А между тем, день заканчивался. Наверху, на деревьях, ещё видны были золотые пятнышки света, но здесь, у земли, где и без того всегда царил полусумрак, вечерняя голубизна воздуха довольно ощутимо сгущалась.

Уже практически в темноте мальчишки сооружали силки. На это пошла Сашкина джинсовая куртка, распущенная практически на ленты. Это было, конечно, так — «третьего класса работёнка», как сказал Гуся. Но всё ж лучше, чем ничего.

Наконец, соорудили петлю вокруг окровавленной тряпки. Оставшийся конец «верёвки» привязали к длинной гибкой ветке. Её согнули почти до земли, протянули от неё вторую верёвку — жалко, что коротка она была, больше у них ничего не было, из чего можно было бы сплести. Так что державший её Антон залёг практически рядом.

В последний момент он послюнявленным пальцем проверил направление ветра — того в лесу почти и не было — и лёг с такой стороны, чтобы его запах не несло на приманку. Вспомнил, значит, читанные раньше охотничьи рассказы.

Сашка притаился за соседним деревом, держа наготове самое первое, бамбуковое копьё. Дротики он сложил рядом.

Алина же по команде мальчиков села так, чтобы загораживать собой с этой стороны свет костра.

Всем было страшно. В этом мире охотники запросто могли превратиться в добычу. А что, если у мальчишек просто не хватит сил удержать доисторическую тварь, если даже её удастся поймать?

…Это было мучением — сохранять вот так неподвижность, слыша неумолчную жизнь враждебного леса, подвергаясь атакам насекомых и воображая себе всё более страшные опасности. Может быть, долго ребята так и не выдержали бы. Посидели так ещё немного, да и отправились бы сами добывать хоть какую-нибудь пищу…

Но тут, в полной тишине, не зашелестев, казалось, ни травиной, из лесу выпрыгнул гибкий страшный зверь…

Этот зверь был очень похож… на чёрта. Тёмные глаза, морщинистая морда, широко разинутая пасть, усеянная крупными, загнутыми назад клыками. Спереди торчали сморщенные, словно у курицы, лапки, — но большие. И с огромными когтями. Кожа на теле, тоже морщинистая, была покрыта буграми и пупырышками. А на голове торчали рожки…

В мерцающем свете костра его силуэт был окрашен багровым и словно бы колебался, извивался…

Он словно явился с того света, этот зверь.

Да так оно и было, в сущности…

Но вся эта картина пронеслась в мыслях Саши и Алины за одно короткое мгновение, ибо они тут же увидели то, от чего кровь похолодела в их жилах.

Зверь не просто выпрыгнул на их поляну! Он вскочил прямо на спину Антону! Глаза Алины выхватили деталь: когти на ногах ящера вонзились прямо в рёбра мальчика.

Руки Саши сработали автоматически. С неожиданной мощью он сделал вращательное движение всем телом и воткнул своё копьё в бок зверю. Удар был такой силы, что того буквально смело с Антона. Помогло ещё то, что конец копья сначала упёрся во что-то твёрдое — похоже, что в ребро. Оружие сыграло роль этакого тарана. А затем провалилось в глубину грудной клетки напавшего. Так что удар получился удачным. И даже каким-то на удивление лёгким!

Хуже было то, что при падении ящера копьё вырвалось из рук Саши. И теперь он стоял безоружный перед вполне ещё живым динозавром. А тот был куда как деятелен — он быстро подгребал под себя длинными задними лапами, пытаясь встать, и, казалось, совершенно не чувствовал, что ранен.

У Алины быстро пронеслась в голове мысль, что динозавры обладали слишком маленьким головным мозгом и развитым спинным. Тем самым, который отвечает в организме за непосредственные двигательные и жизненные рефлексы. Иными словами, ящеры, даже будучи обезглавленными, в состоянии ещё шевелиться и даже бегать. Как, говорят, куры.

Но всё же копьё помешало зверю быстро вскочить на ноги. Он как-то неловко попадал лапой по древку, сидящему в его теле. От этого движения его срывались, и зверю никак не удавалось зацепить землю обеими ногами.

Сашка растерялся только на пару секунд. Потом он прыгнул к лежащему Антону, подхватил уже его копьё, и со всей силы вонзил его ящеру в шею, просто пригвоздив того к земле. Острые зубы клацнули почти у самого Сашкиного колена, но, к счастью, зверь промазал.

У ящера ещё хватило сил поднять шею и вырвать дротик из земли. Но остриё, видно, перебило какую-то важную артерию, ибо чёрная в темноте кровь брызнула из неё фонтаном, окатив и мальчика.

Движения животного стали хаотичными. Он что-то проклекотал — казалось, упрекающе — и задёргал ногами уже в предсмертной агонии.

