Отдельный разведбат принял Алексея не очень приязненно. Несмотря даже на наличие знакомых ребят.
Алексей стоял перед командиром, изучавшим приказ о переводе капитана Кравченко в отдельный разведывательный батальон корпуса Народной милиции. Суровый, плотно сбитый, словно излучающий мощь, вполне себе комбат.
Да и новое место службы вполне на внятном армейском уровне. Бывший военный городок. Стандартно-добротная советская казарма в три этажа, отдельное штабное здание, плац с разметкой для строевой. И даже спортгородок. Хорошо устроился товарищ Перс, и порядок явно поддерживает.
Рядом высилось пятиэтажное строение, то ли недостроенное, то ли растащенное — без окон, без дверей, что называется. Надо будет узнать, нельзя ли здесь устраивать боевые тренировки при захвате зданий.
Первый вопрос Перса удивил:
— Стрелять из чего умеешь?
— Из всего, — удержался, чтобы не пожать плечами Алексей. В армии у вышестоящего начальника по определению больше прав, нежели у подчинённого. А у кого больше прав — больше и ума. Тоже по определению. Не согласных с этим отсеивают ещё в училище.
Перс бросил взгляд исподлобья:
— Из австралийской F-90, пожалуй, вряд ли…
— Так её ещё только на выставке показали, — сделал лицо кирпичом Алексей. Судя по вопросу, командир следит за оружейными новостями. Поскольку Кравченко следил тоже, — впрочем, теперь уже нет, потому как нетбук его приказал долго жить после взрыва в квартире, — сейчас должен был изобразиться небольшой момент истины для будущего взаимопонимания с начальником.
Взаимопонимание наступило.
— Ладно, — усмехнулся Перс. — Будем считать, что в теме. Ты из штатного, имею в виду, чем владеешь? Про «винторез» твой знаю, слушок дошёл…
Ещё бы! — усмехнулся про себя Алексей.
* * *
Такое оружие ценилось здесь никак не меньше маузера во времена гражданской — той, почти столетней давности. Царский подарок сделал Ященко при увольнении из «Антея», что уж говорить. Кравченко тогда, летом, в очередной раз аж обалдел от осознания подлинных возможностей своего шефа, когда раскрыл переданный им бокс и обнаружил у себя в руках подлинную мечту — винтовку специальную снайперскую 6П29..
В своё время, на пятидневной войне Алексей так и не удостоился получить её во владение. Как-то даже до его разведроты не дошла эта прелесть. У осетин, видно, осела. Но в руках это оружие разведчик Кравченко держал, конечно. Круг его общения включал ребят, которые «винторезом» ещё с первой чеченской пользовались. Пострелять тоже удалось. Ощущения остались… Незабываемые. Будто и не целишься вовсе. А жалишь. Навёл — и вроде само в цель попало. Гиперболоид инженера Гарина. Ощущение, что ты щелчком сбиваешь цель на расстоянии в 300 метров.
Растроганный Алексей не знал, что сказать шефу. Но взгляд его, видно, был столь красноречив, что тот ухмыльнулся и шлёпнул его по плечу: «Владей, доброволец!».
Вторым важным подарком было выходное пособие. Даже привыкший к сытной зарплате Алексей приятно удивился его размеру. «Это включая премию», — пояснил Ященко. И намекнул: «И чтобы твоим было на что жить». Ну, да. По величине выданная сумма как раз приближалась к его полугодовому жалованью. С горкой. Которую тот же Ященко порекомендовал потратить на всякие полезные штучки. Начиная от качественного камуфляжа и заканчивая некоторыми полезными «обвесами».
С его пораненной ногой берцы со специальными вставками — вещь крайне полезная. Как и набор линз и защитных очков — с его порезанным глазом. Офтальмологи, конечно, сделали, что могли, включая лазерную коррекцию, но неровное глазное яблоко и лазером не обстругаешь до идеально круглого. Хорошо, что левым глазом целиться не надо…
Наконец, третьим подарком были необходимые бумаги и документы. Разрешения на оружие. Удостоверение сотрудника постороннего ЧОПа. Легенда биографическая на страничку. Оную рекомендовалось выучить и далее творчески развивать. «Не будем облегчать оппонентам жизнь, — пояснил такую, излишнюю на взгляд Кравченко, секретность Тихон. — Ты там засветишься всяко, а лишнее внимание к нашему доблестному охранному заведению нам ни к чему. Не говоря о большем…».
Алексей подтянулся: понял. Но шеф улыбнулся дополнительно: «В плен ты, рассчитываю, не попадёшь…».
Кравченко ещё прежде и сам для себя это решил. Но холодком по позвоночнику протянуло…
Ященко снова значительно поглядел на своего уже бывшего подчинённого. Помолчал.
«Но дело не в этом, — ага, любимая присказка пошла! — Я куратору пояснил твои мотивы. Он в целом согласен. Месть за отца и всё такое. Но пока, сам понимаешь, помогать тебе будут минимально. Поглядят для начала…».
Алексей прокашлялся, сказал: «Я и не претендую. Тем более — мне покамест свои задачи решить надо…».
«Это все понимают, — оборвал Тихон. — Никаких задач тебе сверху никто не нарезает. Покамест, — передразнил. — Но ежели с хорошими людьми работать будешь, они же тебе и помогут».
«Да я и не отказываюсь, — откинулся в кресле Алексей. — Только как я узнаю, кто из людей — хороший?».
Ященко ухмыльнулся: «Не волнуйся. Они сами к тебе подойдут. Привет от меня передадут. Скажут: мол, кланяться велел».
Хм, ясно. Судя по нехарактерному для шефа обороту речи, это будет служить паролем.
Ну и последним подарком от фирмы была переброска его на границу с ЛНР. На машине. Причём сидели в ней трое ребят абсолютно бандюганного вида. Просто родом из девяностых! Один колоритен донельзя. Ростом чуть пониже Алексея, но поквадратнее и помассивнее, с плавными ухватками самца гориллы.
