Задание редакции Александр Молчанов получил непосредственно от главного редактора Российского информационного агентства Филимонова — редкая честь, чтобы вот так, лично! Съездить в разрушенный Первомайск, поговорить с мэром этого самого обстреливаемого города ЛНР и сделать репортаж. А потом добраться до сровненного с землёй села Сокольники и посмотреть, как воюют казаки Сонного. И тоже репортаж, хотя это, в общем, нехарактерно для новостного агентства. Но есть заказ такой, намекнул Филимонов.
Интересно, что за заказ, раз на таком уровне задания передаются! Хватило бы и его непосредственного начальника, Андрюшки Колесова.
И как раз вчера случилось неординарное для юной республики событие — с официальным визитом приехала целая делегация из Союза писателей России. С представителями самого высшего уровня, во главе с секретарём.
И принимали их тут на уровне. Официально — только что созданный в республике свой союз писателей. Во главе с Глебов Добровым человеком, которого Александр заочно уважал… После того, как почёл он его книгу о непредставимой, казалось, тогда гражданской войне на Украине. Из текста шёл настолько густой реализм, что казалось, не фантастику в жанре альтернативной истории читаешь, а впитываешь саму действительность.
То, что он ещё слышал о Доброве, заставляло уважать не только за пронзительный дар предвидения, но и как человека. Воевал в Афгане, получил там контузию. Здесь, в ЛНР, сразу на правильной стороне остался, не бежал, не прыснул беженцем в какие-нибудь русские глубины…
Буквально пару недель назад Александр имел удовольствие познакомиться с этим провидцем, когда Сашка Корзун затащил его в Луганское информбюро — агентство, где сам стал недавно работать. Хотя — что значит затащил? Молчанов и сам с нетерпением считал лестничные пролёты, поднимаясь на пятый этаж бывшего Дома Советов. Хотя то ещё было удовольствие — в сталинском присутственном монументальном строении топать вверх, да пешочком, когда лифт отключён.
В общем, познакомиться лично с таким писателем Александру было очень интересно. Тем более что общие темы образовались быстро — от существа работы в информационном агентстве до Афганистана. Особенно после того как выяснилось, что оба оказались связаны через Ахмад Шаха Масуда. Только Глеб воевал против этого знаменитого афганского командира, а Александр — за…
* * *
Афганистан вообще врезается в сознание, как осколок в сердце. Эта совершенная, законченная отстранённость природы — как на Луне… Эти розовые клыки гор, когда с них каплей крови скатывается вечером солнце… Этот перепляс лучей света там, где тоннель Саланга превращается как бы в галерею по ту сторону перевала… Эти невероятного цвета скалы за Ташкурганом…
И люди там… Они тоже — лунатики. Не из нашего мира. Очень душевные — и очень жестокие. Наивные, как дети, — и хитрые, как дьяволы. До изумления неграмотные — и в то же время знающие что-то такое, что нам никогда не будет доступно. Очень бедные — и очень гордые…
Их можно уважать — они с одними мотыгами обиходили и обжили эти бесчеловечные горы и пустыни. И их остаётся жалеть, потому что те же пустыни и горы еще долго, если не никогда не позволят им вырваться из замкнутого круга их натурального хозяйства. У них нет ресурсов. Поэтому у них нет промышленности. Поэтому у них нет заработка. Поэтому практически нет платёжеспособного спроса. И поэтому не на что развить производство, даже если бы его имело смысл здесь размещать…
А тут ещё война, война, что называется, две тысячи лет. И Масуд — один из её ярчайших порождений, сумевший завоевать неподдельное уважение даже советских военных, хоть они и были врагами…
Раз в резиденции Дустума в Мазари-Шарифе, где в 1996 году командированный от «Огонька» русский журналист Молчанов, вкушая настоящий восточный виноград (ох и скрутило потом кишки с непривычки!), расспрашивал генерала о перспективах борьбы с талибами. Беседу их прервал звонок от Масуда с приглашением посмотреть на штурм Кабула. Александр не мог тогда не напроситься в компанию к дустумовскому наблюдателю.