Тяжело дыша, ещё не веря в свою победу, Сашка смотрел на издыхающего зверя. И вдруг захохотал громко и победно:

— Четвёртого!.. И два ящера за вечер! Ну мы и дали! Этак мы тут скоро порядок наведём. Антоха! Давай сюда нож, надо хоть по когтю у него вырезать, на память!

Но Антон не отзывался. Саша и Алина бросились к нему.

Последствия прыжка ящера были ужасающими. На спине мальчика были видны заполненные кровью глубокие раны. Кожа вокруг порезов от когтей сходилась и расходилась от частого, лихорадочного дыхания. Только оно ещё и свидетельствовало об остатках жизни в ничком лежащем теле. Да кровь, которая заливала спину Антона.

Алина нашлась первой. Она бросилась перед мальчиком на колени, схватила его руку, попыталась нащупать пульс. Получалось плохо — она же не медсестра, — но, наконец, слабое быстрое биение на запястье обнаружилось. Жив! Дура! Ну да! Кровь же идёт! Но кровь надо остановить любой ценой, с кровью уходит жизнь!

И ещё — сепсис. Нельзя допустить заражения! Йоду хотя бы! Сыворотку противостолбнячную — ей как-то вкатили раз в спортлагере, когда она сильно поранила голень об осколок битой банки. Спирта бы достать…

Но где это всё добыть! Здешние обитатели в медицине понимали только одно — ампутацию. И без всякого обезболивания…

Размышляя лихорадочно, она тем временем продолжала действовать. В ход пошли остатки блузки — хотя девочка и сохранила что-то вроде топика — и всё то, что можно было ещё собрать тряпичного со всех троих. Алина осторожно, насколько могла, попыталась вытереть Антошкины раны, чтобы вычистить возможную грязь. Это было, конечно, довольно бесполезно — микробов она таким образом не удалит, — но лучше, чем вообще ничего не делать.

Антон дёрнулся — похоже, начал приходить в себя.

— Держи ему руки, — невнятно пробормотала Алина, продолжая работать.

— Чего? — не расслышал Саша.

— Руки держи! — прикрикнула него девочка. — А то он сейчас биться начнет, грязь занесёт!

Сашка налёг на вытянутые вперёд руки друга.

Эксцессы начались буквально через несколько секунд. Антон замычал, потом закричал и задёргался. Вместе с сознанием к нему вернулась боль. Но основное — очистка ран — было уже позади, оставалась только перевязка.

А вот с этим было туговато: ткани не хватало. Самая чистая, Алинкина блузка уже лежала на ранах, образуя что-то вроде защитного пластыря, а остатков мальчишечьих рубашек, отвязанных с бесполезных «стрел», хватало на самую минимальную бинтовку. Расплели «силок», «верёвки». Стало получше, но… Это, конечно, не перевязка. В общем, если они немедленно не доставят Антона в больницу, то друга они потеряют.

Думать так не хотелось. Но Алинина мама была врачом, и девочка наслушалась от неё наставлений на соответствующие темы. Подчас эти все мамины «пугалки» о столбняке в случае «глупой беготни с неизбежными падениями и расшибаниями коленок», о микробах, которые будто бы поджидают деток и тут же рвут организм на части, о необходимости сохранять руки чистыми, «а голову — думающей о собственном здоровье, которого не купишь», — подчас эти наставления раздражали. А вот теперь они сами всплывали в голове. И оказались ведь полезными! Как там папа говорил? — «ты учись на чужом опыте, а то на своём учиться — может однажды оказаться поздно…»

Да, пока у них получалось выжить в этом ужасном мире во многом благодаря тому, что родители их чему-то научили. Сашу папка научил беречься змей и обращаться с ранами от их укусов — и это вытащило их из первой беды. Рассказы в книжках — тоже ведь чей-то опыт! — помогли добыть огонь и заново изобрести пращу и силок, пусть даже они мало пригодились. Был бы ещё у них опыт охоты, — то, возможно, Антошке так бы не досталось, вздохнула Алина, затягивая на спине мальчика последний узел.

— Надо срочно возвращаться, — проговорила она вслух. — Иначе мы его потеряем. Надо искать камень немедленно…

Они с Сашкой поглядели друг на друга.

Антон глухо стонал. А может, плакал от боли, но давил в себе слёзы.

— Ты права, — поднялся Саша с места. — Я пойду…

— Нет, не ты, — быстро проговорила Алина. — Пойду я. Я же не смогу его защитить… в случае чего…

Саша посмотрел на неё тяжело. За последние пару дней им столько пришлось принять совсем недетских решений, что… В общем, снова Алина уловила у мальчишки взрослый взгляд, полный усталости, понимания и решительности. Так должны выглядеть солдаты на войне, подумала девочка.

