Не могу поверить, что я выиграл. И выиграл тут, в Таосе. В городе, из которого три года назад сбежал в таком ужасе, что не стал дожидаться рассвета. Я сел за руль в полночь, окровавленный, в ушибах и ссадинах, приказав себе не думать ни о чем, кроме того, что другого выхода у меня нет. Не думать даже о Дайан. Особенно о Дайан.

Я боялся, что если позволю себе хоть одну мысль о ней, то останусь в городе. Но мне надо было уехать. Иначе отец просто покалечил бы меня. Или вообще убил.

Теперь я опять тут, и все кажется… нереальным. Эта поездка. Соревнования. Медаль, которая оттягивает мне карман.

Все нереально, потому что я здесь. А ее нет рядом. Я не представляю Таос без нее, и желание позвонить ей, увидеть ее, ужасно мучило меня. Я достаю телефон и нахожу ее имя и контакты, которые за эти три года огромное количество раз копировал из одного аппарата в другой. Мне так отчаянно хочется услышать ее голос, что я нажимаю на вызов, не думая о том, какой сумбур это внесет в ее жизнь – и мою тоже.

Но в итоге я жму отбой. У меня не хватает духа. Слишком много времени и слишком много событий разделяют нас. Я блокирую экран, засовываю телефон в карман и пытаюсь заняться чем-то другим. Все равно чем, лишь бы отвлечься.

Я беру пригоршню снега, леплю комок и бросаю его вниз с утеса. Вижу, как он прыгает по камням вниз, в пропасть передо мной. Я жду момента, когда снежок исчезнет. Того короткого момента, когда я буду знать, что он еще есть, хоть мне и не виден. Все эти годы Таос был для меня таким снежком. Я не видел его, но знал, что он есть. Это чувство помогло мне вернуться, несмотря на клятву, что ноги моей тут больше не будет.

Я держал слово долгих три года. Когда спонсоры начали требовать, чтобы я выступил на этом соревновании, у меня, конечно, была возможность им отказать. Но тогда бы и они от меня отказались. И мне пришлось бы уйти из профессионального спорта. В следующем месяце начинается отбор в олимпийскую сборную, и я должен показать все, на что способен.

И вот я здесь. С золотой медалью по суперпайпу, завоеванной в одном из самых престижных соревнований сноубордистов в мире. Прошло уже два часа с тех пор, как ее повесили мне на шею, а я никак не могу к этому привыкнуть.

Медаль кажется тяжелой, но мне понятно, что дело не в ее реальном весе, а в том, что она много значит для меня. Мне хочется вынуть ее, рассмотреть в свете луны. Просто порадоваться тому, что я сделал это. Что после пяти лет профессионального катания на сноуборде впервые выиграл золотую медаль на серьезном соревновании.

Я надеюсь, что она не станет последней.

Мои спонсоры ликуют. Они уже подумывают задействовать меня в своих рекламных кампаниях, хорошенько засветить мое лицо перед следующим большим соревнованием. Если это случится, то мое имя узнают много людей еще до «Дью Тур», которое начнется через месяц. А после этого – ежегодные «Икс Геймс».

Я выступаю в суперпайпе уже два сезона подряд, но этот год – первый, когда спонсоры уверены в моем успехе. В любое другое время я бы сейчас на ушах стоял от радости. Ведь я так долго вкалывал ради этого момента, и теперь он настал.

Но сейчас победа меня не радует. И ничего не радует. Единственное, что я ощущаю – это пустоту.

Такое положение дел меня ужасно раздражает. Я слишком тяжело работал, чтобы теперь не радоваться законному вознаграждению. Но…

– Так и знала, что найду тебя здесь.

От звука голоса я замираю, уверенный в том, что это галлюцинация, вызванная моим желанием услышать его. Но когда я оборачиваюсь назад, то вижу ее. На ней куртка и спортивная шапочка ярко-красного цвета, который невероятно идет ее черным волосам и смуглому индейскому лицу.

