Мартин Дэвин швырнул трубку на рычаг и некоторое время пытался восстановить присутствие духа – и уязвленную гордость своего эго. «Ладно, доктор Зазнайка Мэтьюс, изображайте крутого парня». Оставались и другие источники информации, и главный – Тина Льюис, исполнительный директор Шестого канала. Если там происходит что-нибудь существенное, она наверняка знает и наверняка захочет рассказать ему. Он выручал ее в прошлом и без всяких колебаний попросит об ответном одолжении.

Он набрал номер, и Тина ответила:

– Тина Льюис у телефона.

– Тина... – Дэвин с удовольствием поотрывал бы головы нескольким людям в этой телекомпании, но понимал, что должен сохранить с ними хорошие отношения, особенно в год выборов. Он заговорил тоном старого доброго приятеля: – Мартин Дэвин беспокоит.

Она была рада слышать его.

– Привет, Мартин, как дела?

– В общем все в порядке.

Тина подошла к двери кабинета и закрыла ее.

– Ну и чем мы можем быть полезны друг другу сегодня?

– Понимаешь...

Тина села и заговорила приглушенным голосом:

– Похоже, у нас назревает какая-то проблема?

– Да, вот именно. И я знал, что нам следует посоветоваться с тобой. Мы с губернатором разговаривали сегодня утром, и, Тина... он хочет защитить свою частную жизнь, частную жизнь своей семьи. – Это был намек, косвенное указание на суть проблемы.

Но Типа не поняла его.

– Так. И в чем же дело?

«Ладно, Тина, оставь этот невинный тон».

– Послушай, мне кажется, у нас сложились хорошие отношения с тобой и другими представителями прессы. Мы с тобой всегда были откровенны и честны друг с другом...

Похоже, она не считала, что в данный момент он откровенен.

– Мартин, я не понимаю, в чем заключается проблема. Дэвин не мог скрыть раздражения:

– То есть ты, конечно же, понятия не имеешь, что твои репортеры в тихаря собирают не подлежащие огласке сведения о Хиллари Слэйтер, дочери губернатора?

Это явилось для Тины новостью.

– Что?

– Послушай, если ты делаешь какой-то сюжет, просто скажи мне, что тебе нужно. Просто приди ко мне, и мы поговорим. Я дал тебе возможность сделать тот репортаж с митинга губернатора, я старался поставлять тебе достоверную информацию...

Тина не улавливала ход его мысли.

– Мартин...

Но он продолжал, не слыша ее:

– ...и, как всегда, если вы, ребята, хотите что-то знать или планируете какой-то сюжет, не стесняйтесь ставить в известность меня или связываться с Вилмой Бентхофф. Мы предоставим вам всю информацию, которой располагаем.

– Мартин!

– Ты меня поняла? – он не просто спросил, он потребовал ответа.

Теперь Тина почувствовала себя вправе тоже рассердиться.

– Нет, Мартин, не поняла. А теперь, может, немного остынешь и объяснишь мне, что происходит?

– Ладно, поправь меня, если я ошибаюсь, но мы случайно узнали, что один из твоих репортеров сует нос в некоторые личные дела губернатора.

– И ты, кажется, упоминал о Хиллари Слэйтер? Дэвин раздраженно вздохнул.

– Да. Я говорю о дочери губернатора Хиллари и обстоятельствах ее смерти. Полагаю, мы достаточно подробно осветили печальное событие по свежим следам и больше нам добавить нечего.

– Хорошо. Наконец-то ты выразился ясно.

– Так что ты можешь сказать по этому поводу?

– Сейчас, подожди минутку... – Тина взяла со стола последний информационный листок – принтерную распечатку, в которой указывалось, кто, когда и какой сюжет делает. – Нельзя ли чуть поподробнее – или о деталях я тоже должна сама догадаться?

Дэвин откинулся на спинку кресла и задумался. Он должен был решить, что можно сказать Тине. Он знал много, но это не означало, что он мог обо всем говорить. Конечно, у них были хорошие профессиональные отношения, но именно «профессиональные». Выражаясь официальным языком, Хиллари Слэйтер умерла от передозировки ворфарина – и именно так освещалась ее смерть в средствах массовой информации. Выражаясь профессиональным языком, Дэвин хотел, чтобы все так и осталось.

– Я могу назвать имя. Лесли Олбрайт. Он нажал на нужную кнопку. Тина Льюис мгновенно приняла сторону Дэвина.

– Лесли Олбрайт! И что она?

– Насколько мы поняли, сегодня она болталась в больнице«Бэйвью Мемориал», пытаясь разнюхать что-нибудь о смерти Хиллари Слэйтер. Крайне бестактный поступок. Я думал, ты что-то знаешь.

