывая в полной уверенности, что эскадра французская».

На следующий день корабли Шпее обстреляли город Папаэте во Французской Полинезии (о каких-либо разрушениях не сообщается, но старую канонерку «Зеле» немцы потопили).

На острове Пасхи эскадра соединилась с «Лейпцигом» и «Дрезденом». Последний за время пути вокруг Южной Америки успел захватить два неприятельских транспорта общим водоизмещением в 8900 тонн. На острове еще не знали о войне, так что немцы там отдохнули, пообщавшись с английскими археологами.

К этому времени союзники уже очистили от немцев западную часть Тихого океана. Кроме того, им удалось перехватить и расшифровать некоторые радиограммы фон Шпее, так что они имели представление о намерениях германского адмирала. Насколько можно судить, британское адмиралтейство вполне устраивало вытеснение немецкой эскадры к побережью Чили, подальше от ключевых точек мировой торговли. Для борьбы с ней была сосредоточена эскадра К. Крэдока: два броненосных крейсера «Гуд Хоуп» и «Монмут», легкий крейсер «Глазго», вспомогательный крейсер «Отранто», броненосец «Канопус». Крэдоку обещали подкрепление в виде крейсера «Дифенс». «Дифенс» действительно прибыл в Южную Америку, но подчинен Крэдоку не был, и 14 октября адмиралтейство направило его в Монтевидео.

Двадцать второго октября эскадра Крэдока покинула Фолклендские острова, на которых базировалась, и направилась к побережью Чили. «Канопус» и в лучшие годы давал не больше 18 узлов, в октябре 1914 года его скорость составляла 12 узлов. Крэдок оставил «Канопус» позади, но на Фолкленды не вернул: старый броненосец медленно следовал за броненосными крейсерами. К первому ноября он отстал на 200 миль.

 

Бой у Коронеля

Эскадры встретились днем 1 ноября. Был свежий ветер, корабли испытывали сильную качку. На палубах легких крейсеров было невозможно стоять.

Оба командующих слышали радиопереговоры друг друга и ожидали боя, но имели о противнике предвзятые представления. Шпее полагал, что охотится на «Глазго», Крэдок рассчитывал поймать «Лейпциг». В 16.25 на «Глазго» заметили дым, и пятнадцатью минутами позже командир британского крейсера идентифицировал «Шарнхорст», «Гнейзенау» и один легкий крейсер, о чем немедленно сообщил своему адмиралу. В 17.00 корабли Шпее опознали «Монмут» и «Отранто». До захода солнца оставалось около двух часов.

В 18.00 немцы опознали «Гуд Хоуп». Эскадры находились в 19 милях друг от друга и шли на юг против волны сближающимися курсами, английские корабли находились мористее германских.

Это имело большое значение: солнце стояло низко над горизонтом, подсвечивало немецкие корабли и слепило немецких комендоров, то есть тактические условия были благоприятны для англичан. В этой ситуации они были заинтересованы начать бой как можно раньше, пока солнце не зашло. Шпее, напротив, должен был ждать заката.

Крэдок не слишком настойчиво пытался сблизиться. Шпее легко парировал эти попытки. Броненосные крейсера обеих сторон имели примерно одинаковую скорость, но «Отранто» отставал. Зачем Крэдоку был нужен вспомогательный небронированный корабль с вооружением из трех 120-мм орудий и ходом в 15 узлов, понять решительно невозможно. В 18.40 Крэдок потребовал от «Отранто» иметь полный ход, на что командир крейсера ответил, что большего хода развить не может.

Солнце зашло, и немецкие корабли оказались в тени высокого чилийского берега, в то время как британские прекрасно выделялись на закатном фоне. Теперь уже Шпее начал сокращать расстояние. Дистанция снизилась до 6,7 мили.

Крэдок еще мог уйти, повернув «все вдруг» на запад и дав полный ход.

В 19.03 немцы открыли огонь, в 19.05 англичане ответили.

По всей литературе указывается, что немецкая эскадра была неизмеримо сильнее английской. В действительности вес немецкого залпа составлял 1972 кг, английского 1316 (1,5:1, по броненосным крейсерам 1,6:1), «Гуд Хоуп» был крупнее, что в штормовом море должно было дать свои преимущества. Так что соотношение сил не подразумевало обязательного разгрома. Другой вопрос, что «Шарнхорст» и «Гнейзенау» были призовыми артиллерийскими кораблями, в то время как экипажи крейсеров Крэдока укомплектовывались резервистами.

Третьим залпом «Шарнхорста» на «Гуд Хоупе» была выведена из строя система управления огнем. Уже в 19.15 положение англичан стало безнадежным. На «Гуд Хоупе» вышла из строя башня главного калибра, начался пожар кордита. На «Монмуте» носовая башня взорвалась, крейсер вышел из строя.

Здравый смысл проявил только командир «Отранто», который, так и не получив от Крэдока никаких разумных приказаний и понимая свою абсолютную бесполезность и беззащитность, в 19.05 резко повернул к западу и скрылся в темноте.

Легкие крейсера обеих сторон перестреливались долго, но безрезультатно – при такой качке их огонь был совершенно недейственным.

Наступала тьма, но английские крейсера горели достаточно ярко. В 19.50 на «Гуд Хоупе» произошел взрыв погребов, и около 20.00 крейсер затонул со всем экипажем. «Монмут» еще держался на воде, хотя полностью утратил боеспособность. «Глазго» в 20.30 последовал примеру «Отранто» и ушел на северо-запад. «Монмут» был добит в упор легкими крейсерами и затонул в 21.28. С него тоже не спасли ни одного человека.

Утром 2 ноября Шпее поднял сигнал: «Одержана блестящая победа, за которую я благодарю и поздравляю команды».

Немецкие корабли получили от двух до восьми попаданий, потери в людях составили 3 человека ранеными. Англичане потеряли два крейсера и 1597 человек.

На мой взгляд, бой у Коронеля не столько выиграл Шпее, сколько проиграл Крэдок. Ошибкой было не отделение «Канопуса» (с ним шансы перехватить противника были строго равны нулю), а желание обязательно оставить у себя «Отранто», что лишило британского адмирала всех шансов начать бой в благоприятных условиях освещения. Но, раз уж это не удалось и вырисовывалась перспектива боя с более сильным противником, имеющим к тому же почти все мыслимые тактические преимущества, Крэдок был обязан разорвать контакт и уходить. И по крайней мере он был должен приказать тому же «Отранто» перестать изображать из себя мишень для легких крейсеров противника.

Бой у Коронеля, 1 ноября 1914 г.

 

Фолклендский бой

После боя эскадра Шпее пришла в Вальпараисо, где получила уголь. Сражение повлияло на настроение чилийцев (и без того занимающих прогерманскую позицию), но не настолько, чтобы избавить их от страха перед Великобританией. Восточноазиатская эскадра решила свою первую оперативную задачу, добралась до Южной Америки, выиграла по пути серьезный бой, но ее перспективы оставались туманными. Шансов прорваться домой через Северное море было немного, тем более, что крейсера Шпее должны были следовать через Атлантику экономичным ходом. Крейсерство у берегов Южной Америки можно было вести довольно долго, но никаких результатов оно не обещало, кроме того, что корабли постепенно пришли бы в негодность.

Шпее принял решение уходить в Атлантику, по пути атаковав Фолклендские острова. «Против» этого решения выступили командиры «Гнейзенау», «Лейпцига» и «Дрездена», «за» были Шпее, его начальник штаба и командир «Нюрнберга», «Шарнхорст» воздержался.

У англичан 30 октября сменился Первый лорд адмиралтейства. Вместо Луи Баттенбергского на высший военно-морской пост вернулся Д. Фишер. Четвертого ноября Фишер и Черчилль узнали о катастрофе при Коронеле. Черчилль тут же предложил послать в южную Атлантику линейный крейсер. Фишер отправил сначала два линейных крейсера («Инвинсибл» и «Инфлексибл»), а затем еще один – «Принцесс Ройял». Одновременно была усилена охрана ключевых точек кораблями второй линии.

Часто пишут, что Фишер шел на большой риск, ослабляя состав «Гранд Флита». В действительности немцы ни при каких обстоятельствах не могли принудить британский флот к бою, поскольку английские корабли всех классов превосходили соответствующие немецкие по скорости. Кроме того, английский флот все же сохранял преимущество в силах, и Фишер не без оснований считал, что, имея 24 дредноута (считая с оставшимися линейными крейсерами) против 18 неприятельских, Джелико обязан выигрывать. Представляется, что Фишер намеренно провоцировал немцев на эскадренный бой. Риск был не так уж велик – у англичан оставался значительный резерв кораблей на дальних театрах плюс готовые войти в строй дредноуты. Желая обязательно навязать противнику эскадренное сражение в момент его наибольшей слабости, немцы неизбежно должны были пожертвовать какими-то тактическими факторами – например, принять бой вблизи британских берегов. А англичанам был очень нужен Трафальгар – и чем скорее, тем лучше…

Стэрди не слишком спешил: покинув Англию 11 ноября, он прибыл в порт Стэнли только утром 7 декабря, по пути присоединив к себе эскадру контр-адмирала Стоддарта в составе шести крейсеров (включая «Глазго», уцелевший после Коронеля). Там его уже ждал «Канопус»: старый броненосец настолько плохо переносил непогоду, что его на всякий случай посадили на мель и превратили в береговую батарею.

Восьмого декабря в 7.50 береговые наблюдатели с «Канопуса» сообщили о появлении с юга двух крейсеров. Линейные крейсера грузили уголь. Погрузку прекратили, крейсера, не дожидаясь приказаний, начали поднимать пары. Но на это требовалось время.

«Нюрнберг» и «Гнейзенау» в 9.25 подошли на дистанцию открытия огня. «Канопус» дал залп. Шпее приказал немедленно уходить на юг. В 10.00 «Гнейзенау», наконец, опознал треногие мачты линейных крейсеров.

Теперь все зависело от погоды, которая в предшествующие дни была крайне неустойчивой – с ветрами и снежными шквалами. Но 8 декабря весь день стояла необычная для Фолклендских островов тихая погода с видимостью до 30 миль.

«Шарнхорст» и «Гнейзенау» в лучшем случае могли развить 18 узлов, линейные крейсера Стэрди давали 24 узла. Что же касается артиллерийского боя, то «Инвинсибл» и «Инфлексибл» имели по 8 орудий калибра 305-мм против такого же количества 210-мм орудий на крейсерах противника. Английские снаряды пробивали броню противника на любых дистанциях, немецкие были бессильны против защиты линейных крейсеров, начиная с дистанции 7 миль.

Шпее сделал все, что мог, попытался спасти хотя бы легкие крейсера, но у англичан было достаточно тактических единиц на всех.

Бой начался в 12.55 и велся на параллельных курсах. «Шарнхорст» затонул в 16.17, «Гнейзенау» в 18.02, в 19.27 «Кент» потопил «Нюрнберг», а в 21.23 «Глазго» и «Корнуолл» отправили на дно «Лейпциг». «Дрезден» ушел, в крейсерстве больше участия не принимал и прятался у западного побережья Южной Америки. Четырнадцатого марта 1915 года он был потоплен (или, скорее, затоплен командой).

Потери немцев в людях составили 1645 человек, включая фон Шпее и обоих его сыновей.

Альтернатива: «битая ничья» при Фолклендах

В принципе история германской Восточноазиатской эскадры безальтернативна, и не случайно Черчилль называл ее «срезанным цветком». Эскадру могли перехватить раньше или позже, но уничтожили бы обязательно. Есть, однако, лежащий «на краю гауссианы» вариант, в котором М. фон Шпее остается неоспоримым победителем, а Стэрди в полной мере получает «воздаяние на грехи».

На момент контакта британские корабли не были готовы выйти в море, по словам командира «Инвинсибла», чтобы дать ход, требовалось примерно два часа. Так и случилось: английские корабли вышли из гавани порта Стэнли около 10 часов утра.