Дело в том, что узбек Дустум и таджик Масуд был тогда временными союзниками в борьбе против талибов, как раз незадолго перед тем захвативших Кабул и продвинувшихся до самого Саланга. Каковое прискорбное событие, собственно, и было причиной для командировки Молчанова в Афганистан. И теперь Ахмад Шах приглашал, естественно, не московского журналиста, а самого Дустума поучаствовать в отборе столицы обратно.
Дустум то ли вообще не хотел в этом участвовать, то ли желал сперва присмотреться, как пойдут дела у союзника, с которым ранее успел повоевать — Восток дело тонкое! — и решил ограничиться посылкой к Масуду наблюдателя. На рекогносцировку, как было официально сформулировано. Наблюдатель — тоже генерал, аж с четырьмя звёздочками (и четырьмя жёнами, как потом выяснилось в ходе разговоров во время длинной дороги), по имени Хизбулла — был выпускником Минского военного училища и неплохо говорил по-русски.
…Когда на КПП в стороне от Чарикара было объявлено, что русский журналист хочет встретиться с Ахмад Шахом Масудом, изучающие взгляды его боевиков разом обратились на этакое диво. Причина внимания была проста: Молчанов оказался первым русским в самом логове «Панджшерского льва» после вывода советских войск. Не считая тех пленных, кто принял ислам и остался жить здесь. И воевать в рядах моджахедов Масуда. С одним Александр даже познакомился потом. Здоровый рыжий мужик. И он ничего не хотел передать домой…
Да, масудовское логово производило впечатление! Когда тебя просят подождать, пока вождь проведёт совещание со своими командирами, и в саду его особняка рядом с тобой собираются прокалённые боями бородатые «духи», с явственно источаемым запахом убийств за душой, и искоса поглядывают на тебя, и чему-то усмехаются, — ты испытываешь запоминающиеся ощущения… Словно сидишь в клетке со львами — когти у этих зверей покуда убраны, но от мягких лап явственно тянет ароматом крови…
Рядом суетится обычный афганский городишко, но «масуды» живут вне его — своим «куренем». За забором, кучно, хотя и в обычных домах, а не, скажем, в палатках. Женщин нет, нет быта. Женщины, хозяйство, скотина, мотыга — всё по ту сторону военного бытия. Зато вооружены все. И все — словно на боевом дежурстве. Подтянутые, ладные, бородатые, уверенные в себе воины. Почти нет той разношёрстности в одежде, которой отличались воины других афганских армий — основная масса не в национальных нарядах, а в хорошо пригнанном камуфляже. Как ни забавно — гэдээровского производства. То есть антикоммунистические моджахеды Масуда были одеты в форму Национальной народной армии исчезнувшей ГДР! Мать история, как же ты прыгаешь!
Или ещё один афганский сюр перед глазами Молчанова: в масудовском лагере встречаются и целуются два выпускника советского военного училища. Один — тот самый Хизбулла — служит у Дустума, другой у Масуда… Э-эх, родился ли в Афганистане свой Шолохов?
Дисциплина у «масудов» железная. Никакого, разумеется, спиртного. Даже курить Ахмад Шах не рекомендует. Всего лишь — но, как сказал один из командиров, к «рекомендации» этой лучше относиться, как к приказу. И то — когда увидишь, как вскакивают эти много чего повидавшие рубаки, едва в комнату входит Вахит, начальник секретной полиции Масуда, понимаешь, куда делись недисциплинированные…
Зато сам Масуд — воплощённая тишина и корректность. Та самая корректность, когда сила, угроза и власть в твоих руках настолько велики, что можно позволить себе полное спокойствие по отношению к человечкам. Но говорил он вещи сенсационные по тем временам.
«Хорошо, вот что я скажу частным образом, — после паузы тихо проговаривает он, поднимая глаза. — Мы воевали не против русских! Мы боролись против созданного советскими манипуляциями антинародного режима НДПА. Это же террористы были! Они нарушали наши обычаи, совершали убийства, насилия. Над целым народом насилие! Особенно против интеллигенции НДПА свирепствовала. А советские пришли их поддерживать, по сути, покрывали этот преступный режим. Ваши слепые коммунистические вожди за своими идеями реальности не видели. Они просто не на тех поставили! Если бы они поддержали не НДПА, а её противников, то и сегодня, возможно, оставались бы в Афганистане в качестве советников, строителей, разработчиков ресурсов»…
«Но сегодня НДПА уже нет, — возразил Александр. — Значит ли это, что в случае вашей победы отношения между нами и вами могут стать хорошими? Может быть, даже союзными?».