– Я ничего не знаю, Мартин. Если бы я знала, то не допустила бы этого. Тина бегло просмотрела информационную сводку, бормоча себе под нос: – Конечно, с Лесли ни в чем нельзя быть уверенным. – Потом она нашла имя Лесли. – Здесь указано, что она делает сюжет о загрязнении воздуха выхлопными газами.

– Послушай, Тина...

– Мартин, в прошлом я поставляла тебе надежную информацию и не собираюсь лгать сейчас. Так говорится в распечатке, и, насколько мне известно, она работала сегодня именно над этим сюжетом. Таким образом, чем бы она ни занималась в больнице, такого задания мы ей не поручали. Я просто спрошу у нее. Возможно, она собирает материал для какого-нибудь сюжета по собственной инициативе и еще не поставила нас в известность. Репортеры всегда так делают. Телекомпания это поощряет.

Дэвин несколько секунд пытался решить, верить ему или нет.

– А Джон Баррет? Он замешан в этом?

Тина повернулась к стеклянной перегородке и обвела отдел внимательным взглядом. И что бы вы думали! Именно в этот момент Джон стоял у стола Лесли, и они о чем-то тихо совещались.

– Да... возможно. Я могу спросить их обоих. Но сначала мне нужно знать, что известно тебе.

Несколько мгновений Дэвин колебался. Как много может он рассказать ей?

– Мне кажется... в общем, похоже, Олбрайт и Баррет пытаются раскопать какую-то информацию в надежде дискредитировать губернатора. Сегодня утром Олбрайт докучала патологоанатому больницы «Бэйвью Мемориал», пытаясь вытянуть из него сведения, содержащиеся в заключении о вскрытии тела Хиллари Слэйтер, сведения, как ты понимаешь, конфиденциальные. Поступок бестактный. Я бы даже сказал, безнравственный. Но, полагаю, в год выборов следует ожидать подобных вещей.

Тина понимала, что Дэвин хочет разозлить ее, заставить защищаться и вызвать у нее желание доказать его неправоту. Она прекрасно все понимала, но тем не менее его тактика сработала. Она заговорила, чувствуя прилив злости:

– Не думаю, что руководство телекомпании сочтет подобное поведение простительным, Мартин. Я точно этого не прощу.

– Надеюсь, не простишь.

– Что дальше? У тебя есть еще что добавить? Мартин замялся с ответом. Он не хотел говорить ей. Тина поняла это, и, соответственно, любопытство ее возросло.

– Ну давай, Мартин, – я же не могу казнить их, не предъявив обвинений. Просто скажи, что за страшную, темную тайну они пытаются разоблачить?

Дэвин немного поразмыслил и решил, что может рассчитывать на правильное понимание с ее стороны, и поэтому сказал полу правду:

– В общем, Тина, по какой-то причине Олбрайт хочет представить смерть Хиллари как следствие легального аборта.

– Что?!

«Отлично, – подумал Дэвин. – Она в ярости, но на верном пути».

– Конечно, это дикое предположение, но сейчас год выборов, а ты знаешь, как собираются грязные слухи, независимо оттого, имеют они под собой основание или нет.

«Это дело Брюверов, – подумала Тина. – Олбрайт и Баррет довольствуются кислым виноградом, поскольку не могут обойти закон. Эти люди никогда не угомонятся!»

– Хорошо, Мартин. Я постараюсь узнать, что здесь происходит. Я все проверю.

– Буду признателен, если ты сразу же позвонишь мне.

– Непременно.

Дэвин положил трубку и перешел к следующему человеку в списке – директору школы Адама Брайанта, где раньше учились дети губернатора Слэйтера.

– Эрика Тайлер у телефона.

– Мисс Тайлер, вас беспокоит Мартин Дэвин, глава администрации и первый помощник губернатора Слэйтера. Похоже, она его знала.

– О, слушаю вас...

– Я звоню по весьма деликатному делу. И не займу у вас много времени.

– Да, мистер Дэвин.

– Насколько я помню наш с вами разговор, состоявшийся вначале мая, вы действительно не могли ответить ни на какие вопросы, и нас это очень устраивало – мы были рады не задавать никаких вопросов. Вы помните?

Голос собеседницы прозвучал настороженно, когда она ответила:

– Да, именно так я все и помню.

– И мы были рады оставить все как есть, верно?

– Да, к такому соглашению мы пришли.

– Отлично. Замечательно. Сейчас я звоню вам и снова ворошу старое дело по следующей причине: мы недавно узнали, что некоторые репортеры начали задавать разные вопросы – и хотя точно ничего не известно, но вполне возможно, они придут с этими вопросами к вам.