Она такая красивая, что какое-то время я могу только смотреть на нее.

– Дайан.

– Гейдж. – Она улыбается мне, но я вижу беспокойный блеск в ее взгляде. И так происходит всегда. Не важно, какую маску надевает Дайан, мне нужно лишь заглянуть в ее невозможно черные глаза, чтобы понять, что она чувствует на самом деле.

– Что ты тут делаешь? – Я встаю с камня, на котором сидел.

– Мне кажется, это я должна спросить об этом тебя. – Она подходит ближе, ее толстые поношенные ботинки скрипят на снегу. – Я думала, ты сейчас в городе, празднуешь свою первую большую победу.

– Откуда ты знаешь, что я выиграл?

Она смотрит на меня так, словно я сошел с ума. Может, так оно и есть. Сейчас я ни в чем не был уверен. Кроме того, что у меня все переворачивается внутри при одном взгляде на нее.

– Я там была.

– Да?

– Ты думал, что будешь выступать в Таосе и я не приду на тебя посмотреть? – Она качает головой, словно мое поведение ее разочаровало. Или, что еще хуже, словно она меня не узнает. И это понятно. В последнее время я тоже часто себя не узнаю. – Где же еще мне быть?

– Я не думал, что…

– Вот в этом-то вся проблема. Ты никогда не думаешь! – Она стоит прямо передо мной, напускное спокойствие исчезает с ее лица. Глаза Дайан пылают, щеки порозовели, а дыхание – да, его слышно даже на расстоянии. И я буду гореть в аду, потому что, хоть с нашей последней встречи прошло три года, мне сейчас хочется одного – обнять Дайан и почувствовать, как бурно вздымается и опадает ее грудь. А потом целовать и ласкать до тех пор, пока три года разлуки не исчезнут. Пока все не исчезнет и не останемся только мы и наша близость.

– Прости меня. Мне так стыдно.

– Этого следовало ожидать.

– Мне чертовски стыдно. Прости, я не хотел оставлять тебя…

– Не надо. – Она кладет палец в перчатке мне на губы, заставляя меня замолчать. Даже после трех лет разлуки от ее прикосновения меня словно пронзает электрический заряд.

– Но…

– Ты поэтому мне не звонил? И не зашел, когда два дня назад приехал в Таос? Потому что думал, что я злюсь на тебя за твое бегство?

Я отвожу ее руку от губ, а потом крепко сжимаю в своей ладони.

– Так ты не злишься?

– С чего мне злиться? Если бы остался, то он бы убил тебя. Ты думал, я не знаю этого? Думал, не радуюсь каждый день, что тебе удалось сбежать? Что ты жив и в безопасности? Что твой отец больше ничего с тобой не сделает?

Я больше не могу терпеть. Разлука с Дайан мучила меня, и теперь, когда стоит передо мной, мне безумно хочется опять почувствовать ее рядом.

Я протягиваю к ней руки и привлекаю к себе. Прекрасное гибкое тело Дайан уютно устраивается в объятиях, словно с момента нашей последней встречи прошло не три года, а три минуты. Она обнимает меня почти так же крепко, как я – ее.

– Я скучал по тебе, – говорю я, пряча лицо в ее длинных шелковистых волосах. Она по-прежнему пахнет снегом, и имбирем, и свежесрезанными сосновыми ветками. От этого запаха, от сладкого чувства облегчения, что Дайан опять в моих объятиях, я чуть не падаю на колени. – Я так сильно по тебе скучал.

– Я тоже.

Я ощущаю ее поцелуи на своем лице, легкие, как снежинки, которые сейчас падают на нас. Она касается глаз, щек, моих обветренных пылающих губ. Мне так хорошо, что когда Дайан пытается сделать шаг назад, я не могу этого позволить. Наоборот, я еще крепче обнимаю ее и медленно – очень медленно – накрываю ее рот поцелуем.