Вход в гавань довольно узкий с еще более узким фарватером и сравнительно небольшими глубинами (10–15 метров). Дав полный ход, «Шарнхорст» и «Гнейзенау» могли подойти ко входу в порт около 9.15. К этому времени они получили бы несколько попаданий, но, судя по проявленной в ходе реального боя живучести, еще сохранили бы ход. Будучи затопленными на фарватере входа в гавань Порта-Стэнли, два броненосных крейсера наглухо блокировали бы порт, при этом германские легкие крейсера ушли бы и продолжили бы крейсерство.

Разумеется, англичане рано или поздно расчистили бы гавань, но нужно иметь в виду, что судоподъемные мощности на Фолклендских островах в тот момент отсутствовали как класс. Так что возвращение «Инвинсибла» и «Инфлексибла» в европейские воды было бы отложено, скорее всего, до весны 1915 года. Кроме того, при гибели кораблей вблизи берега часть экипажей германских крейсеров, несомненно, спаслась бы.

Трудно осуждать фон Шпее за то, что такое самоубийственное решение не пришло ему в голову. Он, конечно, рассчитывал на обычную в этих широтах плохую погоду, а если бы видимость снизилась, «Шарнхорст» и «Гнейзенау», вероятно, смогли бы уйти. Германский адмирал выбрал оптимальный вариант, но стратегическое положение эскадры было настолько безнадежно, что требовались экстраординарные меры.

 

История «Эмдена»

«Эмден», отделившись 13 августа от главных сил восточноазиатской эскадры, направился в Бенгальский залив. Двадцать второго сентября в 21.45 он открыл огонь по городу Мадрас, поджег 5000 тонн нефти и вызвал панику среди европейского населения, которое начало покидать город. После успешного крейсирования в районе Цейлона, Мальдив, архипелага Чагос «Эмден» атаковал Пененг, где потопил русский легкий крейсер «Жемчуг» и французский миноносец «Мушкет».

Об уровне службы на «Жемчуге» свидетельствует тот факт, что команда крейсера спала, командир корабля развлекался на берегу с приехавшей женой, боезапас был убран в погреба, погреба закрыты, и найти ключи от них не удалось. Об уровне службы в порту можно судить по тому, что маяки, входные и створные огни светились, как в мирное время, а патрулировавший вход в гавань французский миноносец принял «Эмден» с фальшивой дымовой трубой за английский крейсер и не поднял тревоги.

«Эмден» потопил «Жемчуг», приблизившись вплотную – с 5 кабельтовых артиллерийским огнем и двумя торпедами.

После Пенанга «Эмден» атаковал Кокосовые острова, где 9 ноября был перехвачен значительно более сильным крейсером «Сидней» и потоплен, экипаж взят в плен.

За время крейсерства «Эмден» захватил 23 торговые судна водоизмещением 70 825 тонн. Историками и современниками отмечалось строгое соблюдение законов и обычаев войны на море командой и командиром крейсера, гуманное отношение к пленным. В результате действий крейсера не погиб ни один человек из числа команд и пассажиров захваченных торговых судов.

В качестве особой почести выжившие члены экипажа и их потомки получили право добавить слово «Эмден» к своим фамилиям. Сам крейсер был награжден Железным крестом, в его честь было названо 4 корабля, корабль стал героем пяти немецких и одного английского фильма.

Карл фон Мюллер (16 июня 1873 года – 11 марта 1923 года)

Родился в Ганновере, в семье полковника. После учебы в гимназии в Ганновере и Киле поступил в военную академию, но в 1891 году перевелся во флот. В октябре 1894 года в звании лейтенанта получает должность связиста на броненосце «Баден». Служил на канонерской лодке «Швальбе» в Восточной Африке, заразился там малярией. Затем – в Германии в должности второго артиллерийского офицера броненосца «Кайзер Вильгельм», позднее офицер штаба Генриха Прусского.

В декабре 1908 года получил звание корветтен-капитана, с 1913 года командир крейсера «Эмден». Получил известность за инициативу и умение, проявленные при обстреле мятежных фортов на реке Янцзы в Нанкине, награжден орденом Короны 3-го класса с мечами.

Инициатор крейсерских операций в Индийском океане. С 9 ноября 1914 года в британском плену. В 1917 году возглавил попытку побега 21 пленного через тоннель, был пойман и подвергнут одиночному заключению. В октябре 1918 года в связи с болезнью репатриирован в Германию.

Несмотря на возражения со стороны главы германского военно-морского кабинета, Мюллер был награжден орденом Pour le Mérite и произведён в капитаны первого ранга. В начале 1919 года он вышел в отставку по причине плохого здоровья и поселился в Бланкенбурге. Он вежливо отказывался написать книгу о своей службе и подвигах. Скончался от малярии.

Действия Восточноазиатской эскадры М. фон Шпее Июль—декабрь 1914 г.

 

История «Кёнигсберга»

Как уже говорилось, «Кёнигсберг прибыл в Дар-эс-Салам только 6 июня. Внушительный по колониальным меркам корабль произвел впечатление на туземцев, которые окрестили его «воином с тремя трубками». В последующие недели активно демонстрировал флаг в танзанийских портах, 31 июля, еще до объявления войны, вышел в рейдерство и 5 августа подошел к Адену. На следующий день «Кёнигсберг» захватил британский транспорт «Сити оф Уинчестер» и отправил его на дно.

Капитан германского угольщика «Сомалия», хорошо знающий Восточную Африку, предложил спрятать крейсер в дельте реки Руфиджи (200 км к югу от Дар-эс-Салама). Третьего сентября «Кёнигсберг» начал подниматься вверх по реке, а 20-го числа неожиданно вышел из засады и потопил старый британский крейсер «Пегасус» (1899 г., 2780 тонн, 8×102-мм). На этом все, собственно, и закончилось. «Кёнигсберг» вернулся в реку Руфиджи, а англичане блокировали дельту реки.

Со временем большая часть моряков заболела малярией и рядом других тропических болезней. Заканчивался уголь, медикаменты, боеприпасы. Можно было спокойно ждать капитуляции «Кёнигсберга», тем более что часть команды, сняв с крейсера вооружение, сошла с корабля и влилась в отряд П. Леттов-Форбека, ведущий полупартизанскую войну в Восточной Африке.

Англичане, однако, притащили в Танзанию два речных монитора, которые 11 июля 1915 года добили немецкий крейсер.

 

История «Карлсруэ»

На начало войны крейсер находился в Карибском море, сразу же приступил к рейдерству, которое могло закончиться уже 6 августа, когда «Кёнигсберг» был перехвачен «Бристолем» и «Суффолком». Однако «Суффолк» отстал, а «Бристоль» потерял немецкий корабль в сгустившихся сумерках.

Далее «Карлсруэ» действовал в южной Атлантике к северо-востоку от Бразилии, захватил 17 судов общим водоизмещением 76 609 тонн. Боевых столкновений не имел, но 4 ноября неожиданно погиб от внутреннего взрыва, причины которого остаются неустановленными, погибло 262 человека. По мнению второго артиллериста крейсера, произошло разложение и самовозгорание пороха. Эта причина выглядит вполне правдоподобной, тем более что служба крейсера проходила в тропиках, но нужно учесть, что в Германии практически не было случаев гибели кораблей от разложения пороха.

 

Вспомогательные крейсера

Из четырех крупных лайнеров, оказавшихся в конце июля 1914 года в Нью-Йорке, активнее всех действовал «Кронпринц Вильгельм». Шестого августа он встретился с «Карлсруэ», откуда взял часть команды и два 88-мм орудия. Задолго до того, как была закончена перегрузка угля и боезапасов, появился «Саффолк». Немецкие корабли немедленно расцепились и пошли в разные стороны, причем «Кронпринц» развил 24 узла, что было больше, чем на испытаниях. Как уже отмечалось, «Карлсруэ» также удалось уйти.

Несмотря на очень слабое вооружение, «Кронпринц» оказался исключительно удачливым рейдером, которому за 254 дня удалось захватить 15 судов общим тоннажем 60 522 тонны стоимостью свыше 30 миллионов золотых марок. Среди захваченных рейдером девятисот пленных был французский министр с супругой и важными документами.

Одиннадцатого апреля 1915 года «Кронпринц Вильгельм» прибыл в Ньюпорт-Ньюс, где был интернирован американскими властями. После вступления США в войну лайнер был захвачен американцами, переименован в «Фон Штойбена» и стал войсковым транспортом на службе у военного противника. Та же судьба постигла остальные интернированные суда: «Фатерланд» превратился в «Левиафана», «Кайзер Вильгельм II» в «Агамемнона», «Кронпринцесса Сесилия» в «Маунт Вернон».

«Кайзер Вильгельм дер Гроссе», бывший обладатель «Голубой ленты Атлантики» и один из самых знаменитых германских лайнеров, был переоборудован в рейдер дома, получил шесть 105-мм орудий и 4 августа начал крейсерство, захватил 2 неприятельских парохода, столько же отпустил как некомбатантов. Двадцать шестого августа во время угольной погрузки «Большой Кайзер» был обнаружен старым крейсером «Хайфлайэр» и безо всякого труда потоплен.

Наконец, 14 сентября у острова Тринидад случилось единственное за всю войну событие – артиллерийский бой двух наскоро переоборудованных пассажирских лайнеров. Английская «Кармания» пустила ко дну немецкий «Кап Трафальгар».

 

Судьба колоний

Германские океанские колонии, начиная с Циндао и заканчивая Восточными Соломоновыми островами, были быстро захвачены Японией (Циндао, Марианские острова, Каролинские острова и Маршалловы острова), Австралией (Земля Кайзера Вильгельма, Архипелаг Бисмарка и Науру), Новой Зеландией (Самоа).

В Африке англичане захватили Того уже в августе. Намибию они взяли, как только до нее дошли руки (это случилось летом 1915 года), а Камерун – годом позже. Леттов-Форбек в Танзании и Мозамбике вел свои партизанские действия до конца войны, но значения это не имело ровно никакого: уже к началу сентября 1914 года колонии были полностью отрезаны от метрополии и просто ожидали своей очереди быть оккупированными.

 

Итоги крейсерской войны

В большинстве источников действия германских крейсерских эскадр оцениваются очень высоко. Они действительно сюжетны, киногеничны и производят впечатление. Однако формальный подсчет приводит к совершенно противоположным выводам.

В ходе крейсерской войны немцы потеряли два броненосных и шесть легких крейсеров, не считая вконец устаревших «Гайера», «Корморана» австрийского «Кайзерин Элизабет», два эсминца и семь канонерских лодок. Было потоплено два и интернировано (впоследствии захвачено противником) четыре вспомогательных крейсера.

Со своей стороны союзники потеряли два броненосных крейсера и три легких, считая утративший всякое боевое значение «Такатихо». При этом германский флот лишился своих лучших артиллеристов и моряков, в то время как все потери союзников пришлись на корабли третьей и четверной линий.

Все рейдеры, вместе взятые, захватили 60 торговых судов противника общим тоннажем около 225 000 тонн. Эти потери были частично компенсированы за счет судов, интернированных в США (свыше 100 000 тонн). Таким образом, суммарный эффект от действий всех германских рейдеров, вместе взятых, составил 125 000 тонн водоизмещения.

Общий британский тоннаж на 1914 год составил 11 538 000 тонн, не считая колоний, которые располагали судами объемом еще в 902 000 тонн. Плюс свыше миллиона тонн у Франции и у Японии. Итого 14,5 миллиона тонн, не считая нейтрального тоннажа, который в условиях английской блокады также работал на Антанту.

Таким образом, общий итог крейсерской войны за период генерального сражения можно оценить в 8,6 промилле, что весьма близко к нулю.

 

Северное море

 

В Северном море противники действовали в соответствии с генеральной диспозицией: английская блокада и контрблокадные действия Германии.

Англичане 27 октября потеряли линкор «Одэйшес», который подорвался на одной мине из числа выставленных минным заградителем «Берлин». Повреждение ограничивалось одним отсеком, не затрагивало водонепроницаемых переборок, но «Одэйшес» был новым кораблем, организация службы на нем оставляла желать лучшего, к борьбе за живучесть экипаж готов не был, в результате через 12 часов дредноут затонул.