– Неужели?

– Как вы хорошо понимаете, губернатор хочет, чтобы в каждом случае относительно всех лиц проводилась одна и та же политика – иными словами, чтобы вы просто не могли ответить ни на какие вопросы, чтобы все осталось в тайне. Мы поняли друг друга?

– Конечно, поняли, мистер Дэвин. Как я вам говорила прежде, наша школа не хочет иметь никакого отношения к...эээ... ситуации.

– Да, и мы с вами согласны. Мы оба понимаем, не правда ли, что любая утечка информации очень сильно повредит и нам, и вам.

– Да, мы это понимаем. Здесь никто не получит никакой информации.

– Превосходно. Такое положение дел нас более чем устраивает. Но я хочу предупредить вас, а вам следует предупредить прочих сотрудников вашего штата, что к вам могут явиться с вопросами репортеры Шестого канала, возможно даже другие представители прессы – кто знает? Возможно, вы сочтете нужным напомнить своим подчиненным о взаимопонимании, существующем между нами в данный момент.

– Я это сделаю.

– А сейчас я должен спросить вас: вам уже задавали какие-нибудь вопросы? Приходили ли в школу какие-нибудь репортеры? Я имею в виду, в частности, репортеров Шестого канала.

– Нет, мистер Дэвин, насколько мне известно, еще не приходили.

– Хорошо. Значит, пока мы контролируем ситуацию. Надо постараться, чтобы все так и продолжалось.

– Можете рассчитывать на наше всемерное содействие, мистер Дэвин.

– Спасибо. Всего вам хорошего.

– И вам тоже, сэр.

День у Лесли и Джона прошел плодотворно – и в смысле служебных заданий, и в смысле их собственных изысканий. Как только Лесли вернулась с выезда со своим сюжетом о загрязнении воздуха, они собрались у ее стола, обсудили кое-какой материал, идущий в пятичасовой выпуск, а потом понизили голоса и принялись обсуждать ход своего следствия.

Опершись о перегородку и держа в руке информационную сводку, Джон быстро отчитался о проделанной работе:

– Я разговаривал с Чарли Мэннингом, моим приятелем из законодательного собрания штата. Я спросил его, были ли в последнее время в администрации губернатора какие-нибудь увольнения, смещения с должности или конфликты, и он сказал, что слышал о каком-то скандале, но подробностей не знает. Сейчас он их выясняет.

Лесли открыла папку и извлекла оттуда несколько фотокопий газетных вырезок и какие-то записи.

– Вот репортаж из «Ньюс Джорнал» о презентации стипендиального фонда Хиллари Слэйтер. Шэннон Дюплиес собиралась поступать в колледж здесь, в нашем штате, но поскольку она получила стипендию, то поступила в университет Мидуэстерн. Заведение высшего класса, без вопросов; блестящие перспективы.

Джон пробежал глазами заметку и повнимательнее вгляделся в лицо Шэннон Дюплиес. На сей раз она улыбалась в камеру, стоя рядом с губернатором и держа в руке присужденную награду, но Джон хорошо помнил, какой смятенный вид был у девушки, когда она получала ее.

– Губернатор очень хорошо позаботился о ней, не правда ли?

– И... позволю себе такое замечание... он также позаботился о том, чтобы она находилась далеко-далеко отсюда.«Хорошая мысль», – выразилось на лице у Джона.

– В любом случае, – продолжала Лесли, – я позвоню в университет при первой же возможности, проверю, действительно ли Дюплиес учится там и попробую достать ее телефон, адрес и все прочее. – Она понизила голос еще больше. – Я не хочу звонить со студии.

Джон кивнул в знак согласия. Отметки о телефонных звонках послужили бы отличным следом для кого-нибудь типа Тины Льюис.

– Я просто еще не знаю, что говорить. Вряд ли мне стоит упоминать о своей связи с Шестым каналом. Из-за этого я чуть не упустила доктора Мэтьюса.

– Так или иначе, запиши разговор. Нам нужно услышать голос девушки.

– Если я сумею хотя бы просто заставить ее заговорить, полдела уже будет сделано.

– Верно.

Потом Лесли быстро и небрежно убрала свои бумаги обратно в папку, следя взглядом за чьим-то приближением. Джон сразу понял: не иначе как Тина Льюис.

Так оно и оказалось. Тина сохраняла приятное выражение лица, как подобает профессионалу, но Джон и Лесли видели грозовую тучу под обманчивой поверхностью.

– Можно вас двоих на пару слов?

Что ж, бежать было некуда, прятаться негде.