В глубине души я и сейчас боюсь, что Дайан оттолкнет меня. Что отвернется от моих губ и воспоминаний, которые обжигают нас. Я знаю, что заслужил это. Но она ничего такого не делает. Наоборот, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и она крепко прижимается ко мне. А поцелуй длится и длится, и все происходит, как раньше – вспышка, огонь и острое наслаждение, похожее на боль.

Я безумно хочу ощутить Дайан на вкус и провожу языком по ее губам. Еще сильнее я хочу оказаться внутри ее – любым способом. Она открывается мне навстречу, а я беру ее нижнюю губу зубами и слегка посасываю ее. Сейчас, как и раньше, это сводит меня с ума.

Дайан стонет, ее пальцы вцепляются в мои светлые волосы, которые выбиваются из-под спортивной шапочки. Тогда я ныряю языком внутрь ее рта, начинаю кружить вокруг языка Дайан, ласкать его. Пахнет она свежестью и чистотой, и на вкус Дайан такая же – нежная пудра с нотами остро-сладкого имбиря. Я хочу больше, гораздо больше. Хочу ее всю.

Я забираюсь еще глубже, провожу языком по ее нёбу, вдоль зубов, начинаю щекотать уздечку, закрывающую вход в горло. Она охает, а потом уже ее зубы смыкаются вокруг моей нижней губы. Пришел мой черед стонать. Я зарываюсь пальцами в волосы Дайан, а потом беру лицо в свои ладони и пью сладость ее рта. Я беру все, что она готова мне дать, и отдаю всего себя взамен.

И все-таки этого мало. Я хочу большего.

Но Дайан отстраняется от меня и, с трудом дыша, садится на большой камень, который мы всегда называли нашим местом.

Я опять начинаю просить прощения. Но говоря по правде, хоть я во многом виноват перед ней – за то, как мы расстались, и за то, что мне так и не хватило смелости позвонить ей, а еще за то, что через два дня уеду из Таоса и опять оставлю ее одну, – за этот поцелуй я извиняться не собираюсь. Если бы у меня была такая возможность, то я бы все эти дни, только тем и занимался, что любил ее.

Я сажусь рядом с ней и впервые замечаю, что она дрожит.

– Тебе холодно. – Я достаю из кармана шарф и наматываю ей на шею. Это немного, но лучше, чем ничего.

– Дело не в погоде, – с улыбкой говорит Дайан.

Но шарф мне не отдает. Она прячет в него нос и глубоко дышит, словно хочет забрать мой запах с собой. Если до этой секунды я пытался держать ту крошечную дистанцию, которую создали три года разлуки, то теперь все мои усилия пошли прахом. Вот чего мне так не хватало. Вот что я хочу. И меня убивает, что это никогда не будет моим. Дайан никогда не станет моей.

Я готов бросить сноуборд, уйти из спорта и забыть о славе, если таким образом смогу получить Дайан. Но она должна оставаться в Таосе, чтобы заботиться о младших братьях и сестрах, а я… я не могу жить здесь. Мне уже не семнадцать лет, и отец-тиран больше не имеет надо мной власти. Но в Таосе воспоминания о прошлом становятся реальностью. Они подстерегают меня на каждой улице, по которой я иду, в каждом доме, куда захожу, внизу каждой горы, по которой несусь на сноуборде. Я пытаюсь бороться с ними с первой секунды, как вернулся в Таос, но пока безуспешно. Они атакуют меня, сбивают с ног. Заставляют паниковать. И ненавидеть.

Кроме того, даже если за плечами у меня не висело полтора десятка лет побоев и унижений, мне нечем заняться в Таосе. Работать тут можно только на курортах и получать минимальную почасовую. Больше делать в городе нечего. А я ведь ничего не умею, кроме как кататься на сноуборде. Это единственное, что у меня получается. Единственное, что я хочу. Кроме, разумеется, Дайан.

