Дальше надо действовать быстро. Пусть до смены часовых ещё полтора часа, но война полна случайностей настолько, что их запросто можно приравнять к неизбежностям. Даже нужно, если подольше жить хочешь. Давайте, торопимся, ребята!

Главное на данный момент — просочиться в подвал. Там, по словам безвременно усопшего, трое, и ещё один на входе. Если этого тихо прикрутим, то с остальными легче. Даже стрелять можно — хлопков ПБС наверху не слышно будет. Затем хватаем двоих писателей и тихо смываемся — через заднюю дверь столовской кухни или через люк. Наверняка у кого-то должны быть ключи.

Далее Шрек и Еланец отволакивают журналистов в нашу машину и тихарятся там. Если через полчаса мы со Злым не появимся — прогреваете машину ещё пять минут, и если нас всё же нет, то тихонечко уезжаете к Лобачово через Старый Айдар. Мы там ходили, помните, — где блокпосты и секреты, знаете. Объедете или на крайняк обойдёте. Пропуска на машине хорошие, «контрабасы» для себя делали, но всё ж не борзейте, время-то ночное. «Бобика» милицейского у входа номера срисовали? Не «обижаешь, командир», а «так точно!». Потому как не исключаю, что на нём мы отсюда с третьим писателем выбираться будем. Не шмальните там сгоряча, как подъедем. Если за нами тут шухер поднимется, то уходите сами.

Едете без света, будьте внимательны. В село не въезжаете, там укропов полно. Шрек, «контрабасы» тебя хорошо срисовали, на перекрёстке перед селом свернёшь влево, тут же включишь подфарники на две секунды. В ответ получишь две вспышки по секунде синим фонариком на дорогу. То есть под колёса смотри: на дороге у тебя должно два раза синим появиться, на снегу хорошо видно. Число пароля сто один. Едете, куда они укажут, там у них своя переправа есть, не там, где все переправляются. Плоты там у них. «Контрабасы» всё сделают сами, и машину заберут, так что всё наше забираете. Ясна задача?

Шрек кивнул и по заведённому ещё в роте порядку кратко повторил диспозицию. В основе всё то же: упокоить часовых, вытащить журналистов. Второе — смыться, не поднимая шума. Третье — совместиться с контрабандистами. С ними уйти.

Нет, теперь есть и четвёртое. Гадёныша Кудилова прикрутить.

Входная дверь. Дверь в фойе. Обе прикрыты, но не закрыты. Естественно, начкар — или разводящий, кем он был? — их так и оставил, когда выходил. Ключи от столовой-люка-подвала есть? Да, вот какие-то.

Затолкав тело, которое Шрек споро приволок с улицы, в администраторскую — или как тут эта комнатка называется, — просочились к лестнице. Здесь разделились. Вовка аккуратно, чтобы не стукнуть, прикрыл створки дверей, оставив щёлку, возле которой и заныкался, чтобы наблюдать за фойе, а заодно и за лестницей сверху. Остальные тихо сползли по стеночке вниз. Да, трудно без плана помещений. Непонятно, где может стоять — или, может, ходить? — часовой. Где засели трое охранников. Как тут вообще всё устроено. Может, шумнуть как-то особенно, чтобы часового привлечь? Нет, слишком рискованно. Раз вышло, на второй не надейся. Известный закон.

Самый надёжный прибор — зеркальце — показал, что часового в коридоре подвала нет. Прячется где-то, гад и кемарит! Легче от того? Нет, не легче. Надо знать, где он устав нарушает, а то выскочит из-за спины, как чёрт из табакерки — и конец операции!

Но и ждать некогда. Потихоньку, по одному, стали ввинчиваться в коридор. Сначала Еланец, который сместился на пять метров вправо и замер там, прикрывая товарищей. Затем Буран, который сделал то же самое в направлении налево. Злой прикрывал спины, затем продвинулся вперёд Еланца.

Отфиксировали обстановку. Пока тихо. Подвал чистый, обычный. Система коридорная. Восемь дверей: две в торцах, две со стороны выхода на лестницу и четыре по противоположной стене.

Алексей прислушался. Нет, стой! Не тихо здесь!

Слева послышался какой-то неразборчивый выкрик. Голос женский.

Он сделал знак ребятам, чтобы прикрыли его, и сдвинулся в направлении звуков.

Так, одна из дверей приоткрыта. Звуки доносятся оттуда. Очень похожие на стоны.

