К первым числам декабря генеральное сражение завершилось и на Западе, и на Востоке, на Балканах продолжались тяжелые, но в целом бессодержательные бои. Практически сюжет решающей военной кампании великой войны был исчерпан.
Однако человеческая история не всегда логична и рациональна. Генеральное сражение продолжалось еще месяц, и его завершающий этап оказался тесно связан с первыми часами войны.
В этой главе почти не будет альтернатив, поскольку события, которые в ней излагаются, сами по себе имеют очень низкую вероятность. Альтернативой оказывается естественный ход событий, но без «чудес», случившихся в Текущей Реальности, эта глава просто исчезает, и генеральное сражение Первой мировой войны заканчивается боями за Лодзь.
Одиссея адмирала Сушона
Четвертого августа 1914 года, когда германские войска перешли границу Бельгии, а Великобритания направила Вильгельму II последний ультиматум, Турция объявила о минировании Черноморских проливов и начала мобилизацию.
На Средиземном море располагались главные силы французского флота, базирующиеся на Тулон и Бизерту (4 линкора, 18 броненосцев, около 40 крейсеров различных типов, около 100 эсминцев), и сильная английская эскадра на Мальте (3 линейных, 4 броненосных, 4 легких крейсера, 14, по другим данным 16, эсминцев). В первом приближении их уравновешивал австро-венгерский флот в Поле (4 линкора, 12 броненосцев, 2 броненосных, 6 легких крейсеров, 80 миноносцев и эсминцев).
Нейтральная Турция, которая не получила заказанных ей в Великобритании линейных кораблей, оставалась с двумя донельзя устаревшими броненосцами, двумя крейсерами, десятью эсминцами и двенадцатью миноносцами, сосредоточенными в Константинополе. Италия, связанная с Центральными державами договорными обязательствами, также оставалась нейтральной. Ее флот насчитывал 4 линкора, которые на начало войны были ограниченно боеспособны, 7 броненосцев, 8 броненосных и 9 бронепалубных крейсеров, 109 эсминцев.
Нейтралитет Италии гарантировал Антанте заметное превосходство на Средиземном море, усугубляющееся преимуществами базирования: флот Австро-Венгрии был изолирован в Адриатическом море, любой выход за его пределы представлял огромные трудности.
В этих условиях на повестке дня стояла блокада Адриатики. Но прежде всего флот Антанты должен был обеспечить перевозку алжирских и колониальных войск во Францию, и никаких трудностей это не предвещало. Вообще при условии сохранения итальянского нейтралитета на Средиземном море не должно было произойти ничего значимого и интересного.
Проблема заключалась в том, что еще в 1912 году, в связи с Первой балканской войной, на Средиземное море была направлена германская эскадра в составе линейного крейсера «Гебен» и легкого крейсера «Бреслау». Совершив переход с небывалой средней скоростью (21,35 узла), 15 ноября 1912 года «Гебен» пришел в Константинополь. К концу года надобность в его присутствии в зоне Проливов отпала, но по разным причинам отряд немецких кораблей задержался в Восточном Средиземноморье до весны следующего, 1913 года. Восемнадцатого марта был убит король Греции Георг I, «Гебен» привлекли к похоронным торжествам – он возглавлял международную эскадру, осуществляющую почетный эскорт яхты «Амфитрита», на которой тело короля доставили из Салоников в Пирей.
Далее «Гебен» продолжал «демонстрировать флаг» и заниматься военно-морской дипломатией. Он посетил Бриндизи, Венецию, Полу, где встал на текущий ремонт. Двадцать третьего октября 1913 года в командование эскадрой вступил В. Сушон. Дипломатическая и эскортная служба «Гебена» и Бреслау» продолжалась: в марте корабли сопровождали личную яхту германского императора из Венеции на остров Корфу, затем в Геную. Потом понадобилось доставить в Константинополь германского посла, тушить пожары в константинопольских казармах, посетить Александрию и Хайфу.
За этими хлопотами настало лето 1914 года. Известие об убийстве Франца-Фердинанда застало Сушона в Хайфе. Никаких распоряжений из адмиралтейства он не получил и решил идти в Полу для срочного ремонта. Котлы линейного крейсера были изношены, и его реальный ход не превышал 18 узлов. Было заменено 4460 котельных трубок.
Двадцать восьмого июля «Гебен» вышел из Полы и направился в Мессину, куда пришел 2 августа. Только в этот день командующий германской эскадрой понял, что Италия не собирается вступать в войну. Она даже первоначально отказалась предоставить «Гебену» уголь.
Никаких указаний из Германии нет.
Сушон грузит уголь – частью с берега, частью с германских «купцов», своей властью мобилизует моряков коммерческого флота, доведя экипажи до штата военного времени, и выходит в сторону Алжира. Третьего августа он получает известие о состоянии войны с Францией и о предположительно негативной позиции Великобритании.
3 августа, утро
В это время Черчилль, Первый лорд адмиралтейства, уже приказал командующему Средиземноморской эскадрой Милну двумя линейными крейсерами разыскать «Гебен», а остальными силами приступить к блокаде Адриатического моря. Но пока война не объявлена и английские корабли не могут открывать огонь.
Четвертого августа «Гебен» и «Бреслау» обстреливают алжирское побережье. Материальных результатов обстрел не имел (двое убитых), но перевозка войск была задержана на три дня, что могло сыграть значительную роль в событиях на Западном фронте.
Французы выслали на перехват три эскадры, но Сушон обманул противника, сделав демонстративный бросок на запад и лишь затем повернув на восток. Он ушел от французов, силы которых оказались стянутыми к Алжиру, но в 9.32, 4 августа наткнулся на линейные крейсера англичан. «Индефатигибл» и «Индомитебл» легли на параллельный «Гебену» курс, как бы эскортируя его. Орудия на всех кораблях стояли по-походному. Война объявлена не была.
Командир «Индомитебла» запросил Милна, Милн обратился в адмиралтейство к Черчиллю, Черчилль приказал «задержать» неприятельские корабли, но этот приказ тут же был отменен кабинетом министров.
Положение Сушона стало откровенно трагическим. Уголь заканчивался. Котельная установка работала на пределе. Его эскадра находилась в окружении, причем противник был вдвое сильнее немецких кораблей.
4 августа, утро
«Индомитебл» и «Индефатигибл» долго совещались, не стоит ли открыть огонь. Связались с флагманским кораблем. Милн ответил: «Гебен» задержать, но огня не открывать (!?). Разъяснения, что бы это могло значить? – командиры линейных крейсеров запрашивать не стали…
Невероятными усилиями машинной команды «Гебен» развил ход в 24 узла и оторвался от англичан. Утром 5 августа он пришел в Мессину.
Итальянцы отказались дать уголь, зато его дали англичане: в порту стоял британский угольщик с грузом угля для германской фирмы Стиннеса. Его капитан ничего не знал об объявлении войны – и не узнал, так как немцы напоили его до беспамятства и забрали весь уголь.
К Сушону явились итальянские офицеры и заявили, что, если «Гебен» и «Бреслау» не покинут порт после 24 часов пребывания, они, согласно военно-морскому праву, будут интернированы. В. Сушон с этим согласился, но заявил, что 24-часовой срок начинается не с прихода «Гебена» и «Бреслау» в порт, а только с того момента, когда он получил официальное предупреждение от итальянских властей. «А до этого я полагал, что нахожусь в порту своего союзника…» Так было выиграно 15 часов на погрузку и неотложный ремонт.
Но к этому времени легкий крейсер «Глочестер» сообщил Милну, что германские корабли находятся в Мессине. «Индомитебл» и «Инфлексибл» были всего в 5 часах хода, но уголь на «Индомитебле» подошел к концу, и линейный крейсер направился для погрузки в Бизерту. Вряд ли кто-нибудь в состоянии объяснить, почему не на близкую Мальту?
5 августа, вечер
К этому моменту германское адмиралтейство, наконец, сообразило, что эскадра Сушона обречена. Формально корабли имели приказ идти в Турцию, но на тот момент позиция Турции оставалась столь же неопределенной, как и позиция Италии: соглашение между Турцией и Германией не предусматривало открытого выступления Великобритании на стороне Франции. В этих обстоятельствах адмиралтейство склонялось к интернированию кораблей в Италии, но Сушон такой вариант рассматривать отказался. Шестого августа в 17.00 он вышел на Константинополь, но уже в 23.30 получил категорический запрет адмиралтейства приближаться к зоне Проливов.
Предполагалось, что немецкие корабли укроются в Поле, причем австрийский флот окажет им помощь для прорыва в Адриатическое море. Но, во-первых, делать там «Гебену» было решительно нечего, во-вторых, австрийцы отказались помочь, так как надеялись, что им удастся избежать войны с Великобританией или по крайней мере оттянуть ее.