За всю дорогу от Москвы до границы не обмолвились они и тремя десятками фраз. И те — чисто по делу. Говор ростовский. Повадки… Ну, это не опишешь. Высокомерная лихость «крутых» в сочетании с профессиональной предусмотрительной опаской опытных боевиков. И поразительной незаметностью для представителей государственных правоохранительных органов.
При всём своём опыте примерно в такой же мимикрии Алексей не уставал восхищаться этими парнями. Впрочем, нельзя было совершенно исключать, что предусмотрительный Ященко действительно мог для переброски своего бывшего сотрудника призанять боевиков у какой-нибудь бандитской структуры.
На переходе всё оказалось проще, чем Алексей ожидал. «Бандюганы», не забывшие перед поворотом на границу свернуть на какую-то рембазу и сменить там номера на украинские, протопали к строению, где сидели погранцы. Что-то там, судя по всему, перетёрли. Потом вернулись к машине, ещё минут десять покурили. А дальше просто проехали через открытый на «нуле» шлагбаум.
За переходом его уже ждал Юрка Семёнов. Дочерна загорелый, живописно обряженный в максимум военно-ценного для современного бойца, светлозубо улыбающийся. И сказавший заветное: «Тихон Иваныч кланяться велел…».
«На одного человечка выйдешь, — вспомнились сразу слова шефа. — Юру Семёнова помнишь, десятника?»
Странный вопрос: Семёнов как раз два месяца назад уволился. Ещё бы не помнить! Потому как со скандалом ушёл. Но ведь Ященко бесполезных вопросов никогда не задаёт. Значит, со значением это — «помнишь»…
«Он сейчас у Бледнова, который Бэтмен. Позывной у него там — Злой, — заговорил снова шеф. — Не смотри, что он вроде бы с криком уволился. Это так надо было».
И вот — Юрка. Рядом с ним стояли ещё двое. Тоже ладных, тоже «упакованных» по самое не могу, высоких и даже… ну, грациозных, что ли. Вот как гепард или тигр — совершенной грацией совершенного хищника.
Они-то, державшиеся поначалу, в отличие от Юрки, с холодком, позднее разъяснили, что по нынешним временам у них «на республиках» после нескольких весьма досадных случаев в подразделениях вооружённых сил Новороссии уже нет прежнего доверия к «добровольцам» и «волонтёрам». Если тех, понятное дело, не знает кто-то из доверенных своих. «Тех, которые самоходом, — рассказал один из парней, — тех поперву на подвал на недельку. Там допросят. Иной раз и с членовредительством — ежели доверия человечек особого не вызывает».
«Потом выпустят, — добавил Юрка, — но часто оружие сразу не дают, а дозволят пока окопчики покопать. И тоже смотрят». «За тебя Злой поручился, — резюмировал третий из встречавших, кивнув головой на Семёнова. — А так бы тебя в оборот взяли. Особенно казачки здешние, — ухмыльнулся он. — У атамана Лозицына порядочки суровые. А по тебе вон видно: в «гражданке», а матёрый. Подозрительный».
Все засмеялись, будто это звучало смешно.
Через час Алексей Кравченко стоял перед Бэтменом, который осматривал его своими светлыми, немного навыкате, холодными глазами. Чем-то схожими с глазами Тихона Ященко…
«С Бэтменом можешь работать вполне, — вспомнились слова шефа. — Сан Саныч правильный человек. Людей, конечно, на подвале держит — да у кого там их нет, подвалов-то… Ребята есть там у него сложные. Реально злые ребята есть. Но сам Сан Саныч парень нормальный. И, в общем, наш. Ну, тёрки у ЦК с ним некоторые происходят, но в целом он ситуацию понимает, в государственность готов впрягаться. Иное дело, что в ЦК тоже разные векторы имеются…».
А в Новый год Сан Саныча убили…
А его бывшему бойцу и соратнику Бурана велели спрятаться на войне, перейдя в ОРБ к Персу, сидеть пригнувшись и не отсвечивать, пока всё не уляжется. А он пошёл всё же попрощаться с боевым другом. Вот и засветился. Да там ещё чего и наплели — эти, прежние захребетники Бледнова.
* * *
— Итак, кроме винтореза каким оружием владеешь? — продолжал расспрашивать Перс.
Алексей ответил, снова подавив желание пожать плечами:
— Знаю АК — всех модификаций…
— Да со стрелковкой и так ясно! Из станкового что, из крупняка, тяжёлого, мины?
— Виноват! Прошёл весь учебно-тренировочный комплекс огневой подготовки. Ну и в войсках попользовался, чем успел. КПВ знаю, «Корд», «Утёс», «Печенег», ну, «калашниковы», конечно. Стрельбу из РПГ знаю всю, ДП-64 пробовал, СПГ-9Д и ДН. «Пламя» нормально знаю, «Козлика» пробовал. Стрельбу с БМП освоил, БТР — само собой…
— Слыхал, у вас там и водолазная подготовка была? В Новосибирском твоём…
— Была, — кивнул Кравченко. — Но мне не досталось. Больше пришлось на вододроме купаться — учились преодолевать водные преграды.
Командир уловил его растущее недоумение.
— Небось, думаешь, для чего все эти вопросы? Вижу, думаешь. Просто хотел уточнить базовую подготовку. О ваших делах с Бледновым наслышан. Были сведения, что ты у него несколько операций планировал.
Алексей пожал плечами — всё же не выдержал.
— Знаю про особый статус, что ты себе выпросил, — усмехнулся Перс. — Но не особо тебя слушали. Неважно. Знаю, что ты и в бригаде, по сути, сам планировал работу разведки. И потому хочу сказать тебе, капитан, одну важную вещь. У меня ты этим заниматься не будешь.
Он изучающе ощупал взглядом глаза Алексея.