– В чем дело? – спросила Лесли, поднимаясь с кресла. Теперь все трое стояли в проходе, практически загораживая путь любому, кто захотел бы пройти мимо.

– Как поживает сюжет о выхлопных газах? – спросила Тина, явно надеясь, что он еще не закончен.

– Я отдала материал Рашу, – сказала Лесли. – Он уже готов и вставлен в сценарий. Лесли повернулась к Джону.

– Как движется редактура? Джон не покривил душой.

– Просто замечательно. Впрочем, как всегда.

Тина посмотрела на них таким взглядом, каким смотрит учительница младших классов на двух безобразников, не выполнивших домашнее задание.

– Что ж, отлично. Лесли, можно тебя на минутку?

– Конечно.

Джон понял намек и двинулся к своему столу.

– Джон, – окликнула его Тина, – вероятно, чуть позже я побеседую и с тобой.

– Конечно, – бросил Джон через плечо. Мысленно он молился за Лесли.

Тина придвинула кресло к столу Лесли и села со словами:

– Давай, садись же.

Лесли села.

Потом Тина просто сидела несколько секунд, рассматривая Лесли взглядом, который обычно заставлял ее нервничать и робеть, но сейчас просто разозлил.

Лесли приняла занятой вид и застучала по клавиатуре компьютера, исключительно для видимости.

– Вы можете смотреть сколько вам угодно, но надеюсь, вы не будете возражать, если я попытаюсь тем временем немножко поработать?

– Я хочу знать, над чем вы с Джоном работаете сейчас. Лесли в упор взглянула на Тину; гнев и возмущение придали ей смелости.

– Тина, во-первых, мы обе понимаем, что у нас не очень хорошие отношения.

Тина резко прервала ее:

– А ты понимаешь, не правда ли, какую должность я занимаю, каковы мои обязанности и перед кем ты должна отчитываться?

Лесли посчитала, что ей затыкают рот, и не стала продолжать.

Но она была полна решимости стоять на своем, а если дела примут угрожающий оборот, то так тому и быть.

– Понимаю, Тина.

– Тогда мне хотелось бы знать, над чем вы с Джоном работаете сейчас. Я обязана знать это, а ты обязана сказать мне. Я только что посетила архив и заметила, что ты взяла пленку с записью похорон Хиллари Слэйтер. Чем вы занимаетесь?

– Мы собираем материал для одного сюжета, но пока не добыли ничего существенного и не готовы предложить его вам. Нам потребуется еще немного времени.

– Ты была в больнице «Бэйвью Мемориал» сегодня утром?

Вопрос был задан прямо, и Лесли поняла, что лгать не имеет смысла.

– Тина, я была там в свое нерабочее время и представляла только себя саму, а не телекомпанию – и я так и сказала.

– Кому сказала?

Лесли замолчала, освежила в памяти все неписаные правила отдела новостей и потом заняла твердую позицию.

– Тина, я могу сидеть здесь и увертываться от ваших вопросов, но сама я не люблю, когда люди ведут себя так, и поэтому не хочу так вести себя с вами. Если честно, я просто не желаю обсуждать эту тему. Сюжет еще не предложен никому из редакторов и режиссеров, а равно не утвержден официально, поэтому студия не имеет к нему никакого отношения, а вы не несете за него никакой ответственности. Послушайте, если вам не понравится идея, когда я предложу ее вам, тогда вы зарубите сюжет на месте. Но до тех пор, пока мы не будем готовы предложить вам сюжет, а для вас не настанет время одобрить его или нет, я не желаю о нем разговаривать.

Тина выпрямила спину. Эта поза свидетельствовала о ее готовности к схватке.

– Ты не хочешь обсудить эту тему с Беном?

– Конечно. Пойдемте.

Лесли поднялась, вышла в проход и даже успела сделать несколько шагов в сторону кабинета Бена, прежде чем Тина наконец сдалась и сказала:

– Подожди.

Лесли медленно повернулась, отметив ледяной взгляд Тины, и возвратилась к своему столу. Она снова села, радуясь первому проблеску надежды: она вынудила Тину сблефовать и фактически вышла победителем из стычки. Политика отдела помогла ей спасти свою шкуру.

Почти все сотрудники отдела новостей знали, что Бен поощряет репортеров, проводящих самостоятельные расследования в поисках сенсаций и эксклюзивного материала – даже в служебное время, – пока они справляются со своими заданиями, и справляются хорошо. И до тех пор, пока режиссеры или главный редактор не берут тот или иной сюжет в работу и не закрепляют его за репортером официально, собранный материал целиком и полностью остается собственностью репортера. Подобная политика давала хороший стимул к деятельности и служила залогом того, что сенсацию не перехватят конкуренты. Вероятно, Тина надеялась, что Лесли не станет ссылаться на это правило, но, к великому ее сожалению, Лесли сослалась.