«Почему бы и нет? Понимаете, мы же тогда боролись с советскими. Но их больше нет, нет больше того государства, которое пришло нас покорять. На его месте возникла новая страна — Россия. А с Россией у нас никогда не было плохих отношений — ни до её революции, ни после нашей. Наш союз вполне возможен».
«И военный?».
«И военный тоже. А что такого?».
Как, должно быть, ему хотелось сказать эти слова не простому журналисту, а кому-нибудь из серьёзных, ответственных лиц России. Но не было их рядом. Ответственные вовсю ту самую Россию делили…
Вот после этого Молчанову и довелось «повоевать» за Масуда. Поучаствовал, можно сказать, вместе с ним в штурме Кабула. Полежал под бомбами и даже лично пострелял из «зушки» по талибскому МиГ-21, заменив раненого афганского бойца.
По дури, конечно. Просто проснулась старая армейская память. Залезать под танк, куда его настойчиво подпихивали растерявшиеся моджахеды Масуда, не хотелось категорически — из МиГа не бог весть какой бомбардировщик, но попади его ракета в эту раскорячившуюся возле дувала безвестного селеньица железяку, то будет гарантированный закрытый гроб. А если учесть, что он тут один русский, то и в закрытом гробу до родных берёзок не довезут. Тут и закопают. До захода Солнца, по мусульманскому обычаю.
В общем, почти по поговорке: жить захочешь — не только за «зушку» ухватишься…
С другой стороны, и забавно там было, под Кабулом…
Ахмед, командир подразделения на этом блок-посту — по рангу ближе к нашему взводному, кажется, — на сложном английском объявил, что левее масудовские бойцы хорошо продвинулись к Кабулу. Вроде бы даже аэродром в Баграме взяли.
«А мы-то почему стоим?».
Ахмед посмотрел, как на дурака.
«У басмачей, — ей-Аллах, так и сказал: «басмачей»! — там же блок-пост. Нас эти скалы разделяют и мы друг друга не видим. Поэтому мы по ним не стреляем, а они — по нам. А если мы выдвинемся, они ж нас увидят, начнут стрелять…».
И тут из-за скал, с талибской стороны, выплывает автобус, набитый людьми. Гражданский, рейсовый! Кабул — Пули-Хумри — Ташкурган — Мазари-Шариф. Пассажиры выглядят вполне спокойно. Шофёр останавливаться не собирается — какие там досмотры, шпионы, диверсанты, вы о чём? Зрелище сюрреалистическое: тут дымятся домики, всё же задетые ракетами талибского самолёта, один из воинов почему-то радостно демонстрирует громадный осколок. Вокруг — поломанные квадраты разрушенных домов и пропылённый глиняный лом дувалов покинутого посёлка. Танк нервно пушкой дёргает. Сзади «Луна» рокотнула, куда-то в сторону Кабула отправила ракету… А мимо всего этого степенно рассекает рейсовый автобус, словно взрослый дядька проходит во дворе через ватагу играющих в войну детишек!
Представить только: немцы в Снегирях окопались, наши напротив, а рейсовик «Истра — Тушино» знай себе спокойно по расписанию дефилирует…
Не смог Масуд тогда взять Кабул. А если взял бы? Он был врагом, но он был редким для Востока врагом — благородным. А лично Александру стал другом. По крайней мере, так обозначил генерал Хизбулла смысл церемонии, когда Ахмад Шах подарил Александру свою «масудовку» — традиционную афганскую ермолку с закручивающимися кверху в валик краями…
* * *
Вспомнили с Глебом эпизоды каждый своего Афганистана — несравнимые, конечно, но всё равно остро памятные. Как сама эта страна. Договорились встречаться. Как и с главным редактором Луганскинформбюро — сильнейшим, чувствуется, дядькой, несмотря на подчёркнуто скромные манеры. Забавным показалось совпадение его фамилии с девичьей фамилией матери Александра. Может, ещё и родственники какие дальние?..