— Ты только не обижайся, — добавил примирительно. — Просто у меня штаба, положенного по штатам ВС РФ, нет. Ну, по сути. А есть у меня хороший начальник штаба. По должности — заместитель по оперчасти. Планирует операции, выходы и так далее. И делает своё дело хорошо. А тебе хочу предложить должность зама по боевой. Вместо зама по вооружению. Или, вернее, — вместе. Проще говоря, натаскивать бойцов на правильную войну. Сказали, что ты это умеешь. И мне важно, чтобы вы дополняли друг друга, а не гасили. Понял меня?
— Так точно, — ответил Кравченко.
— Поясню ещё, — добавил командир. — Не тебе рассказывать, как и из чего вырастало наше ополчение. И как воевало. И до сих пор у нас, сам знаешь, — кто в лес, кто по дрова. Первый батальон прямо, остальные… кто направо, кто налево, кто назад. А кто вовсе решил в расположении остаться, ибо дела. То же и в штабах. И даже кураторы ситуацию улучшить — не так, чтобы… Ну, в общем, пока получается медленно и вообще не очень. Понятное дело: если даже дюжину батек Махно собрать в одном корпусе, они от этого вольницей страдать не перестанут. Которая в наших условиях, сам знаешь, сразу переходит в страдание хернёй…
Алексей невольно вспомнил инцидент с Сан Санычем. А слушайте: тот ли самый пресловутый Штраус его завалил по приказу ли то ли Главы, то ли Москвы? Ни тому, ни другой гибель начштаба 4-й бригады — ни для чего. А вот собранные в одну военную структуру «батьки Махно» неизбежно обязаны начать выявлять крутизну одного относительно другого. Бэтмен был — или, вернее, обещал стать — крут. И его вполне могли захотеть превентивно вывести из борьбы. Из уже начавшейся борьбы…
Н-да… А ведь — вариант…
— Так вот я такого не хочу хотя бы на уровне своего батальона, — между тем продолжил Перс. — Про твою самостийность и отдельную войну всем известно. Но Куга, Игорь Кудасов, начштаба, тоже себя не на помойке нашёл. Он вообще из казаков. Не из этих, кстати, местных милиционеров да сантехников, которым Лозицын кубанки на головы надел и «новым казацтвом» объявил. А из настоящих, из донских. Так что хоть тебя и уважаемые люди рекомендовали, но я разорвать вам батальон не дам! Понял, Буран?
Алексей кивнул:
— Я про Кугу слышал. Лично не знаком, но уважаю. А по убеждениям своим — вообще под каждым твоим словом подпишусь! Должность любую готов исполнять со всем своим старанием. И поверь, говорю не для того, чтобы, типа, заранее прогнуться. А по факту. Меня как раз боёвка тянет больше, чем оперативка. У Бэтмена просто деваться было некуда, когда видел, как эти, как ты говоришь, «милиционеры и сантехники» операции боевые планируют. Как офицеру — больно было!..
— Ладно, — ещё раз внимательно рассмотрев его глаза, помягчел Перс. — Познакомлю ещё вас. Посмотрю. А пока — проехали. Будем считать главный вопрос решённым. Поздравляю, товарищ капитан, с началом службы в отдельном разведывательном батальоне корпуса Народной милиции Луганской Народной Республики!
* * *
Дальше как обычно: постановка на довольствие, место в казарме, знакомство с каптёркой, оружейкой. Обычная армейская упорядоченность, пусть и с непременным налётом привычной партизанщины. Или нет, скорее, семейности, что ли. Да и понятно оно: ещё два месяца назад вся луганская армия представляла собою набор отдельных самостийных отрядов, сплочённых не столько дисциплиной, сколько чем-то вроде «понятий» и ощущением общего дела и общего риска. Ещё недавно сам Алексей жил и воевал в подобном отряде. Да и давно ли у них по располаге народ слонялся чуть ли не в трусах, но с автоматом. Ну, не в трусах, потому как поварихой у них была тётка Ганна, которая иной раз и тряпкой могла наладить меж лопатками за, так сказать, «неуставной вид»…
Эх, времена были… Чистый военный коммунизм! А вспомнить, как такие же добро-строгие «тётки Анны» кормили бойцов прямо в подвале обладминистрации! Конечно, своих, в основном, кто в охране-карауле, но и пришлым солдатикам в миске макарон по-флотски не отказывали. Алексей тогда несколько раз оказывался по делам в администрации — там же тогда, считай, вся государственно-социальная жизнь бурлила, как в Смольном. Вот его пару раз в ту «столовую» и затаскивали. Которая, кстати, для всех действовала, по талонам каким-то…
В общем, у Перса была ещё не российская армия, но уже армия. Вот только сферы компетенции своих офицеров командир вынужден был разводить вручную. Отсюда и возник тот странный разговор о том, каким оружием владеет Буран, чтобы сразу нарезать ему кусок службы, где он не пересекался бы с другим замкомбатом. Что ж, тем лучше. На новичков во всех армиях всегда поглядывают со здоровым недоверием. А уж начинать с конфликта — последнее дело. Да и не по нраву это было самому Кравченко.
Первый полноценный день службы в новом подразделении проскочил, словно заяц перед трамвайным контролёром, — вот он вроде весь перед тобой, а вот его уже и след простыл. Знакомство с личным составом, приём дел, приём оружия, бумаги одни и бумаги другие… И разговоры, постоянные разговоры с постоянным прощупыванием. Да что тут такое, в этом ОРБ, реинкарнация НКВД, что ли?
Нет, этот интерес не назвать было враждебным. Но вот изначально критическим — вполне. От этого Кравченко несколько терялся. Пожалуй, такой приём он ощущал впервые в жизни.
И только под вечер Алексей догадался о причинах того холодка, с которым его приняли, — когда начштаба, Куга, после разговора о ближайших планах боевой подготовки, спросил как бы вскользь:
— На тебя вообще надолго рассчитывать? Или покуда с Бэтменом не утихнет?
Кравченко воззрился на него поражённо. Армия, конечно, — большая деревня, а уж особенно такая маленькая армия как луганская. Но чтобы вот так понять его перевод в ОРБ!..