– Хорошо... – сказала Тина с плохо скрываемым раздражением, – этот сюжет твой.

– Пока да.

– А Джон Баррет? Он тоже работает над ним? Вопрос загнал Лесли в угол. Она могла бы солгать и сказать

«нет», но Тина сразу распознала бы ложь; а отказ отвечать был бы равносилен ответу.

– Мы оба над ним работаем. Но как я уже сказала, пока мы не далеко продвинулись. Вероятно, чуть позже у нас появится что показать вам.

Тина медленно покачала головой и вынесла приговор:

– Я никогда не одобрю ваш сюжет. Лучше не тратьте время попусту.

– Но, Тина, вы же еще даже не видели материал, – возразила Лесли. – Вы даже не знаете содержание сюжета.

– Я знаю достаточно, – отрезала Тина. – И могу твердо обещать, что никогда не пропущу его.

Несколько мгновений Лесли изучала лицо Тины – сейчас суровое, холодное, хмурое, по с едва заметной дьявольской улыбочкой, играющей на губах, – и вспомнила слова Джона о тайной душевной боли Тины. Все сходилось. Она сама почти физически чувствовала эту боль, глядя на Тину, которая сидела перед ней – твердая, как камень, и в то же время хрупкая, как стекло. Впервые Лесли поняла, какие скрытые силы движут этой женщиной.

Лесли мягко произнесла свое заключительное слово:

– Поживем – увидим.

Тина поднялась с кресла и напоследок посмотрела на Лесли сверху вниз уничтожающим взглядом, после чего повернулась и, решительно выдвинув челюсть, зашагала обратно к своему кабинету.

Лесли оглянулась. Джон наблюдал за происходящим со своего места. Она торопливо направилась к нему, чтобы ввести его в курс дела.

– Похоже, Тина нас застукала – и далеко не в восторге от этого, – сообщила она.

– Я это заметил, – сказал Джон. – Но откуда она узнала?

– Мы не очень откровенничали друг с другом. – Джон рассмеялся, а Лесли продолжала: – Тина знает, что мы взяли в архиве видеоматериал к сюжету о смерти и похоронах Хиллари Слэйтер, и она откуда-то узнала, что я была сегодня в «Бэйвью Мемориал». Не знаю, может, Мэтьюс пожаловался, но мне кажется, она догадалась о том, что речь пойдет о проблеме абортов, и пообещала мне, что никогда не пропустит наш сюжет.

– Да, прямо скажем, она знает многое. И судя по последним событиям, у нас начинаются гонки: мы пытаемся собрать материал для сюжета, а Тина пытается разоблачить наши действия и зарезать сюжет в зародыше.

– Это она умеет.

– Мы должны позвонить Шэннон Дюплиес сегодня же.

– Мы должны были сделать все еще вчера.

– Карл сейчас оборудует телефон записывающим устройством. Позвоню ему, проверю, как продвигается дело.

Лишь спустя некоторое время, когда другие дела, другие вопросы и другие люди немного отвлекли ее мысли от безрезультатного разговора с Лесли Олбрайт, Тина позвонила в офис Мартина Дэвина.

Близился конец рабочего дня, и Дэвин разговаривал довольно грубо.

– Что ты узнала?

– Лесли Олбрайт и Джон Баррет работают над каким-то сюжетом.

– Значит, Джон Баррет замешан в деле?

– Я почти уверена, что да.

– Что значит «почти уверена»? Он замешан или нет? Тина, оскорбленная, отняла трубку от уха, а потом предостерегла:

– Мартин, следи, пожалуйста, за своим тоном. Дэвин попытался говорить помягче.

– Извини. Вся эта история расстроила меня – на случай, если ты не заметила.

– Так ты собираешься объяснить мне, что происходит?

– Просто скажи мне, над чем они работают.

– Я точно не знаю. Дэвин выругался.

– Они ведь работают на тебя, не так ли? Неужели ты не знаешь, чем занимаются твои подчиненные?

– Мартин, сюжет не утвержден официально, и они не предложили его ни главному редактору, ни мне, ни кому-либо еще, поэтому в данный момент отдел новостей не имеет никакого отношения к этому делу. Сенсация является их собственностью до тех пор, пока они не предложат ее нам.

– О чем ты, черт побери, говоришь?

– Я говорю о политике Шестого канала, вот о чем.

– Тина, подожди, дай мне опомниться. Этой истории необходимо положить конец. Ты должна зарубить сюжет, прежде чем он попадет в руки еще кому-нибудь.

Это звучало серьезно. Тина спросила:

– Мартин, о чем сюжет?