Еще раньше упрямство Стэрди, постоянно посылающего в дозор старые боевые корабли без охранения легкими силами, привело к гибели в одной атаке сразу трех английских броненосных крейсеров («Хог», «Абукир», «Кресси»). Двадцать второго сентября они были потоплены подводной лодкой U-9 под командованием О. Веддигена, погибло 1459 человек. Пятнадцатого октября тот же Веддиген утопил бронепалубный крейсер «Хок» (1891 г. постройки).

Со своей стороны англичане 28 августа, в самый напряженный момент германского преследования на Западном фронте (сюжет четвертый), атаковали немецкие дозоры в Гельголандской бухте.

 

Гельголандский бой

Формально набеговые действия были предприняты, для того чтобы отвлечь немцев от высадки десанта из 3000 морских пехотинцев в Остенде. В действительности командование Гранд-Флита планировало серьезную и рискованную операцию против передовой базы неприятеля.

В районе Гельголанда стоял туман, поэтому противники не видели друг друга, и боевые столкновения развертывались неожиданно и непредсказуемо для обеих сторон.

Около 5 часов утра подводная лодка Е-7 атаковала германский эсминец. Немецкий корабль уклонился от торпед и доложил о нападении командующему 1-й разведывательной группой адмиралу Хипперу. Хиппер выдвинул в море 5-ю флотилию эсминцев, которая около 7.00 обнаружила английский легкий крейсер «Аретьюза» в сопровождении 4 эсминцев. Миноносцы начали отходить к берегу, им на помощь вышли немецкие легкие крейсера «Штеттин» и «Фрауэнлоб».

Примерно в это же время легкий крейсер «Фирлесс» с 1-й флотилией эсминцев атаковал германский эсминец V-187. Тот попытался уйти, но был пойман еще двумя британскими крейсерами («Ноттингем» и «Лоустофт») и потоплен.

Немцы вводили корабли в бой по мере их выхода из гавани (стояла малая вода). «Штеттин» завязал бой с «Аретьюзой» и «Фирлессом», подошел «Майнц», затем «Кёльн» и «Ариадне».

В этих условиях адмирал Битти, командующий группой линейных крейсеров, принял решение немедленно идти в Гельголандскую бухту, несмотря на риск нарваться на минное заграждение или завесу подводных лодок.

Появление кораблей Битти стало переломом в ходе сражения. Немецкие потери были очень значительны: легкие крейсера «Кёльн», «Майнц» и «Ариадне», эсминец V-187 и более 1000 человек. Англичане потерь в кораблях не имели (хотя «Аретьюзу» и «Лорел» пришлось вести домой на буксире), погибло 32 человека, 52 моряка были ранены.

Битти принял на себя ответственность за огромный риск – и выиграл. Это подняло настроение во всем британском флоте.

Что же касается немцев, то кайзер запретил выход в море флота и даже отдельных крейсеров без его личного разрешения. Линия дозоров была отнесена к береговым батареям.

В период кризиса генерального сражения, когда любая песчинка могла склонить чашу весов в ту или другую сторону, германский флот был обречен на полное бездействие.

 

Бой у Доггер-Банки

Хиппер добился разрешения на возобновление активных действий только в начале ноября, когда уже закончился «Бег к морю» и немецкое командование на Западе сделало свою последнюю ставку, сосредоточив во Фландрии «новые корпуса» (сюжет седьмой). Третьего числа эскадра линейных крейсеров обстреляла Ярмут. Никакого результата это не дало, но, по крайней мере, корабли благополучно возвратились домой. Шестнадцатого декабря Хиппер повторил операцию. На этот раз обстрелу подверглись Хартпул, Скарборо и Уитби. Немцы выпустили по городу и порту 1150 снарядов, убив 86 мирных жителей, в том числе 15 детей, 424 человека были ранены. На отходе крейсера Хиппера едва не были перехвачены британскими эскадрами Битти и Уоррендера, которые, в свою очередь, могли наткнуться на весь Флот Открытого Моря под командованием Ингеноля. Но ни той, ни другой встречи не произошло, о чем потом с большими или меньшими основаниями сожалели командующие обеих сторон.

Двадцать третьего января 1915 года Хиппер уговорил Ингеноля провести еще одну набеговую операцию. На этот раз английская военно-морская разведка четко ориентировала свое командование, и на рассвете 24-го числа Битти перехватил эскадру Хиппера. Немецкие линейные крейсера легли на обратный курс. Битти начал преследование, приказав своим кораблям иметь ход 29 узлов, больший, чем английские крейсера дали на испытаниях.

В 8.52 «Лайон» открыл огонь.

Везение играет большую роль в морском бою, и Битти откровенно везло в этот день. В 9.43 снаряд с «Лайона» пробил барбет кормовой башни главного калибра «Зейдлица». Пламя охватило 6 тонн кордита. Но порох горел, а не взрывался. Тем не менее две башни выгорели полностью, мгновенно погибло 159 моряков. От взрыва крейсер спас главный старшина, который голыми руками повернул раскаленные докрасна клапаны затопления.

К 10 часам утра броненосный крейсер «Блюхер» начал отставать.

В 10.30 он получил роковое попадание – в горизонтальный коридор под броневой палубой, служивший для подачи снарядов в две передние башни. Воспламенились все снаряды в коридоре, огонь перекинулся в башни, которые, как и на «Зейдлице», сгорели дотла вместе со всеми людьми. Но худшим было даже не это: коридор использовался для проведения важнейших внутренних коммуникаций. Рулевое управление, машинный телеграф, система управления огнем вышли из строя. В довершение взрыв повредил главный паропровод, и скорость «Блюхера» упала до 17 узлов.

К 10.50 «Лайон», флагманский корабль Битти, вышел из строя, его ход упал до 15 узлов, вышли из строя все динамо-машины, и крейсер потерял связь. Битти флажными сигналами приказал «атаковать хвост колонны противника», но младший флагман контр-адмирал Мур понял его буквально, и английские линейные крейсера навалились на отставший «Блюхер», прекратив преследование главных сил эскадры Хиппера.

Битти писал позже: «Разочарование того дня таково, что мне невыносимо думать об этом. Все думают, что нам сопутствовал громадный успех, но на самом деле это был чудовищный провал. Я уже думал, что мы возьмем всех четырех, и мы должны были взять всех четырех. Нет никакого сомнения, что мы бы их побили. Еще полчаса, и мы бы их прикончили, но старый «Лайон» не выдержал».

Хипперу пришлось бросить «Блюхер» на произвол судьбы. В 12.13 броненосный крейсер, получив 7 торпед и около 100 попаданий тяжелых снарядов, перевернулся и затонул.

Потери англичан составили 14 убитых и 29 раненых, немцы потеряли 954 убитыми и утонувшими, 189 пленными и 80 человек ранеными.

У англичан после боя был отстранен от командования Мур – его отправили командовать 9-й эскадрой крейсеров, базировавшейся на Канарские острова. На германской стороне Ингеноля заменили на фон Поля, а Вильгельм II на всякий случай запретил флоту выходить в море без его личного разрешения далее чем на 100 миль.

Этот морской бой можно рассматривать как последний по времени эпизод грандиозного генерального сражения Первой мировой войны.

 

Итоги генерального сражения на море

Союзниками потеряны следующие корабли:

ЛК «Одашес».

Броненосцы «Булварк» (26.11.1914, внутренний взрыв), «Фомидегебл» (1.1.1915, потоплен германской ПЛ).

Броненосные крейсера «Гуд Хоуп», «Монмут», «Хог», «Абукир», «Креси», «Паллада» (российский Балтийский флот).

Легкие и бронепалубные крейсера «Амфион» (6.8.1914, подорвался на мине), «Патфайндер» (5.9.1914, потоплен германской ПЛ), «Гермес» (31.10.1914, потоплен германской ПЛ), «Хок», «Жемчуг» (Россия), «Такатихо» (Япония); «Пегасус».

Итого: 1 линкор, 2 броненосца, 6 броненосных крейсеров, 7 легких крейсеров (большинство – совершенно устаревшие).

Центральными державами потеряны следующие корабли:

Броненосные крейсера «Блюхер», «Шарнхорст», «Гнейзенау», «Фридрих Карл».

Легкие и бронепалубные крейсера: «Хела» (13.9.1914, потоплен британской ПЛ), «Ариадне», «Майнц», «Кёльн», «Кёнигсберг», «Карлсруэ», «Нюрнберг», «Лейпциг», «Данциг», «Эмден», «Дрезден», «Магдебург», «Кайзерин Элизабет» (Австро-Венгрия), «Корморан», «Гайер».

Итого: 4 броненосных крейсера, 15 легких крейсеров (11 новых, 4 устаревших).

Потери сторон почти равны, если, конечно, не считать «Одашеса» – единственного корабля первой линии, погибшего за время генерального сражения. Его гибель, конечно, была для англичан серьезной потерей, но она была компенсирована вступившими в строй кораблями. Соотношение сил на море к концу генерального сражения изменилось в пользу союзников.

По окончании генерального сражения в распоряжении Центральных держав оставалось Мраморное море и зона Проливов, Адриатическое море, германское побережье Северного моря, район Гельголанда. Оспаривалось господство в Балтийском, Черном и Северном морях. Весь остальной Мировой океан безраздельно принадлежал союзникам.

Если Центральные державы и имели какой-то план войны на море, то он был полностью сорван.

 

В наш компьютерный век даже после футбольного матча принято указывать статистические данные: процент владения мячом, удары в створ ворот, угловые, офсайды, фолы, средняя дистанция, которую пробежали игроки, и т. д. Думается, что таким же статистическим комментарием следует завершить рассказ о генеральном сражении Первой мировой войны.

Прежде всего подведем общий итог: Антанта выиграла генеральное сражение, а Центральные державы его проиграли. Германия не сумела выполнить план Шлиффена: разгромить Францию и вывести ее из войны. Это обрекало Центральные державы на бесперспективную для них затяжную войну на несколько фронтов. Практически после Марны германская коалиция могла выиграть только за счет грубейших ошибок противника или каких-то иных чудес.

Если рассматривать победу в войне по Лиддел-Гарту, то есть как мир, лучший, нежели довоенный, хотя бы только с вашей точки зрения, то к концу генерального сражения Австро-Венгрия, Турция, Франция и Великобритания утратили все надежды на победу, у Германии и России оставались сугубо теоретические шансы, у Бельгии, Сербии и Японии еще были какие-то практические возможности – получить выгодный для себя мир в случае военного успеха Антанты.

Для Австро-Венгрии все надежды на победу перечеркнула Галиция, а на приемлемый для Империи мир – Шабац. Двуединая монархия была социально нестабильным государственным образованием, и поражение от Сербии, державы третьего эшелона, ставило на повестку дня ее распад – тем более что смерть Франца-Фердинанда зачеркнула единственную внятную политическую проектность в стране.

Для Турции государственную катастрофу означало поражение под Сарыкамышем и утрата инициативы в войне. Затяжная война давала Великобритании время развернуть против нее подавляющие силы армии и флота. В текущей Реальности Оттоманская империя продержалась до 1918 года только потому, что и Россия, и Англия занималась ею «по остаточному принципу».

Франция слишком много вложила в эту войну. Длительное военное напряжение, в том числе финансовое, огромные человеческие потери, разрушения на оккупированных территориях, – все это было не окупить возвращением Эльзаса и Лотарингии и молебном в Страсбургском соборе. В известном смысле для Франции Первая мировая война так и не закончилась до сих пор.

Великобритания могла подтвердить свою мировую гегемонию только быстрой и решительной победой, причем главную роль в этой победе должен был сыграть флот. Иначе говоря, Англии был нужен новый Трафальгар. За период генерального сражения Трафальгар не случился, что означало стратегическое поражение Великобритании вне зависимости от формального итога войны.

Теоретические шансы Германии определялись тем, что любой компромиссный мир, в том числе знаменитый ленинский « мир без аннексий и контрибуций », фиксировал ее способность практически в одиночку сражаться против всего мира. Но, конечно, нельзя было всерьез рассчитывать, что страны Антанты потеряют волю к борьбе, а германская дипломатия сумеет осмысленно этим воспользоваться.

Теоретические шансы России были связаны с тем, что у нее еще оставалось немного времени на достижение решительной победы над Австро-Венгрией и Германией, после чего империя могла надеяться на преодоление своей технологической и инфраструктурной отсталости за счет германских репараций. Но, во-первых, этого времени было уже очень мало, а во-вторых, после установления позиционного фронта на Западе Германия могла сосредоточить на Востоке превосходящие силы.