Ещё несколько стелющихся шагов. Звуки становятся разборчивее. Борьба? Нет, возня. И снова женский стон.

А, ну, конечно! Пока подразделение на боевых, караульная смена в отсутствие начальства занимается процессом размножения. Что ж, тем лучше. Снимем часового с бабы — а остальных примем тёпленькими!

Но тут раздался новый выкрик, уже вполне отчётливый:

— Ну, не надо, пожалуйста! Я же вам всё уже отдала!

Ага, ситуация перестаёт быть томной. Похоже, женщина участвует в процессе против своего желания.

Как всякий нормальный мужик, Алексей сам тоже всегда был настроен на размножиться. Шутил иногда в духе: эх, и чего женщины обставляют это дело такими сложностями? Был бы я девкою — даже на трусы не тратился бы, всё равно постоянно снимать.

Но будучи именно нормальным мужчиной, он уважал это право женщин на их сложности. И сам с удовольствием участвовал в древнейшей игре между полами. Той, в которой одни со всем пылом штурмуют крепость, а другие с тем же пылом её защищают, но… Постепенно сдавая бастион за бастионом, выкидывают в конце белый флаг. Причём только после сдачи крепости выясняется, что это именно её гарнизон тщательно спланировал и штурм, и оборону. Отдельное внимание уделив тому, чтобы штурмующий из-за слишком упорной защиты не бросил бесперспективное занятие и не ушёл брать другой замок.

Глаза Бурана сузились. Часовой, конечно, потрафил чужой РДГ, что ушёл с поста, но то, чем он занимается, должно быть наказано радикально.

Алексей вновь достал своё зеркальце, просунул в приоткрытую дверь. Так, понятно. Какая-то бойлерная, скорее всего, — помещение с висящими кишками трубами. У дальней стены что-то вроде каптёрки — шкафы, явно для инструментов, стол, лежанка. На лежанке — ритмичное движение. У стола — другое развлечение: голая девушка стоит на нём на коленях, руки на затылке, а двое мужиков в камуфляже что-то ей втолковывают, причём один наворачивает её волосы себе на кулак. А вот часовой — кем ещё может быть униформированный человек с автоматом на боку? — в процессе не участвует. Стоит в двух шагах от двери и, судя по всему, просто запитывается зрелищем.

Больше никаких подробностей Буран не разглядел, поторопившись втянуть руку с зеркальцем обратно. Такая уж штука эти зеркала: вещь в разведке и на диверсиях крайне нужная, но и опасная — даст блик и выдаст тебя самого. Того, что разглядел, достаточно.

Алексей сделал знак своим приблизиться, указал Юрке держать ему спину, а Витьке — чтобы в нужный момент рванул дверь на себя. Те кивнули — поняли. Кравченко поднял руку с пистолетом…

В тех судорожных звуках, что бились по бойлерной, характерный плевок выстрела ПБ поначалу остался никем не замеченным. Только стоявший спиной к Алексею часовой вдруг клюнул головой воздух впереди себя и буквально нырнул вниз, на грязный кафельный пол.

Рядом тихо кашлянул пистолет Злого, и у того бандита, что держал за волосы девушку на столе, подогнулись ноги. Хватку он так и не ослабил, потянул пленницу за собой, и через секунду под столом лежали два тела, причём и девушка освободиться не пыталась. Сомлела, что ли? — попасть в неё Юрка никак не мог, не того класса стрелок.

Приятель новопреставленного, начавший было оборачиваться к вдруг распахнувшейся двери, словил следующую пулю от ввинтившегося в помещение Бурана.

Четвёртый, тот, что насиловал девушку на лежанке, слишком, видать, увлёкся. Или никак не хотел отрываться от своего увлекательного занятия. Во всякому случае, он не сразу стал подниматься, и Юрка, в свою очередь вметнувшийся в бойлерную, успел оказаться рядом и пробить ему в ухо кулаком с зажатым в нём пистолетом. Второго удара не потребовалось — насильник со спущенными до колен штанами раскинулся под лежанкой.

Кто-то завизжал. Алексей развернулся, как ужаленный. Только нам не хватало, чтобы этот визг переполошил тут всех, кого до сих пор не переполошили выстрелы!

Оказалось, тут была ещё одна девушка, которую он не заметил, когда через зеркальце оглядывал помещение. Тоже голая, она сидела на полу в углу, прицепленная к одной из труб поводком. Другим концом поводок подходил к ошейнику, который был на девчонке. Как на собаке.