– Я же сказал тебе! Это гнусная клевета, призванная очернить имя губернатора, грязные слухи о его дочери. Наглость некоторых людей просто уму непостижима!

– Хиллари Слэйтер делала аборт?

На мгновение Дэвин впал в полную прострацию. Молчание на другом конце провода было красноречивей любых слов. Наконец он сказал:

– Не говори ерунды!

Теперь настала очередь Тины выругаться, и она постаралась самым доходчивым образом изложить Дэвину свое мнение о нем:

– Не надо играть со мной в твои дурацкие игры! Ты знаешь мою позицию по этому вопросу, и я не желаю выслушивать твое вранье! Я много для тебя сделала. Я поставляла тебе информацию. Я тебе доверяла. И если ты хочешь иметь друзей на телевидении, можешь рассчитывать на меня. Иными словами, давай сейчас скажем друг другу «прощай» и на этом расстанемся!

Дэвин долго размышлял и потом сдался.

– Наверно, нам стоит позавтракать завтра вместе.

– Обед сегодня вечером.

– Хорошо... Обед. Как насчет ресторана Китона, в семь?

– Замечательно.

Дэвин еще некоторое время молча кипел от злости, а потом спросил:

– Ну и... что ты думаешь о сюжете, над которым они работают? Я имею в виду, ты сможешь зарубить его?

– Он уже зарублен, Мартин. Я сказала Олбрайт, что никогда не одобрю его. Они могут делать все, что им угодно, но они не смогут пустить сюжет в эфир.

– Слава Богу.

– Нет, благодари меня. Но, Мартин...

– Да?

– Это не значит, что их сюжет не выплывет еще где-нибудь. Каким бы ни было его содержание, оно наверняка станет известным общественности – сюжет наверняка возьмут другие телекомпании. Тебе стоит подготовиться к этому.

Дэвин тяжело вздохнул, выругался и простонал одновременно.

В тот вечер, сразу после семичасового выпуска, Лесли и Джон помчались домой к Маме Баррет. Мама и Карл ждали их: Мама – с легкой закуской и кофе, Карл – с телефоном, подготовленным к записи разговоров и соединенным множеством проводов с двумя парами наушников и катушечным магнитофоном.

– Он работает? – с порога спросил Джон. Карл поднял большой палец.

– Мы немного позаписывали передачи радиостанции, но знаешь, я просто гений, тут уж ничего не скажешь!

Джон возбужденно и благодарно похлопал сына по спине. Лесли сняла пальто, а Мама обошла стол, чтобы взять его и пальто Джона.

– Просто здорово, что правление университета еще не закрылось. Спасибо, Ма. Все-таки два часа разницы во времени.

– Откуда вы звонили?

– Из телефона-автомата напротив телестудии. – Лесли достала из сумки записную книжку. – Я узнала телефон комнаты Шэннон в общежитии. Если она сейчас там...

Джон взглянул на часы.

– Сейчас 8.10...

– Значит, там 10.10. Наверное, она еще не спит.

– Нам придется пренебречь приличиями, – сказал Карл.

– Мы всегда можем помолиться об удаче, – сказала Мама. Лесли села за стол перед телефоном, из трубки которого выходили два провода.

– Как он работает?

– Как обычный телефон, – пояснил Карл. – Я подсоединил провода к раковине телефонной трубки, а вот здесь – к магнитофону. Таким образом мы сможем записать разговор, партию собеседника, а потом прослушать его через наушники.

– Отличная работа. – Лесли находилась под сильным впечатлением.

– Как насчет быстрого испытательного пробега? – предложил Джон.

– И, думаю, нам стоит помолиться, – повторила Мама.

– Прекрасно, – сказала Лесли. – Кому будем звонить?

– Может... твоей сестре? – предложил Джон.

– Конечно... Хорошо.

Карл сел на свое место перед магнитофоном. Джон сел между Карлом и Лесли и взял одну пару наушников. Мама села с другой стороны от Карла, а Карл повернул один наушник на сто восемьдесят градусов так, чтобы Мама могла прижаться к нему ухом и слушать.

– Готовы? – спросила Лесли.

– Поехали, – сказал Карл, включая магнитофон. Лесли подняла трубку и набрала номер своей сестры. Джон, Карл и Мама напряженно прислушивались. Джон был в восторге: звук в наушниках был громкий и чистый.

– Алло? – послышался голос.

– Алло... Энджи?

– О, привет, Лесли. Что случилось?

– Ну, мы тут проводим небольшой эксперимент... – Лесли принялась объяснять суть изобретения Карла, не вдаваясь в подробности относительно конкретного его предназначения. Энджи собиралась продолжить разговор, но Лесли попросила на этом закончить, и Энджи поняла ее.