Если рассматривать победу именно как военный успех, приведший к капитуляции противника, то все шансы были на стороне стран Антанты – Великобритании, Франции, России. Германия могла надеяться только на чудо, у Австро-Венгрии и Турции не было и такой надежды.

 

Генеральное сражение: окончательный счет

Интересно формально оценить усилия воюющих сторон (и отдельных людей) в ходе генерального сражения. Такая оценка, конечно, весьма условна, но никак не более условна, нежели всевозможные «рейтинги», «KPI», «Доу-Джонсы» и «Никкеи».

Припишем каждой стороне 1 балл рейтинга за ординарную военную победу армейского масштаба, овладение важной крепостью или позицией, за ординарную победу на море. Победа оперативного масштаба: успешное сражение на уничтожение крупных сил противника, операция, оказавшая воздействие на другие театры военных действий, оценивается в 2 балла. Стратегический успех дает 3 балла рейтинга.

Если в сражении участвовали несколько армий (Марна, Приграничное сражение), рейтинги суммируются.

Обращает на себя внимание катастрофическое поражение Центральных держав на политическом «фронте». Они проиграли все, что только можно было проиграть. Германия и Австро-Венгрия взяли на себя инициативу в развязывании войны. Германия объявила ее России (причем умудрилась вручить два варианта ноты, и в обоих объявлялась война) и Франции, нарушила границы Люксембурга и Бельгии, предъявила Бельгии совершенно неадекватный ультиматум. Великобритания получила балл, поскольку вступила в войну «только и исключительно ради защиты нейтралитета Бельгии» – с учетом англо-германских экономических и морских противоречий такую политическую игру следует назвать виртуозной. Бельгия вышла из кризиса субъектом мировой политики, что должно оцениваться как очень крупный успех.

Высокий балл Гельголанда объясняется тем, что это сражение, состоявшееся в очень тяжелый для союзников момент, когда англо-французские армии повсеместно отступали и шансы на перелом событий казались ничтожными, сильно подняло настроение в странах Антанты. Собственно, на этот момент Гельголанд был единственной осязаемой победой союзников. Чисто формально бой позволил союзникам свободно действовать у побережья Фландрии и оказать помощь Антверпену. Таким образом, Гельголандский бой получил оперативное значение.

Из трех баллов, поставленных Германии за прорыв эскадры Сушона в Константинополь, один – это за сам, собственно, прорыв, второй – за оперативное воздействие, выразившееся в задержке переброски сил из Алжира во Францию, третий – за стратегический эффект, который принесло вступление Турции в войну.

Фолкленды оценены в два балла, поскольку в этом бою были одержаны две победы – над броненосными крейсерами Шпее и над германскими легкими силами, уничтоженными частью сразу после сражения, частью («Дрезден») позднее.

Морская блокада Германии означала проблемы с продовольствием и военным снаряжением, приводила Германию к борьбе с экономикой всего мира и, кроме того, означала неизбежную потерю всех колоний. Этот результат, достигнутый в борьбе флота против флота (а не в результате действий отдельных эскадр), оценен мною в 5 баллов рейтинга.

Великобритания выиграла войну на море со счетом 12–8, причем из 3 из 8 баллов Германия получила, в общем, случайно: ни один разумный командующий не мог рассчитывать на оперативный и стратегический эффект действий эскадры, состоящей из одного линейного и одного легкого крейсера.

Здесь все высокие оценки связаны с аддитивностью: и Пограничное сражение, и Марна, и Эна, и река Лис, и Фландрия – это несколько армейских сражений.

Бельгия получила баллы за своевременный уход армии в Антверпен и за еще более своевременный прорыв армии из Антверпена к Диксмюнду.

Обращает на себя внимание, что, несмотря на Марну, Германия все же выиграла генеральное сражение на Западном фронте со счетом 23–17.

Гумбиенское сражение привело к важному оперативному результату – переброске гвардейского резервного и 11-го германских корпусов на Восточный фронт, поэтому оно оценено в две единицы рейтинга. В ходе сражения под Танненбергом 2-я русская армия оказалась разгромленной, причем значительная часть ее попала в окружение, план русской Ставки был сорван. Это стратегический результат, и конечно, справедливо то особое отношение к Людендорфу и Гинденбургу, которое появилось после Танненберга в германской и австрийской армиях.

Сражение под Томашевом обе стороны вправе занести себе в актив, что и отмечено в рейтинге. В Городокское сражение получил свои баллы по аддитивности и в знак высокой оценки марш-маневр Ауффенберга.

Австро-венгерские войска получили балл за отражение штурма Перемышля 7 октября и контрнаступление 8–9 октября. Российская армия – за сохранение блокады Перемышля в ходе рокировки армий на Среднюю Вислу и, в конечном итоге, за его взятие (крепость была сдана 22 марта 1915 года, то есть после окончания генерального сражения, но эта капитуляция была предрешена еще в октябре 1914 года).

В сумме за Галицийскую битву (без Перемышля) Австро-Венгрия получила 3 единицы рейтинга, а Россия – 7.

Варшавско-Ивангородское сражение получило баллы по аддитивности, как сложная операция, вовлекшая в свою орбиту несколько армий. Лодзинское сражение – отчасти по этой же причине, отчасти как оценку великолепных действий Людендорфа, Макензена, Плеве.

Общий счет генерального сражения на Восточном фронте 16–12 в пользу Российской империи, но я бы не рискнул сказать, что Россия его выиграла. Здесь все гораздо сложнее. На российско-германском фронте небольшое преимущество немцев: 8–7, но на австрийском – полный разгром Австро-Венгрии: 9–4. Так что Австро-Венгрия (и Центральные державы как коалиция) проиграли Восточный фронт, но частный поединок России и Германии закончился, в общем, вничью.

На Южном фронте Центральные державы сумели набрать всего 1 балл и проиграли генеральное сражение со счетом 5–1. Высокая оценка Сарыкамыша объясняется стратегическими и геополитическими последствиями этого сражения.

Суммируем результаты:

Итак, Антанта выиграла у Центральных держав со счетом 55–44, или, меняя «баскетбольную» нормировку на «хоккейную»: 5–4. Обращает на себя внимание, что на главных театрах военных действий – Западном и Восточном – Центральные державы даже добились некоторого преимущества: 35–33. Но они уступили на море, полностью проиграли на периферийных южных фронтах и потеряли все, что возможно, в политической сфере.

Интересно посмотреть результаты отдельных стран, в том числе как функцию времени (нарастающим итогом, воздействие английской блокады отнесено равномерно ко всем этапам борьбы):

Приведем для полноты общий счет по странам-участницам конфликта:

Из этой таблицы видно, что Германия получила больший рейтинг, чем идущие в таблице следом за ней Россия и Великобритания, вместе взятые. Поэтому любой компромиссный мир воспринимался бы как неоспоримое свидетельство превосходства германской военной машины.

Россия очень хорошо провела генеральное сражение, набрав второй рейтинг за счет крупных побед в Галицийской, Варшавско-Ивангородской и Сарыкамышской операциях. Великобритания заняла третье место в основном благодаря отнюдь не блестящей, но очень полезной боевой работе Королевских военно-морских сил.

Вообще говоря, вопреки распространенным легендам, российская армия и британский флот очень хорошо проявили себя в генеральном сражении Первой мировой войны.

Франция получила приличествующей великой державе рейтинг за счет одного сражения, которое справедливо называют «Чудом на Марне».

Ритмы генерального сражения хорошо прослеживаются на разностном графике:

Первая мировая война подчинялась законам больших чисел. В ней сражались государственные и военные машины, армии и народы, инфраструктуры и промышленные предприятия. Тем не менее и в этой войне бывали ситуации, когда вопрос победы или поражения решали отдельные люди, и многие рейтинговые баллы по справедливости должны носить личный характер.

Здесь с пятью баллами лидирует Э. фон Людендорф, роль которого в генеральном сражении велика: Льеж, Танненберг, борьба за «Польский балкон».

Совершенно уникальна бельгийская ситуация – все рейтинговые очки, полученные страной, в сущности, заработал король Альберт. Он принимал все принципиальные решения в ходе Сараевского кризиса: мобилизация бельгийской армии, отклонение германского ультиматума, взрыв мостов на Маасе. Он своевременно отвел бельгийскую армию в Антверпен. Он еще более своевременно вывел ее из крепости и привел к левому флангу союзников, где бельгийские войска сыграли немаловажную роль в остановке последнего немецкого наступления.

Адмирал В. Сушон лично заработал германскому военно-морскому флоту три единицы рейтинга: сам по себе прорыв в Дарданеллы, рейд к Алжиру, вступление Турции в войну.

Две единицы рейтинга получили адмирал Д. Фишер за посылку «Инвинсибла» и «Инфлексибла» к Фолклендским островам, адмирал Д. Битти за решение идти со своими линейными крейсерами в «осиное гнездо» Гельголанда, корветтен-капитан К. Мюллер за крейсерские операции «Эмдена» в Индийском океане, включая бой у Пенанга.

Из командующих армейского уровня две единицы рейтинга заслужили П. Плеве (Галицийская и Лодзинская операции), М. Ауффенберг (сражение у Томашева и марш-маневр 4-й армии к городокской позиции), Ф. Фош (оборона Сен-Гондских болот и сражение во Фландрии), Н. Юденич (Сарыкамыш). Столько же баллов получил командир 7-го резервного корпуса Цвель – за быстрое овладение Мобежем и битву на Эне.

По одному баллу следует начислить Р. Путнику за начальный период Белградской операции, В. Горбатовскому за Томашевское сражение, и четырем французским генералам – Ж. Жоффру, Ж. Галиени, Ф. д’Эспери, М. Саррайлю – за Марну.

Заметим, что «Чудо на Марне» носит очень личный характер: все баллы, полученные Францией за эту знаменательную победу, связаны с личной активностью отдельных людей, каждый из которых сделал больше, чем требовал от него долг.

 

Статистика генерального сражения

Общая длительность генерального сражения составила 180 суток, считая от обстрела Белграда 29 июля до сражения у Доггер-банки 24 января.

Самой короткой была кампания на Кавказском фронте – 64 дня, из них активных боевых действий 28 дней. На Западном фронте генеральное сражение продолжалось 105 дней (все активные), на Восточном – 136 дней (120 активных), на Балканском 140 дней (все активные).

Немцы владели инициативой на Западном фронте 84 дня (80 % времени), союзники 21 день. На Восточном фронте немцы владели инициативой 66 дней (55 %), русские 54 дня. На австрийском фронте с 23 августа по 11 сентября происходило встречное сражение, то есть велась борьба за инициативу. Далее, исключая короткие австрийские контрудары, инициативой владели русские войска.

На Балканском фронте инициатива почти все время была в руках австрийцев (103 дня, 73,5 %), но стратегического успеха на ТВД добились сербы, которые наступали только 37 дней.

На Кавказском фронте инициатива принадлежала туркам только 7 дней (25 % от времени активных действий).

Уровень ожесточенности генерального сражения можно оценить даже по нашему условному счету 55–44. Напомним, что один балл рейтинга дается за победу в ординарном сражении армейского масштаба. Иными словами, за 180 дней сражения произошло 99 «эквивалентных боев», сравнимых с крупнейшими битвами предшествующих эпох, такими как Седан или Мукден. Конечно, эта цифра завышена, поскольку включает оценку «политического такта» великой войны и некоторые сравнительно мелкие, хотя и значимые, морские бои, но некоторое представление о накале генерального сражения она дает.

Число задействованных сторонами дивизий источники оценивают по-разному, в зависимости от того, как считаются отдельные части и бригады, какие поправки вводятся на структуру дивизий (например, учитывается ли перегруженность русских дивизий батальонами), как считается кавалерия. Возможна, например, такая оценка (по Турции и Великобритании учитываются только соединения, принявшие участие в генеральном сражении):

«В среднем» за период генерального сражения Антанта выставила 194 счетных дивизии, а Центральные державы 185 (1,05:1). Увы, эта таблица не учитывает качества турецких и некоторых австро-венгерских дивизий.