Я перевожу дух, пытаясь усмирить желание, которое становится все сильнее.

– Как твоя семья? – спрашиваю я, когда понимаю, что могу доверять своему голосу.

– Хорошо. Брата в этом году взяли в футбольную команду колледжа.

– Как первокурсника?

– Да. – Она с гордостью улыбается. – У него получается.

– А сестры?

– У них тоже все хорошо. Думаю, в средней школе всем сложно, но они стараются. Шанда полюбила биологию и хочет стать доктором. – Она качает головой. – Можешь такое представить?

– Конечно. Ты очень много с ними возишься. Им повезло, что у них такая сестра. – Я хочу, чтобы она знала: я в курсе, что семья для нее всегда будет на первом месте. Что ей нужно быть здесь ради нее, даже если это означает разлуку со мной.

– Да, это отнимает много времени. И ты никогда меня за это не винил.

Я знаю, что сейчас смотрю на нее так, словно она сошла с ума, но как же иначе? Винить ее за наличие братьев и сестер – все равно что попрекать меня за отца или за любовь к сноуборду. Просто глупо. Не говоря уж о том, что бесполезно.

– Как я мог?

– Но другие бы именно так и поступали. Большинство бойфрендов моих подруг считают, что должны быть главными людьми в их жизни…

– Пусть они бросают этих ослов.

Дайан улыбается и отвечает:

– Я говорю им то же самое.

– Но они не слушают?

– Нет. Считают, что раз у меня нет парня, то нет права давать такие советы.

Это именно то, что я хотел услышать.

– Значит, ты сейчас ни с кем не встречаешься?

Дайан пристально смотрит на меня.

– Гейдж, я ни с кем не встречаюсь уже три года, два месяца и семнадцать дней.

Я с облегчением перевожу дух. В этот момент я чувствую себя полным уродом, первостатейным козлом, но никак не могу сдержать радость оттого, что у нее не появился парень. Хоть это и выглядит очень по-свински.

С тех пор как я сбежал из Таоса, у меня тоже не было ни одной девушки. Час назад я был уверен, что ни за что не пожелаю Дайан испытать того одиночества, которое выпало на мою долю. Но теперь, когда я держал ее в объятиях, целовал, касался, мечтая о большем, мне становится невыносимой мысль о том, что другой парень делал с ней то же самое.

Дайан – моя. Она стала моей сразу, как я увидел ее. И сердце настаивает, чтобы она была моей до конца жизни.

Я молчу. Просто не знаю, что сказать, чтобы это не прозвучало совсем по-идиотски. Вдруг Дайан прижимается ко мне и кладет голову на плечо. Я обнимаю ее, и мы просто сидим и тихо смотрим, как ночь прогоняет закат с неба.

Наконец, когда становится совсем темно – настолько, что Дайан рядом со мной кажется только тенью, – она шепчет:

– Возьми меня с собой.

Сердце у меня замирает. Клянусь, оно в самом деле на секунду останавливается, а потом начинает биться, только быстрее, беспокойнее, чем прежде. Словно я только что выполнил сложный трюк на сноуборде. Нет, это чувство острее. Кажется, весь мир завис и может сорваться в любую секунду.

– Ты хочешь… уехать со мной?

– В твой номер. Хочу остаться с тобой этой ночью.

Мир вокруг летит вверх тормашками, и меня это пугает. Я касаюсь губами ее лба, крепко обнимаю и спрашиваю:

– Ты уверена?

Она отстраняется и смотрит на меня своими глубокими, черными, как обсидиан, глазами.

– Есть только одна вещь в нашем с тобой прошлом, о которой я очень жалею, – о том, что по глупости считала, будто не готова…

– Ты правда была не готова. Я никогда не винил тебя в этом.

– Может быть, но я винила себя каждый день с той поры, как ты уехал из города. – Ее ладони сжимают мои. – Даже если у нас есть одна ночь. Ты нужен мне. Очень нужен.