6 августа, вечер
Днем 7 августа «Бреслау» имел короткую перестрелку с «Глочестером», после чего англичане снова потеряли эскадру Сушона из вида. Милн ушел на Мальту грузить уголь. Трубридж, командующий британской эскадрой в Отрантском проливе, от встречи с «Гебеном» решил уклониться, предполагая, что Сушон потопит все его четыре броненосных крейсера, а «Бреслау» легко отразит атаку всего 8 эскадренных миноносцев.
Эрнст Чарльз Томас Трубридж (15 июля 1862 года – 28 января 1926 года)
Родился в семье с богатыми морскими традициями. Его прадед Томас Трубридж участвовал вместе с Г. Нельсоном в сражении у мыса Сен-Винсент, его дед также был адмиралом.
Э. Трубридж учился в колледже Веллингтона, позднее – в королевском военно-морском колледже, в 1884 году произведен в лейтенанты. В 1895 г. получил звание командора, в 1901 г. стал капитаном. Военно-морской атташе в Вене, Мадриде, Токио. Во время Русско-японской войны – присутствовал при уничтожении «Варяга» и «Корейца» и затем – при осаде Порт-Артура. Награжден орденом Восходящего Солнца и британскими орденами. После войны командует броненосцем «Квин» на Средиземном море.
В 1908–1910 гг. руководит королевскими морскими казармами в Чатеме, в 1910 г. – военно-морской секретарь первого Лорда адмиралтейства.
В 1911 г. произведен в контр-адмиралы и вошел в морской генеральный штаб, где участвовал в военно-морском планировании. Трубридж прославился созданием весьма громоздких и неудобных диспозиций. После маневров 1912 года, показавших полную необоснованность излюбленных построений Трубриджа, Черчилль заменил его Генри Джексоном, а Трубриджа отправил командовать крейсерской эскадрой в Средиземноморье.
После неудачной попытки перехватить «Гебен» Трубридж был отдан под суд, но полностью оправдан. [114] Тем не менее нового назначения во флот он так и не получил и с января 1915 года стал главой британской военно-морской миссии в Сербии (официально первый сербский боевой корабль – сторожевой катер «Ядар», приспособленный для постановки мин и служивший на реке Савве, – Сербия получила только 6 августа 1915 г.).
В 1915 году Трубридж возглавил эвакуацию сербских сил на Корфу, после чего стал личным советником и помощником принца Александра, получил звание вице-адмирала.
В 1919 году произведен в адмиралы. Неожиданно начал вмешиваться в дела Венгерской Советской Республики Бела Куна, наломал немало дров в политике и был вновь отправлен на Дунай, где возглавил Международную Дунайскую комиссию. В 1920 году отозван.
Путь «Гебену» был открыт, но адмиралтейство вновь запретило Сушону идти в Константинополь, в результате германская эскадра маневрирует среди островов Эгейского архипелага и бесцельно тратит горючее. Снова нужна угольная погрузка в нейтральных водах.
Греки отказывают. Сушон объясняет, что, согласно Морскому праву, он имеет право получать в нейтральных водах горючее и провизию, но не боеприпасы. Начальник порта колеблется. Сушон любезно предлагает ему запросить по этому вопросу позицию англичан (!). Начинаются телеграфные переговоры. Поскольку Милн отлично понимает, что ему самому понадобится угольная погрузка в Салониках, он в довольно резкой форме подтверждает формулировки Сушона и даже цитирует правовые документы. «Ну вот, видите: англичане совсем не возражают», – говорит германский адмирал и начинает по грузку угля.
Восьмого августа Милн выходит с Мальты, имея в своем распоряжении 3 линейных крейсера (не считая эскадры Трубриджа). Но в середине дня он неожиданно получает сообщение об объявлении войны Австро-Венгрии. Кто и что перепутал в британском адмиралтействе, так и осталось невыясненным. У. Черчилль, который по должности обязан был это знать, пишет в своих мемуарах о «невиновном и пунктуальном клерке».
7 августа, день
Поскольку первоначальный план боевых действий предусматривал, что в случае войны с Австро-Венгрией флот сосредотачивается на Мальте, Милн повернул назад. К вечеру ему дипломатично сообщили, что тревога ложная, но политическое положение критическое. Милн счел это достаточным основанием оставаться на Мальте еще сутки. На следующий день он получил, наконец, прямой приказ перехватить «Гебен» во что бы то ни стало и двинулся на восток с десятиузловой скоростью. По официальной версии, Милн ждал двух легких крейсеров, без которых он ну никак не мог обойтись.
А Сушон все еще переругивался с собственным адмиралтейством, оставаясь в Эгейском архипелаге. Немецкое радио перехватывало английские переговоры, они шли все ближе. В конце концов, Сушон махнул рукой на возможные политические и карьерные последствия и приказал своим кораблям идти на восток.
Милн дефилировал между Пелопоннесом и Кикладами, опасаясь прорыва немцев к Александрии, в Адриатику или вообще к Гибралтару. Одиннадцатого августа ему, наконец, сообщили, что «Гебен» и «Бреслау» прошли Дарданеллы. Милн со спокойным сердцем приказал блокировать выходы из пролива.
10 августа, утро
В тот момент англичане не очень расстроились. Турция оставалась нейтральным государством, и была обязана интернировать немецкие корабли в течение суток. В. Сушон поговорил с германским послом в Константинополе, и тот предложил туркам купить «Гебен» и «Бреслау» вместе с экипажами и самим Сушоном.
Англичане заявили протест, им ответили, что Германия любезно предложила Османской империи корабли взамен тех, которые строились для Турции в Англии и за которые Турция уже заплатила фирме-строителю.
Пришлось проглотить.
Шестнадцатого августа «Гебен» и «Бреслау» вошли в состав Османского флота, и теперь их приходилось учитывать в балансе сил на Средиземном море. С этого дня У. Черчилль и лорд Фишер называли Беркли Милна не иначе как Беркли Гебен.
Арчибальд Беркли Милн (2 июня 1855 года – 5 июля 1938 года)
Второй баронет, младший сын адмирала Александра Милна (на момент рождения сына Второй лорд адмиралтейства), внук адмирала Дэвида Милна. Обучался в Веллингтон-колледже (основан королевой Викторией в 1853 г., Крауторн, графство Беркшир), кадет на «Британии» в 1869 г., мичман с 1870 г., лейтенант с 1876 г. Служил на Вест-Индской станции, затем в Южной Африке, участник Зулусской войны 1879 г. После возвращения в Англию назначен на «Минотавр» (Флот Канала), в 1882 году переведен на Средиземное море. Во время египетской кампании флагманский лейтенант адмирала Э. Хоскинса.
В октябре того же года переведен на королевскую яхту «Виктория и Альберт», из следующих восемнадцати лет службы восемь провел на королевских яхтах, дослужившись до коммондора, а затем и до контр-адмирала. В промежутках между приятным времяпрепровождением с принцем Уэльским и принцессой Милн командовал флагманами Флота Канала (сначала «Минотавром», потом «Нортумберлендом», затем «Юпитером»). Шесть лет прослужил на Средиземноморском флоте, командовал «Трафальгаром» и «Венерой». Переведен вторым флагманом в Атлантический флот, затем возглавил 2-ю эскадру Хоум Флита в звании вице-адмирала.
В 1911 году получил звание полного адмирала и должность главнокомандующего британскими морскими силами в Средиземном море. Это назначение не вызвало радости во флоте, поскольку многие офицеры связывали выдвижение Милна с подковерными интригами, [116] с одной стороны, и королевской протекцией – с другой.
После прорыва «Гебена» Милн был отстранен от командования. Оформлено это было очень изящно: согласно политическим договоренностям стран Антанты, общее командование на Средиземном море должно было принадлежать Франции, а поскольку Милн был по званию старше французских адмиралов, его отозвали в метрополию.
Милна никто ни в чем не обвинял, [117] не считая, конечно, У. Черчилля и лорда Фишера, но как-то так получилось, что назначения для него не нашлось. Всю войну он провел адмиралом без должности, а по ее окончании уволен в отставку.
В 1921 году опубликовал книгу, посвященную бегству «Гебена».
Милн считался светским человеком, популярным в лондонском обществе, был хорошим садоводом (завещал Эдинбургскому ботаническому саду целую коллекцию редких кустарников), охотником и рыболовом.
Награжден огромным количеством наград, среди которых Королевский Викторианский орден (рыцарь), Орден бани (рыцарь-командор).
Ряд военных историков считает, что А. Милн находился в очень сложной ситуации, получал противоречивые приказы, и в прорыве эскадры Сушона нет его вины. Спорить с тем, что адмиралтейство плохо ориентировало Милна, не приходится. Но в конце концов, командующий германской эскадрой тоже не получал от своего начальства разумных распоряжений, а его положение было намного более трудным и опасным.
«Севастопольская побудка»
В большинстве источников указывается, что с покупкой «Гебена» и «Бреслау» позиция Турции, как союзника Германии, полностью определилась. На самом деле все было далеко не так просто. В августе 1914 года в Оттоманской империи сложилось неустойчивое равновесие трех политик: прогерманской, проанглийской и нейтральной.