Бедная девочка, визжала именно она. И этот визг надо нейтрализовать немедленно. Две её подруги по несчастью — кстати, тоже в ошейниках, как теперь разглядел Алексей, — находились ещё в ступоре из-за резкой перемены обстановки, ну, а эта решила поголосить, дура. И что за реакция у этих женщин — чуть что визжать? Да на грани ультразвука?

Он мгновенно подскочил к девушке и зажал голосистый рот, приговаривая:

— Тихо ты, тихо, тихо, свои, успокойся!

Но девица успокаиваться не хотела, а стала с необычайной силой вырываться из его рук. Попыталась даже прокусить зажимавшую рот ладонь. Но реакция у Алексея оказалась хорошей — оно ведь и адреналина сколько уже в кровь всосалось! — руку он успел отдёрнуть. И ею же тут же дал девке пощёчину. Легонько, но голова у той дёрнулась, и взгляд стал почти осмысленным. Во всяком случае, паника в нём сменился этакой смешанной со страхом пытливостью.

Она, наконец, поняла, что появились спасители.

— Тихо, девочка, тихо, — прошептал Алексей. — Мы свои. Мы вас освободим…

Девчонка смотрела на него исподлобья, всё так же пытливо, с невысказанным вопросом. Ничего так девочка, хотя без косметики измученное личико её казалось простоватым, несколько сельским. Вот как в хронике 50-х годов выглядели передовые советские доярки.

Странным образом нагота её не обращала на себя внимание. То есть глаз всё видел — невеликие аккуратные грудочки, волосики на лобке, пупочек беззащитный, — но воспринималось это как некая данность, совершенно не имеющая отношения к вечной игре полов. А может быть, этому способствовало и то, что и от девчонки не исходило никаких сексуальных флюидов, которые даже неосознанно посылает любая женщина в нормальной обстановке.

Ну да, натерпелась бедная. Да и сейчас вот оказалась свидетелем быстрого и эффективного уничтожения трёх человек. Хотя люди ли они были, эти ублюдки, держащие девушек в ошейниках?

— Всё? Не будешь больше орать? — спросил Алексей, погладив девочку по голове как бы во искупление необходимой, но нежеланной грубости при пощёчине. — Можешь слушать? Только тихо…

Девушка кивнула.

— Тогда слушай, — продолжил Алексей, оглянувшись на её подружек по несчастью. Те уже сидели, тесно прижавшись друг к другу, со страхом и каким-то угрюмым ожиданием глядя на Юрку, который споро пеленал пленного. Молодец Злой! Первым делом запихал тому какую-то тряпку в рот, чтобы не заорал, когда придёт в себя. — Мы — хорошие. Мы пришли освободить наших пленных товарищей. Мы вам зла не причиним. Если хотите, освободим вас тоже. Хотите?

Девчонка, по-прежнему безмолвная, неуверенно кивнула.

— Тогда смотри дальше. Я сейчас достану нож. Ты этого не бойся. Я тебя освобожу от этого ошейника. Хочешь?

Девушка кивнула уже более уверенно. А Алексей отчего-то даже не сообразил, что ошейник можно было бы просто расстегнуть.

— Вот и ладушки. Вы, девочки, только шум не поднимайте. А то сюда весь дом сбежится. Придётся нам отбиваться, и мы тогда освободить никого не сможем. Договорились?

Снова кивок. Чувствовалось, как страх постепенно покидает девчонку.

— Вы сами откуда? И здесь — как оказались?

— Мы здешние, счастьинские, — хриплым шёпотом ответила освобождённая. Молодец, уже всё поняла насчёт необходимости тишины. — Эти, — кивнула она в район лежанки и стола, где валялись трупы, — нас задержали в городе и привезли сюда.

— Давно?

— Не знаю. Давно. Нас отсюда не выпускали. Какое число?

— Девятое. Ночь на десятое.

— Значит, четыре дня мы тут…

Лицо её вдруг исказилось, словно от невыносимой боли. Девочка застонала в голос, потом сама зажала себе ладошками рот, уткнулась Алексею в плечо и заревела, нет, завыла, затряслась от рыданий.

— Они… нас… тут… все, по очереди… — невнятно и глухо говорила она сквозь всхлипы. — Собак… играть заставляли… «Суки донбасские»… говорили… В туалет… в ведро… при них… И снимали…

Словно по примеру, на лежанке завыли две другие девушки. Алексей оглянулся беспомощно. Юрка обнял «своих» девчонок, прижал их головёнки к груди. Рыдания стали глуше. От двери, которую остался контролировать Витька, послышалось тихое рычание.