И вот вчера та встреча получила продолжение — не только по работе, но и по личному предложению Доброва Александр стал участником разговора луганских и российских писателей. В банкетном зале ресторана, организованном лично помощником главы республики. Тосты, блестящие глаза, всё большая раскованность в мыслях. Там и проговорился Александр про завтрашнее задание посетить фактически линию фронта.
Конечно, писатели тоже захотели побывать на этой линии, ощутить её горячее дыхание! Кто бы этого не захотел на их месте! Тем более — большинство среди них молодые ребята. Нет, глава российского писательского союза, пожилой уже мужик, из возраста поиска приключений уже вышел. Ему больше было интересно на верхах работать. Ведь как он профессионально, несколькими вопросами разговорил замкнутого и довольно косноязычного премьера! А молодые сразу вскинулись, когда Александр объявил, что получил от своего начальства приказ слетать на «передок».
В конце концов отобрались двое. Вроде бы сами. Но по факту именно он, Александр, втянул их в историю, которая уже обернулась к ним своими клыками! И кто снимет с него ту вину?
Провожатым взяли Сашку Корзуна. С ним, на его машине они всю республику объехали. Изначально контакт передал предшественник в Луганске — оказывается, ещё раньше была договорённость, что Корзун предоставляет корпункту агентства свои водительские услуги, за что получает некие деньги. Только самому ему такая работа не одними лишь дополнительными деньгами была выгодна: ушлый Сашка репортёрил ещё и на «Инфо Ньюс». И на выездах соединял приятное с полезным: подрабатывал и водителем-гидом, глубоко знающим здешние реалии и расклады, и корреспондентом, оказывавшимся в нужное время в нужных местах в рамках чужих редакционных заданий.
Конечно, и в этот раз поехали на Сашке. Он договорился с командиром казаков Сонным, которого хорошо знал, чтобы тот выделил сопровождение и охрану.
И всё, казалось, шло нормально. Не в первый раз мотались они подобным образом к линии соприкосновения. Не первый раз и в приключения попадали.
Да вон хоть как в тот же Первомайск по приглашению главы города Лещенко ездили. Под совершенно яростный обстрел попали! Молчанов там в первый раз в жизни узнал, что летящий снаряд, оказывается, можно увидеть собственными глазами! Не в подробностях, конечно, — скорее, тень, размазанную по небу. Но тем не менее… Воткнулся тот снаряд в соседний дом, перелетев развалины, где они пересиживали обстрел. Иначе, поди, там бы и остались. Как остались местные старушка и женщина лет тридцати пяти…
* * *
Как их блокировали, Молчанов не понял. Просто вдруг раздались характерные хлопки выстрелов из автомата, крики, последовал резкий удар по тормозам, так что он едва не выбил головой лобовое стекло. Маловат «Матиз» у Сашки, а пристёгиваться здесь не принято. Занос, визг резины, но машина устояла на колёсах.
Может быть, надо было, наоборот, ускориться во весь газ и проскочить место нападения? Да что уж рассуждать, когда же инстинкт действует…
Он как мог быстрее вывалился из машины, увидел, что задняя дверь с его стороны, где сидел Сергей Зайцев, закрыта. Крутанулся к ней, открыл, рванул на себя этого гостя-писателя, ещё не сообразившего, что это в них, именно в них стреляют. Бросил взгляд на другого. Этот в порядке, видать, опытный: лежит у колеса, не отсвечивает. Сашка Корзун залёг рядом. А вот казачки горят. Куда-то им попало так, что автомобиль вспыхнул сразу. Двое успели выскочить, но один лежит неподвижно, а второй всё никак не справится с собственным автоматом. Видно, ранило парня…
Двое других так и остались в машине. И только и остаётся пожелать, чтобы сразу их убило пулями: сгореть заживо — жуткая смерть…
Сразу ясно стало: это не случайный инцидент, это нападение всерьёз, со стрельбой и жертвами. Как это, не понятно — на нашей территории? Типа — как на беднягу Бледнова?
Вот влипли!
Кому же это надо — вот так напасть на журналистов? Ошибка?
Нет. Очень уж споро и ловко действовали вынырнувшие в зимнем камуфляже из снега. Быстро осмотрели место, убедились, что казаки мертвы. Не криминал. Укропы? А кому ещё быть? Если кто и выдвинулся, услышав перестрелку, от блок-поста, не успеет.