«Партия мира» стремилась сохранить нейтралитет. Она помнила, что за последние два года Турция проиграла две войны – Балканскую и Триполитанскую, причем проиграла государствам, отнюдь не входящим в «высшую лигу». Финансы империи были безнадежно расстроены, транспортная связность государства стремилась к нулю, не хватало военного снаряжения. Флот, слабый численно и устаревший, вообще не был боевым инструментом: корабли десятилетиями не выходили из порта. Крайне серьезными были внутриполитические проблемы, хотя младотурецкая революция 1908 года и переворот Энвер-паши 1913 года привелик некоторой консолидации. «Партия мира» отдала себе отчет, что в подобной ситуации вступление в мировую войну чревато гибелью государства, в то время как нейтралитет позволяет выжить и, может быть, заработать на транзите военных грузов через Проливы. Эту группировку поддерживал султан, и у него было достаточно сторонников.
«Партия войны» со всем вышеизложенным была согласна, но полагала, что нейтралитет ничего не гарантирует. Россия была и оставалась открытым врагом, она претендовала на Константинополь и Проливы, «Крест на Святой Софии» рассматривался как вполне официальная политическая цель «Третьего Рима». Оттоманское правительство, разумеется, не могло знать подробности переговоров России и Великобритании, но младотурки предполагали, что Проливы Николаю II уже обещаны.
«Прогерманская партия» делала из этого понятный вывод: необходимо вступить в войну на стороне Германии, которая на Проливы и Константинополь не претендует. Такая война религиозно оправдана, поскольку приведет к захвату мусульманского Кавказа и Средней Азии, а возможно, позволит вернуть Египет.
«Проанглийская партия» возражала, что до сих пор Турция проигрывала все без исключения столкновения с Великобританией, да и против России воевала обычно весьма неудачно. Побережье Турции открыто для нападения английского и русского флота. Война с Великобританией создаст слабости в Аравии, на Синае, в Палестине и Сирии, в Месопотамии. Война с Россией ставит под угрозу Анатолию. Центральные державы в военном отношении менее опасны, хотя, конечно, могут создать некоторую угрозу европейской Турции. В подобной ситуации имеет смысл выступить на стороне Англии и этим шагом дипломатически обезопасить себя от России. К тому же Великобритания – мировой гегемон, она всегда побеждает.
Разумеется, настроения в турецких высших кругах носили антирусский и прогерманский характер, разумеется, Турция заключила с Германией ряд политических и военных соглашений, но эти соглашения не предусматривали вступления Великобритании в войну на стороне противников Германии. Когда 5 августа Энвер-паша предлагал России заключить военный союз, это ведь не был обман в чистом виде: сутками раньше Великобритания объявила войну Германии, известие об этом вызвало в Турции потрясение и лихорадочную «поисковую активность»…
Германское влияние в Стамбуле было очень велико, но не следует недооценивать и британское влияние. Всем известно, что немцы строили железную дорогу Берлин – Багдад и далее к побережью Персидского залива, но мало кто знает, что незадолго до войны англичане перекупили эту дорогу. В конце концов, отнюдь не является случайностью то обстоятельство, что именно Турция смогла перекупить дредноут «Рио-де-Жанейро», на который после отказа Бразилии претендовали союзники Великобритании по Антанте Россия и Франция, а также – Италия и Греция.
Так что прогерманская и проанглийская военные партии после вступления Великобритании в войну уравновешивали друг друга, и в этих условиях управляющую позицию заняла партия мира.
Приход «Гебена» в Константинополь сдвинул равновесие, хотя и не решающим образом.
С формальных позиций «Гебен» страховал Турцию от слишком больших неожиданностей в Черном море. Линейный крейсер превосходил по силе русские броненосцы, заставляя их держаться сосредоточенно. Это не имело большого значения: в течение ближайших месяцев вступали в строй русские черноморские линкоры. Но они проектировались как ответ на «Султан Осман I» и «Решадие», поэтому при приличном бронировании имели низкую скорость (21 узел). «Гебен» всегда мог уйти от русского Черноморского флота – все равно с дредноутами типа «Императрица Мария» или без них. Конечно, линейный крейсер не мог в одиночку захватить господство на море, но он мешал русским использовать свое несомненное превосходство в силах. В итоге сложилась неопределенная ситуация: скорость «Гебена» в какой-то мере уравновешивала Черноморский флот. Правда, все это равновесие держалось на исправности ходовой части одного-единственного корабля.
С другой стороны, прорыв «Гебена» в Константинополь был потрясающим военным приключением, рассказ о котором не мог не произвести впечатления на лидеров младотурок, которые и в самом деле были молодыми (военный министр и диктатор Энвер-паша, 32 года, министр внутренних дел Талаат-паша, 40 лет, Джемаль-паша, третий член триумвирата, губернатор Багдата, администратор Сирии и морской министр, 42 года). Кроме того, Сушон показал непобедимых и всеведающих англичан в смешном свете, чем немало способствовал преодолению комплекса неполноценности у турецкого руководства.
Равновесие сдвинулось – и только.
Сушон приступил к ремонту «Гебена». Каким-то образом германским морякам удалось в условиях совершенно не приспособленной для этого Константинопольской базы привести механизмы корабля в нормальное состояние. Линейный крейсер вновь мог давать 24 узла, а на короткое время – даже 26. Немецкий «ордунг» так повлиял на турецких моряков, что уже через месяц некоторые турецкие корабли были готовы выйти в море, чего они не делали уже много лет.
Постепенно Сушон склонял чашу весов на свою сторону. Он организовал выходы турецких миноносцев и «Гебена» в Черное море. Двадцать седьмого сентября Турция закрыла проливы для судов Антанты. Отношения с Россией ухудшались с каждым днем.
Нужно сказать, что Россия относилась к возможному вступлению Турции в войну довольно неоднозначно. МИД (Сазонов) был категорически против, и полагал, что инициатива начала военных действий, если уж они неизбежны, должна исходить от турок. Армейское командование не приветствовало возникновение еще одного фронта. А командование Черноморским флотом ничего не имело против провокации, в ходе которой можно было бы потопить или серьезно повредить «Гебен». Нужно, конечно, иметь в виду, что политические круги Российской империи в августе – сентябре 1914 года рассматривали Первую мировую войну как повод для установления контроля над зоной Проливов, а для этого в любом случае пришлось бы воевать с Турцией.
Решающие события произошли 29 октября 1914 года.
В 3 часа 30 минут турецкие миноносцы «Гайрет» и Муавенет» обстреляли Одессу и потопили канонерскую лодку «Донец». В 6.33 «Гебен» открыл огонь по Севастополю. Он маневрировал на минном поле, которое, однако, было выключено. «Гебен» уверенно опознали (все-таки Россия уже три месяца воевала), приказ на включение мин был отдан, но на его исполнение ушло 20 минут, а у Сушона было очень хорошее чувство времени.
«Гебен» открыл огонь с дистанции 40 кабельтовых. В Севастопольской бухте находился весь Черноморский флот, но расположение русских кораблей и их неготовность не позволили открыть ответный огонь. Стреляли береговые батареи, и даже добились каких-то попаданий, но в целом обстрел закончился ничем.
На отходе «Гебен» столкнулся с отрядом из трех русских эсминцев, повредил один из них и потопил минный заградитель «Прут». Вместе с этим кораблем было потеряно 750 мин (14,5 % довоенных запасов Черноморского флота).
Вот теперь Россия получила повод к войне. Великобритания еще искала какие-то возможности для урегулирования конфликта, но в этом уже не было особого смысла: оскорбленная Российская империя свое решение приняла. Первого ноября она объявила войну Турции. На следующий день за ней последовали Сербия и Черногория. Великобритания и Франция ждали чего-то еще три дня, наконец, 5 ноября они также вступили в войну. Оттоманская империя неделей позже объявила, что находится в войне со всеми странами Антанты.
Вот теперь линейный крейсер «Гебен» стал из оперативного – стратегическим фактором! Адмирал В. Сушон добился своего. «Все подвиги и разрушения, причиненные знаменитыми крейсерам, вроде «Алабамы» и «Эмдена», бледнеют перед теми бедствиями, причиной которых был «Гебен», столь решительно повлиявший на ход событий не только на Черном море, но и на всем восточном театре военных действий». С этого момента Россия стратегически изолирована от союзников: черноморские и балтийские порты блокированы, Мурманского порта еще нет, Архангельский порт зимой замерзает, его транспортная связность с центральной Россией недостаточна. Остается Транссиб с его огромным «плечом» через весь земной шар.
Вся эта история настолько неправдоподобна и авантюристична, что вызывает у официальной истории идиосинкразию. Факты они признают, но резко утверждают, что Турция заключила договор с Германией в самом начале августа, что Энвер-паша был явным германофилом, что это он отдал приказ Сушону, и т. д. «Наивно полагать, что германский адмирал, начиная войну, не поставил об этом в известность военного министра и диктатора Турции и не получил от него разрешения».