Нет, вообще Игорь Кудасов оказался нормальным парнем. Когда Алексей выдал в ответ идиоматическую фразу, выражающую, как обозначают в цензурной литературе, крайнюю степень удивления, тот предложил «нацедить коньячку», обосновав это туманным «раз уж всё равно вместе служить», и попросил пояснений.
Как выяснилось в ходе разговора, против Алексея сыграли два обстоятельства. Что команда насчёт него пришла из штаба корпуса — это так-сяк, хотя ни в какой армии не любят блатных офицеров, приходящих по командам из вышестоящих штабов. То, что отдельный разведывательный батальон никак нельзя было назвать тихой тыловой синекурой, и перевод сюда означал перевод на остриё боевых действий, самих разведчиков, естественно, ни в чём не убеждало. Своё подразделение всегда кажется центром мира, и появление в нём чужака «по блату» всегда встречается с насторожённостью.
Но гораздо больше негатива вызвало то, что до комбата в штабе корпуса дошло, будто Бурана в его батальон требовала засунуть ГБ. Дальше офицеры, до которых, конечно, дошли слухи о чьей-то расправе с Бледновым, прикинули, как сказал Куга, хрен к носу и вывели цепочку: Буран был с Бэтменом — Бэтмена убивают — Бурана ГБ прячет под Персом в ОРБ. Кто в чём виноват, не ясно, но подстава для Перса очевидная.
Так вот почему сам Перс разговаривал с ним так колюче!
Да и Куга после ещё одной соточки подтвердил, что слух прошёл нехороший. Будто Буран как-то связан с ГБ, и то ли подставил Бэтмена, то ли бегает от тех, кто его подставил. Или вообще шашни имел с его замшей Лариокой, отчего и свалил из ГБР «Бэтмен». За Перса тут любому горло порвут и не почешутся, а у него — такая вот проекция на бывшего командира…
Н-да, вот так попал, сокрушённо подумал Алексей, зажмурившись от такого известия. Слухи вообще липкая вещь, а в армии — особенно. До конца не отмоешься никогда. Старый лейтенантский залёт могут вспомнить и через двадцать лет — как раз когда в академию нацелишься. А уж слухи…
Нет дыма без огня: Мишка ведь действительно договорился с Тарасом, чтобы спрятать Бурана в ОРБ. И спрятать именно из-за дела Бэтмена! И с Лариокой были проблемы и тёрки — когда поднакопилось за ней разных звоночков по поводу слишком уж вольного — или, точнее сказать, тёмного — обращения её, фактически зампотылу Сан Саныча, с жалованьем ополченцев и гуманитарной помощью. Усугублялись проблемы и тёрки тем, что сама Лариска инициативно делала телодвижения навстречу Алексею — то ли с женским интересом, то ли подставить хотела по мужской линии перед Сан Санычем…
Вообще подобного рода бабы возникали возле популярных командиров ополчения с какой-то угрюмой закономерностью, особенно на первом этапе. Начиная с Беглова и заканчивая Головным, о начальнице информотряда которого Жанне Мишка вообще отзывался как об агенте СБУ… Ну, видимо, имел основания: и так многие знали, что её муж, журналист из родного Кравченко Алчевска Юрий Буков добровольцем вступил в тот самый «Айдар». Митридат сказал, что информацию тому сливала наводчица из Луганска, некая Нартоломова — и очень похоже на то, что сливает информацию и жена.
Майор, видя подавленное состояние Алексея, набулькал ещё по одной.
— Не, ты, Лёша, не думай, что тут все тебя за гэбэшника блатного считают, — раздумчиво сказал он. — Есть ребята, которые тебя при Лутугино видели, в Хрящеватом. Про Цветные Пески слыхали, грамотно засаду устроили. Рассказывали, что у Смелого ты крови укропам тоже немало выпустил. Просто на каждый роток не накинешь платок. Ты же от Бэтмена почему-то ушёл сразу после боёв под Смелым. А теперь вообще непонятно что вокруг Бэтмена происходит. И вот и есть некое сомнение: что, мол, хвост за тобой именно от него и тянется. И занесли его сюда ребята из МГБ. Опять же никто не против — и там есть свои парни. Да только что думать остаётся людям? Что ты в каких-то операциях госбезопасности работаешь? Тогда с чем, с какой операцией к нам пришёл?
Алексей слушал эту спутанную — какими, видимо, и сами слухи были, — речь Куги и несколько ошалевал. Он никогда не рассматривал свою биографию здесь, на Луганске, с такого угла. Для него-то всё было личное. Практически случайное. С Сан Санычем расстались по-дружески. Разошлись, но не расплевались же. И Лариока навредить не успела. В бригаду попал — так она как раз заканчивала формирование, офицеры класса Бурана там всяко нужны были. А что она, бригада вторая, политически, типа, из-под Сотницкого выросла, а Бледнов с ним со времени выборов в контрах был, — так и что? Бледнов и с Головным в контрах был, аж с мая, по разговорам, отношения были разорваны. Политика — одно, а война — выше неё. Вот с Фильчаковым у Алексея дело до горячей войны едва не дошло, но это же не мешало ту же засаду у Цветных Песков вместе спланировать.
Хотя… Да, помешало — именно командир русских националистов настоял на том, кривом, варианте, из-за которого не весь «Айдар» удалось завалить.
Ну, неважно. Короче, какие у него могли быть умыслы-замыслы во всех этих переходах? То, что ему «айдары» квартиру размолотили, — это, что ли, его умысел? Или в том, что кому-то он, капитан Кравченко, может быть нужен в видах отработки связей Сан Саныча?
В общем, только руками развести.
Алексей и развёл:
— Понимаешь, Игорь, я-то сам хренею с такой трактовки. Хотя, да, наружно так и получается. И что такое слух в армии, знаю прекрасно. Потому бегать и рассказывать, что хвостик за мной не гэбэшный, а «айдаровский», не стану. Пусть будет, как будет. На боевых само всё проявится…
Но начштаба уже впился в него глазами:
— Ну-ка, ну-ка? Это что за хвост «айдаровский»? Не секретный, надеюсь?