Данные по потерям, естественно, «плывут» намного сильнее, чем по дивизиям. Не вдаваясь в длительную дискуссию, укажем несколько относительно правдоподобных цифр:

Потери германской армии за генеральное сражение составляют от 980 до 1070 тысяч человек, то есть около одного миллиона человек, 35 % считаются безвозвратными, что составляет около 350 тысяч.

Австро-Венгрия на русском и сербском фронте потеряла 950 тысяч человек, при той же норме безвозвратных потерь – 330 тысяч.

Потери 3-й турецкой армии исчисляются от 90 до 120 тысяч человек, то есть около 100 тысяч. С учетом погодных условий можно полагать, что не менее 60 тысяч человек составляют безвозвратные потери.

Общий «счет мясника» Центральных держав 2050 тысяч человек, из которых 740 тысяч – безвозвратные потери.

Потери России по разным источникам составляют от 930 тысяч до 1275 тысяч человек (по-видимому, данные в действительности отнесены к разным промежуткам времени – минимальная к началу января 1915 года, максимальная – к концу апреля). За период генерального сражения потери, по-видимому, можно оценить в 1,1 миллиона человек. Процент безвозвратных потерь в 1914 году – самый низкий среди воюющих стран, а в 1915 году – самый высокий. Вероятнее всего, часть безвозвратных потерь 1914 года вошли в статистику 1915 года. Средневзвешенная оценка дает 45 % безвозвратных потерь, или около 500 тысяч человек.

Французские источники единодушно указывают потери в 1108 тысяч человек, 400 000 безвозвратных. Потери английских войск составляют от 102 до 108 тысяч человек, средневзвешенная оценка – 105 тысяч, очень велики относительные безвозвратные потери – 50 тысяч человек.

Потери Японии меньше общей погрешности. Данные по Сербии и Бельгии очень сильно расходятся. В большинстве источников указывается, что безвозвратные потери Бельгии за всю войну составляют около 50 тысяч человек. Вообще говоря, трудно предположить, что бельгийцы потеряли значительно меньше англичан. Оценим их полные потери в 100 тысяч человек, безвозвратные – в 35 тысяч. Потери сербов вообще указываются от 50 тысяч до миллиона (что явно абсурдно). Исходя из численности армии и характера боевых действий, можно согласиться с распространенной оценкой в 130 тысяч человек, 60 тысяч – безвозвратные потери.

Общие потери Антанты составляют 2545 тысяч человек, безвозвратные – 1045 тысяч человек.

Соотношение потерь Антанты к потерям Центральных держав составляет 1,24 (по безвозвратным даже 1,4). Думаю, мы не очень погрешим против истины, предположив, что, в очень хорошем приближении, союзники теряли в генеральном сражении четырех выведенных из строя солдат на каждых 3 «снятых с доски» австро-германцев.

 

Хронология генерального сражения и синхронистические схемы

Общий ход генерального сражения хорошо иллюстрируется следующей схемой:

Логические, причинно-следственные связи операций выглядят следующим образом:

Взаимные переброски между театрами военных действий:

Связи операций на Западном и Восточном фронте:

Обратим внимание на то, что рисунок операций на Восточном фронте в целом повторяет Западный с отставанием примерно на 7 дней.

 

Первой мировой войны***(при участии С. Шилова)

Оперативная обстановка внезапно осложнилась, – говорил тоун Джаллав, – причем на нескольких уровнях одновременно. Особые опасения внушают уровни Вав, Зайин и Хетт, где события развиваются по образцу «Припарийской катастрофы», но в значительно большем масштабе. Уже очевидно, что процесс охватывает все три уровня, локализуясь в каждом из них на площади от одного до трех миллионов квадратных миль. «Припарийская катастрофа», как все помнят, началась на территории в несколько сот квадратных миль – и привела к гибели половины населения планеты и деградации оставшейся, что, в свою очередь, резко ослабило наши позиции в отдаленных уровнях. (…) противник сознательно оттягивал момент инвазии в слой Зайин. Подчеркиваю: сознательно. Он создал плацдармы: сверху и снизу; накопил силы… Мы с вами знаем, какова роль уровня Зайин для защиты Алефа. Думаю, противник знает это не хуже нас.

А. Лазарчук. «Солдаты Вавилона»

Наш рассказ о генеральном сражении Первой мировой войны подошел к концу. Анализируя военные и политические события лета 1914 г. – зимы 1915 г., мы иногда были вынуждены отклоняться от привычной Текущей Реальности, чтобы изучить те возможности, которые предлагает и отчасти даже навязывает пресловутое сослагательное наклонение истории.

Вообще-то в отличие от следующей войны Первая мировая содержит довольно мало содержательных развилок и альтернативных версий. Это можно связать с тремя основными факторами.

Во-первых, с высоким качеством предвоенного планирования и непосредственного управления боевыми действиями. В этой связи многие возможные отклонения от Текущей Реальности оказываются либо вырожденными (то есть приводят к тому же конечному результату), либо бессодержательными, поскольку представляют собой, скорее, «игру в поддавки».

Рассмотрим, например, альтернативу, в которой Австро-Венгрии удается быстро разгромить Сербию. С учетом условий местности и начертания дорожной сети это возможно только в двух версиях: (1) немедленное вступление в войну Болгарии или (2) сосредоточение на Сербском фронте значительных австрийских сил во главе с лучшими из генералов двуединой монархии.

Первая версия маловероятна. Конечно, Болгария, по крайней мере ее правящая элита, ненавидела Сербию. И именно то, что в Текущей Реальности она вступила в войну лишь 14 октября 1915 года, убедительно доказывает, что летом предыдущего года страна была совершенно неспособна воевать прежде всего по состоянию военного снаряжения. Понятно, что летом – осенью 1914 года Германия и тем более Австро-Венгрия решительно были не в состоянии помогать Болгарии военным снаряжением. Влияние руководства Антанты на решения сербского командования в 1914 году было намного слабее, чем осенью 1915 года. В этих условиях Сербия отреагировала бы на болгарские военные приготовления превентивным ударом, который имел бы все шансы на успех. Разумеется, организуя подобный контрудар, Сербия была бы вынуждена сдать австрийцам часть своей территории, в том числе и Белград, но разгром Болгарии привел бы к кризису на австро-сербском фронте, тем более серьезному, чем дальше продвинулись бы австрийцы в ходе предшествующих боев. В итоге к концу генерального сражения имеем примерно ту же линию фронта, что и в Текущей Реальности, плюс выведенную из войны Болгарию. Все это понимало и болгарское, и австрийское, и германское военное руководство, потому вступление Болгарии в войну и было отложено до удобного момента. Кроме того, заметим, что разгром Сербии Болгарией, а не Австро-Венгрией не решал политических проблем двуединой монархии.

Вторая версия была вполне возможна, ее «тень» витает над Текущей Реальностью в виде путешествия 2-й армии Бен-Ермолли «туда и обратно». Предположим, Конрад пошел на предельный риск и оставил 2-ю армию на Сербском фронте. Но для решительной победы – опять-таки с учетом характера местности и дорог – этого недостаточно. Нужно еще по крайней мере два корпуса и хороший командующий для собранных против Сербии сил. Взять эти два корпуса и этого «хорошего командующего» можно только с русского фронта и, по всей видимости, с левого фланга, то есть из армий Данкля или Ауффенберга (правый фланг после выделения 2-й армии на юг и так слишком слаб).

Но Галицийская битва была проиграна австрийцами и при гораздо лучшем соотношении сил Текущей Реальности. Нетрудно понять, что в этой версии поражение будет гораздо более тяжелым и быстрым: сомнительно, что удастся удержать Краков и Перемышль. А в этой ситуации, известной как Реальность Иванова , от положения на Сербском фронте уже вообще ничего не зависит. Соответственно, Конрад вполне обоснованно отказался от «сербского варианта». Рассмотрение его в качестве альтернативной версии истории бессмысленно, и к тому же данная «альтернатива» не является самостоятельной.

Во-вторых, Первая мировая война, несомненно, была классическим кризисом: «крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны…» (Ф. Энгельс). Вырождение сценарного пространства, то есть сокращение альтернативности, есть один из маркеров кризиса.

В-третьих, бедность альтернативных версий Первой мировой войны обусловлена особым характером событий 1914–1918 гг.:

Квантовый характер войны проявляется в том, что в войне всегда выбирается одно будущее из нескольких. Иными словами, в войне определяется судьба человека, общества, армии и государства.

В этом смысле война является ордалией цивилизаций, культур государств, социальных групп, конкретных людей.

Война отбрасывает тень на все слои Реальности: собственно – военный, политический, экономический, социальный (социопсихологический), психологический (личный).

Война может вестись ради военной победы, ради политического влияния, ради контроля над теми или иными экономически значимыми ресурсами, ради социального порядка – старого, нового или иного, ради справедливости.

Можно построить иерархию войн и их целей:

Первую Мировую войну принято считать войной за передел уже поделенного мира.

Такая задача, несомненно, стояла перед участниками и ими воспринималась, но ожесточенность войны и, равным образом, невозможность своевременно ее прекратить – даже тогда, когда уже возникла прямая и непосредственная угроза физическому выживанию вступивших в нее государств и народов – указывает на цивилизационные масштабы столкновения, на предельные и запредельные ставки.

В такого рода конфликтах бедность сценарного пространства связана с трудностями описания альтернативных цивилизационных моделей в языке существующих культур и цивилизаций. Кроме того, понятно, что даже весьма и весьма отличающиеся друг от друга версии чужой цивилизации неизбежно кажутся нам «на одно лицо».

Серьезный анализ Первой мировой войны, как столкновения цивилизаций, и ее альтернативных версий, как миров с иными целями и ценностями, структурными связями, понятием об Истине, дело будущего. Здесь мы ограничимся формальным рассмотрением альтернативных версий в том объеме, который необходим для понимания генерального сражения.

Мы рассмотрим сначала чисто военные альтернативы, затем попытаемся включить их в более широкий политический контекст.

Техника сценарного анализа

Техника сценирования было разработана Г. Каном (1967 год). «Ключевым понятием в сценировании, по Г. Кану, является долгосрочный «общий тренд» (multifold trend). (…) Экстраполяция тенденций в рамках существующих представлений и ожиданий, в логике «общего тренда» порождает так называемый «прогноз без неожиданностей» (surprize-free projection): базовый сценарий развития , который не содержит в себе ничего принципиально нового и удивительного, ничего, не вытекающего из представленных и поименованных тенденций. На основании этого сценария рисуется «стандартный мир» будущего. В дополнение к этому прогнозу разрабатывается несколько стандартных («канонических») вариаций, модулирующихся дополнительными возможностями развития; эти вариации образуют «альтернативные» варианты будущего. Совокупность всех альтернативных версий создает контекст , в который погружен базовый сценарий. «Канонические вариации» Г. Кана на тему Будущего включают в себя восемь вариантов развития мира. (…) Сценарий , согласно Герману Кану, это гипотетическая последовательность событий, конструируемая для привлечения внимания к изучению взаимных обусловленностей (причинностей, причинно-следственных связей) и к точкам принятия решений». [140]

Более поздние сценарные модели основывались на представлении об истории как о процессе принятия решений отдельными акторами. Некоторые решения безальтернативны, в то время как другие представляют собой решение противоречия («растяжки») и допускают возможность выбора между несколькими вариантами. Каждый такой выбор порождает сценарную версию . Решение может быть принято в течение ограниченного времени, которое носит название « окна выбора ». В этой технике, известной как дискретное сценирование , сценарные версии считаются независимыми, и сценарный выбор рассматривается как необратимый.

После падения «башен-близнецов» (2001 г.) метод дискретного сценирования был расширен введением представлений о « диких картах » или « джокерах », [141] под которыми понимаются « неопределенности вида ноль умножить на бесконечность »: крайне маловероятные, но предельно значимые события, а также концепцией « драйвера » или «тренда для тренда», описывающего «дрейф» существующих мировых трендов под действием тех или иных глубинных факторов.