Конечно, поставил! Конечно, получил!
Сушон ведь и от пьяного вдрызг капитана английского угольщика получил официальное разрешение…
Вильгельм Сушон
Родился 2 июня 1864 года в Лейпциге. Уже в 17 лет он стал офицером, вскоре командовал канонерской лодкой «Адлер» и участвовал при захвате Германией островов Самоа. Окончил Морскую академию в Киле. В 1896–1900 гг. служил в Главном командовании ВМФ, в 1902–1904 гг. – в Адмирал-штабе. Во время Русско-японской войны – начальник штаба крейсерской эскадры в Восточной Азии. В 1906–1907 гг. – в Имперском морском управлении, затем командовал броненосцем «Веттин». В 1909–1912 гг. начальник штаба ВМС на Балтике. С 23.10.1913 командующий эскадрой Средиземного моря.
С 16 августа 1914 года командующий германо-турецким флотом, впоследствии – также и болгарским флотом. Вице-адмирал турецкого флота.
29.10.1916 награжден орденом Pour le Mérite.
В сентябре 1917 года Сушона перевели командующим 4-й эскадрой Флота Открытого Моря, с которой он участвовал в захвате Рижского залива и Моонзундских островов, а 12 апреля вошел в Гельсингфорс.
Адмирал Сушон в марте 1919 года ушел в отставку. Он тихо жил в провинции, время от времени наезжал в Берлин в честь какой-нибудь очередной годовщины событий мировой войны на море. В 1938 году его торжественно встречали в Стамбуле с почестями, полагающимися главе государства. Скончался Сушон 13 января 1946 года в Бремене.
Решения В. Сушона во время прорыва в Константинополь иногда подвергают критике: слишком рисковал с обстрелом алжирских портов, слишком долго выжидал в Эгейском море… Рискну утверждать, что германский адмирал действовал идеально.
«Гебен» должен был прийти в Константинополь вовремя. Четвертого августа Великобритания вступила в войну, вызвав в турецком правительстве растерянность, если не панику. На следующий день Энвер-паша начал что-то говорить о союзе с Россией. Реакцию испуганных людей нельзя предсказать, им надо дать время успокоиться. Сушон выжидал, сколько мог.
Что же касается рейда к Алжиру, то он привел к задержке переброски 30 000 человек (усиленного корпуса) на три дня. Это выигрыш темпа как минимум в оперативном масштабе.
Колоссальное стратегическое значение прорыва «Гебена» породило легенду, весьма распространенную в советское время, что английское адмиралтейство сознательно пропустило Сушона в Константинополь, имея в виду послевоенные интересы Великобритании.
Определенный резон в этом как будто есть: «Большую игру» между Англией и Россией создание Антанты не отменяло. Сэр У. Черчилль умел строить далекие многоходовые планы и мог додуматься до такого способа послевоенной нейтрализации России.
Однако примем во внимание, что адмиралтейство никак не могло рассчитывать, что к началу войны «Гебен» будет находиться в Средиземном море. У германского линейного крейсера было достаточно времени, чтобы укрыться хоть в Поле, хоть в Вильгельмсгафене. Кроме того, адмиралтейство не могло быть уверено в нейтралитете Италии.
Поэтому заранее составить план использования «Гебена» в интересах Британской империи не мог ни Черчилль, ни Фишер. А «за доской» находить такие слишком уж далекие планы, просто невозможно. К тому же в первых числах августа у Черчилля и Фишера было слишком много проблем вне Средиземного моря (которое, напомню, находилось во французской зоне ответственности). Готовилась переброска Экспедиционного корпуса. Гранд Флит срочно перебазировался на Скапа-Флоу. С часу на час ожидали внезапной атаки германских эсминцев. Резко росли фрахтовые ставки в связи с угрозой крейсерской войны.
Кроме того, Фишер и Черчилль находились очень далеко от Средиземного моря и неизбежно могли давать только очень общие и неизбежно запаздывающие приказы…
Наконец, в рамках макиавеллиевского плана «Большой игры» проще всего было просто передать туркам «Султана Османа» и «Решедие», на что было и время, и возможность…
Не удивлюсь, если источником этой красивой легенды являются сами англичане. Все-таки лучше прослыть иезуитами, чем идиотами.
Мобилизация и развертывание. Театр военных действий
Турция начала мобилизацию 4 августа и, в первом приближении, закончила ее в конце сентября. Данные по составу и численности турецкой армии довольно противоречивы: начнем с того, что даже численность населения Оттоманской империи в разных источниках «плавает» от 17 до 27 миллионов человек – цитируя светлейшего князя Потемкина: кто ж этих турок считает?
Армия мирного времени насчитывала, по германским данным, 200 000 солдат и 8 тысяч офицеров, после мобилизации – 477 868 солдат и 12 469 офицеров (такая точность более чем сомнительна). Но можно с определенной долей уверенности сказать, что турки мобилизовали 13 армейских корпусов, 2 отдельные пехотные и кавалерийскую дивизии.
Турецкий корпус трехдивизионный: 33 батальона, 10 эскадронов, 60–72 орудия. Дивизия – 10 батальонов, 16 орудий. Впрочем, далеко не все части были укомплектованы по штату (хотя какие-то дивизии могли иметь и сверхштатную организацию).
Всего империя развернула 40 пехотных, 57 резервных дивизий, 40 полков регулярной и 24 полка иррегулярной (курдской) конницы, около 1000 орудий калибрами 75 и 105 мм.
Вступление в войну Турции создавало сразу 4 новых театра военных действий:
Корсун. Эрземская операция
Малая Азия и зона Проливов. Там были сосредоточены 1-я армия (1-й – 4-й корпуса), 2-я армия (7-й – 8-й корпуса), впоследствии 5-я армия;
Кавказский фронт. Против России выделена 3-я армия (9, 10, 11-й корпуса, кавалерийская дивизия, 4,5 курдской дивизии, всего 100 батальонов, 165 эскадронов и сотен, 244 орудия).
Палестина и Сирия. Обороняется 4-я армия (2, 7, 8-й корпуса, отдельные полки)
Месопотамия. Действуют отдельные части.
Сарыкамыш
Русский посол Гирс покинул Константинополь 31 октября, война была объявлена 1 ноября, но на сосредоточение войск требовалось время, поэтому первые столкновения между русскими и турецкими полевыми войсками произошли только в начале декабря. Сложилась парадоксальная ситуация: и на Западном ТВД, и на Восточном, и на Южном войска уже очень устали, понесли огромные потери и давно лишились большей части военного энтузиазма, а на вновь образовавшихся турецких фронтах война была еще в новинку, сулила подвиги и приключения.
В результате на Кавказе был сыгран еще один такт генерального сражения.
Он имел существенное значение и для Российской, и для Оттоманской империи.
Наступление Русской Кавказской армии
Понятно, что к началу четвертого месяца войны войска, прикрывающие отдаленные районы России, комплектовались по остаточному принципу. Таким же образом они управлялись.
Чтобы не отвлекать внимание великого князя, всецело занятого делами Восточного фронта, русская кавказская армия подчинялась наместнику Кавказа генералу Воронцову-Дашкову, штаб которого находился в Тифлисе, километрах в 200 от района боевых действий. Воронцов-Дашков, судя по биографии, был человеком весьма незаурядным, кавалером орденов Александра Невского и Андрея Первозванного, но к началу мировой войны ему исполнилось 77 лет, так что в управлении войсками он участия не принимал, и все нити командования сосредоточились в руках его помощника генерала А. Мышлаевского.
Театр военных действий допускал лишь очаговую активность на отдельных направлениях, поэтому русские войска были разделены на несколько отрядов. Наиболее сильный Сарыкамышский отряд действовал вдоль оперативной линии Карс – Сарыкамыш – Эрзерум – Эрзинджан. Этот отряд был организован на основе 1-го кавказского корпуса генерала Берхмана, который фактически сосредоточил в своих руках руководство боевыми действиями.
«Армянское нагорье включает все пути из Закавказья в Анатолию и Месопотамию, а следовательно, и к головному участку Багдадской железной дороги, сооружавшейся германцами от Константинополя до Несибейна.
Средняя высота нагорья около 2000 м. Его пересекают пять продольных хребтов под названием Тавров, имеющих направление по параллели, и два поперечных меридиональных, достигающих высоты 2800–3000 м. Между Северным и Средним Армянскими Таврами находится наиболее доступная для колесного сообщения полоса долин, образующая как бы коридор, с довольно значительной плотностью населения и сравнительно богатыми средствами. В этой полосе центральное место принадлежит Эрзерумской нагорной равнине с окружающими ее хребтами, где расположена крепость Эрзерум. По этой равнине проходят все лучшие пути в Анатолию из Закавказья и Персии, и она же являлась естественным, укрепленным природой и военно-инженерным искусством плацдармом для сосредоточения турецких сил против Закавказья.