– Разве я могу сказать «нет»?

Я достаю телефон и включаю фонарик. Потом обнимаю Дайан за талию и аккуратно веду вниз по склону.

Я нервничаю. Настолько сильно, что у меня дрожат руки и стучат зубы. Гейдж сочувственно смотрит на меня и включает печку автомобиля. У меня не хватает духа сказать, что это не поможет. Что я каждый день представляла себе момент нашей встречи, и потому сейчас все происходит как в сказке. Или, что гораздо хуже, как во сне, который оборвется, стоит мне сделать резкое движение.

Я скучала по Гейджу. Скучала так сильно, что в итоге привыкла к боли в сердце. Я не злилась на него. С тремя детьми и бабушкой-инвалидом на руках у меня просто не хватало времени на обиду. Но он всегда был в моих мыслях. Когда у меня появлялась свободная минута, я закрывала глаза и думала о нем. И представляла, какой была бы моя жизнь, если бы я уехала из Таоса вместе с ним.

Подростком я наблюдала, как Гейдж катается на сноуборде, видела, как он делал это все лучше и лучше. Как превращался из мальчика, которого я полюбила, в мужчину, сидящего теперь рядом со мной. Да, ему только двадцать, и он сноубордист, так что многие могут решить, что интеллект у него на уровне пятилетнего ребенка. Но у Гейджа взрослая душа. И всегда такой была. Когда я смотрю в его глаза, то вижу все горе, которое он испытал в жизни, и всю доброту, которой наполнено его сердце. И понимаю, что Гейдж для меня – самый лучший человек на свете.

Мой народ верит, что душу можно разделить на две части. И в то, что если две половинки найдут друг друга, они могут слиться воедино. Я встретила Гейджа, когда мне было пятнадцать, а ему – семнадцать. В тот момент, когда он улыбнулся, я поняла, что встретила половинку своей души, которую раньше считала целой. Когда он коснулся меня, я увидела наше прошлое и будущее, и хотя поняла, что нас ждет разлука, у меня не хватило сил отвернуться от него.

Ни тогда, ни сейчас.

Я все еще дрожу и по-прежнему не могу поверить, что это не сон.

Гейдж ведет машину вперед и останавливается на парковке у отеля, в котором поселился и по совпадению в котором работаю я, подходит к моей двери и помогает выйти.

– Ты проголодалась? – спрашивает он, когда мы заходим в фойе, которое я мыла бесчисленное количество раз.

– Нет. – Я не хочу есть, хотя сегодня только позавтракала, а потом весь день ждала его звонка. Мечтала, что скоро услышу голос Гейджа. Когда этого не произошло, я решила уже забраться в кровать и проплакать всю ночь напролет. Я рада, что не сделала этого. Рада, что рискнула и пошла искать его. И просто счастлива, что Гейдж не забыл меня.

Больше всего я боялась, что подойду к нему, а он меня не узнает. Мы были вместе так мало и так давно. С той поры, наверное, он успел повстречаться с десятком девушек. Если не с сотней. Я живу в городе, где находится один из самых больших горнолыжных курортов страны. Я знаю, как это бывает.

Но теперь мои страхи не имеют значения. Потому что он помнит меня, и сейчас я рядом с ним.

Потом мы выходим из лифта на шестом этаже, и он ведет меня по коридору. Его ладонь лежит у меня на спине, и мое тело настолько настроено на Гейджа, что я чувствую его тепло даже сквозь несколько слоев одежды.

Мы останавливаемся перед номером 671, и я едва сдерживаю смех. Сегодня у меня выходной, но вчера я убирала его. Застилала кровать Гейджа, меняла полотенца, очищала мусорную корзину. И все время удивлялась знакомому запаху, который удивительным образом напоминал мне о Гейдже. Но, разглаживая простынь и взбивая подушки, я и представить себе не могла, что делала это для него.