– Ладно, – сказал Джон. – Неплохо.

Карл перемотал пленку назад, чтобы проверить запись, и они услышали громкий и отчетливый голос Энджи. Мама вручила Лесли исписанный лист бумаги, над которым она работала днем, – полный текст телефонного разговора неизвестной девушки со «службой спасения».

– Мама, ты чудо! – воскликнул Джон.

– Карл сделал несколько копий, по одной для каждого, – сказала Мама, раздавая страницы.

Лесли перечитала текст, подчеркивая ключевые слова.

– Полагаю, среди всего прочего нужно будет заставить ее произнести некоторые из этих ключевых слов – любые слова, которые она произносит по особенному.

– Это будет трудно, – заметил Джон. – Если бы она шепелявила или картавила, было бы проще.

– Ладно, будем надеяться, мы узнаем знакомые интонации. Джон снова взглянул на часы.

– Восемь тридцать четыре. Там становится все позже и позже.

– Давайте лучше помолимся, – сказала Мама. Они склонили головы, как это принято, и Мама произнесла короткую молитву:

– Дорогой наш Отец Небесный, мы просим Твоей Божественной помощи в этом нашем предприятии. Дай нам узнать Истину, дорогой Бог, и пусть Истина освободит всех, имеющих отношение к этому делу. Мы обращаемся к Тебе во имя драгоценного Иисуса Христа. Аминь.

– Аминь, – хором повторили все.

– Да поможет нам Бог, – сказала Лесли, поднимая трубку. Потом она заглянула в записную книжку и набрала номер.

Карл включил магнитофон, и они с Джоном надели наушники. Мама придвинулась вплотную к Карлу, чтобы все слышать.

Длинный гудок. Никакого ответа. Лесли бегло просматривала свои записи, прикидывая, как начать разговор.

Еще один гудок.

Щелчок.

– Алло?

Если до сих пор Лесли смотрела на Джона и Карла, то теперь переключила все внимание на молодую девушку, находившуюся от них на расстоянии двух часовых поясов.

– Алло, я хотела бы поговорить с Шэннон Дюплиес.

– Кто ее спрашивает?

– Мм... Лесли Олбрайт. Я работаю в новостях Шестого канала. Это Шэннон?

– Да. – Голос звучал неуверенно, недоверчиво.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Извините за поздний звонок. Надеюсь, я вас не разбудила? – Лесли закатила глаза в отчаянии от того, что ей приходится вести подобный разговор.

– Я еще не ложилась.

– Послушайте... ээ... мы думаем сделать еще один сюжет о первой стипендиатке Мемориального фонда Хиллари Слэйтер... ну знаете, хотим просто рассказать о ваших делах, ваших планах на будущее...

– Простите? – Похоже, Шэннон не улавливала мысль собеседницы.

Лесли увидела какое-то слово в тексте, лежащем перед ней.

– Вообще-то мы хотели обратиться к вам письменно с этой просьбой, но не смогли достать ваш адрес. Мы знаем, что выучитесь в университете Мидуэстерн, но не знаем точный адрес.

– Вам нужен адрес?

Лесли понимала, что подвела Шэннон к ключевой фразе, но не могла сообразить, как заставить девушку произнести ее.

Лесли продолжала: «Заставь ее говорить, заставь ее говорить».

– Ээ... конечно. Вы можете дать мне его?

– Абонентский ящик 9921, университет Мидуэстерн...Лесли записала.

– Отлично. Собственно, я звоню вот с какой целью: мы хотели спросить, дадите ли вы согласие на то, чтобы мы сделали еще один сюжет о вас – о вашей жизни, ваших делах. Сюжет послужит вроде как продолжением истории о Хиллари Слэйтер и стипендиальном фонде, учрежденном губернатором.

– Угу. – Больше Шэннон ничего не сказала. Лесли пришлось задать еще один вопрос: эту девушку было непросто разговорить.

– Так вот, во-первых, насколько мы поняли, вы с Хиллари были близкими подругами, верно? Секундная заминка.

– Да, в общем... да, верно. Мы учи... – Последнгя фраза прозвучала неразборчиво.

– Извините? Кажется, какие-то помехи на линии. Шэннон заговорила громче:

– Я сказала, мы учились в одной школе.

– Замечательно. Вы можете поделиться самым дорогим своим воспоминанием о ней? Опять заминка.

– Ммм...

– Что вам больше всего запомнилось в Хиллари?

– Ну... – Продолжительная пауза.

– Алло?

– Я не буду... Я... я не могу говорить о Хиллари. О Господи! Что дальше?