Между Средним и Южным Армянскими Таврами пролегает также сравнительно доступная полоса нагорных равнин, допускающая дальний обход Эрзерума с юга.
Эти нагорные равнины пересекаются двумя меридиональными хребтами, которые образуют естественные оборонительные рубежи, преграждающие пути наступления с востока на запад и обратно.
Из этих поднятий восточное служило первым оборонительным рубежом русских в приграничной полосе. Западное же поднятие прикрывает Эрзерумскую равнину с востока, и на нем сооружены укрепления Эрзерума фронтом на восток.
Восточное поднятие, в зоне которого развернулись главнейшие события Сарыкамышской операции, включает системы хребтов Соганлуг и Арсиан. Последний, начинаясь от горы Алла-Икпар, заполняет своими труднодоступными отрогами значительное пространство к западу от Ардагана, чем затрудняет ведение крупных операций в Батумской области.
Через хребет Соганлуг протяжением до 50 км, поросший в значительной части строевым хвойным лесом, переваливает ряд путей, главным образом в его более доступной средней части в районе Сарыкамыша. С конца октября по май все горные хребты Армении покрываются глубоким снегом, и сообщение в зимних условиях без регулярной расчистки перевалов или без использования горных лыж становится не только затруднительным, но местами совершенно невозможным.
Центральным пунктом, где сходятся главнейшие пути, пересекающие Соганлуг, является Сарыкамыш, куда были доведены от крепости Карс стратегическое шоссе (вдвое шире обычного) и железная дорога нормальной колеи.
Сарыкамыш расположен в долине на высоте 2180 м над уровнем моря. Доступ в эту долину с юга и юго-запада преграждается труднодоступным массивом Сурп-хач (выше 3000 м); с запада и северо-запада долину ограничивают отроги хребта Соганлуг, Чамурлы-даг и Турнагель. На восток в сторону Али-Софи долина расширяется и сливается с Карсской равниной. Полотно железной дороги и шоссе в районе Сарыкамыша идут вдоль узких и глубоких ущелий. Вокзал также расположен в ущелье. К нему с севера примыкают высоты «Орлиное гнездо» и холм «Артиллеристов». Западнее Сарыкамыша расположены казармы 155-го кубинского и 156-го елисаветпольского полков 39-й пехотной дивизии. Юго-западнее Сарыкамыша расположен Верхний Сарыкамыш, населенный черкесами, которые оказывали туркам большое содействие в отношении агентурной разведки. При отступлении турок из пределов Закавказья во время Сарыкамышской операции черкесы эвакуировались вместе с ними в Турцию. Северо-восточнее Верхнего Сарыкамыша находится высота «Воронье гнездо».
Окружающие горы покрыты густым хвойным лесом, который на севере подходит к Сарыкамышу на 2000 м. В 5 км северо-западнее этого селения по дороге на Бардус на хребте Турнагель имелся перевал Бардусский, покрытый перелесками.
Южнее хребта Соганлуг за труднодоступной трещиной р. Аракс простирается плато Баш-кей. Через р. Аракс имелась одна переправа на шоссе у Каракурта, откуда вдоль реки шла патрульная тропа типа аробной дороги, приводившая к м. Катызман.
(…) Многочисленные реки театра имеют горный характер и проходят в своих верхних течениях в глубоких ущельях. В зимний период эти реки маловодны и замерзают.
Препятствием для перехода через них служат ущелья, в которых они протекают. Наиболее важное значение имеют реки Аракс, Ольты-чай и Сиври-чай, вдоль ущелий которых пролегают лучшие дороги из Эрзерума в м. Ольты.
Климат Армянского нагорья континентальный, с суровой зимой (от –20 до –35°) и обильным снегопадом.
Приграничная зона была наиболее доступна для действий крупными силами на трех направлениях: 1) Ардаган, Ольты, Эрзерум (Ардаганское), 2) Карс, Сарыкамыш, Эрзерум (Карсское), 3) Эривань, Диадин, Эрзерум (Эриванское).
Наиболее важным и кратчайшим (до 270 км) являлось Карсское направление, с которым совпадала сеть наилучших грунтовых дорог и шоссе, пролегающих по Карсскому плоскогорью, а затем по наиболее доступным долинам, выводящим к укреплениям Эрзерума. С этим направлением совпадала железная дорога Александрополь – Карс – Сарыкамыш». [121]
Понятно, что география и геометрия театра военных действий провоцировала ожесточенную борьбу за критические точки позиции, важнейшими из которых были симметричные центры связности Эрзерум и Сарыкамыш.
Русские войска легко перешли границу и к началу декабря углубились на турецкую территорию приблизительно на 35 километров. Боевые действия шли в основном в полосе Сарыкамышского отряда. На первый взгляд продвижение создавало угрозу Эрзеруму, но в действительности такой задачи, да и никаких других, командование не ставило; войска вытягивались к Капри-Кею по инициативе местных начальников.
С северо-запада Берхмана прикрывал Ольтинский отряд Истомина, с юга – Эриванский отряд (4-й кавказский корпус).
Во второй половине ноября 3-я турецкая армия перехватила инициативу. Угрозой охвата с юга она вынудила Сарыкамышский отряд несколько отойти. Турки скрытно высадили десант к югу от Батуми и действовали весьма успешно: в Батумской области вспыхнуло антирусское восстание, войска Чорохского отряда были оттеснены к крепости Батуми, и их пришлось срочно усиливать.
В ходе этих боев резервы Кавказской армии растаяли, причем большая их часть была включена в Сарыкамышский отряд.
План Энвер-паши
В обстановке энтузиазма первого месяца войны у Энвер-паши возник интересный план полного разгрома и уничтожения главных сил кавказской армии.
Турецкий генерал исходил из того, что основные силы кавказской армии выдвинуты к Капри-Кею и оперативно скованы. Сдерживая их 11-м армейским корпусом, турки могут осуществить глубокий обходный маневр своими 9-м и 10-м корпусами и выйти к Сарыкамышу.
План Энвер-паши (1-й вариант)
Этот план, вероятно, обеспечивал разгром Сарыкамшского отряда. С потерей Сарыкамыша группа Берхмана будет отрезана. Отступать она могла по горным тропам и аробным дорогам в условиях горной зимы через впадину Аракса. Понятно, что такое отступление означало гибель армии.
Продолжая работать над задачей разгрома кавказской армии, Энвер-паша принял решение увеличить размах операции, действовать против глубокого тыла врага. Во второй версии его плана 10-й корпус выходил на Сарыкамыш, сразу же создавая угрозу базовой русской крепости.
Энвер-паша полагал, что после разгрома и гибели Сарыкамышского отряда и оттеснения Ольтинского его войска окажутся в местности, где крупных русских сил нет. Тогда он быстро возьмет Карс и начнет двигаться в сторону Тифлиса. Столь удачно складывающуюся операцию можно будет усилить, десантировав в район Батуми 1-й константинопольский корпус и направив его на Тифлис. Потеря Тифлиса будет неизбежной, русские войска отбрасываются к Кавказскому хребту, причем восстание мусульманских народов Российской империи весьма вероятно.
План Энвер-паши (2-й вариант)
Поскольку кавказская армия никакого плана не имела и о намерениях противника не догадывалась, замысел Энвер-паши имел некоторые шансы на успех, хотя командиры турецких корпусов оценивали его очень осторожно: армия Оттоманской империи не являлась полноценным боевым инструментом.
«Я не могу высказать своего мнения относительно будущего, – ответил спрошенный Ахмед-Февзи-паша (уволенный в отставку командир 9-го корпуса), – так как нельзя предугадать, в каком положении будем мы и противник. Следует устранить недостатки в снабжении и прежде всего обеспечить армию продовольствием. Затем надлежит в тылу привести в порядок артиллерийские и продовольственные склады и только после этого постепенно и уверенно начать движение вперед. В этой стране с суровой зимой, по моему разумению, другого средства для достижения успеха нет.
(…) Я того мнения, что 9-й и 10-й корпуса выполнят это обходное движение, отмеченное на карте, при условии совершения маневра быстро и безопасно. Это важнейшие условия успеха. Однако я не представляю себе, чтобы в это время года и в том состоянии, в каком, насколько мне известно, находятся части, возможно было бы быстро выполнить этот маневр в пограничных горах».
Ахмед-Февзи-Паша, к своему счастью, не знал, что маневр был начертан Энвер-пашой по неверной топографической карте.
Оперативный маневр 3-й Турецкой армии, 9–13 декабря
Весь план Энвер-паши был построен на внезапности, и эта внезапность могла быть сразу же подорвана. Шестого декабря патруль 1-й кавказской казачьей дивизии захватил в случайной стычке командира одного из курдских полков. Пленный был осведомлен о прибытии Энвер-паши в Ид и о предстоящем турецком наступлении на Ардаганском направлении. Пленного допросили, отправили в штаб корпуса, но по дороге он был убит конвоем. В результате командир кавалерийской дивизии, прикрывающий Сарыкамышский отряд с юга, довольно много знал о предстоящем наступлении противника на севере, его командир корпуса получил краткое донесение, в котором не было упомянуто, что сведения получены от старшего офицера, а к Берхману и тем более к Мышлаевскому никакой информации не попало вообще.