Алексей гладил девушку по худой спине с острыми позвонками, пытаясь успокоить.

— Ну… Тихо, тихо, всё же кончилось. Сейчас вас отвезём домой. Или в Луганск, если хотите. Там наши, там врачи… Эти гады уже поплатились. Вон, валяются…

Девчонка затихла вдруг, сразу. Подняла на него глаза:

— Все?

— Что все?

— Вы всех убили?

Алексей замялся:

— Один живой. Допросить его надо. А потом убьём, обещаю.

Девушка замотала головой:

— Ты не понял! Не понял! Они же все, понимаешь? Все-е! В очередь!

Алексей взял её лицо в ладони, заглянул в самую глубину глаз:

— Всем отомстим, девочка! Девочка, светлая! Всем! Слово русского офицера…

* * *

План отхода в основном менять не пришлось. После допроса захваченного насильника выяснилось, что в наличии в подвале двое нужных пленных. Ещё один — на допросе у начальства в кабинете на втором этаже. Двое — здесь. Ещё было четверо, но одного вчера отвезли к карьеру и ликвидировали. Причина — сепаратизм и отсутствие денег у родни на выкуп. А второго сегодня — здесь. Сопротивлялся сильно.

Нет, он лично в захвате сегодняшних пленных не участвовал. Их только получили и привезли сюда. Куда дели одного из них, он не знает. Но хлопцы рассказали, что — расстреляли ещё на выходе. За что — не знает, не говорили. Но по приказу начальства.

Зачем с девушками так? Ну, они сами хотели. Были задержаны ранее — за что, он не знает. Дальше им предложили поучаствовать в сексуальных играх — ну, как в порнушке, — они согласились. Нет, откуда они, он не знает. Знает, что местные, но он в их задержании не участвовал.

Да, жить он очень хочет, а потому покажет расположение всех камер, караульного помещения и запасного выхода через столовую. Да, будет тихо себя вести, шума не поднимет. Просит только оставить в живых, потому что сам никого не убивал и не ликвидировал, а с девушками всё было по согласию.

Девушки, одевавшиеся в углу в снятую с убитых форму (хотя поначалу делать этого нипочём не хотели, и только перспектива оказаться голыми на морозе заставила их преодолеть отвращение), возмущённым шёпотом откомментировали последнее утверждение. Но Алексей и так знал их обычную на оккупированной Украиной территориях историю.

Из быстрого их опроса она подтвердилась, только подсветилась конкретными подробностями именно этой ситуации.

Девочки были местные. Одну арестовали прямо в магазине, где та работала продавщицей. Двух других вытащили из очереди на маршрутку. Дескать, похожи на разыскиваемых волонтёрок сепаратистов. Конечно, они знали, что девочки в Счастье уже пропадали, но что поделаешь, — работать-то надо, деньги-то где брать?

Потом привезли сюда и бросили на подвал. Должны были удовлетворять офицеров. А по ночам их использовала свободная смена караула. Кормили скудно, но хоть кормили. Правда, при этом заставляли есть с пола и вообще называли «суками» дрессируемыми. Сепаратистскими. Русскими. Где их одежда, они не знают. Здесь, имеется в виду в Счастье, не останутся ни при каких обстоятельствах. Просят забрать их с собой на свободные территории республик. И родных предупредить по возможности, что живы.

Кравченко верил им: слишком уж естественно, с неподдельными чувствами ненависти, страдания и стыда они обо всём этом рассказывали, давясь слезами. И больше всего убеждало, что они, отойдя от первого шока, начали стесняться своей наготы. Точно — не проститутки.

Алексей оставил Злого охранять девушек, а сам вместе с Еланцем и нациком-предпокойничком направился освобождать пленных. Это много времени не заняло. Пришлось решать лишь одну проблему. На месте планировавшихся четверых освобождаемых было четверо, да, но ещё три девушки шли «в нагрузку». И ещё один писатель — собственно, журналист, корреспондент, как пояснили освобождённые москвичи — пребывал где-то наверху, и мог быть в любое время возвращён на подвал. Как всегда в таких случаях — неожиданно и срывая все планы по тихому отходу.

Ещё двое выпущенных из камер были пленными казаками из «Призрака», взятыми в боях на Бахмутке. Они, естественно, тоже хотели уйти и даже предлагали свою помощь в качестве боевой силы, если им дадут оружие. Это было, в принципе, неплохо, хотя бойцы были избиты до синевы и большой боеспособности явно показать не смогли бы. Но если придётся тихий отход превратить в шумный, то два лишних ствола не помешают. Хотя всё это — со слов освобождённых: никаких документов при них, естественно, не было.