Она ещё несколько шагов попятилась спиной, не отводя от своих мальчишек взгляда, потом пожала плечами, кивнула головой в полузнаке полупрощания. Глупо как-то получается, подумала. Потом повернулась и пошла в темноту…

— Алька!

Она с готовностью обернулась.

— Ты это… — сказал отчего-то робко Саша. — Осторожнее… Если чего, кричи и беги сюда. Я рвану навстречу, постараюсь их встретить!

Помолчали.

— И вообще ты, Алька, дура, — вдруг грубо высказался Гуся. — Ты как там в темноте искать собралась? Глаза, что ли, как у кошки? Взяла бы хоть несколько головней из костра. Там есть несколько смолистых…

Алину дёрнуло это «дура», но, надо сказать, Гуся был прав. Надо было их обоих встряхнуть. Чтобы снять эту заторможенность и обречённость. И свет действительно нужен. Хотя девочка, откровенно говоря, не верила, что огонь на концах головней продержится хоть сколько-нибудь долго. Это же не факел, пропитанный маслом, смолой и ещё чем-то, что долго горело.

Она молча, хоть и обожглась чуточку, вытащила из костра две ветки потолще. Ладно, более или менее…

Осталось только не заблудиться и найти это место, где она обронила камень…

Боже, как же это было страшно — идти по этому бесконечному лесу! Пока сзади оставался свет костра, всё было ещё переносимо. Как ни смешно, но посетило чувство, что там, сзади, — дом, очаг, защита. А когда сошли на нет последние кусты опушки, и перед девочкой разметалось чёрное блюдо равнины, — а от «факелов» её, как и ожидалось, остались лишь палки с ничего не значащими багровыми искрами на концах… Когда над ней ледяными крошками повисли лохматые незнакомые звёзды, и только там, где их словно ножницами обрезало тёмным, чувствовались горы… вот тогда девочке стало жутко по-настоящему.

Она вспомнила всё, что произошло на этой равнине — расправу одного ящера над другим, отвратительное великолепие пожирания, эти стада пресмыкающихся, то мирно пасшихся, то срывающихся в панике, ужасных «казаков-разбойников» с когтями-кинжалами, оторвавшегося от стада гиганта, клёкот птерозавров… Наконец, этот, последний, похожий то ли на чёрта, то ли на гигантского бройлера ящер, что так порезал Антошку…

Ей очень не захотелось идти дальше. Очень! Нет! «Очень» — это слишком слабое слово. Ей казалось, что если сделать ещё шаг на эту враждебную равнину, то всё — возврата не будет…

Алина посмотрела на небо. Луна!..

Где-то она читала, то ли слышала, что будто бы Луна появилась около Земли недавно — чуть ли не при жизни человечества. От неё, вроде бы, и ледниковый период настал: ось Земли сместилась, и стало холодно, а льды полезли с полюса на Россию и Европу. Хотя тогда не было, конечно, России…

Так вот, всё это глупости — вот она, Луна! Привет из дома…

А может, из-за Луны и динозавры вымерли? Алина читала, что до сих пор никто не знает, отчего на динозавров словно мор напал. Основной гипотезой считается та, по которой мор этот вызвал гигантский метеорит, упавший на Землю и поднявший кучи пыли. А может быть, это была всё же Луна? Подлетела к Земле, вызвала смещение оси, перемену климата — оттого все эти гады и вымерли?

И Алине захотелось, чтобы это случилось прямо сейчас. Чтобы раз — и никого из этих ужасных тварей не было!

Она оборвала себя. Надо всё же идти. Мгновенных вымираний не бывает, так что на их век динозавров хватит… И даже если прямо сейчас метеорит ударит в эту равнину — так вместе с динозаврами умрут и они, затерявшиеся в этом дурацком времени дети… Но они умрут и так… если она не принесёт камень, и они не возьмут его в свои три ладони…

Надо идти…

Алина вздохнула и сделала шаг из кустов.

Великая равнина была величественно спокойной. Мальчишки были правы — ночью этим гнусным динозаврикам природа положила спать. Ничего сравнимого с дневной активностью не было. Никто не парил по небу, никто не обрывал кусты и траву. Ничей рёв не раздавался под великолепными — куда более великолепными, чем дома, подумала она — звёздами.

Правда, в траве время от времени слышалось шелестение — но после беды с Антоном девочка перестала обращать внимание на живность под ногами.