Оп-па, а того, раненого-то казака и нет! Смылся под шумок? Вот молодец! Что он мог тут сделать один? А так хоть информацию о похищении до наших донесёт…
Другие диверсанты — Александр перестал в этом сомневаться — жёстко, едва не пинками, подняли не сопротивлявшихся гражданских. Скрутили им руки пластиковыми стяжками и поволокли в «зелёнку». Точнее, к лесозащитной полосе справа от поля.
Там ждала «буханка», одно зеркало которой было украшено георгиевской лентой. За рулём сидел гражданский. Из местных, что ли? Интересные дела!
В салон их впихивали тоже быстро и безжалостно, невзирая на состояние, — а поди-ка, не запыхайся, пробежав метров триста со связанными руками, да ещё через балочку перекарабкайся!
Сумки писателей тоже забросили в салон. Хорошо, нетбук дома оставил — вся работа там. А значит, и люди, с которыми разговаривал, брал интервью, которых фотографировал. Хоть тут повезло — никого не подставил! А то хорошая добыча для разведки была бы, какая бы из них ни стояла за напавшими военными.
До слёз жалко было ребят — весёлых, чубатых, с этим прелестным казачьим говорком! Десять минут назад разговаривали, шутками обменивались — и вот! Лежат, кто убитый, кто в машине обугливается горящей.
Никто до сих пор не сказал ни слова. То есть Сергей что-то пытался вякнуть протестующее, но получил затыльником автомата болезненный удар по рёбрам, вкупе с очень угрожающим шипением диверсанта, и предпочёл замолчать.
Визжа и качаясь, «буханка» выбралась на неровную дорогу, прибавила скорости. Потом свернула на совсем убитую дорожку. По правую сторону проволоклись домики заброшенного вида — похоже на дачный посёлок. Александр старался запоминать всё: мало ли, как жизнь обернётся, может, придётся по этому пути к своим выбираться…
Дальше была высадка из машины, снова бег по пересечёнке. Открылась река. К ней их и погнали. Совсем плохо. Судя по расстоянию, которое проделали, доставляют в расположение укропов. Значит, украинская разведгруппа. Точнее, разведывательно-диверсионная, раз людей на дорогах выкрадывает, а потом на свою сторону волочёт… Значит, вся эта провокация — чья-та продуманная операция с некоей сверхзадачей.
Два журналиста, два писателя. Аж из самой Москвы! Хороший пропагандистский, а затем и обменный материал! На ту же Мавченко, к примеру. Хотя, ту, пожалуй, не отдадут — слишком большая ставка на нее. Да и следствие официальное идёт. А вот обменять их на кого-нибудь ценного из тех, кто в руках ополченцев, — вполне возможно!
Поможет ли аккредитация журналистская? Всё же — собкор РИА. Душу, конечно, потерзают, но в конце концов передадут России. Оружия у них нет, все — в гражданском, к тому же взяты группой захвата не на украинской стороне, а на своей, пусть она и не признана…
И кто же мог их сдать укровской ДРГ, чтобы она вот так точно знала маршрут? И каков вес разработчика этого плана, коли диверсанты не побоялись напасть на группу гостей вот так, почти на глазах у ополченцев, в близком их тылу?
А может, свои слышали перестрелку и уже мчатся сюда на выручку? Сколько там до Первомайска осталось — он даже виден был уже. Перемирие же, по идее, — обстрелы должны привлекать внимание…
* * *
Но дальше стало совсем плохо. Скорость движения не уменьшилась, зато с боевиков на их стороне словно спало какое-то самоограничение. Ну, да, прежде они торопились молча и деловито, чтобы с чужой территории уйти. А теперь они уже на своей. То есть добычу взяли, к себе домой принесли, и отныне любое её, добычи, сопротивление — злостная диверсия против таких удачливых захватчиков.
Чуть охолонули только через километр, а то и больше, — когда добежали до места, где за деревьями пряталась ещё машина. На сей раз — медицинская, скорой помощи. Да, ничего себе организация! Как в кино про лихие 90-е…
Поскольку шестеро бандитов и четверо заложников в машину не помещались, то пленников просто покидали на пол, а похитители уселись на них сверху.