Дискретное сценирование хорошо работает апостериори (то есть при сценировании прошлого ), когда ключевые «растяжки» могут быть легко определены из событийного анализа. В большинстве задач на сценирование будущего выделить противоречия нетрудно, но почти невозможно априори определить, какие из них носят ключевой характер. Поскольку число сценариев растет в геометрической прогрессии по мере увеличения числа растяжек, пространство сценирования быстро становится необозримым и для принятия управленческих решений практически бесполезным. [142]

Эта проблема решена в технике континуального сценирования . Континуальное сценирование выделяет общее ядро всех возможных сценариев – Неизбежное Будущее . Будущее, несовместное с Неизбежным, естественно, является Невозможным. Всякое Будущее, включающее в себя целиком Неизбежное Будущее и нигде не пересекающее «границу возможного», является версией будущего или сценарием.

В данной технике количество сценариев бесконечно, но эта бесконечность может быть описана созданием сценарного базиса , с большей или меньшей точностью охватывающего все пространство возможного. Сценарии, входящие в базис, не являются независимыми, и в качестве базового сценария может быть выбрана любая их линейная комбинация.

И дискретное, и континуальное сценирование опирается на ту или иную технику визуализации противоречий, например на метод социопиктограмм . [143]

 

Действительное и мнимое сценирование

Для анализа событий прошлого, когда «дикие карты» и ключевые растяжки известны, классическое дискретное сценирование вполне приемлемо.

Наиболее простой версией дискретного сценирования является бизнес-сценирование, в котором всегда выделяется четыре версии:

Инерционный сценарий, характеризующийся формулами «ничего не делали (не меняли»), ничего и не получилось (не изменилось)» или, другими словами, «все идет, как и раньше шло»;

Прорывной сценарий, рассматриваемый как отрицание инерционного – «делали и получилось!!! меняли и изменилось!!!»;

Реалистический сценарий (делали и меняли, но ничего не получилось);

Чудесный сценарий, в котором «ничего не понимали и не делали, но помог Господь, в результате получилось все, и даже больше, чем мы мечтали».

Рассмотрим дискретное сценирование «нормальной» (устойчивой, некризисной) ситуации. Для такой ситуации – и именно ввиду ее устойчивости – наиболее вероятен Инерционный сценарий. Этот сценарий реализуется «по умолчанию» ©. Понятно, что Прорывной сценарий, как отрицание Инерционного, часто имеет сторонников и может реализоваться проектно.

С другой стороны, Реалистический сценарий представляет собой риск Прорывного. Он подразумевает некоторое действие, поэтому вероятность его реализации заведомо ниже, чем у Инерционного. Однако это действие не доводится до конца, проходит неудачно, не случается. Соответственно, Реалистический сценарий является «испорченным» Прорывным. Поскольку испортить что-то есть много путей, а сделать что-то хорошо – мало (часто имеется единственный путь), вероятность реализации Реалистического сценария обычно выше, чем у Прорывного. Можно сказать, что Реалистический сценарий запускается проектно, но потом реализуется «по умолчанию».

Чудесный сценарий запускается и реализуется чудесным образом. Вероятность его реализации, разумеется, не равна нулю, но очень низка, заведомо меньше, чем у Прорывного.

Поэтому в «нормальной» ситуации детерминант сценарной матрицы положителен.

DET (I, R, B, W) = P(I)P(B) – P(R)P(W) > 0

Будем называть сценарии с положительно определенной сценарной матрицей «действительными».

Рассуждение проведено для простейшего случая бизнес-сценирования, но его можно обобщить на симметричные сценарные матрицы произвольной размерности.

Заметим здесь, что в дискретных моделях сценирования можно ввести своеобразный базис, по которому раскладываются не сценарии, но пространства сценирования:

Механистическое сценарное пространство S0, подразумевающее один-единственный сценарий (понятно, Инерционный, поскольку реализуется сам по себе, то есть «по умолчанию»).

Пространство бизнес-сценирования S1: четыре сценария (Инерционный, Прорывной, Реалистический, Чудесный).

Пространство расширенного бизнес-сценирования S2: семь сценариев (четыре Инерционных, Прорывной, Реалистический и Чудесный):

Пространство конструктивного бизнес-сценирования S3 : десять сценариев (четыре Инерционных, четыре Прорывных, Реалистический и Чудесный)

Понятно, что подобная последовательность бизнес-сценирований бесконечна, но на практике едва ли есть необходимость выходить за пространство S3.

Рассмотрим теперь матрицу бизнес-сценирования в кризисной ситуации. По самому определению кризиса, Инерционный сценарий в нем невозможен, тем самым невозможен и Прорывной, как его проектное отрицание. Реалистичный и Чудесный сценарии меняют характер. В отсутствие Инерционного сценария они симметризуются и начинают представлять собой два альтернативных варианта выхода из ситуации: в бизнес-сценировании – простейших и образующих бинарное противоречие. Это могут быть «революционный» и «эволюционный» сценарии, «внутренний» и «внешний» сценарии, «консервативный» и «либеральный» сценарии и т. д.

Будем называть их условно «правым» и «левым»:

Понятно, что в этом случае определитель сценарной матрицы отрицателен: DET (R, L) = – P(R)P(L) < 0. Будем называть сценарии с отрицательно определенной сценарной матрицей мнимыми.

Мнимые сценарные пространства также допускают разложение в ряд:

510 – единственный кризисный сценарий. Пространство пустое. Если у вас остался один сценарий, значит, кризис уже закончился и наступает катастрофа.

511 – два сценария – «правый» и «левый».

512 – восемь сценариев (четыре «правых» и четыре «левых»).

Этот ряд, конечно, тоже бесконечен, но на практике даже пространство SI2 реализуется крайне редко. Мы упоминаем о нем, поскольку есть серьезные основания считать, что при анализе генерального сражения мы сталкиваемся именно с этим редким случаем.

Вообще говоря, пространство сценирования SI2 реализуется в том случае, если кризис имеет некоторую проектную составляющую.

В общем случае, когда кризис еще не наступил, но его вероятность достаточно велика, чтобы чувствоваться (и отражаться в пиктограмме), сценарное пространство являет собой прямую сумму безкризисного и кризисного пространств. Будем называть сценарии, принадлежащие такому пространству, комплексными.

 

Генеральное сражение Первой мировой войны: военные сценарии

 

Итак, будем пользоваться техникой дискретного сценирования.

Пока исходим из того, что Сараевский кризис произошел в той редакции, которая известна нам из Текущей Реальности. Эскалация конфликта привела к мобилизации последовательно Австро-Венгрии, Сербии, России, Германии, Франции, Великобритании (и по ходу дела Бельгии и Турции), то есть что война началась и именно как Первая мировая война.

Рассмотрим набор сценарных узлов.

 

Война как целое

(0) Узел мобилизации

Окно выбора: день мобилизации (М).

Германия выбирает между нанесением главного удара на Западном или на Восточном фронте. С точки зрения логики этот узел вообще не должен рассматриваться, так как содержательного плана войны на востоке немцы на 1 августа 1914 года просто не имели. Но Германия была абсолютистским государством, Вильгельм II настойчиво высказывал эту идею и пытался ее осуществить, поэтому мы не можем исключить данную развилку из рассмотрения. Имеем:

(0/1). Главный удар наносится на Западном фронте.

Базовый сценарий (Текущая Реальность), поскольку соответствует плану Шлиффена и мобилизационным документам, соответствует также темпам мобилизации сторон. Вероятность реализации следует оценить в 90 %.

(0/2). Главный удар на Восточном фронте (Реальность Вильгельма, раз уж он ратовал за этот план). Маргинальный сценарий, поскольку вменяемого плана войны на Востоке нет, и его придется делать «на коленке». Нет и понимания, что будет происходить на Западе во время Восточной кампании. Вероятность реализации менее 10 %.

Понятно, что любые апостериорные оценки вероятностей достаточно условны. Однако если оценивать все узлы в одинаковой логике, интегральная оценка вероятностей результирующих сценариев достаточно надежна: в сущности, мы считаем не вероятности, а отношения вероятностей. А такие отношения гораздо меньше зависят от субъективности оценок – конечно, при условии, что субъективность всегда одинаковая.

Для простоты мы будем использовать следующее приближение:

Распределение вероятностей 50: 50 – обе стороны имеют примерно одинаковые шансы на успех или неуспех в сражении, аргументы в пользу того или иного оперативного, стратегического или политического выбора приблизительно равноценны;

Распределение событий 60: 40 – логическое исследование вероятностей не соотносится с выбором Текущей Реальности, причем проведенные стратегические Игры соответствуют Текущей Реальности. В этом случае мы считаем более вероятным алогичный выбор Текущей Реальности.

Распределение вероятностей 67: 33. Значительное превосходство одной из сторон в сражении, явные аргументы в пользу одного из вариантов выбора.

Распределение вероятностей 75: 25. Маргинальный вариант маловероятен, поскольку для его реализации необходимо сложное сочетание предварительных условий.

Распределение вероятностей 90: 10. Маргинальный вариант является « дикой картой ».

(1)«Восточный узел»

Здесь окно выбора не определено, вернее, возможно несколько точек включения – от дня мобилизации (М) до М + 42 и даже позднее – до весны 1915 года (М + 270).

(1/1). Немцы осуществляют доктрину «дранг нах остен» и перебрасывают сразу или позднее большие силы на Восточный фронт (Реальность Гитлера ©). Вероятность реализации 33 %.

(1/2). Немцы не имеют такой возможности (Реальность Гинденбурга). Вероятность реализации 67 %.

(2) «Ютландский узел»

Здесь окно выбора также не определено, но значимые сценарные развилки возникают лишь в одном случае: столкновение основных сил флотов Великобритании и Германии происходит до завершения генерального сражения (и для Великобритании, чем раньше, тем лучше), и заканчивается решительным результатом.

Немцами это сражение не выигрывается вообще. Англичане могут его выиграть, но такая возможность расценивается мною как «дикая карта»:

• Насильственно втянуть германский флот в сражение невозможно.

• Германское адмиралтейство и лично Вильгельм II придерживаются концепции fl eet in the being, полагают, что исход войны будет решен на суше, и флот должен быть сохранен для использования после разгрома Франции и России.

• С учетом размеров флотов и боевой устойчивости кораблей шансов на разгром одной из сторон в ходе единственного решающего сражения довольно мало.

Поэтому вероятность раннего «Ютландского Трафальгара» оценивается в 10 %.

Учтем «дикую карту» – вступление Турции в войну. Это событие произошло в Текущей Реальности, поэтому его необходимо принимать во внимание, но, заметим, в сценарном анализе считалось бы, что «Реальность Сушона» имеет пренебрежимо малую вероятность.

 

Западный фронт

(3) Бельгийский узел

(3/1). «Нешлиффен»: Германия не нарушает ни бельгийский, ни голландский нейтралитет. Маргинальный сценарий, поскольку другого плана войны на победу у Германии нет. Вероятность реализации менее 10 % (в сущности, этот вариант вообще имеет смысл рассматривать только в Реальности Вильгельма, когда главный удар наносится на Восточном фронте).

(3/2). «Недошлиффен» (Реальность Мольтке, Текущая Реальность): Германия нарушает нейтралитет Бельгии, но не Голландии. Поскольку это решение носит половинчатый характер и противоречит плану Шлиффена, его вероятность не слишком велика. Оценим ее в 30 %.

(3/3). «Шлиффен»: Германия нарушает нейтралитет и Бельгии, и Голландии. Этот вариант, реализовавшийся во Второй мировой войне, следует считать базовым, оценив его вероятность в 60 %.

Решение должно быть принято не позднее 4 августа (М + 3).

(3.1.) Приграничное сражение

Этот узел не возникает в версии «Нешлиффен», а также в очень маловероятном варианте «Контршлиффен», когда французы с самого начала переходят к жесткой обороне и протягивают свой левый фланг к морю.

Он возникает в версии «Недошлиффен» между М + 21 и М + 28 в форме решительного или нерешительного исхода битвы при Шарлеруа-Монсе:

(3.1/1). Разгром и уничтожение 5-й французской армии, разгром британского экспедиционного корпуса (Реальность Мольтке). По соотношению сил и геометрии операции – базовый сценарий с вероятностью реализации 75 %. Нужно было целое стечение обстоятельств, чтобы 5-я армия успевала уйти, и большинство этих обстоятельств от французов никак не зависели. После разгрома 5-й армии английская армия имела открытыми оба фланга, и шансы на ее спасение были ничтожны.