Так, надо определиться на местности. Хоть факелы её смешные уже потухли, кое-что можно определить привыкшими к тьме глазами. Влево — явно море. Там совершенно темно, и ощущается ровная граница между темнотой и звёздами. Справа — горы: та же граница между чернотой и звёздами, но изломанная. Значит, та рощица, возле которой первый хищник убил уткастого динозавра, должна быть прямо-правее. Они тогда рванули к лесу почти параллельно берегу, как потом выяснилось, а теперь находились ещё левее вдоль берега и глубже в лесу. Значит, она вышла примерно на нужное место, но ей надо сдвигаться правее.

Господи, да как его ещё найти-то, камень этот! В траве, ночью, во тьме! Да это невозможно!

Но сзади лежит Антон…

Сначала она упёрлась в ту самую рощицу. В буквальном смысле — упёрлась: увидела перед собой тёмную массу и тут же споткнулась о поваленный ствол дерева. Сухой, кстати, — вот где надо было разводить костер!

Теперь стало легче — примерно ясно, где искать место битвы завров.

Ещё сколько-то минут — десятков минут? — как там Антошка? — и она так же, почти на ощупь, набрела на костяк убитого ящера. Помогла удушливая вонь от крови и начинающего гнить мяса. Хотя, насколько можно было судить в темноте, кости скелета были практически голыми, объеденными дочиста. Теперь оставалась ерунда — определить, под каким углом они стояли по отношению к лесу и к этому месту. Кажется, там? Или правее? Нет, всё же правее…

А теперь оставалось только ползти на коленках, обшаривая землю перед собой в поисках своего камня. Хорошо, что равнина была — как это, почвенистая, землянистая? — в общем, без камней практически, словно ухоженное поле.

Теперь оставалось только работать… Лишь бы Антошка терпел…

И всё равно камень она нашла только когда уже начало сереть небо.

Девочка к тому времени вывалялась в земле, вымокла в росе, обрезала ладони о траву, исплакалась. И отчаялась. И лишь когда в свете начинающегося утра стало возможно определить, где что, Алина увидела, что искала не там. Чуть левее — но это «чуть» стоило… Стоило всего… Возможно, жизни Антошки…

А камень она нашла почти сразу, как только вышла на правильное место. Оказалось, оно насмерть отпечаталось в её мозгу: стоило только стать там, где реальный вид совместился с тем, что был у неё в голове, и бросить взгляд вокруг, как камень тут же попался на глаза. Он даже не прятался в траве! Если бы их тогда не погнал страх, его можно было подобрать почти сразу — он лежал на виду, на почти лысой кочке!

…Сашка встретил её деловито-нагло:

— Ты чё, в болоте купалась? Мы уж тут заждались…

Алина не обиделась — она увидела первый взгляд радости и даже нежности, который бросил на неё противный Гуся. Он и не спросил про камень, он просто был рад снова видеть её…

Она молча раскрыла ладонь…

Антон был непонятно как. Казалось, в сознании, но время от времени как-то заговаривался. Может, так проявляется бред? Температура тоже была высокой. И это было самым неприятным, хотя, как знала Алина, неизбежным.

Зато Гуся проявил себя во всей красе.

«Я знал, что ты найдёшь камень, поэтому…» — нагло оправдался он.

А оправдывался он в том, что каким-то образом сумел изуродовать морду убитого динозавра и вынуть ему нижнюю челюсть с великолепными загнутыми назад клыками. «Ты чё, — выкатил Гуся глаза, — раз уж я убил динозавра, я это что, не имею права предъявить?»

— А Антон? — ахнула Алина.

— А Антону вот, — беспечно заявил Сашка и предъявил выкорчеванный из локтевого — или как там у динозавров? — сустава остаток лапы с теми самыми страшными когтями.

— Те-то мы потеряли, — пояснил он, напоминая о когтях, что они вырезали у первого ящера.

Вот живодёры!

А потом Сашка взъярился:

— Ладно, хватит тут разборок. Антоха живой, я ему помогал, как мог. Но нам пора перемещаться домой. Ты и так там проваландалась всю ночь, пока мы тут…

Как дала бы!

Сложнее всего было с Антоном — он бредил. И руку свою к камню присоединить никак не мог. Кое-как ребята разместили его ладонь между своими.

— Ну, давай, — произнес Сашка. — Нам с тобой вдвоем за троих пожелать надо. В общем, на счет «три» оба страшно думаем о доме. Только! — рявкнул он поспешно. — Не о моём или твоём. Только о том месте, откуда мы сюда провалились! У Антохи! Ясно? И не вздумай ещё раз подумать о динозаврах, — мстительно присовокупил Гуся.

На счет «три» Алина зажмурилась и изо всех сил захотела оказаться в Антоновом доме.

Камень начала нагреваться…

Перемещение, как и в прошлый раз, оказалось мгновенным и незаметным.

Алина открыла глаза.

На неё со страхом смотрело волосатое и бородатое человеческое существо, выставляющее вперёд копьё с каменным наконечником…