Алексей не знал, какие подробности ему позволено раскрывать из того, что произошло за последние три дня, а какие — нет. Никаких ограничений в этом смысле на него никто не накладывал. Может, забыли просто, но тем не менее…
Так что в ответ на живой интерес начштаба к «айдаровскому» «хвосту» Кравченко всё же достаточно скупо, но поведал свою историю. Как приехал из благополучной Москвы, уйдя с благополучной работы, чтобы тут отомстить за убийство отца. Как в меру сил прореживал ряды нацистов. Как в итоге дождался обратки — как обычно для нациков, подлой и неизбирательной, без внимания на гражданское население. Как в больнице, куда угодила контуженная при взрыве в квартире подруга, пришлось отбиваться от бандитов. Как те, получив по сопатке, взяли в заложницы раненую женщину. Как Алексей вкупе с комендантскими и гэбэшными парнями её освобождали. Как попутно растрясли банду «Тетриса».
Про комендантского крота, как и про укропского резидента, Алексей не сказал. Это были не его личные дела, не его тайны. Но хватило и того, что было рассказано. Куга стал смотреть на него с куда большей симпатией, чем в начале разговора. А после замечания Кравченко: «Вот так и завязался я с ГБ…» — Игорь, чуть ли не оправдываясь, заговорил: мол, никто тут против ГБ ничего не имеет. А что Бортник раньше на СБУ работал — так раньше все на Украину работали. Просто, думали, чужака к нам заслали, вот и насторожились ребята. А Куляб так и приборзел немного на волнишке-то. А он, Буран, оказывается, свой, боевой офицер, да к тому же утёрший нос и ГБ, и комендатуре. Так что всё путём, Алексей Саныч, ребята таких уважают. А на боевых себя покажешь — так и весь свой будешь!
Вот ведь, подумал тогда Кравченко. Всей республике без году неделя, а ревность между силовыми ведомствами уже тут как тут. Раньше он этого как-то не замечал. Летом все отбивались по мере сил, и особой разницы ещё не было, кто там воюет от комендатуры, а кто, условно, от прокуратуры. Которой, правда, тогда не видно и не слышно было.
Да, собственно, та же родная ГБР «Бэтмен», когда Луганск патрулировала, одновременно ведя бои по периметру — уже по периметру, да! — она в себе тогда все функции объединяла: и армии, и комендатуры, и ГБ, и прокуратуры. Последнее, как оказалось, — к сожалению…
* * *
Итак, авторитет в личном составе батальоне надо было завоёвывать. Неформальный, человеческий. Личный. Началось такое завоевание на первом же занятии по рукопашке.
Алексей начал тренировки с того, что двумя пальцами взял газетный лист за уголок, вытянул руку. Потом отпустил газету и тут же ударил по ней кулаком правой. Кулак пробил в газете дыру и вышел на другую сторону.
Не так проста, оказывается, эта единственно выжившая в прифронтовом Луганске газетка под забавным названием «XX век». Бумага мягкая, норовит облепить кулак, а не сопротивляться ему. Впрочем, Алексей заранее к этому примеривался, соответственно усилив резкость удара. Хотя пока это было — ерунда. Пробить лист формата А3 кулаком сможет и мальчишка.
— Это упражнение первое, — оглядел он внимательно наблюдавших за его манипуляциями бойцов. — Упражнение второе — разделить этот лист пополам и так же прорвать его ударом кулака.
Продемонстрировал половинку прежнего листа — стало быть, теперь формат А4. Как обычный машинописный. Точно так же подвесил его перед собою в воздухе и резко пробил.
Физическая форма не подвела, несмотря на ставшие более редкими возможности потренироваться в упражнении, которое им давал в училище преподаватель по физо.
— Упражнение третье — ещё раз пополам и опять бить, — проговорил Алексей. — Честно скажу, мужики, не уверен, что сейчас у меня получится. Давненько не упражнялся. Но попробую.
Сосредоточился, пару раз мысленно прогнал удар перед сознанием, намечая ту точку за листом, в которую надо пробить. Чтобы энергетика удара воспринимала преграду не как конец работы, а просто как незначительную помеху.
Так же их учили и кирпичи голой рукой пробивать — бьёшь не в него, а в точку за ним. На деле — для девушек, конечно, упражненьице. В том смысле, что производит на них неотразимое впечатление и помогает дамам положительно решить дилемму «дам» или «не дам». Практической надобности в таком ударе нет — не стенки же пробивать. Для этого есть другие инструменты. Да и на кирпич ещё посмотреть. Силикатный, белый, к примеру — так его не проломишь, только руку повредишь.
А вот этот вроде бы детский, невинный удар в лист бумаги как раз здорово оттачивает остроту удара. Что разведчику куда как полезно в его службе. Пусть и говорил их препод в училище, что все эти боевые единоборства в современной армии — так, для развлечения, ибо судьбы нынешних боёв решает хорошее наведение с помощью электроники и правильно применяемая огневая мощь, — но для полевой фронтовой разведки рукопашка была и оставалась одним из ключевых звеньев подготовки хорошего бойца.
Подготовка в отдельном разведбате в этом смысле как раз несколько хромала. Естественно: подразделения здесь собирались не из «волков» спецназа ГРУ ГШ ВС РФ и не из десанта или морской пехоты. А многие явно пришли вообще с гражданки. Выглядят и ведут себя соответственно. Панибратством не назовёшь, но, как и во всей новосотворённой армии ЛНР, отношения здесь больше напоминают партизанские. В обоих смыслах: в том числе и в том, когда в армию на сборы запасники призываются, которые «партизаны» в кавычках. С тем отличием, что здесь всё же так не пьют.