Это было тяжело и унизительно. А вот диверсанты ощутимо расслабились.
— Смирно лежите, москалики, — издевательски произнёс один из них. — А не то прирежем вас здесь, и фамилий не спросим…
И довольно захохотал. Ему вторили другие.
— Ничего, небось, недалёко, — проговорил другой, причём на совершенно чистом, даже «московском», русском языке. — Дальше ещё машина ждёт. Помните нашу доброту. Могли бы вас дотуда пешком гнать, пока не сдохли бы…
При этом край его берца болезненно впился в позвонок Молчанова. Нарочно ведь давит, гад!
Плюс дорога тут… Подбрасывало так, будто ехали по воронкам. А может, по воронкам и ехали? Ведь передний край. Впрочем, тут, на Донбассе, и без всякой войны трассы республиканского уровня так разбиты, будто их бомбили. Похоже, все годы незалежности никто их не ремонтировал.
Было больно, тяжело и унизительно. И ничего не сделаешь! Уже и кисти рук начали затекать…
Но всё когда-нибудь заканчивается.
Машина затормозила. Похитители выбрались наружу, не преминув напоследок вальяжно пройтись ребристыми подошвами берцев по пленникам.
Корзун не выдержал, прошипел зло: «С-суки»…
— Ну-ну, — лениво, вроде бы даже одобряя, проговорил последний из покидающих салон бандитов. — Скоро ты иначе запоёшь. А я тебя отмечу, чтобы запомнить!
И прицельно пробил ему прикладом по лицу. Что-то рассёк, потому что сразу показалась кровь. Но силу удара, видно, умерял — Александр представлял себе вполне отчётливо, как выглядит настоящий удар прикладом по голове…
Их выволокли наружу. Невдалеке виднелась какая-то деревенька. Рядом стояла новая машина — милицейский «Уазик». Точнее, даже «бобик» с зарешёченной конуркой сзади для перевозки задержанных.
Тоже грамотно стояло авто — за деревьями, надёжно укрытое от взглядов с «той стороны».
Возле него кучковались четверо военных — сплошь в цветах украинского флага. С шевронами с изображением хищной совы, нацелившей когти на добычу, и с надписью «З нами Бог» над нею.
А, понятно. У Александра непроизвольно заходили желваки. Под ложечкой коротко засосало. Батальон «Айдар». Бешеные твари, нацисты настоящие. И шеврон этот с совою. Ну, да, по тем сообщениям судя, что появляются даже в украинских СМИ, о лютой страсти контингента батальона «Айдар» грабить, мародёрничать, воровать у своих же, — самый тот бог для них хищная сова. В точку.
Надпись «Айдар» на шевронах тоже, естественно, присутствовала. И Александр окончательно убедился, что они вместе с московскими писателями стали целью какой-то тщательно разработанной провокации. Да и то сказать: по первому же сказанному диверсантом слову «москалики» сразу можно было понять, что похитители знали, по кому работают. И ждали именно их.
Интересно, где же это такая голосистая «птичка» засела в ЛНР, если только утром и только с казаками окончательно согласовали маршрут, а тут о нём уже знали?
Между тем, старший из нападавших начал доклад:
— Пане сотнику, в ходе проведения дозора нашей группой обнаружены четверо неизвестных, тайно пробиравшихся вглубь наших позиций. Было проведено задержание неизвестных с целью дальнейшего выяснения их личностей и намерений. При них обнаружены оптические и электронные приборы слежения, фотоаппараты и видеокамеры. Передаём задержанных в ваше распоряжение для проведения дальнейших следственных действий…
Ага, ну точно, провокация, значит. Началось. Да, вон и на камеру телефона съёмки ведутся…
— Мы протестуем! — быстро, но, кажется, зря вмешался Фёдор Прибылов, второй писатель из их группы. — Мы были похищены этими людьми с территории ЛНР! Мы…
Короткий удар прикладом прилетел ему в загривок, и Фёдор упал на колени.
— Ах, ЛНР? — протянул тот, кого назвали паном сотником, с подчёркнутым презрением. — Протестуете? Похитили?! А ну-ка, документы мне, быстро!
Синхронно клацнули затворы автоматов. Демонстрация, конечно, но на психику действует.