– О... извините. Вероятно, эта тема все еще очень болезненна для вас...

– Пожалуй, мне вообще не следует разговаривать с вами. Джон и Лесли мгновенно переглянулись.

– О, очевидно, сейчас не время? – осторожно продолжала Лесли. – Уже поздно, я понимаю. Все-таки два часа разницы, правда?

– Я не могу разговаривать с вами.

– Вы не можете разговаривать со мной?

– Да. Я... это действительно ни к чему. Я не хочу в этом участвовать, понятно?

Лесли чувствовала: она теряет контакт.

– Мы ни в коем случае не вынуждаем вас говорить на темы, для вас неприятные...

– Я не буду... Послушайте, дело не в вас. Я просто не хочу говорить об этом.

– Значит... вы не даете согласие на очередной сюжет, на...Щелчок. Шэннон Дюплиес повесила трубку. Лесли положила трубку на рычаг, страшно злая на себя, но Джон сразу успокоил ее.

– Эй, ты все сделала замечательно. Думаю, у нас достаточно записано.

Но Лесли все еще расстраивалась.

– С этой девушкой что-то не ладно. Карл отмотал пленку назад.

– Она напугана, разве непонятно по голосу? Джон бегло просмотрел текст.

– Что ж, у нас есть одна законченная фраза – «Вам нужен адрес?» – плюс одно «алло», одна «Хиллари» и три «не могу».Может, мы найдем еще что-нибудь, когда прослушаем запись.

– Это она, – сказал Карл. – Без вопросов.

– Это она, – подтвердила Лесли.

– Давайте прослушаем запись, – сказал Джон. Они прокрутили пленку до фразы: «Вам нужен адрес?», и Джон дал Карлу знак остановиться здесь. У Джона был Папин магнитофон, в котором стояла кассета с записью звонка в«службу спасения». Он прокрутил пленку до того места, где девушка произнесла фразу: «Вам нужен адрес?»

– Я бы сказала, звучит чуть истеричнее, – заметила Мама.

– Давай прослушаем их одну за другой, – предложил Джон, буквально на секунду нажав клавишу обратной перемотки. Карл отмотал пленку назад, вручную вращая катушки. По знаку Джона он снова прокрутил фразу: «Вам нужен адрес?», а потом Джон прокрутил на кассетнике: «Вам нужен адрес?» Джон обвел присутствующих вопросительным взглядом.

Лесли глубоко вздохнула и повторила еще более уверенно:

– Мы нашли ее. Карл потряс головой:

– Никаких сомнений. Это она. Мама кивнула:

– На этот раз девушка не так нервничала, но... это она. Тот же голос.

Джон пока воздержался от окончательного суждения.

– Проверим еще раз. Давай найдем на пленке место, где она говорит «Хиллари».

Джон отыскал на кассете единственное место, где девушка произносит имя, а Карл нашел единственную «Хиллари» на своей пленке. Они прокрутили записи одну за другой.

– То же самое, – сказала Лесли.

– Это она, – сказал Карл. – Теперь я более чем уверен. Мама подняла руку и сказала:

– Хвала Господу, это она.

Джон медленно обвел взглядом всех по очереди, а потом вынес свое суждение:

– Мы нашли ее! Лесли разволновалась:

– Но как, собственно, мы собираемся добраться до нее? Как мы заставим ее говорить?

– Мы будем молиться! – воскликнула мама.

– Да, но... помимо этого?

Джон был еще новичком в деле веры и молитвы, но он учился.

– Нет, ты хочешь сказать: после этого. Если Бог на нашей стороне, мы должны включить Его в наш план действий. Мама совершенно права – давайте помолимся.

Лесли улыбнулась:

– Конечно, много времени утекло, но, полагаю, даже заблудший баптист может помолиться. Это не повредит. Карл напряженно наблюдал за Джоном:

– Ты действительно считаешь, что это поможет? Джон постарался быть честным:

– Сынок, я признаю, что все еще плохо разбираюсь во многих вещах, но одно я знаю наверняка: Бог существует, и Он может говорить и слушать, и если мы делаем правое дело, которого Он ждет от нас, думаю, Он нам поможет. – Затем Джон задал сыну встречный вопрос: – А ты? Как ты считаешь?

Карл немного подумал.

– Если ты будешь молиться, я тоже буду.

– Что ж, значит, все мы пришли к согласию, – заключила Мама.

И вот они попробовали молиться – еще несколько неуклюже, но с сердцами, исполненными веры, – и хотя они не могли доказать это с помощью лакмусовой бумажки, все они точно знали, что вступили в связь с Создателем к тому времени, когда Мама произнесла заключительное «аминь».