Решили следующим образом. Как и планировали, Шрек с Еланцем забирают всю разношёрстную компанию и тихо переправляют её к «буханке». Там ждут милицейский «бобик», после чего все вместе едут на встречу с контрабандистами и переправляются на свой берег. То, что переправляемых больше, чем планировали, как-нибудь с мужичками тихого ремесла порешаем.

Тем временем Буран со Злым, пробираются на второй этаж, освобождают корреспондента, ликвидируют или, что лучше, берут в плен для вдумчивой с ним работы пана Молодченко, забирают милицейскую машину и едут к «буханке».

Что касается пленного укропчика, то «отрезать ему член, а потом голову», как то требовали девочки, им не дали («Не пачкайте душу, девчоночки, грязной работой, будете потом всю жизнь вспоминать»), поклявшись непременно и скоро отомстить за них, как отомстили его дружкам. Что, собственно, Еланчик и исполнил после того, как сходил с заискивавшим перед ним бандитом на разведку надёжного выхода.

Как и ожидали поначалу, таковым оказался ход через люк для столовой, выходящий зады здания, откуда всего десяток метров оставалось до разрезанного в сетке забора выхода в лесопосадки.

Злой с Бураном отход до леса прикрывают, затем действуют по своему плану.

Прихватив автоматы мёртвых караульных — причём оба казака и писатели тоже взяли себе по стволу, — первая группа начала отход.

Алексей сопровождал их с гнетущим душу беспокойством. Всё же такая куча гражданских на хребте у группы! Теперь отвечать приходится ещё и за них, а любой опытный солдат знает, какой это риск и какая на самом деле дыра в защите, даже если гражданские вооружены достаточно. Даже хуже, блин, если они вооружены, запоздало пожалел о своём решении Буран. В любой момент бабахнуть могут.

Опять всплыла строчка из любимой поэмы: «У тебя ж одна забота — на кладбище не попасть»… Вот ведь — и девок скрали! И что оно зудит в голове, это четверостишие?! Хотя оно, может, и к лучшему — настораживает, мобилизует…

Он перевёл дух лишь когда цепочка освобождённых из плена растворилась в лесопосадке, и Еланчик, прикрывавший её с тыла, прощально махнул рукою. Забавно они телепались цепочкой в полуприсяде, держа друг друга за одежду, словно малыши из детсада в старой кинохронике. Так и то — ПНВ был только у Шрека, который и возглавлял столь странную, если вдуматься, колонну. И у Еланчика, который прикрывал.

Н-да… Настоящие писатели из настоящей Москвы, три несчастные девчонки из Счастья, два казака-ополченца, один из Брянки, другой из Красного Луча. И сопровождают их бывший боевик криворожской ОПГ и уральский казак-пластун с тремя жёнами…

Ладно, пора доделывать дело.

Тем же путём вернулись с Юркой в подвал, затем осторожно продвинулись на первый этаж. Пока тихо, но чёрт его знает, как там себя чувствует отдыхающая смена. Может, уже готовится стать бодрствующей, и дежурный помощник начальника караула протирает глаза, готовясь поднимать людей на смену часовых. Конечно, судя по тому, что они тут уже видели, бардак и разгильдяйство в этом «Айдаре» творились первостатейные, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Чтобы на кладбище не попасть. Как тот нацистик из подвала, отрезанный член которого первобытный тип Еланец всё же продемонстрировал девчонкам. И который умирал ещё долго и тяжело, подёргивая ногою в агонии, когда они с Юркой пробирались обратно мимо подсобки, где остался лежать бандит.

Алексей хотел было милосердно прекратить его мучения облегчающим ударом в сердце, но сдержал себя. После того, как из быстрого опроса освобождённых узнал, куда делся четвёртый из писателей-журналистов и как эти нацистские падлы хвастались о своих палаческих подвигах, — долгое и мучительное помирание для этих катов казалось как раз истинным милосердием. А как же: у нелюдей впервые появлялось время пересмотреть поступки в своей жизни. И раскаяться в том зле, что они причинили другим. Ну, хотя бы через то осознание — на пороге-то смерти! — что делал, видимо, что-то не так, раз теперь приходится так плохо умирать…

Даже и жаль, что не всем сегодня представится возможность успеть перед смертью обратиться к Богу. Если есть он у таких мерзюков.