(3.1/2). Пятая армия и английские войска терпят поражение, но успевают уйти (Текущая Реальность). Вероятность реализации 25 %.

Похожая развилка (содержательно, та же самая) возникает в версии «Шлиффен», но гораздо раньше – между М + 7 и М + 14:

(3.1/3). Полный разгром и уничтожение бельгийской и голландской армий. Базовый сценарий с вероятностью реализации 67 % (Реальность Шлиффена).

(3.1/4). Голландской армии, не успевшей толком развернуться, помочь нельзя даже в ретроанализе. Бельгийские же войска могут сохранить свою организацию и, по крайней мере, частично отойти к Намюру на соединение с французскими войсками, поскольку в этом сценарии они никак не могут уйти в Антверпен (Реальность Альберта). Вероятность реализации 33 %.

(4) Узел Гумбиена

Служебный узел, не дающий самостоятельного расщепления сценариев, но модифицирующий вероятности в следующем узле. Сразу же после Приграничного сражения германский Генеральный штаб может начать переброску войск на Восток (как произошло в Текущей Реальности) или воздержаться от этого рокового шага. Хотя решение о преждевременном ослаблении Западного фронта безграмотно и абсурдно, оно повторяется в Играх, поэтому должно считаться базовым вариантом с вероятностью реализации 60 %.

(5). Решающее сражение на Западном фронте

Это сражение может начаться в день М+28 на Сомме («Контршлиффен», выбор 5/1., вероятность реализации 10 %), около 42–45 дня на Марне (Текущая Реальность, выбор 5/2, вероятность реализации 20 %) или двумя днями позже на Сене (Реальность Жоффра, выбор 5/3, вероятность реализации 40 %), или даже на 49–54 день на Лауре (Реальность Эренбурга, выбор 5/4, вероятность реализации 30 %).

С точки зрения исхода войны эта развилка несущественна, в том смысле, что во всех вариантах имеется одно и то же расщепление:

• победа немцев и коллапс фронта на Западе – сразу, в ходе одной битвы, или последовательно, когда фронт разваливается поэлементно и французы отступают с рубежа на рубеж;

• победа союзников и создание позиционного фронта во Франции.

Разница лишь в вероятностях.

Сценарный анализ на Западном фронте дает всего два аттрактора:

Или тем или иным способом возникает позиционный фронт на Западе (Текущая Реальность), или тем или иным способом происходит коллапс фронта на Западе и оккупация Франции (Реальность Шлиффена).

Позиционный фронт возникает:

В Реальности Вильгельма (главный удар на востоке) – безальтернативно.

В Реальности Мольтке – при реализации альтернативы 3.1/2 и победы союзников на Сомме или на Марне (вероятность таких побед 75 %) или Сене (50 %).

В Реальности Шлиффена – при реализации альтернативы 3.1/4 и победе союзников на Марне (50 %) или Сене (25 %).

Суммарная вероятность реализации позиционного фронта на Западе, таким образом, составляет: 10 % + 30 % (25 %(30%75 %+40 % 50 %)) + 60 % (33 %(30%50 % + 40%25 %)) = 10 % + 3,18 % + 4,9 % или около 18 %.

С учетом «служебной развилки» Гумбиенского узла, происходит небольшая модификация вероятностей, что дает для позиционного фронта на Западе вероятность 20 %, оставляя на коллапс Западного фронта и выход Франции из войны 80 %.

Реальность Шлиффена

Содержание сценария : оригинальный план выполняется без изменений и «улучшений».

Условия реализации: Шлиффен не уходит в отставку в 1906 г. и остается на своем посту до 1912 года или же на место начальника германского Генерального штаба назначается человек менее амбициозный и более педантичный, нежели Мольтке (фон Бюлов, Фалькенхайн).

Особенности сценария : чувствительность к случайностям и «диким картам», возможность стратегического размена Восточной Пруссии на Краков или на позиции в Карпатах.

Позитивные стороны (для Германии) : отсутствие «бутылочного горлышка» в развертывании и снабжении Западного фронта; к Мобежу, Брюсселю и, особенно, к Антверпену войска подходят с севера-северо-востока, а не с востока, что способствует фланговому охвату линии Мобеж-Брюссель-Антверпен.

Негативные стороны (для Германии ): чувствительность к задержкам на Западном Фронте; перспектива установления фронта на Востоке по нижнему течению Вислы, осады Кёнигсберга. Необходимость в этом случае десантной операции в нижнем течении Вислы вплоть до привлечения Флота Открытого Моря.

Общие выводы: сценарий катастрофический для Франции и с большой вероятностью для России в случае удачного осуществления. В случае неудачного осуществления – наоборот, – еще более катастрофический для Германии вариант, нежели даже Текущая Реальность.

В любом случае можно прогнозировать существенно меньшее число жертв и меньший уровень деградации хозяйства.

Вероятно усиление австро-германских противоречий.

 

Восточный фронт

Восточно-Прусский узел (6)

Это сражение должно завершиться между М+21 и М+28, причем возможны три варианта его исхода:

• Полная победа Германии с окружением и уничтожением одной из русских армий (6/1 Реальность Людендорфа). Хотя эта Реальность и является Текущей, она весьма маргинальна. Как уже указывалось, для такой победы нужно было очень много военного счастья (сам Людендорф упоминает «счастье Танненберга»). Кроме того, требовалось, чтобы Мольтке предварительно снял Притвица, а это совсем не соответствовало стилю его управления. Но и это ничего не решает: на Востоке был нужен именно Людендорф, а он в начале войны был никем. То есть еще должна была увенчаться успехом льежская одиссея Людендорфа. И даже при всех обстоятельствах были вещи, вообще от немцев не зависящие: Жилинский должен был испортить первоначальный план операции, и 1-ю армию обязательно должен был возглавить Ренненкампф. Так что вероятность такого исхода 25 %.

• Россия выигрывает сражение в Восточной Пруссии и выходит к нижней Висле (6/2 Реальность Жилинского с вероятностью 65 %).

• Сражение в Восточной Пруссии заканчивается с неопределенным результатом (6/3 Реальность Шлиффена). Эту возможность Шлиффен считал основной, но опыт всех проведенных по этой операции Игр указывает на спонтанное нарушение симметрии: геометрия операции такова, что неопределенный ее исход весьма маловероятен и даже должен считаться «дикой картой».

Галицийский узел (7)

Это сражение несколько «отстает» по времени и должно завершиться между М + 28 и М + 42. Здесь также три варианта:

• Россия полностью выигрывает сражение в Галиции, занимает Краков и прорывается на Венгерскую равнину (7/1, Реальность Иванова, вероятность реализации около 30 %).

• (7/2) Россия выигрывает сражение в Галиции, но Австро-Венгрия удерживает Краков, Перемышль (обе крепости могут быть блокированы) и фронт по Карпатам. Текущая Реальность и базовый сценарий с вероятностью реализации 67 %.

• Россия не выигрывает сражение в Галиции. Маргинальный сценарий с вероятность реализации 3 %, то есть сценарий требует нескольких «Диких карт». (7/3, Реальность Конрада).

Здесь необходимо заметить, во-первых, что в военном пространстве Восточно-Прусская и Галицийская операции совершенно независимы, хотя психологическая связь между ними есть: Восточно-Прусская операция завершается раньше, и ее исход влияет на принятие решений в Галиции, и, во-вторых, что никакого расщепления по «узлу Гумбиена», то есть по переброске двух корпусов с Западного фронта на Восточный, нет. Последнее еще раз иллюстрирует ошибочность действий Мольтке.

На Восточном фронте возникает не два, а три аттрактора:

Разгром немцев и австрийцев на Восточном фронте (Реальность Николая). Вероятность реализации около 67 %.

Позиционный фронт на Востоке (Текущая Реальность). Вероятность реализации 26 %.

Коллапс русского фронта на востоке, прорыв противника к Западной Двине и Днепру и далее на Восток (Реальность Гитлера). Вероятность реализации около 7 %.

Последние две вероятности модифицируются возможностью прорыва позиционного фронта весной 1915 года (8. Горлицкий узел). Имеем для Реальности Гитлера 13 %, для позиционного фронта на востоке 20 %.

Набор сценариев для Восточного фронта не учитывает развилки, связанные со вступлением Турции в войну. Дело в том, что само это событие – «дикая карта» с малой вероятностью.

 

Сценарная алгебра

Перемножая сценарные аттракторы для Западного и Восточного фронта, учитывая сценарные выборы для «Войны в целом», получим весь спектр возможных сценариев Первой мировой войны. При выполнении этой работы необходимо учесть, что формально весьма вероятный (0,8 × 0,67 = 53,6 %) сценарий: «коллапс Западного фронта при разгроме немцев на Восточном фронте», – невозможен в силу спонтанного нарушения симметрии. Где-то – на Западе или же на Востоке – фронт рухнет раньше, тогда на другом конце Европы слабейшая сторона сможет продержаться, рассчитывая на помощь победоносного союзника. «Ютландский Трафальгар» здесь ничего не меняет и расщепления не вносит. Поэтому вероятность реализации этого сценария поровну распределится между версиями «коллапс на Западе, позиционный фронт на Востоке», и «разгром немцев на Восточном фронте, позиционный фронт на Западе», добавляя к ним по 26,8 %.

Имеем следующие сценарии:

(I) «Позиционный фронт на Западе, позиционный фронт на Востоке». Эта Реальность известна нам как Текущая, хотя вероятность ее реализации невелика: 0,9×0,2×0,2 = 3,6 %.

Позиционная война на два фронта не сулит Германии и Австро-Венгрии ничего хорошего, но такая война с неизбежностью будет длительной. А это означает, что Великобритания понесет слишком большие финансовые затраты, Франция и Россия потеряют слишком много солдат и военного снаряжения. Победителем в войне окажется держава, не участвовавшая в генеральном сражении, а в ряде версий и вообще не вступавшая в войну. Добро пожаловать в привычный нам «Pax America».

(II) «Позиционный фронт на Западе, позиционный фронт на Востоке, «Ютландский Трафальгар». Версия предыдущего сценария, в котором реализуется «дикая карта» – быстрая и решительная победа Великобритании на море.

В этом сценарии США и Великобритания как бы «выходят в финал», впоследствии между ними с неизбежностью вспыхивает война. По результатам анализа стратегических игр это происходит между 1921 и 1934 годом, скорее – ближе к первой дате. Боевые действия идут на Атлантическом океане и в Канаде. Если проанализировать ряд послевоенных высказываний Д. Битти, можно сделать вывод, что даже в Текущей Реальности такая война имела шансы на реализацию, но получился Вашингтонский договор, узаконивший мировое лидерство США без военных действий.

Назовем этот сценарий, имеющий исчезающе малую вероятность (0,4 %), «Войной братьев».

(III) Позиционный фронт на Западе, разгром немцев на Восточном фронте. Сценарий, в котором Россия оказывается неоспоримым победителем в войне, перекраивает карту Балканского полуострова и проводит инфраструктурную и технологическую модернизацию за счет Германии и Австро-Венгрии. Этот мир – «Pax Rutenia» имеет высокую вероятность реализации – 36,2 %.

(IV) «Позиционный фронт на Западе, разгром немцев на Восточном фронте, «Ютландский Трафальгар». Версия предыдущего сценария, в которой «в финал» выходят Россия и Великобритания и, естественно, раньше или позже начинается противоестественная, но привычная «Борьба слона с китом». Вероятность реализации – 4 %.

(V) «Позиционный фронт на Западе, коллапс Восточного фронта» – «Мост Ватерлоо» с вероятностью реализации 2,3 %. «Ютландский Трафальгар» здесь расщепления не вносит и лишь модифицирует вероятность на 0,3 %, так что получается 2,6 %.

(VI) «Коллапс Западного фронта, позиционный фронт на Востоке». То, чего настойчиво добивался фон Шлиффен, полагая, что в дальнейшем с Россией удастся договориться или же принудить ее к миру. «Реальность Шлиффена», основной и весьма вероятный (38,2 %) сценарий семейства «Pax Germania».