Разумеется, совсем уж механизаторов тут было мало, но… и они тоже были. И всего остального — сборная солянка. То есть и десантники, конечно, и морпехи, и бывшие войсковые разведчики тут присутствовали, но в целом «боёвка» в ОРБ несла на себе те же родовые пятна, что и вся ещё только сколачиваемая Народная Милиция. Да батальон и создан был пару месяцев назад, 5 ноября!
Понятно, отчего Перс сразу бросил нежданно переведённый к нему офицерский кадр на подтягивание боевой подготовки у батальона. Проверку огневой, естественно, Кравченко за первый день в части устроить не мог, но по физике основу просмотрел внимательно. В целом остался доволен. А потом отобрал командиров взводов и отделений и решил с ними прокачать несколько начальных уровней, чтобы те потом стали работать по теме с бойцами. Упражнение с газеткой — баловство, конечно, но как раз очень полезное на начальном этапе. Тем более что им можно заниматься вне графика самой физподготовки, который ещё предстояло изучить и откорректировать.
За секунду до удара Алексей выгнал из организма зацепившуюся за спинной мозг опаску, что не выйдет пробить этот вшивый листочек. Мыслишка такая — сродни паникёру в бою, немедленно лишает тело уверенности в победе, хотя бы и победы над четвертушкой бумаги с оборванной подписью: «Учредитель и главный редактор — Юрий Юр…». Хороший, наверное, дядька, раз продержался сам и сохранил газету свою в это тяжкое для Луганска лето. Прости, что придётся тебя стукнуть от души…
Подготовка — а сколько раз с ребятами на спор вот так дрались с газетками, обрывая их на четвертушки и восьмушки — не подвела. Чутку смухлевал, правда: ударил не кулаком, а костяшками пальцев — для меньшей начальной площади соприкосновения с объектом, — и пробития добился.
В группе офицеров и сержантов послышался рокоток одобрения. Но кто-то с наглецой произнёс:
— Это любой может. Это ж газетка!
Алексей живо обернулся:
— Кто сказал?
Выдвинулся один, молодой. Крепкий.
— Лейтенант Охрименко, позывной Куляб.
Да и морда с наглецой, да. Вчера не видел парня, не было его на «поляне», накрытой по случаю прибытия к новому месту службы.
— Попробуйте, товарищ лейтенант, — по-уставному продемонстрировал дистанцию Кравченко, желая с самого начала окоротить наглеца. — Попробуете сразу с третьего упражнения или с начала пойдёте?
— С третьего, — не стал отступать лейтенант. — Мы из десанта, смогём.
Десантура тут, как заметил Алексей, себя держала «первой среди равных». Щеголяла в своих голубых беретах — неважно, из каких времён и стран. В смысле — кто с российским триколором на левом ракурсе, кто в «чистом» — это явно украинский флажок на помойку пошёл. А один, пожилой уже, седатый дядька вовсе с советским флагом берет носил, вполне лихо заломленный. На фоне ушанок у прочих бойцов десантники смотрелись отдельной корпорацией.
Один в ОРБ, правда, чёрным беретом морпеха себя этой корпорации противопоставлял. Алексей с ним ещё не знаком, но заранее симпатизировал. Противостоять десанту, хоть и на таком уровне, — характер нужен.
Майор Куга, начальник штаба, задержавшийся, чтобы посмотреть на первые шаги нового замкомбата, хмыкнул с подзадором, пригладив щегольские, «дудаевские» усики:
— Давай, давай, Петька, только не опозорься…
Кстати, сам Куга тоже в десантском берете тут стоял.
Куляб взял листок газеты небрежно, снисходительно. Ударил хорошо. Подготовленный парень, видно сразу. Ударил — и удивился. Не порванный газетный лист спланировал на пол.
Пара человек захихикали. Алексей промолчал. Не хотелось сразу заводить какие-то трещинки в отношениях с новыми сослуживцами.
— Ещё разок, — с несколько искусственной широтой ухмыльнулся лейтенант.
Но не удалась и эта попытка.
Охрименко с вызовом взглянул на Алексея:
— Ладно, капитан, сдаюсь. Покажи, в чём секрет.
Вызов в его глазах, однако, не погас и совершенно контрастировал со словами Куляба. Непростой, похоже, парень.
— Да секрета особого нет, — тем не менее, миролюбиво ответил Буран. — Это, в общем, не физо, а так, для отладки техники удара. Надо только не с силой бить, а резко. Как змея бросается. Мы в училище тоже поначалу фокусом посчитали бесполезным, а потом мне пару раз на выходах это дело пригодилось…
Но про себя думал: «Не хлебнуть бы с этим парнем лиха. Эх, ребят бы моих сюда…».
Действительно мощный командир Перс свой батальон — хотя какой там батальон, по сути, усиленная мотострелковая рота — держал в руках. Но не больше. В том смысле не больше, что армией ОРБ становился… ну, через давление. Бойцы командира уважали, слушались, да и дисциплина была на уровне. Но — как бы на личном уровне. Лично командира слушаем. Лично его приказы исполняем. Лично его дисциплину поддерживаем.
Не стали они той машиной, которая и выделяет армию из всех других человеческих институтов. Бойцам вполне искренне казалось, что раз на выходах и боевых у них в порядке, потерь нет, — то служба идёт как надо. А на деле это являлось не службой, нет — а… Неким вооружённым бытованием, что ли. Пусть и во имя защиты родины.
И так было, собственно, по всей луганской армии.
Только проблема заключалась в том, что бытование — оно и есть бытование. Вооружённость и участие в боях лишь придаёт ему неповторимый аромат мужественности. Мужественности в изначальном смысле слова — жизни настоящих мужчин. Ибо если ты вооружён и охотишься — кто ты ещё? Не шпак же городской? — а такие тут тоже были. Понятно, уже бывшие, — если сами захотели уйти в жизнь вооружённых мужчин.
Но, как говорится, можно девушку забрать из деревни, а вот деревню из девушки… Вот так из иного очкарика — и такие тут были, несмотря на принадлежность к разведке, — не уходил никак и город. В смысле его суетливости и необязательности — он ведь приучает, город, к определённой расслабленности. Ибо громаден. А потому снисходителен.