Он проводит карточкой по замку и открывает дверь. Мы оказываемся внутри.

Я хочу, чтобы он обнял меня. Чтобы отнес на кровать и снял с меня одежду. Чтобы начал целовать меня, ласкать каждый сантиметр моего тела. И позволил бы мне делать то же самое. А потом чтобы он вошел в меня, и я смогла бы держать его крепко-крепко. И пусть это продлится одну ночь. Да хоть даже один час, мне все равно. Желание любить Гейджа – так же естественно, как желание дышать.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спрашивает он, указывая на мини-бар под телевизором.

Я закусываю губу, чтобы не сказать, какое тут все дорогое, и чтобы не начать умолять его скорее меня поцеловать. Но он, похоже, нервничает почти так же сильно, как я. Гейдж двигается неловко и спотыкается о подставку для багажа. Такое я вижу впервые. Он ведь всегда собран. Идеальное чувство равновесия позволило ему стать первоклассным сноубордистом.

– Нет, спасибо.

Он кивает, снимает куртку и кидает ее на стул. Я делаю то же самое. Мне кажется, что Гейдж так и будет стоять и растерянно смотреть на меня, и потому я сбрасываю ботинки и прыгаю прямо в центр кровати.

– Иди сюда, – говорю я, – не хочу больше ждать.

Он улыбается мне – слава богу, теперь я узнаю своего Гейджа – и тоже освобождается от обуви. Но вместо того чтобы лечь рядом, он поднимает меня за руку и ведет к стеклянной двери на балкон, с которого виден весь Таос.

Гейдж встает сзади и кладет подбородок мне на плечо. Его щека немного колет меня, когда он начинает говорить:

– Три года назад я и представить не мог, что буду стоять здесь с тобой. В этом дорогом отеле, да еще с золотой медалью в кармане.

– А я знала, что однажды ты станешь известным сноубордистом.

– Пока не очень известным, – со смехом ответил он.

Я собираюсь поспорить, но Гейдж начинает целовать меня сзади в шею. Он прокладывает языком дорожку к моему уху, и я едва могу вспомнить свое имя, не говоря уж о том, что хотела ему сказать.

Я позволяю себе отклониться назад, наслаждаясь ощущением близости твердого, стройного тела Гейджа. Я всегда его любила – эти рельефные мускулы и светлую кожу, которая так сильно отличается от моей. Когда мы встречались, я часто лежала, свернувшись рядом с ним калачиком, и делала вид, будто сплю, а на самом деле слушала биение его сердца.

– Ты так хорошо пахнешь, – бормочет Гейдж, тихо выдыхая мне в ухо. Мне щекотно, и я не могу сдержать смеха. Как не могу сдержать радостного удивления оттого, что он помнит, какие ласки мне нравятся.

Гейдж целует шею, покусывает мочку, касается теплым дыханием моей кожи. Меня охватывает жар, я поворачиваюсь к нему, беру его лицо в ладони и смотрю в удивительные, разноцветные глаза. Один – зеленый, как малахит, другой – с синевой, похожий на волны Тихого океана. Самые красивые глаза, которые я когда-либо видела.

Гейдж улыбается мне, и я узнаю эту ухмылку. Она украшает обложки спортивных журналов и заставляет мое сердце прыгать в груди всякий раз, как я вижу ее.

Я прикладываю большой палец к его идеальным губам и вздрагиваю, когда он слегка его кусает. Провожу подушечкой по короткой щетине на его щеках и подбородке и наслаждаюсь этим ощущением. Потом касаюсь лбом его лба и дышу. Просто дышу.

– Ты такой красивый, – шепчу я ему.

– Это я должен был сказать тебе, – отвечает он, осыпая поцелуями мое лицо.

– Но ты для меня, правда, самый красивый мужчина на свете. – Я имею в виду не только его внешность. Душа Гейджа тоже прекрасна, и потому мне так тяжело без него. И потому я знаю, что никогда не забуду этой ночи.