(VII) «Коллапс Западного фронта, позиционный фронт на Востоке, «Ютландский Трафальгар». Основная версия войны по адмиралу Д. Фишеру: Великобритания спасает Европу за счет своей морской мощи и восстанавливает «Pax Britania» с вероятностью 4,2 %.

(VIII) «Коллапс Западного фронта, коллапс Восточного фронта», то есть полная победа Германии на Западе и на Востоке – самая резкая редакция «Моста Ватерлоо» – Реальность Гитлера. «Ютландский Трафальгар» здесь расщепления не дает. Вероятность реализации составляет 10,4 %.

Заметим, что этот сценарий, как ни странно, не так уж благоприятен для Германии: немецкие войска прорываются далеко внутрь России, война для России начинает приобретать действительно Отечественный характер – и мы неожиданно оказываемся в хорошо знакомых сценариях Второй мировой войны, причем весьма близко к ее Текущей Реальности. В очередной раз подтверждается мысль, что, в сущности, Вторая мировая война есть прямое продолжение Первой и попытка ее переиграть.

Суммируем результаты.

Четыре основных сценария однозначно определяют вариант Будущего:

Текущая Реальность, «Pax America» – 3,6 %.

Реальность Шлиффена, «Pax Germania» – 38,5 %.

Реальность Николая, «Pax Rutenia» – 36,2 %.

Реальность Фишера, возврат к «Pax Britania» – 4,2 %.

Четыре дополнительных сценария не определяют однозначно вариант Будущего и прогнозируют развитие конфликта на следующем шаге развития «в другой редакции»:

«Борьба слона и кита» – англо-русское соперничество, в какой-то мере соединение Второй мировой войны с третьей – 4,0 %.

«Война братьев» – англо-американский конфликт после Первой мировой – 0,4 %.

«Мост Ватерлоо: редакция Вильгельма», соединение Первой и Второй мировых войн в единую войну, структурно близкую к Первой – 2,6 %.

«Мост Ватерлоо: редакция Гитлера», соединение Первой и Второй мировых войн в единую войну, структурно близкую ко Второй – 10,4 %.

 

Первая мировая война в матрицах мнимого сценирования

Понятно, что сохранение довоенного «статус-кво», то есть возврат к «Pax Britania», является инерционным вариантом развития. Наименее вероятный сценарий «Pax America», отдающий мир державе, на тот момент еще второстепенной, не входящей ни в какие военно-политические расклады, играет роль прорывного. «Германская» и «Российская» версии мира образуют наиболее вероятные «Правый» и «Левый» сценарии.

В нулевом приближении, то есть игнорируя все дополнительные сценарии:

В первом приближении:

Обратим внимание на вырожденность сценарной матрицы. В этом приближении она должна насчитывать 16 сценариев. В действительности их восемь, причем лишь три можно считать вероятными.

Изучение сценарной матрицы приводит к следующим выводам:

1. Вероятность сохранения «Британского мира» мала, но не равна нулю и даже выше, чем у Текущей Реальности. Из этого можно заключить, что, во-первых, Британия имела свою проектность (проектность Фишера), и, во-вторых, именно благодаря этой проектности сценирование Первой мировой не является чисто мнимым, то есть в Первой мировой войне было или могло быть позитивное содержание, не сводящееся к цивилизационной катастрофе.

2. Но тем не менее сценарное пространство вырождено: сценариев всего восемь, а значительную вероятность реализации имеют только три, и среди них нет инерционного. Так что Первая мировая война все-таки была, прежде всего, цивилизационной катастрофой.

3. Вероятность реализации «Французского мира» строго равна нулю. Франция могла оказаться в лагере победителей (в Текущей Реальности так и получилось), но исторически она проигрывала войну неизбежно. Такова психоисторическая расплата за национальную паранойю с Эльзасом и Лотарингией.

4. Планирование Шлиффена оказалось адекватным и давало Германии значительные шансы на успех. Вероятность «Германского мира» составляет свыше одной трети, что для такой ситуации очень много.

5. Высока вероятность и «Русского мира», что свидетельствует о хорошей работе российского Генерального штаба в период после Русско-японской войны.

6. Весьма важно, что Текущая Реальность имеет очень низкую вероятность.

7. В текущей реальности все основные игроки исчерпали свой запас военной удачи: Франция в битве на Марне, Германия в Восточной Пруссии, Россия в Сарыкамыше. Другими словами, Текущая Реальность соткана по крайней мере тремя чудесами и должна считаться неустойчивой.

Следует обратить внимание на то, что вероятность Британского мира выше, чем у Американского, что в подобной ситуации (катастрофа, матрица сценирования близка к чисто мнимой) выглядит странным. С одной стороны, это, конечно, указывает на наличие у Великобритании проектности. Но, в общем и целом, у США она тоже была, где-то начиная с Теодора Рузвельта. Можно предположить, что внутри инерционного сценария «доброй старой Англии» вызревали совершенно иные сценарные возможности, и с этой точки зрения Британия была гораздо более похожа на Германию с ее магической цивилизацией, нежели кажется на первый взгляд.

Я склонен считать, что в Британии было скрытое двоевластие, когда верховная власть короля уравновешивала не политико-экономические вектора настоящего, а сценарные вектора Будущего.

Эти два «скрытых будущих» с высокой условно магической составляющей можно назвать «стимпанком» и «киберпанском». Стимпанковское будущее оказало влияние на английский детектив, в то время как киберпансковское – на английскую фэнтези и, прежде всего, на Толкиена и Льюиса. Магический характер обеих версий позитивного английского будущего привел к явной слабости в Великобритании жанра сайенс фикшн (как и в Германии, стоило бы заметить).

Если некротическая немецкая цивилизация описывается формулой Бержье «Магия плюс танковые дивизии», то магическая британская цивилизация – формулой «Гендальф серый плюс линейный флот».

Но непременным условием такого Будущего был «Ютландский Трафальгар» – полная, решительная победа Гранд Флита над флотом Открытого моря в генеральном сражении, причем никак не позднее весны 1915 года. И даже после этого нужно было выигрывать «Войну братьев» и как-то «пригасить» «русского медведя».

 

Первая мировая война и мир 1910-х годов: политические сценарии

 

Теперь расширим пространство анализа, включив саму Первую мировую войну в контекст общеполитической и общеэкономической ситуации 1910-х годов.

Россия прошла минимум своего Кондратьевского цикла в первой половине 1900-х гг. и находится в самом начале подъема. Франция прошла минимум в начале, а Британия в конце 1870-х гг., и обе находятся вблизи максимума, Германия и Австро-Венгрия прошли свои максимумы в 1890-х и 1900-х гг. и находятся в начале спада.

В целом, начало войны в середине 1910-х гг. выгодно для Антанты. Затягивание до 1918–20-х гг. выгодно для России и, вероятно, стало бы катастрофическим для Центральных держав.

Понятно, что это означает весьма высокую вероятность Первой мировой войны – и именно в той конфигурации, в которой она случилась в Текущей Реальности. Однако возникают и другие небезынтересные возможности.

 

«Судьба Европы решается в Эльсиноре»

Содержание сценария: вступление Дании в войну на стороне Антанты.

Условия реализации: в Дании купирован правительственный кризис 1904 года, Мадсен остается на посту военного министра, Альберти не предоставляет парламенту свой законопроект.

Особенности сценария: Германия принуждается к войне на три фронта, создается угроза Кильскому каналу и Вильгельмсгафену, решающее морское сражение на ранней стадии неизбежно, такое сражение может произойти еще до завершения развертывания сухопутных сил.

По-видимому, этот сценарий приводит к «Pax Britania» наиболее простым и наименее рискованным для Великобритании способом. Он катастрофичен для Германии и Австро-Венгрии, в общем и целом выгоден России, оттесняет США на периферию исторического процесса. По-видимому, важным моментом для принятия решения о нейтралитете Дании в Текущей Реальности послужило возобновление переговоров о продаже антильских колоний США (переговоры возобновились в 1902 году, но завершить все формальности удалось лишь в 1917 году).

 

«Мы решили предоставить Сербию ее собственной участи»

Содержание сценария: нейтралитет России в Австро-сербской войне.

Условия реализации: Столыпин тяжело ранен в Киеве, но остался в живых («дикая карта») или Николай II отказывается подписывать указ о всеобщей мобилизации, или отменяет его после очередной телеграммы Вильгельма, или успешно завершаются сепаратные переговоры России и Австро-Венгрии о разделе Балкан (в рамках «меморандума Хорвата», 1912).

Негативные последствия для России: страна лишается статуса надежного союзника. Неизбежен разрыв отношений с Францией, Бельгией, Сербией. Неизбежен также глубокий внутриполитический кризис с перспективой прихода к власти правых и ультраправых (правее «октябристов»).

Военное поражение Антанты.

Россия попадает в прямую финансовую и дипломатическую зависимость от Германии.

Вероятна новая русско-японская война в начале 1920-х.

Позитивные последствия для России: страна получает время на перевооружение, реструктуризацию промышленности и политические реформы. Возобновляется русско-болгарский союз.

Россия переориентируется с европейского на дальневосточный вектор развития.

Общие выводы: один из сценариев семейства «Pax Germanica», катастрофических для Антанты. Для России депрессивный сценарий на ближайший цикл развития (15–20 лет). В части подсценариев у России имеется дальнейшая интенция к развитию.

 

«Крест над святой Софией»

Содержание сценария: Русско-турецкая война в 1910–13 гг., например, прямое участие России в 1-й Балканской войне на стороне Балканского союза при нейтралитете Австро-Венгрии.

Условия реализации: успешное завершение переговоров Извольского с Эренталем в Бухлау.

Особенности сценария: чувствителен к позиции Германии и Англии и вообще к дипломатическим случайностям.

Сценарий достаточно маловероятный (хотя бы потому, что информацию о переговорах в Бухлау передавала Франции и Великобритании сама Австро-Венгрия). Возможен дипломатический хаос и самые разные осложнения вплоть до поддержки Великобританией Турции. Почти неизбежно разделение Балкан на два военных союза (прорусский и антирусский) с последующей войной между ними.

Сценарий катастрофичен для Турции, депрессивен для Австро-Венгрии, негативен для Германии, нежелателен для Великобритании и Франции и, по-видимому, более или менее устраивает только Россию.

Один из сценариев семейства «Pax Rutenia».

 

«Союз железных канцлеров»

Содержание сценария: возобновление в том или ином виде Союза трех императоров, при этом Германия выступает арбитром балканских противоречий.

Условия реализации: Фон Каприви не становится канцлером Германии в 1890 г.

В середине 1890-х заключается договор, аналогичный Бьёркскому, например, с использованием династических связей Витгенштейнов-Гогенлоэ.

Позитивные факторы для России: Идеальный сценарий вида: «морские державы» против «континентальных».

Шанс «окончательного решения Османского вопроса».

Отказ России от панславянского проекта.

Переориентация России от европейского к дальневосточному вектору развития.

Негативные факторы для России: У Германии и Австро-Венгрии нет достаточных ресурсов для кредитования реконструкции российской экономики по сравнению с Францией и Бельгией. Неизбежное замедление темпов предвоенного развития России.

Вероятна война против Англии и Японии и, возможно, Швеции, причем с ранним началом такой войны – вплоть до 1904 года.

Общие выводы: самый далекий от Текущей Реальности сценарий. Великобритания и США оттесняются на периферию истории. Катастрофическое развитие событий в Оттоманской империи и Франции. Германия занимает лидерскую позицию, реализуется «Pax Germanica», но Россия остается сильным и значимым партнером, который впоследствии может начать претендовать на ведущие роли. Рискованный, но достаточно перспективный сценарий для России.

Технологические «дикие карты»

Как это ни странно, они отсутствуют. Внедрение новых образцов стрелкового и пушечного вооружения (автоматов Федорова, пистолетов-пулеметов, тяжелых полевых гаубиц и т. п.) не привело бы к существенному улучшению в маневренный период войны, но заметно ухудшило бы положение во время патронного и снарядного голода. Внедрение новых типов вооружения (стратегической авиации, танков) не принесло бы коренных изменений, поскольку для выработки основных принципов боевого применения этого вооружения требуется время и массированное использование соответствующего оружия.