Восьмого декабря начался снегопад. Энвер-паша, предполагая, что обеспечить связь между частями в условиях горной зимы не удастся, разработал расписание движения частей обходящей группы, и это расписание в первые дни операции неукоснительно выполнялось. Главнокомандующий и военный министр отдал приказ:
«Солдаты, я всех вас посетил. Видел, что ноги ваши босы и на плечах ваших нет шинелей. Но враг, стоящий напротив вас, боится вас. В скором времени вы будете наступать и вступите в Кавказ. Там вы найдете всякое продовольствие и богатства. Весь мусульманский мир с надеждой смотрит на ваши последние усилия».
Девятого декабря турецкие войска перешли в наступление.
Русское командование об этом не знало.
Распределение сил по направлениям осталось прежним:
Таким образом, на решающем Ольтинском направлении противник превосходил русские войска в 6,5 раза.
Отряд Истомина стойко сопротивлялся несколько часов, но противника задержал не столько он, сколько столкновение 31-й турецкой дивизии со своей же 32-й дивизией. В условиях горно-лесистой местности и расчлененности боевых порядков такие случаи возможны, но турки поставили рекорд «дружественного огня»: четырехчасовой бой с участием 24 рот, потери убитыми и ранеными – свыше 2000 человек.
Ольтинский отряд не стал испытывать судьбу, воспользовался задержкой преследования со стороны противника и отступил, эвакуировав Ольты. Окружения группы Истомина не получилось, но это не особенно огорчило Энвер-пашу. Днем 10 декабря 10-й турецкий корпус занял Ольты, и его голодные солдаты накинулись на оставленные русскими продовольственные склады.
А Сарыкамышский отряд по-прежнему оставался на прежнем месте. Берхман донесения Истомина получил, но он не верил, что турки способны на такой широкий обходный маневр в условиях снежной зимы.
На следующий день 9-й корпус повернул от Ольт к Бардусу, 10-й же увлекся преследованием отходящего Ольтинского отряда. Приказ Энвер-паши на 12 декабря заканчивался словами: «Если русские отступят, то они погибли, если же они примут бой, – нам придется сражаться спиной к Карсу».
Двенадцатого декабря Бардус взят турками, и 9-й корпус начинает последний этап операции на окружение главных сил кавказской армии.
В центре событий теперь Сарыкамышский узел путей в тылу и головная железнодорожная станция, отстоявшая от Бардуса в 25–30 км.
« По сведениям штаба Сарыкамышского отряда гарнизон Сарыкамыша состоял всего из двух (588-й и 597-й) ополченских дружин. Обе дружины состояли из ополченцев старших возрастов; офицеров в этих частях было мало, и все они были призванными из запаса. Кроме того, в Сарыкамыше имелось два эксплуатационных батальона, а к вечеру 11 декабря туда прибыли совершенно случайно, направляясь в тыл для формирования 23-го туркестанского стрелкового полка, взводы от каждого полка 2-го туркестанского корпуса и два легких орудия того же корпуса.
Появление артиллерии у русских в Сарыкамыше произошло случайно. Вследствие начавшегося в русской армии уменьшения числа орудий в батарее с восьми до шести, изъятые из частей орудия направлялись в Тифлис для формирования новых батарей и 11 декабря прибыли в Сарыкамыш ».
Эти случайности требуют некоторого объяснения. Русское командование ни 10, ни даже 11 декабря не раскрыло замысел Энвер-паши. Соответственно, оно и не предпринимало никаких мер. Но Сарыкамыш был единственным транспортным узлом в тылу кавказской армии. Поскольку армия представляет собой живой организм, в ней всегда происходят какие-то перемещения сил, техники, отдельных людей, в том числе по болезни или по личной надобности. Если армия имеет единственную точку связности, в этой точке всегда кто-то находится, вернее, кто-то всегда через нее проходит. Так что конкретные перечисленные соединения оказались в Сарыкамыше случайно, но само наличие там некоторых сил, включая артиллерию, было вполне закономерно.
Одиннадцатого декабря Мышлаевский проявил некоторое беспокойство развитием ситуации. Увы, реакция русского командования была естественной и бесполезной – контрудар Сарыкамышского отряда по 11-му турецкому корпусу. Уже к ночи эта операция была прекращена.
Двенадцатого декабря ольтинский отряд и ополченцы отброшены к Ардагану. Мышлаевский начинает понимать глубину обходного маневра противника и серьезность сложившейся обстановки. Нужно срочно отводить корпуса Берхмана и Юденича (2-й сводный), усиливать оборону Сарыкамыша всем, чем можно, и во чтобы то ни стало держать город и станцию.
Ближайшим частям нужно минимум сутки, чтобы добраться до Сарыкамыша.
Днем 12 декабря Мышлаевский звонит в Сарыкамыш и требует позвать к телефону «любого старшего офицера». На вокзале проездом находился полковник Генерального штаба Букретов, который прибыл последним поездом и направлялся к месту службы во 2-ю кубанскую пластунскую бригаду. Мышлаевский приказал Букретову оборонять Сарыкамыш.
В городе, кроме гарнизонных частей, оказалось 200 прапорщиков, которые окончили Тифлисскую школу и были назначены в отряд Берхмана, взвод пехоты 2-го туркестанского корпуса, обозники, пограничники, железнодорожники и, кажется, пожарники. Правда, вооружены они были берданками с 15 патронами на ружье.
Обстановка на 12 декабря
Схема 2. Расположение сторон 12 декабря
« 13 декабря Сарыкамыш оборонялся отрядом в составе 588-й и 597-й дружин государственного ополчения, 2 сводных рот туркестанцев, 3-й пешей и 2-й конной сотен пограничной стражи, 2-й кавказской железнодорожной роты, 2 эксплуатационных батальонов, 102-й ополченской сотни, 8 пулеметов и 2 орудий. Утром 13 декабря было доставлено из крепости Карс еще восемь пулеметов, предназначенных для вооружения 12-го пластунского батальона 2-й кубанской пластунской бригады. Ополченские части были малочисленны вследствие убыли и побегов. Затем имелось несколько команд запасных и обозных под командой прапорщиков, примерно 600 солдат при 2 офицерах, перевезенных на подводах 13 декабря из района Сырбасан в Сарыкамыш ».
Ополченцы разбежались, но Букретов сдерживал наступление турок, медленно отступая к железнодорожному вокзалу. К вечеру его отряд усилил 1-й запорожский казачий полк с 4 орудиями, который двигался рысью по заснеженным горным дорогам, а потом и 1-й батальон 80-го пехотного полка. Командир батальона сообщил, что турки уже вышли на шоссе Сарыкамыш – Карс.
Сарыкамыш, 13–14 декабря
К вечеру 13 декабря в бою под Сарыкамышем собралось до 7 3/4 батальона (из них до 75 % малоподготовленных), 7 сотен, 6 орудий. Противник имел 18 батальонов.
Русским нужно было удержать город, туркам обязательно нужно было его взять. Для обеих сторон речь шла не о победе – о выживании. Солдаты 9-го турецкого корпуса замерзали в открытом поле, их мог спасти только стоящий в ущелье Сарыкамыш, где было жилье и тепло.
« Люди с промокшей легкой обувью, пройдя 12 декабря большое расстояние по глубокому снегу, расходились на ночлег после боя с русской колонной в районе равнины Малаган; многие из них замерзли. Трупы аскеров (солдат), почерневшие от мороза, обозначали утром 13 декабря расположение бивуаков, образовывая вокруг потухших костров широкие круги. Из частей, разбросанных вдоль дороги, было много отставших, которых утром 13 декабря оказалось вместе с замерзшими в лесу около 50 % состава 29-й пехотной дивизии (…). Войска утратили дисциплину, разбредались, ложились отдыхать на тяжелых подъемах, засыпали, заносились снегом и замерзали.
Особенно много замерзло бойцов, когда дивизии вышли на широкий водораздел, где войска подверглись пронизывающему ветру, поднимавшему поземку и заглушавшему подаваемые команды. Солдаты растянулись по тропе, которая была показана на имевшихся у турецкого командования картах неправильно. Многие солдаты, оставляя дорогу, самовольно уходили из строя, спускались в боковые ущелья, где пытались найти укрытия от непогоды в летних загонах для скота.
На склонах массива Алла-икпар в этот день турками было потеряно более 10 000 человек замерзшими ».
Энвер-паша запросил помощь 10-го корпуса, преследующего Ольтинский отряд. Корпус повернул назад, в результате его 32-я дивизия вышла к Бардусу, то есть оказалась в тылу 9-го корпуса.