– И ты для меня тоже, – говорит Гейдж, и я впервые слышу, что его голос прерывается. Впервые чувствую, что сейчас дрожу не я, а он. Этот сильный, уверенный в себе мужчина тоже волнуется. Из-за меня. Открытие меня успокаивает.

– Гейдж, я…

Он не дает закончить и накрывает мой рот таким нежным, сладким и отчаянным поцелуем, что я знаю: его мне не забыть никогда.

Мои колени подгибаются, ноги превращаются в желе. Чтобы не упасть, я хватаюсь за его плечо. Он смеется, но не надо мной, как можно было бы подумать. В его смехе звучат те же счастье и облегчение, которые наполняли мое сердце.

Гейдж еще крепче обнимает меня, и я раскрываюсь ему навстречу, чувствуя его каждой клеточкой своего тела. Я провожу ладонями по крепкой теплой груди Гейджа, кладу их ему на шею. Когда мои пальцы сплетаются в замок, тревоги, страхи и сожаления исчезают, как и весь мир вокруг. Остаемся только мы с Гейджем и уверенность – то, что происходит между нами, абсолютно правильно.

Он опять целует меня, его губы, легко касаясь, скользят вниз по шее, пока не находят край моей водолазки. Гейдж недовольно кряхтит, снимает ее с меня и кидает в сторону. Одно мгновение он жадно смотрит на мой красный топ на бретелях. Потом снова начинает целовать меня, а я запускаю пальцы в его светлые волосы. Он такой приятный на вкус – как мед, апельсины и яркое зимнее солнце. Я прижимаюсь сильнее, хочу больше. Хочу его всего. И знаю, что мне и этого будет недостаточно.

Наверное, Гейдж чувствует то же самое. Он целует меня беспрерывно. Мои губы распухают, и я чуть не умираю от нетерпения скорее ощутить его внутри себя.

Я нетерпеливо прижимаюсь низом живота к его паху. Даже сквозь лыжные брюки я чувствую, что Гейдж горячий и твердый, и так же готов войти в меня, как я его принять.

– Пожалуйста, – прошу я. – Мне так хочется… – Страсть накрывает меня с головой, и мой голос ломается.

– Шшш, – шепчет он, берет меня на руки и несет к кровати. – Ты теперь моя.

– Я знаю.

Гейдж опускает меня, и сам ложится сверху. Он трогает меня везде, целует, и скоро я превращаюсь в один пылающий нерв.

– Пожалуйста, – прошу я опять, когда он снимает с меня топ. И когда ласкает грудь, а потом накрывает губами сосок. Я повторяю это слово, когда его язык танцует вокруг моего пупка. – Я больше не выдержу. Я хочу…

– Знаю. – Его голос никогда не был таким хриплым и грубым, как сейчас. Но это еще сильнее разжигает мое желание.

Он снимает с меня спортивные штаны, ныряет головой между бедер и ласками доводит до первого оргазма. Может, мне стоит стыдиться, что это случилось так быстро, но, клянусь, как только его язык нашел меня, я взлетела вверх, как ракета, вцепляясь ему в волосы и умоляя не останавливаться.

Он смеется. Это тихий, страстный звук, от которого мурашки бегут вверх по позвоночнику. А потом Гейдж начинает ласкать меня снова, превращая мое желание в лихорадку.

Когда Гейдж наконец останавливается, у меня случается еще два оргазма, но я хочу большего. Хочу почувствовать его внутри. Только он бормочет:

– Я забыл, у меня же нет презервативов.

– Все в порядке, – отвечаю я и тянусь к нижнему ящику тумбочки. Отель для своих гостей всегда предоставляет упаковку из трех штук. И конечно, включает их стоимость в оплату номера.

– Откуда ты знаешь?

– Я теперь тут работаю, – отвечаю я, проводя рукой по его волосам.