Один из похитителей полез по карманам задержанных.
— Та-ак, — радостно осклабился «айдаровец», даже не раскрыв ещё бордовые книжечки. — Россияне, значит? Значит, фиксируем: российские граждане обнаружены в зоне проведения антитеррористической операции, и со шпионской аппаратурой!
Тут он взял в руки украинский паспорт Сашки:
— А это что за красавец такой? Корзун, Олександр Мыколайович, громадянин Украины. Та-ак… Москалям продался, собака? Вместе с ними шпионил?
Сашка гордо поднял подбородок:
— Я не шпионил. Я журналист! Выполнял редакционное задание на своей территории!
— Тут всё — территория Украины! — рявкнул «сотник». — Временная оккупация части Украины бандитско-москальскими войсками ничего не меняет. И не отменяет её международно-признанных границ! И статуса!
Ишь ты, да он, кажется, интеллигент! Вон как грамотно выражается…
А «сотник» уже вошёл в раж. Он велел обыскать Сашку на предмет журналистского удостоверения и аккредитации.
Вместо второй нашли только заверенную штампиком комендатуры карточку-пропуск на время комендантского часа. А от первого документа командир бандитов пришёл в ещё более неистовую ярость. Даже, кажется не поддельную, настоящую.
Это была редакционная карточка с надписью «аккредитационное удостоверение прессы» и за подписью руководителя пресс-службы главы правительства ЛНР. Но с печатью почему-то «Штаба армии Юго-Востока».
— Да ты, падла, точно сепарский шпион! — заорал «сотник», потрясая документами. — Ваша пресса — это пропагандистская бомба под Украину! Это сурковская пропаганда! Это российско-бандитская армия её создала! И даже печати свои приложила! Да то, что ты в Луганске остался, когда его сепары с москалями захватили, — уже преступление! А ты ещё на них и работаешь!
— Самый борзый из них, — поддакнул один из похитителей, тот самый, что «пометил» Сашку ударом автомата. — Орал на нас, обзывался…
Корзун ещё выше поднял голову и усмехнулся презрительно. Чёрт, он пронзительно стал похож на молодогвардейца, какими их изображали в том старом фильме! Со связанными сзади руками, избитый, в крови, но не сломленный, с гордо поднятым подбородком.
Хотя всё же и боялся Сашка — опытный Александр это чувствовал, — но держался абсолютно мужественно.
— В Луганске всем такие дают, — решил он выручить коллегу. — У них других печатей просто нет, потому что армия только свои печати у корреспондентов признаёт. У меня такая же аккредитация…
— А ты кто такой? — взвился «айдаровец». — Тоже шпион сепарский?
— Нет, — спокойно пожал плечами Александр. Вот теперь было ощущение, что смерть близка и реальна. Но промолчать, не попытавшись защитить Корзуна, он не мог. — Я корреспондент РИА…
И поймал очень внимательный, даже какой-то облегчённый взгляд «сотника»…
* * *
Не помогло его вмешательство Сашке Корзуну, не спас он этого талантливого, старательного, доброго парня. По команде «сотника» того отвели в сторону и приказали петь украинский гимн. Глумливо добавив: «Перед смертью».
Сашка отказался. Сплюнул кровь под ноги окружившим укропам: «С хера бы? После того, что вы у нас натворили? Да у нас все теперь ненавидят этот ваш гимн и вашу тряпку сине-жёлтую…».
Его начали бить, приговаривая: «Ты же украинец, сука… Украинец, бля…». Сашка только матерился и выкрикивал: «Нацисты! Шваль вы фашистская, а не украинцы!»…
Когда Сашку поставили, наконец, на ноги, стало ясно, что сейчас произойдёт.
Корзун — видно было — сам это тоже понимал.
Но сплюнул на размочаленный снег кровавую слюну, усмехнулся и прохрипел — с физически ощущаемым презрением:
— Если такие, как вы — украинцы, то я…
— Стойте! — выкрикнул Молчанов, хотя понимал, что ничего изменит. На лице Корзуна уже стояла «печать ангела», которая каким-то образом всегда предвещает смерть. Черты лица обостряются, глаза словно поворачиваются вовнутрь, щёки западают…
— Я - русский, — выдохнул Саша перед тем, как раздались выстрелы…