14–15 декабря 1914 года
В ночь на 14 декабря русская разведка захватила в плен начальника штаба 29-й турецкой дивизии. Утром Мышлаевскому доставили копию приказа Энвер-паши на осуществление Сарыкамышской операции. Одновременно ему доложили, что еще днем предыдущего дня 10-й турецкий корпус вышел к Ново-Селиму и подорвал там санитарный поезд. Шоссе и железная дорога Карс—Сарыкамыш перерезаны.
Создавшаяся обстановка рисовалась Мышлаевскому следующим образом:
« Отряд Истомина не боеспособен и отходит на Карс.
У Ардагана – турки, для которых путь к Тифлису открыт.
Девятый турецкий корпус, выполняя свою задачу, сосредоточился в районе Бардус главными силами, которые подкрепят передовые части этого корпуса, сражавшиеся в районе Сарыкамыш, где уже целые сутки шел бой.
Отряд Букретова усилен лишь одним конным полком; это являлось недостаточным при усиливавшейся группе турок и отсрочивало падение Сарыкамыша самое большее на сутки.
Левее 9-го корпуса наступает 10-й корпус на железную дорогу Карс – Сарыкамыш, т. е. совершает еще более глубокий охват.
Тяжесть положения Сарыкамышского отряда заключалась в том, что ему открывалась возможность отступить лишь по аробной дороге, отходившей от его левого фланга на Кагызман ».
К вечеру Мышлаевский пришел к выводу о неизбежности разгрома и в сопровождении генерал-квартирмейстера армии бежал в Тифлис, отдав по дороге несколько приказов на отступление даже тех частей, которым противник не угрожал.
В Тифлисе царила паника, усилившаяся после потери телефонной и телеграфной связи с Сарыкамышем. Приехавший Мышлаевский «для успокоения населения начертил перед приглашенным им бывшим городским годовой Тифлиса Хатисовым «схему наступления» турецких корпусов, так что «для всех совершенно ясной становилась картина окружения и капитуляции кавказской армии»».
Началась эвакуация Тифлиса.
Контрманевр русского командования, 16–25 декабря
С 14 декабря в Сарыкамыш начинают прибывать подкрепления. Со своей стороны Энвер-паша руководит 9-м корпусом, отдает приказы 10-му корпусу, управляет отдельными батальонами и даже сам наводит орудия. Остатки двух армейских корпусов атакуют Сарыкамыш. Ночью им удается ворваться в город, их отбрасывают контратакой. Тем не менее с учетом бездорожья, с учетом населения, помогающего турками всем, чем можно, план Энвер-паши был выполнен, Сарыкамышский отряд окружен и считался обреченным. Но пока что турки ночевали в снежных окопах, не в силах продвинуться вперед.
Сарыкамыш, 15–17 декабря
Юденич, командир 2-го сводного корпуса, оценивая обстановку, сказал: «Если мы будем отступать, то в конечном итоге будем разбиты обязательно; если мы будем вести решительный бой до конца, то можем или быть разбиты, или победить; т. е. в первом случае результат будет обязательно отрицательный; во втором может быть и положительный».
И русское командование последовательно усиливает оборону Сарыкамыша. К вечеру там уже 17,25 батальона, 7 сотен, 22 орудия и 38 пулеметов против сильно ослабленных 52 батальонов двух турецких корпусов. На следующий день, в 20.30 подходит 1-я кубанская пластунская бри гада, прошедшая за ночь и день 80 километров по бездорожью.
Положение русских войск в районе Сарыкамыша начинает улучшаться.
В ночь на 16 декабря командир 9-го корпуса донес Энвер-паше, что 29-я пехотная дивизия, выступившая в поход в составе 6500 человек, имела всего около 300 человек, 11 горных орудий, 8 пулеметов. Девятый турецкий корпус, насчитывавший перед выступлением 21 000 бойцов, а с тылами 28 000 человек, по прибытии 12 декабря в район Бардус имел уже до 18 000 человек, а к вечеру 16 декабря общая численность его снизилась до 1000 бойцов и 16 пулеметов.
Обстановка на 16 декабря
Наступил последний акт Сарыкамышского сражения. Известно, что, если обходящая группировка теряет темп, она сама может подвергнуться охвату. Семнадцатого декабря Букретов переходит в наступление. Продвигается вперед усиленный Ольтинский отряд. Энвер-паша отправляет в тыл свернутые в трубку знамена. Двадцатого декабря он сам с ранеными и больными офицерами кружным путем отправляется в Бардус, по дороге едва не попав в плен. Командирам 9-го и 10-го корпусов и их командирам дивизий повезло меньше.
Обстановка на 21 декабря
« Двадцать второго декабря около 16 часов штаб 9-го корпуса оказался под обстрелом русских, стрелковая цепь которых показалась на просеке в стыке между 17-й пехотной дивизией и 10-м корпусом.
В то время как прибывший из 28-й пехотной дивизии ординарец доложил, что последняя окружена и взята в плен и чины штаба начали сжигать оперативные документы, вблизи раздался окрик по-русски: «Не двигайтесь, сдавайтесь!»
Командир корпуса и его штаб сдались этому офицеру, который принял пленников за пост сторожевого охранения, так как в людях, проживших 11 дней в Сарыкамышских лесах, закопченных дымом костров, нельзя было узнать командиров.
Отряд Пржевальского захватил командира корпуса, его штаб, всех командиров дивизий, их заместителей и начальников штабов 17, 28 и 29-й пехотных дивизий 9-го корпуса в составе 106 офицеров и нескольких сот солдат, 30 орудий, 20 пулеметов, много боеприпасов, вьючные транспорты, лагерь и прочее имущество, которое бросалось турками в горах, лесах и ущельях, занесенных снегом ».
А на следующий день резко потеплело. Возможно, начнись оттепель пораньше, турецкие части 9-го и 10-го корпусов сохранили бы свою боеспособность, тогда Сарыкамыш не удержался бы. Рефлексивный Энвер-паша заметил по этому поводу: «Сам Аллах был на стороне русских…»
В этом сражении русские потеряли, по разным оценкам, от 20 до 30 тысяч человек убитыми и ранеными, 12 тысяч обмороженными.
Третья турецкая армия перестала существовать. Ее потери убитыми, ранеными, пленными и обмороженными достигли 78 тысяч человек. Это – 80 % состава армии.
Энвер-паша (22 ноября 1881 года – 4 августа 1922 года).
Исмаил Энвер родился 22 ноября 1881 года в Стамбуле в семье железнодорожного работника Хаджи Ахмед-бея и Айши Диляры. Его отец по этнической принадлежности был турком, а мать – албанкой (бабушка Энвера была черкешенкой). Отец был служащим в ведомстве общественных работ. Кроме Энвера в семье были еще трое детей: Нури, тоже ставший военным, Кямиль и сестра. После окончания начальной и средней школы Энвер поступил в военный лицей в городе Монастир. Учился он весьма средне, и по завершении учебы получил звание лейтенанта. Военное образование завершил в Военной академии Генерального штаба, которую окончил в 1903 году в звании капитана. В 1906 году уже в чине майора Энвер вступил в связанное с организацией «Иттихад ве теракки» тайное общество «Ватан ве хюрриет» («Родина и свобода»).
В июне 1908 года среди офицеров османской армии распространилось известие о подписании в Ревеле соглашения между Николаем II и английским королем Эдуардом VII о реформах в Македонии. Оно вызвало эффект разорвавшейся бомбы, так как офицеры в Македонии рассматривали его как предлог к разделу Османской империи. Третьего июля в македонском городе Ресен произошло восстание под руководством майора Ахмеда Ниязи-бея, а 6 июля к восстанию присоединился Энвер. В течение нескольких дней отряд Энвера вырос до нескольких тысяч человек. 10 июля 1908 года на митинге, после трехкратного залпа орудий, Энвер провозгласил восстановление конституции в Османской империи. После этого началось братание мусульман с христианами. Энергичные действия и успех Энвера сделали его необычайно популярным. Он стал титуловаться Героем свободы.
После победы революции и восстановления конституции 1876 года Энвер отправился с дипломатической миссией в Берлин. В 1909 году он был назначен военным атташе в Берлине и пробыл там еще два года.
Поражение Османской империи в ходе Итало-турецкой войны 1911–1912 годов привело к падению популярности младотурок. В июле 1912 года в стране произошел переворот, который возглавила партия «Хюрриет ве итиляф» («Свобода и согласие»). Ее представители встали во главе правительства, а в августе был распущен меджлис (парламент), в котором доминировали младотурки.
В январе 1913 г. Энвер осуществил государственный переворот, приведший к свержению правительства Кямиля-паши. После переворота установил военную диктатуру «трех пашей» – вместе с Талаат-пашой и Джемаль-пашой образовал неофициальный триумвират, фактически захвативший всю власть в Турции.