В итоге всех этих не убираемых в один миг обстоятельств жизнь в луганской армии во многом была сродни казацкой — настоящая дисциплина только в строю и в бою. В остальное время — пионерлагерь. И Кравченко, который сумел поставить подобие армейской дисциплины в своём бывшем подразделении, с некоторой критичностью оценивал то, что видел покамест в ОРБ.
Но не это беспокоило Бурана. Его волновал вопрос, как бы не перегнуть палку в самом начале новой службы, не восстановить против себя ветеранов. Он сам сейчас под десятками придирчивых глаз, и каждый его перегиб будет неприятно отзываться на его отношениях с сослуживцами. А ему с ними ещё ходить на выходы.
Но и тютей показаться нельзя. Это армия. Иначе сядут и не слезут. Свесят ножки, да ещё и за уши дёргать будут. Мужское общество — тут всегда идёт гласная или негласная битва за лидерство.
Поэтому услышав от уверенного в себе Куляба — «всё равно херня, детские игрушки, у нас в десанте такой ерундой не занимались», — Алексей спросил:
— А ты кем был в десанте, лейтенант?
Охрименко смерил его взглядом едва ли не свысока:
— Командиром отделения спецназа.
Ага, значит, лейтенанта уже здесь получил. Вроде как Еланец при своей «Ноне».
— А сам откуда?
— Из туркестанских русских, слыхал про таких? Из Ташкента с родителями выехали в Россию. А там Воронеж, хрен догонишь. А зачем тебе это?
Алексей помолчал, внимательно изучая его лицо.
— Да просто думаю я, лейтенант, что полагаешь ты себя круче яиц. А главное — круче меня, — затем медленно, с нажимом произнёс он, глядя парню прямо в глаза. Оно ведь так — чтобы не плодить конфликтов, надо сразу поставить себя. На подобающее место. И если это место будет… хм, на подобающем месте, то и другие согласятся не только с тобой, но и с твоей расстановкой уже их по соответствующим местам. Если перегибать палку в службе с первых шагов действительно не стоило, то перегнуть её с одним и в чисто мужском разговоре — это даже необходимо.
— Но я тебе берусь доказать, что это не так, — продолжил Кравченко. — И что херня в моей сфере ответственности, а что — нет, буду решать я, а не ты. И одобрения моих решений я буду ждать только от командира, а не от тебя. Что, готов принять мои доказательства этой мысли?
Лейтенант побледнел. Не от страха, конечно, — от охватившего его гнева.
Ответил, тем не менее, сдержанно:
— Вы начальник, товарищ капитан, вам виднее.
И добавил, приметно усмехнувшись:
— Конечно.
— Не понял, — протянул Кравченко. — Ты что, струсил, лейтенант? Мы же здесь не в строю. У нас вроде как физо. И я тебе предлагаю честно побороться и проверить, чьи приёмы — херня, а кому ещё надо им поучиться. Ну? Вот, в присутствии начальника штаба заявляю тебе, что на данный момент я тебе не начальник, а спарринг-партнёр. Победишь меня — делай, что хочешь, я больше в твою подготовку не лезу.
— А если нет? — дерзко поинтересовался Охрименко. Дерзость напускная, явно: то, что он поинтересовался, что будет в случае его проигрыша, уже говорит о том, что он этот проигрыш допускает. В отличие от того же Бурана.
— А если я — ты мой с потрохами, — отрубил Алексей. — И бойцам своим пояснишь, что в боевой подготовке «херни» не бывает. По крайней мере, у меня. Принял?
И стал демонстративно расшнуровывать берцы.
— Принял, — после паузы ответил Куляб.
Вообще, если честно, в глубине души Алексей тоже давил сомнение, то ли он делает. Парень незнакомый, подготовка его неизвестна. Спецназ десантуры, пусть и на уровне сержанта-срочника, — это серьёзно. Конечно, с приёмчиками, отработанными в «Антее», одолеть такого противника есть все основания, — но это если биться по-настоящему. Недолгая мясорубка на блоках, во встречном движении прорываясь через удары начавшего наступление оппонента, — и ценой некоторой боли ты его вырубаешь. Особенно полезно при битве на ножах, которую никогда лучше не затягивать, — во избежание ненужных случайностей.
Но сейчас-то этого всего не будет. Надо отмахаться от десантника на кулачках, что называется. Причём быстро, эффектно, но без тяжких телесных. Это надо думать. А как, не зная манеры противника?
Ладно, бой покажет.
Бой показал. На деле вышло не очень серьёзно.
У парня была вполне надёжная, но кондовая подготовка. Ну да, из той серии, что дают солдатам. Что он сам своим давал: «Делай — раз! Делай — два!». Правда, сверху у Охрименко было наложено нечто более качественное. Что, видно, и помогало парню поддерживать свой авторитет в стычках. И в собственных глазах.
Так что Алексей уже через десяток секунд приноровился угадывать следующий выпад оппонента. Начал его довольно эффективно встречать, добавив в свою оборону элементы из той квази-восточной смеси, что они отрабатывали ещё в училище. И чуть-чуть из казачьего, из того, что сам ли Ященко или кто до него переложил из сабельного боя на ручной. Изобретение на самом деле гениальное, ибо в «ручных» единоборствах привычка к холодному оружию как раз больше мешает: привыкает рука к инструменту, а мозг — к дистанции. Но если уж отработал такое переключение-подключение, то вот эта манера не отбивать чужую руку, как и чужой клинок, а отжимать — она даёт определённое преимущество.
Поэтому схватка их со стороны, должно быть, выглядела забавно. Лейтенант старался достать и забить Алексея ногами и руками, напирая буквально пыром. Но каждый раз промахивался, не понимая, отчего. Бедняге Охрименко не хватало прежде всего комплексности: он не очень умел переводить одно движение в другое без пауз и слома общего рисунка. У него получалось, как в кино про каратистов — серия разных ударов. Но именно серия, — а не один многоэлементный удар, как надо.