Гейдж смотрит на меня, и в его взгляде мелькает жалость. Я знаю, что он сейчас думает о красивых местах, в которых побывал, о больших деньгах, которые заработал. Но для меня это ничего не значит. Я не чувствую ни печали, ни зависти. Не жалею о том, что происходит. И хочу, чтобы он знал, почему.

– Я люблю тебя, Гейдж, – говорю я. Это мое первое признание в любви мужчине.

Слова пронзают его, как стрела, его сильное, мощное тело вздрагивает. Гейдж снимает с себя последнюю одежду, берет презервативы. И входит в меня.

И хотя боль оказывается сильнее, чем я думала, она не может испортить удовольствие от близости.

– Прости, – шепчет Гейдж, когда я вскрикиваю.

– Все хорошо. – Я обхватываю его ногами и крепко держу рядом.

– Я тоже люблю тебя, – тихо говорит он, начиная двигаться. – И всегда любил только тебя.

Я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы, текущие по лицу. Я плачу не из-за боли, а из-за счастья, которым наполнен этот самый совершенный момент в моей жизни.

Вскоре боль стихает, и неожиданно внутри начинает расти удовольствие. Гейдж, видимо, чувствует это. Он просовывает руку между нами и начинает ласкать меня, пока я опять не взлетаю вверх.

Когда все кончается, Гейдж падает на кровать рядом со мной. Он ласкает, гладит, целует меня, и я делаю то же самое. Запоминаю его на долгие месяцы, а может, и годы разлуки, которые ждут нас впереди.

– Я не могу оставить тебя, – говорит он. – После того что случилось – просто не могу.

Одну секунду – всего одну – сердце в моей груди замирает. Но потом чувство реальности возвращается, и я понимаю, что у нас есть только эта ночь. Впереди Гейджа ждет яркое будущее – сначала отборочные игры, потом сама Олимпиада. Все, о чем он когда-то мечтал. А меня ждет семья, которой я нужна.

– Нам нужно расстаться, – шепчу я, пробегая пальцами по идеальным мышцам его спины.

– Нет. – Он садится и смотрит мне в глаза. Его взгляд пылает. – Когда я сбежал отсюда, мне исполнилось всего семнадцать. И у меня ничего не было – ни денег, ни карьеры, только сноуборд за сто долларов и надежда, что я когда-то достигну цели.

– Теперь у тебя есть все, о чем ты мечтал. Тебе нужно лишь протянуть руку.

– Я знаю. – Он наклоняется и целует меня в лоб. – Но моя самая главная мечта – это ты.

– Гейдж…

– Дайан. – Он превосходно имитирует мой тон. – Уверен, у нас получится. Конечно, во время сезона нам будет трудно. Но шесть месяцев в году снега нет, и соревнований тоже. Я могу быть в это время с тобой.

– Ты ненавидишь Таос.

– Но я люблю тебя. Этого достаточно, чтобы вновь и вновь возвращаться сюда.

– Ты приехал из-за соревнования, а не из-за меня.

– Но я думал только о тебе! Сидел на том чертовом камне и пытался собраться с духом, чтобы позвонить и попросить прощения.

– Мне не за что прощать тебя, Гейдж.

– Мы с тобой по-разному на это смотрим.

– Точно.

Он прижимается губами к моему плечу, рисует пальцем маленький знак бесконечности вокруг пупка.

– Позволь мне попытаться, Дайан. Я прошу только об этом. Чтобы ты разрешила мне.

Я никогда и ни в чем не могла отказать Гейджу – самому красивому, самому лучшему мужчине, которого я люблю больше жизни – и потому киваю. Мы две части одного целого, две половинки души. Я не знаю, сможем ли мы пройти по жизни вместе, боюсь, что обстоятельства разлучат нас. Но хочу попробовать.

– Я люблю тебя, – говорю я, касаясь губами его рта.

– Я всегда тебя любил, – отвечает он.

И пока это прекрасно. О будущем подумаем, когда оно придет.