Бывший генерал-инспектор турецкой армии немец Лиман фон Сандерс в своих воспоминаниях указывает, что знавшие Энвер-пашу лица следующим образом характеризуют его: «очень заботившийся о своей внешности, лично очень храбрый, хладнокровный в минуты опасности, упрямый, самоуверенный, энергичный. Несмотря на несколько лет, проведенных в Германии, его хорошие военные способности не получили всестороннего развития, как того требовало бы его положение вице-генералиссимуса и военного министра. Логичность же и последовательность изменяли ему в тех случаях, когда ему казалось, что он может приобрести славу завоевателя, как это было в период Сарыкамыша».
Он был большой интриган и типичный кондотьер, способный на любую авантюру.
Энвер-паша имел в своем окружении друзей, турок и германцев, льстивших его самолюбию – на которых он тратил большие суммы, тогда как эти лица, в особенности же германцы, были очень мало знакомы с условиями жизни Турецкой империи.
Энвер-паша работал очень неровно, порывисто. « Во время передвижений от его штаба требовалось большое искусство, чтобы вообще иметь возможность работать ».
После подписания Турцией Мудросского перемирия в 1918 году Энвер вместе с Талаат-пашой и Джемаль-пашой бежал в Германию на немецкой подводной лодке, где жил под псевдонимом Али-бей. В его отсутствие послевоенный трибунал в Стамбуле судил Энвера и заочно приговорил его к смертной казни.
В начале 1920 г. Энвер-паша прибыл со своими сподвижниками-пантюркистами в Москву. Правительство Советской России на деялось использовать его влияние для защиты своих интересов в Средней Азии и на Кавказе, и Энвер-паша согласился на определенную программу взаимодействия, при этом стратегической целью было противодействие англичанам.
Тридцатого июля 1921 года Энвер-паша поехал в Батуми навестить родственников и попытался проникнуть в Анатолию, но попал в бурю и вернулся назад в Батуми. В батумский период он стал объединять оппозиционные Мустафе Кемалю силы, апеллируя к тому, что в борьбе за независимость против Греции Турция должна быть едина. Однако победа анкарского режима в битве при Сакарии (2–13 сентября) против греков кардинально изменила расстановку сил в борьбе за власть в Турции. Москва в этой борьбе выбрала Мустафу Кемаля.
Чичерин посчитал, что популярность идей пантуркизма Энвер-паши поможет советской власти в Туркестане в борьбе с басмачеством, куда он и был послан в ноябре 1921 года. Через 23 дня после приезда под предлогом поездки на охоту Энвер-паша выехал за пределы города и сдался басмачам. Оттуда он послал письмо эксэмиру Бухары в Афганистан о своем желании воевать на его стороне. В конце октября 1921 г., имея в руках информацию о составе, численности и дислокации частей Красной армии на территории БНСР, он принял решение противодействовать большевикам и поднять панисламское движение за освобождение Средней Азии от большевиков, для чего взял на себя миссию объединения отрядов басмачей в борьбе с советской властью, и перешел в восточную часть бухарского государства, где возглавил басмаческие силы в этом регионе.
Энвер-паша был убит 4 августа 1922 г. в бою с частями Красной армии.
Непосредственно Энвер-пашу зарубил командир Первой отдельной туркестанской кавалерийской бригады, армянин по национальности, Акоп Аршакович Мелкумян. В 1958 году Акоп Аршакович, оценивая свои действия как акт возмездия против одного из главных участников и идеологов геноцида армян в 1915 году, вспоминал:
«… Москва настаивала брать этого ублюдка только живым. Телеграммы шли то за подписью Троцкого, то Ленина. Вмешался в это дело и Дзержинский. У всех просьба-требование – Энвера брать только живым. Дудки! Этому преступнику, этому заклятому врагу моего народа – никакой пощады! Легендарный Гаспар Карапетович Восканов в те дни командовал войсками Туркестанского фронта, заменив на этом посту Семена Буденного. Он тоже прислал телеграмму, которая была лаконична: «Мне нужен мертвый Энвер. Прочти. Думай. Немедленно сожги». Спасибо тебе, Гаспар Карапетович, этот приказ мне по душе…
Не буду рассказывать все подробности разгрома банды Энвера и его самого. Замечу лишь, что на рассвете мои полки внезапным ударом еще до утренней молитвы ворвались в Кофрун. Началась жестокая рубка. Басмачи не выдержали нашего дерзкого, ошеломляющего удара. Энвер без халата и сапог – он еще нежился в постели, когда под его окном засверкали наши клинки, ускакал в горы. Нет, не уйдешь, кровавый шакал, на твоей совести кровь моего народа! Двадцать пять верст гнался за ним. Достиг его в большом кишлаке Чаган. В кровавой рукопашной схватке прикончили всю банду «правоверных» убийц. Энвера зарубил лично. По праву победителя оставил себе его личную печать: огромную, серебряную, с надписью – «Верховный главнокомандующий всеми войсками ислама, зять халифа и наместник Магомета». А вот личный Коран и позолоченный халат Энвера отправил в Москву…»
Сарыкамышская операция закончилась, началось преследование, которое продолжалось до 5 января. Русские войска вновь вышли к Кепри-Кею и завязали бои за первоначальную турецкую линию обороны.
Последний сюжет генерального сражения великой войны был исчерпан.
И все-таки Альтернатива: анти-Сарыкамыш [122]
Повторюсь: в наиболее вероятной версии развития событий Турция остается нейтральной, причем со временем, вероятно, ее нейтралитет будет все более дружественным по отношению к Антанте.
Но в Текущей Реальности 1 ноября 1914 года Турция – стараниями адмирала Сушона – все же вступила в войну на стороне Центральных держав, образовав ряд новых фронтов, в том числе – Кавказский.
Далее идет «обязательная игра»: при любых обстоятельствах русские войска будут наступать на Эрзерумском направлении, в то время как Турция будет инициировать антирусские выступления на мусульманских территориях. Обязательна Батумская десантная операция. Вероятны активные минные постановки у Босфора.
К концу ноября войска турецкой 3-й армии будут развернуты на Кавказе.
Русское командование, для которого генеральное сражение закончилось в первых числах декабря под Лодзью , остановит активные боевые действия на Кавказе в связи с неблагоприятными погодными условиями. Но для турецкого командования генеральное сражение в декабре 1914 года только начинается , и оно считает себя обязанным бороться за инициативу. Поэтому Сарыкамыш – в той или иной редакции – будет обязательно, и так же обязательно русское командование «проспит» начало этой стратегической операции.
Между 10–12 декабря все висит на волоске.
Энвер-паша выигрывает Сарыкамышское сражение при следующих допущениях:
Одиннадцатого декабря 1914 года прерывается связь Сарыкамыша с Карсом (поврежденные разъездами или непогодой провода, просто элементарная неисправность единственного телефонного аппарата).
Или утром 12 декабря на вокзале Сарыкамыша не оказывается полковника Н. Букретова.
Или приказ М. Мышлаевского об отступлении исполнен командирами корпусов без рассуждений и обсуждений, как это, вообще говоря, положено в рамках воинской дисциплины и было принято в русской армии.
Понятно, что эти допущения весьма вероятны – во всяком случае, много вероятнее Текущей Реальности…
Тогда Сарыкамыш – ветка генерального сражения Первой мировой войны для Кавказского фронта – проигран Россией.
Разгром кавказской армии создает оперативную пустоту в Закавказье. Быстро перебросить туда силы нет никакой возможности. Поэтому не позднее начала 1915 года падет оборонительная линия Батум – Карс – Ардаган, и весной 1915 года турки развернут наступление в Закавказье на Эривань или на Кутаиси. Состоится сражение с весьма малыми шансами на успех для русских войск.
Летом—осенью русская армия отступит к Большому Кавказскому хребту (одновременно с великим отступлением 1915 года на Восточном фронте). Далее начинает вырисовываться откровенно катастрофический сценарий для России, которая, в представлениях общественного мнения, «проиграла войну всем, даже Турции».
Десантной операцией турки захватывают Новороссийск. В России разложение армии и флота начинается с юга, восстание происходит прежде всего в Севастополе. Далее – гражданская война, распад России – все, как в Текущей Реальности, но без конструктивной позиции большевиков и в условиях полного национального унижения.
Россия не становится Советским Союзом. Она вступает в полосу долговременной политической нестабильности и, в конечном итоге, фашизируется, скорее по итальянскому или даже румынскому образцу.
Россия покидает «Клуб» великих держав.
Очень медленный – и совершенно неотвратимый сценарий, катастрофический, и более вероятный, чем Текущая Реальность.
Из этой альтернативы следует, по всей видимости, два важных вывода:
Во-первых, «дикие карты», маловероятные, но значимые события, меняющие Реальность, происходят парно, и часто вторая «дикая карта» (русская победа под Сарыкамышем) до известной степени нейтрализует первую – прорыв «Гебена» в Константинополь, и вступление Турции в войну на стороне Германии.
Во-вторых, в Текущей Реальности в Сарыкамыше Россия прошла по лезвию бритвы и, по-видимому, исчерпала свой запас военной удачи.