Так что Алексей вскоре нащупал манеру Куляба, а затем определил и свою для данного боя. Он уклонялся, плавно, но быстро отжимая руки-ноги оппонента в неудобных для него направлениях, отчего тот терял равновесие, вызывая усмешки и покачивания головой у зрителей. Какому-нибудь гражданскому вообще должно было казаться, что лейтенант сам пролетает мимо Кравченко. Алексей тоже проводил удары — только обозначая их, конечно, звонким хлопком, в основном, по спине.
Нет, парень был хорош, чего уж там. Просто с другим уровнем. И, прежде всего, с другим уровнем натренированности. Реакция его явно была слишком размягчённой для, скажем, ежедневно проводимых отработок. Оно, конечно, и сам Алексей здесь, на войне, тоже не каждый день уделял время подобным тренировкам. Но всё у него был Злой, с которым они спарринговали если не каждый вечер, то раза четыре в неделю точно.
Надо отдать должное Кулябу ещё в одном отношении. Он не стал бычить, как только понял, что проигрывает. Он остановился, тяжело дыша, — что ж, и чемпионы мира по боксу нуждаются в отдыхе через три минуты поединка, — потом наклонил голову и произнёс, делая паузы на вдохах:
— Всё… убедили… тащ капитан… Прошу прощения… был неправ…
Алексей протянул ему руку:
— Да ладно, проехали… Работаем?
— Работаем! — улыбнулся Охрименко.
Это было важно — заполучить доброжелательный контакт с подобного вот рода энергичными, пусть с наглинкой, бойцами батальона. Потому что уставов в луганской армии пока ещё не было — ходили лишь неопределённые слухи об их разработке, — а потому организационную структуру своих частей и подразделений каждый командир определял едва ли не самостоятельно. Ну и делалось это, естественно, с опорой на уставы вооружённых сил прежде всего России. А там командиру батальона никакого зама по боевой подготовке не полагалось. Там вообще два офицера в управлении — начштаба и зам по вооружению. А поскольку Перс сам был офицером родом из российской армии, то и оргструктура у него была похожа на ту.
И в ней Буран оказывался фигурой… ну, несколько левой. Едва ли не дополнительной. А потому рассчитывать на одно лишь формальное положение в структуре ОРБ не стоило.
* * *
Когда дежурный по подразделению передал вызов к командиру, Алексей отправился к Персу, ни о чём особенно не волнуясь. Ну, то есть, как всякий офицер, вызываемый к начальству, он обозрел задним числом прожитые после крайнего общения дни и часы — в поисках возможных залётов, своих и в особенности подчинённых. Однако во всех делах последнего времени ничего сильно косого он не вспомнил. А раз так, то о причинах сегодняшнего вызова размышлял конструктивно. Может, задумало командование, наконец, некую генеральную разведку укропских намерений, для которой сил обычной войсковой разведки недостаточно и нужны уже спецы отдельного разведбата Корпуса?
Он себя почти убедил в этом, пока шёл к штабу. Начал даже прикидывать, кого в каких расчётах отправит, а с какой группой пойдёт сам. Однако на пороге кабинета комбата пришлось сделать усилие, чтобы не выдать крайнего своего удивления. Ибо был тут не только сам командир батальона Перс и вполне уместный для предполагаемого разговора начальник штаба Куга. Кроме них, в командирском кабинете находились Тарас, друг его собственного друга Мишки-Митридата из штаба корпуса. Рядом с ним излучал начальственный вид какой-то седоватый, армянистого вида военный, без знаков различия, но явно привыкший к погонам с двумя просветами и разместившийся не более и не менее, как на месте Перса. Ещё был здесь дядька вида столь ни о чём, что его ведомственная принадлежность не вызывала никаких сомнений.
Ни хрена себе депутация! Это ж по какому такому поводу явно корпусного уровня начальство посетило сей скромный уголок? И с чего понадобилось вызывать пред светлы очи скромного капитана? Что-то явно произошло нештатное, раз такая делегация собралась в штабе! Штабной высокого ранга, контрразведчик Тарас, дядька из ГБ. Но — один. Без Митридата, про дружбу которого с Бураном все знали.
Кравченко подобрался. Ведь гэбэшник! И без Митридата! И Тарас. Его какая нужда сюда пригнала?
А Митридат — не только его друг в ГБ. Мишка в ГБ работает эмиссаром от ЦК. И наблюдателем, соответственно. Если его тут нет, а… Значит… Значит?
Стоп-стоп-стоп! А не по его ли, Алексея Кравченко, душу они все пришли?
А что! Всё сходится: командование, политуправление и особый отдел! И МГБ! Как раз для объявления решения, предъявления ордера и…
Значит, продолжение новогодних событий. Как началось с убийства Бэтмена и продолжилось выстрелом из гранатомёта в его, Алексея, окно квартиры, так и продолжается, что ли? Хотя больше недели уже прошло. И казалось, та череда происшествий — взрыв в квартире, захват его девушки в заложницы бандитами из «Тетриса», ответный рейд на «Тетрис» и арест их главаря по кличке Лысый — завершилась к всеобщему удовлетворению. ГБ — с его, Алексея Кравченко помощью — раскрыла шпионскую сеть в республике, комендатура вычистила «крота» из своего состава, по ходу обезглавлена риэлторская мафия — ну ладно, пусть не мафия, но крышующая её банда, но тоже неплохо.
За что арестовывать?
Может, это они награждать его пришли?
Нет, для этого морды какие-то у всех чересчур сосредоточенные. А у Перса на лице вообще нешуточная озабоченность написана.
Тогда повод для визита вырисовывается чётко. Всё же — арест…
Потому что, несмотря на предупреждения Митридата, побывал Алексей намедни на похоронах Сан Саныча Бледнова! И не один, а с Юркой Семёновым. Хоть заранее и не сговаривались, а не могли они не попрощаться в последний раз с бывшим командиром!