Алексей с Юркой скользнули в комнату, где тяжело сопела и храпела караульная смена. Да, хорошо храпела и хорошо, что храпела. Значит, успела группа уместить все дела в промежуток времени от смены одних часовых до того, как разводящий начнёт поднимать следующих.

Теперь уже не начнёт, впрочем. Будет спать в своей отдельной комнатке, предупредительно указанной пленным. Пока не найдут. Но и тогда уже не добудятся. А кое-кто и ляжет рядом. Потому что дяденька тоже окажется радикально пересмотревшим бандеровские убеждения и заготовит для своих бывших дружков гранату за пазухой.

Так, четверо здесь, как и завещал покойный в подвале. Должно было быть шестеро, но двоим вместо честного сна в карауле захотелось сексуальных извращений. Эти теперь продолжают вахту в аду. И один живой шнырится у кабинета директора, где Кудилов допрашивает московского корреспондента. Если этих исполним тихо, с тем дорешать вопрос будет несложно. Сейчас от тишины зависит практически всё. Пусть и придётся на себя повесить лишние трупы.

Без этого в принципе желательно было бы обойтись. Но, во-первых, после всего увиденного в подвале и услышанного в ходе быстрого опроса писателей — нелюдей было не жалко. Не повиснут эти покойники на сердце, потому как не убийство это будет, а праведное исполнение приговора. Что человеческого, что Божеского. А во-вторых, это было необходимо всё из тех же соображений исключения лишних случайностей.

Нет, ну надо же, как крепко спят! Дверь, мать её, не смолчала, скрипнула, когда открывали. Но караульные продолжали тяжко храпеть. Хотя, по стоящему в кубрике запаху судя, они просто в том состоянии, когда сон особенно сладок и необходим. Так, оружие где? Ага, вот оно, висит на вешалке. Как зонтики. Да уж, воены…

Так, теперь главное — тишина и спокойствие. Надо в темноте очень точно попасть ножом в сердце. То есть точку ввода оружия надо знать абсолютно точно. Даже наощупь. А то приборчик на лбу, конечно, помогает, но, зараза, двоит изображение, слишком много даёт лишних засветок! Ещё нужно рот ликвидируемому плотненько зажать ладонью, чтобы случайный крик не вырвался.

Этому учились тогда на физпо в «Антее» Ященко. А до того Бурана натаскивали на снятие часовых в училище. Поэтому за себя он не волновался, как и за Злого. А Еланец и Шрек могли бы оплошать. Так что правильно он решил отправить их с освобождёнными.

«…У тебя ж одна забота — на кладбище не попасть»…

Тьфу, привязалось, м-мать! Это душа опять всё же протестовала, видно. Тоскливо ей отнимать жизни, несмотря на все соображения о справедливости и праведности уничтожения убийц и насильников. Но всё равно — не хочется убивать вот так, не в бою. Не приставку к оружию ликвидировать, а вот этих, живых и тёплых. Да, хоть они и каратели, хоть и пришли, куда их не звали. А всё ж — живые…

Эх, сам бы взвыл сейчас! Нет, плохая работа — война. Грязная. Для души, прежде всего. Как отмолить её потом?

Тем не менее, руки сами делали дело. Да, по горлу было бы проще. Но тут и человек дольше хрипит и дёргается, и кровищи много брызгает. Уделаешься весь.

Впрочем, четверо — не сорок. И даже не четырнадцать. На двоих со Злым — пятнадцать секунд работы. Только бы никакая случайность не вмешалась!

Нет, повезло. Каратели приняли свою судьбу молча…

Ну, всё. Теперь последняя часть работы — Кудилов, корреспондент, а до того — охранник перед ними.

С гвоздей, вбитых прямо в стену, подобрали по размеру висевшие на них бушлаты.

Форма одежды у укропов, прямо скажем, более чем разнообразна. Иной раз и в гражданском вояки попадались. Или в гражданских джинсах и военном бушлате. Так что и одними бушлатами поверх граждански на первые пару секунд глаза противника отвести можно. А дальше уже и не потребуется…

А ежели он закрылся там, часовой? В помещении?

Ладно, по ходу решим. Всего не предусмотришь, хотя и спасибо покойничку, просветил относительно общего плана здания.

Поднялись с предосторожностью. Она оказалась нелишней: у дверей нужной комнатки маялся в полудрёме солдатик. То есть что значит — маялся? Натурально и дремал, присев на корточки. Так и умер, не успев встать…